– Я сожалею, я бы не хотел... я не знал, что вы здесь.

– Не беспокойтесь, что вы нас прервали, – улыбнулась Альена.

– Во дворце уединение найти нелегко, – заметил король. – Я сожалею, если помешал вам. Но поскольку я нашел вас, возможно, я могу поговорить с вами. Я бы хотел знать...

Он колебался, переводя взгляд с Карелли на Альену. Карелли деликатно спросил:

– Да, сэр?

– Граф, как вы думаете, найдется ли для меня место в армии короля Франции? Я чувствую себя очень подавленным, и меня гложет тревога. Я не могу выносить праздность, особенно после... Это все в моей душе и ничто не может меня отвлечь.

– Я уверен, его величество будет восхищен, сэр, – ответил Карелли.

Король посмотрел на Альену.

– Я знаю, что вы думаете. Что я не должен покидать мою мать и сестру в такое время. Но как я могу им быть полезен? Я не в состоянии развлечь их, ибо сам печален. А мое присутствие ложится бременем на их пенсию. Разве не лучше будет, если я займусь чем-нибудь, чтобы поддержать себя и сохранить присутствие духа?

Он выглядел действительно озабоченным и хотел знать ее мнение. Когда Альена обратилась к нему, она говорила как равная с равным, и Карелли понял, что было нечто большее в ее отношениях с королем, чем он мог предположить.

– Вы уже решили, поэтому я дам вам такой ответ, какой вы ждете от меня. Да, было бы лучше для вас быть занятым каким-нибудь делом, при условии, что из-за этого вы не станете пренебрегать государственными вопросами. Вы знаете, что ваша мать и сестра будут сильно скучать по вас, но вы также уверены, что их жизнь в ваше отсутствие может продолжаться без больших перемен.

Король, казалось, успокоился и улыбнулся Альене с благодарностью.

– Значит, я обращусь с просьбой к королю Людовику как можно скорее. Полагаю, мне необходимо получить некоторый военный опыт, прежде чем я снова попытаюсь отвоевать свой трон. В конце концов, когда шотландцы выйдут с оружием в руках, я должен буду возглавить их в борьбе против моих врагов, и было неразумно не знать военного искусства и полагаться на чужой опыт.

– Вы правы, сэр, – одобрил его Карелли. – Кампания во Фландрии в этом году даст вам опыт, в котором вы нуждаетесь, если только можно руководствоваться прошлым.

Король одарил его сияющей улыбкой.

– Я не забываю, милорд, кто был ваш дед. Я надеюсь, вы дадите мне добрый совет и руководство, когда мы вместе будем служить в кавалерии.

Карелли поклонился.

– Я буду польщен оказать вам помощь, сэр, если смогу.

В душе он улыбался, поскольку шевалье Сент-Георг ничем не отличался от любого другого юноши знатного происхождения, томимого жаждой славы и стремящегося сменить надушенное бездействие гостиной на восторг битвы, какие бы извинения он ни произносил.

Король ушел, и только после этого Карелли заметил печаль в глазах Альены и понял, что значит для женщин королевской семьи, если король оставляет их. Он вновь повторил свое предложение сопровождать ее в Венецию.

– Теперь, когда король покидает Сен-Жермен, у тебя нет причины оставаться здесь.

– Еще больше причин, чем раньше, – ответила она. – Я не могу покинуть сейчас мою принцессу.

Летом 1708 года отец Коул попросил разрешение отлучиться на два месяца, чтобы навестить больную сестру. Причины сочли извинительными, хотя Дейви искренне сомневался в этом. Но он обрадовался отсутствию священника, так как это позволило ему временно принять на себя некоторые заботы о Джемми. Дейви так и не нашел своего места с Морлэнде, поскольку, когда Матт говорил, что не знает, какое бы дело он хотел поручить Дейви, он говорил правду. Дейви чувствовал себя неловко, находясь где-то между слугами и семьей. Никто, похоже, не знал, как обращаться с ним, можно ли ему давать указания, или нет. Он выполнял случайную работу тогда, когда в нем появлялась нужда. Чистил Звезду, чистил и чинил одежду Матта, ездил по поручениям, писал письма или мягко удалял от Матта настойчивых просителей. Он представлял себя иногда оруженосцем средневекового рыцаря. Если бы они поехали вместе сражаться, он бы нес оружие Матта, он бы стал Бедивером для Матта-Артура[34]. Матт, не замечая ничего вокруг, не видел неопределенного положения Дейви и обращался с ним больше как с другом, нежели как со слугой, благодаря его за все, что бы он ни сделал, и спрашивая его совета как по семейным делам, так и по политическим вопросам.

Когда графиня приехала весной в Шоуз, Дейви обрел друга в Хлорис. Дом в Шоузе был уже почти закончен, во всяком случае для проживания там графини. Графиня переехала туда в марте. Она нырнула в Шоуз, как лиса в нору, не рискуя выглянуть наружу в течение нескольких недель. Причина обнаружилась, когда пришло известие о неудавшемся вторжении, и когда в апреле королева Анна объявила вне закона всех, кто в нем участвовал. Обитатели Шоуза затаились, стараясь не привлекать к себе внимания, и тень опасности висела над ним несколько дней. Но в дальнейшем выяснилось, что имя Челмсфорда не было в списке, и Шоуз вздохнул с облегчением и снова распахнул двери.

Именно тогда Дейви и встретил Хлорис. В ходе разговоров она поведала ему, что однажды была в сходном положении.

– Старый хозяин Ральф обычно говорил, что я придворный шут госпожи, – рассказывала Хлорис. – Когда я впервые прибыла к ней, меня наняли как кормилицу к ее малышам. Но это были не все мои обязанности, хотя никто, кроме старого хозяина, не мог поставить меня на другую работу. Сейчас, я думаю, меня можно считать горничной, но и это не так, как и все остальное.

– По крайней мере у тебя с самого начала было определенное место, – сказал Дейви. – И думаю, у меня положение тяжелее.

– В некотором роде да, – отвечала Хлорис, – но ты ближе к своему хозяину, чем я когда-либо была со своей госпожой. Если он желает называть тебя другом, почему бы тебе великодушно не принять это?

– Потому что... Ты знаешь, это невозможно, – ответил Дейви, оскорбленный тем, что она посмела критиковать его с такой легкостью.

Она проницательно взглянула на него.

– Ах, да! Мы оба знаем это, но он – нет. Позволь ему так думать и позволь своему сердцу диктовать, что надо делать, и не беспокойся об остальных титулах.

Таким образом Дейви смотрел, что нужно делать и делал, и старался не чувствовать себя не в своей тарелке. Но когда священник вернулся и няни в детской пожаловались, что с Джемми им стало трудно справляться, Дейви без лишних слов взял на себя с чувством облегчения уход и заботу о юном наследнике Морлэнда. Джемми исполнилось уже семь лет. Одевался он сейчас в сильно украшенную оборочками уменьшенную копию одежды модного джентльмена, дополненную муфтой и париком, но даже в таком неудобном одеянии он умудрялся совершать многие проказы. Роберт не достиг еще шести лет и был полным, светловолосым и спокойным ребенком. Хотя он также уже вырос из детской юбочки, он не причинял никаких хлопот служанкам. Больше всего он любил ходить за руку с Флорой и слушать ее рассказы о волшебниках и духах, которые обитали в окрестностях. Эдмунда и Георга все еще одевали в детские платьица и за ними следили няньки. Томас, совсем недавно достигший годовалого возраста, находился на руках у кормилицы, так же, как и его новый братик Чарльз, родившийся в феврале.

Матт только радовался тому, что Дейви заботится о его первенце, и когда Джемми предстал перед отцом, он строго приказал мальчику слушаться своего нового наставника во всем.

– У него замечательный ум, Джемми, и ты должен стараться научиться от него как можно большему, – внушал Матт.

Джемми посмотрел на него серьезно, а потом взглянул на Дейви, будто удивляясь, как может быть отец прав в отношении такого непримечательного человека. Несмотря на белый парик и кружевную курточку небесно-голубого цвета, Джемми был копией своего отца и деда. Его собственные волосы завивались мягкими темными кудрями, на красивом и умном лице с длинным ртом выдавались скулы, а живые синие глаза притягивали к себе каждого.

Когда мальчик ушел, Дейви сказал Матту:

– Есть одно дело... Если я должен следить за ним в течение лета, могу ли я сменить его одежду?

– Его одежду? – переспросил рассеянно Матт. Дейви пребывал в нерешительности.

– Понимаешь ли, я бы хотел брать его гулять, подальше от слуг и нянек. Помнишь, как ты любил бегать везде со мной как беспризорник, в одной рубашке и штанах? Помнишь, как многое мы узнали о жизни таким образом? Я бы хотел брать мальчика с собой на конные и пешие прогулки и давать ему уроки, сидя на вершине холма на свежем воздухе. Но мы не сможем этого делать, если он будет одет, как... как...

– Павлин? – помог Матт, криво усмехнувшись. – Да, все в порядке. Я знаю, что ты не можешь так сказать, чтобы не показаться грубым. По правде говоря, это блажь его матери, одевать его так изощренно. Она говорит, что он должен выглядеть джентльменом прежде, чем научится вести себя, как джентльмен. Может быть, она права. Но, вероятно, только этим летом ты можешь поступать по-своему. Меня не будет дома много времени, так что тебе придется управляться без моей поддержки.

– Я буду избегать людных мест, – усмехнулся Дейви, – и одевать его должным образом к обеду, так что она вряд ли заметит.

Вначале Джемми сомневался, что перемена к лучшему, так как ему нравилось важно вышагивать во взрослых одеждах, даже если в них было жарко и неудобно, а парик являлся сущим наказанием. Слуги восхищались им в невероятной степени, а для Роба и Эдмунда он представлялся божественным существом. Вначале он относился к Дейви, который даже внешним видом не напоминал джентльмена, с некоторым презрением, но через несколько дней, когда он открыл для себя наслаждение бегать по полям и погружать свое горячее пыльное тело в холодный поток, он стал слушать Дейви более внимательно.

Дейви нашел, что Джемми умен и еще окончательно не испорчен, хотя мальчик уже научился некоторым уловкам и старался произвести хорошее впечатление на маму и папу с наименьшими усилиями. Но на Дейви его уловки не действовали, и вскоре он увидел, что Джемми все воспринимает, разинув рот, как едва оперившийся птенец.

В ходе своих долгих прогулок и разговоров, они обсуждали много тем. Когда дошла очередь до архитектуры, вполне естественно Дейви пообещал взять Джемми к его бабушке в Шоуз. Как и обещал Ванбро, дом в Шоузе стал дворцом в миниатюре. Обложенный старым камнем от первоначального дома, он казался мирно выросшим из своего фундамента – изящное прямоугольное строение высотой в два этажа с помещением для слуг на чердачном этаже. В центре располагался большой зал, великолепное творение, поднявшееся на два этажа. Его крестовый сводчатый потолок, поддерживаемый массивными пилястрами с канелюрами, покоился на стенах. Весь зал заливал свет, лившийся из застекленных проемов в большом куполе. На фасаде, обращенном на север, находилась массивная дверь. На южной стороне дверь вела на террасу. Поперечная галерея проходила прямо через весь дом с востока на запад на обоих этажах, открывая великолепную перспективу через украшенные арки от одного конца дома в другой.

Как и в Морлэнде, большая лестница помещалась в отдельном зале с западной стороны от большого зала: величественная лестница на консолях, с тремя проемами, вся сделанная из дуба, укрепленная металлом. Ступени устланы паркетом, балюстрада из изящно выкованной стали. На двух лестничных площадках стояли щиты с рельефными гипсовыми лепными украшениями, изображающими военные подвиги Баллинкри и Челмсфордов.

Короткое, изогнутое крыло на каждой стороне главного южного блока вело с западной стороны в купальню, поставленную в английском парке, а с восточной стороны к служебному крылу и дальше к конюшням. От террасы на южной стороне сады спускались вниз к ручью, который надо было расширить, перегородить запрудой. Однако в настоящее время все это существовало лишь в планах графини и Генри Вайса. Многое также оставалось не сделанным внутри – гипсовые украшения, резьба (Гиббонс согласился взяться за них), картины trompe-l'oeil[35] на настенных щитах. Но это все детали. Главное было завершено.

Даже Джемми испытывал заметный трепет перед великолепием дома и величавостью хозяйки. Аннунсиату в это время переполняла радость, что Карелли находился в безопасности, и она с готовностью уделила внимание своему старшему правнуку. Поведение Джемми было безупречно, и он показал себя с лучшей стороны, когда делал правильный почтительный поклон и говорил со знатной дамой. Она соизволила показать ребенку дом, затем приказала подать лошадь и сопровождала их в степенной прогулке вокруг имения, описывая большей частью для Дейви, как все будет выглядеть в будущем. Здесь Джемми испортил свое предыдущее благоприятное впечатление.

– А когда ваша светлость умрет, кому это все будет принадлежать? – поинтересовался мальчик.

Дейви почудился в глазах Джемми образ его матери. Графиня посмотрела на него холодно, и Дейви попытался смягчить неловкость.

– Хозяин Джеймс, я думаю, интересуется, если так много предстоит сделать, увидит ли ваша светлость свой замысел осуществленным.

Едва ли его замечание, было лучше, но он снова дал промах.

– Милорд Мальборо, я слышал, просил господина Вайса не сажать ничего, кроме деревьев, выросших в Бленгейме, потому что он не увидел бы молодые деревца взрослыми.

Холодный взгляд Аннунсиаты теперь обратился на него, так что Дейви захотелось хихикнуть с отчаянным весельем.

– Вы можете уверить себя и хозяина Джеймса, что я решительно намерена посвятить многие годы завершению Шоуза. Не вернуться ли нам в дом?

Она повернула лошадь и направилась к дому. Когда графиня проезжала мимо него, Дейви заметил, как у графини подергиваются уголки рта.

До обеда оставался еще целый час, когда Джемми вернулся в Морлэнд. Дейви решил, что сейчас подходящее время показать мальчику, как надо ухаживать за собственной лошадью. Он рассказал ему немного о лошадях, потому что, как он чувствовал, овладеть знаниями о лошадях никогда не рано, а если человек хочет чувствовать себя с ними свободно, он должен с малолетства играть между их ног, как делал Матт, и есть свой хлеб и сыр, взгромоздившись на ясли.

Когда лошади были вычищены, поставлены в стойло и довольные потянулись к кормушке, Дейви поднял Джемми, посадил его на ясли и вынул пару сладких, сморщенных припасенных яблок, и предложил мальчику отдохнуть и поболтать о чем-нибудь. Неожиданно дверной проем потемнел. Дейви взглянул туда и увидел хозяйку с одной из служанок из детской сзади нее.

– Конюх сказал, что ты здесь, – прямо начала Индия. – Могу я спросить, чего ты добиваешься, делая из моего сына конюха?

Дейви спрыгнул с ясель, снял Джемми и ответил спокойно и вежливо:

– До обеда еще уйма времени, мадам. Уверяю вас, что мальчик предстанет перед вами точно в таком виде, как вы желаете.

– Сейчас он не в таком виде, – произнесла Индия. – Няня, заберите хозяина Джемми отсюда, вымойте его и оденьте как сына джентльмена.

Няня кинулась вперед с пригнувшейся головой, будто боялась удара: все знали, что хозяйка могла отхлестать перечившего ей. Она схватила мальчика за руку с намерением ущипнуть и вытолкнула его на солнцепек. В последовавшей тишине Дейви услышал начавшийся было рев, быстро стихший. Остался только равномерный звук хруста, исходившего от жующих лошадей, да шуршание их копыт о солому. Хозяйка продолжала пристально смотреть на Дейви. Так как ее положение было лучше, солнце светило сзади нее, он не мог отвести взгляд. Он чувствовал неестественную напряженность вокруг нее. Индия была почти такого же роста, как и он, с прямой фигурой. Она бы хорошо смотрелась верхом на лошади, думал он о ней, когда вообще о ней думал. Он допускал, что она красива, но вокруг нее ощущался холод и нечто хищное, что уменьшало уважение, которое, как полагал Дейви, он должен иметь по отношению к жене Матта.

Она полностью оправилась от последних родов и с ее яркими и лоснящимися волосами была похожа на хорошо упитанную лошадь. Но теперь еще добавилась странная напряженность. Хозяйка оделась для верховой езды и сейчас стегала себя легонько рукояткой плети по ноге, как раздраженная кошка бьет себя хвостом. Ни в кошке, ни в хозяйке этот жест нельзя было игнорировать.

Дейви сохранял почтительность в лице и в поведении. Он сказал примирительно:

– Прошу вашего прощения, мадам, но это было по приказу хозяина. Хозяин думал, что мальчику это будет полезно...

– Полезно? – прервала она рассерженно.

Он продолжил несколько заискивающим тоном:

– Мальчику полезно немного побегать на свежем воздухе, как делал сам хозяин, когда был юным.

Она шагнула вперед в тень конюшни.

– Вы должны согласиться, что это не причинило хозяину никакого вреда.

Плетка стала стегать быстрее, но Индия говорила, как будто умиротворенная:

– Если таков был приказ хозяина, я полагаю, ты поступил правильно.

– Благодарю вас, хозяйка.

Дейви не спеша отвернулся и стал поднимать седло из угла. Когда он вновь повернулся, он увидел, что Индия подошла еще ближе.

– Подойди сюда, ты... Как тебя зовут? Дейви, – произнесла она властно. Он сделал только один шаг в знак послушания и посмотрел ей пряма в глаза. Индия все еще пристально рассматривала его. Сейчас лучи яркого солнца не освещали ее и Дейви смог разглядеть лицо хозяйки. Оно заставило его внутренне содрогнуться. Индия улыбалась, но ничего привлекательного в улыбке не было. Она напоминала кошку, наблюдающую, как мышь шаг за шагом выходит из своей норки в кажущуюся пустой комнату.

– Ты знаешь хозяина давно, не так ли?

– Всю мою жизнь.

Движение плети привлекало его взгляд, но он знал, что не должен отводить глаза от ее лица.

– Ты должен чувствовал благодарность к хозяину, взявшему тебя.

В ее голосе звучал сарказм. Дейви не ответил.

– Благодарность ко мне тоже. Ты знаешь, что распределение работы среди домашних слуг – это обязанность хозяйки. Без моего согласия ты не сможешь приходить сюда.

Он не ответил. Его взгляд дрогнул. Неожиданно, как удар змеи, она хлестнула рукоятью плети по его лицу, не сильно, но больно. Слезы навернулись ему на глаза, а Индия слегка улыбнулась, наблюдая за ним.

– Оскорбительное молчание, – произнесла она. – Я могу высечь тебя. Думаешь, не смогу? Когда хозяина нет, я здесь всевластна.

«Когда хозяин здесь, тоже», – дополнил он про себя, и она, должно быть, прочитала это в его глазах, так как ударила его снова, но легче и по другой щеке. Слезы брызнули из его глаз, и он почувствовал их на своих щеках, Она засмеялась, протянула руку, вытерла одну слезу одним пальцем и поднесла его к своему рту. Это был жест такой чувственности, что вопреки себе он ощутил, как его тело вздрогнуло в ответ. Она увидела это также в его глазах, и ее голос стал похож на мурлыканье.

– Я причинила тебе боль? О, бедный Дейви. Жестокая, жестокая хозяйка! Но я могу быть и доброй. Я могу быть доброй с тобой, бедный Дейви.

Она ударила его по щеке, пунцовой от ее ударов плетью, кончиками пальцев, и они обожгли его, как тминная водка открытую рану.

– Может, мне тебя отхлестать? Я хотела бы знать. Мне кажется, когда я увижу тебя раздетым, я смягчусь. Было бы стыдно испортить такую прекрасную кожу жестокими полосами, не так ли? Когда можно заниматься более приятными вещами.

Она очень близко подошла к нему, и он мог чувствовать ее сладкое дыхание и запах ее кожи и одежды. Ее лицо было так близко от его, что он видел едва заметные складки на ее веках под слоем грима и нежный бесцветный пушок на ее щеках. Его тело горело огнем, а боль в паху помогала держать разум настороже. Она смотрела ему в глаза, и ее выражение ежеминутно менялось.

– Я не нравлюсь тебе, да? – спросила она, и это была истинная правда.

Он с трудом дышал, но ответил быстро:

– Не мое дело любить или не любить вас. Вы хозяйка. Вы жена Матта.

– Забудь об этом на минуту, – тихо проговорила она. Она медленно закрыла глаза, чуть запрокинула голову, ее рот приоткрылся и губы приблизились к его губам. Руки Дейви поднялись помимо его воли и взяли ее за плечи. Он притянул ее к себе, потом застыл, держа ее неподвижно на расстоянии дюйма от себя.

Опущенные веки приподнялись, образовав тонкую щелку, а затем глаза совсем открылись с выражением тревоги.

– Пусти меня. Мне больно. Пусти меня, я сказала!

Она изогнулась, попыталась вывернуться. Слезы от боли выступили у нее на глазах.

– Ты мне делаешь больно!

Ее голос сорвался на хныканье.

– Я высеку тебя до смерти! – закричала она бессильным криком ребенка. Он слегка разжал руки и оттолкнул от себя.

– Лучше идите, мадам, – сказал он бесстрастно, – не то не хватит времени переодеться до обеда. Вы же не хотите появиться в гостиной в амазонке, не так ли?

Она сдерживала слезы и боль и смотрела на него с яростью. Потом прошипела:

– Ты пожалеешь об этом, я обещаю!

– Нет, хозяйка, не пожалею. Надеюсь, вы также не пожалеете, – проговорил он спокойно.

Она прикусила губу, резко повернулась и выскочила из конюшни, шелестя юбками о солому.

Дейви остался один. Слышался только равномерный звук жующих лошадей. Он потянулся с отсутствующим видом и погладил ближнюю лошадь по шее. Ее уши дрогнули от удовольствия. – О, Матт, ты женился на плохой женщине.

Лошадь чихнула, потерлась мордой о свое колено и потянулась за другой порцией сена.