Зов сердец

Посреди гостиной накрыли длинный стол, еще несколько столиков, поменьше, разместились по краям, и как раз за одним из них они устроились. Мартин, который заранее дал указание Эбни приберечь для него это место, очень скоро разочаровался в том, что поначалу казалось ему дьявольски хитроумным планом. Гости рассаживались кто где хотел. Все развеселились, и надо было признать, что душой общества был лорд Улверстон. Это само по себе было достаточно плохо, но еще хуже было то, что его милости уже второй раз за этот вечер удалось ловко заручиться обществом Марианны. Мартин молча бесился, сходя с ума из-за того, что она позабыла обо всем, слушая джентльмена, которого он мало-помалу счел отъявленным повесой и распутником. У него чесался язык сказать ей, что ее дорогая мама, если бы у нее была такая возможность, посоветовала бы ей дважды подумать, прежде чем разговаривать с таким человеком. Бал в его глазах потерял всякую привлекательность, он удивлялся, как это другие умудряются веселиться, и, наконец решил, что танцы — самая глупая и утомительная вещь на свете.

Между тем молодежь снова принялась танцевать, и на этот раз Мартину посчастливилось оказаться кавалером прекрасной Марианны. Однако радость его продолжалась недолго. Только они вступили в круг, как узенькая ленточка, придерживавшая шлейф бального платья, соскользнула с руки Марианны. К несчастью, лорд Грампаунд, танцевавший весьма энергично, хотя и неумело, в двух шагах от них, не преминул тут же наступить на него, оторвав кружевную оборку, так что Марианне пришлось немедленно покинуть зал, чтобы привести туалет в порядок. Ничуть не расстроившись, она поспешила заверить Мартина, готового придушить зятя голыми руками, что несколько булавок быстро поправят дело, и позволила проводить ее в одну из небольших гостиных, примыкавших к бальному залу. К счастью, там никого не оказалось, и Марианна, ничуть не сомневаясь, что если она отправится к себе в спальню и попросит Бетти подколоть кружево, то это займет не меньше получаса, позволила Мартину ей помочь. Так он и сделал, воспользовавшись крохотными булавками, которыми как раз на случай такого несчастья Марианну позаботилась снабдить предусмотрительная матушка. Пострадали всего лишь несколько дюймов кружева, так что вскоре их удалось поправить. Мартин поднялся с колен, и Марианна со смехом принялась благодарить его, уже позабыв о своем огорчении. На щеках ее играл нежный румянец, глаза сверкали от счастья, она была так прелестна, что Мартин совершенно потерял голову. Он забылся до такой степени, что немедленно объявил ей о своей любви и даже попытался заключить ее в объятия.

Девушка, похоже, была совершенно не готова к столь неожиданному повороту событий и перепугалась не на шутку. Ей нравились ухаживания бесчисленных поклонников, но на пути искателей ее руки всегда стояла бдительная леди Болдервуд. А сейчас бедняжка Марианна совсем растерялась, не зная, как выпутаться из неловкого положения. Она шарахнулась в сторону, испуганно повторяя:

— О нет! Умоляю вас, только не это!

Он бросился к ней, сжал ее дрожащие руки, которые она умоляюще протянула к нему, и неминуемо запечатлел бы поцелуй на побледневших щеках, если бы в эту минуту в гостиную не вплыла его сестра, по пятам за которой следовал эрл. При звуке хорошо знакомого голоса сводного брата, резко окликнувшего Мартина, пелена, застилавшая его глаза, мгновенно рассеялась. Он круто повернулся, щеки его побагровели от смущения, а в глазах вспыхнул огонь стыда и бешеной ярости.

Марианна смутилась ничуть не меньше. Она стояла, дрожа всем телом и опустив голову, чтобы никто не увидел слез, которые повисли у нее на ресницах. Вырвавшийся у леди Грампаунд удивленный крик: «Ради всего святого, что здесь происходит?!» — отнюдь не разрядил обстановку. Горло Марианны перехватило судорогой, она едва смогла бессвязно пролепетать несколько слов и с благодарностью утопающей вцепилась в протянутую эрлом руку. Тот, поняв смущение девушки, мигом оказался возле нее, но своему обыкновению невозмутимо объявив:

— Я везде искал вас. Уже строятся пары для следующего танца. Мне довелось стать свидетелем прискорбного происшествия, которое произошло с вашим туалетом. Надеюсь, мой брат смог вам услужить?

— О да! Конечно! Так мило с его стороны! — пролепетала Марианна. — Это не имеет никакого значения… Пустяки!

Она тут же проследовала вслед за ним к выходу, но здесь их перехватил лорд Улверстон, который игриво заявил:

— Жер, ну и негодник же ты! Собирался надуть меня, да? Ведь мисс Болдервуд обещала этот танец мне. Ну-ка, руки прочь от нее, злодей!

Он тут же понял, что девушка страшно смущена. Один быстрый взгляд — и виконт смекнул, что причиной ее смущения является не кто иной, как Мартин, и с той готовностью, которая была отчасти свойством его природной доброты, а отчасти — следствием хорошего воспитания, продолжил шутить и смеяться, обвиняя эрла во всевозможных грехах, обещая, что не далее как утром вызовет его на дуэль.

— Нет, нет! — воскликнул Жервез, охотно включившись в игру. — Хорошенькое дело! А как же законы гостеприимства? И если ты настолько потерял голову, что забыл об уважении к хозяину, то уж я, поверь, о своем долге не позабуду!

— Гром и молния, Жер! Мисс Болдервуд, не слушайте этого краснобая! Однажды во Франции он сыграл со мной точно такую же шутку, при этом, не задумываясь, объяснил, почему я не должен быть на него в обиде! Ну пойдемте же! Если не поторопимся, для нас не останется ни одного свободного места!

Эрл передал смущенную Марианну с рук на руки другу, и она с облегчением позволила проводить ее в зал. Как только они исчезли, Жервез повернулся к брату и, смерив его с ног до головы презрительным взглядом, сурово произнес:

— Возьми себя в руки, Мартин, и постарайся хотя бы выглядеть джентльменом! Может быть, подобные манеры и произвели бы впечатление на маскараде в Ковент-Тарден, но в Стэньоне они совершенно неуместны!

— Как ты смеешь?! — вспыхнул Мартин, шагнув к нему. — Какое у тебя право судить о моем поведении?

— Ты забываешься! Меня касается поведение любого, кто живет под моей крышей!

— Да, конечно! Хочешь избавиться от меня, разве не так? Боишься, что, пока я здесь, у тебя нет ни малейшего шанса заполучить Марианну!

— Я бы предпочел, чтобы имя мисс Болдервуд не упоминалось! Довожу до твоего сведения, я не позволю, чтобы моих гостей оскорбляли, тем более, что речь идет о молодой девушке, доверенной нашему попечению. Тебе должно быть стыдно!

А поскольку Мартину и без того было стыдно, последнее замечание заставило его окончательно потерять голову от бешенства. К тому же сестрица, решив, видимо, и дальше испытывать его терпение, произнесла нравоучительным тоном, так похожим на материнский:

— Вынуждена признать, что Сент-Эр абсолютно прав. Такое поведение, мой дорогой брат, нельзя назвать иначе, как недостойным джентльмена. Грампаунду это совсем не понравится.

— Грампаунд может убираться к дьяволу, если ему угодно, а заодно прихватить с собой и тебя, и Сент-Эра! — взревел Мартин.

— Нет, Мартин, не стоит испытывать наше терпение и дальше, — невозмутимо посоветовала сестра. — Лучше попроси прощения у мисс Болдервуд. Я непременно скажу ей, что ты был совершенно пьян.

— Только попробуй! Не вздумай вмешиваться, Луиза, иначе тебе не поздоровится! К твоему сведению, я собираюсь жениться на Марианне!

— Возможно, — сухо кивнул эрл. — Но прежде чем ты привлечешь к ней внимание всего общества, которое она сама, возможно, сочтет нежелательным, советую тебе заручиться согласием ее отца!

— Совершенно верно, — согласилась леди Грампаунд. — Перестань бесноваться, Мартин, Сент-Эр прав. Вот когда Грампаунд делал мне предложение, то он решился поговорить со мной только после того, как убедился, что наш дорогой папа ничего не имеет против. Да и вообще, пока мама со мной не переговорила, я и понятия не имела, что Грампаунд питает ко мне какие-то нежные чувства. Он с таким уважением ко мне относился, что порой мне казалось, будто его больше волнует, что подадут на обед! — Она разразилась добродушным смехом, воскресив в памяти столь волнующие ее воспоминания.

Но единственное, чего Луизе удалось добиться, так это то, что младший брат смерил ее презрительным взглядом с головы до ног. И без того тонкие его губы сжались так, что превратились в тонкую линию, словно кто-то полоснул бритвой у него под носом.

— Уверен, что Грампаунд в подобных обстоятельствах вел себя как подобает, — твердо заявил Жервез. — Но по-моему, на эту тему сказано уже достаточно. Думаю, нам всем следует вернуться в зал для танцев.

— Вот только я еще пока ничего не сказал! — взревел Мартин, обращаясь к нему. — Будь любезен, перестань разговаривать со мной, словно я последний прохвост, собирающийся обольстить Марианну! Это не так, и если ты надеешься, что я намерен на коленях вымаливать у тебя разрешение на ней жениться, то очень ошибаешься!

Тираду Мартина прервало появление Тео, который заглянул в гостиную. Лицо его было удивленным и слегка смущенным. Быстро захлопнув за собой дверь, он воскликнул:

— Жервез! Мартин! Ради бога! Вы так кричите, что слышно в зале! Что случилось?

— Ничего, что бы касалось тебя! — рявкнул Мартин.

— Это все Мартин виноват, — объяснила леди Грампаунд. — Он вел себя просто отвратительно и скоро сам это поймет! И так всегда! А мама так его балует, что Грампаунд всегда говорит — ничего удивительного…

Жервез быстро прервал ее:

— Грампаунд, конечно, на редкость порядочный человек, Луиза, но, думаю, маме совсем не понравится, что он о ней думает. Позволь, Тео проводит тебя в зал! Если мы все вместе тут застрянем, пойдут разговоры.

— Может, именно тебе стоит пойти в зал с Луизой? — напрямик предложил Тео.

— Ерунда! Конечно, мы с Мартином немного повздорили, но, уверяю тебя, до смертоубийства дело не дойдет. Луиза, ты крайне меня обяжешь, если и словечка не проронишь о том, что здесь произошло. Кстати, нет никакой необходимости обсуждать это происшествие даже с Грампаундом!

— Если кому и нужно не знать, так это маме, — заявила ее милость, невозмутимо подбирая шлейф. — Как бы то ни было, я ей не скажу, к тому же она и пальцем не позволит тронуть своего обожаемого Мартина! Так было и всегда будет, не правда ли?

С этими словами любящая сестра приняла предложенную ей Тео руку и пошла с ним в бальный зал, чтобы там не медля ни минуты поведать ему обо всем.

Оставшись наедине со сводным братом, Жервез заговорил уже мягче:

— Согласен, все это крайне неприятно, но мы должны сделать вид, что ничего не произошло! Прошу простить, если я погорячился, но пытаться поцеловать молодую девушку против ее воли, да еще когда она находится в доме при подобных обстоятельствах, это уже верх неприличия, ты не находишь?

Но снисходительность брата, отпор, полученный от Марианны, да еще собственные угрызения совести довели Мартина до такого состояния, что примирение было уже невозможно. Дрожащим от злобы голосом он крикнул Жервезу в лицо:

— Оставь меня в покое, будь ты проклят! — и выскочил из гостиной.

Глава 10

Конечно, трудно было ожидать, что после столь волнующих событий вечера мисс Болдервуд смогла бы уснуть, не излив душу подруге. Доброта лорда Улверстона и его неиссякаемое остроумие немного привели ее в чувство, но нервы девушки были натянуты до предела. До сих пор Марианна еще никогда не оставалась наедине с мужчиной, если, конечно, не считать отца. Даже когда эрл учил ее править экипажем, позади них всегда маячил грум. Иногда такая назойливая опека родителей изрядно ее раздражала. Марианна обожала кокетничать с окружавшими ее многочисленными поклонниками, но в своей детской наивности не догадывалась, что подобная тактика может заставить кого-то из них потерять голову. Когда же так и случилось, когда ее легкомыслие чуть было не довело до беды, она страшно перепугалась. Еще немного, и Марианна даже уверила бы себя в том, что она одна из тех несчастных падших девушек, в обществе которых допускаются всякие вольности.

Однако, как ни странно, мисс Морвилл отнеслась ко всему с полным спокойствием и присущим ей здравым смыслом. Невозмутимо выслушав признание и согласившись, что, конечно, оказаться в подобной ситуации весьма неприятно, она добавила, что лично ее ничуть не удивляет, что Мартин настолько забылся.

— А чего же вы ожидали, Марианна? Ведь вы так прелестны, да еще и отчаянная кокетка!

— О боже, я в жизни так не пугалась! Мне и в голову не приходило, что он может решиться на такое!

— Да, конечно. Но ведь, в конце концов, он еще очень молод. Думаю, что сейчас Мартин просто сгорает со стыда, — примирительным тоном сказала мисс Морвилл. — На вашем месте, Марианна, я бы не стала так уж расстраиваться по этому поводу!

— Как вы можете так говорить? Он вел себя, словно я… словно я последняя девка! — На лице мисс Морвилл появилось легкое удивление, и Марианна возмущенно добавила: — Не понимаю, Друзилла, как вы можете быть такой бесчувственной?! Вы только попробуйте представить себя на моем месте!

— Можно, конечно, попробовать, — пробормотала мисс Морвилл. — Не знаю только, получится ли… Видите ли, весь ужас в том, что пока что никто и не делал попытки меня поцеловать!

— Завидую вам! — фыркнула Марианна. — Хотелось бы знать, с каким лицом я выйду к завтраку. Ведь там будет Мартин, а я даже не знаю, как посмотрю ему в глаза! Просто не смогу!

— Глупости, ничего страшного! — уверенно возразила подруга. — Кстати, утро уже наступило, и если уж вы собираетесь идти на завтрак, так до него осталось совсем немного!

Это весьма здравомыслящее замечание было воспринято девушкой с унынием, Марианна жалобно пробормотала, что Друзилла, похоже, совершенно не понимает всех ее страданий. Не важно, за завтраком или за ужином, просто от одной мысли, что придется встретиться с Мартином, ей становится дурно.

— Думаю, ему тоже становится дурно от этой мысли, — предположила мисс Морвилл, — так что, чем раньше вы через это пройдете, тем лучше для вас обоих.

— Господи, если бы я могла вернуться домой! — простонала Марианна.

— И вернетесь. Через день-два. А вот если уедете немедленно, тогда, я уверена, тут же поползут всякие слухи. Думаю, вы этого не хотите, не так ли? Да и потом, живя по соседству, разве вы сможете долго избегать Мартина?

На это трудно было что-то возразить. Марианна приложила платочек к глазам и после того, как в должной мере высказала свое возмущение наглостью, бесстыдством и глупостью Мартина, предположила, что все это — результат плохого воспитания, а после рассыпалась в похвалах исключительной тактичности и доброте лорда Улверстона.

— Уверена, я никогда, никогда не смогу отблагодарить виконта за его доброту! — воскликнула она. — Ведь он наверняка видел, что со мной творится: я была так перепугана, что едва могла говорить, а встретиться с ним взглядом было выше моих сил! При одной мысли, что он, возможно, сейчас спросит, что произошло, мне хотелось зарыдать! Но он этого не сделал! Было что-то очень трогательное в том, как заботливо он предложил мне руку, принес стакан лимонада да еще приговаривал, дескать, в зале так жарко, не хочу ли я, чтобы он отвел меня куда-нибудь, где будет немного прохладнее! А потом мы поболтали о том о сем, пока я не успокоилась и… Другого такого доброго человека просто не знаю!…

Мисс Морвилл с готовностью поддержала разговор, стараясь отвлечь Марианну от тяжелых воспоминаний. Несмотря на желание поскорее прервать тягостную беседу, Друзилла напомнила, как печально было бы именно сейчас уехать из Стэньона, не познакомившись как следует с таким замечательным человеком, как виконт. Безыскусный панегирик, который прозвучал в ответ, породил в ее душе неясное подозрение, что, случись на месте Мартина лорд Улверстон, его объятия были бы приняты куда благосклоннее. Однако она была достаточно умна, чтобы оставить эти мысли при себе. Марианна считала, что глаз не сомкнет в те немногие часы, которые еще оставались до рассвета. Однако они вдруг сами собой закрылись. Убедившись, что Марианна провалилась в сон, Друзилла отправилась к себе. К завтраку спустились только мужчины. Большинство дам покинули свои спальни лишь к одиннадцати, в том числе и леди Грампаунд, которая, казалось, встала лишь для того, чтобы убедиться, что ее сыновья отправятся с Мартином на обещанную прогулку. Несмотря на его возмущение и ссылки на то, что, уехав из замка, он не сможет попрощаться с гостями, которые покинут Стэньон после завтрака, она без обиняков заявила: заняться племянниками — его святой долг. Напоминание же о его безобразном поведении накануне заставило Мартина пробормотать сквозь зубы, что если эта жертва с его стороны заставит Луизу поскорее убраться из Стэньона вместе со своими отпрысками, то он готов незамедлительно ее принести.

Уже к полудню все гости, кроме семейства Грампаунд, покинули замок, и вдовствующая графиня теперь могла без помех обсуждать состоявшееся накануне торжество с каждым, кто по неосмотрительности приближался к ее креслу, упиваться гордостью по поводу великолепного ужина и язвительно перебирать в памяти тех несчастных, кто не удостоился приглашения в Стэньон. К ее воспоминаниям присоединилась и дочь. Та тоже, по-видимому, просто не представляла себе большего блаженства, выпадающего на долю человеческого существа, чем возможность побывать в Стэньоне, а, кроме того, она горела желанием похвастаться тем неизгладимым впечатлением, которое ее туалет произвел на герцогиню. Столь поучительная беседа обеих дам была вскоре прервана: в комнату с шумом ворвались Гарри и Джон, умирающие от желания рассказать матери, как здорово они покатались верхом. На этом разговор и закончился, поскольку вначале милые дети не переставая вопили, а потом не замедлили сцепиться: по праву первородства Гарри настаивал, что вывернуть наизнанку содержимое бабушкиной рабочей шкатулки его неотъемлемая привилегия, а Джонни яростно это оспаривал.

— Милые крошки! — пробормотала графиня. — Думаю, им так хочется поиграть. А ты помнишь, Луиза, как они вчера наслаждались головоломками вместе с душечкой Марианной?

— Да, мама, конечно, только не вздумай напомнить им об этом. Я уже предупредила их, чтобы они не вздумали снова вцепиться в мисс Болдервуд в награду за ее доброту.

Но тут Марианна, которая усердно собирала с пола все разбросанное из рабочей корзинки, моментально вмешалась, заявив, что будет просто счастлива снова поиграть с малышами, и в подтверждение своих слов тут же отправилась на поиски очередной головоломки, пока за ее спиной леди Грампаунд торжественно сообщила своим отпрыскам о том удовольствии, которое их ожидает. К тому времени, когда Марианна вернулась, в гостиной уже воцарился мир. Утихли даже неистовые вопли маленького Джонни, который перехватил на лету пристальный взгляд брата, устремленный на вазочку с леденцами.

И когда наконец Мартин в сопровождении лорда Улверстона появился в гостиной, Марианна уже настолько была поглощена игрой, что ограничилась лишь сухим, коротким кивком в его сторону. Он в свою очередь неловко пробормотал несколько слов по поводу прекрасной погоды и предположил, что ей, вероятно, хочется немного прогуляться прежде, чем позовут к ленчу. Марианна коротко отказалась, а через мгновение Мартин имел удовольствие увидеть, как лорд Улверстон присоединился к игре, встреченный улыбкой и очаровательным румянцем.

Грампаунды собирались покинуть Стэньон во второй половине дня. Пока общество, устроившись за столом в одной из гостиных, подкреплялось холодным мясом и фруктами, лорд Грампаунд вдруг неожиданно объявил, что хочет посмотреть один дом по соседству, который рассчитывает спять, чтобы все семейство воссоединилось на летние месяцы. Это заставило его супругу немедленно перечислить все обширные переделки, которые, по ее мнению, было просто необходимо произвести в Грампаунд-Мэнор, упомянуть прискорбное воздействие брайтонского климата на слабые легкие бедняжки Гарри и выразить самое горячее желание провести лето где-нибудь поблизости от Стэньона. Высокомерно не замечая всех попыток пасынка вмешаться в разговор, вдовствующая графиня немедленно предложила дочери пожить в Стэньоне. Леди Грампаунд с радостью бы его приняла, если бы не твердость лорда Грампаунда, резко заявившего, что предпочитает жить в собственном доме.

— Уверена, так будет лучше, милый, — согласилась жена. — Хотя маме было бы очень приятно, если бы дети подольше побыли в Стэньоне. И не знаю, где бы им было лучше, чем здесь! Конечно, не думай, что я имею что-нибудь против, все будет так, как ты хочешь. Жаль только, что я не очень хорошо знаю дорогу в Кентэм. Mapтин, думаю, было бы неплохо, если ты проводил нас до самого дома, — наверняка ты отлично знаешь, как туда проехать. Мы посмотрим дом, и ты успеешь вернуться в Стэньон к ужину.

Такая бесцеремонная манера распоряжаться его временем повергла Мартина в шок.

— Чудесно, дорогая Луиза! Жаль тебя огорчать, но у меня другие планы!

— Глупости, какие еще другие планы? — возразила она. — Ты просто вредничаешь, вот и все! Я прекрасно знаю, что ты можешь поехать с нами, если захочешь.

Он предпочел промолчать.

Лорд Грампаунд откашлялся:

— Конечно, я был бы только счастлив, если бы Мартин нас проводил, но раз он не хочет, не надо на него давить.

Мартин продолжал хранить упорное молчание, и тут Жервез, который решил, что с него достаточно, счел за лучшее вмешаться:

— Если не возражаешь, Грампаунд, я поеду с вами, идет? Конечно, не уверен, что это будет самый короткий путь, но я примерно представляю себе дорогу.

Грампаунд милостиво согласился. Мартин с трудом подавил в себе невольное чувство благодарности, которое немедленно рассеялось как дым, потому что Луиза, решив, что сейчас самый подходящий момент, принялась читать ему нотацию по поводу дурных манер, которую закончила, сравнив его отвратительное поведение с благородными поступками сводного брата.

— Сколько можно меня воспитывать! — не выдержал Мартин, вскочив из-за стола и резко отшвырнув в сторону стул. — Ну конечно, куда мне до Сент-Эра! Ведь он само совершенство, не так ли? Но если ты попробуешь приняться и за него, то, держу пари, он быстренько скажет свое слово, тогда только ты и видела лето в Стэньоне!

— Успокойся, осел! — сквозь зубы прошипел Тео.

— Сам успокойся! Я ухожу! — рявкнул Mapтин и стремглав вылетел из комнаты.

Марианна ничуть не сомневалась, что упорное нежелание Мартина сопровождать Грампаунда вызвано не чем иным, как надеждой переговорить с ней наедине, тем более что к этому времени он уже раза два пытался увлечь ее в сторону. А поскольку она понятия не имела, что сказать, если он примется извиняться за вчерашнее, или что делать, если ему придет в голову продолжать в том же духе, что и накануне, то бедняжка от волнения была сама не своя. Она так пылко взмолилась, чтобы Друзилла ни на минуту не покидала ее, что та, хоть и собиралась прогуляться по парку и на досуге заглянуть к себе домой — управиться с накопившимися в ее отсутствие делами, сочла необходимым согласиться. Как только два экипажа Грампаундов, сопровождаемые эрлом, уехали, мисс Морвилл предложила Марианне прогуляться по саду. Туда они и отправились, чтобы насладиться весенним солнцем и обменяться впечатлениями о бале, по крайней мере, теми, которые Марианна могла вспоминать без угрызений совести. Тем не менее, мысли ее то и дело возвращались к злосчастному эпизоду и наконец она решилась признаться, что, хотя раньше и обижалась порой на мать, считая ее немного старомодной, коль скоро та не разрешала ей нигде бывать без сопровождающих, уж теперь-то она сама поняла, как опасно для молодой девушки оказаться наедине с мужчиной.

Погуляв немного по залитым солнцем тропинкам, они повернули к дому, и тут к ним присоединился лорд Улверстон. Он любезно предложил сопровождать их, но очень скоро мисс Морвилл, ясно поняла, что ее присутствие нежелательно ни ему, ни Марианне. Поэтому она решилась предложить покинуть их ненадолго, чтобы все-таки побывать в Гилбурн-Хаус. Марианна не слишком, возражала, лишь вежливо осведомилась, не будет ли это Друзилле слишком утомительно после бала. Все опасности, подстерегавшие ее в обществе молодого джентльмена, были мгновенно забыты, а поскольку мисс Морвилл ничуть не сомневалась в способности лорда Улверстона ни в коем случае не преступать рамок строгой сдержанности, то без особых колебаний оставила подругу под его опекой.

В Гилбурн-Хаус ее радостно встретила экономка, у которой уже голова шла кругом от свалившихся на нее забот, а язык просто зудел от желания немедленно излить все накопившиеся жалобы. Среди них была и обида на возмутительную неблагодарность, эгоизм и небрежность одной из горничных, которая, получив разрешение переночевать дома в деревне, вместо того чтобы вернуться на следующее утро в назначенный час, прислала кое-как нацарапанную записку, сообщив, что разбила коленку и не может шагу ступить. А поскольку деревня лежала в миле от Гилбурн-Хаус, то нельзя же было, в самом деле, рассчитывать, что полная миссис Бакстон самолично отправится туда, дабы убедиться в этом своими глазами. Впрочем, она туманно намекнула, что всегда подозревала девушку в некотором легкомыслии.

Мисс Морвилл, однако, не разделила ее подозрительности, хотя и пообещала на обратном пути заглянуть к Китти. Она привыкла добросовестно относиться к своим обязанностям, а родители с детства внушили ей, что забота о слугах — ее святой долг.

Поспорив немного с миссис Бакстон, которая, не будучи столь прогрессивных взглядов, как родители Друзиллы, считала, что ее непременно должен сопровождать слуга, который и понесет корзинку, мисс Морвилл отправилась в деревню навестить больную.

Все оказалось именно так, как и написала Китти. Коленка бедняжки распухла и страшно болела. Так что содержимое корзинки, состоящее из арники, свежих яиц и сыра, похищенных из кладовой миссис Бакстон, которую та стерегла на манер дракона, были приняты с горячен благодарностью вкупе с некоторой долей сомнения, поскольку матушка Китти пребывала в уверенности, что озноб, воспаление суставов, нарывы и все хвори, какие только существуют на свете, поддаются лишь волшебному воздействию гусиного жира. Но внимание мисс Морвилл польстило и ей. Друзиллу заставили войти в дом, угостили можжевеловой настойкой, а кроме этого, ей пришлось выслушать несметное количество раз, как она добра, что зашла навестить Китти. Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем Друзилла выбралась наконец из деревни. До замка было недалеко, особенно если пройти, как она намеревалась, через парк. От ворот широкая дорожка вела прямо к конюшням и кухне, однако и этот путь показался ей слишком длинным, поэтому, в конце концов, девушка решила пройти через лес по одной из извилистых тропинок, что вели к подъездной аллее, хотя уже и сгущались сумерки.

В глубине леса было довольно прохладно, но мисс Морвилл, которая не была ни настолько изнеженна, чтобы взять теплую накидку, ни впечатлительна сверх меры, чтобы бояться темноты, не испытывала ни малейшего беспокойства. Ей даже в голову не могла прийти вздорная мысль, что ее преследуют, до той самой минуты, пока какая-то зверюшка испуганно не юркнула в кусты. Да и после этого, подумав, что это просто кролик, Друзилла хладнокровно отправилась дальше. Через четверть часа быстрой ходьбы она увидела вдалеке подъездную дорожку, ведущую к крыльцу замка. Тут до ее слуха донесся стук копыт, и Друзилла решила, что это не иначе как эрл, проводив Грампаундов, возвращается в замок, а вовсе не одинокий разбойник в маске, как подумала бы на ее месте любая другая девушка. Так оно и было. Через пару минут она уже могла легко узнать Клауда, скакавшего легким галопом через газон по направлению к аллее. Миновав открытое место, Клауд и его хозяин скрылись из виду за густыми кустами, которые шли вдоль аллеи. Однако мисс Морвилл и без этого прекрасно слышала стук подков жеребца. Но вдруг он резко оборвался, и вслед за этим раздался тупой удар, как если бы что-то тяжелое упало на землю. Звонко зацокали по камням подковы, потом до нее донеслось ржание испуганной лошади, и мисс Морвилл поняла, что эти звуки могут означать лишь одно — что-то произошло! Казалось невероятным, чтобы жеребец эрла поскользнулся на мягком торфе, но сейчас было не до рассуждений. Подобрав повыше юбки, Друзилла со всех ног бросилась через кусты. Через мгновение она выскочила на дорожку, и глазам ее предстало нечто невероятное. Клауда и след простыл, а его хозяин распростерся поперек узкой полоски травы. Плечи и голова эрла свесились на дорожку; Мисс Морвилл решила, что он, должно быть, без чувств. Упав на колени возле тела, она без колебаний распахнула на нем сюртук и склонилась, чтобы послушать, бьется ли сердце.

Через какое-то время эрл пришел в себя и обнаружил, что покоится головой на коленях мисс Морвилл. Его галстук — истинное произведение искусства — был развязан, а сам он явственно ощущал запах уксуса. Уставившись бессмысленным взглядом в склоненное над ним лицо, он потрясенно пробормотал:

— Бог ты мой! Неужто я упал?!

— Да, — кивнула мисс Морвилл, убирая флакон с уксусом от его лица. — Похоже, кости все целы, милорд, хотя, конечно, я могу и ошибаться. Попробуйте пошевелить руками и ногами.

— Боже, кажется, вы правы! Ничего не сломано! — ответил он, приподнимаясь, чтобы сесть, и со стоном схватился за голову. — Дьявольщина, ничего не понимаю! Какого черта я… А где моя лошадь?

— Ничуть не сомневаюсь, — сказала мисс Морвилл, — что она благополучно добралась до конюшни. Во всяком случае, когда я прибежала, ее здесь не было. Не стоит о ней волноваться. Клауд бы не убежал, если бы с ним что-то случилось. Даже к лучшему, что он удрал. Ведь ваш грум знает, куда вы поехали, и поднимет тревогу, так что скоро подоспеет помощь.

У эрла вырвался хриплый смешок.

— Вы обо всем подумали, сударыня! Впрочем, как всегда!

— Может, и так, — согласилась мисс Морвилл. — Но не в моих силах сделать все, что хотелось бы. Например, мне нужна вода, чтобы окончательно привести вас в чувство, но при этих обстоятельствах мне бы не хотелось оставлять вас одного. Хотя я и не думаю, что вы ухитрились сломать ключицу, милорд.

— Совершенно уверен, что нет. А вот шею чуть не сломал!

— Очень болит? — участливо спросила она.