Глава 22

СТРАННЫЕ МЕТОДЫ ЛОРДА БЭРХЕМА

Робин сохранил свою непринужденную манеру, но его начинали угнетать его юбки. И правда, казалось, будто старый джентльмен ничего не делает, а в обществе поползли слухи о том, что как только Ренсли сможет встать с постели, он начнет судебное дело против мнимого кузена. Робину вовсе не улыбалось до бесконечности играть роль юной леди. Он надеялся, что Черное домино осталось в памяти Летти, но проходили дни, а у него по-прежнему было мало случаев встретиться с ней. То она где-то каталась, то уехала с визитами, то ей просто нездоровилось. Когда же они, наконец, встречались, Летти была рассеянной и не желала пускаться в откровенности. Под глазами у нее залегли тени: тетушка говорила, что удивляться тут нечему, коли она теперь редко ложится в постель раньше полуночи. Робину оставалось лишь надеяться, что именно Черное домино был причиной такого беспокойства.

Прюденс об этом не думала; сейчас ее больше занимали собственные дела, и она выказала мало интереса, даже когда Робин заговорил с ней о том, как изменилось поведение Джона. Робин заметил его частые отлучки. На все вопросы Джон отвечал уклончиво, и поэтому юноша немедленно заподозрил тут руку милорда Бэрхема. Прюденс спокойно ответила, что, весьма возможно, они скоро обо всем узнают.

Она была права, вскоре милорд явился с утренним визитом на Арлингтон-стрит и восторженно расцеловал ручки леди Лоуестофт. Он желал конфиденциально побеседовать с сыном.

Миледи высказала предположение, что bon papa вновь затевает некую авантюру, игриво погрозила милорду пальчиком и оставила мужчин одних.

Робин бросил на отца быстрый взгляд, тронув браслет на запястье.

– Да, сэр?

Милорд кружевным платком смахнул с рукава невидимые пылинки.

– Время пришло, мой Робин. Для тебя есть важная работа.

– Хвала Господу! Неужели я наконец сброшу с себя эти юбки?

– На короткое время, сын мой, только на короткое время! Немного терпения! Я открою тебе чудесную тайну.

– Я весь внимание, сэр! Позвольте мне услышать об этом!

Милорд уселся у окна. В его глазах был тот особенный блеск, который так хорошо знал Робин, а на губах играла самодовольная улыбка. Похоже было, что миледи не ошиблась: затевалась некая новая авантюра.

– Сын мой, я предвижу благополучный исход дела. Теперь все становится просто. Я устроил все с изумительной тонкостью. Ты можешь сказать, что я дергаю за веревочку тут и за веревочку там и куклы двигаются.

– Господи! Неужто и я – одна из этих кукол?

– Ну разумеется, Робин! – нежно произнес его лордство. – Я подготовил сцену, а ты сыграешь в ней героя. Ты должен благодарить меня!

– Должен, сэр? Но у меня нет привычки играть героя.

– Я предназначил для тебя роль, которая полна романтики, – провозгласил милорд. – Без сомнения, ты станешь меня благодарить.

– Что же, рассказывайте, сэр. Вы становитесь интересным.

– Я становлюсь опасным, Робин, – опасным, каким могу быть только я один. Я – Немезида, по меньшей мере! А ты – ты орудие в моих руках. Ты спасешь леди и убьешь негодяя.

– Где моя шпага? – легкомысленно вскочил Робин. – Вы меня заинтриговали, сэр. Но кто же эта леди?

Милорд с удивлением посмотрел на него.

– Кто же, как не дама твоего сердца, сын мой? Разве я стал бы выбирать другую?

Робин выпрямился. Легкомыслие в один миг оставило его, и он быстро спросил:

– О чем вы?

– Я восхищаюсь ею! – Милорд сделал весьма характерный для французов жест, поцеловав кончики пальцев. – Она очаровательна!

– Кто?

Глаза милорда расширились.

– Ну, разумеется Летиция, – произнес он с упреком. – Неужели я бы послал тебя спасать кого-то другого? Неужели ты... неужели ты бы мог думать, что я не знаю? Сын мой, сын мой. Ты меня огорчаешь. Положительно, огорчаешь.

– Примите мои извинения, сэр. Я думаю, вы знаете все. Но о каком спасении идет речь и кто этот негодяй?

– Эй, полегче, мистер горячая голова, не торопись! Ты узнаешь все. Завтра вечером ты спасешь ее; негодяй – мой бедный друг мюнхенских времен.

– Как? Опять Мэркхем! Вы сошли с ума, сэр, он никогда не решится на это во второй раз. Да и она не согласится!

– Ты недооцениваешь мое влияние, Робин. Вспомни, что и твоя Летти, и мистер Мэркхем всего лишь марионетки.

Робин сорвался с места.

– Да что это за дьявольщина? Если вам не трудно, будьте со мной откровенны, сэр!

Милорд сложил вместе кончики пальцев.

– Завтра вечером она вместе с моим мюнхенским другом бежит из Воксхолл-Гарденс.

– Она убегает! – Робин был будто громом поражен. – И вы мне говорите, что сами же это и устроили!

– Разумеется, – ответил милорд. – Я сам все это придумал. Меня следует поздравить.

– Только не мне, сэр! – с горечью сказал Робин.

– Именно тебе, дитя мое. Ты, наконец, оценишь меня. Садись, и я все тебе расскажу.

Робин опустился на стул.

– Продолжайте, сэр. Осмелюсь предположить, что один из нас – сумасшедший. Зачем вы устроили – если вы не врете – столь преступное дело?

Милорд задумался.

– Мне это кажется самым поэтическим способом мести, – объяснил он. Он покачал головой и нежно улыбнулся серебряной пряжке на своей туфле. – Немезида! – вздохнул он. – Мой мюнхенский друг думал, что со мною можно не считаться; а я этого не прощаю. Он вообразил, что может согнуть меня – меня, Тримейна-оф-Бэрхем, – в бараний рог. Он осмелился – ты содрогаешься? – он осмелился грозить мне. Он думает, что я лишь пешка в чужих руках. Я склонен сожалеть о нем в глубине души. Но это была наглость. – И милорд сурово покачал головой.

– Мэркхем что-то узнал о вас? – нахмурился Робин. – О том письме?

Милорд поднял на него глаза.

– Сын мой, ты частично унаследовал мою быстроту ума. Да, у него было то письмо, о котором я тебе говорил. Где он его раздобыл, не знаю. Я прямо признаю это. Это совершенно не важно, а то бы я узнал. Он принес его мне домой. Он требовал денег. – Его светлость засмеялся при этом воспоминании. – Он, конечно, быстро все сообразил, несомненно... Но он не знал, что выбрал себе в противники человека сверхъестественных способностей. Он показал мне мое собственное письмо; он сказал мне, что знает, что я и есть Кольни; и, видимо, ожидал, что я буду поражен страхом.

Улыбка мелькнула на лице Робина. В его глазах горел тот же огонек, и сейчас отец с сыном были удивительно похожи.

– Клянусь, он был разочарован, сэр.

– Боюсь, что так, мой Робин. Но был ли я напуган? Может быть, под моим хладнокровием скрывался страх? Нет, сын мой! Я чувствовал невероятное облегчение. Наконец-то я узнал, где находится мое письмо. Я не боюсь опасности, которую вижу. Мой мюнхенский друг – его манеры приводят меня в ужас, я потрясен таким отсутствием воспитания! – сам предался в мои руки.

– Ну и дурак же он! – заметил Робин. – Но вправду сказать, он ведь вас не знает, сэр!

– Никто не знает меня, – с суровым величием проговорил милорд. – Но неужели он не мог разглядеть во мне нечто величественное? Нет, он восторгался своим убогим умишком! – Я поразил его словно небесная кара – настолько этот Мэркхем ниже меня, а он даже не мог оценить манер, с какими это было сделано. Я бы желал, чтобы он был более достоин моей вражды. Заметь, мой сын, недостатки его рассудка! Он надеялся получить у меня письменное обещание на выплату громадной суммы в день, когда я буду признан Тримейном-оф-Бэрхем!

– Хм-м... – произнес Робин. – Какой оптимистический джентльмен. А вы ответили?..

– Мне пришлось открыть ему глаза. Я развеял его иллюзии. И в то же время в моем мозгу стал складываться такой изощренный план, что у меня чуть не перехватило дыхание. Ты помнишь, сын мой, о тех бумагах, которые я сохранил?

– Бог мой! – сказал Робин. Его отец начал всерьез пугать его. – Я о них помню.

– Там была одна, написанная – никогда не догадаешься кем – этим глупым Хамфри Грейсоном. Так, пустяк: некое обещание, которое он так и не выполнил. Но вполне достаточное для моих целей.

– Гром и молния! Грейсон участвовал в восстании?! – вскричал Робин.

– Можно сказать, что когда-то он подумывал об этом. Но это ничем не кончилось. Он ведь один из тех людей, которые всегда смотрят, куда ветер дует. И это глупое письмо я отдал мистеру Мэркхему в обмен на свое собственное, которое потом и сжег. Ты начинаешь понимать, сколько изощренности в моем плане, Робин?

– Я еще очень далек от этого, сэр. Говорите яснее! Должен ли я понять, что вы отдали Мэркхему в руки письмо, чтобы он вынудил Летти выйти за него?

Милорд кивнул.

– Ты все прекрасно понял, сын мой. Робин побагровел.

– Вы ждете моего одобрения, сэр? Вы думаете, что я могу восхищаться столь гнусным замыслом? Боже ты мой, но неужели не было другого способа выманить у него эту бумагу?

– Ну, не меньше дюжины! – с небрежностью ответил его отец. – Я отверг их: все они были слишком неуклюжи. Притом я хочу, чтобы Мэркхем больше не мешал мне. Будет гораздо лучше, если он умрет. Этим займешься ты. Заметь еще, в каком виде я представлю тебя твоей даме – в облике героя. Это замысел не-вероятного изящества, я не мог устоять! – Он снисходительно улыбнулся. – До сих пор в ее глазах ты – женщина; у нее нет возможности влюбиться в тебя. И если ты явишься сейчас перед ней в мужской одежде, она может даже рассердиться. Но я устраиваю так, что ты будешь ее спасителем. Одним словом, я обеспечиваю тебе романтический ореол, одновременно удаляя последнее препятствие на своем пути. Когда я думаю об этом, сын мой, я начинаю – пусть еще слабо – прозревать масштаб моего гения.

Тут уж Робин никак не мог удержаться от смеха. В самом деле, как это похоже на старого джентльмена – выбрать такой извилистый и запутанный путь. Но ставить Летти в ужасное положение, играть на ее струнах... нет, это непростительно.

– Я думаю, вы хотели мне добра, сэр, но я должен осудить ваши методы. Я бы мог получить эту бумагу, не вмешивая в это дело Летти.

– Но как примитивно! Какой грубый план, когда сравнишь его с моим! – запротестовал милорд. – И ты забываешь, что я предусматриваю и смерть Мэркхема. Человек с такими отвратительными манерами не достоин жить в одно время со мной. Ты должен признать справедливость этого утверждения.

Мы сомневаемся, чтобы Робин мог увидеть это дело в том же свете. Он думал лишь о той роли, которая предназначена бедной Летти, и чувствовал, как в нем растет возмущение.

– И Мэркхем держит это письмо как меч над ее бедной головкой? И он настолько жесток, что использует ее страх за жизнь отца? И он заставил ее согласиться на новый побег? Боже мой, сэр, вам не нужно опасаться, что он останется жив! – Робин поднялся и заходил взад и вперед по комнате. Его юбки шелестели, а кринолин колыхался в такт широким шагам, которых не могли бы повторить ни одна женщина. – О, я знаю, что мне делать! Без этого я, возможно, и стал бы колебаться. Мне нелегко убить врага, даже вашего врага, сэр. Но последнее меняет все. Я признаю изящество вашего замысла, сэр, но не просите меня восхищаться планом, в котором моей Летти отведена столь тяжкая роль. Когда назначен побег?

– Завтра. Я узнал это от вашего бесценного Джона. Они будут менять лошадей в Бэрнете необычайно поздно. Все сделалось очень просто. Летиция вместе со своим знакомым едет в Воксхолл-Гарденс. Что может быть легче, чем затеряться там в толпе? Пройдет некоторое время, прежде чем ее отсутствие будет замечено. Воксхолл – это мой мюнхенский друг очень удачно придумал. Ты, Робин, можешь без всяких затруднений остановить их у Финчли-Коммон. Ты, разумеется, будешь в маске. Детали оставляю на твое усмотрение. Не сомневаюсь, что ты сделаешь все к моему удовольствию.

Робин сдался.

– Сделаю! – Глаза горели. Тревога за Летти несколько утихла, ее вытеснила радость предстоящей схватки. Юноша потянулся и в восторге раскинул руки. – Ах, снова взяться за шпагу! – сказал он, делая воображаемый выпад. – Не пистолеты – нет, нет. Это уж очень примитивно. Разве я не ваш сын?

Милорд заразился его энтузиазмом.

– Да, Робин, да. Я замечаю в тебе свои черты. Убери этого мюнхенского приятеля! Не снимай маски: ты должен еще какое-то время быть тайной для Летиции, но теперь уже недолго! Убери Мэркхема с моей дороги, и ты увидишь, как быстро я добьюсь обещанной цели! Я, Тримейн-оф-Бэрхем!

– А вы и в самом деле...

– Вот так же думал и Мэркхем, – сказал милорд. – И вы все так. Есть лишь один человек, кто знает обо мне правду. И этот факт доставляет мне бесконечное наслаждение. Я ничего не говорю: скоро все и так станет известно. – Он взял свою треуголку. – Оставляю тебя наедине с твоими планами, Робин. Смотри, ничего не напутай. Никто не должен догадаться, кто ты. Изобрази грабителя и возьми с собой Джона... Нет, меня не интересуют эти мелкие детали, ты сам их продумаешь на досуге. По моим подсчетам, – не думаю, что ты станешь сомневаться, – они должны уехать из Воксхолл-Гарденс в девять вечера, может быть, чуть позже. Это не важно. Аи revoir, сын мой! Хоть это и лишнее, все же желаю тебе успеха!

Милорд помахал сыну рукой и исчез в соседней комнате. Там он встретил дочь, которая только что вернулась с утренней прогулки с Чарльзом Белфортом.

Bon papa снисходительно потрепал ее по щеке и весело сказал:

– Прюденс, дочь моя! Ты явилась слишком поздно, чтобы услышать о моем плане. Твой брат в полном изумлении.

– Бог ты мой! – без особого энтузиазма отозвалась Прюденс, глядя ему вслед. Она немного посмеялась – отец всегда умел ее развеселить. Прюденс вошла в гостиную и увидела Робина, в раздумье кусающего ногти.

– Чем это так доволен старый джентльмен, Робин? – спросила она. – Нам предстоит работа?

Он поднял глаза и оглядел ее.

– А тебе этого хочется? Готовится одно спасение и одно убийство!

– Ты меня поражаешь, – отозвалась Прюденс, присаживаясь на краешек стола. – Можешь на меня рассчитывать; похоже, тебе понадобится помощь. Что дальше?

Глава 23

БИТВА ПРИ ЛУНЕ

Такое романтическое предприятие, как побег прямо из Воксхолл-Гарденс, должно было бы восхищать мисс Летти, которая обожала подобные вещи, но увы! Она с грустью выполняла свою часть обязанностей, и настроение ее весьма отличалось от того восторга, с которым она совсем недавно убегала с этим же самым джентльменом. Тогда это было просто безрассудство, полное романтических ожиданий, теперь же она делала все с тяжелым сердцем, вспоминая о Черном домино и его дразнящей, ускользающей улыбке.

Мисс Летти пришлось признать, что она пожинает плоды собственной опрометчивости. Она скорбно размышляла о том, что, если бы не позволила ослепить себя чарам и комплиментам мистера Мэркхема, она бы теперь не оказалась в столь мрачном и безнадежном положении. Она не могла найти выхода. Представления Летиции о законе и государственной измене были весьма туманны; она полагала, что письмо ее отца грозит опасностями, и потому осмеливалась делать лишь то, что приказывал ей мистер Мэркхем. Летти боялась, что в противном случае может произойти нечто ужасное. Прежде чем она могла бы предпринять какие-либо меры против похитителя, нужно было заполучить письмо. Она думала, что, может быть, ей удастся выкрасть бумагу у него из кармана, пока он будет спать, потому что рано или поздно, но им придется остановиться. Беспрерывная скачка к шотландской границе казалась ей нереальной. Но это была слабая надежда, и, кроме того, у Летти оставалась возможность застрелить его. О, если бы у нее был пистолет!

Никогда еще она не бывала в Воксхолле с такой неохотой; ярко освещенные сады, полные веселого гула, казались ей, скорее, местом казни. Здесь было так легко – к ее несчастью – ускользнуть от спутников. Она закуталась в плащ и поспешила по освещенной фонарями аллее к месту встречи. Мистер Мэркхем был уже там. При виде Летти он вздохнул с облегчением и схватил ее за руку, но Летти тут же освободила ее.

– Я вынуждена выйти за вас замуж, – ядовито сказала она, – но вы не коснетесь меня, по крайней мере до того.

Мистер Мэркхем не стремился подтолкнуть девушку к бунту и потому попросил у нее прощения. Они быстро пошли по извилистым дорожкам, пока не достигли выхода. Мистер Мэркхем приказал Летти набросить капюшон. Та безвольно повиновалась, и очень скоро ее усадили в почтовую карету бок о бок с ненавистным поклонником.

Летиция забилась в угол.

– Вы могли бы, по крайней мере, ехать верхом! – сказала она. – Неужели вы не видите, какое отвращение я к вам питаю ?

Наконец-то она была в его власти; его не волновали капризы; он даже мог позволить себе быть великодушным.

– Потерпите, моя дорогая. Я не стану надоедать вам разговорами.

– Лучше и не пытайтесь, – согласилась Летти, – потому что я все равно не стану вам отвечать.

Не сказать чтобы начало было многообещающим, подумал мистер Мэркхем. Но когда к нему решительно повернулись плечиком, Мэркхем решил, что мисс Летицию следует проучить. У него просто руки чесались ее отшлепать, но он подавил это благородное желание, решив, что впереди у него достаточно времени, чтобы укротить строптивую жену. Как ни трепетала Летти за жизнь отца, она, несомненно, была еще вполне способна устроить тарарам, если он будет нетерпелив. Потому он удобно устроился в своем углу и принялся размышлять о великолепии своего плана и о прекрасном будущем.

Мысли Летти были менее приятными. Единственным источником утешения, какой она смогла отыскать, служила пистолетная кобура на сиденье кареты. В ней было оружие – тяжелое и неудобное, но все же...

Мистер Мэркхем проследил за ее взглядом и мрачно улыбнулся:

– А, вы, я вижу, опасная штучка, не так ли? Держу пари, что вы бы застрелили меня, будь у вас такая возможность. Пистолет не заряжен. Да у меня есть еще один, но и он в таком же состоянии. Единственный заряженный пистолет, моя дорогая, лежит себе у меня в кармане. Там он и останется.

Летти не стала отвечать. Она мучительно думала, как бы достать этот пистолет. Но в голову приходили одни только туманные картины, и ее мысли невольно обратились ко всяким фантазиям. На этот раз за ней не примчится Тони. Она не оставила прощальной записки, и пройдет несколько часов, пока отец ее хватится. Но даже и тогда он не будет знать, куда она направилась. Не будет рядом и находчивых Мерриотов, и, что хуже всего, ей больше никогда не встретится незнакомец в черном домино.

Да, наверное, она очень глупа, если столько думает о Неизвестном. Скорее всего, он был просто молодым светским щеголем, который позабавился за счет молоденькой глупышки. Теперь, связанная с этим монстром, Летти пыталась выбросить Неизвестного из головы: он уже ничем не мог помочь ей.

Она печально глядела в окно кареты, с обеих сторон проносились высокие дома. Кое-где у дверей горели факелы, но яркая луна заливала все вокруг серебристым светом, так что их пламя выглядело совершенно лишним. Они мчались с невероятной скоростью – мистер Мэркхем желал как можно скорее отъехать подальше от Лондона. Очень скоро – или это только так показалось бедной Летти – дома стали реже, наконец, их не стало совсем. Девушка вовсе не представляла, куда они едут: в свое первое путешествие она ничего не приметила. Вскоре показалась вересковая пустошь, заросшая кустами, бросающими длинные черные тени, с редкими лиственницами, тянущимися в темное небо. Больше ничего не было видно, а Летти была совершенно не в том настроении, чтобы восхищаться красотами природы. Она еще плотнее запахнулась в плащ и уставилась на свои руки, сцепленные на коленях. Она решила не плакать, как бы ни было ей трудно удерживать слезы. Это чудовище не должно заметить ее слабость.

Карета летела все вперед и вперед, по кочкам и ухабам большой дороги. Лошади пошли медленнее – по английскому большаку нельзя было нестись сломя голову, он вовсе не был предназначен для этого.

Они углубились в эту мрачную пустошь и ехали так уже некоторое время, как вдруг Летиции показалось, что она слышит топот лошадей – но не тех, которые везли ее навстречу мрачной судьбе. Едва она заслышала эти звуки, как копыта загремели совсем близко, раздался крик, карета качнулась, послышался какой-то шум, и они остановились. Прозвучал выстрел, кучер завопил от ужаса, и в тот же миг окошко со стороны мистера Мэркхема раскололось. Небольшой пистолет, украшенный золотом, который держала чья-то узкая рука, очутился прямо у сердца мистера Мэркхема.

Все произошло так быстро, что Мэркхем, так же как и Летиция, был застигнут врасплох.

Он успел только выпрямиться и крикнуть:

– Что такое?!

Его взяли на мушку, прежде чем он успел потянуться к пистолету, и похитителю оставалось только сидеть смирно и с ненавистью глядеть на смертоносное дуло.

Сердце Летти колотилось. Это, несомненно, был грабитель с большой дороги, но она ничуть не испугалась. Хуже ее бегства уже ничего не могло быть, и девушка склонялась к мысли, что быть убитой разбойниками лучше, чем стать женой мистера Мэркхема. Если фортуна будет к ней благосклонна, он будет убит, что, конечно, было бы наилучшим исходом дела. Летти выпрямилась, дрожа от возбуждения. Она не сводила глаз с человека, державшего пистолет.

– Руки вверх! – приказал тот.

При звуке этого голоса Летти чуть не подскочила – таким знакомым он ей показался. Она наклонилась вперед, стараясь разглядеть в разбитое окно лицо всадника. На нем оказалась черная полумаска, треуголка надвинута на лоб. Насколько она могла разглядеть, он был стройного сложения, остальное скрывал плащ с капюшоном. В ее сердце прокралась безумная надежда: она впилась взглядом в правую руку незнакомца. Она хотела увидеть его мизинец. Рука чуть повернулась, и лунный свет озарил причудливое филигранное кольцо.

– Неизвестный! – ахнула Летти и задрожала от восторга. Она испытывала одновременно облегчение и странное тепло в сердце, ранее неведомое ей.

– Руки вверх! – Голос был резкий и повелительный.

Мэркхему ничего не оставалось, как поднять руки над головой. В душе он проклинал все – ограбление означало не только задержку, но и потерю всех денег, которые были при нем.

– Мадам, – юноша обратился к Летти. – Будьте любезны, достаньте пистолет из кармана джентльмена.

Летти встрепенулась. Он говорил с ней так, будто не знает ее, значит, и она не должна подавать виду. О, вот это действительно романтическое приключение! Спасение, о котором она не могла и мечтать. Летти откинула плащ и дрожащими руками, но с решительным видом ощупала ближайший карман Мэркхема. Он был пуст. Она протянула руку к другому карману, стараясь не заслонять пистолет незнакомца.