— Мать Дэнни была индианкой. Как ты думаешь, жители Шайенна примут его, когда я привезу моего племянника в город, чтобы тут жить?

— Знаешь, Сэйдж, врать не буду. Всякие поганцы будут отворачивать от него носы, как и от тебя, впрочем. А простые люди, рабочие, не обратят никакого внимания на то, что у мальчика индейская кровь. Немного помолчав, Руби спросила:

— Послушай, а может, твоему племяннику было бы лучше, если бы ты осталась в Коттонвуде. Ты, по моему, упоминала, что он счастлив на этом ранчо. Может, в салуне просто мало платили за пение?

Сэйдж, конечно, не назвала подруге подлинных причин, по которым она не могла остаться в Коттонвуде. Она не сказала, что боялась превратиться в очередную шлюху Джима Латура или что ее отыщет деверь. Поэтому ей пришлось солгать:

— В маленьком городке не заработать таких денег.

У Сэйдж был выходной, поэтому она все еще лежала в постели, хотя стрелки на ее часах уже приближались к десяти. Она вспомнила свой разговор с Руби неделю назад и почувствовала, что умирает от тоски по племяннику. Однако, теперь, к своему удивлению, она обнаружила, что страстно желает увидеть и Джима. Ей хотелось вновь побыть с ним, услышать его веселый, насмешливый голос. Она вспомнила взгляд Джима сквозь прищуренные глаза, в которых ясно читается его желание заняться с ней любовью.

Сэйдж вспомнила, как все это случилось у них в последний раз, когда они были вместе. Именно тот случай, из-за которого ей пришлось внезапно и раньше, чем она предполагала, уехать в Шайенн. Знает ли уже Джим, что она покинула Коттонвуд? А если знает, что чувствует? Неужели ему все равно?

Конечно, он наслаждался, обладая ее телом, но его последующие поступки показали, что это все совсем не так много значило для него, как для нее.

Сэйдж вздохнула и закрыла глаза рукой. То, что она ему отдавала, могла бы дать Джиму любая женщина и, возможно, даже лучше, чем получалось у нее. Вон, эта шлюха, Реби, например. Уж она-то знает десятки разных способов, как доставить удовольствие мужчине.

— Прекрати! — шепотом приказала себе Сэйдж, села в кровати, а потом поставила ноги на пол. — Ты не должна больше вообще допускать мысли об этом человеке! Подумай хоть на минуту, ведь он обращался с тобой, как с глупым теленком. И, вообще, можно быть уверенной, что и в его мыслях и в его кровати твое место заняла сейчас другая женщина.

Сэйдж ошибалась, когда думала, что Джим забыл о ней. Она также допустила ошибку, думая, что у него появилась новая женщина. С той самой последней ночи с нею он не прикасался и даже не посмотрел ни на одну из них.

Джим вдруг обнаружил, что постоянно думает о Сэйдж, беспокоится о ней. Прошло почти три недели с того дня, когда она уехала, а он постоянно спрашивал себя по несколько раз на день, появился ли у нее уже мужчина. То он говорил себе, что Сэйдж не из тех женщин, которые ложатся в постель с мужчиной после недели знакомства, в следующее мгновение Джим напоминал себе, что она была такой раньше, до того, как они познакомились. Теперь, зная о том, сколько удовольствия может ей принести физическая любовь, возможно, ей захочется как можно скорее получить удовлетворение.

Однако, была еще одна вещь, которая в последнее время начала беспокоить Джима больше всего остального. Что-то в нем медленно, но неотвратимо менялось. Недавно он заметил, что его мечты о Сэйдж, мысли о ней перестали быть только сладострастными и чувственными. Много раз в мыслях она просто тихо лежала в его руках, ее теплое, нежное тело уютно устроилось возле него, а ее голова покоится у него на плече. А иногда она виделась ему на сцене в салуне, поющей свои прекрасные песни, и он так гордился ею, что, казалось, лопнет от гордости.

Но чаще Джим видел Сэйдж в своем новом доме, расставляющей мебель, готовящей еду. И Дэнни вместе с ними, их сын, объезжающий с ним ранчо, помогающий пасти стада.

Каждый раз, когда у него появлялись подобные мечты, Латур злился на себя, обзывал последним идиотом и даже крепче. Однако, следующей ночью все повторялось вновь, его посещали те же видения. Он уже ненавидел эти ночи, свой новый дом, охапку сена, на которой лежал. И как бы ни снилась ему Сэйдж, хозяйкой, возлюбленной или просто далекой знакомой, наутро Джим просыпался в ужасном состоянии, уставшим, неудовлетворенным, слегка растерянным. Ему порой казалось, что он медленно сходит с ума.

Чтобы одолеть назойливые воспоминания о Сэйдж, Джим с головой уходил в работу, старался везде успеть, но дом для рабочих был уже закончен, и парни переселились в него, столовая тоже близилась к завершению, а повар готовил отлично.

Латур часто вспоминал тот день, когда была доставлена заказанная им плита. Он начал было помогать устанавливать ее. Но после того, как Джесси несколько раз врезался в него, терпение повара лопнуло, и тот взмолился, причем мольбы больше походили на рычание: «Босс! Неужели у тебя нет больше никаких дел?»

Джим намек понял и полностью переключил внимание на строительство своего дома. Он решил оказать помощь строителям, возводившим крышу. Полчаса плотник худо-бедно держался, а потом сказал примерно то же, что и Джесси, но только более прямо: «Латур, почему бы тебе не убраться к дьяволу с моей дороги? Хватит путаться под ногами! Проваливай и помогай кому-нибудь еще!»

Единственно, ковбои приветствовали Джима, и среди них он отдыхал душой. Гоняясь в течение двенадцати часов за упрямыми, подвижными и круторогими животными, мужчина настолько выматывался, что засыпал, как только заворачивался в свое одеяло.

Работники Джима нарядили его для работы погонщиком из своих запасов. Они дали ему мягкую шляпу с загнутыми назад полями, пару прочных шерстяных штанов, у которых на заду и с внутренней стороны бедер была нашита оленья кожа. Как объяснили Латуру ковбои, без такого приспособления седло очень быстро перетерло бы ему всю материю, а заодно и то, что под ней.

Один парень подарил Джиму куртку с глубокими карманами, чтобы не тратить время и не лазить в карманы штанов, когда сидишь в седле. А Клем Троубридж отдал ему высокие, до колен, сапоги, которые предохраняют от пыли и мелких камешков. Ну, а шпоры у Джима были свои.

Повар продолжал готовить очень вкусные, обильные блюда, так что тут все было тоже нормально. Джим, вообще, велел, чтобы на харчах никто не экономил, и Джесси, что называется, поймал хозяина на слове. Каждое утро, на заре, прежде чем парням выезжать на работу, они получали на завтрак бекон и гренки или оладьи. А вечером, когда ковбои, загнав скот в загон, возвращались, на ужин их ждало или жаркое, или отбивные, или тушеное мясо. Джесси выпекал прекрасный хлеб, готовил отличный крепкий кофе, а печенье и пироги были выше всяких похвал. Однако, Джим Латур об этих завтраках не жалел, так как прекрасно знал, что даже не будь всего остального, ковбои будут работать на него из-за того, что у них всегда есть хорошая пища, и ее много. Хорошо известно, что ковбои всегда ценили хорошую еду даже выше приличной платы.

Однажды вечером, когда все сидели с полными желудками, умиротворенные, довольные жизнью и курили сигареты, один из парней посмотрел на Джима и сказал:

— Босс, у некоторых из наших мужиков давненько не было женщин. Мы уже прямо осатанели без баб. Мы тут думали, как ты посмотришь на то, чтобы один из нас прокатился в Коттонвуд и привез назад пару девочек на одну-две ночи.

Латур ухмыльнулся и покатал во рту сигарету из угла в угол. Все работники с явным и напряженным вниманием прислушивались к разговору, и ему был понятен их интерес. Он и сам желал женщину, но только одну — Сэйдж. Джим чиркнул спичкой о стол, поднес ее к белому свернутому куску бумаги, набитому табаком, и затянулся. Затем, намеренно не торопясь, выпустил дым через ноздри и ответил ждущим ковбоям.

— Ребята, мысль хорошая, но чтобы из-за них не было драк. Я терпеть не могу, когда мои люди устраивают потасовки между собой. Если кто-нибудь затеет что-то подобное — вышибу дух.

Сразу раздался хор голосов, уверяющих хозяина, что беспокоиться совершенно не о чем.

— Да никто и не собирался устраивать из-за них побоища! — добавил тот, кто обратился с просьбой.

Вслед за этим сразу началось бурное обсуждение другого, не менее важного вопроса — кто поедет? Естественно, что каждому было лестно взять эту почетную миссию на себя и весело провести денек-другой в Коттонвуде. Однако, решение все-таки принял сам хозяин. Латур посмотрел на своего старшего загонщика и сказал:

— Поезжай ты, Клем. Я знаю, что ты не станешь там пропивать все подряд и не забудешь вернуться через пару дней.

Раздался добродушный смех, и работники, поднявшись из-за стола, направились устраиваться на ночлег. Все, за исключением Клема, который пошел седлать лошадь и готовиться к поездке в Коттонвуд.

На следующее утро, когда завтрак подходил к концу, Клем вернулся вместе с двумя самыми молодыми и хорошенькими девушками из заведения мадам Реби. Мужчины бросились к ним, чтобы помочь дамам слезть с лошадей, а Джим, прислонившись к дверному косяку, с удивлением смотрел на растерянные, если не сказать, встревоженные лица девушек. В чем дело? Они что, не хотели ехать с Клемом? Если так, то он сейчас же отправит их назад к Реби. Шлюхи они или нет, но ему тут не нужны женщины, которых принуждают к чему бы то ни было.

Затем он заметил, что направившийся к нему Клем тоже чем-то озабочен.

— Что-то тут не так, Клем, — сказал Джим и сделал шаг навстречу своему помощнику. — Что произошло?

— Мадам… Реби исчезла. Вместе с одеждой и всем барахлом.

— В каком смысле исчезла? — удивился Латур. Может, она укатила с тем своим незнакомцем. Она вроде хвасталась, что они собирались пожениться.

— Что-то непохоже, — подала голос одна из девушек. — Он еще на следующий день был в салуне…

Она оглянулась на подругу и добавила:

— После того, как провел ночь с Мэйзи.

— И более жестокого мерзавца мне еще никогда не приходилось обслуживать! — сказала Мэйзи и вздрогнула. — У меня было чувство, что он ненавидит женщин. И совершенно точно, что у него какая-то изуверская ненависть к индианкам. Я сама слышала, как он говорил об этом.

У Джима словно что-то щелкнуло в голове. Он сразу вспомнил, как Сэйдж, однажды, говорила, что Миланд Ларкин испытывает прямо сверхъестественную ненависть к индейцам и что именно поэтому она так боится за своего племянника. Сердце Джима так гулко застучало, словно стремилось вырваться из груди. И так же, как то, что он, Джим Латур, находится здесь, на своем ранчо, ему стало ясно, что обожатель Реби и деверь Сэйдж Ларкин — один и тот же человек. Этот тип крутился вокруг Реби только потому, что надеялся выудить у той сведения о местопребывании Сэйдж. А если эта потаскуха что-либо знает, а в этом Джим ни на минуту не сомневался, то она, конечно, уже все Ларкину рассказала.

И это означает, что тот уже пошел по следу.

Стул заскрипел, когда Джим тяжело опустился на него, а затем резко встал. Ему придется выходить на поиски с большим опозданием, и он крепко отстанет от Ларкина, потому что даже представления не имеет, где ее искать. И дай Господь, чтобы хоть Тилли знала ее адрес!

— Так, девочки. Вы идите в дом и немного поспите, — Латур тяжелой, стремительной походкой направился к двери — Я скачу в Коттонвуд.

Жеребец задыхался, его бока тяжело ходили, кожа лоснилась от пота, когда Джим, наконец, остановил его у входа в «Кончик Хвоста» и бросил поводья подбежавшему мальчику, не забыв при этом дать ему серебряный доллар, чтобы тот отвел Майора в конюшню, дал коню воды, вытер и накормил его. Затем, потрепав мокрую холку коня, Латур решительно направился в салун.

— Поговорим позже, Джейк, — махнул Джим бармену, направляясь прямо на кухню.

Тилли повернулась к нему от плиты:

— Вот так так! Привет, Джим! — улыбнулась кухарка — Я совсем не ждала тебя сегодня.

— Ты уже что-нибудь получила от Сэйдж? — Джим не стал терять время на объяснения.

Тилли минуту колебалась, прежде чем ответить.

— Да, я, действительно, получила вчера от нее письмо Она пишет, что нашла работу певицы, за которую очень хорошо платят и что через недельку она приедет за Дэнни.

— Откуда было письмо, Тилли? — Джим вплотную подошел к женщине, чтобы сразу увидеть, если она вздумает сказать ему не правду.

Тилли отвела глаза.

— На конверте не было обратного адреса.

— Очень может быть, но ты, черт тебя побери, и так прекрасно знаешь, где она Говори мне скорее.

Тилли сердито взглянула на него.

— С чего бы это вдруг тебе внезапно захотелось узнать, где она? Из-за того, что ты к ней относился по-свински, Сэйдж и уехала Может, тебе просто неожиданно снова захотелось с ней переспать?

— Нет' Я не хочу снова с ней переспать! — в ярости закричал Джим, чувствуя, как у него от стыда вспыхнули щеки. — Я никогда не пытался ее соблазнить, Сэйдж с самого начала знала, что я не смогу на ней жениться.

— Так что же ты не оставишь ее в покое? Она начала новую жизнь, у нее новые друзья. Ей совсем не надо, чтобы ты появился и опять все поломал!

— Слушай, Тилли, — Джим тихим голосом прервал гневную тираду женщины. — Мне кажется, что ей угрожает смертельная опасность от ее деверя. Я боюсь, Реби сказала ему, где Сейдж.

— Но Реби не могла знать… если только… вдруг она подслушала, как мы с Сэйдж говорили о ее отъезде?

Тилли села, лицо ее внезапно побледнело.

— Реби всегда шныряла вокруг, вынюхивала, подслушивала, о чем другие говорят.

Джим кивнул.

— Возможно, так и случилось. А теперь, давай говори, Тилли, где Сэйдж. Время уходит!

— Она в Шайенне, Джим, — торопливо ответила женщина. — Я не врала, что обратного адреса не было Но она поет в местечке, которое называется «Золоченая Клетка». Джим, поспеши за ней! Этот сумасшедший может убить ее, если только найдет!

Латур встал.

— Приготовь мне провизии на два дня, пока я схожу в конюшню за лошадью. Боюсь, что Майор не сможет отправиться со мной.

Однако, приличной лошади в конюшне не оказалось. Ни одна не смогла бы сделать больше десяти двенадцати миль в день, да и то, если бы за ней гналась стая волков.

«Мне нужна лошадь длинноногая, выносливая, которая сможет бежать с утра до вечера с короткими перерывами», — думал Джим, переходя от стойла к стойлу и потихоньку изрыгая богохульства, когда вдруг заметил гнедую Рустера. Он сразу признал эту лошадь, и очень хорошо знал о ее удивительных способностях. Эта гнедая десятки раз уходила от полицейских погонь. И Джим, не колеблясь, набросил седло на спину животного. Рустер не будет против, когда узнает, кто и зачем взял его лошадь.

Однако, Латур все-таки нашел время, чтобы сказать человеку, смотревшему за конюшней, что он берет лошадь своего друга. А после этого направился к концу улицы: там, у дверей салуна, его уже ждала Тилли с дорожным мешком в руках.

— Удачи тебе, Джим, — сказала она. — Я буду молиться, чтобы ты поспел к Сэйдж вовремя.

И Латур, взяв мешок, помчался из города. Быстрое и сильное животное, словно понимая, что нужно всаднику, стремительно покрывало милю за милей. На закате Джим разбил лагерь, где решил остановиться на ночевку. Он подсчитал, что уже успел проехать миль двадцать пять. Сбросив с лошади седло и ласково похлопав ее по спине, Джим взял мех с водой и напоил животное из походного кожаного ведра. Затем, привязав лошадь к кусту, он занялся своим обустройством.

Вскоре над костром в котелке варился кофе; над землей быстро сгущались сумерки. И в это время в отдалении послышалось волчье завывание. Джим решил поддерживать огонь всю ночь. В любом случае, гнедая будет спокойнее, если хищники попытаются подойти к лагерю.

Однако, их заунывный вой раздавался все дальше и дальше, пока не затих где-то в темноте. Джим вздохнул с облегчением, выпил две кружки кофе.

Огонь костра бросал красноватые дрожащие блики на листья большого тополя, под сенью которого Латур устроил свой лагерь. Мужчина собрал остатки еды и бросил их в огонь. А потом завернулся в легкое одеяло и мгновенно уснул.

Как только на следующее утро заалел восток, Джим сбросил одеяло и вскочил на ноги. Разогрев остатки вчерашнего кофе, он выпил его, заедая куском хлеба с вареной телятиной, и вновь двинулся в направлении Шайенна, время от времени посылая лошадь галопом.

По пыльной дороге в Шайенн катилась почтовая карета, в которой сидел единственный пассажир — Реби, бывшая подружка Латура.

Стареющая шлюха едва чувствовала тряску, целиком погрузившись в мысли о будущем. Наконец-то, оно, это будущее, у нее появилось — больше ей не нужно будет продавать себя, ей не придется больше удовлетворять прихоти всех этих мужиков! Реби не отказала себе в удовольствии еще разок открыть маленькую сумочку и заглянуть внутрь. Да. она по-прежнему была там, большая пачка денег, которую ей дал Гарри Джоунс.

Реби откинулась назад на жестком и неудобном сидении и, глядя в окно, стала вспоминать прошлую ночь.

Вчера она и Гарри пришли в ее комнату, и Реби торопливо скинула с себя всю одежду. Но когда она повернулась к своему новому воздыхателю, то, к своему удивлению, обнаружила, что тот раздеваться и не думает. Женщина подошла к своему любовнику и положила руки ему на плечи, чувствуя терпкий запах пота, исходивший от него.

— В чем дело, дорогой? Разве ты не собираешься раздеться? — спросила она. И вдруг удивленно замерла на месте — мужчина резко освободился от ее объятий.

— Слушай, Реби, я хочу с тобой потолковать, — сказал он, усаживаясь на краешек кровати.

— Ну конечно, Гарри! — она села с ним рядом. — Что ты задумал?

— Та женщина, которая пела в салуне, что с ней случилось?

Злое ревнивое чувство сразу зашевелилось в сердце Реби. Неужели же все до единого мужики Коттонвуда думают об одной Сэйдж Ларкин? Реби пожала плечами.

— Не знаю, она уехала.

Миланд Ларкин, злобно прищурив глаза, посмотрел на блудницу. Эта сучка врет! Это можно увидеть по ее бегающим глазкам. Он недовольно вздохнул — что же, придется заплатить, чтобы узнать, куда же исчезла Сэйдж. Миланд потянулся к карману, достал увесистую денежную пачку и положил ее на стол, рядом с кроватью.

Когда Реби смогла хорошо рассмотреть деньги, и в глазах ее появились алчные огоньки, Миланд произнес:

— Здесь достаточно денег, чтобы ты могла начать новую жизнь на новом месте Деньги твои, если ты вспомнишь, куда отправилась Сэйдж Ларкин.

Без колебаний шлюха протянула руку за деньгами и сказала:

— Она отправилась в Шайенн. Там она хотела найти себе работу певицы.

Миланд грубо схватил женщину за руку, так что ей стало больно, и прорычал:

— Если ты мне соврала, я вернусь и всажу в тебя всю обойму из своего пистолета.

— Я не вру, — замотала головой Реби — Я слышал разговор Сэйдж и Тилли и знаю, они решили, что Сэйдж должна ехать в Шайенн.

Тогда мужчина, за которого Реби рассчитывала выскочить замуж, встал и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.

Когда бывшая мадам вновь вернулась к настоящему, она увидела, что солнце уже почти совсем зашло. На горизонте засветились огни большого города; приближался Шайенн. Здесь ей предстояло пересесть на поезд и отправиться в Сан-Франциско, к ее новой жизни.

Вскоре после того, как Реби села в почтовый дилижанс, Миланд Ларкин пошел в конюшню и оседлал свою лошадь Он вывел ее на улицу, вскочил в седло и помчался в направлении Шайенна.

— В этот раз я тебя достану, невестушка, — шипел он сквозь зубы, снова и снова опуская плеть на спину животного. — Наконец-то, ты мне заплатишь за все муки, которые я из-за тебя терплю. И когда я тебя, наконец, отыщу, свершится моя месть, и ты проклянешь тот день, когда твоя мать тебя родила!