Очень медленно, словно каждый шаг стоил ему огромных усилий, он подошел к куче ветоши, неподвижно лежавшей в углу.
Он увидел тонкий матрац, лежащую на грязном полу — из-под краев подстилки виднелись темные пятна засохшей жидкости, когда-то пролившейся на пол, а может быть, просочившейся сквозь подстилку. Тряпье, в беспорядке сваленное на самом верху ее, могло быть всем, чем угодно — скомканными старыми шерстяными одеялами, одеждой или разрозненными лоскутами ткани. Эта груда старых вещей слабо колыхалась в такт хриплому, тяжелому дыханию, которое было слышно аж на другом конце комнаты — очевидно, на подстилке кто-то лежал. Холлоран наклонился и приподнял ветошь.
К нему повернулось лицо, наполовину закрытое капюшоном.
Руки Холлорана разжались сами собой, и он выронил тряпки, которыми укрывался незнакомец. Холлоран попятился, испугавшись того, что он увидел. Увядшая, морщинистая, темная кожа была покрыта гноящимися струпьями, блестевшими в лучах фонаря. Но самым страшным зрелищем была даже не эта гниющая заживо плоть, а глаза, глядящие из-под капюшона, — огромные, лишенные век, выпуклые, выпирающие из глазниц, словно два раздувшихся, огромных пузыря. Радужная оболочка помутнела, покрылась какой-то тонкой пленкой; белки глаз были желтыми, покрытыми сетью тонких кровеносных сосудов. От этого существа исходил сильный сладковатый запах разлагающейся плоти, заглушающий даже резкую вонь испражнений и кисловатый дух плесени. И вот в этих страшных, неподвижных, мутных глазах, глядящих на Холлорана, промелькнуло какое-то странное выражение; распростертая на подстилке фигура шевельнулась, пытаясь приподняться, тощая шея изогнулась, словно голова уродливой твари была для нее слишком тяжела. Капюшон упал с безволосого черепа, испещренного коричневыми пятнами. Лысое темя напоминало бугристую равнину — морщинистая кожа лежала на нем неправильными складками, казалось; что под нею находятся не твердые кости, а мягкая ткань.
Чувствуя страх и отвращение, Холлоран отступил еще на один шаг. Существо, лежащее перед ним, было похоже на гигантскую ящерицу. Это впечатление еще больше усилилось, когда тварь открыла безгубый рот — узкую, широкую щель — и темно-красный язык облизнул сухую, потрескавшуюся кожу. Глаза, лишенные век, довершали сходство с гигантской рептилией. Ящероподобное создание попыталось заговорить, но из пересохшей гортани вырвался лишь еще один хриплый, тяжелый вздох. Голова безжизненно упала на грубую постель, словно даже такое незначительное усилие было слишком тяжело для больного, слабого тела. Существо лежало неподвижно — казалось, оно умирает или уже умерло.
Только теперь Холлоран подошел ближе к этой страшной и жалкой твари, пересилив нарастающее внутреннее чувство тревоги. Огромные неподвижные глаза смотрели прямо на него, и он посветил в них ярким лучом своего фонаря. Они не моргнули, не прищурились, а затянутые мутной пленкой зрачки не сократились от света.
— Это ты... — послышался свистящий шепот.
Холлоран вздрогнул.
Существо тяжело вздохнуло, словно ему было больно и трудно говорить. На морщинистой коже его лица появились еще более резкие, глубокие складки, гноящиеся трещины расширились, а рот ввалился внутрь.
Холлорану пришлось собрать все силы, чтобы его голос не дрожал:
— Кто вы?
В ответ странное создание лишь чуть заметно качнуло головой, очевидно, желая дать собеседнику понять, что это не так уж важно. Затем снова раздался шепот:
— Смерть приближается.
Ужасная гримаса на безобразном лице могла означать улыбку.
Холлоран наклонился ниже, стараясь не обращать внимание на сильное зловоние, исходящее от подстилки, где лежало иссохшее тело, и от головы получеловека-полурептилии.
— Я могу помочь, — сказал он, подумав, что одно прикосновение к этой омерзительной твари может вызвать у него рвоту.
Беззубый рот опять скривился в подобии усмешки.
— Слишком поздно, — ответил хриплый, очень тихий голос, похожий на шипение. — Приблизься.
Холлоран внутренне содрогнулся, не имея ни малейшей охоты подчиняться умирающему. Он так и остался стоять возле тонкого матраца, чуть наклонившись к распростертой на нем неподвижной фигуре.
— Я буду говорить... — опять послышался шепот, — с тобой.
Холлоран опустился на колени рядом с грубой подстилкой, чувствуя, что не может преодолеть брезгливость, чтобы нагнуться еще ниже к страшному, гноящемуся лицу, вблизи казавшемуся еще более отвратительным.
— Скажите мне, кто вы? — спросил он.
На этот раз создание ответило ему, видимо, желая вовлечь Холлорана в разговор:
— Я... хранитель.
Голос окреп — Холлоран подумал, что он должен принадлежать мужчине.
— Сторож, привратник? — сказал Холлоран, тут же решив, что задал бестолковый вопрос. Очевидно, что лежащий перед ним ящероподобный человек совсем не подходил для такой ответственной службы — он был слишком старым и дряхлым.
Сдавленный смех старика, чье бессильное, гниющее заживо тело лежало на ветхой подстилке, поначалу показался Холлорану сильным приступом кашля, как во время удушья.
— Я Хранитель, — повторил он, особо подчеркнув последнее слово и издав при этом похожий на хриплый вздох звук. После короткой паузы он добавил: — А ты... ты охранник Клина.
Темный язык снова показался в щели безгубого рта, но теперь его движение было более быстрым, когда он облизывал сухую кожу. Язык был сухим, и кожа, стянутая в складки вокруг рта, почти не увлажнилась.
— Теперь я понимаю, — пробормотал он так тихо, что Холлоран так и не понял, правильно ли он расслышал его слова.
Неподвижные, широко раскрытые глаза с замутненной радужной оболочкой все так же глядели прямо на Холлорана, смущенного пристальным, лишенным всякого выражения взглядом, и он внезапно подумал: интересно, видят ли эти выпученные глаза хоть что-нибудь?
— Я позову доктора, — сказал Холлоран. Бессвязные мысли проносились в его голове, чувства никак не могли обрести свое былое равновесие. С его языка готовы были сорваться сотни вопросов, но он не был уверен в том, что сейчас стоит задавать их человеку, который мог умереть в любую минуту.
— Поздно, слишком поздно, — ответил тот с шипящим вздохом. — В конце концов... слишком поздно.
Его голова упала на сторону, словно у него не было больше сил держать ее прямо.
Скорее из любопытства, чем из беспокойства за жизнь больного Холлоран протянул руку, чтобы пощупать пульс на его тонкой шее. Обезображенное лицо вновь повернулось к нему, и он тут же убрал свои пальцы, даже не коснувшись покрытой струпьями кожи.
— Ты понимаешь, зачем ты здесь? — спросил старик.
— Феликс Клин — мой клиент. Я защищаю его жизнь, — ответил Холлоран. — Ты знаешь, зачем ты пришел в этот дом?
— Сюда, в сторожку?
Ответа не последовало.
— Я пришел сюда, чтобы посмотреть, кто тут живет, кто присматривает за... за собаками.
— Теперь ты увидел меня.
Холлоран кивнул.
— Однако похоже, что ты так ничего и не понял, — изрезанное морщинами лицо скривилось, и на увядшей темной коже появились новые складки. — Мне интересно, что ты чувствуешь.
Когда старик тихим голосом произносил последнюю фразу, Холлоран смог различить резкий акцент.
— Что тебе привиделось, когда ты вошел... в эту комнату? — прошептал человек, называющий себя Хранителем.
Откуда он мог узнать об этом? Если только... Да, если только не он сам вызвал эти видения — точно так же, как Клин вызвал у него галлюцинации во время утреннего катания в лодке по озеру.
— То, что давно прошло, но до сих пор не забыто? — шепот прервался, и раздался звук, похожий на сдавленный смешок. — Твои мысли вернулись из прошлого в настоящее. Мне интересно знать, почему?
— Неужели Клин все еще забавляется своими дурацкими играми, навязывая мне видения? — произнес Холлоран. Его охватил гнев, превосходящий даже брезгливую неприязнь и отвращение к существу, почти утратившему человеческий облик.
Старик еле заметно качнул головой:
— Нет... Нет... Ты сам создавал эти мысленные образы... Они только твои. Ты сам перенесся... из них обратно, в эту комнату.
Подернутые мутной пленкой глаза все так же безучастно, бессмысленно смотрели на него, а рот растянулся в подобии усмешки.
— Расскажите мне о Клине, — в конце концов произнес Холлоран.
Послышался долгий шипящий вздох, словно воздух с трудом выходил из легких Хранителя:
— Ах-х-х-х...
Старик повернул голову, и его неестественно огромные, вытаращенные глаза уставились в темный потолок.
Холлоран ждал. Ему было не по себе от мертвой тишины. Наблюдая за неподвижным телом, источавшим трупный смрад, он беспокоился, не потерял ли сознание обессилевший больной — было ясно, что он вот-вот испустит дух. Но не одно только неслышное приближение смерти тревожило Холлорана. Сам дом, казалось, ожил: ему чудилось какое-то странное движение среди теней, как будто призрачные фигуры покачивались и плясали во мраке. Эти причудливые незримые образы были плодом воображения — глаз не мог различить их за пределами круга света от карманного фонаря. Холлоран резко одернул себя, пытаясь избавиться от навязчивых видений, но они не пропадали.
Старик забормотал что-то себе под нос, и Холлоран наклонился ниже, преодолевая отвращение, чтобы не пропустить ни одного слова.
— Хитрый парень. Его способности очень ценны... нас, евреев... Но в то же время... он был... глуп. Он воображал... может быть богом, не сообразив, какую цену... должен заплатить за это... — он застонал, схватившись за грудь.
Холлоран протянул руку, чтобы помочь ему, поддержать его, но не смог одолеть свой страх и омерзение, заставить себя коснуться существа, лежащего перед ним, несмотря на то, что его разлагающееся, но еще живое тело было прикрыто старыми тряпками.
Когда сильная боль утихла, скрюченный, съежившийся старик продолжил свой бессвязный рассказ.
— Почти три тысячи лет ожидания до... Христа... и еще два тысячелетия после этого... — он закашлял, и розоватая слюна выступила в углу его рта. Ему не хватало воздуха, он задыхался, видимо, торопясь поведать собеседнику нечто очень важное. — Мы объездили почти весь свет... в поисках учеников... таких же, как мы... И мы нашли их. Это оказалось не трудно. А Клин производил опустошение повсюду... где бы мы ни появились. И все это во славу Бел-Мардука... — мысли умирающего блуждали, перескакивая с одного предмета на другой, и рассказ становился все более и более запутанным.
Бел-Мардук. Клин уже упоминал это имя. Холлоран поежился — в комнате было холодно, словно в погребе. Он огляделся кругом, всматриваясь в тени; свет электрического фонаря потускнел — очевидно, источник питания иссякал. Куча старого тряпья, заменявшая больному постель, зашевелилась, и из-под нее показалась иссохшая, костлявая рука, более похожая на когтистую лапу. Очень длинные, обломанные ногти, потемневшие от времени, загибались внутрь, словно когти дикого зверя. Рука потянулась к Холлорану, и агент «Щита» вздрогнул, когда она легла на его предплечье.
— Он... Феликс... обращался со мной...
Дрожащая рука приподнялась, освободив предплечье Холлорана. Не закончив фразу, старик перебил сам себя:
— Не бойся... нет ада худшего, чем... это место... ах-х-х...
Казалось, жизнь покидает это немощное создание.
Преодолев отвращение, Холлоран слегка пошевелил тряпки, прикрывающие грудь больного.
— Скажите мне, наконец, кто вы, — он был разочарован и рассержен. — Каким образом вы охраняете ворота, как вы управляетесь с собаками? Вы старый и больной человек...
В ответ раздался короткий, но громкий и пронзительный смешок. Жизнь снова ненадолго вернулась в это тело.
— У меня... тоже есть сила. Клин... действует с моей помощью. Силой своей мысли я... удерживаю ворота закрытыми. Силой мысли я управляю... тварями, демонами. Теперь... я слишком слаб. Ему нужен другой... Тот, кого привлечет его стезя...
— Кто вы?
— Теперь я ничто.
— Отвечайте!
— Ничто. Хотя когда-то... я был торговцем, — он издал раздражающе долгий, тяжелый и хриплый вздох. — Он... жесток, — худые пальцы снова сжали руку Холлорана. — Так ты пришел? Это ты? Ты именно тот?
— Тот, кто должен занять твое место? Ты это имеешь в виду?! — теперь Холлоран не на шутку испугался, и новый ужас затмил остальные страхи. Исхудавшая фигура чуть заметно качнула головой:
— Нет... нет... нечто большее... чем это...
Внизу под лестницей послышался какой-то шум. Мягкий звук падения или прыжка какого-то небольшого тела. Тихие быстрые шаги. Холлоран вспомнил, что оставил окно открытым.
Он почувствовал, как рука с длинными ногтями вцепилась в его рукав. Затем пальцы разжались, и рука безжизненно упала вниз.
Звуки раздавались в коридоре нижнего этажа.
Старик глубоко вздохнул, и в горле у него заклокотала какая-то жидкость.
Легкий топоток бегущих лап приближался.
Холлоран схватил свою черную сумку и поднялся с колен и бросился к двери, делая отчаянную попытку закрыть ее, прежде чем шакалы ворвутся в комнату.
Но было уже слишком поздно.
Глава 39
Выпущенный на волю ужас
Первый зверь ворвался в комнату, и в лучах фонаря мелькнула его мокрая оскаленная пасть.
К удивлению Холлорана, зверь метнулся мимо него. Он быстро спрятался за дверью, надеясь использовать ее как прикрытие от остальной своры, визжащей и лающей в коридоре. Свирепые твари пробежали через дверь и бросились к груде тряпья, лежащей в углу комнаты.
У Холлорана перехватило дыхание, когда первый шакал добрался до неподвижного, безжизненного тела и вцепился зубами в тряпки, разрывая материю. Сквозь завывание и тявканье взбешенных зверей послышался тихий стон, и Холлоран содрогнулся, поняв, что безобразный дряхлый старик, которого он считал мертвым, был еще жив. Из груды тряпья внезапно показалась голова — череп, обтянутый иссохшей морщинистой кожей. Беззубый рот был широко раскрыт, а глаза теперь были абсолютно белыми, непрозрачными. Второй шакал щелкнул челюстями, схватив тощую шею старика. В комнату один за другим вбегали новые звери.
Холлоран вытащил из своей сумки короткоствольный автоматический пистолет и прицелился в кучу копошащихся, толкающихся тел. Вдруг темная кровь широкой струей брызнула вверх, обливая тесно сомкнувшиеся спины шакалов; ее вкус и запах возбуждал зверей, приводя их в еще большее неистовство. Они яростно накинулись на свою жертву, готовые разодрать тело на куски.
Холлоран выпустил короткую очередь в дерущихся за кровавую добычу шакалов, не беспокоясь о том, что старика может зацепить шальной пулей — он решил, что с больным все уже кончено.
Свора завизжала, злобно завыла; несколько зверей подпрыгнуло вверх, других отшвырнуло к стене ударами девятимиллиметровых пуль. За считанные секунды на пол полегло около десятка извивающихся в конвульсиях серовато-желтых тел, из-под которых широкой лужей растекалась кровь, заливая трещины старого паркета. Однако не все бестии были убиты. Не менее полудюжины шакалов лишь легко ранило или напугало громом выстрелов. Уцелевшие звери повернулись к своему врагу.
Холлоран быстро переключил свой автомат на одиночные выстрелы — ему нужно было беречь оставшиеся в магазине патроны.
Вой постепенно затих; было слышно лишь жалобное предсмертное поскуливание, но этот звук не пробудил у Холлорана жалости и сострадания. Направив автомат на первого из приближающихся к нему зверей, он приготовился выстрелить. Шакал прыгнул, широко раскрыв ужасную пасть с желтоватыми клыками — и клыки тотчас же густо окрасились в алый цвет: разрывная пуля, попав в шею зверя, вышла с другой стороны. Куски тела и мелкие осколки раздробленных костей спинного хребта взлетели вверх, испятнав потолок кровью.
Искалеченное тело сильно толкнуло Холлорана; потеряв равновесие, он покачнулся и ударился спиной о стену. Фонарь выскользнул из его пальцев — он держал его в той же руке, которой сжимал ручку пистолета. Мертвый шакал свалился на пол; его голова была оторвана от туловища. Холлоран, пригнувшийся возле стены, не увидел, а, скорее, услышал, как бросился на него еще один шакал. Он вскинул пистолет и выстрелил вслепую.
Первая пуля не остановила бешеную тварь, лишь оцарапав бок шакала. Острые зубы вцепились в запястье Холлорана. Возбужденный необычной битвой, он не сразу почувствовал боль.
Еще один выстрел. Пуля, направленная вниз тяжестью повисшего на его руке зверя, прошла под грудью вцепившейся в него твари и попала ей в брюхо. Пронзительный визг смешался с завыванием раненных шакалов, и Холлоран поежился от режущих ухо звуков. Высвободив свою руку из ослабевших челюстей, он отбросил умирающее животное прочь от себя. Зубы зверя ободрали кожу вокруг запястья Холлорана.
Он нагнулся, чтобы поднять с пола фонарь, и плавно перевел его луч на груду тел раненных пожирателей падали. Те, которые еще могли двигаться, ползли к нему; некоторые пытались подняться и ковыляли на перебитых ногах; несколько зверей билось в предсмертных судорогах, лежа на брюхе. Тряпки и рваный матрац в углу, на которых лежало несколько еще чуть шевелящихся тел, потемнели от крови человека, смешавшейся с кровью животных.
Держа оружие в одной руке, свободно свесившейся вдоль бедра, Холлоран наклонился, чтобы взять с пола черную сумку, в которой лежали запасные магазины, ни на секунду не сводя лучей своего фонаря с извивающихся на полу тел. Вой утих, сменившись низким угрожающим рычанием. Он медленно вышел из-за двери и обогнул ее, направляясь к выходу из комнаты, стараясь не делать резких движений.
Хромой шакал внезапно прыгнул на него, но ослабевшие лапы уже не держали раненное животное, и шакал тяжело свалился у ног Холлорана; челюсти щелкнули, и послышалось грозное горловое ворчание. Холлоран проскользнул за дверь, пока остальные звери готовились напасть все вместе, медленно продвигаясь вперед. Он потянул дверь на себя — она заскрипела и плотно закрылась с негромким стуком. Он услышал, как шакалы царапают дерево с обратной стороны.
Он прислонился к дверному косяку, опустив голову на поднятую руку, с трудом сдерживая дыхание, чтобы дать себе хоть немного оправиться от пережитого ужаса.
Но тотчас же вскинул голову, услышав шум на ступенях лестницы. Выпрямившись, собравшись с духом, он осторожно подошел к перилам верхней лестничной площадки. Шакалы быстро взбирались вверх по ступенькам; Холлорану были видны их спины. Перегнувшись через перила, он перестрелял их одного за другим, стараясь целиться в головы, чтобы убивать наверняка: разрывные пули, попав в кость черепа, превращали голову животного в бесформенное кровавое месиво.
Первый шакал застыл на месте, затем упал, скатившись на две-три ступеньки вниз, придавив своим телом зверя, бежавшего вслед за ним. Третий, напуганный звуками выстрелов, метнулся в сторону, прочь от мертвых тел, но, получив пулю в плечо, взвыл и, перекувыркнувшись через несколько ступенек, скрылся из виду.
Холлоран быстро пересек лестничную площадку и остановился на самом верху лестницы, спустившись лишь на несколько ступенек. Он посветил фонарем вниз. Только два трупа лежали у подножья лестницы.
Он начал осторожно спускаться по скрипящим ступенькам. Ему хотелось поскорее выбраться из этого склепа; он думал о том, что еще может ждать его внизу. Было бы очень хорошо, если бы только что убитые им звери оказались последними, отставшими от своры.
Сверху до него все еще доносилось царапанье в дверь и жалобное поскуливание раненных животных.
Перешагнув через два неподвижных тела, Холлоран сошел с лестницы и начал медленно отступать к выходу на крыльцо дома, не спуская глаз с коридора, ведущего к задней двери. Повесив сумку на плечо и зажав тоненький фонарь в зубах, он нащупал дверную ручку и попробовал повернуть ее. Ржавый механизм поначалу не подавался ни на пядь, затем ручка с трудом повернулась. Однако тяжелые засовы — по одному наверху и внизу — были целиком покрыты ржавчиной, и Холлоран решил, что ему вряд ли удастся сдвинуть их с места.
Он подумал, что в эту дверь, очевидно, уже много лет никто не входил. Ему очень не хотелось выбираться через черный ход, ведущий на задний двор. Поэтому он вошел в первую комнату, расположенную с правой стороны коридора.
Холлоран был уже на полпути к окну, когда на его вытянутую руку что-то капнуло. Он остановился. Еще несколько капель скользнуло по его щеке. Он направил луч света на потолок и увидел, что сквозь потрескавшуюся штукатурку протекает кровь. И в ту же секунду за дверью раздалось грозное рычание.
Шакал прыгнул на него, прежде чем он успел прицелиться. Он упал, уронив фонарь. С грязного пола поднялось целое облако пыли, когда два тела обрушились на старый паркет. Фонарь ударился о стену и погас, покатившись по полу.
В наступившей темноте Холлоран с трудом различал очертания фигуры тяжелого зверя, навалившегося на него. Зубы шакала клацнули возле самого горла Холлорана. Он вцепился в шкуру животного, пытаясь оттолкнуть морду со щелкающими челюстями от своего лица. Ему пришлось выпустить из рук свой пистолет — одной рукой он не смог бы отразить нападение зверя. Длинные лапы животного были гораздо крепче и мощнее, чем они казались на первый взгляд; острые когти рвали одежду, больно царапая кожу. Холлоран почувствовал, как кровь тонкой теплой струйкой стекает по его запястью, и понял, что она сочится из раны зверя. Рывком приподняв навалившееся на него сверху тело одной рукой, он нащупал окровавленное плечо и крепко вцепился пальцами в рану. Шакал отпрянул с пронзительным, тоненьким визгом, но Холлоран не выпускал его, все сильнее нажимая на пробитое пулей плечо. Холлоран знал, что строение скелета собак и волков делает их менее уязвимыми по сравнению с человеком, и нервные узлы и болевые точки на теле этих животных найти нелегко. Но сильный удар по шее, чуть повыше плеч, оглушил зверя, и неподвижное тело распростерлось у ног Холлорана. Не теряя ни секунды, чтобы не дать шакалу оправиться после удара, Холлоран бросился на него — его руки проскользнули под плечами животного, пальцы крепко сплелись позади его шеи. Резко подняв локти вверх, Холлоран сломал грудину шакала одним сильным и быстрым движением. Хрустнула кость, и животное тяжело повисло у него на руках — шок убил его мгновенно.
Холлоран разжал руки, и безжизненное тело тяжело повалилось на пол. Не останавливаясь даже для того, чтобы перевести дыхание после отчаянной борьбы, Холлоран начал шарить по полу в поисках оружия. Схватив найденный пистолет и черную сумку с остальным снаряжением, он подошел к двери и закрыл ее — теперь шакалам (если, конечно, хоть одна тварь еще осталась в доме) до него не добраться. Подойдя к окну, он нащупал задвижку. Она открылась с трудом. Однако как он ни пытался хоть чуть-чуть приподнять оконную раму, она не поддавалась — очевидно, древесина рассохлась и крепко заклинила окно.
Не желая тратить лишнее время, он отошел от окна на полшага и, прикрыв глаза одной рукой, разбил стекло прикладом своего автомата, осторожно пролез через неровное отверстие и спрыгнул на землю. «Мерседес» стоял всего в нескольких десятках шагов от кирпичной стены дома.
Он сделал лишь несколько шагов к машине, когда оконное стекло в верхнем этаже со звоном разбилось, раздался жуткий визг, и длинные, поджарые тела стали прыгать вниз.
Он пошатнулся, когда первый шакал упал, зацепив его плечо, и упал, когда второй зверь с визгом покатился ему под ноги. Он не мог даже приблизительно сказать, сколько еще их было вокруг него, и знал, что у него слишком мало времени, чтобы вытащить из сумки автомат и снять предохранитель. Оттолкнув от себя ближайшего шакала, он приподнялся; пинком отшвырнул другого зверя — от ран и ушибов при падении животные ослабли, их движения стали более медленными и вялыми. Он почувствовал, как чьи-то челюсти цапнули его за лодыжку. Приподняв шакала с земли, он швырнул его в сторону и изо всех сил побежал к «Мерседесу», на ходу доставая «браунинг» из кобуры. В это время из-за туч показался краешек луны. Распахнув дверцу машины, он бросился на сиденье. Переложив револьвер в другую руку, он взялся за ручку, чтобы захлопнуть дверцу, но тут до машины добежал еще один шакал. Протиснувшись в узкую щель между дверцей и корпусом, зверь попытался укусить его, и Холлоран отпрянул в сторону, чтобы избежать острых клыков. Придерживая дверцу правой рукой, левой он приставил дуло автомата к голове шакала и выстрелил. Зверь дернулся, и его тело тяжело обвисло — передние лапы были уже в кабине, задние свешивались из машины. Холлоран столкнул труп на землю и закрыл дверцу.
Несколько минут он сидел неподвижно, уронив голову на скрещенные руки, тяжело опираясь о руль машины. Грудь его бурно вздымалась. Наконец он поднял голову и обернулся назад, чтобы поглядеть на сторожку, из которой он только что выбрался. Жуткое зрелище предстало перед ним: тощие фигуры, напоминающие волков, бродили вокруг, поднимая острые морды к луне, воя и скуля от боли; их хромота и неровные, судорожные движения напоминали сложный ритуальный танец.
Холлоран протянул руку к радиотелефону, намереваясь предупредить своих товарищей, объезжающих границы Нифа, о том, что поместье осталось практически без всякой внутренней охраны. К сожалению, за последние две-три минуты ни одна из патрульных машин не проезжала мимо ворот, иначе звуки выстрелов привлекли бы внимание дежурных агентов «Щита», и они пришли бы к нему на помощь. Не в первый раз он проклял слепую веру Клина в безопасность своего загородного дома — как только дело приняло серьезный оборот, налицо оказалась нехватка людей, а охрана поместья фактически отсутствовала. Из трубки раздался громкий треск, когда он нажал кнопку переговорного устройства. Он выключил передатчик, затем вновь включил его, надеясь ослабить помехи, но они не исчезали. Он наудачу произнес несколько слов в микрофон. Пока он дожидался ответа, помехи стали еще сильнее. Связь не налаживалась. Взглянув на небо, Холлоран увидел, что низко над землей нависла тяжелая туча. Чувствовалось приближение грозы — неподвижный, влажный воздух был наэлектризован. Выругавшись сквозь зубы, он положил трубку телефона на рычажок, сунул револьвер в кобуру и завел мотор «Мерседеса».
Какая-то необъяснимая тревога влекла его обратно в особняк. Он чувствовал, что там что-то случилось — не с Клином, нет, тому сейчас не угрожает непосредственная опасность — а с Корой. В эту минуту он был озабочен только тем, чтобы спасти девушку от грозящей ей беды. Рассудок и логика имели над ним все меньшую власть после того, что произошло в заброшенном доме. Интуиция и предчувствие вышли на первый план.
Мигнули фары; включив огни «Мерседеса», Холлоран резко повернул машину к воротам; земля и гравий полетели из-под колес, автомобиль подмял под себя несколько кустов, растущих возле дороги. Однако Холлоран не сразу помчался к особняку по узкой, петляющей по роще дороге. Он свернул влево, и машину подбросило на глубокой колее перед крыльцом сторожки. «Мерседес» врезался в самую гущу тел издыхающих или ковыляющих вокруг двухэтажного дома шакалов. Под колесами автомобиля хрустели кости распластавшихся на земле зверей, бронированный корпус сбивал с ног тех, которые пытались удрать — порою искалеченные тела подбрасывало в воздух. Вскоре с шакалами было покончено, и только тогда Холлоран направился к особняку.
Машина помчалась по извилистой дороге; яркие огни фар разрывали ночную тьму, пыль облаком поднималась в воздух позади нее. Холлоран заметил первую отдаленную зарницу, осветившую рваные края грозовых туч — вспышка молнии напомнила ему голубовато-серебристое свечение вод озера, которое он наблюдал прошлой ночью. Машина въехала под свод из переплетенных крон деревьев; низко свисающие ветви сейчас казались Холлорану грозящими корявыми руками, тянущимися к автомобилю. Дорога круто повернула; гравий пронзительно заскрипел под шинами — казалось, машина взвизгнула от страха. Дорога стала еще уже, как показалось Холлорану, словно деревья с обеих ее сторон стремились сомкнуться плотной, глухой стеной, и только огни фар заставляли их расступаться. На всем пути по темному, мрачному тоннелю его не покидало жуткое ощущение, что дорога обратно закрыта.
Дорога пошла под уклон; машина вырвалась из-под темных сводов леса, но странное чувство, что деревья позади него окончательно сомкнулись, так и не покинуло Холлорана.
Впереди показались тяжеловесные очертания особняка; лишь несколько окон в нем были освещены. Холлоран снял ногу с педали акселератора, и теперь машина двигалась вперед по инерции. Необъяснимая тревога настолько возросла, что он погасил фары машины, всецело полагаясь на свои чувства. Когда его глаза привыкли к темноте, он направил машину по еле видной во мраке темной полосе дороги, ведущей к дому.
Новая зарница осветила небо и землю на несколько сотен метров вокруг; зигзагообразная молния ударила из низкой тучи прямо в озеро.
Холлоран резко нажал на тормоз, и машину слегка занесло, прежде чем она остановилась. Несколько секунд Холлоран изумленно глядел на воду, пока далекие вспышки освещали свинцово-серые тучи. Картина, которую он увидел, всплыла в его памяти еще четче, когда последняя зарница угасла, и над землей снова сгустились предгрозовые сумерки. На озере бушевал шторм — вздымались огромные волны, извергались гейзеры, и плотная пена, носящаяся по поверхности вод, была белоснежной, словно пена на гребнях морских волн. Холлорану показалось, что сама земля вздрогнула от мощного раската грома, раздавшегося прямо над его головой.
Глава 40
Страшное открытие
Едва он успел войти под навес крыльца, как хлынул проливной дождь. Потоки хлестали по крыше с такой неистовой силой, что казалось, они извергаются не из туч, а из какого-то искусственного источника. Холлоран быстро обернулся и увидел, как под ударами тяжелых дождевых капель с дорожки подскакивают вверх мелкие камешки и осколки гравия. Завеса дождя казалась плотной, словно стена; озеро совершенно скрылось за этой непрозрачной пеленой. Холлоран побежал к дверям, ведущим внутрь дома, на ходу нащупывая ключ в кармане.
Он дважды стукнул в двойную дверь и громко выкрикнул свое имя, затем не без труда отыскал замочную скважину и вставил туда ключ — тусклый свет фонаря у крыльца почти не освещал двери — и открыл одну створку дверей.