Глава 3

На следующее утро ни вдовствующая графиня, ни мисс Морвилл не вышли к завтраку. Шаплэн, видимо, тоже предпочел подольше понежиться в постели. Поэтому, когда ранним солнечным утром эрл спустился вниз, он застал за столом только брата и кузена.

Его появление совершенно выбило Мартина из колеи. При виде костюма, который Жервез, похоже, считал единственно возможным для джентльмена в деревне, глаза Мартина чуть не выскочили из орбит. С трудом удержавшись от едкого замечания, он бросил на брата испепеляющий взгляд. Но поскольку на сей раз Жервез облачился в безупречные бриджи для верховой езды, высокие ботинки и отлично скроенную куртку, ядовитая насмешка Мартина, даже в его собственном представлении, прозвучала бы до обидного глупо.

Тео, неодобрительно покосившись на него, предпочел промолчать, потом улыбнулся вошедшему Жервезу и снова повернулся к кузену:

— Так что ты сказал?

— Ничего существенного, — буркнул тот.

— Доброе утро! — пропел Жервез. — О нет, не трудись звонить, Тео! Эбни знает, что я встал.

— Надеюсь, никаких ночных кошмаров, Жервез? — насмешливо подмигнул Тео.

— Ни единого, спал как младенец. Кто-нибудь из вас знает, мои лошади уже прибыли?

— Да, по-моему, их привели сегодня утром. Грум сказал, что заночевал в Грантэме. Старый солдат, я не ошибся?

— Да, великолепный парень. Служил в моем полку, — отозвался Жервез. Отойдя к соседнему столику, он принялся резать ветчину.

— А кстати, Жервез, — вдруг воскликнул Мартин, — где ты взял этого серого жеребца?

Эрл бросил на него через плечо взгляд:

— В Ирландии. Он тебе понравился?

— Чистокровный, дьявол, сразу видно! Надеешься с его помощью заставить всех нас, в том числе и Мелтона, сойти с ума от зависти?

— Я еще ни разу на нем не охотился. Как раз собирался посмотреть, что он из себя представляет. Хочу погонять его немного, посмотрю, что у него за шаг.

— Но ведь ты же не собираешься гонять его все лето?

— Именно это я и собираюсь сделать, — угрюмо ответил эрл.

— Мой дорогой Мартин, тебе никогда не приходило в голову, что Жервез знает о лошадях куда больше, чем ты? — вмешался Тео.

— О да, конечно, уверен, что знает, но кавалерийская лошадь не совсем то же, что охотничья!

Это глубокомысленное замечание заставило Жервеза расхохотаться.

— Очень верно подмечено! Камешек в мой огород, я полагаю? Но я оказался счастливее многих: мне только раз в жизни пришлось попользоваться кавалерийской лошадкой.

— И когда это было? — полюбопытствовал Тео.

— Под Ортой. В тот день подо мной убило трех лошадей. Я счел, что это неудобно.

— Похоже, ты вел на редкость увлекательную жизнь, Жервез.

— Так оно и есть, разве нет? — согласился эрл, усаживаясь за стол.

— Так ты что же, никогда не был ранен? — удивленно спросил Мартин.

— Можно сказать, нет. В конце концов, что такое один-два сабельных удара или такой пустячок, как пулевое ранение! А теперь расскажите-ка мне, кого вы держите в конюшне.

Ни один другой вопрос не мог бы более удачно заставить Мартина мигом превратиться в гостеприимного и словоохотливого хозяина. Без какого бы то ни было принуждения он пустился детально описывать всех образцово выращиваемых будущих чемпионов и производителей, великолепных скакунов и маток, которые в это время были гордостью Стэньонской конюшни. В его темных глазах горел восторг, обычная кривая усмешка исчезла с губ, и сейчас он казался совсем мальчишкой. Эрл, который слушал его с легкой улыбкой, улучил момент, чтобы ловко ввернуть вопрос о том, в каком состоянии находятся окрестные леса, благодаря чему завтрак продолжался уже под аккомпанемент восторженных описаний всех тех преимуществ, какие дает выстрел с близкого расстояния по сравнению с выстрелом вдогон, а также под рассуждения о превосходстве ментоновских винтовок и великолепном качестве капсюльных ружей.

— Сказать по правде, — признался Мартин, — я страстный поклонник спорта.

— Понимаю, — поддержал его эрл. — А чем вы тут увлекаетесь весной, а самое главное, летом, а, Мартин?

— О, да чем угодно! В деревне не так уж много интересных развлечений, — встрепенулся Мартин, — но при желании всегда можно подстрелить кролика или спугнуть выводок вяхирей!

— Если тебе удалось подстрелить вяхиря, значит, ты первоклассный стрелок! — констатировал Жервез.

Такое замечание приятно польстило самолюбию юноши.

— Ну конечно, так оно и есть! Мне это не раз удавалось. Да и потом, разве не правда, что именно стрельба по вяхирям, так сказать, пробный камень для всякого охотника? — спросил Мартин. — Мой отец только фыркал, когда слышал это, но вот Глоссоп говорит, — ты помнишь Глоссопа, главного егеря? — что любой вяхирь какой угодно птице даст сто очков вперед!

Эрл охотно согласился, и довольный Мартин продолжил без умолку болтать о своих спортивных увлечениях, пока неудачное замечание Тео вдруг не напомнило ему о недавнем крушении всех его надежд. Тогда он опять погрузился в глубочайшую хандру и пребывал в ней до окончания завтрака, ограничиваясь время от времени лишь односложными замечаниями.

— Право же, Тео, не стоило этого делать, — не выдержал эрл, когда они остались одни.

— Да, уж конечно, признаюсь, я свалял дурака, — сокрушенно кивнул тот. — Но сам посуди, если все время следить за каждым своим словом…

— Чепуха! Мальчишка действительно избалован! А это, случайно, не голос моей дражайшей мачехи? Пойдем-ка лучше на конюшню.

Там эрла приветствовали с почетом и даже благоговейным изумлением. Все, от грума до последнего конюшонка, нашли повод разок-другой поглазеть на нового хозяина, пока тот разговаривал со стариком конюшим. И большинству из них он понравился. Новый эрл выглядел достаточно простым, бесхитростным молодым человеком, не вертопрахом и не любителем покапризничать на манер его сводного братца. Это был тихий джентльмен, совсем как его кузен, любящий поохотиться с гончими. К тому же он без труда мог отличить переднюю часть лошади от задней. Конечно, если бы эрл вознамерился перепрыгнуть через высокую изгородь со рвом, каких было немало в Эшби, то, вероятнее всего, это закончилось бы падением, но в основном забеге он мог бы быть совсем неплох и, вполне возможно, пришел бы не последним на скачках в Лестершире.

Сэм Шард, бывший гусар Седьмого полка, в это время был занят тем, что счищал ошметки подсохшей грязи с копыт его коня, Клауда. Завидев хозяина, Шард вытянулся в струнку и с широкой ухмылкой отсалютовал по-военному:

— Доброе утро, милорд!

— Похоже, у тебя не было особых проблем с тем, как найти сюда дорогу, — заметил эрл, проводя рукой по лоснящейся шее копя.

— Все в порядке, милорд. Остановился на ночлег в Грантэме, согласно вашему приказу.

— Никаких проблем?

— Ничего особенного, милорд. Если не считать небольшой стычки с одним ослом из числа слуг достопочтенного мистера Мартина. Похоже, парень плохо знает свое место — осмелился отпустить какое-то дурацкое замечание по поводу красномундирников, но это он так, но глупости! Красномундирники! Это о ребятах-то из нашего гусарского полка! Но не беспокойтесь, все обошлось без сломанных костей, и вообще, когда мы расстались, он выглядел совсем неплохо!

— Шард, я же предупреждал — никаких драк!

— Драк?! Обижаете, милорд! — оскорбленно заявил его оруженосец. — Нет, нет, милорд. Ничего такого не было, повозились немного, ну, сунули друг другу в морду, тем и кончилось. Все мило и благородно, все довольны! Вы лучше взгляните-ка на этого гнедого. Немного странный на вид, но дай ему шпоры, держу пари, он себя покажет! Сущий дьявол! Собственность достопочтенного мистера Мартина, как мне тут сказали, в забегах ему просто равных нет — любому даст сто очков вперед! Его хозяин вам, часом, не родственник, милорд?

— Сводный брат. Так что будь любезен, попридержи язык, когда будешь с ним разговаривать!

— О, милорд, не извольте беспокоиться, я буду тихим, словно монастырская курочка, — охотно закивал Шард. — Похоже, тут все перед ним выплясывают прямо не знаю как. — Склонившись, он приподнял ногу серого. — Называют его молодым хозяином. — Он украдкой бросил взгляд вверх, но, прежде чем эрл успел открыть рот, жизнерадостно продолжил: — А теперь взгляните-ка, милорд, вон на того чалого, в третьем стойле. Это лошадка мистера Тео. Насколько я понял, еще один родственник вашей милости? Хоть и полукровка, а хорош! Да и хозяин ему под стать, по крайней мере, так говорят. Так что, милорд, в общем и целом все очень даже неплохо.

Эрл предпочел проглотить вертевшееся на языке замечание и ограничился кивком. Было ясно, что его верный оруженосец уже успел войти в курс последних событий в Стэньоне и составить мнение о всех его обитателях. Похоже, горечь и обида, гложущие Мартина, были настолько сильны, что он оказался не в силах сдержать свои чувства даже перед слугами. Узнать это было не слишком приятно, поэтому Жервез вернулся в замок с тяжелым сердцем.

Уже на пороге он столкнулся с мисс Морвилл, которая, к величайшему удивлению эрла, заявила, что давно его разыскивает.

— В самом деле? — слегка приподняв брови, протянул он. — Можно узнать, чем могу служить вам, мисс Морвилл?

Девушка вспыхнула, поскольку сказано это было довольно холодно. Но, как ни странно, не отвела прямого, искреннего взгляда от его лица.

— Я вовсе не рассчитывала на то, что вы можете услужить мне, милорд, — пробормотала она. — Наоборот, это я хотела услужить леди Сент-Эр. Это моя вина, милорд. Мне следовало так и сказать с самого начала, ведь тогда вы бы не приняли мои слова за дерзость.

Настала его очередь покраснеть.

— Уверяю вас, мисс, вы ошибаетесь!

— Ну, похоже, что нет. Вероятно, вам уже до смерти надоели всякие приживалы, ведь вы их повидали немало на своем веку, хотя бы благодаря своему высокому положению, — откровенно заявила Друзилла. — Мне следовало бы признаться с самого начала, что лично я не такого уж высокого мнения об эрлах!

Великодушно проглотив ее последнее замечание, Жервез после минутного колебания нашел в себе силы ответить:

— Думается, действительно будет лучше, если вы все объясните с самого начала.

— Видите ли, наверное, вы просто не знаете, что я дочь Харви Морвилла, — продолжила Друзилла. Набрав в грудь побольше воздуха, будто собираясь окунуться в ледяную воду, добавила: — И Корделии Консетт!

Эрлу ничего лучшего не пришло в голову, как сообщить, что он немного знаком с сэром Джеймсом Морвиллом, членом «Уайт-клуба».

— Это мой дядя, — пояснила мисс Морвилл. — Очень важная шишка, но, конечно, не идет ни в какое сравнение с папой!

— Конечно! — учтиво кивнул эрл.

— Осмелюсь предположить, поскольку вы участвовали в военной кампании, у вас, вероятно, не было возможности ознакомиться с какой-нибудь из последних папиных работ, так что вы, скорее всего, не знаете, что он посвятил себя истории философии. В настоящее время пишет о Французской революции.

— С точки зрения республиканца, я полагаю?

— Да, конечно, поэтому-то это и стало поистине грандиозным трудом. Ведь глупо было бы полагать, что его взгляды не претерпели никаких изменений с того дня, как он посвятил себя литературному труду. Но это случилось. Правда, когда меня еще не было на свете.

— Ах вот как? — вежливо отозвался Жервез.

— В те дни, можно сказать без преувеличения, он был таким же горячим приверженцем Пристли, как бедный мистер Колридж, которого он знал с самых юных лет. Ведь папа был пантисократом.

— Панти… кем?

Она с удовольствием повторила:

— Это такой кружок, самыми видными членами которого были мистер Колридж, мистер Саути, ну и конечно папа. Одно время они подумывали организовать коммуну на берегах Саскуэханны, но, к счастью, ни миссис Саути, ни маме эта идея не поправилась, так что, в конце концов, ее отвергли. Осмелюсь предположить, вы, может быть, тоже заметили, что люди, наделенные большим интеллектом, редко бывают искушены в чисто практических делах. Вот и на этот раз предполагалось, что каждый член этой коммуны, не важно, мужчина или женщина, будет два часа в день посвящать труду на общее благо, а все остальное время заниматься избранным делом. Но, конечно, мама и миссис Саути немедленно догадались, куда они клонят, и заявили, что джентльмены, может быть, и намерены ограничиться двухчасовым рабочим днем, но для леди это совершенно невозможно. На самом, деле мама ничуть не сомневалась, что если джентльмена еще возможно упросить или, в крайнем случае, заставить принести воды или, скажем, нарубить дров, то дальше этого он не пойдет. Так что ни одна живая душа не могла твердо рассчитывать, что домашние обязанности будут выполняться изо дня в день. Сами понимаете, если уж они втягивались в какую-нибудь философскую дискуссию, то пиши пропало — ни один уже не помнил, куда и зачем шел.

— Догадываюсь, ваша матушка оказалась более практичной в житейских вопросах? — промолвил удивленный Жервез.

— О да! — невозмутимо заявила Друзилла. — Именно поэтому-то она не согласилась жить коммуной. Она терпеть не может заниматься домашними делами, ведь мама — писательница, у нее несколько романов, целая куча статей и монографий. Когда-то она была очень дружна с миссис Голдвин, я имею в виду — первой миссис Голдвин. Кроме того, мама придерживается довольно передовых взглядов на проблему образования женщин.

— Скажите, вас она тоже воспитывала в соответствии с этими взглядами? — осведомился Жервез, чувствуя, что в душе у него зарождаются дурные предчувствия.

— Нет. Все дело в том, что моя мама была так занята обсуждением проблемы всеобщего женского образования, что до собственного ребенка у нее просто руки не дошли. А потом, знаете ли, здравого смысла ей не занимать, так что она нашла в себе силы подавить свои желания и потом ничуть не стеснялась признаться, что нас с братом воспитывали отнюдь не в соответствии с ее теорией.

— Какой удар! — пробормотал эрл.

— Да, но она перенесла его стойко. А, кроме того, мы все питаем очень большие надежды в отношении моего младшего брата. Он сейчас учится в Кембридже. Да и потом, должен же кто-нибудь выполнять всю эту скучную домашнюю работу, не так ли?

— И это выпало именно на вашу долю, мисс Морвилл? — полюбопытствовал несколько растроганный эрл. — И ваша жизнь легкомысленно растрачивается на докучные хозяйственные мелочи, да еще в деревне?! Боже, как жаль!

— Не стоит сожалеть об этом, — на редкость будничным тоном возразила Друзилла. — Мы бываем в Линкольншире не так уж часто, только когда папе нужно поработать в тишине. А в основном живем в Лондоне, так что мама может наслаждаться жизнью, вращаясь в литературных кругах.

— Простите, сударыня, за дерзость, но все это кажется мне на редкость утомительным.

— Да, конечно, но только для тех, кто не посвятил свою жизнь ученым занятиям, — возразила она. — А потом, когда мы в Лондоне, я провожу много времени с тетушкой, леди Морвилл, и кузинами. Мы ездим на вечера, ходим в театры, все это очень весело, и я считаю, это очень мило с их стороны — брать меня с собой. В прошлом году тетушка даже взялась представить меня ко двору, а ведь у нее три своих дочери, о которых надо заботиться. Я была ей очень благодарна. Особенно если учесть, что мама целиком посвятила себя литературной деятельности. Конечно, ни она, ни папа не придерживаются монархических взглядов и не одобряют двор. Но уверяю вас, это совсем не означает, что они якобинцы или что-то вроде этого.

— У меня просто камень с души упал! Так что, надо понимать, ваши родители не горят желанием, чтобы голова такого человека, как, скажем, я, слетела под ножом гильотины?

— Уверена, что они не пожелали бы этого никому!

За этой беседой они и не заметили, как поднялись по парадной лестнице, пересекли огромный холл и вошли в Большую художественную студию.

— Куда вы меня ведете? — поинтересовался эрл.

— В Малую столовую, если не возражаете. Мне бы хотелось, чтобы вы своими глазами увидели, что я придумала с той вазой. А если вам не понравится, может, вы предложите что-нибудь другое.

— Что вы с ней придумали? Боже, почему вы вообще сочли нужным заниматься ею?

— Ну, по правде говоря, никто меня не заставлял, но ведь кому-то же надо было подумать о том, что с ней делать! Иначе вы приказали бы сунуть ее куда-нибудь в темный чулан! — хмыкнула она. — Бедный Эбни был в полной растерянности, знаете ли, он так и не понял, серьезно ли вы говорите. А что до леди Сент-Эр, так она заявила, что после всего вчерашнего ничто не заставит ее говорить с вами на эту тему.

— Рад это слышать. Впрочем, по-моему, для этой чудовищной штуки темный чулан — самое подходящее место. Только не говорите мне, что она вам нравится!

— Нет, ну что вы! Но я ведь и не знаток. А потом, знаете ли, бывает, что человек кажется тебе уродливым, а другие люди находят его красивым.

— Так, тогда давайте начистоту, мисс Морвилл. Уверяю вас, я ни за что не сяду обедать, пока это пугало будет торчать посреди стола!

— А вам и не придется. Ведь по вашему велению стол наполовину сложили, так что теперь ваза на нем попросту не умещается. Но может статься, когда-нибудь его еще придется опять разобрать, если, например, за столом соберется больше народу. Вот тогда и ваза, может быть, пригодится. Конечно, порой бывает довольно затруднительно то и дело выворачивать шею с риском сломать ее, и все только для того, чтобы заглянуть за вазу, особенно когда за столом всего несколько человек. Да и разговаривать она мешает. Но ведь когда гостей много, шею все равно не вытянешь, это невежливо, так что и ваза никому не помешает.

— Не знаю, что и возразить вам, сударыня, но, боюсь, мне она будет мешать всегда, — отрезал Жервез.

— Нет, — покачала головой мисс Морвилл, — ничуть, особенно если ее повернуть так, чтобы вы не видели рычащего тигра, — у него такая злая морда! Когда Эбни утром привел меня в Малую столовую посоветоваться, что делать с вазой, я сразу догадалась, что вам, верно, вчера пришлось иметь перед глазами это чудовище, а его, прошу прощения за вольность, человеку со вкусом просто невозможно видеть без содрогания. Но с другой стороны, — продолжала мисс Морвилл, входя в зал, — там очень милая группа туземцев, усевшихся вокруг пальмы, два павлина и слон с поднятым хоботом. Очень экзотично! — Она торопливо направилась к небольшому столику, стоявшему в простенке между окнами. — Вот видите! Я попросила Эбни принести этот столик из Малиновой гостиной и поставить вазу на него. Но если вам не нравится это место, можно поставить куда-нибудь еще.

— В темный чулан! — с упрямым видом заявил эрл.

— Не забывайте, теперь вы будете сидеть к ней спиной! — умоляюще прошептала мисс Морвилл.

— Все равно, я уверен, этот проклятый тигр будет скалиться в мою сторону!

— Нет, нет, что вы! Теперь он вообще смотрит в окно!

— Безнадежно! Ради бога, объясните, сударыня, почему вы так волнуетесь из-за этой чертовой штуковины?

— Ну, мне кажется, леди Сент-Эр будет немного расстроена, если ее совсем убрать из столовой. Это не слишком-то красиво — сунуть семейную реликвию, которой вы пренебрегаете, в темный чулан, — рассудительно заявила мисс Морвилл. — Уверена, есть много всего такого, что бы вы хотели изменить, но, как часто говорит мой брат Джек, — а он военный, — большие препятствия надо брать так, чтобы ни за что не зацепиться.

Улыбка заиграла у него на губах.

— А ведь он прав! И в каком же он полку служит, ваш брат?

— В линейном, думаю, вы его не знаете. Вы ведь, насколько я знаю, служили в Седьмом Гусарском, самом элитном кавалерийском полку!

Слегка ошеломленный, Жервез был вынужден это признать.

— Его полк — Седьмой Лиллиуайт, — снисходительно объяснила мисс Морвилл, выпроваживая эрла из зала. — Я точно знаю!

— Дьявол меня возьми! — рявкнул он полчаса спустя, разговаривая с кузеном. — Подумать только, позволил втянуть себя в спор о том, что делать с этой проклятой вазой! Да еще спятил настолько, что разрешил оставить этот кошмар в столовой!

Глава 4

Остаток утра эрл провел в кабинете, покорно предоставив кузену возможность ознакомить его с завещанием отца и состоянием собственных дел. Выяснилось, что, кроме весьма значительного наследства, доставшегося Мартину, остальные завещательные распоряжения были весьма скромными. Они включали в себя лишь небольшую сумму, выделенную Теодору. Однако благодаря его усердию и умению экономить ее вполне могло бы хватить, чтобы до конца своих дней он прожил в относительной роскоши.

Теодор Фрэнт был единственным отпрыском младшего брата покойного эрла, который, но мнению всей семьи, вел беспутную жизнь. Соответственно и женился на молодой особе без гроша за душой, к тому же гораздо ниже его по положению. Вкусы и привычки у него были разорительные, а несчастная страсть к игре, покорным рабом которой он был до конца своих дней, привела к тому, что очень скоро Джон Фрэнт промотал все свое состояние. Жена его вскоре умерла, прожив всего несколько дней после рождения сына. Место несчастной женщины в сердце мужа пустовало недолго: перед ним прошла, сменяя друг друга, целая череда женщин, начиная от танцовщицы и кончая торговкой фруктами.

Эрл, всякий раз, когда ему приходила охота навестить беспутного родственника, с неудовольствием видел маленького племянника, потягивающего имбирное пиво в компании какой-нибудь очередной любовницы отца. Наконец, в один прекрасный день, очевидно под влиянием неосознанного импульса, забрал упрямого малыша с собой, чтобы он воспитывался в Стэньоне вместе с двумя его подрастающими сыновьями. Брат, хоть и рассчитывал скорее на денежную подачку, не выразил по этому поводу ни малейшего неудовольствия, в мгновение ока сообразив, что эрл не потерпит скандала, связанного с их именем, и он рискует потерять его кошелек навсегда. К большому облегчению для эрла, Провидению было угодно, чтобы тремя годами позже воспаление легких, подхваченное во время довольно холодного лета в Ньюмаркете, избавило его от достопочтенного Джона.

Конечно, нельзя было ожидать, чтобы вторая леди Сент-Эр с радостью приветствовала вторжение в их семейный круг сына подобного человека, но вскоре даже она была вынуждена признать, что Тео не унаследовал ни одной отвратительной привычки беспутного отца. Флегматичный, уравновешенный мальчуган со временем превратился в молчаливого, рассудительного юношу, на которого всегда можно было положиться. Эрл, сыновья которого в соответствии с традициями семьи учились в Итоне, послал Тео в Уинчестер. Ко всеобщему удивлению, он не последовал вслед за кузенами в Оксфорд, а вместо этого предпочел по собственному желанию посвятить себя ведению дядиных дел. И показал себя при этом настолько способным и прилежным учеником, что, когда его наставник отошел от дел, семейное состояние оказалось в его умелых и надежных руках. Спустя некоторое время эрл был вынужден признать, что еще никогда прежде у него не было столь замечательного управляющего. Теодор был не только весьма ученым и энергичным молодым человеком, он еще и душой и телом был предан интересам семейства Фрэнтов, а, кроме того, любим всеми, кому приходилось иметь с ним дело. Чем дальше, тем больше доверия питал к нему стареющий эрл, и, в конце концов, никто уже не сомневался, что нет на свете ничего такого, с чем бы не справился мистер Тео.

Зная все это, Жервез был вправе ожидать от отца, что тот выделит Теодору куда более значительную сумму. Так и сказал, с беспокойством заглядывая кузену в лицо, но Тео лишь улыбнулся:

— Радуйся, что он этого не сделал! А я, если честно, ни на что не рассчитывал.

— Он должен был бы оставить тебе по крайней мере поместье!

— Например, Студэм?

— Я бы ничуть не возражал, да и Мартин, думаю, тоже, — заявил Жервез. — А что за собственность он приобрел неподалеку от Кроуленда? Как, кстати, называется тот дом? Ивсли, не так ли? Хочешь, я отдам его тебе?

— Ни в коем случае! Мне и без того хватит!

— Но, Тео, не можешь же ты посвятить всю свою жизнь заботе о моем состоянии?!

— И не собираюсь. Ты же знаешь, я с детства отличаюсь бережливостью, к тому же ты всегда платил мне на редкость щедро, да еще с царским размахом оплачивал все мои расходы, так что я почти ничего не тратил. И теперь вполне могу содержать себя сам!

Жервез со смехом покачал головой:

— Не может быть, чтобы ты этого хотел!

— Именно этого я и хочу. Можешь не сомневаться. Ведь Стэньон для меня такой же родной дом, как и для тебя.

— Гораздо больше, — возразил эрл.

— Да, к несчастью, это так, но прошлое в конце концов забудется. А что ты думаешь делать с Мартином? Разрешишь ему жить здесь и дальше?

— Честно говоря, я еще не решил. А он бы этого хотел?

— Ну, насколько я понимаю, вряд ли ему придется по душе, если ты отправишь его в Студэм, — отозвался Тео. — Какая там охота после Норфолка! Да не забывай, что в Грантэме ему всю зиму придется принимать гостей, а он этого терпеть не может! Да, вот еще что, когда умер старый Синдерфорд, твой отец разрешил его вдове остаться жить в том же доме, и теперь даже не знаю, как помягче намекнуть ей, что пора съезжать.

— Это невозможно. Так что, насколько я понимаю, Мартин останется в Стэньоне. Но только при условии, что будет вести себя со мной, по крайней мере, вежливо. До сих пор он этого не делал, и, признаться, его выходки уже начинают меня утомлять.

Однако, когда наконец эрл присоединился к остальным в маленькой гостиной на первом этаже, где уже был сервирован легкий завтрак, он с некоторым удивлением обнаружил, что и мачеха, и Мартин сегодня настроены на редкость миролюбиво. Похоже, разговор между ними шел именно о Жервезе, потому что стоило ему появиться на пороге, как в комнате мгновенно воцарилась гробовая тишина. Графиня первой пришла в себя и со свойственной ей любезностью объявила, что она рада его видеть, а потом пригласила отведать холодного мяса и персиков из собственной оранжереи. Правда, при этом не преминула отметить, что эта оранжерея была построена исключительно благодаря ее желанию и сейчас у них лучшие фрукты во всей округе. Таких персиков, ананасов и винограда нет ни у кого из соседей.

— Конечно, сейчас еще слишком рано, и сады пока что только цветут, — добавила она, — но, если у вас найдется свободная минутка их посетить, думаю, они вам понравятся. Видите ли, сад — это моя самая большая слабость. Я не жалею никаких трудов, ведь прекраснее цветов нет ничего на свете. Да и герцогиня Рутленд, очень милая женщина, кстати, не раз говорила, что таких цветов, как у меня, нет ни у кого. Мартин, передай брату горчицу: ты же видишь, он не может до нее дотянуться!

Ее приказание было немедленно выполнено, и она продолжала привычным для нее самодовольным тоном:

— Если вы разрешите, Сент-Эр, я сама прикажу Калну (ведь джентльмены не очень-то любят заниматься подобными вещами) поставить в салон один или два элегантных подноса для визитных карточек. Ведь, думаю, уже всем известно, что вы вернулись в замок. Конечно, трудно рассчитывать на то, что люди поедут в деревню только для того, чтобы отдать визит вежливости. Но все равно нельзя допустить, чтобы нас застали врасплох, а я сильно сомневаюсь, что на Кална в этом смысле можно положиться.

— Следует ли мне понимать вас так, что в самое ближайшее время соседи соберутся нанести нам визит? — спросил Жервез. На лице его отразилось некоторое смятение.