Глава 10

Серена и Гектор, ни на секунду не задумавшись о том, к каким неизбежным выводам могут прийти корыстные умы, посвятили в свой секрет лишь двух женщин. Одной из них была Фанни, другой — миссис Киркби. Майору не терпелось представить свою избранницу матери, а поскольку Серене не хотелось выглядеть непочтительной, уже через несколько дней можно было видеть, как она, в сопровождении своего красивого поклонника, поднимается по холму к Ленсдаун-Кресент.

Если бы организация этой экспедиции была поручена майору, Серену несли бы в портшезе. Он был глубоко убежден, что ни одна женщина не способна на такое физическое усилие, и потому его просто потрясла сама мысль о том, что Серена решится на столь утомительную прогулку. Однако та думала иначе.

— Ты что, собираешься втиснуть меня в портшез в такой солнечный майский день? Да ни за что на свете! — решительно заявила она.

— Тогда, может, отправишься в своей карете, а то моя мать так редко выходит из дома, что не сочла нужным держать в Бате собственный экипаж. Или мне стоит…

— Дорогой мой Гектор, — перебила она его, — ты же не думаешь всерьез, что я запрягу своих лошадей или лошадь твоей матери, чтобы они надорвались на этом крутом холме?

— Поэтому я и предложил нанять портшез. Боюсь, ты устанешь.

— Наоборот, я буду в восторге от прогулки. Ведь здесь, в Бате, я чувствую себя как стреноженная лошадь. Скажи мне только, в каком точно направлении нужно идти, и я появлюсь в доме миссис Киркби вовремя, причем не надо готовить нюхательную соль, чтобы после этого подъема привести меня в чувство.

Он улыбнулся:

— Ну конечно, я зайду за тобой.

— Это было бы очень мило, но тебе не стоит утруждаться только потому, что ты опасаешься за мою безопасность в этом чрезвычайно респектабельном городке.

— Меня тревожит не твоя безопасность, а то, что ты не возьмешь с собой служанку. Мне так не хочется, чтобы ты шла одна.

— Ты будешь удивлен, узнав, как хорошо я могу позаботиться о себе. Я уже давно забыла, что я юная леди. Кроме того, с тех пор, как ты был в Англии последний раз, времена изменились. В Лондоне я могу доставить тебе удовольствие и взять с собой служанку, хотя, скорее всего, предпочту ехать в собственном экипаже. Но в Бате в этом нет никакой необходимости.

— И тем не менее я надеюсь, что ты позволишь мне сопровождать тебя.

— Буду рада твоему обществу, — ответила Серена, не желая больше спорить и надеясь, что со временем она избавится от подобной опеки, которую находила слишком утомительной.

Когда они направились в Ленсдаун-Кресент, молодая женщина зашагала так размашисто, что майору пришлось отказаться от мысли, что рядом с ним находится слабое создание. Серена сохранила мужскую походку, приобретенную в годы юности, когда, к неудовольствию большинства родственников, ее воспитывали не как девочку, а скорее как мальчика. Поэтому она никак не могла приноровить свой шаг к робкой походке Фанни. Прогулки с ней всегда казались Серене пустой тратой времени. И сейчас ей доставляло истинное удовольствие снова шагать рядом с мужчиной. Она не взяла майора под руку, а поспешила впереди него вверх по холму. Когда ей пришлось придержать шляпу, чтобы ее не унес ветер, Серена восторженно воскликнула:

— Как же здесь чудесно! Здесь можно дышать! Мне очень хотелось снять дом в Кэмден-Плейс или Роял-Кресент, но Либстер не счел дома, которые там предлагались внаем, подходящими.

— Я сам люблю высоту, — признал майор Киркби, — но, несомненно, Лаура-Плейс — более удобное место.

— О да! И Фанни не понравилось бы жить здесь, на холме, — весело согласилась она.

Через несколько минут Серена уже знакомилась со своей будущей свекровью.

Миссис Киркби — болезненная женщина со скромным и застенчивым характером — совершенно потерялась в присутствии своей гостьи. Уже с самого начала она была возбуждена мыслью о том, что ее единственный оставшийся в живых сын помолвлен со знатной леди, чьи бесчисленные «подвиги» были известны даже ей. Неутомимая читательница светской хроники в журналах, она могла бы порассказать Гектору, сколько званых вечеров почтила своим присутствием дочь графа Спенборо, какого цвета был ее потрясающий фаэтон, сколько раз ее видели в Гайд-парке верхом на сером жеребце с длинным хвостом, какие платья были на ней в различных салонах, в чьем обществе она посетила ипподром в Донкастере и множество иных интересных вещей.

Миссис Киркби была наслышана и о склонности леди Серены к вальсам и кадрилям. Что же касается предыдущей помолвки своей гостьи, так скандально разорванной той за несколько дней до свадьбы, то мать Гектора удивлялась этому, сокрушенно качала головой и судачила о произошедшем со всеми своими знакомыми. И поэтому известие о том, что ее сын собрался соединить свою судьбу с женщиной, которой явно не подходил тихий домик в Кенте, было для миссис Киркби сильным потрясением, она не смогла удержаться и спросила сына дрожащим голосом:

«Гектор, не слишком ли она легкомысленна?» На что тот ответил, сияя: «Она — ангел!»

Но миссис Киркби не считала, что его избранница походит на ангела. На ее взгляд, ангелы были существами небесными, а в гостье не было ничего неземного. Серена была высокая, модная, красивая молодая женщина, пышущая здоровьем и полная такой жизненной силы, что, проведя всего полчаса в ее обществе, бедная миссис Киркби почувствовала головную боль, сердцебиение и нервные спазмы. Как она сама потом рассказывала слабым голосом своей пожилой компаньонке, леди Серена не была громогласна, наоборот, голос у нее был очень мелодичный. Не была она и слишком разговорчива, самоуверенна или суетлива — ни в коей мере. Признаться, миссис Киркби не смогла обнаружить в этой женщине никаких недостатков. В уныние ее привели именно достоинства леди Серены. «Любой заметит, — говорила она, то и дело поднося к носу флакончик с нюхательной солью, — что эта леди вращалась только в высшем обществе; в ее манерах видны воспитанность и непринужденность, которые показывают, что она принимала в своем доме самых разных людей, от членов королевской семьи до простолюдинов. Ее поведение в отношении меня было просто безукоризненным. Уж не знаю, чем это я заслужила такую невестку!»

К счастью, майор был слишком ослеплен красотой своей богини, чтобы заметить недостаток энтузиазма в поведении своей матери. Ему казалось, что Серена внесла свет в комнату, где не было солнца, и мысль, что свет этот кому-то может показаться слишком ярким, не приходила ему в голову, — так велика была его убежденность, что любой при взгляде на Серену будет ею очарован, и его поглощенность ею была так сильна, что он принял за чистую монету покорные ответы матери на нетерпеливые вопросы, которыми Гектор засыпал ее потом.

Видела ли, она когда-нибудь такую удивительную красоту? — Нет, не видела.

А какое у нее выражение, какой цвет лица! — О да, действительно.

А эти глаза! Он был уверен, что они очаровали мать. Такие выразительные, изменчивые, а какой изгиб век, создающий впечатление, будто ее глаза улыбаются! — Да, это правда, удивительные глаза.

Он может поклясться, что ей понравились манеры леди Серены — такие безупречные, непринужденные, такие изысканные и в то же время спокойные! — Да, очень верно сказано.

А это изящество, сквозящее в каждом ее движении? — Да, она очень грациозна.

Он и не знает, как это все произошло, — ведь мисс Спенборо никогда не навязывает кому-либо свое общество, — но когда она вошла в комнату, то, казалось, заполнила собой все пространство. Ведь мать, наверное, ощутила это? — Конечно, ощутила.

Она ведь не подумает, что ее сын фантазирует, когда считает, что в этих блестящих глазах есть какое-то колдовство? Эти глаза просто околдовывают всех, на кого посмотрят. — Безусловно! — Миссис Киркби именно так и показалось, призналась та упавшим голосом.

Поэтому Гектор с чистым сердцем заявил Серене, что мать от нее без ума. И увлечение майора было так велико, что он нашел вполне естественным, когда миссис Киркби впоследствии сказала с сочувствием внимавшей ей мисс Мертли, что леди Серена «просто околдовала» ее сына.

Когда Гектор не был так возбужден, в его душу все-таки закрадывались некоторые сомнения в том, что его мать одобряет все поступки его избранницы. И сам не сознавая этого, он был рад, что уединение, в котором жила миссис Киркби, не давало ей возможности услышать о каких-либо причудах Серены. Хотя его мать и происходила из дворянского рода, она никогда не вращалась в высших кругах общества и, вероятно, просто не могла понять, что модель поведения, принятая там, была менее строгой, нежели та, к которой она привыкла.

Знатные аристократки позволяли себе куда большие вольности, чем это было принято в среде мелких дворян. Их манеры были более свободными, они выражали свои чувства на языке, который шокировал приверженцев старых традиций. Защищенные своим происхождением и положением, они мало заботились о внешних приличиях и гораздо меньше, чем неродовитые дворяне, обращали внимание на условности. Когда майор впервые увидел Серену, он был поражен тем, как заметно отличались отношения, существовавшие между ней и старшими, от отношений, принятых в его семье. Его не особенно удивляло, что девушка держится на равных со своим любящим отцом, однако раскованная манера, в которой она беседовала со своей грозной теткой, не переставала изумлять Гектора. Леди Тереза Иглшэм была весьма церемонной дамой и без колебаний критиковала неприличное, на ее взгляд, поведение своей племянницы. Тем не менее она была не прочь посплетничать с ней, как со своей ровесницей. Семь лет назад юный Гектор не мог и вообразить себе, что какая-нибудь из его теток сообщит его сестре, что леди М. беременна и что остряки заключают пари насчет отцовства будущего младенца. Майор Киркби — теперь уже не зеленый юнец — искренне верил, что Серена в будущем не будет ублажать этих чопорных старых дев выдержками из откровенных писем леди Терезы. Он даже удержался и не пересказал матери очень забавную историю, которую поведала леди Тереза своей племяннице о королевской свадьбе. «Рассказывают, — писала леди Тереза, — что церемония прошла хорошо, за исключением заминки в конце, когда принцессе Шарлотте пришлось полчаса ожидать в карете, пока Леопольд разыскивал свое пальто, которое в конце концов никто так и не смог найти. Принц-регент, до сей поры пребывавший в благодушии, услышав о причине задержки, взорвался и закричал: „Черт бы побрал это его пальто!“ Кстати, сейчас все считают, что у него нет водянки…»

Нет, решительно эта история не для ушей миссис Киркби — такой же поклонницы королевской семьи, как Фанни.

Не сообщил майор своей матери и о том, что ее будущая невестка во время их загородных поездок верхом никогда не брала особой компаньонки. Миссис Киркби была бы потрясена, узнав об этом, да и сам он сомневался в пристойности подобных путешествий. Но Серена посмеялась над ним, обвинив в том, что Гектор боится кумушек в Бате, и он подавил свои сомнения. Майор наслаждался поездками с ней наедине, но мучился от того, что был бессилен обуздать ее безрассудную отвагу. Серена терпеть не могла, когда кто-то трогал уздечку ее коня. Он понял это, когда однажды инстинктивно схватил поводья, чтобы удержать ее взметнувшуюся на дыбы кобылу. Белое от ярости лицо Серены испугало его. Глаза сверкали гневом, и она злобно прошипела сквозь стиснутые зубы:

«Убери руку!» Критический миг миновал, он отпустил уздечку. Серена удержала лошадь и мягко сказала:

«Никогда так больше не делай, Гектор. Я все понимаю, но когда я не смогу справиться с моими лошадьми, я продам их и займусь плетением кружев».

Майор считал безрассудством то, что она берет верхом препятствия. Но как только он попытался протестовать, она ответила: «Не бойся! Я никогда не осаживаю свою лошадь. Последний раз такое случилось, когда мне было двенадцать лет, и папа хлестнул меня охотничьим хлыстом по плечам. Это было эффективное лекарство!»

— Может, ты подскажешь мне другой способ остановить твою бешеную скачку? — спросил он печально.

— Его просто не существует, — засмеялась она в ответ.

Гектора стали преследовать кошмарные видения — он представлял себе, как она лежит со сломанной шеей рядом с какой-нибудь оградой. Вдобавок и Фанни сказала ему с доверчивой улыбкой:

— Я рада, что вы сопровождаете Серену в ее поездках верхом, майор Киркби. Знаю, она прекрасная наездница. Но я никогда не бываю спокойна, когда рядом с ней только Фоббинг, потому что Серена из тех, кого охотники называют профессиональными наездниками. А Фоббинг был ее слугой с детских лет, и она никогда не станет слушать его.

— Если бы я мог на нее повлиять! — вырвалось у майора. — Но, леди Спенборо, она же и меня не станет слушать. Когда я умолял ее подумать о том, в каком положении я окажусь, если лошадь сбросит ее в моем присутствии. Серена лишь засмеялась и посоветовала мне отъехать от нее подальше, как только она свалится на землю, и божиться потом, что меня и близко не было!

— О Господи, — вздохнула вдова. Она видела, что майор и в самом деле встревожен, поэтому успокоила его: — Не обращайте внимания. Думаю, мы оба слишком переживаем. Знаете, лорд Спенборо всегда говорил мне, что за нее не стоит беспокоиться. Сам он, например, никогда не волновался. А если ему казалось, что дочь излишне безрассудна, он порой ругал ее, но не думаю, что лорд Спенборо был когда-нибудь встревожен по-настоящему.

— Но я, мадам, не могу не тревожиться.

— Конечно, я понимаю. Хотя, думаю, Серена нисколько бы не огорчилась, если бы вы не переживали за нее так уж сильно, — задумчиво произнесла Фанни.

В эту прекрасную майскую пору Серену все чаще раздражала размеренная жизнь, которую ей приходилось вести. В прежние годы в это время она бы уже была в центре лондонского сезона, появляясь за день в десятках мест. Правда, сама Серена не хотела находиться сейчас в столице и, будь она там, уклонялась бы от балов и завтраков. Но в Бате ее неукротимая энергия просто не находила выхода. Фанни довольствовалась посещениями галереи в будние дни и часовни Святой Лауры по воскресеньям, а прогулку по людным улицам находила достаточным физическим упражнением. Серена же с трудом выносила однообразный ритм своей жизни и ощущала себя в этом небольшом городке как в клетке. Объявив, что в Бате в жаркую погоду стало душно, она послала в Милверли за своим фаэтоном и приказала майору сопровождать ее в поездке по извозчичьим дворам Бата, чтобы нанять для фаэтона пару лошадей.

Гектор был рад помочь, сочувствуя ее желанию вырваться за пределы тесного города и понимая, что путешествие в громоздком ландо со степенным кучером Фанни может вызвать лишь скуку. Он надеялся, что поездка в небольшом уютном экипаже станет для обеих женщин неплохим развлечением. Правда, так он считал, пока не увидел сам фаэтон. Карета, прибывшая в Бат, не была тем безопасным и удобным средством передвижения, которое он ожидал увидеть. Серена забыла упомянуть, что ее фаэтон был с высокими козлами. И когда майор увидел хрупкий кузов, нависавший над передней осью не менее чем в пяти футах от земли, он испуганно воскликнул:

— Но ты ведь не собираешься сама им править?

— Конечно собираюсь! Как бы мне хотелось иметь сейчас тех лошадей, что были у меня прежде. Пару моих прекрасных серых рысаков!

— Серена, дорогая! Прошу тебя, не делай этого. Я знаю, что ты прекрасно управляешься с лошадьми, однако это очень ненадежный экипаж.

— Он был бы ненадежным, если бы я не была прекрасным кучером.

— Даже первоклассные возницы иногда переворачивают такие фаэтоны.

— Несомненно, — озорно согласилась девушка. — Их прелесть и состоит в том, что ими трудно управлять.

— Да, но… Любовь моя, конечно, только ты можешь судить, что тебе подобает делать. Однако править такой опасной каретой… Разве дамы так поступают?

— Никогда! На подобное решаются только самые лихие женщины.

— Не надо шутить по этому поводу. Может быть в Гайд-парке… Но здесь, в Бате! Ты просто не подумала. О тебе станет судачить весь город.

Она удивленно взглянула на Гектора:

— Неужели? Да, скорее всего! Мало ли о чем могут сплетничать люди! Но ты не можешь… конечно, не можешь ожидать от меня, что я буду обращать внимание на то, что им вздумается обо мне говорить?

Он замолчал, обнаружив про себя, что действительно ожидал от нее именно этого. Через секунду Серена произнесла миролюбиво:

— Ты ведь поедешь вместе со мной и посмотришь, можно ли мне доверить управлять этим фаэтоном? Я должна попробовать новых лошадей. На первый взгляд мне показалось, что у них нет никакого желания понести меня.

— И без этого Бату будет на что поглазеть! Уж ты постараешься, — ответил он обиженным тоном и отошел от нее.

И хорошо, что отошел. Глаза Серены сверкнули гневом, и ему пришлось бы сейчас на себе испытать ее вспыльчивый нрав.