Табризия медленно поднимала руки, расчесывая волосы. Сквозь шелковую рубашку просвечивала прелестная фигура, волосы загорались, и казалось, водопад жидкого огня струится до самой талии. Парис уже не мог дышать, когда Табризия отложила щетку и подошла к кровати. Длинные ресницы касались щек, она отвернула одеяло и легко скользнула в постель. Приподнявшись на локте, Парис смотрел на жену. Нежные завитки выбивались из копны волос возле щек. Ему хотелось прижать ее к себе, почувствовать ее трепет. Она тоже испуганно взглянула на мужа, словно умоляя не причинять ей боли. Это рассердило Париса.

— Боже мой! Ты смотришь на меня, как раненая лань! Я же не грубиян какой-то, который бьет тебя. Что же ты шарахаешься? — Она не ответила, и он добавил: — Ну что ж, ты избавишься от меня на два дня. Завтра я еду в Карделл

Табризия почувствовала раскаяние. Ехать к отцу Энн с печальной новостью — тяжелая обязанность, и ему предстояло ее выполнить. Молодая женщина мучилась от сознания своей вины: она ведь думала, что Парис имеет отношение к смерти первой жены и дала понять, что подозревает его в этом Но тогда она была так потрясена, что плохо соображала.

Парис лежал близко, почти рядом, его тело горело Аромат сандала щекотал ноздри. Это был его запах — его Кровати, его комнаты. В груди Табризия ощутила уже знакомую боль, которая опускалась все ниже. Печальный стон сорвался с ее губ, когда она поняла: одно лишь присутствие Париса способно доводить ее тело до предательского возбуждения Если бы он нежно обнял ее и сказал, что любит, она бы с желанием и страстью кинулась к нему Она хотела его всем сердцем и не могла этого отрицать, но все еще боялась его.

Без Париса Табризия чувствовала себя полностью свободной. Наконец-то она дома! Какая радость! За завтраком все болтали и смеялись, набив рот, а потом часа два сидели и слушали ее рассказы о придворной жизни, о короле и Королеве, о сплетнях и скандалах, о слухах, модах и экстравагантных выходках. Потом девушки перебрались к ней в комнату и принялись рассматривать наряды, модные платья с глубоким вырезом, меха. Они сообщили ей последнюю новость: Венеция ждет ребенка, отчего Леннокс вознесся выше облаков.

Еще не наступил вечер, как два члена семейства Кокбернов попросили ее повлиять на Париса. Первой была Дамаскус. Она дождалась, когда все уйдут и они останутся с Табризией вдвоем. На лице девушки появилось такое безутешное выражение, что Табризия еле удержалась от смеха.

— О, Тэбби, это так нечестно! Парис разрешил Венеции выйти замуж, а когда Роберт попросил моей руки, он нарычал на него и запретил. Все девочки уже невесты, все, кроме меня, — она надула губы. — Следующая, сама знаешь, будет Шеннон. Она примет предложение лорда Логана и раньше меня пойдет к алтарю. Это ты виновата, Тэб, правда. И ты единственная, кто может все поправить

— Я виновата? — растерялась Табризия

— Когда ты сбежала, Парис был просто вне себя. К нему никто не мог даже близко подойти. А сейчас из-за того, что ты с ним, он в хорошем расположении духа. Все, что надо, — это выбрать момент, когда он будет особенно нежен, и попросить его разрешить мне выйти замуж.

— И все? — изумилась Табризия.

Дамаскус счастливо улыбнулась.

— Ты должна научить его плясать под твою дудку! Он приедет и не сможет тебе ни в чем отказать.

Александр поднялся наверх и подкинул Табризию в воздух.

— Как здорово, что ты вернулась! Теперь с Парисом снова можно ладить. О Тэб, пока его не было, как я замечательно провел время в Эдинбурге! Я облазил весь университет и понял — это то, чего я хочу, Тэб Я хочу там учиться. У меня единственная проблема — Парис. И, конечно, только ты можешь его убедить отпустить меня.

— Александр, ты выбрал самое неподходящее время. Я знаю, для тебя это очень важно, но давай поговорим в другой раз.

Он казался обиженным.

— Но Парис из-за тебя потерял голову! Он тебе ни в чем не откажет.

— Сегодня я второй раз слышу одно и то же. Иногда мне кажется, что мы имеем в виду разных людей. Скажи, Алекс, ты действительно говоришь о своем брате Парисе?

— Тэбби, он слишком влюблен. Он без ума от тебя. Он пожирает тебя глазами.

Вечером Табризия допоздна засиделась с Александрией Она едва не призналась подруге, как происходило их венчание и что за отношения у них сложились, но передумала и промолчала. Вспомнив, сколько раз попадала из-за Александрии в неприятные ситуации, Табризия, хоть и очень любила девочку, решила ничего ей не рассказывать. И не только потому, что Парис ей запретил, воспротивилась собственная гордость никто не должен знать, что муж не любит ее.

В ту ночь она задернула занавеси вокруг их супружеской кровати и легла в постель, наслаждаясь одиночеством. А почему бы и нет? В конце концов, она — леди Кокберн. Ее положение обещает хорошую жизнь и дает на нее право. Нет, не станет она прозябать в его тени, съежившись под насмешливым взглядом! Парис ведь верно сказал — он и пальцем ее ни разу не тронул. А если резок на язык, так черт с ним, она ответит ему тем же!

Табризия перестала думать о Парисе и переключилась «а Шеннон. Завтра она отправит приглашение Черному Дугласу и посмотрит, как станут развиваться события Никогда ей не приходилось видеть мужчину и женщину, настолько созданных друг для друга, как эти двое — Шеннон и Джеймс.

Въехав на холм, с которого был виден замок, Парис оглядел бойницы и двор, пытаясь высмотреть одну-единственную фигурку. Но если он ждал, что жена выбежит навстречу, то был жестоко разочарован.

Парис поставил лошадь в конюшню и увидел Троя, только что вернувшегося с охоты. Вместе они пошли наверх. Табризия была окружена сестрами. Все громко смеялись над тем, как она изображала датский акцент королевы. Парис подошел обнять ее, и она умолкла на полуслове. Он с обожанием чмокнул ее в макушку, а она густо покраснела. Парис засмеялся.

— Кстати, вы знаете, она была единственной дамой при дворе, которая краснела!

— Ну, то, что ты делаешь и говоришь, может вогнать в краску и моряка, — хмыкнула Шеннон.

Табризия собралась с духом.

— Добро пожаловать домой, милорд! Я рада, что ты не задержался. Я послала письмо твоему другу Джеймсу Дугласу с приглашением в Кокбернспэт.

Парис прищурился и посмотрел на жену.

— Благодарю тебя, моя радость, если ты старалась ради меня.

— О нет, вовсе нет. Я думаю, нам стоит почаще развлекаться. Девушки не видели его несколько лет, и мне весело в его компании.

— Тебе? — спросил он. — Насколько я помню, ты всего раз видела моего друга Черного Дугласа и назвала его тогда не самым лестным именем.

— О нет, ты ошибаешься. Он был одним из претендентов на мою руку перед поездкой в Англию, ко двору, — пояснила Табризия.

Парис подхватил ее на руки и улыбнулся сестрам.

— Надеюсь, вы нас извините? Может быть, мы присоединимся к вам позже, за ужином.

Табризия так испугалась, когда муж схватил ее, что бросила на него вопрошающий взгляд, пытаясь выяснить, в каком он настроении. В большой спальне он резко поставил ее на ноги и строго спросил:

— Скажи правду и без всяких женских лживых ужимок: Джеймс действительно делал тебе предложение?

— Да, — призналась Табризия, опасаясь, что он потеряет контроль над собой.

Пораженный, Парис уставился на нее.

— И почему ты ему отказала? Он дважды граф и в шестнадцати поколениях барон! Он лучшая партия во всей Шотландии.

Ну что ей было делать? Не сообщать же ему, что отказала Джеймсу лишь из-за безумной любви к его лучшему другу! И Табризия уклонилась от ответа. Она сказала: — Я знаю, как хорош этот улов, именно поэтому предназначаю его Шеннон. Она готова кинуться на Логана, но заслуживает лучшего. Парис нахмурился.

— А ты уже говорила с Шеннон?

— Нет. Когда это Кокберны слушались чьих-то советов? Все, что надо, — свести их. Они прекрасно подходят друг другу.

Парис посмотрел на нее

— Ну прямо как мы — понизив голос, проговорил он.

Она торопливо отпрянула от него.

— Я не хочу, чтоб ты так обращался со мной на глазах у семьи. Не хватай меня перед всеми! Я смущаюсь.

Парис пошел за ней и грубо схватил за руки.

— Я буду трогать тебя, где и когда захочу. Ты — моя жена, Табризия. Пора привыкнуть.

Жар его руки воспламенил Табризию. Она думала, что Парис собирается поцеловать ее, и смотрела на его рот, представляя, как он принимается к ней. Дрожь охватила ее тело. Она целиком в его власти! Снова и снова она убеждалась в этом. Однако после того, единственного раза на корабле близости между ними нет. Страстное напряжение стало невыносимым. Кожа и грудь Табризии были сейчас так чувствительны, что она слышала, как шуршит шелк нижнего белья, поднятый вздыбившимися от вожделения сосками. Когда Парис подошел ближе она жарко покраснела. Ей хотелось спровоцировать его — пусть даст волю рукам…

Не зная ее истинных чувств, сам Парис чувствовал себя еще хуже. Он пребывал в постоянном полувозбуждении, которое заставляло его ругаться про себя тысячу раз за день. Даже когда они внезапно встречались глазами, кровь неистово бурлила в нем, и переполнявшая его страсть рвалась наружу. Он уже подумывал — не взять ли Табризию против ее воли, чтобы унять чувственный голод.

Прискакал гонец и сообщил, что Кокберны могут ожидать Джеймса Дугласа через два дня. Табризия придумала замечательный обед. В честь Дугласа она велела приготовить традиционную голову кабана вместе с дюжиной разной дичи, в том числе парой диких фазанов. В кладовой ждали своего часа самые разнообразные напитки, которые только можно вообразить. На столе будет все — от дымящегося пунша до бренди со взбитыми яйцами и сахаром. Венцом пиршества станет пудинг с жирным двойным кремом. Табризия сообщила девушкам, что Джеймс Дуглас приедет на несколько дней, все с нетерпением ждали его. Шеннон вспомнила, что когда она была маленькой девочкой, Джеймс подбрасывал ее в воздух со словами: «Вот она, моя малышка!» Перед самыми сумерками в сопровождении дюжины людей прибыл Черный Дуглас. Парис ждал его за столом, а Трой повел людей Джеймса в бараки на постой, горя от нетерпения сыграть с ними в кости.

— Пошли в оружейную, я расскажу тебе о планах короля насчет Шотландии, — приветствуя его, предложил Парис.

Джеймс улыбнулся.

— Прежде чем перейдем к делу, дай-ка мне поднять тост за новобрачного. Ты не тратил времени зря, старина!

— Ну, ты и сам развлекался, как я слышал, — засмеялся Парис.

— И ты можешь за это осудить старого друга? У меня же не было никаких шансов! Я знал, что она сгорает по тебе.

— И поэтому сбежала в Лондон?

Джеймс посмотрел на Париса и со значением изрек:

— Женщина убегает так, чтобы мужчина мог ее догнать.

— Видимо, во мне есть что-то, перед чем нельзя устоять, — хмыкнул Парис.

Джеймс весело ухмыльнулся.

— Это твоя борода, — констатировал он и взялся за свой темный подбородок.

Парис рассказал о встрече с королем, о разговоре насчет размещения солдат, подтвердил, что это факт, а не слухи Не утаил он и того, как ему было велено подписать договор о мире и как его выгнали за стычку с Джоном Гордоном.

— Сколько времени, думаешь, осталось до подписания бумаги? — спросил Джеймс.

Парис пожал плечами.

— В конце концов это неизбежно. Но не думаю, что давление начнется до возвращения Гордона из королевского дворца.

Друзья посмотрели друг на друга, и Джеймс по-волчьи оскалился.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? Ударим по ним как следует, прежде чем подпишем?

— Два ума, а мысль одна, — согласился Дуглас.

Парис вынул карту.

— Если я ударю по Гордонам, то не по деревушкам на границах их земель. Прямо по Хантли-Касл!

— Насколько я понимаю, стоит поторопиться. Выпадет снег, и горы станут неприступны.

Парис показал на карту.

— Я поплыву в Абердин на «Морской колдунье». От туда самый короткий путь верхом до сердца Хантли, — с удовольствием сообщил он.

— Я тоже еду, — кивнул Дуглас решительно, и Парис не спорил.

— Я надеюсь очень скоро увидеть Магнуса и попрошу его дать нам «Амброзию». Возьмем по сто всадников каждый, а двести человек здорово напугают проклятых Гордонов.

— Сила наша в неожиданности. Мы должны их или побороть, или перехитрить.

Парис с презрением процедил сквозь зубы.

— Ну, что касается наличия у Гордонов мозгов, их не хватит даже на то, чтобы перевернуть ботинки, если на каблуках написано, как их надевают.

Обед был готов, но ни Париса, ни его почетного гостя в столовой не наблюдалось. Табризия надела любимое бледно-лиловое бархатное платье, а Шеннон — фиолетовое с пышными рукавами. Дамаскус снова выиграла спор и нарядилась в зеленое Теперь она стояла, необыкновенно красивая, и раздраженно топала

— Похоже, мужчины даже понятия не имеют, что не вежливо заставлять дам ждать. Надо сказать им об этом!

— Опасное занятие, как я недавно поняла, — говорить мужчинам, что им делать, — рассмеялась Табризия.

— Неотесанные деревенщины! Пойду и выдам им! — заявила Шеннон, вставая из-за стола.

Она направилась к баракам и вошла внутрь. В обеденном зале сидели дюжина незнакомцев, у каждого на камзоле было вышито красное сердце Дугласов. Мужчины уставились на рыжеволосую красавицу, открыв рты, но она вихрем пронеслась мимо них и без всяких церемоний рванула дверь оружейной комнаты. Увидев темноволосого гиганта, склонившегося над картами, Шеннон замерла на пороге как вкопанная. Он выпрямился, и их взгляды встретились. Шеннон подняла голову, точно олениха, учуявшая в воздухе опасность, но не двигалась, очарованная и загипнотизированная. Черный Дуглас был готов ко всему, но не к такой волшебной красоте, открывшейся его взору. Он словно пил ее взглядом и никак не мог утолить свою жажду. В черном бархате с сердцем Дугласов, усыпанным настоящими бриллиантами, он был неотразим и притягивал Шеннон, как магнит. Ее влекло к нему против воли. В темной густой бороде Дугласа сверкнули зубы в белоснежной улыбке.

— Шеннон?

— Лорд Дуглас? — запинаясь, выдохнула она и протянула руку.

— Джеймс, — уверенно сказал он, не отрываясь от нее.

Он взял ее руки в свои, и сердце ее сладостно затрепетало. Не выпуская ее рук из своих, он повернулся к Парису.

— Я официально прошу руки твоей сестры. Приготовь контракты. Любые условия.

Парис внимательно посмотрел на сестру.

— Шеннон? — начал он серьезным тоном.

Она не могла довериться голосу и просто кивнула. Потом покраснела, не в силах скрыть волнения. Парис рассмеялся:

— Джеймс, ну так сразу! Да-а, друг. И когда же ты хочешь устроить обручение?

— Сегодня же, — ответил тот, не раздумывая ни секунды.

— Ты пришла позвать нас к столу? — спросил Парис сестру, довольный поворотом событий.

Она присела перед будущим мужем:

— Мы ждем вас, милорд.

Когда Шеннон вошла в столовую, она была весьма взволнована: глаза расширились, губы побледнели. Она объявила:

— Я помолвлена. Я выхожу замуж за лорда Дугласа.

— Черного Дугласа? — вздрогнула Дамаскус.

— Шеннон! Ты не сможешь крутить им, как Логги. Он лорд и хозяин своих замков, — предупредила Александрия.

— Я понимаю, — слабым голосом произнесла Шеннон.

— А что Джонни Рэйвэн? Дуглас не потерпит любовника, — добавила Табризия.

— И слава Богу! — страстно воскликнула Шеннон.

Вскоре в столовую вошли мужчины, один рыжий, другой — темноволосый. Табризия встала, приветствуя гостя. Он низко склонился и поцеловал ее в губы, желая тем самым подразнить Париса, а она понимающе засмеялась одними глазами.

— Если вам нравятся рыжие, вы попали в нужное место.

Джеймс Дуглас протянул руку к Шеннон, как бы подзывая ее. В мгновение ока она оказалась рядом, испытывая сладострастное удовольствие от подчинения. Парис потянулся, обнял жену за тонкую талию и весело посмотрел на нее. Он был очень доволен ею. Табризия вздохнула с облегчением: ее план увенчался успехом — так просто и скоро!

После ужина Парис заявил:

— Я думаю, Джеймсу и Шеннон будет приятно побыть наедине.

Потом повернулся к Табризии и громко, чтобы все слышали, добавил:

— Ты готова к тому, чтобы я отнес тебя в постель, любовь моя?

«Ну почему он кидается интимными словами перед всеми?» — зло думала Табризия. Внезапно ее осенило: надо побить Париса его же собственным оружием. Она будет соблазнительной и любящей на публике, ответит в его манере. Как он себя поведет? Табризия приглашающе протянула к нему руки и с хрипотцой в голосе сказала:

— Ты снова собираешься просить моей благосклонности сегодня вечером, дорогой?

На этот раз, когда он ее подхватил, его руки не были нежными. А острый взгляд пронзил ее предупреждающе. Войдя в спальню, Парис швырнул жену на кровать, и она удовлетворенно заметила: его скулы напряглись от попытки подавить гнев.

— Я, кажется, предупреждал тебя — не потерплю, что бы меня выставляли на смех! Что значит «просить твоей благосклонности», мадам? Ты с ума сошла?

Табризия пожала плечами.

— Тебе доставляет удовольствие смеяться надо мной перед другими. Но эта игра только для двоих! Как ты поступишь, если я докажу, что у меня лучше получается?

Парис отвернулся и, взяв книгу, улегся в постель, давая ей понять, что она ему до смерти надоела. Табризия улыбнулась про себя и пошла к большому комоду красного дерева, в котором лежали ночные рубашки. Она не спеша выбрала одну из них — прозрачную, персикового цвета, — встряхнула ее. Краем глаза заметила: он оторвался от книги и наблюдает за ней. Она села за туалетный столик и стала намеренно медленно разуваться. Потом подняла юбку, сняла один чулок. Когда перешла ко второму, увидела, как Парис облизал пересохшие губы.

Табризия повернулась к Парису спиной и спустила платье до талии, потом подняла руки, чтобы надеть ночную рубашку Она понимала сбоку он видит ее грудь. Поднявшись со стула, она перешагнула платье и панталоны, упавшие на пол. Рубашка скользнула вниз по телу. Книга была забыта окончательно, и муж откровенно уставился на нее. Со сводящей с ума медлительностью она вынимала заколки из волос одну за другой, рока локоны всей тяжестью и густотой не прикрыли спину до талии. С отсутствующим видом Табризия стала расчесывать их, уставившись мечтательным взглядом куда-то вдаль

Он выругался про себя, а вслух раздраженно спросил:

— Ты собираешься ложиться или всю ночь будешь сидеть?

— Ложиться? Нет, я хочу немного почитать, — равнодушно ответила она

Взяв книгу, Табризия подошла с нею к окну и уложила бapxaтные подушки, как бы готовясь к приятному долгому чтению. Хмыкнув, он вскочил и рванулся по ступенькам в ее старую комнату.

— Ну и иди в свою проклятую комнату, если тебе со мной так скучно! — обиженно выкрикнула она, и тут раздался тихий, настойчивый стук в дверь спальни.

Парис пошел выяснять, кто это. На пороге стояли Джеймс и Шеннон. Он обнимал ее за плечи.

— Можно войти? — спросил Джеймс извиняющимся тоном.

Парис помог Табризии надеть теплый бархатный халат и широко распахнул дверь.

Шеннон вся пылала, что обычно ей было совершенно несвойственно.

— Когда мы доберемся до Дуглас-Касл, — начал Джеймс, — мы устроим официальное венчание в церкви Сент-Брайд. Это большая, солидная церковь, прелат из Глазго совершит обряд. Но что я должен делать до этого?

Он положил руки на плечи Шеннон и прижал девушку к себе. Глаза его неотрывно смотрели на ее губы, а она почти не дышала. Всем своим видом Джеймс взывал к паре, только что поженившейся и способной все понять.

— Я не могу ее оставить в эту ночь! Нельзя ли нам вытащить вашего священника из постели и попросить его произнести все, что полагается?

Шеннон качнулась в его руках Его желание было ее желанием. Они оба просто ослабели от страсти. Сперва Парис готов был отколотить своего друга, но потом до него дошел комизм ситуации. Он покачал головой и расхохотался. Потянувшись за одеждой, Парис сказал:

— Что ж, давайте позовем его. Знать бы только, где он. Наверняка в бараках и пьяный в стельку, как все.

Едва они остались одни, Шеннон прошептала Табризии

— Одолжи мне твой жемчужный ножик для заточки карандашей.

Табризия тут же поняла — зачем. Шеннон с облегчением вздохнула, спрятав ножик в рукав.

— Давай не станем будить остальных. Они приедут к Дугласу и увидят меня, по всем правилам обрученной в церкви.

Вскоре вернулись мужчины, ведя с собой священника. Рядом с ними он казался карликом.

— Незачем выходить на холод и идти в часовню. Вы будете считаться обвенчанными, независимо от того, где обменяетесь клятвами.

Они соединились перед Богом там, где стояли. Священник удалился с открытым ртом: он еще не договорил последних слов, как Джеймс подхватил невесту и понесся с ней наверх, в ее спальню.

Парис и Табризия вернулись к себе. Их мысли были заняты другой парой. Они думали об их откровенном желании, которое видно всем окружающим невооруженным глазом. Они молчали, хотя каждому хотелось услышать от другого слова любви. Но оба понимали: на это надеяться нечего.

Утром появились паруса «Амброзии», и хотя Табризия боялась гнева отца, она радовалась, что через час Магнус будет здесь. Парис запретил ей рассказывать, что происходит в их семье, и она не возражала, но собиралась, оставшись наедине с Магнусом, поведать ему о дурном поведении мужа.

Когда она вошла в столовую, Парис и Джеймс только что позавтракали и поднялись уходить. Табризия победоносно посмотрела на Париса и объявила:

— Будь осторожен, милорд. Прибыл мой отец.

Парис и Джеймс обменялись взглядами.

— Как раз вовремя. Попросим у него «Амброзию» и проверим на нем наши планы.

Табризия смутилась. Парис совершенно равнодушно отнесся к известию о появлении Магнуса, он ничуть не опасался возмездия со стороны ее отца. Ну что ж, когда она расскажет о своей беде, эта противная насмешливая улыбка слетит с его лица! Она наблюдала с вершины скалы за приближавшейся к берегу маленькой лодкой, в которой сидели и ее отец, и бесценная миссис Холл. Табризия увидела, что Джеймс и Парис уже на берегу и вытаскивают лодку на песок, помогая прибывшим выбраться на сушу.

Миссис Холл медленно поднялась в замок, а мужчины занялись серьезной беседой. Похоже, никто не кричал, не сердился, все разговаривали тихо, мирно, горячо и согласно кивая друг другу. Табризия спустилась встретить миссис Холл.

— О девочка! — задыхаясь воскликнула служанка. — Как хорошо, что ты не убежала с графом Оркни! А теперь ты уже леди Кокберн. Я так рада, я так счастлива, что готова плакать.

— Да, как раз то, чего и мне бы хотелось, — усмехнулась Табризия. — Вы, должно быть, устали в дороге. Я вас уложу и пришлю еду прямо в комнату.

— Устала? Нет-нет! Никогда в жизни я не чувствовала себя такой бодрой. Морской воздух придает силы. Ты оставила половину вещей в Лондоне, но я все привезла. Как

— только эти деревенские великаны принесут сундуки, я быстренько выложу.

Табризия помогла пожилой женщине раздеться, обняла ее, маленькую, полную, и прошептала:

— Я ужасно соскучилась! Я так рада, что вы снова со мной!

Девицы были в восторге от новости Шеннон и сразу заспорили насчет цвета платьев, которые они наденут на ее свадьбу. Табризия улыбнулась миссис Холл.

— Я только леди. А Шеннон теперь графиня.

Она нетерпеливо ждала отца, репетируя слова, которые скажет ему. Наконец он вошел в замок вместе с Парисом. Табризия подбежала к Магнусу и взяла его за руку. Она смело посмотрела Парису прямо в глаза. Он пытался остановить ее, что-то сказать, но она ринулась к солярию, таща за собой Магнуса, и твердым голосом объявила:

— Мы хотим побыть наедине. Никому не позволяй мешать нам.

Она усадила отца в удобное кресло у камина, а сама Встала перед ним с виноватым видом.

— Ты не должен сердиться на меня, отец. Я абсолютно ничего не могла сделать!

Он хихикнул.

— Ну, ты недооцениваешь своего очарования, девочка. А в общем-то я не сержусь ни на тебя, ни на кого другого.

— Но как же так, ты должен сердиться! Ты же запретил ему видеться со мной! Он заставил меня выйти за него замуж! Он заставил меня обвенчаться с ним.

— Единственное возражение, которое у меня когда-то И было против Париса, — это то, что он официально женат. Ну а раз барьер исчез, то и мои возражения тоже!

— Но он заставил меня против воли, отец! — печально сказала Табризия.

— Парис влюблен. — Магнус улыбнулся.

— Если ты так думаешь, ты глубоко заблуждаешься, — продолжала спорить она.

— Слушай-ка, детка, плесни мне бренди, а то у меня в горле все пересохло. А теперь послушай. Парис всегда хотел тебя. И когда я отказал ему, я думал, дело дойдет до шпаг или ножей. В конце концов я ему заявил: если он действительно тебя любит, он не захочет сделать тебя любовницей и отпустит, чтобы ты могла вступить в достойный брак.

— И это оправдывает его в твоих глазах? Ты же видишь, он меня не отпустил.

Магнус продолжал терпеливо объяснять дочери, как ребенку:

— Он не отпустил тебя потому, что стал свободен и мог жениться на тебе. Это, согласись, большая разница.

На миг Табризия потеряла дар речи.

— Но он заставил меня против моей воли! И не только в часовне. — Она покраснела. — И потом, на корабле.

В ответ потрясенный Магнус гневно посмотрел на дочь и сказал такое, что она не могла поверить собственным ушам. Он спросил:

— Ты хочешь сказать, что не уступила ему?

— Уступила?! Да никогда в жизни я не уступлю ему по своему желанию! А брачный контракт? Мои деньги теперь принадлежат ему!

Магнус нахмурился.

— Парис не хочет твоих денег, детка. Он заплатил графу Оркни огромную сумму, чтобы заявить свои права на тебя.

Табризия побледнела.

— Понятно, — тихо сказала она. — Теперь ясно, что этот мир принадлежит мужчинам. Вы все заодно!

— Надеюсь, что так, — добродушно рассмеялся Магнус. — Ну а теперь, если ты закончила, меня ждут мужские дела.

Она долго сидела одна, не в силах сдвинуться с места, и размышляла, сколько женщин столетиями разделяли ее несчастную судьбу. Но потом встряхнулась. А не придумывает ли она трагедию там, где ее нет? Не преувеличивает ли свои страдания? У нее есть все в этом мире, кроме счастливого брака. Но много ли счастливых браков вообще, цинично спросила она себя и поднялась в спальню, где миссис Холл распаковывала вещи.

— Давайте я закончу. У меня столько одежды, что часть ее надо сложить в комнате наверху. Надеюсь, вы привезли шкатулку из дома, который мы снимали в Лондоне? Там копии важных закладных и других бумаг, они перешли мне от мистера Абрахамса.

— Да, шкатулка на самом дне коричневого сундука.

— Слава Богу, вот она! Бумаги — только копии, но я не хочу, чтобы они попали в чужие руки. И впредь мне не стоит быть такой беззаботной. — Она заперла шкатулку и положила ее в верхний ящик комода под белье. — Миссис Холл, я думаю, мне надо надеть что-нибудь особенное. Сегодня у нас за столом два графа, и я хочу быть очень нарядной. Шеннон скоро уезжает, Джеймсу не терпится забрать ее в Дуглас.

Когда Табризия спустилась к ужину, она привлекла к себе взгляды всех собравшихся. На ней было платье, в котором она была в последний раз при дворе, — черное, вышитое золотом. Высокую прическу скрепляла заколка в виде бабочки. Вырез платья оказался достаточно глубок и, когда она слишком быстро двигалась, присутствующие могли заметить в нем что-то розовое. Она оживленно улыбалась и болтала, заражая всех своим весельем.

Дамаскус без устали расспрашивала о дворе, и Табризия развлекала ее разными историями о событиях, окутанных тайной, об известных особах, о балах, флирте, живых картинах, которых она насмотрелась при дворе королевы и короля. Магнус сиял от счастья: его дочь так легко стала центром внимания! Наблюдая же за Парисом, он очень скоро убедился: не сыскать на свете мужа, который больше бы гордился женой.

— А каковы англичане вообще? — полюбопытствовала Дамаскус.

Табризия помолчала минутку.

— Я думаю, они бы тебе понравились, Дамаскус. Большинство из них безупречно одеваются, у них прекрасные манеры. Полная противоположность нашим лордам-грубиянам. — Она бросила взгляд на мужа. — Однако несмотря на всю изысканность, их остроумие довольно едко, даже жестоко и часто направлено против нас, бедных шотландцев.

— Ой, ну приведи пример, Тэбби! — взмолилась Александрия, всегда стремившаяся блистать остроумием.

— Ну хорошо. Что такое шотландский аристократ? — спросила она, и все притихли. И сама же ответила: — Это тот, кто может проследить родословную до своего отца.

Все по достоинству оценили шутку и весело расхохотались. Подняли тосты за Джеймса и Шеннон. А когда Табризия поинтересовалась днем отъезда в Дуглас, Джеймс сказал:

— В общем-то я уезжаю утром, но через пару дней вернусь со своими людьми. У нас с твоим мужем есть дело, и его надо провернуть прежде, чем я увезу Шеннон домой.

Табризия посмотрела на мужа. Значит, они снова собираются в свой проклятый рейд? Ну что за люди, почему у них такая жажда борьбы? Неуемная страсть! Табризия знала, если она осмелится протестовать, никто не поймет ее, а отец и муж будут потрясены вмешательством в мужские дела. Она оставила мужчин с их бренди и рано ушла в спальню. Там, открыв свою шкатулку для украшений, увидела вдруг стеклянную игрушку — подарок Патрика Стюарта. Со снегопадом и детьми на санках. Кровь гневно бросилась В голову — он взял у Париса деньги за нее! Табризия рассеянно перевернула шар и стала смотреть, как падает снег. Она не слышала шагов Париса, пока он не встал у нее за спиной. Повернувшись с виноватым видом, она попыталась спрятать игрушку.

На Париса накатил приступ ревности. Страстно желая сломать, разбить подарок Оркни, он завопил: