31

Подробности из книги

Тяжело ступая по узким ступенькам, Киндред спустился на первый этаж. Сердце билось неровно, кожа повлажнела от пота. Он должен уйти отсюда, покинуть красно-черную комнату, излучавшую зло. Ужас навалился на него вместе с усталостью. Молодой человек понимал, что мысль о Хьюго, ворующем у него, чтобы помочь этой женщине, стала своеобразным катализатором. Они были друзьями с детства и, несмотря на то что не часто виделись в более поздние годы, Том все равно считал их отношения по-прежнему дружескими. Если он ошибался, то по какой причине что-то могло измениться? Неужели Хьюго обнаружил, что они связаны узами крови, не важно, насколько близкими? Но если сэр Рассел настолько стыдился своего незаконнорожденного внука, то вряд ли Хьюго знал о связи между своим единокровным братом и Бетан, а также о ребенке, появившемся в результате этой связи? Приятель наверняка рассказал бы ему об этом еще в детстве. Сомнения, смущение, недоверие — все это вкупе с усталостью заставило Тома прохромать через кухню и выйти в заднюю дверь.

Он ехал в Малый Брейкен неровно, раз или два пришлось резко выворачивать руль, чтобы джип не съехал с дороги; нога иногда слишком сильно давила не педаль газа, причиной чему являлась слабость или отсутствие сосредоточенности. Проезжая мимо недавнего места происшествия, он увидел, что и трейлер, и зеленый «фольксваген» исчезли, только следы шин да обезображенный шрамами ствол дерева напоминали об аварии.

Наконец впереди показалась невысокая башенка Малого Брейкена. Измученный путешественник, кое-как припарковав джип на поляне, буквально вывалился наружу и побрел к двери. Едва ступив на порог, он прислонился к косяку и позвал Ригвита. Ответа не последовало.

Том задвинул оба засова и провел руками по лицу, затем осмотрел ладони, словно удивляясь их влажности. Кое-что еще удивило его. Он был голоден. Чертовски голоден! Ну разумеется, весь день ему было не доеды. Однако сейчас, невзирая на усталость, а также невероятное количество информации, которая обрушилась на него, невзирая на беспокойство о Кэти Бадд, на страх перед Нелл Квик, его ноющий желудок отчаянно требовал пищи! Приятно осознавать, что оставались хоть какие-то нормальные вещи. Вот он, благословенный холодильник!

Снаружи уже темнело, и Том зажег верхний свет. Тарелка и чашка немытыми валялись в раковине. Молодой человек все еще был одет в свободный свитер поверх футболки, поскольку в вечернем воздухе разливалась прохлада. Вернувшись за стол, он снова уставился в раскрытую книгу — ту самую, которую феи использовали как ворота в мир. Дойдя до середины, он ожидал, что удивительные существа вот-вот хлынут потоком с ее страниц. К его разочарованию, там не оказалось ничего, кроме символов и от руки написанных букв незнакомого языка Том положил руки на пергаментные страницы, подобно спиритисту во время сеанса, глаза его закрылись, он представил себе появление фей. Бесполезно.

В конце концов он прекратил попытки и закрыл книгу, намереваясь как следует рассмотреть ее снаружи. Переплет был сделан из гладкой темной кожи, ее поверхность выглядела изношенной и поцарапанной. Внешне книга напоминала старинный альбом для вырезок, каковых внутри не оказалось — только иллюстрации и записи. Некоторые из них продолжались страница за страницей, в то время как другие напоминали стихотворный текст. Как; правило, ни о какой аккуратности не могло быть и речи, поскольку пергамент испещряли пятна, царапины и кляксы от чернил или краски — или чем там еще пользуются духи? — скрывавшие буквы, а порой и целые слова.

Однако встречались и тексты чистейшей красоты, одна их каллиграфия наводила на мысль о вдохновенной прозе, в то время как другие записи делались микроскопическим почерком, с трудом различимым невооруженным глазом, даже если можно было бы понять язык.

И все-таки самыми удивительными были иллюстрации.

Иногда встречались просто грубые наброски, но даже они выглядели потрясающе красивыми, в то время как на других были прописаны мельчайшие детали, цвета поражали насыщенными красками. (Бог знает, как они были нанесены на страницы таким образом, что время оказалось бессильным.) Существа на картинках казались почти невероятными, если бы Том не видел их своими глазами. По крайней мере, прошлой ночью и днем он встречался со многими из них. Порой, переворачивая страницу, молодой человек улавливал взглядом лишь вспышку радужного света, очертания фигур терялись среди узоров, только мастерство художника как-то передавало невидимое присутствие. (Том должен был несколько раз моргнуть, глядя на картинки, и только тогда изображение становилось более-менее четким.) Как жаль, что непонятен смысл слов, сопровождавших многие из этих чудесных изображений, поскольку они, возможно, объясняли их истинную сущность! Но что-то подсказывало ему, что он еще не готов к подобным знаниям. Однако, невзирая на это, тот же инстинкт намекал, что однажды...

Встречались и другие, более простые и более распознаваемые, изображения созданий, с которыми Киндред уже познакомился, — эльфов, гоблинов, ундин, духов, фей. Многих он еще не видел ни разу — привидения, боггарты, келпи, клоббисы и другие, — их названия, или большинство из них, были различимы среди по-прежнему непонятных слов.

Что касается других разделов, то молодой человек нашел много изображений растений, цветов, трав и грибов, явно служивших иллюстрацией к длинным записям, рассказывавшим об их свойствах и использовании.

Несколько глав были посвящены заклинаниям и зельям, с компонентами и рецептами (они легко различались по расположению), заговорам, приметам, ритуалам и даже предсказаниям. Поразительно, но чем больше Том концентрировался на записях, сделанных на пергаментных страницах, тем более знакомым казалось ему их значение, хотя смысл отдельных слов еще не открылся. Он вспомнил, как диалог с Ригвитом становился тем свободнее, чем дольше они разговаривали, и предположил, что книга, возможно, обладает таким же свойством, хотя «настройка» будет более сложной. Внезапно молодому человеку открывалось значение отдельных слов или частей предложений, напоминая отдельные части мозаики, благодаря которым можно составить представление о целой картине. Но все равно Том предполагал, что понадобятся годы, возможно десятилетия, чтобы полностью понять текст манускрипта.

Вновь и вновь он просматривал книгу, замечая, что стиль записей и иллюстраций варьировал от чудесного каллиграфического почерка с элегантными росчерками и завитушками до небрежно нацарапанных каракулей. Наверняка это и был тот самый бесконечный проект, о котором рассказывала Дженнет. Когда Киндред добрался до последних страниц, они оказались пустыми, лишенными каких-либо знаков, словно ожидали, чтобы их заполнили. Листая книгу назад, примерно на последних двадцати страницах Том обнаружил нечто знакомое в записях и нарисованных образах. Он видел подобный текст раньше, хотя не мог припомнить, чтобы когда-либо брал том в кожаном переплете с самой верхней полки книжного шкафа.

Да, вне всякого сомнения, и писателем, и художником, проявившим себя на этих «знакомых» страницах, была мать Тома. Теперь он вспомнил, что Бетан объясняла ему значение слов, смысл символов и эмблем, названия и особенности маленьких волшебных фигурок, которые она столь старательно вырисовывала. К его разочарованию, рассказы утратили ясность, объяснения припоминались туманно, без деталей и сути. Это открытие одновременно восхищало и приводило в смятение.

Киндред рассматривал последние страницы необыкновенно тщательно, наслаждаясь не только сознанием того, что это работа его матери, но и их прелестью, красотой простых изображений, достоверностью сведений, которая была абсолютно очевидна. А затем он обнаружил маленький карандашный портрет мужчины, смутно напоминавшего сэра Рассела Блита, каким он был когда-то, пока горе и тяжелая болезнь не иссушили его, а также самого Тома.

Человек на портрете был изображен одетым в британскую военную форму. Под наброском Киндред прочел: Джонатан Блит.

Том замер, благоговейно рассматривая рисунок, и в нем поднималась огромная волна любви. Он никогда не видел своего отца, но верил, что любил бы его. Он знал это благодаря портрету и тому состраданию, которое читалось на лице мужчины. К тому же его мать могла полюбить только кого-то достойного, мужчину, чья душа была близка ее собственной.

Спустя некоторое время его веки отяжелели, плечи начали опускаться, голова казалась слишком тяжелой. Скоро его щека легла на страницы книги, и он уснул.

32

Завещание

В полумраке площадки первого этажа бледное лицо Хьюго выражало смесь смущения, восторга и разочарования.

— Это?.. — спросила Нелл возбужденным шепотом.

Дверца футляра старинных часов была распахнута, одинокая гиря и размеренно качавшийся маятник напоминали внутренние органы вскрытого тела. Как всегда, черные стрелки на украшенном гравировкой, потемневшем медном циферблате показывали неправильное время, но колесики и зубцы все еще поворачивались и пощелкивали, потому что Хартгроув настаивал на том, чтобы заводить часы гораздо чаще, чем раз в тридцать часов. На самом деле он делал это каждые одиннадцать часов, опасаясь, что механизм совсем перестанет работать, если пренебрегать заводом. Тусклый свет настенной лампы не мог рассеять мрак по всей длине коридора, и Хьюго использовал зажигалку, чтобы проникнуть в темноту футляра. Он почти закричал, увидев конверт, прикрепленный к его задней стенке. Дрожащими руками он извлек его, затем ногтем большого пальца подцепил запечатанный клапан.

— Это завещание, все в порядке, — сказал он, еще раз пробегая глазами содержание конверта, словно оно стало для него сюрпризом, а не подтверждением того, о чем они с Нелл уже знали.

— Говорила я тебе, что белена сработает, — Нелл изучала листок, заглядывая через плечо своего любовника. — Все, что потребовалось, это выбрать нужный момент, когда его силы сконцентрируются, и задать правильные вопросы.

Сердце женщины стремительно забилось, побуждаемое воспоминаниями: ослабевший старик начал бредить сразу после того, как ее средство подействовало. Итак, они нашли то, что искали с тех пор, как сэр Рассел промямлил что-то про новое завещание в своем вызванном наркотиками сне.

— Значит, почти все отходит к Киндреду, — сказала Нелл, словно поворачивая нож в ране.

Хьюго не ответил, но руки его продолжали дрожать.

— Дом, поместье — все, что по праву должно быть твоим! — Нелл словно выплюнула имя: — Том Киндред! И что он будет со всем этим делать? Разумеется, ничего. Он романтик. Даже если он последует нашему совету, мы... ты, Хьюго, ты не станешь частью этого.

Хьюго колебался, расстроенный.

— Может быть...

— Здесь нет «может быть»! — прошипела женщина, немедленно отметая сомнения. — Ты будешь лишен наследства, выброшен прочь! Твой отец совсем не думает о тебе, и ты всегда знал об этом!

— Отец обеспечил мне некоторое денежное содержание, — слабо запротестовал Хьюго.

— Ничтожная сумма, глупец. В конце концов, ты его сын. А кто ему Киндред? Незаконнорожденный внук, который даже не знает об этом.

Она вырвала бумагу из рук Хьюго, оставив ему только конверт.

— Вот доказательство, и его легко уничтожить.

— Оно засвидетельствовано.

— Об этом тоже нетрудно позаботиться. Все можно рассчитать, поверь мне, Хьюго.

— Я верю тебе, Нелл.

— Ты должен быть сильным. Я помогу тебе. "Ты должен стать частью этого, Хьюго, — подумала она. — Твои руки должны быть такими же грязными, как мои, ты должен стать соучастником. Таким образом, ты не сможешь отвернуться от меня, когда все закончится. И тогда я смогу контролировать тебя, а потом, разумеется, наступит твоя очередь.

— Все будет в порядке, Нелл, я обещаю тебе. Это просто так, ну...

Ее голос зазвучал мягче, более убедительно. Женщина прекрасно знала, как управлять этим недоумком, который так сильно зависел от нее. Для нее не составит труда сломить его волю.

— Это нелегко для тебя, Хьюго. Я понимаю. В конце концов, он твой отец, твоя плоть и кровь. Но просто вспомни, как он обращался с тобой все эти годы. Он был тираном и мучителем во всем, что касалось тебя, упрекал тебя за те вещи, над которыми ты был не властен. Разве он когда-либо демонстрировал свою любовь или уважение?

— Возможно, когда я был ребенком...

— Возможно, возможно... Он всегда обращался с тобой плохо. И теперь предпочел того, кто родился не с той стороны одеяла. Чем Том Киндред заслужил уважение твоего отца? Он просто воспользовался тем, что твой отец отвернулся от тебя.

— Я не думаю, что Том хотя бы знает о новом завещании.

— Ты уверен?

— Ну, я...

— Пора поумнеть, Хьюго. Они действуют вместе, Киндред и старый слуга, Хартгроув, свидетель завещания. Кто еще, ты думаешь, спрятал его здесь? Сэр Рассел не покидал кровати. Нет, Скелет заодно с Киндредом. Вместе они попытаются лишить тебя всего, что принадлежит тебе по праву, неужели ты не понимаешь?

Надо разбудить в нем обиду на отца и друга... И, кажется, это сработало. Как всегда.

— Ты абсолютно права, Нелл. Я всегда был слишком доверчивым. Всегда старался видеть в людях только хорошее.

Она коротко рассмеялась. Какой глупец, какой легковерный идиот. Сэр Рассел абсолютно справедливо презирал своего сына. Тот был ленивым, самовлюбленным простофилей, слишком глупым и слишком доверчивым, чтобы удержаться на работе. К тому же за ним водились и другие грехи: азартные игры и пьянство, наркотики и дешевые шлюхи. Неудивительно, что отец презирал его.

Нелл придвинулась ближе к Хьюго, обхватив его толстую талию. Ее голос стал низким, заговорщическим.

— Слушай меня. Скоро все наладится. Мне необходимы препараты, для изготовления которых требуется время, но я буду готова к завтрашнему дню. Вернее, мы будем готовы.

Хьюго нервно ухмыльнулся, Боже, он нуждался в этой женщине, и не только в ее теле, не только в тех вещах, которые она проделывает с ним! Она стала его судьбой. Без нее у него никогда не хватило бы ни храбрости, ни воли отстоять то, что ему принадлежало. Хьюго вдыхал ее аромат, этот потрясающий мускусный запах, столь сильно его возбуждавший. Он вглядывался в эти глубокие темные глаза и чувствовал, что утопает в них. План насчет Брейкена принадлежал ему, но она была движущей силой его исполнения. Хьюго вспомнил, как она разволновалась, когда он впервые упомянул о грандиозной идее, какой огонь вспыхнул в этих глазах. Ее страсть в ту ночь оставила его изможденным, но жаждущим большего.

— Ты увидишь вещи, которые никогда не считал возможными, — заговорила она, ее голос дрожал от предвкушения. — Это заставит сердце твоего отца остановиться. Но — никаких следов, нас ни в чем не смогут обвинить. Теперь у нас есть это, — женщина подняла вверх бумагу, — и нет необходимости поддерживать в нем жизнь. Забавно, не так ли, он мог умереть несколько месяцев назад, если бы не мои лекарства и уход. Доктора не смогли ничем помочь. Но он нам больше не нужен, Хьюго, его время пришло.

— Я не хочу, чтобы отец страдал слишком сильно, Нелл.

— Ха! А что, как ты думаешь, он испытывал весь этот последний год? Было бы милосерднее позволить ему умереть быстрее, но мы не могли этого допустить, пока все не узнали. И ты позволял ему страдать, Хьюго, ты позволял этому продолжаться, так что не начинай оплакивать его сейчас.

Она прижалась к нему бедрами — отвлекающий маневр, который всегда удавался. Сейчас Нелл думала о том, что следует удерживать Хьюго от слишком глубоких раздумий, не позволяя его воображению заходить слишком далеко. Например, мысль о том, что однажды, спустя годы, когда эта женщина станет его партнером и в браке, и в делах, он может испытать те же страдания, что и его отец, никогда не приходила ему в голову. Бедный тупой Хьюго...

Он ошибочно истолковал улыбку Нелл как проявление любви, ее руку у него на бедре — как желание.

— Мы должны избавиться от этого, — сказал Хьюго.

— Что?

— Нужно сжечь его. Завещание. Мы должны уничтожить его сейчас.

Ее улыбка превратилась в зловещую ухмылку.

— О нет, — Нелл мягко покачала головой. — О нет, я хочу, чтобы старый ублюдок увидел, как мы делаем это. Я думаю, ему следует знать, что гнилой план лишить тебя наследства, провалился. Я хочу, чтобы он узнал это, перед тем как его глаза закроются навсегда.

Хьюго молчал, вдыхая ее опьяняющий запах. Не меньше, чем эта женщина, его возбуждала также перспектива наконец завладеть Замком Брейкен и землями, с которыми он сможет делать все, что пожелает. Если бы только старикан умер не так, как планировала Нелл (что бы это ни было), если бы только он угас сам по себе...

— Хьюго!

Его внимание вновь обратилось на женщину.

— Сейчас уже не повернуть назад, — продолжала она. — Раз сэр Рассел уйдет с дороги, а завещание будет уничтожено, у Киндреда не останется ни одного шанса. И что бы ни случилось завтрашней ночью, это его вина Он не должен был так поступать с тобой, Хьюго, не так ли?

Хьюго промямлил нечто невразумительное, что Нелл сочла согласием.

— Кроме того, — добавила она холодно, — он должен был умереть четыре месяца назад.

Хьюго внутренне содрогнулся и, не в первый раз, почувствовал сильный страх перед этой женщиной. Но и это тоже являлось частью ее очарования.

Нелл неслась вверх по лестнице. Насколько далеко он зашел? Что он увидел? Сперва спальня. Она остановилась на пороге, дико оглядываясь вокруг. Казалось, ничего не тронуто, ничего не передвинуто. Однако чужое присутствие ощущалось так же ясно, как застоявшийся запах, след на песке, отпечатки пальцев на стекле. Женщина почувствовала его в тот же момент, как вернулась домой.

Она никогда не оставляла открытой дверь в свою потайную комнату, поскольку так могла уйти часть ее силы. Кто бы ни сунул туда нос, он явно был достаточно обеспокоен, если покинул комнату второпях, забыв оставить дверь в том положении, в котором нашел ее.

В груди закипала ярость — к чему прикасался незваный гость? Она подошла к алтарю и наклонилась над голубым кубком. Глухой стон сорвался с ее губ: содержимое кубка исчезло, Том Киндред унес его с собой.

С яростным воплем она замолотила по воздуху сжатыми кулаками. Как он посмел?! Как он посмел проникнуть в ее дом, как решился на кражу?! Нелл знала, кто это был, всегда чувствуя подобные вещи, зная о любых отрицательных мыслях, направленных против нее.

Итак, он думает, что может сыграть с ней в игру? Взять верх над Нелл Квик? Что ж, бедняга, он не знает, как ее радуют подобные развлечения, особенно когда они могут закончиться ужасно для ее противника. И прежде чем пройдет эта ночь, Том Киндред узнает, насколько ужасно.

33

Проклятый сосуд

Что-то словно выхватило Тома из дремоты, и он поднял голову с раскрытой книги.

Осторожный стук в дверь.

Он поднял голову выше, плечи медленно распрямлялись.

Опять стук в дверь.

Том откинулся на спинку стула, глядя на дверь, словно мог проникнуть сквозь нее взглядом.

— Дженнет? — позвал он тихо, радостно. Почему она не воспользовалась звонком?

Сильный стук в дверь, так что дерево содрогнулось от удара.

Всерьез встревоженный, он подскочил на стуле, остатки сна слетели прочь.

— Дженнет? — крикнул он. — Ригвит? Это ты?

Молчание было единственным ответом.

Молодой человек оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь пригодного для защиты, затем подошел к буфету и достал длинный разделочный нож. Теперь он ждал, устремив глаза на дверь, прислушиваясь к тишине ночи; спустя несколько долгих минут, запинаясь, но громко спросил:

— Есть там кто-нибудь?

Ответа не последовало. Почему, в конце концов, он должен кого-то бояться в своем собственном доме? «Потому что ужасные вещи случились с тобой здесь совсем недавно», — произнес внутренний голос. И это привело Тома в ярость. Малый Брейкен всегда был чудесным местом, домом, полным любви, окружавшей его в детстве, и убежищем для него сейчас. Никто не имеет права угрожать ему здесь.

Том решительно захромал к двери, бравада отвергала любые другие способы действия. Без колебаний он отодвинул оба засова, верхний и нижний (соображения безопасности заставили его ранее воспользоваться обоими), мягко повернул ключ, переложив нож так, что он оказался в правой руке, как кинжал, и широко распахнул дверь.

Звезды и почти полная луна светили достаточно ярко, освещая поляну вокруг коттеджа серебристо-серым светом. Снаружи никого не было, но что-то лежало на ступеньках.

Перед тем как поднять неизвестный предмет, молодой человек посмотрел в сторону деревьев, напоминавших сейчас просто темную массу. Лес, затаившись, молчал — довольно необычно, поскольку даже в эти поздние часы всегда слышатся шорохи, листья и кусты шевелит ветерок или какое-нибудь бодрствующее существо, ухает сова или кричит ее жертва.

Окончательно убедившись, что никто не скрывается поблизости, Том принялся рассматривать неизвестный предмет. Это оказалась грязная стеклянная банка с жестяной завинчивавшейся крышкой. Он опустился на корточки, желая рассмотреть ее поближе, затем подвинулся так, чтобы не заслонять свет. Из-за грязи было трудно рассмотреть содержимое сосуда.

Киндред взял банку, оказавшуюся неожиданно легкой, и, поднявшись на ноги, в последний раз огляделся вокруг, закрыл переднюю дверь, запер ее на ключ и для большей безопасности задвинул засов. Затем, поставив неожиданный трофей на кухонный стол и опершись локтями о его край, молодой человек принялся изучать банку более внимательно.

Сначала он, лизнув палец, попытался стереть грязь, но без особого успеха, словно банка достаточно долго пролежала в земле. То, что ему удалось разглядеть, напоминало массу тонких волос. Том встал из-за стола, не сводя глаз со странного предмета, заинтригованный и испуганный одновременно. Могло случиться, что банку оставила Дженнет — или даже Ригвит? Но тогда почему они не передали ее лично? И куда девался эльф? Что это за хранитель коттеджа, таинственный страж, смотритель — как бы он ни называл себя, — которого нет на посту?

Наконец любопытство пересилило страх, и Киндред начал откручивать жестяную крышку. Неожиданно банка упала на бок и покатилась.

Они выливались наружу черным потоком, который затем распадался на отдельные особи — отвратительных, проворных пауков с волосатыми телами и похожими на нитки ногами. Очень скоро поверхность стола превратилась в одну шевелящуюся черную массу.

Не в первый раз за этот день молодой человек почувствовал тошноту. От взгляда на мерзких тварей волосы у него на голове зашевелились, а по спине побежали мурашки. Он отступал все дальше и дальше, пока не уперся в стену.

Пауки вытекали из стеклянного сосуда нескончаемым потоком, немедленно распространяясь, объединяясь в огромные скопления, которые уже не помещались на столе. Насекомые падали на стулья, затем на пол, чтобы направиться в сторону Тома, стоявшего в оцепенении, прижавшись спиной к стене в тщетной попытке проникнуть сквозь нее. Внезапно один из них отделился от шевелящейся массы на столе и приземлился ему на ноги. Машинально Киндред наступил на него, и молодому человеку почудилось, что он услышал вопль.

Это казалось невозможным, но новые и новые твари вылезали из банки, словно ее внутренность не подчинялась законам природы или физики, а была просто выходом из другого измерения, как книга, которую сейчас полностью покрывали пауки, — воротами в другой мир. В ночной тиши раздавалось слабое пощелкивание их ног по камню, и этот ужасный звук служил дополнением к ночному кошмару. Неправдоподобно проворная орда приближалась, и Том начал давить пауков обеими ногами, ботинки и отвороты джинсов скоро покрылись пятнами крови. Однако они продолжали наступать, не пытаясь уклониться от его ног, — настоящие камикадзе паучьего рода. Вдруг один из самых больших пауков, чье жирное тело и ноги покрывали колючие волоски, еще больше увеличивая его размеры, вспрыгнул Тому на колено и медленно, но решительно пополз вверх, его бегающие глазки шныряли туда и сюда.

Том не то чтобы завопил, но звук, который у него вырвался, был достаточно близок к этому. Быстро, не давая себе времени для размышлений, он стряхнул захватчика рукой, но даже мимолетного прикосновения к мохнатому телу оказалось достаточно, чтобы по телу пробежала волна дрожи. Нельзя сказать, что Киндред всегда боялся пауков или иных ползучих тварей, — хотя они всегда вызывали у него отвращение, — но такое количество насекомых, причем постоянно возраставшее, могло напугать любого мужчину или женщину. Он вновь прижался к стене, бессознательно поднявшись на цыпочки, словно высота могла каким-то образом изменить ситуацию.

Теперь молодой человек ощущал покалывание их твердых конечностей на своем теле. Он хлопал по себе ладонями, переступал с ноги на ногу, вскрикивая от испуга и отвращения. Несчастный ощущал влагу их раздавленных тел, но, несмотря на отчаянный танец, все новые и новые особи забирались ему под джинсы, ползали под свитером. Пройдет совсем немного времени, и пауки начнут кусать и жалить его обнаженную плоть, их тела раздуются от его крови. Мысль об этом увеличила панику.

Черная волна продолжала наступление. К паукам присоединились сороконожки и сколопендры, уховертки, мокрицы и жуки — насекомые вылезали из стеклянной банки, которая, казалось, никогда не опустеет. Орда распространялась по всей комнате, заполняя окружающее пространство, покрывая каждую поверхность.

Том бросился к двери на лестницу, давя по дороге крохотные тела. Он выскочил на площадку, со стуком захлопнув за собой дверь, и прислонился к ней, тяжело дыша, продолжая колотить по своему телу. В тусклом свете луны, лившемся сквозь окно на середине лестницы, молодой человек увидел широкую черную ленту, проникавшую через щель под дверью, подобно луже крови. Возможно, дверь и была крепкой, но ничто не могло предотвратить вторжение сквозь щели по краям и в полу.

— Ригвит! — закричал Том, теряя силы. — Помоги мне, помоги мнееее!

Но в ответ слышалось только тихое царапанье пауков, пытавшихся преодолеть дверь-барьер.

34

Акт величайшей храбрости

Увеличив свой рост, насколько это было возможно, чтобы ноги делали шаги подлиннее, Ригвит бежал через лес, продираясь сквозь кусты и перелезая через упавшие деревья, его маленькое сердце бухало в груди.

Он покинул Совет эльфов без всяких объяснений, провожаемый недоуменными взглядами остальных одиннадцати его членов. Даже не слыша ни звука, Ригвит внезапно осознал, что Том в ужасной, возможно, смертельной опасности, потому что безмолвный зов о помощи кинжалом вонзился в сердце эльфа. Каким бы важным ни было заседание Совета — дурные и злые дела начались поблизости, и следовало обсудить, где источник угрозы и какова его природа, — Ригвит не мог игнорировать отчаянные призывы Тома. Что-то ужасное случилось в Малом Брейкене, и долг эльфа был защищать и оборонять не только сам дом, но и его обитателя.

— Храбрисьхрабрись! — взывал он на бегу. — Скоробуду, скоробуду!