Из леса появились огни.
Я забежал в дом и поскорее запер дверь.
— Они идут и через лес.
Мидж оставалась в оцепенении.
— Он разделил свои силы: часть послал по дороге, а часть — вслед за нами через лес. Кажется, я был прав — он хочет поймать нас в коттедже.
До Мидж не сразу дошли мои слова; она кивнула и вдруг стала совершенно спокойной, ее дрожь прекратилась.
— Боже, передняя дверь! Мы не заперли ее! — Торопясь на кухню, я оступился на повороте лестницы и умудрился сохранить равновесие, лишь опершись руками о стену. Съехав по ступеням до самого низа, я вновь побежал. На кухне я запер дверь на все засовы и прижался к ней лбом, восстанавливая дыхание.
Прошло несколько секунд, прежде чем я набрался духу выглянуть в окно. Фары потухли, и за забором виднелась лишь блестящая в лунном свете крыша машины. Никого, никого из синерджистов. Насколько я мог судить.
— Мидж! — позвал я. — Найди телефон Сиксмита и позвони ему — на этот раз нам может повезти.
Я задернул занавески, не желая, чтобы они заглядывали внутрь, если были где-то поблизости. Проходя мимо стола к лестнице, я не удержался, чтобы не дотронуться до лежащего там пушистого тельца. Это был неосознанный жест, не более. Может быть, знак сожаления, что Румбо мертв. А может быть, тайное «прощай, друг».
Потом я полез вверх по лестнице, ожидая, что Мидж уже набирает номер или хотя бы листает телефонную книгу. Но в прихожей никого не было.
Мидж была в круглой комнате, ее силуэт бесцветно вырисовывался в лунном свете. Она наблюдала за собравшимися снаружи.
— Мидж, почему ты не позвонила?..
— Он нам не поможет, Майк.
— Сиксмит? Это наш единственный знакомый в округе.
— Он не знает, как помочь. И все равно слишком поздно.
Я проследил за ее взглядом, и мне не понравилось то, что я увидел. Нет, мне это совсем не понравилось.
Майкрофт и его разношерстная банда собрались на открытом месте, их черные фигуры четко выделялись на залитой лунным светом траве.
Они стояли каждый по отдельности, как каменные столбы, и так же неподвижно. Те, что пришли из леса, выключили свои фонари, и, хотя каждый был сам по себе, все они были одна свора, объединенная вожаком для какого-то таинственного общего дела, и это испугало меня.
Они смотрели на коттедж, а мы смотрели на них.
Я придвинулся к Мидж, и она тихо проговорила:
— Они хотят, чтобы мы умерли.
Так она это назвала. Не «они хотят нас убить», а «они хотят, чтобы мы умерли», словно они не собирались в этом участвовать, не хотели сами марать руки.
— Это, пожалуй, чересчур. — Если мое презрение и успокоило Мидж, то моих собственных опасений не облегчило. — Они не могут убивать людей только из-за того, что им приглянулся домик. Существует закон против такого рода вымогательства.
— Они хотели, чтобы Флора умерла, и она умерла. Очень смешно.
— У нее был сердечный приступ. Да, возможно, это они так напугали ее, что вызвали приступ, но она была старая женщина. А как они собираются напугать нас?
— Разве ты не испугался в Храме, в той жуткой комнате? Разве ты не боялся в лесу?
— Конечно. Но теперь мы у себя дома — посмотрим, что Майкрофт может здесь.
Знаете, иногда бравада — худшее средство для искушения судьбы. Что он мог? Многое, и нам предстояло это узнать.
Это не случилось сразу же. Секунды текли, но никто и ничто как будто бы не шевелилось — даже по небу не проплыло ни облачка. И стояла тишина, такая гробовая тишина. Даже половицы перестали стонать. Самым громким был стоящий в воздухе смрад.
Я хотел высунуться из окна — мы были не слишком близко, не настолько близко, чтобы синерджисты нас увидели, — но почему-то словно прирос к месту. Понимаете, я был зачарован, меня обуяло нездоровое любопытство: что происходит (или не происходит) снаружи. У меня даже слегка затруднилось дыхание, и кожа на груди словно натянулась. Мы смотрели наружу, они смотрели внутрь.
Потом ближайшая фигура подняла руку с длинной тростью.
И вот тогда начался ад.
Первым звуком был приглушенный рев, как будто подводный взрыв, глубокое «бум», рассыпавшееся в мелкую барабанную дробь. На мгновение луна пропала — я подумал, что проплыло облако, — но световой узор снова вернулся, когда чернота наверху распалась.
Летучие мыши разом взлетели и закружились над коттеджем темной массой, беспорядочным роем.
Они набрали высоту, заслонив луну, словно направлялись к звездам, и с бешеными взмахами крыльев уносились все дальше. Мы придвинулись к окну и вытянули шеи, глядя вверх, поскольку невероятное зрелище подавило даже страх.
Летучих мышей больше было не видно. И не слышно. Но всего несколько секунд.
Барабанная дробь вернулась дьявольскими хлопками, делаясь все громче, и уже словно само здание содрогнулось от ее приближения. Мы оторвались от окна и, затаив дыхание, не в состоянии вымолвить ни слова, уставились в потолок.
Оглушительный звук сконцентрировался, перешел в низкий грохот, и наши глаза переместились к камину.
Летучие мыши вылетели оттуда, как птицы в фильме Хичкока[7], и ворвались в комнату, наполнив ее своим писком и ужасающим хлопаньем крыльев. Крик Мидж (впрочем, Бог знает, может быть, и мой) заглох, как раздавленный стакан.
Мы быстро упали на пол, и вовремя: летучие мыши разбили стекло и соединились с другими, кружащими вдоль изогнутых стен.
Я почувствовал, как что-то село мне на спину, и крохотные лапки целеустремленно заскребли по ней. Когда я протянул руку сбросить тварь, другая села мне на шею и вонзила свои зубы.
Я перекатился, схватил одну и раздавил другую. Ощущение ломающихся под спиной косточек было отвратительно, но держать вырывающуюся тварь, открывшую кровавый счет в банке моего горла, было еще хуже. Надо мной кружилась неразбериха хлопающих крыльев, ветер от них шевелил мои волосы, движение в темной комнате было таким быстрым, что все превратилось в одно безумное пятно. Сквозь суматоху я расслышал крик Мидж.
Еще две летучие мыши опустились мне на грудь, и я ожесточенно сбил их, в то же время другой рукой сжимая тварь, все еще впивающуюся мне в шею. Поскольку она находилась рядом с моим ухом, я слышал пронзительный писк и еще крепче сжал руку, чтобы раздавить врага. Не чувствуя боли, я оторвал кровопийцу и швырнул слабо сопротивляющееся тело в сплошную массу других. Обеими руками я оторвал двоих от груди, их лапы и зубы превратили мою рубашку в лохмотья. Но как только я отбросил этих, другие сели мне на руки и ноги.
В проникающем из прихожей свете я увидел корчащееся тело Мидж, все покрытое крылатыми тварями, так что оно напоминало многокрылого отвратительного зверя со страниц комиксов. Мидж кричала и в ужасе колотила себя, и я пополз к ней, не обращая внимания на мышей, вцепившихся в меня самого.
Мидж снова упала на колени, и я в слепой ярости колотил этих повисших на ней монстров, круша крылья и ломая кости с яростью, которой не выдерживали даже эти цепкие гады.
Они падали. Я выдрал двоих, запутавшихся у Мидж в волосах, я сбивал их с ее плеч, стягивал с шеи. Нужно было бежать отсюда — но куда? Во всех комнатах были окна. И пока я боролся, все новые летучие мыши опускались на меня, а другие возвращались на Мидж. Я отбивал их прямо в воздухе, но на месте одной оглушенной тут же появлялись три новые. Я стал уставать от отчаянной борьбы, а мыши, как ни невесомы они казались, постепенно свалили меня на пол. Мы с Мидж лежали, все покрытые чернокрылыми паразитами.
Мы застыли рядом на полу, и боль была не так сильна; все, что мы чувствовали, это укусы и царапины. Но всеподавляющий страх не давал подняться.
Я прикрыл Мидж своим телом, хотя понимал, что в этом мало смысла, чертовы гады разберутся с нами. Как разобрались с кроликами. Как разобрались с Румбо.
Я закрыл глаза и стал ждать.
Но летучие мыши вдруг пропали.
Энергия
Их не было в воздухе. Их вес больше не давил на наши тела.
Прислушиваясь к удаляющемуся хлопанью крыльев, мы оставались на месте, уткнувшись лицом в ухабистый ковер и дожидаясь, когда это хлопанье совсем затихнет вдали.
И только тогда я приподнял голову и убедился, что вокруг действительно никого нет. Слабое трепыхание поблизости заставило меня тревожно повернуться на источник звука — одна летучая мышь со сломанным крылом кружилась по полу, отталкиваясь концом здорового крыла. У противоположной стены слабо подергивалась еще одна Другие, которых мне удалось убить, лежали тихими холмиками. В комнате оставался запах тварей — и мертвых, и улетевших, — этот запах смешивался с затхлой сыростью и гнилостным смрадом, и даже прохладный ветерок из разбитого окна не мог рассеять дух тлена.
— Мидж. — Я приподнялся, но она уткнулась лицом в пол и не шевелилась. — Все кончилось, Мидж, они улетели.
Ее спина затряслась, и я понял, что Мидж плачет. Я встал на колени и окровавленными руками прижал ее к груди. Теперь мы, несомненно, остались одни, и мне оставалось лишь тихонько покачивать ее, как баюкают ребенка.
Наша одежда была изодрана, превратилась в лохмотья, но, несмотря на покрывавшую тела кровь, никто из нас не был серьезно изувечен. Даже рана у меня на шее лишь слегка кровоточила. Я погладил Мидж по голове, и ее слезы промочили мою изодранную рубашку.
Тихий щелчок заставил меня снова замереть.
Звук донесся из прихожей, где по-прежнему ярко горел свет. Это щелкнула дверь. Входная дверь. Невозможно, но торчащий с этой стороны ключ поворачивался в замке.
Мидж, встревоженная моей внезапной неподвижностью, приподняла голову. И тоже посмотрела на ключ, который совершил полный оборот и еще раз щелкнул в своем новом положении.
Засов внизу двери пришел в движение, медленно, плавно отодвигаемый невидимой рукой. Металлический брус остановился, лишь когда дошел до упора.
Но сразу ничего не произошло.
Потом почти что лениво дверь отворилась.
В тени за ней стоял Майкрофт.
Я застонал, и Мидж уткнулась мне в грудь.
Он шагнул на свет, и его улыбку не смог бы изобразить сам Борис Карлофф[8]. Я содрогнулся, увидев ее.
Майкрофт шагнул в коттедж, выставив перед собой тонкую трость, как слепой, и хотя на нем по-прежнему был строгий серый костюм, синерджист больше не казался невыразительным. Учитывая то, что я знал о нем, сама его вкрадчивость казалась зловещей: она предполагала нечто поразительно страшное. Майкрофт остановился у порога круглой комнаты, лицо его опять скрылось в тени, свет из-за спины очерчивал фигуру. Я услышал его долгий, глубокий вздох, словно синерджист хотел втянуть в себя весь воздух из комнаты и наполнить свои легкие ее вонью.
Он воспользовался летучими мышами, чтобы ослабить нас, а теперь явился сам, собственной персоной.
Срывающий овации Волшебник Майкрофт, непревзойденный фокусник-иллюзионист. Только летучие мыши не были иллюзией — ветер из разбитого окна и кровь, покрывающая мою изодранную одежду, говорили об их реальности. И дверь действительно сама отперлась — его присутствие подтверждало это. Я подумал, не часть ли его действа вскипятила тогда воду в радиаторе, и если он обладал таким могуществом, то заманить нас в свое логово в то воскресенье не представляло для него большой трудности.
Прежде чем зайти в комнату, Майкрофт протянул руку к выключателю и погасил свет. Его улыбка утратила свою приятность.
Остальные гуськом вошли за ним. Они по очереди расходились вправо и влево, прижимаясь к закругленным стенам, чтобы образовать смыкающиеся вокруг нас клещи. Синерджистов было человек десять-двенадцать, остальные, по-видимому, наблюдали снаружи, как часовые в лунном свете.
Я переводил глаза с лица на лицо, они бесстрастно отражали мой взгляд. Даже Джилли, тоже бывшая среди них, не выказывала никаких чувств. Я ожидал злобного взгляда хотя бы от друга Кинселлы, но он тоже сохранял каменную холодность.
— Чем... — Мой голос сорвался, и мне пришлось начать снова: — Чем можем служить, Майкрофт?
Мне казалось, что это прозвучало неплохо в данной ситуации, но, похоже, никого не развеселило, и меньше всех меня самого.
— Больше ничем, — ответил он, и от мысли, что мы уже не сможем ему пригодиться, мне стало еще холоднее. Майкрофт указал тростью на Мидж: — Она могла мне помочь, но решила иначе. И в этом я виню тебя. — Его трость уперлась в меня.
Я покачал головой, не соглашаясь:
— Мы так и не поняли, что происходит. Мы не хотим с тобой враждовать, Майкрофт, и вовсе не собираемся препятствовать твоему Великому Плану, в чем бы он ни заключался, черт бы его побрал. Так может быть, ты просто исключишь нас из него?
— К сожалению, слишком поздно. Вы стали неразрывной частью Грэмери.
— Это безумие. Тебе нужен коттедж? Бери его. Но предложи разумную цену. Поторгуемся, черт возьми! — И я в самом деле собирался поторговаться.
— Нет!
Это выкрикнула отскочившая от меня Мидж.
— Разве ты не понял, зачем ему нужен Грэмери и почему Флора так боролась, чтобы не пускать их сюда? — спросила она меня. — Он же сам сказал нам в своем Храме, не помнишь, что ли!
Я снова покачал головой, на этот раз безучастно.
— Грэмери или, по крайней мере, земля, на которой он стоит, — это канал, которым он пользуется, это какой-то источник энергии. Разве ты не видишь? Тот, кто занимает коттедж, становится хранителем этой энергии. Как Флора, как те, кто жил здесь до нее и еще раньше. Наверное, цепь бесконечна.
Месяцем раньше — нет, неделей раньше — я бы расхохотался над таким предположением. Это было трудно переварить, впрочем, как и все прочее, что здесь происходило. И не сам ли я недавно выдвигал схожие идеи?
Похоже, Майкрофта это позабавило.
— Наконец вы начали понимать. Вы чувствуете Волшебство, которое дает жизнь этой земле, делает воздух пригодным для дыхания, создает родники, становящиеся реками, из которых мы можем пить, дает пищу, чтобы поддерживать нас Вы могли бы представить, что все, среди чего мы живем, — это чистая случайность, что у Природы нет плана, нет движущей силы? Разве вы не видите, что внутри этой планеты существуют источники, которые невозможно понять? Источники, востребованные за века только просвещенными? Или вы так глупы, что считаете, будто все эти старые легенды, сказки о колдунах, ведьмах, о волшебных королевствах не более чем детские россказни? — Он громко расхохотался, истинный Карлофф, и по комнате прокатился одобрительный шепот его прихвостней.
— Та глупая ведьма, — продолжал Майкрофт, действительно оскалив зубы, — помешала мне перешагнуть расщелину, помешала мне впитать в себя здешний потенциал, не дала мне воспользоваться жизненным эфиром, что течет из этой точки в земную кору. Но она была стара и слаба и вскоре устранилась с пути.
В этом месте я начал хихикать. Возможно, это начиналась истерика от сочетания усталости и страха, но я не мог избавиться от впечатления, что ситуация выходит из-под контроля. Бог знает почему, но я продолжал представлять, как бы приземленный старый добрый Боб отнесся к этой филиппике Майкрофта Боже, он бы веселился целую неделю! Чем больше я думал об этом, тем смешнее мне все это казалось. Я упал на спину, опершись рукой на диван.
Но Майкрофту не понравился мой смех. Ни капельки не понравился. Он снова указал своей тростью в направлении меня, и я вдруг понял, что он пользуется ею как волшебной палочкой. Волшебник Майкрофт со своей паршивой палочкой! Мне стало так смешно, что из глаз покатились слезы.
Мидж смотрела на меня, будто я окончательно спятил (и вероятно, я был близок к этому). Мне хотелось, чтобы и она оценила весь комизм ситуации, но я так хохотал, что не мог выговорить ни слова. Только представить рожу Боба, выслушавшего всю эту галиматью, которую только что произнес Майкрофт! Нет, это слишком, слишком!
Собравшиеся в комнате синерджисты уставились на меня. Боже, они так и не поняли всего юмора!
Я зарылся лицом в мягкую обивку дивана, мои плечи содрогались от смеха. Мне хотелось спросить Майкрофта, куда он спрятал свою остроконечную шляпу и черный кафтан, но я слишком задыхался, чтобы выговорить все это. И тут я почувствовал, что диван подо мной пошел волнами. Все еще хихикая, я удивленно посмотрел на свою руку. Моя вытянутая рука колыхалась вверх-вниз вместе с движением дивана.
В ветхой поверхности протерлась дырка, и оттуда, шевеля ножками, выползло что-то черное. За ним последовала другая тварь с множеством ножек, она тоже выскочила из дыры и поспешила прочь. А потом еще и еще, они превратились в непрерывный поток черных клопов.
Появились новые дыры. Вылезали новые клопы. Новые дыры. Новые клопы.
Соскочив с дивана, я в ужасе смотрел, как сотни — тысячи! — клопов прогрызали материю, и диван вскоре превратился в блестящую черную копошащуюся массу. Они строились в строгие ряды и спешили к краю дивана, чтобы упасть на пол и подползти к моей отставленной ноге.
Тогда мне вспомнилось, что в последний раз Боб не был таким уж веселым в этой комнате (его остроумие вытеснил страх), и мой собственный безумный юмор тоже улетучился. Я поджал ногу, когда на нее забрался первый клоп.
— Прекратите, прекратите! — закричала на Майкрофта Мидж, но он только улыбнулся ей. — Нельзя использовать Грэмери подобным образом! Он предназначен для добра, а не для ваших извращений! — Ее глаза горели, лицо исказилось гневом.
— Энергию, заключенную в этом месте, можно использовать любым образом по выбору принимающего ее, — ответил Майкрофт. — Старушка больше не могла направлять ее силу, она была слишком слаба и с годами утратила твердость.
— Вы убили ее!
Теперь он осклабился, очевидно, ему понравилась эта мысль.
— Да, да, полагаю, убил. Видите ли, я искушал ее другой стороной — тем, что вы и вам подобные можете называть темной стороной Волшебства. Смерть старушки была совершенно неожиданной. — Он словно сам удивился, а потом щелкнул пальцами. — Вот так! Вот она жива — и вот мертва. Видите ли, она не сумела справиться с откровением, не смогла принять черную изнанку собственной души. Как еще я мог бы открыть старушке такую темноту, если бы эта тьма не таилась в ней самой? Странно, как быстро разложилось ее тело, словно эта порочность внутри прошла сквозь физическую сущность и иссушила ее, как старый чернослив. — Он хохотнул, не замечая отвращения на лице у Мидж.
Свет померк и вспыхнул снова, словно кого-то в соседней комнате посадили на электрический стул, и это на мгновение отвлекло Майкрофта. Он оглядел стены, потолок, пол. И его ухмылка вернулась.
— Чувствуете бросок кинетической энергии? — спросил он у своих последователей. — Будьте восприимчивы, соедините свои мысли и впитывайте ее силу. Наполните себя ее жизнью!
Большинство из них закрыли глаза, лица сосредоточенно застыли. Я видел, как Джилли, стоя у стены, покачнулась и чуть не упала навзничь. Другая женщина на противоположной стороне комнаты громко застонала. Кинселла продолжал следить за мной и Мидж.
Странно, такова была сила убеждения Майкрофта, призывавшего синерджистов, что я тоже ощутил покалывание в растопыренных пальцах. Ощущение исходило из самого пола и поднималось по груди, плечам, рукам. Я вдруг вспомнил клопов, что собирались влезть мне на ноги, но когда посмотрел вниз, клопов там не было, они все исчезли. На диване тоже не было ничего кроме пары подушек. Клопы оказались иллюзией, еще одним трюком Майкрофта.
— Я могу немедленно прекратить все это! — крикнула Мидж. — Вот почему я здесь, вот почему выбрали меня!
— Ах да, ты, — коварно проговорил Майкрофт.
Он указал своей тростью, и Мидж покачнулась и чуть не упала, но удержала равновесие и сверкнула глазами на Майкрофта, сгорбив плечи и сжав кулаки.
— Я могу! — крикнула она, и я ощутил к ней любовь за этот вызов.
Я поднялся на ноги.
Мидж встала, расставив ноги, она словно вросла в ковер и медленно подняла руки к лицу, выпрямив и сдвинув пальцы, точно в молитвенном жесте. Потом она повернула ладони, так что пальцы оказались на уровне глаз Майкрофта, и на лице его отразилась тревога. И хотя бы это радовало.
Мидж поежилась, и словно каждый мускул в ней напрягся, каждая унция силы направилась на Майкрофта. Я хотел крикнуть, подбодрить ее. Она могла, я понял, что она может! Но у меня получился лишь шепот.
— Побей гада, Мидж!
Она так сжала зубы, что лицо превратилось в перекошенную маску, ее фигура натянулась как струна, тело напоминало прутик лозоходца, развилку, по которой течет энергия.
— Ты можешь, Мидж! — воскликнул я все еще напряженным шепотом.
И я не сомневался, что она может. Она была преемницей Флоры Калдиан, естественной наследницей колдовской энергии, источником которой являлся Грэмери и земля, где стоял коттедж. Все происшедшее в последние несколько месяцев вело Мидж к этой критической точке. То, что управляло этими таинственными колдовскими законами и их последствиями, решило, что ей продолжать добрую работу Флоры Калдиан, ей быть защитницей, хранительницей энергии, ей не допустить превратного использования этой энергии. Я ощущал забавную гордость.
— Свали ублюдка, Мидж!
Она вытянула руки, держа пальцы плотно прижатыми; она как будто целилась Майкрофту в голову из невидимого ружья, и я упивался его все возрастающим дискомфортом. Напряжение сдавило мне горло, и я не мог больше подбодрять ее, а только потрясал кулаками перед собой. Теперь она доберется до него, положит конец его грязным, вшивым фокусам! Ее руки вытянулись, как стрела, и я чуть ли не видел, как через них течет энергия.
Майкрофт выпучил глаза, так что вокруг радужной оболочки виднелись белки.
Кинселла попытался двинуться, и я приготовился броситься на него. Но он замер, не в состоянии пошевелиться.
Возросшее давление колотилось у меня в ушах.
Пальцы Мидж раскрылись.
Она с шумом выдохнула.
* * *
И ничего не произошло.
* * *
— Черт! — крикнул я и топнул ногой по полу.
Майкрофт был в замешательстве. Потом явно обрадовался. Он поднял свою трость, ноги Мидж вдруг оторвались от ковра, и она взлетела в воздух.
Ее тело наклонилось, и она позвала меня. Мидж поднялась на четыре фута, на пять футов, и, не сгибаясь, как доска, повисла горизонтально. Потолок приближался, и она прижала руки к лицу, а я, потрясенный, мог лишь смотреть, не в состоянии что-либо предпринять.
Мидж отделяло от потолка всего несколько дюймов, когда Майкрофт рассмеялся и отпустил ее. Она устремилась вниз, но я быстро подскочил, поймал ее на руки, и мы вместе упали на пол.
Мы лежали там, ошеломленные, тяжело дыша, и все, что я слышал, был смех Майкрофта — его гогот. Кинселла и прочие тоже забавлялись. Кроме Джилли: она упала в обморок.
С нами было покончено. Он убьет нас и, вероятно, представит все так, будто к этому привела любовная размолвка. Или подумают, что кто-то забрался к нам, какие-то воры напали на нас, когда мы застали их на месте преступления (состояние комнаты вполне соответствовало такой версии). Он найдет разумный способ, в этом я не сомневался. Зачем мне что-то придумывать за него? Это его проблемы.
Я приподнялся на локте, готовый к худшему, но полный решимости сражаться.
И тут внизу звякнул колокольчик.
Флора
Возникла нелепая ситуация — Мидж и я растянулись на полу, синерджисты рассеялись по комнате, готовые к убийству, и тут в дверь звонит рекламный агент.
Но там был не рекламный агент со своей парфюмерией. И раздался не дверной звонок — старый колокольчик у кухонной двери прозвонил «выносите ваших мертвецов»[9]. Настойчивость, с какой его дергали, говорила, что пришелец не собирается уходить (а машины у входа указывали, что дома кто-то есть).
Майкрофт едва заметно кивнул Кинселле, и не успел я пошевелиться, как американец бросился вперед и просунул руку под горло Мидж. Он поднял ее, а она дрыгала ногами в воздухе.
Майкрофт приблизился ко мне.
— Ты избавишься от пришедшего. Меня не интересует как, но ты это сделаешь. Твоей драгоценной будет плохо, если тебе это не удастся. Чуть сильнее надавить ей на горло — и она моментально задохнется. Ему это не составит труда, поверь, он запросто это сделает...
Я взглянул на Кинселлу, и у меня не возникло ни малейшего сомнения, что он способен на такое, что именно так он и сделает. Взглянув на эту широкую рожу, я подумал, куда же девались неизменно прущие из него символы Соединенных Штатов, этот яблочный пирог и американский образ жизни.
Я кое-как поднялся, раздумывая, повалить его, схватить за руку или сбить с ног, прежде чем он успеет что-либо сделать с Мидж, но тут же отверг эти мысли: мерзавец был слишком силен и проворен, а я слишком медлителен и слаб.
— Если вы что-нибудь ей сделаете... — проговорил я неубедительно, и Кинселле понравилась эта угроза Свободной рукой он сдавил Мидж одну грудь, показывая, как испугался, и от его сумасшедшей улыбки мне стало не по себе.
Мидж билась в его руках, не в силах кричать, поскольку рука сжимала ей горло.
Я шагнул к ним, и Кинселла сильнее сдавил ее шею, так что Мидж закатила глаза.
— Еще один шаг, и я прикончу ее, — дружелюбно предупредил он.
Я отступил и поднял руки. Мне ничего не оставалось. Колокольчик внизу звонил все настойчивее.
— Не дури, — посоветовал Майкрофт.
Пожав плечами, я протиснулся мимо него в прихожую. Сумасшествие, твердил я про себя, спускаясь по лестнице. Все это дурацкое приключение было совершенным и невероятным сумасшествием.
И если эти психи все равно нас убьют, почему бы мне не попытаться сбежать, когда я открою дверь? По крайней мере, я доберусь до полиции. Однако ключи от машины остались наверху, в суматохе я выронил их. Впрочем, тот, кто звонил, мог приехать на своей машине. Схватить его и бежать, поехать в деревню и вернуться с подмогой — вот что надо сделать. Но оставить Мидж одну в руках этих ненормальных? На этот вопрос даже не требовалось сознательного ответа.
Ступенька подо мной проломилась, и я вдруг сел, провалившись ногой в ковер. По движению наверху я понял, что один или двое синерджистов притаились за углом, подслушивая, чтобы сообщить, если я, открыв дверь, поведу себя не так, как надо.
Колокольчик замолк.
Я был в совершенном отчаянии.
Тут в дверь заколотили.
Я встал, преодолел последние ступени, пересек кухню и без колебаний подбежал к двери. Дверь уперлась в раму, как будто кто-то снаружи злился и не желал ждать, отчаянно стремясь внутрь. Я коснулся верхнего засова, и мои пальцы замерли на холодном металле: я вдруг понял, кто там. Не знаю, как я это понял, но просто понял. Моя рука словно сама собой опустилась, и я уставился на дверь.
Она уже давно пыталась добраться до нас.
Мой страх достиг нового апогея, поднявшись из чавкающей жижи ужаса, как покрытое тиной чудище из трясины.
Неужели я хотел встретиться с той фигурой, что наблюдала за нами издали? Хотел ли я нос к носу столкнуться с тем пустым, стертым лицом, стоять в шаге от нее? Хотел ли я ощутить этот гнилостный запах, смрад разложения, который уже отравил воздух в коттедже? Хотелось ли мне наконец встретиться с собственным ночным кошмаром?
А был ли у меня выбор?
Стук прекратился, словно она поняла, что я здесь и что сейчас дверь откроется. Я снова взялся за защелку и отодвинул ее, принуждаемый какой-то чужой, а не своей волей.
Мои пальцы скользнули по крашеному дереву к железной защелке внизу. Я отщелкнул ее и стал поворачивать.
— Нет!
Все еще согнувшись, я повернул голову и увидел, что у подножия лестницы стоит Майкрофт; что-то заставило его спуститься вслед за мной. По сквозившему в его приказе страху я понял, что он тоже знает, кто стоит за дверью.
— Не открывай!
Наверное, моя улыбка была нервной, и все же это была улыбка. Я повернул защелку, выпрямился и повернул ключ в замке. И открыл дверь.
И уставился на фигуру на крыльце, ошеломленный, не в состоянии говорить.
Потому что, конечно, опять ошибся.
Она прошла мимо меня, как всегда ворча.
— Я уже думала, вы не откроете, — пожаловалась Вэл и из кухни обернулась ко мне: — Я увидела машины снаружи и решила, что у вас вечеринка, но пришлось звонить и колотить в дверь целую вечность. Я уже хотела обойти дом с другой стороны.
Грубая Большая Вэл, в твидовом костюме, в тяжелых башмаках и толстых чулках. Пышная, усатая Вэл.
— Вэл, — каркнул я, но уже не злился, как прежде.
Ветерок из открытой двери охладил мою липкую от пота спину.
— Господи, у тебя такой вид, будто ты ожидал увидеть призрака Ты хорошо себя чувствуешь, Майк? Я приехала из-за того, что мы обсуждали сегодня днем. Знаешь, в этом есть что-то странное...
— Прогони ее! — взвизгнул Майкрофт.
По-видимому, Вэл заметила синерджиста сразу же, как зашла в коттедж, но только теперь обратила на него все свое внимание.
— Простите? — сказала она, и чуть раньше я бы поежился от этого тона и этого взгляда.
— Пусть она уходит.
Майкрофт говорил тихим, ровным голосом, но я чувствовал, что его гнев проходит. Что касается меня, я был рад ей, хотя и понимал, что присутствие Вэл никак не улучшит нашего положения. Как ни грозна она была, мы столкнулись с чем-то более серьезным, чем просто численный перевес.
— Майк, я прошу прощения, если оказалась некстати, но не был бы ты так любезен сообщить этому невоспитанному кретину...
Она снова повернулась ко мне, но когда взглянула в дверной проем у меня за спиной, ее негодование улетучилось.
Врывающийся через дверь ветер стал еще холоднее, принеся с собой едва заметный, характерно сладковатый запах.
На плечо мне сзади легла чья-то рука.
Боясь оглянуться, я все же повернул голову и заметил какую-то тень. Моей щеки коснулось ее дыхание.
И все-таки я обернулся.
Она была маленькая, гораздо меньше, чем я ожидал. Крохотная. И хрупкая. И у нее было самое старое и самое милое лицо из всех, что я когда-либо видел.
У нее были светлые глаза, даже светлее, чем у Мидж, и в них словно проплывали облачка.