В тринадцать лет мне однажды пришлось выйти на замену (просто больше никого не оказалось) в школьном матче по регби. До конца оставалось несколько минут. Моим единственным достижением было то, что я сумел завалить капитана соперников в ярде до зачетного поля и тем самым похоронить их надежды на выигрыш.

Это был здоровый, мясистый парень лет восемнадцати. После матча он отыгрался на мне в душевой и пригрозил, что будет хуже, если я еще когда-нибудь попадусь ему на дороге. Главное было не в том, что этот опыт навсегда отвратил меня от занятий каким-либо видом спорта, а в выработке четкого неприятия любого вида насилия и отвращения к людям типа Да Гамы, которые признают только ответное насилие, причем гораздо более страшное в своей изощренности.

Насилие уже витало в здешней атмосфере, потрескивая, как электрические разряды, смешиваясь с дымом и запахом пота. Вонь от перегара мутила сознание; мне пришлось пару раз глубоко вздохнуть, от чего слегка закружилась голова и по всему телу пробежала странная холодная нервная дрожь.

Началось все совсем не так, как я ожидал. Заиграла новая мелодия, Стрэттон без единого слова встал, пробился сквозь толпу и положил Арни руку на плечо. Тот, явно недовольный, неохотно отпустил Илану и вернулся к столу.

– Они неплохо смотрятся, – заметил я, кивнув в их сторону.

– Я бы сказал, он вообще неплох, – хмуро откликнулся Арни.

Да Гама что-то сказал одному из своих парней – здоровому, мрачному субъекту в замусоленной кожаной куртке. Тот прорубился через танцующих и тем же жестом положил руку на плечо Стрэттону. Стрэттон отрицательно качнул головой и продолжал танцевать. Португалец повторил, на этот раз Стрэттон с раздражением дернул плечом, сбрасывая руку.

В своем костюме от Сэвил Роу и фирменном галстуке британских ВВС этот слегка женоподобный англичанин в подобном месте должен торчать как бельмо на глазу, даже если он не танцует с самой эффектной из присутствующих дам. Естественно, что многие наблюдали за ним. То, что произошло дальше, безусловно, потрясло публику, хотя я лично особо и не удивился.

Португалец развернул Стрэттона к себе лицом и ухватил за лацканы пиджака. Я не разглядел, что именно за этим последовало, но эффект оказался оглушительным. Думаю, Стрэттон засадил тому коленом в пах, потому что португалец взвыл так, что перекрыл грохот музыкального автомата. Стрэттон оттолкнул его, правая рука взметнулась над левым плечом, и в то же мгновение ребро ладони англичанина врезалось в шею португальца.

Парень рухнул на пол. Толпа бросилась в разные стороны, и началась свистопляска. Стрэттон едва успел пихнуть в сторону Илану, как ему пришлось туго. Первый из португальцев уже был рядом. Стрэттон сделал шаг назад, поднял ногу и вонзил носок ботинка нападавшему как раз туда, куда надо, чтобы тот рухнул как подкошенный.

Но подоспели еще четверо, и успех развить не удалось. Они обрушились на Стрэттона и погребли его под собой. Арни уже вскочил намереваясь мчаться на помощь, но Дефорж отшвырнул его, взревев как разъяренный бык.

Первого он ухватил одной рукой за воротник, другой – за штаны, размахнулся и швырнул головой вперед, так что бедолага грохнулся на столик, который развалился под ним. Во все стороны полетели бутылки и стаканы. Послышался истерический женский визг. Дефорж переключил внимание на другого парня из тех, что увлеченно обрабатывали Стрэттона. Его мощный кулак взмыл вверх и обрушился подобно молоту точно в основание черепа.

Арни мощным прыжком оказался на спине еще одного из нападавших; оба упали и покатились по полу, вцепившись один другому в глотку. Остался последний, кто все еще прикладывал максимум старания для того, чтобы вышибить Стрэттону мозги. Но англичанин сумел откатиться в сторону, перехватить занесенную для очередного удара ногу и свалить противника.

Дефорж двинулся ему на помощь, но не успел. Да Гама, который секунд двадцать или тридцать неподвижно стоял у стойки, наблюдая за развитием событий, наконец решил вмешаться. Он ринулся сквозь толпу с удивительной для его комплекции скоростью и напал на Дефоржа сзади, захватив горло рукой, которая больше походила на стальной крюк.

Арни и Стрэттон по-прежнему были полностью заняты своими клиентами. Стало ясно, что никто больше вмешиваться не будет. Да Гама усилил нажим. Руки Дефоржа тщетно пытались ослабить захват, который грозил оказаться смертельным. Лицо его побагровело.

Меня начало трясти; голова, казалось, распухла, словно шар. Рев толпы доносился откуда-то издалека, подобно морскому прибою. Илана завопила, но я не слышал ее голоса. Потом она вскинулась и бросилась на Да Гаму, как дикая кошка. Он отшвырнул ее свободной правой и еще сильнее сжал горло Дефоржа. Внезапно на каменной маске его лица появилась одна из самых жесточайших улыбок, которые мне приходилось когда-либо видеть.

Наверное, все мои попытки уничтожить каждого садиста, каждого безмозглого чурбана, с которыми приходилось сталкиваться в жизни, выплеснулись в то мгновенное движение, которым я поднял над собой стул и со всего маху опустил на эту ненавистную голову. И передо мной сразу всплыло множество лиц. Того капитана школьной регбийной команды, который измывался надо мной – мальчишкой; курсанта-старшекурсника военного училища, который отвечал за подготовку новобранцев, когда я только что попал во флот; одного офицера морской авиации, который доводил молодых и неопытных пилотов не просто до пределов выносливости, а до изнеможения... Но больше всего эта голова напомнила мне санитара из того заведения, где я проходил курс лечения, – двуногого зверя, который получал садистское наслаждение, избивая умственно неполноценных до бесчувствия, когда их истерические вопли мешали ему играть в карты во время ночных дежурств.

Стул развалился на части. Я размахнулся тем, что осталось в руках, и нанес еще один удар. Ошметки моего оружия разлетелись в разные стороны. Да Гама взревел от боли и выпустил Дефоржа. Тот повалился на пол. Португалец развернулся ко мне. Из рассеченного черепа по лицу струилась кровь. Я швырнул последний кусок стула ему в физиономию и отскочил назад.

Он ринулся на меня, вытянув вперед руки, готовый смести все на своем пути. Я вильнул в сторону и толкнул ему под ноги очередной стул. Да Гама споткнулся и грохнулся на пол. На соседнем столике мне подвернулась бутылка шнапса. Ухватив ее за горлышко, я хватанул донцем о край стойки бара, прыгнул к лежащему и придавил его коленом, прежде чем тот успел шевельнуться.

Бутылка с отбитым донышком – страшное оружие. Острия вонзились португальцу под подбородок. Зазубренные края рассекли до крови его напряженную шкуру. Одно движение – и с ним все кончено; он сам это понимал. Страх проступил на его лице, как пена в грязной луже.

До сих пор не знаю, смог бы я убить его или нет, потому что звук выстрела привел меня в чувство. Тишина в помещении могла бы сравниться только с затишьем на море после шторма. Олаф Симонсен с пистолетом в правой руке подошел ко мне.

– Достаточно, Джо, – произнес он по-английски. – Теперь моя очередь.

Я встал и аккуратно положил битую бутылку на стойку бара. Я до сих пор находился в некотором ошеломлении и видел все как бы со стороны. Видел, что Да Гама лежит по-прежнему на полу, что Дефорж с помощью Арни и Сары Келсо уже встал на ноги, что Стрэттон как ни в чем не бывало стоит у края танцевальной площадки и аккуратно стирает платком кровь со щеки.

Симонсен выстроил Да Гаму и тех парней из его команды, которые могли стоять на ногах; вдоль стенки бара. Двое до сих пор валялись на полу, не подавая признаков жизни, еще один – тот, которого Дефорж швырнул, как мешок с углем, сидел на стуле, прижимая к себе сломанную, по всей видимости, руку.

Симонсен, по-прежнему держа свой автоматический пистолет наготове, подошел ко мне. За спиной у него Да Гама, утирая кровь с шеи, зыркал в мою сторону.

– Иди домой, Джо, – снова по-английски сказал он. – И забирай с собой своих друзей. Я поговорю с тобой позже.

Но я стоял, тупо уставившись на него, до тех пор, пока не подошла Илана, уже в меховой шубке. Она была очень бледной, ее била дрожь но голос звучал очень спокойно.

– Думаю, Джо, нам лучше уйти отсюда, пока еще есть выбор.

Я крепко ухватился за протянутую руку и поплелся за ней, покорный, как овечка.

Окончательно я пришел в себя лишь после того, как залез в душ и заставил себя выстоять там две минуты под ледяной водой, а потом как следует растерся полотенцем. Пока я одевался, в дверь постучали, и вошел Арни. Под правым глазом красовался здоровенный синяк. Костяшки пальцев были сбиты до крови, но он весело улыбался.

– Неплохой вечерок, а? Как себя чувствуешь?

– Жить буду. Что с Дефоржем?

– Сейчас с ним Илана. Я иду домой переодеваться. Вся рубашка в крови. К счастью, не в моей. Вернусь через полчаса. Встретимся в баре.

После его ухода я оделся и пошел к Дефоржу. На мой стук открыла Илана.

– Ну как он? – спросил я.

– Сами посмотрите.

Он лежал на спине, укрытый пуховым стеганым одеялом, и ритмично храпел, слегка приоткрыв рот.

– Виски его победило, – заметила Илана. – Когда он проснется, наверняка решит, что все это – просто кошмарный сон.

– Мне и сейчас так кажется, – откликнулся я.

Она серьезно посмотрела на меня и явно что-то хотела сказать, но раздался стук в дверь. Пришла Сара Келсо.

– Я хотела узнать, как себя чувствует мистер Дефорж.

– Если бы его могли видеть сейчас его поклонники! – махнула рукой в сторону кровати Илана.

Сара подошла и наклонилась ближе.

– Часто с ним такое случается?

– Нет, всего четыре-пять раз за неделю.

Миссис Келсо положила на прикроватную тумбочку бумажник из крокодиловой кожи.

– Оставляю его здесь. Я подобрала его в Фредериксмуте. Наверное, он выронил его во время драки.

– Вы уверены, что это бумажник Джека?

– Я заглянула внутрь, – кивнула та. – Среди прочего там письмо, адресованное ему. – Она пошла к двери, но остановилась на полпути. – Вы устроили великолепное представление, мистер Мартин. Вы удивительный человек. Даже не могу себе представить, что бы вы сделали, если бы в тот момент не появился сержант.

– Мы и не узнаем, не так ли, миссис Келсо?

– Надеюсь, что нет.

Дверь наконец мягко закрылась за ней.

– Пожалуй, нам следует оставить его в покое, – произнесла Илана. – Не могли бы мы перейти в мою комнату? Я хотела бы с вами поговорить.

Ее комната располагалась по соседству, что и следовало ожидать. Почему-то я почувствовал безотчетное раздражение, причем уже не в первый раз. Объяснить себе причину этого я не мог. Она представляла собой весьма аппетитную телочку, но в то же время была женщиной Джека Дефоржа, даже если это меня и не очень устраивало.

Илана устроилась в кресле у окна, положив ногу на ногу, отчего подол ее нелепого платья задрался до середины бедра. Она попросила сигарету. Когда я зажигал спичку, руки мои слегка дрожали.

– Что здесь на самом деле понадобилось миссис Келсо? – требовательно спросила Илана.

Тема для разговора мне показалась не хуже других. Она внимательно меня выслушала, под конец слегка нахмурившись.

– Для агента страховой компании Стрэттон выглядит слишком большим специалистом в умении постоять за себя, – прокомментировала мой рассказ Илана. – Впрочем, вы там тоже неплохо смотрелись.

– По стандартам Стрэттона я действовал слишком грубо.

– Но эффективно. Жестоко эффективно. Вряд ли вас этому учили в Сити. Этот прием с бутылкой, например, наверняка не включен в кодекс Куинсберри.

– В том мире, где я учился, существовал один закон: или ты, или тебя.

– Вы не могли бы рассказать об этом? – попросила она.

– Почему бы и нет? – Я пожал плечами. – Это не займет много времени. Я уже говорил, что служил летчиком в ВМС. Это был 1951 год, в некотором роде шла война.

– В Корее?

Я кивнул.

– Поймите меня правильно. Британия в прямом смысле в ней не принимала участия. Мы базировались на авианосце и летали на патрулирование вдоль берега. Северокорейские летчики не доставляли нам особых хлопот. Но посадка на авианосец – веселенькое занятие даже в лучшие времена. И в мирное время постоянно гибнут люди, бьются самолеты. Большинство из нас взяли в привычку приводить себя в норму самым тривиальным способом.

– Виски?

– В моем случае – ром. Но со мной особый случай – я стал одним из тех странных существ, которые, как вы, наверное, слышали, не переносят на дух спиртного. Алкоголизм – тяжелая болезнь, вы знаете. Но почему-то очень мало людей это осознает. Одному Богу известно, как я дотянул до конца службы. Но дотянул. Проблема возникла потом: я понял, что не могу остановиться.

– Именно это стало причиной вашего развода?

– Во всяком случае, способствовало ему. Я уже рассказывал вам – в один прекрасный день я понял, что больше не могу находиться в офисе, поэтому просто взял и ушел.

– И пошли на курсы переподготовки, чтобы получить лицензию коммерческого пилота.

– Да, но я не говорил о тех девяти месяцах, что были между этими событиями. Как раз в это время я научился этим штучкам с бутылками, узнал, в какие места надо бить ботинком, как использовать «Ивнинг стандард», чтобы не замерзнуть, ночуя на скамейках набережной Темзы. Я могу перечислить все ночлежки Лондона, которые существовали в то время.

– И что же случилось потом?

– Я попал в полицию после драки в каком-то кабачке. Они связались с Эми. Она уже несколько месяцев не знала, куда я делся. Должен добавить, что подобное происходило уже не первый раз. Она поместила меня в заведение – клинику, если хотите, где проводили эксперименты по лечению алкоголиков. Совершенно непонятно, почему она полагала, что чем-то мне обязана. Остальное, как пишут в книжках, вам известно.

Илана кивнула.

– Но вы справились с этим, правда? Это ведь самое главное.

– Иногда я в этом сомневаюсь.

Я стоял рядом с ней, глядя в окно. Потом опустил взгляд на эти ножки, обтянутые шелковыми чулками, на глубокую ложбинку между грудей, весьма открытых благодаря сильному вырезу платья... Как бы независимо от меня руки мои оказались у нее на плечах. В то же мгновение я обнял ее и впился в губы жадным долгим поцелуем. Наконец, насилу оторвавшись, она судорожно перевела дух.

– Начинаю думать, что я, кажется, ошиблась.

Замечание было вполне в ее характере. Я должен был это предположить, но почувствовал досаду и по какой-то непонятной причине решил нагрубить.

– Вы уверены, что Джек сегодня не призовет вас в свое распоряжение, или считаете, что на сегодня с него достаточно?

Она резко отступила назад, но взрыва не последовало. Даже в лице ее ничего не изменилось. Никаких особых эмоций. Она просто покачала головой и ровным голосом сообщила:

– Слишком глупо для такого замечательного парня, как вы. Постойте здесь, я хочу вам кое-что показать.

Через пару минут она вернулась с бумажником из крокодиловой кожи, который подобрала миссис Келсо во Фредериксмуте. Открыв его она протянула мне конверт.

– Хочу, чтобы вы прочитали.

Это было то самое письмо, которого ждал Дефорж, – от Милта Голда со студии «Горизонт». Содержание его было подобно бомбе. Голд не только не был готов заводиться с картиной – он сообщал, что придется похоронить саму идею, поскольку спонсоры вовсе отказались поддерживать Джека. Ему очень жаль, но ситуация уже вышла из-под его контроля. В довершение всего он сообщал, что на всю недвижимость Дефоржа в Калифорнии наложен арест по требованию его кредиторов.

Я хмуро разглядывал письмо, потом Илана потянула его из рук и аккуратно сложила обратно в конверт.

– Но зачем же он врал мне?

– Синдром Микобра, – пожала она плечами. – Как влюбленный в безнадежной ситуации надеется, что все каким-то образом повернется вонять.

– А вы знали об этом?

– Разумеется.

– Но если вам ничего не светит, зачем вы вообще приехали?

– Потому что я решила... Потому что ему нужен друг, а этого вам никогда не понять, – произнесла она с вызовом, такая маленькая, такая гордая, рука на бедре. – И хочу, чтобы вы зарубили себе на носу – я никому не позволяю распоряжаться собой. Правда, я сплю с Джеком время от времени, но только потому, что сама этого хочу, и никак иначе. А теперь будьте добры убираться отсюда ко всем чертям!

Я не стал спорить. Что-то подсказало мне, что в данном случае попытки принести извинения ни к чему хорошему не приведут. Поэтому решил просто последовать совету и вышел из комнаты.

В баре, куда я направился, Фассберг с Симонсеном сидели у стойки и о чем-то беседовали. При моем появлении Арни вскочил.

– Я уже собрался уходить. Где Илана?

– У себя. На твоем месте я бы оставил ее в покое. Она сейчас в настроении размозжить кому-нибудь голову.

– Не уклоняться от опасностей – мой девиз! – воскликнул он и был таков.

Я заказал себе томатный сок и придвинул высокий стул поближе к Симонсену.

– Когда вы собираетесь заковать меня в наручники, начальник?

– Думаю, в этом нет необходимости, – полушутя ответил он. – Как себя чувствует мистер Дефорж?

– Спит как убитый. Удивлюсь, если наутро он все вспомнит. А что с португальцами?

– Одного, со сломанной рукой, отправили на ночь в госпиталь. Да Гама и другие – на борту своей шхуны с приказанием сидеть там до выхода в море, который, к сожалению, невозможен до послезавтра. Во всяком случае, на берег ему больше хода нет, уж я прослежу за этим. – Он отхлебнул светлого пива и сухо добавил: – С другой стороны, я очень рад, что пришел вовремя. Убийство есть убийство, кем бы ни была жертва.

– Понимаю, – ответил я. – И весьма благодарен.

Он похлопал меня по плечу и встал.

– Тебе следует хорошенько выспаться. Увидимся на берегу. До завтра.

Какое-то время я сидел, пытаясь собраться с мыслями, но все время мешала Илана. Наконец я встал и пошел к себе наверх.

В коридоре было тихо. Я задержался у двери, с некоторой горечью прислушиваясь, как дела у Арни.

Вскоре до меня донесся ее голос – громкий, возмущенный и довольно злой.

Быстро пройдя по коридору, я распахнул дверь ее номера, благо та оказалась открытой. Илана полулежала на кровати, Арни – сверху, со смехом отбиваясь от ее рук. Я схватил его за шиворот и отшвырнул в сторону с такой силой, что он врезался в противоположную стену и едва не упал. Илана села, поправляя кофточку.

Я вежливо осведомился:

– Могу ли я вам еще чем-нибудь помочь?

– Да. Будет прекрасно, если вы уберетесь отсюда к чертовой матери и прихватите с собой этого юношу!

В глазах Иланы стояли слезы. Очевидно, ситуация казалась ей еще более унизительной потому, что именно я оказался на этом месте.

Решив, что на сегодня с нее более чем достаточно, я поторопился.

– Пошли, Арни!

Он сверкнул глазами, переводя взгляд с Иланы на меня.

– Ага, значит, вот как! Мне предлагают уйти, на смену заступает старина Джо!

Его логика напомнила мне обиженного верного пса, и я громко расхохотался.

– Не будь болваном, Арни. Давай, пошли отсюда.

Мне еще не доводилось видеть его в таком гневе.

– Ты только что совершила крупнейшую ошибку в своей жизни! – прорычал он. – Ладно, оставляю тебе кое-что на память. Засунь их себе в трусы и помни Арни Фассберга!

Он кинул что-то на кровать и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Брошенные им какие-то горошины скатились на пол. Илана опустилась на четвереньки и стала подбирать их. Когда она выпрямилась, мне показалось, что в руке у нее грубая галька, но в следующее мгновение камешки вспыхнули зеленым огнем. Илана широко распахнула глаза. Я поспешил подойти.

– Дайте-ка сюда!

Я поднес камешки ближе к лампе. В горле пересохло.

– Это что-нибудь стоит? – спросила она.

Я высыпал их обратно ей в ладонь.

– Тысячу фунтов. А может, и две. Для точной оценки нужен специалист.

Надо было видеть выражение ее лица!

– Это изумруды, – пояснил я. – Так они выглядят до того, как попадут в руки ювелиров.

– Никогда не подозревала, что в Гренландии можно найти изумруды! – изумилась она.

– Я тоже не подозревал, Илана, – задумчиво откликнулся я. – Я тоже.