- Итак, я дал вам медитационный текст, о братья и сестры мои. Делать добро - слишком легко. Быть добрым - вот в чем суть. Вот вам золотой ключик.
      Затем благословил всех, высоко подняв руку, и отошел в сторону. Покинул зал. Только после этого слушатели принялись подниматься.
      Тут я заметил монахов. Двоих. Шафрановые тоги, бритые головы - все как у Пэндлбери... только эти были китайцами. Больше всего меня поразили сумки для пожертвований. Каждый из монахов тащил одну, и, когда люди принялись выходить, они останавливались, чтобы сделать взнос. Звона серебра я не услышал. Только шелест бумажных денег. Отступив, я схватил Хелен за руку и отвел ее в тенек, под лестницу.
      - Ну, и что дальше? - спросила она.
      - Посмотрим, насколько его преосвященство щедр. Так же, как его ученики, или нет. Дай мне пару пятерок, и я с ним потолкую.
      Когда Хелен полезла в сумочку, из зала стали выходить слушатели, преимущественно, как я заметил, женщины. Богатые, средних лет, встревоженные. Тот самый человеческий тип, который, имея, казалось бы, все, понимает, что не обладает ничем, и тут же судорожно принимается искать способы, чтобы заполнить образовавшийся вакуум.
      Они шли к выходу, сопровождаемые монахами, один из которых моментально скрылся, а второй ненавязчиво выпроводил последних и запер двери. Тут я вышел из тени и встал в ожидании. Хелен выглядывала из-за моего плеча.
      Когда монах повернулся и увидел нас, его действия показались мне крайне интересными. Правую ногу он двинул вперед, а тело непроизвольно приняло бойцовскую стойку: основную стойку для всех видов восточных боевых искусств. Не слишком вызывающе, чтобы не показаться агрессивным новичку, но для человека, понимающего в этом толк, вполне ясную.
      Я радостно произнес:
      - Мы хотели бы узнать, не уделит ли нам мистер Пэндлбери несколько своих драгоценных минут?
      Монах моментально успокоился и даже изобразил некое подобие улыбки.
      - После службы гуру обычно очень устает, - произнес он на безупречном английском. - Вы должны понимать, как велико мозговое напряжение. Он всегда готов помочь истинно нуждающимся, но по предварительной записи.
      Я вытащил две пятифунтовые бумажки, что дала мне Хелен, и протянул их монаху.
      - У меня не было возможности сделать свой взнос ранее. Меня сподвигла служба.
      - Правда? - спросил он, беря у меня деньги и кидая их в довольно пухлую сумочку для пожертвований, которую держал в левой руке. - Попробую уговорить гуру.
      Он распахнул дверь слева от лестницы и вошел. Хелен тихо произнесла:
      - Не нравится он мне.
      - Почему?
      - Из-за глаз. Его рот улыбался, а они - нет. Забавный монашек.
      - Не очень, - произнес я мягко. - Дзюдо, каратэ - вообще все боевые искусства Японии - являются современным усовершенствованием древних китайских, из Шаолиньского монастыря, которые подоспели из Индии вместе с дзен-буддизмом в шестом веке и были освоены монахами Хананьской провинции.
      - Для священников довольно необычный род занятий.
      - Времена были тяжелые. Подставляя щеку для очередного удара, молено было недосчитаться головы.
      Дверь открылась, и на пороге, подзывая нас, появился монах.
      - Гуру примет вас. Пять минут для разговора: он очень устал. И вы очень обяжете, если не станете задерживаться. В следующий раз записывайтесь заранее.
      Я вошел, Хелен за мной, с большой неохотой. Я огляделся. Комната оказалась большой, стены задрапированы китайскими гобеленами коллекционными, без сомнения, экземплярами, - пол покрыт сотканным вручную шелковым ковром такой же ценности. И великолепия.
      Пэндлбери стоял на коленях перед небольшой статуэткой Будды, находящейся в алькове, нише в стене, и монах прошептал мне в самое ухо:
      - Только ненадолго. - Затем вышел, потихоньку притворив за собой дверь.
      В железной корзине в очаге горело целое бревно - очень по-английски, но стол черного дерева был китайским, как и керамика на полках в большой нише, возле камина. Несколько статуэток, чаш, а также четыре-пять довольно редких ваз. Я с любопытством осмотрел их.
      Раздался бархатистый голос:
      - Вижу, вы восхищены моей коллекцией.
      Он оказался старше, чем я предполагал издали: кожа повисла под глазами мешками и сильно натянулась на высоких скулах. В свете свечей он выглядел куда лучше. Безвременье имело точку отсчета, я понял, что он просто старый профессионал, выглядящий на сцене молодым, а в жизни дряхлым стариком.
      Когда он протянул руку и потрогал статуэтку женщины на коне в конической плетеной шляпе, в жесте проскользнула неподдельная теплота.
      - Династия Мин - прекрасная работа.
      Хелен сказала:
      - Видимо, эти вещи стоят целое состояние...
      - Как можно оценить красоту? - Он снова принялся играть выбранную роль - подошел и сел за стол. - Чем я могу быть вам полезен? Может быть, вам нужен проводник во тьме?
      - Можно сказать и так. - Взяв Хелен за локоть, я усадил ее в кресло по другую сторону стола. - Меня зовут Эллис Джексон. Имя о чем-нибудь вам говорит?
      Эффект был примерно такой же, как от удара по яйцам. Внезапно он постарел на моих глазах, сразу, страшно - ходячий труп. Кожа на лице высохла и сморщилась.
      Он очень сильно старался, но - безрезультатно.
      - в - боюсь, нет.
      - Меня это нисколько ни удивляет, - откликнулся я. - Но как тогда воспринимать тот факт, что вчера вечером вы предложили за мою мертвую голову тысячу фунтов?
      Но к этому моменту Пэндлбери удалось обрести небольшую толику былой уверенности.
      - Боюсь, что не понимаю, о чем вы говорите. Здесь рассуждают только о преодолении собственной личности. Победе над собой. Как же в данном контексте можно упоминать об уничтожении живого существа?
      - Оставьте эту ерунду для платных постояльцев. Но моя подруга, которую вы видите, хочет кое о чем узнать. И вы, мне кажется, можете это ее любопытство удовлетворить. Она потеряла брата, и мне бы хотелось, чтобы вы сказали, где нам его отыскать.
      Пэндлбери неуверенно взглянул на Хелен:
      - Ваш брат? Боюсь, что не вполне...
      - Она сестра бригадного генерала Джеймса Максуэлда Сен-Клера.
      Он начал подниматься на ноги, и в ту же самую секунду чья-то рука скользнула по моему горлу. Судя по всему, невидимка стоял за гобеленом, или же - что вероятнее - где-то была скрытая дверь.
      Я двинул пяткой назад с силой, способной раздробить кость, и ударил обеими локтями, стараясь переломать ребра. Но парень дрался классно - даже чересчур. Он выдержал все нападки, потому что посвятил свою жизнь обучению воинским искусствам, хотя рука и дрогнула. На миллиметр, но этого хватило, чтобы мои кисти метнулись к его запястьям. Я оторвал их от горла, припал на одно колено и перебросил противника через себя. Он врезался в Пэндлбери, выбил его из кресла и влепил в полки, с которых, разбиваясь, полетели тысячи керамических фунтов. Некоторые остались невредимыми, другие треснули, остальные превратились в ничто.
      Пэндлбери очутился на коленях, воя от ярости, как бешеный пес, но мне пришлось оставить его без внимания, так как в эту самую секунду второй монах ворвался в двери.
      Все они одинаковы, эксперты восточных боевых искусств. Думают, что техника - это все. Двадцать лет изучают дзюдо, каратэ, айкидо, и в конце концов их превосходство оборачивается против них, потому что им кажется, что в ответ на свои действия они обязательно получат идентичный ответ.
      Вот поэтому второй монах издал боевой устрашающий клич и сделал типичный удар из каратэ, считая, что ответ будет в его же стиле. Я встал в борцовскую партерную стойку, чтобы выбить его из равновесия. Он заколебался, не зная, чего ожидать, а я тем временем рванул из-под него ковер.
      В других обстоятельствах это показалось бы смешным, но здесь было не до чувства юмора. Когда монах начал подниматься, я ботинком ударил его в лицо старым добрым хулиганским манером, - и он отлетел к стене, грохнулся о нее головой и больше не двигался.
      Поворачиваясь, я услышал предупреждающий крик Хелен. На задней стене картина, изображающая Красного Дракона, вздулась шаром, и сквозь нее в комнату впрыгнули еще трое китайцев - одетые в аккуратные черные одинаковые костюмчики и крича с такой силой, что мне показалось, будто сейчас повылетают все стекла. Тут уж я ничего поделать не мог, потому что из-за спины кто-то так наддал мне, что я пулей влетел в водоворот крутящихся ног.
      Я лежал на пузе, стараясь ползти, в голове звенело, и тут стены вновь принялись сужаться, наваливаясь невероятной тяжестью, поэтому я как мог плотнее закрыл глаза, стараясь не потерять сознания. Руки мне завернули за спину, Хелен кричала как резаная, и снова и снова чей-то голос повторял мое имя:
      - Эллис... Эллис. Взгляни на меня.
      Меня кто-то тихонько пошлепал по лицу, и, открыв глаза, я взглянул в спокойное лицо полковника Чен-Куена.
      Глава 7
      Среди мертвецов
      Еще один аспект личного кошмара, в котором я проживал, но на сей раз я отчетливо осознал, что, несмотря на всю абсурдность ситуации, оказывается, я был прав. Причем с самого начала. Все происходило именно так, как и представлялось мне. Этот человек никак не мог вынырнуть из горячечного бреда. Он был из плоти и крови.
      Я лежал в полубессознательном состоянии, лицом вниз. Кто-то держал меня за скрученные за спиной руки, и я слышал, как он быстро говорил по-китайски.
      Хелен нигде не было видно, судя по всему, ее куда-то увели. Я смотрел, как помощников Пэндлбери выводили из комнаты, и выглядели они как потоптанное грязное белье.
      Пэндлбери, сгорбившись, сидел за столом, держа голову руками, иногда приподнимая ее, чтобы беспомощно оглядеть комнату, с выражением крайнего отчаяния на лице, не желая осознавать, что здесь произошло.
      Чен-Куен подошел к нему, наклонился и, заглядывая ему в глаза, принялся что-то втолковывать, положив руку на плечо. Что бы он ни говорил, Пэндлбери это не нравилось, потому что он беспомощно покачивал головой, ничего не отвечая.
      Повысив голос, словно бы для того, чтобы подчеркнуть важность своих слов, Чен-Куен заявил по-английски:
      - Но, дорогой мой Пэндлбери, это необходимость. Я оставлю в качестве исполнителя Пай-Чана. Вам придется всего лишь помочь кое в чем. Присоединитесь к нам позже.
      Пэндлбери кивнул и в прострации вышел. Чен-Куен, слегка нахмурившись, следил за ним взглядом. Потом вытащил из коробки сигарету, и живой, подвижный китаец в груботканом черном костюме дал полковнику прикурить. Видимо, это и был тот самый Пай-Чан, о котором шел разговор. Китайцы стали перебрасываться фразами на родном языке.
      - Нам пора, - сказал Чен-Куен. - Я и так выбился из графика. Оставляю здесь все на тебя. Что делать, тебе известно. Доложишь завтра.
      - А что делать со стариком? - спросил Пай-Чан. - Забрать его с собой или здесь оставить?
      Чен-Куен покачал головой:
      - Больше это место нам не понадобится. Что до Пэндлбери... - Он вздохнул, словно действительно сожалея: - Сломался человек. Потерял веру, а это опасно.
      - То же, что и с этим? - спросил Пай-Чан.
      - Думаю, твой подход разумен.
      Мы остались втроем. Я попытался немного пошевелиться, и это моментально приковало их внимание. Чен-Куен кивнул Пай-Чану, который подошел ко мне и безо всяких усилий рывком поставил на ноги.
      - Дражайший Эллис может присесть, - произнес полковник. - А то выглядит как-то нехорошо.
      Пай-Чан швырнул меня в кресло, а Чен-Куен присел на угол стола.
      - Все тот же старина Эллис - жестокий и непредсказуемый. Сколько трупов ты оставил в Марсворт-Холле?
      - Всего один, - ответил я. - Ту сволочь, которую ваш приятель Пэндлбери нанял, чтобы меня ликвидировать. Неужто не могли нанять никого получше? Этот-то совсем придурок. Такого через пять минут насквозь видать.
      Китаец вздохнул:
      - Эллис, пойми: когда приходится работать с подручным материалом, берешь, что попадается, вот Пэндлбери и взял. Кстати сказать, я на этого парня не закладывался. Как и на Пэндлбери, хотя все прихожане считают его новым мессией.
      Это я пропустил мимо ушей.
      - Что вы сотворили с Сен-Клером?
      Он не попытался уклониться, хотя вполне мог бы это сделать. Только сказал:
      - Ладно, Эллис, карты на стол. Выкладывай, что ты сам думаешь.
      - С удовольствием, - сказал я. - Сейчас получишь. Слава Богу, кому следует, о тебе все известно. Поэтому счетчик, можешь быть уверен, включен.
      На это он никак не отреагировал, а просто встал со стола и вышел, оставив со мной Пай-Чана. Без особых надежд на успех я попытался освободить кисти рук: они оказались профессионально стянуты очень тонким, врезающимся в плоть шнуром. Стоило Пай-Чану заметить, что я пошевелился, как он подошел и проверил веревки.
      Удовлетворенный проведенным осмотром, он снова уселся на край стола, вытащил сигарету и прикурил, оставив меня наедине с собственными мыслями. Довольно-таки мрачными, надо заметить. По правде сказать, с какой стороны ни глядеть на мое положение, оно представлялось совершенно безнадежным.
      Через несколько минут появился полковник. Он быстро подошел к столу и тоже присел на край. Дружелюбно улыбнулся.
      - Итак, Эллис, все открылось, как любят говорить персонажи мыльных опер.
      - Что именно?
      - Сейчас я совершенно точно представляю себе ситуацию. Она очень проста. Пришлось всего лишь переброситься парой слов с доктором Сен-Клер. Объяснил, каковы будут для тебя последствия, если она откажется говорить правду. - Он покачал головой. - Вы двое - единственные, кто знает о Пэндлбери и этом месте. А ты, Эллис, оказывается, скрытен.
      Говорил он словно старый добрый учитель, выговаривающий расшалившемуся ученику. Сказал бы я ему пару ласковых, да проку от этого ждать не приходилось.
      - И что дальше?
      - Девушка отправится со мной. Преподнесу сюрприз ее братцу. Но с тобой, Эллис... - Он в очередной раз вздохнул. - С тобой на сей раз покончат. Завершат то, что когда-то не довели до конца.
      - С самого начала идейка попахивала гнильцой, - сказал я. - Да и шансов было пятьдесят на пятьдесят.
      - Зато сейчас они все на моей стороне, - усмехнулся Чен-Куен. - Пусть уж лучше Сен-Клер считается официально мертвым и лежит где-нибудь - тихо, мирно... Нас поторопили - и вот результат: неприятности. В нужных местах надавили, и пришлось действовать опрометчиво, но это, как говорится, совсем другая история, и тебе она неинтересна.
      - Скажи только вот что: кого вы подкинули заместо Сен-Клера?
      - Он служил боцманом на панамском пароходе. Сюда его привезли нелегально, из Антверпена. Никто не станет его искать, потому что он никогда здесь не был.
      - А Шейла Уорд? - Спрашивать об этом было очень больно.
      - Четыре года она работала на нас.
      - И все-таки вы ее убили.
      - Для нас она более полезна - не знаю, может быть, ты сможешь подобрать эпитет получше - в мертвом виде, чем в живом.
      - Сволочь ты, - сказал я. - Ведь в конце концов твоя идея не сработала, а девушку убили...
      - Но генерал все еще у меня, а больше ничего и не требовалось. На войне как на войне. Наши стороны вовлечены в нее, хотим мы этого или нет; на войне люди умирают, а как они это делают - не валено. Мы победим, вы проиграете. И все потому, что история на нашей стороне.
      Как странно: эти слова я уже слышал однажды, но тогда их говорила Мадам Ню. Те же фразы, та же напыщенность, та же неколебимая уверенность в идее.
      Полковник встал, затушил сигарету и официальным тоном произнес:
      - Сейчас же, боюсь, должен буду вас покинуть.
      В других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями, но сейчас мы враги.
      Он быстро вышел, а Пай-Чан следом. Я беспомощно сидел в кресле, безуспешно напрягая кисти рук и стараясь высвободиться. В комнату вошел Пэндлбери. На нем были брюки и свитер-поло. Когда он наклонился за сигаретой, я заметил трясущиеся руки.
      - Не стоило вам сюда приезжать, - сказал он. - Очень глупо.
      - Что они собираются со мной сделать?
      С некоторым трудом ему удалось закурить, а потом, выпрямившись, он стал пялиться на меня с неподдельным ужасом.
      - Слушай, ради Бога, скажи мне самое худшее. Только соберись с духом и не наложи полные штаны.
      - Хорошо, - ответил он. - По ту сторону рощи, что за домом, есть озеро. Шестьдесят футов глубиной. На дальнем его конце - старая каменоломня.
      - Все, можешь остановиться, - оборвал я. - Дай-ка самому догадаться. Вы с Пай-Чаном отвезете меня на лодке на середину, а затем перекинете через борт. С пятьюдесятьюфунтовой цепью, намотанной на лодыжки. - Я рассмеялся ему в лицо. - Дурень ты все-таки первостатейный. Знай, милок, что после меня порешат тебя. Сам слышал приказ Чен-Куена.
      Лицо Пэндлбери побелело.
      - Ложь.
      - Можешь считать как заблагорассудится. - Я пожал плечами. - Я бы сказал, что это вполне логично. Ты слишком много знаешь.
      Он медленно проговорил:
      - Не могу поверить. Нет, неправда. - Затем в голову ему, видно, пришла какая-то мысль, потому что лицо его осветилось. - Ты действительно лжешь. Я знаю. Потому что если бы они переговаривались, то на китайском. Так всегда делают.
      - Это очень полезное приобретение я подцепил в Северном Вьетнаме, произнес я на кантонском наречии. - Как произношение?
      В полном ужасе он уставился на меня: рот открылся, слова застряли в глотке. И в этот момент появился Пай-Чан. Подняв меня из кресла, он вытолкнул в коридор. По узкому проходу мы двинулись в глубь здания, а когда зашли достаточно далеко, китаец отворил одну из дверей и пихнул меня внутрь. Я успел увидеть крошечный чулан, но дверь моментально закрылась, оставив меня в полной темноте. Подождав несколько минут, пока привыкнут глаза, я принялся аккуратно обследовать помещение, делая зараз всего один шаг. Оказалось, что шкаф, стоящий в чулане, пуст, поэтому я присел, прислонившись к стене, и принялся напрягать кисти рук.
      * * *
      Примерно через час дверь в чулан снова распахнулась, и на пороге объявился Пай-Чан. На нем была голубая морская анарака, и выглядел он вполне компетентно, когда вышвырнул меня в коридор и принялся пихать в спину, гоня перед собой.
      В холле нас поджидал Пэндлбери, выглядящий крайне нелепо в старой штормовке, которая была ему явно велика. Нелепо и напряженно.
      Он нервно посмотрел на меня, затем опустил глаза, когда Пай-Чан выпихнул меня из дверей на дождь. Пэндлбери зашаркал позади, и китаец с непроницаемым лицом подождал его у подножия лестницы, прежде чем отправиться через лужайку перед домом.
      Дождь лупил без перерыва: когда мы подошли к озеру, я учуял гнилостный запах разложения, а затем из тьмы выплыл неясный силуэт старого лодочного сарая. Отодвинув засов, Пай-Чан открыл одну створку массивных деревянных ворот. Он прошел вперед, раздался щелчок, и из проема выскользнул луч света.
      Сарай нависал над водой, а узкий пирс выдавался еще дальше. На самом его конце горела единственная лампочка, зажженная, видимо, тем же самым выключателем, одновременно с лампой в сарае.
      В поле зрения оказалось несколько весельных яликов плюс накопившаяся за годы рухлядь. Но Пай-Чан схватил меня за руку и отправил дальше, к самому концу пирса.
      Там была принайтована старая лодка с веслами, положенными внутрь, наполовину наполненная водой, насколько я мог судить. Дождь хлестал по мокрым доскам, и наши шаги звучали гулко и протяжно.
      Пай-Чан швырнул меня на кучу старого гниющего тряпья и приказал Пэндлбери:
      - Смотри за ним. Я за лодкой.
      Когда он отошел, я едва слышно обратился к Пэндлбери:
      - Неужели не понимаешь, что никогда больше не увидишь своего дома? Я единственный человек, который может тебе помочь.
      В болезненном желтом свете лампы он выглядел просто ужасно. Так, будто мог в любую секунду умереть от страха. И снова его руки тряслись.
      - Что же мне делать? - спросил он хрипло.
      - Осталось примерно полминуты, чтобы решиться, - бросил я с отвращением. - Советую их не терять.
      Пай-Чан спустился по шестифутовой лестнице в лодку и снова стал подниматься, гремя подошвами по ступеням. Пэндлбери припал на колено за моей спиной. Послышался щелчок открывающегося выкидного ножа, я заметил, как его рука пошла вверх-вниз, и мои путы спали.
      Пай-Чан быстро кинулся вперед:
      - Что тут происходит?
      В полутьме он наклонился, чтобы проверить, и я взвился вверх, схватив его за глотку. Это было страшной ошибкой, ибо кровь в онемевших руках практически перестала циркулировать и настоящей силы в них не было. Хватать за горло вообще занятие неблагодарное, и делать это нужно тогда, когда ничего другого не остается, поэтому Пай-Чан совершенно не растерялся, что и продемонстрировал, сграбастав меня за отвороты полупальто, и, упершись ногой в живот, швырнул через себя.
      Я головой вошел в воду. Ума хватило на то, чтобы не выныривать, а переплыть на другую сторону пирса и там потихоньку высунуться из-под воды. Рядом оказалась вторая лестница, и, не производя ни единого звука, я поднялся по ней, выглянув за край.
      Слева на одном колене стоял совершенно перепуганный Пэндлбери, а Пай-Чан вглядывался в темную воду озера. В руке он сжимал автоматический пистолет.
      Возле лестницы на гвозде висел лодочный крюк. Схватив его, я перекинулся на пирс и помчался вперед. Но тут же припал на колено: нога поехала по мокрым доскам. Пай-Чан развернулся, наставив на меня пистолет. Я неуклюже рванулся к нему и прыгнул, метя крюком под горло: в данной ситуации больше ничего не оставалось. Китаец издал короткий сдавленный крик и спиной рухнул в воду.
      Я несколько минут шарил во тьме концом лодочного крюка, но вскоре понял, что Пай-Чан больше не всплывет. Пэндлбери мешком валялся на краю пирса, уткнув в руки лицо, и, похоже, плакал: плечи неровно вздымались. Я рывком поднял его на ноги и хорошенько встряхнул.
      - Для начала было бы недурно прекратить истерику. Куда отправилась наша милая компания? - Он, наш новый мессия, явно не желал говорить, поэтому я цапнул его за глотку. - Можешь выбирать: остаться или последовать за своим приятелем.
      - Нет, Джексон, ради всего святого, нет, - пробулькал он. - Я расскажу вам все, если пообещаете меня отпустить.
      - Договорились, - кивнул я. - Начинай.
      - Недалеко от Линди, в восьми-девяти милях от побережья Дэвона, есть островок под названием Скерри. Примерно четыре года назад его оккупировала группа буддистских монахов. Они выдавали себя за беженцев из Тибета, но на самом деле являлись частью разведывательной команды Чен-Куена, оперировавшей в Западной Европе.
      - Ты уверен?
      Он принялся кивать, словно китайский болванчик.
      - Я сам был там пару раз.
      - Значит, сейчас Чен-Куен направился именно на Скерри?
      - Именно. Набережная Коннорса недалеко от Хартленд-Пойнта - вот откуда он отправится на остров.
      Я хорошенько обдумал его слова - дождь, видимо, был не прочь меня утопить.
      - Где они оставили - если оставили - ту машину, в которой я приехал?
      - В гараже. Отделавшись от вас, мы должны были вместе с Пай-Чаном поехать в ней вслед за ними.
      - Великолепно, - сказал я. - Тогда - в путь.
      Он с ужасом отстранился:
      - Вы же сказали, что я смогу уйти. Пообещали...
      - Знаю, - проговорил я мрачно. - Но все дело в том, что я кошмарный врун. И мне очень хочется к утру прибыть на набережную Коннорса, поэтому я решил прихватить тебя с собой - просто чтобы проверить, правду ли ты говоришь.
      Тут он сломался окончательно. Его допекла моя ложь. Сил у Пэндлбери осталось лишь на то, чтобы ставить одну ногу впереди другой.
      Мы зашли в дом, где задержались ровно настолько, чтобы я смог переодеться в сухое, и через четверть часа выехали к набережной Коннорса.
      Глава 8
      Набережная Коннорса
      В мозгу засела бредовая идейка насчет того, что мне удастся перехватить Чен-Куена и его компанию, прежде чем они доберутся до пункта назначения, но после трезвого расчета стало ясно, что это совершенно невозможно.
      До Коннорс-Куэй от Сэндбери всего сотня миль, но из-за дождя и ночного времени суток добраться до нее можно было только за два часа с лишним, а китайцы находились в пути уже полтора часа.
      Конечно, прежде чем пуститься в плавание, они могли слегка задержаться, и я высказал свое предположение Пэндлбери.
      - Не знаю, - пожал он плечами, - может быть, так оно и будет. Все ведь зависит от прилива.
      - А в чем дело?
      - В островной гавани. В нее можно войти только вместе с приливом, так как там полно рифов. Остров ими просто окружен.
      - Понятно... скажи-ка вот что: сколько там может находиться народу? Одновременно?
      Услышав вопрос, Пэндлбери внезапно ожил и резко повернулся ко мне.
      - Человек сорок-пятьдесят, но думаю, что вы не отдаете себе отчета в действительном положении дел. Ведь они являются именно теми, кем себя представляют. Дзен-буддисты. Ведут крайне замкнутую, затворническую жизнь, несмотря на военную подготовку, - в общем, все, как в древние времена. Их кредо является уверенность, что мужчина в любое время должен быть готов ко всяким неожиданностям.
      - Чертовски обаятельная мирная философия, да? И им она, похоже, нравится.
      - Это обычная для жителя западного мира ошибка. Вы не так смотрите на вещи, как они. Поэтому не способны понять основные догматы их философии. В том, чтобы воевать за добро и высшие идеалы, нет ничего дурного или зазорного. Например, в Японии большинство самураев были дзенскими монахами. Путь дзен - это путь воина.
      - Коммунистически-буддистские монахи, - сказал я. - Новейшая разновидность.
      - Даже католические священники в некоторых южноамериканских странах принимают участие в народно-освободительной борьбе. - Казалось, он читает лекцию в институте. - Доминиканцы, например, являются марксистами в большей степени, чем сами марксисты. Разве не так?
      - Ну хорошо, - кивнул я. - Все это замечательно, только меня тошнит и от вашей философии, и от вас всех, вместе взятых. Но как вы-то оказались в их компании? Каким ветром вас туда занесло? Трудно поверить, что их стиль жизни пришелся вам по вкусу.
      - С мастером Чен-Куеном я встретился давным-давно, когда он учился в Лондонском экономическом колледже. Я в то время изучал изящные искусства и дзен, занимался у одного старого японского учителя, проживавшего в те годы в Лондоне. Он и познакомил меня с Чен-Куеном, который очень помог мне впоследствии. Я написал несколько книг и приобрел некоторую репутацию в данном вопросе.
      - А затем он на какое-то время исчез, а когда появился снова, предложил собственное шоу в Сидбери...
      - Откуда вы знаете? - Он казался удивленным, но ответа дожидаться не стал, а продолжил: - Вся беда в моей слабости. - В этом прозвучала настоящая патетика. - Мои убеждения крайне поверхностны. Правда, мне не особо нравились кое-какие вещи, в которые меня втягивали, но к тому времени было уже слишком поздно. Мне приходилось выполнять их приказы.
      - Чем же они тебя так сильно удерживали? Какой кусок дерьма висел над твоей головой? Молоденькие мальчики или подглядывание в общественных уборных?
      Похоже, я был непростительно жесток, потому что Пэндлбери съежился, словно от удара, и погрузился в молчание. Видимо, я чересчур близко подкрался к истине.
      * * *
      Через Бриджуотер в Тонтон, сквозь узкий освещенный туннель, со сгустившейся на обоих концах тьмой. Я гнал машину, погрузившись в собственные мысли так, словно Пэндлббри вовсе не существовало.
      Я снова и снова прокручивал воспоминания, начиная с Тай Сона и первой встречи с Сен-Клером, Чен-Куеном и Мадам Ню, - все всплывало в памяти в мельчайших деталях, намного отчетливее, чем события нескольких последних дней.
      Затем - Хелен. С некоторым стыдом я понял, что не очень много думал о ней. Даже не поинтересовался у Чен-Куена, зачем она ему... разве в качестве дополнительного средства нажима на брата.
      И что с самим Сен-Клером? Отправили ли его дальше по цепочке, или же он все еще находился на острове? Тогда до меня впервые за все время дошло, что если он сейчас в море, то освободить его нет ни малейшей возможности.
      * * *
      Казалось, рассвет никогда не настанет. Разгорался он долго - серый и скучный, посеребренная темнота, да еще ливень хлестал такой непроницаемой стеной, что, когда мы мчались через Бидефорд, а затем по прибрежной дороге к Хартленд-Пойнт, видимость стала настолько дерьмовой, что острова Ландли было просто не разглядеть.
      Довольно приличный отрезок времени Пэндлбери насупясь молчал. В сером свете рассвета лицо его казалось маской смерти, на которой застыло выражение полного отчаяния, которое при иных обстоятельствах вызвало бы у меня сочувствие. Он далеко забрался в болото, оно, возможно, накрыло его с головой, и все-таки я постоянно напоминал себе, что он готов был стать одним из моих палачей. В пять часов утра на побережье Дэвона, с бьющим с Атлантики ливнем, ничто не располагало к жалости.
      Я обнаружил знак, указывающий направление на Коннорс-Куэй, повернул на узкую, извилистую дорожку, обсаженную по обочине столь густыми и высокими кустами, что ни сквозь них, ни поверх них ничего нельзя было разглядеть. Затем припарковался на обочине и выключил двигатель. Открыв окно, стал вдыхать холодный свежий утренний воздух.
      Первым заговорил Пэндлбери. Голос его был хмур, как и утро.
      - Мистер Джексон, вам известно китайское выражение ву?
      Я кивнул:
      - На нем построена вся дзенская философия. Грубый перевод означает: полная смена своего мировоззрения.
      Пэндлбери добавил:
      - Или же внутреннего восприятия, если угодно. То же, что японцы называют сатори.
      - И что дальше?
      - Сидя в машине, в полной прострации, не имея возможности ничем заняться, а только думать, я догадался - с большим трудом, надо заметить, что все эти годы я ошибался. Эти люди несут зло, частью которого стал я сам.
      - Несколько поздновато.
      - Возможно. - Он смутно улыбнулся. - Зато теперь я могу предложить вам свою помощь.
      - Я на это надеялся, хотя вполне понял бы отказ.
      Больше всего в нем поражал его голос. Мрачный, серьезный и крайне спокойный, совершенно непохожий на тот, актерский, которым он обращался в конце службы к аудитории. Что не означало, разумеется, перемены моего к нему отношения. Тем не менее я сказал: