Глава 17

Тори встала на колено возле раненого шахтера, приподняла его голову, чтобы попоить из фляжки, которую она поднесла к его губам. У него была сломана рука, но доктор Ранси, похоже, считал, что это не самая тяжелая травма. Несколько мужчин были завалены лавиной грязи и камней, а у некоторых ужасно раздроблены конечности. Стиснув зубы, она продолжала помогать пострадавшим, поила их, стараясь не слышать их жалобных стонов.

— Что ты тут делаешь, в этом Богом проклятом месте? Дамы не должны здесь находиться. Я позабочусь, чтобы ты благополучно добралась до города, — произнес пришедший в себя Чарльз, пытаясь оттянуть Тори от раненого возчика.

Она оттолкнула его руку и, встав без его помощи, холодно посмотрела на него.

— Я здесь помогаю доктору и пострадавшим. То есть делаю то, к чему ты, к сожалению, оказался неспособен, мистер Эверетт. Можешь спокойно возвращаться в город. Я займу твое место.

Проходивший мимо Вилли Уилкокс, который поддерживал прихрамывающего шахтера, громко заржал. Пострадавший, тоже загоготал и проковылял дальше. Надменное лицо Чарльза помрачнело от злобы.

— Твой отец и твоя мать…

— Больше не опекают меня, Чарльз. И ты тоже. Пожалуйста, уезжай.

Она услышала, что ее зовет доктор, и бросилась к нему, желая поскорее уйти от надменного труса. У нее промелькнула мысль, что ей действительно повезло, когда Она не вышла за него замуж. Доктор Ранси и Вилли стояли на коленях и старались удержать вырывавшегося рабочего.

— Мне надо наложить ему гипс прежде, чем отправить на повозке в город, — объяснил доктор уставшим голосом.

Тори поняла, что ее собственное утомление не идет в сравнение с усталостью этого старика, который трудится здесь с минувшего вечера.

— Что вы хотите, чтобы я сделала? — не мешкая спросила она.

— Вилли будет прижимать его к земле, а я потяну его ногу. А вы держите вот здесь, — он показал на верхнюю часть бедра, — удерживая эту кость, пока я несопоставлю отломки. Это занятие не из приятных, — предупредил он.

Она вытерла ладони о юбку и ответила:

— Я постараюсь.

Он взглянул на нее и кивнул.

— Женщины, в конце концов, проявляют больше здравого смысла, когда дело касается крови и боли. — Он показал ей, как именно надо удерживать сломанную ногу. — Начали, Вилли, — и здоровенный шахтер навалился на грудь пострадавшего и его правую ногу, фиксируя его. Доктор быстро оттянул переломанную выше колена кость и приставил ее к верхней части бедренной кости.

Тори сдерживала напрягшиеся мускулы, прилагая все свои силы. Она слышала, как заскрипели края сломанной кости, когда их соединили. И тут мышцы пострадавшего обмякли.

— Он потерял сознание, бедняга, — сообщил Ран-си, быстро дезинфицируя открытую рану, где кость прорвала ткани тела, потом начал туго стягивать поврежденное место. — Практически ни черта нет под рукой. Может быть, придется переделывать, когда его завтра положат на мой стол, но во всяком случае отломки не нанесут новых повреждений, когда он будет трястись на повозке, — мрачно сказал он.

Тори почувствовала подступающую тошноту, но пересилила себя и подошла за доктором к другому мужчине, лежавшему на земле. Она встала на колени возле стонущего возчика, врач быстро и умело его обследовал, потом с грустью покачал головой.

— Повреждены и заполнились кровью легкие, — прошептал он. — Не можете ли вы посидеть с ним несколько минут? Он долго не протянет.

Тори кивнула, сдерживая слезы. Юноша казался ровесником Сандерса. Лицо искажено агонией, он кашлял кровью. Она вынула свою фляжку и помыла ему лоб.

— Лежи спокойно, не пытайся говорить. Некоторое время он держал ее за руку, потом прошептал что-то невнятное и затих. Тори накрыла его одеялом и, пошатываясь, встала. Услышав голос доктора, она повернулась и побрела к нему по грязи.

День стал клониться к вечеру. Работая, Тори глазами искала высокую фигуру Риса среди работавших. Откопали всех пострадавших, живых и мертвых, и разместили на повозках. Вытащили мулов, которых удалось откопать, но телеги с рудой придется откапывать позже, когда удастся собрать нужное количество людей. Оставаться еще в этом аду не могли ни спасатели, ни спасенные.

Всю жизнь Тори опекали и лелеяли родители. Хедда оберегала дочь от вида любых неприятностей. Однажды она спросила мать, можно ли ей пойти помочь Лауре Эверетт, когда в гостинице случился пожар и нужны были люди. Хедда в ужасе отказала. Глядя на свою помятую, испачканную грязью и кровью одежду, она скривилась, представляя себе, что бы ей наговорила Хедда, увидев ее.

Она стояла, потирая ноющую поясницу, и наблюдала за окончанием работ с чувством удивления и свободы. Доктор и многие рабочие хвалили ее за помощь. Но она неожиданно поняла, что дорожит мнением лишь одного человека. И вот откуда-то появился Рис. Он шел по грязной дороге широкими, уверенными шагами. Он нес какой-то странный грязный комок с вертящимся хвостом. Щенок возбужденно гавкнул, когда Рис остановился перед Тори, неловко держа в руках маленькое извивающееся создание.

— Это собачка одного из погибших рабочих. Ты поедешь в больничном фургоне. Я подумал, что, может быть, ты позаботишься об этом песике, пока мы не приедем в город.

Тори почесала лохматый подбородок животного. В награду он лизнул ее руку. Она обрадовалась. От тяжелой усталости, которую она испытывала минуту назад, не осталось и следа.

— Да, конечно, Рис. Я всегда любила собак. Он озадаченно взглянул на нее, полагая, что в детстве она ни в чем не знала отказа.

— Неужели у тебя не было собаки? — спросил он, когда она с готовностью взяла у него лохматый комочек.

Яростно крутящийся хвостик щенка обрызгал грязью их обоих, но Тори лишь смеялась и чесала его головку.

— Мама говорила, с ними много хлопот и они пачкают одежду. — Она помолчала, глядя на Риса с задумчивостью маленькой девочки. — Можно взять ее себе?

Он улыбнулся так же, как и она, и почесал щенку шею.

— Я надеялся, что ты спросишь об этом. У нас в Логове дракона сколько угодно места и для собачек… и для детей, — добавил он.

Наступил ясный золотистый рассвет необычно теплого дня после целой недели пасмурной холодной погоды. В горах Сан-Хауна погода в конце сентября всегда была непредсказуемой. Когда Рис проснулся, то обнаружил, что лежит один на просторной кровати. Он потянулся, разминая уставшие мышцы, сел на краю кровати, потом встал, взял халат. Надевая халат, он подумал, куда же подевалась его жена. Но она всегда просыпалась раньше его.

Накануне ночью они вернулись домой уставшие, забрызганные грязью. Быстренько приняв ванну и торопливо перекусив тем, что собрала им миссис Крей-тон, они заснули мертвым сном. Рис так измотался за тридцать шесть часов без сна, что даже не подумал о близости с Тори. Когда они уходили в спальню, она неохотно отдала грязную собачонку на попечение своей кухарки. Вспомнив, как заботливо Тори отнеслась к щенку, он улыбнулся, догадавшись, где она находится.

Его ждал приятный сюрприз. Подойдя к кухне, он услышал мягкий, веселый смех Тори и звонкий лай. Нагнувшись в углу у большого медного корыта, она мыла щенка. Ее волосы спутались и намокли, мыльная пена свисала с кончика носа, а она держала и скребла извивающийся клубок шерсти, который пытался выпрыгнуть из корыта. — Не смей вылезать, грязнуля! Твоя шерстка так слиплась от глины, что превратилась в глиняную корку. Посмотрим, что скрывается под всей этой грязью. — Она повернулась к кухарке, которая стояла рядом с кувшином чистой воды. — Ну, поливайте, думаю, она не захлебнется.

Миссис Крейтон, заразившись веселым настроением своей молодой хозяйки, не обращала внимания на то, что обычно безукоризненно чистый пол на кухне был залит водой.

— Посмотрите-ка, да она почти белая, — воскликнула женщина и окунула собачку с головой. Тори тут же вынула щенка из корыта и поставила на пол, позволив отряхнуться. Слабые ножки собачонки заскользили на мокрых, скользких плитках пола.

— Она в самом деле белая, — воскликнула Тори с восторгом, закутывая собачонку в пушистое, белое полотенце, начиная вытирать ее. — Когда вся шерстка высохнет…

— Тогда тебе самой понадобится принять ванну, — закончил за нее Рис, становясь на одно колено, чтобы поцелуем снять с ее носа пузырьки пены и пригладить выбившийся локон. — Давай, я помогу тебе, — одной рукой он взял собачку, а другой помог ей подняться. Он рассматривал собачку с напускной суровостью, пока Тори оправляла помятое платье и занималась рассыпавшейся прической, из которой выскочили почти все шпильки.

— Гм-м, как же мы назовем тебя? — Он погладил комочек белой шерсти, завернутый в полотенце, задумался. — Я не приближался к собакам с тех пор, как покинул приют Святого Винсента. Сестра Фрэнсис Роуз держала большую зверюгу, черно-белую овчарку, дети ее звали Пастух.

— Я хочу назвать эту собачку как-то необычно. Дай мне время придумать ей имя. — Она взглянула на свое платье и вздохнула. — Мне, пожалуй, надо переодеться и поправить прическу.

— Надень что-нибудь попроще для прогулки. Поедем с нашим безымянным компаньоном на пикник, — предложил Рис. — А миссис Крейтон попрошу позаботиться о закусках. Иди переодевайся, а я присмотрю за этим шельмецом. — Он щелкнул пальцем по висящему уху, щенок в ответ зашелся лаем.

Тори нервно поглядывала на своего мужа. Он управлял лошадьми, запряженными в небольшую коляску, катившую вверх по извилистой горной дороге. Они уже изрядно удалились от города. Ветер трепал его кудри, постоянно отбрасывая непокорный локон ему на лоб. На нем были темная рубашка с открытым воротом и коричневые брюки. Он больше был похож на работника ранчо, чем на свежеиспеченного миллионера. Ослабив поводья, Рис дал лошадям волю, и они бежали ленивой рысцой, а он, казалось, наслаждался теплом солнца, светившего ему в лицо.

— Скоро уже ляжет снег, — сказала Тори, стараясь не думать о том, насколько он красив, или о том, как ей хочется протянуть руку и пригладить этот локон, упавший на его лоб.

Он улыбнулся и взглянул на нее.

— Там, куда мы едем, всегда тепло, — загадочно произнес он. — Необыкновенное место, вот увидишь. Я наткнулся на него во время долгой прогулки весной.

Они ехали еще полчаса по широкой долине, раскинувшейся между двумя вершинами, потом повернули на еле заметную тропу, которая вела вниз между остроконечными скалами. За изгибом тропы показался ручей, вскипавший множеством пузырьков и отливавший серебром в лучах полуденного солнца. Ручей, питаемый родниками, расширился, протекая через небольшой уединенный каньон. Отвесные, гладкие стены каньона обрамляла роскошная зелень позднего лета. Рядом с ручьем высились тополя, шелестевшие золотистыми листьями, в центре каньона ручей разливался несколькими озерцами со вскипающей от пузырьков водой.

Тори восхитила захватывающая дух, удивительная красота этого места. — Очаровательно, — произнесла она, когда он помогал ей выйти из коляски. Щенок спрыгнул на землю и забегал вокруг их ног с отчаянным лаем.

— Думаю, что ей тоже здесь понравилось.

— Это место почти такое же прекрасное, как ты сама… но не совсем, — спокойно произнес он, пристально глядя ей в глаза. — Тори, зачем ты вчера поехала к этому оползню?

— Я испугалась, что могло что-нибудь случиться… Подумала, что смогу чем-нибудь помочь, — добавила она, отрываясь от его гипнотического взгляда и направляясь за резво прыгающим щенком, который помчался к самому большому озерцу.

Рис достал из коляски корзину с провизией и одеяло, лежавшее под сиденьем.

— Я знал, что это окажется не таким легким делом, — прошептал он со вздохом. — Потом, глядя, как она наблюдает за крутящейся и пузырящейся водой, он улыбнулся и подошел к ней сзади. Положил вещи на землю, нагнулся, чтобы сорвать маргаритку и, заткнув цветок ей за ухо, прошептал:

— Пощупай воду.

Тори с удивлением наклонилась и, глядя на щенка, который у края озерца плескался и тявкал от восторга, опустила руку в серебристую воду, думая, что она , ледяная, как во всех ручьях в горах Сан-Хуана, и от неожиданности отдернула руку. — Она горячая!

— Не то чтобы горячая, просто приятно теплая. — Его сиплый голос был чувственно обещающим. Он расстелил одеяло рядом с водой, блики играли на его лице. — Это природный теплый источник. Я встречал еще несколько таких к северу от Денвера, но в этих местах других не видел.

— Значит, никто не знает о его существовании? — спросила она изумленно, осматривая величавые серо-темные скалы, окружавшие их и уходившие к лазурному небесному своду.

— Об этом месте знает несколько человек — хотя бы тот, у кого я купил эту землю. Видишь ли, уже тогда у меня зародились планы относительно этих мест.

Его обезоруживающая улыбка только усилила ее беспокойство. Он сел на одеяло и похлопал по нему рядом с собой, приглашая ее присоединиться.

— Я достану наши припасы, — предложила она, с умыслом поставив корзинку с крышкой между ними. Он причмокнул и стал наблюдать, как она раскладывает закуски, которые приготовила для них миссис Крей-тон. Жареная курица, нарезанная ветчина, хрустящие галеты, небольшая баночка с темным пикантным яблочным джемом и большая банка с консервированными персиками.

Тори наполнила тарелку и протянула ему, потом налила искрящегося белого вина, бутылку которого он открыл. Он смотрел, как она отпивает вино и нерешительно откусывает кусочки ветчины, потом положил сочный золотистый персик. Рис обгрыз куриную ножку, бросил несколько кусочков мяса и хлеба собачке, потом Тарелку и кости убрал в корзинку. Вытерев руки салфеткой, Рис откинулся назад, опираясь на локти. Он знал, что она наблюдает за ним, хотя и избегает встречаться с ним взглядом.

— Виктория, я не съем тебя.

Я — не Пекер. — Помолчал, потом продолжил:

— Я задал тебе вопрос, на который ты, по существу, не ответила.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала тебе. Рис? — Она тоже бросила щенку остатки еды и убрала тарелку в корзину.

Он лег на спину и стал смотреть в небо, скрестив с кажущейся беззаботностью руки на широкой груди.

— Знаю, что наша семейная жизнь началась не очень гладко. Наша первая брачная ночь прошла не совсем так, как мы ее себе представляли. Позже я пытался исправить то, что тогда наговорил и наделал… Но, пожалуй, это не так. Я не жалею о том, что сделал, жалею только о форме содеянного. Мне хотелось пробудить в тебе страсть сначала мягко, без злых насмешек и… — Он вздохнул, увидев, как она возмущенно напряглась.

— Заставил меня просить тебя, — прошептала она ненавистные слова. — И каждую ночь с тех пор ты делаешь то же самое. Он порывисто сел.

— Это явное вранье! Я был интимно близок с тобой, но ты тоже этого хотела! В этом нет ничего стыдного для нас обоих, но похоже, что ты думаешь иначе. Ты пытаешься заглушить свои чувства, стараешься даже скрыть их от меня. Почему?

Она стала смотреть на бурлящую воду, слишком возмущенная, чтобы говорить спокойно.

— Я сам тебе скажу, почему, — настойчиво продолжил он начатую тему. — Ты боишься, что очень привяжешься к такому отпетому негодяю, к человеку, не похожему на джентльмена твоих девичьих грез.

— Ты прав в одном — ты не очаровательный принц… и я не люблю тебя, так же как и ты меня не любишь, — добавила она в свое оправдание.

Он взял ее за подбородок и повернул к себе.

— Так вот в чем дело, ты действительно так думаешь, любовь моя? Считаешь, что я тебя не люблю?

— Не говори глупостей, — отрезала она и отстранила его руку. — Я для тебя трофей. Приз, который надо выставлять напоказ в шелках и драгоценностях, твой входной билет в мир моего отца.

Его охватила волна возмущения.

— У меня уже был входной билет в мир твоего отца — деньги, — сказал он без обиняков.

— На которые ты и купил меня, — подхватила она, чувствуя, как к горлу подступают слезы.

Рис было протянул к ней руку, но остановил ее на полпути, потом негодующе сжал кулак и опустил руку.

— Тори, возможно, я и купил тебя… во всяком случае, воспользовался предложением твоего отца, но сделал я это не для того, чтобы завести хозяйку для торжественных приемов. Ты для меня не трофей, а жена. Господи, помоги мне, я же ведь люблю тебя! Может быть, всегда любил, с того самого момента, когда держал тебя в ледяной воде!

Он не дотронулся до нее, но усилием воли заставил ее посмотреть в свою сторону. Неужели она не понимала, как он рискует, говоря с ней настолько откровенно?

Тори начала говорить, все еще не решаясь посмотреть ему в лицо. — Если ты любишь меня так же, как джентльмен любит свою жену, то не станешь продолжать просить меня… — Ее речь прервалась. — Ты позволишь мне иметь отдельную спальню и будешь с уважением относиться к моим желаниям и не будешь требовать, чтобы я каждую ночь проводила в твоих объятиях. — Она вся горела от смущения.

— Ты говоришь это не потому, что ненавидишь это занятие… Я знаю, что ты получаешь от него такое же удовольствие, как и я. Ты не сможешь скрыть от меня, Тори, свою физическую реакцию. И зачем пытаться это делать? Потому что в социальном плане я ниже тебя? Поэтому? — Он готов был услышать от нее прямой остро жалящий ответ. Но вдруг ее плечи затряслись от беззвучных горьких рыданий.

Он мгновенно протянул к ней руки и обнял ее, прижал к себе, стал нашептывать ласковые слова, чувствуя ее боль, недоумевая о причинах этой боли.

— Что с тобой, любовь моя? Расскажи мне, — Упрашивал он ее.

— У женщин… у приличных дам не может быть таких ощущений, — всхлипнула она, прильнув к его плечу. — Я не должна… считает, что я не должна хотеть… Мама говорила, что жена обязана подарить своему мужу детей, но… — Она почувствовала, как напряглось его тело, а руки перестали ее нежно гладить.

— Мне следовало бы знать, какой дрянью набила твою голову Хедда Лафтон! Тори, любовь моя, забудь о долге, забудь о том, что ты леди, когда мы вдвоем в постели… — Подняв вверх руку, он не позволил перебить себя. — Ты действительно леди, и я люблю тебя за это, но ты вместе с тем женщина из плоти и крови, очаровательная, желанная, способная получить и принести удовольствие.

Он почувствовал, что она дрожит, и сам вздрогнул от охватившего его желания. С забившимся сердцем Рис погладил ее грудь. Он поцеловал ее в шею, потом покрыл поцелуями ее заплаканные щеки, поднялся выше к ее густым золотистым ресницам. Он целовал ее веки, кончик носа, не мог удержаться, чтобы не потянуться к ее губам. Когда он прильнул к ним, Тори всхлипнула, сдаваясь, раскрыла для него губы, начала в ответ ласкать его, впиваясь в его плечи..

Рис плавно опустил ее на одеяло и начал расстегивать розовую блузку с оборочками, засунул под нее руку и погладил ее грудь через лифчик. Когда она вся изогнулась под его ласками, он полностью расстегнул блузку и начал снимать ее, продолжая целовать ее лицо, горло, грудь.

— Поговорим позже, — прошептал он, расстегивая юбки.

— Ты за этим привез меня сюда, правда? — прошептала она между его поцелуями, слишком возбужденная, в ее почти беззвучном голосе не было обвиняющей интонации.

— Давай скажем так — я не хочу, чтобы ты утонула, — загадочно ответил он, продолжая умело и быстро раздевать ее. — Я собираюсь научить тебя плавать, любовь моя.

— Но… но я думала… — Тори сбилась и, ошарашенная, замолчала, а Рис снял с нее верхнюю и нижнюю юбки, потом начал снимать башмаки и чулки.

— И это тоже. Тори, это тоже, — говорил он, прижимая ее к одеялу и целуя так страстно, что она задыхалась и не могла протестовать. Удовлетворившись ее ошеломленным состоянием, он сел, быстро стянул свои башмаки и брюки, снял рубашку и туго обтягивающие шерстяные трусы. Рис чувствовал, что она на него смотрит, но когда он попытался перехватить ее взгляд, она быстро отвернула зардевшееся лицо.

— Тебе холодно, а вода теплая, но сначала… — он замолчал и расстегнул крючки на ее нижней рубашке, потом развязал шнурок ее панталон. Рис нежно снял с нее белье и подал ей руку. — Пойдем, — шепнул он хриплым от страсти голосом.

Тори была не в силах сопротивляться. Она подала свою трепещущую руку и позволила сжать ее в его широкой ладони. Рис помог ей встать. Оба были совершенно обнажены, среди ясного дня, вне дома. Казалось бы, она должна была возмутиться, но солнце грело ее кожу с необычной первозданной теплотой. Кожа на груди и плечах Риса, ставшая бронзовой от долгих часов пребывания в безжалостных лучах, резко контрастировала с ее молочной белизной. Ее груди прижались к густой поросли на его груди, когда он обнял ее, потом подхватил, затихшую, на руки и понес в бурлящий природный бассейн.

— Держись крепче, любовь моя. — Он мог и не предупреждать ее, когда она окунулась в теплую воду, отчего ее длинные волосы прилипли к спине. Тори почувствовала, как увлекает ее течение и как покалывают ее кожу минеральные соли. Испуганная и заинтригованная, Тори позволила Рису отнести себя на середину озерца. Там он выпустил ее из рук и поплыл на спине, она крепко уцепилась руками за его шею и вытянулась в воде, держась за его тело как за плот, позволивший ей держаться на поверхности.

— Как все странно, — пробормотала она, откидывая волосы с лица.

Прильнув к нему, она чувствовала каждую его мышцу. Рис красивыми движениями нес их в бурлящем потоке теплого ручья. От возбуждающих прикосновений ее соски набухли, его член отвердел и прижался к внутренней поверхности ее бедер. Эти же ощущения она испытывала всякий раз, когда они лежали рядом, но в воде они немного изменились и казались острее.

Он улыбнулся, почувствовав ее реакцию:

— Тебе нравится, любимая?

— Я… я не знаю, — прошептала она.

Рис сделал гребок и они немного проплыли вперед. Потом одной рукой скользнул по ее спине, и дальше по мокрой, шелковой округлости ее ягодиц, вызвав у нее удивленный вздох. Тори рефлекторно сдвинула ноги и на мгновение зажала между бедер его член.

Она испуганно оттолкнула его и он ушел под воду. Рис ногами нащупал дно и встал, вода ему доходила до подбородка.

Он рассмеялся и закашлялся:

— Разве можно быть такой ужасной женой! — голосом он начал подражать Майку Меньону. — Ты хочешь утопить своего бедного любящего мужа да еще таким жутким способом, да помогут мне святые угодники!

Тело Виктории покоилось на поверхности воды, а руки продолжали цепляться за его шею. Она хихикнула, неожиданно заразившись от него весельем:

— Ты обращаешься к святым угодникам? Но уверена, что святые угодники не отзовутся на призыв такого, как ты, Рис Дэвис. Если тебя кто-то и сохранит, то, несомненно, это будет дьявол, потому что дьявол всегда печется о себе подобных!

Удивленный Рис вскинул голову и расхохотался:

— Ох, девочка, я люблю тебя, — воскликнул он и запечатлел на ее улыбающихся губах сочный поцелуй.

Но то, что началось, как спонтанное проявление взаимного влечения, переросло в страсть. Через несколько мгновений Рис отступил назад и позвал:

— Иди ко мне, дорогая! — Он опустил ее тело в воду и прижал к себе. — Теперь обхвати ногами мою талию. — Она послушалась, а он начал гладить ее спину и ягодицы. — Поцелуй меня, Тори, — уговаривал он, продолжая мягко, медленно гладить ее, прикасаясь к ней всем телом, возбуждая ее.

Тори крепко держалась за его шею, но не подняла голову, когда он попросил ее. Рис нежно потянул ее за волосы, пока ее лицо не поднялось, и их глаза не встретились. Прерывисто всхлипнув, она послушалась его, напряглась, потянулась к его губам и слилась с ним в поцелуе.

После затяжного, возбуждающего поцелуя с привкусом соленой воды он прошептал, не отнимая от нее своих губ:

— На этот раз наша встреча в воде проходит гораздо приятнее.

Сказав это, он крепко взял ее за талию и понес на более мелкое место. Когда ее ноги достали до дна, он медленно отпустил ее, чтобы она нашла опору на мягком травянистом дне. Рис вытянулся в воде возле самого берега, частично погрузившись в воду на глубине всего в фут. Он притянул ее и положил рядом с собой, нежно снимая ее волосы с шеи и лица, потом поднял массу золотистых волос из-за ее спины.

— Давай по порядку, — прошептал Рис, горячо и вместе с тем нежно целуя ее, прижимая к себе, их руки и ноги переплелись в страстном объятии. — Подержи, — сказал он, направляя ее руку к своему члену и гладя его ее рукой по всей длине.

Он отпустил ее руку, и своей рукой начал гладить пучок шелковистых волос, потом продвинул руку дальше, вызвав у нее стон. Он остановился и подождал, пока она молча извивалась. Он опять начал ее гладить, очень нежно притрагиваясь к ее разгоряченному телу. Потом вновь замер, почувствовав, как раздвинулись ее ноги. Рис лег на спину, приподнял ее за бедра и посадил на себя.

Вокруг них заплескалась вода, когда он выгнувшись вошел в нее, регулируя своими руками ритм движения. Когда она вошла в неторопливый ритм, он нагнул к себе ее голову и поцеловал ее, усилив еще больше страсть, охватившую их в мягкой, теплой, плещущейся воде. Тори ощущала, как ее тело становится все горячее и горячее, но самое жаркое место находилось в низу ее живота, там, где она соединилась с ним, пульсируя в такт их движениям. Он поднимал и опускал ее, необыкновенно глубоко проникая в нее. Это должно было бы причинить ей боль — или, по меньшей мере, сильно смутить ее из-за того, что она оседлала его таким распутным способом, но она ничего подобного не испытывала. Тори уже не могла думать, могла лишь ощущать и двигаться все быстрее и быстрее.

Теперь, после стольких ночей в объятиях Риса, она знала, к чему они идут, и страстно к этому стремилась. Ощутив вспышку восторга, она поднялась на нем и почувствовала, как его руки скользят по ее талии, приподнимают ее груди к сверкающему солнцу, словно совершая языческий ритуал. Она изогнулась, вскрикнула и откинула голову назад так, что тяжелыми золотистыми волосами накрыла его до бедер. Рас взирал на свое золотистое совершенство и излил себя в ослепляющем взрыве экстаза, который, казалось, продолжался бесконечно. Оба медленно возвращались к действительности. Он заметил, что на ней появляется гусиная кожа от ветерка, сушившего на ней капли воды. Нежно он опять опустил ее в воду и, перевернув, положил на мягкое, травянистое дно лицом к себе.

Он поцеловал ее в нос и оберегающе обнял ее. — Я действительно люблю тебя. Тори, — прошептал он, прильнув к ее щеке. И стал ждать ее ответа.

Глава 18

Виктория почувствовала, что слова как будто застряли у нее в горле. Грудь словно заложило и она не могла выдохнуть из страха сказать лишнего. Люблю тебя. Рис Дэвис, картежник, чужак, трущобный подонок, содержатель главного городского борделя. Она не могла признать этой позорной правды, не могла и поверить его словам. Он пользовался ее телом таким бесстыдным, неестественным образом. У него были другие женщины. В этот терзающий душу момент Тори знала, что хотя она и любит его, никогда не сможет поверить ему. Ее муж уже приобрел над ней слишком большую власть.

Она знала, что он нетерпеливо ждет ответа, но боялась рассердить его. В ответ на ее презрение он всегда платил ей едкими замечаниями относительно финансового положения ее семьи и ее собственной низменной реакции на его ласки.

— Рис, я…

Ее хриплый шепот прервал заливистый лай щенка, который за кем-то погнался в траве с самой воды.

— Змея! — крикнула Тори, не видя, что это за змея, испугавшись, что она ядовитая.

Собачка догнала ее и начала кусать, бросила в грязь возле небольшой лужицы, которая образовалась в каменной впадине. — Это безобидная медянка, — презрительно фыркнул Рис. Все же он оставил Тори и быстрыми уверенными гребками поплыл через озерцо и выбрался на берег у места схватки.

Чувствуя себя неловко без одежды, замерзшая на прохладном ветерке. Тори вышла из воды и направилась к расстеленному на земле одеялу. Вынула из корзины большое полотенце и завернулась в него, потом побежала туда, где находились Рис и собачка.

Рис стоял на коленях, держал в руке маленький, забрызганный грязью комок шерсти, и пытался другой рукой разжать пасть собачонки, вынуть змею.

— Осторожнее! Вдруг она ядовитая? — крикнула Тори, осторожно пробираясь по глинистому берегу.

— Она безобидная, но песик ее уже задушил, — ответил он и отбросил в сторону дохлое пресмыкающееся, передавая ей грязную собачку. Она протянула руки, чтобы принять щенка, полотенце соскользнуло с груди к бедрам. Грязная собачонка прижалась к ее грудям, буквально извозив их липкой грязью.

Рис не мог удержаться, чтобы не улыбнуться.

— Счастливый песик. Знает, куда надо обращаться за наградой.

Он стоял рядом с ней, не замечая своей наготы, гладил уши щенка, наблюдая, как тот продолжает пачкать ее груди мотающимся хвостом. Рис начал ласкать жену, рисуя кончиками пальцев узоры на ее перепачканной коже. Тори почувствовала, что снова ее соски твердеют. Она подхватила полотенце, начавшее соскальзывать еще ниже. Собачка вырвалась из ее рук и оставила грязный след на животе.

— Ах, ты, негодница, всю меня измазала, — журила она собачонку, а та принялась весело прыгать у ее ног.

— Вам обоим надо помыться, — хохотнул Рис. — Похоже, тебе придется тратить много времени на то, чтобы ее отмывать. Собачку, кажется, так и тянет к грязи.

Тори подняла полотенце, но поняла, что ей нужно другое. — Подай мне ее, мы пойдем купаться вместе, — сказала она, потом ахнула от пришедшей ей на ум мысли. — «Грязнуля», вот как мы назовем ее, — воскликнула она. — Я буду называть тебя «моя дорогая Грязнуля». — Она принялась вертеть в руках извивающуюся собачонку, как ребенок рождественскую игрушку.

На его губах появилась недоверчивая ухмылка.

— Не похоже, что в детстве ты общалась с грязнулями.

— Мне этого хотелось, но не разрешали. Мальчикам все позволительно, а девочкам нет. Сандерс ходил купаться в залив с другими ребятишками, а мне… — Она замолчала, сообразив, что чересчур много раскрывает и что он нарочно наводит ее.

— Твоему брату досталось слишком много свободы, а тебе слишком мало.

— Ну вот, опять начинаешь нападать на мою семью. Я не хочу говорить о родственниках, — встала она на защиту своих родных.