Глава 8

Пробегая мимо желтовато-коричневого «капри», Брайан Моллисон заглянул внутрь и разочарованно вздохнул, увидав, что там никого нет. Лес на всю катушку использовался как место романтиков и сластолюбцев, поэтому припаркованные у дороги машины часто предлагали возбуждающее зрелище мечущихся полуголых тел.

Он бежал, и тонкая пленка пота покрывала его тело под спортивным костюмом. Предыдущий день был хуже некуда. Ему не удалось никому себя показать, к тому же страх быть пойманным вытеснил всякое желание. А жаль. Та женщина, которая ускользнула от него, была красотка. Что же это за сучье отродье сидело в кустах? А может, зверь какой-нибудь? Да нет, наверняка извращенец. Если бы не штаны, он бы им там всем показал. Хотя, надо признать, он тоже немного испугался. Одеваться на бегу дело нелегкое, а в машине его трясло как в лихорадке. Странно еще, что он никого не задавил по дороге. Матери-то он задал перцу, весь день ее слышно не было. Господи, пожалуйста, заткни ей глотку.

Утром в школе ему стало совсем невмоготу. И он сам не знал, то ли это оттого, что женщина была красива, то ли его тайные желания требовали удовлетворения, но пережитое разочарование совершенно вывело его из колеи. Короче говоря, он знал, что должен что-то предпринять или его безупречной репутации придет конец, значит, надо в обеденный перерыв ехать в Эппинг-форест.

Дорога туда занимала всего двадцать минут, к тому же сразу после обеда у него не было занятий, так что времени хоть отбавляй. Правда, придется поголодать. Ничего, вечером мать – видит Бог, он ей когда-нибудь покажет! – его накормит. А иначе...

Туфли намокли. Ладно, в машине есть другие, не стоит расстраиваться. Надо побыстрее кого-нибудь найти, не может же он бегать целый день. Старуха тоже сойдет, лишь бы она не была похожа на его мать. Вот еще одна дорожка пошире, тут часто кто-нибудь прогуливается. Он продолжал бежать, не сбиваясь с темпа, когда предчувствие отозвалось легким движением в штанах. Иногда он готов был побиться об заклад, что у его члена нюх ищейки, свою жертву он чует за несколько миль.

Услыхав впереди за деревьями смех, Моллисон остановился. Рядом дорога, так что дальше учителю физкультуры пришлось двигаться осторожнее, пригнувшись, обходя колючие кусты, да и гораздо медленнее, чтобы сухие листья не предупредили о его приближении. Еще раз он услышал смех, потом женский голос кого-то позвал. Деревья здесь росли реже, а вскоре он вовсе очутился на поросшей травой тропинке. Тогда он отступил немного и стал ждать.

Через несколько минут он увидел бегущего малыша лет четырех, за ним еще одного, чуть младше. Мальчика и девочку. Мать тоже тут где-то. Он присел за толстым дубом и тяжело задышал от возбуждения. Через несколько мгновений появились две фигуры. Две женщины. Довольно молодые, не больше тридцати. Одна совсем простушка, да и толстая, а другая ничего. Немножко тяжеловата, да нет, совсем ничего. Надо дать им пройти, потом за ними, хорошо бы у них не было собаки... Вечная морока с этими собаками.

Он зажал руками рот, чтобы ничем не выдать своего присутствия, и подождал немного.

Пусто? Хорошо. Позади никто не идет. Надо быстрее. Забежать немножко вперед, потом спрятаться за деревьями и там закончить. Потом по-быстрому в школу. Одна была бы лучше, но выбирать не приходится, две тоже сойдут. Хотя когда их несколько, они держатся храбрее и потом могут заявить в полицию. Один раз две такие забросали его камнями. С тех пор ничем его не заманишь на гравиевую дорожку. Все-таки долго ему тут околачиваться нельзя. Покажется, освободится, и давай Бог ноги. Он им покажет!

Осторожно пробираясь в кустах, он сунул руку в штаны, словно желая убедиться, что там все в порядке. Глупо было сомневаться. Вдруг перед ним вырос большой куст, и он остановился, глядя поверх него. К несчастью, одна из женщин – страшненькая – обернулась в эту минуту. Он увидел, как у нее отвалилась челюсть и вся она застыла прежде, чем он успел спрятаться. Сквозь ветки он наблюдал, как она что-то говорит подруге, потом та оглянулась и тоже напряглась. Они стремительно развернулись и зашагали прочь, на ходу призывая к себе детей. Ему было понятно, что надо торопиться, тем более что на внезапность своего появления он уже никак не мог рассчитывать.

Выскочив на середину дороги, он быстро спустил штаны и обеими руками задрал повыше куртку, при этом еще крикнул: «Не хотите поразвлечься?» – чтобы привлечь к себе внимание. Они глядели на него с ужасом, потом ужас сменился отвращением. Даже гадливостью. Дети замерли на месте, словно зачарованные.

– Катись отсюда, ублюдок! – крикнула страшненькая, а подруга посмотрела на нее так, словно это она обидела ее.

Привыкший к женской ругани, учитель физкультуры повертел задницей, и его вздутый член закачался из стороны в сторону, как мачта под порывами ветра. До него еще не совсем дошло, что сзади остановился голубой с белым «остин», когда он услышал властный голос:

– Эй, минутку!

Изумление патрульного полицейского было столь велико, что поначалу он даже не двинулся с места. Как всегда, он объезжал участок, радуясь покою и предвкушая вкусные бутерброды с бульоном на своем любимом месте, отчего, наверное, минут двадцать ехал, глядя чуть ли не под колеса. Со скоростью пять миль в час даже на ухабистой дороге его машина двигалась почти бесшумно, так что когда он увидал прямо перед носом голую задницу, то сначала ничего не понял. Штаны болтались у щиколоток, куртка задрана вверх, открывает широкую волосатую спину. Это было так неожиданно, хотя патруль для того и объезжал здешние места, чтобы забирать подобных типов, что полицейский словно прирос к сиденью, не в силах оторвать глаз от голой задницы, пока его нога не соскользнула с педали и машина, дернувшись, не остановилась. Вот тут он пришел в себя.

– Эй, минутку! – крикнул он, открывая дверь и не находя более подходящих слов.

Брайан Моллисон повернул голову, и наступила его очередь прийти в ужас. Случилось то, чего он больше всего боялся, что постоянно мучило его в ночных кошмарах. Пойман на месте преступления! Господи, что скажет мать? Господи!

Он опустил руки, наклонился, чтобы поднять штаны и пытаясь одновременно бежать. Счастье еще, что он вспотел, а то рука, тяжело легшая ему на плечо, так легко бы не соскользнула. По инерции полицейского потянуло вперед, и он, перелетев через скорчившегося учителя физкультуры, больно упал на локти.

В панике, с трясущимися руками-ногами, уже не заботясь о сморщившемся члене, учитель сделал отчаянную попытку удрать от дурака полицейского, и ему удалось, наверное, благодаря вечной настороженности вскочить на ноги раньше своего врага. И тут он закричал, увидав, как обе женщины устремились к нему, причем у уродины в руках была увесистая палка, которой она, судя по ее решительному лицу, собиралась воспользоваться.

Но ему удалось увернуться и от удара, хотя она все же задела его прежде, чем он скрылся за деревьями, и он опять закричал, но не от боли, а от незнакомого ощущения, когда палка коснулась его голой спины. Однако это прибавило ему прыти, и через мгновение его уже не было видно, хотя треск сучьев слышался еще долго.

Моллисон знал, что полицейский побежит за ним, и жалость к себе затуманила его взгляд. А что, если он его поймает? Тогда конец карьере. И мать его никогда не простит! Неужели его посадят в тюрьму за такую малость? Но уж к психиатру поведут наверняка. Какой стыд! Боже милостивый, помоги мне в последний раз, в самый-самый последний. И я больше никогда не буду. Пожалуйста! Пожалуйста!

И он зацепился ногой за невидимый корень, который, несомненно, был на стороне правосудия. Моллисон упал на колени и так остался стоять, сложив руки, словно для молитвы, и сквозь удары своего сердца стараясь уловить шаги преследователя. О, пожалуйста. Господи, останови их. Я сделаю все, что ты потребуешь. Я исправлюсь. То, что он лет с десяти не был в церкви и ни разу не молился, казалось, не беспокоило его, и он даже не счел нужным упомянуть об этом в данный момент. Ведь Бог любит кающихся грешников. Однако треск веток где-то сзади сказал ему, что не так уж он возлюблен Богом.

Тогда он снова вскочил на ноги и, размазывая по лицу слезы, ринулся вперед, забыв о стыде, неправедном гонении и даже о страхе и помня только о спасении. Он хорошо ориентировался в лесу и бежал прямо к своей машине. Никакой хренов сыщик, протирающий целый день штаны в машине, не угонится за ним! Уж точно не угонится! Он бежал, все еще не избавившись от страха и в то же время уверенный в своей победе. Однако когда он еще раз оглянулся, чтобы убедиться в своей правоте, то чуть не упал, увидев невдалеке синюю униформу. Запаниковав, он сбился с ритма и потерял в скорости. Но даже в таком смятении чувств он обрадовался как знаку свыше желтовато-коричневому «капри», молкнувшему впереди. «Капри»! Та самая машина, которую он уже видел раньше возле дороги и недалеко от его собственной! Вот он, шанс! Только бы...

Все мысли разом вылетели у него из головы, когда он свалился в яму, ободрав руки и лицо колючей ежевикой. Господи, конец! Вот он и попался! Брайан Моллисон спрятал лицо в ладони и тихо зарыдал. Однако полицейский пробежал мимо. Учитель слышал, как прогрохотали его ботинки, как просвистели тонкие ветки, и он тихо выругался вслед незадачливому преследователю. По мере того как полицейский удалялся, возвращалась тишина. Невероятно! Он его потерял.

Моллисон догадался, что полицейский вряд ли видел его за деревьями, но не понял, почему тот не услышал шума от падения, – наверно, потому, что сам очень шумел. А яму он не разглядел из-за густых зарослей. Здесь совсем неплохо прятаться, а для любовников просто идеальное место. Ну, конечно, кто-то уже использовал ее для своих тайных целей. Разорванное старое одеяло, скомканное и полузасыпанное листьями, валялось всего в трех футах от его носа. И, если он не ошибается, женская туфля...

У него глаза полезли на лоб от количества вещей, разбросанных в траве. Тут была разодранная в клочья одежда, ботинок – на сей раз мужской, женские колготки свисали с ветки. Золотые часы. Зачем кому-то оставлять тут золотые?.. Как он ни был испуган, сейчас в мозгах у него прояснилось и весь ужас того, что здесь случилось, постепенно дошел до него.

Все вокруг было в красных пятнах: разорванная одежда, одеяло, туфли, земля, даже трава потеряла природную окраску. Теперь ему стало ясно, что белые блестящие камешки вовсе не камешки, а кости, и кусочки чего-то мягкого, налипшего на них – человеческое мясо. Только он никак не мог сообразить, почему кости не такие, как должны быть. До него не доходило, что их разгрызли очень острыми зубами. Он открыл было рот, чтобы закричать, но отчасти из-за страха, отчасти из-за желания спастись не закричал. Вместо этого он опять разрыдался, а когда немного пришел в себя и открыл лицо, то еще раз огляделся. У него возник вопрос, на который он стал мучительно искать ответ. Он решил собрать разбросанные повсюду кости, сложить их как надо и похоронить, но вскоре отказался от этой затеи. Тогда он сел и задумался о том, куда могли деться головы.

Кен Вуллард устало тащился к дому, то и дело проваливаясь по щиколотку в развороченную землю. Его вечно плохое настроение стало еще хуже из-за нежелательного визита властей. Один из приходивших был Денисон, главный лесничий, любитель лезть в чужие дела, другой – из компании по уничтожению крыс. Задавали дурацкие вопросы, совали свои носы куда не надо. Конечно, у него есть проблемы с грызунами, а у кого из фермеров их нет? Но ничего такого, с чем бы он сам не мог справиться. Два дня назад он насыпал яду и сразу же обнаружил труп кошки. Один Бог знает, что сталось с другой кошкой, она как сквозь землю провалилась. Как бы то ни было, но порошок лежал нетронутый и никаких следов крыс с тех пор он не видел, так зачем ему рассказывать об этом? Кошку могли убить и собаки. Или залезла сумасшедшая лиса. Или барсук. Правда, о барсуках в этих местах пока не слышали, но в Эппинг-форест всякое возможно, почему не появиться и новым поселениям? Говорят же, что недавно тут видели белого оленя. Ну почему барсук не мог съесть кошку? Он кого хочешь съест, если его разозлить. Силы хватит. А крысы что ж, крысы водятся, в амбаре вот нагадили, но это не большие крысы, не черные. Что ж, он их не видел, что ли? А они, говорят, большие, как собаки, будь они тут, обязательно бы попались на глаза.

Нелли хотела, чтобы он сообщил, вечно она паникует, дура. Всю жизнь прожила тут, родилась, выросла, никого не боялась до лондонского Нашествия. Так-то вот. Очень она тогда испугалась. До сих пор мышей боится. Хорошо, что они в дом не пошли, а то стали бы ее расспрашивать. Она бы им все выложила. Вздуть бы ее хорошенько. Тогда узнала бы, как болтать. Вот вздул ее – когда же это было? – лет семь назад. А не спал он с ней все десять. Земля высасывает все соки.

Им он сказал: нет, мистеры, ничего тут нет. Да и на самом деле нет ничего особенного. Вот если он заметит что-то необычное, тогда, конечно, сообщит. Это же в его интересах, разве не так? Довольны они были, когда уходили, а он сидел на тракторе и не отрываясь глядел им в спины.

Ладно, сегодня он положит еще яду, и побольше. Сделает все что нужно, только им его не запугать. Что они знают о фермерских делах? Он сам о себе позаботится. А теперь пора позаботиться о желудке. Есть хочется, как никогда.

Ступив на твердую землю, он постучал ногами, чтобы сбить прилипшую к ботинкам глину. Нелли он ничего не скажет о визитерах, а то она опять заведет свою волынку. Тяжело шагая по двору, он все бурчал себе под нос, что с фермерством надо было кончать лет двадцать назад, когда еще не ушла молодость. Оба его сына, жалкие трусы, сбежали еще сосунками. Теперь они на торговом флоте. А могли бы остаться тут и помочь ему. Вот тебе и образование. Он помедлил немного перед дверью старого, с осыпающейся штукатуркой двухэтажного дома. Поднял ногу, держась рукой за дверную раму, и, ворча, скинул ботинок.

Но пока он стоял, балансируя на одной ноге, ему вдруг пришло в голову, что во дворе как-то необычно тихо. Не то чтобы здесь обязательно должен был быть шум, но какое-то движение все-таки должно было быть. А тут ничего. Даже птицы не поют. Разве...

Он опять повернулся к двери и уставился на нее. Разве вот... едва слышное царапанье внутри.

Ничего не понимая, он приложил ухо к двери и прислушался. Опять до него донеслось царапанье, словно кошка пробежала по деревянному полу за бумажным шариком. Однако так громко ни одна кошка не бегает. Вуллард выпрямил спину и выругался, удивленный собственным странным поведением. Стоит тут и подслушивает, как старуха! Это все визитеры, они его взбаламутили своими дурацкими вопросами о чертовых крысах. Он схватился за ручку двери и, не раздумывая больше, широко распахнул ее в узкую прихожую.

– Господи Боже мой... – проговорил он еле слышно.

Вся его ярость куда-то испарилась, когда он увидел то, что увидел. Столпотворение черных зверей, которые копошились на полу, карабкались друг через друга, входили и выходили в открытые двери, лезли на стены, словно стараясь вырваться из массы сородичей, взбегали по лестнице и рвали в клочья что-то окровавленное, что лежало там. Нелли сверху смотрела прямо в глаза своему мужу, но смотрела уже мертвым взглядом. Рукой она все еще держалась за перила, отчего не соскользнула вниз, а так и лежала на ступенях на спине, словно поскользнулась, когда убегала, но успела повернуться и ухватиться за перила, а потом уже крысы потащили ее вниз, кусая за ноги, бегая по ее телу, погружая зубы в ее груди.

Пока он смотрел, пальцы у нее начали разжиматься, потому что крыса перегрызла сухожилия на запястье, и ее тело заскользило вниз, увлекая за собой не желавших расставаться с добычей крыс. Но голову она все еще держала прямо, словно не хотела отводить от него глаз, а на самом деле он видел, что это крыса забралась ей под подбородок и терзает ее горло.

Она скатилась к подножию лестницы и так и осталась лежать с высоко задранными ногами поверх из-за множества мечущихся внизу крыс, зато голова у нее упала набок, и он облегченно вздохнул, не чувствуя больше на себе ее притягивающего взгляда.

Фермер бросился в комнату, вновь обретя свою ярость, и стал бить единственным ботинком по черным спинам, пока не поскользнулся на подвижном ковре из черного меха и, в отчаянии цепляясь за стены, не упал на колени. Он попытался ползти к двери, но крысы уже примерили к нему свои острые зубы и принялись рвать его в клочья, как до него его жену.

И все же фермер упрямо двигался вперед, хотя необутая нога уже была вся искусана и изгрызена. Он хотел защитить лицо и для этого поднять руки, но крысы повисли на них, и он не в силах был даже пошевелить ими. Тогда он замер на четвереньках, не видя больше за крысами жены, а вскоре под их тяжестью вовсе рухнул на пол и исчез под мечущейся туда-сюда живой массой.

Глава 9

Пендер заглянул в могилу и содрогнулся, увидав останки двух людей, их чуть ли не дочиста обглоданные кости. Один скелет, частично лежавший в гробу, был быстро идентифицирован посетителями кладбища. Он принадлежал за день до того похороненной старухе. Зато кому принадлежал второй, они могли только гадать. В конце концов было решено, что это викарий церкви Невинных Младенцев, потому что его нигде не могли найти.

Кровь пропитала могильные стены, удобрила почву, залила сдвинутую крышку гроба. Пендер не понимал, как все произошло. Может, викарий шел в церковь рано утром, услышал шум с кладбища и пошел посмотреть? А потом, увидев, что здесь происходит, потерял сознание и свалился в могилу? Или его туда свалили? И могли ли крысы, даже самые большие, сотворить все это? Пендер недоверчиво покачал головой. Крысы не роют норы, значит, они не могли раскопать труп. По крайней мере, нормальныекрысы не могли. Неожиданно его размышления были прерваны.