За порогом мечты

– Роулэнд был надутый и очень солидный индюк! – улыбаясь, подсказал Каверли, чтобы обойти щекотливый момент.

– Да, именно! – с готовностью поддакнула Эбби. – И всегда указывал всем, как и что надо делать… – Она снова осеклась, покусывая губы. – Извините, не обращайте внимания на мои слова.

– Конечно-конечно. А знаете, чем дольше я думаю обо всем этом, тем больше я прихожу к мысли, что они с Селией были созданы друг для друга. По крайней мере, я рад, что она не впала в черную меланхолию, или в зеленую тоску, или в черно-зеленую тоскохолию…

Эбби хихикнула и удивленно приподняла брови:

– Да, но… А что, Роулэнд знал о вашем с Селией побеге?

– Господи, ну а как же? – Он улыбнулся с холодноватым равнодушием. – Давайте валяйте дальше, мэм! Куда там бегут ваши мыслишки? Не задумывались ли вы о том, что Селия была наследницей крупного состояния? И ее побег конечно же вызвал бы скандал. Люди стали бы чесать языки, и ничего не могло быть гаже для Морвала или Вендовера, чем такие слухи и сплетни. Они решили замять и спустить на тормозах все дело, и тайна оказалась только в их распоряжении – их четверых.

– Четверых?!

– Ну да. Это ваш отец, отец Селии, мой отец и Роулэнд, – сказал мистер Каверли спокойно.

– А-а, респектабельность, – горько протянула Эбби. – Как я всегда ненавидела этого идола моего папаши… А ваш отец, он тоже молился на респектабельность?

– Нет, но он любил хороший тон. Я хороший тон всегда презирал, и потому он всегда хотел от меня избавиться – и тут как раз представился случай. Нет, я не могу его винить. Я ему слишком дорого обходился, знаете ли.

– Из того, что я услышала, ваш брат обходился ему еще дороже, – заметила Эбби. – Почему бы вашему отцу не избавиться заодно и от него?

– Ну, ведь Хэмфри был его главным наследником, – снова бегло улыбнулся Каверли. – И хотя у него имелись долги, это были долги чести, очень модные долги – сделанные за карточным столиком в дорогих клубах, среди знатных людей… Он любил вращаться в высоких сферах, от которых меня… гм!.. временами просто тошнило.

– Так он и своего сынка пустил по своим пятам?

– Вовсе не обязательно. Думаю, он умер, когда Стэси был еще слишком мал. Сколько я могу судить, Стэси поступил в Оксфорд, но вряд ли его закончил… Скорее всего, он просто то выбывал, то снова поступал туда…

– А вы сами учились в Оксфорде? – с любопытством спросила Эбби.

– Как вам сказать? Моя наука от Оксфорда в основном состояла в том, что меня вытурили оттуда, – кратко сообщил мистер Каверли.

Эбби хотелось прыснуть со смеху, но она сдержалась и процедила, стараясь удерживать челюсти в сцепленном состоянии:

– Ну, каковы бы ни бы ли ваши ошибки юности, не думаю, что сейчас вы могли бы одобрить совращение вашим племянником молодой девушки и тайное с ней венчание…

– Однако, если бедняга разорен, что ему еще остается делать? – хладнокровно отвечал мистер Каверли.

– Может быть, он все-таки найдет другие способы подняться на ноги, вместо совращения моей племянницы?

– Конечно, с его стороны было бы разумнее сосредоточиться на девушке, которая уже может распоряжаться своим приданым…

– Как?! И это все, что вы имеете сказать? – обиженно вскричала Эбби.

– А каких слов вы ожидаете от меня? – в свою очередь спросил Каверли.

– Мне казалось, что вы могли бы кое-что сделать …

– Что?

– Положить конец этой интрижке!

– Каким образом?

– Ну, побеседовать с племянником, убедить его… Я не знаю! Вы наверняка способны что-нибудь придумать!

– Вот и нет. Мои мыслительные способности всерьез повреждены жарким индийским климатом. И потом, с чего это мне надо беспокоиться?

– Потому что это ваш долг! Это ваш племянник!

– Придумайте что-нибудь получше. У меня нет никакого долга перед Стэси, а если бы и был таковой, я и то не стал бы ничего предпринимать.

– Но вы же не можете допустить, чтобы ваш племянник опустился ниже всякого достоинства?!

– Да мне совершенно все равно. Так что, если вы думаете, что я могу оказать на него влияние, вы заблуждаетесь.

– Вы просто невозможны! – огорченно вскричала Эбби.

– Да уж конечно. Но только черт меня побери, если я возьмусь читать кому-нибудь мораль после всего того, что сам натворил в жизни… А вот блеск ваших кровожадных глазок, когда вы злитесь, мне очень правится…

После этой фразы разговор невозможно было продолжать. Эбби, не забыв еще раз окатить его жгучим взглядом, гордо развернулась и пошла прочь.

Про Левенингов, естественно, она позабыла. Когда она дошла до Лора-Плейс, тут только до нее дошло, что ведь ее записка к Левенингам осталась лежать брошенной на столике, там, где она сидела… Оставалось только надеяться, что письмо это нашли и передали Левенингам.

К этому времени ее гнев, возбужденный беседой с мистером Каверли, несколько поутих, и она могла обдумать все дело уже более взвешенно. Она замедлила свой шаг и свернула на Грейт-Палтини-стрит в такой задумчивости, что даже не обратила внимания на робкое приветствие ее поклонника из священнослужителей, каноника Пинфорда. Это досадное недоразумение повергло преподобного джентльмена в мучительные раздумья, чем он мог когда-либо обидеть прелестную мисс Эбби Вендовер…

Очень скоро Эбби с удивлением обнаружила, что ее странно притягивает недостойный мистер Майлз Каверли. По его же собственным словам, он был человеком, никак не заслуживающим никакого уважения, однако всякий раз, как Эбби припоминала его словечки по поводу того или иного жизненного явления, ее неудержимо тянуло расхохотаться. Но потом она вспомнила о разных других деталях, которые уже вовсе не были смешными, а скорее требовали холодного размышления. Она ведь знала, что его исключили из Итонского колледжа; а сам он мимолетом проронил, будто его выгнали из Оксфорда. И к тому же он пытался бежать вместе с девушкой-гимназисткой, ну да бог с этим, он ведь сам, надо полагать, был еще совсем молод и к тому же сильно влюблен… Нет, хуже другое: как легко, смеясь, небрежно он признавался в своих грехах, даже не хвастая ими, а так, словно и они были всего лишь маленьким житейским пустячком. Пустячком, которым он попросту забавлялся, даже с некоторым сквернословием, вспомнив о котором Эбби снова была вынуждена подавить улыбку. Но вот то, что он так грубо отказался вмешаться и спасти Фанни от Стэси, – вот это уже Эбби совсем не нравилось. Ведь он выразил полную незаинтересованность в успехах своего племянничка, и более того, хотя о своем юношеском увлечении он вспоминал с насмешкой, все-таки он явно носил в своем сердце нежность к Селии, и ему должна быть небезразлична судьба ее дочери…

Восстанавливая теперь в памяти заключительную часть их беседы, Эбби снова начала про себя беситься, и вся ее симпатия к мистеру Каверли пропала. Так что к моменту, как она добралась домой, на Сидни-Плейс, состояние ее души было взбаламученным и неуютным. Она не знала, следует ли больше презирать Майлза Каверли за его отвратительный цинизм или себя саму за то, что хихикала над его гнусными остротами. Совершенно позабыв об окружающих, она позвонила в дверь, при этом вслух сказав: «Облезлый индюк!» – что, безусловно, относилось к мистеру Каверли, но было принято на свой счет открывшим дверь дворецким Миттоном, которого глубоко обескуражило это ничем не мотивированное обвинение.

Узнав от него, что мисс Баттербанк пришла навестить ее сестрицу, Эбби направилась в свою комнату. Почему-то, по необъяснимым причинам, Эбби решила не поддаваться первому побуждению и не рассказывать пока Селине о своей интересной встрече. Она только заверила сестру, что оставила для Левенингов записку в «Йорк-Хаус». В конечном счете, думала Эбби про себя, кто-нибудь из слуг обязательно найдет это послание, когда будет стирать со стола пыль, и передаст по назначению.

Фанни вернулась из своей экспедиции как раз к ужину во вполне жизнерадостном настроении. Оказывается, ее задушевная подруга Джулия Виверхэм, которая тоже была на пикнике, подробно рассказала ей о прелестном письме, полученном ее матерью от Стэси Каверли, который объявлял о своем возвращении в Бат в конце недели. «А ты, Эбби, когда увидишь его, ты сама все поймешь, – правда, тетя Селина?»

Селина под сияющим взглядом девушки несколько смешалась, не зная, что сказать, но Эбби выручила Селину, согласившись, что ей будет крайне приятно завести знакомство с мистером Каверли, и указала сестре не забыть послать молодому человеку приглашение на ее вечеринку. Это замечание, повергнув Фанни в тихий восторг (Эбби при этом почувствовала себя гнусной предательницей и обманщицей), на Селину произвело будоражащий эффект – та принялась лихорадочно составлять список гостей, которые должны обязательно встретиться с Левенингами, и длиннейший реестр поручений для слуг. Это потребовало таких бурных умственных усилий, что через пять минут утомленная Селина отправилась спать. Эбби легла попозже и потом полночи промучилась в размышлениях о проблеме, которая во тьме незримо разрасталась все шире и шире, пока часы хладнокровно отмеряли минуты за минутами…

Поутру она встала не слишком отдохнувшая, но, сидя перед туалетным столиком, вдруг сообразила, что есть человек, способный дать ей дельный совет. Миссис Грейшотт, она ведь не только разумная женщина, не только вызывает восхищение у Фанни, но и к тому же сама мать и должна лучше старых дев понимать в том, как следует обращаться с девочками в опасном возрасте. Во всяком случае, от разговора с ней вреда не будет, поскольку миссис Грейшотт насчет обсуждения всяких деликатных вопросов всегда готова помочь, и Эбби чувствовала, что именно такого рода кумушка ей и нужна сейчас.

Так что Эбби объявила Фанни, что сегодня она сама будет сопровождать ее на Куинн-сквер, вместо миссис Гримстон, и пока Фанни будет бороться с упражнением по итальянской грамматике под судейством учительницы мисс Тимбл, Эбби займет себя посещением близлежащих магазинчиков. Затем Эбби намеревалась уединиться и поболтать с миссис Грейшотт, пока Фанни и Лавиния Грейшотт будут добивать итальянский, а потом пусть девочки вместе подойдут туда же, к Эдгар-Билдингс.

Фанни восприняла эту идею оживленно:

– О, чудесно! Тогда я смогу купить себе новую пару шелковых чулок, там, на Милсом-стрит! Я хотела это сделать еще раньше, но тебя не было, тетя Селина чувствовала себя скверно, а с нянькой миссис Гримстон мне вовсе не хотелось идти! Ты ведь знаешь, какая она! Она либо сразу заявляет, что самая твоя желанная вещица тебе вовсе не идет, либо уж наотрез говорит, что та слишком дорога и она знает место, где то же самое можно купить раза в два дешевле…

Эдгар-Билдингс располагались в фешенебельном районе города. Мистер Леонард Балкинг собирался поселить свою сестру в самом престижном районе и мог снять дорогой дом, но все же проявил изрядную толику здравого смысла, поскольку, скажем, взбираться по кривой улочке до Камден-Плейс мог лишь только здоровый и юный атлет, а не больная немолодая женщина. Так что в конечном счете миссис Грейшотт осела в Эдгар-Билдингс, откуда она без труда могла прогуляться до всех самых лучших магазинов и даже без всякого напряжения добраться до минеральных источников.

Апартаменты миссис Грейшотт представляли собой прекрасную квартиру, где имелись спальни для нее, для дочери, для слуг и гостевая. Помимо гостиной, имелся и небольшой холл для приемов. Когда миссис Грейшотт заикнулась было брату о том, что ее удовлетворила бы и квартирка попроще, тот ее оборвал: «Ты очень меня обижаешь, милая, когда говоришь в этаком жалком тоне. Ведь ты и твои дети – вся моя семья. Так неужто мне нельзя немножко побыть крестным отцом?»

Таким образом, судьба миссис Грейшотт оказалась вполне устроенной. И хотя она вовсе не делала тайны из того, что благополучие ее достигнуто за счет щедрости брата, некоторые злонамеренные сплетницы тем не менее шипели по углам, что им, дескать, кажется весьма странным, что бедная вдова может позволить себе роскошествовать в таких хоромах.

Эбби впустил в дом благородного облика домовладелец, и когда она уже собралась подниматься по лестнице в квартиру, он торжественно воскликнул ей вслед:

– А знаете ли, мэм, что приехал мистер Оливер? Да, да! Вчера прибыли-с! Правду сказать, нашу мадам чуть кондрашка не хватил, ну да все обошлось! Говорят, от радости сердце не рвется! Пожалуйте, мэм, пожалуйте…

Но Эбби замерла на полдороге; ей стукнуло в голову, что сейчас ее визит, вероятно, не совсем уместен. Но тут она услышала голоса, подняла голову и увидела миссис Грейшотт, которая стояла, улыбаясь, на лестничной площадке.

– Заходите же, Эбби! – сказала она. – Я увидела вас еще в окно и подумала, как бы вы не передумали, узнав, какой у нас знаменательный день… Уж такая радость, такой сюрприз! Просто не могу поверить…

– Я страшно рада за вас, – отвечала Эбби тепло. – Но все-таки не думаю, что вам захочется сейчас принимать утренних визитеров…

– Ну что вы, не надо так! И к тому же у меня уже сидит гостья – миссис Энкрам, впрочем, она, вероятно, скоро откланяется. Больше всего мне хочется, чтобы именно вы повидались с моим Оливером. И еще – у меня есть для вас весьма интересное… Ну, об этом после, когда мы избавимся от миссис Энкрам… – Последние слова она произнесла насмешливым шепотом.

Эбби все еще колебалась, глядя на приветливо протянутую ей руку миссис Грейшотт, когда в приемной появились еще гости – леди Виверхэм в сопровождении своей дочери Софи.

Теперь побег стал невозможен, ей зашли в тыл. Миссис Грейшотт ничего не оставалось, как просить новых гостей пожаловать в дом. Леди Виверхэм, весьма статная, если не сказать дебелая, чтобы не сказать необъятная, дама, вскарабкавшись до половины лестницы и отдышавшись, заверила хозяйку, что не займет ее дольше минутки, однако, узнав новость о приезде Оливера, чрезвычайно возбудилась и пролила на миссис Грейшотт целый ливень поздравлений.

– А вот я вижу, и мисс Вендовер пришла разделить вашу радость… – Леди Виверхэм ласково протянула Эбби руку: – Как поживаете, дорогая моя? Собственно, и спрашивать нечего, все и так ясно по вашему цветущему виду, и если вы привезли эту потрясающую шляпку не из самого Лондона, то я не я… – Она перевела добродушно прищуренный взгляд на хозяйку дома: – Да и вы прямо сияете, милочка моя, но уж тут и вовсе удивляться нечему! Ну так скажите скорее – как он?

– Не так-то уж и хорошо, мэм, – отвечала миссис Грейшотт, помогая массивной гостье преодолеть последние несколько ступенек. – Но я надеюсь, он быстро наберется сил! Боюсь только, сейчас вы решите, что я вам показываю скелет из кунсткамеры!

Конечно, нельзя было назвать мистера Оливера Грейшотта совершенным скелетом, на его костях имелись некоторые признаки кожи; когда он встал из кресла, чтобы приветствовать гостей, Эбби поняла также, что он очень высок, и это просто делало его худобу более заметной. Выражение его лица было скользящим, переменчивым – карие глаза, подвижный рот и смешинка во взгляде… Эбби, пожимая ему руку, подумала про себя, что он выглядит постарше своих двадцати двух лет и, наверно, это индийские тяготы сделали его щеки такими впалыми и заложили глубокие морщинки в углах рта. Манеры его были уверенными, мужскими, но все-таки сохранялась в нем некоторая скованность, характерная для хорошо воспитанных юношей. На пулеметные очереди вопросов и восклицаний леди Виверхэм (которая делала короткие передышки лишь затем, чтобы перезарядить магазин – набрать в легкие воздуха) он отвечал с учтивостью вполне светского человека и выдал свою молодость лишь застенчивым румянцем на щеках, когда попросил у дам позволения полу при лечь на кушетку…

Решив, что для изможденного молодого человека одной такой говоруньи более чем достаточно, Эбби оборотилась к миссис Энкрам и завязала с ней пустяковую беседу. С выражением застывшего на лице вежливого интереса она выслушивала историю о том, как трудно рождался первый внучок миссис Энкрам, когда открылась дверь и был объявлен приход мистера Каверли!

Удивленная Эбби быстро обернулась через плечо, думая, что ослышалась. Но нет – на пороге стоял мистер Майлз Каверли собственной персоной, так же небрежно одетый, как и накануне в «Йорк-Хаус», и, похоже, чувствовал себя совершенно в своей тарелке. Его глаза, обведя комнату, остановились на Эбби и, похоже, чуть сузились в потайной улыбке, однако он ничем не показал, что они знакомы. Миссис Грейшотт и Оливер вскочили, и юноша воскликнул: «Сэр!» – весьма уважительным тоном, а миссис Грейшотт протянула гостю обе руки:

– Как мило с вашей стороны, мистер Каверли! Вы дарите мне шанс исправить вчерашнюю оплошность!

– Неужели? – переспросил он. – А что, собственно, случилось?

Она засмеялась:

– Вы ведь понимаете, что я была слишком взволнована для того, чтобы выразить вам всю свою благодарность!

– Неужели всего лишь за то, что я доставил этого юного доходягу к порогу вашего дома? Я вовсе не ожидал особой благодарности.

– Что вы! Ну что ж, я не буду смущать вас рассказом о том, как я вам безумно признательна… Позвольте взамен представить вас моим друзьям. Леди Виверхэм, перед вами мистер Майлз Каверли…

Каверли, учтиво поклонившись леди Виверхэм, кинул на Эбби многозначительный взгляд.

– Должна вам сказать, что мистер Каверли – наш добрый ангел! Без его любезнейшей помощи кто знает – обняла бы я вчера мое бесценное сокровище…

– Довольно, мама, – вмешался Оливер, – ты заставляешь краснеть мистера Каверли.

– Признаться, никогда я не получал столько благодарностей, приложив так мало усилий! – заметил Каверли, фамильярно усаживая Оливера и сам садясь рядом с ним. Каверли, усмехаясь, спросил, стало ли Оливеру хуже после вчерашней поездки, в ответ на что Оливер заверил его в полном своем выздоровлении. Не выдержав долгого бездействия своих голосовых связок, вмешалась леди Виверхэм, заявив, что она в восторге от племянника мистера Каверли.

– Думаю, он завоюет наши сердца! – воскликнула она.

– Неужели, мэм? – переспросил он со смутной улыбкой. – Все сердца без исключения?

Эбби встретилась тут глазами с Каверли и снова ощутила в его взгляде ехидство. Ее передернуло от воспоминаний о вчерашней беседе с ним, и не назначь она поход с Фанни в магазины Эдгар-Билдингс, она бы последовала примеру миссис Энкрам, которая тут же откланялась и вышла. Из всего сказанного было ясно, что Каверли сопровождал юного Оливера от самой Калькутты, и тем самым прочно завоевал сердце вдовы. Она так часто называла его ангелом-хранителем, что Эбби подмывало объяснить ей, насколько облик мистера Каверли далек от ангельского. Однако распускать такие разговорчики было совсем не безопасно, тем более что, если Джордж говорил о Каверли как о проходимце, он вполне может оказаться и отменным скандалистом вдобавок. И к тому же, задумчиво решила Эбби, что бы там ни было, Каверли заплатил за свои грехи двадцатью годами Индии и, вероятно, так или сяк отчасти исправился…

Когда миссис Грейшотт вернулась в комнату, проводив миссис Энкрам, она подсела к Эбби и негромко сказала:

– Видно, мне следовало сразу вас предупредить. Чувствую, это застало вас врасплох.

– Да, но от этого нет никакого вреда, – заверила ее Эбби.

Миссис Грейшотт смотрела так, будто имела еще много чего сказать, но тут всеобщее внимание перехватила говорливая леди Виверхэм. Все слушали ее велеречивые декламации минут пять, после чего дверь распахнулась и появилась дочь хозяйки в сопровождении Фанни Вендовер.

Они вошли, все еще болтая о своем и пересмеиваясь на некую свою тайную тему. Они представляли собой прелестную пару: Лавиния, приятная брюнеточка с простодушными карими глазами и застенчивой улыбкой, и белокурая Фанни в соломенной шляпке, подвязанной под подбородком голубой ленточкой, под цвет ее небесных глаз. И Фанни моментально нанесла удар по меньшей мере по одному из собравшихся; ее жертвой совершенно явно пал молодой Оливер, который встал, как разворачивающийся складной метр, запнулся, залился густым румянцем и робко шагнул навстречу Фанни.

Эбби не была особенно удивлена. Далеко не в первый раз Фанни вызывала восхищение у молодых и не очень мужчин, и сегодня она выглядела особенно прелестно. Эбби больше интересовало другое – как отреагирует мистер Майлз Каверли на Фанни, в чертах которой, несомненно, проглядывало большое сходство с покойной матерью. Это могло бы вызвать у Каверли сантименты, но если даже и так, они никак не отразились на его лице. Каверли весьма критически оглядел Фанни, а когда миссис Грейшотт представила его (сердце Эбби екнуло), он спросил только:

– Так, значит, вы дочь Селии Морвал? Очень рад знакомству – а уж вашу матушку я знавал прекрасно…

Глава 5

На мгновение Эбби испугалась, что Каверли может еще что-нибудь брякнуть. Но когда ее затравленный взгляд встретился с его, она поняла, что Каверли просто дразнит ее, забавляется ее испугом – за ее счет! Тут уж опасения сменились в душе Эбби пылающим гневом: да как он смеет! Но этот странный джентльмен тотчас же послал Эбби поверх головы Фанни полуизвинительный-полушутливый взгляд, словно между ними возникло родство причастности к некоей общей тайне…

Фанни, взглянув снизу вверх в его лицо своими чистыми глазами, спросила:

– Как, сэр, вы знали мою мать? Даже я ее не знала, то есть я хочу сказать, я ее совсем не помню… – Она запнулась, а потом добавила: – Вы не дядя ли Стэси Каверли? Он мой друг…

Если что-нибудь и могло убедить мистера Каверли в том, что Фанни – невинная овечка, нуждающаяся в защите от волков, то безыскусность этого замечания была вполне убедительна, подумала Эбби. Однако она не была уверена. Выражение лица мистера Каверли выражало все то, что обычно выражает «лицо усталого воина, слушающего лепет младенца».

– Ну тогда вы, вероятно, будете так любезны познакомить меня с ним? – заметил он.

По огорошенному лицу Фанни немедленно стало ясно, что Стэси не удосужился просветить ее насчет своих отношений с дядей, точнее, отсутствия оных отношений. Впрочем, решила Эбби, молодого шалопая уж никак нельзя винить за такое умолчание – дядя действительно не из первосортных.

– Ах! – воскликнула Фанни, готовая рассмеяться. – Вы ведь шутите со мной, верно? Или это я села в калошу? Вы ведь знаете Стэси, наверно, получше меня!

– Совсем наоборот! – заметил Майлз Каверли. – Я совершенно с ним незнаком и даже не узнал бы его, ежели бы он сейчас вошел в эту комнату. Когда я уехал из Англии, он был еще, должно быть, в пеленках.

– Ага, я понимаю! – сказала Фанни, и морщинки на ее лбу исчезли.

– Со своей стороны могу заметить, – вмешалась леди Виверхэм, – что вы в нем не разочаруетесь, нет! Но сперва вы, конечно, можете принять его за посланца Бонд-стрит, этакого курортного денди, как и я приняла сперва, но он вовсе не таков. И хотя он любит нравиться девушкам, думаю, что он не теряет головы – тогда ведь ему потребовалось бы слишком много голов…

От этой реплики Фанни густо покраснела, а леди Виверхэм как ни в чем не бывало прибавила:

– Конечно, я не имею в виду тебя, милочка, ты у нас птичка особая! Многих стоишь! И я не удивляюсь, что сам он ни на кого другого не обращает никакого внимания…

Короткий хохот сотряс жирное тело леди Виверхэм, и, к вящему замешательству Фанни, она прибавила:

– Много раз говорил мне мой Джошуа, что ты, детка, держишь свои дела в кулачке… Да что там говорить, я и сама это знаю! Все знают !

Тут Оливер завоевал самое горячее (хоть и про себя) одобрение Эбби, сумев увести Фанни подальше от кучки беседующих, под благовидным предлогом показать ей интересный вид из окна. Потом они сели рядышком, к ним вскоре присоединились Лавиния и Софи, и все вчетвером с удовольствием проболтали до того самого момента, как прием был оборван леди Виверхэм, которая подняла свое тело со стула (который издал еле слышный вздох облегчения) и объявила, что им с Софи пора идти, а не то сэр Джошуа вообразит, что с ними что-то случилось. Эбби уже готова была последовать ее примеру, но получила от разгоревшейся Фанни такой недвусмысленный сигнал подмигиванием, что решила немножко повременить. Причина этой, так сказать, глазной шифровки была раскрыта тотчас же по отбытии леди Виверхэм с дочерью.

– Мама! Нельзя ли оставить Фанни пообедать с нами? – спросила Лавиния. – Я хочу показать ей те потрясные вещички, которые Оливер привез из Индии, и особенно шаль… Нет, то есть я не имею в виду те кашемировые шали, хоть и они выглядят прекраснее всего, нет, другие вещи, всякие эти, как их…

– Очевидно, сари? – подсказал ее брат.

– Ну конечно сари! – обрадовалась Лавиния, освежая свою память. – И твои рисунки, Оливер, которые ты там сделал, всякие люди и места и все такое…

– Ну почему бы нет, малышка, – отвечала ей мать. – Если, конечно, позволит мисс Эбби Вендовер…

– Коли уж тут зашла речь о мисс Вендовер, – сказала Эбби, чуть улыбаясь, – то она считает, что для одного больного на сегодня визитеров достаточно. В другой раз, Фанни.

Фанни кивнула так, словно просовывала голову в петлю виселицы. Однако она встала и произнесла замогильным голосом:

– Да-да, конечно. Я понимаю, это не совсем уместно, наверно…

Это траурное по тональности замечание немедленно вызвало живейшие протесты со стороны Лавинии и Оливера, под прикрытием которых миссис Грейшотт запустила тяжелую артиллерию:

– Нет-нет, я прошу вас позволить ей остаться! Ведь Оливеру от общения с ней становится только лучше. Он ведь был так уныл, утомлен и даже не решился еще рассказать о своих приключениях родному дяде… А сейчас, я смотрю, пока он говорит с Фанни, так он расхохотался уже несколько раз, причем точно так, как он делал это в прежние времена! Нет, он просто ожил! Позвольте Фанни побыть у нас сегодня! Обещаю вам, Марта приведет ее домой еще до сумерек.

– Ну, мэм, если уж вы действительно так хотите… Но вот утруждать вашу Марту совершенно ни к чему! – заметила Эбби. – Я попросту вышлю за Фанни экипаж, и надеюсь, что за эти несколько часов Фанни не станет вам слишком мешать…

Итак, Эбби покинула разгоряченную миссис Грейшотт. То же самое сделал и мистер Каверли, к чему Эбби отнеслась со смешанными чувствами. Он следовал за нею вниз по лестнице, и Эбби пришло в голову, что Каверли, возможно, просто хочет извиниться перед нею за то, что так напугал ее полчаса назад. Однако, поскольку она уже составила весьма нелицеприятное мнение о личности мистера Каверли, ее не особенно удивило, когда он заговорил совсем о другом:

– Скажите мне, бога ради! Кто такой сэр Джошуа?

– Сэр Джошуа, – без выражения ответила Эбби, – это муж леди Виверхэм.

– Ну да, и еще отец Софи! – язвительно воскликнул Каверли. – Не стройте из себя глупышку, это и так ясно!

– Знаете, мистер Каверли, должна вас огорчить, но если вы хотите быть принятым в обществе в Бате, то вам придется пересмотреть свою манеру общаться с людьми! – сказала Эбби.

– Ничего я пересматривать не намерен и не имею ни малейшего желания быть принятым в каком-либо обществе. Если оно, это общество, в Бате состоит из леди Виверхэм и ей подобных, то…

Не желая вступать в долгие пререкания, Эбби холодно заметила:

– Если говорить о Виверхэмах, то это достойные, уважаемые люди, и… хоть они не особенно деликатны, они очень добры в душе.

– Ага, как свиная сосиска, снаружи такие пухленькие, а внутри полны сока! – с понимающей усмешкой воскликнул он. – Интересно, где они раздобыли себе титул? На рождественской распродаже в Сити?

– Я не знаю. Сэр Джошуа действительно занимался какой-то торговлей, пока не ушел от дел, но… но торговля его была самого честного и благородного толка…

– Не надо его защищать, – мягко сказал Каверли. – В конечном счете я сам занимался торговлей, так что не надо припудривать это потное слово эпитетами «честный», «благородный» и прочей ерундой.

– Хм, я бы удивилась, узнав, что вы были замешаны в какое-нибудь благородное дело! – воскликнула Эбби, снова пускаясь в перепалку. Тут она увидела, что они подошли как раз к «Йорк-Хаус», и поспешно добавила: – Ну что ж, сэр, здесь наши пути расходятся!

– Ну нет, это немного преждевременно. Я вас провожу до дому.

– Я вам очень признательна за предложение, но уверяю вас, это совершенно не обязательно. До свидания, мистер Каверли!

– Если вы думаете, что я стану волочиться за вами по пятам до самого Сидни-Плейс, как какой-нибудь лакей, то вы заблуждаетесь, мисс Абигайль Вендовер! – заметил Каверли, беря ее руку и почти насильно продевая в свой согнутый локоть. – Неужели теперь в обществе такая мода – чтобы молодые незамужние девушки из хороших семей шлялись по городу без провожатых? Во всяком случае, когда я покидал Англию, было принято иначе…

– Я не молодая девушка, и вовсе не шляюсь! – взвилась Эбби, выдергивая свою руку, но по инерции продолжая идти рядом с ним. – И вообще, в Англии времена поменялись, пока вы тут не жили, сэр…

– Да, увы, и не в лучшую сторону, – согласился он траурным тоном. – Без меня Англия докатилась бог знает до чего! Мне так жаль вас, что вы вынуждены сносить мои старомодные манеры. Но вы ведь и сами уже преклонного возраста, как я понял, и вам не будет это слишком непривычно? Вспомните далекие, почти забытые годы юности, а?

Она непроизвольно хихикнула:

– Ох, сэр, ради бога, не говорите глупостей! Я, конечно, не преклонного возраста, но уже и не девица, которой нужна опека. Я стараюсь не выпускать Фанни одну, но есть матери, которые не видят здесь особой проблемы. Но это тут, в Бате, а не в Лондоне, конечно… – Она помедлила, потом добавила: – Могу ли я просить вас, сэр, следить за тем, что и как вы говорите Фанни? Если вы посчитали уместным сообщить ей, что прекрасно знавали ее мать, она ведь может теперь заговорить с вами о Селии, а она девушка умненькая и быстро может смекнуть, в чем дело. Я понимаю, что вы это сделали, чтобы ошарашить меня, ну так вы своего добились… Удовольствуйтесь этим, пожалуйста.

Он рассмеялся:

– Ну, не ошарашить, всего только подколоть… Вы на меня так пронзительно взглянули, что я не мог мучить вас далее.

– Ах как благородно! – скривилась Эбби.

– Ничуть. Я ведь предупреждал вас, что этого добра вы во мне не отыщете.

– Зачем тогда вы решили провожать меня до дому?

– Да потому, что мне хотелось вас проводить! Экий, с позволения сказать, невинный вопрос…