Оставленные

      Рейфорда Стила разбудил телефон. Он пролежал неподвижно уже несколько часов. Был ранний вечер, начинало темнеть.
      - Алло? - произнес он, не в силах скрыть сонную хриплость голоса.
      - Капитан Стил?
      Он услышал знакомый голос Хетти Дерхем.
      - Слушаю, Хетти. У тебя все в порядке?
      - Я несколько часов пыталась дозвониться до тебя. Мой телефон долго не работал, а потом все время было занято. Потом мне как будто удалось дозвониться, но ты не отвечал. Я ничего не знаю о моей матери и сестре. А как ты?
      Рейфорд поднялся, с трудом приходя в себя и плохо соображая.
      - Я получил сообщение от Хлои, - сказал он.
      - Это я знаю, - сказала она. - Ты мне сказал еще в аэропорту. А как твои жена и сын?
      - Нет!
      - Нет?
      Рейфорд молчал. Что еще мог он сказать?
      - Ты знаешь что-то определенное? - спросила Хетти.
      - Боюсь, что да, - сказал он глухо. - Я нашел здесь их ночную одежду.
      - О, Рейфорд, прости меня. Могу ли я тебе чем-нибудь помочь?
      - Спасибо, нет.
      - Ты не нуждаешься в обществе?
      - Нет, спасибо.
      - Я боюсь.
      - Я тоже, Хетти.
      - Что ты собираешься делать?
      - Буду пытаться разыскать Хлою. Надеюсь, что она вернется домой сама, или же я отыщу ее.
      - Где она?
      - В Стенфорде, Пало-Альто.
      - Мои тоже в Калифорнии, - сказала Хетти, - туда дозвониться еще труднее, чем сюда.
      - Я думаю, это из-за разницы во времени, - сказал Рейфорд, - к тому же много людей в дороге.
      - Я до смерти боюсь того, что произошло с моей семьей.
      - Дай мне знать, когда узнаешь. Ладно, Хетти?
      - Хорошо, но ты мне обещал позвонить. У меня не работал телефон, и тогда я решила позвонить сама.
      - Знаешь, я мог бы соврать, что звонил, но сейчас мне слишком тяжело.
      - Позвони мне, если я чем-то могу тебе помочь, Рейфорд. Знаешь, ведь иногда хочется с кем-нибудь поговорить или побыть вместе.
      - Хорошо, и ты сообщи мне, когда что-нибудь узнаешь
      о своей семье.
      В голове у него смутно промелькнуло, что, может быть, не стоило добавлять этого. Потеря жены и сына заставила его отчетливо осознать, какие легковесные, несерьезные отношения складывались у него с этой двадцатисемилетней женщиной. Он почти не знал ее. Безусловно, то, что случилось с ее семьей, его беспокоило не больше, чем то, что он слышал в новостях о трагических событиях, не имевших к нему непосредственного отношения.
      Хетти была неплохим человеком. Она была мила и дружески расположена к нему. Но прельстило его в ней не это, а ее внешняя привлекательность. Она была достаточно изящна, находчива, непосредственна, чтобы производить впечатление. Он испытывал чувство вины, что поддался этому. Теперь его скорбь смоет все, останется только обычная вежливость и внимание к коллеге.
      - Мне звонят, - сказала она, - может быть, ты подождешь?
      - Нет, иди. Я позвоню как-нибудь позже.
      - Я еще позвоню тебе, Рейфорд.
      - Хорошо.
      Бак Уильямс снова встал в очередь к платному телефону. На этот раз он не стал подключать компьютер. Ему захотелось выяснить, сколько звонков он сможет сделать сам. Первым, кому он дозвонился, был Кен Ритц, точнее, его автоответчик:
      - Чартерная компания Ритца. Работа в условиях кризиса. У меня есть самолеты (типа "Лир") в Палуоки и Вокегане. Но я потерял второго пилота. Могу явиться в любой указанный аэропорт, но большие аэродромы сейчас закрыты. Невозможно попасть в "Милуски", "0'Хара", "Кеннеди", "Логан", "Национальный", "Даллас", "Атланта". Я могу получить посадку на небольших, периферийных аэродромах. Но это сфера свободного, нерегулируемого рынка. Сожалею, что вынужден считаться с обстоятельствами, но плата за милю - два доллара, деньги вперед. Если я найду пассажира, который будет возвращаться из пункта вашего назначения, я сделаю для вас небольшую скидку. Эту запись я прочту вечером, а с утра начну действовать. Преимущества - самым дальним рейсам с гарантированной оплатой. Если ваша остановка окажется по пути, я постараюсь втиснуть вас. Оставьте мне сообщение, и я свяжусь с вами.
      Смешно. Каким образом Кен Ритц может связаться с ним? При том, что его сотовый телефон не работал, Бак мог дать лишь адрес своей электронной почты в Нью-Йорке.
      - Мистер Ритц, меня зовут Бак Уильямс. Мне нужно добраться как можно ближе к Нью-Йорку. Я могу заплатить по вашей таксе полную сумму международными чеками на предъявителя. Они оплачиваются в любой валюте по вашему пожеланию.
      Нередко такие чеки были привлекательны для контрагента, так как тот мог учесть разницу в котировке валют и получить небольшую выгоду при обмене.
      - Я нахожусь в аэропорту "0'Хара" и попытаюсь устроиться на ночлег где-нибудь в пригороде. Чтобы сэкономить время, вам будет удобнее забрать меня где-нибудь недалеко от Вокегана. Если у меня будет новый телефонный номер, я вам сразу же сообщу его. Пока же единственная возможность связаться - это оставить сообщение для меня по Нью-йоркскому телефону.
      Бак по-прежнему не мог связаться с редакцией напрямую, но его домашний телефон работал. Он просмотрел новые сообщения. По большей части они были от коллег, искавших его и выражавших соболезнования по поводу утраты общих друзей. Затем было долгожданное письмо от Мардж Поттер, которой пришла гениальная мысль направить его по этому адресу. "Бак, если ты получишь это письмо, позвони своему отцу в Таксой. Он там с твоим братом. Мне трудно говорить тебе об этом, но они очень волнуются о жене Джеффа и детях. Возможно, у них будут какие-то новости, когда ты дозвонишься до них. Твой отец был очень рад, когда услышал, что с тобой все в порядке".
      Кроме того, было еще одно сообщение - письмо от Дирка Бертона, ставшее поводом для его поездки. Его следовало перечитать еще раз, позднее. Пока же он отправил просьбу Мардж, если у нее будет время и свободная линия, сообщить Дирку, что Бак не сумел долететь до "Хитроу". Конечно, Дирку и так известно об этом, но он должен знать, что Бак не исчез и прибудет в Лондон, как только будет возможно.
      Бак повесил трубку и набрал номер отца. Линия была занята, но отбой звучал не так, как если бы был обрыв линии или вышла из строя вся система. Это раздражало не так, как те причины, которые уже стали привычными. Тут он хотя бы знал, что можно будет дозвониться, только потребуется время. Если Джефф ничего не знает о своей жене Шарон и детях, он, должно быть, ушел в себя. У них были серьезные размолвки и они собирались разводиться, пока не появились дети. В последние годы брак наладился. Жена Джеффа проявила снисходительность и готовность к примирению. Сам Джефф признавал, что был удивлен, когда она приняла его обратно. "Может быть, я заслуживаю осуждения, но я умею быть благодарным", - сказал он однажды Баку. Их сын и дочь, оба похожие на Джеффа, были прелестны.
      Бак набрал номер, который дала ему красивая стюардесса-блондинка, снова пожурив себя за то, что не сделал этого раньше. Телефон ответил не сразу.
      - Хетти Дерхем, это Бак Уильямс.
      - Кто?
      - Камерон Уильямс, из "Глобал"...
      - Ах, да. У вас какие-нибудь новости?
      - Да, мэм, хорошие новости.
      - Слава Богу, расскажите.
      - Сотрудник редакции сообщила мне, что они связались с вашей матерью. У нее и у ваших сестер все в порядке.
      - Спасибо вам, спасибо, огромное спасибо! Почему же они не позвонили мне? Возможно, они пытались. Мой телефон тут барахлил.
      - В Калифорнии большие трудности. Обрывы линий и тому подобное, мэм. Может пройти много времени, прежде чем они смогут дозвониться до вас.
      - Да, я слышала. Я вам так признательна. А как у вас? Вам удалось связаться с семьей?
      - Мне сообщили, что с моим отцом и братом все в порядке. Но им ничего неизвестно относительно невестки и детей.
      - А сколько лет детям?
      - Точно не помню. Меньше десяти, но точно я не знаю.
      - Ox! - голос Хетти прозвучал сдержанно, подавленно.
      - В чем дело? - спросил Бак.
      - Нет, ничего. Просто...
      - Что?
      - Не обращайте внимания.
      - Скажите мне, мисс Дерхем.
      - Помните, что я сказала вам в самолете? В новостях тоже говорят об этом. Исчезают все дети, даже не родившиеся.
      - Да.
      - Я не хотела сказать, что дети вашего брата...
      - Я понимаю.
      - Извините, что я заговорила об этом.
      - Нет, все нормально. Это странно, не правда ли?
      - Да. Я разговаривала по телефону с капитаном, он вел рейс, на котором вы летели. Он потерял жену и сына, а с дочерью все в порядке. Она тоже в Калифорнии.
      - Сколько ей лет?
      - Думаю, около двадцати. Она учится в Стенфорде.
      - О-о!
      - Мистер Уильямс, как вы себя называете?
      - Бак. Это прозвище.
      - Ладно, Бак. Я знаю, как лучше сказать о вашей племяннице и племяннике: будем надеяться, что они - исключение, что с ними все в порядке.
      Она заплакала.
      - Мисс Дерхем, не переживайте! Никто сейчас ничего не понимает.
      - Зовите меня Хетти.
      Это позабавило его при данных обстоятельствах. Она извинилась за свою неловкость - просто она не хотела быть слишком официальной. Если он - Бак, значит она - Хетти.
      - Думаю, нам не стоит продолжать говорить об этом, - сказал он, - я только хотел сообщить вам новости. Я думал, что, может быть, вы уже знали.
      - Нет-нет! Повторзю, я вам очень благодарна. Не позвоните ли вы мне еще как-нибудь в другой раз? Вы такой прекрасный человек, я очень ценю то, что вы сделали для меня. Хотелось бы услышать вас еще раз. Сейчас так страшно. Одиноко.
      Он не стал спорить с этим. Удивительно, но ее просьба совсем не звучала как приглашение провести время вместе. Она казалась вполне искренней, и он был уверен, что такая она и есть. Приятная, испуганная, одинокая женщина, весь мир которой перевернулся, как и у него, и у всех других, кого он знал.
      Когда Бак отошел от телефона, он заметил как из-за конторки ему машет молодая женщина.
      - Послушайте, - шепотом сказала она ему, - мне не разрешили сделать объявление из-за опасения, что может начаться столпотворение, но нам стало известно, что "ливрейные компании" объединились и перенесли свой коммуникационный центр на среднюю полосу около перекрестка Маннгеймской дороги.
      - Где это?
      - Совсем рядом с аэропортом. Сейчас нет никакого движения ни к терминалу, ни от него. Полный затор. Но если вы дойдете пешком до перекрестка, вы наверняка найдете там ребят с портативными рациями, вызывающих и отправляющих лимузины.
      - Представляю цены!
      - Даже не представляете!
      - Но представляю очередь!
      - Как очередь на прокат автомобилей в Орландо, - сказала она.
      Баку не приходилось стоять в этой очереди, но он мог ее представить. Именно так все и оказалось. Добравшись с группой людей до перекрестка Маннгеймской дороги, он нашел там диспетчеров в окружении большой толпы.
      Периодически провозглашавшиеся сообщения привлекали всеобщее внимание.
      - Мы полностью загружаем каждую машину. Сто баксов с человека в любой пригород. Только наличными. В Чикаго мы не ездим.
      - Кредитные карточки не принимаете? - гаркнул кто-то.
      - Повторчю, - повысил голос диспетчер, - только наличные. Если наличные или чековая книжка имеются у вас дома, можете попросить водителя поверить, что вы расплатитесь там.
      Он перечислял компании и направления, которые они обслуживают. Пассажиры, стоявшие в очереди у обочины, быстро заполняли машины.
      Бак расплатился за рейс в северные пригороды международным чеком в сто долларов. Через полтора часа он занял место в лимузине с другими попутчиками. Убедившись, что его сотовый телефон по-прежнему не работает, он дал водителю пятьдесят долларов, чтобы воспользоваться его телефоном.
      - Никаких гарантий, - сказал тот, - иногда удается прорваться, иногда нет.
      Бак подключил телефон к своему компьютеру и набрал номер Люсинды Вашингтон.
      - Вашингтон слушает, - ответил мальчик-подросток.
      - Камерон Уильямс из "Глобал уикли" просит Люсинду.
      - Мамы нет, - ответил молодой человек.
      - Она еще в бюро? Я хотел спросить ее, где я мог бы остановиться поближе к Вокегану.
      - Мамы нет нигде, - ответил мальчик, - я остался один. Мама, папочка - все ушли. Исчезли.
      - Ты в этом уверен?
      - Вот их одежда, там, где они сидели. Даже контактные линзы отца поверх купального халата.
      - Прости, сынок!
      - Все нормально. Я знаю, где они, я ничуть не удивлен.
      - Ты знаешь, где они?
      - Вы знаете мою маму, поэтому вы должны знать, где она. Она на небесах.
      - А как ты? Есть там кто-нибудь с тобой?
      - Да, здесь мой дядя. И еще один человек из нашей церкви. Наверное, он единственный, кто остался.
      - Значит, ты в порядке.
      - Да.
      Камерон свернул телефон и отдал водителю.
      - Посоветуйте, где бы мне можно было остановиться, чтобы утром вылететь из Вокегана?
      - Дорожные отели, наверняка, переполнены, но на Вашингтонской дороге есть пара ночлежек, куда, пожалуй, вы смогли бы втиснуться. Это довольно близко от аэродрома. Тогда вы - мой последний пассажир.
      - Сойдет. В этих притонах найдется телефон?
      - Телефон и телевизор вы найдете там скорее, чем проточную воду.
      Глава 6
      Прошло много лет с тех пор, как Рейфорд Стал бросил пить. Айрин никогда не была любительницей выпить, а за последние несколько лет вообще стала совершенной трезвенницей. Она настаивала на том, чтобы в доме он не держал на виду крепкие напитки, если уж он не может обойтись без них. Она не хотела, чтобы Рейми знал, что его папочка выпивает.
      - Но это нечестно, - возражал Рейфорд.
      - Это благоразумно, - парировала она, - пусть он ничего не знает и ничего не будет знать.
      - Но как это согласуется с твоими настойчивыми требованиями к нам: во всем быть правдивыми.
      - Говорить правду не всегда означает, что ты должен рассказывать все, что знаешь. Скажем, ты говоришь экипажу, что собираешься принять ванну, но ты ведь не станешь описывать это во всех деталях, не так ли?
      - Айрин!
      - Я только говорю, что ты не должен показывать своему сыну, которому не исполнилось еще и десяти лет, как ты потягиваешь крепкие напитки.
      Рейфорд пришел к выводу, что с ней трудно спорить, и стал хранить свой бурбон в тайнике, высоко и незаметно для глаз.
      Если и был момент, когда ему в самом деле надо было выпить, так это сейчас. Он прошел в верхнюю комнату, вынул брусок в стенке над раковиной и достал полупустую бутылку виски. Зная, что в доме нет никого, кто мог бы его осудить, в первый момент он захотел просто опрокинуть бутылку и пить прямо из горлышка. Но даже в этих условиях следовало соблюсти этикет и манеры. Пить прямо из бутылки было не в его стиле.
      Рейфорд налил три дюйма в широкую хрустальную рюмку и опрокинул ее так, как это делают ветераны. Ему нравился этот прием. Жидкость попадала на заднюю стенку горла и стекала вниз, обжигая все по пути. Он содрогнулся и застонал от озноба. "Вот идиот, - подумал он, - к тому же на пустой желудок.
      Опустошив бутылку, он взялся было за вторую, но потом отставил ее и задумался. Хороши же будут поминки по Айрин, которая вообще отказалась от крепких напитков! Рейфорд бросил бутылку в мусорное ведро под раковиной. Теперь это уже не имеет значения для Рейми, но неужели он способен стать алкашом? "А кто не способен?'" - задал он себе вопрос. Как бы там ни было, он не намерен угробить себя из-за того, что произошло.
      Спал Рейфорд глубоко, но недолго. У него было несколько неотложных дел. Во-первых, надо было связаться с Хлоей. Во-вторых, следовало узнать, потребуется ли он "Панкон" на будущей неделе. По нормальным правилам ему полагался отдых на земле после долгого полета и чрезвычайной посадки. Но кому известно, что сейчас происходит?
      Сколько пилотов пропало? Когда будут расчищены посадочные полосы? Когда возобновятся рейсы? Насколько ему была известна работа авиалиний, все упиралось в деньги. Как только самолеты станут отрываться от земли, они будут приносить прибыль. "Панкон" вполне его устраивает. Он готов оставаться там и исполнять свои обязанности. Но что делать со своим горем, своим отчаянием, своей невыносимой болью?
      Наконец он понял чувства людей, потерявших своих близких, тела которых были искалечены или совсем уничтожены. Часто они жаловались, что лишены сознания необратимости произошедшего, а скорбь их более мучительна, потому что им трудно представить, что их близкие в самом деле умерли.
      Ему это всегда казалось странным. Кому хочется видеть безжизненное тело жены или сына, приготовленное к захоронению? Не легче ли вспоминать их живыми и счастливыми? Но теперь он все понимал гораздо лучше. У него не было никаких сомнений, что его жена и сын ушли так же безвозвратно, как если бы они умерли - как несколько лет тому назад умерли родители. Айрин и Рей не вернутся, но он не знал, увидит ли он их снова, так как не представлял, что происходит с ними на небесах.
      Он хотел видеть их тела - в постели, в гробу - где угодно. Он все отдал бы за единственный взгляд. Он знал, что от этого они не перестанут быть мертвыми, но он не будет чувствовать себя таким оставленным, таким опустошенным.
      Рейфорд знал, что на восстановление телефонной связи между Калифорнией и Иллинойсом потребуются многие часы, может быть, дни. Но надо было попытаться. Он позвонил в административный корпус Стенфорда, но не услышал никакого сигнала, даже сигнала "занято". Затем он набрал номер телефона Хлои. Тоже ничего. Каждые полчаса он нажимал кнопку дозвона. Наконец он отказался от своих попыток. Не было смысла надеяться на чудо.
      Рейфорд почувствовал, что он страшно голоден. Следовало наполнить чем-нибудь желудок, пока его не развезло от выпитого. Он снова поднялся наверх, зашел в комнату Рейми, чтобы собрать маленькую кучку одежды, которая будет напоминать ему о мальчике. Он положил ее в картонную подарочную коробку, которую нашел в шкафу у Айрин. Затем сложил в другую ее ночную рубашку, медальон и кольцо.
      С коробками он спустился вниз, прихватив с собой посланные ею два пирожных. Остальные пирожные из этой выпечки должны были находиться где-то здесь. Он нашел их на блюде в буфете. Он был рад, что их аромат и вкус будут напоминать ему об Айрин, пока они не кончатся.
      К тем пирожным, которые Рейфорд принес сверху, он добавил еще пару, положил их на бумажную тарелку и налил себе чашку молока. Затем он сел за кухонный стол рядом с телефоном, но не мог заставить себя есть. Его как будто парализовало. Чтобы занять себя, он стер записи в автоответчике и добавил новое исходящее сообщение: "Это Рейфорд Стил. Если вы можете, оставляйте только краткие сообщения. Я хочу, чтобы эта линия была свободна для моей дочери. Хлоя, если это ты, учти, что я или сплю, или нахожусь где-то поблизости, так что дай мне время взять трубку. Если по какой-либо причине нам не удастся переговорить, возвращайся скорее домой. Любая авиалиния возьмет тебя, отнеся все расходы на мой счет. Я люблю тебя!"
      После этого он принялся за пирожные, аромат и вкус которых вызывали в его душе воспоминания об Айрин и ее стряпне на кухне, а молоко навевало воспоминания о мальчике. От всего этого на душе было тяжко, очень тяжко.
      ..
      Рейфорд был изнурен, но, вместе с тем, он не мог заставить себя снова подняться наверх. Он понимал, что ему придется совершить над собой насилие, чтобы лечь спать в собственной кровати. Правда, сейчас он мог растянуться на кушетке в гостиной и надеяться, что Хлоя сумеет пробиться. Он снова нажал кнопку дозвона, но по-прежнему безрезультатно, хотя ему удалось уловить короткий гудок сигнала отбоя. Это означало, что что-то сдвинулось с мертвой точки. По крайней мере, линии начали работать. Это было большим шагом вперед. Он знал, что сейчас они постоянно думают друг о друге. Но у нее не было ни малейшего представления о том, что случилось с матерью и братом. Следует ли ему сказать ей об этом сразу по телефону? Он боялся, что придется это сделать. Она ведь, конечно же, сразу спросит об этом.
      Он подошел к кушетке и повалился на нее, еще всхлипывая, но уже без слез. Если бы только Хлоя получила его сообщение и сама добралась до дому, так чтобы он смог рассказать ей все с глазу на глаз.
      Рейфорд лежал в унынии, зная, что экран телевизора заполнен сценами, которые ему не хотелось видеть, - трагедий и катастроф этого страшного дня по всему миру. Наконец в его душе созрело решение. Он встал, подошел к темному окну. Он должен найти и не потерять Хлою. Он любит ее. Она - единственное, что у него осталось. Они должны выяснить, как же получилось, что они не обратили внимания на все то, что так настойчиво пыталась сообщить им Айрин, почему было так трудно поверить в это, согласиться с этим. Прежде всего он должен разобраться во всем, набраться знаний, чтобы быть готовым к тому, что случится в дальнейшем.
      Если исчезновения идут от Бога, если это Его действие, то прекратятся ли они? Христиане, истинно верующие, восхищены. Неужели остальным осталось только скорбеть, носить траур и сознавать свои ошибки? Может быть, все именно так. Может быть, такова расплата. "ЯЬ что же тогда будет, когда мы умрем? размышлял он. - Если существуют небеса, если восхищение - действительный факт, что же тогда думать о преисподней и осуждении? Не на это ли обречены мы? Пройдя через ад угрызений и раскаяния, затем мы окажемся в аду буквально.
      Айрин всегда говорила о любящем Боге, но, наверное, даже любовь и милосердие Бога имеют свои пределы. Неужели милосердие Бога и в самом деле иссякло и второго шанса у них не будет? Возможно, его действительно не будет. Если это так, то пусть так оно и будет.
      Но если еще остается возможность выбора, если еще не закрыт путь к истине, вере и тому, о чем говорила Айрин, Рейфорд готов отправиться на их поиски. Означает ли это признаться в том, что раньше он на самом деле ничего не знал? Что он самоуверенно полагался лишь на самого себя, а теперь стал совершенно опустошенным, слабым никчемным? Сейчас он был готов признать это. Вся его жизнь была посвящена достижению успеха, стремлению отличиться, быть лучше, чем большинство других, лучшим в самых разных кругах, а теперь одним махом он был принижен так, как никогда прежде.
      Как многого он не знал, как многого не понимал! Но если ответы существуют, он обязательно найдет их. Он еще не знал, к кому следует обращаться с этими вопросами, с какой стороны браться за дело, но вместе с Хлоей они смогут все. Вместе у них всегда хорошо получалось. Она прошла через период обычного стремления подростка к независимости, но не совершила, насколько ему известно, никаких дурных или непоправимых поступков. Они были очень близки друг другу. Она во многих отношениях была похожа на него.
      Что касается Рейми, его возраст и простодушие предоставили матери возможность оказать на него большое влияние. У него был ее характер. У их младшего сына до такой степени отсутствовали инстинкт борца, эгоистические побуждения, которые Рейфорд считал совершенно необходимыми для успеха в реальной жизни! Внешне и внутренне он не был женоподобным, но Рейфорд опасался, что он станет маменькиным сынком - слишком жалостливым, слишком чувствительным, слишком слабонервным. Если Рейфорд считал, что в жизни следует стремиться к тому, чтобы занять первое место, то Рейми всегда интересовало что-то другое.
      Сейчас Рейфорд был рад, что Рейми пошел в мать, а не в отца. Но теперь он хотел, чтобы эти черты как-то проявились и в Хлое. Она всегда была настроена на соперничество, на ведущую роль, на то, чтобы быть человеком, который не следует безропотно указаниям, на которого можно было повлиять только убеждениями, логическими доводами. Она могла проявлять и доброту, и великодушие, но лишь когда это отвечало ее интересам. Она была похожа на своего отца. Тот тоже думал прежде всего о себе.
      "Высокая цель, крупная личность, - говорил себе Рейфорд, - девочка, которой ты гордился, потому что она была так похожа на тебя самого, испытывает сейчас те же трудности".
      Все это следует теперь изменить. Когда они воссоединятся, они обязательно изменятся. У них появится новая цель - поиск истины. Если окажется, что уже слишком поздно, он честно признает это и будет поступать соответственно. Он всегда отличался тем, что стремился к цели, и никогда не закрывал глаза на последствия. Только сейчас последствием была его судьба в вечности. Несмотря ни на что он верил, что где-то существует другая возможность истины и знания. Вопрос состоял только в том, что те, кто это знал, ушли.
      Мотель "Мидпойнт" ("Середина") на улице Вашингтона был настолько убогим, что в нем не было предварительной записи. Бак Уильямс был приятно удивлен, что даже во время кризиса там не повысили расценки. Но стоило ему увидеть комнату, как он понял, почему это так. Он поинтересовался, между какими пунктами этот притон нашел середину? Какими бы они ни были, каждый, безусловно, должен был быть лучше, чем эта "Серединка". Однако там все-таки были телефон, душ, кровать и телевизор. В конце концов, каков бы ни был этот мотель, все же это было какое -никакое пристанище. Сначала Бак позвонил по своему телефону в Нью-Йорк. Там не оказалось ничего нового. Тогда он решил заново прослушать запись сообщения Дирка Бертона, из-за которого он и посчитал необходимым отправиться в Лондон.
      Камерон, ты всегда говорил мне, что источник информации должен быть конфиденциальным. Ты, безусловно, прав. Я не называю себя, но ты догадываешься сам, кто это. Я должен сообщить тебе очень важную вещь и советую тебе приехать сюда как можно скорее. Великий человек, твой соотечественник, тот, которого я называл высшим международным брокером, встретился здесь с одним из наших боссов. Ты понимаешь, кого я имею в виду. Кроме того, был третий участник встречи. Все, что мне известно, это то, что он из Европы, возможно даже из Восточной Европы. Я не знаю, какие с ним связываются планы, но, по-видимому, нечто крупномасштабное.
      Мои источники сообщают, что твой соотечественник последовательно провел встречи с каждой из ведущих фигур и этим европейцем в разных местах. Он познакомил его с представителями Китая, Ватикана, Израиля, Франции, Германии и Соединенных Штатов. Что-то затевается, но я не хочу высказывать даже предположения иначе как при личной встрече. Приезжай как можно скорее. Если это окажется невозможным, тогда мой совет: следи за утверждением в Европе нового лидера. Если ты скажешь, что нигде не планируется проведение выборов, а также не ожидается никакая смена власти, тебе понадобится моя информация. Приезжай поскорее, дружище.
      Бак позвонил Кену Ритцу, чтобы сообщить, где он находится. Затем он стал звонить на Запад и, наконец, пробился. Бак был удивлен тем, какое облегчение он испытал, услышав голос отца, хотя в нем чувствовались усталость, тоска, а также немалая встревоженность.
      - У вас там все в порядке, отец?
      - Нет. Джефф был здесь со мной, но сейчас ему пришлось взять машину с четырьмя ведущими колесами, что- бы добраться до места происшествия, где последний раз видели Шарон.
      - Происшествия?
      - Она взяла детей в лагерь или что-то в этом роде, организованный ее церковью. Ты знаешь, она никогда не ездила с нами. Но говорят, туда она не доехала. Автомобиль перевернулся. От нее не осталось ничего, кроме одежды. Ты знаешь, что это значит.
      - Она исчезла?
      - Похоже на это. Джефф не хочет в это верить. Он очень тяжело все это переживает. Хочет сам во всем убедиться. Беда в том, что дети исчезли тоже, все дети, а также все их друзья, все, кто находился в этом горном лагере. Полиция штата нашла одежду всех детей, около ста комплектов, а также остатки ужина, сгоревшего в печи.
      - Вот так! Бедные дети! Скажи Джеффу, что я сочувствую ему. Если он хочет поговорить, я готов.
      - Вряд ли он захочет разговаривать с тобой, Камерон, до тех пор, пока ты не найдешь ответа.
      - У меня нет ответа, папа. И я не знаю, у кого он есть. У меня такое чувство, что тот, кто знал ответ, среди ушедших.
      - Это ужасно, Кем. Я бы хотел, чтобы ты был сейчас здесь, с нами.
      - Хорошо, я обещаю.
      - Ты насмехаешься?
      - Нет, я говорю правду. Если ты хочешь, чтобы я приехал, я приеду, но как только у меня найдется время.
      - Но, может быть, к этому времени мы передумаем.
      - Насчет меня? Я сомневаюсь.
      - Камерон, не будем продолжать об этом. Хоть один раз подумай о ком-нибудь другом, а не только о себе. Ты вчера потерял невестку, племянницу и племянника. Возможно, что твой брат не сможет пережить этого.
      Бак прикусил язык. Почему ему всегда приходится останавливать себя, особенно сейчас? Отец прав. Если бы Бак мог почувствовать это, они были бы тронуты. Он раздражал их, особенно после того, как поступил в колледж и добился успехов в "Айвилиг". Там, где он родился и вырос, было принято, чтобы дети продолжали бизнес родителей. Его отец занимался перевозками нефти, главным образом из Оклахомы и Техаса. Это был трудный бизнес, потому что господствовало убеждение, будто следует использовать ресурсы только своего штата. Джефф занимался мелким бизнесом, начав работать в конторе, потом он стал водить грузовик, а сейчас занимался небольшими текущими операциями.
      Их отношения еще больше ухудшились, когда заболела мать. Она настаивала на том, чтобы он продолжал учебу в школе. Однако когда из-за отсутствия денег он не приехал домой на Рождество, отец и брат не простили ему этого. Мать умерла, когда Камерон был далеко от дома. На ее похоронах ему был оказан подчеркнуто холодный прием.
      С течением лет отношения несколько улучшились, поскольку семье понравилось предъявлять на него права и хвастаться родством с выдающимся журналистом. Он почти готов был забыть прошлое, но все же обижался, что сейчас его принимают, пожалуй, только потому, что он стал заметной величиной. Поэтому он редко приезжал домой. Для полного примирения груз старых обид был слишком велик. И все же он был крайне недоволен собой за то, что бередил старые раны, когда его семья страдала.
      - Если будет поминальная служба, или что-то в этом духе, я обязательно постараюсь, папа. Ладно?
      - Ты постараешься?
      - Это все, что я могу обещать. Ты просто не можешь представить, как мы сейчас заняты в "Глобал". Нечего и говорить, что это событие века.