Взглянув Буллу прямо в глаза, девушка хо­лодно произнесла:

– Вы, конечно, можете считать, что клятва, даваемая при венчании, ничего не значит. Но я так не считаю. И до тех пор, пока ваш сын не откажется от своих привычек, я его к себе не подпущу.

Сондерс смотрел на это молодое, дерз­кое, красивое личико и в душе страшно за­видовал своему сыну, так как знал, что Трэй рано или поздно все-таки затащит эту дев­чонку в постель. Натура у нее буйная, и если страсть ее охватит, то она будет вести себя как дикая кошка. Не то, что эти потаскухи, которых он водит к себе всю жизнь. Уже после парочки хороших заходов они начина­ют хныкать и говорить, что устали, что у них сил больше нет и хочется спать. И мать Трэя такая же была.

Самое неприятное, что теперь он, как и все смертные, должен отправляться в бордель, дожидаться там своей очереди, платить денежки и допускаться лишь на каких-то жалких четверть часа к той, которую выбрал. А дать ей пару оплеух для острастки там никак нельзя, не позволено.

– Послушайте, – начал Булл, изо всех сил пытаясь говорить ласково, что ему плохо удава­лось. Лэйси даже заподозрила, что он от при­роды неспособен к нормальному человеческому общению с женщиной. – Он действительно хочет, чтобы вы перебрались на ранчо. Он сам не свой без вас и только и знает, что рычать на всех.

– Мне очень неприятно все это слышать, мистер Сондерс, но ему, видимо, придется перетерпеть. Я своего решения менять не собира­юсь.

Пока Булл подыскивал новые аргументы, девушка быстро вошла в дом и захлопнула за собой дверь. На всякий случай она даже запер­ла ее на засов. Лэйси не верила словам Булла Сондерса. Разве не он выставил ее из своего дома ночью в грозу, обрекая на верную смерть?

По пути в кладовку с миской в руках она гадала: уж не сам ли Трэй Сондерс отправил своего папашу уговаривать ее?

Нет, это отпадало. Он не из тех, кто станет посылать кого-то просить за себя. Тем более своего отца, которого Трэй и в грош не ставит. Вернувшись в кухню, девушка увидела, что Булл уже почти скрылся из глаз, направляясь в сто­рону своего ранчо, и облегченно вздохнула.

Однако не прошло и десяти минут, как ей снова пришлось понервничать. Лэйси услыша­ла приближающийся тяжелый топот копыт и поспешила к окну, будучи почти уверена, что это снова он. «Ну и пусть, все равно в дом его не впущу!» – сказала себе девушка.

Но это был не Булл Сондерс. Это был тот самый тип, который просился к ней в гости ночью во время бурана.

Теперь, при свете дня, она рассмотрела его как следует, хоть он и задрал воротник и низко надвинул шляпу. Свою звероподобную физио­номию он так и не удосужился побрить. Одеж­да его была измята и вся в пятнах, будто он в ней и спал.

Лэйси видела, как этот тип слез с коня и не спеша поднялся на крыльцо. Подойдя к окну, он заглянул в него и, заметив ее, оскалился в плотоядной улыбке.

– Это опять я, милашка. Неужели опять пожалеешь кружечку кофе проезжему ковбою? Холод собачий сегодня утром!

– Если ты сию минуту не сядешь на ло­шадь и не уберешься отсюда, я тебе такое устрою, что тебе сразу жарко станет. Пули на твой зад я не пожалею! – У Лэйси не было никакого желания рассусоливать с этим навяз­чивым негодяем.

– Дурочка, я же тебе ничего не сделаю, – в тоне бородача появились уже другие, льстивые нотки. – Чем хочешь поклясться могу. Просто выпью у тебя кофе и обогреюсь.

Девушка выхватила свой маленький револь­вер и направила его прямо в лоб незнакомцу.

– Говорю тебе, убирайся, а не то буду стре­лять!

– Подавись ты своим кофе, сука парши­вая, – разъяренно бросил незнакомец и пошел к лошади.

Качая головой, Лэйси глядела ему вслед. Не познакомься она с Мэттом Карлтоном, то можно было бы подумать, что все мужчины в этой округе – сплошь негодяи и похотливые козлы.

Трэй заказал уже вторую порцию виски, когда дверь салуна вдруг с треском распахну­лась и какой-то неизвестный шумно ввалился в бар. Сразу же отправившись в дальний конец стойки, он рявкнул, чтобы ему подали виски.

Сначала все покосились на пришельца, а потом продолжили разговоры, прерванные его хамским появлением. Приезжие в это время года, – не такое уж редкое явление. Полно шляется ковбоев, которые зимою не у дел.

Завсегдатаи, оккупировавшие стойку, не обратили бы на него никакого внимания, если б не раздавшийся пронзительный женский визг. Все головы, как по команде, повернулись, лбы нахмурились. Вошедший, схватил одну из мест­ных проституток, заломил ей руку за спину и, продолжая держать ее в таком положении, но­ровил залезть к ней в корсет. Та вопила и вырывалась.

– Эй, какого черта ты привязался к ней? – лениво спросил сидевший у стойки огромный детина по прозвищу Большой Пит.

– А вот хочу поучить ее немного, чтобы не задирала мужиков. Не успел я войти сюда, как она стала мне рожи корчить. Скотина! Я тебе покажу, сволочь!

– Кому ты мозги крутишь? Никто тебя не собирался дразнить. Она уже после тебя сюда вошла, – Пит говорил спокойно, но на всякий случай выложил на стойку дубину, которую всегда имел при себе. – Отпусти ее, а то я тебе вмиг башку сверну!

Незнакомец так отпихнул от себя девчонку, что та едва удержалась на ногах.

– На кой черт мне ваши шлюхи! Я тут неподалеку положил глаз на одну малютку – вот это девочка! Огонь! Уже дважды меня про­гоняла, винтовкой махала перед моим носом – грозила пристрелить. Но ничего, я упрямый.

Подстерегу ее где-нибудь безоружную да пока­жу ей, где раки зимуют. Усекли, что я имею в виду?

В баре наступила тишина, О какой бы жен­щине ни говорил этот ублюдок, она здесь жила, и, стало быть, кому-то доводилась сестрой, кому-то – дочерью, кому-то – женой.

Трэй мгновенно сообразил, кого имел в виду этот недоумок-приблуда. Лэйси! Это он был у ее дома ночью, когда бушевала метель. Видимо, и сейчас уже успел там побывать.

Сондерс-младший поднялся с табурета и подошел к незнакомцу. Правая рука его висела, а большой палец левой покоился на низко висевшем патронташе.

– Мистер, – холодно произнес Трэй. В на­ступившей тишине голос его прозвучал очень отчетливо. – Нам не нравится, когда кто-то из чужаков обсуждает в салуне наших женщин.

С недовольным видом незнакомец повер­нулся к нему.

– Вот оно как? – с издевкой проговорил он. – И как же вы с этим боретесь, ковбой? – спросил бородач, медленно отодвигая полу курт­ки, чтобы был виден револьвер, висевший у него на бедре.

– Боремся как полагается, – спокойно от­ветил молодой человек, не сводя немигающих глаз с незнакомца. – Так что советую умерить пыл и убираться отсюда. Причем не только из салуна, но и вообще из этих мест.

– Никто не указ Фрэнку Нортону, – кладя ладонь на ручку револьвера, ответил пришелец.

– Оставьте в покое револьвер, мистер, – предостерег его Трэй.

– Ты, как я посмотрю, советы раздавать любишь? – взревел тот, выхватывая револьвер. Его револьвер только показался из кобуры, как уже прогремел выстрел. Оружие Фрэнка Нортона, завертевшись волчком, с грохотом упало ярдах в десяти от них.

– Проклятье! – взвыл он, зажимая рукой окровавленную ладонь. – Ты же мне палец отстрелил, скотина! Чем я теперь на курок нажимать буду?!

Дым от выстрела еще не успел рассеяться, как Трэй, спрятав свой кольт в кобуру, обратился к раненому:

– Это к лучшему. Может, дольше без него проживешь. Для настоящего жителя Запада нет ничего хуже, чем этакий хвастливый сорвиго­лова, стрелок вроде тебя. А теперь садись на лошадь и мотай отсюда.

– Я же ранен, ты что, не видишь? Я кровью истеку, мне нужен врач.

–Ничего с тобой не случится. Можешь отправиться к доктору Карсону, и он перевяжет тебя. А потом чтоб духу твоего здесь не было.

Бросив на Трэя злобный взгляд, Нортон поднял с пола револьвер и, хлопнув дверью, вышел из салуна.

– Всем виски за счет заведения, – выкрик­нул Пит, хозяин салуна. Вокруг Сондерса-младшего стала собираться небольшая толпа друзей и знакомых, желавших пожать ему руку или похлопать по плечу.

– Слушай, я еще никогда не видел, чтобы кто-нибудь быстрее тебя кольт выхватывал, – сказал один из ковбоев. – Прямо как молния: раз – и сразу же выстрел!

Когда все расселись и принялись за виски, Мэтт тихо сказал:

– Я рад, что ты не прикончил этого подон­ка, Трэй. Поверь, тяжело жить с такой ношей на сердце, как смерть человека.

– Знаешь, было мгновение, когда я хотел это сделать. Я ведь сразу же понял, что речь шла о Лэйси. Это он тогда в пургу стучался к ней ночью и просил впустить. Как я пони­маю, он и сегодня утром уже побывал там.

– Трэй, ей там очень одиноко и опасно. Я захожу к ней и буду заходить и впредь по мере возможности, но быть там все время я при всем моем желании не смогу, ты же знаешь.

– Знаю, – кивнул молодой человек. – Что-то придется с ней решать. Я, правда, еще не знаю, что и как. Не хочет она жить на ранчо, понимаешь? Не хочет. И меня пускать к себе в коттедж тоже не собирается. Черт возьми, она даже разговаривать со мной не желает!

– Тебе необходимо научиться вести себя с ней по-другому. Ты ей дай понять, что постель – не главное для тебя.

Трэй горестно усмехнулся:

– Представляешь, каково мне это будет сделать? Стоит мне только подумать о ней, как у меня перед глазами тут же всякие чудеса постельные плясать начинают.

– Когда это все же произойдет, помни, что Лэйси – порядочная, скромная девочка и что ты должен обходиться с ней так, как будто ты – ее муж и опора во всех смыслах и на вечные времена.

– Черт побери, Мэтт, да не хочу я быть таким, как все эти муженьки: неделями торчать дома, слушать детский плач. Ну… словом, ты меня понимаешь.

– А что, собственно, ты имеешь против детей? – с любопытством спросил его Карлтон.

– Да ничего я против них не имею! Я даже люблю детей, если ты хочешь знать. Такие маленькие чертенята. Хорошие, правдивые. И мне хочется, чтобы и у меня когда-нибудь были дети. А что, если я вдруг окажусь для них таким же отцом, как Булл для меня?

– Не окажешься. Поверь мне, мальчик. Я знаю, что говорю. В тебе ведь так много от твоей матери!..

Трэй допил виски и встал из-за стойки.

– Поеду-ка я в домик Джасперса и объяв­лю этой малышке, что ей теперь нечего бояться Нортона.

– Конечно. Только не веди себя там как бык, готовый покрыть все стадо.

Сидя на медленно шагавшем жеребце, мо­лодой человек никак не мог уразуметь, откуда Мэтт взял, что Лэйси – порядочная, скромная девочка. «Видел бы он ее разок в красном платье, едва доходившем ей до колен, и с раз­малеванной физиономией, тогда бы не говорил такого», – подумал он, когда его конь прохо­дил мимо выстроившихся в ряд елей.

Одна из веток, не выдержав тяжести, со­гнулась, и Трэя осыпало снегом. Он невольно бросил взгляд на деревья. Золотисто-коричне­вые шишки на фоне темно-зеленых игл смотрелись очень красиво.

«Черт возьми, а почему бы не преподнести ей такую ветку с шишками, раз уж полевых цветов нет. Они очень не плохо, будут смотреться в красивом кувшине», – подумал Трэй.

Лэйси только что уселась перед камином подштопать рубашку Мэтта, как вдруг снова у дома застучали копыта.

– Кого опять принесло? – вырвалось у нее. Она отложила в сторону шитье и поднялась.

«Если это опять тот тип, который был утром, я его пристрелю. Во всяком случае, дырка в шляпе ему обеспечена», – сердито подумала девушка.

Лэйси подошла к окну как раз в тот мо­мент, когда Трэй постучал в дверь.

Сердце у нее забилось ровными, глухими ударами. Может, пригласить зайти? Хотя ей и опостылели его вечные подковырки и сарказм.

Ну ладно, в конце концов, она не такая уж размазня, чтобы не дать ему отпор, если он распустит язык. Лишь бы руки не распускал. Надо же ему дать возможность показать себя с хорошей стороны. Отодвинув засов, девушка открыла дверь.

– Что тебе нужно? – исподлобья глядя на Трэя, спокойно спросила она, когда он переступил порог.

Из-за спины Трэй вынул несколько еловых веток с шишками.

– Вот, подумал, что это сможет украсить твою комнату, – улыбнувшись, он протянул ей этот необычный букет.

Лэйси не удалось скрыть свое изумление. Какие красивые эти шишки на зеленых еловых ветках! Они очень оживят кухню.

– Спасибо, – едва слышно ответила она. – Я поставлю их в ту вазу, в которой Джасперс хранил свою трубку и табак. В центре стола они будут очень хорошо смотреться.

Трэй не отрывал жадного взора от Лэйси, когда та наливала в высокий кувшин воду и ставила в него ветки. Но лицо его оставалось каменным. Он прекрасно помнил наставления Мэтта.

– Только не рассказывай мне, что ты явил­ся сюда только для того, чтобы принести мне это, – девушка устремила на него испытующий взгляд.

– Нет. Я пришел тебе сказать, что тебе больше нечего бояться того нахала, который два раза приходил сюда и набивался к тебе в гости. Больше он не появится.

– Откуда тебе это известно? – брови Лэйси удивленно взметнулись вверх.

– Я велел ему убираться отсюда.

– И он тут же убрался? – в ее голосе было слышно сомнение.

– Ну, все было не так просто, – признался Трэй. – Сначала мне пришлось малость под­стрелить его.

– Что значит «подстрелить»? – обеспокоено спросила она.

– Он попытался выхватить револьвер и выстрелить в меня, но я опередил, и его указательный палец отлетел.

– О, слава Богу! – с облегчением вздохнула Лэйси. – Вот уж чего бы мне не хотелось, так это чтобы кто-нибудь из-за меня погиб.

Молодой человек ничего на это не ответил, но не сомневался, что на месте убил бы любого, кто посмел покуситься на честь его жены.

– Может, нальешь мне чашечку кофе на дорогу? На улице такая холодина.

Девушка раздумывала. А почему бы и нет? В конце концов, ведет он себя вполне прилично, к тому же вступился за нее, избавив от этого назойливого типа.

– Присаживайся, – пригласила она. – На­лью тебе кофе и отрежу еще пирога с тыквой.

Трэй снял куртку и стал смотреть, как Лэйси достает из кухонного буфета чашки. Взгляд его задержался на ее талии и узких бедрах. «Интересно, сколько же еще я смогу сдержи­вать себя?» – подумал он.

Когда девушка отрезала ему пирог и налила кофе, Трэй спросил:

– А почему ты ходишь в мужской одежде?

– Потому, что она удобнее. Не то, что эти платья, которые вечно ветер задирает. В брюках хорошо и в сарае работать, и дрова таскать. Вон Энни Стамп другой одежды и не знает.

«Твоей Энни Стамп никогда так не выгля­деть в брюках, как выглядишь ты», – подумал он, чуть было не пронеся вилку с кусочком пирога мимо рта.

– Знаешь, я вкуснее твоих пирогов с тык­вой ничего в жизни не ел, – признался Трэй, восхищенно глядя на Лэйси. – Где это ты так научилась готовить? Отец научил?

– Нет, не отец, – услышав комплимент, девушка даже расхохоталась, что вызвало у него небольшой шок, – он еще ни разу не слышал, как она смеется. Даже улыбки на ее лице Трэй представить себе не мог. А смеялась она восхи­тительно. – Бедный папа мог себе разве что кашу сварить, да кофе.

Лэйси замолчала, унесясь воспоминаниями в уже далекие для нее годы.

– Не поверишь, но у меня в сундучке, в нашем фургоне, всегда была куча всяких ре­цептов – единственное, что решил оставить вор, который стащил все мои платья. Почти в каж­дом городке, где нам приходилось торговать, появлялась какая-нибудь женщина, которая дарила мне рецепт приготовления своего люби­мого блюда.

Ее зеленые глаза затуманились печалью.

– Мне кажется, все они были уверены, что я и с плитой-то обращаться не умею, а если и готовлю, то только на костре. Но я всегда аккуратно записывала рецепты и сохраняла их. Теперь, когда у меня есть и печ­ка, и плита, я пытаюсь кое-что опробовать на практике.

Внимательно глядя на это, такое дорогое ему, милое личико, Трэй впервые серьезно задумался о том, как нелегко ей, должно быть, приходилось в этой жизни на колесах.

–К тому времени, как умер твой отец, сколько вы уже так странствовали в своем фургоне?

– Недели не хватило до полных десяти лет. Он чуть было не спросил, с каких лет она начала торговать собой, но сдержался – вовре­мя сообразил, что после такого вопроса ему придется навсегда распроститься с надеждой переспать с ней. Очень уж болезненно реагировала Лэйси на подобные вопросы.

– А сколько тебе лет, Лэйси? – вместо этого спросил Трэй.

– Месяц назад исполнилось восемнадцать.

– А выглядишь ты лет на шестнадцать – он улыбнулся.

– А тебе?

– Тридцать.

Девушка взглянула на его загорелое, обвет­ренное лицо, отметив жесткие складки у рта. Его темные глаза излучали покой и доверие, но где-то глубоко в них мелькали ирония и плутовские искорки.

Лэйси пришла к выводу, что Трэй – самый красивый из всех мужчин, когда-либо виденных ею. И самый сильный.

– Выглядишь ты старше. Вероятно, все дело в твоем образе жизни.

Услышав это, он расхохотался:

– Ты имеешь в виду виски и женщин?

– Да.

«Оказывается, моя жена – женщина пря­мая», – отметил Трэй с некоторой досадой. Когда она замолчала, он попросил у нее еще кусок пирога и сказал:

– Мне бы хотелось, чтобы ты еще раз подумала о том, чтобы перебраться на ранчо.

– Нет, – и снова сказала, как отрезала.

– Даже в том случае, если у тебя будет своя комната и я не буду распускать руки?

– Я не настолько глупа, чтобы с ходу по­верить твоему обещанию, и я не такая дура, чтобы доверять твоему отцу. Я не забыла, как он выставил меня вон подыхать от холода и голода.

–Лэйси, поверь, мне стыдно за него, и, клянусь тебе, он и пальцем тебя не тронет, если ты будешь жить у меня. Жить здесь одной просто опасно – полно всяких типов шляется, да и не только в этом дело.

Говоря это, Трэй не без удивления отметил, что говорил он совершенно искренне, и что его действительно волнует ее судьба. То, что он просил ее переехать на ранчо, никоим образом не было связано с его желанием поскорее уло­жить ее в постель.

– Мэтт будет обо мне заботиться, – отве­тила Лэйси. Трэй растерялся, почувствовав к своему старому приятелю нечто вроде ревнос­ти. Ведь это его, Трэя, право и обязанность заботиться о своей жене.

– У Мэтта огромное ранчо, которым надо управлять. У него и без тебя хлопот полон рот, – серьезно заметил он.

– Послушай, – девушка хлопнула ладонью по столу. – Я прекрасно могу обойтись и без забот посторонних. Я в состоянии и сама поза­ботиться о себе.

– Да, пока ты сидишь в этом коттедже, – повысил голос Трэй. – Но иногда требуется и за дровами пойти, и в хлев, и в сарай…

– Я никогда не выхожу на улицу, когда темно. А если и выхожу, то при мне всегда револьвер, – заверила его Лэйси. Она подня­лась из-за стола. – Тебе не пора домой?

– Пора, черт побери, пора! – Он шлепнул на тарелку недоеденный кусок пирога. – По­нимаешь, я чувствую себя сейчас жутким дура­ком. Может быть, тебе просто удобнее здесь? При случае ведь кое-кто и завернуть может… Я ведь совсем забыл, какое у тебя ремесло.

Прежде чем Лэйси успела ему ответить, как-то опровергнуть это обвинение, он, хлопнув дверью, уже вышел.

Девушка взглянула на ветки ели с шишка­ми, которым она так обрадовалась, села за стол и закрыла руками лицо. Ее худенькую фигурку сотрясали рыдания. Она тысячу раз говорила себе, что этот человек безразличен ей, но от того, что ее муж был о ней такого низкого мнения, ей было до боли обидно.