– Я ее муж, и я был бы вам весьма благодарен, если бы вы не вмешивались в наши дела. Я повторяю, Анджела. Что ты делаешь в этом публичном доме?
Он ощущал, что за его спиной собралось почти все население дома, запах дешевого одеколона заполнил кухню.
Анджела облизнула языком пересохшие губы. Он почувствовал невероятное желание, сила которого испугала его. Ему хотелось заключить ее в объятия, убрать остатки муки с ее розовых щек.
– Шотландец считал, что здесь О'Брайон не сможет меня найти.
Звук ее хриплого голоса подействовал на него возбуждающе, но он опять постарался подавить свои чувства. Похоть. Желание, вызванное похотью, а не основанное на любви. Он называл это любовью, но он не мог любить никого так, как он любил Сабрину. Эта любовь спасла его во время войны, и она не покидала его.
– Он убил миссис Оутс. – Анджела сжала обе руки. Они дрожали и молили о жалости, но Рэнсом не реагировал. – Он пришел за мной. Она пыталась помочь, и он убил ее. – Молодая женщина отвела взгляд от мужа и посмотрела на полынь, которая сушилась над плитой. – Я так и оставила ее, не похоронив.
– Она похоронена, – сказал Рэнсом.
С облегчением и благодарностью она взглянула на мужа.
– Нет никаких оснований злиться на нее. Она не виновата, что я привез ее сюда, в дом Большой Салли. Я думал, что этот О'Брайон не будет искать ее здесь. А Салли нужен был повар.
– Я ведь говорил вам, не вмешивайтесь в наши дела.
– Вы не можете рассчитывать, что я буду молчать, когда вы обвиняете эту женщину в том, что она находится тут.
– Я могу рассчитывать, что вы будете молчать, так как это касается только меня и моей жены.
– Все в порядке. – Анджела похлопала своего защитника по руке. – Наверное, действительно будет лучше, если вы и девицы оставите нас наедине.
Шотландец засомневался, потом кивнул.
– Ладно, я буду в зале, если понадоблюсь вам. – Еще раз взглянув на Рэнсома, Шотландец направился к двери. – Пойдемте, милые девушки, вам тут совершенно нечего делать.
Женский шепот затих, когда двери закрылись за ними.
– Сейлер погиб, – резким голосом сказал Рэнсом. – Обвинение в убийстве аннулировано.
Анджела посмотрела на него внимательно:
– А что произошло?
– Я не знаю никаких подробностей. Дядя Ричард прислал телеграмму. Кажется, лошадь сбросила или задавила Сейлера.
Где-то в дальних комнатах раздался бой часов, приглушенный закрытой кухонной дверью. И это был единственный звук в наступившей тишине.
– Скоро надо будет кормить девиц, – сказала Анджела и наклонилась к столу. – Я хочу приготовить пирог. – Она взяла в руки скалку, которой собиралась раскатывать тесто.
Взволнованный, Рэнсом ходил по кухне.
– Если Сейлер умер, О'Брайону нет никакого смысла преследовать тебя. Ты теперь в безопасности и можешь спокойно вернуться в Теннесси.
Деревяшка выпала у нее из рук и свалилась прямо на тесто. Рэнсом остановился возле ее стола.
– Я не признаю чужого ребенка.
Анджела подняла на него глаза, при этом вид у нее был невероятно растерянный.
– О чем ты говоришь?
– Ты разрешила этому Шотландцу прикасаться к тебе. Совершенно незнакомому мужчине. Или ты его тоже спасала во время войны?
Она сложила руки на животе, как будто ограждая ребенка от необоснованных обвинений.
– Ты думаешь, что я разрешила другому мужчине то, что разрешала тебе?
Он постарался не реагировать на отчаянное выражение в ее глазах.
– А как ты считаешь, что я мог думать? Я целые дни разыскивал тебя, а когда нашел, ты оказалась в публичном доме рядом с мужчиной, который ухаживает за тобой..
– Он спас мне жизнь.
– И этого достаточно, чтобы разрешить ему прикасаться к тебе?
Покатившись по столу, скалка с шумом упала на пол.
– Почему только Шотландец? – Ярость изменила звук ее хриплого голоса. – Не забудь Грансера. А как насчет Малачи? На сеновале. – Кроме ярости, в ее голосе звучало презрение. – Наверное, он и есть отец ребенка.
– Вы слишком далеко зашли, мадам.
– Нет, еще недостаточно далеко.
Он боялся услышать то, что она могла еще сказать, и заставил ее замолчать единственным способом, который у него был в этот момент.
– Ты совсем не такая, как твоя сестра.
Анджела отступила на шаг, как будто он ударил ее. А он продолжал произносить слова, которые навсегда могли разъединить их судьбы.
– Ты не такая благородная леди, как она, и никогда не будешь такой. Сабрина никогда бы не жила в публичном доме и никогда бы не изменила мне.
Анджела покачнулась, услышав эти слова, а чувство вины захлестнуло Рэнсома. Она не была виноватой в том, что он любил Сабрину. Он подыскивал слова, которые могли бы смягчить нанесенный удар, но она заговорила первой:
– Ты прав. – Плечи ее опустились. – Я совсем не такая, как Сабрина, и никогда не буду такой. Ты просто не должен был жениться на мне.
– Я считал, что сама Сабрина хотела бы, чтобы я заботился о тебе.
Это признание заставило ее поднять голову и гордо расправить плечи.
– Сабрина предпочла бы видеть меня в аду, чем замужем за тобой.
Убежденность, с которой она говорила, невероятно поразила Рэнсома.
– Нет, – возразил он. – У Сабрины было благородное сердце. Она бы хотела, чтобы я защитил тебя.
– Сабрину совершенно не интересовало мое благополучие.
– Неправда, вы ведь были сестрами.
– Нет, мы не были настоящими сестрами.
– Но доктор Степлтон был твоим отцом? – удивленно спросил он.
– Он удочерил меня. Мы с Сабриной не были родными по крови.
– Вы росли вместе. Все кругом считали вас сестрами.
– Она играла роль преданной сестры для того, чтобы окружающие не узнали правды.
– А зачем ей надо было, чтобы это оставалось тайной?
– Она боялась, что кто-нибудь узнает, что я не настоящая Степлтон.
– А какое это имело значение?
– Мой отец был наполовину индеец чероки.
Как он мог быть таким слепцом? Ее прямые темные волосы, смуглый цвет кожи, как будто сохранявшей загар в любое время года, выдающиеся скулы.
– Ты частично индианка. – Это был не вопрос, это было признание.
Но Анджела этого не услышала. Сабрина убедила ее, что ни один джентльмен-южанин не сможет ее принять.
– Все вокруг считали нас образцовыми сестрами, потому что у Сабрины страх перед отторжением обществом был сильнее, чем ее презрение к моему происхождению.
Нагнувшись, она подняла скалку и пошла к раковине. Рэнсом крепко схватил ее за руку и повернул к себе лицом.
– Почему ты говоришь все эти вещи про Сабрину?
Скалка опять вывалилась у нее из руки, она почти подпрыгнула, а он еще сильнее сжал ее руку. Ей казалось, что боль от его впившихся пальцев уменьшит боль у нее в сердце.
– Сейчас это уже не имеет значения. Сабрина давно умерла.
– И не может защитить себя от твоих необоснованных обвинений. – Он отпустил ее руку, вздрогнув так, как будто рука была покрыта струпьями от оспы. – Я не верю тебе. Сабрина была очень доброй и благородной женщиной.
В каком-то смысле он был прав.
Та Сабрина, образ которой она создала в своих письмах во время войны, действительно была доброй и великодушной. Анджела сомневалась в том, что ее признание в авторстве писем сможет что-нибудь изменить. Так как Рэнсом очарован памятью о той прекрасной женщине, образ которой она создала, Сабрина будет всегда стоять между ними.
Анджела опустила руки вдоль передника, собралась с силами и посмотрела Рэнсому в глаза.
– Я должна поблагодарить тебя за то, что ты познакомил меня с индейцами. Теперь, после того, как я встретилась с Малачи и с Хоколинши, я поняла, что у меня нет оснований стыдиться своей индейской крови. Они очень хорошие, благородные люди. И я горжусь тем, что у меня в жилах течет индейская кровь.
– Зная о моей дружбе с Малачи, ты могла понять, что я никогда не стыдился бы твоего происхождения.
– Возможно, но ты всю свою жизнь сравнивал бы меня со своей иллюзией.
Он сердито нахмурился.
– Сабрина не была иллюзией. Анджела понимающе улыбнулась:
– Нет, она была из плоти и крови. Не лучше и не хуже, чем любая другая женщина, но ты помнишь только ее идеальные черты, и с этим не может сравниться ни одна живая душа. И ты закрыл свое сердце для всего остального.
Сложив руки под своим уже округлым животом, она выпрямилась и стала как будто немного выше ростом.
– Я заслуживаю большего. И мой ребенок должен иметь отца, который не сомневается в своем отцовстве.
Она высказала все, что было у нее на сердце. Произнося эти правдивые слова, Анджела понимала, что теряла Рэнсома, но она вернула себе самоуважение.
А он стоял посреди кухни в публичном доме, и теперь у него на лице было смущение и невероятная растерянность. Ей хотелось подойти, обнять его и уверить, что все будет хорошо. Но она не могла этого сделать, потому что понимала, что хорошо не будет. Его преданность воспоминаниям всегда будет стоять между ними.
Она стояла молча, не желая первой прощаться с ним. Когда он повернулся, чтобы уйти, она услышала шелест бумаги и заметила у него в руках пакет. Рэнсом повернулся и протянул ей пакет:
– Я купил тебе платье, и еще здесь немного денег.
Анджела колебалась, не решаясь брать у него деньги. Как бы он поступил, если бы знал, что у нее есть деньги? Настаивал бы, чтобы она осталась с ним, так как ему нужны были деньги для ранчо? Она старалась не поддаться искушению, не поверить опять, что, возможно, через какое-то время он полюбит ее. Только что возникшее самоуважение было слишком хрупким, чтобы рискнуть. Она всю жизнь будет любить Рэнсома, но она не может жить с ним.
– Мне не удалось выручить много денег за быков. Люди в Бакстере очень злятся на нас, боятся техасской лихорадки. – Он всунул пакет ей в руки. – Но я продал нескольких животных, чтобы было чем расплатиться с Гаррисоном и Сойером. Они собираются перегнать оставшееся стадо в Айову, чтобы получить за них более высокую цену.
Несколько мгновений он смотрел на нее, как будто стараясь запечатлеть ее лицо в своей памяти. Она была в отчаянии. Ей хотелось прикоснуться к нему в последний раз. И для того, чтобы не позволить себе это сделать, она обеими руками прижала пакет к груди. Он выглядел таким же оцепенелым, как и она.
– Думаю, я теперь присоединюсь к ним или вернусь в Техас. – Он надел шапку. – И спасибо тебе за то, что помогла мне, когда я нуждался в твоей помощи.
Когда, выходя из кухни, он открыл дверь, три проститутки свалились на пол. Переступив через полуодетых девиц, он попытался протолкнуться мимо остальных.
– Если он тебе не нужен, давай я попробую.
– Заткнись, Пандора, – раздался властный голос Салли, – Немедленно все поднимайтесь наверх, вам абсолютно нечего здесь делать. Анджела позовет вас к обеду.
Молча Анджела наблюдала, как Салли выпроваживает девиц из кухни. Взгляд ее был направлен на дверь, и через мгновение она видела только потолок.
– Открой глаза, детка, и выпей капельку, – услышала она знакомый голос.
– А что произошло?
– Вы упали в обморок. – Шотландец положил ее голову себе на колени. – Сделайте глоток. Салли не часто угощает своим самым лучшим ликером.
Анджела вдохнула приятный аромат дорогого ликера, когда он поднес маленький стаканчик к ее губам.
– Парочка капель придаст бодрости.
Сделав несколько глотков, она почувствовала тепло в горле. Слезы текли у нее по лицу.
Шотландец держал ее за плечи и старался успокоить:
– Ничего, ничего, все обойдется.
– Простите меня. – Она постаралась унять слезы. – Так глупо с моей стороны расплакаться как маленькая.
Он не был Рэнсомом, но на какой-то момент она закрыла глаза и попыталась представить себе, что это он. Она прислушивалась к ритмичным ударам его сердца, и ей хотелось, чтобы голова ее лежала на другой груди.
– Я был бы счастлив последовать за этим нахалом и вырвать его сердце для вас, – громко и сердито произнес Шотландец.
– Проклятие, я совсем не хочу, чтобы вы убивали человека, которого я люблю.
– Так я и предполагал. А он любит девицу, которую зовут Сабрина?
Ее возмущение испарилось. Нижняя губа дрожала. Неуверенная в том, что и голос ее не будет дрожать, она только кивнула.
– Я ничего не понимаю. Почему же он не женится на этой самой Сабрине?
– Она моя сестра. – Анджела притянула к себе стакан, который он держал в руке, и сделала еще несколько глотков. Приободренная крепким напитком, она продолжала: – Мы не настоящие сестры, меня удочерили. А она умерла.
– Так что он не может жениться на ней?
– Нет. – Она сделала еще один глоток. – Но он может жить с памятью о ней.
– Вы такая красивая женщина. А ваш муж предпочитает память о вашей сестре?
Она забрала из его рук стакан и, указывая на бутылку, спросила:
– Можно еще?
– Еще немножко, и все. – Он прикрыл своей рукой ее руку, державшую стакан, и налил немного бренди.
Анджела приподняла стакан, коснулась им бутылки с бренди.
– За эту проклятую память. – Сделав несколько глотков, она постаралась объяснить ему то, что происходило. – Сабрины, которую любит мой муж, на самом деле не существует. Я ее создала.
– Как вы могли создать собственную сестру? – с невероятным удивлением спросил Шотландец.
– Я сказала неправильно. У меня была сводная сестра, ее звали Сабрина. Она была не очень хорошим человеком, но была очень красивой. – Анджела наклонила голову. – Все мужчины считали ее красавицей. – Прищурившись, она взглянула на внимательно слушавшего ее мужчину. – Они никогда не видели безжалостной Сабрины. Она не пожертвовала бы ничем ради дела конфедератов.
Поворачивая стакан, он наблюдал, как лучи света отражались в янтарной жидкости.
– У Большой Салли хороший вкус.
– Я все-таки никак не могу понять, как вы могли создать память о вашей сестре?
– Очень просто. Он встретил ее, они были помолвлены, и он отправился на войну. Он по-настоящему не знал ее, он понятия не имел, что Сабрина ненавидела писать письма. – Анджела махнула рукой в воздухе. – Ужасный почерк, она не хотела, чтобы он видел его. Поэтому я писала все письма.
– Он не знает, что письма писали вы?
Анджела сжала губы и приложила к ним палец.
– Боже мой, детка, что же вы наделали!
– Создала такую память, которую теперь не в состоянии победить моя любовь.
Глава 20
Веселый свист разбудил Рэнсома. Что-то грохотало рядом, грязь попадала ему в лицо. Он с трудом приподнял руку, пытаясь защитить голову, и прищурившись смотрел на того, кто помешал ему спать.
Пожилой энергичный мужчина сметал папиросные окурки, грязь и обрывки бумаг с деревянного тротуара, находившегося на одном уровне с Рэнсомом. Чем ближе к нему продвигалась метла, тем больше грязи попадало ему в лицо.
Он попробовал переместиться за бочонок для дождевой воды, но стукнулся о него головой.
– Черт возьми, – выругался Рэнсом.
– Доброе утро, – услышал он в ответ, – я и не заметил вас.
Доброжелательные слова обрадовали его. Рэнсом чувствовал себя таким же помятым, как окурки, которые пожилой человек сметал с улицы. Во рту сохранился вкус вчерашнего виски, и он надеялся, что ощущаемый им неприятный запах исходил не от него.
Он обхватил голову руками, пытаясь осмыслить то, что произошло с ним за последние двадцать четыре часа. Основательно напившись и проспав ночь в канаве, он так и не смог стереть из своей памяти то, что он сказал Анджеле.
Его мучили угрызения совести. Он позволил ревности управлять его поступками. Не будучи хорошо знаком с различными эмоциями, он только после трех кружек виски понял, как называлась его реакция на поведение Шотландца и Анджелы.
Как он сожалел обо всем случившемся! Он совсем не хотел, чтобы Анджела была похожа на Сабрину. Он хотел, чтобы она оставалась самой собой, потому что он любил ее. Ревность. Он мысленно произносил это слово, стараясь уяснить себе его смысл. Старомодное, труднообъяснимое слово, а теперь из-за него она будет презирать его всю свою жизнь.
Рэнсом попытался подняться, улица закружилась у него перед глазами, потом возвратилась на место.
– Мне трудно поверить, что шериф вас вчера не заметил. Обычно он отправляет в тюрьму тех, кому надо проспаться.
– Да, мне действительно повезло. – Рэнсом поднялся на ноги, предполагая, что ночью его могли ограбить. Похлопав себя по карманам, убедился, что деньги на месте. Ему надо было принять ванну, постричься, побриться, надеть чистое белье, немного поесть и выпить много кофе. После этого он сможет покинуть Джоплин.
Анджела была права, она заслуживала большего, чем опустошенный бывший солдат с его разрушающимся ранчо. Она заслужила, чтобы рядом с ней был человек, который не погружается в воспоминания, когда любовь впивается в него, как длинные рога его быков.
Он потерял Анджелу. И он потерял право положить свою руку ей на живот, ощутить мягкие изгибы ее тела и форму его ребенка.
Оглядевшись вокруг, он обнаружил за бочонком свою старую кавалерийскую шляпу. Он взял ее, отряхнул грязь и водрузил себе на голову.
Через два часа Рэнсом ощущал себя совсем другим человеком. Головная боль превратилась в слабые пульсации в висках. Три чашки крепкого кофе завершили завтрак, состоявший из яиц, сосисок и бисквитов. На нем было надето чистое белье, и, как только он найдет чистые носки и наденет начищенные до блеска ботинки, он будет готов к отъезду.
Когда, порывшись в сумке, он не смог обнаружить необходимые ему носки, он вытряхнул все содержимое сумки на кровать. Носки оказались внутри книжки в кожаном переплете дневника Анджелы, который был открыт на первой странице. Рэнсом вспомнил, как обрадовался Шогорн, когда нашел его в ту страшную ночь после бури.
– Посмотрите, майор, это дневник миссис Шампьон. Он даже не сильно поврежден, особенно если вспомнить, как эти разъяренные быки тут все уничтожали.
Рэнсом тогда засунул дневник в свою сумку и тут же забыл о нем. Теперь, когда он взял в руки открытый дневник, он представил себе темную голову Анджелы, склонившуюся над страницами при мерцающем свете костра. Он видел, как она ведет свои записи и вздрагивает каждый раз, когда искры от костра пролетают слишком близко от ее драгоценной книги.
Слабый аромат кожи и шуршание страниц напомнили ему о том, как много времени прошло с тех пор, как у него было время для чтения книг. Но читать дневник Анджелы он не собирался. Он закрыл книгу, но до этого успел узнать почерк. И невероятно удивился. Этим почерком были написаны все письма, которые он получал от Сабрины. Озадаченный, он смотрел на небольшую книгу в кожаном переплете с инициалами на обложке. Они сверкали в лучах солнца, проникавших сквозь окно отеля.
А.Э.С.
Анджела Энн Степлтон.
Он опять раскрыл дневник и внимательно посмотрел на первую страницу. Знакомые петли и завитки были характерны для почерка Анджелы Степлтон.
То, что он видел своими глазами, не совпадало с тем, что он знал. Почерк принадлежал Сабрине, так было неизгладимо впечатано в его памяти. Буквы, которые она писала, могли быть искажены в трудных условиях войны, но все равно он узнал почерк.
Но то, что находилось у него перед глазами, не могло быть написано Сабриной. Он просмотрел страницу за страницей, в них были описаны подробности похода из Техаса в Канзас. Он видел детальное описание различных ранений пастухов за последние несколько недель.
Сабрина не могла этого написать. Существовало только одно объяснение.
У него подкосились колени, и он вынужден был сесть на кровать. Значит, Анджела писала ему письма во время войны. Она писала их от имени Сабрины.
Повозка прогромыхала мимо его окна, кто-то веселым голосом проговорил: «Привет». А Рэнсом раскрытыми от удивления глазами смотрел на дневник Анджелы. Как могли в мире раздаваться нормальные звуки, когда весь мир перевернулся вверх тормашками? Зачем Анджела выдавала себя за сестру?
В памяти его всплыло застенчивое признание Сабрины:
– Отец говорит, что у меня ужасный почерк. И все домашние бумаги и счета приходится вести Анджеле. – На это признание он тогда ответил комплиментом и поцелуем и тут же забыл о нем.
Он еще немного порылся в своей памяти. Первые письма Сабрины были заполнены высокопарными глупостями и детскими жалобами на то, что он уехал. Позже в письмах появились серьезные мысли и тонкое остроумие, которые покорили его. Он помнит свое удовольствие от того, что его любимая Сабрина оказалась более интересным человеком, чем он предполагал.
Возможно, Сабрина диктовала первые письма, а потом потеряла интерес к переписке?
Странно, что такая предательская мысль возникла у него в голове, но слишком много реальных доказательств камня на камне не оставляли от его иллюзий. Анджела была права, он превратил Сабрину в идеальный образ, чтобы защитить свое сердце.
Но Анджела помогала ему жить с этой иллюзией. И он намерен был узнать, почему она так поступала.
Нарцисса опять открыла ему дверь дома.
– Кого я вижу? Это же муж миссис Шампьон.
– Скажите, пожалуйста, моей жене, что я пришел. – От злости челюсти его были сжаты так сильно, что слова были произнесены с большим трудом.
– Дайте мне подумать. Разве ваша жена все еще здесь?
Кофе и яйца сняли его головную боль, но он был совершенно не настроен вести легкую беседу с проституткой.
– Наверное, Большая Салли сможет мне помочь лучше.
Нарцисса рукой подняла свою грудь и потрясла ею. Разгневанный, Рэнсом оттолкнул ее и прошел в дом.
– Анджела, я хочу поговорить с тобой, – громким голосом произнес он.
– Прекратите этот крик, иначе вы разбудите Салли. А она злющая, как тигр, когда просыпается. – Нарцисса закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. – Может, вам лучше пройти наверх, и там я смогу показать вам, что вы упустили? – Она пальцем сдвинула ворот своего пеньюара, обнажив грудь.
– Я не буду повторять свой вопрос дважды. Где моя жена?
– Она просто беременная проститутка. Не хотите ли меня взамен? – Она внимательно смотрела на него.
Раздался какой-то хлопок. Рэнсом оказался лицом к лицу с Нарциссой, они почти прикасались друг к другу. Он с удовольствием увидел выражение страха на ее лице. Схватившись за ее одежду, он приподнял ее и прижал к дверной раме.
– Если бы вы были мужчиной и сказали такое о моей жене, я бы вызвал вас на дуэль. Я спрашиваю вас в последний раз: где моя жена?
Нарцисса облизнула губы, но выглядело это совсем не эротично, и, когда она ответила ему, ее голос был хриплым, без всякой привлекательности:
– Ее здесь нет.
Сердце его ушло в пятки. Такую возможность он не предвидел.
– Вам не следует так быстро отказываться от заманчивых предложений. – В ее голосе опять зазвучало кокетство. – Поскольку Анджела отправилась с этим мужчиной, вы остались в одиночестве.
– Проклятый Шотландец! – воскликнул Рэнсом.
– Боже мой, – раздался низкий голос Салли. – Кто бы это ни был, скажи, что мы не работаем. Как можно спать в таком шуме!..
Хозяйка дома спускалась по лестнице, одной рукой держась за перила, другой придерживая полы своего шелкового одеяния.
– Я ведь говорила вам, чтобы вы не будили ее.
– А, это опять вы. Что вам угодно? Если вы думаете, что я разрешу вам еще раз морочить голову Анджеле, то вы не на ту мадам напали.
Рэнсом отпустил Нарциссу, которая медленно опустилась на пол, и в одно мгновение очутился у подножия лестницы. Салли стояла на первой ступеньке, и поэтому они казались одного роста.
– Я пришел, чтобы извиниться перед своей женой. – Он указал пальцем на Нарциссу: – А она говорит, что Анджела убежала с Шотландцем.
– Я никогда этого не говорила, – возмущенно возразила девушка.
– Это невозможно, – заявила Салли, покраснев и осуждающе взглянув на Нарциссу.
Еще до того, как Рэнсом успел спросить, почему это невозможно, на верхней площадке лестницы появился сам Шотландец, простыня была завернута вокруг его талии.
Рэнсом повернулся, чтобы посмотреть на Нарциссу.
– Если она ушла не с ним... – От невероятного ужаса у него сжалось сердце.
– О'Брайон? – Вопрос Шотландца прозвучал, как удар колокола.
– Он не назвал своего имени, – проговорила Нарцисса. – Это не нужно было. У него было кое-что поважнее имени.
– Если ты немедленно не расскажешь нам, что случилось, клянусь, я вышвырну тебя из этого дома.
Нарцисса надула губы.
– У вас нет оснований злиться, Салли. Он показал мне бумагу. Это был ордер на арест. Он сказал, что она обвиняется в убийстве своей сестры в Теннесси.
– Боже, Нарцисса, – сказала Большая Салли. – Он мог показать тебе все, что угодно. Ты же не умеешь читать.
– Я немного читаю, – возразила девушка.
Боже правый, О'Брайон все-таки добрался до Анджелы. Разговоры окружающих доносились до Рэнсома, как щебетание птиц где-то вдалеке, сам же он пытался справиться с паникой, которая охватила его.
– Не настолько, чтобы прочесть ордер на арест. Боже, ты дала возможность убийце завладеть Анджелой.
– Откуда я могла знать? Он совсем не выглядел как убийца. Очень красивый офицер и разговаривал как благородный джентльмен. – Нарцисса печально и с возмущением посмотрела на стоящих в зале мужчин. – Ей всегда достаются самые красивые. И что в ней такого привлекательного?
– Она сказала мне, что обвинение с нее снято, – Шотландец, и его звонкий голос пробил завесу паники в голове у Рэнсома, разбив ее на поддающиеся анализу части.
– Да, обвинение было ложным. Его сфабриковал человек, который хотел отомстить ей за ее работу в разведке в пользу конфедератов. Моя жена хочет учиться в медицинской школе и стать доктором. Она ни в коем случае не убийца.
– Я сам армейский разведчик, мистер Шампьон. Я помогу вам найти их.
– Он самый лучший. – Салли улыбнулась, глядя на Шотландца.
– Нет, милочка, – возразил он, – Высокое Перышко не согласился бы с тобой, он считает, что именно он самый лучший.
– Не слушайте его, мистер Шампьон. Он обязательно найдет для вас Анджелу.
Рэнсому очень хотелось, чтобы он был в этом так же уверен, как Большая Салли.
Глава 21
– Ваш ордер абсолютно бесполезен. – Эти слова вырвались из пересохшего рта Анджелы, как только О'Брайон вынул кляп из ее рта.
Он поднес кружку с водой к ее губам. Поскольку руки ее были связаны за спиной, она вынуждена была ждать, пока он наклонит кружку так, чтобы она могла напиться. Справившись с жаждой, она пила медленно, как будто рот ее не был пересохшим, как арабская пустыня.
Зачем-то он привел ее обратно на ферму миссис Оутс. Слой пыли покрывал посуду, которую она поставила на стол в тот страшный вечер, а слабый запах сгоревшей говядины говорил о том, что плита догорала достаточно долго. Покинутый людьми дом создавал ощущение полной изоляции.
И это чувство изолированности от всего мира смешивалось с невероятным отчаянием, которое овладело ею, когда Рэнсом ушел из ее жизни.
Она была совсем одна. Рэнсом отправился в Айову, его любовь к Сабрине была непоколебима. Когда она отказалась от помощи Шотландца, он попрощался с ней.
– Полковник прислал телеграмму. Я должен отправиться в Форт-Левенуэрт с рассветом.
– Мне будет недоставать вас.
Рэнсом предоставил ей полную свободу. Ничто не стояло теперь между ней и медицинской школой, кроме боли в сердце и ребенка.
– Почему вы не хотите отправиться со мной, детка? Я бы мог одолжить вам деньги на дорогу обратно в Теннесси.
Его предложение растрогало ее невероятно.
– Большое спасибо, но Рэнсом оставил мне немного денег. Я смогу уехать... скоро. – Она собиралась оставить Рэнсома с первого дня своего замужества, а теперь не могла собраться с силами, чтобы это сделать.
– А, детка, – проговорил Шотландец, сжимая ее плечи на прощание, – пара дней под жарким солнцем Канзаса может помочь вашему мужу понять истину.
Именно на это она надеялась? Или ожидала чуда?
Теперь, когда Шотландец был на пути в Форт-Левенуэрт, только Нарцисса знала о том, что О'Брайон увез ее. И он хорошо заплатил проститутке за ее молчание.
Анджела облизнула влажные губы.
– Сейлер мертв, обвинение в убийстве аннулировано, – опять сказала она.
– Как будто я мог не знать об этом.
Ужас охватил ее. Он знал, что Сейлер погиб, и все-таки использовал фальшивый ордер на арест, чтобы увезти ее из дома Салли.
– Я не понимаю. Зачем нужно было похищать меня и привозить сюда?
– Похищать? – переспросил О'Брайон, допил воду из кружки и вытер губы рукавом. – Вы считаете, что я вас похитил?
– А как еще можно назвать это, когда человека, помимо его воли, куда-то везут? – Она попробовала пошевелить связанными руками: – Связывают его, держат, как пленника? Конечно, это обыкновенное похищение.
О'Брайон ударил себя в грудь:
– Это сердце полно заботы о вас. Ваше благополучие было всегда моей главной целью.
– Мое благополучие? Вы думали, что, арестовав меня за убийство моей сестры, вы сделали мне добро?
Он помрачнел.
– Я считал, что это хороший способ остановить Сейлера, не позволить ему убить вас.
– Совершенно не могу понять, что вы говорите.
– Мой план был совсем прост. Вдвоем в тюрьме мы были бы в безопасности от Сейлера.
– Как будто таким образом можно было остановить такого человека, как Сейлер.
Он придвинулся еще ближе к ней. Она ощущала его горячее дыхание со слабым запахом табака.
– Я вынужден был соображать быстро. Это была гонка со временем.