Глава 1

Файв Пойнтс, зима 1873 года

Рис научился воровать, когда заболел Барт. Но теперь этот уроженец Уэльса с лучистыми зелеными глазами, говоривший по-английски с характерным валлийским акцентом, был мертв, он уже три недели как умер. Приехав в Нью-Йорк, Рис потерял счет времени. Один день незаметно переходил в другой. В забитых народом переулках Файв Пойнтс свет мало чем отличался от тьмы. Рис трясся от холода в своей тонкой, грубой одежде, слоняясь в сумерках по улицам и нарушая обещание, данное Барту, предавался воспоминаниям.

Весной, год назад, в солнечный оживленный день, он покинул Рондду, небольшой городок шахтеров-угольщиков, и отправился в прибрежный город Уэльса Кардифф. Солнышко приятно согревало его спину, а легкие освобождались от накопившейся угольной пыли. Рис Дэвис живо шагал по разбитой дороге, не обращая внимания на натертые до волдырей ноги. С каждым шагом он все больше удалялся от нищенской могилы своего отца-пропойцы. В Рондде его знали как парнишку Тома Дэвиса, сына городского пьянчужки и тощего сироту, мать которого умерла, когда он был еще младенцем. Его подбадривала мысль о деньгах, которые он нащупывал в своем кармане. В Америке никто не узнает о его прошлом. В Америке он разбогатеет, станет важным и тогда вернется к Таре.

Мысль о красивой дочери владельца шахты заставила четырнадцатилетнего подростка замедлить шаг, но не надолго. Теперь Тара для него недосягаема. Но он вернется в один прекрасный день! Когда разбогатеет… И тут Рис услышал скрип старой телеги, которая тащилась по дороге.

— Паренек, хочешь подвезу? — добродушно спросил Барт.

Так завязалась дружба. Барт, как и Рис, ехал в Кардифф, чтобы оттуда махнуть в Америку. Как и Рис, он вкалывал на шахтах, только значительно дольше. В 37 лет Барт отчаянно кашлял от угольной пыли, но скопил достаточно денег, чтобы добраться до сказочного города Нью-Йорка. Рис же получил небольшую сумму от Тары, которая боялась, что ее отец расправится с юным возлюбленным. Она буквально всунула ему в руки деньги и умоляла бежать, пока нанятые отцом люди не избили его за то, что он осмелился ухаживать за дочкой владельца шахты.

Какие грандиозные планы строили Рис и Барт! Их нисколько не расхолаживала грязная, душная посудина, на которой они переплывали через Атлантический океан. Однако вид Нью-Йорка пошатнул эти планы. Он был гораздо больше и богаче Кардиффа, но широкие бульвары, экипажи, запряженные четверками лошадей, и богато одетые пешеходы настоящего Нью-Йорка находились далеко от жалких лачуг иммигрантов. Будто на другой планете.

На небольшие деньги, которые остались у них от покупки билетов на пароход, мальчик и его друг сняли небольшую комнату на 4-й улице Ист: голое, невеселое, но чистое помещение. Барт, у которого английский язык был в приличном состоянии; устроился кучером, а Рису пришлось взяться за низкооплачиваемую работу дворника. Вечерами они собирали на берегах реки Ист листья мяты, которая росла там среди сорняков. Они мыли эти листья, вязали в пучки и потом продавали в модные отели богатой части города. Барт скряжничал и мечтал о лучших днях, а Рис тем временем практиковался в английском.

Юноша хорошо помнил день, когда у него не осталось сомнений в том, что Барт скоро помрет. Прошлой осенью холодные ветры начали задувать в углы трущоб на 4-й улице, и кашель Барта, который совсем было прекратился летом, возобновился. Иногда на работе Барт даже начинал харкать кровью. Хозяин конюшни, боясь скоротечной чахотки, уволил валлийца. За две недели сбережения Барта и Риса растаяли, и хозяин дома прогнал их из комнаты. Зима продвигалась, лили ледяные дожди, и тонкая одежда примерзала к спинам. Жалкого заработка дворника не хватало на приличное жилье, поэтому Барт и Рис подались на юг, где снимали все более дешевые и холодные комнаты. Наконец друзья оказались в жутком переулке, прозванном «Пристанищем убийц», в подвале старого дома, который сдавался ворам и проституткам. Когда-то Рис считал, что шахты Уэльса мрачны и опасны, но по сравнению с районом Нью-Йорка Файв Пойнтс они представлялись ему настоящем раем.

Сначала Барт откашливал черную слюну, потом настоящую кровь. Рис пытался побираться на Бродвее, но банкиры во фраках не проявляли щедрости, когда слышали сильный валлийский акцент. Разразилась финансовая паника, и городские трущобы заполонили иностранцы, которых многие американцы винили в экономических трудностях.

Рис принялся наблюдать, как ловкие карманные воришки шуровали среди элегантно одетой публики в богатых районах города, и попытался последовать их примеру. При первой попытке его чуть не отлупили тростью, но, отчаянно нуждаясь в пище и деньгах на аренду жилья, он бросил нищенски оплачиваемую работу дворника и стал практиковаться в искусстве воровства.

Легче всего было что-то стянуть с открытых прилавков итальянских бакалейщиков, а труднее всего — у немецких мясников. Валлийцам поневоле пришлось превратиться в вегетарианцев. Но однажды ночью Рису удалось стянуть кошелек и золотые часы. Теперь они с Бартом попируют, купят жирные телячьи ножки и большой ржаной хлеб!

Рис ворвался в каморку с добычей и… увидел, что Барт лежит в углу без движения на охапке грязного тряпья. Для юноши, давно привыкшего видеть вокруг смерть, одного прикосновения к закоченевшему лицу оказалось достаточно, чтобы понять: его друг скончался. Застывшее, покойное достоинство истощенного тела Барта потрясло душу юноши сильнее, чем любая другая смерть. Он всю ночь не отходил от мертвого друга, забыв и про телятину, и про ржаной хлеб.

На следующий день после обеда за квартплатой пришел старый ирландец, который управлял доходным домом. Он вызвал полицию, чтобы она убрала труп. Убитый горем Рис, как каменное изваяние, молча наблюдал за происходившим, глаза его были сухими. Он так и не узнал, где похоронили Барта. Двумя днями позже ошеломленного несчастьем юношу выселили из комнаты.

Прижавшись к углу дома, пряча руки и лицо от холодного февральского ветра, Рис пытался забыть о смерти Барта и о том, что он остался один. О, если бы он мог думать только об Уэльсе и Таре! Но руки и ноги Риса сводило судорогой, в желудке урчало, и приходилось вернуться к суровой действительности. Рис целый день ничего не ел. Он отошел от дома и посмотрел на узкий клочок неба, который открывался над узким переулком. Скоро совсем стемнеет, пора отправляться на поиски добычи.

Светлые мечты Барта сделали Риса отчаянным. Он пересек улицу Ворт в направлении Бродвея и зашагал самоуверенной походкой долговязых фланеров, которую он усвоил в знак протеста против жизни в трущобах. Он был слишком высокого роста, чтобы легко прятаться в тени, и в то же время слишком юным, чтобы его охотно приняли в уличную шайку. Барт научил его основным приемам бокса. Рис Дэвис мог неплохо постоять за себя, если бы его зажали в угол, но считал, что драться следует лишь в случае крайней необходимости. Он выходил на промысел, когда смеркалось, но ворованных денег ему вполне хватало на еду, и Рис даже купил себе пару приличных башмаков в магазине подержанных вещей на площади Чатем. Большинство детей иммигрантов, живших в трущобах, ходили босиком и в нестерпимую жару, и в ледяной холод.

— Если я когда-нибудь возвращусь за Тарой, то мне радо разжиться деньгами, настоящими деньгами, а не грошами, которых хватает только на еду, — шептал он вслух в сгущающихся сумерках, стараясь улучшить свое произношение. Он обладал незаурядным слухом и стремился проводить как можно, больше времени в богатых районах города, где жили «истинные» американцы. Рис хотел не только красть их кошельки, но и научиться говорить с американским акцентом.

Громкое урчание в его пустом животе быстро рассеяло грандиозные мечты о будущем. И тут он увидел, как из дверей шикарного питейного заведения вышел мужчина. На нем были пушистое меховое пальто и элегантная шляпа. Он шел по улице неуверенной, шаткой походкой, направляясь к двуколке.

Правильно выбранный момент — залог успеха. Быстро оглядевшись по сторонам. Рис решил действовать. Он побежал по пустынной улице зигзагами и столкнулся с незнакомцем. Крупный мужчина громко стукнулся о фонарный столб. Ловко запустив одну руку за пазуху теплого пальто, другой Рис вроде бы поддержал захмелевшего человека. Левый карман был слегка оттопырен, Рис проворно вытащил кошелек. Но вдруг ночной воздух пронзил резкий заливистый свисток!

Полиция! Неизвестно откуда взявшаяся рука схватила его за потрепанный воротник. Ослепленный ужасом, Рис отбросил от себя эту руку. Ткань тонкого плаща порвалась, в руке у блюстителя порядка в синей форме остался клок одежды, а Рис уже завернул за угол дома и во весь дух понесся к темным, перенаселенным проулкам района Файв Пойнтс. Он немного замедлил бег только тогда, когда показался силуэт шестиэтажного доходного дома.

Через десять минут Рис уже торговался с Миком Дрюэри из-за цены за ночлежку и обильный ужин.

— Будьте человеком, я заплачу, но не надо меня грабить, — протестующе говорил Рис, но ирландец невозмутимо протягивал мясистую ладонь в ожидании полудолларовой монеты, которую он запросил.

Рис не обратил внимания на мужчину, который подошел к нему вплотную: юноша решил, что мужчина хочет заказать в баре выпивку. Но потом на его голую кожу положили шершавый кусок материи, и по шее побежали мурашки.

— Точно подходит, поверь мне, мальчуган, — послышался густой, довольно мелодичный бас. Полицейский говорил с ирландским акцентом.

Рис повернулся и увидел высокого мужчину, отрезавшего ему путь к ближайшему выходу и державшего в руке оторванный кусок одежды.

— Ты пойдешь со мной, паренек; чтобы без шалостей, понятно?

Хотя на боку констебля висела толстая дубинка, здоровяк не делал никаких устрашающих жестов, а просто взял Риса за худенькую руку, слегка, как-то удивительно ласково сжал ее и повел к выходу из питейного заведения, где их, нервничая, дожидался другой полицейский.

— Еще один заблудший для твоей сестры, Лиам? — кисло спросил напарник.

— Может быть, да, а может, и нет, — отозвался первый полицейский.

— Сколько тебе лет, паренек? — спросил ирландец. Его невысокий, худощавый напарник ухмыльнулся.

— Уверяю тебя, он достаточно взрослый, чтобы работать наравне с другими.

Почувствовав враждебность со стороны американца и ощутив в ирландце родственную кельтскую душу, Рис ответил:

— Прошлым летом исполнилось четырнадцать. Полицейский-янки фыркнул.

— Ха! Рассказывай! Да он не ниже меня ростом! Парень уже перестал расти, Лиам.

— Не будь так уверен, — ответил Лиам, обратив внимание на то, что у Риса слишком большие для его роста руки и ноги. — Думаю, что со временем он окажется на голову выше тебя.

Поскольку Рис при своем росте в пять футов девять дюймов уже был выше недружественно настроенного полицейского, он почувствовал, что угрюмый янки разозлился на добродушного ирландца.

Сжав худую руку паренька, Лиам спросил:

— Когда ты в последний раз ел?

— Вчера. Я как раз собирался поужинать, когда вы накрыли меня, — ответил Рис оправдывающимся тоном. Ему было удивительно неловко из-за того, что кто-то узнает о его бедности.

— Хотел поужинать на деньги порядочного человека, — обвиняюще произнес низкорослый полицейский, похлопывая по бумажнику, который он отобрал у юноши.

— Не беспокойся и возврати эти деньги порядочному человеку, Роберт. Не сомневаюсь, он пролил столько слез, что его опять мучит жажда, и бедняге нужны деньги на выпивку, — язвительно сказал Лиам.

— Ты глупец, как и твоя сестра. Подбираете всякое дерьмо… Из-за куска хлеба он перережет ей глотку, — Роберт вздохнул с отвращением и пошел выполнять указание своего начальника, хотя оно ему и не понравилось.

Рис с большим облегчением смотрел ему вслед. Во всяком случае, ему теперь не грозил работный дом. Значит, у ирландца есть сестра, которая берет опеку над уличными мальчишками.

— Вы ведете меня туда, где богатые дамы заставляют вас молиться, перед тем как накормить? Лиам О'Хэнлон усмехнулся.

— Здесь ты недалек от истины, паренек, но что касается богатых… единственные ирландцы Нью-Йорка, которые разбогатели, перестали быть ирландцами. У тебя, паренек, забавный акцент. Из каких ты краев? Ты случайно не шотландец?

— Я — валлиец, — обиженно отозвался Рис.

— Есть ли у тебя сородичи в этой стране?

— Теперь нет. Был один… друг, но он скончался, — юноша опустил голову и не стал больше ничего рассказывать.

Пока они шли, полицейский приглядывался к Рису. Они прошли по Бродвею и повернули на запад, на узкую боковую улицу; облик домов слегка изменился. В следующем квартале Рис увидел белое двухэтажное здание, обшитое досками, построенное тяп-ляп, довольно потрепанного вида. Оно стояло в глубине небольшого дворика рядом с крохотным участком земли. На кованом стальном своде парадных ворот было написано «Римский католический приют Святого Винсента, сестры ордена Святого Винсента и Павла».

— Сестры! Ваша сестра тоже из монашек? Из этих сестер? — ворчливо вымолвил Рис. В Уэльсе, где богатые относились к государственной церкви, а население низших классов рассматривалось в качестве сектантов, все относились с подозрением к церковной собственности.

— Фрэнсис Роуз — святая женщина! Да, она сестра в обоих смыслах, паренек. Думаю, если ты дашь ей возможность проявить себя, она тебе понравится.

Чувствуя в ногах дрожь, Рис поднялся по скрипящим деревянным ступенькам лестницы. Даже если они католики, здесь все равно лучше, чем в работном доме.

Когда они вошли в парадную дверь, возглас восторга вырвался из груди изящной Сандры Руфи Берне, которая бросилась обнимать Лиама О'Хэнлона. Сестра Элизабет Мэри выглянула с другого конца узкого длинного коридора.

— Опять пришел твой брат, сестра, и по его виду можно сказать, что на этот раз он привел с собой дикаря, — с опаской продолжала она.

Беззаботно вытерев руки о поношенные сине-серые юбки, Фрэнсис Роуз оторвалась от приготовления тушеного мяса, которое она помешивала в кастрюле, и выглянула в коридор, ожидая Лиама. Он дал Сандре Руфи конфетку и попросил не мешать. Когда он вошел в ярко освещенную кухню, сестра спросила:

— Кого послал нам Бог на этот раз?

Она вынула из кармана погнутые очки и нацепила их на нос. Они еле держались на кончике ее круглого, короткого носа.

— Ну, давай, паренек, представься, — строго произнес Лиам.

Хотя в комнате было тепло, по спине Риса забегали мурашки. Он слегка струхнул.

— Рис Дэвис, мэм… вернее, сестра… или как там вас называют, — добавил он с застенчивой грубоватостью, рассматривая ее впечатляющий головной убор с накрахмаленной диадемой в форме белых крыльев.

Сестра Фрэнсис Роуз О'Хэнлон была приземистой квадратной женщиной с лицом бульдога и немигающим взглядом серых глаз, которые, казалось, могли пробуравить алмаз. Достаточно ей было появиться в комнате, где шумели и кричали дети, как тут же устанавливалась абсолютная тишина. Приветливая, упрямая и умная, эта монахиня обладала чувством глубокого сострадания к людям.

— Меня зовут сестра Фрэнсис Роуз, — кратко объявила она, не обращая внимания на грубоватость Риса. — Эта дрожащая, как осиновый лист, послушница — Элизабет Энн, и нам приятно познакомиться с тобой, Рис Дэвис. Может быть, ты хочешь немного этого тушеного мяса? Я как раз заправляла его специями. Готовлю для завтрашней трапезы, но делу не повредит, если ты отведаешь немного сейчас. Похоже, тебе надо основательно подкрепиться, — добавила она и, не дожидаясь ответа, щедрой рукой наложила ему мяса.

Суетливая худенькая монашка, тоже в устрашающем накрахмаленном головной уборе и выцветшем синем одеянии, пригласила Риса сесть за исцарапанный деревянный стол, стоявший в центре комнаты. Она наморщила нос, почувствовав запах, исходивший от его грязной одежды, и тут же Элизабет Энн объявила:

— Я позабочусь о подогреве воды для купания.

И вышла из комнаты.

Сестра Фрэнсис Роуз поставила перед ним миску. Сначала Рис жадно проглатывал обжигающие куски мяса и овощей, почти не прожевывая: пусть рот горит — голод жжет желудок еще сильнее! Наконец, заметив две пары чистых черных туфель на полу возле своего стула, он поднял глаза и взглянул сначала на полицейского, потом на монашку.

— Может, надо произнести молитву или что-нибудь в этом роде? — спросил он, вытирая рот грязным рукавом плаща. — Те дамы из благотворительного общества обычно заставляли меня петь.

Рис нервно поглядел на тяжелое гипсовое распятие, которое висело на противоположной, когда-то белой, а теперь закоптевшей стене, и тут же ощутил родство с беспомощной фигурой на кресте.

Лиам усмехнулся. Последовала его примеру Фрэнсис Роуз.

— Думаю, что в данном случае Господь может подождать, пока мы тебя не накормим и не вымоем, — сухо ответила она.

Купание оказалось не таким уж неприятным, особенно если учесть, что на полный желудок Рис чувствовал себя более уверенно. А когда невысокий круглолицый мальчик по имени Поль принес ему аккуратно зашитые брюки и мягкую хлопчатобумажную рубашку, Рис проникся к себе чуть ли не уважением. Некоторые старые мечты, которыми они делились с Бартом, снова всплыли в его сознании, пока он одевался и тщетно пытался зачесать назад свои волосы. Всклокоченные каштановые вихри ни за что не хотели покориться расческе. Вздохнув, Рис еще раз посмотрелся в треснувшее зеркало, висевшее в небольшой ванной комнате, и отправился вслед за Полем в кабинет сестры.

Невысокая суровая монахиня внимательно оглядела его с высоты своего пятифутового роста. Видимо, оставшись довольной осмотром, она кивнула, и ее накрахмаленный белый головной убор слегка покачнулся.

— Лиам говорит, ты родом из Уэльса, приехал в эту страну примерно год назад. Ты живешь один и занимаешься воровством в районе Файв Пойнтс, — Фрэнсис Роуз уселась за свой видавший виды сосновый письменный стол и знаком велела переминающемуся с ноги на ногу юноше садиться на стул.

Рис сел, чувствуя себя скованно.

— Я воровал, чтобы не умереть, сестра. Я занимался честным трудом дворника до тех пор, пока не заболел Барт… — сначала Рис просто оправдывался. Но потом слова потекли рекой, чему немало способствовали умные наводящие вопросы старой монашки, и Рис закончил свой рассказ чистосердечными словами:

— Благодарю вас за одежду и еду.

Он замялся, поскольку она мало что спрашивала, а он и так рассказал ей слишком много — Скажите, мне надо обратиться в католики, чтобы вы меня здесь оставили?

На широком лице заиграла улыбка.

— Какой веры придерживались в твой семье. Рис?

— Ну, семьи шахтеров в Рондде были преимущественно методистами, некоторые пресвитерианцами. Моя мама — она умерла, когда я был малышом — была методисткой. Для папы единственная религия заключалась в том, что он находил на дне пивной кружки, — с горечью заметил Рис. — Думаю, что сам я не прибился ни к какой церкви.

— Учился ли ты читать и писать в Уэльсе?

— Немного, но только на местном диалекте, — ответил он. — С восьми лет меня отправили работать на шахту, — Рис опять взглянул на книги, стоявшие на полках вдоль стен, за ее письменным столом. — У нас читали только богатые, те, у кого была власть.

— А ты хочешь добиться власти и считаешь, что для этого надо читать книги? — спросила монашка перехватив взгляд его любознательных голубых глаз, которые бегали по комнате.

— Да. Когда-нибудь я вернусь домой — хочу доказать отцу Тары, что я вполне подхожу ей. И мне нужно вернуться достаточно богатым, — добавил он с ударением.

Фрэнсис Роуз мудро кивнула. Так вот в чем заключалась притягательная сила этой страны…

— Уэльс далеко отсюда, Рис, — произнесла она мягко, вспоминая давнишние времена своего детства, проведенного в зеленой долине на юге Ирландии. — Мало кто из нас возвращается домой. Может быть, Господь уготовил тебе здесь особую судьбу.

— Значит, мне придется стать католиком, — покорно вздохнул Рис, в общем-то не очень расстроившись. Интересно, это очень плохо? — Вы заставляете петь псалмы и зубрить наизусть целые главы из Евангелия, как дамы из общества милосердия, да?

— Ну, не сразу. Пока что петь в хоре будут по-прежнему хористы, а тебе перед тем, как выучить что-то наизусть, надо будет научиться читать и писать по-английски.

Рис посмотрел в ее улыбающиеся серые глаза и сказал:

— Сестра, будем считать, что мы договорились.

Оказалось, что Рис обладал прекрасным баритоном и все-таки присоединился к хору сестры Мэри Джозеф. Но сначала ему пришлось преодолеть несколько препятствий в приюте Святого Винсента. Первым был подлый уличный сорванец по имени Эван Меньон.

Как и Рис, Эван был вором, которого выручило милосердие Лиама. Но в отличие от Риса, Эван орудовал в составе шайки и, попав в приют, быстро сообразил, что можно сбить кружок своих почитателей из приютской мелюзги. В конце первой недели пребывания Риса в этом заведении, после утренней обедни, которая просто потрясла Риса, он вместе с другими ребятишками направился из церкви в столовую и сел на свое место. Помолившись, Рис принялся уписывать за обе щеки горячую овсяную кашу с молоком. Когда дети выстроились у выходной из столовой двери с пустыми тарелками, чтобы положить их на рабочий стол, Меньон выбил из рук Риса его тарелку, и она, отлетев в сторону, упала на пол.

Рис, от смущения покраснев, как рак, нагнулся, чтобы собрать осколки. Потом взглянул на проказника. Меньон улыбался.

Прищурив голубые глаза, Рис — он был младше Эвана — негромко произнес:

— Ты это сделал нарочно.

— Ну и что? — вызывающе бросил Эван и с наглым видом не торопясь пошел прочь.

Эту сцену наблюдали с другого конца комнаты сестры Фрэнсис Роуз и Элизабет Энн.

— Я вам говорила, эти подростки из Файв Пойнтс неисправимы! Вот и вчера я застала Фрэнки Лугера за тем, что он жевал табак! Он весь позеленел и признался, что его принудил к этому Эван, — с негодованием рассказывала Элизабет Энн. Фрэнсис Роуз только кивала головой, наблюдая за тем, как Рис убирает осколки.

Во время обеда в кабинет настоятельницы влетела Элизабет Энн и истерически закричала:

— Они дерутся… Новый парнишка из Уэльса и этот хулиган Меньон!

Фрэнсис Роуз спокойно поднялась со своего места, взяла в руки толстую палку из орешника и направилась в столовую. Если у нее и были опасения, что худенький Дэвис не устоит против крепко сбитого Меньона, то эти страхи быстро рассеялись.

Природные инстинкты Риса еще больше обострились за время, проведенное на улицах Нью-Йорка. Когда Эван опять толкнул его во время обеда, на пол полетели не только еда, но и сам Рис. Облитый клейкой подливкой, валлиец вскочил на ноги. Есть тут монашки или нет, он этого так не оставит! Рис набросился на своего обидчика, быстро нанес ему несколько сильных ударов. Уроки по боксу, которые преподнес ему Барт, теперь дали результаты.

— У этого паренька очень хороша левая рука, — произнесла с явным удовлетворением сестра Фрэнсис Роуз.

— Вы знали, что он умеет драться, — обвиняюще заметила Элизабет Энн.

— Давайте скажем так: я просто надеялась, что он станет орудием Всевышнего для некоторых дисциплинарных взысканий, — Фрэнсис Роуз наблюдала, как Рис сильной правой рукой обрушил серию коротких ударов на Эвана. — Даже у моего дяди Сина не получилось бы лучше! Он тоже был левша.

Элизабет Энн перекрестилась, скрывая раздражение.

— Ваш отец был азартным игроком, дядя — боксером, а старший брат — шахтером на этом Богом забытом Диком Западе. И как у вас могло появиться желание посвятить себя Господу, сестра?

— Может быть, мне пришлось присоединиться к религиозному ордену, чтобы молиться за всех моих усопших родственников! — отрезала Фрэнсис Роуз и направилась к дерущимся подросткам, которые теперь катались по полу. Ребята, разбившиеся на две группы — одна болела за Риса, другая — за Эвана, расступались перед ней, словно воды Красного моря перед простертой дланью Моисея. В зале воцарилась мертвая тишина, и драчуны поняли, что совершили страшный проступок. Монахиня появилась, как воплощение гнева Господня, они отпустили друг друга и поднялись на ноги, чтобы предстать перед ее очами.

У Риса была ушиблена рука, он заработал несколько ссадин и синяков, но состояние Эвана было явно хуже. У него была рассечена губа, подбит правый глаз, и» носа текла кровь.

— Возможно, нос сломан, — небрежно заметила монахиня.

Она решила, что на широком простом лице Эвана это, вероятно, будет мало заметно. Тем более, что в будущем на нем появятся гораздо более серьезные шрамы.

— Завтра явись к отцу Райяну и покайся, — приказала она ему.

Повернувшись к Рису, сестра Фрэнсис Роуз сделала ему знак своей палкой, приказывая следовать за ней. Придя в кабинет, она оглядела несчастного паренька, который переминался с ноги на ногу, будучи неуверенным, что его не выгонят из единственного в его жизни прибежища.

— Ты ведешь себя весьма непосредственно, Рис Дэвис. Все малыши буду подражать теперь тебе, а не Эвану. Пожалуй, это нехорошо, если ты будешь изучать грамоту вместе с мелюзгой. Думаю, что тебе не надо ходить в класс.

— Но мне же надо выучиться читать по-английски, — запротестовал Рис.

— Я научу тебя читать быстрее, чем учат в первом классе. А за это ты будешь присматривать за Эваном и прочими забияками. — Лицо невысокой монашки медленно расплылось в улыбке. — Но думаю, сначала надо преподать тебе парочку хороших советов, показать, как должны себя вести мужчины, — юный валлиец просто остолбенел, когда сестра Фрэнсис Роуз приняла левостороннюю боксерскую стойку — Так вот, паренек когда ты бьешь левой, то обычно перед нанесением удара опускаешь левую руку вниз Это открывает тебя для прямого удара правой. Дядя Син, Боже упокой его душу, тут же пробил бы твою защиту.

Образование в трущобах Нью-Йорка, так же, как и в районах угольных шахт Уэльса, было, главным образом, роскошью богачей. А Рису отчаянно хотелось разбогатеть. Умная монашка предложила ему такую возможность, и он ухватился за нее, как утопающий за соломинку.

Он зачитывался до глубокой ночи, открывая для себя совершенно новый мир необыкновенных людей, от Юлия Цезаря до Святого Франциска Ассизского, от Христофбра Колумба до Джорджа Вашингтона. Но больше всего ему нравились рассказы о Западе, о золотых россыпях. Сестра Фрэнсис Роуз подогревала его пыл, и он мечтал окунуться в чистые просторы Скалистых гор. Она рассказывала ему истории и читала письма своего усопшего брата Рори, который разбогател во время золотой лихорадки в Колорадо в 1859 году и свое состояние завещал приюту Святого Винсента.

Однажды юный валлиец сидел, глядя на мрачные очертания Нью-Йорка, на шпили отдаленных церквей и ветхие жилые дома, а Фрэнсис Роуз наблюдала за ним из дверей своего кабинета — Опять мечтаешь о золотой кубышке, не так ли? — спросила она Рис повернулся и некоторое время задумчиво смотрел на нее.

— Нет, я думаю только о том, насколько грязен город здесь и как он чист в зажиточных районах. Сегодня утром я доставлял вещи мистеру Кавардишу, в дом Астор на углу Пятой авеню и 34-й улицы. Меня попросили внести коробки в дом. В коробках были стеклянные безделушки. Я отнес их в буфетную с хрусталем. Вот это буфетная! Да она больше нашей кухни! И там одни только горки для посуды… от пола до потолка… А в них столько прелестных вещей… даже сосуд резного стекла таких размеров, что в нем можно утонуть! Потом вошла одна из дочерей миссис Астор. Она была одета в бледно-голубое шелковое платье, сестра! Представляете, с утра — в шелках!

— А тебе пришлось везти тележку по авеню сюда, — мягко добавила монахиня. — Рис, она такая же красивая, как Тара?

На его лице отразилось замешательство, потом он усмехнулся.

— Пожалуй, даже красивее. Боже, я так давно не видел Тару!.. — он пожал плечами. — Она, наверное, давно вышла замуж. Тара на целый год старше меня, она единственная наследница.

— Похоже, ты отказался от своей мечты вернуться в Уэльс. А как обстоит дело с другими мечтами, Рис?

В последние месяцы он брался за работу за пределами сиротского приюта, и сестра Фрэнсис Роуз почувствовала в нем какую-то неусидчивость и неугомонность. Наступило время отпустить юношу, но ей было грустно расставаться с ним.

Он улыбнулся и пролил бальзам на ее душу.

— Я мечтаю о многом, и большинство моих грез рождено вами.

— В Уэльсе должен появиться еще один Бларни Стоун, это ты, юный мошенник.

Монахиня села за небольшой столик, накрытый потертой полотняной скатертью цвета слоновой кости. Она ловко перебирала и тасовала колоду карт.

— Расскажи мне о своих планах, пока я раскладываю карты, — попросила она.

— Вы всегда у меня выигрываете, — сказал он, словно удивившись, что его компаньонка по игре стареет.

Она причмокнула, когда сдавала по второй карте в игре в «петушка»: двойку ему, королеву — себе.

— Разве есть лучший способ научить математике невежественного юношу вроде тебя? Посмотри, сколь многому ты научился. А теперь внимание — мой ход. Если я выиграю, то завтра ты пойдешь на мессу, а сегодня исповедуешься у отца Райяна.

— Заметано, — согласился он, сделав широкий жест рукой.

— Насколько я понимаю, тебе есть в чем покаяться перед хорошим исповедником, особенно в отношении этой потаскушки Макгрегор из таверны, что на склоне холма, не так ли?

— Просто по-дружески попили пива, — уклончиво ответил он.

Она недоверчиво фыркнула. За последний год Рис очень изменился, он уже не боготворил прекрасных дам издалека. Городские барышни, симпатичные, молодые и не очень строгие, нашли красивого валлийца удивительно привлекательным. Но никто из них не завлек его в капкан женитьбы!

Монахиня посмотрела на него проницательными серыми глазами и сказала:

— Надеюсь, ты исповедуешься отцу Райяну о «дружеском питье пива».

— Только если у вас окажется еще одна дама, — ответил он с ухмылкой, глядя на брошенную на стол карту.

— В этой колоде больше настоящих дам, чем среди особ, за которыми ты приударял в последнее время. Сестра Фрэнсис Роуз раздала по третьей карте: пока что у них была ничья. Ей пришла шестерка. При таком раскладе дама не поможет… Рис был прирожденным игроком, как и ее любимый родитель: тот же изворотливый ум, то же невозмутимое выражение лица во время игры. Если бы только он, как и ее отец, проникся любовью к церкви! Но со дня крещения религиозность Риса сводилась сначала к тому, чтобы выполнять нужные обряды, а позже — чтобы доставлять ей удовольствие. Она благосклонно примирилась с этим, моля Святого Иуду, который делает возможным невозможное, о том, чтобы в душе юноши пробудилась религиозность. Теперь, когда она почувствовала, что подходит время их расставания, монахиня поняла, что не властна над его духовной жизнью.

Пожав плечами, она сняла четвертую карту. Рис вытянул валета, к двойке присоединил тройку. Она вытянула еще одну шестерку и увеличила ставку. Он спокойно дожидался последней карты. Сдерживая чувство торжества, она смотрела на свою последнюю карту — пиковая дама! Две дамы. Она подняла ставку.

Сестра Фрэнсис Роуз решила, что если Святой Иуда окажется слишком занят во время поездки Риса на Запад, то ему на смену придет Святой Христофор, покровитель путников.

А если помощь не придет и от этого святого, — кисло усмехнувшись, подумала монахиня, — тогда дьявол не упустит своего случая!

Глава 2

Старлайт, Колорадо, 1879 год

Виктория Лафтон радовалась приезду домой. Ее глаза мягкого бирюзового цвета отдыхали, глядя на знакомую обстановку спальни. После года обучения в Сент-Луисе, в академии мисс Джефферсон, где она спала в одной комнате с тремя другими девушками, такое уединение было сущим наслаждением. Она провела рукой по накрахмаленным кружевным краям салфетки на ночном столике, потом взбила шелковую голубую подушку, лежавшую на кровати. Вся обстановка комнаты была чрезвычайно женственной и изящной, под стать самой девушке, светловолосой, с точеной фигуркой и неярким румянцем на щеках. Черты ее были удивительно определенными для столь юного возраста, на лице лежал отпечаток аристократизма, но в то же время в нем чувствовалась внутренняя сила. Когда что-то делалось не так, как хотелось ей, у рта залегали капризные складки.

Но старшему ребенку и единственной дочери Стоддарда Лафтона, ведущего банкира города Старлайт, редко в чем-либо отказывали. Даже академию мисс Джефферсон выбрала она сама. Ее матери больше нравились известные училища Бостона, но Викторию Элизабет Лафтон потянуло в романтическое заведение вдовы южанина-конфедерата в Сент-Луисе. Она уговорила отца, которому хотелось, чтобы она училась поближе к дому. Вместе они взяли верх над матерью.

— Здесь я проведу все лето, — громко воскликнула она в пустой комнате и сделала грациозный пируэт, от которого юбка с оборками взметнулась над худенькими коленками. Будут гости, танцы, пикники и много, много кавалеров! После строгостей общежития она с нетерпением ждала возможности броситься в водоворот летней светской жизни.

Юное сердце Виктории ликовало при мысли об удовольствиях, которые су ля г ей ближайшие годы. Она будет внимательно присматриваться к своим кавалерам и сравнивать их достоинства и недостатки.

Папу следует убедить в том, что ей нужно приобрести новую одежду, но в этом деле мама, конечно же, окажется на ее стороне. Из Сент-Луиса она привезла с собой целый чемодан выкроек. Ее родной городок, расположившийся в великолепной местности юго-западной части штата Колорадо, среди Скалистых гор, был изолирован от мира и отстал от жизни.

— Я стану здесь законодательницей мод, — воскликнула она с молодым задором и решила переговорить с Хеддой Лафтон.

Сандерса Лафтона отправили, как и его старшую сестру, заканчивать образование в хорошем учебном заведении Чикаго. Но в отличие от смышленой и живой от природы Тори, которая, похоже, очаровывала буквально всех и, словно губка, впитывала книжную премудрость, его отчислили после первого же семестра. Во второй раз Сандерса пристроили в школу в Денвере. Лентяй и там бил баклуши. В День любителей пива, 21 мая, его задержали за хулиганство в подвыпившем состоянии в питейном заведении немецкого района города и опять исключили. Он был не рад приезду Тори, которую учителя превозносили до небес. Конечно, всем известно, что в школах для девчонок учиться гораздо легче: им же не преподают настоящие науки, как будущим бизнесменам! Но родители делали обидные для него сравнения с сестрой. И все же Тори была его союзницей в борьбе против Стоддарда и Хедды. Разница в возрасте у них составляла всего один год, и они очень дружили. Сандерс всегда мог уговорить Тори взять на себя вину за его проделки. Настоящие неприятности у него начались только тогда, когда их отправили учиться в разные места.

Спрятавшись в кладовке, Сандерс обшарил полки со спиртным, боязливо оглядываясь по сторонам. Он схватил бутылку сладкого темного портвейна и сунул ее под пиджак. Это вино ему нравилось гораздо больше, чем противное кислое пиво, которым его потчевали одноклассники в Денвере.

«Неплохо иметь богатых родителей», — самодовольно подумал он, пробираясь к себе в комнату.

Пройдя по столовой, он на лестнице столкнулся с Тори. Его безмерно раздражало то, что изящно сложенная сестра была с ним одного роста; пять футов два дюйма. Когда же, наконец, он вырастет?

— Сандерс, что ты тут делаешь?

— Я ищу маму.

Тори заметила его бледность и то, как он нервно поправлял свои младенчески курчавые волосы. За последний год ему здорово досталось, бедняжке.

— Как ты себя чувствуешь? У тебя нездоровый вид, — сочувственно заметила она.

— Все в порядке. Не беспокойся. Тори, — отозвался Сандерс.

— Если ты ищешь маму, то найдешь ее в кабинете папы, она пошла туда несколько минут назад, — подсказала Тори.

Он с ухмылкой посмотрел вслед сестре, которая повернулась и пошла по длинному коридору. Мать и отец страшно злились, когда кто-нибудь заходил в этот кабинет. Пусть для разнообразия Тори хоть разок побудет козлом отпущения.

Виктория чуть не ворвалась в кабинет, но в последний момент все же вспомнила уроки хорошего тона, которые преподавались в училище миссис Джефферсон. Дамы никогда не торопятся и никогда не задыхаются. Дамы всегда стучат в дверь и просят разрешения войти. Она замедлила шаг, распрямила плечи, провела рукой по волосам, убедившись, что они ниспадают ей на спину ровными прядями, потом подняла руку, чтобы постучаться.

Дверь была закрыта неплотно, так что, несмотря на трехдюймовые ореховые доски, были слышны голоса. Рука девушки замерла в воздухе, когда она услышала ледяной, резкий и злобный голос матери. Виктория никогда не слышала, чтобы ее благовоспитанная мама, родившаяся в Бостоне, разговаривала таким тоном.

— Ты удалишь эту проститутку из города в течение недели, Стоддард. Я не прошу этого, а требую. Либо ты сделаешь это, либо я забираю детей и возвращаюсь вместе с ними в Бостон. Я не потерплю публичного унижения из-за твоего непристойного увлечения этой дешевой артисткой!

— Ты не посмеешь уехать! Только представь, какой скандал вызовет развод, — пренебрежительно возразил он.

— Гораздо больший скандал — когда в таком крохотном городишке обитает твоя любовница, — заявила с холодным достоинством Хедда.

Стоддард невесело усмехнулся.

— Чего же ты хочешь, моя дорогая? Чтобы я вернулся к тебе в кровать? Вряд ли.

— Одно дело удовлетворять похоть, не привлекая внимания людей, как это делают другие джентльмены в городе. Но ты перешел всякие границы. Ты появляешься с этой актрисулей повсюду, даже обедаешь с ней на виду у всех! Я не позволю унижать себя, я не желаю, чтобы обо мне сплетничали! — в голосе Хедды слышались истерические нотки. Стоддард злобно огрызнулся:

— Но это менее унизительно, чем прикасаться к ледяному замку, который ты называешь своим телом. Тебе это не понравится еще больше, Хедда.

— Не грози мне, Стоддард. Я подарила тебе сына и дочь — великолепных, красивых детей — твоих наследников. Я выполнила супружеский долг. И либо ты будешь относиться ко мне с уважением, либо… — она заколебалась, но потом ее голос зазвучал зловеще, — я напишу отцу. Как сенатор Соединенных Штатов от штата Массачусетс он пользуется полной поддержкой президента Хейеса. Если у тебя есть политические амбиции, ты не станешь мне перечить. Или скрывай свои греховные связи, или тебе придется поплатиться!

Услышав, что голос ее матери переходит на крик, Виктория не выдержала. Она завернула за угол и помчалась к лестнице для слуг. Ее глаза затуманили слезы, она споткнулась, ударилась коленом о жесткую деревянную ступеньку, но даже не почувствовала боли. Ее мир вдруг рухнул. По-книжному идеальные родители, самая элегантная и подходящая друг к другу пара во всем Старлайте, на поверку оказались совсем не такими. Отцу вскружила голову проститутка, а мать грозилась увезти Викторию и Сандерса в унылый, старый Бостон! Задрожав от страха, девушка бросилась на кровать и дала волю слезам.

Когда Виктория передала, что она устала и не спустится к обеду, Стоддард и Хедда не возражали. Но когда и на следующее утро она не вышла из своей комнаты и не взяла ничего из еды с подноса, который ей прислали, Хедда забеспокоилась.

— Что случилось с нашей девочкой? Сегодня после обеда к нам на чай приходят миссис Соме и миссис Эверетт, — бормотала она в волнении, когда служанка Бесси понесла обратно на кухню нетронутый завтрак.

— Наверное, она дуется, потому что услышала, как вы с отцом ссорились, — объяснил Сандерс, сидя на другом конце стола, накрытого кружевной скатертью. Вилка Хедды упала на фарфоровую тарелку, она пронзительно посмотрела холодными водянистыми глазами на сына.

— О чем ты говоришь? Когда? Парень сделал невинную мину.

— Я видел, как вы с отцом отправились в кабинет, вы же обычно так поступаете, когда хотите что-то обсудить. Она долго стояла у двери и слушала. Я пытался увести ее от гуда, но она меня прогнала. А потом убежала, ревя в три ручья, — Сандерс пожал плечами и, извинившись, встал из-за стола, глядя, как бледные, бескровные руки матери сжимают и разжимают полотняную салфетку.

Мать так погрузилась в свои мысли, что напрочь забыла о его присутствии.

Хедда медленно поднималась по лестнице, собираясь с духом для разговора с Викторией. Сначала надо взять себя в руки. Поднявшись по лестнице, она остановилась, потерла виски, стараясь не растрепать серебристые волосы, уложенные волосок к волоску на французский манер. В свое время Хедда Лодж Лафтон была настоящей красавицей. Да и теперь, в тридцать семь лет, она все еще производила впечатление, в ней было холодное очарование. Думая о Стоддарде и о том, к чему, возможно, привела его явная аморальность, она почувствовала новый прилив гнева.

Виктория была так расстроена, что даже не услышала стука в дверь. Когда Хедда вошла в комнату и негромко позвала дочь, Виктория, стоявшая у окна, вздрогнула и повернулась. Она Смотрела невидящими глазами на сад за домом. Как бездарно рассыпались ее планы и мечты на лето! Всхлипнув, она бросилась на шею матери, Взяв заплаканное лицо своей дочери в руки с наманикюренными ноготками, Хедда холодно и аккуратно поцеловала Викторию в лоб, а затем подвела ее и усадила на край неубранной кровати. С неудовольствием взглянув на постельное белье, она сказала:

— Виктория, ты знаешь, что дама не станет валяться в кровати, придавая своей спальне неряшливый вид. Тебе давно пора было встать и одеться, чтобы Бесси могла сменить постельное белье и убрать в комнате.

— Мне просто не хотелось… никого видеть, — печально произнесла девушка.

. Хедда поняла, что ее самые неприятные опасения подтвердились.

— Значит, вчера ты подслушивала возле двери в кабинет, как обычная служанка?

Виктория попыталась протестовать, но мать подняла руку, не давая ей произнести ни слова. Пройдя с повелительным видом к окну, Хедда собралась с мыслями и решила объясниться с дочерью начистоту, хотя эта задача была не из легких. Девушке уже исполнилось пятнадцать лет. Может быть, как раз и неплохо объяснить ей все именно в таком возрасте.

Хедда повернулась и посмотрела на полудевочку-полуженщину, съежившуюся на краю кровати.

— Весьма прискорбно, что ты вчера узнала обо всем, — начала она спокойным голосом, — но что было, то было. Тебе нечего опасаться скандала и не придется уезжать из дому. Отец исправил свою ошибку.

— Значит… значит вы с отцом помирились? И опять полюбили друг друга? — в голосе и взгляде Виктории сквозило явное замешательство.

Лицо Хедды стало ледяным.

— Любовь… Фи! Мне нужно обращать больше внимания на книжонки, которые вам позволяют читать в училище… и на твоих подружек. Любовь — это такая же мифология, как постыдные греческие истории, которые ты читала в прошлом году.

— Мама, это классические повести. Мифы — да, но отнюдь не постыдные, — защищалась Виктория. Мисс Вартон дала девушке небольшой томик греческой Мифологии, и Виктория сочла нужным стать на защиту любимой учительницы. — Да и вообще настоящая любовь не имеет отношения к мифологии.

Хедда нетерпеливо отмахнулась от этих слов.

— Слушай меня! Я расскажу тебе, что можно считать настоящим, барышня. Романтическая любовь к возлюбленному, о которой грезят девушки, на деле является мифом. Мужчины, даже из высших слоев населения, не дарят цветов и не декламируют стихи просто для того, чтобы подержать тебя за ручку. — Хедда немного помолчала, потом собрала свою волю и спросила:

— Как ты думаешь, что должна делать молодая дама в первую брачную ночь?

Виктория зарделась от смущения. Она действительно толком не представляла себе, что такое секс, если не считать нескольких целомудренных поцелуев украдкой с мальчиками в истекшем году. Но она слышала неясный шепот старших подруг в училище, который тут же умолкал, когда в комнату входили девочки помладше. Но повторить это в присутствии матери было невозможно!

— Я так и думала, что ты абсолютно невежественна в этих делах, ну да ладно. Я не намерена вдаваться в отвратительные физиологические подробности. Сама хлебнешь всего этого, когда подойдет время. Но выбирай благоразумного человека. Если будешь умницей и тебе повезет, он перестанет приставать к тебе, как только у тебя появится ребенок. Обязанность женщины заключается в том, чтобы дать своему мужу наследника, но если она и потом терпит его домогательства, то она просто дурочка.

Виктория смотрела на совершенный профиль Хедды, ставший от напряжения слишком суровым и резким. Девушка отчаянно смутилась, но взгляд матери не допускал возможности что-нибудь возразить.

Сдерживая волнение, она собралась с духом и спросила:

— Поэтому вы с папой спите в разных спальнях? Родители некоторых моих подруг спят в общей…

— Не смей больше обсуждать, как кто спит в нашей семье или у других… никогда, ни с кем! — властно прервала ее Хедда. Господи, о чем говорит ее дочь?! — Обретя снова внешнее спокойствие, Хедда произнесла размеренным, убеждающим тоном:

— Мужчины и женщины, если они джентльмены и леди, никогда не спят в одной спальне. Это делают только люди из низших слоев. Дамы выполняют свой супружеский долг и удовлетворяют потребности мужей лишь до рождения детей. Потом джентльмен ищет возможности удовлетворять свои низменные потребности на стороне и оставляет жену в покое.

Виктория начала кое-что понимать. Во всяком случае, ей так казалось. — Вы хотите сказать, что бывают женщины, которым приятно, что мужчины… — она не договорила: ей стало стыдно.

— Да, такие женщины не принадлежат к нашему кругу. Это необразованные, простые люди из низших слоев, или, хуже того — проститутки. Дама никогда не получает удовольствия от интимной связи с мужчиной. Она просто выполняет обязанность в рамках законных супружеских пределов.

— Значит, после этого мужья… — Виктория замолкла в нерешительности, будучи не в состоянии представить своего отца в роли ухажера какой-нибудь ужасной ирландской прачки или проститутки… — мужья находят себе любовниц?

— Они потихоньку посещают такие места в городе, где женщины доставляют им удовольствие. Твой отец допустил ошибку, Виктория. Ему вскружила голову артистка: вульгарная, бесстыжая девка. Он допустил, чтобы жители Старлайта видели их, вместе в общественных местах, — Хедда задрожала от гнева и добавила ледяным тоном:

— Этого больше не повторится, можешь мне поверить. Он отошлет ее и впредь станет более осмотрительным. Понятны ли тебе мои объяснения? Ты дама, и от тебя ждут соответствующего поведения. А ты взамен имеешь право ожидать, что твой будущий муж не нарушит правил приличия, — мать подождала, пока Виктория не кивнула с огорченным видом. — Прекрасно! На эту тему мы больше говорить не будем. Я знаю, что могу положиться на твой здравый смысл и на достойное дамы поведение.

А теперь умойся, а то у тебя опухло от слез лицо, оденься и спускайся вниз. После обеда нам предстоит встретиться с несколькими дамами из церкви.

Виктория просто онемела, провожая глазами мать, которая грациозно выплыла из комнаты. В голове девушки пронеслась беспорядочная череда образов: отец, обычно ласковый, снисходительный и лишь иногда надменный, и строгий, милый папочка позволял себе похотливые, ужасные поступки с этими отвратительными женщинами с улицы Мэйн! Она кое-что слышала от Сандерса об улице с красными фонарями. Потом ей на ум пришла еще одна ужасная мысль. Сандерс вырастет и станет таким же, как отец! Мать сказала, что все мужчины испытывают низменные желания. Дрожа, Тори поднялась, глубоко вздохнула и принялась умывать распухшее лицо холодной водой.

Вечером того же дня, за ужином, Виктория пристально разглядывала отца и мать. Просто поразительно, она не заметила ни намека на враждебность, с которой они разговаривали тогда, за закрытой дверью. Родители улыбались, любезничали, поддерживали вежливую беседу за столом.

Ночью Виктория ворочалась с боку на бок, лежа без сна. Когда она поднялась на следующее утро, то почувствовала волчий голод, потому что накануне вечером ничего не ела. Она быстро оделась, сбежала вниз по боковой лесенке и попросила у кухарки горячую булочку и стакан свежего молока. Завтрак должны были подать не раньше, чем через час.

Поставив ногу на первую ступеньку, Виктория услышала приглушенные голоса: они долетели до нее сверху.

Служанка Бесси прошептала:

— Я слышала, что уже сегодня она не появится на сцене. Мне просто не верится, что старина Лафтон так легко согласился расстаться с ней.

— Ха, — усмехнулась кухарка. — Еще бы, ведь ее королевское величество, миссис Царица из Бостона пригрозила обратиться за помощью к своей семье. А Флавия Голдшток всего-навсего артистка. Такие, как она, приходят и уходят. Она для него — тьфу! А положение здесь, в Старлайте, и позиция в республиканской партии в Денвере значат для министра очень много.

Станция дорожных дилижансов представляла собой большое кирпичное здание в два этажа высотой, над которым была сделала пристройка для сотрудников. Это строение находилось на улице Уитон, рядом с улицей Мэйн, в таком районе, по которому проезжали на работу бизнесмены в сюртуках. Сюда же приходили получать разные грузы суровые скотоводы и шахтеры Улица Уитон не могла служить подходящим место для прогулки пятнадцатилетней девушки, особенно если та гуляла одна. Но какой-то инстинкт самобичевания заставил Викторию выскользнуть из боковой двери ателье модистки на улице Вандерментер и прийти сюда, чтобы посмотреть, как пассажиры покупают билеты на послеобеденный дилижанс, отправляющийся в Денвер.

Она нервничала. Если бы кто-либо из друзей отца увидел, как она стоит в темном проулке, и сообщил бы ему, у нее возникли бы немыслимые неприятности. Но я должна увидеть ее — должна убедиться в том, что она действительно уезжает. Кроме того. Тори хотелось посмотреть, как выглядят «такие женщины».

Виктория почти потеряла надежду увидеть ее, когда приземистый, заросший кучер с повисшими усами и восьмифутовым кнутом подошел неторопливо к дилижансу и бросил под козлы мешки с почтой. Неужели он уедет без пассажиров? Но как раз в этот момент раздался женский голос, в котором явно чувствовался южный акцент:

— Извозчик, будьте любезны…

Приземистый мужчина обернулся, дотронулся до засаленной, поношенной шляпы и взял из рук дородного мужчины, который сопровождал женщину, две тяжелые сумки. Пока невысокий возница с удивительной легкостью ставил сумки в дилижанс, Виктория рассматривала «артистку» Флавию Голдшток. Это была высокая, фигуристая женщина. Ее пышную, хорошо сложенную фигуру венчала копна черных, как смоль, блестящих волос, искусно завитых и выглядывающих из-под кокетливой шляпки. Платье из красного бархата было слишком теплым для летнего дня, но, казалось, что безукоризненно одетая женщина была невосприимчива к жаре.

Виктория заметила, что лицо Флавии было накрашено, но не безвкусно намазано, как она ожидала. Во всяком случае, эта актриса не походила на женщин с другого конца улицы Мэйн, которые работали в питейных заведениях! Про тех сразу было ясно, что это за птицы. Когда крупный мужчина подсадил Флавию Голдшток в дилижанс, Виктория поймала ее мимолетный взгляд. Что может заставить женщину до такой степени потерять стыд, что они соглашаются выступать на сцене? И хуже того — окручивать мужчин — таких достойных людей, как ее отец — и губить их репутацию, показываясь с ними на людях? Неужели ее отец действительно спал в одной кровати с этой женщиной? Виктория чуть не охнула от стыда за свое буйное воображение.

— Вы только посмотрите на нее, она и глазом не моргнет! И это после всех бесстыжих кривляний на сцене и в жизни, в нашем городе, — заметила Чарити Соамс.

Виктория подпрыгнула от ужаса, ее охватила паника… Прямо за углом стояла лучшая подруга матери! Девушка отпрянула поглубже в тень и услышала голос Эстер Смистон, невестки Чарити, еще одной светской дамы, взявшей на себя роль судьи в Старлайте.

— Ну что ж, по крайней мере, она уезжает и избавляет нас от нового скандала. Ни один мужчина не мог чувствовать себя в безопасности, пока она была здесь. Они все шли в «Розовый театр», чтобы посмотреть ее игру в пьесах Шекспира! Ха! Просто топтаться по сцене в мальчишеских обтягивающих штанах — вот и вся ее игра!

— Интересно, что теперь с ней станет? Она здесь потеряла своего антрепренера. Говорят, он умер от сердечного приступа, — с любопытством прошептала Чарити.

Эстер фыркнула:

— Ну порядочных людей не волнует, что с ней произойдет, однако дьявол своего не упустит.

Глава 3

Старлайт, Колорадо, 1884 год

Свежий весенний ветерок трепал воротник куртки, но солнце грело спину одинокого всадника, который натянул попрочнее на голову плоскую шляпу. Это был высокий мужчина, широкоплечий, длинноногий, запылившийся в дороге и уставший от долгой езды верхом из Денвера на юго-запад по прекрасным Скалистым горам.

Повернув вороного коня с блестящей шерстью на улицу Мэйн, он, прищурившись на ветру, стал присматриваться к людям и отметил про себя, что город довольно большой. Это все еще была приличная часть улицы Мэйн. Он увидел открытый красивый экипаж, запряженный парой одинаковых гнедых коней, таких же великолепных, как и восседавший на козлах кучер. Всадник обратил внимание на приземистый дом с застекленным фасадом, стоявший на противоположной стороне улицы. Вывеска гласила, что это — городская газета «Плейн Спикер», издателем и редактором которого является Майкл Меньон.

— Библиотека, газета и отличная гостиница. Может быть, Старлайт не просто город-однодневка, выросший на волне бума, Блэкджек, — пробормотал путник, обращаясь к своему вороному коню, и поглядел на хорошо одетых людей. Он мог многое сказать о мужчинах и женщинах по походке и покрою их одежды.

Да, город многообещающий, явно многообещающий… Блэки Драго был прав. Именно в таком месте можно начать новую жизнь. В течение последних пяти лет приезжий работал в Денвере банкометом и сколотил довольно приличный капиталец. Как бы их здесь повыгоднее вложить? Размышляя над очередным вопросом, путник увидел вывеску в окне парикмахера:

«Ушел хоронить жену. Скоро вернусь». Действительно, с бизнесом медлить нельзя.

Прочитав записку и усмехнувшись, всадник вдруг вспомнил имя издателя газеты и лениво подумал, не родственник ли он Эвану Меньону, который теперь томится в заключении в штате Нью-Йорк. На западе человек нередко избавлялся от плохой репутации, которую его семья снискала на востоке. Запад был местом безграничных возможностей, но незнакомец верил в игру случая. Он потрогал ремень с деньгами и подъехал к длинной череде салунов. Вот его район города… но не надолго.

Как только он небрежно перекинул ногу, чтобы спрыгнуть с Блэкджека на землю, в небольшой занюханной пивнушке на другой стороне улицы раздался выстрел. Путник выхватил из чехла рядом с седлом винчестер-73, спрыгнул на землю, и, не отходя от лошади, стал наблюдать за автоматически закрывающейся дверью питейного заведения Форти Род. Из двери выскочил высокий, худой мужчина, одетый во фланелевую куртку шахтера и брюки из грубой хлопчатобумажной ткани; в руке он держал «кольт». Пистолет выскользнул из ослабевших пальцев, мужчина привалился к дверному косяку, а потом рухнул, как мешок зерна, на пыльную улицу. Собака, которую он держал на поводке, взвизгнула и рванулась в сторону, но затем с любопытством подошла к убитому, из тела которого вытекала на землю кровь. По земле тащился обтрепанный поводок. Из салуна донесся звук другого выстрела, отбросившего рыженькую дворняжку к голове мертвеца, и собачонка тоже рухнула замертво Хозяин собаки, плотный здоровяк с нечесаными черными космами, неуклюже вывалился из двери, громко проклиная все на свете. Оживленная улица тут же опустела, словно шахматная доска в конце игры. Из салуна больше никто не показывался, а здоровяк продолжал вопить — Убили мою собаку! А этот пес стоил двух моих жен, этих проклятых Уты и Френчи… я сожрал их всех четверых! Выходи сюда на улицу и испытай свою судьбу!

Из питейного заведения донесся женский вопль. Женщину вытолкал на улицу укрывавшийся за ней толстый коротышка, одетый в грязные обноски, которые когда-то были формой офицера южан. Он выстрелил в разгневанного любителя животных, но промахнулся, когда ярко накрашенная потаскуха споткнулась и дернула его руку.

На другой стороне улицы путник потихоньку шел, ведя за собой лошадь и направляясь в проулок между двумя питейными заведениями; он держал в руке ружье, но надеялся, что ему не придется воспользоваться оружием. Бродяга выстрелил опять, но на этот раз его промах объяснялся не столько заложницей, сколько тем, что он основательно накачался спиртным.

Великан сделал рывок и схватил бродягу мясистой рукой, отбросив женщину в сторону, будто детскую куклу. Когда эта стычка, казалось, закончилась, мимо странника просвистела еще одна пуля. Она задела его шляпу, сбив ее с головы. Он присел, повернулся и навел свой винчестер на другого бродягу.

Второй мужчина, такой же пьяный, как и его приятель, только сейчас заметил перед собой странника.

— Совсем не хотел трогать вас, мистер! Фил-людоед должен извиниться передо мной, а если он этого не сделает…

Крик, сменившийся неприятным хрустом, прервал невнятную речь бродяги. Прожорливый Фил схватил убийцу за шиворот и бесцеремонно шмякнул в грязь. Плачущая потаскуха стала на карачках пятиться от взбесившегося зверя в облике человека. Не обратив на нее внимания, он повернулся к двум, мужчинам, находившимся на другой стороне улицы, и тяжело заковылял к ним.

— Проклятие, где же ваш шериф? — спросил странник. — На этой улице, похоже, свинца расходуется больше, чем добывается в Скалистых горах.

Он перевел взгляд с пьяницы на великана, чувствуя, что это животное нельзя будет остановить ласковыми уговорами.

— Эй, ты, полоумный урод! Ты убил Азу! Так твоя собака могла бы загрызть кошку.

— Аза не стоил моей собаки даже в лучшие дни своей жизни. Как, впрочем, и ты.

Фил сделал еще один шаг по направлению к проулку. Блэкджек пугливо отпрянул в сторону. Но великан и не смотрел на странника, а продолжал двигаться к трясущейся от страха жертве. Тот принялся беспорядочно палить из своего «кольта-конфедерата». Одна пуля попала в стену здания, осыпав осколками штукатурки черную бороду Фила. Следующая пуля пролетела в опасной близости от странника, который все еще находился между дерущимися. Высокий наездник пригнулся и выругался, потом шлепнул по крупу лошадь, которой он очень дорожил; он хотел загнать ее в проулок и уберечь от опасности.

— Черт возьми, удирай, если не можешь срезать его пулей! — воскликнул странник.

Исполненные ужаса глаза бродяги остановились на человеке, который накричал на него. Пистолет пьяницы метнулся и нацелился прямо на незнакомца. Однако и доли секунды, которая ушла у бродяги на то, чтобы нажать на курок, оказалось достаточно, чтобы странник успел выстрелить. Бродягу отбросило назад, он свалился на кучу мусора.

Фил, у которого отняли жертву, взревел.

— Он был моей добычей! Свою дичь я убиваю сам. И поедаю ее, — добавил он с волчьей ухмылкой, одобрительно глядя на высокого, мускулистого молодого человека.

Незнакомец вскинул ружье и уперся стволом в челюсть нападающего зверя. Хрустнула сломанная кость, в этом не было сомнений. Оглушенный Фил упал на колени, а оказавшийся здесь «невинный зевака» торопливо выскочил из проулка.

— Вы убили Салка и хладнокровно сунули дуло ружья в рожу Фила-людоеда! Сукин сын, красавец, неплохо сработано за один день, — ярко одетая шлюха, ставшая еще красочнее от соприкосновения с красноватой землей Колорадо, подошла поближе, дерзко рассматривая незнакомца. Но не успел он что-либо возразить или избавиться от ее благовонного присутствия, как откуда ни возьмись его окружили прилично одетые мужчины.

— Добрый день, сэр! Я Уиллоуби Джонсон, мэр Старлайта, а это Стоддард Лафтон, президент банка «Юньон Траст». Мы ваши должники, мистер..?

— Дэвис, Рис Дэвис, — ответил незнакомец. Приветливая улыбка осветила его смуглое от загара лицо, когда он пожимал руку этим двум мужчинам. — А насчет того, что вы мои должники, то, право же, я в этом сомневаюсь. Я просто оказался в центре перестрелки.

— Он спас мне жизнь! — вмешалась шлюха. Рис сделал шаг назад, испугавшись, что она в знак благодарности кинется его обнимать. Оба местных жителя не обратили на нее внимания.

Коренастый, но полный достоинства банкир Лафтон спокойно объяснил:

— Эти негодяи доставляли нам в последнее время много хлопот. Недавно мы даже потеряли шерифа, — добавил он, покосившись на винтовку и на самого Риса, высокого молодого человека, и решив, что у него вполне внушительный вид. — Нам бы подошел такой хладнокровный человек.

— Оплата хорошая. Тридцать в неделю, бесплатное питание в тюрьме… блюда доставляются из ресторана миссис Винтер, это лучшая во всем городе кухня домашнего типа, — похвастался мэр.

Рис пожал плечами.

— Меня это не интересует, джентльмены, даже если миссис Винтер действительно хорошо готовит.

— Жалованье можно, удвоить, — настаивал Лафтон.

Странник повернулся и подобрал волочившиеся по земле конские поводья.

— Простите, джентльмены! Но я не отношусь к людям, стоящим на страже закона, — ответил он с усмешкой. — Я довольно часто оказываюсь по ту сторону… Лучше позаботьтесь о Филе до того, как он придет в себя… и решит закусить, — добавил он, поднял с земли запылившуюся шляпу, отряхнул ее о колено и надвинул на затылок.

Потом вскочил на своего коня и поехал дальше по улице, оставив мэра и банкира разбираться с последствиями побоища.

— Встречаются же такие места, — пробормотал Рис, поправляя пальцами краешек полей шляпы. — Человека могут пристрелить, даже если он просто наблюдает за игрой в покер. — Рис осмотрел целый ряд заведений, решив про себя, что чем дальше он уедет от Фила-людоеда, тем лучше. Выбор был богатый. Были тут и небольшие, занюханные забегаловки и большие, шумные заведения. Ему приглянулось одно заведение с довольно неизобретательным названием «Пивной дворец». Хотя и несколько запущенного вида, оно пользовалось популярностью у шахтеров и скотоводов.

— Только и ждут, чтобы с них сняли шерстку, — произнес Рис, слезая с лошади. Он привязал Блэкджека к столбу коновязи и вошел в тускло освещенное помещение.

Заведение пропахло опилками, пивом и немытыми телами. Доносился оглушающий шум; говор и смех перемежались тиньканьем полуразбитого пианино. Над несчастным малым, который колотил по клавишам, красовалась надпись, сделанная красной краской:

ПРОСЬБА НЕ СТРЕЛЯТЬ В ПИАНИСТА.

ОН ЧЕРТОВСКИ СТАРАЕТСЯ

Громко кричала в своей клетке большая тропическая птица с ярко-желтым и зеленым оперением, что странным образом походило на деланную веселость проституток, которые не теряли времени даром среди посетителей. Одна женщина, игравшая в азартную игру, замерла на мгновение с картой в руке, заметив высокого незнакомца, появившегося в дверях Он легкой походкой вошел в зал, непринужденно облокотился на стойку бара и заказал пиво. Его холодные голубые глаза обвели взглядом помещение, задержавшись на столах игры в покер возле нее.

«Этот тип — азартный игрок, он чертовски мил, а для женщин это опасно», — подумала проститутка.

Когда он посмотрел в ее сторону, она ему подмигнула. Незнакомец на мгновение прикоснулся кончиками пальцев к краю шляпы и продолжил пристально рассматривать сидевших за столиками, потягивая свое пиво.

Эммет Хаузер наблюдал за новичком из-под насупленных бровей. Он сидел за своим столиком возле лестницы, спиной к стене, откуда мог следить за всеми завсегдатаями своего питейного заведения. Хозяин салуна был крепким мужчиной, склонным к полноте, ширококостным, крепко сложенным. Его квадратное, бледное лицо было злым и мрачным, а желтоватые кошачьи глаза замечали все. Джинджер сделала не правильный ход и проиграла, теперь она должна была заплатить за свое место за столиком, и хозяин еще больше нахмурил брови, глядя на нее. Глупые женщины, постоянно пялят глаза на привлекательных молодых людей! Как раз, когда он встал и решил дать нагоняй рыжей Джинджер, незнакомец подошел к столу Рики Барлоу.

— Не возражаете, если я присоединюсь? — любезно спросил он, взявшись рукой за спинку незанятого стула.

— Пожалуйста, — ответил Барлоу, бросая беглый взгляд на путника, запылившегося в дороге. — Мы играем в покер на равных, валеты открываются.

— Какой предел? — спросил Рис, садясь на грубый деревянный стул.

— Пределов нет, поднимайте ставку хоть до небес, незнакомец, — засмеялся Барлоу. Но когда Рис вынул целую пачку купюр из кармана куртки, равнодушие на лице молодого игрока быстро сменилось суетливым удивлением. — Вообще-то сегодня облачно. Небо нависло над Старлайтом примерно на высоте ста долларов.

Кряжистый старый шахтер, сидевший напротив Барлоу, усмехнулся, а хорошо одетый молодой человек с русыми волосами насупился. Сандерс Лафтон весь день проигрывал и ни в чем не замечал смешного.

Примерно с час протекала игра гладко. Котни, Бриджис и Дэвис изредка выигрывали небольшие суммы. Барлоу выигрывал чаще, но поскольку он слыл профессиональным игроком и работал на Эммета Хаузера, то местные жители этому не удивлялись. Постепенно Рис начал выигрывать все чаще, перебивая и повышая ставки с Барлоу, который уже заметно нервничал.

Рис наблюдал, как Барлоу раздал первые три карты, потом протянул правую руку ладонью вверх.

— Давайте посмотрим колоду.

По залу кругами разошлась тишина. Вскоре взоры всех посетителей переполненного салуна устремились к столу Барлоу.

— Если вы обзываете человека мошенником, то это надо доказать, — выкрикнул один из мужчин.

— Здесь играют так же классно, как работают в моей шахте, сынок, — вставил Котни, обратившись к Рису.

— У вас нет никаких оснований просить показать колоду, — произнес Барлоу оправдывающимся тоном, лихорадочно ища глазами Хаузера.

Хозяин салуна подскочил к столу с грозным видом, отталкивая попадавшихся на пути людей. Но к тому времени Рис уже выхватил колоду из пальцев сдававшего карты. В другой руке он держал небольшой пистолет 40-го калибра, который извлек из внутреннего кармана. Рис перетасовал колоду с быстротой и ловкостью знатока.

Потом открыл свои три карты и попросил других сделать то же самое. Ко гни и Бриджис послушались, но Лафтон сердито отказался.

— У вас пара тузов, как и у Барлоу? — спросил Эбл Котни с понимающей улыбкой.

— Нет, у него их нет, если только в колоде не шесть тузов. В колоде не хватает двух карт, и могу поспорить, что эти тузы припрятаны где-нибудь у мистера Барлоу, вот здесь, — спокойно продолжал Рис.

Лафтон с мрачным видом перевернул свои карты — валет, двойка и шестерка. Со всех сторон раздались пораженные восклицания, потом опять все смолкло.

— Сосчитайте карты на столе, — спокойно сказал Рис. Бриджис быстро сделал это, а хозяин шахты наблюдал и кивал.

— Двух не хватает, как вы и сказали, и обе тузы, — объявил Бриджис.

— Снимай пиджак, — голос Риса пока звучал спокойно, но в нем уже улавливались нотки презрения к неуклюжему мошенничеству, которое он вот-вот должен был разоблачить. Он вскинул небольшой пистолет и направил его на Барлоу. — Живо!

Когда Барлоу встал и начал снимать пиджак, то из рукавов на пол выскользнули карты, они полетели медленно, словно снежинки в тихий вечер.

— Черт подери, незнакомец, вы правы, — воскликнул Эбл, поднимая с пола два туза. — У него были все четыре туза! А у меня ничего, кроме пары валетов. Вы догадались об этом прямо сейчас?

Рис улыбнулся.

— Весь последний час я наблюдал, как он придерживает нужные карты, а остальные раздает нам.

— Надо вздернуть ублюдка на виселице! — раздался возглас из зала. Послышались одобрительные голоса, но Хаузер поднял руку, призывая к тишине, и подошел к Рису, обойдя стол.

— Я нанял его, чтобы он играл честно. Я позабочусь, чтобы он оказался в тюрьме.

— Насколько я понимаю, шерифа у вас нет, — произнес Рис, не отводя своего пистолета от Барлоу. Хаузер натуженно засмеялся.

— У нас в Лейк-сити имеется шериф графства. Я тут же отправлю шулера к нему. Есть желающие отконвоировать его туда?

Несколько мужчин повскакали с мест, крича, что готовы это сделать. Хаузер тут же выбрал троих, потом спросил у сидевших за карточным столом, согласны ли они с его выбором. Все согласились, и ворчавшего Барлоу увели. Только грозный взгляд Хаузера заставил юношу промолчать.

— А теперь, джентльмены, с меня причитается бесплатная выпивка, кроме того, вы получаете шанс отыграть некоторые из проигранных денег. Единственное ограничение в ваших ставках — это высокое небо, но сначала все, что после обеда выиграл Барлоу, будет поделено между вами. Так будет справедливо, — Хаузер подождал, пока все снова не усядутся на свои места. Во время всеобщей сумятицы пистолет Риса магически исчез.

Хаузер не был глупцом. К тому же, он был очень хорошим игроком. Он по достоинству оценил путника и увидел у него пачку банкнот. Возможно, этот вечер все-таки как-то удастся спасти.

Они играли еще полчаса. К этому моменту Лафтон спустил свою долю денег, полученных от выигрыша Барлоу, и все, что у него оставалось в запасе.

— Мне нужно немного занять, Эммет. Вы знаете, я не подвожу.

Хаузер с презрением смотрел на богатого недоросля с нездоровым цветом лица. Пьяница, испорченный и в придачу глупый, как пробка.

— Не могу, Сандерс. Вы знаете, сколько вы уже задолжали мне? — Он пропустил мимо ушей взволнованные заверения юноши и сказал:

— Ваш родитель, конечно, владелец банка, но он не может покрывать все ваши долги, он просто не зарабатывает таких денег.

Униженный Сандерс, которого тошнило от слишком большого количества выпитого теплого вина, пошатываясь, поднялся на ноги. Сандерс посмотрел в невыразительные желтоватые глаза и неуклюже попятился от стола.

— Не беспокойтесь, сэр, — произнес он, уходя, — я верну вам все до последнего цента.

— Приношу извинения за этого глупца, джентльмены. Его папочка совсем расстроится, если я опять приму от него подписанные бумажки. Стоддарду не нравится становиться должником демократа, — замечания Хаузера вызвали хихиканье в зале, потом игра возобновилась, и любопытные опять занялись своими собственными развлечениями.

Все, кроме Джинджер. Куча банкнот перед молодым человеком росла, а перед ее хозяином уменьшалась.

Джинджер открыто разглядывала его, но, сосредоточившись на игре, он, казалось, не обращал на это внимание. Его густые вьющиеся каштановые волосы выгорели на солнце. Джинджер так и подмывало потрогать колечки его кудрей, касавшиеся воротника рубашки. Незнакомец сбросил зимнюю куртку и остался в черном пиджаке и белой рубашке, несколько запачкавшейся во время путешествия, но сшитой как раз по его импозантной фигуре. Темно-голубые глаза фиксировали каждую деталь игры, каждую сброшенную карту, потом на мгновение останавливались на лице человека, получавшего новую карту. В глазах под широкими мохнатыми бровями было нечто завораживающее, а густые ресницы скрывали их выражение от постороннего наблюдателя. Джинджер Вогель не была новичком в играх случая. Она с, детства навидалась салунов, самых разных, от Канзаса до Колорадо. Молодой игрок был хорош. Вдруг интуиция подсказала ей что-то, и Джинджер так сильно сжала спинку стула, что костяшки ее пальцев побледнели.

— Кладите свои двести долларов, я поднимаю ставку еще на двести, — произнес Хаузер, пододвигая наличные деньги к центру стола.

Хотя он говорил обдуманно, не торопился, Джинджер знала, что он разозлился. Он уже просадил больше трех тысяч долларов, а вечер еще только начинался.

Когда раздали по последней карте, то Рис заключил, что хитрый старый хищник получил прямой нарастающий расклад карт. На что он будет претендовать? Последние несколько часов старику удавалось сдерживать свой гнев. Хаузер явно брал долю от мошенничества Барлоу. Рис был в этом уверен так же, как в том, что старшей картой у него был король. Что ж, теперь, когда шулера разоблачены, Хаузер жаждет крови.

Рис оглядел зал. На одной из стен висели безобразные оленьи рога и несколько жалких щитов индейцев. Линяющая птица опять пискнула и замолчала. А довольно смазливая рыжая картежница смотрела на него так, словно хотела съесть. Он усмехнулся про себя. Пожалуй, ее стоит отведать на десерт — после того, как он разделается с этим обманщиком Хаузером.

— Кладите свои пятьсот, я поднимаю ставку до тысячи.

В течение вечера толпа вокруг стола все увеличивалась. Теперь в зале воцарилась мертвая тишина. Хаузер действительно набрал «королевский стрит», и ему не хватало ни терпения, ни денег.

— Согласен на вашу тысячу и поднимаю еще на одну.

— Идет, — без колебания произнес Рис, бросив еще тысячу на кон. — Ходите.

Хаузер бросил на стол короля, даму, валета, десятку и девятку, отбросив в сторону бесполезного второго валета.

Рис раскрыл свои три карты: у него был «флеш» в пиках, даже с одной лишней картой. Он молча сгреб в кучу деньги, потом посмотрел на здоровяка и решил следовать своей интуиции. Теперь он знал, куда нужно прежде всего вкладывать деньги в Старлайте. Наступила его очередь делать ставки.

— Последняя игра, Хаузер. Это для вас возможность отыграться. Пять карт, последняя бьет.

У Эммета больше не осталось наличных, час назад он уже посылал Джинджер достать из сейфа последние деньги.

— Я надежный должник. Вы поручитесь за меня, Эбл?

— Кажется, я давно уже ничего не платил за вас, — усмехнулся владелец шахты.

Рис сидел и, спокойно тасовал карты.

— Я готов получить расписку за ваш салун. Первая карта — бар с товаром, вторая — оборудование, третья — мебель, четвертая — девочки из заведения на втором этаже. Последняя карта — общая ставка, она бьет все остальное.

Тасуя карты. Рис совсем не взъерошил колоду. Хаузер чувствовал, что на него уставились десятки глаз. Проклятье, как он попался в эту западню? Если проиграет, он вылетит в трубу, но не может же постоянно везти этому незнакомцу! Хаузеру ведь удалось несколько раз у него выиграть. Выиграет он и теперь. Он не может ударить лицом в грязь.

— Сдавайте карты.

В зале заключались пари о том, кто выиграет «Пивной дворец». Джинджер Вогель тоже заключила несколько пари, у нее было достаточно средств, чтобы рискнуть. Раздали по первой карте. Хаузер посмотрел на свою десятку пик и улыбнулся.

— Думаю, мой бар с товаром стоит… ну, скажем, пару тысяч, — произнес он, громко хохотнув.

Рис взглянул на свою двойку, кивнул и подвинул к центру стола две тысячи. Потом бросил по другой карте, Хаузеру выпала шестерку. Рису — еще одна двойка. Аляповатая, старая люстра, поцарапанная сосновая стойка, зеркала на стенах и даже тропический попугай, сидевший в клетке, были оценены еще в две тысячи, и Рис снова выложил деньги.

Третья сдача карт принесла Хаузеру еще одну шестерку, а Рису девятку треф. На этот раз мебель, включая «шесть первоклассных латунных кроватей на втором этаже», оценили в три тысячи. Рис ликовал. Он раздал по четвертой карте, ему выпала семерка, а Хаузеру — девятка.

— Проклятье, старина Хаузер сохранил своих шлюх, — захихикал какой-то мужчина.

Джинджер свирепо посмотрела на нахала, шахтера с чубом, который, застеснявшись, кивнул ей в порядке извинения. Хаузер оценил ее и девочек в пять тысяч долларов.

Рис спокойно, пододвинул деньги. Медаль Святого Христофора, которую дала ему сестра Фрэнсис Роуз, висела у него на шее, и казалось, обожгла волосы на его груди, когда он сдавал последние карты.

— У меня пара шестерок против ваших двух двоек. Полагаю, что салун остается за мной, так же как и все, что накопилось на этом столе, — Хаузер жадно смотрел на оставшиеся у локтя Риса наличные. В карточной игре из пяти ходов он оказался явным победителем с такой парой карт.

Рис улыбнулся.

— Вы еще не выиграли, Хаузер. Шестерки должны быть крестовыми, иначе вам придется тянуть еще одну карту, — произнес он и раскрыл третью карту. Третья двойка!

Крупное мясистое лицо побагровело. Хаузер не верил случившемуся. Он тупо уставился на карты. Это просто невероятно! Что же он натворил? Потерял все: салун, бордель… Пять лет упорного труда пошли прахом за один вечер!

Джинджер важно подошла к своему бывшему хозяину и сказала с явным удовольствием:

— Я принесу, бумаги, Эммет.

Когда она повернулась и направилась к лестнице, Хаузер быстро прикинул в уме несколько вариантов поведения. Чужеземец был перекати-поле без родственных связей в округе. Конечно, у него имелось ружье, но это детская игрушка по сравнению с кольтом 44-го калибра, который держал за пазухой Эммет.

Как будто прочитав мысли Хаузера, Рис заметил:

— Не делайте глупостей, дружище. Вы проиграли по-честному.

— Да, Эммет, незнакомец выиграл, и мы свидетели, что он не припрятывал карт, — заявил Бриджис. Его поддержало еще несколько человек. Хаузер медленно поднялся на ноги. Он еще не решил, что ему делать, а Джинджер была тут как тут с бумагами и ручкой.

— Вы все свидетели. Отныне, джентльмены, я и мои девочки, и все это заведение принадлежат… — она положила бумагу перед Хаузером и посмотрела на незнакомца.

— Рис Дэвис к вашим услугам, мадам, — произнес он и наконец подмигнул ей» в ответ.

Глава 4

Чарльз Эверетт считал, что весь мир у его ног, когда катил вниз по склону холма в предгорьях Сан-Хуана. Подгоняя одинаковых гнедых лошадей вожжами, он откинулся на мягкой кожаной подушке сиденья и любовался профилем своей красивой спутницы. Пара лошадей дружно взяла с места, и фаэтон с пружинными рессорами катился, как по маслу.

— Ну, Виктория, что вы думаете об этом? — спросил он с оттенком обиженной гордости в голосе. Его невеста, похоже, была чем-то обеспокоена с тех самых пор, как он заехал за ней в дом ее родителей.

— О, сбруя действительно великолепна, Чарльз! Как и лошади. Ваша юридическая практика, должно быть, процветает, раз вы позволяете себе такую дорогую новую игрушку, — отозвалась Виктория, одарив его ослепительной улыбкой.

— Вот подождите, мы выедем за город. Я покажу вам, как легко управлять этой новой игрушкой, — отозвался он, уязвленный ее ироническим тоном, в котором звучали снисходительные нотки. Эту Викторию ничем не удивишь. Что ж, это одна из причин, по которой ему хочется жениться на ней. Ее строгая элегантность, помноженная на политическое влияние ее отца, могут сделать его наиболее значительным человеком в Старлайте, а когда-нибудь и во всем штате Колорадо. Честолюбие! Чарльз Эверетт был так честолюбив, что надеялся перебраться из Денвера в Вашингтон. Если он женится на внучке знаменитого Лоджа, его шансы на успех, несомненно, повысятся.

— Предаетесь радужным мечтам, дорогая? Под длинными темными ресницами ее глаза сверкнули аквамарином.

— Просто обдумываю детали завтрашнего чаепития у мамы. Мне все еще надо многое сделать, Чарльз.

Этот удивительный экспромт великолепен, но, право же, нам нельзя уезжать надолго, — она разгладила тяжелую юбку из бледно-лиловой саржи.

В маленькой двуколке Виктории приходилось сидеть чересчур близко от Чарльза, это было не очень прилично.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы занимались подготовкой нашей помолвки, Виктория, а не сугубо политического приема.

— Этот сугубо политический прием, Чарльз, обеспечит выдвижение вашей кандидатуры в законодательный орган штата, поэтому я не могу считать его малозначительным — Конечно, дорогая. Когда-нибудь из вас выйдет прекрасная жена губернатора, и вы знаете об этом.

— Но сначала мне надо выйти замуж, а мы уже говорили, что с этим необходимо подождать, Чарльз, — Виктория надеялась, что нотка неопределенности в ее голосе не прозвучала для него так же отчетливо, как для нее.

Из Чарльза выйдет прекрасный муж, убеждала она себя. Богатый, преуспевающий, красивый, из хорошей семьи — даже мама одобряет его. Отец и жених Виктории вместе вели многие дела и активно занимались политикой на стороне республиканцев. О ее обручении с Чарльзом можно только мечтать. И все же мысль о том, через что она должна пройти, став женой, пусть даже женой джентльмена, наполняла ее сердце ужасом. Простая поездка в небольшом открытом экипаже порождала у нее чувство неловкости.

— Когда я выиграю этой осенью на выборах, то собираюсь уехать в Денвер, Виктория. Мы могли бы устроить по-настоящему праздничную свадьбу на Рождество, — он помолчал и посмотрел на нее, экипаж летел вперед с живостью веселого ветерка.

Виктория поправила крохотную шляпку из перьев и разгладила тюлевую вуаль, которая не давала рассыпаться ее волосам.

— Да, пожалуй, это действительно удачное время, Чарльз, — медленно произнесла она Затем, желая переменить тему разговора, она спросила:

— Вы читали эту скандальную статью в газете «Плейн Спикер», где говорилось, что рабочие не должны голосовать за республиканцев?

Чарльз злорадно, свысока улыбнулся.

— О нет, я не думаю, что преуспеет это ничтожество, которое согласно с ирландцем. Все лучшие люди, каждый порядочный, трезвомыслящий человек Старлайта проголосует за меня, особенно если меня поддержит ваш отец. Но мне бы не хотелось, чтобы Сандерс шел против нас, — добавил он с раздражением. Безответственный братец Виктории мог подорвать его планы.

Виктория всегда становилась на защиту брата, который был моложе нее, вот и сейчас щеки ее вспыхнули.

— Чарльз, ему всего девятнадцать лет! Он легко поддается влиянию. Если вы победите на выборах в законодательное собрание, то позаботитесь о том, чтобы закрыть все питейные заведения.

Понимая, что Виктория будет всегда защищать слабых, Чарльз изменил тактику. Он вытащил из-под кожаного сиденья газету и передал ей.

— Вы совершенно правы, моя дорогая. Вы прочитали на прошлой неделе глупую передовицу Меньона? Пробегите вот это объявление, которое он опубликовал вчера.

Виктория взяла газету на раскрытой странице и прочитала смелую колонку с объявлением в центре первой страницы, рядом со статьей, в которой рассказывалось о некогда принадлежавшем Эммету Хаузеру салуне, а теперь совершенно обновленном и получившем новое название «Голая правда». Владелец — Рис Дэвис. В объявлении хвастливо утверждалось, что богатый дворец удовольствий «планирует и дальше наживаться на разорении жителей Старлайта, умножении вдов и сирот, подстрекательстве добропорядочных горожан к беспорядкам и дракам, к подрыву социального благополучия. Мы погоним ваших добропорядочных горожан на нищие фермы и доведем до виселицы! В течение первых суток после открытия пиво и виски выдается всем бесплатно, за счет заведения».

По мере того, как она читала, ее глаза расширились и округлились, потом гневно засверкали, Виктория сердито смяла страницы, испачкав белые перчатки о типографскую краску.

— Какая наглость! Полагаю, что все подонки города явились на торжественное открытие к мистеру Дэвису?

— Боюсь, что так, моя дорогая. Тревогу вызывает то, что это логово нечисти посещают не только шахтеры и скотоводы. Он целиком переделал старый притон Хаузера. Я слышал, что это — показуха, но шикарная показуха. Многие зажиточные граждане там развлекаются. Вчера, во время торжественного открытия, произошла чуть ли не свалка.

— Подумать только, наш мэр предложил этому проходимцу-картежнику место нашего шерифа! — фыркнула Виктория.

Чарльз предпочел не расстраивать Викторию и не сказал ей, что в этой толпе был и Сандерс. Она могла не уступать в язвительности уехавшей матери Чарльза. В самом деле, порой невеста вела себя ничуть не лучше Лауры, ненавистной невестки молодого юриста. Тори была избалована и испорчена точно так же, как и ее проклятый братец, но она была очаровательной девушкой. Сразу после свадьбы он должен внушить ей, что главой семьи будет он. Избави Бог оказаться в такой семье, в какой мучился с Лаурой его брат! Джекоб опустился даже до того, что советовался с женой по политическим вопросам и по ее наущению оставался задиристым южанином.

«Бедняге повезло, что он помер», — подумал Чарльз и опять обратился к Виктории:

— Сейчас я продемонстрирую, как можно ездить в таком отличном экипаже.

Он хлестнул кнутом лошадей, и они перешли на рысь.

Виктория смотрела вперед на узкий деревянный мост через реку Анкомпарг. Они поднялись по склону на несколько сот футов с тех пор, как покинули небольшую долину, в которой гнездился Старлайт. Горы Сан-Хуана после долгой и суровой зимы изливали воды растаявшего снега в извилистые ручьи, переполняя их. Бурный поток ревел, лизал и бился о подгнившие деревянные столбы шаткого моста.

— Чарльз, наверное, нам не стоит переезжать этот мост в фаэтоне, — предупредила она.

— Пустяки. Оснастка экипажа очень легкая, она специально предназначена для таких узких горных дорог. Именно поэтому я заплатил за этот экипаж такую хорошую цену. Дорогая, вы, конечно, не сомневаетесь, что я умею управлять лошадьми?

Не дожидаясь ответа, он еще раз подстегнул лошадей.

Мост заскрипел и затрещал, когда экипаж с гнедыми влетел на него. Стук копыт заглушался шумом воды под мостом. Вдруг в щель плеснула вода, и правая лошадь заартачилась. Другая лошадь тоже испугалась. Чарльз резко огрел их вожжами и в придачу резко щелкнул щегольским новым кнутом. Верховая езда на рысаках была его хобби, и Чарльз почитал себя лучшим наездником во всем графстве, но сейчас, казалось, мастерство оставило его. Слыша щелканье кнута над головами и видя под ногами ревущую воду, перепуганные лошади попятились назад, слегка накренив легкий фаэтон в правую сторону.

Виктория почувствовала, как шляпка откололась от ее волос, вскинула руки, чтобы схватить ее, и как раз в этот момент экипаж накренился от толчка. Потеряв точку опоры, девушка слетела с сиденья и вывалилась из экипажа, причем ее ноги безнадежно запутались в верхней и нижней юбках. Она даже не успела вскрикнуть и тут же сильно ударилась бедром о сучковатую поверхность перил моста. Почувствовав нестерпимую боль, Тори перелетела через перила и упала в ревущий поток. Стукнувшись о ледяную поверхность, она издала душераздирающий вопль. Потом наступила тишина, девушка погрузилась в бурлящую воду.

Виктория беспомощно барахталась в ледяном потоке: едва она, пуская пузыри, всплывала на поверхность и кричала «Спасите!», как ее туг же снова затягивало под воду. Плотная одежда, хорошо защищавшая от свежего весеннего ветра, намокла и тянула Викторию вниз, будто якорь. Волосы спутались и, увлекаемые волнами, лезли в глаза. Даже если бы девушек из хороших семей учили плавать, она бы не смогла воспользоваться этим уменьем, оказавшись в таком отчаянном положении. Тело онемело от холодной воды, руки и ноги закоченели, и вскоре отчаянные вопли прекратились. Значит, вот что такое умереть…

Неожиданно замерзающее тело Виктории наткнулось на что-то твердое и теплое. Толком ничего не видя и не осознавая, она ухватилась за человека.

— Чарльз? — прохрипела она, чувствуя, как сильная мужская рука подтягивает ее к себе. Мужчина крепко схватил Викторию одной рукой, а другой принялся срывать с нее тяжелую куртку и юбку. Она автоматически сопротивлялась, а поток крутился и плескался вокруг них.

— Не брыкайтесь, проклятье! Я не могу одновременно бороться и с вами, и с рекой, — раздался сердитый голос, заглушающий рев воды. Голос принадлежал не Чарльзу.

После того, как ее освободили от свинцового груза костюма, Виктория притихла в объятиях пока что не увиденного ею спасителя, а он приказал:

— Так, теперь обхватите руками мою шею. Отлично! Смотрите, не разожмите руки в потоке. Мне понадобится освободить обе руки, чтобы доплыть до берега.

Он уцепился за камень, который торчал из воды на середине реки. Тори, отбросив с лица намокшие золотистые волосы, увидела, что мужчина совершенно ей незнаком. Но перед лицом смерти ей было не до благопристойности. Она повиновалась, и он оттолкнулся от камня, дававшего ненадежную защиту. Она прилипла к нему, как пиявка, он поплыл уверенными, сильными взмахами.

Тори чувствовала, как ходили мускулы его, плеч и спины, когда он плыл к берегу. Добравшись до мелководья, где можно было встать на ноги, он взял на руки дрожащую девушку и понес ее на покрытый мохом берег.

Рис возвращался в Старлайт после осмотра небольшого ранчо, которое он выиграл в своем питейном заведении «Голая правда», и вдруг услышал вопль. Пришпорив Блэкджека, он выскочил из-за поворота дороги и увидел посередине моста небольшой щегольский экипаж. Возница пытался справиться с лошадьми, а женщина тем временем пускала пузыри, то показываясь на поверхности, то погружаясь в бурлящую воду.

Он спрыгнул с Блэкджека, скинул куртку и ботинки и нырнул вслед за ней в реку. Камень помог им спастись. Теперь, с трудом переводя дыхание, он вынес ее на берег и встал на колени, чтобы рассмотреть женщину, которой только что спас жизнь.

При виде Виктории сердце его учащенно забилось. Это было самое совершенное создание из всех, виденных им за свою жизнь. Длинные белокурые волосы от воды потемнели, приобретая золотистый оттенок, и свисали, как кусочек переливающего шелка. Ее дрожащее и прижимающееся к нему тело было почти обнажено, если не считать прозрачной нижней сорочки и легких дамских панталонов. Она была тоненькая, но прекрасно сложена, с высокой грудью и узкой талией. Хрупкая кисть ее руки легла на его бицепсы: Виктория слабо ухватилась за его плечо. От холода и испуга ее лицо побледнело; наконец длинные золотистые ресницы поднялись, и Рис увидел глаза цвета озера, которое он встретил, путешествуя по Айдахо — оно было не голубым и не зеленым, а, скорее, ярко-бирюзовым и очень прозрачным.

Виктория наморщила маленький прямой носик и почувствовала щекотку, хотя воспитанным дамам это чувствовать вовсе не полагалось. Прижавшись еще плотнее к своему спасителю, она повернула голову к его заросшей волосами голой груди и чихнула, потом закашлялась, и изо рта ее вырвались брызги. Он осторожно посадил девушку на землю. Поддерживая одной рукой ее спину, легонько похлопал по худеньким лопаткам. Изо рта девушки вылилось еще немного воды. Нахлебавшись ледяной воды, она замерзала. Ее волосы стали напоминать накидку из кусочков льда, прилипшую к спине. Придя в себя, Тори вспомнила, что свалилась в реку и что незнакомец снял с нее одежду. Господи! Неудивительно, что она замерзла — она находилась в его объятиях почти совершенно голая.

Его руки от воды стали холодными, но все равно были значительно теплее, чем ее. Он крепко держал Викторию за обе руки.

— Вы спасли мне жизнь, сэр. Я вам очень благодарна, — просипела Виктория, у которой зуб на зуб не попадал. Она, наконец, подняла голову, чтобы посмотреть на него. У него был низкий музыкальный голос со следами какого-то непонятного акцента. Незнакомец был на редкость привлекательным даже после купания в холодной реке. Его пронзительные глаза были темно-голубого цвета, они ее сразу зачаровали. Сильный подбородок правильной формы и большой прямой нос дополняли приятное впечатление. Но лучше всего была его улыбка, обворожительно светлая, словно снег на самых высоких пиках Скалистых гор. Его губы как будто были созданы, чтобы улыбаться, а на загоревших щеках появлялись ямочки! Густые кудрявые волосы местами выгорели на солнце и стали рыжеватыми, она не могла точно определить их цвет, так как они намокли. Почувствовав замешательство от того, что он заметил, как она засмотрелась на него, Виктория потрясла головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Он протянул руку и поддержал ее.

Улыбка слетела с его лица, уступив место выражению беспокойства.

— Вы замерзаете и слишком ослабли, чтобы идти, — Рис легко поднял ее на руки. — Чем быстрее мы доберемся до моста, тем скорее я смогу закутать вас в одеяло, которое всегда вожу с собой.

Когда его ноги в носках наступили на острые камни вьющейся вдоль реки тропинки, он автоматически негромко выругался, но тут же извинился перед ней.

Виктория лишь кивнула в знак понимания, хотя ее несколько шокировали выражения, но она слишком была ошеломлена, чтобы действительно обидеться. Да и вообще, разве она может обидеться на человека, который только что спас ей жизнь? Особенно если учесть, что он такой интересный мужчина. Крупный, высокий и худощавый, он двигался мужественной, но грациозной походкой, и быстро подошел к мосту. Тори внезапно ужаснулась, шокированная на сей раз не его, а своим поведением. Едва не погибнув, она очутилась почти нагишом в объятиях незнакомца и думала лишь о том, как он выглядит! И о том, что он чувствовал, неся ее так, словно она была осиновым листком в струе весеннего ветерка… Но где же Чарльз? Не свалился ли он тоже в опасную реку?

Тут Виктория вспомнила слова своего спасителя о том, что ее попутчик пытался справиться с лошадьми. Несчастный Чарльз, может быть, погиб, и она осталась одна в этой дикой местности наедине с совершенно незнакомым человеком. Но она не успела собраться с мыслями и спросить, как его зовут, потому что до ее слуха донеслись призывные крики:

— Эй, там!

— Чарльз стоял возле своего фаэтона в сухой, даже не помятой одежде. С него даже не слетела шляпа! Он бросился к ним и потянулся к Виктории, которая почему-то очень не хотела отрываться от теплого, мускулистого тела своего спасителя и попадать в объятия жениха.

— Виктория, вы полураздеты! Черт возьми, что случилось? — Чарльз с перекошенным лицом потребовал объяснений.

— Снимайте свое теплое пальто, болван, или я это сделаю за вас, — приказал незнакомец. — Она чуть не утонула и замерзла, и все это благодаря вам!

— Послушайте, вы, негодяй…

— Я сказал, снимайте это толстое, теплое пальто, или я сниму его сам, — повторил Рис со стальными нотками в голосе и строгим выражением лица. Женщина тряслась от холода, а этот идиот рассуждал о приличиях!

Когда Чарльз начал снимать пальто, Рис наконец расслабился. Виктория почувствовала, что напряжение спадает. Рис нежно опустил ее на ноги, продолжая заботливо обнимать ее и заслоняя от холодного весеннею ветра своим большим телом. Оказавшись перед двумя мужчинами в полураздетом виде, девушка больше всего хотела стать невидимой. Она попыталась закрыть грудь руками, но с некоторым запозданием поняла, что ее прозрачное нижнее белье вплотную прилипло и к нижней части тела! Виктория повернулась спиной к Чарльзу, испытывая чувство унижения, и уставилась в заросшую волосами грудь своего спасителя. Его рубашка порвалась и висела лохмотьями. Чарльз милосердно набросил на плечи невесты пальто и вырвал ее из объятий незнакомца. Когда мужчины заговорили, на ее побелевших от холода щеках выступил румянец.

— Разве надо было срывать с нее всю одежду, когда она оказалась в реке? — прошипел, задыхаясь от ревности, Чарльз. По голосу она поняла, что незнакомец Чарльзу не нравится.

— Разве я мог бы доплыть с ней до берега, если бы ее вес увеличился еще в два раза из-за набухшей одежды? Как вы считаете? Насколько я вижу, вам удалось спасти свой экипаж и лошадей, — добавил саркастически незнакомец.

— Мне не сразу удалось успокоить их и съехать с моста. К тому времени вы оба с Викторией скрылись за излучиной реки, — объяснил Чарльз оправдывающимся тоном, спесь с него уже слетела.

— Мы вам очень благодарны за помощь, она подоспела вовремя, — вставила Виктория.

Она видела, что он почти так же замерз, как и она, его кудрявые волосы приклеились к голове, а дорогие брюки прилипли к длинным ногам.

— Боюсь, что вам тоже нужно одеться, — заметила она с трепетной улыбкой, посмотрела на другую сторону реки, где он бросил лошадь и одежду. Стремясь загладить неловкость и разрядить обстановку, она задала вопрос:

— Кому я обязана спасением жизни, мистер..?

— Я Дэвис, Рис Дэвис, — представился он, наградив ее еще одной улыбкой, от которой замирает сердце.

Сердце Виктории действительно оборвалось от услышанного.

— Вы — владелец салуна, — осуждающе произнесла она, плотнее закутываясь в пальто Чарльза, как будто оно служило ей щитом. Она чуть не упала, столкнувшись с Чарльзом, пятясь от удальца с открытой грудью.

— Я же сказал, что он похож не негодяя. Хозяин заведения «Голая правда», — Чарльз презрительно усмехнулся, надменно осматривая промокшего Дэвиса, его порванную одежду, ноги в носках. — И вид у него соответствующий.

Рис не обратил на него внимания, он пристально, оценивающе смотрел на Викторию.

— Вот именно, соответствующий, — спокойно повторил он и подмигнул ей. — Увидимся в городе, мисс Виктория… если, конечно, этот джентльмен сумеет безопасно довезти вас до дома и еще раз не перевернет свою щегольскую новую игрушку, — добавил он, глядя, как Чарльз тороплив? усаживает невесту в фаэтон.

Эверетт не стал тратить время, он хлестнул коней, пустив их во весь опор, и понесся в Старлайт, а Дэвис перешел мост и двинулся к тому месту, где валялась его одежда и стоял крупный вороной конь.

— Слава Всевышнему, что его пистолет остался на другом берегу реки, — воскликнул с содроганием Чарльз.

Виктории страшно захотелось оглянуться, но она мужественно поборола это желание и сосредоточила свое внимание на натянутом лице жениха. Слова Риса Дэвиса об экипаже, «новой игрушке» Чарльза, были созвучны ее собственным мыслям. Она негодовала на них обоих. На Чарльза — за безрассудную глупость, которая чуть не привела ее к гибели, а на Риса Дэвиса за… ее мысли сталкивались и разлетались в смятении. Никогда еще мужчина не производил на нее такого впечатления.

Потом послышался топот копыт большого вороного коня. Рис поравнялся с экипажем и бросил Тори свернутое одеяло, которое обычно прикрепляется за седлом наездника.

— Завернитесь в это одеяло, пока не доедете до города. Мне было бы неприятно, если бы мои труды пропали даром и вы бы подхватили воспаление легких. Я уже не говорю о том, что половина Старлайта может увидеть вас в нижнем белье, хотя это и привлекательное зрелище. — С этими словами Рис галопом ускакал вперед.

Виктория поуютнее устроилась на кожаном сиденье и закуталась в теплое, сухое одеяло, не в силах оторвать взгляд от удаляющейся фигуры всадника на горизонте. Надеюсь, что он сам не подхватит воспаление легких!

— Ну, что ты принес? — голос звучал негромко и с опаской, но при этом удивительно капризно. Элла Хаузер открыла дверь в свою каморку, и ворвавшийся свет окружил ореолом ее длинные каштановые волосы. Элла была невысокой, аппетитной бабенкой, но постоянная хмурость портила ее лицо.

— Принес, сколько сумел достать, — ответил Сандерс, проскальзывая мимо нее в не очень надежное укрытие от вечерней прохлады. — Эммет здесь? — нервно спросил он.

— Ты же знаешь, вечерами его дома не бывает, Сандерс. Он надувается пивом с кучей подонков в заведении Форти Род. — Элла положила одну мясистую, красную ладошку на рукав его пиджака, а другую руку протянула за конвертом, который он принес.

Он неохотно передал ей конверт и наблюдал, как она раскрывает его и считает деньги.

— Всего две тысячи! Ты бы мог принести и побольше. У меня теперь малыш, о котором надо заботиться, Санди. Твой малыш! — добавила она и для убедительности положила ею руку на свой округлившийся живот.

— Я считал, что ты знакома с парнем в городе Денвер, который помогает избавиться от этого, — сердито сказал Сандерс. — Я очень рисковал, беря такую сумму денег. С этими деньгами ты можешь уехать и начать новую жизнь в Денвере.

— Но я не хочу уезжать! О, Санди, я до сих пор не понимаю, почему мы не можем пожениться? — воскликнула она, обнимая его за пояс.

От волос Эллы исходил запах жирной жареной свинины.

«Жирная, грубая свинья», — гневно подумал он.

Как она вообще могла ему понравиться? Вздыхая, он высвободился из объятий Эллы и подвел ее к одному из плетеных кресел, которые стояли возле потрескавшегося столика в углу комнаты. В другом углу находилась ее кровать, на которую она не раз затаскивала его, когда он по вечерам напивался.

— Ты знаешь, что пожениться мы не можем, Элла. Тогда мои родители не дадут мне ни цента. Ты ведь племянница владельца салуна.

— Ну и что? — фыркнула она. — Дядя Эммет когда-то владел салуном. А теперь он занимается только одним — пьет в таких заведениях. Санди, у меня никого нет, кроме тебя.

Она застенчиво умолкла, локон жестких волос упал и на глаза.

Сандерсу когда-то казалось, что она сексапильная и привлекательная. Теперь он видел в ней лишь полную беременную женщину с рябым лицом и копной немытых волос. Она была его первой женщиной, в Сандерс надеялся, что для нее он тоже был первым. Во всяком случае, прошлой зимой она рыдала и вела себя там, словно не знала до него мужчин. Но на одной из вечеринок ему приглянулась Салли Марш, и перед ним открылся новый мир. Сандерс обнаружил, что за ним как за сыном банкира охотятся «завидные невесты». Конечно, удовлетворять новые аппетиты можно было, только поглубже запустив лапу в кассу банка, но игра стоила свеч.

Потом, месяц назад, Элла пришла к нему в слезах и объявила, что ждет ребенка. Теперь он взирал на нее с отвращением, которое было явно написано на его худощавом, бледном лице.

— Присядь Элла. Здесь больше двух тысяч долларов.

Элла почувствовала в нем перемену и в ее груди стал закипать гнев. Дядя предупреждал, что не следует строить глазки богатому юноше, но он был таким симпатичным и образованным! Она запоздало поняла, что Сандерсу нужно было лишь ее тело, ему хотелось насытить похоть. Дядя Эммет рассвирепел, когда узнал о ее интересном положении и о том, что ее некому содержать.

— Дядя Эммет убьет тебя, Санди, если ты меня обидишь. Мне надо на что-то жить, когда я приеду в Денвер. А доктора, которых знает дядя Эммет… они же стоят кучу денег! Он сказал мне…

— Он использует тебя, чтобы вытянуть из меня побольше денег, ведь он потерял свой проклятый салун. Я не могу взять за один раз больше денег и не попасться… И потом, что ты станешь делать, если меня посадят в тюрьму?

О, Господи, если Элла начнет болтать о случившемся в городке, об этом узнает его мать!..

От одной мысли об этом Сандерса бросило в жар. Он живо представил себе холодное, аристократическое лицо, уставившееся на него с выражением крайнего презрения. А если отец узнает, что последние полгода он ворует у него деньги, то выгонит его из дома, не дав ему ни цента.

Сандерс оглядел убогую комнатушку с грубо отесанным дощатым полом… полуразвалившаяся мебель, промятый матрас, залитая жиром железную плита… В комнате прямо-таки воняло нищетой. Нищета — это дешевое виски и содержащий много крахмала кукурузный хлеб. Богатство — это лучшая мадера, дорогой ростбиф… и изобретательные, веселые женщины в центральных городских борделях, а не эта толстая, хнычущая девица.

Она не отрываясь смотрела на него своими кошачьими глазами и упрямо выпятила подбородок, неприятно напомнив ему Эммета Хаузера.

— Я достану тебе еще денег, Элла, девочка моя. Только дай мне время. Я позабочусь о тебе, слово Лафтона.

Глава 5

— Я слышала, новый хозяин — настоящий жеребец, — поделилась новостью Лиззи Кастус, поправляя отливающие медью локоны, очень напоминавшие сосиски.

— Ты лучше держись от него подальше. Я слышала, мисс Джинджер сама имеет на него виды. Это она поставляет ему девочек, — отозвалась вторая проститутка, одетая в атласное платье, и, моргнув накрашенными ресницами, указала на патрона за стойкой бара.

— Ну, я знала его еще в Денвере, когда он вел дела с мистером Драго. Некоторое время мы работали вместе. У него завязалась настоящая связь с этой разбитной артисткой, но она была старше него. А он еще был сосунком в то время, но ты, Лиз, права: уже тогда он казался роскошным парнем, хотя и был еще подростком! Я его не видела уже лет пять.

Все три проститутки разом прекратили болтовню и вытянулись чуть ли не по струнке, когда Джинджер Вогель, шурша юбками, начала спускаться по устланной дорогим ковром лестнице. Придерживая зеленую атласную юбку двумя пальчиками с наманикюренными ноготками, она знаком попросила трех женщин следовать за собой на второй этаж. Яркие волосы Джинджер цвета морковки были природными, не выкрашенными и не обработанными перекисью, что подтверждалось щедрой россыпью бледных веснушек на носу и щеках. Когда все вошли в кабинет, она посмотрела на женщин в упор широко расставленными зелеными глазами. Мисс Джинджер была чересчур молодой для хозяйки публичного дома, однако вид у нее был довольно внушительный.

— Блэки Драго ручается за вас. Говорит, вы здоровы, у вас собственные зубы и не пьете.. Кроме того, вы миловидны. У мистера Дэвиса шикарное заведение, он не хочет брать дешевых, неряшливых шлюх. — Одобрительный кивок головы завершил осмотр. — У вас будут отдельные комнаты, готовое питание… чертовски хорошее питание. Но я не хочу, чтобы одежда становилась вам мала, поэтому не переедайте. Одежду мы вам покупаем для работы. Платим наличными — половину той суммы, которую вы заработаете, обслуживая клиентов. Есть какие-нибудь вопросы?

— Будете ли вы удерживать с нас за одежду, если ее порвет какой-то парень?

— Не буду, если это не войдет в привычку. Но я руковожу заведением приятного времяпрепровождения, а не ателье по пошиву одежды, — она посмотрела на Кармелиту Санчес, маленькую брюнетку. — Тебя что-то беспокоит, золотце?

— Что если мужчина поведет себя… грубо? У мистера Драго работал вышибала. Джинджер широко улыбнулась.

— Наш Бен Грандж такой здоровый, что еле входит в эту дверь, и у него обрез двенадцатого калибра со стволом в четырнадцать дюймов, из которого он может ухлопать сразу нескольких упрямых ослов. В этом отношении не беспокойтесь. Насколько я знаю, вы были знакомы с мистером Дэвисом в Денвере. Это действительно так? — ее глаза слегка прищурились.

— Да. Когда я поступила туда работать, то он там уже сидел на сдаче карт… совсем юный, но прирожденный игрок, — Кармелита, несмотря на свою смуглость, покраснела. — Он видел только сеньориту Голдшток, смуглых или черненьких девочек не замечал.

— Прекрасно. Наше первое правило — будьте честными между собой, не держите на меня зла. Второе — чтобы я никогда не видела, что вы выпиваете. Третье — начнете строить глазки Рису Дэвису, я лично спущу с вас шкуру, так что вы будете похожи на новорожденного опоссума. Понятно? — Когда они утвердительно кивнули, Джинджер продолжила:

— Я покажу вам ваши комнаты. Распаковывайте вещи и спускайтесь в зал. Работа у нас идет круглосуточно, но сейчас у меня достаточно девочек для всех смен. Дела здесь действительно пошли отлично с переходом заведения в руки Риса.

Джинджер сидела в своем кабинете, прислушивалась к звону бокалов у стойки кленового бара на первом этаже и думала о том, как перевернулась вся ее жизнь, когда появился этот уроженец Уэльса. Красавец, очаровательный парень, весельчак Рис, ее хозяин и любовник. Еще ни разу за время своего побега из дома от оскорблявшего ее отца, жившего на угольной шахте в Западной Виргинии, Джинджер не встречала подобного человека. И думать не смела, что встретит. Большинство знакомых мужчин походило на Эммета. Некоторые были подобрее, но все остальные привлекательные мужчины оказывались чванливыми стяжателями, которые думали только о себе. И когда она уже решила, что ее не растревожат ни обворожительная мужская улыбка, ни умение гладко и красиво говорить, этот красавец выиграл салун у Хаузера.

Джинджер провела красивой рукой по бархатной обивке нового кресла. Роскошный, толстый бархат, самый дорогой, который нашелся в Денвере в магазинах Лоринга. Они с Рисом объездили всю округу вплоть до города Сильвертона, потом прокатились по новой железной дороге генерала Палмера до самого Денвера, и все лишь для того, чтобы купить необходимые вещи для переоборудования салуна «Голая правда»: мебель, обои, ковры и даже хрустальные люстры. Рис позволил ей самой выбрать все необходимое для украшения комнат девушек, приобрести для них зеркала, картины. Она купила даже блестящие бронзовые плевательницы для салуна! Бывший занюханный «Пивной дворец» превратился теперь в самый классный, популярный бар и дом развлечений в Старлайте. Когда Рис уезжал, то всем заправляла Джинджер. Эммет никогда никому не доверял, и тем более ей, особенно после того, как она начала находить поводы, чтобы отказываться с ним спать. Но теперь все это осталось позади.

Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором пробежали события того первого вечера, когда Рис выставил Эммета вместе с вещичками из салуна. Он пригласил ее в этот самый кабинет, тогда заплеванный и убогий, захламленный бумагами, заставленный пепельницами, в которых было полно окурков.

— Хотите работать на меня? Я веду дела совсем не так, как Хаузер, — заявил он, положив руки на спинку потрепанного старого стула, стоявшего за письменным столом.

— Вы хотите сказать, что не станете нанимать игроков-мошенников типа Рики? Я никогда не жульничала для Эммета. Я честно вела карточную игру в фараон. Хочу, чтобы вы знали это. Я и мои девочки, мы никогда не надуваем клиентов, не шарим по карманам пьяниц. Но и им не позволяем себя бить или заниматься извращениями, — заявила она с нотками воинственности в голосе, стоя по другую сторону большого письменного стола. Господи, просто не верилось, что появился такой отличный парень!

Рис обошел письменный стол, взял ее руку, поднес к своим губам и запечатлел поцелуй, от которого сердце Джинджер растаяло.

— Тогда договорились. У меня большие планы относительно этого заведения и мне нужна ваша помощь… Джинджер? Так вас зовут, красавица?

Она растерялась, глядя в эти бездонные голубые глаза, ощущая прикосновение его больших теплых рук.

— Мое настоящее имя — Вирджиния Луэлле Вогель. Но ко мне не очень подходит имя Вирджиния, ведь оно значит «девственница». Поэтому появилось новое имя — Джинджер, — ответила она игриво и несколько восторженно.

Громкий звон разбившегося стекла и ругань вывели Джинджер из мечтательного настроения, вернув ее к действительности.

— Проклятье, кто бьет наше новое модное оборудование? — пробормотала она и бросилась к двери, шурша юбками. Но пока подошла к краю лестницы на балконе второго этажа, на первом этаже, в основном зале салуна уже царил настоящий хаос. Бен Грандж краем глаза заметил ее знак и выхватил из-под стойки обрез двенадцатого калибра. Он выстрелил в пол за стойкой, стараясь причинить заведению наименьший материальный ущерб. Оглушительный звук выстрела сразу же остановил начавшуюся потасовку.

Воспользовавшись наступившей тишиной, Джинджер громко крикнула:

— Хоть бы ты провалился сквозь землю, Вилли! — ее голос прозвенел как щелчок кнута. — Проваливай отсюда и налижись где-нибудь в другом месте. Здесь теперь первоклассное заведение.

Вытерев губы засаленным рукавом старой рубахи, Вилли рыгнул и сказал:

— Послушайте, мисс Джинджер, я ничего особенного не разбил. Просто опять упал на бокалы, которые протирал Бен. Я за них заплачу. Я не так уж и пьян.

Но его осоловелый вид и шаткая походка свидетельствовали о противоположном.

Старый шахтер заходил в это питейное заведение, когда приезжал в город. Когда-то он был лучшим шахтером по разработке твердых горных пород, он три раза наживал себе состояние и все три раза пропил все деньги.

— Чем же, черт подери, ты собираешься заплатить за эту бутылку виски «Форти Род», я уж не говорю про бокалы? — строго спросила Джинджер.

— Я кое-что раскопал к северу от города. Поэтому у меня имеется небольшой капиталец. — Он положил на стойку бара небольшой кожаный мешочек.

Бен развязал его и высыпал на блестящую полированную поверхность стойки бара немного черного песка, смешанного с сероватыми блестками серебра.

— Это серебро и свинец низкого качества. Тебе придется переплавить тонну, а то и две, чтобы расплатиться за ущерб, — с возмущением сказал Бен.

— Посмотрите еще раз, — возразил высокий худой мужчина, который, похоже, основательно протрезвел. Он разгреб липкий песок и отобрал несколько небольших остроконечных крупинок желтоватого металла. — Я не Грегори Галч, но уверен, что смогу заплатить за ваши дурацкие бокалы, — заметил он задиристо.

— Где вы на это наткнулись? — небрежно поинтересовался мужчина в дорогой одежде. Уилкокс фыркнул.

— Так я вам и показал! Скажу только, что это недалеко отсюда, но вы не найдете, если не будете знать, что искать. А вы, городские франты, этого не знаете, — добавил он и повернулся спиной к спросившему.

Рис, который слышал большую часть перебранки и последующий разговор, остался доволен поведением Джинджер и Бена. Но он еще не согрелся и не просох, и ему до смерти хотелось принять горячую ванну и сытно поесть. Он вошел в зал через заднюю дверь и стоял на пороге.

Джинджер лишь взглянула на Риса и тут же кинулась к нему.

— Боже что с тобой случилось, дорогой? Не дожидаясь ответа, она обратилась к ближайшей от нее женщине.

— Лиззи, скажи Руфусу, пусть накипятит воды для ванны и пришлет какой-нибудь горячей еды, — потом, обратившись к Бену, она приказала:

— Принеси бутылку лучшего коньяка в комнату Риса.

Рис наблюдал, как она всеми помыкает, и на его губах играла улыбка. Да, он правильно выбрал себе помощницу! Тем более, что это давало и другие преимущества… Но вдруг в памяти всплыла стройная, хорошо сложенная фигурка женщины с золотистыми волосами. Задумавшись, он послушно пошел за Джинджер на второй этаж и позволил ей стянуть с себя в спальне набухшую одежду.

Джинджер обратила внимание на его рассеянность, когда он раздевался. Рис не объяснил, отчего он промок насквозь, а лишь сказал, что ему пришлось неожиданно искупаться в реке Анкомпарг.

После того как черный гигант вылил два огромных ведра воды в бронзовую ванну, стоявшую в углу спальни, Рис влез в дымящуюся воду и положил голову на край ванны.

Джинджер некоторое время смотрела на его удивительно красивый профиль, потом нерешительно спросила:

— Можно я помассирую тебе шею, дорогой? Ты какой-то… напряженный.

Она не решалась его расспрашивать. Рис Дэвис был человеком с таинственным прошлым, которое он старательно скрывал. Пока что ей удалось узнать только самые элементарные подробности длинного пути, который привел его из угольных шахт Уэльса к серебряным рудникам Старлайта.

Сначала она думала, что он вряд ли ответит на ее предложение, но Рис рассеянно кивнул в ее сторону и сказал:

— Иди сюда, Джинджер, моя любовь, мне нужна теплая, мягкая рука женщины.

Она стала на колени у края ванны, не заботясь о своем новом шикарном атласном наряде и начала растирать ему мышцы шеи и плеч, руки Риса лежали на краях большой, сделанной по заказу ванны.

— Ты затвердел, как крахмал, и закоченел от холода, — пробормотала Джинджер, продолжая массировать. Она не могла удержаться, чтобы не поерошить кудряшки над его лбом и не пройтись пальцами, будто расческой, по его густым намокшим волосам, одновременно массируя голову и любуясь стройным мускулистым телом, наполовину погруженным в воду.

Небольшие капельки воды попадали на густую каштановую поросль на груди Риса, потом, набухая, стекали вниз и скрывались под поднимающимся от горячей воды паром. Кончиками пальцев Джинджер провела по оставшемуся на груди следу и перегнулась через его плечо, надавив пышной грудью на его щеку. Почувствовав щекотание бакенбардов на своей нежной коже, она застонала от возбуждения и провела губами по виску любовника. Кончиком разгоряченного языка она лизнула его ухо и игриво укусила мочку. Джинджер посмотрела на нижнюю часть его тела и шаловливо причмокнула: так… так, ты все еще твердый, будто накрахмаленный… Но теперь уже не от холода!

Рис чувствовал удивительный прилив сил и энергии, хотя накануне утром побывал в ледяной воде горной реки, после обеда предавался плотским забавам со своей любовницей, а вечером играл в азартные игры.

— Мне надо отсыпаться до воскресенья, — уныло пробормотал он, идя по улице. Он проворочался всю ночь, ему снились то кошмары, связанные с прошлым, то совершенно другие сны, связанные с будущим, которое было многообещающим.

Помывшись, побрившись, одевшись в новый элегантный синий костюм, который только что доставили от портного. Рис отправился по делам, которые он не смел обсуждать ни с Джинджер, ни с кем-нибудь другим в заведении «Голая правда».

Ему предстояло узнать, кто же такая эта обворожительная девушка с неяркими золотистыми волосами и аквамариновыми глазами — захватывающая дух русалка, которую он выудил из воды. Кто такая эта Виктория? Несомненно, и она, и ее напыщенный спутник знали, кто он. Справедливо будет, если и он узнает, кто они такие. Логично было начать с наведения справок в местной газете. Приблизившись к издательству, Рис обратил внимание на то, что застекленный фасад здания покрыт слоем пыли и сажи. Толкнув полуоткрытую дверь и войдя, он убедился, что внутри помещение выглядело не лучше. Резкие запахи льняного масла, типографской краски и накопившейся с течением лет грязи бросились ему в нос.

Все помещение было буквально завалено кипами пожелтевших газет, раскрытыми книгами, стопками рукописей. Пол был засыпан клочками мятой бумаги. В углу, положив ноги на заваленный бумагами стол, сидел небольшой, заросший щетиной человек и что-то бешено строчил в блокноте. На носке одного башмака сверкала дырка. Репортер работал с таким увлечением, что, казалось, не заметил вошедшего. Но Рис не успел откашляться и обратиться к писаке, как тот небрежно махнул рукой в его сторону и заговорил, продолжая писать.

— Дэвис, снимите бумаги со стула и садитесь.

Подождите минуточку.

Посетитель поступил, как его попросили, а приземистый ирландец закончил тем временем свою писанину, изобразив карандашом заключительные завитушки и смачно причмокнув.

— Этот проклятый осел, владелец шахты в Сильвертоне, который тратил целое состояние на благоустройство городского парка, только что обрушился с критикой на расточительность городского совета, который якобы переплатил за полдюжины венецианских гондол, приобретенных для озера. «Почему надо было покупать шесть? — вопрошает он. — Купите пару и пусть размножаются. До лета их станет столько, сколько требуется!»

Приземистый человек встал и покачал головой.

— Бомонт — настоящий болван, но не только Сильвертон богат ими. Дураков хватает и в Старлайте.

— Вам известна моя фамилия? Полагаю, что вы и есть Майкл Меньон, — произнес Рис, пожимая протянутую руку, запачканную чернилами.

— Он самый, но зовите меня просто Майк. Я послал своего начинающего журналиста Виргила подготовить заметку о торжественном открытии вашего заведения. Сам я по делам уезжал из города. Жалею, что не присутствовал на торжестве. Но я заехал к вам, когда вернулся, мне хотелось полюбоваться на изображение прекрасной дамы, которое висит в вашем заведении. Женская красота получила возвышенное выражение, — добавил он со вздохом.

Рис улыбнулся.

— Мы получили картину из самого Денвера.

— Натурщица, должно быть, небесное создание… а, может быть, как раз наоборот, исчадие ада…

— Я приобрел картину на аукционе в магазине Лоринга. По-моему, это очень удачное приобретение для салу на.

— Объявление, которое вы поместили в моей газете, тоже оказалось вполне удачным. Вы человек в моем вкусе. Рис Дэвис. Думаю, нас роднит кельтское происхождение.

Рис рассмеялся.

— Я валлиец, а не ирландец, но меня воспитывала суровая старая дама, сестра Фрэнсис Роуз О'Хэнлон. В том приюте с нами воспитывался задира по фамилии Маньон — Эван Меньон. Есть ли у вас родственники в Нью-Йорке?

Худощавое лицо Майка осветилось проказливой улыбкой, а в карих глазах запрыгали заразительные смешинки. Он почесал затылок, обдумывая ответ.

— Это был здоровый, сильный парень?

— Вот именно.

— Тогда определенно он не является моим родственником, — ответил Меньон, показывая на свое худосочное тело, одетое в помятые брюки и пожелтевшую хлопчатобумажную рубашку, в буквальном смысле слова залитую чернилами. — Во мне пять футов и четыре дюйма. Я самый высокий представитель за всю историю этого рода Меньонов. Что заставило вас прийти в газету «Плейн Спикер» в такое прекрасное утро. Рис? — он жестом указал на видавший виды ящик с типографским шрифтом, который стоял у стены рядом с очень старым ручным печатным станком. — Могу ли я надеяться на то, что вы и дальше будете помещать у нас объявления? Мой наборщик придет на работу, как только протрезвеет. Знаете ли, работа — это проклятье пьющего класса.

— Поскольку выпивка — часть моего бизнеса, то я надеюсь, ваш служащий проводит свое свободное время в заведении «Голая правда». Но на сей раз я пришел не по поводу объявления, а за информацией.

Проницательные глаза Меньона оценивающе осмотрели Риса.

— И что же вас интересует?

— Не что, а кто, — Рис помолчал, собираясь с мыслями о том, как описать свое приключение в холодной воде.

— Я имею в виду женщину… даму. Настоящую леди.

Майк усмехнулся.

— Здесь, на Западе, кто из них не величает себя настоящей леди, молодой человек?

— Нет, это особая дама. Я столкнулся с ней вчера, к северу от города. Она читает вашу газету и знает, как меня зовут, поэтому она живет где-то поблизости. Примерно вот такого роста, — он показал на уровень своего плеча, — стройная, с золотистыми волосами и глазами цвета морской пены. Зовут ее Виктория.

— Вы говорите так поэтически, видимо, здесь пахнет любовью. Забудьте о ней. Виктория Элизабет Лафтон уже помолвлена. Чарльзу Эверетту осталось жениться на ней.

— Он высокий, крепкий, с темными волосами и самодовольной физиономией? — мрачно вопросил Рис.

— Да, и ярый республиканец, — торжественно провозгласил Майк. — А его будущий тесть еще похлеще, Ему принадлежит крупнейший банк в Старлайте. Много лет назад он женился на денежном мешке, жена его с востока Америки. Она из клана Лоджей, обитающих в Массачусетсе. Поскольку вы воспитывались в приюте Нью-Йорка, вы можете не знать, что это значит…

— Сестра Фрэнсис Роуз посоветовала мне прочитать кое-какие книжонки. Поэтому я в курсе, Майк, — огрызнулся Рис. — Мне известно, кто такие Лодаси. Значит, ее отец — владелец банка Стоддард Лафтон. Я познакомился с ним месяц назад — в самый первый день моего появления в этом городе. Он предлагал мне работу, — Рис ухмыльнулся. — Майк, на следующей неделе я пришлю вам новое объявление.

Небрежно насвистывая, он повернулся, намереваясь уйти.

Виктория Элизабет Лафтон… Ей идеально подходило такое имя. Он так сосредоточился на мыслях о ней, что чуть не столкнулся с приземистой, полной женщиной, которая входила в это время в помещение редакций. Поддержав хорошо одетую матрону с розовощеким круглым лицом. Рис подчеркнуто извинился, церемонно сняв шляпу:

— Прошу прощения, мадам. Я не ушиб вас?

— Ну что вы, сэр! Вы до меня даже не дотронулись, а я из тех людей, которые могут выдержать довольно сильный натиск, Майк может это подтвердить, — добавила она, поворачиваясь к низкорослому ирландцу и приветствуя его.

— Разве вы не стыдитесь появляться в общественном месте с такими людьми, как я, Лаура Эверетт? — лукаво спросил даму Майк, увлекая ее в свой промозглый кабинет.

— Майк, довольно пустопорожней болтовни. Я принесла объявление о ежемесячной встрече членов моего садового клуба, — она протянула ему лист бумаги и опять посмотрела на Риса.

— А кто этот симпатичный проказник?

— Вы поразитесь, — шепнул ей редактор. — Он даже еще более низкого пошиба, чем я.

— Я не склонна верить изобретенным людьми химерам, — ответила она, а ее танцующие голубые глаза оценивали дорого одетого незнакомца.

— Я Рис Дэвис, мадам. Боюсь, что Майк прав.

Я владелец салуна.

— А вы думаете, я борюсь за воздержание? — заметила она с улыбкой, от которой несколько приподнялись уголки ее рта. К удивлению Риса, дама протянула, ему руку в безукоризненно чистой перчатке и представилась:

— Я Лаура Эверетт. Вдова Джекоба, — с гордостью добавила она.

— И невестка Чарльза Эверетта, — криво ухмыльнулся Майк.

— Пожалуйста, не настраивайте против меня моего деверя, мистер Дэвис, — проговорила она.

— Я никогда не позволю себе так недостойно поступить с дамой, — ответил Рис, церемонно приподнимая ее руку в знак теплого приветствия.

Лаура Эверетт от души рассмеялась, и ее полное тело заколыхалось от смеха, затряслись седые завитушки волос, заколебался подол шелкового платья в полоску…

— Вы мне уже нравитесь, мистер Дэвис. Насколько я понимаю, вы уже встречались с моим деверем Чарльзом?

— Боюсь, надежды вашего деверя стать лихим наездником превосходят его возможности. Фаэтон Чарльза перевернулся на мосту через реку Анкомпарг. Он потерял управление лошадьми, когда отправился на прогулку вместе с Викторией Лафтон.

Лаура ахнула.

— Так вот что произошло! Хедда ужасно перепугалась, когда Чарльз привез Тори домой промокшей насквозь и укутанной в одеяло. Думаю, это слегка подмочило ее репутацию, — с сожалением добавила она.

— Его репутацию это подорвало еще сильнее.

Проклятый осел мог угробить девушку. Она чуть не утонула, а сам он даже не промок! — покраснев, Рис быстро добавил:

— Простите, что я говорю все это, миссис Эверетт!

Она отмахнулась.

— Фи! Я могу легко догадаться, кто спас Тори, вытащив ее из реки. Она ведь завернулась в ваше одеяло, не правда ли, мистер Дэвис?

— Да, мадам, в мое. И я намерен получить его обратно, — подмигнул он. Притронувшись к краю шляпы, он вежливо простился с ней и с Меньоном, пожелал им всего хорошего и ушел.

Вокруг глаз Лауры собрались морщинки, она задумалась, поджав губы.

— Может быть, я смогу кое-чем помочь мистеру Дэвису, Майкл, — сказала она. — Расскажите мне все, что вы знаете об этом красивом шельмеце. Помимо того, что и так очевидно. Я уже поняла, что Тори поразила его.

Майк закатил глаза.

— Пресвятая Дева Мария, помилуй нас, — пробормотал он с сильным ирландским акцентом. — Владелец салуна из Уэльса и дочка банкира, посватанная за видного республиканца!.. Лаура Эверетт фыркнула.

— Я горжусь своей принадлежностью к республиканцам, так и знайте это, мошенник-демократ. Во всяком случае, я не олицетворяю собой сдержанность, иначе я бы никогда не подумала, что мистер Дэвис — подходящая пара для Тори.

— Вряд ли ее родители разделят вашу точку зрения, — отозвался Майк.

— Однако в нем есть что-то притягательное. Я слышала, что он геройски вышел из положения во время этой ужасной перестрелки в минувшем месяце. Вы знаете, Стоддард предложил ему занять место шерифа.

У Меньона отвалилась челюсть.

— Неужели? Вот, значит, что он имел в виду, когда сказал, что Лафтон предлагал ему работу. Наверное, когда парень выиграл в карты салун и взбудоражил весь город торжественным открытием своего заведения, то этот надутый гусак быстро прикусил язык.

— Думаю, вы правы. Но мне понравилось чувство юмора, которым обладает сей молодой человек. Вы написали ему эту ужасную рекламу? — она сделала паузу и смерила его строгим взглядом классной дамы. — Отвечайте честно, Майкл.

— Нет. Хотя этот материал мог бы сделать и я. Что же касается биографии Риса Дэвиса, то знаю я о нем немного. Он остается настоящей загадкой с тех пор, как приехал в Старлайт.

— Но он спас жизнь Тори, не так ли? — спросила она.

Майк поскреб подбородок.

— Не знаю почему, Лаура Эверетт, но моя ирландская интуиция подсказывает мне, что вы знаете об этой истории больше меня.

Она протянула пухлую небольшую руку и неожиданно сильно сжала кисть его худой руки, а затем подвела Майка к единственным двум стульям, не заваленным хламом.

— Я открою вам секрет, Майкл, а вы мне окажете любезность и кое-что разузнаете.

Глава 6

Тори раскрыла глаза, но тут же зажмурилась от яркого утреннего солнечного света. Она была не в силах пережить еще один день, похожий на вчерашний. Но как только глаза ее закрылись, мысленно она опять оказалась в ледяной воде реки — с ним, пережила весь ужасающий, захватывающий дух случай. Всю ночь она металась на кровати, сминая подушки и пытаясь выбросить Риса Дэвиса из головы.

Хедда Лафтон пришла в ярость, когда Чарльз привез Викторию домой, промокшую до нитки и завернутую в мерзкое одеяло азартного картежника. Ее дочь практически голой вытащили из реки и потом публично провезли по городу как какую-нибудь индианку, завернутую в одеяло. Такой возмутительный спектакль трудно даже себе представить! Закоченев от холода и онемев от унижения, Виктория выслушала яростную ругань матери, а потом с помощью Бесси приняла горячую, дымящуюся ванну.

По мере того, как она отогревалась, по венам Тори разливался справедливый гнев, горяча замерзшую кровь. Мама больше беспокоилась о ее репутации, чем о жизни. В груди девушки помимо гнева нарастала боль, но ни то, ни другое чувство не обращалось против ее прекрасной, совершенной матушки. Вместо этого Виктория сердилась на Чарльза… и на него. На своего жениха Тори не могла злиться долго, он был к ней таким внимательным во время возвращения в город. Чарльз был виноват в случившемся, но он так искренне сокрушался об этом. Он защищал ее перед матерью, целиком взяв на себя всю вину, как это сделал бы любой джентльмен.

А вот Рис Дэвис, пользующийся дурной славой, конечно, не был джентльменом! Он был причиной всего этого скандального положения, потому что сорвал с нее одежду и понес практически голую на руках. Ночью Тори пробуждалась сотню раз, и всякий раз видела его красивое насмешливое лицо, а воспоминания о том, что он был в такой скандальной близости от нее, причиняли Тори мучения.

Гневно отбросив одеяло, она села на кровати, стараясь заставить себя не думать о нем. Он принадлежит к отбросам общества, находится далеко за пределами социальных кругов, в которых она вращается.

— Я его больше, никогда в глаза не увижу. Из-за чего же мне тогда расстраиваться? — пробормотала она, соскользнув с кровати, и вздрогнула от боли, почувствовав резкий укол в ушибленном бедре. Тори обулась в шлепанцы с меховой оторочкой и надела плотный атласный халат, подпоясав его на узкой талии. Все ее тело ломило!

— Мне повезло, что я осталась в живых, — процедила она сквозь зубы, умываясь холодной водой и не обращая, внимания на боль.

Тори задержалась в коридоре рядом со столовой и посмотрелась в большое овальное зеркало. На нее глядела побледневшая девушка с безукоризненно уложенными золотистыми волосами. Огромные бирюзовые глаза, казалось, могли выдать самые сокровенные тайны… Она содрогнулась, потом решительно направилась в столовую. Но рука, взявшаяся за изящную ручку двери, застыла, когда она услышала доносившийся из комнаты разговор.

— Вся каша заварилась из-за этого гнусного типа, Дэвиса, — ядовито произнесла Хедда. — И не говори мне о его финансовых успехах. Он никогда не войдет в наш круг людей. Он всего-навсего низкий картежник.

Стоддард усмехнулся.

— Этому низкому картежнику принадлежат не только процветающий салун и дом развлечений в Старлайте, но и дюжина других объектов собственности, которые приносят ему доход.

— Да, он обманывает несчастных, отупевших от пьянства глупцов, которые посещают заведения со скверной репутацией, — презрительно фыркнула Хедда.

— Пусть так, но он становится человеком, с которым приходится считаться в кишащем ворами городе, где вдобавок орудует негодяй Меньон со своей демократической газетой. Он оттягивает значительную часть голосов.

— Но все равно им не собрать столько, сколько получит Чарльз, — пылко воскликнула Хедда. — Уверена, что он станет очередным сенатором нашего штата.

— Ты помышляешь только о том, чтобы в один прекрасный день Тори стала женой губернатора, — огрызнулся Стоддард.

Тори стояла смирно, как нашкодивший ребенок, не желая входить в комнату, пока они обсуждали ее, и в то же время боясь, что кто-нибудь из слуг увидит, как она подслушивает.

Судорожно сглотнув, она церемонно открыла дверь и вошла в комнату как раз в тот момент, когда Хедда спросила:

— Ты уже переговорил с Сандерсом? А, Виктория, доброе утро! Ты не видела брата? Вы оба запаздываете к завтраку.

— Разве вы когда-нибудь беспокоились о сыне, мадам? — язвительно спросил Хедду Стоддард, небрежно кивнув дочери, которая проскользнула на свое место. — Сандерс; наверное, торчал вчера вечером в заведении Дэвиса или в каком-нибудь подобном месте.

Кутил, как всегда.

— Стоддард, давай сейчас не будем говорить об этом, — прервала мужа Хедда, и в ее спокойном голосе проскользнули стальные нотки.

Он что-то пробурчал, но не промолвил больше ни слова. В столовую вошла кухарка с подносом, уставленным наполненными серебряными блюдами.

Тори всегда испытывала склонность становиться на защиту младшего брата, если ему доставалось от родителей. А сейчас это вдобавок отвлекло бы родительский гнев от ее собственной выходки. Она положила себе на тарелку ложку яичницы с блюда, которое поднесла Тесе, и медленно ела, ожидая, пока кухарка закончит свои дела и удалится из комнаты.

— Сандерс вчера вечером долго не спал. Он читал, папа. Когда он заглянул в мою комнату, в руках у него был томик Теннисона.

— Разве это чтение для банкира? Романтические бредни! — воскликнул с отвращением Стоддард. — Учти, милая девушка, сегодня утром ему следует явиться на работу без опозданий. Я говорю серьезно. Мы с Чарльзом должны будем обсудить несколько сделок, включая недавно приобретенные горные разработки. Хочу, чтобы твой братец присутствовал и узнал кое-что полезное для себя.

— Для образованного джентльмена чтения банковских отчетов недостаточно, Стоддард, — покровительственно заметила Хедда.

Всегда испытывая раздражение, когда родители начинали препираться, Виктория намеревалась уйти под благовидным предлогом до того, как разгорится настоящий скандал. Но тут строгое лицо Стоддарда обратилось к ней.

— Заканчивай свой завтрак. Тори. Мне надо переговорить кое о чем и с тобой, — он помолчал, а она, поднявшись было со своего стула, неохотно опять опустилась на него. — Как все-таки случилось, что ты оказалась завернутой в одеяло, и тебя, словно едва не утонувшую кошку, положили на порог нашего дома? Чарльз обо всей этой истории говорил чрезвычайно уклончиво.

— Ерунда, — вмешалась Хедда. — Он взял на себя всю ответственность за происшествие.

— Но это не объясняет, почему Тори вернулась в город в таком виде.

— Папа, меня снесло вниз по течению. Я бы утонула, когда Чарльз потерял управление фаэтоном и я свалилась в воду. Но мистер Д… этот картежник, нырнул в воду и вытащил меня на берег. Вся я насквозь промокла в ледяной воде. Он… просто предложил мне одеяло, чтобы я не замерзла.

Серые глаза Стоддарда засверкали, как агаты, когда он заговорил снова:

— Но в своем объяснении ты забыла упомянуть о том, как случилось, что под одеялом ты оказалась без одежды! Во всяком случае, до меня дошло, что после того, как мать отправила тебя в постель, слуги судачили именно об этом!

Глаза Тори наполнились слезами, но она пыталась сдержать их, не желая прибегать к обычному девичьему приему, хотя ее и уязвило его обвинение.

— В воде он сорвал с меня юбку и куртку, чтобы иметь возможность доплыть до берега. Иначе набухшая одежда потянула бы нас на дно. Поверь, мне все это было ужасно неприятно! — сердито добавила она.

Очевидно, когда Чарльз объяснял случившееся отцу, он несколько отошел от, версии благородного защитника, каким выставил себя перед Хеддой.

Видя, как расстроилась дочь, и опасаясь потока девичьих слез, Стоддард решил, что продолжать говорить на эту тему бессмысленно.

— Я хочу лишь одного — чтобы впредь ты была поосторожнее. В конце концов, — он взглянул на Хедду, — мы не можем позволить, чтобы на жену будущего губернатора упала даже тень скандала, не правда ли?

После ужасной сцены за завтраком у Тори не было настроения видеть через два часа позеленевшее лицо Сандерса. К тому же отец оказался прав. Сандерс ушел из дома кутить после того, как вчера вечером заглянул в ее комнату и зафиксировал свое присутствие дома. Она видела, как он, крадучись, вышел из конюшни к боковому выходу. Тори в это время стояла у овального окна библиотеки. Вот уж воистину, Теннисон!

Она вздохнула. Сандерс был чересчур большим мечтателем, чтобы стать банкиром или вообще добиться успеха в суровом мире строителей и созидателей нового, бурно развивающегося штата Колорадо. Ясно, что для этой цели куда лучше подходит Рис Дэвис — во всяком случае в том, что касается чисто материальных успехов. Тори еще раз мысленно одернула себя за мысли об этом мерзавце и опять принялась внимательно рассматривать последние моды Гуды. Этот номер журнала посвящался молодоженам. С некоторым трепетом разглядывала она модели из белого шелка и кружев. Скоро они с Чарльзом должны будут установить дату свадьбы…

Робкий стук в дверь библиотеки заставил ее поднять голову.

— Входите! — крикнула она. На пороге появился дворецкий Ральф. Он нерешительно обратился к ней:

— Мисс Тори, вы… поскольку миссис Лафтон нет дома, я не могу спросить ее… он очень настойчив.

— Кто он? О ком это вы говорите, Ральф?

— Похоже, я заставляю нервничать людей в зажиточных районах, мисс Тори, и даже их вышколенных слуг, — раздался в ответ знакомый голос.

Рис Дэвис протиснулся мимо возмущенного дворецкого. В одной руке он держал шляпу с плоским верхом и, взмахнув ею, вновь одарил Тори своей ослепительно-озорной улыбкой.

Она вскочила на ноги. Вот наглец!

— Как вы посмели явиться сюда без приглашения, мистер Дэвис? — спросила она, старательно подражая интонациям Хедды.

— А как же, мисс Тори? Я ведь пришел забрать свою вещь, — невинным тоном ответил Рис. — Нам не нужны лишние свидетели. Достаточно одного хорошего человека, — он кивком указал на Ральфа и практически вытолкнул ворчавшего старика-дворецкого из комнаты, всучив ему свою шляпу.

— Как вы смеете отпускать моих слуг! Вы повели себя в высшей степени неприлично, явившись сюда, мистер Дэвис. Я понимаю, что я ваша должница, но вы вообразили себе несусветное.

— Разве можно так разговаривать с бедным простолюдином, который вытащил вас из ледяной могилы, рискуя собственной жизнью? — спросил Рис с наигранной обидой, а сам между тем подходил к ней, словно крупная рысь, подкрадывающаяся к завороженному зайцу.

— Я повторяю: что вам от меня надо, мистер Дэвис? — спросил она, пятясь задом вокруг массивного кожаного кресла.

Он плотоядно ухмыльнулся.

— Вряд ли вы действительно хотите, чтобы я вам это сказал… во всяком случае — пока, мисс Тори, и не здесь, — он явно подтрунивал, продолжая приближаться к ней. — Я пришел, желая получить обратно то, что одолжил вам — мое одеяло. Вижу, что вы про него не забыли, — добавил Рис и слегка усмехнулся, когда она оказалась у окна возле шнура к звонку.

Рис оказался значительно проворнее Виктории и, схватив ее не грубо, но твердо за хрупкую кисть, притянул ее от спасительного шнурка к себе в объятия. Тори задохнулась от возмущения и страха.

— Я закричу на весь дом, если вы сейчас же не отпустите меня.

Он неодобрительно покачал головой.

— И скандал разгорится еще сильнее. Думаю, этого не надо делать. Верните мне мою вещь и я уйду… но сначала… — он сделал паузу, изучающе посмотрел ей в лицо, а она безуспешно пыталась оттолкнуться своими слабыми ручками от его стальной груди, — я деловой человек, мисс Тори. А настоящие деловые люди всегда взимают проценты со ссуд.

До нее доносился запах кожи и мыльной пены для бритья, сердце громко застучало, когда Рис притянул ее еще ближе к себе. Она знала, что он поцелует ее, и если не хотела скандала, то была бессильна остановить его. Поврежденное бедро сильно ныло, но Тори не вскрикнула от боли, не желая льстить его самолюбию.

— Только хам может воспользоваться слабостью дамы, — холодно сказала она, отворачивая в сторону лицо.

Он взял ее так, что она не могла повернуть голову, а потом ласково заглянул в лицо.

— Никогда не претендовал на роль джентльмена, любовь моя. Может быть, вы когда-нибудь обучите меня этому. Но не сейчас, — сказав это. Рис коснулся своими теплыми и мягкими губами ее губ, по-хозяйски лаская и целуя их. Он высунул язык и провел его кончиком по крепко сжатым губам девушки.

Тори держалась с напряженным спокойствием, но все ее тело издавало дикие тревожные сигналы. Инстинктивно она сознавала, что если шевельнется или повернется, то он прижмется к ней еще крепче. Она просто задыхалась и, наконец, приоткрыла рот, невольно ахнув от возмущения. Его язык тут же проник в ее рот, нежно коснувшись чувствительной внутренней стороны губ, и сразу же убрался назад, пока она не догадалась укусить его.

Как бы прочитав ее мысли, он покачал головой и отпустил девушку.

— А теперь давайте одеяло, любовь моя.

— Я — не ваша любовь, невыносимый, аморальный эгоист… — Она захлебнулась, дрожа от гнева, исчерпав все известные ей бранные слова. Когда она замахнулась, чтобы дать ему пощечину, он легко перехватил ее руку и нежно погладил.

— Тихо, тихо, любовь моя! Дама всегда контролирует свои эмоции, — во всяком случае, так, бывало, говорила сестра Фрэнсис Роуз девочкам в нашей школе.

— Вы и не нюхали школы. Вы — пришлый бандит, — парировала Виктория, выдернув у него свою руку. — Я даже сомневаюсь, что вы умеете читать — во всяком случае, по-английски, — добавила она язвительно и с удовлетворением отметила, что его красивое лицо болезненно скривилось.

Но Рис тут же расплылся в улыбке.

— О, не беспокойтесь, читать я умею. В последнее время я стал заниматься здесь делами об имуществе. Спросите об этом своего жениха Чарльза.

Вспомнив слова отца за завтраком о том, что Дэвис покупает землю и деловые предприятия в Старлайте, Тори испытала прилив любопытства, который тут же сменился раздражением.

— Чарльз, конечно, не обсуждает со мной вопросы бизнеса, — заметила она высокомерно, проскользая мимо Дэвиса и моля Бога, чтобы ее ушибленные колени не подогнулись. Но дрожавшие ноги, к счастью, не подвели, и она направилась к двери библиотеки. Он тихо произнес:

— Жаль, что у вас с Чарльзом так мало тем для разговоров. И вы собираетесь выйти замуж за этого дуралея?

Она хотела отбрить его, но, спохватившись, повернулась к нему лицом и презрительно произнесла:

— Ральф проводит вас до кухни, где наша кухарка Тесе вернет вам одеяло. Прощайте, мистер Дэвис!

Наблюдая, как длинноногий Рис грациозно пересекает комнату, она гордо выпрямилась, быстро прошла в зал и позвала Ральфа. Старик появился, как из-под земли, и кивнул, выслушав ее краткие указания. На Риса он глядел с явным неудовольствием и опаской. Ральф осторожно протянул Дэвису шляпу.

Рис рассеянно взял ее, неотрывно глядя в лицо Виктории. Ее щеки гневно пылали.

— Прощайте, мисс Тори, — тихо произнес он.

— Прощайте, мистер Дэвис, — решительно ответила она, захлопывая перед его носом дверь библиотеки.

Тори стояла у фасадного окна и смотрела, как он уходил по дорожке, вымощенной камнем, к тому месту, где был привязан его огромный вороной конь. На мгновение Рис остановился, поднес к лицу одеяло и вдохнул запах тела Виктории, которым пропиталось влажное одеяло. Горячая волна прилила к ее щекам и распространилась по всему телу. Опустив приподнятую кружевную занавеску, она отвернулась, а он пошел дальше к своему коню. Тори чувствовала себя незваной гостьей, наблюдающей какую-то интимную сцену, и в то же время странным образом сама оказалась неразрывно связана с ней.

Что ему нужно? Она боялась ответа на собственный вопрос.

Жесткий металлический звук музыки эхом отзывался в опустевшем переулке за питейным заведением Форти Роуд. Сандерс Лафтон дрожал от холода, несмотря на три большие стопки крепкого вина, которые он выпил для храбрости, идя на встречу с Эмметом Хаузером.

Он нервно поглядывал по сторонам, но тень крупного мужчины не появлялась в переулке. Эммет опаздывал; может быть, он напился и сидел в помещении. Сандерс ни за что бы не согласился встретиться со злобным дядюшкой Эллы, но она намекнула, что если он откажется, Эммет может явиться в банк Стоддарда Лафтона. Сандерс вздрогнул.

— Боишься меня, парень? Правильно делаешь, — раздался низкий рычащий голос из темноты между двумя зданиями. Затем в неясном туманном свете луны показался сам Хаузер, он навис, будто глыба, над хлипким юношей.

— Вы просили встретиться с вами, Эммет? Чего вы хотите? Я сказал Элле…

— Забудь о том, что ты сказал Элле! — прервал его Хаузер. — Послушай, что скажу я. Живот у нее растет очень быстро. Для игры в бирюльки времени не осталось. Либо ты приносишь достаточно денег, чтобы отвезти ее к доктору в Денвере, либо я иду к твоему папаше. А, может быть, — к мамаше, это даже лучше, — хитро добавил Эммет.

Сандерс бессильно привалился к стене дома, но потом собрался с духом и заставил себя взглянуть на злобно скосившееся и резко очерченное в неясном свете лицо.

— Если вы все расскажете моим родителям, . Хаузер, то мы все пропали. Они лишат меня наследства и заставят вас с Эллой уехать из города. Вы не получите больше ни цента.

— Я не собираюсь вам подыгрывать. У вас больше отговорок, чем у дьякона, которого накрыли, когда он засунул руку в сосуд для подаяний.

Он схватил Лафтона за лацканы пиджака и, рванув его от стены здания, приподнял вверх, так что дорогой костюм затрещал по швам.

— Отпустите меня, ради Христа! — Сандерс отлетел назад, безуспешно стараясь привести в порядок испорченный костюм. У него закружилась голова от тошноты, вызванной запахом гнилых зубов и немытого тела Хаузера. — Я же сказал, что как только отец закончит бухгалтерские отчеты за месяц, я достану для вас деньги — возможно, в начале недели.

— Ладно, но дольше Элла ждать не может. Учти, прямо сейчас я хочу получить пять тысяч. Нам придется жить в Денвере и; как я слышал, жизнь там ужасно дорогая, — он ухмыльнулся и от души хлопнул Сандерса по спине между лопатками.

От такого удара Лафтон чуть не свалился на землю, но все же устоял. Хаузер двинулся по переулку к задней двери другого салуна. В отчаянии Сандерс запустил пальцы в волосы, потом достал из заднего кармана фляжку, которую в эти дни всегда носил с собой. Сделав большой глоток, он слегка успокоился и направился в противоположную сторону, размышляя о том, что можно предпринять в подобной ситуации.

У юноши было совсем немного вариантов. Хаузер и Элла высосут из него все соки, постоянно требуя денег на регулярной основе, и наконец кто-нибудь узнает о ловко скрываемой растрате. Он подумал было отказаться от всего, заявить, что у него с Эллой ничего не было, но понял, что номер не пройдет.

По крайней мере две ее злыдни-приятельницы много раз видели, как они уединялись в домике Хаузера. Элла могла пригласить достаточно свидетелей, чтобы раздуть неприятный скандал, если будет нужно, — а Элла Хаузер была не менее мстительной, чем ее дядюшка. Она пойдет на это, если он не заплатит.

Ему были нужны деньги и для потворства пагубным привычкам, главной из которых за последние месяцы стало пьянство. Сандерс так расстроился из-за угроз Эллы и Эммета, что в последнее время несколько раз сплоховал с красотками из дорогих борделей. Униженный этим обстоятельством, он теперь зачастил в салуны. Если бы только Сандерс мог признаться Тори, в каком ужасном положении он оказался! Если бы только можно было уговорить ее взять вину на себя, как она делала, когда они были детьми!

«Не выйдет, — решил он, поразмыслив. — Его образцовая, совершенная сестра будет ошеломлена таким низким падением, возможно, она опрометью бросится к родителям… — Конечно, чтобы помочь ему», — с иронией подумал он.

— Господи, я ненавижу Тори! Ненавижу и вас, мама с папой! Ненавижу всех, — рыдал он, ударяя кулаком по стене до тех пор, пока не занозил руку.

Глава 7

Лаура Эверетт не считала себя мстительной, женщиной, просто у нее было обострено чувство справедливости. Вдобавок она считала, что очень хорошо разбирается в людях. Именно это привело ее в контору Майка Меньона солнечным утром в конце июня. Она созрела для того, чтобы исправить давнюю несправедливость. И Рис Дэвис станет орудием для осуществления ее замысла. А если при этом ей удастся выполнить роль свахи… что ж, тем лучше. Негромко напевая, она с улыбкой взирала на прохожих и резво шагала по улице Мэйн к редакции газеты «Плейн Спикер».

В кабинете на шатком стуле сидел Рис, с любопытством разглядывая небольшого, похожего на птицу человечка, который что-то лихорадочно строчил для готовившейся в последний момент передовицы. В глубине зала щелкал и стонал ручной печатный станок, а Виргил вынимал из него первые экземпляры сегодняшнего номера газеты.

Рис еще раз пробежал глазами рукопись Лауры Эверетт. Почему же, черт возьми, невестка жениха Тори хочет его увидеть? Его мысли перескочили с Эвереттов на Викторию. На Тори с пылающими щеками; да, за безукоризненной внешностью леди явно таилась страстная натура. Он хотел стать человеком, который пробудит эту страсть. Нет, мысленно поправился Рис с самонадеянной ухмылкой, не просто хочет, а пробудит эту страсть! Ясно, что паинька Чарльз этого не сделает. Эверетт не из таких! Она будет держать его в узде своей чопорностью. А он потом улизнет в бордель, чтобы облегчиться там со шлюхой.

Конечно, мужчина не сможет покувыркаться с такой дамой, как Виктория Лафтон, если не связан с ней супружескими узами. Рис не допускал даже мысли об этом. Как английский милорд называл в Нью-Йорке такую связь… «супружеские оковы»? Ну что ж, если он будет с ней связан, то она тоже будет привязана к нему не менее крепко.

Может ему поспособствует Лаура Эверетт? Несмотря на растущее богатство, Риса все еще не признавали в лучших кругах Старлайта. Да, конечно, они шли к нему в заведение, чтобы получить телесные удовольствия, — обычно украдкой — и даже продавали ему недвижимость и скот. Некоторые люди, получив отказ в местных банках, занимали деньги у него — под более высокие проценты из-за риска. Но для того, чтобы обосноваться здесь и построить свою жизнь в соответствии с юношескими мечтами, ему надлежало добиться к себе уважения. Это означало даже продажу в подходящее время салуна «Голая правда». Возможно, ему удастся договориться с Джинджер, и она приобретет через несколько лет это заведение. Он обязан пойти ей навстречу.

Размышления Риса прервал негромкий стук в застекленную дверь. Едва он встал, в комнату вошла Лаура Эверетт; широкая улыбка осветила ее круглое, приветливое лицо. Майк продолжал лихорадочно строчить, только приветственно махнул рукой в ее сторону и пробормотал что-то о последнем сроке.

Будучи давним и очень терпимым другом Майка, Лаура не обратила внимания на его недостаточно вежливое поведение.

— Скажите спасибо, Майк, что я пришла не к вам, иначе я сбросила бы вас со стула и поломала бы вам все сроки! К тому же вы наверняка строчите какую-нибудь продемократическую статейку.

Произнеся это с весьма добродушным видом, Лаура протянула пухлую руку в кружевной перчатке Дэвису и обменялась с ним крепким рукопожатием.

— Доброе утро, мистер Дэвис. Очень признательна вам за то, что вы согласились встретиться со мной здесь… так сказать, на нейтральной территории.

Рис улыбнулся, пожимая ее руку, и сдул пыль с лучшего из потрепанных дубовых стульев Майка.

— Вряд ли я мог ожидать, что такая дама, как вы, захочет встретиться со мной в моей рабочей обстановке, но и это место не намного респектабельнее, — добавил он, ожидая отпора со стороны Майка.

— Поосторожнее, пришелец из Уэльса, — не замедлил отозваться Меньон, ни на секунду не прерывая писанину. — Вы имеете дело с двумя социальными арбитрами Старлайта. Один поддерживает правильную политику, другой — не правильную, которую, несомненно, одобряете и вы.

Лаура причмокнула губами.

— Это верно. Во всяком случае, пока, но я думаю, вы человек больших возможностей, мистер Дэвис. Что же касается этого неисправимого ирландца, то предел его мечтаний в том, чтобы строчить поджигательские передовицы и побуждать глупых избирателей покупать его газету.

— Вы сами покупаете мою газету, — рассеянно бросил Меньон.

Лаура фыркнула и села, приглашая жестом Риса сделать то же самое.

— Я не отношусь к глупым людям, да и мужчины этого невежественного штата не сочли возможным допустить меня до голосования. Но все это к делу не относится.

— А что же относится, миссис Эверетт? — Рис испытующе посмотрел в ее мерцающие голубые глаза, по-прежнему озадаченный просьбой Лауры о встрече.

— Молодежь всегда нетерпелива и прямолинейна. Но мне нравится прямота в мужчинах, мистер Дэвис, и именно поэтому мне неприятен деверь. Он настоящий жулик, — смело произнесла она и откинулась на спинку стула, ожидая, что скажет на это Рис.

— Знаете, она абсолютна права. Я знакомился с документами, — поддержал Лауру Майк и опять вернулся к своему занятию.

— Тогда почему он не в тюрьме? — спросил Рис.

Его лицо, непроницаемое во время игры в карты, теперь явно выражало изумление.

— Действительно, почему? Он же младший брат Джекоба. Подумайте о скандале, который бы возник, если бы я обратилась в полицию с таким обвинением. Но я положила конец его «займам» из наших средств после смерти Джекоба, — она презрительно засопела. — Надменный молодой болван думал, что я никогда не замечу пропажи нескольких тысяч долларов, пока он распоряжается выдачей мне денег на содержание.

Рис ухмыльнулся.

— Я так понимаю, что вы очень проницательный человек, когда дело доходит до финансовых вопросов.

— Когда у тебя родственник — вор, приходится быть проницательной. Теперь я сама веду свои дела, имея в лице нашего общего друга, — она кивнула в сторону Майка, — человека с обостренным нюхом к новостям, я смогла получить большую от него помощь за последние несколько лет — в покупке и продаже земельных участков.

— Она имеет в виду спекуляцию шахтами, — вмешался Меньон, наконец закончив статью. Он поднял голову и в его глазах сверкнул вновь оживший интерес.

— Майкл, это пока не материал для вашей заметки! — пожурила его Лаура. Потом она усмехнулась, и вокруг ее глаз лучами собрались морщинки. — Вы помните сделку, в которой шла речь о собственности реки Анкомпарг? Ее в прошлом году заключил Чарльз.

— Вы имеет в виду заброшенные серебряные прииски возле платной дороги Меар? Со стороны юнца Чарльза это была настоящая жульническая проделка! — пояснил Рису Меньон. — Он думал, что там скрываются огромные серебряные залежи, которые можно будет добыть, пойдя лишь на небольшие капиталовложения.

— Любопытно, почему ему пришла такая мысль? — спросила Лаура невинным голосом. Меньон только ухмыльнулся и пожал плечами, ожидая, что она скажет дальше. — Несколько моих друзей в Денвере могли бы сообщить Чарльзу весьма обнадеживающие новости — если бы я, конечно, захотела. Однако, с другой стороны…

— Вы думаете, эти прииски чего-то стоят? — спросил Рис.

— Давайте скажем так: у Чарльза за плечами слишком незначительный опыт в горных разработках и совсем не хватает терпения. Когда минимальные вложения не принесли весомой отдачи, он быстро отмахнулся от неудачи под предлогом того, что он заплатил за прииски недорого и может подождать более подходящего момента, чтобы продолжить их разработку, — она помолчала, обратив проницательные глаза на Риса. — Вы из Уэльса. Насколько я знаю, вы там работали в шахтах.

Отвечая, он старательно контролировал выражение своего лица.

— Да, на угольных шахтах. Но вонь одинаковая в любых шахтах. Так же, как и опасности. Я никогда больше не стану спускаться под землю.

— В этом нет необходимости. Чарльз никогда этого не делал. Конечно, Чарльз не может также определить, надувает ли его горный инженер, когда делает ему доклад. Теперь у него средства ограничены, и ему нужны деньги для осуществления политических замыслов.

Глаза Меньона понимающе блеснули.

— Вы не сможете предложить ему продать прииски, не вызвав у него подозрений. Вам нужен партнер.

— Мне бы хотелось проверить вашу информацию относительно этих приисков, миссис Эверетт, — осторожно заметил Рис.

— Думаю, что один из ваших самых старых завсегдатаев, некий мистер Уилкокс, смог бы предоставить вам необходимое подтверждение. Если только вам удастся удержать некоторое время этого беднягу от пьянства.

— Вилли Уилкокс, нос картошкой? — недоверчиво спросил Рис.

— Он был лучшим шахтером Колорадо по твердым породам до того, как пристрастился к виски, — пояснил ирландец. — Заставьте его просохнуть и взяться за дело. Если на приисках водится серебро, то он почует это.

Рис опять обратился к Лауре Эверетт:

— Скажем, я решусь купить прииски. Но почему среди всех остальных вы избрали именно меня в качестве партнера? Несомненно, вы знаете много уважаемых граждан, которые бы с удовольствием провели Чарльза.

— Может быть. Но Чарльз больше всего не любит именно вас. Он клюнет на такую наживку. Как бы там ни было, когда вы купите прииск, я введу вас в лучшие круги общества, мистер Дэвис, даже если вы останетесь демократом! — сделав это поразительное заявление, Лаура поднялась и протянула руку. — Договорились?

Рис пожал ей руку и сказал:

— Если сообщение Уилкокса удовлетворит меня, то мы с вами будем равноправными партнерами. Что же касается вашего другого предложения… — в нерешительности он запнулся, подбирая слова. — Вы действительно представите меня обществу Старлайта?

— Только если у нас благородные намерения в отношении Виктории Лафтон, молодой плут! — она быстро вышла из кабинета, а оба мужчины так и остались сидеть, разинув рты.

Меньон посмотрел на Дэвиса и приметил на щеках валлийца легкий румянец.

— Черт бы меня подрал! — воскликнул он с изумлением.

Четвертое июля в Старлайте, городке с населением две тысячи пятьсот один человек, праздновался с большим блеском: и наряды, и кулинария, и ораторское — искусство были ничуть не хуже, чем в любом другом серебродобывающем городке Скалистых гор, включая Денвер. Мужчины потели в накрахмаленных воротничках, а женщины — обмахивались веерами. Все граждане, от детей до немощных стариков, нарядились в лучшие одежды в честь праздника. Городской парк переполнили гуляющие горожане, устраивавшие пикники под открытым небом и вкушавшие все имевшиеся в продаже деликатесы: и жареных кур с золотистой корочкой, и импортных устриц. Бары питейных заведений были надраены до блеска и украшены красными, белыми и голубыми флагами, в барах стояли огромные чаши с вареными яйцами и подсоленными крекерами. Пиво и виски лились рекой. Так же, как и речи.

Чарльз Эверетт нетерпеливо ждал, стоя возле ораторской трибуны на платформе, сколоченной в центре парка. Из-за отсутствия деревьев тени не было и деревянное сооружение, украшенное флагами, нещадно припекали солнечные лучи. Чарльз был признателен Стоддарду Лафтону за то, что он выдвинул его кандидатуру в сенат штата, но он испытывал отвращение к плебейской давке, к необходимости выступать под улюлюканье толпы и пожимать потные руки. Ему было так же противно слушать длинные, нудные представления своего будущего тестя. Он весь взмокнет от пота еще до того, как начнет свое выступление!

Тут Лафтон закончил представление кандидатов, и в воздухе прозвучал взрыв аплодисментов. Чарльз поднялся на трибуну, поблагодарил Лафтона, мэра и всех важных гостей. После быстрого обмена улыбками со своей прекрасной дамой, сидевшей в переднем ряду, он сосредоточил внимание на тексте и начал выступление.

Тори боролась с желанием поелозить на деревянном сиденье. Оно было чудовищно неудобным, но сидеть все равно было лучше, чем стоять, как приходилось большинству присутствующих. Рядом восседала сияющая Хедда. Ни один выбившийся серебристо-светлый волос не нарушил прически. Она восхищенно слушала Чарльза. Мать Тори никогда не покрывалась испариной, не ерзала, не делала ничего, недостойного леди. А Тори больше всего сейчас хотелось скинуть сандалии, стянуть с ног чулки и пройтись босиком по прохладной воде ручейка, который журчал на краю парка. Вздохнув, она отогнала от себя ужасную мысль и попыталась забыть о зное, как предложил Чарльз, который продолжал выступление с чувством собственного достоинства. Он затронул проблемы политической коррупции и аморальности, посягательства неразборчивых скотоводов на хорошие пастбища, необходимости ограничить потребление алкоголя и положить конец позорным явлениям, которые привлекли на улицы Старлайта порочных женщин.

— Как вы думаете, он заткнется когда-нибудь? Может быть, мне отхлестать его, прежде чем он закроет мое заведение «Голая правда»? — спросил Рис Майка. Борясь с зевотой, тот стоял, прислонившись к большому дубу с правой стороны платформы, где они оба укрылись от давки и зноя.

Меньон громко загоготал.

— Да у вас вообще есть политические, социальные и экономические устремления, молодой человек? Нам бы не помешало найти еще несколько крепких демократов, чтобы поддержать президента Кливленда. Он ужасно одинок сейчас в Вашингтоне, — маленький ирландец лег на землю и с удовольствием растянулся на заросшем травой бугорке: легкий ветерок шевелил его спутанные волосы.

— Ныне у меня и без политики хватает забот, Майк, — ответил Рис, осматривая толпу.

Его взгляд остановился на четком, как изваяние, профиле Тори. Она была истинным совершенством в этом розовом муслиновом платье. Тори изящным движением разгладила складки на юбке и принялась обмахиваться веером. Рису даже с его места было видно, как зарделись ее нежные щечки. Она, наверное, умирает от жары в этой одежде! И сразу же у него зародилось желание сорвать с нее платье, нижнее белье, корсет, сорочку. Если это нежное, бледное тело выглядело так очаровательно, даже когда продрогло в холодной реке, то каким же оно станет, согретое страстью? Его эротические размышления прервал вопрос спутника.

— Как продвигаются дела с приисками? Вы не заговаривали о них уже несколько недель.

Тень улыбки коснулась Дэвиса, но темно-голубые глаза оставались серьезными.

— Уилкокс протрезвел не сразу. Осмотр разработок дал довольно неплохие результаты, чего нельзя сказать о финансовом положении потенциального сенатора. Похоже, он слишком поиздержался за время избирательной кампании.

— Да уж, и речь его слишком затянулась, — добавил Меньон, приподнявшись на локтях. — Думаю, что можно немножко оживить обстановку. Если вы не хотите, чтобы ваша дама разгневалась, лучше отойдите подальше, — заметил он и лукаво подмигнул.

Рис безразлично пожал плечами. Все, включая Тори, знали, что он ненавидит Эверетта.

— Пиво становится теплым, пока вы там разглагольствуете, дружище Чарли! — крикнул Меньон звонким отчетливым голосом.

Эверетт раздраженно зашуршал листками заранее подготовленной речи, но не взглянул на холм, откуда раздался крик. Над толпой пролетел небольшой взрыв хохота и постепенно смолк.

— Это типичная реакция одного из главных дебоширов-пьяниц Старлайта, выступающего под маской редактора газеты, — ядовито откликнулся Эверетт и опять вернулся к своему тексту, но его прервали опять.

— Тогда подумайте обо всех несчастных трезвенниках, жаждущих глотка холодного лимонада, — снова крикнул Меньон, по-прежнему безмятежно растянувшийся на холмике.

Из задних рядов толпы раздался другой голос:

— Да, Чарли, не забывайте про «Лимонадную Люси»! При упоминании жены бывшего президента Хейеса приглушенный гогот раздался во многих местах парка.

Чарльз яростно скомкал незачитанные листки своей двадцатистраничной речи и поторопился засунуть их в карман пиджака. Прищурив глаза, он посмотрел на невысокого ирландца и увидел, как владелец салуна из Уэльса, смеясь от души, помог Меньону подняться на ноги. На хмуром лице Эверетта появилась натянутая улыбка, когда он подумал о сделке с Дэвисом.

— Посмотрим, кто посмеется последним, когда выяснится, что ты приобрел ничего не стоящую дырку в земле, — пробормотал он про себя, гордо удаляясь с платформы.

Рис видел, как Тори успокаивает раздраженного кандидата.

«Она утешает его, будто мать, утешающая капризного, избалованного ребенка», — с досадой подумал он. Но он все равно продолжал неотрывно смотреть на очаровательную женщину, не обращая внимания на Меньона и весельчаков, которые подошли поздравить его. Рис погрузился в размышления и не разделял их легкомысленного настроения.

Сильный гнев Чарльза действовал Тори на нервы. Он пыталась уверить его в том, что все здравомыслящие состоятельные люди, которые присутствовали на торжестве, несомненно, проголосуют за него, а буяны, как всегда, напьются в салунах и не смогут даже дойти до избирательных участков.

Когда к ним подошли Хедда со Стоддардом, недовольство Чарльза переключилось с невесты на будущих родственников. Тори потерла виски, упустив нить их разговора: ей вдруг показалось, что кто-то пристально на нее смотрит. Она взглянула в ту сторону, откуда кричал, мешая празднику, гадкий коротышка редактор, и ее бирюзовые глаза встретились с пылающим взглядом голубых глаз.

Могучий валлиец, в сдвинутой на затылок шляпе, открывавшей взмокшие от пота каштановые кудри, стоял на холмике. На его нахальном лице играла широкая улыбка, он привалился к шершавой кроне развесистого дуба. Пиджака на нем не было, и белая полотняная рубашка неприлично облегала его мускулистую, заросшую волосами грудь, которую Тори так хорошо помнила. Когда он дотронулся рукой до края шляпы в знак насмешливого приветствия. Тори, наконец, пришла в себя и отвела взгляд от человека, действовавшего на нее магнетически.

Ну и нервы у этого… того… чужака!

— Простите меня, мама, папа и Чарльз, но я должна немного подышать свежим воздухом, а то мне станет дурно в толпе, — задыхаясь, сказала Тори при виде сенатора Коллинза и других важных гостей-республиканцев, которые пробирались к Стоддарду и Чарльзу.

— Дама никогда не торопится куда-нибудь уйти без сопровождающего ее кавалера, — увещевала Хедда дочь.

— Я поищу Сандерса, мама. Перед самым началом выступления он был здесь. — предложила она и затерялась в толпе прежде, чем мать смогла остановить ее.

И действительно, даже если бы ей не хотелось отчаянно скрыться от насмешливой улыбки Риса Дэвиса, она все равно стремилась бы разыскать своего брата. В последний раз, когда она его видела, он опять готов был напиться. Если Сандерс опять опозорит себя публично, то отец может принять драконовские меры.

Что-то тревожило ее младшего брата. За последние недели он как-то притих и помрачнел, подолгу засиживался в банке и уединялся вечерами в своей комнате, напиваясь там до беспамятства. Всего два дня назад она слышала, как мать вполголоса спорила с сыном, и разговор явно имел неприятный подтекст. Сандерс после пьянки плохо себя чувствовал и не мог пойти на работу, но Хедда так ему пригрозила, что он живо пришел в себя.

Пробираясь через толпу. Тори нос к носу столкнулась с рослым шахтером, одетым в пропотевшую, вонючую фланелевую рубашку. Тори» извинилась. Неужели от валлийца может пахнуть так же? Он, несомненно, потел. Перед ее мысленным взором невольно возникла почти прозрачная полотняная рубаха и крепкие мускулы под этим тонким прикрытием.

«Какой позор!», воскликнул ее внутренний голос. Но в глубине души Тори верила, что от Риса исходит совсем другой запах, не такой, как от немытого шахтера. Она тряхнула головой, чтобы отделаться от этих мыслей, и опять потерла виски, прислонившись к краю грубо сколоченного из досок стола в дальнем конце парка. Слава Всевышнему, толпа поредела.

Мимо нее пробежал мальчик, ударяя мячом о землю, а женщина в ситцевом платье крикнула ему, чтобы он вернулся и доел пирог с крыжовником. Вздохнув, Тори поняла, что ей надо будет обойти парк и подойти к тому месту, где Том Кицлер и несколько других молодых людей из богатых семей выпивали вместе с Сандерсом. Увести его от Тома может оказаться нелегко, но она должна, по крайней мере, попытаться сделать это.

«Кара Господня», — невольно пришло ей на ум. Тори приподняла подол розового платья, чтобы его не задела рыжая дворняжка, которая неслась за мальчиком с мячом. Девушка расправила плечи и решительно направилась в западную часть парка.

Сандерс заметил, что вдалеке замаячила фигура его сестры, а с противоположной стороны показалась Элла Хаузер. Он, пошатываясь, поднялся на ноги под веселые возгласы Тома и Дональда. Он должен помешать Элле заговорить с Тори, а то она наплетет ей Бог знает что!

— Ну, вот и она, мисс Королевское Величество собственной персоной, — злобно воскликнула Элла, — прибежала спасать своего бедного братца-пропойцу.

— Сначала мы должны поговорить с ним о делах, девчушка, — низкий бас Эммета Хаузера заставил Тори удивленно вздрогнуть. Он схватил ее своей большой грязной рукой, Хаузер вышел из тени большого хвойного дерева, последовав за своей племянницей на открытое место.

— Послушайте, мистер Хаузер, совершенно незачем впутывать в это мою сестру…

Неразборчивую скороговорку Сандерса прервала Элла:

— Так, теперь он уже мистер Хаузер… Не слишком ли официально, Санди?

— Отпустите меня, грязный негодяй, — произнесла как можно более твердым голосом Виктория. От страха у нее сильно забилось сердце. Том Кицлер и Дональд Толли слишком опьянели, чтобы защитить ее, в таком же состоянии был и Сандерс. Почему паршивая племянница хозяина салуна так фамильярно обращается к ее брату?

Элла прошла мимо Тори и начала что-то лихорадочно нашептывать Сандерсу, практически затащив его в кусты под веселые выкрики и улюлюкание его приятелей.

— Пусть они поговорят. Им надо кое-что утрясти, — отозвался Эммет, еще крепче стискивая руку Тори.

От него несло кислым пивом и крутыми вареными яйцами. Она отвернулась от Эммета и сердито уперлась кулаками в его грудь. Под толстым жировым слоем нащупывались крепкие, как железо, мышцы, которые совершенно не реагировали на давление. Тори пришла в ужас, когда он нагнулся и притронулся ртом к ее темени, вдыхая исходивший от нее аромат.

— Сейчас же отпустите меня! — гневно прошептала она.

— Я бы сделал, как просит дама, — раздался низкий голос, в котором звучали стальные нотки. На открытое место медленно вышел Рис Дэвис и остановился перед Хаузером. Его поза была явно угрожающей, в одной руке он держал кольт с взведенным курком, а другой высвободил руку Тори.

Когда Хаузер отпустил девушку. Рис притянул ее к себе и крепко прижал к своему боку. Его, сердце бешено колотилось и каждый мускул дрожал от гнева, как будто кто-то посягнул на его личное имущество. Он заслонил собой Викторию, готовясь к любой неожиданности со стороны громилы Хаузера. Хаузер сделал шаг вперед, но замер на месте.

— Мне доставит удовольствие прикончить вас, — произнес Рис низким, холодным голосом.

Желтые глаза Хаузера сузились. Он подумал и ответил:

— Я не собираюсь ссориться ни с вами, ни с ней. Пойдем, Элла. Этот парень слишком пьян, чтобы сейчас с ним можно было говорить. Оставь его в покое.

Хаузер быстро повернулся и пошел к своей племяннице и Сандерсу, которые яростно ругались вполголоса. Когда Эммет подошел к ним, Элла влепила Сандерсу звонкую пощечину, от которой еле стоявший на ногах юноша свалился на землю. Потом она повернулась и побежала, ее дядя заковылял за ней следом.

Тори мгновенно забыла о своем возмущении, когда увидела, что Сандерс ударился головой о камень. Она вырвалась из объятий Риса и, бросившись к Сандерсу, опустилась возле него на колени.

Рис поглядел, как она, не помня себя, зовет брата, дотрагиваясь до раны на его голове. Он поспешил к ручью, чтобы намочить полотняный носовой платок. Возвратившись, он встал на колени возле нее.

— Вот это мы приложим к ране, чтобы остановить кровотечение.

Приложив белоснежный платок к порезу, Рис осмотрел его опытным глазом.

— Ничего страшного. Просто небольшой ушиб. Но утром у него будет зверски трещать голова.

Он перевязал рассеченное место, обмотав платок вокруг головы Сандерса.

— Он все еще без сознания, — суетилась Виктория, пытаясь поднять Сандерса.

— Он мертвецки пьян, любовь моя. Не беспокойтесь. Очень скоро он очухается, сначала испугается, что помрет, потом испугается, что остался в живых, — Рис без особых усилий поднял юношу, поставив его на нетвердые ноги. Закинув одну руку Сандерса на свои широкие плечи, Дэвис наполовину вел, наполовину тащил мало что соображавшего юношу на улицу Мэйн.

— Куда вы его ведете? — воскликнула Тори, идя вслед за ними, как собачонка.

Рис повернулся — юноша закачался на его плече, словно уснувший щенок — и с улыбкой ответил:

— В мой салун. Если хотите, заходите и вы, любовь моя.

Глава 8

— В… в эту обитель порока? Вы не можете говорить об этом всерьез! Я должна отвести его домой.

Рис посмотрел на нее сверху вниз, как отец смотрит на неразумное дитя.

— Ваш брат в крови. И вы тоже. Думаю, что если мы появимся в вашем доме в таком виде, это даст хороший повод для сплетен. В моем заведении имеется двухместная коляска. Мы можем проехать переулками и провести его через помещения для слуг… если, конечно, вы можете положиться на своих слуг, — он немного подождал, потом слегка пошатнулся под весом юноши. — Решайте, любовь моя-. Ваш любезный братец не становится легче от того, что мы стоим тут и препираемся.

Тори подавила желание холодно осадить его за его дерзкую фамильярность. Нравилось ей это или нет, но она целиком зависела от него. В любой момент здесь мог появиться кто-нибудь из знакомых отца. Содрогнувшись при мысли о возможном скандале, она подхватила Сандерса под другую руку, и они быстро отвели его в тень от деревьев. Пока они дошли до конюшни салуна, Виктория изнервничалась. Салун «Голая правда», как и многие другие салуны на улице Мэйн, был заполнен горланящими пьяницами и падшими женщинами. Но, казалось, все были так увлечены праздником, что не заметили двух осторожно пробиравшихся людей, которые задними дворами тащили напившегося приятеля. Рис, несмотря на тяжелую ношу, двигался с удивительной легкостью, тихо, будто кошка.

— Похоже, вы поднаторели в таких делах, мистер Дэвис, — выдохнула Тори, когда Рис прислонил стонущего Сандерса к стене конюшни. Внутри помещения было сумрачно, пахло сеном и лошадьми.

Его лицо светилось ухмылкой.

— В свое время мне пришлось побывать в переделках, к вашему сведению.

— В Денвере?

«Какое ей до этого дело?»

— В Денвере, в Сент-Луисе. Даже в Нью-Йорке. Когда Рис упомянул про Нью-Йорк, выражение его лица стало задумчивым. Как это ни странно, но Виктория с сочувствием отнеслась к его давней, затаенной боли. Какое могло быть детство у подростка-эммигранта из Уэльса? Странное любопытство побороло чувство благопристойности. Она не удержалась и спросила;

— Сколько вам было лет, когда ваша семья приехала в Нью-Йорк из Уэльса?

На мгновение его руки крепче сжали вожжи, потом он ответил глухим голосом:

— У меня не было семьи, родители умерли на родине. А было мне четырнадцать.

— Как ужасно, — вырвалось у нее. Она не могла представить себе жизнь вне семейного окружения или без надежного укрытия в роскошном доме.

— Но я выжил, — продолжал он. — Америка — страна больших возможностей. Даже юноша из Уэльса, который толком не мог говорить по-английски, смог стать состоятельным человеком.

Вспомнив про свои насмешки о том, что он не может читать по-английски, Тори покраснела от горького чувства стыда.

— Да, вы явно многого добились, мистер Дэвис, — натянуто проговорила она.

— Но не всего… пока что, — тихо произнес он, направившись к ней.

Тори стояла в полумраке, как завороженная, когда он приближался к ней. Но только он наклонился над ней, как яркий сноп света ослепил ее. Дверь со скрипом распахнулась.

— Что тут происходит, черт возьми? Тори уставилась на женщину с волосами цвета моркови, одетую в полосатое красно-бело-голубое платье с шокирующе большим декольте. Рыжая незнакомка моргала, выставив перед собой шестизарядный пистолет. Она опустила оружие, узнав в полутьме Риса. Тори почувствовала, как кошачьи глаза проститутки злобно прищурились, когда она рассматривала помятое, испачканное платье своей соперницы, ее растрепанные волосы.

— Произошел неприятный случай, Джинджер, — спокойно объяснил Рис. — Я помогаю даме довезти до дома ушибшегося брата. Будь душечкой, посмотри, нет ли на улице посторонних, хорошо?

Джинджер почувствовала, что Рис благоволит к интересной девушке из богатых кварталов, и ей это было совсем не по душе. Прошуршав юбками, она подошла к блондинке, чтобы получше рассмотреть ее одежду и прическу. Оценивая Тори, она погладила рукой блестящие сатиновые полосы своего платья.

— Как вам мой наряд? Красный, белый и голубой — цвета праздника Четвертого июля. Я заказала это платье специально на сегодняшнее торжество, — промурлыкала Джинджер.

— Очень патриотично, — отозвалась Тори, наполовину ужаснувшись, наполовину заинтересовавшись. Раньше она никогда не видела так близко «даму легкого поведения». Она решила, что эта женщина красива бесстыдной, сладострастной красотой.

Лицо Риса помрачнело, когда Джинджер хотела взять его по-свойски за руку. Но она быстро убрала руку и кисло произнесла:

— Я услышала на конюшне шум и подумала, что могу помешать конокраду совершить грабеж. Ошиблась!

Когда она вылетела на улицу и хлопнула дверью, Сандерс громко вздохнул.

— Она разболтает? — спросила Тори, ужаснувшись одной этой мысли. Она знала, что многие виднейшие мужи Старлайта захаживали в шикарное заведение Риса.

— Не думаю, если она собирается прожить хотя бы неделю, — сурово ответил он, проклиная неудачу; и что Джинджер в разгар праздника занесло на конюшню?!

Тори широко раскрыла глаза, услышав, как он отмахнулся от этой женщины. Судя по ее ревности и той власти, которую он над ней имел, она, несомненно, его любовница. Рис между тем подхватил Сандерса, словно мешок с зерном, и бросил его на сиденье двуколки. Еще не пришедший в себя парень начал сползать с сиденья.

— Садитесь, придержите его, чтобы он не свалился, пока я отворю задние ворота, — распорядился Рис и, взяв ее за талию своими сильными руками, посадил в коляску. Сандерс бормотал что-то о болях в желудке, Тори придерживала его голову на кожаной спинке сиденья. Кровотечение, слава Богу, прекратилось.

Рис открыл ворота, выглянул в переулок и, запрыгнув на левое сиденье, взял вожжи.

Они ехали по боковым улицам, потом пересекли пустынную аллею, подъехав к задней стороне особняка Лафтона.

— Сегодня все слуги отпущены на целый день, — негромко произнесла Тори, как бы разговаривая сама с собой, придерживая своего подопечного, который вел себя беспокойней и опять жаловался на боли в животе.

Рис распознал признаки недомогания и начал погонять гнедого. Они подъехали к задней части большого дома с ухоженным садом. Вокруг не было ни души.

— Почему вы остановились возле дома Трокмортона?

— Потому что нам сейчас нельзя ехать домой, — объяснил Рис. Он развернул коляску и помог спотыкающемуся, икающему Сандерсу войти в сад с искусно подрезанными кустами.

Тори проглотила горький комок, подступивший к горлу, когда до ее слуха донеслись звуки рвотных спазмов. Вот спасибо! И что же мне теперь делать?

. Как бы отвечая на ее недоумевающий вопрос. Рис крикнул из-за зеленой изгороди:

— Мне нужна помощь. Нет ли у вас запасного платка или чего-нибудь, чтобы обтереть его? Я уже использовал все, что у меня было.

Она покопалась в сумочке, достала два небольших платочка, отороченных кружевами. Не очень подходит, но придется довольствоваться и этим. Когда она обошла подстриженный зеленый забор, то поперхнулась от ужаса.

— Первосортные розы миссис Трокмортон! Она всегда получает приз голубого банта на выставке цветов Старлайта.

— Ну что ж, в этом году она его не получит, — философски произнес Рис, глядя на зловонное месиво, которое, как кислота, залило ярко-красные цветы. Он наблюдал, как она вытирает лицо Сандерса. — Вы случайно не выращиваете розы?

— В этом преуспела Лаура Эверетт, — уголки рта Виктории невольно поднялись, когда она слегка улыбнулась. — Может быть, на этот раз выиграет она. Да и вообще, мне никогда не нравилась эта миссис Трокмортон, — плутовато добавила она, помогая своему брату подняться на подкашивающиеся ноги.

— Она как з… вопит и пустит вдогонку c. — .в…ого держиморду, — невнятно лопотал Сандерс, — когда мы з…бирались на ее драгоценные клумбы.

— А я, бывало, прятала тебя и Тома Кицлера под кроватью в своей комнате, — резко заметила Тори. Однажды миссис Трокмортон ворвалась к ним в дом, чтобы пожаловаться Хедде. В тот раз вместе с виновниками накрыли и Тори. Наказали ее более строго, чем Сандерса. Девочки никогда не должны были предаваться таким мальчишеским шалостям.

Когда они опять поместили брата в экипаж и доехали, наконец, до дома Лафтона, Сандерс снова захрапел. Поскольку кровотечение остановилось, а содержимое желудка он опорожнил, Рис бесцеремонно взвалил юношу на плечо и попросил Тори показать дорогу среди осин и зеленых кустарников к лестнице для слуг.

Дом был тих и нем, как могила. Храп Сандерса эхом отдавался в длинном, узком коридоре, который протянулся от лестницы на втором этаже до дверей из орехового дерева в их спальнях.

— Вот сюда, — подсказала Тори, открывая дверь в богато украшенную и обставленную комнату.

Хотя интерьер выглядел тяжеловато и мрачновато, однако все-таки не создавалось впечатления, что здесь обитает мужчина. Слишком много было ваз и всяких безделушек. По мнению Риса, Сандерс собирал дорогостоящий мусор. Он кинул свой груз поперек кровати. Тори взволнованно заламывала руки, потом бросилась к раковине и намочила полотенце. Он спросил ее, когда она обтирала одутловатое лицо юноши:

— Вы всегда прикрываете его слабости? Она вздернула голову.

— Сандерс не слабый! Он просто слегка запутался. Ему только девятнадцать лет!

— В девятнадцать я с дробовиком сопровождал рейсовый дилижанс между Сейнт-Джо и Каунсил Блаффс, — парировал Рис.

Тори прочитала на его лице отвращение, когда он смотрел на Сандерса. Ее обуял гнев. Высоко подняв голову и надменно накренив ее на бок, точно так, как поступала Хедда, когда делала выговор. Тори сказала:

— Вряд ли моему брату пошло бы на пользу, если бы он испытал выпавшие на вашу долю лишения.

Рис выхватил мокрое полотенце из ее рук и небрежно бросил его на пушистый шерстяной ковер.

— Бедняга совершенно отключился. Лучше дать ему выспаться, — заявил он. — Потом его глаза плотоядно впились в ее бледное лицо с огромными глазами бирюзового цвета. — Вы бы могли немного позаботиться и о себе, — он осмотрел помятую, запачканную кровью одежду Виктории. — Когда возвратятся ваши родители? Вы ведь не хотите напугать их, любушка?

— Запомните раз и навсегда, я вам не любушка и не ваша любовь, мистер Дэвис. Благодарю вас за своевременно оказанную помощь, но теперь вам действительно надо уйти. Неприлично…

Рис потянулся к Виктории и схватил за руку прежде, чем она успела отдернуть ее, потом увлек девушку в коридор.

— Все слуги сегодня отдыхают по случаю праздника, правильно? Какая комната ваша, любушка? Думаю, вам понадобится служанка, иначе придется разрезать этот выходной наряд кухонным ножом, ведь ткань присохла к телу.

Она просто ахнула от такого нетактичного предложения. Но затем, когда он начал открывать двери в поисках ее комнаты, до ее сознания дошла вся серьезность положения. Слуги действительно отпущены. Мать с отцом вернутся только через несколько часов. Сандерс еще не пришел в себя. Она осталась наедине с этим негодяем, который уже так непристойно повел себя, воспользовавшись своим преимуществом!

Открыв дверь в конце коридора, он усмехнулся: нашел-таки ее комнату!

— Это наверняка ваша. Вся разукрашенная и светлая. Не такая холодная и перегруженная мебелью, как у вашей матушки. Давно ли ваш папочка разрешает ей спать отдельно? — спросил он, втянул девушку в комнату и заключил в объятия.

Тори вся напряглась от возмущения.

— Как вы смеете задавать такие возмутительные вопросы!

Она безуспешно пыталась освободиться от его объятий.

— Давно, да? Жаль! Муж с женой должны всегда спать вместе.

— Не сомневаюсь, что вы мастер по совместным кроватям, судя по ревнивой девке, которая появилась в конюшне.

Он негромко засмеялся.

— Так кто же ревнует. Тори?

Рис чувствовал, как громко стучит ее сердце, крепко прижав девушку к груди. Она отвернула голову, чтобы он не поцеловал ее, ведь она знала, что он собирается это сделать. Рукой он взял ее за голову и заставил повернуться к себе лицом.

Темно-голубые глаза смотрели на бледные аквамариновые, губы Риса приближались… Но вместо того, чтобы поцеловать Тори, он коснулся губами ее уха и прошептал:

— Пуговички, обшитые кружевами, — самые неудобные.

Его пальцы принялись ловко расстегивать длинный ряд пуговок на спине. Пока она вырвалась, он уже расстегнул половину платья. Когда она пятилась от него, платье свалилось с плеч. Рис загораживал выход к двери. Ее всю трясло, а глаза бегали по комнате.

Окно было полуоткрыто.

— Вы сломаете свою прекрасную шейку. Тори. Так высоко от земли, — заметил он и протянул ей руку ладонью вверх. — Лучше повернитесь ко мне, как хорошая девочка, и разрешите мне расстегнуть все застежки. Потом…

— Потом вы свалите меня на пол и изнасилуете!

Неужели вы думаете, что я соглашусь на такое? — взвизгнула она.

Он по-отечески успокоил ее.

— Если бы я собирался «изнасиловать» вас. Тори, то для этого не нужно расстегивать ваше платье, поверьте мне, — его вознаградил ее стыдливый румянец. — Я просто хочу помочь вам расстегнуть застежки, чтобы вы смогли раздеться, когда я уйду. Даю слово.

— Слово картежника и распутника, — она презрительно плюнула, приближаясь немного к окну.

Он отрезал ей дорогу, и Тори стала пятиться к кровати. Потом, поняв свою тактическую ошибку, кинулась к туалетному столику и одной рукой схватила большую серебряную расческу, а другой рукой продолжала придерживать платье. Она бросила в него эту тяжелую вещь, но он пригнулся. Она начала швырять в него одну вещь за другой со своего туалетного столика по мере его приближения. Он умело увертывался почти от всех предметов. Наконец, флакон дорогих духов, которые прислала ей из Парижа тетя Элен, попал в цель. Он разбился о стойку кровати, и жидкость с запахом фиалок брызнула на Дэвиса.

Рис выругался, когда рубашку на его груди намочила густая жидкость с приторно-сладковатым запахом. Он сделал последний размашистый шаг и схватил Викторию, повалившись вместе с ней на кровать. Усевшись на краю кровати, укрытой шелковым покрывалом, он сердито бросил ее себе на колени, быстро расстегнул застежки и развязал тесемки корсета. Она извивалась и визжала, когда он обнажил ее восхитительные маленькие ягодицы, которые соблазнительно подпрыгивали от ее движений. Недолго думая, Рис смачно шлепнул ее по заднице, потом еще раз. Ей стало больно, хотя удар пришелся не по голому телу, ведь на Тори были нижняя юбка и белье-.

— Вы мерзкий, отвратительный, низкий… Он наградил ее третьим, заключительным шлепком и бросил на кровать. Не отрывая взгляда от девушки, Рис безуспешно пытался стереть пятна на своей рубашке.

— Вашим родителям следовало почаще наказывать таким образом и вас, и вашего братца. Будьте здоровы, любовь моя!

Тори сдержалась и не запустила в него вторым флаконом духов, когда он остановился в дверях и усмехнулся, посмотрев на кавардак.

— Будьте осторожны, не порежьте себе ноги осколками стекла. Надеюсь, вы придумаете какое-нибудь объяснение для несчастной служанки, когда она придет убирать после праздника.

Рис ушел, весело насвистывая, а выдохшаяся и напуганная Тори плюхнулась опять на кровать. Никогда в жизни с ней не случалось ничего подобного. Никогда она так не выходила из себя. Но этот мужчина может кого хочешь обратить в рычащую рысь! Потом она вспомнила, что его рубашка пропиталась фиалковыми духами. Пустую комнату заполнил музыкальный смех Виктории.

— Попытайтесь объяснить это своей рыжеволосой потаскухе, Рис Дэвис!

Сандерс перевернулся в кровати, накрыл гудящую голову подушкой из гусиного пуха и хрипло пробормотал:

— Пошел вон, Ральф, сегодня я не пойду на работу. Скажи отцу, что я плохо себя чувствую.

— Действительно, ты очень плохо себя чувствуешь, молодой человек, — прозвенел ледяной голос Хедды Лафтон, уколов, как ножом, сознание сонного и страдающего с похмелья Сандерса. — А ну, повернись и посмотри на меня!

Сын застонал, убрал подушку и мрачно сел на кровати, положив руки на колени. Рта он старался не раскрывать.

— Посмотри на себя, ты спишь в одежде — в той же одежде, в которой ходил вчера на праздник. И опять ввязываешься в потасовки, — добавила она, увидев засохшую кровь на его голове. — Ты не только опозорил нас, напившись на политическом мероприятии, где собралось так много влиятельных друзей твоего отца, но мы чуть не умерли от беспокойства… К тому же ты увлек домой и сестру. Ты испортил праздник и Виктории, и нам с отцом!

Сандерс потрогал засохшую корку на голове и выругался. Элла неплохо обработала его даже без помощи дядюшки!

— Тебе надо показать доктору этот ужасный ушиб, Сандерс, — продолжала Хедда. — Конечно, тогда скандал разрастется еще больше. Доктор Рунси — такой сплетник! Отец отправился к мэру Джонсону на политическое собрание. Приведи себя в порядок и иди в банк. Сегодня там должен быть кто-нибудь из них. Ты обязан позаботиться о добром имени своей семьи.

После ухода Хедды Сандерс с трудом добрался до умывальника и ополоснул холодной водой лицо. Что же ему делать? Он вспомнил минувший вечер; когда брился, рука дрожала, и в результате он дважды порезался. Тори принесла немного чистой воды и попыталась уговорить его что-нибудь поесть. Она принялась расспрашивать брата об Элле и старике Хаузере. Только этого ему не хватало! С какой стати она сует нос не в свои дела, пытается спасти его от самого себя? Если Тори узнает, что Элла забеременела от него… Он похолодел от одной этой мысли. Потом ему вспомнились слова Хедды:

— Твой отец отправился к мэру Джонсону на политическое собрание. — Эти скучные сборища были такими же тягучими, как речи. Стоддард весь день не покажется в банке. Стало быть, можно хапнуть побольше денег для Эммета, если провернуть еще одно дельце с липовой закладной.

Неожиданно Сандерс еще раз полоснул себя по подбородку, чертыхнулся И выронил бритву. Какой смысл делать это? Хаузер все соки высосет из него… если только…

Он посмотрел на себя в зеркало, пытаясь определить, хватит ли у него на это духа? С зеленоватого, болезненного лица на него смотрели налившиеся кровью глаза. На лбу были подсохшие и посиневшие ушибы. Лицо отчаявшегося человека Губы угрюмо поджаты. Сандерс сделал жалкую попытку улыбнуться. Банк Старлайта «Юнион Нэшенел» приближался к тому моменту, когда с его активов должны были снять самую крупную сумму за все двадцать пять лет его существования. Он злорадно ухмыльнулся, когда представил себе толстомордую, рябую Эллу в тот момент, когда она узнает, что он исчез… Заканчивая собираться и одеваться, Сандерс уже насвистывал. По пути из дома он даже заглянул к своей обожаемой сестричке и пожелал ей доброго утра.

— Итак, Чарльз продал вам прииски. Надеюсь, вы удовлетворены, и это приобретение стоит потраченных денег? — Рис кивнул, а Лаура Эверетт налила чай в необычайно хрупкую фарфоровую чашечку, положила сахар, налила сливок и подала ему. Она наблюдала, как неловко он держит чашечку, и, подождав, пока он отопьет глоток, сказала:

— Рада, что вы, наконец, приняли мое давнишнее предложение и пришли ко мне на чай, — Лаура сделала небольшую паузу и тоже отведала чай с лимоном. За последние несколько недель у нее завязались деловое партнерство и необычная дружба с привлекательным молодым мошенником. — Пришло время ввести вас в общество Старлайта. Думаю, до конца августа у нас масса времени, чтобы спланировать это мероприятие, как вы считаете?

Рис осторожно поставил чашечку на стол. Он беспокойно заерзал на жестком стуле, но терпеливые голубые глаза Лауры Эверетт подействовали на него успокаивающе. Рис откашлялся.

— В обществе от вас могут отвернуться, если вы постараетесь ввести в него меня, Лаура. Может быть, лучше, если мы будем помалкивать о нашем партнерстве по приискам.

— И куда подевалась ваша неуемная уэльсская самоуверенность? Неужто это все из-за маленькой блондиночки с голубовато-зелеными глазами?

Рис опустил голову на руки, потом пальцами причесал свои волосы.

— Она вам что-то рассказала? Или хуже того, ее мать?

Лаура усмехнулась.

— И Хедда, и ее дочка немы, как могила, когда над семьей нависает тень скандала. До меня дошли слухи, что Сандерс опять напился в парке на праздник Четвертого июля.

Рис тяжело вздохнул.

— А про Тори упоминали?

Лаура поставила чашку на стол и приподняла брови.

— Значит, вы опять общались с Тори? Насколько я понимаю, в этом был замешан Сандерс. Нет, никто не связывает ни вас, ни Тори с его делишками. Расскажите мне, что случилось, — сочувственно попросила Лаура.

Он беспомощно пожал плечами.

— Всякий раз, когда я приближаюсь к ней, дело заканчивается плохо, Лаура. Никогда раньше я не допускал в общении с женщиной так много ошибок. Оно понятно, ведь Тори — леди, — мрачно добавил он, как будто это что-то объясняло.

— Вам кажется, что вы ее недостойны? — мягко спросила Лаура.

Неуверенно рассмеявшись. Рис ответил:

— Ну, я не джентльмен. В этом мы с Тори согласны! — он поднялся со стула, сунул руки в карманы и принялся расхаживать взад и вперед по комнате. — В социальном плане я ниже Тори, Лаура. Вы единственная настоящая дама среди моих знакомых.

— Поверьте мне, у вас появится много других, — сухо произнесла она. — Что же касается джентльменства, то в большинстве случаев это лишь внешний лоск, особенно здесь, на Западе. Джентльменом вполне можно стать, если имеешь деньги и пройдешь небольшую подготовку. С деньгами у вас все в порядке. Я могу быть вашей наставницей в вопросах светского этикета!

Увидев, что Рис облегченно усмехнулся, Лаура знаком пригласила его следовать за собой из элегантно обставленной гостиной в большую строгую столовую. Блестящий стол красного дерева был не меньше двадцати футов в длину, в центре стояла огромная хрустальная ваза, в которой красовались великолепные алые розы, рядом были поставлены тяжелые серебряные подсвечники. Стол был накрыт на одну персону. Рядом с красивой тарелкой Рис заметил несколько блюдец, сосудов, бокалов — такого их количества Рис никогда в жизни не видел.

— Неужели нужно так много посуды, чтобы просто пообедать? Таким количеством ложек и вилок можно прокопать ствол шахты.

Лаура рассмеялась.

— Когда вы пришли, я велела дворецкому накрыть стол таким образом, чтобы вы попрактиковались. Я так и предполагала, что вам не приходилось видеть, как накрывается стол для официального обеда, а Хедда Лафтон — ярая сторонница формальностей.

— И воспитала дочь в таком же духе, — ответил он со вздохом.

— Садитесь, и давайте начнем с закусок. Сначала надо брать те приборы, которые лежат дальше от тарелки, а потом те, что ближе.

Рис осторожно сел на парчовую подушку элегантного кресла красного дерева с резьбой и принялся смущенно рассматривать набор тарелок и приборов.

— Я чувствую себя, как Альфред — Пекер перед судьей Джерри, — хмуро заметил он.

Услышав про судебный процесс над мерзким людоедом, проходивший в это время в Лейк-сити, Лаура не удержалась и ответила:

— Вам пока неизвестно, что включено в меню.

Рис все схватывал на лету, так сказал ему администратор гастролирующего драматического театра, когда Рис попробовал поиграть на сцене. Обед шел своим чередом. После того, как были съедены закуски, десерт и выпит кофе с портвейном. Рис посмотрел на хозяйку и усмехнулся:

— Это значительно легче, чем научиться орудовать дубинкой. Думаю, мне удастся не ударить лицом в грязь.

— Мой дворецкий и служанка будут подавать все семь блюд. Вы можете наблюдать, как поступают люди, сидящие рядом с вами, и просто следовать их примеру. Я посажу вас с Тори в конце стола, и вы посмотрите, в каком порядке все делается.

— Вы посадите меня рядом с Тори? — спросил он, вставая из-за стола. На его лице было написано явное недоумение. — Я понимаю, зачем вы заключили со мной сделку о приисках: вам хотелось расквитаться с Чарльзом. Но почему вы предназначаете меня Тори?

— По нескольким причинам, — когда Лаура вставала, Рис учтиво отодвинул ее стул, потом она неторопливо направилась обратно в гостиную. — Совершенно очевидно, что Чарльз не кажется мне подходящим мужем для Виктории. Ему нужны связи с этим , семейством и политическое влияние, а я стараюсь помешать этому. Более того, Виктория будет с ним несчастна, а она заслуживает лучшей доли. Она не похожа на свою мать. Ну, чисто внешнее физическое сходство, конечно, налицо. В свое время Хедда была писаной красавицей, такой, как сейчас Тори. Но красота — это еще не все. Иначе я никогда бы не поймала в ловушку Джекоба Эверетта, — печально добавила она.

— Хедда Лафтон вам не нравится?

— Давайте скажем так: она слишком любит манипулировать людьми. Находясь меж двух огней, несчастный Сандерс превратился в ничтожество и пропойцу, но во всяком случае он восставал против их намерений.

— А Тори этого никогда не делает? — вопросительно воскликнул он. — Я знаю, что она принимала на себя вину и всячески ограждала братца от наказаний с самого детства.

— Пожалуй, даже слишком часто. Но если Сандерс чересчур усердствует, наслаждаясь, радостями жизни, то Тори поступает как раз наоборот. Она все делает до боли правильно, так внимает каждому пожеланию Сандерса и Хедды…

— Вы хотите сказать, что ее слишком туго затянули в корсет приличий? Не думаете ли вы, что мне надо разрезать тесемки этого корсета? — спросил Рис с неуверенной улыбкой на губах.

Лаура засмеялась и кивнула.

— Ловко сказано. Рис. Вы, как дыхание свежего ветерка в этом застойном, коррумпированном городишке. Свежее дуновение не только для города, но и для Тори.

— Для нее, Лаура, я олицетворяю все ненавистное. Мое замечание о корсете не было просто метафорой, — произнес Рис, и лицо его опять помрачнело.

— Прошу вас, расскажите о своей последней стычке с Викторией, — попросила она, наливая ему в небольшую рюмку виски из хрустального графинчика, стоявшего на столике в гостиной.

Рис выпил ее залпом.

— Это длинная, запутанная история. Началась она еще у реки.

— Когда вы спасли ее, не дали утонуть? Об этом я уже знаю, — Лаура налила вторую рюмку.

— Но вы не знаете, как на следующий день я забирал свое одеяло… — воодушевившись после двух рюмок хорошего виски из Кентукки, он рассказал все без утайки, начиная от украденного поцелуя, когда он забирал свое одеяло, и кончая стычкой с Хаузером, когда он выручил Викторию и Сандерса. К тому времени, как он дошел до истории с розами Трокмортонов, Лаура уже задыхалась от хохота.

Видя, что он отнюдь не шокировал ее своей вульгарностью, Рис продолжил рассказ, немного сгладив сцену в спальне, которая закончилась испорченной рубашкой, расстегнутым корсетом и беспорядком в спальне.

— Поэтому я повернул ее задницей вверх и нашлепал, — уныло завершил он свое повествование.

Глаза Лауры расширились от удивления, потом она просто согнулась от хохота.

— Вы отшлепали ее! — повторила она с восторженной недоверчивостью.

— Не понимаю, что тут смешного. Вы верно сказали, что Сандерса родители избаловали и Тори тоже.

— И вы сказали ей об этом? — спросила Лаура, все еще продолжая икать от хохота.

— Да. Боюсь, что да. Когда я встретился с ней в первый раз, то мне показалось, что она заинтересовалась мной…

— Как большинство других женщин? — вставила Лаура.

Он глуповато улыбнулся.

— Большинство женщин моего круга, Лаура, отнюдь не дамы. Я подумал, что вложу ей ума, если возмущу ее деликатные чувства, буду называть нежными именами, дразнить и даже целовать против ее воли. Но кончилось тем, что вчера вечером у меня остался выбор — либо изнасиловать', либо отшлепать ее! Вот вам и ухаживание!

— Ах, думаю, что ухаживание протекает великолепно. Тори никогда не выходит из себя. Неужели вы не замечаете — вы сдираете с бедняжки защитный слой льда, которым Хедда окружила ее. Нам остается лишь позаботиться о том, чтобы вы продолжали сталкиваться друг с другом… выражаясь фигурально. — Она подняла бровь и лукаво подмигнула. И, может быть, в буквальном смысле тоже.

Смысл ее слов постепенно дошел до него, и лицо Риса медленно осветилось улыбкой.

— Тогда, думаю, мне стоит попрактиковаться с обеденными приборами, не так ли? Лаура засмеялась.

— И давайте не забывать о щипцах для льда.

Глава 9

Рис сидел за большим дубовым столом в столовой своего заведения «Голая правда» и не торопясь попивал крепкий черный кофе Келли в ожидании завтрака. Крупный ирландец всегда подавал яичницу с картошкой и ветчиной, перемешанными в просаленном чугунке с ручкой. Эта пища не была изысканной, но заполняла желудок. До встречи с Лаурой Эверетт Рис почти не думал о простой, питательной еде, которую аппетитно поглощали и посетители, и служащие.

Он наблюдал, как Келли плюхнул жирную желто-коричневую массу на тарелку. Рис с ожесточением воткнул в нее вилку.

— Картошка не разварилась, — проворчал он, когда твердый ломтик картофеля не захотел протыкаться.

— А яйца? Может быть, они тоже не нравятся вашей светлости? — спросил дородный, черноволосый гигант, заранее зная, что ему ответят.

Рис поднял бровь, потряс вилкой перед непочтительным поваром. Жирный кусок ветчины соскользнул с зубца вилки и упал ему на пальцы.

— Джинджер может приготовить лучше, разгильдяй. Яйца совсем засушены.

— Тогда почему не попросить мисс Джинджер готовить для вас?

— Вот именно, почему? — отозвалась сама Джинджер, входя в освещенную солнцем кухню и сонно моргая. Она опустилась в большое дубовое кресло, и ее домашний шелковый халат распахнулся чуть пониже красивых колен. Она положила ногу на ногу, не беспокоясь о своей наготе, которую почти не прикрывал халат, и с удовольствием взяла у повара чашку горького черного кофе.

— Если учесть, что в последнее время ты здесь почти не бываешь, готовка займет совсем немного времени. Рис.

От ткнул вилкой в несколько твердых кусков картошки и принялся выискивать кусочки поменьше и посъедобней.

— Если вы собираетесь нападать на меня сообща, тогда зовите сюда всех. Разбудите остальных девочек, позовите Руфуса и Бена, — Рис чувствовал, что тон у него виноватый. В последнее время он все чаще оставлял управление салуном на Джинджер, поскольку круг его деловых интересов расширялся. — Джинджер, если тебе нужна помощь, то можешь нанять кого хочешь. Здесь командуешь ты. Я даже подумывал… — он заколебался и решил не обсуждать вопрос о продаже ей салуна при посторонних. Особенно в присутствии своенравного старого повара, который относился к ней, как к своей дочери.

Джинджер смерила Риса с ног до головы взглядом, ожидая конца фразы и чуть ли не опасаясь того, что он скажет.

Когда Рис осекся, она заметила:

— Ты и эта чудаковатая миссис Эверетт довольно близко сошлись в последнее время. С ее стороны очень демократично якшаться с таким человеком, как ты.

Рис засмеялся.

— Она верна республиканским принципам. — И добавил:

— Ты же не можешь ревновать меня к Лауре! Она мне годится в матери.

— Я слышала о необычном приеме, который она устраивает в своем доме на следующей неделе. Все важные птицы приглашены на него. Почему тебя заинтересовала эта публика. Рис?

Его глаза потемнели, стали холодно-голубыми, бесстрастными, непостижимыми.

— Это деловая встреча, любовь моя. Ты командуешь здесь, в «Голубой правде». Позволь мне заниматься остальным.

Почувствовав, что Рис и Джинджер хотят остаться наедине, Келли демонстративно поднял мешок с картофельными очистками и другим мусором и направился в заднюю дверь, чтобы выбросить все это.

Джинджер положила руку на плечо Риса, одетого в дорогую белую батистовую рубашку, и погладила его. В нем чувствовалась какая-то сердитая напряженность.

— Всю эту неделю ты спишь один, дорогой. Может быть, я сделала что-нибудь не так? Я не собираюсь тебе мешать в твоих делах с этими богачами. Я не хотела совать нос не в свое дело.

Он почувствовал мольбу в ее голосе. Она позволила халату распахнуться, обнажив пышные большие груди, которые соблазнительно сверкнули в шелковом обрамлении халата. В нем проснулось старое, знакомое желание, он, мысленно проклиная себя, взял ее руки, поднес к губам и искренне произнес:

— Очень жаль, любовь моя! Я не собирался обижать тебя.

— Я не хочу обидеть тебя, но боюсь, мне придется это сделать.

Она трепетно улыбнулась.

— У тебя сегодня утром действительно важная встреча, дорогой? Если нет, то…

— Я дошел до точки, старина, мне обязательно надо увидеть хозяина, — раздался громкий голос из передней части салуна, и послышался грохот входной двери.

Рис понял, как Руфус открыл дверь и впустил в бар Вилли Уилкокса, нос картошкой.

— Налей мне выпить, пока обо мне доложат хозяину. Мы можем кое-что отметить, это точно, сэр.

Быстро поцеловав приоткрытые губы Джинджер, Рис поднялся со словами:

— Вполне могло случиться, что Вилли наткнулся на приисках на серебряную жилу. На той самой шахте, которую я купил у Чарльза Эверетта.

Проходя через зал к большому бару, он испытывал противоречивые чувства к своей любовнице. Он был рад, что объяснение временно откладывается, однако его тело изнывало от сексуального голода. Дав себе обещание разобраться с этим позже, он поздоровался с Уилкоксом.

— Вилли, не стоит напиваться до встречи со мной, — сказал он долговязому шахтеру, который уже поднес к губам бутылку виски.

— Тихое здесь стало местечко. Когда-то тут было шумно с самого утра, дым стоял коромыслом. Рис улыбнулся.

— Все остается по-прежнему… для определенных клиентов. Я вижу, у тебя хорошее настроение. А значит, ты напал на серебряную жилу, и мы должны это отметить!

Вилли выпрямился. Несмотря на отвислый живот, он выглядел так же импозантно, как его внушительный нос, когда он говорил о своих достижениях.

— Как вам понравится жила шириной в целый фут? Тянется до самого Китая. Вы можете там нанять желтокожих шахтеров и оттуда начать разработки. Мы встретимся с ними где-нибудь посередине!

«Лауре Эверетт такая новость понравится», — решил Рис.

Но она не понравилась Чарльзу Эверетту и Стоддарду Лафтону. В тот вечер, когда Лаура устроила прием, они потягивали коктейли в кабинете Лафтона, дожидаясь Хедды и Тори.

— Вы сглупили, что так поспешно продали прииски Дэвису, Чарльз, — немногословно заметил Стоддард, допивая залпом остатки бурбона.

Эверетт крепче сжал бокал.

— Вряд ли это можно назвать поспешностью. Когда я приобрел эту шахту за жалкие гроши, то нанял инженера, чтобы ее обследовать. Так называемый эксперт уверял меня в том, что шахта будет приносить прибыль. Но две бригады разрабатывали ее в течение трех месяцев и ничего не обнаружили, кроме еле заметных следов в тоннах черной породы.

Лафтон сердито возразил:

— Ну, видно, ваши шахтеры вели проходку не в том направлении.

Он рассчитывал на богатого зятя, который выручит его из нынешнего трудного положения.

— Этот проклятый старый пропойца Уилкокс сделал вас посмешищем, а Дэвиса — богачом.

Хмурое лицо Чарльза побагровело от злости.

— Совершенно необязательно раздражаться и сердиться на меня, Стоддард! В эти дни Дэвис выдает больше займов, чем ваш банк. До меня даже дошли неприятные слухи о ваших финансовых затруднениях. Я надеюсь, эти слухи не соответствуют действительности.

Лафтон не пожелал посмотреть ему в глаза, и тогда Чарльз задал еще один вопрос.

— Насколько мне известно, Сандерс подался в восточные штаты.

По крайней мере, этот пропойца больше не будет путаться под ногами, отвлекая Тори и ставя всю семью в затруднительное положение.

Стоддард постарался успокоиться и ответил ровным голосом.

— Да, он навещает бабушку и дедушку в Массачусетсе, — услышав негромкий разговор своей жены с дочерью, он тут же изменил тему разговора. — Ну вот и наши дамы, очаровательные, как всегда.

— Вот именно, — подтвердил Чарльз, оценивающе глядя на шелковый наряд Виктории цвета тусклой бирюзы, безукоризненно подогнанный по фигуре, подчеркивающий тонкую талию и гармонирующий с ее глазами цвета морской пены. Волосы были взбиты в высокую прическу.

— Вы очень привлекательны, моя дорогая, — сказал Чарльз и подумал, что это великолепная жена для человека с безграничным политическим честолюбием. Конечно, он все еще нуждался в поддержке Стоддарда и в материальном плане, и в отношении партийных связей. Чарльз искренне надеялся, что слухи о пошатнувшихся делах в банке неоправданны.

Хедда сияла, — глядя на дочь и Чарльза.

— Какая замечательная пара! Идем же, Стоддард! Лаура бывает так недовольна, когда мы опаздываем.

— Мне неприятны эти званые обеды у Лауры. У нее слишком странные причуды для нормально воспитанной женщины, — ворчал ее муж, когда они выходили из кабинета.

— Пусть так, но она по-прежнему остается социальным арбитром Старлайта, даже если они с Чарльзом не в очень хороших отношениях. Если он ее терпит, то и ты можешь потерпеть, Стоддард, — в голосе Хедды опять зазвучали стальные нотки.

— Кто там будет? — спросил Чарльз, мысленно перебирая важных политических деятелей, на которых он хотел произвести впечатление. От его докучливой невестки все-таки была некоторая польза.

— Уверена, что все стоящие люди Старлайта там будут.

Их экипаж остановился у двухэтажного белого дома Лауры, окруженного разнообразно подстриженным кустарником и затейливым решетчатым забором. Двор был уже заполнен другими экипажами, такими же, богатыми, как и выезд Лафтонов.

— Не понимаю, почему Лаура цепляется за это старье, которое она называет домом! Ужасающе старомодный, из дерева, а ведь все лучшие дома строятся теперь из кирпича, с мансардами и окантовкой из кованого железа, — заметила Хедда, когда Стоддард помогал ей сойти с экипажа.

— Мама, ты же знаешь, что Лаура сентиментальна, этот дом построил для нее Джекоб, когда она стала его невестой, — напомнила Тори.

Чарльз состроил кислую физиономию.

— Она вполне может позволить себе более приличное жилье.

Когда он взял Тори за руку, она увидела большого вороного коня, привязанного к перилу с задней стороны дома. Неужели это Блэкджек? Этот замечательный жеребец выделялся среди других лошадей, как превосходно отшлифованный бриллиант сверкает в куче грязного разбитого стекла.

Когда они вошли в дом, наихудшие страхи Тори подтвердились. На пороге гостиной Лауры стоял он, наполняя, казалось, все помещение своей энергией и опасной мужской аурой запретного. Рис одарил ее ослепительной улыбкой.

Она почувствовала, как рука Чарльза крепче сжала ее локоть, и услышала его бормотание:

— Кто пустил сюда этого проходимца?

— Уверен, что он не случайно забрел сюда с улицы, — мрачно отозвался Стоддард.

— И что нашло на Лауру Эверетт? — пробормотала Хедда; она клокотала от ярости, но скрывала свои чувства за безмятежной улыбкой, раскланиваясь со знакомыми женщинами.

Тори — та просто лишилась дара речи. Для нее Рис был олицетворением, неприятностей, злодеем, который уже не раз унижал ее, фамильярно притрагивался к ней и в конце концов отшлепал'. Дэвис стоял в окружении болтающих женщин — даже миссис Соамс и эта старая идиотка — сплетница Эстер Смитертон стояли рядом с ним! Лиссет Джонсон, лукавая кокетка, пялила глаза на рослого валлийца и хихикала над его замечаниями. Окинув Тори недолгим, но внимательным взглядом, он отвернулся и, не обращая на нее внимания, возобновил беседу с окружившими его людьми.

— Думаю, что некоторые женщины сочтут его привлекательным, у него грубая, варварская красота, — заключила Хедда, изучающе осмотрев Риса и потеряв интерес к нему.

Ее дочь не могла с такой же легкостью перестать обращать на него внимание. На нем были модный, прекрасно сшитый костюм из темно-синей ткани, белоснежная рубашка с тяжелыми золотыми запонками. Атласный жилет и галстук темно-бордового цвета великолепно гармонировали с костюмом.

— За деньги можно приобрести дорогую одежду и подогнать ее по фигуре, но под ней не скроешь человеческую сущность, — напыщенно заявил Стоддард, пытаясь расправить жилет, который еле сходился на его животе.

— Виктория, вы себя плохо чувствуете? — спросил Чарльз, когда ее молчание стало слишком очевидным.

Но не успела она ответить или показаться ему полной дурочкой, продолжая смотреть на широкие плечи и убийственно обаятельную улыбку Дэвиса, как к ним подошла поздороваться Лаура. Хозяйку сопровождали мэр Джонсон и его жена.

Когда все обменялись приветствиями, Уилл Джонсон сказал:

— В судьбе Дэвиса произошла большая перемена с тех пор, как мы предложили ему место начальника полиции, не так ли, Стоддард? Теперь он способен купить или продать половину Старлайта и даже не носит при себе оружия.

— Я уверен, что такой тип, как Дэвис, всегда вооружен, — ядовито заметил Чарльз. — У подобных людей слишком много врагов, чтобы ходить без оружия.

— Ну что ж, если Лаура может вести с ним дела, то он окажется неплохим и в компании, — весело отозвался Уилл.

— Он приглянулся моей Лисси, а она — ему, — выпалила Тельма Джонсон.

Чарльз не обращал внимания на мэра и его жену, сосредоточив свое внимание на Лауре. Он увел ее под благовидным предлогом в закуток возле кухни.

— Какие у вас общие дела с этим содержателем салуна?

— Тише, Чарльз. Надо уметь проигрывать. Вы продали прииски Рису и мне. Вам следовало нанять мистера Уилкокса, чтобы он обследовал их и определил, чего они стоят.

— Он не посещает моего клуба, — ехидно ответил Чарльз. Боже, как он ненавидел вдову Джекоба! За этой проделкой явно стояла она. — Вы пойдете на все, чтобы отомстить мне, не так ли?

— Я лишь хочу восстановить справедливость, Чарльз, — откликнулась она и легонько щелкнула веером по запястью. Улыбаясь, она прошуршала юбками мимо него и вернулась в заполненную гостями гостиную, чтобы пригласить в столовую.

На тарелках лежали карточки из тонкого пергамента. Изящным каллиграфическим почерком на них было указано, кто сидел рядом с кем.

Пока Лаура по-матерински заботливо рассаживала гостей. Тори просмотрела карточки, лежавшие на тарелках. Ее не посадили рядом с Чарльзом! Она взглянула на другую сторону переполненной столовой и встретилась взглядом со сверкающими васильковыми глазами Риса Дэвиса. Лаура не посмеет сделать этого! Ее сердце оборвалось, когда он указал ей знаком на место подле себя. Беспринципный мошенник надул доверчивую вдову!

Рис наблюдал, как на прекрасном лице Тори попеременно отразились страх, обида и гнев. Но безупречное воспитание взяло верх, и она пошла вдоль длинного стола в его сторону, высоко подняв голову, глядя спокойно и безмятежно. Тори позволила Рису подвинуть ее стул, когда садилась, и тихо пробормотала слова благодарности.

Преодолев волнение, Виктория начала разглядывать переливающееся море хрусталя, серебра и фарфора. Она заставила себя сосредоточиться на великолепных букетах, расставленных на столе. Стараясь не привлекать к себе внимания, она смотрела, как напротив нее садятся Джон Сваггерт и Сибил Марч. Хотя Джон отличался занудством и страдал одышкой, он был хорошим другом ее отца. Сибил, молодая вдова, состояла членом клуба садоводов Старлайта. Во всяком случае Сибил будет с кем поболтать.

Что же заставило Лауру поступить именно так? Несомненно, выросший в трущобах наглец не отличит вилку для салата от охотничьего ножа. Она наблюдала исподтишка за тем, как официанты разносят первое блюдо — копченых устриц на ледяной крошке. Рис выбрал маленькую коктейльную вилочку с тремя зубцами и довольно легко разделался со скользкой закуской. Взяв хрустальный бокал за длинную ножку, он игриво поглядел на девушку, как бы поднимая тост в ее честь, и отпил глоток тонкого французского вина.

— Я знаю даже, что мясной бульон нельзя пить прямо из тарелки. Тори, — шепнул он по-дружески, ставя бокал на место.

Поняв, что Рис разгадал ее мысли, Виктория зарделась.

— Если вы будете мешать мне спокойно есть, то я расскажу о вашем возмутительном поведении Лауре, — шепнула она в ответ между двумя глотками вина.

Глаза его расширились, изображая невинное удивление.

— Ах, зачем же ее беспокоить, любушка? Она уже знает о том, какой кавардак вы учинили в своей спальне, и что мне пришлось прибегнуть к телесному наказанию. Лаура даже нашла это весьма забавным.

Кусочек скользкой устрицы застрял в ее горле. Протянув руку за бокалом. Тори чуть не опрокинула его, потом надежно зажала в руке и сделала жадный, совсем не дамский глоток.

— Я буду вам признательна, если вы понизите голос. А лучше, если вообще не будете ко мне обращаться.

Чарльз сидел на другом конце стола и не мог слышать этой перепалки, поскольку голоса Риса и Тори заглушала веселая болтовня сидевших рядом с ним людей, но он увидел, как рослый валлиец фамильярно обратился к девушке, подняв свой бокал, и какой румянец это вызвало на щеках Тори. Пока официанты меняли тарелки и вносили второе блюдо, Чарльз решил поставить на место невоспитанного выскочку… Черт бы побрал невестку, которая сует нос не в свое дело!

— Насколько я понимаю, вы являетесь другом мистера Меньона, мистер Дэвис. Скажите, вы согласны с его политическими установками?

Рис взглянул в сторону Чарльза, слабая улыбка заиграла на его губах.

— Если вы спрашиваете, демократ ли я, то я опасаюсь дать вам положительный ответ, ведь здесь полно республиканцев.

— Теперь, когда вы стали состоятельным человеком, может быть, вы измените свои политические склонности, — произнес Уилл Джонсон под хохот сидевших за столом.

— Да, мистер Дэвис. Я слышала, эти новые серебряные прииски — самая богатая находка в истории Колорадо, — проворковала Лисси Джонсон.

— Вы несколько преувеличиваете, мисс Джонсон, но я действительно заключил превосходную сделку, когда купил эту шахту у мистера Эверетта, — откликнулся Рис.

Лицо Чарльза Эверетта омрачилось, ибо разговор принял нежелательный поворот. Слова Лауры, последовавшие за замечанием Риса, вызвали новую вспышку смеха:

— Да, Чарльз, вы, похоже, решили, что шахта, которую вы приобрели год назад, ничего не стоит.

— Даже лучшие горные инженеры могут ошибаться, — сказал в свое оправдание Чарльз.

— Может быть, вам следовало нанять старого Вилли Уилкокса, нос картошкой? — высказала предположение Лаура.

Когда смешки утихли, Лисси Джонсон опять стрельнула в Риса своими большими, как у газели, глазами и спросила:

— Подобрали ли вы название для этих приисков, мистер Дэвис?

— Если хотите знать, подобрал, — и его глаза забегали по лицам собравшихся, а потом остановились на нежном лице Виктории. — «Леди Виктори». Он был вознагражден тем, что на ее благовоспитанно-безразличном лице появилась тревога, когда он произносил слово «Виктори». Щеки Виктории вспыхнули: она поняла, что он подразумевал ее. Сколько еще людей за столом догадаются об этом?

— Раз речь зашла о победе, о виктории, то, я думаю, уместно поднять тост за предстоящее избрание Чарльза Эверетта в сенат штата Колорадо, — произнес Стоддард, пытаясь нарушить странное притяжение, появившееся между его дочерью и проклятым картежником.

— За его успех, за него! — подхватили Уилл Джонсон и целый хор других голосов, хотя и не все собравшиеся проявляли такой же энтузиазм, как мэр и банкир.

Лаура послушно подняла свой бокал, но, пригубив вино, задала вопрос:

— Вы действительно считаете, что избрание Чарльза — решенный вопрос, Стоддард? Это все-таки юго-западный Колорадо. В лице Сэма Бенсона у демократов сильный кандидат.

— Он — овцевод, — ответил Чарльз, как будто это умаляло достоинства противника. Однако большая часть состоятельных людей Колорадо — банкиры и владельцы крупного рогатого скота — и вправду считала овцеводов хуже последнего дерьма.

— Сам факт ваших сомнений в моей победе, любезная невестка, похоже, говорит о том, что вы разделяете мнение гнусного Майка Меньона.

— Большинство демократов, будь то овцеводы или кто другой — чужаки, каким является и мистер Меньон, — заявила с важным видом Хедда.

Ее спокойный голос прорезал негромкую болтовню за столом. Она изящно отрезала ломтик говядины, залитый бернским соусом, и откусила в наступившей тишине маленький кусочек.

— Чужаки, вроде Майка Меньона и меня, миссис Лафтон, могут быть несчастными, невежественными демократами, но не исключено, что именно мы на будущий год посадим своего человека в особняк губернатора.

— Алва Адамс — типичный радикал, выскочка и политический крючкотвор, — агрессивно заметил Стоддард Лафтон.

Рис улыбнулся.

— Учтите, я не большой специалист по американской истории, но разве не так же характеризовали Эндрю Джексона и его противники?

— Вот именно! — подхватила со смехом Лаура, разряжая слишком накалившуюся обстановку. — Вы попали в точку, мистер Дэвис. Целый ряд наших блистательных президентов были демократами. Однако, думаю, нам не следует больше спорить о политике.

Чарльз, возмущенный вниманием Риса к Виктории, не собирался прекращать дискуссию, так как последнее слово осталось бы за валлийцем.

— Ваш друг, — он с презрением сделал акцент на этом слове, — мистер Меньон, смакует сомнительные подробности омерзительного судебного процесса над Пекером. Не потому ли, что этот святоша, ведущий дело, — я имею в виду судью Герри, — является демократом?

Лаура собралась было осудить Чарльза, но Рис взял салфетку, отер губы и сделал ей знак, что сам ответит на выпад. Глаза его озорно заблестели, когда он начал говорить:

— Не знаю, можно ли печатать подробности о суде над республиканским людоедом, который ведет судья-демократ, но, несомненно, об этом неуместно говорить за обеденным столом в присутствии дам, — он повернулся к Виктории и простодушно улыбнулся ей, потом опять посмотрел на ее жениха. — Что же касается того, является ли Майк моим другом, то могу подтвердить: да, является, и я горжусь этим. Не скажу, чтобы его газета была всегда беспристрастна, но читатели точно знают, какую он занимает позицию по различным вопросам.

— Хорошо сказано, мистер Дэвис, очень хорошо! — воскликнул Джон Сваггерт, так удивив Тори, что она чуть не выронила вилку.

Рис был очень доволен собой, доедая последний кусочек мяса. За столом опять загомонили, он наклонился к Тори и шепнул:

— Шесть блюд уже подали, осталось два. Как у меня пока что получается?

Неприязненно заметив, что Лисси Джонсон и Эрлин Хоукинс восхищенно взирают на красивого валлийца, Тори любезно ему улыбнулась.

— Ваша находчивость — вполне на уровне. Вас даже подготовили к тому, как держать себя за столом. Жаль только, что знание того, какую надо взять вилку, не помогает умению пользоваться ей, — она довольно посмотрела на обшлаги его накрахмаленной белой рубашки, которые явно побывали в соусе по-бернски. В душе Виктория ликовала, увидев, что наглец слегка покраснел.

Мысленно выругавшись, он незаметно вытер салфеткой тяжелые золотые запонки и выжал жидкость из промокших обшлагов рубашки.

— Одно очко в пользу дамы, — заметил он с прежним апломбом. — Посмотрим, удастся ли мне разделаться с десертом и коньяком, не испачкав их еще больше. Если да, то могу ли я рассчитывать получить награду от моей очаровательной соседки по столу?

— Еще чего захотели! — выпалила она сквозь сжатые зубы.

Когда подали пирог из ежевики с поджаристой корочкой и мороженым наверху, Тори толком ничего не ела, моля Бога, чтобы поскорее закончился обед.

Наконец Лаура поднялась, подавая знак дамам оставить джентльменов, чтобы те могли выпить коньяку и выкурить по сигаре. Тори чуть не опрокинула бокал, торопясь выскочить из-за стола. Еще ни один мужчина не ставил ее в такое отчаянно неудобное положение. Не делал ее такой несчастной. Вернее нет, не приводил ее в такую ярость! Когда Рис отодвигал стул Виктории, она ощутила на шее его теплое дыхание, щекотавшее ее волосы, выбившиеся из прически. Ей захотелось убежать из зала.

Рис наблюдал, как она удаляется, бросив ему ледяное «спасибо» за его любезность.

«Эта хладнокровная девица может стать первоклассным игроком в покер», — подумал он.

Для Тори вечер стал уже полным кошмаром. В гостиной она не смогла увернуться от Лизетт, Эрлин и нескольких других женщин, вкусы которых желали много лучшего. Все они наперебой расхваливали Риса Дэвиса. Какой красавец! Какой очаровательный! На Тори косились и пытались осторожно выяснить, почему именно ее посадили с самым завидным холостяком Старлайта.

К тому времени, когда Чарльз и другие мужчины присоединились к дамам, у Тори разболелась голова. Страшась даже увидеть Риса, она бросилась за утешением к Чарльзу.

— Пожалуйста, у меня так болит голова… Не могли бы мы ненадолго выйти на улицу? Мне надо подышать свежим воздухом.

— Как пожелаете, дорогая, — натянуто улыбнулся Чарльз. Он все еще остро переживал, что так подкачал за столом.

Они вышли на широкую веранду с замысловатыми резными перилами и столбами. Сначала Тори пришлись по душе тишина и прохлада, свежий воздух. Но слова Чарльза нарушили благодушие.

— Вы и этот дрянной картежник представляли собой прямо-таки очаровательную парочку за обедом. Мне просто не верится, что моя невестка так преуспела в сводничестве.

Тори не верила своим ушам.

— Неужели вы думаете, что я флиртовала с этим… с этим неотесанным, невоспитанным бандитом?

— Ну, он-то во всяком случае с вами флиртовал, — с возмущением ответил Чарльз.

Возможно, если бы Тори не разнервничалась из-за Дэвиса, она могла бы усмотреть что-то смешное в дурацкой ревности Чарльза или счесть для себя лестными его слова. Но Тори слишком издергалась и могла только рассердиться. Она напряглась и выдернула свою руку.

— От нашего разговора моя головная боль усиливается! Это вы спровоцировали Лауру и валлийца своими колкостями! Пожалуйста, не вымещайте на мне свою злобу из-за того, что сами не правильно поступили!

Чарльз задохнулся от возмущения. Никогда еще его благовоспитанная, сдержанная невеста не говорила таким образом. Не успев как следует обдумать свое глупое поведение, он брякнул:

— Поскольку я кажусь вам шутом гороховым, то, может быть, этот содержатель салуна послужит вам кавалером сегодня вечером? Пусть он и провожает вас до дома!

Слегка поклонившись, Чарльз спустился с лестницы и пошел через двор. Его дом находился отсюда всего в шести кварталах. Будучи уверенным, что Стоддард и Хедда позаботятся о своей дочери, он направился домой.

Сначала Тори хотела его окликнуть, но несправедливые обвинения жениха действительно рассердили ее. Пусть себе покипятится денек или два! Потом он все равно придет и извинится за свое поведение.

— Я думаю, он перенапрягся в связи с политической кампанией, — произнес Рис, появившийся из задней двери дома.

Тори вздрогнула от неожиданности, выражение ее лица стало суровым.

— Подслушиваете, мистер Дэвис? Очень похоже на вас, как и то, что вы появляетесь из дверей для прислуги, — произнесла она, жестом показывая на дверь, возле которой он стоял. Это был вход в кухню.

— Вы считаете, что мое место там, правда? Она пожала плечами и отошла, когда он приблизился к ней.

— Теперь у вас есть деньги, но по сути вы всегда останетесь бандитом и картежником. Вы можете провести Лауру, но не меня.

Лунный свет серебрил ее светлые волосы, и они казались волшебными.

— Вы были правы относительно того, что мне следует находиться на кухне. Кухарка замыла мои манжеты, очистила от этого проклятого соуса, видите? — он схватил ее руку, которую она не успела отдернуть, и прижал ее холодные, хрупкие пальчики к влажному кончику рукава, но не стал притягивать Тори к себе.

Через льняную ткань Тори почувствовала его мускулистую кисть. Рука была теплая и большая, хорошо ухоженная рука джентльмена — или хищного картежника! Они стояли, не двигаясь, в лунном свете, глядя друг другу в глаза.

Она опасалась напряжения, которое нарастало и обжигало наподобие летней молнии. Он боялся заговорить и разрушить наваждение. Его слова всегда ее провоцировали, но все-таки он чувствовал, какое сильное воздействие на нее производит его прикосновение.

— Когда-нибудь, Виктори, когда-нибудь вы узнаете истину, — эти слова были произнесены так тихо, что она едва их расслышала. Рис отпустил ее руки и вошел в дом через кухонную дверь.

— Виктори, — прошептала она про себя. «Значит, название „Леди Виктори“ было дано в мою честь», — раздумывала она, рассеянно поглаживая свои ладони, все еще ощущая прилив тепла. С видом сомнамбулы она вернулась по веранде к парадной двери и вошла в ярко освещенное газовыми фонарями помещение.

Тори не заметила Стоддарда Лафтона, который стоял в тени, и, судя по всему, что-то просчитывал.

Глава 10

— Это уж слишком, барышня! Сначала твой братец снимается с места и, не попрощавшись, уезжает Бог знает куда. Потом ты ссоришься с Чарльзом накануне объявления вашей помолвки. Я не потерплю этого, ты понимаешь меня? Я просто не потерплю! — Хедда с яростью расхаживала по турецкому ковру в своей гостиной, куда она позвала упрямую дочку. Шел поздний час, они только что возвратились с приема у Лауры. Все, кроме Чарльза.

Тори пригладила волосы и вздохнула.

— Мама, не могли бы мы поговорить об этом завтра? Чарльз приревновал к этому ужасному Рису Дэвису — как будто от меня зависело, с кем я буду сидеть за обедом. Через день-два он отойдет. Он всегда отходит, — даже ей самой казалось, что ее голос звучит удивительно плоско и бесстрастно. Как будто мне безразлично, увижу ли я снова Чарльза Эта мысль вызвала у нее даже больше беспокойства, чем холодная, суровая отповедь Хедды Наконец, видя, что дочь почти ее не слушает, Хедда вздохнула и примирительным тоном сказала:

— Возможно, ты права. Вы слишком измотались и переутомились. Какой тягостный вечер! Надо же, пришлось терпеть этого вульгарного чужака! Порой мне кажется, что Лаура не в себе. Зачем она посадила его за обедом рядом с тобой?

— Чарльз приревновал меня, — похоже, эти слова невольно сорвались с языка Тори.

Глаза Хедды сузились, она скрестила руки на груди и принялась, взволнованно постукивать пальцами.

— Какой абсурд! Приревновал к этому негодяю? Но ты же не похожа на пустышек вроде Лизетт и ее подружек, которые роняли свое достоинство, флиртуя с ним.

— Наверно, их привлекает его грубая красота, — предположила Тори, пытаясь разобраться в своих запутанных чувствах.

Ее мать просто застыла от ужаса.

— Ты шутишь?

— Я же не говорю, что я считаю его привлекательным, — : торопливо уточнила Тори. — Я просто высказала предположение о том, почему его пригласила Лаура и почему он произвел впечатление на стольких женщин, которые могли бы вести себя и поумнее. Уверена, что этому помогает и состояние, нажитое нечестным способом, — добавила она с напускным безразличием.

— Давай больше не будем говорить об этом неприятном человеке. Я хочу, чтоб завтра ты поехала вместе со мной на обед к миссис Дрейтон. Вечер оказался долгим и огорчительным. А теперь постарайся отдохнуть, — сказала Хедда, отпуская дочь.

Вернувшись в свою комнату. Тори села перед зеркалом и до тех пор причесывала волосы, пока не почувствовала, что на смену внутренней напряженности пришла усталость. И все же, когда она юркнула в постель и закрыла глаза, сон не шел. Ее словно обхватили теплые, большие руки, а глубокие голубые глаза заглянули прямо в душу. Тори взбила подушки и пробормотала слова, которые вовсе не подобало произносить дамам. Ночью ей снились беспокойные сны.

— Черт бы вас побрал, Альфред Пекер! Сукин сын, республиканец! В графстве Хинсдейл было всего семь демократов, и пятерых вы слопали! Приговариваю вас к смерти через повешение! К смерти, смерти, смерти! — Майк Меньон прекратил чтение, чтобы вытереть глаза. Продолжая биться в конвульсиях от хохота, он бросил экземпляр газеты «Плейн Спикер» на захламленный стол и сказал:

— Судья Герри был на процессе в отличной форме. Он, конечно, невежественный грубиян, но это наш невежественный старый грубиян.

Рис усмехнулся вслед за другом и, не удержавшись, заметил:

— И все-таки, похоже, они берут над нами верх. Один республиканский людоед в обмен на пять демократических старателей, — он пожал плечами. — К тому же, до меня дошли слухи, что адвокат Пекера собирается обжаловать смертный приговор.

Меньон к этому времени успокоился и произнес:

— Сегодня я отправлюсь в Лейк-сити, чтобы из первых уст услышать всю эту историю. Будет совсем плохо, если она станет предметом нового судебного разбирательства. Проклятье, я впервые продал столько экземпляров газеты с тех пор, как вы сцепились с Фи-лом-людоедом прошлой весной. Да, с той поры вы далеко ушли, молодой человек.

Улыбка заиграла на губах Риса, когда он вспомнил разговор на приеме у Лауры на прошлой неделе.

— Я по-прежнему сам выбираю друзей, Майк. Это одно из преимуществ, которые дают деньги.

— Или крепкие нервы, — отозвался Майк. — Я как-то не могу представить себе, чтобы вы перед кем-нибудь раболепствовали.

— Но есть такие люди, Майк, на кого я хочу произвести впечатление. Вот почему я заглянул к вам сегодня с утра — хотя и эта история о суде над Пекером тоже забавна.

— Забавна, да? И только? Да это блестящая история!

Рас вынул из кармана элегантные золотые часы и с напускным нетерпением посмотрел, сколько времени, Меньон моментально успокоился и спросил:

— Ладно, что вы хотели узнать?

— Я хочу построить себе дом. Довольно скромный. Скажем, три этажа из хорошего добротного камня с газовым освещением, центральным отоплением, с водопроводом, чтобы была горячая и холодная вода, — Рис сделал паузу, в глазах его сверкнули озорные огоньки. — Может быть, даже надо предусмотреть зал для танцев. И, разумеется, должен быть розарий.

На лице Майка отразилось недоверие.

— Я знал, что с этих приисков течет настоящая серебряная река, но вероятно, вы напали еще и на золотую жилу! Зачем вам такой особняк? Вы затмите даже Лафтонов.

— То-то и оно! Я уж не говорю об уродливой домине, которую Чарльз Эверетт построил на востоке города. Я облюбовал прекрасную площадку сразу же за чертой нашего города, в сосновой роще на юго-западном склоне. Но мне нужен подрядчик, который будет следить за ходом строительства. Кто строил дом для Лафтонов?

Меньон почесал в затылке.

— Дом Стоддарду Лафтону строил превосходный мастер, но с тех пор прошло больше пятнадцати лет. По последним сведениям, он переехал в Сан-Франциско. Это дородный немец по имени Клаус Крюгер.

— Если Крюгер построил для них такой большой дом, то для меня он может соорудить что-нибудь и получше, — произнес задумчиво Рис. — Я свяжусь с Блэки Драго. Он сумеет разыскать этого мастера, если тот еще не сыграл в ящик.

Меньон состроил гримасу.

— Даже если половина того, что я слышу о хозяине теневого мира Денвера, — правда, то Драго может разыскать кого угодно и среди живых, и среди мертвых, — он посмотрел на Риса своими проницательными глазами, — Вы не забываете старых связей, но планируете проникнуть в высшее общество. Как думаете, понравится ли вам их разреженный воздух, когда вы туда попадете, молодой человек?

— Все зависит от ряда обстоятельств, — ответил загадочно Рис.

Меньон вздохнул.

— Вы имеете в виду, что все зависит от Тори Лафтон?

— Другого выхода у нас нет. Неужели ты думаешь, я не пытался найти альтернативных решений? Знаю, насколько это невероятно…

— Ты знаешь! Вряд ли ты понимаешь, как чувствует себя дама, когда ее продают, словно потаскуху из притона, — Хедда уставилась на Стоддарда.

Видя, что жена смотрит на него с холодным бешенством, Стоддард вновь заметался по комнате. Ему было бы легче, если бы она вопила и ругалась. Все что угодно, но только не эта непоколебимая холодность! Хедда даже в кровать с ним легка с таким же видом, когда он двадцать два года назад женился на ней. Он собрал в кулак свою волю, готовясь к решительному объяснению. Положив руки на массивный письменный стол орехового дерева, Стоддард пристально посмотрел в эти горящие и вместе с тем леденящие глаза.

— Либо Тори выйдет замуж за Дэвиса из-за его денег, либо мы банкроты. У нас даже не останется денег на то, чтобы купить тебе железнодорожный билет, если ты решишь вернуться в Бостон после того, как закончится инспекция банковских счетов. Ты не сможешь избежать позора, который навлек на нас твой сын! Вини Сандерса, а не меня в несчастье, выпавшем на нашу долю.

Она торопливо взмахнула белой рукой, отметая логические рассуждения.

— Значит, теперь, когда Сандерс погубил твой драгоценный банк, он стал моим сыном?! А где был ты весь этот минувший год, когда считалось, что он изучает банковское дело, а вовсе не стремится его погубить? Чарльз наверняка даст тебе взаймы или придумает еще что-нибудь.

— Я уже разговаривал с Чарльзом. Дэвис и эта чертова вдова Джекоба практически разорили его. Он вынужден был продать почти всю свою недвижимость, чтобы оплатить расходы по предвыборной кампании. А теперь и результаты выборов проблематичны. Чарльз нам не помощник, Хедда. Нам нужен капитал, и мы должны получить его в течение недели, иначе банк закроют.

Хедда заломила руки. Потом разжала их и провела по своим худосочным бокам, обтянутым серой шелковой юбкой.

— Почему ты думаешь, что у Дэвиса имеется такое количество денег?

Стоддард хрипло и горько рассмеялся.

— Неужели ты ничего не читаешь, кроме садовых новостей и журналов мод? У Дэвиса самый крупный салун, самые богатые серебряные прииски и два наиболее процветающих скотоводческих ранчо в юго-западном Колорадо. К югу от города он возводит себе дворец — дворец для невесты.

— Вульгарный показ недавно нахапанных богатств, — холодно фыркнула она. — Никогда нельзя верить на слово такому подлецу… даже если он и подумывает о том, чтобы жениться на Виктории.

Она содрогнулась.

— Ну, насчет того, что он об этом подумывает, можешь не сомневаться, — мрачно произнес Стоддард. — Он за, ней бегает с благословения Лауры. Я даже застал их в тот вечер во время приема у Лауры. Они стояли вдвоем на веранде, и я бы не сказал, что она противилась его ухаживаниям, — добавил он, зная, что подобные новости приведут в ужас его хладнокровную жену.

— Ты говоришь неприличные вещи. Тори питает отвращение к этому человеку, — запротестовала Хедда, однако в уме тут же перебрала события последних месяцев. После той первой встречи с Дэвисом, когда он спас ее, вытащив из реки. Тори вела себя странно.

Конечно… нет, этого не могло быть!

Видя, что Хедда обдумывает его слова, Стоддард продолжал нажимать на нее.

— В отличие от своего братца, Виктория сделает так, как мы ее попросим. Когда мы объясним ей, перед какой альтернативой оказались, она согласится с нашим предложением.

Стоддард остановился у входной двери в заведение «Голая правда», не желая входить в прохладное, полутемное помещение. На улице солнце сверкало яркими лучами, что совершенно не соответствовало его настроению.

Стоддарду следовало настоять, чтобы встреча происходила на нейтральной территории, но этот чертов картежник перехитрил его, прислав в ответ записку:

«Приходите в „Голую правду“ завтра в девять часов утра, иначе я не буду разговаривать об этом деле». Рис Дэвис совсем обнаглел, проявляя такое высокомерие. Как говорил старина Джейк Эверетт, Рис корчил из себя важную персону по любому поводу.

Стоддарда сильно взволновал тон записки. Он просил о простой деловой встрече, не указывая, по какому конкретно вопросу. Неужели Дэвис знает, что у него с банком неприятности? Стоддард в который раз проклял спекуляцию землей, он занимался ею вместе с Чарльзом и она вышла им боком. А убытки, которые он понес субсидируя железную дорогу, а все остальные , финансовые сделки, которые провалились? Из-за всего этого он и оказался столь уязвимым к предательству Сандерса.

Стоддард глубоко вздохнул и вошел в широкие двери салуна. Несмотря на раннее утро, в баре царило оживление. Было время, когда он поостерегся бы заходить в такое заведение, опасаясь за свою репутацию. Но теперь многие его друзья и коллеги посещали это заведение. Оно стало почти респектабельным: во всяком случае, порядочные люди Старлайта смотрели на его существование сквозь пальцы.

Задыхаясь от отвращения, Лафтон принялся искать Дэвиса, который не показывался в зале. Ублюдок из Уэльса, он хочет заставить меня пресмыкаться, как какого-нибудь просителя!

Рис стоял на верхней ступеньке широкой лестницы из орехового дерева, в тени, наблюдая, как бесится Лафтон. До Риса дошли слухи о неприятности в банке. Он знал, что Лафтон отозвал в последнее время много векселей. Рис и сам неплохо заработал, когда перекупил несколько долговых расписок по займам за более высокий процент. И в других делах Лафтону также не повезло. Конечно, вряд ли он рассчитывал на то, что содержатель салуна из простонародья выручит его. Валлиец мрачно улыбнулся и возвратился на свою половину.

Когда несколькими минутами позже к нему вошел Стоддард, Рис сидел за большим дубовым письменным столом и поглощал обильный завтрак, состоявший из блинов и яичницы. Спокойно отерев губы белоснежной матерчатой салфеткой, он указал на кресло, стоявшее по другую сторону стола.

— Присаживайтесь, Стоддард, — Рис отодвинул в сторону тарелку и потянулся к великолепно отделанной шкатулке из тикового дерева.

Открыв ее, он предложил:

— Хотите сигару?

Стоддард соблазнился ароматом дорогого табака.

— Да, спасибо, — сухо ответил он.

Лафтон попыхивал сигарой и боролся с желанием заерзать на своем месте. Он привык к тому, чтобы сидеть по другую сторону стола. Наконец, прочистив ' — горло, он спросил:

— Вы уверены, что нас никто не слышит? Я хочу поговорить с вами строго конфиденциально. Глаза Риса почти незаметно потемнели.

— Лафтон, мы совершенно одни. Вы собирались поговорить 6 делах. Говорите.

Вчера, когда Стоддард впервые подумал о таком плане, он представился ему вполне благоразумным решением возникшей дилеммы. Но после вчерашней стычки с Хеддой рассказать об этом плане становилось все более неприятно и трудно. Он кашлянул и, отбросив гордость, заговорил:

— Мне нужен заем. Мои краткосрочные инвестиции были размещены… неудачно. Банк нуждается в значительном притоке средств, пока его дела не поправятся.

— Через неделю ваш банк закроют. Не понимаю, как могут спасти вас от банкротства капиталовложения, и краткосрочные, и долгосрочные, — от Риса не укрылось, что пожилой человек побледнел и прикусил сигару зубами.

«Значит, я у верной цели!» — подумал Рис и продолжал:

— Сомневаюсь, что у вас есть достаточное имущественное обеспечение, которое позволило бы мне дать нужный заем.

Теперь на лице Лафтона появилась хитрая улыбка.

— Ах, не скажите, Дэвис… Вы же хотели войти в респектабельное общество…

— Это уже произошло. Благодаря Лауре Эверетт, — прервал его Рис. Потом, не спеша разглядывая свои ногти, он спросил:

— Раз уж мы заговорили об Эвереттах, почему бы вам не попросить помощи у вашего будущего зятя?

— Видите ли, Чарльз сам столкнулся с финансовыми трудностями, — ответил натянуто Стоддард. — А теперь, когда вы с Лаурой разорили его, он не станет моим зятем!

Рис поднял брови.

— Вот как? Что ж. Тори очень повезло, — дерзко добавил он. Неужели старый козел действительно хочет предложить ему это? Рис сидел и внешне спокойно ждал, хотя сердце стучало в его груди, как отбойный молоток шахтера.

— Давайте отбросим в сторону любезности, Дэвис. Вы выходец из притона, чужак без роду, без племени. Вы хотите получить в жены даму, купить себе респектабельность, подняться по социальной лестнице, — в его мясистом лице промелькнул цинизм. — Я женился, породнившись с бостонскими Лоджами, потому что хотел того же. Мужчины женятся по расчету, то же самое делают и женщины. Бракосочетание — чисто прагматическая затея. Мое состояние было достаточным с точки зрения родителей Хедды, а у нее была родословная, которой я домогался.

— А Чарльз? Он обладал политическим потенциалом, но теперь, когда у него нет денег, чтобы поддержать свои политические притязания, он выпадает из игры, да? — спросил Рис, заранее зная ответ.

— Да, а для Виктории Чарльз больше не может считаться подходящей парой, но давайте забудем о нем. Вы тоже чего-то жаждете. И я имею в виду не только Викторию. Вы хотите, чтобы вас приняли в здешнее общество, о чем мечтает каждый иммигрант. Моя дочь — это ваш выигрышный билет в бизнесе и, кто знает, в чем еще? — Стоддард сделал широкий жест, держа в руке сигару. — Может быть, когда-нибудь вы даже вступите в политику.

— В данный момент меня абсолютно не интересует выборная должность, — холодно заметил Рис.

— Но ведь вы хотите войти в среду деловых людей Колорадо! Вы строите особняк на этом холме — особняк для добродетельной дамы, не похожей на таких, как Джинджер Вогель. Ни одна уважающая себя женщина не пойдет за вас?..

— Если только ее отец не будет отчаянно нуждаться в моих деньгах? — спокойно вставил Рис. — Давайте действительно отбросим «любезности», Лафтон. Мы презираем друг друга, и несмотря на это, вы сидите в моем кабинете, курите мои сигары и просите у меня денег. Потом вы читаете мне лекцию о браках. Какое это все имеет отношение ко мне, невежественному, ничтожному человеку без рода, без племени?

— Бросьте паясничать, я видел вас с моей дочерью и слышал от других, как вы увивались за ней после несчастного случая в реке. Вы домогаетесь ее! Вам хочется заполучить Викторию!

— И во сколько же вы оцениваете добродетели своей дочери? — холодно спросил Рис. Он почувствовал неприятное ощущение тошноты, волной охватившей его. Он все еще не мог поверить, что Лафтон готов пойти на такой шаг.

— Сто тысяч немедленно. Затем вы поручитесь за банк. Разумеется, все это нужно сделать до свадьбы.

Риса охватило странное ощущение торжества и одновременно отвращения.

— А почему вы решили, что я женюсь на ней? Вы же сказали только, что я хочу ее.

Он удовлетворенно заметил, что пожилой мужчина весь съежился, и лицо его стало пепельным, но потом Стоддард оправился.

Подавшись вперед, сидевший в кресле Рис вздохнул и сказал:

— Дьявольщина! Конечно, я женюсь на ней… если она согласится за меня выйти.

Лафтон окончательно пришел в себя и, торжествуя, цинично рассмеялся.

— Несомненно, она выйдет за вас. Виктория — благоразумная девушка. Она поступит так, как я ей скажу.

Рис глухо рассмеялся.

— Я выходец из притона, а вы — джентльмен. Вы продаете дочь в обмен на банк, — он помолчал. — Что ж, я согласен на такую сделку, Лафтон.

— Хорошо. Деловым партнерам вовсе не обязательно испытывать взаимную симпатию. Больше того, я убедился на опыте, что большинство родителей невесты относятся к зятьям, и наоборот, неприязненно. Я подготовлю и завтра пришлю вам документы. — Стоддард поднялся, собираясь уходить.

— Скажите, вы поручите подготовку этих бумаг своему адвокату Чарльзу Эверетту?

На мгновение Стоддард окаменел от вопроса Риса, потом ответил:

— Как и я, Чарльз — реалист, когда сталкивается с неприятными альтернативами.

Не сказав больше ни слова, Лафтон направился к двери.

В его ушах звучала брошенная ему вдогонку фраза:

— Эверетт, должно быть, находится в еще худшем положении, чем вы.

После того, как будущий тесть удалился. Рис некоторое время сидел в полной тишине. Верное ли он принял решение? Как отнесется к этому Тори? Он полагал, что понадобятся месяцы страстных ухаживаний, чтобы отбить ее у этого хлыща Эверетта. Сказать по правде. Рис не был убежден, что ему удастся завоевать ее, но он никогда особенно не задумывался о препятствиях, которые были труднопреодолимыми. И вот, яблочко падает ему в руки! Разве он мог отказаться от предложения Лафтона?

Рис не знал, что ему делать: смеяться, плакать или напиться.

Как будто отвечая на его вопрос, из спальни вышла Джинджер и поставила на стол бутылку и два стакана. Она была в желтом атласном кимоно, которое он купил ей в прошлом месяце в Денвере, когда ездил туда, чтобы кое-что заказать для строящегося дома. Небрежно откинув за спину распущенные волосы морковного цвета, Джинджер села в холостяцкой комнате, чувствуя себя в своей тарелке среди тяжелого, мрачноватого убранства. Это было помещение Риса, здесь все говорило о его присутствии, здесь витал его запах. Рис превратил прежний салун Хаузера в дворец. Нужно ли ему здесь что-нибудь еще? Нужна ли ему она сама?

Она налила два стакана и подала один ему, затем залпом выпила для храбрости свою порцию бурбона.

— Ты не поступишь так… правда?

Одного взгляда, брошенного на его лицо, оказалось достаточно, чтобы убедиться в тщетности этих надежд.

— Ты глупец, Рис Дэвис. Она не нашего поля ягода. Она возненавидит тебя за принуждение.

Он печально улыбнулся и залпом махнул свою стопку, потом откинулся на спинку кресла.

— Может быть, да, а может и нет. Это все равно, как выиграл салун, Джинджер. Плод упал ко мне в руки, я на это даже не рассчитывал. Одно привело к другому… Я всегда мечтал стать респектабельным человеком, завести семью.

— И ты думаешь, что эта ледяная принцесса сделает твои мечты явью? — усмехнулась Джинджер, скрывая боль за сарказмом. — Да она тебя заморозит!

Но Рис лишь улыбнулся. Он вспомнил, как дрожала Тори, когда он прижал ее к себе в реке, как она ответила на поцелуй, как держала его руку на приеме у Лауры, и почувствовал прилив восторга. Тори не знает, что такое страсть… пока не знает. Но он ее научит, свою леди.

— Она полюбит меня! — сказал себе Рис Дэвис.

Глава 11

— Я ненавижу его! — хриплым шепотом произнесла, задыхаясь, Тори. — Ты не можешь серьезно говорить об этом! Это чистое… безумие!

Она казалась потерявшимся ребенком, утонув в мягком плюшевом диване, на который она села по настоятельной просьбе отца перед началом разговора. И правильно сделала, иначе ее колени подогнулись бы от новости, которую сообщил ей отец. Ее лицо побелело, как мел, лишь два ярких пятна горели на щеках.

Стоддард стоял в другом конце комнаты, а Хедда сидела возле него в кресле. В данном случае они выступали против Тори объединенным фронтом.

— Ты должна понять, моя дорогая, что случится с тобой, а также с твоей матерью и мной, если ты не пойдешь за Риса Дэвиса, — терпеливо объяснял Стоддард.

— Но… я помолвлена с Чарльзом, — произнесла она глухим голосом, все еще онемев от потрясения.

— Чарльз тоже лишился почти всех средств, как и мы. Дэвис подорвал его спекуляцию землей и обманным путем лишил состояния, перехватив у него при потворстве Лауры серебряные прииски. Да и вообще, мы же не объявили о твоей помолвке, поэтому никакого шума не будет, — успокоил ее отец.

— Но зато поднимется большой шум в связи с объявлением о моей помолвке с содержателем салуна, я это гарантирую, — заметила Тори, и красные пятна на ее щеках увеличились. Она дрожала от гнева и обиды, однако сдерживалась, будучи приучена к этому с детства. — Мама, но ведь твоя семья наверняка не откажется нам помочь! — взмолилась она, обратившись к Хедде.

— Конечно, они нас не бросят, если мы лишимся и банка, и дома, — натянуто произнесла Хедда, — но у нас просто нет времени, чтобы принять необходимые меры… — ее голос оборвался. Откашлявшись, она продолжала:

— После всего, что случилось с банком Стоддарда, твой дед и не подумает вкладывать резервные средства в предприятие, находящееся так далеко от его дома. Мы будем опозорены и лишены всего имущества, будем зависеть, как нищие, от благотворительности моего отца. Он, конечно, примет нас, но подумай, Виктория, подумай о том, что у нас будет за жизнь, какое это будет унижение, в какое мы превратимся посмешище. Скандал будет преследовать нас вплоть до самого Бостона.

— Ты хочешь сказать, мама, что скандал будет преследовать тебя? — уточнила Тори и, пошатываясь, поднялась на ноги, борясь с подступающими слезами. — А поступив, как вы желаете, унижению подвергнусь я одна! Наш семейный дом останется ни при чем, как и папин банк. В жертву буду принесена лишь я одна!

— Ты можешь болтать все, что угодно про семейную честь и свое унижение, барышня. Но пойми одну простую вещь: именно твой брат навлек на нас такую беду. Если бы он не вычистил из банка все до последнего цента, когда исчез, нам бы не пришлось обсуждать здесь такие неприятные варианты. Один ребенок подвел своих родителей, которые окружали его такой большой заботой. Неужели ты сделаешь то же самое? — Стоддард прищурил глаза.

— Но вы продаете меня чужаку, картежнику, — сердце ее учащенно забилось, когда она вспомнила горячие, крепкие объятия Риса и пробудившийся в ней непристойный темперамент.

Обратившись к матери. Тори умоляюще воскликнула:

— Рис Дэвис не джентльмен!

Хедда еле заметно вздрогнула, а Стоддард покинул свое место за креслом жены и подошел к удивительно упрямой дочери, сидевшей в центре богато украшенной гостиной.

— Может быть, он и не джентльмен, но женщины тянутся к нему. Практически все незамужние женщины города пялят на него глаза.

— Ну, я не разделяю их дурного вкуса, — язвительно парировала она.

— Вот как? Он принес тебя к Чарльзу практический раздетой после падения в реку. Эстер Смитертон видела, как он уходил из нашего дома на праздник Четвертого июля, после того, как чертовски долго пробыл здесь без свидетелей.

— Эстер Смитертон — неисправимая сплетница!

— А что ты скажешь о трогательной сценке на веранде у Лауры? Это отнюдь не сплетня. Я видел ее собственными глазами, — торжествующе заявил он.

Глаза Тори широко раскрылись. Что этот наглец наделал? Даже ее собственный отец считает, что она увлеклась негодяем. Она отрицательно покачала головой.

— Нет, нет, все было совершенно не так, как могло показаться. Мы только что поссорились с Чарльзом. Я была…

— Ты овечьими глазами смотрела на этого проходимца и держала его руки в своих руках, вот что ты делала, — горячо прервал ее Стоддард.

— Значит, если я позволила ему пару минут подержать меня за руку, я буду отдана ему навеки?!

Хедда наконец поднялась со своего места. Все шло далеко не так гладко, как хотелось. Она ненавидела, когда планы расстраивались. Стоддарду никогда не удается выйти из трудного положения без ее помощи. Медленно приблизившись к дочери, она отрывисто произнесла:

— Ты хочешь, чтобы Сандерса посадили в тюрьму? — увидев, что Тори вздрогнула и покачала головой, она продолжила:

— Если ты откажешь Рису Дэвису, то инспекторы выявят растрату денег — не только наших денег, но и сотен других людей, Виктория.

И объявят о розыске твоего брата.

У нее прервалось дыхание.

Тори рухнула на диван, словно марионетка, у которой вдруг порвали ниточки. — Разве вы оставляете мне выбор? Ладно, передайте мистер Дэвису, что я почту за честь стать его женой, — произнесла она деревянным голосом.

Тори в сотый раз рассматривала себя в зеркало. Лицо бледное, вокруг глаз темные кольца от бессонных ночей… Но тупое, мрачное отчаяние, которое вымотало и обессилело ее, уступило теперь место другим эмоциям — горечи, ощущению того, что тебя предали, и, особенно, чувству острого гнева.

Дэвис манипулировал ею, Чарльз бросил ее в беде, брат предал, а родители продали. Никогда еще она не чувствовала себя такой покинутой и одинокой. Ей придется столкнуться с презрением общества, позором, нуждой и сознанием невыносимой вины: ведь из-за нее Сандерса посадят в тюрьму.

Тори знала своего брата. Он слаб духом и легко превратится в добычу для закоренелых преступников и жестоких надсмотрщиков в местах заключения. Он может даже покончить с собой от отчаяния и страха. Поэтому вместо него в бездну отчаяния должна погрузиться я. Она вздернула голову и расправила плечи. Нет! Рис Дэвис не покорит ее, несмотря на все ухищрения! Разве не поклялась она себе в этом сегодня с утра?

— Я буду играть роль любезной, покорной невесты, претворю в жизнь его мечты о светской жизни, буду делать все необходимое, чтобы удержаться на плаву, — шептала она, сидя в своей спальне.

Бесси помогла ей одеться для первой официальной встречи с новым женихом. Тори выбрала мягкий розовато-лиловый костюм из легкого полотна. И, в основном, не потому, что это выгодно оттеняло ее золотистые волосы и придавало аквамариновым глазам дымчатый, голубовато-серый оттенок. Розовато-лиловый цвет был цветом скорби.

Мать всегда уверяла ее, что когда венчаются благородные дамы, все обстоит иначе. И вот она выходит замуж за человека, который не является джентльменом. Его опаляющее, чувственное прикосновение и необъяснимые ощущения, которые он в ней возбуждал, приводили ее в трепет. Она подошла к двери, услышав негромкий стук Ральфа. В гостиной ее дожидался мистер Дэвис.

Рис расхаживал по толстому цветастому ковру, лежавшему в гостиной Лафтонов, нервничая, как школьник. Хедда и Стоддард проявили милосердие и утром куда-то ушли. Они все подготовили и переговорили с дочерью. Она знала, что Рис собирается показать ей свой строящийся к югу от города дом.

Что он ей скажет? И что она скажет ему теперь, когда все уже улажено? Рис заставил себя успокоиться и продолжал стоять возле окна, глядя на безупречно подстриженную лужайку невидящими глазами, раздумывая, не провалилась ли вся его затея. Что если Джинджер права? Вдруг Тори действительно ненавидит его? Вдруг бездна между ними слишком велика, чтобы ее преодолеть? Тогда свадьба превратится в пустой фарс. Он услышал, как тяжелая дверь повернулась на смазанных петлях. В гостиную плавно вошла Виктория. Дворецкий официально оповестил о ее приходе, после чего удалился.

Горькие сомнения и опасения Риса мгновенно улетучились, когда он взглянул на ее изящество и великолепие. Он не мог припомнить лица Тары Томас или даже лиц элегантных богатых дам в Нью-Йорке, дома у которых ему приходилось работать, но, несомненно, ни одна из них не могла идти в сравнение с красавицей, стоявшей перед ним. Настоящая леди. Скоро она станет его дамой.

Он поклонился и, подойдя к ней, взял ее холодные пальцы в свои теплые руки. Когда он целомудренно поцеловал ее руку, она не уклонилась и не отпрянула.

Приняв это за добрый знак, Рис сказал:

— Здравствуйте, Тори. Вы выглядите удивительно прекрасно, любовь моя.

От улыбки Риса у Тори замерло сердце, и она возненавидела его за это. Несомненно, он с большой тщательностью выбирал, во что одеться. На нем были безукоризненно сшитый костюм из легкой шерстяной ткани и простая белая рубашка с отложным воротничком, которая контрастировала со смуглым от загара лицом. Простая ленточка вместо галстука и начищенные кожаные сапоги коричневого цвета придавали Рису вид зажиточного скотовода. Единственным диссонансом было его пристрастие к драгоценностям. Вымуштрованная не показывать своих эмоций, Виктория скрыла, что ее как током дернуло, когда он прикоснулся губами к ее руке. Подняв голову. Рис произнес с озорным огоньком в глазах:

— Ну как, прошел я проверку?

Она почувствовала, что ее щеки загорелись, но холодно заметила:

— Ваш портной заслуживает высокой оценки. Однако о ювелире этого не скажешь. Золотые часы и цепочка слишком крупные, особенно когда их носят вместе с бриллиантовой булавкой и сапфировым кольцом. Вы выглядите, словно азартный игрок с речного парохода.

— Правда? Может быть, потому что я таким и был когда-то, — его глаза подзадоривали ее сказать еще что-то.

— Я так и подозревала, — добавила она почти шепотом.

Он было потянулся за своей шляпой, лежавшей на столе, но потом решил несколько отложить прогулку, пока они кое-что не утрясут.

— Тори, вы знаете, что не я ходил к вашему отцу. Он сам пришел ко мне, — мягко произнес он.

— Но вы не отвергли его предложение… не предложили помощь без бракосочетания, — едва эти слова сорвались с ее языка, она испугалась своей прямоты, но что еще она могла ответить? — Простите меня за откровенность, мистер Дэвис, но мои преподаватели не научили меня выходить из необычайных положений, подобных этому.

Он коснулся ее нежного подбородка одной рукой, приподняв его так, что их глаза встретились.

— Да, думаю вы не могли представить себе такую неожиданную, нежеланную помолвку. Вы все еще считаете, что влюблены в Эверетта? — он испытывающе посмотрел на Викторию.

Она беспомощно пожала плечами, искренне озадаченная.

— Я… я не знаю. Мы подходили друг другу. Он негромко рассмеялся:

— А мы, значит, не подходим. Может быть, поэтому я и принял предложение вашего отца. Я собирался ухаживать за вами. Тори. Вы это знаете. Но вы были готовы выйти за этого болвана, — ее глаза гневно сверкнули, и он извинился. — Простите… за бранное слово, но не за сам факт того; Чарльз Эверетт вам не подходит, Тори.

— А вы? — казалось, вопрос напросился сам собой. Она не успела сообразить и промолчать.

— Думаю, да. Уверен в этом, — решительно подтвердил он. — Чарльз — слабак. Он все получил от рождения и занимался только тем, что проматывал свое состояние. А теперь, когда ваша семья осталась без денег и не может помочь его политической карьере, он бросил вас.

— Это несправедливо! Вы передергиваете. Он… он просто не в состоянии помочь моему отцу, а вы можете, — слова Риса укололи Викторию, ибо она тоже считала, что Чарльз отказался от нее, даже не попытавшись оказать сопротивление.

— Он не любит вас, Тори. И вы его не любите.

Вы это уже фактически признали.

— Вы, стало быть, любите меня, — усмехнулась она. Тори была слишком зла, чтобы попридержать язык.

— Может быть, не сильнее, чем вы любите меня, — загадочно отозвался он. — Нас влечет друг к другу… больше того, мы любим друг друга, не отрицайте этого, — добавил он, когда она вздрогнула от негодования. — Вашей семье нужна защита, а мне нужна жена, леди, хозяйка дома, который я строю. У меня грандиозные планы, Тори, и вы — составная часть этих планов.

Она прикусила язык, воздержавшись от резкой отповеди. Как смеет он даже помышлять о подобном? Почему он возомнил, будто бы ее влечет к нему, из-за того, что он пару раз нахамил ей? Она переменила тему разговора и заговорила о вещах, не вызывающих столько эмоций.

— Так поедем же и посмотрим на ваше гигантское строение, о котором ходит так много слухов, мистер Дэвис.

Он схватил шляпу и взял ее под руку, увлекая к двери.

— Зовите меня Рис, Тори. Думаю, в сложившихся обстоятельствах это вполне прилично, как вы считаете? — он заметил, открывая дверь, что она покраснела от смущения. Она не ответила, он вынул руку девушки из-под своего локтя и опять поднес ее к губам. — Ну, Тори, назовите же мое имя! — настойчиво попросил Рис.

— Как вам будет угодно. Рис, — послушно молвила она, почти с такой же неприязнью произнося иностранное имя, с какой она относилась к его власти над собой.

Он галантно подсадил ее в экипаж. Тори вспомнила Четвертое июля и их совместную поездку вместе с пьяным Сандерсом. Вспоминая ужасные события, после-, девавшие за этой поездкой, она хранила холодное молчанке.

Рис умело подхлестнул лошадей и лениво улыбнулся.

— Прекрасный день, чтобы строить планы о свадьбе, Тори. Где по-вашему лучше устроить церемонию — в церкви или в нашем новом доме? Выбирайте.

Тори захотелось закричать, что ей не оставили никакого выбора… Какое ей дело до того, где это будет происходить? Чуть не прикусив язык, она все-таки спросила:

— Можно ли будет это сделать в епископальной церкви?

Он пожал плечами.

— Почему бы и нет?

— Вы как-то сказали, что воспитывались у сестер милосердия. Я решила, что все демократы — католики, — пояснила она.

Он рассмеялся.

— Вы произносите слова «католик» и «демократ», как будто они обозначают социальные язвы. Что же касается моего пребывания у сестер милосердия, то боюсь, спасать мою душу было слишком поздно. Мне было уже четырнадцать лет, когда меня окрестили. Мне сгодится любая церковь, любовь моя. Вот видите, как со мной легко поладить, — добродушно заметил он.

— Но вы все же демократ, — колко возразила она.

— Вы хотите, чтобы все было по-вашему, милочка? — подтрунивающе спросил он. — Может быть, если я подключусь к строительству железных дорог, мне придется поменять свои политические позиции, но учтите, этот вопрос я еще не решил.

Она изучающе посмотрела на его четко очерченный профиль.

— Железные дороги? Вам скоро предстоит бороться за пост губернатора. Он взглянул на нее.

— А вам хотелось бы этого? Чарльз — политический деятель… или считает себя таковым. Тори ощетинилась.

— Чарльз баллотируется в сенат. Я абсолютно уверена, что из него выйдет отличный сенатор. Но на ваш вопрос я отвечаю отрицательно. Мне никогда не нравились толпы, не нравится быть на виду, как это бывает с женами и семьями политиков.

Он немного подумал, потом наклонился к ней и насмешливо прошептал:

— Вы это спрашиваете потому, что можете оказаться женой политика-демократа?

Она фыркнула, но не удосужилась ответить.

— Давайте поговорим о церквах, а не о политике.

— Ах, чтобы между нами было больше согласия? Хорошо! Хотели бы вы, чтобы из Денвера приехал епископ и обвенчал нас?

Голова Тори повернулась помимо ее воли.

— Вы знакомы с епископом епископальной церкви? — спросила она с явным недоверием.

— Скажем так, он дружит с некоторыми моими старыми друзьями в Денвере, Думаю, я смогу договориться об этом, пока вы будете покупать себе приданое, — Рис помолчал, но все же не смог удержаться и добавил:

— Впрочем, до меня дошли слухи, что он тоже демократ.

На этот раз она лишь улыбнулась.

— Ерунда.

Они проезжали по улицам Старлайта мимо рядов элегантных домов, построенных богачами, среди которых были купцы, шахтовладельцы и скотоводы, которые предпочитали городскую жизнь пастбищам в диких долинах Сан-Хуана. Когда они пересекли южную черту города и проехали пару миль в шикарном черном экипаже Риса, Тори увидела цель их поездки. Наполовину построенный дом стоял на высоком холме примерно в четверти мили от них.

Уже несколько недель до Тори доходили слухи об этом строительстве. Лиззетт Джонсон назвала дом сказочным дворцом, гадая, кто будет та счастливица, что станет его хозяйкой. Несмотря на все свои переживания, Тори не смогла сдержаться: ей хотелось хоть краешком глаза взглянуть на особняк, вызывавший столько пересудов.

И действительно, это был настоящий дворец, построенный из красновато-розового песчаника, который добывали на каменоломнях штата. Здание построили так, что, несмотря на массивность, оно всегда хорошо освещалось внутри.

Оно походило на средневековый замок и было даже украшено изваяниями каменных драконов у парадной лестницы. Рис помог Тори спуститься на землю и высокопарно произнес:

— Добро пожаловать в логово дракона, любовь моя!

Он немного помолчал, а потом, видя, что она озирается, пытаясь оглядеть колоссальный дом, спросил:

— Ну, как вам все это?

Тори на мгновение онемела, а затем, обретя дар речи, повторила:

— Логово дракона?

— Да, логово дракона Уэльса. Когда архитекторы показали мне чертежи каменного здания, не смог удержаться, чтобы не заказать их. Сам Ричмонд мог бы ими гордиться, — видя что она никак не реагирует на его слова. Рис терпеливо добавил:

— Ричмонд — это Генрих VII, первый монарх из династии Тюдоров, на знамени которого…

— Красный дракон, — резко перебила она его. — Я кое-что читала из истории, мистер… Рис, — Тори старалась загладить свою резкость.

Хотя, когда Хедда застала ее за чтением учебников Сандерса по истории, она тут же подсунула дочери журналы мод. Благопристойные дамы не читают книг по истории или скандальную поэзию таких людей, как Байрон или Ките:

Рис поднял брови, удивленный ее познаниями.

— Одно очко в пользу дамы. Но вы все-таки не ответили на мой вопрос об этом доме. Нравится он вам или нет?

— Я просто ошеломлена, — искренне призналась Виктория. Но поскольку у многих богачей Колорадо дома были не хуже, то Тори привыкла к показной роскоши. Ей все равно больше нравился простой дом Лауры Эверетт, сложенный из белых бревен, он был куда лучше кирпичного особняка ее родителей. Но во всяком случае, даже кирпичные дома строили с мансардами и кружевными решетками; так было принято в Старлайте. А этот особняк… она подбирала слово… какой-то средневековый.

— Разрешите мне показать вам сначала его наружную часть. На заднем дворе ждет несколько сюрпризов.

Что же это, гадала она, яма для медведей? Или рабочие копают ров и строят перекидной мост? Рис взял ее под руку, но не успели сделать они несколько шагов, как навстречу им, неуклюже волоча ноги, вышел настоящий великан с редеющими светло-серыми волосами и кислой, тупой физиономией.

Почувствовав, как она вся напряглась при приближении Клауса, Рис поприветствовал человека, у которого явно не все были дома:

— Здравствуйте, герр Крюгер. Тори, разрешите представить вам герра Клауса Крюгера, начальника стройки. Герр Крюгер, это мисс Виктория Лафтон, моя невеста.

Тори неловко кивнула, а немец расплылся в широкой улыбке, хмурости как не бывало. Он церемонно, с большим изяществом для такого крупного человека поклонился и произнес:

— Для меня большая честь, прекрасная леди, познакомиться с будущей женой герра Дэвиса. Он постоянно приезжает сюда и торопит рабочих, чтобы они поскорее закончили для вас дом.

Чувствуя, что Крюгер может слишком много рассказать о его слабостях, Дэвис перебил его:

— У вас есть какие-нибудь проблемы, Клаус?

— Да, человек, который доставил стекло для солярия, разбил один лист и говорит, что не станет за него платить.

— Что, лист был плохо упакован? — Клаус покачал головой, и Рис продолжал:

— Поездка из города сюда не такая долгая, и дорога совсем не ухабистая. Он не мог разбить этот лист.

— Я ему сказал то же самое, когда он приехал, — заметил Клаус.

В этот момент из-за угла дома показался высокий, угрюмый извозчик со значком возницы на рукаве — черной, свившейся в кольцо змеей. На нем были замасленные брюки из оленьей кожи, на поясе висел довольно страшный нож. Растрепанные космы давно не видели воды и мыла. Он остановился, чтобы сделать последний глоток из своей фляжки, потом с шумом сплюнул на землю комок желтоватой слюны.

— Вы Дэвис? — крикнул он скороговоркой, проглатывая некоторые буквы. Он явно был в задиристом настроении и, видимо, давно не выходил из запоя, — Да, это я, — спокойно ответил Рис. — А вы работаете в компании Лоринга по доставке грузов?

— Да, и не собираюсь платить за этот дурацкий лист изогнутого стекла, который разбился.

— Вы не правы в двух отношениях. Во-первых, вы больше не будете работать в компании Кэсс Лоринг, когда я сообщу ей о том, что вы пили на работе. А во-вторых, она вычтет из вашей зарплаты деньги за разбитое стекло. А теперь извинитесь перед дамой за грубость и убирайтесь отсюда, — приказал Рис.

— Черта с два, богатая скотина, — выругался извозчик и потянулся к своему кнуту.

Зная, что можно ждать от опытного возницы. Рис не стал терять времени, а быстро подбежал к нему. К счастью, расстояние между ними было небольшим, а рефлексы подвыпившего человека — замедленными. Рис выхватил у него кнут еще до того, как извозчик успел взмахнуть им. Используя рукоятку и сам тяжелый кнут из сыромятной кожи как дубинку, он врезал им по голове возницы, сбив его с ног. Тот с грохотом рухнул на землю. Когда поверженный человек схватился за свой страшный нож, Тори ахнула.

Рис не растерялся. С непостижимой быстротой носком кожаного сапога он ударил по кулаку, сжимавшему нож, который отлетел в сторону и упал со звоном у ног Крюгера. Тори отпрыгнула назад. Немец поднял его и, улыбаясь, глядел, как Рис схватил пьянчугу за ворот грязной рубахи, поднял одной рукой, а другой саданул по челюсти. Голова возницы откинулась назад и свесилась набок. Извозчик потерял сознание. Рис бросил его на землю и сказал Клаусу:

— Пожалуйста, займитесь им.

— Я и сам собирался это сделать, герр Дэвис. Только я не стану проявлять мягкость, — ответил немец, улыбнувшись.

Рис улыбнулся ему в ответ:

— А потом, Клаус, сообщите о случившемся в Денвер. Кэсс доведет дело до конца.

Немец потащил высокого, худощавого мужчину с такой же легкостью, с какой Тори могла бы нести пуховую подушку. Рис вытер руки о прекрасно вышитый полотняный платок и обернулся к невесте. Его прическа почти не растрепалась, лишь одна прядь свисала на лоб.

— Продолжим нашу прогулку?

— Вы всегда сохраняете такое спокойствие, когда кто-нибудь пытается исполосовать вас кнутом, а потом ножом? — ее сердце все еще учащенно билось. — Вам даже нравится применять силу, правда?

В голосе Тори звучали обвиняющие нотки. Он сделал невинные глаза и любезно взял ее под руку.

— Вы опасаетесь за меня, Тори? Очень трогательно!

Она заскрежетала зубами, но ничего не ответила. Они опять пошли вдоль дома, минуя шелестящие на ветру сосны и густые вечнозеленые кустарники, отбрасывавшие прохладную тень. Место было великолепное и, очевидно, строителей просили не вырубать окружающие деревья, чтобы не нарушать природную красоту. Увидев фасад здания. Тори чуть не лишилась дара речи, и такое же впечатление произвела на нее и его задняя часть. Она пришла в полный восторг.

Рис чувствовал, что она приятно поражена, но старается скрыть это.

— Вам нравится, любовь моя?

— Я не видела соляриев с тех пор, как закончила школу в Сант-Луисе, — ответила Тори, стараясь сохранить спокойствие, как будто увиденное не произвело на нее особого впечатления.

Большие металлические жерди, установленные вокруг южной стороны дома, частично были закрыты матовым стеклом. Несколько последних панелей из специально изготовленного стекла лежали на траве. Одна из них была разбита в нескольких местах.

— Когда закончится строительство, солярий будет достигать тридцати футов в длину и пятнадцати в ширину. Он примыкает к задней гостиной, чтобы максимально закрыть южную сторону от жары. Можно будет выписать любые виды растений для оранжереи — все, что хотите, такие же прекрасные цветы, как вы сами: орхидеи с Гавайских островов, тропические цветы из Южной Африки…

— Вообще-то я предпочитаю цветы родного Колорадо: васильки, лилии, люпин, — сказала Тори; ей не понравилось, что ее сравнили с цветами из оранжереи.

— Как это патриотично с вашей стороны. Тори. Очень патриотично. Колорадские полевые цветы вы сможете выращивать здесь круглый год, — продолжал он. — Мы будем сидеть в солярии и любоваться ими на Рождество, а на улице будет сверкать снег. В доме я устрою центральное отопление.

— В некоторых лучших домах города уже установлено такое отопление. Папа тоже собирается провести его на следующий год, но мне никогда не казалось, что это так важно, — сказала она, не задумываясь, когда они направились к большому фонтану в центре двора.

— Я заказал также несколько каминов. Люблю в холодный день смотреть на язычки пламени, — Рис также представлял себе, как они будут нежиться на просторной кровати в спальне. Волосы Тори будут отливать золотом, отсвечивая в прыгающих отблесках пламени, кожа ее будет напоминать горячий белый шелк, когда он будет ласкать и гладить ее. Он отогнал эротические фантазии. От фонтана они пошли к большой конюшне в глубине имения.

— Я слышала, вы купили несколько рысаков. Не соревнуетесь ли вы с Чарльзом, Рис? — спросила она, когда от конюшни они повернули опять к дому.

— Между прочим, я вполне могу составить ему конкуренцию. Я превзошел его в сделках со скотом и по добыче серебра на приисках. Почему бы не посоревноваться и в области лошадей? — Рис пожал плечами и шутливо добавил:

— Я мог бы надевать на скачки одежду ваших любимых цветов.

Он открыл перед ней парадную дверь.

— Я чувствую себя барышней из романа «Айвенго» или какого-нибудь другого дурацкого средневекового романа. Посмотрев на этот дом, можно подумать, что вы слишком начитались таких книг.

— А вы прочли их слишком мало, — возразил Рис и взмахнул рукой. — Это прихожая. Я представляю себе, что здесь должна свисать хрустальная люстра высотой в шесть футов.. А как кажется вам? Мне хотелось бы, чтобы вы занялись внутренним убранством дома. Тори. Выбирайте мебель, обои, драпировки, все остальное. Отделочные работы закончатся через месяц. Вы можете заказывать все, что угодно, у Лорингов в Денвере. Это крупнейшая фирма штата по импорту и грузовым перевозкам.

— Вы назвали женщину по фамилии Лоринг, когда разговаривали с, этим ужасным извозчиком. Эта компания принадлежит ей? — Тори разглядывала блестящие дубовые полы и лестницы из красного дерева с замысловатой резьбой, которая спирально уходила на большую высоту.

— Да, этой компанией совместно руководят Кэсс и ее муж Стив, но в последние годы он увлекся железнодорожным бизнесом, которым занимается вместе со своим другом Уильямом Джексоном Палмером. Кэсс же командует извозчиками. И всегда этим занималась, — добавил он и, ухмыльнувшись, припомнил скандальные истории о шестнадцатилетней девушке, которая орудовала кнутом и материлась наравне с грубыми мужиками.

— Женщина, которая руководит извозом? — переспросила Тори. По ее тону можно было заключить, что она не считает дамой женщину, которая занимается таким делом.

Рис тоже не считал Кэсс дамой в строгом смысле этого слова. Она была просто Кэсс, приятельница его друга Блэки Драго. Не возвращаясь больше к этому вопросу, он провел Викторию по огромной круглой гостиной на первом этаже башни, по центральной столовой, залу для танцев, своему кабинету, библиотеке, по нескольким гостиным меньшего размера и привел в кухню.

— Дом такой огромный, что напоминает лабиринт, — заметила Тори, когда они подходили к спиральной лестнице, ведущей на второй этаж. Повсюду наподобие пчел суетились рабочие, каждый занимался своим делом, за всеми внимательно присматривал Клаус Крюгер.

— У вас будет столько слуг, сколько вы захотите, — повара, горничные, дворецкий. Все, что касается домашней прислуги, я оставлю на ваше усмотрение.

Он по-хозяйски поддерживал ее за локоть, когда они поднимались по лестнице, что было вполне уместно для жениха, но ее это все равно раздражало. Она посмотрела на длинный коридор, в котором виднелись двери из орехового и красного дерева.

— Вы, наверное, исчерпали запасы многих строительных складов от Миннесоты до Африки, — заметила она с кислой миной. Большое богатство давало большую власть, этот урок она твердо усвоила, живя в доме Стоддарда Лафтона.

Рис отворил первую дверь и показал миленькую комнату с чарующим видом на горы Сан-Хуан. Их шаги гулко отдавались от пустого, только что настланного пола второго этажа. В отличие от первого на верхних этажах плотнические работы уже закончились. Рис и Тори были там совершенно одни.

— Я подумал, что эта комната может стать детской. Не для младенца, конечно. Его комната будет примыкать к нашей спальне.

К нашей спальне. Эти слова резанули слух Виктории. Каждый мужчина надеется получить наследника. Разве ее мать не сообщила ей об этом неопровержимом факте? Она почувствовала, как слабеют ее колени, как учащенно бьется сердце. Я должна буду разрешить ему делать со мной ужасные вещи, мама предупреждала об этом.

Рис чувствовал, что Тори замирает от страха. Раньше, когда они оставались одни, она всегда становилась сердитой, напряженной, заносчивой, даже возмущалась, но никогда не испытывала страха. Озадаченный, он пытался припомнить, что же он сказал ей такого обидного, ведя по коридору.

— Комнаты на южной стороне предназначаются для нашей семьи, а на другой — для гостей.

И тут до него дошло! Спальни для детей — детей, которых, он надеялся, они когда-то заведут.

— Здесь будет детская. Тори, — произнес он негромко, бесстрастным голосом, вводя ее в небольшую, прекрасно спланированную комнату, украшенную затейливой резьбой по дереву. Эту комнату с соседней соединяла внутренняя дверь.

Вводя невесту туда. Рис сказал:

— А это — основная спальня.

Она взглянула через неширокий проем двери в просторную комнату с множеством окон по обеим сторонам. В дальней стене был сложен большой камин.

— Это ваша спальня? А где моя? Он нахмурился.

— Я же сказал, это помещения для хозяев. Вот наша общая спальня, соединенная с детской. Они обе изолированы от других комнат.

— Порядочные джентльмены всегда позволяют своим женам иметь отдельные спальни, — деревянным голосом, как попугай, повторила Тори слова матери. Ее родители никогда не спали в общей комнате.

Он проглотил крутившееся на кончике языка грубое выражение и холодно произнес:

— Я не настоящий джентльмен. Тори. Моя жена будет спать со мной.

Глава 12

Тори сидела в пассажирском вагоне небольшого поезда, который шел в Денвер из Рио Гранде, и неотрывно смотрела в окно. Дорога петляла среди гор, открывая ее взору все новые виды. Она приближалась к Денверу, столице штата! Возможность увидеть прекрасный город почти что заставила ее забыть о неудобствах езды в прокопченном вагоне в августовскую жару. Возможно, если бы рядом с ней не сидел этот возмутительный человек, она бы легче перенесла клубы дыма, валившие из паровоза.

Рис наблюдал за своей бунтующей будущей супругой, видел, как она крутит под перчаткой, стараясь не показывать этого, свой обручальный перстень с бриллиантом в два карата на божественном пальчике. Она продолжала сердиться на него из-за разных проступков. Гнусным уже было хотя бы то, что он настаивал на совместной спальне. Позже он опрометчиво заявил вслух, что ей надо забеременеть, чтобы родить детей. Ему холодно объяснили, что джентльмены никогда не обсуждают с женами таких неделикатных тем, тем более не делают этого с невестами.

Он надеялся, что поездка в Денвер вместе со Стоддардом и Хеддой поможет смягчить трения. Но пока что Холодная надменность матери и кислое безразличие Стоддарда, казалось, только усиливали неприязнь Тори к предстоящему бракосочетанию.

Но какой женщине не нравится делать покупки? Тори и Хедда должны были подобрать ей приданое и все внутреннее убранство для Логова дракона. Что касается суммы расходов на такую поездку, то она могла лишь порадовать невесту, но этого не произошло. Он не обращал внимания на ее недовольное выражение лица и взглядом поддразнивал ее, зная, как болезненно она воспринимает его намеки.

Стоддард наблюдал за обменом взглядами между дочерью и Дэвисом. Хедда же презирала Риса до такой степени, что еле удерживалась в рамках приличий.

Объявление о помолвке на прошлой неделе просто убило ее, несмотря на то, что полученное Тори кольцо стоило целое состояние. Хедда излила на своего мужа все презрение и отвращение, которые она питала к валлийцу. Лафтон надеялся, что эта поездка изменит сложившиеся отношения.

Стоддард знал беспутный характер своего сына и немедленно по обнаружении растраты нанял сыщиков. Одна ниточка вела в Денвер. Если ему удастся накрыть юношу и деньги до того, как Сандерс промотает или потеряет их, то он сумеет спасти свой банк и отправит надменного картежника туда, где ему и место — в салун. Он взглянул на великолепный пейзаж, открывавшийся из окон вагона. Вчера вечером шел небольшой снег, что нередко наблюдается в августе на высотах, которые сумела преодолеть узкоколейка генерала Палмера. Теплый полдень бабьего лета растопит снег. Шелестящие на ветру листья осин скоро позолотятся. Вдали сверкал старый величавый страж штата — пик Пайк. Зубчатые красно-золотистые верхушки гор со всех сторон поднимались над железнодорожным полотном, рискованно проложенным среди холмов и обвивавшим их извилистыми петлями. Заостренные зимними ветрами ели и сосны летели навстречу поезду, выставляя свои зеленые ветви. Но Стоддард, озабоченный финансовыми и семейными проблемами, не замечал окружающей его красоты.

Другое дело — Рис. Величие Скалистых гор, вызывающее благоговейный трепет, сами размеры и разнообразие ландшафта Колорадо всегда потрясали его, хотя он прожил в этом штате уже больше пяти лет. Он много путешествовал с тех пор как уехал из приюта сестры Фрэнсис Роуз в Нью-Йорке, проехал по Миссисипи от Сант-Луиса до Нового Орлеана. Потом он двинулся на запад к Галвестону и на север, пересекая огромные равнины Техаса. Он даже повидал легендарный Тихий океан и работал банкометом за столом для игры в фараон в шикарном казино Сан-Франциско. Но его всегда влекли к себе горы. «Именно здесь я хотел бы навсегда поселиться». Он перевел взгляд с видов за окном на сидевшую рядом с ним молодую женщину. Он проведет с ней всю оставшуюся жизнь. У Тори было все — красота, воспитание, невинность, и вместе с тем ум и даже душевность, лишь бы удалось освободить ее от хрупких шнурков корсета Хедды. У нее было все, кроме любви к нему. Он считал, что со временем это изменится, и опять устремил свой взор за окно, чтобы насладиться проплывающими видами.

Через некоторое время он улыбнулся Хедде и опять обратил свое внимание на Тори.

— Нам действительно следует определить дату, любимая, ты согласна? В конце концов, официальная помолвка состоялась.

Тори перевела взгляд с Хедды на Риса, но она еще не успела ответить, как вмешался Стоддард.

— Для этого будет масса времени после того, как мы все уладим в Денвере, то есть когда мы купим все, что нужно из одежды и для дома, — торопливо поправился он.

— У Лорингов огромные склады. У них такой же большой выбор товаров, как в крупнейших торговых домах Нью-Йорка. Не думаю, что отбор домашней утвари займет много времени, — заметил Рис, все еще не отводя своего взгляда от Тори. — Конечно, остается проблема приданого… — Он замолк, не договорив, с удовольствием наблюдая за тем, как она покраснела.

Тори представила себе его сладострастные мысли о просвечивающем нижнем белье и чулках из чистого шелка. Ее губы дернулись, несмотря на смущение, когда она подумала, что купит полдюжины ночных сорочек из красной фланели вместе с ночными панталончиками… «Но он с удовольствием стянет их с тебя», — прошептал ей коварный внутренний голос. Она опять покраснела.

— Думаю, стоит отложить свадьбу на декабрь, — холодно предложила Хедда. — Это даст достаточно времени для подготовки. Праздники очень подходят для свадьбы, в конце концов, — добавила она со слащавым сарказмом.

— Давайте посмотрим, сколько уйдет времени на доставку покупок, — отозвался Рис, побуждая ее сказать еще что-нибудь.

Флавия Голдшток затаилась за пальмой, торчавшей из кадки в фойе гостиницы «Америкен Хаус». Она только что великолепно пообедала с Блэки, когда к стойке портье подошли четыре продымленных в дороге путешественника.

На двух богато одетых и привлекательных женщин она лишь бегло взглянула, сосредоточив свое внимание на мужчинах — Стоддарде Лафтоне и Рисе! Рис опять в Денвере, стал старше на пять лет и соблазнителен, как сам грех, к тому же явно богат.

При мысли о том, что два ее бывших любовника связаны деловыми интересами, она бесстыдно улыбнулась, прикрыв лицо голубыми кружевными перчатками. У Стоддарда появилось брюшко, но он был не подарком и тогда, когда она знала его в Старлайте. Удивление вызывал Рис, который всего несколько лет назад был зеленым юнцом, бегавшим за ней, как преданный щенок. Уже тогда он с жадностью учился у нее, а она мастерски обучала его. Но тогда у него не было ни цента за душой.

Рассматривая наметанным глазом его костюм, Флавия заметила рубиновую булавку, сверкавшую в его шелковом галстуке, а в камнях она знала толк. Даже его туфли были сшиты по заказу. Да, несомненно, он пошел в гору. Но что его связывало с напыщенным старым Стоддардом? Она переключила свое внимание на женщин. Одна была старше — жена Лафтона, ведьма, которая шантажом заставила этого дуралея бросить ее, оставив без цента. Конечно, все обернулось как нельзя лучше, поскольку это привело ее в Денвер. Молодая женщина была копией матушки. — «Довольно „миловидная, — подумала Флавия, — если кому-то нравятся хрупкие блондинки с ледяной водой вместо крови“.

Ее глаза задумчиво прищурились, когда Рис закончил формальности и возвратился к роскошному дивану, где скромно устроились две блондинки. Он любезно взял девушку за руку и помог ей подняться, источая это дьявольское валлийское очарование, которое Флавия находила неотразимым.

— Так вот, значит, откуда дует ветер, — пробормотала она, проверив, нет ли у Тори на руке кольца. Крупный бриллиант был заметен даже с такого расстояния. Для таких гордецов, как Лафтоны, принять в семью такого человека, как Рис, можно было только если он действительно разбогател!

Актриса Флавия Голдшток ни раньше, ни теперь не отличалась сентиментальностью, иначе бы она в итоге оказалась в зависимости от таких мужчин, как Эммет Хаузер. Но она просто купалась в мужском обожании. Когда-то она в избытке получала его от Риса. Так же как и от Стоддарда. На ее губах появилась слащавая улыбка, когда у нее моментально созрел план, как отомстить Лафтонам и одновременно возвратить привязанность Риса.

Она выплыла из-за большой пальмы как раз в то время, когда четверка направилась к лестнице отеля. Они не могли не столкнуться.

— Ой, здравствуйте. Рис! Вы ведь Рис Дэвис, не правда ли? Сколько же прошло… четыре, нет, даже не верится, пять лет? — Она протянула унизанную дорогими кольцами мягкую белую руку без перчатки, и позволила ему пожать ее.

— Мисс Голдшток, как неожиданное удовольствие, — отозвался Рис, приветствуя ее чисто формально пожатием руки, а про себя подумал: «какое неожиданное несчастье». Он криво улыбнулся и повернулся к Лафтонам, чтобы представить ее. Флавия, к счастью, была одета как дама, в элегантный синий костюм.

— Разрешите представить вам мою невесту, — он сделал на этом слове ударение, но заметил, что в темных глазах Флавии прыгают чертики, и понял, что зря старается, — мисс Виктория Лафтон, Тори. — это моя старая знакомая, Флавия Голдшток.

Тори с ужасом смотрела на приближающуюся очаровательную брюнетку. «Она! Эта артистка, с которой путался отец много лет назад. И, очевидно, Рис тоже». Она деревянно кивнула, но не улыбнулась, не посмела даже взглянуть на свою мать.

— Этот джентльмен…

— А, Стоддард, как поживаете? — прервала Флавия. — А это, конечно, миссис Лафтон, какое удовольствие! — Флавия слегка кокетливо склонила голову, театрально демонстрируя снисходительность к Хедде. — Несколько лет назад, когда моя труппа давала гастроли в Старлайте, мы были знакомы с вашим мужем. Он всегда покровительствовал искусствам.

В этот момент Рис с удовольствием поменялся бы местами с Вилли Уилкоксом и оказался бы на дне глубочайшей шахты на прииске «Леди Виктори».

Стоддард натуженно кашлянул, а Хедда взирала на нее с ледяным презрением.

Не желая упустить благоприятный момент, Флавия выпалила:

— Надеюсь, что вы не побрезгуете навестить старых знакомых, пока находитесь в Денвере, Рис. Блэки Дарго это доставило бы большое удовольствие. — Эти слова привлекли всеобщее внимание. Знаменитый главарь преступного мира Денвера был известен в Скалистых горах каждому.

Рис отбросил всякие приличия и хищно ухмыльнулся, подзадоривая ее выкинуть новый номер. — Возможно, я и навещу его. Он случайно не покровительствует искусствам? — Рис не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать, как увлажняется накрахмаленная рубашка Стоддарда.

— Конечно, дорогой. В настоящее время я играю… в Опера Хаус. Вы просто обязаны прийти на спектакль, пока находитесь в городе.

Хедда напряглась и даже вытянулась от возмущения и, казалось, стала на несколько дюймов выше. Уничтожающим тоном она заявила:

— Мой муж и я не покровительствуем музыкальным помосткам. Мы находим их слишком вульгарными, совершенно непригодными для хорошо воспитанных барышень. А теперь, прошу прощения…

— Ах, миссис Лафтон. Уверяю вас, я не выступаю на эстраде. Я исполняю драматические роли в пьесах Шекспира. Сегодняшний спектакль может представить для вас особый интерес… — Она сделала паузу, чтобы произвести нужный эффект, и обратилась к Рису и Стоддарду. — Может быть, для джентльменов это окажется даже более поучительным. «Укрощение строптивой». Будьте здоровы. — Она двинулась к выходу, шурша шелковыми юбками, ее блестящие, черные, как смоль, волосы раскачивались в такт шагам.

У нее хватило наглости подмигнуть Виктории, когда она проходила мимо нее! Тори поборола в себе желание схватить актрису за искусно уложенную прическу и выдернуть несколько заколок. А может, и выбить несколько зубов! Ужаснувшись своей вульгарной и явно ревнивой реакции, она с горящими щеками повернулась к Рису.

Стоддард, утратив напыщенность, произнес:

— Я действительно думаю… то есть моя жена и дочь действительно нуждаются в отдыхе. Рис. Я провожу их в их номера.

Рис посмотрел на Тори и увидел ее эмоциональное состояние со смешанным чувством тревоги и веселья. Она ревновала — это хороший знак, но она была и уязвлена. Плохо уже то, что его прошлые отношения с Флавией и связи с Блэки стали известны, но еще хуже было то, что актриса охмурила также Лафтона. Хедда была взбешена, а Тори выглядела потрясенной и подавленной неверностью отца.

— Стоддард, я позабочусь о том, чтобы посыльный внес наш багаж. — Он повернулся к Тори и одарил ее доброжелательной, но кривой улыбкой. — Итак, до ужина, любовь моя.

— Может быть, тебе лучше посмотреть поучительный спектакль мисс Голдшток вместо того, чтобы ужинать с нами? — колко заметила Тори.

— Тори, я уже видел игру мисс Голдшток. Не успела она отреагировать, как он подхватил ее руку и поцеловал твердыми, теплыми губами.

— Пока.

Хедда пронзила его взглядом, но ничего не сказала, и Стоддард повел женщин к лестнице.

Проследив за доставкой багажа, Рис решил нанести визит Блэки Драго в его салуне «Ведро крови». Там мало что изменилось за несколько месяцев, которые прошли со времени его последнего посещения Денвера. Он остался таким же шикарным и шумным и походил на «Голую правду», включая оборудование и меблировку, заказанных в магазинах Лоринга. Изменилось одно — в Денвер возвратилась Флавия Голдшток.

Он подошел к бару, приветствуя старых друзей и посетителей.

Большой лысый бармен широко улыбнулся ему, обнажив зубы:

— Привет, Рис. Тут многое изменилось с тех пор, как ты здесь работал, а потом уехал со своим кушем. Похоже, что твои деньги не пропали даром. Босс наверху. Он тебе лучше расскажет, мне здесь не все видно.

— Спасибо, старина Джоб. — Он стал подниматься по длинной лестнице с низкими ступеньками в личную квартиру Блэки и, подойдя к ней, постучался в тяжелую дверь орехового дерева.

— Войдите, — крикнул Драго. Погрузившись в подсчеты доходов за минувший вечер, он, даже не взглянув на вошедшего, рявкнул. — Ну? Что надо? Говорите!

— Ты не меняешься, старый ирландский плут!

— Рис! — Пожилой мужчина вздернул голову. Он явно обрадовался, увидев своего молодого протеже. — Запылился слегка в дороге, но сразу видно — процветаешь. Что тебя опять привело в Денвер? Знаю, что заем тебе не нужен.

Они сердечно пожали друг другу руки, и Рис пододвинул стул к большому письменному столу, заваленному бухгалтерскими книгами и всякой всячиной.

— Сопровождаю свою невесту в магазины Лоринга. Она обставляет наш новый дом в Старлайте — и покупает приданое.

Глаза Блэки расширились, он хлопнул себя по колену.

— Женишься, да? Я слышал, что ты выиграл салун и даже наткнулся на серебро. Похоже, ты решил остепениться. Кто же эта счастливая дама?

— Она леди, и настоящая. Виктория Лафтон. Конечно, мне могло бы больше повезти с родичами, но… — Он философски пожал плечами.

— Неужели каждый мужчина может поглупеть настолько, что захочет жениться? — причмокнул Блэки. — Ты только что спрыгнул с одного из коптильных вагонов генерала? — спросил он, осматривая задымленную одежду Риса.

— Да. Мы только что сняли номера в «Америкен Хаус».

— Странно. Я видно разминулся с вами всего на несколько минут, Я только что обедал в их ресторане. Помня о прежнем увлечении Риса Флавией, он не стал больше ничего говорить, а ждал, проявляя осторожность.

— Знаю. Твоя спутница случайно встретилась со мной… и Лафгонами в фойе отеля. Блэки поморщился.

— В нее то и дело сам черт вселяется.

— Лафтона она знает еще по Старлайту, — заметил Рис.

— Так, значит пудинг становится все толще, — вздохнул Драго.

— Когда она возвратилась в Денвер? Я думал, что она счастлива с миллионером из Сан-Франциско, — цинично заметил Рис.

Блэки пожал плечами.

— Ей всегда кровь заменяла жирная краска. Надоедает жить в одном месте, как я думаю. Или надоел он. Она собрала целую труппу артистов. Гастролировала повсюду от побережья до Миссисипи. Вернулась в Денвер через несколько недель после твоего отъезда.

— Зачем ты с ней связался? Ты же знаешь, что она из себя представляет, — спокойно произнес Рис. Теперь цинично улыбнулся Блэки.

— Ну, я-то знаю, что она из себя представляет, достаточно хорошо. Поэтому у нас все в порядке. Ни она, ни я не питаем каких-то иллюзий.

— Она же артистка, Блэки. Она создает иллюзии. Не позволяй ей делать тебе больно.

Драго усмехнулся с терпимостью умудренного годами человека и ответил:

— Знаю, что она достала тебя, дружище. Тебе преподнесли урок, как вислоухому щенку. И если ты смог разобраться в этом в двадцать семь лет, то неужели ты думаешь, что я не смогу сделать того же в свои шестьдесят пять? Намекала ли она на восстановление связи?

Рису было явно не по себе.

— Прямо не намекала. Думаю, что больше всего ей хотелось бы насолить Стоддарду и Хедде, но… черт, Блэки, не знаю, что она может выкинуть.

— Но ты-то сам знаешь, что собираешься делать. Могу поставить свой салун на то, что свои дела ты будешь делать не с какими, как Флавия Голдшток!

Рис рассмеялся, а потом опять стал серьезным.

— Теперь я легко преодолею чары Флавии.

— Из-за леди, на которой ты женишься?

— Увы, не в том понимании, которое ты в это вкладываешь, — произнес со вздохом Рис, — перед которым уныло маячила перспектива холостяцкой жизни до декабря.

Блэки налил отличного коньяка, чтобы утешить своего юного друга, и они, поделившись новостями, пустились в воспоминания о былом.

Тори крутилась в постели, потом отказалась от тщетных попыток заснуть. Поездка из долго лелеемой мечты превратилась в ужасный кошмар. Думать о том, что ее собственный папа и этот… этот бабник, за которого се заставляют выйти замуж, оба были связаны с этой потаскухой Голдшток! «Какое унижение для мамы! И еще большее унижение для тебя самой», — говорил ей внутренний голос. Самое скверное было в том, что она ревновала к этой красивой, опытной женщине! Сначала Тори не могла признаться в ревности, но вынуждена была признать эту истину, когда за ужином сидела рядом с Рисом, пытаясь оградить себя от его дразнящего очарования. У Риса была любовная связь с актрисой, женщиной старше его на много лет, с женщиной, которая все еще находила его привлекательным. А Флавия нравилась ему?

Рис лежал поперек широкой кровати в своем номере гостиницы, придерживая бокал на голой груди и уставившись в потолок. Один язычок газового светильника мерцал на дальней стене и яркая луна лила через занавеску свой профильтрованный свет. Ужин прошел кошмарно. Поверхностная любезность Хедды была на исходе. Тори ревновала и злилась из-за Флавии. Несомненно, Лаура сочла бы ревность хорошим предзнаменованием. Если ты только он оказался со своей невестой здесь, в Денвере, один, без ее родителей. Он вздохнул. Приличия не позволяют, да и Тори не согласилась бы. Если бы она прямо сейчас пришла к нему, то не была бы дамой его мечты. «Ты не можешь получить сразу и то, и другое, старый развратник». Если бы только не пришлось так долго ждать бракосочетания. Он отхлебнул виски и решил дать Кэсс четкие указания: быстрейшая доставка всех предметов, независимо от стоимости перевозки!

Но если реально смотреть на вещи, то нельзя и надеяться, что строительство дома закончится до начала октября. Он после помолвки решил не притрагиваться к другим женщинам. Джинджер сначала открыто в это не верила, потом обиженно надулась, когда он несколько недель отклонял ее приставания. Как долго он сможет продержаться?

В дверь тихо постучали. Было уже за полночь и в респектабельном отеле царила мертвая тишина. Рядом никого не должно быть. Но Рис, как азартный игрок, предчувствовал, кто может оказаться за дверью, когда он ее откроет. Он поднялся с проклятием, осушил свой бокал и босыми ногами зашлепал по полу к двери.

Флавия облизнула губы, рассматривая его обнаженный торс.

— Ну и ну! Ты мог возмужать, дорогой, но некоторые вещи не меняются, — промурлыкала она, проскальзывая в дверь и прикоснувшись пальцами к его груди. Ее ладонь мягко толкнула его в глубь комнаты, дав ей возможность закрыть за собой дверь.

— Дорогая Флавия, изменилось то, что мое финансовое положение стало иным. Когда пять лет назад я уезжал из Денвера, я был нищим служащим в заведении Блэки. А теперь, когда у меня появились средства, ты возвращаешься. Вряд ли это может удивить, любовь моя. — Голос его звучал холодно, но запах духов пробудил воспоминания, сохранившие удивительную теплоту.

Она прильнула к нему, позволив заглянуть в декольте, и одновременно гладила его спину и плечи.

— Я скучала по тебе. Рис, веришь ты этому или нет. Тогда мне надо было уйти от тебя. Это был вопрос жизни и смерти. Надеюсь, что со временем ты поймешь это… — Она сопровождала свои слова легкими поцелуями, прикусывая и пощипывая его грудь и плечо, постепенно приближаясь к его лицу.

— Теперь-то я очень хорошо понимаю. Тогда я был просто раздавлен. Но молодость устойчива. Я воспрянул. — Он начал освобождать свою шею от ее проворных рук.

Она сопротивлялась, соблазнительно прижимаясь к нему бедрами.

— Рис, я хочу тебя! Твоя юная девственница спит. Держу пари, что ты до нее еще не добрался!

— И ты это пари выиграешь. Но мне нужна она — и я намерен жениться на ней, чтобы обрести то, что желаю. — Теперь голос его звучал непримиримо.

— Но она никогда не узнает, что произошло этой ночью, — прошептала обиженно Флавия, все еще прижимаясь к нему.

— Будь я на твоем месте, любовь моя, я бы вернулся к Блэки, пока он не узнал, какая ты дуреха.

Она презрительно засмеялась, скрывая вызванный его отказом гнев.

— Ты же не боишься старика? У нас с ним полное понимание. Рис. — Коварная рука протянулась вновь. И снова он перехватил ее.

— Блэки, но он мой друг, а я не обманываю друзей.

— А невесту? — спросила она, начиная его понимать. — Ты, видно, влюбился в эту девственную ледяную принцессу. Ты большой глупец. Рис. Она отморозит тебе это, — произнесла она и, опустив руку, похлопала по ею штанам прежде, чем он успел остановить ее. Она была вознаграждена его невольной реакцией и довольно хихикнула. — Даже за неделю до свадьбы ты — похотливый жеребец — будешь, искать меня или кого-нибудь вроде меня.

Он выругался про себя и схватил ее за руки, выпроваживая за дверь.

— Я испытаю свои шансы с Тори, Флавия. В конце концов, не забывай, что я — игрок.

Проиграв, она пожала плечами, освободила свои руки. Сама открыла дверь и задержалась.

— Один поцелуй на прощанье. Рис.

Тори ходила взад и вперед по комнате, потом налила стакан холодной воды из графина, стоявшего на столике возле кровати. Приглушенный шум отвлек ее от навязчивых мыслей. Не из номера ли Риса он долетел? Нет, видимо, из соседнего номера, где находится мать. За ужином Хедда ужасно расстроилась. Тори надеялась, что она не заболела. Она и отец всегда останавливались в разных номерах, он всегда крепко спал. Может быть, ей стоит посмотреть, в порядке ли мама. Накинув на себя шелковый капот, Тори схватила ключ от своего номера и потихоньку открыла замок двери. Конечно, в такое время все тихо, никто не увидит ее в таком неприличном одеянии. Приоткрыв дверь, она еще не успела переступить порога, как заметила в коридоре какое-то движение, приоткрытая дверь Риса светилась. Он стоял за порогом своего номера полураздетый и страстно обнимал актрису!

Чувствуя отвращение и, вместе с тем, завороженная, она наблюдала, как Флавия прилипла своим телом к нему и приоткрыла рот для горячего поцелуя. Припомнив тот день на реке, Тори опять взглянула на его обнаженный торс. Мышцы его рук просто играли, когда он прижимал к себе любовницу. Кудри упали на лоб, когда он склонился над Флавией, забывшись в поцелуе.

Тори прикусила кулачок, чтобы удержаться от рыданий, потом шмыгнула назад в комнату и бесшумно прикрыла дверь. Она прислонилась к двери, ее щеки обжигали слезы. Она дрожала от боли, такой невыносимой, такой необычной, напугавшей ее. Мать предупреждала, что он за тип. Почему же она должна расстраиваться или удивляться его мерзкому поведению? Хедда учила ее быть благодарной судьбе, если муж будет искать плотских удовольствий где-нибудь в другом месте и оставит ее в покое. Тогда почему же она чувствует, что ее предали, испытывает такую смертельную боль?

Глава 13

Компания Лоринга по доставке грузов и ее склады занимали целый городской квартал, не считая конюшен и загонов для мулов и ослов на задах главной конторы. Рано утром на второй день пребывания в Денвере Рис сопровождал Тори и Хедду на встречу с Кэсс Лоринг для выбора внутреннего убранства Логова дракона. У Стоддарда нашлись дела в этом шумном столичном городе.

Хедда, как всегда, держала себя надменно и высокопарно, а Тори была очень тихой и напряженной. Рис отнес ее подавленное настроение к предсвадебным переживаниям, полагая, что удовольствие от щедрых закупок в магазинах Лоринга поднимет ее настроение. Они вошли в главную контору, где за письменными столами трудились с полдюжины приказчиков, выписывая и оформляя квитанции. Поздоровавшись с молодым человеком по имени Честер, Рис получил в ответ широкую улыбку и объяснение, что миссис Кэсс находится внутри помещения, выполняет специальный заказ.

Рис провел своих спутниц через целый лабиринт контор и конторок в огромное складское помещение в конце заставленного коридора. Войдя в помещение склада, он продолжил путь, обходя коробки, тюки и бочки, и подвел женщин к открытой погрузочной площадке в задней части склада. В самом конце площадки девушка-подросток, возмутительно одетая в мальчишеские рабочие брюки и мешкообразную рубаху, отмечала мешки с мукой в то время, как извозчик выносил их. С ней столкнулся какой-то мальчик, чуть ли не опрокинув ее на бородатого мужчину.

— Билли, чертенок, я спущу кнутом кожу с твоей задницы, если ты не прекратишь тут шнырять! — закричала она на виновника, который бросился на руки яркой женщине, поднимавшейся по наружной лестнице.

— Кили, я предупреждала тебя насчет ругани! — заявила эта дама с уверенной властностью в ясно звучавшем голосе.

У нее были такие же, как и у девушки, светло-рыжие волосы и золотистые глаза, но женщина постарше была одета в приличную темную юбку и белую блузку.

— Ма, я от тебя слышала и похлеще, — ответила девушка, сердито смотря на темноволосого мальчика. — Билли просто сводит меня с ума, когда я здесь работаю.

— Я ругаюсь на своих мулов… и только в дороге. Нельзя так бранить своего брата. Что скажет отец, если услышит?

— Возможно, он не пустит ее на пикник в субботу, если она не исправится, — послышался низкий мужской голос.

К ним подошел высокий, худощавый мужчина с зачесанными назад темными волосами и точеными чертами лица человека из привилегированной среды. Взяв извивающегося мальчишку из рук матери, он сказал:

— И ты, молодой человек, тоже будешь лишен пикника, если не перестанешь мучить Кили.

— Вижу, что здесь ничего не меняется, — Рис подошел к удивительной паре и их детям.

На лице Хедды было написано презрение, а Тори была шокирована внешностью и разговором девушки. Обе стояли у ворот склада в то время, как Рис обменивался сердечными приветствиями со своими друзьями.

Повернувшись к своей невесте, он сказал:

— Хочу представить вам необычных дам. — Он подмигнул Кили, которая пожирала его глазами, как обожающий щенок, и добавил:

— Веди себя теперь получше, обещаешь, милая?

— Обещаю, Рис, — выдохнула она, с подозрением глядя на двух элегантно одетых женщин.

— Это — моя будущая супруга, мисс Виктория Лафтон, а это ее мать, миссис Хедда Лафтон. — Вновь обратившись к своим друзьям, он представил их:

— Познакомьтесь, пожалуйста, со Стивом и Касс Лоринг, владельцами этого небольшого предприятия — ну, конечно, и двумя из их трех отпрысков, с Кили и Билли.

Касс грациозно подошла к стоявшим поодаль дамам, чтобы поприветствовать их, а Стив приподнял свою элегантную плоскую коричневую шляпу.

— Рис всегда радовал нас сюрпризами, но на этот раз он превзошел сам себя! Очень рада познакомиться с вами, миссис Лафтон и мисс Лафтон, — произнесла рыжеволосая.

Подойдя к женщинам вслед за женой, Стив церемонно поклонился:

— Я просто в восторге от удачи этого мошенника.

С проседью на висках, в безукоризненно сшитом костюме, он выглядел олицетворением воспитанного джентльмена из восточных штатов. Хедда слегка оттаяла и ответила ему холодной улыбкой. Тори почувствовала себя ошеломленной, когда к ним подо ли и двое детей и все стали задавать вопросы о неожиданной помолвке Риса.

Кэсс как хозяйка распорядилась, чтобы дети вернулись к своим занятиям.

— Уверена, что позже вы еще увидитесь с Рисом, — добавила она, безоговорочно удаляя их.

От «Кэсс не ускользнула настороженность невесты и будущей тещи.

— Пожалуйста, заходите в помещение. Мы добавили еще один светлый офис, где можем спокойно поговорить.

— Я привез с собой Тори и миссис Лафтон для того, чтобы они заказали всю мебель, обои «и ковры для дома, который я строю в Старлайте.

— У меня такое чувство, что многое произошло с тех пор, как вы выиграли тот салун, — заметил Стив, изогнув брови. Он окинул хладнокровным взглядом дорогую одежду молодого человека. — Значит, дом в Старлайте, да?

— Через Блэки до меня дошли некоторые слухи о новом большом месторождении серебра в горах Сан-Хуане, — взволнованно вставила Кэсс.

Брови Хедды взлетели вверх, когда эта женщина Лоринг запросто упомянула Блэки Драго, пользующегося дурной славой.

— Может быть, будет лучше, если ты выберешь все без меня, дорогая моя Виктория. Я чувствую, что у меня начинается ужасающая головная боль. — Она вздернула голову в сторону Тори. Та ограничилась кивком, сердясь и чувствуя себя брошенной, но не решаясь протестовать. Ей тоже хотелось бежать от друзей Риса.

— Может, мне пойти с тобой, мама?

— Уверен, что твоя мама почувствует себя прекрасно, если немного отдохнет. Я скажу кучеру, чтобы он отвез ее домой, — предложил Рис с явным удовольствием.

— Почему бы нам не предложить Кэсс и Виктории обсудить Вопрос об убранстве? — спросил Стив. — A когда мы проводим миссис Лафтон к экипажу, ты мог бы взглянуть на пару первоклассных лошадей, которых ты Рис, я думаю, ты оценишь по достоинству. — Он элегантно поклонился Тори, слегка, но очень интимно поцеловал в щеку Кэсс и потом галантно предложил руку Хедде.

Направившись в переднюю часть здания, мужчины завели спор о рысаках. Хедда важно вышагивала, высоко подняв голову. Она ни разу не обернулась и не взглянула на Тори.

Кэсс привела гостью в большую, красиво оформленную комнату, и предложила ей присесть. Тори словно утонула в большом кожаном кресле, но, откинувшись, поняла, что кресло вполне удобное.

Раскрыв сумочку, она достала поэтажный план застройки Логова дракона, которым снабдил ее Рис, и сказала:

— Мне надо заказать у вас уйму всего, миссис Ло…

— Ваша мать не переваривает Риса, верно? И пожалуйста, называйте меня просто Кэсс. — Своими ясными глазами цвета янтаря она испытующе смотрела на утонченные, но напряженные черты лица своей юной подопечной.

Тори почувствовала, как ее лицо начинает гореть от смущения.

— Вы очень прямолинейны, миссис… Кэсс. Полагаю, что мама не скрывает своих чувств, но ведь это бракосочетание не из обычных.

Кэсс негромко рассмеялась и облокотилась на край большого дубового стола.

— Не существует обычных бракосочетаний. Судя по поступкам Риса, он добивается вас. Тори выпрямилась в кресле.

— Но это же обычное явление!

— Не всегда. Я заставила Стива жениться на мне, пригрозив ему, что повешусь, но это другая история, — спокойно заметила Кэсс, в то время как глаза Тори расширились. — Вы любите Риса!

От такого уверенного утверждения Тори чуть не задохнулась.

— Я не… — заикнулась она и остановилась, ошеломленная таким интимным поворотом, который принимал их разговор. — То есть мои чувства к Рису Дэвису не имеют отношения к нашей свадьбе.

Она выглядела такой заброшенной и вместе с тем озлобленной, как маленький пушистый котенок, за которым гонится большой бульдог. Или, может быть, валлийский терьер! — размышляла Кэсс. — Поверьте мне, чувства всегда оказывают воздействие на бракосочетание, — увидев, как Тори напряглась, Кэсс изменила подход. — Просто запомните, если вам понадобится друг — или вы захотите поговорить с кем-то, кто знает Риса с детских лет, то знайте, что во мне вы найдете внимательного слушателя. А теперь давайте взглянем на ваш список.

Просмотрев длинный список заказов и поэтажные планы, Кэсс даже присвистнула от удивления:

— У нас уйдет весь день, а, может быть, и больше, чтобы отобрать все эти предметы. Рис действительно стал богачом.

— Да, можно сказать, что стал, — ответила Тори с оттенком горечи в голосе. Будь проклят тот день, когда этот беспринципный картежник появился в Старлайте и перевернул вверх тормашками всю ее жизнь!

Они весь день рассматривали каталоги и ходили по разным залам с мебелью, хрусталем и люстрами, осматривали куски обоев и даже новейшие кухонные плиты. По мере того, как бежал день, в сознании Тори начала созревать одна мысль. Кэсс бегло пролистала несколько разделов каталога с яркими картинками, нелепыми кроватями с балдахинами и целым набором абсолютно неприличных статуэток.

— Блэки заказывает для своих помещений такого рода вещи, — хихикнула Кэсс. — Вам отсюда ничего не подойдет.

Потом Тори в самом углу склада заметила обнаженного купидона, который с многозначительным видом сидел на краю фарфоровой ванны с ножками в виде звериных лап. Она поняла, как отомстить Рису.

Поздно вечером того же дня, после ужина в элегантном ресторане гостиницы. Тори извинилась перед женихом, родителями и Лорингами, которых пригласил Рис. Сославшись на крайнюю усталость, она чуть ли не убежала из зала. Оказавшись в своей комнате, она составила подробный список вещей для спальни. Она видела, как подписывается Рис на различных юридических документах за последние несколько недель. Тори несколько раз попыталась изобразить его подпись. Когда, наконец, подпись ей показалась похожей, она подписала заказ.

— Если я передам его в день нашего отъезда, то вполне хватит времени, чтобы все это своевременно доставили в заведение, где работает Джинджер».

Могут возникнуть осложнения, когда повозки должны будут завернуть в салун «Голая правда», но она, когда приедет домой, что-нибудь придумает, чтобы это не вызвало недоумения. Груз действительно предназначался для Логова дракона, особенный свадебный подарок от нее своему жениху.

— Мне это не нравится, Стив. Девушка выглядит такой несчастной. И эта матушка — куль со льдом! — Кэсс откинула свои доходившие до пояса волосы, наблюдая, как муж снимает с себя выходную одежду.

Стив ухмыльнулся. Зная, что выражают ее янтарные глаза, он предвкушал, как окажется с ней в постели.

— Стоддард Лафтон — надутый индюк, а его жена ледышка. Но Тори именно такая женщина, какую всегда хотел найти Рис, Кэсси. Леди с родословной. Теперь он достаточно разбогател, чтобы позволить себе такую.

Кэсс отложила расческу и произнесла:

— Стив, она любит его. Вот что самое удивительное! И дело тут не в том, что он не может увлечь такую, а в том, что она пытается заглушить свои собственные чувства. Уверена в этом. Он, наверное, каким-то образом принудил ее к замужеству…

— И она его за это презирает? — отозвался он вопросительно и подошел к ней погладить ее переливающиеся волосы. — Мы не можем помочь им, Кэсси. Знаю, что сегодняшний ужин оказался неудачным, но мы старались развлечь их. А Лафтоны — настоящие снобы.

— Бедный Рис, остается лишь надеяться, что он знает, на что идет. — Она прижалась к его груди, когда он наклонился и обвил ее руками.

— Ни один мужчина не знает, что его ждет, когда он выбирает себе жену. Пускай он сам набивает себе шишки, как и все мы, несчастные. — прошептал он, пощипывая губами и целуя ее шею.

Ее возмущенный протест умолк, когда он сгреб ее в охапку и отнес на красивую кровать орехового дерева в центре комнаты.

Тори стояла среди полного беспорядка. Возчики выгрузили бархатные диваны, мягкие кожаные кресла и массивные столы из красного дерева. Она показывала, куда надо поставить каждую вещь, и в то же время следила за работой обойщиков и за рабочими, которые устанавливали огромный хрустальный канделябр в прихожей. Все работы будут закончены в течение недели. Ну, почти все. Ее тайный заказ еще не пришел, но она щедро подкупила агента на пересылочном пункте, сказав ему, что она приготовила сюрприз для своего мужа. Он без лишних слов перешлет его из салуна в дом.

Рис периодически заезжал, интересовался, как у нее идут дела, был в восторге от проявляемого ею энтузиазма по благоустройству Логова дракона. Все заказанное говорило о ее изысканном вкусе, от белоснежных обоев в зале для танцев до кружевных занавесей, свисавших в гостиных от потолка до пола. Каменные экраны ручной работы изображали сцены охоты на лис и буколические пейзажи. В кабинете Риса установили старинные часы с негромким боем. Это была единственная комната, в выборе обстановки для которой участвовал и он. Туда внесли также крепкие кожаные кресла и диван, установив их рядом с письменным столом.

— Поставьте в передней гостиной, Луис, — приказала она возчику, который нес обтянутую бархатом кушетку из вишневого дерева с такой легкостью, как будто она весила не больше перышка. Выполняя ее указания, он понес кушетку в нужную комнату. Тори шла за ним, чтобы решить, на какое именно место ее поставить. Когда Луис ушел за остальной мебелью для гостиной, она потерла висок.

— Устала, любовь моя? — раздался низкий заботливый голос Риса, он положил руки ей на плечи и начал массировать ее хрупкие ключицы и шею.

Тори захотелось расслабиться и покориться ею силе, но она устояла.

— Уже поздно. Я не ждала тебя сегодня после обеда. Ей было трудно освободиться от колдовского обаяния его рук, и она ненавидела себя за это.

Гладя ее шею, он нагнулся и слегка поцеловал ее.

— Как же я могу не приезжать сюда? Тори отступила в сторону.

— Пожалуйста, не надо. Рис! Могут увидеть слуги. Это неприлично!

— Когда мы останемся наедине, это не может быть неприличным. Тори. Ты всегда находишь какой-нибудь предлог, чтобы не позволить мне прикоснуться к тебе… но не потому, что тебе это не нравится.

— Джентльмен никогда не скажет такую вещь даме!

Правда уколола ее. В последние недели Тори становилось все труднее оставаться с ним наедине. Рис всегда находил возможность украдкой поцеловать ее, прикоснуться, приласкать, когда никто этого не видел.

— Тори, ты настоящая дама, и я отношусь к этому с уважением независимо от того, веришь ты этому или нет, — терпеливо пояснил он, стараясь не выдать своего разочарования. — Я не хотел напугать тебя, любовь моя. Просто… — Он подошел к открытому окну и стал смотреть в него с несчастным видом. «Как можно объяснить хорошо воспитанной невесте, что ты похотлив, как лонгхорнский баран перед случкой?» — Ты отскакиваешь, словно кошка, всякий раз, когда я подхожу к тебе. Это ненормально. Тори!

Она рассердилась и напряглась, ей не понравилось, что он видит ее насквозь.

— В наших отношениях ничего нет «нормального», Рис. Ты знаешь об этом с самою начала.

— Но ты все усугубляешь. После нашей поездки в Денвер в прошлом месяце, похоже, ты стала жалеть о случившемся больше, чем прежде. Почему? — его потемневшие глаза пристально смотрели на нее.

— Скажем так, что твой выбор друзей оказался для меня поучительным.

— Уверен, что ты имеешь в виду Флавию. Она — часть моего прошлого. Тори. Забудь о ней.

«А ты сам забудешь ее. Рис?» — подумала она.

— Артистки, головорезы, женщины, занимающиеся извозом. Ясно, что я нахожу все это неприятным. Так же, как и мои родители. Мама…

— Твоя дорогая матушка, — прервал он со стальной ноткой в голосе, — нашла, что Стив Лоринг — настоящий джентльмен. Еще бы, ведь он даже республиканец. Никто из вас не ужинал с Блэки, который, я мог бы добавить, является хорошим приятелем Стива и Кэсс. Как же, по твоему мнению, изысканный аристократ из Филадельфии сумел вынести пятнадцать лет супружеской жизни с женщиной, занимающейся извозом?

— Не имею ни малейшего понятия! Жаль, что у нее нет сестрички, поджидающей тебя.

Тори прошмыгнула мимо нет о и отправилась в зал для танцев, где старательно трудились два обойщика.

Через плечо она бросила:

— Может быть, тебе стоит подождать пару лет, пока подрастет Кили? Уверена, что ты подойдешь ей.

Вспомнив девушку — пятнадцатилетнего сорванца, которая поносила Билли на погрузочной площадке, Рис не смог удержаться от смеха.

— Я не ворую трудных детей. И из-за того, что я восхищаюсь Кэсс и хотел бы, чтобы ты с ней подружилась, не надо делать вывод, что я хочу жениться на женщине, похожей на нее. Я выбрал тебя. Тори! — Он догнал ее у большого стояка у нижней ступеньки лестницы и повернул лицом к себе. — Покажи мне второй этаж. Я еще не видел, как он обставлен.

— Не стоит… там пока что ничего серьезного не сделано. Обои не поклеены, не постелены ковры в комнатах для гостей, — объяснила она, стараясь выиграть время.

— А как наша спальня с детской комнатой? — спросил он, пытаясь возобновить старый серьезный спор.

Она уперлась ладонями в его грудь, чтобы сохранить достаточное расстояние между ними, судорожно думая, как поступить.

— Ничего еще не сделано и в основной спальне. Я заказала некоторые особенно дорогие украшения. Кэсс придется выписывать их из восточных штатов.

Его глаза загорелись Кровать я могу подождать, — произнес он с дьявольской ухмылкой. Его вознаградило то, что она вся зарделась.

Тори слегка улыбнулась и заставила себя взглянуть в его дразнящие глаза.

— О спальне и детской я думаю особо. Рис. Поскольку мне придется делить ее с тобой, я хочу достойно украсить ее. Обещаю, что до свадьбы все будет готово, но, пожалуйста… — она замолчала и испытывающе посмотрела в его темно-голубые глаза, умоляя его своим аквамариновым взглядом, — пусть это будет моим сюрпризом для тебя, хорошо?

Он почувствовал, как ослабло давление ее ладоней и опять привлек ее к себе.

— Но не позже нашей брачной ночи, любовь моя, — произнес он хриплым голосом.

Быстро осмотрев еще не прибранную прихожую, он вывел ее через широкую парадную дверь на просторное крыльцо. Ее шелковая блузка с кружевными сборками облегала округлые формы, придавая ей скромную и благопристойную женственность.

Он прижал Тори к груди, быстро и жадно поцеловал ее. Вздрогнув, она полуоткрыла рот и почувствовала, как он лизнул языком ее губы и тут же убрал его, так что она не знала, не показалось ли ей это.

— Но в общем-то неважно, готова спальня или нет, — прошептал он. — Мы можем воспользоваться комнатой для гостей, если возникнет такая необходимость! Будет о чем рассказать потом нашим детям, правда. Тори?

Сказав это, он сразу же ушел, быстро сбежав по широким каменным ступенькам. Он не видел холодной улыбки, которая едва коснулась ее искривленных губок. Тори наблюдала, как он вскочил на своего Блэк-джека.

— Погоди, Рис Дэвис… Просто погоди еще немного.

— Приехал епископ — из самого Денвера — крикнул пьяный шахтер, вваливаясь в салун «Голая правда». — Когда Рис Дэвис завязывает узел, то он делает это надежно, — заявил он под нарастающий вокруг гомон.

Кто-то предложил выпить всем вместе за здоровье хозяина популярною салуна и за его семейное счастье. Со стаканами и пивными кружками в руках шахтеры и пастухи вместе с прислугой высыпали на улицу, смешавшись с опрятно одетыми бизнесменами и владельцами скотоводческих хозяйств. Всем захотелось посмотреть на главу епископальной церкви штата Колорадо, который проделал такой дальний путь из центральных районов штата лишь для того, чтобы обвенчать нового любимца Старлайта.

Событие представляло ценность для журналистов. Майк Меньон проталкивался с ручкой в руке через толпу, чтобы взять интервью. Ругаясь вполголоса, что священник приехал раньше времени — его ждали в Старлайте только завтра, — он потряс головой, чтобы немного прояснить мозги после затянувшихся праздников. Правда, учитывая все обстоятельства бракосочетания Риса с Тори Лафтон, Майк не был уверен, был ли это праздник или панихида.

Вилли Уилкокс, нос картошкой, сбежавший с рудника, чтобы поприсутствовать на предстоящих торжествах, оказался во главе стихийно возникшего комитета по встрече гостей. Качаясь как осина во время шторма, он церемонно сдернул с себя шляпу перед важной персоной, сидевшей в небольшой двуколке черного цвета.

— Приветствую, Ваше преподобие! Так рад видеть вас! Стоило столько ехать, чтобы спасти наши бедные души от греха пьянства.

Епископ Грей, маленький и тонкий, как тростинка, человек с серьезными манерами, вышел из коляски и вступил в разговор с Вилли:

— Вы сами пьяны, сэр.

— Верно, я наклюкался. Но разве ваше преосвященство не понимает, что когда настоящий живой епископ забрался в такую даль, в горы Сан-Хуана, чтобы обвенчать моего хозяина и его милую, ну, просто нельзя не отметить это!

— Это, пожалуй, правильно, — мрачно согласился священник, а толпа ревом поддержала говорившего. Епископ увидел, что не может проехать через толпу.

К епископу пробился невысокий шустрый мужчина в котелке, с ручкой и блокнотом в руках.

— Ваше преосвященство епископ Грей? Меня зовут Майк Меньон. Я издатель газеты «Плейн спикер». В обмен на несколько ваших слов я расчищу для вас путь.

— Может быть вы будете столь любезны и укажете мне путь к дому Риса Дэвиса? Меньон покраснел как рак.

— К-хе, жених обитает в этом заведении, — объяснил он, указывая на «Голую правду», — но ведь человек вашего ранга не может встречаться с ним здесь?

Глаза старого священника забегали.

— Это может вызывать скандал, мистер Меньон.

— Может лучше указать, где находится их новый дом? — проявил инициативу Майк.

— Клянусь, что это гораздо лучше. Ведите, сэр, показывайте дорогу.

Рис стоял у окна на втором этаже и наблюдал за происходящим внизу. На улице было необычно тепло и голоса четко доносились через открытое окно. Он отпил глоток бренди и смотрел, как Майк Меньон уводит епископа в другое место. Завтра его обвенчают… и завтра ночью? Он чуть ли не простонал вслух, думая об этом. Недели жизни без женщин могли обессилить его.

«Она леди. Не могу же я просто проткнуть ее, особенно в первую же ночь», — думал он. Рису никогда в жизни не попадалась девственница. У него было много женщин. Но ни одной девицы, действительно его женщины. Последнее утверждение он несколько поправил с виноватым вздохом. Конечно, Джинджер Вогель не была девицей, но она полюбила его. Он все еще помнил их сладостные игры в постели и вспоминал ее с нежностью. Ему не хотелось делать ей больно, когда, после помолвки с Тори, он прервал прежние отношения с Джинджер. Как-то, возвратившись в прошлом месяце из Денвера, он выпил лишнего и позволил себе расслабиться. Нет, щелкнул он языком, последнее утверждение стоит исправить. Джинджер очень ловко подпоила его и соблазнила.

Как же быть с Джинджер? Салун ему больше не нужен. Рудник «Леди Виктори» и земельные операции сделали его миллионером — теперь ему принадлежал даже банк! В течение нескольких недель он подумывал о том, чтобы продать ей «Голую правду», но всякий раз, когда он затрагивал этот вопрос и пытался объяснить, как она будет расплачиваться из доходов в течение нескольких следующих лет, на ее лице появлялось задиристое выражение и она заявляла, что не нуждается в его благотворительности.

— Значит, тебе действительно все это нужно? Епископ из Денвера и тому подобное. Неужели местные священники не устраивают Лафтонов? — Джинджер стояла на пороге комнаты, ее кошачьи глаза затуманились слезами.

До самого последнего момента она надеялась, что он одумается. Каждый раз, когда он возвращался с прогулки с Тори Лафтон, он казался обескураженным и мрачным. И каждый раз Джинджер пыталась его утешить и соблазнить. Теперь она порицающе смотрела на дорогую рубашку из белого шелка и черный шерстяной костюм, висевшие в открытом шкафу.

— Что же, — горько вздохнула она, — ты будешь чертовски привлекательным женихом.

Он подошел к ней и нежным голосом сказал:

— Благодарю за комплимент, но относительно епископа ты не права. Это предложил я, а не Лафтоны. Она смачно выругалась и добавила:

— Тебе хочется взобраться еще выше, да? К ней вернулась прежняя бравада беспризорницы, она прошелестела мимо него своими юбками, подошла к столику с мраморным верхом, на котором стоял графинчик с бренди. Она налила обоим и протянула ему бокал.

Джинджер чокнулась с ним и сказала:

— Не позволяй ей делать тебе больно. Рис.

— Джинджер, ты единственная в своем роде, знаешь ли ты это? Необыкновенная женщина! Мне нужна твоя помощь в моем заведении. Черт, не могу же я теперь управлять им, — он немного помолчал.

— Я не возьму его у тебя, — упрямо заявила она, потом криво ухмыльнулась. — Но поскольку тебе требуется помощь, то я готова заняться им ради тебя. В качестве дружеской услуги.

Он наблюдал, как она медленно выходила из комнаты, раскачивая пышными бедрами, еле прикрытыми тонкой накидкой из красного шелка. «Не позволяй ей причинить тебе боль. Рис». Он выругался и повернулся спиной к окну.

— Ой-ой-ой, совершенно восхитительно, — ворковала Лаура Эверетт, подняв на свет прозрачную бледно-розовую ночную рубашку из тончайших кружев.

— Вы говорите это потому, что сами купили мне очень неприличную вещь, — и торопливо добавила:

— Выглядит мило, но… рубашка насквозь просвечивает.

Лаура положила рубашку на кровать в кучу свадебных нарядов, которые они укладывали и заметила:

— Я через нее ничего не увижу. Рис увидит. — Она увидела, как яркая краска заливает лицо Тори. — Дорогая моя, говорила ли с тобой мать об этом? — проницательно спросила она.

— Конечно, Лаура. Я как-нибудь справлюсь. Полагаю, что это удается всем женщинам, — сказала она, торопясь прекратить разговор на эту тему.

— Именно так я и думала. Долг, воздержанность и прочая чепуха, именно это Хедда наговорила тебе, правда? — Лаура сделала особый подарок невесте, чтобы получить предлог побеседовать с ней.

— Обязанность жены — подарить мужу наследника. Это — реальный факт, совсем не чепуха. А теперь, пожалуйста, давайте не будем говорить на эту неприятную тему. Я знаю, что мне надо делать, — добавила Тори, испытывая большое смущение.

Она складывала тонкое полотняное белье и укладывала его в сундук.

— Куда задевалась Бесси? Все это следовало делать под моим присмотром, — недовольно заметила она.

Лаура поднялась, обошла вокруг кровати и, подойдя к Тори, обняла ее, как крайне редко делала Хедда.

— Виктория, дорогая моя! Боюсь, что у тебя нет ни малейшего представления о том, что тебе следует делать или чувствовать. Буду с тобой совершенно откровенна, поэтому присядь и давай немного поговорим о первых брачных ночах.

Тори любила Лауру Эверетт как дорогую тетушку и даже, если быть совершенно честной, как заботливую поучающую матушку, чего ей недоставало в Хедде Лафтон. Она послушно села на кровать рядом с Лаурой, забыв о разбросанной одежде, коробках и сундуках.

— Когда муж впервые вступит с тобой в супружеские отношения, у тебя могут быть неприятные ощущения. Очень небольшие, если он не станет торопиться и осторожно лишит себя девственности, — начала по-деловому объяснять Лаура. — Говорила ли тебе мать что-нибудь о физиологических функциях организма? — Достаточно было взглянуть на широко раскрытые удивленные глаза Тори, чтобы получить ответ на этот вопрос. — Я так и думала, — сухо заметила Лаура. — Ну что же, тогда давай начнем с самого начала…

К тому времени, когда она закончила свое изложение, глаза Тори готовы были выскочить из своих орбит.

— И… вы действительно получали удовольствие от этого? — Ее голос перешел в девичий писк. Лаура печально улыбнулась.

— Больше, чем ты могла бы себе представить, моя дорогая. Но думаю, что скоро ты поймешь это, если не будешь мешать себе самой. Самое печальное то, что у нас с Джекобом так и не появились дети, но тридцать три года мы принадлежали друг другу. Любовь между мужем и женой — это радость во всей полноте этого слова. Не обязанность — если только ты сама не настроишь себя таким образом.

Тори пожала плечами, пытаясь совместить точку зрения Лауры со взглядами матери. Ей казалось ужасно непорядочным по отношению к своим родителям сравнивать их стерильную семейную жизнь с жизнью Эвереттов, полной любви.

— Но… но Джекоб был джентльменом, внимательным к другим, утонченным человеком. Рис же… — Она подбирала слово, которое не обидело бы Лауру, потому что считала, что тетушка пригрела на своей груди змею.

— Рис — проходимец и плут, — закончила за нее Лаура. — Он слегка неотесан, но умен и обаятелен. К тому же дьявольски красив и, я не сомневаюсь, набрался большого опыта в обращении с женщинами.

Тори почувствовала в этих словах горький укол.

— Да, тут он основательно напрактиковался, но те женщины не относились к числу благовоспитанных дам, — произнесла она с максимальной гордостью, на какую была способна.

— Но ты именно дама! Это — одна из причин, почему Рис увлекся тобой. Он берет тебя в жены, Виктория, а не Джинджер Вогель!

В глазах Тори светился холодный аквамарин, губы были вызывающе сжаты — Лаура очень хорошо знала, что это значит.

— Предоставь ему шанс — не отказывай в шансе и себе, дорогая. Я знаю, что тебя влечет к нему, так же как и его к тебе, — она успокаивающе подняла руку. — Пожалуйста, не отрицай этого! Я же не слепая. Послушайся веления своего сердца. Уверена, что даже если ты сейчас думаешь, что не любишь Риса, то после завтрашней ночи ты его горячо полюбишь! — добавила она.

С чувством горькой обиды Тори вздохнула. Лаура права в отношении непостижимого, дьявольского влечения, оно появлялось всегда, когда этот чурбан приближался к ней. Но Лаура была не права, ужасно не права, когда считала, что Рис любит ее. За его спиной в прошлом и настоящем две потаскухи — Джинджер Вогель в Старлайте и эта гнусная актриса в Денвере. «Я лишь стану для него украшением, дорогой побрякушкой, которую он будет демонстрировать перед респектабельными людьми».

«Разве это любовь?» — думала она. В этот момент Виктории Элизабет Лафтон хотелось лишь одного — отомстить.

Глава 14

Стоя в середине хозяйской спальни вечером накануне свадьбы. Тори не испытывала уже такой уверенности, что осуществит план отмщения. Стены и мебель, казалось, подступили к ней вплотную. С высокого потолка огромной комнаты свисали две красные лампы гаремного типа, язычки газовых горелок отражались в них от красных бархатистых обоев. Большой бронзовый купидон примостился на спинке просторной кровати, дабы наблюдать, что происходит на ее роскошной поверхности… и, возможно, давать какие-нибудь непристойные советы. Кровать была завешана просвечивающим многоцветным стеклярусом, который позванивал и поблескивал от малейшего движения. Господи, не использует ли он одну из бечевок с нанизанными бусинками, чтобы удавить ее? Она содрогнулась и отвернулась от кровати.

И в остальном комната выглядела так же безрадостно. Перед большим передним окном стояла большая статуя языческого бога Пана, играющего на флейте, и непристойно подмигивала девушке. Стены завешаны огромными зеркалами с выгравированными завитушками на позолоченных рамках. Даже ковры усиливали ощущение удушья. Они были изготовлены из экзотических шкур леопардов и тигров. Были сохранены оскалившиеся пасти и выпущенные когти.

Когда она рассматривала отдельно каждую вещь и отбирала их с детским ревностным азартом, то ей представлялось, что они ярко продемонстрируют Рису Дэвису, что она думала о его грубых потугах достичь утонченности. Он бахвалился своим богатством и купил себе жену, чтобы она была эдаким украшением. А Тори в ответ превратила их комнату для медового месяца в настоящую пародию помещения для новобрачных. Но теперь, когда все было расставлено и разложено по своим местам накануне того дня, когда Тори должна была поступать в его распоряжение на всю оставшуюся жизнь… собственная мелочность вызвала у Тори отвращение.

И она испугалась. На какое-то мгновение она даже подумала, не убрать ли кое-что из обстановки. Два специально нанятых рабочих трудились весь день, чтобы собрать и установить тяжелые предметы. Нет, она не может разбирать теперь то, что создавала с таким усердием.

— Он станет моим мужем. Сможет делать со мной все, что захочет, и жаловаться мне будет некому, — слова Тори глухо отразились в большой, чересчур заставленной мебелью комнате. Возможно, он побьет ее — или с позором прогонит. Тогда ее жертва ради Сандерса и попытка спасти честь семьи окажутся напрасными. Нет, Рис Дэвис слишком горд и упрям, чтобы публично признать свое поражение. Азартный картежник захотел даму. Он пошел на сделку, хотя знал, что она о нем думает. Тори распрямила плечи и направилась к двери. Позолоченная дверная ручка издала скорбный щелчок, когда Тори открыла и закрыла дверь. Ни разу не оглянувшись назад, она решительно спустилась вниз по широким ступенькам к ожидавшей ее карете.

Рис стоял при входе в церковь, наблюдая, как к нему приближается прекрасное видение в белом шелке и кружевах. Лицо Тори скрывали целые ярды белого тюля. Рис ничего не мог определить по выражению ее лица, но заметил, как она прижималась к руке отца, который медленно вел ее по проходу церкви. Богато украшенная церковь была заполнена до отказа и людьми, и цветами. Вся элита Старлайта и близлежащих мест сидела на передних скамейках. Многие друзья Риса из менее респектабельных и набожных районов города толпились в конце: Джинджер среди них не было. Но Лиззи Кастус и Кармелита Санчес сидели в углу, по столь торжественному случаю они скромно оделись и закрыли лица вуалями.

Тори смотрела на Риса из-под опущенных ресниц. Судьба неумолимо приближала ее к важному рубежу. В одном отношении Лаура была права. Жених выглядел великолепно. Солнечные лучи, проникавшие через запыленные окна над алтарем, золотили его кудрявые каштановые волосы, придавая им красновато-коричневый оттенок.

Она чувствовала, что зоркие голубые глаза оценивают ее, пытаются угадать ее сокровенные мысли. Неужели он хочет завладеть не только моим телом, но и душой!.

Рис протянул большую теплую руку к ее холодной маленькой руке. Он ободряюще пожал ее пальчики, взяв Тори за руку, помогая ей встать на колени перед епископом Греем. Когда священник начал длинную, тщательно отработанную церемонию. Тори охватила дрожь. Он исподтишка глядел на изящный профиль девушки и перехватил ее взгляд, когда она посмотрела на него. Она тут же отвела глаза, опустив ресницы.

Рис произносил слова клятвы глубоким, звучным голосом, который отдавался в толпе мелодичным эхом. Тори повторяла их тихо, почти шепотом, как будто механически декламировала их, не испытывая никаких эмоций. Когда пришло время надеть тяжелое золотое кольцо на ее палец рядом с экстравагантным бриллиантом о помолвке. Рис предполагал, что невеста попытается уклониться или проявит сдержанность. Но Тори удивила его и положила свою узкую, изящную ручку на его ладонь. Он надел кольцо, а другой рукой нащупал ее пульс на запястье. При его прикосновении пульс резко участился, у Риса это вызвало еле заметную улыбку.

Когда были произнесены последние благословения и новобрачных попросили встать. Тори подумала, что не удержится на ногах, если Рис перестанет поддерживать ее локоть. По-хозяйски взяв Тори под руку, он повел ее вдоль длинного прохода. Она высоко несла голову, не обращая внимания ни на завистливые взгляды ветреных красавиц, вроде Лиззет Джонсон, ни на завуалированное неодобрение многих видных граждан.

Рис тоже видел, что собравшиеся испытывают весьма разнообразные чувства. Это могло бы его позабавить, если бы не бледность и дрожь невесты. Примерно в середине прохода, поравнявшись с Чарльзом Эвереттом. Тори заколебалась и даже оступилась, но быстро оправилась. Рис любезно кивнул надменному глупцу, ведя Тори к выходу из церкви.

Роскошный прием был устроен в особняке Лафтонов на деньги Дэвиса. Все детали Рис оставил на усмотрение Хедды и Тори. Повсюду было море живых цветов. В хрустальных бокалах пузырилось французское шампанское, столы ломились от яств: жареной говядины, английских фазанов, копченых устриц, запеченой горной форели. Один стол был уставлен исключительно мороженым, которому придали самые фантастические формы. Оркестр исполнял легкий вальс, а элегантно одетые мужчины и женщины ели, пили и тихонько судачили о самой невероятной паре в историй Колорадо. В Колорадо не было такого свадебного фурора с тех пор, как серебряный барин Лидвиля Хью Тейбор женился на разведенной актрисе Бэби Досам, даже не потрудившись развестись с предыдущей женой.

Друзья Лафтонов, банкиры и скотоводы, потягивали шампанское и лакомились холодным фазаном. Закадычные приятели Риса, публика из салуна и овцеводы, поднимали тосты за свадьбу, в больших количествах поглощали пиво и виски и мгновенно уничтожали большие блюда с устрицами. Переполненный зал разделился на два враждующих лагеря, но Лаура Эверетт грациозно переходила от одной группы к другой, смягчая накалившуюся атмосферу своим необыкновенным обаянием. В этой ей помогала вся семья Лорингов.

Как видный республиканец, поддерживающий деловые отношения с командиром времен Гражданской войны, генералом Уильямом Джексоном Палмером, Стив Лоринг легко чувствовал себя в любой среде. Кэсс выглядела жизнерадостной и элегантной в бежевом шелковом платье, которое прекрасно гармонировало с ее удивительным цветом кожи. Если некоторые сплетники и нашептывали, что у нее скандальная репутация и она, якобы, руководит компанией по перевозке грузов, никто не осмелился заявить об этом вслух. Сорванец Кили — и та превратилась в милую молодую девушку в модном, хотя и скромном бледно-зеленом платье. Рис обещал потанцевать с ней на приеме, и даже шалости двух ее младших братьев не могли умалить восторга Кили.

Хедда и Стоддард, как и полагалось, стояли у входа, встречая гостей; они стояли рядом со своим зятем, принимая поздравления — и искренние, и лицемерные — с натянутыми улыбками и напряженными кивками. Рис чуть не поперхнулся, когда Майк Меньон галантно поцеловал руку Хедды, расточая ирландскую лесть, клапаны которой он мог открывать и закрывать по своему усмотрению.

— Ухо надо держать востро с этими плутоватыми валлийцами, одного из которых вы прикрыли покрывалом респектабельности, мадам. Он может делать вид, что склоняется к республиканской партии, но поступит так только до следующих выборов.

Стоддард громко засопел, а Хедда отдернула руку, будто ее ужалила змея. Майк как ни в чем не бывало повернулся к Рису и Тори.

— Ну, хвастунишка, вы все-таки добились своего. Женились на самой очаровательной даме к западу от Миссисипи.

— Приходилось ли вам бывать к востоку от Миссисипи, мистер Меньон? — спросила Хедда с легкой снисходительностью.

Приземистый ирландец почесал затылок.

— Можно ли, мадам, причислить сюда две мои недавние поездки в Нью-Йорк или учитывается только мое путешествие в Европу? — простодушно спросил он.

— Где он встретился с королевой Викторией и вручил ей экземпляр своей газеты «Плейн Спикер», как он уверяет, — подмигнув, подхватил Рис.

— Совершенно верно, парень. А королева недурна, хотя и челюсть великовата. Но вы, — шепнул он Тори, — самая прекрасная из всех королев и принцесс Европы.

— Уходите, уходите, ирландский негодяй, не соблазняйте мою молодую жену, — добродушно пошутил Рис, когда Меньон пожимал ему руку.

После этого журналист направился к группе немецких шахтеров, которые вооружились тяжелыми глиняными кружками с пивом.

— Не сердись на Майка, Тори, он хороший друг и ты ему нравишься, — сказал Рис.

— Сомневаюсь, Рис, — прошептала Тори в то время, как к ним приближались с поздравлениями богатые землевладельцы из У рея.

К тому времени, когда они сели за стол, нервы Тори напряглись до предела, а желудок совсем свело от голода. Она двигала туда-сюда по тарелке ломтик розовой говядины. Рис протянул ей бокал искрящегося золотистого шампанского, потом поднял свой и чокнулся с ней.

— За мою прекрасную жену. Тори Дэвис, — он зачарованно глядел бездонными голубыми глазами в ее аквамариновые.

Она тоже подняла бокал и посмотрела на его красивое улыбающееся лицо через опущенные золотистые ресницы.

— За вашу победу, мистер Дэвис, — шепнула она в ответ и пригубила шампанское. На ее вкус вино отдавало горечью, напоминая хурму После свадебного обеда встревоженный молодожен поторопился поговорить один на один с Лаурой Эверетт.

— Долго ли еще нам надо оставаться на виду, Лаура? Тори побелела, как полотно, и нервничает, будто загнанная на дерево кошка, — тихо сказал Рис. Они посмотрели в другой конец комнаты, где молодая жена подавленно беседовала со старыми друзьями ее родителей.

— Она не съела ни кусочка, и я не могу уговорить ее выпить хотя бы несколько глотков шампанского, — пожаловался Рис.

Лаура безмятежно улыбнулась.

— Возможно, это и к лучшему, иначе она слишком рано заснет в вашем присутствии. Я распоряжусь, чтобы оркестр поскорее возобновил игру и вы бы могли побыстрее выполнить этот дурацкий обычай и потанцевать с невестой. Да, и не забудьте о своем обещании Кили Лоринг. Она милое дитя. Когда вы будете танцевать с ней, я позабочусь, чтобы Хедда потанцевала с несчастным, обездоленным Чарльзом. Потом я увлеку Тори к заднему выходу. А вы можете незаметно выйти через боковую дверь и встретить нас на двуколке с задней стороны дома.

— Вы просто золотце, и если бы я не был женатым человеком, то сделал бы вам непристойное предложение, — воскликнул Рис и чмокнул ее в щечку.

— Ты уверен, что за нами никто не последует? — спросила Тори, нервно оглядываясь через плечо на удаляющийся город, огни которого мигали в сумерках. — Некоторые из твоих неотесанных приятелей с ранчо болтали о громких серенадах под окнами нашей спальни.

Тори содрогнулась от ужаса, думая о том, что будет, когда он увидит спальню. Она не хотела, чтобы ее унижение усугублялось толпой хриплых, беснующихся пьяниц возле их дома.

— На этот счет не беспокойся, любовь моя. Я оставил четкие указания. Сегодня нас никто не побеспокоит. Мы будем одни. До утра на второй этаж даже не ступят кухарка, горничные или дворецкий.

— Тогда, как же я смогу… — она замолчала, и ее щеки загорелись на холодном осеннем ветру.

— А-а, понимаю. Ты вспомнила, как я в последний раз расстегивал твое платье. На сей раз все будет иначе, Виктория. Обещаю не шлепать тебя.

«Не давай обещаний, которые ты не сумеешь сдержать, Рис», — с горечью подумала она.

Когда коляска остановилась возле дома, то ее принял и отогнал во двор поджидавший конюх. На его молодом лице играла понимающая улыбка.

— Для милой дамы я могу заменить горничную, — подтрунивая, проговорил Рис и подхватил жену на руки перед дверью огромного, похожего на крепость дома.

— Да, у тебя большой опыт по раздеванию женщин, не так ли. Рис? — Она почувствовала, как от его небрежного замечания в душе ее вскипел гнев, и решила, что это поможет ей укрепить волю.

Он только усмехнулся, пронося ее мимо каменных драконов на парадной лестнице.

— Ну вот мы и на месте, и теперь, любовь моя, попридержи свою вуаль, — Рис повернулся боком, чтобы не задеть ее длинное платье и покрывало на голове, когда проносил ее через открытую дверь в прихожую.

Слуга заранее открыл парадную дверь и наверняка должен был закрыть ее, когда они поднимутся на второй этаж.

— Миссис Крейтон приготовила в задней гостиной вино и легкий ужин для нас… или, если ты того пожелаешь, мы можем послать за едой позже;

Рис опустил Тори на пол прямо под сверкающей, великолепной хрустальной люстрой.

Тори чувствовала себя преступницей, очутившейся перед виселицей. Зачем оттягивать неизбежное? Она бросила ему перчатку, когда обставляла спальню. Конфронтации все равно не избежать.

— Сначала ты должен познакомиться с моим небольшим сюрпризом., А потом, возможно, тебе захочется выпить, — ответила она с напускной храбростью.

Озадаченно улыбнувшись. Рис потянулся к Тори, намереваясь отнести ее по ступенькам на второй этаж. Но она покачала головой и отступила назад.

— Уж не боишься ли ты меня, миссис Дэвис? — насмешливо спросил он.

— Нет, что ты, — она постаралась говорить спокойно. — Нисколько, мистер Дэвис.

Произнеся это, она скромно приподняла край своего длинного шелкового платья и направилась к извивающейся лестнице.

— Приступим, Макдуф, — церемонно продекламировал он.

Услышав строчку из пьесы Шекспира, она на мгновение замерла и сказала:

— Этому вас научила мисс Голдшток?

— Макбет, акт пятый, сцена восьмая, — невозмутимо ответил он, поднимаясь вслед за ней по ступенькам лестницы. Неужели она до сих пор ревнует его к Флавии? Впрочем, нервы у молодой жены сегодня вполне могут шалить… Рис тщательно продумал все, что было связано с их первой брачной ночью.

Лаура предупредила его о повышенной чувствительности благовоспитанной девицы, которую чопорная Хедди держала в ежовых рукавицах. Ему придется пригасить свет, чтобы не смущать ее девственную стыдливость, и не проявлять торопливости. Вначале — никакой экзотики, никаких причуд! Потребуется время, чтобы в Тори пробудилась страсть. Азартный игрок, Рис умел терпеливо ждать, когда того требовали обстоятельства. Виктория была девственницей, его первой и единственной благородной дамой, и он будет дорожить ею.

Длинные пряди золотистых волос покачивались под вуалью, когда Виктория поднималась по ступенькам. Его жена величава, как принцесса, но при этом злобна, как ошпаренная кошка. На Риса опять навалились сомнения: может, не стоило жениться на Тори против ее воли? Но он решительно отмел их, убеждая себя в том, что он гораздо больше подходит ей, чем Чарльз Эверетт или любой другой слюнтяй, которого могли бы выбрать ее родители.

Когда они приблизились к спальне, отвага начала покидать Тори. Однако теплое дыхание Риса, которое она ощутила, когда он приподнял ее вуаль и нежно поцеловал в шею, побудило ее к действиям. Она должна показать ему поскорее комнату, пока обольщение не зашло слишком далеко. Повернув ручку, Тори толкнула и отворила массивную дверь орехового дерева.

Даже не заглянув внутрь. Рис подхватил ее и внес в спальню. Тори от удивления вскрикнула и задрыгала ногами. Но он, не отпуская ее, дошел до середины спальни. Оглянувшись по сторонам. Рис вдруг напрягся. Но по его лицу ничего нельзя было прочесть. Оно не отражало никаких эмоций. И все же, когда Рис медленно опускал ее на ноги, она почувствовала, как в нем вскипает ярость. Он крепко прижал ее к своей широкой груди, обвив стройный стан крепкой, как железо, рукой.

Рис недоверчиво покачал головой.

— Говоришь, особый для меня сюрприз? — Он обвел рукой комнату. — Очень изобретательно. Тори. Проку, правда, от твоей изобретательности мало. Джинджер не притащила бы такой хлам в свой бордель, можешь мне поверить.

— Мне пришлось импровизировать, ведь у меня нет опыта помещений борделей, — резко ответила она.

— Вот, значит, как ты представляешь себе наш брак? Ты чувствуешь себя шлюхой и готова распутничать ради спасения своей драгоценной семейки? За деньги? Что ж, дорогая, ты наверняка станешь заламывать высокую цену. Если я доживу до семидесяти, то, пожалуй, каждая интимная связь с тобой обойдется мне примерно в тысячу.

Тори машинально влепила ему пощечину, пораженная его грубостью.

— Да как ты смеешь…

— Я смею многое, дорогая Тори. Ты еще меня попросишь…

Он отпустил ее, позволил ей отпрянуть. Она дрожала от страха.

— Это все фарс, Рис! Я здесь тебе не нужна, — Тори кивнула в сторону кровати с пологом из бусинок. — Тебе нужна хозяйка, украшение, нечто такое, что можно показать твоим новым деловым партнерам.

Теперь выражение его лица изменилось, на нем медленно появилась хищная улыбка.

— Ничего у тебя не выйдет, дорогая! Хочу тебе сразу об этом заявить. Если ты желала продемонстрировать мне этим убранством, насколько ты замаралась, выйдя за меня замуж, тебе придется и дальше играть выбранную роль грязной голубки. Ты будешь потаскухой! А я — сутенером!

Он скинул пиджак и бросил его на плотоядно взирающего Пана. Потом расстегнул массивные рубиновые запонки и парчовый жилет, который тоже сбросил с плеч и кинул на пиджак. Шелковый галстук приземлился на полу после того, как Рис вынул из него рубиновую заколку. Он расстегнул рубашку, обнажив свою упругую, волосатую грудь, и кинул дорогие запонки на ковер с тигровой головой. Яркие рубины подпрыгнули, и во все стороны посыпались злобные искры огней. Тори вышла из охватившего ее оцепенения. Она задыхалась от страха и понимала, что умолять бесполезно. Она кинулась к двери. Но Рис настиг ее в три прыжка в тот момент, когда она споткнулась о громоздкую лапу тигра. Дэвис подхватил жену, прижал к голой груди, поднес к кровати и швырнул через тинькающие нитки занавески на кучу мягких бархатных подушек.

— Наверное, мы запачкаем их, — грубо заметил он, пожал плечами и продолжил методически сбрасывать с себя одежду.

Тори слышала шуршание его шелковой рубашки и носков, звук брошенных на пол ботинок. Рис присел на край кровати, раздвинув надоедливые ниточки с бусинками, чтобы лучше рассмотреть прекрасную, бессердечную стерву, на которой он женился. Его девственная жена лежала с крепко зажмуренными глазами, отвернув от него лицо, готовая «покориться» скотскому изнасилованию. Под ее густыми золотистыми ресницами скопились слезы, но она не хотела поднимать крика. Поглядев на упрямую верхнюю губу Виктории, Рис с горечью подумал, что это сущий брамин из Бостона, готовый сопротивляться до последнего.

— Когда мы вошли, здесь горел свет. Сколько людей могли увидеть этот миниатюрный бордель. Тори? Г-м, может быть, нам стоит устраивать экскурсии по дому?

Тори открыла глаза, и это послужило ему наградой.

— Никто, кроме двоих рабочих из Денвера, не видел спальни! А они уехали. Даже извозчики, которые доставили груз, ничего здесь не распаковывали. Рис улыбнулся и стал похож на акулу.

— Значит, ты все же подумала о том, чтобы эта обстановка не породила скандала — после того, как снизошла до брака со мной? Неужели чудачества не закончатся. Тори? — цинично упрекнул он ее.

— Ты все равно поступишь, как хочешь. Вы всегда так делали, мистер Дэвис. Мне надоело играть в кошки-мышки, — обреченно вымолвила она и почувствовала, как от его негромкого смеха затряслась кровать.

— Так, — произнес он, и его теплая рука погладила шею Тори и прошлась вокруг ее груди. — Ты думаешь, я собираюсь напрыгнуть на тебя и взять тебя силой, миссис Дэвис, а ты зажмуришься и будешь думать об Англии — или о чем-то другом, о чем помышляют избалованные девственницы Америки? Он протянул руку и развязал ее головной убор. Вуаль и драгоценная диадема упали на кровать. Рис перевернул Тори на бок, вытащил из-под нее головной убор, откинул его, и он полетел, как осенняя паутина, к изножию кровати.

— А знаешь ли ты. Тори, что мне всегда нравились твои волосы? Такие мягкие и благоухающие, словно лепестки в лунном свете, — шептал он, вынимая заколки из локонов на ее макушке. Волосы девушки рассыпались по подушке. Рис запустил пальцы в сверкающую копну, массируя чувствительную кожу головы. Взбитые парикмахером, волосы спутались.

Он гладив их нежно; а говорил сурово:

— Я уже сказал, что заставлю тебя просить. Я не имел в виду, что изнасилую тебя или побью. Я имел в виду интимную близость с тобой… Ты сама попросишь меня об этом!

Она гневно замотала головой, но его пальцы еще крепче зажали ее голову, и он медленно приблизил к ней свои губы. Одной рукой Рис крепко держал Тори» не позволяя ей шевелиться, а губами скользил по ее вискам и щекам; язык Риса дразняще касался ее горла, прокладывая путь к трепещущим губам.

— Я вижу, ты запомнила, — шепнул он, когда она приоткрыла рот, чтобы вскрикнуть. Его язык проник ей в рот, осторожно, как ночной воришка, лизнул ее маленькие белые зубки и убрался.

Рис поднялся и изучающе посмотрел на ее горевшее лицо, обрамленное растрепавшимися золотистыми волосами. Мысленно он проклинал ее нежную, удивительную красоту и в то же время восхищался ею, потому что она принадлежала ему. Он дотронулся до изящного колена Тори, утопавшего в шелках и кружевах. Рефлексивно она брыкнулась, но он зажал хрупкую голень в своей большой руке, и девушка сразу успокоилась.

Рис снял атласный тапочек сначала с одной ее ноги, потом с другой. После чего остановился, раздумывая, как поступить.

— Раздевать мне тебя, начиная с нижнего белья… или начнем с платья? — одновременно с вопросом он провел рукой по ее покрытой шелком ноге, погладив икру.

— Ты презренный, грубый, вульгарный, отвратительный… — она сыпала оскорблениями до тех пор, пока он не притянул ее к себе и не посадил на кровать.

Он расстегнул ей пуговицы до самой талии. Он и вправду не уступал в ловкости умелой горничной, так что похвалялся не зря. Ловкие проворные пальцы картежника, которые перебирают карты с такой быстротой, за какой не способен уследить глаз, с такой же легкостью отстегивали пуговицы. Он погладил через корсет тонкий позвоночник, потом принялся быстро распускать тесемки корсета.

Почувствовав, как ее спину обдуло прохладным воздухом, Тори впала в панику. Скоро он разденет ее догола! Она попыталась оттолкнуть его, но он быстро стащил платье с ее плеч, сковав тем самым руки. Когда развязанный корсет соскользнул вниз, грудь Виктории обнажилась. Осталась только нижняя кружевная рубашка, через которую все было видно.

«Точнее, почти все», — поправил он себя, дотрагиваясь сперва до одного маленького кораллового соска, потом до другого. У Виктории вырвался негромкий испуганный возглас. Он накрыл ладонями ее небольшие, прелестные груди, нежно поглаживая и сжимая их.

У нее захватило дух от такой откровенности, Тори парализовал стыд. Рис взял ее за руку, пощупал пульс и отстегнул белые шелковые пуговички на манжете. Повторив то же самое на другой руке, он одним движением снял рукава ее рубашки. Она автоматически вскинула руки, чтобы закрыть грудь.

Тори обняла себя руками, а он потянул ее к изножию кровати и перевернул лицом вниз. Запутавшись в своих собственных юбках, она оказалась в безнадежной ловушке; Тори брыкалась и приглушенно кричала, но все без толку. Рис начал развязывать бечевки ее панталонов и закончил распускать корсет.

— Ты такая тоненькая, что не нуждаешься в этих дурацких вещах, — произнес он и, стащив с нее приспособление из китового уса и кружев, кинул его на пол. Бусинки занавеса согласно звякнули.

Она повернула голову, кашлянула и зашипела на него:

— Все порядочные дамы носят корсеты. Рис опять повернул ее на спину и холодно улыбнулся.

— А вот потаскухи не носят, и ты тоже впредь не будешь носить его. Я единственный мужчина, который будет к тебе притрагиваться, Тори… отныне и навеки.

Чтобы подтвердить это, он погладил ее руки, потом скользнул к грудям. Она ахнула, когда его проворные пальцы схватились за твердый кончик соска, который выглядывал из-за неплотного щита ее рук.

Тори посмотрела ему в лицо. Его глаза горели страстью, губы были твердо сжаты. От ловкого обольстителя или дразнящего ухажера не осталось и следа. Им овладел холодный гнев и вместе с тем сладострастное желание. Рис намеревался лишить ее девственности, но не так, как поступил бы джентльмен со своей невестой, а как мужчина берет шлюху… именно так он, должно быть, обращался с этой ужасной Голдшток.

С трудом проглотив слюну. Тори собралась с духом — Рис между тем продолжал нахально ее разглядывать — и прошептала:

— Пожалуйста, не так… не надо…

— Что не надо. Тори? Не надо требовать от тебя выполнения супружеских обязанностей? Но ты знала, когда согласилась выйти за меня замуж, что жена обязана позволить своему мужу интимную близость. Даже Хедда должна была сказать тебе об этом! — презрительно добавил он.

— Да, она говорила… Но не надо так, только не в гневе…

— Ты ждешь от меня почтительного отношения к твоей утонченной чувствительности после всей этой комедии? — Рис откинулся назад и обвел рукой комнату под тиньканье занавески из бусинок. — Ты четко показала, какие у тебя ко мне чувства, Тори… по крайней мере, какими ты их себе представляешь. Может быть, я смогу показать тебе, что ты ошибаешься, — загадочно добавил он.

Он взялся за расстегнутое платье и развязанные панталоны и одним рывком сорвал с невесты все эти тряпки. Он бросил их на купидона, примостившегося на спинке изножья кровати.

— Никто, кроме меня, не будет любоваться тобой, — заявил он с подобием улыбки, но его взгляд оставался по-прежнему холодным, когда он изучающе рассматривал ее худенькую, почти голую фигуру.

Она лежала, затаив дыхание, на ней оставались лишь шелковые чулки, кружевные трусики и нижняя рубашка.

— В реке ты выглядела лучше, когда материя намокла и прилипла к твоему телу, но тогда ты была холодная… ты дрожишь и теперь, любовь моя; Опять замерзла? — спросил он с притворной заботой. — Давай я тебя согрею! Поверь мне, я раскалился, как печка!

Рис растянулся рядом с ней на кровати и одной рукой крепко прижал ее к себе. Вторая оставалась свободной и могла сновать по всему ее телу. Тори уперлась руками в твердые мышцы его груди. Рис не преувеличивал. Он весь пылал, стук его сердца передавался ей. Она зажмурилась, отдаваясь новым, ужасающим ощущениям. Упомянув про тот день на реке, он, казалось, воскресил в ее воображении все, что произошло между ними тогда, когда они почти голые, чуть ли не задыхаясь, прижимались друг к другу… как сейчас.

Но теперь они лежали в кровати, он прикасался к ней руками и губами, притрагивался к ней в таких местах, где никто никогда ее не трогал. Груди Виктории ныли, сердце стучало. Мускулистые бедра Риса сладострастно терлись о нижнюю часть ее тела, а растопыренную ладонь он положил на ее ягодицы. Цепочка влажных поцелуев протянулась от ее уха к шее, потом к ресницам, носу, губам. О да, она помнила, на что он способен… его губы коснулись ее губ, а зубы стали легонько, терпеливо покусывать их. Он хотел, чтобы она приоткрыла рот. Тори сопротивлялась, пока его рука не прошлась по ее бедру и, просунувшись между их телами, не нащупала грудь и не погладила ее.

Тори конвульсивно изогнулась, отстранясь от его ласк, и одновременно приоткрыла рот. Язык Риса быстро проник туда, он засовывал его и вынимал, пока Тори не почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Она не сразу сообразила, что он делает, когда Рис навалился на нее, вдавив в мягкий матрас и растянулся во весь рост. Его поцелуй никак не кончался, язык проникал в ее рот все глубже… Постепенно Тори-начало овладевать чувство апатии, вялость. Другого пока он ничего не делал, лишь целовал ее… но Господи, как же это было упоительно! Она слышала ровный стук его сердца, ощущала пленительную теплоту его тела. Рис лежал, опираясь на локти, чтобы не раздавить ее. Тори было покойно, почти приятно, такая близость была совсем не похожа на грубое насилие, которого она опасалась. Наконец он прошептал, обдав своим дыханием ее губы:

— Тори, обними меня за шею. — И снова стал целовать взасос. Она поразилась тому, что послушалась его. Он слегка переменил положение, и напряженные мышцы его спины расслабились.

Медленно, совсем медленно его левое колено раздвинуло ее ноги. Потом одна рука скользнула по ее животу и принялась гладить шелковистые завитки на лобке. На мгновение Тори напряглась, потом, когда он плотно прижал ладонь к лобку и замер, она опять отдалась его ласкам и поцелуям. Рис опустил руку пониже, гладя ее тело через шелковое нижнее белье, пока она инстинктивно не шевельнула бедрами.

У Тори ныло все тело. Напряжение, возникшее у нее в грудях, неумолимой волной распространилось теперь ниже, на живот и на срамное место, над которым колдовал Рис, шокируя и в то же время завораживая Тори. Это было приятно, но все ныло.

Постепенно он оторвался от ее губ и принялся целовать груди, пока они не набухли, пока соски не затвердели. У Тори вырвался невольный глубокий стон, который как бы застрял в ее полуоткрытом рту. Рис взял твердый сосок в зубы, возбуждая его через тонкий шелк. Когда он перешел к другому соску и начал сосать его, Тори изогнулась, подняв голову. Рис приподнялся на руках.

— Теперь ты мокрая с обоих концов, почти так же как тогда, на реке.

На его губах промелькнула улыбка, которая так и не достигла глаз. Он слез с кровати и начал расстегивать брюки. Тори была совершенно ошеломлена тем, что он способен настолько ее взволновать. Слова Риса она не запоминала, а вот обжигающая теплота его тела помнилась очень хорошо. Как зачарованная. Тори смотрела на него, когда он за поблескивающей занавеской сбрасывал с себя последнюю одежду.

Когда он отодвинул в сторону бусинки и поставил голое колено на край кровати, она наконец очнулась от транса. Лаура упоминала, об этой штуке, но она не сказала, что она такая огромная! Тори инстинктивно сжала ноги и закрыла руками пах. Потом до нее дошел все-таки смысл его слов. Она взмокла! Тонкий шелк прилип к ее телу. Ужаснувшись, она посмотрела на свои груди, которые он увлажнил своим ртом. Сквозь рубашку просвечивались небольшие упругие розовые точки, которые отчетливо просматривались через тонкую ткань. Она попыталась вспомнить щекотливые объяснения Лауры. Но чувство стыда захлестнуло все.

Рис усмехнулся. — Тебе больно, Тори, правда, любовь моя? Теперь ты хоть немножко поняла, что я испытывал все эти последние месяцы?

Тори попыталась отпрянуть, испытывая острое чувство унижения. Он схватил Викторию за шнурок на ее рубашке и развязал его. Еще легче оказалось развязать шнурок на ее панталонах. Рис привычными движениями стащил их с бедер, потом приподнял Тори и снял с нее рубашку. Она не сопротивлялась. Тонкое, как паутинка, нижнее белье почти ничего не скрывало, а влажные места служили приговором ее предательскому телу.

Ты у меня еще попросишь… Эти слова вспышкой промелькнули в ее сознании. Она начинала понимать, что он имел в виду.

Глава 15

Положив обнаженную жену на бархатное покрывало, Рис залюбовался ее красотой.

— Шелк, сметана, свежевыпавший снег, — выдохнул он, проводя пальцами по коже ее живота. Она затрепетала от его горячих ласк, но отвернулась, стараясь не встречаться взглядом с Рисом, который рассматривал ее жадно, по-хозяйски.

— Тори, ты хочешь, чтобы я продолжал? Правда, любовь моя? — Рис подтрунивал над ней. Его рука небрежно коснулась ее груди, потом он взял Тори за подбородок и повернул лицом к себе. — Открой глаза… или ты боишься посмотреть на меня?

Ее глаза резко раскрылись и вспыхнули дерзко серебристым аквамарином. Но вызов сменился тревогой, когда Рис взял худенькую руку Тори и приложил ее ладонь к своему тугому животу, потом опустил ниже, к темному треугольнику волос и напряженному члену. Рис заставил Тори обхватить член пальцами, чтобы она ощутила, как в нем бьется желание. Он стиснул зубы, не желая показать, что вот-вот может потерять над собой контроль. Она попыталась вырвать руку. Он засмеялся, вынудил Тори еще раз погладить его член и лишь потом отпустил ее.

Рис лег рядом с ней и принялся водить своим твердым вздутием по ее нежному, шелковистому животику, а руку запустил в волосы Тори и пододвинул ее голову к себе для одного томного поцелуя. Тори не могла воспротивиться его объятию, хотя душа ее жаждала этого. Рис оказался прав. Она действительно хотела, чтобы он выполнил долг молодожена. Рис возбудил ее, черт бы его побрал! Она изнывала. Тело взяло верх над волей. Тори опять обняла Риса, крепко прижавшись к нему. Ее бедра покачивались в такт движениям его бедер; он медленно, но неумолимо затягивал ее в паутину сладострастия.

Оторвавшись от ее губ, Рис осыпал поцелуями ее шею, потом груди, принялся сосать и лизать их… Он терзал ее с такой изощренной нежностью, что она начала извиваться и стонать. Когда он добрался до влажного, ноющего места между ее ног, она даже не попыталась помешать ему. Он погладил ее там, потом прекратил, потом опять погладил. Рис ждал, пока Тори придвинется к нему поближе и попросит о продолжении. И дождался! Он пошел ей навстречу, едва не доведя ее до кульминации. Потом опять прекратил ласки.

Тори стонала и корчилась возле него, Рис и сам уже взмок. Воздержание давало о себе знать, но он старался думать лишь об унижении, которому она его подвергла, и о неистовом гневе, который охватил его. Все будет впустую, если он не сможет быстро покорить ее своей воле!

Когда она опять застонала. Рис прошептал:

. — Чего ты хочешь. Тори, любовь моя?

— Пожалуйста… — она не смогла продолжать: ее охватил стыд.

— Ну, отвечай, Тори! — бесцеремонно потребовал он.

Тори почувствовала, как горькие слезы обожгли ее веки, но тут же крепко зажмурилась. Почему он так поступает? Он даже не хочет ее, не хочет по-настоящему, как он хотел Флавию. Он просто наказывает непутевую жену, желает проучить ее. Она решила не поддаваться на провокации.

Он поводил твердым членом по ее увлажненному месту, потом отвел его. Вдруг она понимает, что его внутреннее напряжение подходит к взрывной точке? Он чувствовал, себя совершенно разбитым, раздавленным… И ждал, затаив дыхание.

Тори совершенно не сознавала, какое воздействие она оказывает на Риса. Она могла думать лишь о том, как он воздействует на нее.

— Пожалуйста, сделай мне это, — выдавила она из себя, ненавидя себя за то, что не смогла сдержаться и произнесла постыдные слова.

— Повтори-ка еще разочек. Тори… и назови мое имя, — мягко приказал он, опять поглаживая ее лобок. — Назови мое имя!

— Рис… — она извивалась, запустив ногти в его плечи. — Пожалуйста, Рис, пожалуйста, сделай мне это!

Он глубоко, с присвистом вздохнул и направил свой член в теплое, влажное отверстие в ее теле.

«Помедленнее, не торопись, — командовало его сознание. Нельзя причинить ей боль, нельзя быстро кончить, какая бы его ни охватила страсть». Очень мягко и осторожно он начал погружать в нее свой член, пока не почувствовал какую-то преграду. Он прекратил продвижение и стал медленно совершать круговые движения, что вызвало у нее сладострастный стон.

— Теперь держись, любовь моя! Держись крепче, — прошептал он, прижавшись губами к ее шее и резко воткнулся в ее извивающееся тело, преодолев преграду. Тори напряглась от боли. Рис замер, проникнув в нее до отказа, обнимая и прижимая ее к себе, целуя шею и нашептывая на ухо ласковые, нежные слова, отчаянно стремясь подбодрить ее и одновременно стараясь не излить свою страсть в горячем, тугом чуде ее тела.

Тори ощутила укол и острую боль, о чем предупреждала ее Лаура, но это было еще не самое страшное. Где-то глубоко внутри засел туго затянутый клубок напряжения, он сводил ее с ума, и его непременно надо было распутать. Она ощущала тепло твердого члена, который глубоко вошел в нее, остановившись возле самой матки. Поцелуи и нежные ободряющие слова только распаляли ее животную страсть. Она извивалась и дергалась, то ли стараясь сбросить Риса с себя, то ли понукая его воткнуться в нее еще глубже, она и сама этого не знала. Ею руководил голый инстинкт. Чувствуя, что ее одержимость не уступает его собственной, Рис прижал щеку к мягкой кровати, заботясь только об одном — не потерять над собой контроль. Он входил в нее мягко, медленно, потом постепенно ускорил темп, когда почувствовал ответную реакцию.

— Скажи мне, любовь моя, скажи мне, когда… ты узнаешь, обещаю, что ты узнаешь.

Разум отказался служить Тори, но тело дало нужную подсказку, когда приблизилась кульминация. Тори громко вскрикнула; это был сдавленный вопль чисто физического блаженства, которое не поддается описанию. Он чувствовал удивительную прочность и эластичность ее шелкового, узкого влагалища, конвульсивно сжимавшегося вокруг его члена; это подводило его к черте, за которой открывался сверкающий и красочный мир экстаза. Мир вокруг зашатался, когда он излил свое семя, почувствовав такую близость с любимой, какую никогда не испытывал ни с одной женщиной.

— Виктори, моя прекрасная женушка, Виктори, — хрипло шептал он, повалившись на нее.

Тори казалось, что она утонула, а потом ожила снова. Возбуждение после кульминации постепенно спадало. Она осознала, что Рис вспотел, лежит на ней и нежно называет ее «Викторы». Своей победой… Так он назвал в ее честь серебряные рудники. Она для него награда, трофей, победа — Виктори. Он сдержал свое слово и заставил ее просить! Но когда она собралась с силами и готова была столкнуть его с себя, он скатился сам, увлек ее за собой и лег на спину, крепко прижав Тори к своему боку. Не отпуская жену. Рис набросил на нее и на себя покрывало.

Рис очень утомился от того, что так долго сдерживался. И действительно, недели холостяцкой жизни дались ему нелегко, так как он каждый день видел предмет своих вожделений. Рис трогал Тори, подтрунивал над ней, играл с ней в затяжную игру, которая закончилась продолжительным состязанием в постели, когда каждый пытался подчинить другого своей воле. Он склонил ее к себе, заставил захотеть его, а потом удовлетворил упрямицу, пробудив в ней страсть. Его гнев из-за того, что она так обставила спальню, ее жестокие слова и его надменная месть — все исчезло после их интимной близости. Она лежала в его объятиях голая, и он никогда ее не отпустит! С этой мыслью Рис заснул глубоким сном.

Другое дело Тори. Она лежала, прижимаясь к его боку, тело ее было удовлетворено, но душа истерзана и унижена. Если бы только она могла удалиться в свою собственную спальню, но он давно дал ей понять, что думает о цивилизованной супружеской жизни.

Рис пошевелился во сне, и она, не удержавшись, посмотрела на него. От многоцветной занавески из бусинок падали тени, и загорелая кожа Риса казалась медной. Густые блестящие волосы кудрявились на шее, а один отбившийся локон лежал на лбу. Теперь, когда были закрыты эти насмешливые глаза, ей пришлось бороться с сильным желанием запустить пальцы в его волосы. Желание взяло верх. Волосы оказались жесткими и упругими, влажными от пота, но это был приятный, типично мужской запах, совсем не такой, какой обычно исходит от мужчин низших сословий. И до чего же он красив, черт бы его побрал! И такой самонадеянный, уверенный любовник. «Иначе быть и не могло. Он прошел большую практику», — жестоко насмехался над Тори внутренний голос.

Она оторвала взгляд от его сатанинской красоты и осмотрела комнату. Спальня действительно выглядела ужасно. Тори стало стыдно. Она пошла на сделку, понимая, какие тяжелые последствия ждут родных, если она их не выручит. Что бы Рис ни вытворял, он не заслужил этого. Но и он отомстил ей. Ее мать намекала на унижения и неприятные ощущения, связанные с брачным ложем. Лаура, наоборот, расписывала прелести и удивительные удовольствия любви, но описания Лауры распространялись только на те случаи, когда муж и жена действительно любили друг друга. Ее мать оказалась права относительно унижения, которое теперь душило ее. Однако Виктория страдала не из-за того, что Рис причинил ей физическую боль или как-то не так обращался с ней. Совсем наоборот! Она открыла для себя в инстинктивном, распутном желании такое огромное физическое наслаждение, которое оказалось крепче ее силы воли. В отличие от Лауры и Джекоба они с Рисом не любили друг друга. Они удовлетворяли свою похоть.

Я попала в западню. Запуталась в его чувственной паутине и буду оставаться там до тех пор, пока он захочет держать меня в этой ловушке.

Долго ли это продлится? — гадала Тори. Пока она не забеременеет, не станет толстой и безобразной? Пока не надоест ему, и он не вернется к другим женщинам? Хедда считает такой» выход настоящим благом независимо от причин. Тори съежилась от страха и душевного смятения. Она и сама не знала, чего желает: то ли чтобы Рис ушел от нее, то ли чтобы полюбил…

Когда его рука еще крепе обвила ее талию, а теплое дыхание ласково обдало шею, Тори оставила эти бесплодные гадания и отдалась во власть сна.

Рис проснулся на заре от того, что пахнувшие фиалками волосы щекотали его лицо. Шелковые пряди тускло-золотистого цвета, лежавшие на его носу, подпрыгивали при каждом его выдохе. Он взял пальцами эту прядь, поражаясь ее блеску и мягкости. Волосы Тори рассыпались наподобие шелковой пряжи по его телу и подушкам. Она примостилась, возле него, маленькая, точно фарфоровая статуэтка. Его жена…

Вспоминая о ее страсти минувшей ночью, ему трудно было поверить, что в худенькой женщине таится такой пыл. Потом в памяти воскресло все, что предшествовало этой необузданной близости. Он обвел глазами комнату. При ярком свете она выглядела еще безвкуснее. Неужели Тори действительно так сильно презирает его? Потом он вспомнил о своей высокомерной жестокости, с которой он обращался с ней, вынуждая ее говорить и поступать согласно его прихотям.

Он положил шелковые пряди на подушку, прикоснулся к щеке Тори и решил погладить ее мягкие розовые губки. Он почувствовал, как в нем нарастает желание, но удержался от побуждения заключить ее в объятия и опять слиться с ней в порыве страсти. Не отвернется ли она от него с отвращением? Вчера ночью он распалил Тори, но семья держится не только на желании физической близости. Возможно, им все придется начинать сначала. Пока что он дает себе слово не торопиться. Рис осторожно высвободился из ее объятий, погладил шелковистые волосы и соскользнул с кровати. Когда он закрывал Тори одеялом, то заметил на простыне небольшие пятна крови. И на своем теле тоже. Наутро у девственницы все должно болеть, и ей надо будет принять ванну.

Рис на цыпочках вошел в ванную комнату и повернул кран над большой мраморной ванной.

— Посмотрим, работает ли эта нагревательная система, — пробормотал он. Пошла теплая вода. Проверив, насколько горячей она станет, он вернулся в спальню и внес из коридора чемоданы, которые дворецкий поставил у дверей. Достав из своего чемодана халат, Рис надел его, затем порылся в ее сумках, вытащил шелковый пеньюар и повесил его на спинку в ногах кровати.

После первой страстной ночи Тори просыпалась медленно. Чувства ее были притуплены, она не сразу сообразила, где находится. Ей было холодно, несмотря на теплое одеяло. Риса рядом не оказалось. Она потрогала место, на котором он лежал рядом с ней, потом села и осмотрелась. До нее донеслось журчание воды, потом это г звук прекратился, и из дверей ванной вышел муж. В синем халате он выглядел великолепно. Халат был приоткрыт, обнажая мускулистую грудь, заросшую колечками блестящих волос. Тори даже не отдавала себе отчета в том, что неотрывно смотрит на него, пока он не обратился к ней.

Наградив жену ослепительной улыбкой. Рис заметил:

— Ванна для тебя готова, любовь моя. Она сидела, как зачарованная, натянув одеяло до подбородка. Он тихо подошел к ней. Улыбка слетела с его лица, оно стало серьезным. Рассердился? Сожалеет? Она не смогла определить.

Рис взял кружевной белый пеньюар и протянул ей.

— Ты полежишь в горячей воде, и тебе станет лучше. Я попросил, чтобы завтрак принесли попозже. Тори с сомнением смотрела на домашнее одеяние.

— Оно больше показывает, чем прикрывает.

— Я рассмотрел все еще вчера ночью. А теперь вставай, поднимайся, — сказал он, подавая ей руку, а другой отбрасывая одеяло.

Они заснули прямо на бархатном покрывале и им же укрылись. Тори зарделась от стыда, когда на нее нахлынули воспоминания, но, больше не протестуя, слезла с кровати. Она позволила Рису набросить на себя пеньюар и тут заметила, что постельное белье было запачкано кровью.

— Прости, вчера ночью я причинил тебе боль, — прошептал он, прижавшись грудью к Тори и вдыхая аромат ее волос. — И я имею в виду не только твою девственную кровь. Этого избежать было нельзя. Что же касается остального… — он не закончил фразу.

— Я вызову рабочих и распоряжусь, чтобы они все изменили в этой комнате, — тихо произнесла она, когда он ее отпустил. — Мне не надо было этого делать. Я тоже прошу прощения.

Она направилась было к двери в ванную, но его слова остановили ее на полпути.

— Ты сожалеешь об убранстве комнаты? Или о том, что вышла за меня?

— Не знаю. Вероятно, и о том, и о другом, — ответила она, не оборачиваясь.

— Мы оба с тобой не правы. Тори. Не могли бы мы начать сначала? — он затаил дыхание, зная, что ни за что не отпустит ее от себя, но отчаянно желая услышать от нее хоть одно доброе слово. — Мы ведь поженились, любовь моя, — тихо добавил он. — Тори!

Ее спина выпрямилась.

— Виктори! — бесстрастно бросила она. — Ни Тори, ни «твоя любовь», а Виктори! Именно так ты меня назвал, когда низвел до… до…

Ее голос надломился, она попыталась убежать в ванную, но Рис сделал несколько быстрых прыжков и перехватил ее.

Руки его были нежны.

— Не будь так уверена, говоря, кто над кем одержал победу. Ты — моя любовь, моя дама, моя жена. У нас могут быть особые, замечательные отношения, если ты не помешаешь этому.

— Надолго ли. Рис? Пока тебе не надоест эта игра? Пока я не опостылю тебе и ты не увлечешься другими женщинами?

Она возненавидела себя, как только выговорила эти слова. Ты же не хочешь знать этого!

— Нет, Тори, других женщин не существует, — возразил он, поглаживая ее по руке.

Она отдернула руки, не желая его ласк и повернулась к нему: ее глаза сверкали яростью.

— Не существует других женщин? Можно предположить, что я спутала тебя со своим отцом в отеле Денвера, когда Флавия Голдшток повисла на твоей шее, — презрительно выговорила она, настолько вне себя от ревности, что позабыла про стыд.

На его лице отразилось недоверие, которое потом сменилось гневом.

— Как, черт возьми, ты могла…

— Мой номер был напротив твоего, если ты помнишь. Мне показалось, что меня позвала мама из коридора, и я открыла дверь.

— У меня с ней ничего не было. Она пришла ко мне в номер, но я ее выпроводил, Тори. Это был лишь прощальный поцелуй, которым мы обменялись в коридоре, — добавил он, чуть не рыча от отвращения к себе. Какое мерзкое невезенье!

Ее лицо выражало упрямое недоверие.

— Захватывающее прощание, — огрызнулась она и попыталась отвернуться.

Вдруг Рис расплылся в ухмылке, которая всегда бесила Тори, и, схватив ее за кисть, повернул к себе лицом. — Ты приревновала и поэтому сделала такие покупки, да?

Она замотала головой, решительно отрицая это, но в памяти сохранилось чувство, что ее предали. Ему удалось заполучить власть над ее телом. Но ему не удастся завладеть ее душой!

Рис обхватил ее, прижав лицом к своей обнаженной груди, и погладил по длинным, шелковистым волосам, волной ниспадавшим ей на спину.

— Тори, Тор», любовь моя, для нас это отнюдь не забава. С Флавией все покончено пять лет назад. Других женщин у меня не будет — только ты одна. Не лишай нас шансов, любовь моя! Разреши мне показать тебе, как у нас все может быть прекрасно! Ты олицетворяешь все, о чем я мечтал, когда думал о жене: ты очаровательная, настоящая леди, умная, страстная…

Она вздрогнула при этом слове и отошла от него.

— Да, страстная. Ты это продемонстрировал. К твоему сведению, дамы не должны так себя вести, поэтому, похоже, ты получил себе не ту жену, о какой мечтал. Твоя жена должна быть такой же развратницей, какими были твои другие женщины!

Она убежала в ванную комнату, Рис не помешал ей захлопнуть дверь и закрыть ее на защелку. Когда же он убедился, что она легла в ванную, то вынул из кармана отмычку, открыл защелку, распахнул дверь и, как ни в чем не бывало, прислонился к притолоке. Тори негромко вскрикнула от испуга и с головой нырнула в пахнущую фиалками воду.

— Кто заморочил тебе голову такой ерундой? Твоя фригидная матушка? Тори, ты не похожа на нее. Ты страстная женщина, но это не значит, что ты потаскуха. Ты настоящая леди. Моя дама. Забудь о дурацких идеях твоей матери. Забудь про Флавию. Забудь про эту комнату и про то, что здесь происходило прошлой ночью. Мы все начнем сначала, — Рис помолчал, глядя на жемчужно-белую кожу своей миниатюрной жены, и сладострастно улыбнулся. — Обещаю, что тебе понравится и остальная часть нашего медового месяца, любовь моя. Он повернулся и прикрыл за собой дверь. Когда о нее ударился стеклянный флакон с шампунем для ванны, он вздохнул и произнес:

— Вижу, тебе трудно отделаться от старых привычек. Будь осторожней, не порежь ноги осколками.

В дверь полетели атласные шлепанцы; отскочив, они упали возле самой ванны. Тори непристойно выругалась, что было совсем уж не к лицу даме, и опять нырнула под воду.

В этот же день после обеда миссис Рис Дэвис сидела в солярии, через прозрачные стекла которого проникали лучи света, согревавшие ее возбужденное тело. Она откинулась на спинку кресла с шелковыми подушками, удобно вытянула ноги. Мышцы, которые чересчур напряглись прошлой ночью, побаливали. Тори села поровнее и опять принялась просматривать каталоги Лорингов. Рабочие уже прибыли, они вынесли из спальни ужасную мебель и теперь сдирали со стен красные ворсистые обои. Они с Рисом будут пользоваться спальней для гостей до тех пор, пока их собственная спальня не будет обставлена с большим вкусом.

Она заполнила бланк заказа на большой диван, обтянутый узорчатой шелковой тканью зеленою цвета, который хорошо подойдет к светлым обоям. От этою занятия ее оторвали звуки разговора; он доносился из длинного коридора, который вел из передней прихожей. Узнав голос матери, которая поблагодарила и отпустила Зению, служанку, прибиравшуюся на первом этаже. Тори встала и отложила в сторону каталог. Она нервно взглянула на себя в настенное зеркало, выходя в коридор, чтобы встретить и поприветствовать Хедду. Не изменилась ли она? Вдруг она изменилась так, что мать сразу догадается о ее распутном поведении вчера ночью?

Хедда Лафтон смотрела, как се дочь останавливается, чтобы поправить прическу, а потом идет ей навстречу с нервной улыбкой на лице. Она чмокнула Тори в щеку и отпустила ее.

— Добрый день, Виктория. Я недавно видела в городе мистера Дэвиса и решила побывать у тебя до его возвращения, — негромко проговорила Хедда, увлекая Тори в гостиную и закрывая за ней дверь.

— Мама, не хотите ли выпить чаю? Кажется, наша кухарка миссис Крейтон испекла сегодня утром большой торт.

Хедда отмахнулась от этого предложения и подошла к полочке над камином. Драматически обернувшись к Тори, она вздернула голову и сказала:

— Похоже, ты нервничаешь. Не напугал ли он тебя, дитя? Поверь мне, худшее теперь позади. Если ты будешь умело подходить к этому вопросу, то сможешь почти никогда не впускать его в свою спальню; Я всегда считала хорошим предлогом ссылаться на головную боль. И, конечно, твоя менструация может повторяться значительно чаще. И…

— Мама, вы зря тратите время, рассказывая мне о различных уловках, — перебила ее Тори. Щеки Виктории зарделись от холодного перечисления Хеддой различных отговорок, которые она, несомненно, использовала в течение многих лет совместной жизни со Стоддардом Лафтоном. Забудь про Флавию… Других женщин у меня не будет… лишь одна ты. Может ли она поверить словам мужа? Хочет ли, чтобы он сдержал свое слово?

Тори выбросила из головы эти беспокойные вопросы и сказала:

— Я не смогу контролировать Риса Дэвиса так, как вы контролировали своего мужа. У нас общая спальня. Рис настоял на этом еще до свадьбы.

Хедда с отвращением поджала губы. Она подошла к Тори и взяла ее холодные руки в свои.

— Несчастное мое дитя. Что же ты не сказала мне об этом? Я бы заставила отца вмешаться. Ни один джентльмен не позволит себе такие крайности по отношению к жене.

Тори почувствовала, что теряет сознание. Странно, но в последние месяцы она часто выходила из себя. Она не знала, была ли она расстроена тем, что мать третировала Риса, или тем, что Хедда не противилась свадьбе. — Вы не раз говорили, что Рис Дэвис не джентльмен, поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что он не связывает себя соблюдением правил этикета.

— Если он хочет, чтобы его принимали в благородном обществе, то должен соблюдать этикет, — отрезала Хедда ледяным тоном.

Тори подняла золотистую бровь и взглянула на мать не менее устрашающе.

— Ах, так? И как же вы собираетесь добиться такого послушания? Может, опубликуете в газете мистера Меньона правила: где и как должны спать жены?

Хедда чуть не влепила пощечину своей дерзкой дочери. Потом с выражением человека, убитого горем, она открыла сумочку, достала оттуда кружевной платочек, поднесла его к глазам и сказала:

— Ты ведешь себя невыразимо вульгарно, Виктория. Как ты можешь так относиться к родной матери? Я забочусь только о твоем счастье.

— О моем счастье? Вы с папой навязали мне это замужество, и я согласилась, чтобы выручить нашу семью. А теперь я должна учитывать желания своего мужа. И давайте не будем больше говорить об этом, — страдальчески добавила Тори.

Если бы мать узнала малую толику того, что происходило вчера ночью, то не стала бы заикаться о подобных пустяках! Тори была слишком растеряна, чтобы обсуждать все это. Может быть, со временем она сможет переговорить с Лаурой. Но сейчас воспоминания были слишком свежими, слишком мучительными!

Хедда положила платочек на место и произнесла скороговоркой:

— Очень хорошо. Если ты так ставишь вопрос, то полагаю, ты сама разберешься, как строить свои отношения с мистером Дэвисом. Я лишь хотела посоветовать тебе… — она заколебалась, не зная, продолжать ли фразу. — Сожалею, что возникла необходимость такого ужасного мезальянса, Виктория. Чарльз тоже сожалеет об этом. — Чарльз? — Тори не могла скрыть недоверия. — Я не видела его со дня своей помолвки. Как только растворилось в воздухе хваленое богатство Лафтонов, он тут же пропал из виду.

— Ничего подобного. Чарльз действительно беспокоится о тебе. Не далее как сегодня утром он заехал в банк и говорил о тебе с отцом.

Тори усмехнулась.

— Что же он там делал? Помогал отцу пересчитывать деньги Риса? — не успели эти слова слететь с ее губ, как Тори пожалела о них. Что случилось с ее манерами, с ее обходительностью?

Взгляд Хедды стал ледяным.

— Ты не правильно истолковываешь его дружеские чувства. А также отношение к тебе отца, не говоря уж обо мне. Воспринимай это как испытание, выпавшее на твою долю, Виктория. Ты всегда была крепче своего брата. Когда нам удастся разыскать Сандерса, мы исправим случившееся.

Тори не верила своим ушам.

— Неужели ты думаешь, что возвращение денег, украденных Сандерсом, может аннулировать наш брак? Что Рис просто так отпустит меня?

Избегая смотреть в глаза дочери, Хедда нервно разгладила юбку и сменила тему разговора.

— Ты сама сказала, дорогая, давай больше не будем обсуждать неприятные вещи. Этот дом неплох, хотя и претенциозен. Если тут произвести небольшие изменения, он станет просто великолепным. Покажи мне обстановку. Я хочу посмотреть вашу столовую. Можно будет устроить званый обед. Да, именно это ты должна сделать прежде всего. Как хозяйка.

Хедда первой вышла из гостиной. Тори последовала за ней.

Отпустит ли ее Рис, если у семьи появятся средства, чтобы потребовать возвращения дочери? В глубине души Тори сознавала, что он этого не сделает — даже за все богатства штата Колорадо. И эта мысль породила в ней эмоции, которые ей не хотелось анализировать.

Глава 16

Тори сидела у туалетного столика и нервозно изучала свое отражение. Она решила, что выглядит слишком бледной и скептически смотрела на наложенные румяна. Приличные дамы не подкрашивают лицо. Во всяком случае, так, чтобы это можно было заметить. В академии миссис Джефферсон она пробовала подкрашиваться вместе с подружками и неплохо научилась. Возвратившись домой, она спрятала косметику от матери. Теперь же косметика открыто лежала перед ней на столике. Она взяла румяна.

Новая обстановка пришла от Лорингов через две недели после первой брачной ночи. Они с Рисом снова вернулись в свою спальню. Каждую ночь они в ней не только спали, но занимались и еще кое-чем, как и в других комнатах. «Если бы только я… не радовалась этому, как распутница», — думала она страдальчески. Она пыталась скрыть от него свою реакцию на его прикосновения. Верный своему слову, Рис шел к ней на вторую ночь, больше не требуя, не выставляя надменно, чтобы она сама просила сблизиться с ней. Он действовал не торопясь, чувственно и умело. Слишком, чертовски умело! Ей не надо было объяснять свою потребность в нем. Он сам знал, что она чувствует, какие он дает ей ощущения. Ее тело взяло верх над сознанием!

Рис стоял в дверях своей гардеробной, застегивая рубашку, и наблюдал, как хлопочет жена, наводя последний лоск на свой туалет Она выглядела великолепно с золотистыми волосами, уложенными в мягко ниспадающую высокую прическу У нее был классически совершенный профиль, нежный, но удивительно волевой.

— Муаровый шелк идет к твоим глазам, — произнес он своим хрипловатым голосом Словно испуганная лань, она резко повернулась, а ее бирюзовые глаза раскрылись еще шире.

Тори оглянулась. Он стоял, прислонившись мускулистым плечом к косяку двери. Его снежно-белая полотняная рубашка была наполовину расстегнута, приоткрывая загорелую бронзовую грудь. Небрежно и неторопливо он продолжал застегивать запонки, не отрывая от нее взгляда. Она встала и оправила складки облегающего, элегантного платья из аквамаринового шелка. Декольте было почти шокирующе глубоким, и на него, как она заметила, засмотрелся Рис. Жар охватил ее щеки и распространился по всему телу. Он негромко засмеялся и сказал:

— Следи за тем, как ты краснеешь, любовь моя. В таком платье это удваивает твою привлекательность. — Он прошелся по комнате с упругостью пантеры и остановился возле своего секретера.

— Давай поменяемся. Я даю тебе вот это, чтобы ты могла прикрыть часть своей нежной кожи, а ты мне застегни эти проклятые запонки. — Из ящика он достал продолговатую бархатную коробочку и протянул ей. — Бери же. Она не кусается… а я могу укусить, — добавил он с волчьей ухмылкой, протягивая ей коробочку. Внутри лежали серебряное ожерелье филигранной работы и серьги с аквамаринами.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула она.

— Гм-м, значит, я лучше стал разбираться в драгоценностях?

Он вынул из коробочки изысканное ожерелье и ловко защелкнул застежку на ее стройной шейке.

— Серебро с приисков «Леди Виктори». Сделано для тебя по специальному заказу. Камни гармонируют с цветом твоих глаз, Виктория, — прошептал он, оставив на ее шее легкий, как перышко, поцелуй.

Он наблюдал, как она повернулась к зеркалу и стала надевать сережки в форме капель. Рис стоял рядом, за ее спиной, потом нагнулся, чтобы поправить самый большой драгоценный камень в ее ожерелье, чтобы он поместился как раз в углублении ее декольте.

— Счастливый камешек, — прошептал он, скользнув пальцами по ее груди. Потом повернул ее лицом к себе. — Стоит за это застегнуть меня? — Он указал на оставшиеся расстегнутыми агатовые кнопки на груди и запонки. — Спасибо за подарки, Рис. Они очень милы, — тихо произнесла она и стала защелкивать кнопки на его рубашке, закрывая эту волнующую мужскую грудь. Тори ощутила запах мыла для бритья и сладкий аромат дорогого табака. Даже запах его тела возбуждал ее.

Подчеркивая голосом шутку, она произнесла:

— Для мужчины, который так ловко управляется с женскими драгоценностями и одеждой, ты оказываешься явно неумелым, когда дело доходит до простых мужских рубашек.

Он взял ее за талию, потом его руки скользнули на ее бедра и он прижал ее к себе.

— Это потому, что женская одежда гораздо более занимательная. И снимать ее гораздо интереснее, чем надевать.

Он видел, как ее губки недовольно поджались, но не так, как чопорные, недовольно стиснутые губы Хедды. Тори попыталась подражать своей матери, но это ей не удалось, слава Богу. Его жена считала это большим недостатком, что беспокоило его. Он пробудил в ней страсть. А теперь — если бы только ему удалось преодолеть ее чувство вины. «Время и труд все перетрут», — вздохнул он про себя.

Тори закончила застегивать рубашку, и он надел пиджак. В отличие от кажущейся неспособности обращаться с кнопками, он сразу же безукоризненно завязал галстук.

— Гости ждут вас, миссис Дэвис, — церемонно произнес он, беря ее под руку.

Проходя мимо зеркала. Тори взглянула на отражение. Они действительно представляли собой замечательную пару. Его элегантная одежда, исключительно черного и белого цвета, подчеркивала его удивительную красоту. Теперь, когда она отучила его от крикливых драгоценностей, он выглядел хорошо воспитанным состоятельным человеком. Рядом с этим высоким, загоревшим, сурового вида человеком ее хрупкое изящество представляло собой прекрасное дополнение. «Посмотри, какую милую, дорогую игрушку ты купил себе. Рис», — с грустью подумала она. — Надеюсь, что твои друзья, включая мистера Меньона, будут прилично одеты? — спросила она с некоторым опасением.

Относительно приглашенных пришлось пойти на компромисс.

— Не могу поручиться, что у Майка не будет одного или двух чернильных пятен на пальцах, но не беспокойся, любовь моя. Я не позволю ему дотронуться до тебя, — шепнул он ей на ухо со смешком.

— Уверена, что это вдвойне относится к Чарльзу Эверетту, — заметила она игриво, зная, что это его раздразнит.

— Поражен, что этот негодник решился принять приглашение. Сегодня он получит совсем немного голосов.

— Только потому, что ты пригласил в основном своих друзей-демократов.

— Они не забудут о своих манерах, любовь моя. Если даже меня удалось отесать, то такой умный человек, как маленький ирландец, сумеет разобраться, какой вилкой надо пользоваться.

— Надеюсь, что он воткнет ее в жареную свинину, а не в сенатора Гейтса, — отозвалась Тори.

— Я буду присматривать за ним, — пообещал Рис с притворной серьезностью.

— Следи за своими французскими запонками, — чопорно посоветовала она.

Рис усмехнулся, и они начали спускаться по широкой лестнице. Внизу, в большом, зале для танцев, настраивали инструменты музыканты струнного оркестра, приглашенного из самого Денвера. Огромные букеты свежесрезанных цветов оживляли коридоры и комнаты. Их аромат смешивался с божественными запахами, проникавшими из кухни.

Тори нервно улыбнулась отцу и его нескольким друзьям — банкирам и горнозаводчикам. Они беседовали в одном из углов огромного зала для танцев. С другой стороны от них перед Лаурой Эверетт и полдюжиной дам из ее садового клуба распинался Майк Меньон. — И проповедник, услышав приговор, осмотрел зал суда и во всеуслышание заявил:

— «Виселица — это единственное средство, которое сломит упрямство Пекера!» — закончил свой рассказ Майк, заставив всех дам задыхаться от смеха.

Хедда, которая находилась в пределах слышимости, пренебрежительно подняла бровь и повернулась к Чарити Соамс, которая шепнула ей что-то с неодобрением.

Даже для юго-запада в год выборов компания обеспеченных людей и тех, кто оказался за бортом удачи, оказалась слишком разношерстной. К вящей неразберихе сенсационный процесс над Альфредом Пекером закончился плачевно. Адвокатам осужденного людоеда удалось подать апелляцию в верховный суд штата и потребовать пересмотра дела на основании технических погрешностей. А так как судья был убежденным демократом, а сторонники Пекера были республиканцами, то политическая потасовка в районе Скалистых гор разгорелась еще жарче. Завязался спор вокруг отмененного приговора.

Рис вел дела с шахтерами, купцами, скотоводами, транспортниками. Он даже присматривался к возможностям железнодорожного строительства: по слухам, узкоколейка должна была пройти до Старлайта. Необходимость ее не вызывала сомнений. Деньги были нужны обеим партиям, и Рис никого не чуждался. Принимая впервые гостей в качестве хозяйки дома, Тори явно волновалась, все ли гладко пройдет в зале танцев.

Рис не отпускал ее от себя, когда они приветствовали прибывающих гостей, гордо представляя ее благоговейно трепетавшим хозяевам шахт и овцеводам. Хотя он был знаком с большинством богатых деловых людей города, он еще не встречался с друзьями Стоддарда из столицы штата. Тори знакомила его и поражалась, как быстро его принимали эти люди из цитаделей власти и богатства. Их жены, от которых Тори ждала воздержанности и холодности, как от Хедды, в большинстве своем поддавались дьявольскому очарованию Риса. Невысокая, толстенькая жена сенатора Гейтса буквально ловила каждое его слово. Все шло довольно гладко, и Тори, проверив, как идет подготовка обеда, начала понемногу успокаиваться. Когда она возвратилась в зал для танцев, к яркой толпе присоединился Чарльз, вышедший из прихожей. Он опоздал. Его волосы и одежда слегка намокли под дождем, который только что припустился вовсю. Выражение его лица соответствовало погоде. Он осмотрел зал, не скрыв отвращения при виде Майка Меньона и овцевода по имени Рудольфе Васкес. Потом он заметил Риса, и его холодные, темные глаза прищурились.

К нему подошла Лаура и начала с ним болтать, но Тори знала, что как хозяйка она должна сама занять протеже отца. Она подошла, когда Чарльз с Рисом сухо приветствовали друг друга.

Видя, как этот надутый осел пожирает глазами Тори, Рис с удовольствием взял ее по-хозяйски под руку и произнес с усмешкой:

— Конечно, вас не надо представлять миссис Дэвис?

— Любезно с твоей стороны пригласить меня, Виктория, — обратился к ней Чарльз, потом повернулся к Рису. — Полагаю, что ввиду моей давнишней дружбы с Викторией, вы позволите мне такую фамильярность — обращаться к ней по имени?

Тут вмешалась Лаура:

— Тори, прием проходит просто прекрасно. Вы отлично постарались. — Она наблюдала, как двое мужчин задиристо поглядывают друг на друга.

— Тори великолепно делает все, за что ни берется, — с гордостью отозвался Рис. В его глазах запрыгали чертики, когда он переводил взгляд с Лауры на ее деверя, лицо которого потемнело от гнева.

— Дикая вещь, эта история с Пекером, — произнес сенатор Гейтс, подойдя со Стоддардом к хозяевам. — Добрый вечер, Чарльз, миссис Эверетт. Великолепный прием, миссис Дэвис, — приветствовал их пухлый пожилой сенатор штата, склонившись над рукой Тори. — Примите мои наилучшие пожелания в связи с вашим бракосочетанием!

— Спасибо, сенатор, — любезно поблагодарила Тори, обрадованная тем, что старый грубиян не стал ее спрашивать о неожиданной смене жениха. Но ее благодарность оказалась преждевременной.

— Вас, Эверетт, я могу, по крайней мере, поздравить со скорыми выборами. В этой кампании вы, несомненно, выиграете мое место, даже если вам не удалось завоевать руку этой милой дамы.

— Сенатор, не ставьте на это все свои наличные, — вмешался в разговор Майк Меньон с плутоватой улыбкой. — У нашего кандидата шансы занять это место после вашей отставки несколько предпочтительнее.

— Дэвис, вы любите держать пари, — холодно заметил Гейтс. — На кого бы вы поставили?

— Майк знает о моих политических взглядах, а Стоддард — мои банковские вклады. — Он многозначительно посмотрел на Лафтона, который в замешательстве поглядывал то на сенатора, то на своего зятя. — Сенатор-республиканец от нашего округа — обтяпает сделку о железной дороге с людьми из Денвера, на чем я заработаю кучу денег… но именно в данном случае я могу принести деньги в жертву принципам.

— Вы толком не понимаете запутанность политических дел в Колорадо, Дэвис, да и вы тоже, Меньон, — возразил Эверетт с презрительной усмешкой. — Наш штат выиграл бы, если бы вы оба убрались на свою варварскую кельтскую родину.

— Нашему штату, молодой человек, больше пользы принесут ирландские волкодавы, чем такие, как вы, — ответил Меньон, намеренно усугубляя ирландский акцент. — Ничего удивительного в том, что республиканцы подключают неразборчивых стяжателей-демократов, желая остановить наш прогресс! Почему бы вам не двинуть в сенат Пекера?

Рис рассмеялся:

— Цивилизованные колорадцы и варвары-кельты, так? Думаю, что вы попали в небо, Чарльз. В Уэльсе, во всяком случае, когда человека приглашают на обед, то он знает, что его фамилия будет фигурировать в списке для гостей, а не в меню.

— Джентльмены, джентльмены, — запротестовала Лаура, одной рукой удерживая сенатора, другой Чарльза. — Почему бы вам не обдумать стратегию выборов или заняться другими свойственными сенаторам делами. — И увлекла их к столу с закусками.

— Думаю, что пришло время подавать обед, — сказала Тори Рису. Стоддард хотел было взять дочь под руку, но Рис ловким движением опередил его. — Да, если это вас интересует, Майкл. Тори сегодня угощает нас жарким из свинины… не из демократов.

— Вы оба — ужасные люди, — прошептала она на пути в столовую.

Обед был обильным, продолжался долго и проходил гладко, если учесть противоречивые характеры гостей. Тори тщательно продумала, кого где посадить.

Хедда вертела в руке хрустальный бокал с немецким рислингом, наблюдая, как ее дочь выполняет роль любезной хозяйки. На другом конце стола, на месте главы семьи, сидел Рис Дэвис, много смеялся и говорил; Хедда замечала каждый его горячий взгляд в сторону Виктории. Глупая девчонка, казалось, физически чувствовала на себе его взгляды и постоянно краснела от его неприлично страстных взглядов. Между ними произошло что-то такое, о чем Хедда и не могла подумать, когда согласилась с предложением Стоддарда пойти на этот ужасающий мезальянс. Она содрогнулась от отвращения. Что произойдет, когда…

Именно в этот момент в прихожей раздался громкий шум, за которым последовали крики и ругань. В залитую светом парадную столовую ворвался Вилли Уилкокс, нос картошкой, от которого не отставали дворецкий и две служанки. Его трудно было узнать. Он с ног до головы был покрыт грязью.

— Рис! Оползень на дороге к «Леди». Половина чертовой горы свалилась вниз. Все завалило!

Рис вскочил на ноги, бросил на тарелку белую полотняную салфетку.

— Кто-нибудь пострадал?

— Мы пытались удержать воду от дождей дамбой из породы. Гоняли шесть больших повозок, загруженных до краев. Мулы и извозчики, все там. С нами увязались десять — двенадцать шахтеров. Они тоже влипли. Надо их выручать!

— Я сейчас же выезжаю, Вилли. Доктор Ранси? — вопросительно произнес Рис, глядя вдоль длинного стола на врача.

— Врачебный саквояж всегда в моем экипаже, Рис. — Седой доктор извинился перед присутствующими, вставая из-за стола, еще несколько человек сами вызвались принять участие в спасательной операции.

— Эту дорогу надо держать открытой, — произнес Абель Котни, богатый шахтовладелец. Его Собственные владения находились в районе той же предательской горной дороги, как и прииски Риса «Леди Виктори». — Если на следующей неделе пойдет снег, то мы до следующей весны не увидим ни добытого серебра, ни наших людей.

— С серебром ничего не станет, а люди погибнут, — бросил Меньон. Уилкокс кивнул:

— Мы не можем терять время. Люди и повозки съезжают все дальше по западному склону. Если до утра этот дождь не прекратится, то все они погибли.

Рис обратился к Джеймсу Аллену:

— Полагаю, вы дадите нужное мне в кредит, Джим? Нам потребуются лопаты, кирки, веревки, ведра; Эбл, вам поручается забрать это в магазине Аллена.

— Идет. Пошли, Эбл, — согласился торговец. Через несколько минут все мужчины, находившиеся в зале, удалились, получив различные поручения.

Рис подошел к Тори и взял ее за руки.

— Будешь хозяйничать без меня, любовь моя. Попроси старых джентльменов проследить за тем, чтобы все дамы безопасно добрались до дома. Жаль, что первый званый обед заканчивается таким образом. До сих пор все шло великолепно, — весело добавил он, обнял ее и крепко поцеловал.

Слишком потрясенная, чтобы стыдиться присутствующих, Тори с нежностью прижалась к нему.

Когда он выпустил ее из своих объятий и направился к двери, она окликнула его:

— Рис, тебе надо переодеться! Ты же не будешь копать грязь в этом одеянии?

Рис пожал плечами и улыбнулся ей.

— Тори, сейчас не до переодеваний. — Он усмехнулся. — Будь душечкой и закажи моему портному новый вечерний костюм. Потом он оглянулся и увидел, что рядом со Стоддардом и сенатором Гейтсом сидит Чарльз. Это бросилось в глаза, поскольку из молодежи Чарльз остался в единственном числе. — У вас, конечно, нет запасного костюма, дружище Чарли? — уколол его Рис и вышел из зала.

— Я полагал, что эти негодные шахтеры справятся сами, — произнес Эверетт, ни к кому конкретно не обращаясь, но уловил выражение презрения на лице Виктории.

— Чарльз, на избирателей произведет плохое впечатление, если вы не примете участие в этой спасательной операции, — цинично заметил сенатор.

Недовольно бормоча что-то, Чарльз посмотрел на Викторию и произнес.

— Очень хорошо, лишний человек им не помешает.

— Только будь поосторожнее, Чарльз, при переходе через мосты, — не могла удержаться Тори, чтобы не подразнить его, несмотря на предупреждающий взгляд матери.

Наступило серое, безрадостное утро, похожее на похоронную процессию. Ранним утром дождь, наконец, прекратился. Тори успела поспать всего несколько часов после того, как проводила последнего гостя и наблюдала за множеством слуг, занятых уборкой после парадного приема. Привыкнув уже к теплу и объятиям Риса, она вертелась до пяти утра на их просторной холодной кровати, потом встала, оделась и стала ждать его возвращения.

Когда наступил полдень, а из гор не приходило вестей, она начала беспокоиться. Потом приехала взволнованная Лаура.

— От Риса все еще ничего не слышно? — спросила она, отряхивая свою намокшую шерстяную шапочку и передавая ее служанке.

— Ничего, — ответила Тори, которой передалось волнение Лауры.

— Я только что из клиники доктора Рэнси. Его медсестра все подготовила для приема пострадавших. Троих уже привезли. Джекоб видел однажды человека, задохнувшегося в грязевом потоке. — Она содрогнулась. — Я лишь молюсь, чтобы без дождя им стало полегче.

Тори вся побелела.

— Там ведь люди и повозки Риса. Он же полезет в самое опасное место. Я поеду туда и сама посмотрю. Брови Лауры удивленно изогнулись.

— Ты всего несколько недель назад заявляла, что презираешь своего мужа, а теперь, похоже, резко изменила свое отношение к нему.

— Мне не обязательно его любить, Лаура. Но он мой муж, и я обязана быть преданной ему. — Она понеслась наверх, приказала Мэй достать ей дорожные башмаки и теплую одежду для верховой езды.

— Преданной, вот как? — повторила Лаура с довольной улыбкой.

Тори осторожно ехала по расползшейся от грязи дороге, радуясь тому, что дождь прекратился и что ее смирный мерин был подкован. Добиралась она целый час. Перед очередным поворотом неширокой дороги, вившейся вокруг горы, до нее долетели звуки врезавшихся в щебень и грязь мотыг, ржание мулов, ругань мужчин.

С левой стороны от нее был ужасающий обрыв в несколько сотен футов высотой. На крутом склоне торчали несколько зубчатых скал и несколько скрюченных от ветра низкорослых сосен. С наступлением зимы горы Сан-Хуана становились неприветливыми. Тори повернула коня на правую сторону узкой дороги и приготовилась встретить то, что ждало ее впереди. Вскоре она увидела картину разрушений. Огромная красноватая масса с валунами и вырванными корнями деревьев буквально стерла узкую ленту дороги. На расстоянии сотен футов от нее, на крутом подъеме увязли в потоках грязи несколько громоздких фургонов Мерфи. Впряженные в них мулы рвались и отчаянно натягивали постромки, но другие, утонувшие по живот и даже по плечи, выбились из сил и не шевелились. Покрытые грязью, пострадавшие возницы лежали на мягкой сырой земле, рядом с оползнем. Их по очереди осматривал доктор Рэнси. Рабочие, вооружившись лопатами и ломами, прокапывали траншею в потоке грязи, разыскивая других пострадавших и пытаясь вызволить бьющихся мулов. Изредка раздавались выстрелы — добивали безнадежно увязших мулов.

Тори обвела взором адскую картину, ища Риса. Но все так перепачкались красноватой грязью, что невозможно было отличить одного от другого. Потом она услышала его громкий и повелительный голос. Рис посылал дополнительных рабочих к краю пропасти. Ею вечерний костюм был полностью испорчен, и струйки грязи и пота стекали с его лица. Он надрывался, стараясь вытащить засыпанного мужчину из-под камней и щебня. Возницу придавил большой валун.

— Несите ломы, — кричал он. — Нам надо убрать этот камень с его ног. Доктор, подойдите сюда и посмотрите, чтобы мы не сделали ему еще хуже, когда станем его вытаскивать.

Старый доктор, с перепачканной до неузнаваемости седой шевелюрой, прихватил свой кожаный саквояж и подошел к Рису, стоявшему рядом с Майком Меньоном. Проходя мимо Чарльза, который стоял, опираясь на кирку, доктор любезно попросил его помочь. Тот неохотно последовал за доктором к краю обрыва.

— Майк, вы с Чарльзом приподнимите ломами валун. А вы, доктор, наблюдайте и крикните, если возникнет опасность еще больше повредить ногу. А я вытащу его, когда валун приподнимут.

— Мне это не нравится, Дэвис, — заметил Эверетт. — Грунт тут слишком мягкий и скользкий. Весь этот участок может обрушиться, если мы сдвинем камень. Тори спрыгнула с седла, подошла к ним поближе и услышала его слова. Никто не заметил ее в безумной суматохе. Ее башмаки утопали в грязи, подол юбки волочился по земле, становясь все тяжелее с каждым ее шагом. Она увидела, с каким отвращением Рис взглянул на Эверетта. Чарльз сделал шаг назад и, повернувшись, заметил Тори. Ее неодобрительный взгляд подействовал на него так, как не мог подстегнуть презрительный взгляд ее мужа.

— Ладно, давайте попробуем, — сердито проворчал Чарльз.

Тори видела, что Рис наклонился в опасной близости к самому краю скользкой дороги, готовясь вытащить пострадавшего. Чарльз и Майк стояли с правой стороны от Риса, за камнем. Он сделал им знак, и они подсунули концы стальных ломов под валун, придавивший ногу потерявшему сознание человеку, уперлись в мягкий грунт, приподняли валун и подвинули его к краю пропасти.

— Нога свободна. Тяни, Рис, — крикнул врач, схватив пострадавшего за руки, в то время как Рис потянулся под покачивающийся валун, чтобы вытащить ногу.

— Осторожнее, не уроните камень на нас, — предупредил Рис обливающихся потом, напрягшихся мужчин, — мягкий грунт понемногу проминался.

Майк крепко держал свой лом, пока Дэвис освобождал ногу мужчины, но когда они с доктором уже вытащили возницу, ноги Чарльза начали скользить. Он испугался и отпустил свой лом, отпрыгнув с проклятиями в сторону. Приземистый ирландец изо всех сил напрягся, но не смог удержать одним ломом неожиданно возросшее давление на себя. Валун накренился влево и, продавив край дороги, полетел в пропасть, увлекая за собой на дно ущелья огромные глыбы земли, камни и деревья. Майк стоял вплотную к валуну и тоже полетел вниз, когда опора под его ногами исчезла.

— Дай ему руку, Эверетт! — завопил Рис, перепрыгнув через потерявшего сознание человека. Даже если можно было еще больше приблизиться к краю, он вряд ли смог бы исправить то, что натворил в панике Чарльз. Рис, который стоял теперь на коленях по другую сторону образовавшегося провала, не смог дотянуться до своего друга.

Из груди Тори вырвался вопль, когда она увидела, как Рис зашатался и стал съезжать к краю, но находчивость доктора спасла его. Тот схватил стальной лом, брошенный Чарльзом, плюхнулся на живот прямо в грязь и протянул его Рису. Осторожно, не торопясь, Рис вскарабкался наверх, на более прочную почву. На мгновение их взгляды встретились, в ее глазах отражался ужас, в его — изумление. Но он тут же позвал людей с веревками и опять наклонился над краем провала. — Майк, сукин ты сын, не смей погибнуть при мне, — завопил он, отчаянно всматриваясь в ужасающий след, который оставил после себя валун, когда, сметая все на своем пути, летел вниз с горы.

Снизу отозвался слабый голос:

— Разве я могу быть таким непочтительным со своим коллегой-демократом. Рис, дружище?

Меньон повис примерно в тридцати футах ниже дороги, ненадежно уцепившись одной рукой за неровный кусок скалы, а другой рукой обвив скрюченную сосенку. В любой момент и та, и другая опоры могли не выдержать.

— Держись, я спускаюсь. Тебе чертовски повезло, что валун полетел впереди, а не позади тебя, а то пришлось бы теперь пожимать руку самого Люцифера.

— Ирландское счастье, приятель, но не думаю, что тебе стоит спускаться сюда — простому валлийцу может так не повезти. Сбрось мне веревку. — Едва он выкрикнул это, корни сосенки подались и он на некоторое время потерял точку опоры.

— Разве ты сможешь схватить веревку и не сорваться? — завопил Рис, обвязывая конец толстой пеньковой веревки вокруг своего пояса, потом дал знак трем крепким рабочим отпускать веревку.

Тори стояла за этими мужчинами, прикусив побелевший кулачок, и наблюдала, как ее муж скрывается за краем обрыва. На кончике ее языка вертелись слова, которые она не могла произнести вслух, отражавшие чувства, в которых она никогда бы не призналась: «Я люблю тебя. Рис!»

Последнее, что увидел Рис, спускаясь за край обрыва, было мучительно встревоженное лицо Тори, ее впившиеся в него аквамариновые глаза. Отражает ли ее беспокойство более глубокие чувства? У него не было времени разбираться в этом, он быстро начал скользить вниз, к Майку.

— Господи, помилуй нас обоих, не дай оборваться этой веревке, — бормотал он.

— Я уже молился святой Богородице и всем святым угодникам, конечно, на всякий случай, — сообщил Майк, когда Рис поравнялся с ним. В этот момент корни сосенки вырвались, с шумом посыпалась земля, и другая рука Майка еще крепче вцепилась в крошащийся сланцевый выступ.

— Держись, — выдохнул Рис, хватая Майка одной рукой за пояс, а другой рукой и ногами упираясь в стену обрыва. — К счастью, ты не родственник Эвана Меньона, иначе бы ты, тощий маленький ирландец, полетел вниз. Твой однофамилец раза в три был тяжелее меня.

— В данный момент, дружище, я радуюсь тому, что не самый тяжелый из всех Меньонов Пенсильвании, — отозвался Майк, вцепившись обеими руками в своего спасителя. Рис крикнул, чтобы их подняли.

Тори не могла разобрать, о чем они говорили, находясь за спиной целой группы мужчин, которые подбежали, чтобы помочь вытянуть людей из пропасти. От шума срывающихся с откоса камней у нее замерло сердце. Один раз нога Риса сорвалась, и веревку резко рвануло вниз.

— Поосторожнее, не дайте веревке оборваться под их весом! — взвизгнул Уилкокс. — Плавнее, ребята, помягче. — Он находился ближе всех к краю обрыва и именно он подал руку Рису, когда тот показался над его краем. Тори еще сильнее впилась зубками в свою руку, прокусив ее до крови. Она старалась не вскрикнуть и не отвлечь внимание спасателей. Чарльз оставался на почтительном расстоянии от места действия, как сторонний наблюдатель событий; возникших по его вине. Все были настолько увлечены развертывающейся драмой, что не обращали на него внимания. Как только Рис вытащил Майка на безопасное место, он отошел от края пропасти и отвязал потертую, грязную веревку. Тори не сдвинулась с места, когда мимо нее проходили спасатели. Ее охватило неудержимое желание подбежать и броситься ему в объятия. Но не успела она окончательно решиться, как он гневно подошел к Эверетту, попятившемуся от него.

— Послушайте, Дэвис, произошел несчастный случай. Никогда не думал, что этот полоумный Мик…

Рис без лишних слов врезал ему кулаком по носу, и адвокат полетел навзничь в холодную грязь.

— Никто кроме меня не называет Меньона Ми-ком, запомни это, трусливый подонок! — злобно процедил Рис. Потом он осмотрел оборванного и исцарапанного ирландца, который, прихрамывая, подошел к ним в сопровождении доктора Ранси, Вилли Уилкокса и группы возбужденных шахтеров.

. — Не тратьте зря время на него, док, — « — сказал Вилли. — Этот работяга, которого Рис вытащил из-под камня, вроде, приходит в себя. Здорово повредило ему ногу.

Все вернулись к своим занятиям, кроме Риса и Тори, смотревших друг на друга поверх потерявшего сознание, распростертого на земле Чарльза Эверетта.

Ни за что на свете Тори не проронила бы и звука в его защиту, но сейчас она неуверенно приблизилась к нему, желая притронуться к его забрызганному грязью телу и убедиться, что он вне опасности. Рис перешагнул через Чарльза и помешал ей это сделать, заключив ее в свои объятия.

— Какого черта ты здесь делаешь? Одна приехала верхом, с тобой тоже могло что-нибудь случиться, — проговорил он хриплым голосом.

— А ты мог погибнуть, — она возразила обвиняюще, отстраняя его от себя. — Прости, что я испачкал тебя, любовь моя, — нежно прошептал он, глядя на грязные отпечатки своих рук на ее плечах и щеках. — Стала бы ты горевать, если бы я сломал себе шею на дне этого каньона? Ты бы стала богатой вдовой. Тори!

Она широко раскрыла от ужаса глаза:

— Глупец! Как ты можешь говорить такие вещи?

— Значит, ты сожалела бы обо мне? — В его глазах запрыгали чертики и, несмотря на грязь и пот, он не утратил своей грубоватой красоты.

Она пропустила мимо ушей его вопрос и сказала:

— Раз уж я приехала сюда, я могла бы помочь доктору Ранси.

Слегка ошеломленный ее предложением, он стоял и наблюдал, как она захлюпала по грязи к цепочке развернутых одеял, на которые уложили пострадавших.

На сердце он ощущал удивительную легкость. Она совершенно одна приехала сюда, чтобы выяснить, не пострадал ли он. Выражение ее лица в тот момент, когда его начали опускать в пропасть, рассказало ему то, в чем сама она открыто никогда не признается. Она волнуется за него!

В этот момент Чарльз застонал и повернулся. Рис поморщился при виде никчемного ублюдка, потом подумал, что, возможно, она приехала из-за своего бывшего жениха, а не из-за него. Этого не может быть! И конечно, после того, каким трусом показал себя Эверетт, в ее сердце для него не останется места. Неуверенность боролась в нем с надеждой, когда он вернулся к спасательным работам.

Глава 17

Тори встала на колено возле раненого шахтера, приподняла его голову, чтобы попоить из фляжки, которую она поднесла к его губам. У него была сломана рука, но доктор Ранси, похоже, считал, что это не самая тяжелая травма. Несколько мужчин были завалены лавиной грязи и камней, а у некоторых ужасно раздроблены конечности. Стиснув зубы, она продолжала помогать пострадавшим, поила их, стараясь не слышать их жалобных стонов.

— Что ты тут делаешь, в этом Богом проклятом месте? Дамы не должны здесь находиться. Я позабочусь, чтобы ты благополучно добралась до города, — произнес пришедший в себя Чарльз, пытаясь оттянуть Тори от раненого возчика.

Она оттолкнула его руку и, встав без его помощи, холодно посмотрела на него.

— Я здесь помогаю доктору и пострадавшим. То есть делаю то, к чему ты, к сожалению, оказался неспособен, мистер Эверетт. Можешь спокойно возвращаться в город. Я займу твое место.

Проходивший мимо Вилли Уилкокс, который поддерживал прихрамывающего шахтера, громко заржал. Пострадавший, тоже загоготал и проковылял дальше. Надменное лицо Чарльза помрачнело от злобы.

— Твой отец и твоя мать…

— Больше не опекают меня, Чарльз. И ты тоже. Пожалуйста, уезжай.

Она услышала, что ее зовет доктор, и бросилась к нему, желая поскорее уйти от надменного труса. У нее промелькнула мысль, что ей действительно повезло, когда Она не вышла за него замуж. Доктор Ранси и Вилли стояли на коленях и старались удержать вырывавшегося рабочего.

— Мне надо наложить ему гипс прежде, чем отправить на повозке в город, — объяснил доктор уставшим голосом.

Тори поняла, что ее собственное утомление не идет в сравнение с усталостью этого старика, который трудится здесь с минувшего вечера.

— Что вы хотите, чтобы я сделала? — не мешкая спросила она.

— Вилли будет прижимать его к земле, а я потяну его ногу. А вы держите вот здесь, — он показал на верхнюю часть бедра, — удерживая эту кость, пока я несопоставлю отломки. Это занятие не из приятных, — предупредил он.

Она вытерла ладони о юбку и ответила:

— Я постараюсь.

Он взглянул на нее и кивнул.

— Женщины, в конце концов, проявляют больше здравого смысла, когда дело касается крови и боли. — Он показал ей, как именно надо удерживать сломанную ногу. — Начали, Вилли, — и здоровенный шахтер навалился на грудь пострадавшего и его правую ногу, фиксируя его. Доктор быстро оттянул переломанную выше колена кость и приставил ее к верхней части бедренной кости.

Тори сдерживала напрягшиеся мускулы, прилагая все свои силы. Она слышала, как заскрипели края сломанной кости, когда их соединили. И тут мышцы пострадавшего обмякли.

— Он потерял сознание, бедняга, — сообщил Ран-си, быстро дезинфицируя открытую рану, где кость прорвала ткани тела, потом начал туго стягивать поврежденное место. — Практически ни черта нет под рукой. Может быть, придется переделывать, когда его завтра положат на мой стол, но во всяком случае отломки не нанесут новых повреждений, когда он будет трястись на повозке, — мрачно сказал он.

Тори почувствовала подступающую тошноту, но пересилила себя и подошла за доктором к другому мужчине, лежавшему на земле. Она встала на колени возле стонущего возчика, врач быстро и умело его обследовал, потом с грустью покачал головой.

— Повреждены и заполнились кровью легкие, — прошептал он. — Не можете ли вы посидеть с ним несколько минут? Он долго не протянет.

Тори кивнула, сдерживая слезы. Юноша казался ровесником Сандерса. Лицо искажено агонией, он кашлял кровью. Она вынула свою фляжку и помыла ему лоб.

— Лежи спокойно, не пытайся говорить. Некоторое время он держал ее за руку, потом прошептал что-то невнятное и затих. Тори накрыла его одеялом и, пошатываясь, встала. Услышав голос доктора, она повернулась и побрела к нему по грязи.

День стал клониться к вечеру. Работая, Тори глазами искала высокую фигуру Риса среди работавших. Откопали всех пострадавших, живых и мертвых, и разместили на повозках. Вытащили мулов, которых удалось откопать, но телеги с рудой придется откапывать позже, когда удастся собрать нужное количество людей. Оставаться еще в этом аду не могли ни спасатели, ни спасенные.

Всю жизнь Тори опекали и лелеяли родители. Хедда оберегала дочь от вида любых неприятностей. Однажды она спросила мать, можно ли ей пойти помочь Лауре Эверетт, когда в гостинице случился пожар и нужны были люди. Хедда в ужасе отказала. Глядя на свою помятую, испачканную грязью и кровью одежду, она скривилась, представляя себе, что бы ей наговорила Хедда, увидев ее.

Она стояла, потирая ноющую поясницу, и наблюдала за окончанием работ с чувством удивления и свободы. Доктор и многие рабочие хвалили ее за помощь. Но она неожиданно поняла, что дорожит мнением лишь одного человека. И вот откуда-то появился Рис. Он шел по грязной дороге широкими, уверенными шагами. Он нес какой-то странный грязный комок с вертящимся хвостом. Щенок возбужденно гавкнул, когда Рис остановился перед Тори, неловко держа в руках маленькое извивающееся создание.

— Это собачка одного из погибших рабочих. Ты поедешь в больничном фургоне. Я подумал, что, может быть, ты позаботишься об этом песике, пока мы не приедем в город.

Тори почесала лохматый подбородок животного. В награду он лизнул ее руку. Она обрадовалась. От тяжелой усталости, которую она испытывала минуту назад, не осталось и следа.

— Да, конечно, Рис. Я всегда любила собак. Он озадаченно взглянул на нее, полагая, что в детстве она ни в чем не знала отказа.

— Неужели у тебя не было собаки? — спросил он, когда она с готовностью взяла у него лохматый комочек.

Яростно крутящийся хвостик щенка обрызгал грязью их обоих, но Тори лишь смеялась и чесала его головку.

— Мама говорила, с ними много хлопот и они пачкают одежду. — Она помолчала, глядя на Риса с задумчивостью маленькой девочки. — Можно взять ее себе?

Он улыбнулся так же, как и она, и почесал щенку шею.

— Я надеялся, что ты спросишь об этом. У нас в Логове дракона сколько угодно места и для собачек… и для детей, — добавил он.

Наступил ясный золотистый рассвет необычно теплого дня после целой недели пасмурной холодной погоды. В горах Сан-Хауна погода в конце сентября всегда была непредсказуемой. Когда Рис проснулся, то обнаружил, что лежит один на просторной кровати. Он потянулся, разминая уставшие мышцы, сел на краю кровати, потом встал, взял халат. Надевая халат, он подумал, куда же подевалась его жена. Но она всегда просыпалась раньше его.

Накануне ночью они вернулись домой уставшие, забрызганные грязью. Быстренько приняв ванну и торопливо перекусив тем, что собрала им миссис Крей-тон, они заснули мертвым сном. Рис так измотался за тридцать шесть часов без сна, что даже не подумал о близости с Тори. Когда они уходили в спальню, она неохотно отдала грязную собачонку на попечение своей кухарки. Вспомнив, как заботливо Тори отнеслась к щенку, он улыбнулся, догадавшись, где она находится.

Его ждал приятный сюрприз. Подойдя к кухне, он услышал мягкий, веселый смех Тори и звонкий лай. Нагнувшись в углу у большого медного корыта, она мыла щенка. Ее волосы спутались и намокли, мыльная пена свисала с кончика носа, а она держала и скребла извивающийся клубок шерсти, который пытался выпрыгнуть из корыта. — Не смей вылезать, грязнуля! Твоя шерстка так слиплась от глины, что превратилась в глиняную корку. Посмотрим, что скрывается под всей этой грязью. — Она повернулась к кухарке, которая стояла рядом с кувшином чистой воды. — Ну, поливайте, думаю, она не захлебнется.

Миссис Крейтон, заразившись веселым настроением своей молодой хозяйки, не обращала внимания на то, что обычно безукоризненно чистый пол на кухне был залит водой.

— Посмотрите-ка, да она почти белая, — воскликнула женщина и окунула собачку с головой. Тори тут же вынула щенка из корыта и поставила на пол, позволив отряхнуться. Слабые ножки собачонки заскользили на мокрых, скользких плитках пола.

— Она в самом деле белая, — воскликнула Тори с восторгом, закутывая собачонку в пушистое, белое полотенце, начиная вытирать ее. — Когда вся шерстка высохнет…

— Тогда тебе самой понадобится принять ванну, — закончил за нее Рис, становясь на одно колено, чтобы поцелуем снять с ее носа пузырьки пены и пригладить выбившийся локон. — Давай, я помогу тебе, — одной рукой он взял собачку, а другой помог ей подняться. Он рассматривал собачку с напускной суровостью, пока Тори оправляла помятое платье и занималась рассыпавшейся прической, из которой выскочили почти все шпильки.

— Гм-м, как же мы назовем тебя? — Он погладил комочек белой шерсти, завернутый в полотенце, задумался. — Я не приближался к собакам с тех пор, как покинул приют Святого Винсента. Сестра Фрэнсис Роуз держала большую зверюгу, черно-белую овчарку, дети ее звали Пастух.

— Я хочу назвать эту собачку как-то необычно. Дай мне время придумать ей имя. — Она взглянула на свое платье и вздохнула. — Мне, пожалуй, надо переодеться и поправить прическу.

— Надень что-нибудь попроще для прогулки. Поедем с нашим безымянным компаньоном на пикник, — предложил Рис. — А миссис Крейтон попрошу позаботиться о закусках. Иди переодевайся, а я присмотрю за этим шельмецом. — Он щелкнул пальцем по висящему уху, щенок в ответ зашелся лаем.

Тори нервно поглядывала на своего мужа. Он управлял лошадьми, запряженными в небольшую коляску, катившую вверх по извилистой горной дороге. Они уже изрядно удалились от города. Ветер трепал его кудри, постоянно отбрасывая непокорный локон ему на лоб. На нем были темная рубашка с открытым воротом и коричневые брюки. Он больше был похож на работника ранчо, чем на свежеиспеченного миллионера. Ослабив поводья, Рис дал лошадям волю, и они бежали ленивой рысцой, а он, казалось, наслаждался теплом солнца, светившего ему в лицо.

— Скоро уже ляжет снег, — сказала Тори, стараясь не думать о том, насколько он красив, или о том, как ей хочется протянуть руку и пригладить этот локон, упавший на его лоб.

Он улыбнулся и взглянул на нее.

— Там, куда мы едем, всегда тепло, — загадочно произнес он. — Необыкновенное место, вот увидишь. Я наткнулся на него во время долгой прогулки весной.

Они ехали еще полчаса по широкой долине, раскинувшейся между двумя вершинами, потом повернули на еле заметную тропу, которая вела вниз между остроконечными скалами. За изгибом тропы показался ручей, вскипавший множеством пузырьков и отливавший серебром в лучах полуденного солнца. Ручей, питаемый родниками, расширился, протекая через небольшой уединенный каньон. Отвесные, гладкие стены каньона обрамляла роскошная зелень позднего лета. Рядом с ручьем высились тополя, шелестевшие золотистыми листьями, в центре каньона ручей разливался несколькими озерцами со вскипающей от пузырьков водой.

Тори восхитила захватывающая дух, удивительная красота этого места. — Очаровательно, — произнесла она, когда он помогал ей выйти из коляски. Щенок спрыгнул на землю и забегал вокруг их ног с отчаянным лаем.

— Думаю, что ей тоже здесь понравилось.

— Это место почти такое же прекрасное, как ты сама… но не совсем, — спокойно произнес он, пристально глядя ей в глаза. — Тори, зачем ты вчера поехала к этому оползню?

— Я испугалась, что могло что-нибудь случиться… Подумала, что смогу чем-нибудь помочь, — добавила она, отрываясь от его гипнотического взгляда и направляясь за резво прыгающим щенком, который помчался к самому большому озерцу.

Рис достал из коляски корзину с провизией и одеяло, лежавшее под сиденьем.

— Я знал, что это окажется не таким легким делом, — прошептал он со вздохом. — Потом, глядя, как она наблюдает за крутящейся и пузырящейся водой, он улыбнулся и подошел к ней сзади. Положил вещи на землю, нагнулся, чтобы сорвать маргаритку и, заткнув цветок ей за ухо, прошептал:

— Пощупай воду.

Тори с удивлением наклонилась и, глядя на щенка, который у края озерца плескался и тявкал от восторга, опустила руку в серебристую воду, думая, что она , ледяная, как во всех ручьях в горах Сан-Хуана, и от неожиданности отдернула руку. — Она горячая!

— Не то чтобы горячая, просто приятно теплая. — Его сиплый голос был чувственно обещающим. Он расстелил одеяло рядом с водой, блики играли на его лице. — Это природный теплый источник. Я встречал еще несколько таких к северу от Денвера, но в этих местах других не видел.

— Значит, никто не знает о его существовании? — спросила она изумленно, осматривая величавые серо-темные скалы, окружавшие их и уходившие к лазурному небесному своду.

— Об этом месте знает несколько человек — хотя бы тот, у кого я купил эту землю. Видишь ли, уже тогда у меня зародились планы относительно этих мест.

Его обезоруживающая улыбка только усилила ее беспокойство. Он сел на одеяло и похлопал по нему рядом с собой, приглашая ее присоединиться.

— Я достану наши припасы, — предложила она, с умыслом поставив корзинку с крышкой между ними. Он причмокнул и стал наблюдать, как она раскладывает закуски, которые приготовила для них миссис Крей-тон. Жареная курица, нарезанная ветчина, хрустящие галеты, небольшая баночка с темным пикантным яблочным джемом и большая банка с консервированными персиками.

Тори наполнила тарелку и протянула ему, потом налила искрящегося белого вина, бутылку которого он открыл. Он смотрел, как она отпивает вино и нерешительно откусывает кусочки ветчины, потом положил сочный золотистый персик. Рис обгрыз куриную ножку, бросил несколько кусочков мяса и хлеба собачке, потом Тарелку и кости убрал в корзинку. Вытерев руки салфеткой, Рис откинулся назад, опираясь на локти. Он знал, что она наблюдает за ним, хотя и избегает встречаться с ним взглядом.

— Виктория, я не съем тебя.

Я — не Пекер. — Помолчал, потом продолжил:

— Я задал тебе вопрос, на который ты, по существу, не ответила.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала тебе. Рис? — Она тоже бросила щенку остатки еды и убрала тарелку в корзину.

Он лег на спину и стал смотреть в небо, скрестив с кажущейся беззаботностью руки на широкой груди.

— Знаю, что наша семейная жизнь началась не очень гладко. Наша первая брачная ночь прошла не совсем так, как мы ее себе представляли. Позже я пытался исправить то, что тогда наговорил и наделал… Но, пожалуй, это не так. Я не жалею о том, что сделал, жалею только о форме содеянного. Мне хотелось пробудить в тебе страсть сначала мягко, без злых насмешек и… — Он вздохнул, увидев, как она возмущенно напряглась.

— Заставил меня просить тебя, — прошептала она ненавистные слова. — И каждую ночь с тех пор ты делаешь то же самое. Он порывисто сел.

— Это явное вранье! Я был интимно близок с тобой, но ты тоже этого хотела! В этом нет ничего стыдного для нас обоих, но похоже, что ты думаешь иначе. Ты пытаешься заглушить свои чувства, стараешься даже скрыть их от меня. Почему?

Она стала смотреть на бурлящую воду, слишком возмущенная, чтобы говорить спокойно.

— Я сам тебе скажу, почему, — настойчиво продолжил он начатую тему. — Ты боишься, что очень привяжешься к такому отпетому негодяю, к человеку, не похожему на джентльмена твоих девичьих грез.

— Ты прав в одном — ты не очаровательный принц… и я не люблю тебя, так же как и ты меня не любишь, — добавила она в свое оправдание.

Он взял ее за подбородок и повернул к себе.

— Так вот в чем дело, ты действительно так думаешь, любовь моя? Считаешь, что я тебя не люблю?

— Не говори глупостей, — отрезала она и отстранила его руку. — Я для тебя трофей. Приз, который надо выставлять напоказ в шелках и драгоценностях, твой входной билет в мир моего отца.

Его охватила волна возмущения.

— У меня уже был входной билет в мир твоего отца — деньги, — сказал он без обиняков.

— На которые ты и купил меня, — подхватила она, чувствуя, как к горлу подступают слезы.

Рис было протянул к ней руку, но остановил ее на полпути, потом негодующе сжал кулак и опустил руку.

— Тори, возможно, я и купил тебя… во всяком случае, воспользовался предложением твоего отца, но сделал я это не для того, чтобы завести хозяйку для торжественных приемов. Ты для меня не трофей, а жена. Господи, помоги мне, я же ведь люблю тебя! Может быть, всегда любил, с того самого момента, когда держал тебя в ледяной воде!

Он не дотронулся до нее, но усилием воли заставил ее посмотреть в свою сторону. Неужели она не понимала, как он рискует, говоря с ней настолько откровенно?

Тори начала говорить, все еще не решаясь посмотреть ему в лицо. — Если ты любишь меня так же, как джентльмен любит свою жену, то не станешь продолжать просить меня… — Ее речь прервалась. — Ты позволишь мне иметь отдельную спальню и будешь с уважением относиться к моим желаниям и не будешь требовать, чтобы я каждую ночь проводила в твоих объятиях. — Она вся горела от смущения.

— Ты говоришь это не потому, что ненавидишь это занятие… Я знаю, что ты получаешь от него такое же удовольствие, как и я. Ты не сможешь скрыть от меня, Тори, свою физическую реакцию. И зачем пытаться это делать? Потому что в социальном плане я ниже тебя? Поэтому? — Он готов был услышать от нее прямой остро жалящий ответ. Но вдруг ее плечи затряслись от беззвучных горьких рыданий.

Он мгновенно протянул к ней руки и обнял ее, прижал к себе, стал нашептывать ласковые слова, чувствуя ее боль, недоумевая о причинах этой боли.

— Что с тобой, любовь моя? Расскажи мне, — Упрашивал он ее.

— У женщин… у приличных дам не может быть таких ощущений, — всхлипнула она, прильнув к его плечу. — Я не должна… считает, что я не должна хотеть… Мама говорила, что жена обязана подарить своему мужу детей, но… — Она почувствовала, как напряглось его тело, а руки перестали ее нежно гладить.

— Мне следовало бы знать, какой дрянью набила твою голову Хедда Лафтон! Тори, любовь моя, забудь о долге, забудь о том, что ты леди, когда мы вдвоем в постели… — Подняв вверх руку, он не позволил перебить себя. — Ты действительно леди, и я люблю тебя за это, но ты вместе с тем женщина из плоти и крови, очаровательная, желанная, способная получить и принести удовольствие.

Он почувствовал, что она дрожит, и сам вздрогнул от охватившего его желания. С забившимся сердцем Рис погладил ее грудь. Он поцеловал ее в шею, потом покрыл поцелуями ее заплаканные щеки, поднялся выше к ее густым золотистым ресницам. Он целовал ее веки, кончик носа, не мог удержаться, чтобы не потянуться к ее губам. Когда он прильнул к ним, Тори всхлипнула, сдаваясь, раскрыла для него губы, начала в ответ ласкать его, впиваясь в его плечи..

Рис плавно опустил ее на одеяло и начал расстегивать розовую блузку с оборочками, засунул под нее руку и погладил ее грудь через лифчик. Когда она вся изогнулась под его ласками, он полностью расстегнул блузку и начал снимать ее, продолжая целовать ее лицо, горло, грудь.

— Поговорим позже, — прошептал он, расстегивая юбки.

— Ты за этим привез меня сюда, правда? — прошептала она между его поцелуями, слишком возбужденная, в ее почти беззвучном голосе не было обвиняющей интонации.

— Давай скажем так — я не хочу, чтобы ты утонула, — загадочно ответил он, продолжая умело и быстро раздевать ее. — Я собираюсь научить тебя плавать, любовь моя.

— Но… но я думала… — Тори сбилась и, ошарашенная, замолчала, а Рис снял с нее верхнюю и нижнюю юбки, потом начал снимать башмаки и чулки.

— И это тоже. Тори, это тоже, — говорил он, прижимая ее к одеялу и целуя так страстно, что она задыхалась и не могла протестовать. Удовлетворившись ее ошеломленным состоянием, он сел, быстро стянул свои башмаки и брюки, снял рубашку и туго обтягивающие шерстяные трусы. Рис чувствовал, что она на него смотрит, но когда он попытался перехватить ее взгляд, она быстро отвернула зардевшееся лицо.

— Тебе холодно, а вода теплая, но сначала… — он замолчал и расстегнул крючки на ее нижней рубашке, потом развязал шнурок ее панталон. Рис нежно снял с нее белье и подал ей руку. — Пойдем, — шепнул он хриплым от страсти голосом.

Тори была не в силах сопротивляться. Она подала свою трепещущую руку и позволила сжать ее в его широкой ладони. Рис помог ей встать. Оба были совершенно обнажены, среди ясного дня, вне дома. Казалось бы, она должна была возмутиться, но солнце грело ее кожу с необычной первозданной теплотой. Кожа на груди и плечах Риса, ставшая бронзовой от долгих часов пребывания в безжалостных лучах, резко контрастировала с ее молочной белизной. Ее груди прижались к густой поросли на его груди, когда он обнял ее, потом подхватил, затихшую, на руки и понес в бурлящий природный бассейн.

— Держись крепче, любовь моя. — Он мог и не предупреждать ее, когда она окунулась в теплую воду, отчего ее длинные волосы прилипли к спине. Тори почувствовала, как увлекает ее течение и как покалывают ее кожу минеральные соли. Испуганная и заинтригованная, Тори позволила Рису отнести себя на середину озерца. Там он выпустил ее из рук и поплыл на спине, она крепко уцепилась руками за его шею и вытянулась в воде, держась за его тело как за плот, позволивший ей держаться на поверхности.

— Как все странно, — пробормотала она, откидывая волосы с лица.

Прильнув к нему, она чувствовала каждую его мышцу. Рис красивыми движениями нес их в бурлящем потоке теплого ручья. От возбуждающих прикосновений ее соски набухли, его член отвердел и прижался к внутренней поверхности ее бедер. Эти же ощущения она испытывала всякий раз, когда они лежали рядом, но в воде они немного изменились и казались острее.

Он улыбнулся, почувствовав ее реакцию:

— Тебе нравится, любимая?

— Я… я не знаю, — прошептала она.

Рис сделал гребок и они немного проплыли вперед. Потом одной рукой скользнул по ее спине, и дальше по мокрой, шелковой округлости ее ягодиц, вызвав у нее удивленный вздох. Тори рефлекторно сдвинула ноги и на мгновение зажала между бедер его член.

Она испуганно оттолкнула его и он ушел под воду. Рис ногами нащупал дно и встал, вода ему доходила до подбородка.

Он рассмеялся и закашлялся:

— Разве можно быть такой ужасной женой! — голосом он начал подражать Майку Меньону. — Ты хочешь утопить своего бедного любящего мужа да еще таким жутким способом, да помогут мне святые угодники!

Тело Виктории покоилось на поверхности воды, а руки продолжали цепляться за его шею. Она хихикнула, неожиданно заразившись от него весельем:

— Ты обращаешься к святым угодникам? Но уверена, что святые угодники не отзовутся на призыв такого, как ты, Рис Дэвис. Если тебя кто-то и сохранит, то, несомненно, это будет дьявол, потому что дьявол всегда печется о себе подобных!

Удивленный Рис вскинул голову и расхохотался:

— Ох, девочка, я люблю тебя, — воскликнул он и запечатлел на ее улыбающихся губах сочный поцелуй.

Но то, что началось, как спонтанное проявление взаимного влечения, переросло в страсть. Через несколько мгновений Рис отступил назад и позвал:

— Иди ко мне, дорогая! — Он опустил ее тело в воду и прижал к себе. — Теперь обхвати ногами мою талию. — Она послушалась, а он начал гладить ее спину и ягодицы. — Поцелуй меня, Тори, — уговаривал он, продолжая мягко, медленно гладить ее, прикасаясь к ней всем телом, возбуждая ее.

Тори крепко держалась за его шею, но не подняла голову, когда он попросил ее. Рис нежно потянул ее за волосы, пока ее лицо не поднялось, и их глаза не встретились. Прерывисто всхлипнув, она послушалась его, напряглась, потянулась к его губам и слилась с ним в поцелуе.

После затяжного, возбуждающего поцелуя с привкусом соленой воды он прошептал, не отнимая от нее своих губ:

— На этот раз наша встреча в воде проходит гораздо приятнее.

Сказав это, он крепко взял ее за талию и понес на более мелкое место. Когда ее ноги достали до дна, он медленно отпустил ее, чтобы она нашла опору на мягком травянистом дне. Рис вытянулся в воде возле самого берега, частично погрузившись в воду на глубине всего в фут. Он притянул ее и положил рядом с собой, нежно снимая ее волосы с шеи и лица, потом поднял массу золотистых волос из-за ее спины.

— Давай по порядку, — прошептал Рис, горячо и вместе с тем нежно целуя ее, прижимая к себе, их руки и ноги переплелись в страстном объятии. — Подержи, — сказал он, направляя ее руку к своему члену и гладя его ее рукой по всей длине.

Он отпустил ее руку, и своей рукой начал гладить пучок шелковистых волос, потом продвинул руку дальше, вызвав у нее стон. Он остановился и подождал, пока она молча извивалась. Он опять начал ее гладить, очень нежно притрагиваясь к ее разгоряченному телу. Потом вновь замер, почувствовав, как раздвинулись ее ноги. Рис лег на спину, приподнял ее за бедра и посадил на себя.

Вокруг них заплескалась вода, когда он выгнувшись вошел в нее, регулируя своими руками ритм движения. Когда она вошла в неторопливый ритм, он нагнул к себе ее голову и поцеловал ее, усилив еще больше страсть, охватившую их в мягкой, теплой, плещущейся воде. Тори ощущала, как ее тело становится все горячее и горячее, но самое жаркое место находилось в низу ее живота, там, где она соединилась с ним, пульсируя в такт их движениям. Он поднимал и опускал ее, необыкновенно глубоко проникая в нее. Это должно было бы причинить ей боль — или, по меньшей мере, сильно смутить ее из-за того, что она оседлала его таким распутным способом, но она ничего подобного не испытывала. Тори уже не могла думать, могла лишь ощущать и двигаться все быстрее и быстрее.

Теперь, после стольких ночей в объятиях Риса, она знала, к чему они идут, и страстно к этому стремилась. Ощутив вспышку восторга, она поднялась на нем и почувствовала, как его руки скользят по ее талии, приподнимают ее груди к сверкающему солнцу, словно совершая языческий ритуал. Она изогнулась, вскрикнула и откинула голову назад так, что тяжелыми золотистыми волосами накрыла его до бедер. Рас взирал на свое золотистое совершенство и излил себя в ослепляющем взрыве экстаза, который, казалось, продолжался бесконечно. Оба медленно возвращались к действительности. Он заметил, что на ней появляется гусиная кожа от ветерка, сушившего на ней капли воды. Нежно он опять опустил ее в воду и, перевернув, положил на мягкое, травянистое дно лицом к себе.

Он поцеловал ее в нос и оберегающе обнял ее. — Я действительно люблю тебя. Тори, — прошептал он, прильнув к ее щеке. И стал ждать ее ответа.

Глава 18

Виктория почувствовала, что слова как будто застряли у нее в горле. Грудь словно заложило и она не могла выдохнуть из страха сказать лишнего. Люблю тебя. Рис Дэвис, картежник, чужак, трущобный подонок, содержатель главного городского борделя. Она не могла признать этой позорной правды, не могла и поверить его словам. Он пользовался ее телом таким бесстыдным, неестественным образом. У него были другие женщины. В этот терзающий душу момент Тори знала, что хотя она и любит его, никогда не сможет поверить ему. Ее муж уже приобрел над ней слишком большую власть.

Она знала, что он нетерпеливо ждет ответа, но боялась рассердить его. В ответ на ее презрение он всегда платил ей едкими замечаниями относительно финансового положения ее семьи и ее собственной низменной реакции на его ласки.

— Рис, я…

Ее хриплый шепот прервал заливистый лай щенка, который за кем-то погнался в траве с самой воды.

— Змея! — крикнула Тори, не видя, что это за змея, испугавшись, что она ядовитая.

Собачка догнала ее и начала кусать, бросила в грязь возле небольшой лужицы, которая образовалась в каменной впадине. — Это безобидная медянка, — презрительно фыркнул Рис. Все же он оставил Тори и быстрыми уверенными гребками поплыл через озерцо и выбрался на берег у места схватки.

Чувствуя себя неловко без одежды, замерзшая на прохладном ветерке. Тори вышла из воды и направилась к расстеленному на земле одеялу. Вынула из корзины большое полотенце и завернулась в него, потом побежала туда, где находились Рис и собачка.

Рис стоял на коленях, держал в руке маленький, забрызганный грязью комок шерсти, и пытался другой рукой разжать пасть собачонки, вынуть змею.

— Осторожнее! Вдруг она ядовитая? — крикнула Тори, осторожно пробираясь по глинистому берегу.

— Она безобидная, но песик ее уже задушил, — ответил он и отбросил в сторону дохлое пресмыкающееся, передавая ей грязную собачку. Она протянула руки, чтобы принять щенка, полотенце соскользнуло с груди к бедрам. Грязная собачонка прижалась к ее грудям, буквально извозив их липкой грязью.

Рис не мог удержаться, чтобы не улыбнуться.

— Счастливый песик. Знает, куда надо обращаться за наградой.

Он стоял рядом с ней, не замечая своей наготы, гладил уши щенка, наблюдая, как тот продолжает пачкать ее груди мотающимся хвостом. Рис начал ласкать жену, рисуя кончиками пальцев узоры на ее перепачканной коже. Тори почувствовала, что снова ее соски твердеют. Она подхватила полотенце, начавшее соскальзывать еще ниже. Собачка вырвалась из ее рук и оставила грязный след на животе.

— Ах, ты, негодница, всю меня измазала, — журила она собачонку, а та принялась весело прыгать у ее ног.

— Вам обоим надо помыться, — хохотнул Рис. — Похоже, тебе придется тратить много времени на то, чтобы ее отмывать. Собачку, кажется, так и тянет к грязи.

Тори подняла полотенце, но поняла, что ей нужно другое. — Подай мне ее, мы пойдем купаться вместе, — сказала она, потом ахнула от пришедшей ей на ум мысли. — «Грязнуля», вот как мы назовем ее, — воскликнула она. — Я буду называть тебя «моя дорогая Грязнуля». — Она принялась вертеть в руках извивающуюся собачонку, как ребенок рождественскую игрушку.

На его губах появилась недоверчивая ухмылка.

— Не похоже, что в детстве ты общалась с грязнулями.

— Мне этого хотелось, но не разрешали. Мальчикам все позволительно, а девочкам нет. Сандерс ходил купаться в залив с другими ребятишками, а мне… — Она замолчала, сообразив, что чересчур много раскрывает и что он нарочно наводит ее.

— Твоему брату досталось слишком много свободы, а тебе слишком мало.

— Ну вот, опять начинаешь нападать на мою семью. Я не хочу говорить о родственниках, — встала она на защиту своих родных.

Он с безразличием пожал плечами, соглашаясь с тем фактом, что пока что рано требовать от нее большей лояльности к нему, чем к семье Лафтонов. Он изменил тему разговора.

— Я обещал научить тебя плавать. Уверен, что Грязнуля сумеет держать свою мордашку над водой. Давай поучим плавать хозяйку? — обратился он к собачке. — Заодно станет почище.

Грязнуля звонко тявкнула, а Тори и Рис рассмеялись. Их руки случайно соприкоснулись, когда они оба теребили щенка за уши. Глаза их на мгновение встретились, но она застенчиво отвела свой взгляд в сторону.

— Хорошо. Давай поучимся плавать. Ты обещаешь не дать мне утонуть? — спросила она у собачки, входя в чистую, журчащую воду.

Рис вошел в воду вслед за ней и сдернул с нее полотенце. Собачку Тори все еще держала на руках и присела, чтобы укрыться от его горящего взора.

— Как же люди плавают? — поинтересовалась она, немного нервничая. Как бы отвечая ей, собачка соскочила в воду и стала грести лапками, вертясь возле нее, тявкая и брызгаясь. Тори стерла с лица брызги и попыталась повторить движения своего четвероногого друга. То, что держало на воде собачку, Тори не помогло, она камнем пошла ко дну, встала, отдуваясь, на ноги и увидела его веселые голубые глаза.

— Для этого нужно время и немного практики. Разреши я покажу, как это делается. — Рис поплыл, сделав несколько четких гребков.

Тори наблюдала, как сверкает вода на его мускулистых плечах и спине. Потом, сердито оторвав от него зачарованный взгляд, она попыталась повторить его движения. Эта попытка закончилась еще более плачевно, чем подражание щенку. На этот раз вниз ушла ее голова, а ноги оказались над водой.

Знакомые сильные руки подняли ее вверх и держали на плаву, пока она откашливалась и плевалась.

— У меня в костях, наверное, свинец… или мама была права. Возможно, дамам не следует плавать.

— Давай попробуем еще разок. — Он вытянул руки по воде, чтобы она легла на них. — Теперь отталкивайся ногами, и одновременно греби руками. Чувствуешь ритм? Гребки делай покороче. Ладони держи ковшиком. Вот так.

Он упрашивал ее, льстил ей, показывал и ругал, а Грязнуля в это время носилась рядом кругами, обрызгивая их обоих. Постепенно Тори начала двигаться по воде, вдыхать и выдыхать в такт с движениями рук и ног, а он объяснял и поддерживал ее на воде. Потом она вдруг сообразила, что плывет без его помощи. Она даже отплыла от него на некоторое расстояние! Она повернулась и решила доплыть до него, показать, чего добилась. И допустила серьезную ошибку. Она опять пошла ко дну, но на этот раз выплыла на поверхность без посторонней помощи и поплыла дальше. Однако, такое напряжение утомило ее, и все конечности показались ей налившимися свинцом.

Рис с восторгом наблюдал, как она настойчиво продолжала учиться плавать. Для городской девушки, воспитанной в неге и не привыкшей к тяжелому труду или физическим упражнениям, она проявила удивительную выносливость, силой воли добиваясь того, чего она не могла добиться мышцами и умением. Он легко и плавно подплыл к ней и обвил ее руки вокруг своей шеи.

— Держись, я доставлю тебя к берегу. Думаю, что для первого дня достаточно. Так же как для твоего питомца. — Грязнуля уже сидела на берегу, греясь на солнышке посреди грязи.

— Ах ты, негодная! — рассердилась она, когда муж сильными гребками доставил ее к мелкому месту. — Ты перепачкаешь нам всю одежду.

— Одевайся и собирай вещи, а я еще разок ее вымою. И ты ее подержишь, пока буду одеваться я. Но могу держать пари, что до возвращения в Логово дракона она опять куда-нибудь влезет.

Тори смотрела, как Рис окунает собачку в воду, потом насухо вытирает ее, радуясь тому, что муж не смотрит, как она одевается. Она нервно подумала о признании в любви… и о его желании, чтобы она тоже призналась ему в любви. «Я не могу его любить!» — панически кричал ей рассудок. «Но ты не можешь ему отказать!» — с болью возражала душа. Внешне она казалась спокойной.

— Что это ты копаешься в земле, как простой садовник? Твой муж ведь держит садовника, правда? — Хедда Лафтон стояла с надменным видом и, тыча зонтиком в черную плодородную землю, грозно смотрела на дочь, которая склонилась над цветочными клумбами за домом.

Виктория поднялась и нервно улыбнулась матери:

— Мы наняли несколько человек для сада, но мне всегда хотелось самой выращивать цветы. Главный садовник, мистер Бэтби, показал мне, как надо сажать луковички тюльпанов.

Губы Хедды презрительно вытянулись, когда она слушала объяснения дочери. Безукоризненно одетая в бледно-кремовый прогулочный костюм, ни один волос не выбился из прически. Когда-то Виктория была столь же элегантной.

— Похоже, что брак с этим содержателем салуна действует на тебя отрицательно, моя дорогая. Избегай его вульгарного влияния, пожалуйста, — добавила она с более мягкой улыбкой, не коснувшейся ее тусклых глаз. — До меня дошли весьма огорчительные слухи о том, что вчера ты одна ездила к этой грязевой лавине, где пострадало столько этих ужасных людишек!

— Мама, ты с Рисом в чем-то сходишься. Он тоже проявил беспокойство обо мне. «Он испугался, что со мной что-нибудь случится. А ты боишься лишь того, что я запятнаю фамильную честь Лафтонов», — добавила она про себя.

Хедда презрительно фыркнула.

— Это, несомненно, единственное, о чем мы когда-либо сможем договориться с Рисом Дэвисом, — холодно заметила она.

Но не успела Тори ответить, как в садик влетел маленький комочек шерсти, прыгнул на мягкую рассыпчатую землю клумбы, и во все стороны полетели песок и земля.

Чистейшая юбка Хедды оказалась буквально засыпанной землей, а сама она яростно отгоняла от себя зонтиком лающую собачку.

— Что это… за животное?

— Мама, знакомься с Грязнулей. Я, э-э, — приобрела ее, когда помогала доктору Ранси в месте катастрофы, — объяснила Тори и опять нагнулась, чтобы подхватить на руки маленький вихрь.

— Ты знаешь, что я против домашних животных. Думала, что ты разделяешь мои чувства. Посмотри, что она натворила!

— Уверена, что Бесси почистит твое платье, мама, — успокаивающе произнесла Тори. Она с беспокойством отметила про себя, что совсем недавно отреагировала бы аналогичным образом. — Пойдем в дом, я попрошу миссис Крейтон подать нам чай. Тонкая серебристая бровь поднялась кверху, Хедда посмотрела на маленькую грязную собачку.»

— Ах, не беспокойся! Я запру Грязнулю на кухне, она не будет бегать по коврам. Может быть, ты подождешь меня в моей гостиной возле солярия?

Оставив собаку под присмотром кухарки, Тори побежала на второй этаж, чтобы привести себя в порядок. Выглядела она ужасно. Пожав плечами, она принялась отмывать руки, расчесала волосы, очистив их от соринок, а потом надела простое темно-зеленое домашнее платье. От занятий на воздухе ее щеки порозовели, слегка загорели. Шесть, нет семь небольших веснушек выступили на переносице. Мысленно она решила надеть завтра шляпку, когда будет заканчивать работу на клумбе.

В руках у Хедды была книга, когда Тори вошла в гостиную.

— Тебе налить, мама? — спросила она, садясь рядом с подносом, который уже стоял на столике у кушетки.

— Откуда взялась эта книга? — Хедда отодвинула от себя тяжелый тон Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи» в сторону дочери, потом отдернула руку, словно от комка грязи.

— Мне принес это Рис… в подарок. Я всегда любила историю…

— История наполнена насилием и чудовищными поступками, о которых молодым дамам лучше не знать. Я всегда запрещала тебе читать подобные вещи, — она отпила глоток чая с таким видом, будто проверяла, не отравлен ли он.

Какой-то чертенок подтолкнул Тори:

— Известно ли тебе, что мистер Гиббон связывает крушение Римской империи с христианством? Хедда чуть не уронила чашку и блюдце:

— Да что ты говоришь, Виктория! Ты похожа на синий чулок. Джентльмены не одобряют, когда такого рода мысли высказывают дамы.

— Но я вышла замуж не за джентльмена, как ты сама часто повторяешь, — прямо ответила ей Тори.

— Ну, Чарльз бы, никогда… — Чарльз Эверетт — жалкий трус. По его вине чуть не погибли потерявший сознание возчик, доктор Ранси и Рис. По его вине погиб бы Майк Меньон, если бы мой муж не спустился в пропасть с риском для жизни и не спас его, — Тори все еще отчетливо помнила, как Чарльз бросил свой лом и отскочил в сторону, когда произошел обвал. Она проглотила подступивший к горлу комок и глубоко вздохнула.

Хедда наблюдала за разгорячившейся дочерью.

— Можно подумать, что ты больше ценишь этого паршивого ирландишку, чем старого друга. Чарльз Эверетт — отличный человек, и я не желаю слышать о нем ничего плохого.

— Тогда давай сменим тему разговора, поскольку тебе очень не нравятся мое мнение о Чарльзе и книги, которые я читаю.

— Хорошо. Полагаю, что ты ничего не слышала о своем брате?

Тори с грустью покачала головой, на что Хедда произнесла чуть ли не обвинительным тоном:

— Он всегда делился с тобой, с самого детства.

— С тех пор многое изменилось, мама.

— Да, несомненно. Чарльз, которого ты так склонна порицать, искал его. С большими предосторожностями, ты понимаешь. Твоему отцу стало известно, что Сандерс приехал в Денвер через неделю после того, как скрылся из Старлайта.

— Откуда это ему стало известно?

— Когда мы ездили в Денвер и делали покупки к свадьбе… он посетил этого ужасного человека, Драго, который знает все, что происходит в этом городе. Сандерс неожиданно появился там и так же неожиданно опять пропал. Чарльз нанял какого-то агента, чтобы выследить его. — Она сделала паузу, потом добавила многозначительно подняв брови. — Не работал ли твой муж в свое время на Драго?

Тори ощутила ее выпад.

— Да, он в течение пяти лет временами работал в салуне «Ведро крови», был банкометом при игре в фараон, до того как приехал в Старлайт. Ты с отцом знала о его прошлых связях до нашей помолвки с ним. Зачем же возвращаться к этому теперь?

— Именно ты возводишь напраслину на Чарльза и защищаешь своего владельца салуна, моя дорогая. Да, я слышала, что он каждое утро продолжает посещать это порочное место. Он мог бы это делать хотя бы менее заметно. — Хедда неодобрительно фыркнула, наблюдая за реакцией дочери.

— Он ходит туда совершенно открыто, потому что ему принадлежит это заведение и он должен принять выручку предыдущего дня. А если бы он ходил туда скрытно, то это означало бы, что он пользуется услугами тамошних женщин. А он этого не делает. — Сказав это, Тори готова была провалиться сквозь землю от смущения. Она с уверенностью и даже с гордостью высказалась о верности своего мужа. Непонятно, что ее заставило сказать именно так — ведь у нее не было абсолютной ясности относительно характера отношений Риса с Джинджер Вогель.

Хедда с сожалением посмотрела на нее. Обе женщины вспомнили предыдущий разговор о том, что Рис настаивал на одной спальне для супругов. Тори смотрела в свою чайную чашечку, чувствуя себя смущенной и униженной.

— Ты молода и плохо представляешь себе жизнь, Виктория. Со временем ты очень многое поймешь. — Глаза Хедды сверкали, когда она поднялась и пробежалась пальцами по полированным клавишам стоявшего у окна пианино красного дерева. — Дом действительно великолепен, — размышляла она вслух. — Пожалуйста, сыграй мне. Что-нибудь успокаивающее. День выдался тяжелый.

Тори послушно села на элегантную скамеечку и начала играть анданте Моцарта.

В то время как Тори пыталась скрыть свои чувства от матери. Рис откровенничал со своим другом. Лаура наблюдала, как он ходит взад и вперед по гостиной.

— Остановитесь где-нибудь, а то протрете мой новый ковер. Рис, — сухо сказала она и протянула ему пухленькой ручкой бокал с виски. Он осторожно взял бокал.

— Несколько рановато, но выпью с удовольствием. Благодарю вас, Лаура. — Он отпил глоток и, присев на изящный гнутый стул, положил руки на колени. Устремив взгляд на бокал, он принялся крутить его в руках.

— Вы не найдете в нем ответов на свои вопросы, Рис. Рассказывайте.

Он взглянул на нее, задумчиво улыбаясь.

— Не знаю, с чего начать… начинать ли вообще, — он умолк и задумался.

— Боитесь задеть мою чувствительность? — спросила она с веселым огоньком в глазах.

Он вздохнул и начал рассказывать в несколько отредактированном виде о своей первой брачной ночи, описал убранство спальни и свое к этому отношение и закончил тем, что Тори видела, как Флавия побывала у него в номере в Денвере.

— Поэтому, понимаете, видимо, она меня приревновала и заказала это ужасное убранство; она хотела наказать меня, но я попытался поправить дело, Лаура. Я извинился за, гм… за то, что наговорил и как добился близости в первую ночь. — Он почувствовал, что его лицо загорелось от смущения, но Лаура оставалась серьезной и невозмутимой, понимающе кивала. — Тори извинилась за убранство комнаты и все там изменила. С тех пор я стараюсь быть для нее хорошим мужем, Лаура. Накупил ей драгоценностей, оставил на ее усмотрение руководство слугами в Логове дракона, терплю ее нудные чаепития, даже стараюсь быть вежливым с тещей.

— Это уже немалое достижение, — тихо пробормотала Лаура, вызвав горестную усмешку у своего озадаченного молодого друга. — Ив благодарность за все ваши труды Тори по-прежнему сторонится физической близости с вами? — смело спросила она.

Рис вытаращил глаза и чуть не выронил бокал.

— Что, выходит, я задела вашу чувствительность, — сказала она без сожаления в голосе. — Тори воспитывалась в весьма строгих условиях даже с точки зрения обычных стандартов для благовоспитанной дамы, понимаете?

— Я знаком с извращенными представлениями ее матери, — спокойно заметил он.

— Значит, вам надо проявить терпение. Вы не должны воспринимать ее нежелание… как пренебрежение к вам, Рис. И дело не в том, что вы картежник и чужестранец. Я бы даже не стала принимать во внимание необычные обстоятельства организации вашего брака. Вначале Тори была бы совершенно холодной с любым мужчиной.

Он почесал голову, уныло посмотрел на Лауру, потом вздохнул:

— Вы не правильно поняли мои нескладные объяснения, как мне кажется. Тори отнюдь не холодна, но невероятно… — голос его дрогнул, он допил виски и пояснил:

— В постели она всегда реагирует как надо. А потом уходит в себя… как будто чувствует вину за то, что делает это с мужчиной, который в социальном отношении стоит значительно ниже, — сердито закончил Рис.

— Конечно, она чувствует вину, Рис. Чувствует вину, потому что любит вас и желает вас, переживает то, что вытравляла у нее мать. Вы успешно преодолели барьер девичьей скромности. В этом и заключается ответ. Я всегда считала, что со временем она не устоит перед вашими чарами. Похоже, это произошло даже быстрее, чем я предполагала.

— Не будьте так в этом уверены, — с горечью возразил он. — Она не любит меня.

— Вы ей сказали, что любите ее? — мягко спросила Лаура.

— Да, — выдавил он из себя так, словно признавался в тяжком преступлении. — Сказал… Вложил в ее руки оружие против себя. Тори никак не прореагировала на эти слова и сменила тему разговора.

Лаура уловила в его словах боль.

— Она вас любит. Рис Дэвис. Я знаю Тори с пеленок. Она не похожа на свою мать. Но ей понадобились вы, чтобы сбросить шоры, надетые матерью. Чтобы убедить жену в своей искренности, вы должны учитывать ее чувствительность. — Она улыбнулась и продолжала. — Она приревновала к Флавии, а Флавия ведь находится за тридевять земель, в Денвере. А что она может чувствовать по отношению к Джинджер, с которой вы видитесь каждый день? Рис развел руками.

— В ваших устах это прозвучало так, как будто я… то есть, как будто мы… о, черт! Лаура, Джинджер управляет от моего имени салуном и домом свиданий. Чисто деловые отношения, ничего больше.

— Вам приносят кучу денег прииски «Леди Виктори», земля и скот, да еще доля в банке Стоддарда. Зачем вам еще салун «Голая правда»?

Он вздохнул.

— Я хотел его продать сразу после нашей помолвки, но Джинджер не хочет брать его, даже если я соглашусь на длительную рассрочку платежа. А я не хочу оставить ее ни с чем. Она — мой друг, Лаура.

— Если она действительно ваш друг и вы объясните ей ваши мотивы, неужели она не согласится? — Лаура заглянула в его ставшее беззащитным лицо.

Сомнение на его лице сменилось надеждой.

— Думаю, что смогу уговорить Джинджер… если объясню ей, почему должен продать салун. Вы действительно считаете, что это имеет значение для Тори?

— Стоит рискнуть. Рис. Рискните и посмотрите, что из этого выйдет.

Сандерс Лафтон нервно посмотрел по сторонам. Никого не видно, кроме нескольких пьяниц, храпевших у крыльца салуна на другой стороне улицы. Низко надвинув шляпу на глаза и съежившись под холодным осенним ветром, он свернул в переулок. Ему оставалось прятаться всего несколько дней, и тогда он будет в безопасности. Он был уверен, что за ним гонялись нанятые отцом агенты, но он перехитрил Стоддарда, перехитрил всех, даже этого негодяя Эммета Хаузера и его хныкающую племянницу. Большую часть денег он перевел на свой счет в Сан-Франциско сразу после того, как улизнул от слежки в Денвере. Потом он сел в Денвере в поезд компании «Юнион Пасифик» и добрался до Шейнна, где и залег на несколько месяцев. Отец и Эммет решат, что он поедет в Сан-Франциско или даже в Сент-Луис. Он не сомневался, что Хаузер быстро откажется от преследования, но Стоддард был не таков. Даже обанкротившись, отец сохранял упрямство и у него еще оставались кое-какие возможности.

Сандерс думал о деньгах, что лежали в банке Сан-Франциско и дожидались его. В Шейнне он оставил при себе всего несколько тысяч на карманные расходы на то время, пока будет прятаться от своих преследователей. Как только он убедится, что в Калифорнии его не ждут сюрпризы, он опять сядет на поезд компании «Юнион Пасифик», махнет на Запад и никогда больше не возвратится к Скалистым горам.

Подняв воротник, он быстро вышел из дешевого пансионата и направился пешком в небольшой, спокойный салун. Все думают, что избалованный богатый юноша будет прожигать денежки своего папаши, но он не такой дурак. Он поздравил себя за то, что нашел такую дыру, так ловко замаскировался в захудалом местечке. Его единственное утешение в период этих краткосрочных лишений заключалось в алкоголе. Каждый вечер он шел в новый бар и таким образом уходил от преследователей. Поскольку на улице было очень холодно и собирался снегопад, он решил далеко не ходить.

Завернув за угол, Сандерс высмотрел призывную вывеску старого, видавшего виды салуна. Но едва он сошел с тротуара между двумя зданиями, весь устремленный к цели, его схватила пара рук и потащила в сгущающиеся сумерки переулка.

— Не вздумай шуметь, а то придется сломать тебе шею, — прорычал ужасающе знакомый голос.

— Эммет! — вырвалось у Сандерса, который сразу обмяк в медвежьих объятиях великана.

— Да, Эммет, который гоняется за тобой уже несколько недель. Узнал, что ты улизнул из Денвера и догадался, что ты отправился на «Юнион Пасифик» в Шейнн. Потом ты как сквозь землю провалился. Он замолчал и потряс побледневшего юношу, стукнув его о стену здания. — Но и ты, и я знаем про твои болячки, малыш Санди, не так ли? Ты, может быть, плюнул на женщин, но каждый день тебе нужна порция бодрящего напитка. Я стал обходить все салуны. Начал с дорогих, а потом заинтересовался дешевыми. И вот я достал тебя.

— Мы можем договориться, Эммет. Деньги отца у меня…

Глаза Хаузера налились злобой, и он опять стукнул тощего паренька об стенку.

— Да, все деньги у тебя, а я и Элла живем как нищие. Теперь ей уже слишком поздно обращаться к этому доктору в Денвере, малыш Санди. Думаю, тебе придется просто на ней жениться, — Хаузер ядовито улыбался, словно играл со своею добычей.

Сандерс превозмог отвращение и попытался собраться с духом. Он не должен терять головы!

— Если я на ней женюсь, то кому будет дело до вас, Эммет? Давайте не впутывать ее в это дело. Деньги мы можем поделить между собой. — У него тряслись руки, распухший язык казался куском мокрого войлока. Господи, как он хотел выпить! — Что, если мы зайдем в заведение и обсудим наши дела, Эммет?

Хаузер пожал плечами, изображая покладистость.

— Не помешает. У тебя жажда, малыш Санди? Я куплю тебе бутылку, но не пустых иллюзий. Я перепью тебя в любой день. Мы чин-чином обо всем договоримся… не то ты пожалеешь. Очень пожалеешь!

— Можете убить себя, но тогда вам не видать денег, как своих ушей, — выпалил Лафтон. — Я положил их в надежное место. Только по моей подписи можно будет получить их из банка.

— Ах, вот как обстоят дела»? Ну что же, давай тогда выпьем и посмотрим, как мы сможем утрясти наше дельце.

Глава 19

Все бюллетени подсчитали. Газета «Плейн Спикер» постаралась как можно шире разнести весть о том, что Сэм Бенсон нанес поражение Чарльзу Эверетту в борьбе за место в сенате Колорадо. Ликующий Майк Меньон потирал руки перед тем, как взять страницу с броским заголовком, на которой сообщалась эта новость. Его одежда, и так всегда помятая и испачканная чернилами, теперь выглядела еще хуже. Он провел ночь в запертой на замок комнате суда в Лейк-сити, где подсчитывали бюллетени, потом помчался в Старлайт.

«Плейн Спикер» вышел почти на два часа раньше, чем республиканский «Вестник правды», Вирджил прокатывал уже дополнительный тираж, а Майк допивал мутный кофе из треснувшей кружки.

Между глотками он хихикал:

— Это похлеще, чем суд над Пекером. Бог ты мой, какой же он молодец! Не сомневался, что Сэм побьет этого осла Эверетта, но никогда не думал, что с подавляющим перевесом.

— Вижу, ты в восторге от победы… и количества проданных экземпляров. Похоже, ты писал эту статейку верхом, когда скакал сюда, чтобы успеть тиснуть тираж раньше «Вестника»? — Рис прошел по заваленному полу и присел на краешек еще более заваленного письменного стола, расстегнув толстое шерстяное пальто.

— Частично в дороге, остальное, когда Вирджил набирал заголовки. Должен сказать, что сработано неплохо. Надо это отметить пирушкой! Хорошо бы закатить шумную вечеринку в твоей «Голой правде». — Он помолчал, и на его лице появилась глуповатая улыбка. — Впрочем, это, может быть, не совсем удобно, поскольку ваши родичи так тесно связаны с Эвереттом. Но все же, воображаю себе, как довольна Лаура, что именно этот республиканец потерпел поражение. — Он опять помолчал и добавил как ни в чем не бывало:

— А как Тори восприняла эту новость? Рис пожал плечами.

— Чарльз в этом плане меня не тревожит. Тори не волнуют его политические неудачи. Но Стоддард расстроен. Он до конца поддерживал Эверетта и поставил в весьма неудобное положение своих дружков в Денвере. — Он задумался. — Думаю, что организация вечеринки — неплохая идея. Я попрошу Джинджер подумать об этом и назначить дату. Думаю, что наш новый сенатор не откажется приехать в город в качестве почетного гостя.

Майк усмехнулся и посмотрел на Риса испытующим взглядом. — Ты, наверное, хочешь обсудить с ним дела… постройку железной дороги?

— Вполне может быть. Прощупай, что об этом думают другие и сообщи мне. — Он подмигнул Меньону и запахнул пальто, готовясь к встрече с ледяными порывами ветра, разгуливающего за дверью.

Майк тут же настрочил записку новому сенатору. Уже на следующий день пришел восторженный ответ от Бенсона, что он принимает приглашение, и подготовка к празднеству началась.. Отметить это событие приглашались все избиратели Старлайта в салун «Голая правда». Конечно, закоренелые республиканцы и богатей не придут. Но все овцеводы, шахтеры, ковбои, приказчики и прочий простой люд с радостным нетерпением ждали возможности пожать руку своему избраннику. Девочки Джинджер, хотя их не допустили до голосования, также жаждали праздника.

Если недавние иммигранты, будучи демократами, безумно радовались, то Лафтоны погрузились в мрачное настроение.

— Я — конченый человек, совершенно конченный! Этот глупец подорвал доверие ко мне партийных боссов в Денвере. Я теперь не смогу показаться им на глаза, после того как он позволил победить себя этой деревенщине с короткими рукавами, угождающему черни! — Стоддард глотнул кофе и подавил желание запустить фарфоровую чашку в стенку. У его ног в гостиной валялись скомканные экземпляры и «Спикера», и «Вестника».

Хедда встала, подошла к своему побагровевшему от злости мужу и положила холодную успокаивающую ладонь на его руку.

— Вряд ли в этом повинен Чарльз, все эти подонки из Сапунов голосуют за своих людей и проваливают хороших кандидатов. Хуже, всего то, что после такого провала твой зять сыплет соль на раны…

Лафтон хрипло, безрадостно засмеялся.

— Он — мой зять, мадам, когда он выкидывает что-то неприятное; твой зять, когда оплачивает счета за эти экстравагантные чаепития и приемы, что устраиваете вы с Викторией.

Холодный взгляд Хедды переместился со Стоддарда на дочь, которая с побелевшим лицом сидела молча напротив них.

— Ты могла бы облагораживающе повлиять на него, Виктория. Это ведь не лезет ни в какие ворота.

— Попытаюсь, мама, — отозвалась она, зная, насколько бесполезной окажется такая попытка. — Но сомневаюсь, что он станет меня слушать. Я пришла, чтобы спросить, нет ли у вас каких новостей о брате? На прошлой неделе, когда я случайно столкнулась с Чарльзом, он сказал, что Сандерса видели в Денвере.

Хедда бессильно опустилась на тахту. Ее беспокойные глаза обратились к Стоддарду.

Он откашлялся и сказал:

— Нет, у меня нет ничего определенного. Похоже, он уехал из Денвера, прихватив с собой все мои деньги. Нам остается только собирать осколки. Тебе лучше забыть о своем расточительном братце и сосредоточиться на умасливании своего муженька.

У Тори комок подступил к горлу.

— Ты больше беспокоишься о деньгах, чем о собственном сыне! — невольно вырвалось у нее.

Стоддард слегка побледнел, он тоже сел и собирался возразить, но Хедда опередила его.

— Это чудовищно несправедливо, Виктория. Обретя голос, Стоддард добавил:

— Ты должна осознать цену, которую заплатила наша семья за предосудительные поступки Сандерса. Тори всхлипнула:

— Простите, я не хотела говорить такого. — Она опустила голову, не смея взглянуть в осуждающие глаза своих родителей. За последние несколько месяцев Стоддард постарел на несколько лет, похудел, стал нервным. Поражение Чарльза стало для него еще одним ударом.

— Может быть, тебе удастся уговорить мужа отменить этот ужасный шабаш в салуне, — сказала Хедда примирительным тоном.

Тори взглянула на мать и увидела в глазах Хедды решимость. Странно, но по мере того как слабел Стоддард, его жена, казалось, обретала все больше энергии. Тори снова пообещала себе во всем подражать матери.

— Да, мама. Я переговорю с Рисом. Это сборище — отвратительная затея.

— Торжественная встреча — прекрасная идея, — прямо заявил Рис. Я провожу ее в салуне из уважения к тебе. Упаси Бог, чтобы какой-нибудь демократ омрачил «Логово дракона», будь он хоть сенатор штата.

— Эту мысль подал Майк, правда? — Тори стояла в солярии. Она выглядела такой хрупкой, как полевые цветы, которые цвели, защищенные от холодной погоды.

— Предложил Майк, но я поддержал эту идею. Хочу обсудить с сенатором вопрос о направлениях железнодорожных веток. Тори, будь благоразумной. Это — бизнес. Или ты заботишься о задетых чувствах Чарльза? На днях я видел, как ты живо с ним разговаривала. — Рис сразу почувствовал, что покраснел, обнаружив свою ревность. Вот пропасть, неужели он не может скрыть своей уязвимости?

Тори начала горячиться. Она буквально задыхалась, оказавшись зажатой между чрезмерными требованиями своих родителей и непокладистостью мужа.

— Могу сказать тебе, что я интересовалась судьбой Сандерса. Чарльз пытался помочь отцу разыскать брата.

— Забудь об этом слабаке. Сандерс, возможно, укатил на Восток и живет себе припеваючи на денежки, украденные у вкладчиков банка твоего отца.

Ее глаза наполнились слезами, она их яростно смахнула, пытаясь сохранить хладнокровие и контроль над собой, что так часто демонстрировала ей Хедда.

— Тебе наплевать на меня и на мою семью… тебе дороги лишь твои грязные богатства!

— Мои грязные богатства помогают содержать это скромное жилище. — Он указал ироническим жестом на солярий и изысканную гостиную за ним. — Каждая чашка чая, каждая вещица, которой ты владеешь, оплачены из тех денег, которые мне удалось наскрести и накопить, Тори. Сожалею, что у меня такая плачевная родословная, недостойная драгоценной фамилии Лафтонов! — Отчеканив это, он вышел из комнаты.

Тори наблюдала, как он прошел через гостиную в коридор и скрылся из вида. Она его ненавидела. Она любила его… нет, она быстро отогнала от себя эту невыносимую мысль. Но и альтернатива была такой же ужасной. Если она его не любила, то испытывала к нему вожделение, как шлюха из салуна. Вопреки всем мыслимым аргументам, она знала, что каждую ночь будет таять в его объятиях на их просторной, теплой кровати.

— Ну и нахальство у этого напыщенного осла! Мошенничество на выборах! Правило «голосуй пораньше и почаще» может пройти в Денвере, но не на юго-западном Колорадо. Бенсон честно и справедливо выиграл свое место. — Майк кипятился и ходил взад и вперед, читая злобное обвинение на первой странице «Вестника», где утверждалось, что демократы заплатили пьяным работникам скотоводческих ферм и шахтерам, чтобы они голосовали под вымышленными фамилиями и что они опустили сотни фальшивых бюллетеней. — Напишите отповедь. Вы легко можете проверить результаты выборов и списки избирателей, — пожал плечами Рис, потягивая пиво. Майк только что ворвался, в салун, понося «Вестник правды» как раз в то время, когда Рис вспоминал сердитые просьбы Тори и свои ревнивые намеки.

— Да, это можно. — Неожиданно он щелкнул пальцами. — Когда все уляжется и успокоится и будут похоронены политические устремления юного Чарли, мы можем устроить настоящий тарарам. — Он начал быстро набрасывать список:

— Чарльз Эверетт, Уиллоби Джонсон, Стоддард Лафтон, Даниель Рамсфельд, Бенжамин Гейтс — местные и региональные заправилы республиканской партии, столпы общества.

— Что ты придумал своей чертовски находчивой башкой? — спросил Рис, пробегая глазами список.

Меньон тихо зашептал ему на ухо, оглядывая салун, стараясь, чтобы никто не услышал о его небольшом «сюрпризе».

Рис загоготал и шлепнул себя по ляжкам.

— Это именно то, что мне нужно, чтобы отвлечься… ну, неважно, это как раз то, что мне нужно. Я даже выделю для этого скот.

Хотя было всего лишь четыре часа дня, празднество в честь сенатора Бенсона в салуне «Голая правда» уже началось. С наступлением зимы дни стали короче, и все хотели попасть на праздник, хотя почетный гость ожидался только через час.

В парикмахерских, харчевнях, магазинах появились вывески «Закрыто». Все отмечали выборы нового сенатора. Толпа высыпала из дверей на улицу, несмотря на обжигающий холод, но, словно в честь праздника, светило яркое солнце. Люди, закутанные в шерстяные пальто, тащились по улицам, возницы сидели, согнувшись, на своих телегах, погоняя кнутами лошадей или мулов. Разодетые дамы, пышные наряды которых были скрыты под зимними пальто, присоединились к празднеству, здороваясь со знакомыми на шумных тротуарах. Все на главной улице, казалось, направлялись туда, где рекой текло виски и раздавалась музыка. Среди них было немало голосовавших за республиканцев. В диких районах Колорадо партийная принадлежность значила меньше, чем удовольствия.

Майк и Рис стояли у дверей «Голой правды».

— Послали приглашение его превосходительству мэру и другу Чарли? — спросил Майк, его карие глаза сверкали от возбуждения.

Рис ухмыльнулся и ответил:

— Мой новый секретарь был несколько удивлен, когда я попросил его отправить приглашения видным гражданам Старлайта, под каждым приглашением стояла подпись кого-нибудь из этих же граждан. — Он взглянул на другую сторону улицы, — а вот и мэр.

— Он ищет в толпе Чарльза. Вон он, выехал из-за угла в своей элегантной коляске. — Лишь бы эти идиоты, погонщики скота, не слишком нагрузились и не ошиблись со временем, — добавил он с беспокойством.

Как бы в ответ на его слова с дальнего конца улицы донесся грохот, который постепенно нарастал, заглушая хриплый гомон празднества.

— По улице несется очумевшее стадо! Проклятые мулы! — завопил дородный шахтер.

Шлюхи в испуге завизжали и бросились спасаться в своих салунах. Возчики быстро отогнали свои телеги к краю широкой, грязной улицы. Скотоводы, шахтеры, горожане вскочили на деревянные тротуары, когда несколько дюжих мулов неожиданно влетели в толпу. Как бешеные они лягались копытами, скрипели и клацали желтыми зубами, противно ревели, протестуя против сборища, которое препятствовало их бегу по улице Мэйн.

Скоро свист и смех заглушили ослиную серенаду.

— Посмотрите на их зады!

— Видите, чьи там написаны фамилии!

— На мой взгляд, очень подходит!

— Сукин сын — вот Эверетт — тот сосунок с квадратной мордой. — Тот, что изображает Джонсона, еще безобразнее. А эта тощая кляча — старый сенатор Гейтс!

Рис и Майк стояли на тротуаре с бесстрастными лицами, окруженные улюлюкающими мужчинами и женщинами, помиравшими со смеху, читая надписи, намазанные ярко-красной краской на выбритых задах мулов. Чарльз и все его политические сторонники приобрели своих тезок.

Группа мужчин окружила коляску Эверетта и хохотала, читая фамилии, к ужасу потерпевшего поражение кандидата. Мэр Джонсон, свирепо смотревший на каждого, кто бросил на него хотя бы один взгляд, протолкался к переулку и скрылся. Кое-где верные друзья видных граждан города, подвергшихся осмеянию, выражали свое негодование по поводу столь вульгарной выходки, но их голоса тонули в шуме насмешников.

Рис увидел, что Чарльз показывает обвиняющим перстом на него и на Меньона. Злополучный адвокат повернул свою коляску и умчался подальше от шумного веселья.

— Он знает, что это наша проделка, — произнес с мрачной улыбкой Рис.

— Для него я — отпетый человек. Что же касается вас, то думаю, вы виноваты тем, что с ними связаны, — весело произнес Майк. Потом стал серьезнее. — Как, вы думаете, отнесется Тори к тому, что мы выставили дураками Эверетта и его сторонников?

— Дураков мы из них не делали. Они сами это сделали. Ваша вчерашняя статья опровергла раз и навсегда абсурдные домыслы Чарльза о махинациях во время выборов, — он помолчал, думая о том, как прореагирует его жена. — Наверное, мне стоит поехать домой и посмотреть, есть ли у Тори чувство юмора, на что я надеялся.

— А, вот показался и почетный гость, — Майк хлопнул Риса по спине и уговорил его углубиться в толпу навстречу вновь избранному сенатору Бенсону.

Рис переговорил с Сэмом в своем кабинете над салуном, потом потолкался в шумном сборище на первом этаже и, наконец, собрался домой. Было почти одиннадцать часов вечера, и Тори, несомненно, уже слышала о проделке с мулами.

Во всяком случае, разговор с новым сенатором прошел гладко, утешал он себя, останавливая Блэк-джека перед Логовом дракона. Он бросил поводья ожидавшему молодому конюху и устало поднялся по широкой каменной лестнице. В прихожей было тихо, он снял шляпу и пальто и передал их дворецкому Фуллеру.

— Миссис Дэвис удалилась на отдых, сэр, — сообщил седеющий низкорослый дворецкий бесстрастным тоном.

Тори наняла Фуллера по рекомендации Хедды. Рис подумал, что слуга — словно аршин проглотил. Он кивнул дворецкому и начал по витой лестнице подниматься в спальню.

Тори отнюдь не удалилась на отдых. Возможно, более подходящим выражением было бы просто «удалилась». Она не знала, как вести себя с мужем, который, она была в этом уверена, был главным заводилой послеобеденной заварушки. Она долго лежала в ванне, чтобы успокоить нервы, и теперь сидела у туалетного столика, расчесывая волосы. Внутренне она не могла решить: не притвориться ли спящей, когда вернется Рис. Подумав, она поняла, что притворяться бесполезно. Ее уловка тут же обнаружится, как только он прикоснется к ней и вынудит ее учащенно дышать. Конечно, пройдет еще несколько часов, прежде чем он покинет пьяное сборище. Возможно, Рис, перебрав, рухнет на огромную кровать — или вообще не приедет домой. Он может остаться в «Голой правде» с Джинджер Вогель. Такая возможность беспокоила ее больше, чем если бы он прохрапел дома до утра. Щетка на мгновение застыла в ее волосах, потом медленно возобновила движение. Тори задумалась.

Рис стоял в дверях, молчаливо наблюдая за ее туалетом перед сном. Грудь его напряглась, когда он подумал, как сильно ее любит. «Ты глупец, Дэвис». Вслух он произнес другое:

— Я не ожидал, что ты еще не спишь, любовь моя.

Тори чуть не выронила гребенку, когда услышала этот знакомый, с придыханием, голос.

— Я не могла уснуть, — натянуто отозвалась она.

— Думаю, что ты слышала о празднествах в городе? — спросил он, когда она начала раздеваться, оставаясь более безразличной, чем он ожидал.

— Удивлена, что ты так быстро покинул это шумное веселье, — отозвалась она, наконец собравшись с духом, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. Он сбросил башмаки, закатал рукава рубашки, сняв запонки. Он знал, что это возбуждает ее.

— Я побеседовал с сенатором. Мне незачем оставаться с выпивохами. Дома мне приятнее, — весело продолжал он, босиком направляясь к шкафу у камина. Он достал бутылку отличного выдержанного бренди и налил в большой пузатый бокал.

Тори любовалась игрой мышц на его широкой спине, когда он нагнулся у шкафчика. Ее возмутили пробудившиеся в ней чувства, и она сердито отвернулась.

— К нам сегодня заглянула Лаура, — сообщила Тори. — Она получила большое удовольствие от проделки Майка.

— Неужели? Так себе выдумка, — отозвался он, выпрямившись и отпив глоток бренди.

— Смелая затея. Рис! Ты тоже принял в ней участие, правда? Ты всегда ревновал к Чарльзу и презрительно относился к моему отцу… особо выделял их среди видных граждан города.

Казалось, что какое-то время он смотрел на нее оценивающим взглядом.

— Что же именно сообщила тебе Лаура?

— Она очень ярко описала это нелепое зрелище, вплоть до надписей, красной краской на их… э, задах. — Она вздрогнула, — Почему же нелепое. Тори? Их крупы были выбриты, и на них нанесены мастерские надписи.

— Подсказанные тобой? — обвиняюще спросила она. Он ухмыльнулся, не чувствуя раскаяния. «Какого черта»! — Подсказанные Манком; Я только прислал мулов.

— И список фамилий? — Она стала нервно топать ножкой, когда он подошел поближе.

— Не я, полагаю, что это дело рук хитрого ирландца. Сенатору Гейтсу и мэру Джонсону будет очень трудно забыть такое.

— Так же как и моему отцу, и многим другим жителям этого города, — мрачно произнесла она, потом не удержалась, чтобы не спросить. — Это ты послал приглашения Чарльзу и мэру?

— Виноват, — он поднял руки, притворно сдаваясь. — Тебе бы стоило там присутствовать. Тори. Старик Джонсон сильнее взбесился, чем ошпаренный скунс, а Чарльз никак не мог пробиться сквозь толпу почитателей в своей элегантной коляске. Ему бы действительно не стоило выдвигать в «Вестнике» обвинений в подтасовках во время выборов, — добавил он поясняюще.

— Думаю, что действительно не стоило бы. — Она боролась с заразительным веселым настроением, исходившим от него. В ее памяти запечатлелось описание Лаурой этого возмутительного шабаша. Она живо представляла себе, как Чарльз пытается управиться со своим выездом в гуще улюлюкающих, свистящих шахтеров. Она противилась желанию улыбнуться… безуспешно.

— Чарльз, может быть, заслужил то, что получил, но этого нельзя сказать о других, особенно о моем отце.

— Что если нам пригласить твоих родителей в пятницу вечером на обед в гостиницу «Джорджтаун» — чтобы поправить дело? Для Стоддарда у меня имеется заманчивое предложение, связанное с железными дорогами. Думаю, что он обрадуется, если его тоже включат в эту сделку. — Он протянул ей руку ладонью вверх. — Мир?

— Мир, — ответила она, и с ее губ слетел приглушенный смех перед тем, как он поставил бокал и заключил ее в свои объятия.

Хлопья снега сыпались как сверкающие кружева, ударяясь о стекла; Тори смотрела на улицу из окна спальни.

— Сможем мы поехать в город? — спросила она Риса, когда он подошел к ней сзади.

Он всматривался в темноту, соображая, потом посмотрел на ее обеспокоенное лицо.

— Думаю, что погода сильно не изменится. Снегу пока намело немного. Знаю, как сильно ты хочешь помирить своих родителей со мной. — Он нежно поцеловал ее в шею.

Тори повернулась и отошла от него, все еще чувствуя неловкость от того, как действовало на нее его присутствие.

— Скорее, я нужна вам как посредник. Некоторые из этих мулов все еще без присмотра носятся по окраинам города.

— Но, надеюсь, что с фамилией твоего отца среди них уже нет? Я направил своего работника вчера рано утром отловить его.

— Папу чуть не хватил удар, когда Чарльз вечером влетел в мамину гостиную. Думаю, что он рассказал все, сильно приукрасив, и возложил большую вину на тебя, а не на Майка Меньона.

— А твоя дорогая мамочка прочитала тебе еще одну нотацию, пока меня не было дома. Соблаговолило ли ее высочество просто вымазать нашу дверь или же она тянет тебя в суд? — Он почувствовал, как напряглась от гнева Тори, что с ней происходило всегда, когда он нападал на ее семью. — Прости, любовь моя! Обещаю сегодня быть олицетворением скромности и внимания.

— Тебе, пожалуй, стоит быть поскромнее, потому что никто не собирается унижать тебя. Рис.

По его лицу было трудно что-либо прочитать, в глазах больше не осталось и намека на веселое подтрунивание.

— Не будь так уверена в этом. Тори.

Глава 20

Когда Рис и Тори вошли в величественное здание гостиницы «Джорджтаун», она поняла, почему колорадские миллионеры, вроде ее мужа, так тянулись к этому месту. Толщина каменных стен достигала трех футов, а по архитектуре здание напоминало нормандский замок, включая бронзовые статуи и причудливые фонтаны во дворе перед заросшим диким виноградом фасадом. Полы были выложены сверкающим паркетом из ореха и клена, деревянные панели обиты тяжелым бархатом. Стояла массивная темная мебель, в мужском вкусе, как и картины на стенах с видами Запада, и большие полотняные салфетки на обеденных столах. Гостиница «Джорджтаун» претендовала на исключительность в необычном сочетании стилей Европы и Дикого Запада.

Хедда и Стоддард сидели в нише, несколько приподнятой над тускло освещенным залом ресторана, которая всегда резервировалась для Риса. Когда у широкого сводчатого входа показались их дочь и зять, Хедда приметила едва уловимый обмен взглядами между ними, когда они обходили бассейн с форелями в центре зала и пробирались к заказанному столику. Хедда прищурила глаза, увидев, как по-хозяйски Рис обнял свою жену за талию. Тори не только не возражала против такого интимного жеста, но и казалась довольной, она смеялась и обменивалась со знакомыми приветствиями, как будто ее муж был таким же подходящим спутником, каким мог бы стать Чарльз Эверетт.

Стоддард тоже наблюдал затем, как держал себя с Тори Дэвис. Раньше он никогда не видел ее такой оживленной и сияющей… почти как если бы… Он не мог себе представить свою дочь в кровати с кем бы то ни было, и меньше всего с этим заносчивым, ненавистным валлийцем. Он обратил внимание на холодную манеру поведения Хедды. В глубине сознания его продолжал занимать вопрос: «Что он сделал такого для Тори, чего я так и не сумел сделать для ее матери?» Придя в ужас от собственной мысли, он обратился к практическим соображениям.

— Давай не будем сегодня закатывать сцены, моя дорогая. Мы не в таком финансовом положении, чтобы глумиться над рукой, которая нас кормит. Он предлагает мне возможность участвовать в строительстве железнодорожной ветки до Старлайта.

— Тебя всегда интересовали только деньги, правда, Стоддард? — Ее голос был пропитан презрением.

Он осмотрел ее элегантное розовато-лиловое платье и аметистовое ожерелье на шее.

— Может быть, это звучит и низменно, дорогая моя, но именно деньги одевают и дают тебе такой приют, к какому привыкла дама хорошего воспитания.

Хедда даже не соблаговолила ответить. К столу подходили Тори и ее чужеземец. Последовали натянутые приветствия. Рис любезно усадил Викторию, а хозяин ресторана Джордж Дубей подошел к столику, чтобы лично принять заказ.

Никто не упомянул о проделке с мулами или о выборах.

Когда Хедда завела разговор о новом кровном рысаке Чарльза, Рис невинно улыбнулся и спросил:

— Любопытно, как это человек, который всего несколько месяцев назад остался совсем без денег, смог позволить себе купить такую дорогую игрушку?

— Полагаю, что наконец-то его вклады дали доход, — заявил Стоддард, пытаясь увести разговор от бывшего жениха Тори. — Относительно этих прав на железнодорожное строительство…

Тори подавила зевоту, когда отец и муж заговорили о нудных делах. Беседа с матерью оказалась еще менее интересной. Почему она не замечала, что Хедда говорила только о пустяшных светских событиях, модах и мелких городских сплетнях? Неужели и я такая же пустая? Когда Тори коснулась работы, которой она занималась с Лаурой, чтобы собрать средства на госпиталь, мать просто ужаснулась. Когда Тори упомянула, что вызвалась выполнять работу медсестры, мать была потрясена. Наконец она заговорила о новой зимней одежде, которую заказала у самой известной портнихи Старлайта.

— Бархат и парча получены непосредственно из Парижа…

Хедда смотрела на Тори, но беседа неожиданно была прервана. В зал ресторана в сопровождении кавалера вошла Джинджер Вогель, богато одетая в зеленое атласное платье, подчеркивающее ее пышную фигуру.

— Как же они пускают сюда таких людей? — возмущенно прошипела Хедда.

— Ее спутник — богатый скотовод. Уверен, что гостиница никогда не станет пренебрегать деньгами Лемуэля Болта, — брюзгливо заметил Стоддард.

— Я думала, что мистер Болт — джентльмен. Очевидно, он не против, чтобы его видели с ней. Я очень ошибалась в своей оценке, — злобно отозвалась Хедда.

Джинджер не помахала Рису и вообще никак не показала, что она даже знает, что он с женой находится в многолюдном зале. Она оказалась в центре внимания со своими огненными гладко причесанными волосами и умеренной косметикой. Ее платье, хотя и с декольте, было признано приличным.

«Она смотрится так же привлекательно, как и Флавия, хотя не обладает совершенством дикции», — подумал Рис с некоторым удовольствием. Его «на какое-то мгновение позабавило раздражение родственников, потом он повернулся к Тори. Все его удовольствие испарилось. Его жена сидела на своем стуле как деревянная, крепко зажав в руках нож и вилку, как будто готовилась к схватке с форелью, лежавшей на ее тарелке. Она побледнела, а щеки пылали. Она бросила на него изумленный обвиняющий взгляд, потом своими густыми золотистыми ресницами прикрыла свою уязвимость и злость. Она методично разрезала рыбу и овощи на мелкие куски, но не могла ничего съесть.

Рис перебрал несколько вариантов начала разговора, но отказался ото всех. Льстить или дразнить — не поможет, как если сделать вид, что ничего не произошло. Ему следовало увести Тори от родителей с тем, чтобы поговорить с ней. Потом он выглянул через окно во двор и нашел выход.

— Снег повалил сильнее. Если погода ухудшится, то я собирался остаться в гостинице.

— Я бы все-таки предпочла вернуться домой, — заметила Тори со спокойной решимостью.

— Так и думал, любовь моя, — мягко отозвался он. Глаза Хедды прищурились, когда он ласково дотронулся до руки Тори. Не обращая внимания на свою тещу, он повернулся к Стоддарду. — Мы обговорили основные моменты сделки. Завтра я направлю в банк некоторые бумаги со своим секретарем, чтобы вы с ними ознакомились. А сейчас, думаю, нам будет лучше не ждать кофе и поторопиться домой.

— Наш дом ближе, Виктория, — по-матерински предложила Хедда с холодным вызовом во взгляде.

— Благодарю за любезное приглашение, но мы с женой предпочитаем удобства Логова дракона, — бесцеремонно отклонил ее предложение Рис и взялся за спинку стула Тори. Он твердо, оберегающе взял ее под руку.

Тори почти ненавидела себя за то, что выдала свои эмоции, хотя и не была уверена, в чем они заключались — ревность? боль? гнев? унижение? Она пристально посмотрела на холодное, враждебное лицо матери.

— Мама, увидимся в воскресенье у Смиттонов. Хедда ответила дочери взглядом, полным жалостливой заботы.

— Надеюсь, что сначала ты не забудешь пойти в церковь. — Она помолчала и, обернувшись к Рису, ядовито посмотрела на него. — Конечно, если муж сможет сопроводить тебя в такое раннее время. Насколько я знаю, по утрам он бывает где-то в других местах.

— Увидимся в церкви, Хедда, — сказал спокойно Рис. Его губы, но не глаза, улыбнулись.

Когда они готовились встретиться с пургой на улице, Рис шепнул ей на ухо:

— Она так поступает, чтобы завести тебя, любовь моя.

— Кто «она» — моя мать или твоя компаньонка? — спросила Тори, гордясь тем, что голос ее не дрогнул.

— Ты ведешь себя, как ревнивая жена, Тори! Мне это нравится, даже если у тебя нет для этого причин. — Он окинул взглядом пустой гардероб и быстро обнял ее.

Она уперлась ладонями в его толстое пальто.

— Я не ревную, просто публично оскорблена этой… присутствием этой женщины.

— И я тоже! Но что я могу поделать? Она же моя теща, — сказал он со смехом, радуясь тому, что ее болезненное смущение перешло в ревнивый гнев. Он смотрел, как ее глаза сверкают голубыми и зелеными огоньками. С такой Тори приятно пикироваться.

Тори подняла горностаевый капюшон, не заботясь о своей замысловатой прическе, и направилась к двери.

— Ты невыносим, — процедила она, не разжимая губ. — Но поступил правильно, что отказался от предложения мамы приютить нас на ночь.

Он фыркнул.

— От ночи, когда она заставила бы нас спать в разных спальнях, если я в ней не ошибаюсь. На улице, может быть, и холодно, Тори, любовь моя, но мои планы на эту ночь очень горячие. Когда швейцар раскрыл перед ними тяжелую парадную дверь, он подхватил ее на руки и храбро шагнул навстречу ледяному порыву мокрого снега..

— Ты уверен, что мы сможем доехать до Логова дракона? — прокричала она Рису в ухо, но ветер отнес ее слова в сторону.

Их коляска была открыта спереди, но была также полость из волчьих шкур, которыми можно было укрыться. Темно-серый мех вскоре побелел от снега. Густые хлопья прилипли к их ресницам, обжигали щеки. Тори прижалась к Рису, он дернул поводья, пустив лошадей вскачь.

Коляска легко катилась по холодным улицам Старлайта. Но как только они выехали за город и начали подъем по открытой извилистой дороге к Логову дракона, стали попадаться снежные наносы. Сосредоточив свое внимание на изрытой колеями проезжей дороге, Рис попридержал лошадей, стараясь избежать чрезмерной тряски.

Через несколько минут метель стихла, позволив увидеть мелькающие огоньки на холме, манящие их в тепло и безопасность дома.

— Держись, любовь моя! Беспокоиться не о чем. Мы почти… — резкий, ревущий порыв ветра заглушил его слова, груды снега накрыли коляску, сдвинув ее с наезженной колеи. Коляска некоторое время тряслась, потом опять пошла ровно. Порывы ветра и метель так же неожиданно улеглись, как и разгулялись. Хотя огни Логова дракона светились теперь всего в нескольких сотнях ярдов, коляска не могла добраться до места, поскольку после недавнего порыва бури она завязла по колеса в сугробе, лошади тоже стояли по брюхо в снегу, нетерпеливо дергая постромки, хотя Рис сдерживал их поводьями.

— Мы не можем ждать здесь помощи. Я собираюсь выпрячь Бруно, мы верхом доедем до дома, а потом пошлем кого-нибудь за Брэди.

Тори со страхом наблюдала, как он вылез из коляски и по пояс утонул в сугробе.

— Неужели столько же нанесло снега до самого дома? — с беспокойством спросила она.

— Нет, сугроб закрыл всего несколько ярдов дороги. Видишь вон ту скалу? — Он указал на несколько округленных валунов, которые вырисовывались в лунном свете.

Буря прекратилась, оставив в долине неровные сугробы наметенного снега, как будто великан с метлой в приступе безумия раскидывал белую массу.

Она сидела, стуча зубами от холода, хотя и закуталась в полость, а он распрягал более крупного и крепкого мерина, потом с большими усилиями вывел его из сугроба. Затем по своим же следам, проваливаясь в глубоком снегу, он вернулся за женой и взял ее на руки из коляски.

— Полость надо будет оставить здесь. Тори. Она слишком тяжелая, чтобы я мог нести и ее. Теперь мы быстро доберемся до дома. Она решительно сбросила покрытые снегом шкуры.

— Воздух такой холодный, что даже трудно дышать, — вырвалось у нее, когда она нетерпеливо сошла к нему на руки.

— Держись за меня. Это недолго, — успокаивал ее Рис.

Снег облепил ее длинную юбку и пальто. Тори стала стряхивать его, чтобы облегчить Рису путь к терпеливо ожидавшему Бруно.

— А теперь давай побыстрее поедем, пока новый шквал не закрыл луну. Держись, — повторил он, ухватившись за гриву Бруно руками в рукавица; Он вспрыгнул на спину неоседланной лошади, потом сжав ногами бока мерина, посадил Тори впереди себя. Поддерживая жену, он обнял ее и пнул в бок лошадь, пошедшую неторопливым шагом.

Чувствуя, как она дрожит, он нашептывал ей:

— Знаю, что раздевание мужчины может оскорбить дамскую чувствительность. Тори, но если ты все же расстегнешь мое пальто и закутаешься его полами, то нам обоим, будет теплее.

Она неуклюже начала дергать пуговицы своими меховыми варежками, потом, как котенок, прижалась к его груди. Он улыбнулся и потерся подбородком о мягкий горностаевый мех ее капюшона.

Когда они подъехали, Фуллер широко раскрыл парадную дверь и стал давать отрывистые указания служанкам, незамедлительно выполнявшим их.

— Скажите Ли, чтобы он позвал пару крепких ребят. Наша коляска застряла у подножия холма и осталась там вместе с другой лошадью. — Озябший Рис с трудом слез с лошади и взял на руки Тори.

Когда они вошли в прихожую, он поставил ее на ноги и помог ей снять пальто и варежки, потом сбросил свое пальто и отдал намокшую одежду терпеливо ждавшему дворецкому.

— Я распорядился, сэр, приготовить грелки для вашей постели. Нужно ли вам что-нибудь еще? — вежливо спросил Фуллер, когда Рис понес продрогшую жену вверх по лестнице. — Спасибо, Фуллер, больше ничего не надо… впрочем, пришлите нам второй бокал для бренди. И прикажите Руфусу затопить камин.

— Огонь в нем уже разведен, сэр. Я распорядился, когда услышал, что вы подъезжаете. Бокал я принесу сам. — Он тут же направился к буфету с хрустальной посудой.

— Пунктуален до мелочности, но мне он все больше нравится, — философски заметил Рис.

— Второй бокал? — зубки Тори стучали. — Но я никогда не пила крепких напитков.

— До сегодняшнего вечера ты никогда не расстегивала и мою одежду, — весело отозвался он. — Я совсем продрог и ты тоже. — Он остановился посередине лестницы и сказал с дьявольским сладострастием. — Мы поможем друг другу снять намокшую одежду, не то простудимся!

Она с подозрением взглянула на мужа.

— Для этого у меня имеется горничная, — прошептала она, поджав губы.

— Ну, а у меня-то ее нет. Если ты не хочешь, чтобы меня раздевали Мэй или Зения, то думаю, тебе придется самой заняться этим делом. У тебя восстановится кровообращение, если ты займешься физической работой, — дразнил он ее.

Продолжая стучать зубами, она пробормотала что-то неразборчивое. Он открыл дверь в спальню, в камине потрескивало яркое пламя, освещая золотистым светом большую комнату. Рис посадил Тори на край кровати и начал снимать с нее туфли.

— Ты вся посинела от холода, — воскликнул он, сердясь на себя за то, что подверг ее опасности. Он спустил ее шелковые чулки и начал руками натирать маленькие изящные ножки.

— Прости меня. Тори, любовь моя. Там в снегу ты могла бы погибнуть. И все из-за моей…

Стук в дверь прервал его хриплые извинения. Рис встал и быстро подошел к двери. Открыв ее, он увидел Фуллера, принесшего большой коньячный бокал. Тори ощущала, как тепло комнаты оживляет онемевшие руки и ноги, как в них появилось покалывание. Она смотрела, как Рис ставит бутылку бренди и два бокала на низенький столик у камина. Его лицо, обычно такое непроницаемое, когда он не подтрунивал над ней, выглядело теперь необычайно уязвимым. Он чувствовал себя виноватым за то, что повез ее домой в пургу.

— Рис, я чувствую себя нормально, — мягко произнесла она, глядя, как он наливал бренди в бокалы. — Вся тяжесть пришлась на тебя. Мне оставалось только за тебя держаться.

Он повернулся к ней, в глазах отразилась мука.

— Я подверг риску твою жизнь. Тори! Я — твой муж. Я обязан охранять тебя, а не подвергать твою жизнь опасностям из-за своей гордыни. Нам следовало бы остаться в городе.

— Даже если бы нам пришлось спать в разных комнатах? — теперь она подтрунивала над ним. Что заставило ее сказать такую бесстыдную вещь? Лишь один взгляд на его лицо дал ей ответ на этот вопрос. Прежний, знакомый ей дьявольский огонек засверкал в его глазах, на губах заиграла соблазняющая улыбка.

Он принес бокалы с бренди к кровати и один подал ей.

— Даже если бы наши спальни оказались в разных концах дома твоей матери. — Он помолчал, подумал. — Или ты считаешь, что она вообще не пустила бы меня к себе на порог? Возможно, мне пришлось бы провести ночь в конюшне. — Теперь подтрунивал он. — Выпей бренди. Он согреет тебя.

Она осторожно взяла бокал, стала смотреть на жидкость приятного янтарного цвета, которая напоминала расплавленную лаву. Тори понюхала ее и закашлялась. Почувствовала обжигающий запах, как будто это действительно была расплавленная лава.

— Я не смогу выпить это. Рис.

— Не волнуйся, сможешь. Тебе станет легче. Поверь мне, любовь моя. — Он успокаивал ее, отпил один глоток сам. — Когда пьешь, не дыши, иначе закашляешься. Выдохни. — Он поднес бокал к ее губам, поддерживая ее руку и показывая, как надо пить. Тори отпила небольшой глоточек. От удивления у нее расширились глаза. По пищеводу как будто побежал огненный ручеек, достигнув желудка.

— Обжигает, — сказала она, а он улыбнулся.

— Еще глоточек, — уговаривал он ее. Она послушалась и осторожно сделала еще один глоток. Он продолжал раздевать ее.

— Твои юбки промокли. Встань, вот так, любовь моя.

Он помог ей встать и повернул ее кругом, потом ловко расстегнул все пуговицы на ее платье и снял его через голову. Ничего не говоря, он взял у нее бокал и поставил на столик возле кровати рядом со своим бокалом. Она не успела оглянуться, как не только парчевое платье, но и почти все белье было с нее снято. Рис опять подал ей бокал, упрашивая выпить еще немного. И сам он пил бренди. Тори выпила вслед за ним. Каждый глоток нес с собой звенящую теплоту, вызывая странную слабость во всем теле.

Рис начал покрывать влажными горячими поцелуями ее плечи, снимая с нее последние кружева одежды ее нижнего белья, она прильнула к нему, не выпуская из руки пустой бокал. Кончиками пальцев он гладил ее руки, потом выпуклости бедер, поднимаясь к узкой талии и груди. Зайдя сзади, он обнял ее за грудь и прижал обнаженную спину к своей груди. Тори невольно стала извиваться, соски ее грудей набухли в его ладонях, она терлась о его тело, как мурлыкающая кошечка, и чуть не выронила бокал.

Рис нашептывал ей нежные, неразборчивые слова любви, снял с ее бедер шелковые трусики. Когда трусики соскользнули до колен, он поднял ее на руки. Она небрежно сбросила со своих ног трусики на кровать перед потрескивающими дровами пылающего камина. Он посадил ее опять на кровать, потянулся за бутылкой бренди и снова налил в бокалы, потом отпил из ее бокала в том месте, которого касались ее губы.

Тори облизала свои губки язычком, наблюдая за его интимной игрой с бокалом. — А теперь выпей ты, — произнес он хриплым голосом, подавая ей бокал.

Она осторожно повернула его тем местом, которого касались его губы, и сделала небольшой глоток, потом другой, не отрывая своего взгляда от его глаз. Загипнотизированная бренди и пылающим огнем камина, Тори почти не отдавала себе отчета в том, что она сидела обнаженная перед Рисом, который и не начинал раздеваться. Она испытывала опьяняющее удовольствие от того, как он явно восторгался ее стройной фигуркой с шелковистой кожей, бледно вырисовывающейся в отсветах пламени.

Рис словно очнулся, взял у нее бокал и сказал:

— Теперь очередь за тобой, любовь моя. Заканчивай то, что начала на улице. В этой одежде мне ужасно жарко.

Ее губы изогнулись в улыбке:

— Боюсь, что тебе станет еще жарче, когда ты разденешься.

Он рассмеялся, несказанно обрадованный ее смелостью, хотя и знал, что ее язык развязал алкоголь.

— Раздень меня. Тори.

Медленно, как лунатик, она приблизилась к нему и начала развязывать его галстук, потом расстегнула пуговицы и запонки на рубашке. Когда она снимала дорогую белую рубашку с его плеч, его тело выглядело в отсветах пламени бронзовым. Тори прикоснулась к его груди и погладила жесткие волосы, щекотавшие ее пальчики. Сердце Риса громко стучало, а кожа была горячей, как пламя.

Рис подавил в себе желание обнять ее и положить на мягкий, теплый ковер. Одной рукой он гладил и возбуждал ее стоящие торчком небольшие груди. Потом, смочив губы глоточком бренди, он нежно облизал каждый ее сосок, так что она застонала и запустила руку в его волосы.

— Ты вкуснее, чем бренди, — сказал он, прикоснувшись к ее учащенно стучащему сердцу.

Медленно он перестал ласкать ее и выпрямился, ожидая, пойдет ли она дальше. Его брюки становились все более неудобными. Он напоминающе пошевелил бедрами, и ее глаза остановились на заметно вздувшемся месте у ширинки. Ее пальцы дрожали, когда она протянула руку, чтобы расстегнуть его брюки.

— Для храбрости, — предложил Рис, протягивая ей бокал.

Тори отпила глоток и продолжила раздевание. Когда она расстегнула ему брюки, то они, к ее сожалению, не соскользнули сразу на пол, как было с ее нижним бельем. Они были туго натянуты на его длинные мускулистые ноги, и их пришлось стягивать с усилием. Она стала спускать их ниже, снимая одновременно и нижнее белье. Ей надо было встать на колени, чтобы справиться с этой задачей. Когда она встала на колени, то с тревогой заметила, что он стоит в ботинках — Башмаки, — бессмысленно воскликнула она.

— Они тоже промокли и застыли, — ответил он, забавляясь. Ему надо было отвлечься, иначе он мог не удержаться.

— Дай подумаем, — она замолчала, соображая, как правильно выговорить. — Давай придумаем, как это лучше сделать. Если ты ляжешь, то я смогу стянуть их с тебя.

Рису было непонятно, что она имеет в виду — башмаки или брюки, но в любом случае он согласился. Он лег на спину и поднял одну ногу. Тори мгновение смотрела на башмак, потом ухватилась за него и сильно дернула. Ботинок соскочил с ноги, а она отлетела и уселась в центре пушистого ковра Лицо ее выражало недоумение. Рис сдержал ухмылку и наблюдал, как она встает на колени и поглаживает свою аккуратную попочку.

Стараясь ей помочь, он поднял другую ногу. На этот раз она более внимательно взялась за дело. Началось перетягивание, она тащила и крутила башмак, а он тянул ногу к себе. Тори хихикала. Рис хохотал. Наконец башмак слетел с ноги и она еще раз шлепнулась на пол. Пока она удивленно сидела на полу с башмаком в руке, он быстро снял с себя брюки и стянул с ног носки, мгновенно бросил все на стул и встал перед ней на колени, взял башмак из ее рук и отбросил его в сторону.

Тори стояла на коленях и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он был просто потрясающе красив в танцующих отсветах пламени — бронзового цвета, мускулистый, очень смуглый по сравнению с ее белой нежной кожей. Она протянула свою руку к его руке, он поднес ее ладонь к своим губам и горячо поцеловал ее.

— Теперь тепло? — спросил он.

— М-м-м, — промычала она задумчиво, обвив руками его шею.

Она начала целовать его, покрывая поцелуями рот, щеки, глаза, виски. Она расцеловала все кусочки этого сильного стройного тела, такого необычайно красивого, прижавшись своим изящным телом к его сильному волосатому торсу.

Рис не мешал ей ощупывать себя, всеми силами сдерживая сумасшедшее желание. Дикая дрожь пробежала по его телу, когда она притрагивалась к нему, целовала его и, наконец, накрыла своими губами его губы. Он приоткрыл губы, впустив к себе в рот ее изучающий язычок, пахнущий бренди, горячо поцеловал его. Медленно он стал опускаться на пол вместе с прильнувшей к нему Тори, слившейся с ним в затяжном поцелуе, и лег на спину, держа ее на себе.

Тепло от пламени согревало ее кожу, но тепло из камина не могло сравниться с адским жаром тела ее мужа, лежавшего под ней. Она чувствовала, как его твердый член настойчиво пробивается между ее ног. Экспериментируя и подчиняясь инстинкту, она туго сжала свои ноги. Он ответил ей резким выдохом и возгласом удовольствия. Это вызвало у Тори ощущение власти над ним. Она стала извиваться, он застонал. Рукой он гладил ей спину, потом сжал ее ягодицы, когда она опять прильнула к его устам своими губами.

Их языки прикоснулись друг к другу, извивались, танцевали. Тори не отпускала его, когда он перекатился по ковру поближе к камину. Он гладил рукой ее бок, обращенный к золотистому пламени. Рис мягко отстранил ее от себя и положил на спину. Ее волосы рассыпались золотистым ореолом. Руки она вытянула по швам, лежала открытая для него, взвинченная, жаждущая, ждущая. Рукой он погладил ее груди, потом впалый животик с золотистыми завитками в низу его. Он приподнялся, достал с низенького стола бокал с бренди, отпил глоток и поставил бокал обратно. Рис опять лег возле нее, поцеловал ее груди, потом языком стал облизывать ее соски. Деликатный инструмент удовольствия заскользил ниже, к пупку, облизал его по кругу, потом Рис засунул кончик языка в углубление, так что она вся выгнулась в забытьи. Но когда его губы спустились еще ниже, прижавшись к завиткам, которые он только что гладил рукой, она охнула, выйдя из состояния отрешенного транса.

— Но ты не можешь! — удивленно прошептала она.

— Нет, могу, — тоже шепотом ответил он, одной рукой придерживая ее изящное бедро, а другой раздвигая ей ноги. Она попыталась сомкнуть их, но он оказался проворнее. Он перекатился и широко раздвинул ее шелковистые бедра.

Со все возрастающим беспокойством Тори наблюдала, как опускается его рот, но ничего не сделала, чтобы остановить его губы, которые достигли своей цели. «Не обожжет ли ее бренди?»

Глава 21

Тори даже представить себе не могла, какое она может получить чувственное удовольствие. Ртом и языком он вершил необычное, отчаянное волшебство. Она лежала обессилевшая, вне времени и пространства, она превратилась в неразумное создание, чьи чисто животные инстинкты контролировали все фибры ее существа.

Рис ощущал ее неподвижное тело, наслаждаясь его сладостью. На какое-то мгновение он пожалел о том, что так поступает. Может, она от потрясения замерла? Но звуки, издаваемые ею, были стонами удовольствия. Ее ноги оставались широко раздвинутыми. Он продолжал свое занятие мягко, неторопливо. Как бы вознаграждая его за настойчивость, ее пальчики углубились в его волосы и царапали его голову. Прижимая его к себе. Тори побуждала его к действиям.

Во всем остальном Виктория вела себя как дама. Но с ним наедине, вот в таком виде, она училась быть женщиной. Кровь в нем торжествующе забурлила, когда она начала двигать бедрами. Голова ее стала раскачиваться из стороны в сторону, и Тори стонала, приближаясь к кульминации. Он на вкус ощущал ее медовую нежность, чувствовал конвульсивное подергивание ее извержения, и это вселяло в него радость. Хотя сам он весь переполнился и болезненно ощущал неудовлетворенное желание, он лишь поднял голову и любовался ее насытившимся телом, следя за отсветами танцующего пламени на ее атласной коже. Она была его золотой мечтой. Его любовь! Его жена!

Когда туман экстаза начал рассеиваться, Тори медленно раскрыла глаза и посмотрела в глаза Риса. Она оцепенела от этого нового странного ощущения, так остро и так чудесно отличавшегося ото всего, что они испытали до сих пор. «Я, должно быть, испорченная», — эта мимолетная мысль сразу пропала, едва Рис скользнул по ней и накрыл ее своим телом. Жар его тела обжигал Тори, а щетка жестких волос на его груди щекотала ее шелковистую кожу и вызвала новую волну ощущений, не такую новую, как до этого, но все равно удивительно приятную.

— Прижмись ко мне, Виктория, — прошептал он, целуя ее шею, запустив руки в ее волосы, наматывая их на пальцы, вдыхая фиалковый аромат.

Ее руки обвились вокруг него, и она издала негромкий, знакомый стон, когда он скользнул в ее жаждущую теплоту. Она почувствовала, как он весь задрожал и на мгновение замер, глубоко проникнув в нее. Ногами она обвила его узкие бедра, подгоняя его.

Рис отчаянно боролся, чтобы не вышло из-под контроля желание излить в нее семя. Медленно, осторожно он начал возвратно-поступательные движения. Тори подхватила — этот ритм, притянула его голову к себе для горячего, жадного поцелуя.

Она могла почувствовать собственное дыхание, когда он своим ртом накрыл ее рот. На его страсть она отвечала своим безумством, подбрасывая его и корчась, понукая его продолжать, еще сильнее, чаще! Когда его член запульсировал и нырнул в нее в последний отчаянный раз, она почувствовала, как он весь напрягся в момент излияния, увлекая ее за собой. Они закружились от взрыва эмоций, слепые ко всему, кроме испытываемого ими невероятного блаженства. Рис упал на нее, и она прильнула к нему.

Когда Рис отдышался и смог перекатиться через нее, чтобы прижаться к ней боком, она уже заснула. Отяжелевшие от насыщения ресницы медленно закрылись, погружая его в теплый кокон сна с одним словом на устах — «Виктори».

Тори проснулась от веселого лая. Грязнуля промчалась по спальне и облизала ей лицо, влажным языком. Собачонка прыгала возле ее головы, продолжая резко и громко лаять. Она села и тут же опять упала навзничь, ударившись головой о пол. Ее голова! Она, наверное, распухла от ужасной головной боли. Тори приложила руки к ушам, чтобы приглушить лай Грязнули и чтобы ее хрупкий череп не раскололся. Лохматый щенок продолжал носиться колесом возле нее, она оттолкнула его.

— Пошел прочь! Ох, я заболела! Пощади!

Рис стоял в дверях, глядя на свою взлохмаченную, обнаженную жену. Даже неубранная, она была великолепна! Стеганое одеяло, которое он набросил на нее ранним утром, эта чертова собачонка постепенно с нее стягивала. Щенок схватил своими острыми зубками угол одеяла и потащил его, обнажив восхитительные груди.

Поежившись от прохладного воздуха, который охватил ее согретое сном тело, Тори села и завернулась в одеяло, глядя со все возрастающим ужасом на комнату. Вокруг валялась одежда ее и Риса — его ботинки, ее туфли, нижнее белье, платье, его шелковая рубашка и брюки. Одежда была разбросана повсюду — на полу, на стульях, на спинке кровати, а сама она лежала голая возле камина, уцепившись за одеяло, чувствуя себя жестоко избитой.

— Вот это может снять твою головную боль, любовь моя, — произнес Рис, подходя к ее скорчившейся фигуре, очень маленькой и несчастной. Она взглянула на его понимающую ухмылку. Вакханалия минувшей ночи всплыла в ее сознании! Ее щеки зарделись, она зажмурилась, потом с ужасом и праведным гневом раскрыла их.

— Это ты все наделал, — выпалила она и закашлялась.

Грязнуля не оставляла своих попыток стащить одеяло. Какая великолепная новая игра! Тори повернулась к собачонке, не в силах смотреть на самодовольную ухмылку Риса, который сел рядом с ней и поставил на пол поднос с кофе и горячими булочками. Она подхватила прыгающего щенка и крепко прижала его к себе просто для того, чтобы он перестал тявкать и не усиливал еще больше ее головную боль. Рис налил , кофе из большого фарфорового кофейника в изысканную чашечку и подал ей так, как будто они сидели в ресторане гостиницы «Джорджтаун», — Выпей это и почувствуешь себя лучше.

— Я уже никогда не почувствую себя лучше, — прошептала она, уткнувшись лицом в густую шерсть Грязнули.

— Сиди смирно, паршивая собачонка, а не то сдеру с тебя кожу и сделаю перчатки.

— 0-о-ох! — Даже говорить было больно. Ее язык пересох, как будто она целыми пригоршнями жевала собачью шерсть. В желудке тоже было не лучше, а Грязнуля извивалась и дергалась, пытаясь еще раз лизнуть ее и поздравить с добрым утром.

Рис поставил на поднос чашку, терпеливо взял у нее комок крутящейся шерсти, потом снова протянул ей кофе. — Я подержу ее, пока ты придешь в себя. Все еще не глядя ему в глаза. Тори взяла чашку и стала отпивать из нее. Небесная прелесть! Она подула на горячую жидкость, от которой шел пар, и, почти не отрываясь выпила всю чашку несколькими большими глотками. Когда она протянула руку, чтобы налить себе вторую чашку, одеяло соскользнуло с нее до талии. От досады она прикусила себе губу, а Рис улыбнулся, наблюдая, как она опять старается прикрыть грудь.

— Не смей надо мной смеяться, — яростно прошептала она, злясь на свой жгучий румянец. — Вчера ты напоил меня. Это… все это… — жестом она обвела комнату с разбросанной одеждой, — все это натворил ты.

— Я не смеюсь над тем, что произошло вчера ночью, любовь моя. Все было прекрасно… во всяком случае, то, что происходило здесь. — Он взирал на разбросанную одежду с нежными воспоминаниями. — Я сожалею, что выехал с тобой в метель. Своим неразумным решением подверг тебя опасности. Я допустил ужасную ошибку.

— Вообще все было ужасной ошибкой, — прошептала она, вспомнив бесстыжую развязность, с которой она раздевала его.

А еще хуже, гораздо хуже было то, что он делал с ней потом, прямо здесь на полу. И она позволила ему это сделать… не только позволила, но и сама притягивала его к себе, побуждая его свершить… неестественный акт! Тори еще сильнее зажмурила глаза, которые наполнились горючими слезами. Ее охватил жгучий стыд.

Рис подхватил песика и быстро вынес его в коридор, дав ему для утешения булочку. Он прикрыл дверь и возвратился к изящной фигурке, съежившейся на ковре. Встав на колени рядом с ней, взял ее под руки, когда она попыталась подняться, прижимая к себе одеяло. Тори хотела оттолкнуть его, но не могла тягаться с ним в силе и безвольно склонилась, упав в его объятия. — То, что между нами было… то что я делал вчера ночью. Тори, совсем не ужасно. У нас была интимная близость и я доставил тебе наслаждение. Именно так и должны поступать мужья со своими женами.

— И я думаю, что… поступая таким образом, ты. тоже получил наслаждение? — она замолкла.

— Между прочим, получил, и очень большое, — спокойно ответил Рис. Она вся застыла.

— Тебе доставляет удовольствие унижать мое достоинство, играть со мной так, будто я шлюха из салуна!

— Это не правда. Тори! Ты сама обманываешь себя. Твои сдерживающие начала были ослаблены с помощью бренди, но все, что мы делали, тебе так же понравилось, как и мне.

— Ты напоил меня, иначе бы я никогда… я бы никогда не позволила тебе… — она всхлипнула, но разозлилась, что проявила слабость. В отчаянии она начала молотить кулачками по его груди. — Я не твоя шлюха. Не хочу, чтобы со мной обращались, как с Джинджер Вогель.

Он резко приподнял ее подбородок, так что ее заплаканные глаза встретились с его глазами.

— Ты действительно наивный человек. Тори, если думаешь, что мужчина может и со шлюхой делать то же, что мы вчера.

Она замотала головой и закрыла уши руками.

— Мне наплевать! Не хочу слышать о тебе и твоих женщинах!

Рис вздохнул. Наверное, ему не следовало торопиться использовать с ней такой прием. Но, черт подери, она же его жена!

— Ты моя женщина, Виктория… единственная моя женщина.

Тори шмыгнула носом, ненавидя себя за то, что ведет себя недостойным дамы образом.

— Действительно, твоя женщина! Твоя «деловая партнерша» унизила меня вчера вечером в общественном месте перед родителями! — если бы только в ее голове перестало стучать и она могла бы обдумать то, что срывается с ее уст.

— Так, значит, мы опять вернулись к Джинджер? Ты ревнуешь. Тори, хочешь ты признаться в этом или нет. Джинджер пришла в ресторан с другим мужчиной. Мои отношения с ней чисто деловые.

— Мы все знаем, в чем заключается ее бизнес, верно? — холодно спросила она. — Моя голова разламывается, все тело ноет, я хочу поскорее принять ванну. Будь любезен, отложи эту дискуссию. Сейчас я нахожусь явно в невыгодном положении. — Она оттолкнула его, и на этот раз Рис отпустил ее.

Рис позволил ей опять укутаться в одеяло, сохраняя остатки уязвленной гордости. Он наблюдал, как она пошла к гардеробной за халатом.

— Я велю горничной подготовить горячую ванну и поеду в город, — сказал он деловым тоном. Направляясь к двери, он переступил через разбросанное белье и задел один из своих башмаков.

Не удержавшись, он добавил:

— Пока ты будешь ждать ее прихода, можешь подобрать некоторые вещественные доказательства.

Тори смущенно вздохнула. Именно эта мысль пришла на ум и ей.

Рис наблюдал, как Руфус очищает широкую дорожку от пушистого белого снега, поднимая большую лопату со снегом с такой же легкостью, как если бы он орудовал метелочкой для пыли. Утро выдалось солнечным и чистым. Ветер затих, воздух стал сухим и прозрачным. Он терпеливо ждал у дверей конюшни, пока Ли седлал Блэкджека, и наконец подвел к нему жеребца.

— Ниже по дороге много нанесло снега. Вы уверены, что все будет в порядке, мистер Дэвис? — с беспокойством спросил паренек.

Занятый своими мыслями. Рис кивнул.

— Блэкджек пройдет. Я вернусь до наступления темноты. Поосторожнее, не заблудись сам в снежных заносах, — предостерег он невысокого круглолицего китайчонка и уехал.

Жеребец привык к глубокому снегу и с легкостью пробивался через него, позволив хозяину обдумывать свои проблемы.

— Вчера с Тори я слишком поторопился сломать преграды. Поступил дьявольски глупо, особенно после неожиданной встречи с Джинджер в ресторане, — бормотал он себе и лошади.

Когда он проезжал мимо глубоких сугробов, где они застряли вчера. Рис выругал себя за свою глупость. Людям пришлось откапывать коляску. Им с Тори повезло, что снег прекратился, иначе они могли бы замерзнуть в полумиле от своего дома.

Он подъехал к повороту, где дорога огибала острые скалы, жеребец захрапел и пугливо отпрянул.

— Спокойно, малыш, спокойно. Рис пригнулся к гриве, чтобы успокоить животное, и в этот момент над ним, лишь в нескольких дюймах от его головы, просвистела пуля. Когда неизвестный, спрятавшийся среди скал, послал в него вторую пулю. Рис скатился со спины лошади в сугроб на краю дороги. Он выхватил ружье, притороченное к седлу, и теперь крепко сжимал его в руках, увернувшись от еще нескольких выстрелов. Он Прополз по снегу и нашел для себя укрытие за валуном, пригнулся, держа ружье наизготовку, осматривая скалы, откуда раздавались выстрелы.

На его счастье, яркое утреннее солнце светило ему в спину. Нападавшему пришлось прятаться, выглядывать украдкой, его слепила белая пелена снега, расстилавшаяся вокруг Риса. Если этот человек покажется, то Рис легко заметит его. Но преступник, наверное, спускался по боковой стороне скалы, чтобы улизнуть.

Рис подождал некоторое время и услышал шорох посыпавшихся камней. Преследуемый стал преследователем. Рис прыгнул и побежал через снег глубиной в фут. Он держал путь к торчавшей каменной гряде и взобрался на нее в то время, когда его противник спускался вниз по противоположной стороне. Рики Барлоу услышал, как винчестер лег на камень над ним. Он почти добежал до лошади, но поскользнулся и свалился. Он знал, что Дэвис убьет его! Рики повернулся и несколько раз выстрелил в силуэт, который расплывчато виднелся на вершине гряды. Солнце ослепило его, и он промахнулся.

Рис нагнулся и быстро прицелился. Пуля отбросила карточного шулера в снег у подножия холма. От громкого звука выстрела его лошадь было рванулась, но остановилась, пробежав всего несколько шагов. Опять воцарилась полная тишина. Рис спустился к подножию холма, чтобы осмотреть тело Барлоу.

— Проклятый идиот! Стоило ли платить такую цену ради мести за то, что я накрыл тебя за шулерством? — выругался он, думая, что теперь обязан насыпать Блэнджеку дополнительную порцию овса за спасение своей жизни. Если бы жеребец не отпрянул, то мертвым в снегу валялся бы Рис.

, — Кто бы подумал, что Барлоу так хорошо стреляет? — задал риторический вопрос Рис. Куст, на который свалился убитый, начал прогибаться. Рису захотелось выпить. — Ну что же, по крайней мере, я еду .в правильном направлении.

Хотя было еще слишком рано для мадам из борделя встать и заняться делами, но Джинджер Вогель уже спустилась с лестницы салуна «Голая правда». Ее волосы были аккуратно причесаны, одета она была в коричневое бархатное платье с дорогими кружевами цвета слоновой кости на рукавах и воротничке. На любой женщине с менее пышной фигурой такое платье показалось бы почти скромным. Глубокое декольте обнажало мраморные шары грудей.

Она слегка пригладила свою высокую прическу, бармен Бен засмеялся и сказал:

— Он подумает, что вы смотритесь будь здрав, мисс Джинджер.

Ее ясные карие глаза сверкнули в сторону Бена.

— Встреча сугубо деловая.

По залу пронеслись выкрики и смешки, но никто не осмелился встретиться с ее волевым взглядом. В дверях показался Рис, стряхивая снег с дорожного пальто. Он услышал замечание Бена и ответ. Джинджер встретилась с ним глазами, когда он легко бросил тяжелое пальто на кресло. Черную шляпу он сдвинул на затылок и, кивнув нескольким посетителям, не торопясь направился к Джинджер, которая остановилась посередине лестницы.

— Пришли кувшинчик кофе и скажи Келли, чтобы он не делал его чересчур горячим, — распорядился Рис, проходя мимо Бена.

Джинджер повернулась и стала подниматься по лестнице, Рис последовал за ней.

Кто-то за ближним столом выкрикнул:

— Только не говорите слишком долго о делах. — Несколько мужчин уткнули свои носы в кружки с пивом.

Рис замер, держась рукой за тяжелый лестничный столбик красного дерева, затем повернулся, натянуто и холодно улыбнулся сидящему за столом мужчине.

— Вы мне что-то хотите сказать, Аза? Шахтер крепкого сложения увидел, как Рис откинул полу своего дорогого сюртука, освободив доступ к кобуре на боку. Улыбка Дэвиса стала блаженной.

— Сегодня утром я уже был вынужден одного пристрелить. Мне не хотелось бы повторять… по крайней мере, до завтрака.

— Мне нечего сказать. Рис. Честное слово. Вышла ошибка.

— Не повторяй ее. — Дэвид повернулся и продолжил подниматься по лестнице вслед за Джинджер, войдя с ней в кабинет, находящийся рядом с квартирой, в которой он раньше жил.

Глаза Джинджер отражали беспокойство.

— Что ты имел в виду, говоря об убийстве?

— Рики Барлоу счел, что из-за меня потерял шикарную работенку у Эммета Хаузера, так мне кажется. Он пытался устроить мне засаду. Пришлось пристрелить его. Забудь о Барлоу. Эту кашу расхлебывает следователь. Нам надо поговорить совсем о другом, — он прикрыл дверь и бросил свою шляпу на большой кожаный диван. — Ты понимаешь, что наша договоренность о том, как вести дела в этом заведении, не может продолжаться дальше, верно? Она беспомощно пожала плечами.

— Не обращай внимания на Азу Брайтона, Рис. Он всего лишь спившийся бугай.

— Значит, ты хочешь, чтобы я, пристрелив его, избавил от вредных привычек? — спросил он мрачно.

— Он не вкладывал никакого смысла в свои слова. И Бен тоже. Господи, ты стал недотрогой. Что происходит… или не происходит с тобой и с этой твоей женой?

— Оставь Викторию в покое, — холодно сказал он. — Я не могу приезжать сюда каждое утро… или через день… или еще как-то, за выручкой. Потом полгорода судачат о том, чем мы тут занимаемся наедине.

— Если бы не она, тебе было бы на это наплевать! Ты все делаешь ради нее. Она заслуживает уважения, но получается, что я, как салунное отребье, даже не имею права назвать ее имя, поскольку я дерьмо из салуна, а она благовоспитанная дама.

— Ты хочешь сказать, что и я тоже салунное отребье? Не «пара ей»? — устало произнес он, потирая виски кончиками пальцев.

— Ты не прав и сам это знаешь! Ты породнился со знатной и могущественной семьей Лафтонов. Я видела твоих благородных родичей, вчера вечером они отнеслись ко мне, как к прокаженной. — Мгновение она казалась уязвленной и недоумевающей, потом с вызовом посмотрела на него. — Неужели я не имею даже права отдохнуть от немудрящей стряпни Келли?

Рис виновато улыбнулся и подошел к ней. Джинджер Стояла в центре большого кабинета, обняв себя за плечи, как ребенок, которого должны отругать за дурное поведение. Он взял ее холодные ладони, и, разжав ее скрещенные на груди руки, усадил рядом с собой на диване.

— Джинджер, я не хочу тебя обидеть… во всяком случае, не хочу обижать больше, чем я это уже сделал, но я должен прервать наши деловые отношения. Ты заслужила право владеть этим салуном, так же как и борделем. Банк предложит тебе условия для погашения на протяжении ряда лет займа, который тебе потребуется. Никакой благотворительности в этом не будет.

— А ты навсегда порываешь с сапунами? — спросила она, улыбаясь дрожащими губами.

— Да, навсегда. У меня много других забот и дел. Я должен начать порядочную жизнь, Джинджер, — искренне произнес он и стал ждать, что она ответит.

Она испытующе смотрела ему в лицо, оценивая, что он скажет, а о чем умолчит.

— Ты здорово влип. Рис, и это факт. Сначала я решила, что тебе пришла идея заполучить девицу с необычной родословной, чтобы показываться с ней на людях. Но потом я перестала обманывать себя. Я видела, как ты на нее смотришь.

Рис вздохнул:

— В маленьком городке сплетни причиняют боль таким гордым, беззащитным женщинам, как Тори.

Джинджер фыркнула:

— Она ревнивая! И к тому же без всяких на то оснований. А ты готов ради нее сбросить башмаки и пройти по раскаленным углям.

— Я буду вынужден продать «Голую правду» кому-нибудь другому… даже с убытком. Пойми, Джинджер, я хочу, чтобы это заведение принадлежало тебе.

На ее глаза навернулись слезы, но она поморгала и остановила их.

— Ладно, Рис, я согласна. Ты начисто порываешь со своей прошлой жизнью. Присылай ко мне бумаги, когда захочешь. Я подпишу их.

— Спасибо, Джинджер, — поблагодарил он печально. Потом встал и посмотрел на нее сверху вниз. — Давай сосчитаем доходы за минувший вечер. Сильно ли уменьшила выручку снежная буря?

— Ха! Эти блудливые шахтеры хотели только одного — сколько они ставили за карточными столами. Она подошла к письменному столу и вынула оттуда приходную книгу, а он открыл ключом тяжелый железный сейф, стоявший в углу кабинета. Она слушала, как щелкают и отскакивают на свое место собачки замка при повороте ключа в его ловких, знакомых ей руках.

Железная дверца со скрипом раскрылась, и Рис извлек несколько мешочков с металлическими монетами и бумажными деньгами. За полчаса они все пересчитали. Он сложил мешочки в кожаную сумку, лежавшую на столе.

— Сегодня вечером Руфус вернет тебе эту сумку. Начиная с завтрашнего дня Грэндж начнет заносить денежные поступления на твой счет.

Она поднялась и положила ладони на стол:

— До свидания, Рис.

— Я буду вспоминать тебя, Джинджер. Береги себя, и если тебе когда-либо понадобится помощь, дай лишь мне знать. Друзей я не забываю, — скромно улыбнулся он, — даже когда я больше не могу вести с ними дела. — Он повернулся к выходной двери.

Ее голос остановил его.

— Если тебе когда-либо понадобится кровать, чтобы выспаться, или женщина, чтобы согреть ее, ты это всегда найдешь здесь, дорогой.

После долгого пребывания в большой мраморной ванне Тори почувствовала себя бодрее. Может быть, ей стоит съездить в город и объяснить матери, что совсем не нужно беспокоиться по поводу связи Риса с этой проституткой из салуна. Она посмотрела через окно на ясное лазоревое небо и сверкающий снег.

— Если Рис может доехать до Старлайта, то это же смогу сделать и я, — решительно произнесла она.

Тори добралась до своих родителей почти в полдень. Конюх помог ей сойти с кобылки, взял уздечку и повел лошадь в конюшню. Она стряхнула снег со своего нарядного шерстяного костюма для верховой езды и с меховой накидки. Солнце немного согревало, и она получила удовольствие от прогулки. Ее спина несколько напряглась, когда она призналась себе, что не должна демонстрировать свою обиду на Риса. «Хедде совсем ни к чему знать причины ссоры между нами!»

Она постучалась, дверь открыл Ральф и провел в гостиную, где находилась мать.

Хедда холодно ей кивнула:

— Я только что пообедала. Если ты хочешь…

— Я уже покушала, спасибо, — прервала она деревянным голосом. «Почему мы даже не готовы поделиться тем, что у нас на уме, мама?» — подумала она.

— Полагаю, что до тебя еще не дошла новость. Хотя Чарити Соамс, несомненно, к настоящему времени разнесла вести об этом позорном поступке до самого Лейк-сити, — просопела Хедда.

— Какая новость? — Тори почему-то знала, что это связано с Рисом.

Хедда, сдерживая дрожь, ответила:

— Сегодня утром твой муж застрелил человека. — Ей доставило удовольствие, что Тори заметно побледнела и рухнула в кресло. — Какая-то убогая салунная ссора. Пострадал парень по имени Рики Барлоу.

У Тори закружилась голова.

— Но несколько месяцев назад его посадили в тюрьму в Сильвертоне за мошенничество в карточной игре, — вспомнила она. — Именно Рис поймал его на жульничестве. Барлоу — опасный карточный шулер, а не просто парень! Рис тоже пострадал? Где он сейчас? — Тори хотела вскочить, но Хедда взмахом руки удержала ее.

— Твой картежник ничуть не пострадал. А сейчас он находится у Джинджер Вогель в их борделе, — пояснила она ядовитым тоном. — Перестрелка произошла за городом. Новый судебный следователь заключил, слава Богу, что это была самозащита. Как будто наша репутация и так мало пострадала. Не хватает лишь, чтобы Риса Дэвиса судили по обвинению в убийстве.

Сердце Тори похолодело как зимний ландшафт. Он находится с Джинджер Вогель в борделе. Хедда жестоко резанула ее, но подлинная причина крылась в Рисе, напомнила она себе. Вот, она поторопилась встать на его сторону, а он в это время кувыркается с этой ужасной рыжей шлюхой. «Я и сама не лучше ее», — обвинила она себя, опять вспомнив о том, чем они занимались прошлой ночью, гадая, не так ли он проводит время и с Джинджер Вогель.

Хедда с любопытством рассматривала омраченное горем лицо своей дочери, когда дверь отворилась и в гостиную вошел Стоддард. И если Виктория выглядела бледной, то он был серее пепла. Сосредоточив все внимание на Хедде, он даже не заметил присутствия в гостиной дочери, которая тихо сидела в тени.

Предчувствуя что-то страшное, его жена поднялась.

— Почему ты дома в середине дня? — спросила она. Стоддард медленно подошел к ней, взял ее за руки, что было совершенно для него не характерно. Он тяжело опустился на парчовый диван, посадил рядом жену. На его лице была написана мука.

— Агенты Чарльза обнаружили Сандерса в Денвере. Хедда, его убили, — произнес он хриплым голосом.

Глава 22

У Тори отчаянно закружилась голова, когда она услышала истерические вопли матери.

— Это дело его рук! Это он убил моего мальчика! Это чужеземное дерьмо! Это чудовище! Он захотел Викторию, а у Сандерса оказались наши деньги… он убил Сандерса, чтобы сохранить ее.

Это было помешательство! Тори помотала головой, отрицая домыслы матери, но тут ей пришла мысль о том, что Рис дружил с Блэки Драго. Отец никак не мог заставить Хедду прекратить вопли, поэтому Тори поднялась и деревянной походкой подошла к дивану, на котором сидела ее впавшая в истерику мать.

Стоддард взглянул на дочь и надломившимся голосом прошептал:

— Попроси Бесси послать за доктором Ранси. Она подошла к двери и отворила ее. Пухленькая горничная уже прибежала на шум.

Тори оставалась у кровати матери, пока не подействовало успокоительное, которое дал ей старый врач. Даже заснув, Хедда, бледной холодной как лед рукой все еще сжимала запястье Тори. Тори осторожно высвободила свою руку и потерла царапины, которые ее мать бессознательно оставила на ее руке. Дочь смотрела на красивое, измученное лицо, которое во сне выглядело удивительно безмятежным.

— Ах, мама, этого не может быть! Рис не смог бы… — Она проглотила срывавшиеся шепотом слова и до боли прикусила суставы пальцев.

Все слезы выплакала Хедда. Глаза у Тори, как у отца, были сухими, она закостенела от горя и потрясения.

Расхаживая по заставленной вещами, обставленной дорогой мебелью спальне, она взяла в руки тяжелую позолоченную рамку с фотографией Сандерса. С фотографии обаятельно улыбалось лицо херувима. Почему не удалась его жизнь? Даже ребенком он сам себе причинял зло, постоянно попадал в беду, все время просил ее о помощи. Она содрогнулась, когда подумала о том, что, может быть, непреднамеренно она сама стала причиной, его смерти.

Виктория осмотрела спальню своей матери. Когда она была ребенком, ее редко пускали сюда. За годы учебы, проведенные в пансионатах и общежитиях, она стала чужой в доме родителей, отстранилась от них еще больше, когда они устроили ее свадьбу с Рисом.

— Я как неприкаянная, — безнадежно произнесла она, тихо притворяя дверь, давая возможность уснувшей матери спокойно провести несколько часов.

Но для самой Виктории покоя не было, ей не к кому было приклониться. Ей и в голову не приходило посидеть в своей прежней комнате. Потирая виски, она прислонилась к холодной стене длинного коридора второго этажа и попыталась собраться с мыслями. Стоддард дожидался ее на первом этаже. Ей предстоит прочитать рапорт, который прислали сыщики, помочь отцу наметить план подготовки похорон, потом приехать в Логово дракона и дожидаться там возвращения мужа.

Тори посмотрела на золоченые часы времен Карла X, стоявшие на полке камина в передней гостиной. Уже почти стемнело. Рис должен возвратиться с минуты на минуту. Тори страдала от собственной нерешительности. Она боялась встречи с Рисом, но понимала, что должна узнать всю правду от него самого. Ей не хотелось возвращаться в Логово дракона, но она отдавала себе отчет, что только там подходящее место для такого разговора.

«Ах, только бы это было не правдой», — отчаянно кричал внутренний голос. Она задумчиво посмотрела на бутылку в шкафчика, решая, не взбодриться ли глотком бренди. Я начинаю вести себя, как Сандерс. Она вздрогнула и чуть не расплакалась. Сандерс, бедный несчастный Сандерс. Как, она могла плохо говорить о нем — о своем собственном брате?

По передней лестнице поднимался Рис, борясь с желанием наклониться и стукнуть по одному из каменных драконов от охватившего его ликования. Расставание с Джинджер проходило болезненно, но теперь, когда все осталось позади, он почувствовал себя свободным… освободившимся от своей прежней жизни, свободным от всех невзгод детства, от позорного происхождения. Будущее раскрывало перед ним необъятные просторы. Судебный следователь оправдал его, сняв всякую вину за смерть Барлоу. И теперь салуны с их хозяевами не будут иметь к нему ни малейшего отношения.

Тори будет довольна, когда он сообщит ей, что отошел от этих дел. Рис улыбнулся, похлопывая по карману пальто. Он заехал к лучшему ювелиру города и выбрал изысканные золотые брошку и браслет, которые будут украшены бриллиантами по выбору Тори. Она может выбрать драгоценные камни, когда оба они поедут в восточные штаты. Они заслужили свадебное путешествие, а его предприятие с железными дорогами предоставило ему золотую возможность совместить удовольствие с бизнесом. К тому же, он сможет увезти ее на месяц от родителей.

Фуллер принял у Риса пальто с холодной улыбкой, но Рис теперь знал, что это лишь манера поведения. Под маской гордеца скрывался преданный и трудолюбивый человек.

— Миссис Дэвис сказала, что ждет вас в передней гостиной, сэр.

Улыбка осветила лицо Риса. Он кивнул и направился к закрытой двери. Но едва открыв дверь и увидев напряженное выражение лица жены, он понял, что что-то не так.

Улыбка застыла на его лице.

— Тори, любовь моя, что-нибудь случилось?

Он тяжелой походкой подошел к ней. «Ты не можешь позволить ему прикоснуться к себе!» — приказывал ее разум, но не успела она произнести и слова или отойти в сторону, как он обнял ее. Тори решительно отстранилась от него.

Рис отпустил ее, сердито на нее глядя.

— Не надо разыгрывать мелодраму из-за событий прошлой ночи, особенно сейчас, когда твое похмелье прошло, — потом он вспомнил про перестрелку и выругался про себя.

Тори отошла от него на несколько шагов, зашла за небольшой овальный столик, и только тогда ответила:

— Я слишком обеспокоена, чтобы даже вспоминать о вчерашней ночи, — начала она, тщательно подбирая слова. Рис, лишь бы ты не был виноват. — Произошло нечто настолько важное, что твои связи в салуне… или мои моральные заботы бледнеют по сравнению со случившимся.

Он достал из шкафчика сигару и закурил.

— С самой нашей первой встречи мои связи в салуне и твои моральные заботы казались для тебя самыми важными, Тори, — заявил он с оттенком горечи в голосе. — Но не такими важными, как судьба моего единственного брата.

Его голова дернулась вверх, глаза сузились.

— Что именно ты хочешь сказать?

— Сандерс мертв, Рис. Как написали сыщики Чарльза в своем рапорте, «Ему профессионально перерезали горло, что привело к фактически мгновенной смерти». Его нашли в Денвере… в переулке недалеко от салуна Блэки Драго. — Она немного помолчала, отчаянно стараясь прочитать выражение его лица. Черт бы побрал эту маску картежника, которую он набрасывает на себя всегда, когда ему нужно!

Рис продолжал ровно дышать, используя выработанную в течение всей жизни привычку не позволять боли и унижению овладеть собой.

— .Ты считаешь, что я нанял людей Блэки, чтобы убить его? — Голос его звучал ровно, без всяких эмоций.

Тори почувствовала, как сжалось ее сердце.

— Я этого не знаю. Рис. Мама и папа уверены в этом, но я… я…

— Почему же? Потому что я не терплю слабаков и пьяниц? — грубо спросил он. — Если бы это действительно было мотивом для убийства, то я бы перестал заниматься салунным бизнесом еще до того, как мне исполнилось двадцать лет.

Тори сжала кулачки.

— Ты всегда презирал моего брата и сказал мне, чтобы я забыла о нем. Он не был просто еще одним пьяницей, как ты только что так любезно выразился. Он был единственным человеком, который мог бы вырвать мою семью из твоих лап.

— Давай говорить откровенно, — произнес он с таким спокойствием, что это удивило даже его самого. — Ты считаешь, что я хотел смерти Сандерса, чтобы твой отец никогда не смог вернуть деньги и забрать тебя у меня? И, конечно, будучи подручным пользующегося дурной славой Блэки Драго, я смог бы прикончить Сандерса, просто щелкнув пальцами.

Прищелкнув пальцами. Точно повторил слова отца о Рисе и Блэки! Она боролась с подступившими слезами.

— Сегодня утром по пути в город ты сам застрелил человека, — выпалила она, все еще стараясь заглянуть дальше своего обвиняющего гнева.

Он холодно уставился на нее.

— Жаль, что засада не удалась Барлоу. Если бы он прихлопнул меня, то подумать только, какого позора избежала бы семья Лафтонов.

— Мне наплевать, что думают посторонние… думают о моей семье. — «Ты — часть моей семьи, Рис», — добавила она мысленно.

— О твоей семье. О твоей прекрасной, с большой родословной, хладнокровной семье, которая должна была поступиться своей честью, чтобы принять меня, позволить мне прикоснуться к своей принцессе. Вот, собственно, в чем дело. Тори. Ты не хочешь быть женой картежника из преступного мира Денвера. Таким я останусь для тебя на всю жизнь — вульгарным чужеземцем-нуворишем, который вынуждает тебя думать и чувствовать так, как не должна делать ни одна настоящая дама!

Он с особой тщательностью раздавил сигару в каменной пепельнице, а Тори стояла, лишившись дара речи от обиды и нарастающего гнева.

. — Ты использовал меня. Рис, именно так, как говоришь, что моя семья использовала тебя! Тебе нужна дама для показа, любопытная вещица для экспериментов. Черт бы тебя побрал, ты восторгаешься от самой мысли, что мной можно помыкать и хохочешь, когда тебе это удается.

. Он поборол в себе желание подойти к ней и показать ей на деле, в какой степени он может повелевать ею.

— Ну, мне подвластно твое прекрасное, маленькое тело, не так ли, любовь моя? — уколол он ее. — Мы оба знаем это. Жаль, что ты не можешь вложить в это ни сердце, ни душу!

В этот момент Тори почти поверила в то, что он не виновен в смерти Сандерса. Его охватило такое холодное возмущение, что он вполне искренне мог быть удивлен этим сообщением. Но Рис был прав относительно их безнадежных отношений, которые основывались на страсти, а не на любви. Если она не могла вложить в это сердце, то не мог этого сделать и он. Все их отношения строились на недоверии и манипуляциях.

— Что же нам теперь делать? — спросила она, когда он подошел к двери и рывком дернув ее, раскрыл.

Губы Риса растянулись в его обычной и привычной для нее улыбке, которая не распространилась на его арктически голубые глаза.

— Можешь порадоваться, любовь моя, обещаю никогда больше не унижать тебя своими распутными прикосновениями. Дом этот — твой. Ты — моя жена, и я буду и дальше содержать тебя. — Он засунул руку в карман пиджака, вынул оттуда бархатную коробочку и бросил ее к ногам Тори. — Небольшой подарок на память. Может быть, Чарльз будет в состоянии купить нужные камни для этих вещиц. Я собирался подобрать бриллианты, но у меня ведь такой скверный вкус. До свидания, Виктория.

— Куда… куда ты идешь? — вопрос, казалось, напрашивался сам собой, она тоже двинулась к двери, не обращая внимания на золотой блеск брошки и браслета, валявшихся на полу.

— Поскольку тебе надоело быть моей «шлюхой», я поищу более приветливого приема… у Джинджер.

Дверь захлопнулась, как могильный склеп. Тори опустилась в тяжелое, обитое бархатом кресло, возле которого она оказалась, и закрыла руками лицо. Слезы, которые она весь день сдерживала, хлынули теперь настоящей рекой, все ее тело затряслось.

Дул ледяной ветер, пробирая человека среди ночи до костей. Ночь выдалась темная, без звезд, что вполне отвечало его планам. Никто его не должен увидеть с ним. Никто и никогда не должен установить связь между ними. Он натянул уздечку своей лошади и слез с коня возле грязной лачуги. Как только люди могут жить в таких местах? Воротя нос от отвращения, он поднялся по ступенькам. Из трубы дым не шел. Тем лучше, не привлекает внимания. Он пригнулся и вошел в помещение.

Вспыхнул свет, когда его соучастник чиркнул спичкой и зажег грязную керосиновую лампу.

— Тебе давно пора приехать. Деньги привез? — Его глаза тускло отсвечивали в прыгающем пламени лампы.

— Половину. Ты сделал только полдела, — холодно отрезал приехавший.

— Я не виноват, что Барлоу погиб, — он выругался целой тирадой отборной брани, схватил деньги, которые протянул ему другой мужчина, начал с привычной тщательностью считать банкноты. — Этого слишком мало для моих расходов. До Денвера путь не ближний и, идя на это дело, мне надо ухо держать особенно востро.

Его соучастник презрительно хохотнул.

— Как будто большое дело убить такого алкаша, как Сандеро Лафтон.

— Не попасться при этом в лапы Драго — дело не простое, никогда не забывай об этом! Когда я получу остальную часть причитающихся мне денег?

— Когда ты завершишь всю работу и собственноручно прикончишь Риса Дэвиса.

Джинджер ворвалась в комнату, откинула тяжелые портьеры и закричала, обращаясь к храпящему на большой кровати мужчине:

— Дьявольщина, Рис, может, ты даже хочешь позволить ей убить тебя, но уж я-то этого не допущу!

Он заморгал от ворвавшегося яркого солнечного света, в котором обозначился силуэт женщины в ярко-красной одежде. Он повернулся с приглушенным стоном и положил на голову подушку.

Джинджер мигом подбежала к кровати и нагнулась над ним. Она скинула подушку с его головы, сбродила толстое ватное одеяло. В этой комнате не было центрального отопления, как в Логове дракона. Прошлой ночью он не стал подбрасывать дрова и теперь озяб. С грубой бранью он ухватился за одеяло, но Джинджер давно уже проснулась и оказалась проворнее его.

— Прыщики на твоей гусиной коже становятся такими же высокими как горные пики Сан-Хуана, дорогой. А теперь прими горячую приятную ванну, которую я приготовила в соседней комнате. Почему бы тебе не нырнуть в нее и не полежать там, пока я буду готовить завтрак. А потом мы с тобой побеседуем. Думаю, что нам обоим будет лучше сделать то, оставаясь трезвыми, и на сытый желудок.

Через час мужчина, который сидел напротив нее за столом, стал немного напоминать прежнего Риса, если не считать покрасневших глаз и нескольких порезов от небрежного бритья.

Волосы еще не высохли после ванны, и милый непослушный локон, как всегда, свисал ему на лоб. На нем был только халат из коричневого бархата, слегка стянутый на поясе. На лице появилась прежняя дьявольская улыбка, когда он спросил.

— С каких это пор ты стала заниматься социальным попечительством, Джинджер?

— С тех пор, как ты стал клиентом своего собственного заведения. Это отрицательно сказывается на бизнесе.

Он отпивал кофе, а она разглядывала его, заметив непроходящую боль в его глазах. Рис вернулся, привез с собой несколько небольших чемоданов с одеждой примерно неделю назад, сказал, что решил воспользоваться ее предложением предоставить ему кровать, чтобы отоспаться. Пока что он не делал никаких поползновений в отношении остальной части ее предложения — получить женщину, которая согреет эту кровать. Он слишком был занят тем, что пытался утопить себя в виски.

— Ты ушел от жены, потому что, якобы, как-то замешан в убийстве ее брата, верно? Это были действительно чудные похороны, — продолжала она, потому что Рис молчал. — Собрались все эти друзья — приятели Лафтонов, как будто Сэндли был пупом земли. Фу ты пропасть, все же прекрасно знают, что он был испорченным богатым пропойцей, который погиб в темном переулке возле питейного заведения.

— Она думает, что убийство организовал я, — уныло произнес Рис. Он рукой причесал волосы и задержал руку на голове, как будто хотел выдавить из нее воспоминания об этом ужасном дне.

— Какой идиотизм! Зачем тебе надо было убивать эту пустышку? Он не стоил того, чтобы на него потратить даже пулю.

— Это — длинная история, Джинджер, любовь моя. — Он замолчал и испытующе посмотрел ей в лицо, — без косметики, приняв ванну, она казалась в утреннем свете моложе, чище и более уязвимой, чем он представлял себе раньше. Со вздохом он произнес:

— Вижу, что у тебя есть время, чтобы меня выслушать и что ты хочешь, чтобы я облегчил свою душу…

Когда Рис рассказывал ей о своей женитьбе, Джинджер почувствовала, что многое он не досказывает. «Он безумно ее любит и думает, что она презирает его!» — поняла она.

Глядя на великолепного представителя мужского рода, сидящего напротив нее, Джинджер задумалась. Либо Виктория ослепла и рехнулась, в чем, к ее сожалению, мадам сомневалась, либо Рис ошибался в своей жене. Она решила выждать, пока не вмешиваться, посмотреть, что будет дальше. «Не вижу для себя никакой выгоды сводить их опять вместе». Он изливал перед ней боль своей души, а Джинджер лучше всех знала один метод утешить мужчину.

— Полагаю, что все это означает лишь одно — твое предложение продать мне это заведение отпадает, — подытожила она без всякого сожаления, когда он закончил свое повествование.

Задумчивая улыбка заиграла на его губах.

— Нет, любовь моя, но, может быть, ты примешь меня в качестве постояльца? — Я уже сказала тебе, что у меня ты всегда найдешь кровать, чтобы отоспаться, и женщину, чтобы согреть эту кровать… — Она сделала паузу, изучая его лицо. — Скажи лишь, когда.

Он взял ее руку, поднес к своей щеке.

— Я не хочу еще раз причинять тебе боль, Джинджер. Я не хочу дарить тебе свою любовь.

На ее подвижных губах появилась злая и в то же время очень грустная улыбка.

— Я согласна и на меньшее. Рис.

Она приблизила свою мягкую ладонь к его губам, чтобы он коснулся ее своим поцелуем. Потом она потянулась к нему и раскрыла его халат и, вставая, стала поднимать его со стула. Они неторопливо обнялись. Она прошептала:

— Рассматривай это, как мой первый взнос за аренду помещения.

Но потекли недели, которые сложились в целый месяц, а Рис ничего путного не делал, только пил, играл в карты и изредка все же спал с Джинджер. Вилли руководил прииском «Леди Виктори» и о состоянии дел докладывал ему в салуне. Управляющие со скотоводческих ранчо поступали так же. Несколько часов в неделю он проводил в банке, заботясь о наиболее важных делах, но отказывался от плана своего участия в строительстве железнодорожной ветки до Старлайта. Стоддард пришел в ярость, но без поддержки своего зятя сделать ничего не мог. Рису это понравилось.

Но не понравилось Майку Меньону. Маленький ирландец с шумом ворвался в «Голую правду» в тот же день, когда до него дошла эта новость. Рис, как обычно, сидел за задним столом, сосредоточившись на игре в карты с несколькими скотоводами и с хозяином «Розового театра». Сердитые карие глаза Майка пронзительно взглянули на Риса еще с порога, но ирландец не стал прерывать игру. Подойдя к стойке бара, Майк заказал себе виски. Рис сложил карты, сгреб выигрыш и, извинившись, вышел из игры. Когда Рис подошел к стойке, Майк одним залпом выпил свою рюмку и взял себе пива. — Такая смесь слишком гремучая для тощего, Мики.

— Уж кому-кому, а вам-то это известно. В последнее время вы пропустили столько, что можно было бы доплыть до Красной горы, — кисло отозвался Майкл.

— У меня почему-то возникло такое чувство, что мне придется выслушать еще одну лекцию, — вздохнул Рис. — Сколько сейчас времени, Майк? Вы, конечно, отказались от своей затеи помирить меня с Тори.

— Скверно, что вы губите собственную жизнь и подрываете свой бизнес. Вам здорово повезет, если вся эта история не закончится тем, что Чарльз Эверетт купит и продаст вас.

— Малышу Чарли в последнее время стало опять везти, — сказал Рис без особого интереса. Майк фыркнул:

— Он серьезно занимается своими инвестициями, что следовало бы делать и вам. Он купил часть железной дороги. Если он сможет заручиться поддержкой сенатора Бенсона, то проведет ветку до Старлайта и без вас!

— Думаете, что он перекрасится в демократы? — равнодушно полюбопытствовал Рис.

— Вы говорите о моем городе — о нашем городе, Рис Дэвис. О месте, которое осчастливило вас. Вы не можете позволить такому проныре, как Эверетт, завладеть этим контрактом только потому, что хотите насолить своему тестю. — Майк наблюдал, как потемнело лицо его друга.

— Сознаюсь, что испытал некоторое неприличное удовольствие, вставив палки в колеса этому напыщенному старому ублюдку, — признался он.

— Но не надолго, приятель. Ваш тесть и малыш Чарли находят, на чем погреть руки. Если Тори разведется с вами, то дело может кончиться тем, что она выйдет замуж за этого жулика. — Майк подождал, надеясь услышать какую-то реакцию на свои слова.

— Они стоят друг друга, — произнес Рис без всяких эмоций и выпил залпом рюмку, которую Бен молча поставил перед ним. — Ну, что же, приятно слышать, что вы так к этому относитесь, молодой человек, зная, как часто старина Чарли ездит в Логово дракона в эти последние две недели. И сейчас он там. — Наконец-то Майк задел Риса за живое. Он заметил, как побелели пальцы его приятеля, державшие стакан.

Рис повернулся и направился к двери, потом остановился лишь для того, чтобы сказать:

— Спасибо за информацию, Майк.

— А как в отношении железной дороги? — крикнул ему вслед Майк, но Дэвис не ответил.

Рис привязал взмыленного Блэкджека рядом с элегантной коляской Чарльза Эверетта, вбежал по парадной лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек. Открыв переднюю дверь, он тут же услышал их голоса. Мягкий голос Тори урезонивал, голос Чарльза звучал все более настойчиво.

— Ты все же должна понять, Виктория, что я искренне забочусь о твоих интересах.

— Мое имя и так уже истоптали в грязи, Чарльз. Неприлично, что ты приезжаешь сюда без моих родителей или иного сопровождения, — заявила Тори.

Рис стоял на пороге двери в гостиную, преодолевая сумасшедшее желание броситься к ней, зарыться лицом в ее золотые волосы. Вместо этого он оскорбительным тоном произнес:

— Моя жена предпочитает то, что прилично, малыш Чарли. Я-то знаю об этом.

При звуке его голоса Тори замерла. Она была так занята тем, чтобы отделаться от несчастного неуклюжего Чарльза, что не услышала, когда он подъехал. Она повернулась и посмотрела на него испуганными глазами, желая рассердиться, выглядеть хладнокровной и невозмутимой, как выглядела бы в такой ситуации ее мать. Но вместо этого ее охватила волна абсурдного и страстного желания. Во рту у нее пересохло, коленки стали подгибаться. Вот Он перед ней, приехал от своих шлюх, чтобы опять начать терзать ее душу.

— Почему ты приехал, Рис? — ей были ненавистны жалостливые нотки в ее голосе. Мгновение он сверлил ее своим взглядом, потом перевел взгляд на Эверетта.

— Не опасайся, любовь моя, что я собираюсь бесчестить тебя опять своим недостойным вниманием. Давай скажем так, я хочу побеспокоиться о том, чтобы никто больше не притрагивался к тому, что все еще принадлежит мне…

— Послушайте, Дэвис…

— Не желаете ли вы поступить по-джентльменски и выйти наружу? — прервал его Рис. — Иначе мы можем поломать дорогостоящую мебель.

— Только не это. Рис! Какой абсурд. Ты не должен драться с Чарльзом. — Тори сделала шаг ему навстречу, но остановилась, почувствовав неодолимую стену холодной ярости.

Рис даже не посмотрел на нее. Его прожигающий взгляд был прикован к Эверетту.

— На ваше усмотрение, малыш Чарли, но не испытывайте мое терпение слишком долго. Значительно мягче падать на снег.

— Именно таких варварских манер завсегдатая баров и можно было ожидать от вас, Дэвис, — насмешливо улыбнулся Эверетт, направляясь к двери. — Однако разрешите предупредить вас, в колледже я занимался боксом.

Рис ядовито ухмыльнулся.

— А я занимался боксом в начальной школе.

— Чарльз, он не шутит. Я видела, как он отдубасил извозчика, — в отчаянии крикнула Тори.

Мужчины: глупые, драчливые, высокомерные, невыносимые… Опасаясь того, что произойдет, она наблюдала за тем, как они выходили во дворик перед домом. Хотя его ухаживания и стали несносными, Чарльз все-таки не заслуживал этого. И она тоже. Из-за нее будут драться, как из-за дешевого приза. В любом случае Тори не могла усидеть внутри помещения… Возмущаясь тем, что Рис относится к ней, как к своей вещи, она с негодованием смотрела на мужчин. Она приняли боевую стойку.

Чарльз поднял кулаки по методу маркиза Квинсбургского, стараясь не ударить лицом в грязь перед Викторией. Он питал, отвращение к грубому негодяю, который принес ему столько неприятностей. Возможно, у него появился шанс…

Рис уклонился от первого выпада Эверетта и нанес ему сильный удар правой, а потом левой. От такой комбинации голова Чарльза отлетела назад, из носа пошла кровь. Они были одинакового роста, но сразу стало очевидно, что Тори правильно оценила обстановку. Чарльз не мог устоять против мастерства ее мужа, отточенного в уличных схватках.

Они прыгали на расчищенной дорожке, наносили удары, покачивались на морозном воздухе, отдуваясь, выпуская клубы пара. Чарльз нанес скользящий удар по щеке Риса. Тот быстро оправился и врубил свой кулак в нос и челюсть Эверетта, полетевшего в снег.

— Чемпион колледжа, да? — насмешливо спросил Рис, подтрунивая над незадачливым политиканом.

Он подался назад, позволив Чарльзу размахнуться злобно и неуклюже, и сам нанес крепкий удар.

Когда Чарльз услышал, как ахнула от испуга Тори, он собрался с силами, вскочил потрясенный, вне себя от гнева, опять наткнулся на удары. На каждый удар, который ему удавалось провести, здоровый валлиец отвечал тремя более увесистыми. Когда ему подбили правый глаз и стало ужасно мутить в желудке, он сообразил, насколько неравны их силы.

— Ты ведешь себя так, потому что она достанется мне, верно? — выкрикнул он оскорбление, надеясь сбить с толку своего противника.

— Ничуть! Жену я никогда не отдам никому на свете, малыш Чарли. Я поступаю так ради… удовольствия, — ответил Рис, нанося последнюю серию сокрушительных ударов, от которых окровавленный противник полетел на землю и потерял сознание.

Вытирая небольшую каплю крови со своих губ полотняным носовым платком. Рис распорядился, обращаясь к Тори:

— Пошли слуг, которые, несомненно, смотрели за нашей схваткой, чтобы они бросили его в коляску и отвезли домой. Он нам окровавит всю переднюю лужайку.

— Ты не имеешь права…

— У меня есть право на все! Это — мой дом, а ты — моя жена, хотя мы и не живем вместе, Тори. Если я еще раз застану какого-либо мужчину у тебя, я убью его.

Он повернулся и ушел.

Тори чувствовала, что глаза всех слуг обращены на них. Прежде она бы сгорела от стыда. А теперь ей было наплевать, даже если бы на них смотрела ее тезка, королева Великобритании.

Глава 23

Виктория шла по шумной улице из клиники доктора Ранси, рассеянно кивая каждому, кто с ней здоровался. Она слишком была занята своими мыслями, чтобы замечать, что другие пешеходы шепчутся и пристально на нее смотрят. Не живя вместе с мужем, серебряным миллионером, который вернулся в свой салун. Тори избрала уединение. Рядом с ней остались всего несколько друзей вроде Лауры Эверетт и, как это ни странно, некоторые из мужчин, которые вместе с ней разгребали грязевой завал прошлым летом.

Отрешенность от общества была чем-то ужасающим для прежней Виктории. Но той девушки больше не существовало. До свадьбы она была избалованной, опекаемой девушкой, В то утро Тори впервые поняла, насколько сильно и необратимо Рис Дэвис изменил течение ее жизни. Она могла винить его за сплетни и жестокость поверхностных знакомых, которые теперь относились к ней пренебрежительно. Она могла ненавидеть его за то, что он отдалил ее от родителей, превратившихся теперь для нее в нервных и вежливых посторонних. Она могла бы даже обвинить его в гибели своего брата. Но был ли он виноват в этом? Тори должна была узнать правду. Невзрачный старый кабинет Майка Меньона в редакции газеты, цитадель демократической политики и место сборища всех людей, которых ее родители считали стоящими в самом низу социальной лестницы, мог бы показаться совершенно невозможным местом для посещения миссис Виктории Лафтон Дэвис. Подбадривая себя, она отворила дверь и вошла в тускло освещенное помещение. Морща носик от резкого запаха льняного масла, она осмотрела царивший там беспорядок. Майк сидел, невероятно задрав свои короткие ноги на кучу коробок, откинувшись на спинку качалки, держа в руках блокнот и карандаш. В данный момент он не писал, глубоко задумавшись. Тори нервно кашлянула, прочистив свое пересохшее горло.

— Привет, мистер Меньон… Майк?

Майк чуть не свалился с качалки при звуке ее негромкого, хорошо поставленного голоса. Единственной дамой, которая переступала порог ее кабинета, была Лаура. Он откинул в сторону упаковочные коробки, чтобы подняться на ноги.

— Тори… миссис Дэвис, какое неожиданное удовольствие!

— Пожалуйста, называйте меня Тори. То есть, если вы продолжаете считать меня другом…

Майк поспешно очистил стул, суетясь, как подыхающая с голоду белка, когда ищет в буран припрятанные орешки.

Наконец, смахнув пыль со стула, он церемонно предложил ей сесть.

— Садитесь, пожалуйста. Тори. — Он помолчал, изучающе глядя на ее изможденное лицо и неуемную боль ее голубовато-зеленых глаз. Она, возможно, и не пьянствовала, но выглядела не лучше Риса. Он подарил ей самую обезоруживающую ирландскую улыбку и сказал:

— Теперь я почти убежден в том, что вы пришли не для того, чтобы отобрать колонку клуба садоводов у Лауры.

Она нерешительно улыбнулась ему в ответ.

— Вряд ли я могу это сделать.

— Хотите, я угощу вас кофе? Не самым свежим, но крепким и горячим. Каждое утро Вирджил снова кипятит то, что осталось от предыдущего дня. Утверждает, что так он делается лучше. Вроде как любитель хлеба из прокисшего теста. Тори кивнула:

— Хорошо, налейте. Это звучит… любопытно.

— Подождите, пока его не попробуете! — Он налил кофе в две чашки и пододвинул свой стул поближе к ней. — А теперь скажите, что вы хотите. Тори? Я сделаю для вас все, что в моих силах.

Неожиданно ее глаза наполнились слезами. Господи, она ненавидела эти неожиданные приступы плача, часто случавшиеся с ней в последнее время.

— Я признательна вам за это, Майк. Особенно учитывая, как вы близки с Рисом, я представляю…

— Свои внутренние дела вы обсудите с ним без посторонних. Ни мне, никому-то другому рассказывать об этом не следует. Впрочем, я полагаю, что ваше посещение как-то связано с этим мошенником, верно?

Она кивнула, крепко сжав свои варежки, и глубоко вздохнула.

— Однажды Лаура сказала, что вы можете что угодно раскопать в Колорадо, если постараетесь.

— Возможно, это несколько преувеличено, но у меня действительно имеются определенные контакты в юго-западном Колорадо, — ответил он с улыбкой, гадая, чего же она хочет.

— А как насчет Денвера? У вас там тоже имеются контакты?

— Я знаю пользующегося дурной славой Блэки Драго, хотя и не так хорошо, как Рис.

— Мне бы хотелось, чтобы вы узнали, кто убил моего брата.

Ее голос звучал негромко, но с большим чувством, и она неотрывно смотрела ему в глаза.

— Даже если вы опасаетесь, что существует возможность того, что к этому причастен ваш муж?

На мгновение у нее перехватило дыхание. Широко раскрыв глаза, она спросила:

— Вы считаете, такая возможность не исключается?

— Исключается. — Его карие глаза спокойно взирали на нее. — Рис не убил бы беспомощного паренька даже ради того, чтобы сохранить вас. Хотя он отчаянно этого желает. Тори, он не такой! Не станет он также платить наемным убийцам, чтобы они выполнили за него грязную работу.

Она с облегчением выдохнула и с признательностью посмотрела на него.

— Я и сама в это не верю. Особенно теперь, когда прошло первое потрясение и я все могу спокойно обдумать, но…

— Но всегда остается это грызущее сомнение, — закончил он вместо нее фразу.

— Он вам друг, Майк, а мне муж. Меня все это слишком близко затрагивает, чтобы во всем разобраться одной. Теперь я даже не верю своим собственным инстинктам. Особенно в эти дни, — добавила она еле слышно.

Майк понимающе кивнул. Учитывая, как она воспитывалась, в последние месяцы ей пришлось очень многое пережить.

— Я связался с некоторыми друзьями в Денвере как только услышал об убийстве вашего брата. Тори. Ее голова дернулась вверх.

— И ничего не узнали о том, кто это сделал? Он протянул ладонь и похлопал ее по руке.

— Пока нет, но у них есть несколько нитей. Когда его убили, у Сандерса было всего несколько тысяч в местном банке. Либо он сам, либо кто-то другой перевел их из Денвера. Эту нить разматывает Стив Лоринг. Блэки занялся подонком, который совершил убийство. Есть и еще несколько неясных следов. Но пока они во всем этом не разберутся, многого сказать я не смогу.

Тори задумчиво кивнула, голова ее шла кругом, когда она стала за руку прощаться с Майком.

— Я целиком доверяю вам и вашим друзьям, Майк. Даже не знаю, как вас и благодарить.

— Хорошей благодарностью было бы для меня увидеть вас вместе с этим валлийским мошенником, — ответил он, и в его ясных карих глазах опять запрыгали огоньки.

Тори размышляла над словами ирландца, когда возвращалась к тому месту, где просила Ли подождать ее в экипаже. Ей надо было обдумать очень многое. Когда она подходила к коляске. Ли начал спускаться с козел. Тори знаком велела ему вернуться на козлы, сказав ему, что собирается погулять в городе перед тем, как возвращаться в Логово дракона. «В этом большом доме так одиноко без Риса».

«Увидеть вас вместе с этим валлийским мошенником», — сказал Майк. Хочет ли она, чтобы к ней опять вернулся этот скандалист, который избивает до потери сознания любого мужчину, посмотревшего на нее? Его свирепый характер и отчаянная ревность удивили ее. Учитывая то, как он живет теперь, конечно, он не имел права угрожать!

Успокоив себя продолжительной прогулкой по тающему снегу. Тори смогла разобраться в своих многочисленных думах, так и не продвинулась в этом со вчерашнего дня, когда Рис с шумом уехал из их дома, бросив бедного, потерявшего сознание Чарльза на дворе. Но она явно проголодалась. Приметив небольшую, неказистую, но чистую на вид харчевню, она решила передохнуть там и перекусить, запахи оттуда исходили просто божественные.

Заведение Ма Бренна было не из тех, куда захотела бы зайти Хедда, но толстенькая старая женщина, содержавшая харчевню, отличалась приветливостью и деловитостью. Странно, размышляла Тори, как много из того, что она делала в последнее время, осудила бы ее мать.

Глубоко погрузившись в свои мысли. Виктория пила горячий чай и смаковала пирог с ежевичным вареньем. В харчевню вошел еще один посетитель и подошел к ее столу, но она не обращала на него внимания до тех пор, пока не прозвучал знакомый голос.

— Не слишком ли далеко вас занесло, миледи? — улыбнулась Джинджер.

Тори уставилась на ненавистную женщину, поражаясь нахальству этой проститутки. Она чувствовала, как ее щеки начинают гореть.

Джинджер самодовольно улыбнулась.

— Боитесь сплетен, что вас видели со мной?

— Поскольку все на юго-западном Колорадо уже судачат о двух женщинах Риса, то я сомневаюсь, что это внесет хоть что-нибудь новое. — Она еще отпила чая, гадая, что собирается предпринять Джинджер.

— Вы ведь холодная женщина. Рису всегда нравилось, что… вы такая дама и все такое. — Джинджер говорила задумчиво и откровенно. Она без приглашения села напротив Тори и начала вертеть в руках исцарапанные оловянные ложку и вилку.

— Вчера он вернулся весь окровавленный. Кто-то его ужасно избил.

При таком фантастическом преувеличении губы Тори дернулись в невольной улыбке.

— Вам бы стоило взглянуть на другого парня. Зеленые глаза Джинджер прищурились от гнева.

— Он помчался к вам сразу же, как только услышал, что этот чопорный осел, ваш бывший ухажер, обнюхивает вас. Я не шучу, миссис Дэвис.

Тори посерьезнела.

— Конечно, мистрис Вогель, это — не шутка. Если это может утешить моего мужа, то он должен знать, что Чарльз Эверетт никогда больше не заедет в Логово дракона. Кулаки Риса оказывают убедительно сдерживающее воздействие.

— Он пошел на это только потому, что любит вас, — Джинджер ненавидела себя за это признание.

— Он стремится сохранить свое достояние, — мягко отозвалась Тори.

— Тогда почему он уехал из собственного дома и бросил все, ради чего он трудился? Он пил, не просыхая, целую неделю после того, как вы обвинили его в убийстве своего брата.

— Он так и не захотел выслушать до конца мои объяснения, — заявила Тори в свое оправдание, потом вздохнула. — Мы так и не смогли поговорить начистоту. Он только винит меня и издевается надо мной, говоря мне жестокие, неприятные вещи. — Тори стало жалко себя.

Джинджер смотрела, как очаровательная женщина борется со слезами с грацией и достоинством, чему она могла только позавидовать, но никогда не смогла бы сделать так же.

— А вы никогда не говорили ему ничего жестокого и не делали ничего неприятного? Просто называли его законченным убийцей?

— Я не имела это в виду… то есть со временем, когда я все взвесила, я уже не верила, что он замешан, но к тому времени… — Тори беспомощно пожала плечами, взглянула на Джинджер. — С какой стати мне оправдываться именно перед вами? Зачем вы пришли сюда?

Пришла очередь Джинджер пожимать плечами.

— Я увидела, что вы идете сюда в полном одиночестве.

— Подсматриваете ради Риса, не пристукнут ли меня здесь? Учитывая ваши отношения с моим мужем, думаю, что нервы у вас железные. — По мере того, как проходило ее удивление, нарастал гнев.

— Вы, как всегда, не правильно все понимаете, — заявила «мадам», как будто разговаривала с глупым ребенком. — У меня возникло желание поговорить с вами… сказать, как он страдает из-за того, что произошло. Думаю, что после вчерашней драки и всего… ну, когда вы пришли сюда и я поняла, что мне представилась возможность, я просто не могла не высказаться перед вами. — Она замолчала и неотрывно смотрела в глаза Тори, как женщина смотрит на женщину. — Хочу сказать вам также, что сделать это мне было нелегко.

— Вы его любите. — Это не был вопрос. Наблюдая, как Джинджер отвела свой взгляд и нервно вертела в руках столовые приборы, Тори почувствовала прилив симпатии к ней.

— Вопрос заключается в том, любите ли вы его? Я сказала ему, что вы ему не пара, что он не должен жениться на вас, но я ошибалась. Я сама не подхожу ему… я не такого рода человек, которого он ищет, которого он заслуживает. Но хочу предупредить вас. Перестаньте его мучить. Либо забирайте его обратно прямо сейчас, либо отрежьте его от себя. Не играйте им. Потому что, если вы будете так поступать, я стану с вами бороться всеми доступными мне средствами!

Тори смотрела в сверкающие изумрудные глаза и спокойно произнесла:

— Думаю, что у вас огромный арсенал средств.

— Не забывайте об этом. — Смахнув подозрительную влагу с глаз, Джинджер быстро поднялась и вышла в дверь, не оглянувшись назад.

— Возможно, мы обе достойны сожаления, — прошептала Тори.

Неделями он выслеживал свою жертву с хитростью и терпением, твердо решив на этот раз добиться своего. Успех был уже близок. Казалось, он сидел долгие часы в засаде в полутемной конюшне за салуном «Голая правда». «Проклятье! Возможно, было бы лучше подстеречь его где-либо на дороге». Но с другой стороны, сам он никогда не выделялся умением обращаться с огнестрельным оружием, особенно с ружьями… а Дэвис был мастер в этом деле. Его призванием стали ножи, а союзником — потемки. Но Рис редко выходил куда-либо по ночам, предпочитая проводить их в салуне вместе с Джинджер, той зеленоглазой сукой, будь она проклята!

Именно в этот момент он услышал, как открылись ворота и донеслись шаги, направляющиеся к деннику. Он выглянул в щелку в стене. Этот глупый парнишка — конюх!

Непрошеный гость поглубже укрылся в темном углу, когда в помещение вошел худощавый паренек, закрыв за собой дверь. Он пробормотал что-то невнятное, потом, когда его глаза освоились с потемками, обратился к огромному черному жеребцу. — Ладно, Блэкджек, лошадка, пришло время отработать свою кормежку.

Убийца проскользнул вперед, настроение его поднялось. Его сведения подтвердились. Сегодня утром Дэвис собирался осмотреть прииск «Леди Виктори». Одной рукой он зажал рот юноше, обнажив его горло, другой рукой полоснул по нему отработанным движением. Сэмми издал приглушенный, булькающий звук, задергался, но тут же затих. Не выпуская тела из рук, крепкий бандит легко оттащил его к боковой стене и накрыл грудой пустых мешков.

Возвратившись к месту засады у двери, злоумышленник негромко выругался. Жеребец начал храпеть и беспокойно двигаться в своем стойле. Убийца тихо пригнулся в темноте. Если этот жеребец почует кровь, то поднимет настоящий переполох.

— Ну, валлийский ублюдок! Скорей топай сюда и получи, что заслужил!

Блэкджек успокоился, когда на хрустящем гравии снова послышались звуки шагов. Убийца выглянул в щель в стене и увидел идущего Риса. Он не смог рассмотреть лица валлийца потому, что его голова была слегка опущена. Видимо, Дэвис задумался.

Убийца ухмыльнулся, довольный своей сообразительностью. Он опять оказался прав. Легче накрыть его здесь, рядом с домом, где Рис чувствует себя в безопасности и у него притуплено чувство осторожности, не то что в дороге, где он смотрит в оба. Но ухмылка убийцы слетел с его лица, когда он увидел, с какой легкостью предполагаемая жертва толчком раскрыла тяжелые ворота. Мысленно он измерил ширину плеч Риса и подумал, что этого валлийского ублюдка прикончить будет гораздо труднее, чем тщедушного Лафтона.

У него выступила испарина. Ему не удастся так легко обработать Дэвиса, как юного конюха. Картежник может мгновенно среагировать и выкинуть что-нибудь в свою защиту между тем моментом, когда он его схватит, и временем, когда нож полоснет его по горлу. С приближением звука шагов, самодовольная злорадствующая ухмылка опять появилась на лице убийцы. Он повернул кулак так, что лезвие большого ножа оказалось параллельным земле. Лезвие было крепкое и острое, как бритва. Достаточно будет лишь резко пырнуть, чтобы перерезать сонную артерию. Первое, что он почувствует, это укол ножа, а потом из его шеи польется кровь струей, какая течет из коровы, когда та оправляется. Если валлиец не потеряет сознания и попытается выхватить пистолет, можно будет перехватить его руку и добить умирающего. Он весь напрягся, когда дверь раскрылась и снова закрылась.

Рис углубился в темную конюшню до того, как почувствовал что-то неладное. Мгновенно вылетели из головы мысли о Тори и Чарльзе Эверетте. Проклятье! Он думал, что будет открыта боковая дверь конюшни и там его будет ждать оседланный Блэкджек, но в конюшне было темно, как в пещере. Интуиция, отточенная в закоулках Файв Пойнтс, заставила его пригнуться и начать оглядываться по сторонам. Острая, пронизывающая боль коснулась его нижней челюсти. Он слышал приглушенное проклятье нападавшего и потом почувствовал обжигающую боль в боку.

Господи Иисусе!

Рис схватился за рукоятку ножа, прежде чем нападавший успел вытащить лезвие, чтобы пырнуть еще раз. Не вытаскивая пистолет. Рис сделал резкую отмашку правой рукой по тому месту, где, он надеялся, находится горло нападавшего. Рука попала по лицу, но валлиец тут же ударил коленом, целясь в пах нападавшему. Колено ударилось в мясистую ляжку. Рис потерял равновесие. Падая навзничь, он почувствовал, что лезвие выскальзывает из его тела.

До теряющего сознание Риса смутно донеслись звуки убегающего человека. Задние двери конюшни со скрипом раскрылись, под чьими-то башмаками захрустел гравий. Он постарался повернуться, поднялся на колени, потом схватился за «кольт», висевший у него на боку. Когда он поднял револьвер, то помутневшие от боли глаза могли различить только пустой проход. Целиться было не в кого. Последнее, что он услышал, было ржание взбесившегося жеребца и грохот выстрела; ему удалось нажать на курок, прежде чем он свалился лицом вниз в солому и провалился в благословенное забытье.

Джинджер услышала выстрел одновременно с Келли, который убирался на кухне после завтрака.

— Это в конюшне? — спросил толстый повар и бросил мочалку в миску для мытья посуды.

— Пару минут назад Рис отправился в конюшню за Блэкджеком, — ответила Джинджер. Она со стуком опустила чашку кофе на блюдце, подобрала полы парчового халата и бросилась к загону.

Келли поспевал за ней настолько быстро, насколько позволяла его крупная комплекция. Джинджер уже старалась раскрыть тяжелую дверь конюшни, когда Келли догнал ее. Едва повар раскрыл дверь, Блэкджек громко заржал, за ним и другие лошади. Конюшня осветилась яркими утренними лучами.

— Рис! Дорогой! — Джинджер побежала по соломе к съежившемуся возле дверей телу. Она перевернула Риса на спину и ахнула. Он весь был залит кровью.

— Немедленно зови Гранжа, — крикнула она, а сама откинула полу тяжелой кожаной куртки Риса, чтобы осмотреть рану.

Через пару минут толстый повар вернулся в сопровождении полуодетого Гранжа, проснувшегося от звука выстрела.

— В Риса не стреляли. Его порезали… вдоль челюсти и в бок. Рана была бы глубже, если б не куртка.

Джинджер всю затрясло при мысли о том, что бы было, если бы убийца попал в цель — горло Риса!

— Поднимайте поосторожнее, — приказала она. Гранж и Келли подняли Риса и понесли его к двери на кухню.

Рис слегка пришел в себя и бормотал проклятия:

— Сукин сын! Легче, легче. Вы рвете меня на части.

— Отнесите его наверх. Я попытаюсь остановить кровотечение, а ты, Гранж, беги за доктором. — Джинджер запахнула на талии испачканный кровью халат, укрываясь от холодного утреннего воздуха, и пошла впереди.

— Где Сэмми? Он должен был оседлать… Блэкджека. — Рис охнул и заскрежетал зубами.

Мужчины мрачно переглянулись, продолжая нести его.

— Я постараюсь разыскать его, как только мы отнесем вас, — ответил Келли.

Повар видел, что юноша вошел в конюшню задолго до того, как Рис вышел из дома. Он не надеялся найти Сэмми живым.

Джинджер уже разобрала постель и подготовила медикаменты, оказавшиеся под рукой, к тому времени, когда Гранж и Келли положили своего хозяина на кровать.

— Снимите с него куртку, а рубашку я разрежу, — кратко скомандовала она.

Они выполнили ее указание. Рис застонал, теперь он был в полузабытьи. Джинджер занялась оказанием первой помощи, Бен помчался за доктором, а Келли отправился искать молодого конюха.

К счастью, она нагляделась потасовок и увечий в баре и научилась останавливать кровотечение и перевязывать раны. Доктор Ранси уехал на другой берег реки Анкомпарг принимать роды на ранчо. Его жена не знала, когда он возвратится.

Слухи о неудачной попытке перерезать горло Рису в его собственной конюшне распространились, как лесной пожар. Лаура Эверетт знала об этом уже в полдень.

— Слава Богу, он остался жив, — сказала она Майку, который только что приехал из «Голой правды». — Вы уверены, что все обойдется? Мне бы очень хотелось, чтобы доктор оказался на месте. , — Джинджер Вогель очень предана ему, Лаура. Она насмотрелась на поножовщину и на перестрелки и знает, что надо делать, — ответил Майк.

— Мне бы хотелось только одного — чтобы с ним была Тори, — тихо произнесла Лаура.

— Любопытно, какой дьявол выкинул это? Улизнул без помех.

Лаура взглянула на Майка со вспышкой внутреннего ясновидения.

— Не вы ли написали в заметке об этой истории с Сандерсом Лафтоном, что ему располосовали горло?

— Я уже думал об этом. Вопрос заключается в том, кто может быть общим врагом и Лафтона, и Риса, — он почесал свой подбородок, соображая.

— Пока вы размышляете и будете писать статью в газеты, мне надо заняться кое-какими собственными делами. Жена должна находиться рядом с мужем.

— Опять займетесь сводничеством, Лаура? — подтрунивающе спросил Майк. Она фыркнула.

— Как будто в последние недели вы сами не занимались этим! Может быть, это чудовищное нападение как-то отрезвит этих молодых упрямцев.

— Тори придется пойти к Джинджер в ее собственное логово, — заметил Майк, подмигнув одним глазом. — А это страшно возмутит Хедду. — Широкая ухмылка придала его лицу оттенок дьявольского восторга.

Глава 24

Тори стояла перед салуном «Голая правда», чувствуя, как отчаянно бьется ее сердце. Боясь, как бы оно вообще не выскочило из груди, она проглотила подступивший к горлу комок.

— Мне надо сохранять спокойствие. И смелость, — прошептала она, выпрямляясь и вскинув подбородок. Но Тори не ощущала ни спокойствия, ни смелости, когда толкнула тяжелую дубовую дверь и вошла в помещение.

Дела в салуне шли бойко. Толпа шахтеров, скотоводов и горожан смешалась с ярко накрашенными проститутками, смеялась, хохотала, играла в карты. Тори окинула взглядом зал, заметила знаменитую картину с голой женщиной, висевшую в центре стены напротив бара, но тут же отвернулась и сосредоточила внимание на лестнице, которая вела в спальню, где лежал тяжелораненый Рис.

Когда она целеустремленно проходила по большому залу, то шум вокруг стих.

— Что бы мне провалиться на месте, если это не его молодая жена из богатого квартала, — забормотал пьяный ковбой.

— Мисс Джинджер наладит ее щас отседова, — прорычал старый шахтер, громко рыгая.

Руки пианиста замерли на клавишах, а Бен выронил бутылку дорогого виски, разбрызгав ее пахучее содержимое по всему кленовому бару.

Глаза всех присутствующих обратились к бледной, красивой блондинке в дорогой собольей накидке. Тори не смотрела ни направо, ни налево, но решительно шла прямо к цели.

— Чтобы мне лопнуть, если бы я захотел оказаться в шкуре Риса Дэвиса, — тихо пробормотал Гранж, когда Тори прошла мимо него.

Гранж только что возвратился с известием о том, что доктор скоро приедет. Он благоразумно решил сразу не говорить об этом Джинджер или Рису. Пусть старый док Ранси сам разбирается с этими ведьмами. — Тори почувствовала, как задрожали ее колени, когда начала подниматься по роскошной лестнице. Казалось, что ее длина не меньше мили. Стараясь не слышать шепот и грубый хохот из зала, она продолжала подниматься по ступенькам. «Что он мне скажет?» — с каждым шагом она волновалась все больше. Не прогонит ли он ее, не унизит ли после того, как она, невзирая на собственную репутацию и отбросив свою гордость, пришла к нему?

— Я просто не позволю ему сделать этого, вот и все, — неистово прошептала она.

Бронзовая рукоятка дверной ручки показалась для ее вспотевшей ладони холодной, как лед. Она судорожно сжала ее, а другой рукой постучала.

Отозвался голос Джинджер Вогель:

— Это вы, Гранж? Входите. Вы привезли д… — Она побелела, слова застряли у нее в горле. — Привет, Рис, — поздоровалась Тори, не обращая внимания на любовницу своего мужа, глядя лишь на его осунувшееся лицо. Он полулежал на целой куче подложенных под спину белых подушек, вероятно, голый под простыней, только его талию закрывал толстый слой бинтов.

— Вам нахальства не занимать, ваша светлость. Ввалиться сюда именно теперь. Боитесь, что вас лишат наследства по завещанию? — Джинджер обняла Риса за плечи и свирепо уставилась на соперницу.

— Почему бы тебе не оставить нас на минутку наедине, Джинджер, милая? — спросил Рис, не сводя глаз с Тори. Разряды взаимной ненависти двух женщин потрескивали над его кроватью.

— Если тебе надо было чуть ли не умереть, чтобы она появилась здесь, Рис, то она тебя не стоит, — протестующе произнесла Джинджер.

Он повернулся к ней и посмотрел на нее стальным взглядом, так хорошо ей знакомым. Она неохотно поднялась, обошла вокруг большой кровати, позволив своему халату распахнуться, демонстрируя имеющей больше прав конкурентке роскошное белье. Проходя мимо Тори, она вызывающе покачивала бедрами и задержалась у двери.

— Позови меня, дорогой, если что-нибудь понадобится. Я буду в соседней комнате.

Тори сразу, как только заметила, что челюсть Риса тоже была порезана, забыла о сердитой шлюхе. — «Господи, помилуй! Он чуть не погиб, так же, как Сандерс!» — У нее захватило дыхание, она стояла молча, объятая ужасом. Молчание становилось все более тяжелым. Лицо Риса оставалось непроницаемым, как и всегда, когда он испытующе смотрел на нее.

Наконец, он спросил:

— Почему ты пришла. Тори?

— Не для того, чтобы напомнить о своей доле в твоем завещании, — ответила она колко, крутя в руках перчатку, потом нервно запихивая ее в карман своей накидки. Она осмотрела большую мужскую комнату. Тяжелая, темная мебель, большого размера, подстать кровати. Кровати, на которой он спал с Джинджер Вогелъ.

— Твоя репутация порвана в клочья, — произнес он как бы мимоходом.

— И почти то же самое случилось с твоим горлом, — отрезала она, стараясь не заплакать и пытаясь вспомнить слова, которые она заранее подготовила и мгновенно забыла, оказавшись с ним лицом к лицу.

— Если бы я погиб, ты бы стала свободной, Тори. Ты смогла бы выйти замуж за Чарльза и вела бы такой образ жизни, к какому ты всегда стремилась.

Подступившие слезы наконец взяли над ней верх и потекли ручьем. Она смахнула их маленькими, крепко сжатыми кулачками.

— Я бы никогда не вышла за Чарльза! Я его презираю! О, Рис! К… когда Лаура сказала мне, что кто-то пытался тебя убить, я испугалась. Я поняла, что поступала глупо, так долго ожидая… я боялась.

— Тори… а-ах! — Он выругался от боли, пронзившей его после попытки спустить ноги на пол.

Она подбежала к кровати и, сев рядом с ним, нежно прикоснулась к запекшемуся кровоподтеку на его челюсти.

— Ты так и не стал джентльменом, ругаешься в присутствии дамы, — укорила его Тори с неуверенной улыбкой.

Она коснулась пряди волос, упавшей на лоб, и откинула ее назад.

— Но я все равно люблю тебя, — она затаила дыхание.

Он протянул руку и с неожиданной силой сжал ее запястье.

— Не играй со мной. Тори.

— Странно, но именно эти слова сказала мне на прошлой неделе Джинджер. — Видя недоверие в его глазах, она пояснила. — Я была в городе, и она подошла ко мне в харчевне Ма Бренан.

Он начал нежно, ритмично поглаживать нежную кожу на ее запястье, одновременно пробуя ее пульс. — Но понадобился нож убийцы, чтобы ты пришла.

— Довольно драматический способ заставить женщину убедиться в том, что все ей говорят правду.

— А что тебе говорили «все»? — Пульс под его рукой стал биться учащеннее.

— Что ты не убивал Сандерса. Что ты любишь меня… и что я тоже люблю тебя. — Ее глаза широко раскрылись и она посмотрела ему в лицо, пытаясь прочитать, что на нем написано.

Горькая улыбка скривила его губы.

— Однако, я сомневаюсь, что твои родители входят в число «всех».

— Мама будет возмущена, но мне все равно, Рис. Я должна была излить тебе свои чувства и попросить тебя вернуться домой в Логово дракона. — Она ждала ответа, а он продолжал гладить ее кисть, молча изучая ее лицо.

— Ты бы могла передать это через Майка, — мягко произнес Рис, касаясь губами ее кисти.

— Может, мне захотелось увидеть эту знаменитую даму… ту, что висит напротив бара. Может, мне захотелось самой увидеть, что с тобой все в порядке. Я осознала, — что значило бы для меня потерять тебя… совсем потерять. — Тори положила голову ему на плечо и зарыдала.

Рис погладил ее голову, пальцы погрузились в ее мягкие шелковистые волосы.

— Ты всегда пахнешь фиалками, даже зимой, — пробормотал он, целуя ее в темя. Она спросила со слезами в голосе:

— Разве уже поздно начать все сначала?

— Джинджер сказала, что ты…

На пороге показался доктор Ранси, он ужаснулся, увидев, что ворвался без предупреждения — «Черт бы побрал эту ревнивую проститутку Джинджер, — могла бы предупредить!»

Рис хотел ответить Тори, но слова застряли у него в горле. Рефлекторно он еще крепче обнял ее и обратился к старому доктору:

— Думаю, что я выживу, док, но вы можете осмотреть меня, если хотите. — Судя по тому, что я слышал, мне придется заштопать вас, — грубовато проворчал старик, поставив кожаный саквояж на столик возле кровати. — Ножевые раны могут выглядеть страшновато, барышня. Но думаю, что вы видели вещи и похуже на месте оползня.

— Я сделаю все, чтобы помочь, — сказала Тори. Он крякнул в знак согласия:

— Сначала разбинтуйте его, чтобы я мог осмотреть рану.

Из своего саквояжа он вынул иголку с ниткой, потом достал флакон с дезинфицирующим средством и вату. Все это он тщательно разложил на чистой полотняной салфетке, которую расстелил на столике возле кровати.

Руки Тори дрожали, когда она разбинтовывала тугую повязку, изо всех сил стараясь не причинить Рису лишней боли. Она ахнула, когда обнажился длинный кровавый разрез.

— Хорошо, — спокойно произнес доктор. — Не так страшно. — Он дотронулся до раны, и Рис выругался. Тори постаралась не морщиться, когда почувствовала, как напряглись и задрожали от боли его мышцы. Наконец, удовлетворившись осмотром, доктор полил вату отвратительно пахнущей жидкостью и промыл рану.

Закончив эту операцию, Ранси весело сказал:

— Ну, если промывка показалась вам болезненной, то подождите, пока я не зашью вашу рану.

Рис прикусил губу и заскрежетал зубами, когда доктор свел края раны. Останется небольшой шрам, но он у Риса будет не первым.

Тори крепко держала мужа за руку, воспринимая каждый укол иголки и протягивание нити так, словно зашивали ее. Она отирала вспотевший лоб Риса влажной салфеткой и молила Бога, чтобы доктор поскорее закончил.

— Ну вот, пожалуй, достаточно. — Ранси удовлетворенно осмотрел свою работу, накладывая уже менее плотную повязку на талию пациента. — Кровотечения больше не будет. Вам повезло, что кровь остановили так быстро… а еще больше повезло потому, что бандит промахнулся. А теперь дайте-ка я продезинфицирую вашу челюсть. — Он взялся за кончик подбородка Риса, бормоча что-то о валлийском везении, спасшем ему жизнь.

— Это не столько везение, сколько инстинкт уличного сорванца — я вовремя пригнулся.

— Все равно, в целом очень удачно. — Доктор взглянул на Тори и улыбнулся. — Особенно, если иметь в виду известную поговорку: «Мужчина не должен умирать, пока не дождется своего первого ребенка».

Тори почувствовала, что Рис весь напрягся, но постарался этого не показать.

Она быстро вставила свой вопрос:

— Когда мой муж сможет переехать в Логово дракона, доктор?

Ранси пожал плечами:

— Кровотечение остановилось. Рана неглубокая. Если он готов идти… с помощью пары здоровых ребят с первого этажа… не вижу причин, почему бы ему не уехать в коляске уже сегодня вечером. Завтра меня не будет и я не смогу его навестить. Пусть не волнуется, почаще давайте ему горячее питье Дав последний совет, доктор откланялся:

— Будьте здоровы, Рис, Тори.

Как только за ним закрылась дверь, Рис спросил ее:

— Давно ли ты узнала об этом?, Ее лицо вспыхнуло под его холодным испытующим взглядом.

— С прошлой недели… с того дня, когда я, э-э, встретилась с Джинджер.

— Но ты ждала до сегодняшнего дня… ты собиралась сказать мне об этом сегодня, правда, Тори?

— Да, конечно. Ведь между нами ничего нет такого, что надо начинать сначала, — прошептала она, чувствуя, что что-то не так. — Она посмотрела ему в глаза. — Ты ведь хочешь ребенка. Рис?

Он положил руки на ее плечи, вздохнул:

— Да, Тори. Я хочу ребенка. Но вопрос в другом — хочешь ли ты?

Это прозвучало для нее как пощечина. — Как ты можешь спрашивать?

Он погладил пахнущий фиалками локон, который выбился из ее прически.

— Может быть, я тебя заманил в ловушку. Тори, но знай… я возвращаюсь вместе с тобой в Логово дракона и больше не отпущу.

«Может быть, я заманил тебя в ловушку… Я никогда не отпущу тебя…» Тори стояла возле дверей спальни с подносом в руках, собираясь с духом для встречи с мужем. Он думал, что она только делает вид, что заботится о нем, потому что она забеременела, не желая того. Как он ошибался, как жестоко ошибался, но не один Рис допускал жестокие ошибки. Ошибки выпадают также и на ее долю. «Итак, теперь ты расплачиваешься за свои собственные», — с грустью подумала она, открыла дверь и вошла в спальню с приветливой утренней улыбкой на лице. Но эта улыбка не коснулась ее грустных аквамариновых глаз.

Рис смотрел, как грациозно она несет небольшой серебряный поднос и ставит его на столик возле кровати. Запахи кофе, поджаренного кукурузного хлеба и яичницы заполнили все помещение, но его внимание особенно привлек запах тонких фиалковых духов. Он смотрел, как она нервно суетится с едой.

— Тори, почему ты не спишь со мной?

— Да, ты привык к тому, что в твоей комнате находится женщина… если не Джинджер, то я. Тебя лихорадило и тебе надо было отдохнуть. Приказ доктора, — кратко ответила она. — Вот так. Ешь, — приказала она, поставив поднос ему на колени.

— Вот, значит, как у нас теперь будет, — произнес он устало, без аппетита поглядывая на пищу. — Теперь ты решила изображать из себя преданную жену после того, как выполнила свой долг. Ты родишь мне наследника, а взамен я буду вести себя правильно и не ставить тебя в неловкое положение из-за Джинджер Вогель.

У Тори появилось желание схватить поднос и запустить кофе и яичницу ему в лицо. — Рис, я не стану тебя просить ни о чем. Если ты предпочитаешь компанию Джинджер, можешь отправляться обратно в «Голую правду». — Ожидая его ответа, она почувствовала, как ее ногти впиваются в ладони.

Он поставил поднос на столик, застонав от боли.

— Я сказал, что никуда не уеду от тебя. Никогда не расстанусь с тобой. Тори.

— Но ты и не будешь никогда мне доверять, — произнесла она грустно. — Ты считаешь, что я приехала к тебе только из-за будущего ребенка, что я лгала, когда говорила, что люблю тебя.

Он смотрел на нее изучающим непроницаемым взглядом профессионального игрока, совершенно не выдавая кипящие внутри его чувства.

— Не знаю, Тори, чему верить. Она сделала глотательное движение и отвела свой взгляд от этих бездонных голубых глаз, прошлась по большой спальне, выглянула в окно.

— Вчера я сказала тебе правду. Не для своей выгоды. Со временем ты мне поверишь.

— Возможно, — мягко отозвался он. « — Обязательно поверишь. — Она помолчала, потом опять повернулась к нему лицом. — Мы не похожи на моих родителей. Может быть, наша семейная жизнь началась не правильно. Но если это и так, проходить она будет иначе.

— Ты так думаешь? — поддразнил ее Рис.

— Да, так думаю. Видишь ли, я собираюсь не принимать во внимание советы своей матери и хочу советоваться с Лаурой Эверетт.

— Что это может значить? — У Риса было довольно ясное об этом представление, но, черт подери, пусть скажет сама.

Она ответила ему с зардевшимися щеками.

— Надеюсь, твои швы не разойдутся, потому что я больше не проведу ни одной ночи, замерзая в спальне для гостей. Я буду спать на своей кровати, со своим мужем.

— Когда-то я не пожалел бы всего серебра Сан-Хуана, чтобы услышать от тебя эти слова, — произнес он уныло. — Теперь это тебе безразлично? — она отказывалась в такое поверить.

— Нет, для меня это важно. Тори. Слишком важно, черт подери! Ты стала частью моей души. Я никогда не освобожусь от тебя.

— И тебе это неприятно? Сначала мне тоже было неприятно. — Она подошла к кровати, подняла поднос и опять поставила ему на колени. — Ешь и восстанавливай свои силы. Это — приказание не только доктора. — Он бросил на нее вялый взгляд, который когда-то бесил ее, потом медленно принялся за завтрак. Тори вышла из комнаты, не сказав больше ни слова, внутренне совершенно опустошенная.

— Ты затронула его гордыню, и он это припомнит тебе, — предупредила ее вчера Лаура перед тем, как Тори решилась отправиться в салун и начать борьбу за своего мужа.

— Лаура, ты оказалась лучшим оракулом, чем сама предполагала, — прошептала она.

Но он признал, хотя и с горечью, что не может разлюбить ее… что сохраняется возможность наладить их семейную жизнь. На этот шанс она поставит все. Она подумала о сегодняшней ночи, и улыбка медленно распространилась по ее лицу. Если бы только предсказание доктора Ранси о выздоровлении Риса было бы таким же оптимистическим сегодня, как и вчера.

— Скоро, Рис Дэвис. Очень скоро, — пообещала она в равной степени как себе, так и ему.

— Почта, мадам, — сказал Фуллер, подавая ей тяжелый пакет из веленевой бумаги, и она тут же поняла, что письмо от матери. Она сидела в солярии, просматривала каталог тропических растений. К следующей зиме эта теплица превратится в земной рай. Она взволнованно вскрыла конверт. Мать безутешно горевала несколько последних недель, упрямо утверждая, что именно Рис убил ее сына. Тори представляла себе, какое впечатление произвело на Хедду известие о том, что ее дочь заявилась в «Голую правду» и увезла Риса в Логово дракона.

Она пробежала глазами многословный вызов… фактически приказ, чтобы она явилась для обсуждения «ужасно огорчительных новостей, которые дошли до меня сегодня утром». Тори обессилела эмоционально и физически, и ей не хотелось встречаться с Хеддой. Доктор Ранси объяснил Тори, что она будет быстро утомляться, ее настроение станет неустойчивым, особенно в течение первых нескольких месяцев беременности. Конечно, он не мог предположить, что ей придется столкнуться с покушением на отца ее ребенка! Тори позвонила, вызвала Зению, попросила ее принести перо и бумагу. Она набросала коротенькую записку, в которой объяснила, что она слишком занята здоровьем Риса и не сможет сегодня приехать, но проведает ее в течение ближайшей недели. «Может быть, когда я ей объявлю, что она скоро станет бабушкой, она поверит в невиновность Риса», — предположила Тори. Но на самом деле в такую возможность она не верила.

В конце концов, ее беременность не осчастливила даже Риса. Она не могла и представить себе, что, когда признается в своей любви к нему, он подумает, что она говорит так из-за ребенка, потому что «попалась». Это глубоко ее ранило, но, проведя беспокойную ночь, размышляя обо всем, она решила, что заслужила такое обращение. Они оба должны научиться верить. Любовь без доверия не существует.

Кэсс Лоринг осматривала полуразвалившуюся хижину. Хижина находилась в часе езды от Денвера, стояла одиноко и, казалось, пустовала.

Она спросила с сомнением:

— Это и есть то место?

— Осведомители Бэки не ошибаются, Кэсси. Хочешь, чтобы я пошел вместе с тобой? — спросил Стив.

— Не надо. Сама справлюсь. Мы же договорились, что будет лучше, если я поговорю с ней по-женски. — Она подлая стерва, если верить тому, что сказал Блэки, — мрачно произнес Стив.

На лице Кэсс появилась злая улыбка.

— Помнишь, как я управилась с Сединой Эймс? — она погладила Сложенный кольцами кнут на своем плече, напоминавший черную змею, словно было любимое домашнее животное. — «Мы поговорим с ней… по-женски…»

Стив тоже улыбнулся. — По внешнему виду этого жилища не скажешь, что тут есть китайские вазы или хрусталь, который ты могла бы разбить своим кнутом.

— Да, но Селина была богатой женщиной и дорожила своими дорогими вещицами. А эта — нищая… и жадная. Думаю, что моя задача окажется не более трудной, — заявила она убежденно.

Стив причмокнул от удовольствия:

— Если позаимствовать строчку из театрального репертуара Риса, — «наддай ей, Макдуфф».

Кэсс спрыгнула с лошади, а муж остался охранять ее. Он наблюдал, как она постучалась и вошла.

Тори вылезла из благоухающей фиалками ванны и насухо вытерлась полотенцем. «Рису нравятся тонкие ароматы», — подумала она, принявшись причесывать свои волосы длинными замедленными движениями. «После того, как я осмелилась войти в салун, это будет сравнительно просто», — подбодрила она себя.

После обеда доктор Ранси осмотрел бок Риса и объявил, что он заживает удивительно хорошо. Конечно, он ничего не сказал о том, могут ли они вернуться к супружеским обязанностям, а Тори умерла бы от стыда, если бы спросила. Несмотря на это, она убедила себя в том, что для нее будет совершенно безопасно спать этой ночью в одной комнате с мужем. Она станет выжидать, природа возьмет свое. Примерно через неделю его сопротивление ослабнет, а ее смелость возрастет. Она подпоясала свой тяжелый белый бархатный халат, надетый на белую шелковую ночную рубашку. Будучи слишком пикантным, халат создавал впечатление мягкости и невинности. Ему всегда это нравилось. Открыв дверь в спальню, она услышала плеск воды в их ванной комнате. Доктор сказал, что Рису пойдет на пользу, если он подольше полежит в теплой ванне. Сама она мылась в ванне для гостей, а Руфус помог ему залезть в их большую мраморную ванну. Отпустив всех слуг. Тори собиралась стать для своего мужа и медсестрой, и камердинером.

Рис лежал, положив голову на теплый мрамор.

Болела и рана в боку и наложенные швы. Он выругался и повернулся в горячей воде. Доктор опять оказался прав. Пребывание в воде действительно смягчило раны. Ему было любопытно, действительно ли Тори думала то, что говорила? Действительно ли его стройная правоверная пуританка заберется к нему в кровать? Он не стал размышлять, почему она захотела восстановить семью, а вместо это думал, что он почувствует при прикосновении к ее шелковой коже, вдыхая нежный аромат ее духов. Чувствуя, как в нем нарастает желание, он грустно улыбнулся, все еще давая волю своему воображению.

В дверях появилась Тори, кончиком языка она облизывала губы, восхищенно уставившись на обнаженное тело Риса. Он закрыл глаза, что делало его по-детски привлекательным и уязвимым. Его мощная грудь колыхалась от негромкого смеха. Горячая вода скрывала столько же, сколько показывала. Напряженный член торчал, как стрела в небо.

— Похоже, что ты размечтался о приятном, — приветливо произнесла Тори, входя в просторную ванную комнату с махровым полотенцем на руке.

Его глаза раскрылись, он резко сел, расплескав вокруг себя воду. Потом, увидев ее зардевшиеся щеки, он улыбнулся и опять лег на спину.

— Давно подглядываешь?

— Порядочно, — ответила она, становясь на колени возле ванны.

— Ну, и правильно, — самодовольно согласился он, взглянув на свой могучий член, торчавший из воды. — Ты сморщишься, как чернослив, если тут же не вылезешь из воды, — пожурила она его, не обращая внимания на его сквернословие.

— А нам бы не хотелось, чтобы я сморщился, правда, любовь моя? — поинтересовался Рис и начал вылезать из ванны.

Уголков ее губ коснулась улыбка. Перед ней был тот же дьявольский Рис, которого она не забыла. Тори набросила на него полотенце, стараясь не задеть швы на боку.

— Мы не станем делать ничего такого, что помешало бы твоему полному и быстрому выздоровлению.

Тори не успела моргнуть и глазом, как Рис обернул своим полотенцем ее и уже развязывал пояс ее халата. Он запустил руки в ее волосы, притянул ее губы к своим, потом прижался лицом к основанию шеи.

— Давай продолжим наяву эти сладкие грезы, которым я предавался, — прошептал он.

— Рис, ты еще не совсем окреп… твой бок… швы, — увещевала она его, сама начиная прерывисто дышать. — Я могу навредить тебе..

— Я рискну. В конце концов, я же игрок, любовь моя.

Глава 25

— Я собиралась только спать с тобой в одной кровати нынешней ночью, а не заниматься… этим… Кислая улыбка скривила его губы.

— И все же, Тори, целомудренно прижиматься к тебе мне представляется биологически невозможным. — Он стащил с нее халат и небрежно бросил на пол рядом со своим полотенцем.

— Даже когда ты зашит, как рождественская гусыня? — задыхаясь от возмущения, спросила Тори.

— Гусь, любовь моя, гусь, — поправил он ее, рассмеявшись. — В любом случае, сравнение с гусыней не очень-то подходит. — Он носом прижимался к ее шее и шептал:

— Кто, в конце концов, кого нашпиговывает?

У нее вырвался смешок отчасти от потрясения, отчасти от его безостановочных нежных поцелуев.

— По крайней мере, дай я тебе сначала забинтую бок, — удалось ей выговорить. — У тебя может разойтись шов.

— Только поосторожнее, любовь моя, — предупредил он ее и повел, крепко держа за тонкую кисть руки к кровати. Он сел, чувствуя себя вполне удобно, несмотря на полную наготу.

Трясущимися руками Тори начала бинтовать его талию. Каждый раз, когда она прикасалась к его горячей коже, волна удовольствия окатывала все ее тело. Она ощутила, что его тоже охватывает дрожь, и поторопилась закончить перевязку.

— Это предохранит тебя, — неопределенно сказала она, глядя ему в глаза.

На его губах заиграла задумчивая улыбка.

— Даже рыцарские доспехи не спасут меня, Тори, любовь моя, от твоих чар. Иди сюда.

Он поднял ее с колен и, поставив между своих ног, запустил руки под подол ее белой шелковой ночной рубашки и поднимался вверх по ее стройным ногам, пока в его ладонях не оказались ее небольшие шелковистые ягодицы. У нее была такая тонкая кость и такое худенькое тело, что он даже испугался. А вдруг с ней что-то случится…

Тори почувствовала, как, он вдруг затих. Она продолжала гладить и слегка пощипывать его кудри и тихо прошептала:

— Что случилось. Рис?

Он не должен пугать ее, но должен узнать.

Поколебавшись, Рис спросил:

— Узнавала ли ты у доктора, не повредит ли тебе или ребенку наша теперешняя близость? — он посмотрел ей в лицо, запылавшее от смущения.

— Итак, кто же о ком беспокоится, — удалось ей вымолвить. — Когда доктор Ранси сказал мне, что я понесла, вопрос этот не возникал, тем более что мы жили раздельно, — Тори безуспешно пыталась скрыть раздражение в голосе.

Рис знал от ряда своих женатых друзей, что их женам совсем было необязательно воздерживаться от интимной близости во время беременности, но такая тертая и выносливая дамочка, как Кэсс Лоринг была совсем не похожа на его бледную и нежную Викторию.

— Я сказал тебе, Тори, что я не возвращаюсь ни к Джинджер… ни к кому другому, — произнес он, пытаясь успокоить ее. — Но сейчас, пока я не переговорю с доктором Ранси, давай просто спать рядом и только. — Он лег на спину и притянул ее к себе под толстое одеяло. Господи, впереди его ждала долгая, жалкая , ночь! Он глубоко вздохнул и попытался расслабиться.

Тори лежала очень тихо, почти ошеломленная его неожиданной переменой, переходом от похотливого жеребца к внимательному джентльмену. Это было непохоже на прежнего Риса. Действительно ли он беспокоился о ней и о ребенке? Или же теперь ее тело стало ему неприятным, менее привлекательным, чем у пышнотелой Джинджер? Не о Джинджер ли он грезил, когда она прервала его мечтания в ванне?

Она свернулась калачиком возле его упругого тела, чувствуя, что в нем накопилось сексуальное напряжение. Нет, он хотел ее… очень сильно хотел! Она может унизиться еще больше и соблазнить его. Долго он противиться не сможет, но она решила не делать этого. «Мне нужно время, чтобы все это обдумать, а ему нужно время, чтобы выздороветь», — думала она. Потом она начала сострадающе гадать, не требуется ли выздоровление и для души, а не только для тела? «Что такого я сделала?» В холодном ночном воздухе ответа не было. Она теснее прижалась к Рису и попыталась заснуть.

Когда Рис пробудился после долгой, беспокойной ночи, он чувствовал себя все еще слабым и сбитым с толку после страшных событий предыдущего дня. Тори в спальне не было. Он потрогал ее подушку. Холодная. Прошло уже какое-то время с тех пор, как она встала и ушла. Он задумался над загадкой своей прекрасной дамы, которую он любил всем сердцем, но опасался ей верить.

— Первое, что мне надо сделать — это переговорить с доктором Ранси, пробормотал он, скидывая с себя одеяло.

После ночи, проведенной в кровати, шов опять затвердел. Когда он попытался свесить ноги с кровати, все его тело пронзила острая боль.

Тори отворила дверь как раз в тот момент, когда он выдал целую тираду цветистой ругани. Рис согнулся, держась за бок. Грязнуля помчалась впереди своей хозяйки, приветствуя его отчаянным утренним лаем, высоко подпрыгнула, как будто в ее коротких, лохматых лапах скрывались пружины, и лизнула Риса удивительно большим языком.

— Ну, похоже, ты чувствуешь себя лучше, — оживленно произнесла она, наблюдая, как он подхватил щенка и посадил его на их большую кровать. В аккуратном фартуке она внесла поднос с душистыми горячими булочками, свежим кофе и тарелку овсяной каши со сметаной. Поставила поднос на столик возле кровати и, мягко подталкивая, уложила его опять под одеяло. Не успел он даже снова выругаться, как собачонка прыгнула к нему и опять начала облизывать его лицо.

Он засмеялся и отстранил от себя Грязнулю:

— Сдаюсь вам обеим! — собачка проворно вертелась возле него, начала нюхать содержимое подноса, тут Рис увидел, как много всего лежит на подносе. — Ты вместе со своим доктором хочешь, чтобы я разжирел, — проворчал он.

— Тебе нужно окрепнуть. Толстеть буду я. У тебя все болит и ты бледен, как привидение, — возразила Тори.

— Я сделал слишком резкое движение и натянул подсыхающий рубец, вот и все, — запротестовал Рис, испытывая странное приподнятое настроение от того, что она хлопочет, ставя поднос ему на колени, потом взбивая подушки за его спиной. Тори сидела в изножьи кровати, держа в руках обжорку-песика, а он принялся за горячую овсяную кашу, отпил глоток кофе. Убедившись, что его аппетит разгорелся. Тори бросила песика на кровать и направилась в ванную комнату. Она слышала, как Рис и Грязнуля делят кусочки сладкой булочки с маслом, а сама нагнулась, чтобы открыть кран с горячей водой.

— Ты почувствуешь себя лучше, когда снова полежишь в горячей воде, — крикнула она ему.

— Надеюсь, поскольку сегодня мне надо поехать в город, — отозвался он, отдавая кусочки сладкой булочки песику.

— Ты этого не сделаешь, — закричала Тори, — закрывая воду, потом выпрямилась и опять подошла к кровати. — Ты не в таком состоянии, чтобы трястись в экипаже.

— Я в порядке, у меня имеются неотложные дела.

— Какие именно? — Сердце ее сжалось от ужаса. Он не может сожалеть о своем поспешном отъезде из «Голой правды».

— Ну… Майк. Мне надо повидать Майка. Судебный следователь из Лейк-сити должен был заняться расследованием покушения на мою жизнь. Но я хочу кое-что проверить и сам. Эту задачу может выполнить Майк.

Он также намеревался заехать к доктору Ранси и переговорить с ним до наступления очередной ночи, но не собирался сообщать ей об этом и понапрасну тревожить ее.

— Раз уж речь зашла о Майке, — сказала она, стараясь выиграть время. — На прошлой неделе я разговаривала с ним о том… кто убил Сандерса. Он обещал свою помощь.

Тори спокойно встретила пронзительный взгляд его голубых глаз, потом взяла Грязнулю и крепко прижала ее к себе, садясь на кровать.

— И что же сообщил этот ирландский всезнайка? — невозмутимо спросил Рис.

— Как только он услышал об этом, то сразу же связался с Денвером и попросил разыскать убийцу.

— И что?

— И ваш общий друг в этом городе занялся этим делом. Много нитей, но пока ничего определенного.

Но я думала…

— Всегда опасное занятие, — произнес он с оттенком прежнего подтрунивания над ней. Он протянул руку и начал гладить Грязнулю.

— Нет, Рис, действительно, — возразила она, отчаянно желая, чтобы он понял, что она доверяет ему. Но разве не ходила она к Майку за тем, чтобы убедиться в его невиновности? Совесть мучила ее, но она продолжала:

— Я прочитала рапорт сыщика о смерти моего брата. Ему перерезали горло. — Взгляд ее остановился на порезе вдоль челюсти Риса.

Его руки, гладившие лохматую шерсть собачки, замерли.

— И ты думаешь, что Сандерса убил тот же тип, что хотел прикончить меня? — Рис замер, потом опять начал поглаживать Грязнулю. — Честно говоря, такая мысль пришла и мне, но, будь я проклят, если понимаю, какие же у нас могут быть общие враги. — Он не стал говорить ей, что любой крутой парень с денверских улиц с удовольствием прикончит алкаша, вроде ее брата, за бутылку, виски.

— Мой брат был знаком с Эмметом Хаузером. Они чуть не подрались, когда я встретила их в парке Четвертого июля. Боюсь, что Сандерс мог спутаться с племянницей Хаузера, Эллой. Она вела себя так, как будто была с ним в близких отношениях.

— «А я выиграл у него салун, чем несомненно внес себя в список врагов Хаузера. — Он задумался, смутно припоминая племянницу этого человека во время стычки в парке. — Проклятье! — неожиданно он перестал гладить собачку и сел в кровати. — Барлоу! Я думал, что он охотится за мной, потому что сел из-за меня в тюрьму за мошенничество при игре в карты. Значит, он выполнял грязную работу для Хаузера. Тот мог нанять его, чтобы убить меня.

— А когда он провалил это дело, Эммет решил сам прикончить тебя. Уже несколько месяцев никто не видел ни его, ни Эллу. — Тори покусывала своими мелкими белыми зубками нижнюю губу, потом опять досмотрела на Риса. — Ты оставайся дома, я пошлю за (тайком. Ты не сможешь отразить еще одно нападение такого зверя, как Эммет Хаузер.

Он допил остатки кофе, поставил поднос на пол. Собачка тут же соскочила с кровати одним прыжком и залезла с лапами в тарелку.

— Сначала я полежу в воде, затем, сестра, ты меня забинтуешь и я поеду в город, — сказал он, приняв окончательное решение.

— Тогда с тобой поеду и я.

— Черта с два, ты останешься здесь и будешь отдыхать. Ты сама сильно осунулась. Теперь ты должна думать и о ребенке. — Он сбросил одеяло, но на этот раз спустился с кровати гораздо осторожнее.

Тори смотрела, как он встал и поднял руки, потом велел ей снять повязку, чтобы он мог принять ванну.

— А если я откажусь? — вызывающе спросила она.

— Тогда я сниму ее сам, — ответил он, нагибаясь, чтобы развязать бинты.

Она сдалась и развязала повязку сама, зная, что препираться дальше бесполезно. Он скинул последний виток повязки. Тори осторожно притронулась к морщинистому шву.

— Похоже, что рана действительно заживает хорошо, — ворчливо произнесла она. Грязнуля помахала хвостом в знак согласия.

Чтобы продемонстрировать ей, что он может сделать, он томно потянулся, но сделал это очень осторожно, потом быстро пошел в ванную, а собачонка подбадривала его лаем и вилянием хвоста. Он нагнулся и опять включил кран, чтобы окончательно заполнить ванну.

Тори размышляла о его поведении, когда, выполняя роль слуги, рылась в его шкафу. Рис поклялся никогда не отпускать ее и ужасно ревновал ее к Чарльзу. Он возвратился вместе с ней в Логово дракона из-за ребенка. А теперь он не хочет, чтобы она переутомлялась из-за беременности. Она улыбнулась, несмотря на свои беспокойные мысли. Когда-то, просто услышав слово «беременная», она бы покраснела от смущения. Какой же она была глупой! Но именно так воспитала ее Хедда Лафтон — как благовоспитанную даму. Это вначале и привлекло Риса к ней. Он хотел заиметь жену и ребенка, но станет ли он когда-либо доверять ей — или даже захочет ли он опять близости с ней?

— Я растолстею и потеряю фигуру, а он вернется к Джинджер. — она старалась удержаться от слез. Беременность действовала на ее эмоции. — Я никогда в своей жизни не плакала так часто, как в минувшем месяце, — бормотала она Грязнуле, раскладывая белье и одежду для Риса.

Тори необходимо было поговорить с другой женщиной. Как только Рис отправится в город, она сядет в другую коляску и быстренько съездит к Лауре. Она не позволила себе даже думать о возможности поехать вслед за Рисом в газету «Плейн Спикер»… или в «Голую правду».

Когда Тори подъехала к милому старинному деревянному дому, то к своему огорчению, увидела, что передний двор запружен экипажами. Бесконечные благотворительные и светские мероприятия Лауры почти не оставляли у нее свободного времени. На этот раз был День клуба садоводов. Весь вечер в доме будет находиться толпа разговорчивых женщин. Она не нашла крытой коляски матери среди экипажей. Лаура и Хедда все больше отдалялись друг от друга с тех пор, как Тори прошлой осенью ездила к месту катастрофы. Мать обвинила Лауру в том, что та поощряла непристойное поведение ее дочери.

Тори вздохнула, огорченная ухудшением своих отношений с родителями. Она взглянула на Грязнулю, которая свернулась в клубочек под толстым меховым пологом. Сверкал снег под лучами яркого солнца, но было довольно холодно.

— Ты нравишься Лауре, Грязнуля, но я сомневаюсь, что моя мама относится к тебе так же, — уныло произнесла она.

Собачка как будто поняла и тявкнула один раз, потом еще глубже забилась под мех.

— Ну ладно, не стоит впустую тратить эту поездку в город. Может быть, мама примирится с тем, что я снова сошлась с Рисом, если я сообщу ей о ребенке.

Проезжая по городу, она не надеялась, что удастся загладить разрыв, но для нее было лучше посетить Хедду, чем поддаться другому своему побуждению. Она решительно отказалась от желания поехать в редакцию газеты, чтобы проверить, там ли ее муж.

Пока Тори ехала к дому Лафтонов, Рис сидел в приемной доктора Ранси, нервно потирая свой бок. Ванна смягчила натяжение шва, но теперь его чертовски начало мучить страшное желание почесаться.

— Что это вы тут делаете, упрямый валлийский осел? — Седые волосы Ранси, зачесанные назад, были взъерошены, рукава рубашки закатаны вверх. — Я только что закончил зашивать еще одного твердолобого чужеземца. Какой-то чертов немец-пивовар затеял драку в вашем салуне. Мистер Гранж попытался переубедить его, достав свой обрез двенадцатого калибра. Из задницы этого осла я выковырял достаточно свинца для охоты на медведя. — Нетерпеливым знаком он пригласил Риса следовать за собой туда, где сестра прибирала смотровый стол. — Если вы думаете, что я стану снимать швы только потому, что они чешутся…

— Я пришел к вам не по поводу себя, док. — Рис помолчал и посмотрел на миссис Уэйли. — Послушайте, док, не могли бы мы поговорить без посторонних у вас в кабинете?

Старый доктор раздраженно кивнул. У него выдалось суматошное утро и он пробормотал:

— Если даже зимой столько хлопот, то Боже помоги Старлайту, когда наступит весна. — Знаком он пригласил Риса следовать за собой по коридору к своему кабинету.

— Удалось ли найти врача вам в помощь? — спросил Рис по дороге. — Да, ее условия меня устраивают.

— Ее! Доктор — женщина? — Дэвис не верил своим ушам.

— Медицинские школы выпускают их уже около сорока лет. Для женщины вдвое трудней закончить такую школу, потому что мужчины не любят конкуренции. Похоже, что ее мать работает врачом в Сан-Франциско с пятидесятых годов.

— Ну и ну, вот это дела, — воскликнул Рис, садясь в большое кожаное кресло напротив письменного стола Ранси.

— Да, вот такие, валлийский щенок, но вы ведь не из-за этого пришли сюда, — сказал доктор, закрывая дверь.

Какое-то мгновение Рис чувствовал себя очень неуютно. Он мог обсуждать с доктором что угодно в отношении себя, но разговор о жене оказался для него болезненным. Разговор он начал нерешительно.

— Речь идет о Тори… она маленькая и изящная… Я тревожусь за нее.

Сол Ранси взглянул на Риса оценивающе.

— Я знаю Тори Лафтон со дня ее рождения. Как же иначе? Я, принимал ее. У нее может быть тонкая кость, она склонна обгорать на солнце, но она выносливая, как белка. Беременность она перенесет совершенно спокойно. Вы с самого начала мне очень помогли.

— Как это? — Рис казался совершенно сбитым с толку.

— Вы велели ей отказаться от этого дурацкого корсета! Самое лучшее, что могут сделать все женщины мира, — это выбросить на свалку эти дьявольские орудия пыток, особенно когда они ждут ребенка. Я посоветовал ей побольше быть на свежем воздухе, делать зарядку, рекомендовал ей здоровую диету и сказал ей, чтобы она не обращала ни малейшего внимания на глупости и чрезмерную осторожность, можете сказать ей об этом.

— Большое спасибо… Думаю… Вы уверены, что у нее не возникнет проблем?

Старик уверенно успокоил его.

— Тори похожа на свою мать. Хедда всегда напоминала стальную пружину. Оба раза ее роды проходили очень легко. Конечно, она относилась к Стоддарду так, будто он отпилил ей руку, но такой уж она человек — упрямая! Благодарите свою удачу картежника, Тори рассуждает иначе, чем ее мать. Тори пошла в кого-то из своих предков, не в Хедду и не в Стоддарда. Может, в прабабушку из восточных штатов. — Глаза его замигали.

На лице Риса отразилось огромное облегчение.

— Тогда я… мы можем без опасений…

— Вплоть до того момента, когда Тори скажет, что пришло время и пошлет за мной в город, — весело прервал его доктор, — впрочем, если подумать… — он сделал паузу и наблюдал, как лицо Риса опять помрачнело, — вы можете послать за новым врачом-женщиной. Тори может предпочесть, чтобы роды у нее принимала другая женщина.

Рис уходил от доктора, пребывая на вершине блаженства. На его губах заиграла улыбка, когда он вспомнил прощальный совет Ранси относительно половой близости с женой:

— Не делайте ничего необычного, акробатического, например, вися на вашей модной люстре. Он сел в коляску и заторопился домой.

Тори прошла к двери на кухню в доме Лафтонов, неся Грязнулю под пальто. Она подъехала к переулку и пересекла задний двор, надеясь оставить собачку на теплой кухне Тесе и рассказать родителям о новостях, после чего, как она была уверена, ей придется отвечать на их сердитые вопросы о том, почему она их опозорила, отправившись в салун.

— Как будто Рис сам когда-нибудь приполз бы ко мне, — прошептала она уныло.

Грязнуля тявкнула, но Тори строго на нее шикнула:

— Теперь сиди смирно, иначе окажешься на снегу. Тесе рискует большими неприятностями, что пускает тебя на кухню. Если ты начнешь лаять и выдашь себя, ей сильно попадет.

Как будто ожидая подачки в виде вкусной говяжьей косточки, собачка молча помахала хвостом. Тори поднялась по лестнице и отворила тяжелую дверь. Тесе энергично хлопотала в приятном тепле большой кухни, раскатывая тесто для яблочного пирога. Ее лицо все сморщилось в приветливой улыбке, когда она увидела Тори с лохматой собачонкой.

— Ну, не очаровательный ли чертенок! Вы всегда хотели заиметь собачку, мисс Тори. Давайте я подержу ее, пока вы снимете пальто.

— Тесе, ее зовут Грязнуля, — сказала весело Тори. — Дома ли мама? Мне надо поговорить с ней, но мне бы не хотелось, чтобы она узнала, что эта плутовка приехала со мной. У мамы остались не очень приятные воспоминания об их первой встрече.

— Я позабочусь, чтобы она была довольна и вела себя тихо, — пообещала Тесе. — Ваша матушка наверху, в своей гостиной, — лицо ее потемнело. — Горничная сегодня выходная. Утром ваша матушка распорядилась, чтобы заново покрасили заднюю лестницу. Маляр сказал, что краска не высохнет до вечера, позднего вечера. Дом пустовал, пока не приехал этот друг вашего батюшки. Ваш отец вернулся из банка очень рано. Сейчас он находится у себя в кабинете вместе с мистером Эвереттом.

— Ах, понимаю, — неловко отозвалась Тори. Кого ей точно не хотелось бы видеть, так это Чарльза Эверетта. Рис никогда ее не поймет. Как будто отношения между родителями и ее мужем не были уже и так чрезмерно натянутыми. — Может быть, мне стоит заехать в другой раз.

— Ваша ма… она не правильно ведет себя, мисс Тори. Она находится в плачевном состоянии с тех пор, ну, когда это случилось с вашим братом. Господи, упокой его душу! Вчера она расстроилась особенно сильно. Может быть, вам удастся подбодрить ее.

— Думаю, что смогу тихонечко пройти мимо кабинета и подняться на второй этаж, — неуверенно произнесла Тори. Хедда всегда с большим хладнокровием держала все под своим контролем, но свалившаяся на семью нужда, ее замужество с Рисом, а теперь смерть Сандерса разрушили былой распорядок, установленный матерью.

— Пожалуйста, Грязнушка, веди себя тихо и слушайся Тесе, — попросила она умоляющим голосом. Собачка прижалась к пышной груди дородной женщины и замахала хвостом.

Осторожно притворив крепкую кухонную дверь, Тори пошла по длинному коридору. Даже если собачка и залает, то в передней части дома вряд ли кто услышит ее. Она подошла к кабинету отца и услышала неразборчивое гудение голосов. Как странно, что дверь они оставили открытой. Потом она вспомнила, что у слуг в этот день был выходной за исключением Тесе, которая занималась только кухней. «Надо прошмыгнуть мимо них незамеченной».

Она подошла еще ближе и голоса стали отчетливее. Говорил ее отец.

— Будь все проклято, Чарльз. Когда мы с тобой затеяли это дело, ты сказал, что через месяц Дэвиса прикончат. А он и сейчас жив и здоров, тычет меня мордой в грязь, и мы находимся не ближе к контролю над его деньгами, чем были, когда Тори вышла замуж за этого ублюдка.

— Успокойтесь, Стоддард! Хаузер ошибся, когда привлек Барлоу. Я даже не знал, что он решил использовать этого дурачка. Скоро я встречусь с Эмметом в хижине, чтобы задать ему хорошую головомойку за этот провал на конюшне. В другой раз у него не сорвется. Это чертово валлийское отребье сдохнет, и вы опять станете хозяином в своем банке, — голос Чарльза звучал спокойно, в коридор вырывались клубы благоухающего сигарного дыма.

Тори прижалась к стене, борясь с приступами тошноты. «Они планируют убийство моего мужа! Ее собственный отец и человек, который был ее женихом. Они с самого начала затеяли это — с тех пор, как она вышла за Риса! Она проглотила подступающий к горлу комок. „Надо скорее выбраться отсюда и предупредить Риса!“

Она повернулась и бросилась назад в кухню, забыв про столик эпохи Людовика XVI и севрские вазы на нем. Бедром она больно стукнулась о край стола, ваза полетела на пол, а Тори отлетела к противоположной стене. Боль была ужасная, но она сжала зубы и, прихрамывая, двинулась дальше. Ей почти было удалось без помех добраться до кухни, как вдруг ладонь закрыла ее рот и сильная рука, обвилась вокруг ее талии, сдавив ее. Она пиналась и вырывалась, но Чарльз поднял ее и повернул к Стоддарду.

— Черт, ну и дела!

— Что нам делать? — спросил Стоддард, метнув взгляд в сторону передней лестницы и гостиной Хедды на втором этаже. Он смотрел, как в руках Чарльза Эверетта подобно взбешенной фурии бьется его дочь.

Лицо Чарльза, черное от злости всего минуту назад, медленно изменилось. На нем появилась омерзительная улыбка.

— Боюсь, что тебе придется проехаться со своей любимой дочуркой в летний коттедж, хотя сейчас и не сезон.

— Чарльз, ты не собираешься причинить ей зло, — протестующе воскликнул Стоддард, — Вы придурок! Конечно, я не причиню зла своей будущей жене. — Она почувствовал, как Тори стала биться с удвоенной яростью, сильно пиная его, но он не ослабил своего жесткого захвата. — Она будет прекрасной приманкой для своего нынешнего мужа. Когда Дэвис узнает, что она в коттедже, он тут же примчится ей на выручку — прямо под прицел пистолета Эммета Хаузера.

Глава 26

— Поскольку под рукой у нас нет хлороформа, дорогой мой, вы должны простить меня, — сказал Чарльз и грубо толкнул Тори к Стоддарду, который ловко и цепко подхватил ее, хотя она чуть не сбила его с ног. Не успела она набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы закричать, как Чарльз ударил ее кулаком в челюсть. Она повисла на руках отца, потеряв сознание.

— Господи милостивый! Неужели нельзя иначе? — Стоддард с трудом удерживал бесчувственное тело дочери.

Эверетт нетерпеливо схватил Тори, перебросил ее через плечо и отнес в кабинет. Стоддард шел следом, ломая руки.

— А вы что хотели, чтобы я сделал? Позволил ей истошно завопить, чтобы эта чертова кухарка прилетела сюда со скалкой в руках? Нам надо быстро и без шума увезти ее отсюда. Она не станет слушать разумные речи, — добавил Чарльз с иронией, затыкая Тори рот полотняным носовым платком. — Дайте мне ваш носовой платок, — приказал он.

Стоддард подчинился. Этим платком Эверетт туго связал ей за спиной руки.

— А теперь возьмите себя в руки. Мы загладим , свое поведение потом, когда освободим ее от ее варвара-мужа. Когда она станет богатой вдовой, мы обведем ее вокруг пальца. Во всяком случае, она по уши завязнет в подозрениях об убийстве человека, который, как знает весь город, бросил ее ради шлюхи из салуна. — Он невесело засмеялся. — Большинство близких друзей Дэвиса, подстрекаемые этим полоумным газетным редактором, несомненно, потребуют для нее виселицы за соучастие в его убийстве. Поверьте мне, ваша дочь станет на нашу сторону. — Говоря это, Эверетт налил в стакан большую порцию отличного виски Стоддарда и сунул стакан в руку пожилого человека с посеревшим лицом.

— Мы планировали это совсем не так, — произнес Стоддард, с содроганьем проглатывая спиртное.

— Иногда приходится импровизировать, — отозвался Чарльз, поднимая бесчувственное тело Тори и снова вскидывая ее себе на плечо. — Проверьте, нет ли кого поблизости. А я пойду с ней за вами следом. Если мы выйдем в боковую дверь, то зеленый забор прикроет нас по дороге в конюшню.

На кухне Тесе вынула первую партию пирожков с яблоками из духовки. Глядя, как смотрит на нее собака, она спросила:

— Ты сладкоежка?

Как будто отвечая, Грязнуля уставилась на пышные хрустящие пирожки и завиляла хвостом. Покачав головой. Тесе убрала все пирожки в буфет. Тут же потеряв интерес к недоступному, собачка снова занялась костью, которую получила раньше. Когда грызть кость ей надоело. Грязнуля помчалась через большую кухню к открытой двери, ведущей в кладовку, в которой Тесе хранила запасы. Обнюхав все вокруг, она не нашла ничего интересного среди мешков с мукой, запечатанных бочонков с черной патокой и специями. Но ее внимание привлекло небольшое оконце в конце длинной комнаты. Оно было слегка открыто, чтобы в душную кладовку попадало немного свежего воздуха. Грязнуля вскарабкалась на бочку с огурцами с большим трудом и выглянула наружу, мотая хвостом.

Тесе посмотрела на подопечную и, увидев, что та увлечена безобидным занятием, решила, что может выйти по малой нужде. Ругая богачей, которые домашними удобствами пользуются только сами, она набросила на плечи пальто и вышла на улицу.

— На таком холоде я отморожу себе самые нежные места. Это совершенно несправедливо, — бормотала она, идя наискосок по заднему двору и удаляясь от высокого ряда заснеженных кустов, которые прикрывали Стоддарда, Чарльза и их пленницу.

Тесе не могла увидеть, что Тори уносят, а Грязнуля увидела. Хотя она несколько раз яростно гавкнула, она не услышала успокаивающего отклика ее хозяйки. Щенок спрыгнул с бочки и помчался на кухню. Увидев, что там никого нет, собачонка полетела к задней двери и начала отчаянно ее царапать. Как только Тесе отворила дверь, она пулей проскочила мимо нее и запрыгала по снегу, которого довольно много намело у зеленого забора.

Кухарка видела, как собачка помчалась к конюшне, подпрыгивая и утопая в сугробах.

— Похоже, что и тебе захотелось того же, что и мне, — сказала она хихикая, думая, что щенок быстро замерзнет и вернется, как только найдет подходящее местечко, чтобы облегчиться.

Чарльз увидел, что коляска Тори стояла у задней части двора и прищурился.

— Проверьте, тут ли этот глупый пьяница-дворник, — велел он Стоддарду, бросив приходящую в себя девушку в ее небольшую пролетку.

Возвратившись, Стоддард сообщил:

— Он спит внутри конюшни, возле печи.

— Хорошо. — Поезжайте на ее экипаже в свой коттедж. Будем надеяться, что дорогу не замело.

— Послушайте, Чарльз. Мне не нравится… Возражение Стоддарда прервал лохматый комок рычащей ярости, который вцепился в ногу Эверетта. Он перестал поддерживать Тори, и та скатилась на дно экипажа. От пинка собачонка полетела кувырком в снег, но штанина Чарльза оказалась разорванной до самого колена. Сердито ругаясь, он бросился за маленькой защитницей Тори. Грязнуля, отчаянно лая, вертелась рядом, но вне досягаемости.

Поняв, что ему ничего не добиться таким образом, Чарльз повернулся к Стоддарду, который беспомощно стоял возле пролетки, и резко скомандовал:

— Поскорее убирайтесь вместе с ней из города. Придавите ее, если будет нужно, когда она очнется. Я помешаю этой маленькой твари бежать за вами. Живее, черт бы вас побрал!

Он почти насильно посадил Стоддарда в пролетку и сунул ему в руки кнут.

Сквозь болезненный туман до Тори доносился злобный лай Грязнули. Она лежала скрючившись, с завязанными за спиной руками. Ее челюсть ныла, а когда она попыталась крикнуть, поняла, что ее рот забит кляпом. Сознание вернулось к ней настоящим обвалом ужаса, когда она услышала, как Чарльз приказывает ее отцу уезжать. Она приглушенно всхлипнула и попыталась сесть, но ее обезумевший от страха отец последовал совету Эверетта и, поставив ногу на ее плечо, придавил к полу. Пролетка резко дернулась вперед, Тори ударилась головой о доску под сиденьем. В глазах у нее потемнело.

Чарльз даже думал пристрелить эту собачонку, стараясь пнуть или схватить клубок шерсти, пока Стоддард мчался по переулку. Но выстрел привлечет ненужное внимание, да и трудно будет объяснить убийство любимой собачки Тори.

Когда дворник Лафтонов, Барни, спотыкаясь, вышел наружу, протирая глаза ото сна, Эверетт завопил.

— Хватайте эту чертову собаку! Она напала на меня. — Слава Богу, экипаж укатил и щенок не смог погнаться за ним.

Барни оказался не более удачливым в поимке проворного животного, которое, наконец, увернулось от своего преследователя и помчалось по переулку. Экипаж и запах любимой хозяйки Грязнули давно исчезли. Потерявшись, — замерзнув и оставшись без хозяйки. Грязнуля начала рыскать по округе все более расширяющимися кругами, ища какого-нибудь приветливого человека в этом ставшем сразу враждебном городе. Потом она уловила знакомый запах. Было одно место, куда часто хозяйка брала Грязнулю, и это место находилось поблизости!

Рис вылез из своей коляски, все еще находясь в приподнятом настроении после разговора с Ранси. Его встретил вышколенный Фуллер, который открыл дверь в тот момент, когда хозяин потянулся к ручке.

— Добрый день, сэр. Надеюсь, что ваша утренняя поездка в город была успешной. Рис весь просиял:

— Более приятной, чем вы можете представить себе, мой друг. Миссис Дэвис где-нибудь рядом?

У Фуллера хватило такта проявить небольшое волнение.

— Э, я полагал, что вы знаете, сэр. Хозяйка поехала в город сразу же после вас. Взяла с собой собачку. — Последнее обстоятельство, очевидно, невероятно обрадовало дворецкого.

— Она сама правила? — заводясь, он уже знал, какой будет ответ. Настырная женщина.

Когда Фуллер утвердительно кивнул, он сбежал обратно с лестницы и окликнул Ли, который уже повел лошадь и коляску к конюшне.

— Оседлайте Блэкджека прежде, чем вычистить этого мерина, — если ее коляска находится в городе, он сам привезет ее сюда и больше не допустит никаких глупостей. Действительно, «выкрутасы на люстре!» Он хотел одного — держать ее в безопасности, в теплой уютной кровати.

Снова направившись в город, он прикидывал, куда могла отправиться его непредсказуемая жена. Либо к Лауре, либо мириться со своими родителями. Поскольку дом Лафтонов был ближе, он заедет сначала туда. От езды верхом боль в боку стала острее. Чтобы отвлечься, он стал раздумывать о своих отношениях с родственниками. Хотя ему было наплевать на них, он сознавал, что Тори оказалась между двух огней. Придя открыто в салун и попросив его вернуться домой, она отдала ему предпочтение перед родителями, но разве может он просить ее отрешиться от них?

Со временем она может обидеться на него за то, что лишилась самых родных людей. Прежняя неуверенность все еще грызла его, когда он предался воспоминаниям. Стоддард торговался из-за Тори, как будто та была породистой телкой. Теперь он привязал ее к себе ребенком, но знал, что этого недостаточно.

— «Я хочу, чтобы она доверилась мне!» — понял он. Рис настолько погрузился в свои размышления, что Блэкджек чуть не наткнулся на маленькую коляску Лауры Эверетт, выехавшую из-за угла недалеко от дома Лафтонов.

— Похоже, что мы оба направляемся в одно и тоже место, — крикнула она. — Достаточно ли хорошо вы чувствуете себя, чтобы после вчерашнего ездить верхом?

— Я же сижу на этом здоровом дьяволе, не так ли? — отозвался он со слабой улыбкой.

При звуке знакомого голоса ушки Грязнули навострились и она высунула голову из-под покрывала, которым Лаура укутала собачку, и залаяла.

— Вы присматриваете за Грязнулей, Лаура? — удивленно спросил Рис. — Знаю, что Хедда не выносит эту плутовку, но…

— Между прочим, я просто возвращаю беглянку. Она царапала заднюю дверь моего дома, и я решила, что она удрала от Хедды, почувствовав ее неприветливое к себе отношение. — Ее улыбка поблекла, когда она добавила. — Не хочу сказать, что я сама в эти дни вызываю у других доверие.

— Ясно, мои родичи просто обожают меня, — сухо сказал Рис. — Я ваш должник за то, что вы вчера послали ко мне Тори, Лаура.

— Она бы все равно пришла, рано или поздно.

— И все же, поскольку вы оказали мне столько услуг, разрешите отплатить вам хоть чем-то. Я заберу у вас эту плутовку, пусть она смело принимается за поиски моей жены.

— Не считаете ли вы, что будет лучше, если вы подождете здесь, пока я вырву Тори из бархатных коготков Хедды? — спросила она, подмигнув.

— Мне же все равно придется когда-нибудь встречаться с ними, — он небрежно пожал плечами. — Это можно сделать и сейчас. В любом случае, — заметил он, протягивая руку к извивающемуся щенку, — нам с Тори тоже надо кое-что утрясти.

— Ах-ах! Предчувствую, что надвигается еще одна буря в стакане, — воскликнула она, не особенно беспокоясь и передавая ему Грязнулю.

Лаура развернула свою маленькую коляску и, приветливо попрощавшись, покатила домой, а Рис продолжил свой путь к дому Лафтонов. Экипажа Тори перед домом не оказалось. Возможно, она на заднем дворе? — Ты удрала от Тесе? Странно, что ты убежала так далеко от своей хозяйки, — сказал он собачке. — Ну, мы больше не будем прятаться за задней дверью, хвастунишка!

Рис слез с коня перед импозантным кирпичным зданием, смело поднялся по лестнице, держа собачку под рукой. Он удивился, когда дверь открыла сама Хедда. Его брови поднялись, когда он сдвинул на затылок шляпу и с удивлением в голосе произнес.

— Приветствую вас, Хедда. Ральф уволился? Рис нахально прошел мимо нее, не обращая внимания на вспышку ее негодования. Она отшатнулась, когда хвост Грязнули коснулся ее рукава. Потом на ее лице появилось выражение коварства, пришедшее на смену гневу.

— Если вы ищете Викторию, то здесь ее нет. Рис обернулся и испытующе посмотрел на нее, на его обычно невозмутимом лице появился оттенок тревоги.

— Ее нет у Лауры и нет дома. Проклятье, куда же она подевалась?

Глаза Хедды блеснули тусклым серебристым аквамарином.

— Избавьте меня от вашего отвратительного богохульства, детоубийца! Похоже, что Виктория трезвеет. Она уехала с отцом в наш летний коттедж. Ей требуется время, чтобы подумать о своих вчерашних поступках, — торжество исходило из каждой частицы ее существа.

— Вы лжете, — произнес он холодным, мрачным голосом. — Она зашипела от возмущения, когда он приблизился к ней на шаг, бросив Грязнулю на пол.

— Сейчас Тори не бросила бы меня. И она не оставила бы собачку замерзать на улице.

Хедда с презрением посмотрела на собачонку, потом попятилась от угрожающей фигуры, нависшей над ней.

— Только не вам уличать меня во лжи. Почему бы Виктории не пожелать отделаться от вас после всего того, что она претерпела?

Он пронзил ее ледяным взглядом. Потому что она забеременела от меня. Чтобы сообщить это, она и приехала ко мне вчера. А теперь, говорите, где моя жена, черт подери!

От ужаса Хедда буквально повалилась на стену.

— От вас ребенок! О, Господи, Господи, — шептала она, заикаясь, потом посмотрела на него с ненавистью. — Даже это вам не поможет. Слишком поздно. Чарльз сказал мне, что Стоддард повез Викторию в наш коттедж. Я с ней не разговаривала, иначе она сказала бы мне о своей трагедии, что она зачала от убийцы. — Она подождала, чтобы посмотреть, какой эффект производят ее слова, потом язвительно предположила:

— Возможно, она собирается сделать аборт в коттедже. Отец может договориться об этом.

Рису никогда еще в жизни так сильно не хотелось ударить женщину.

— Говорите, где находится этот чертов коттедж, или, да простит меня Бог, я выбью из вас этот адрес!

Через несколько минут Рис вышел из дома. Грязнуля бежала следом. В , руке он держал грубо начертанную карту. Негромко рыдающая Хедда Лафтон осталась в своей гостиной. Подхватив собачку, он вскочил на Блэкджека и поскакал к салуну «Голая правда».

У Джинджер Вогель опустилась челюсть. Так же как и колода карт, которую она держала в сразу ослабевших руках. Она увидела, как Рис вошел в салун, широко шагая, и направился к лестнице. Он едва задержался, чтобы кивнуть ей, и стал подниматься по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Приподняв юбки, она побежала вслед за ним. Весь напряженный, с мрачным лицом, он порылся в своем письменном столе и достал Винчестер из чехла.

— У тебя, наверное, настоящая беда, если ты встал с кровати и носишься после того, как вчера чуть не умер от потери крови, — произнесла она с порога.

Маленькая собачка, которую он принес с собой, возбужденно залаяла у ее ног. Она не обращала на собачку внимания, пока он не обернулся и не сказал:

— Не посмотришь ли ты за Грязнулей? — жестом он указал на щенка, набивая карманы патронами. — Не потрудишься ли ты объяснить мне, что, черт возьми, происходит? — она обошла письменный стол и положила свою руку на его.

— Что-то случилось с Тори. Мне понадобилось мое ружье, — немногословно ответил он. — Хедда сообщила, что она уехала со Стоддардом в коттедж на Голд Лиф Моунтен… чтобы уйти от меня. Я этому не верю.

— Рис, это — ловушка, чтобы убить тебя! Я уверена.

— Возможно, — решительно сказал он. — Но кто бы это ни делал, он ставит мою жену в опасное положение, — Рис посмотрел на Джинджер, и в его глазах она могла прочитать отчаяние. — Тори в положении, Джинджер. Сейчас она меня не бросила бы.

Джинджер выругалась.

— Какой-то подонок использует ее, чтобы достать тебя. Ты не можешь просто поехать туда и получить в лоб пулю!

— Но я не могу сидеть здесь, когда она пропала. — Он застегнул на себе пояс с револьвером и патронташем и проверил свой кольт 45-го калибра.

— Ты думаешь, что ей может причинить вред ее собственный отец? — спросила она с недоверием.

— Черт его знает! Тут замешан Чарльз Эверетт, а, возможно, и Хаузер.

Джинджер побелела.

— Эммет — подлец. Господи Иисусе! Он в паре с этим адвокатом-прохвостом… тебе нужна помощь!

— У меня нет времени! Да и вообще, если я отправлюсь туда один, то будет меньше риска, что они причинят ей зло. — Он прошел возле нее, отбросив ее руку, пытавшуюся задержать его. — Присмотри за собачкой, ладно? Тори любит ее.

— Где расположен этот коттедж? Я пошлю кого-нибудь вслед за тобой, — крикнула она и побежала за ним, когда он медленно спускался с лестницы.

— Я остался в живых, когда положение было гораздо хуже. А теперь я знаю, что они охотятся на меня.

Грязнуля тявкала у его ног. Он остановился возле выходной двери салуна, поднял собачку и сунул ее в руки Джинджер. — Запри ее, — и ускакал.

Из окна она видела, что он помчался на запад.

— Ребята, знает ли кто из вас место на Голд Лиф Моунтен, где у старого Лафтона коттедж?

Тори лежала на большой мягкой кровати с крепко связанными руками. Несмотря на изнеможение, ей не давали заснуть страх и неудобная поза. Она напряженно смотрела на противоположную сторону комнаты, где отец стоял на коленях возле большого открытого камина и разжигал дрова, чтобы согреть помещение. Они вынуждены были бросить коляску перед узкой заснеженной тропой несколькими милями ниже, на склоне горы. Стоддард выпряг лошадей, привязал дочь к одной из них, потом взгромоздился сам на другую, и они добрались до охотничьего домика верхом на неоседланных лошадях.

Он так и не вынул у нее кляпа. «Он боится, что я отговорю его от безумного плана Чарльза». Но видя безысходное отчаяние в его глазах. Тори разуверилась в такой возможности. Глазами она следила за ним, когда он ходил по комнате, задергивая занавески на окнах, а потом заперев на деревянные засовы переднюю и заднюю двери. Стоддард Лафтон стал для нее чужим человеком.

До сих пор он почти ничего не сказал ей, но поскольку все было подготовлено для Эммета Хаузера, он решил попытаться урезонить свою дочь. Она не сопротивлялась, когда он перенес ее от коляски в дом, но это потому, что она была ошеломлена. Стоддард тайком посматривал на нее, начав готовить еду из припасов, которыми Чарльз снабдил Хаузера в этом коттедже, ставшем местом их тайных встреч.

Он нарезал копченой свинины и открыл баночку клубничного джема, чтобы сдобрить им сухие бисквиты. Готовя все это, он думал об отношениях Тори с Дэвисом. Хедда была убеждена, что этот дрянной чужеземец добился привязанности Тори, или, по меньшей мере, обратил ее в кого-то другого, а не в послушную, благовоспитанную дочь, которой прежде была Тори. Он явно видел сексуальное возбуждение, которое подобно электрическим разрядам вспыхивало между ними еще до замужества. И это явилось одной из причин, приведших его к мысли попытаться использовать дочь для восстановления своего состояния.

Виктория явно не разделяла отвращения матери к спальне. Хедда никогда бы не стала говорить об этом прямо, но он знал, что это правда. Физически дочь очаровала надменного валлийца. Одно дело соглашаться с этой неприятной мыслью, другое — если привязанность к нему Тори шла глубже, тогда они попадают в ужасное положение. Ему надо будет проверить это. Положив еду на тарелку и налив чашку кофе, он поставил все это на крепко сколоченный стол в середине комнаты. Затем, взглянув на ее напряженную позу на кровати, на запачканную, растрепанную дочь с синяками, он поторопился принести ей полотенце и тазик с водой.

Он очень осторожно вынул кляп. Тори сделала глотательное движение, но ничего не сказала, просто неотрывно, обвиняюще смотрела на него своими бирюзовыми глазами. Отец всегда думал, что у нее глаза ее матери. Теперь он понял, что одинаковым был только цвет. Когда он смочил ссадину на ее виске, она вздрогнула и отпрянула назад не столько от боли, сколько от отвращения.

— Будет лучше, если ты позволишь мне поухаживать за тобой, Тори, — строго увещевал он ее.

— Поцелуй ссадину, которую ты сам мне нанес, — сказала она сердито.

— Ты должна выслушать меня, барышня. То, что я скажу, может показаться тебе неприятным, но за последний год на долю каждого из нас выпало много неприятного.

— Вряд ли смогу согласиться с тем, что убийство моего мужа можно назвать неприятностью, — отрезала она.

— Ты же сама ненавидела Риса Дэвиса. Ты с ужасом отказывалась от брака с салунным отребьем. А теперь мы с Чарльзом предлагаем тебе способ освободиться от него.

Ее связанные за спиной руки сжались в кулаки.

— И полагаю, когда я стану богатой вдовой, тогда Чарльз будет ждать, что я выйду за него из чувства благодарности, что он придумал, как освободить меня.

Ей, конечно, снится кошмарный сон. В любой момент она должна проснуться и оказаться в безопасности, в объятиях Риса. Отрывистый кивок отца быстро возвратил ее к жестокой действительности.

— Чарльз — это человек, которого ты сама выбрала для замужества, — уверенно заявил он.

— Чарльз — это человек, которого выбрали вы с мамой! Это он убил Сандерса! — На лице Стоддарда отразилось явное недоверие, она быстро продолжала. — Да, если он нанял Эммета Хаузера, то это правда! Сандерсу перерезали горло. Сделали то, что пытались сделать с Рисом, когда напали на него. Мой муж не убивал моего брата. Это сделал Эммет Хаузер!

— Это — самое абсурдное утверждение из всех, которые я слышал в жизни. У Чарльза не было никаких оснований убивать Сандерса. А у твоего мужа, моя дорогая, имелись для этого все основания… его одержимость в отношении тебя. И чтобы я больше не слышал твоих девичьих фантазий! — Он поднялся над ней, рассвирепевший из-за ее упрямства и напуганный тем, что может случиться, если она и дальше будет упрямо повторять свои абсурдные обвинения.

Тори наблюдала, как он борется с нечистой силой внутри себя. Впервые в жизни она поняла, каким мягкотелым человеком был в действительности Стоддард Лафтон. Им всегда манипулировала Хедда. А теперь его использовал Чарльз. «Он боится того, что случится с ним, если я не соглашусь с планами Чарльза», — поняла она.

— Папа, я проголодалась. Пожалуйста, у меня болят руки. Развяжи меня, чтобы я могла поесть. — Никакой мольбы, просто просьба. Ей надо действовать очень осторожно и как следует все продумать, иначе он настроится против нее даже без подталкивания со стороны Чарльза.

Стоддард смотрел на свою маленькую, стройную дочь. Она никуда не сможет убежать в этом заваленном снегом диком месте. Расположенный всего в часе езды от города, этот коттедж стоял в изолированном уголке, и сюда скоро должен был приехать Хаузер.

— Очень хорошо. Надеюсь, ты сможешь внять здравому смыслу. — Он развязал ее кисти и смотрел, как она потирает их, чтобы восстановить кровообращение в онемевших пальцах.

Ее руки остались полусогнутыми, болели плечевые суставы, а в пальцах ощущалось жжение. Она потерла челюсть и обнаружила шишку возле «нежного» удара Чарльза. Как можно жить рядом и практически совсем его не знать. Конечно, если быть до конца честной, то надо признаться, что она совершенно не знала ни своих родителей, ни даже Сандерса. Может быть, я видела в них то, что хотела видеть.

Тори встала и медленно подошла к тяжелому столику, куда притягивала ее еда. В эти дни, если ее не тошнило, она постоянно ощущала голод, но сейчас еда была уловкой, чтобы подойти к столу и запастись оружием. Откусывая ломтик ветчины, Тори задумалась, говорить ли Стоддарду о ребенке. Она просто не могла предвидеть, как он на это, отреагирует. Эта новость может и улучшить, и ухудшить дело. Что она может сделать, чтобы убежать отсюда? Мысли роились вихрем в ее голове.

— Когда приедет Эммер Хаузер? — спросила она, прожевав кусочек.

Стоддард сел напротив, следя, чтобы она не дотянулась до ножа, и сам принялся за еду.

— Скоро. Задолго до того, как Рис получит записку в Логове дракона, где ему будет предложено приехать сюда, — ответил он, взвешивая слова и наблюдая за ее реакцией.

Тори отвела глаза в сторону и заставила себя продолжить еду. В отчаянии она отпивала кофе, пытаясь проглотить его, чтобы сохранить спокойствие. Вспомнив пахнущее кислотой тело Хаузера, когда в тот день в парке он притянул ее к себе, она решила рискнуть.

— Ты должен знать кое-что, что может серьезно изменить ваши планы. Папа, весной у меня родится ребенок от Риса, — на мгновение у нее перехватило дыхание, когда его вилка упала на тарелку. — Твой внук или внучка, — умоляюще прошептала она, но выражение яростного ужаса на его лице подсказало ей, что она проиграла.

— Ты хочешь, чтобы я опять вернул тебя этому убийце с большой дороги, сел бы тюрьму и окончательно опозорился только потому, что у тебя появится его отпрыск?

Тори покрепче ухватилась за подлокотники кресла, чтобы не перепрыгнуть через стол и не влепить ему пощечину. «Как мне удрать?» Она больше не думала о безопасности отца или даже его жизни, лишь о своем побеге.

— Чарльз теперь не женится на мне, — холодно заявила она, отвлекая его внимание и в то же время осматривая комнату в поисках какого-либо оружия.

Стоддард хрипло рассмеялся:

— Чтобы получить состояние Дэвиса, Чарльз женится на ведьме, забеременевшей от самого Сатаны. — Он посмотрел ей в лицо, которое стало непроницаемым. — г Боюсь, что мне нужен Чарльз, чтобы держать тебя в узде. Ты оказалась не более послушной, чем твой братец. Я всегда говорил Хедде, что она избаловала мальчишку. С вами обоими слишком много нянчились, — заявил он с горечью.

— Да, думаю, что это так, с твоей точки зрения, — тихо произнесла Тори, глядя на острый кухонный нож, лежавший рядом с тарелкой отца. Он в это время смотрела на огонь в камине, предавшись своим невеселым воспоминаниям. Нет, он легко ее одолеет, прежде чем она схватит этот нож. Как раз в этот момент прогоревшее полено с громким шипением скатилось на каменный пол.

Стоддард поднялся, не забыв взять со стола нож, который он засунул себе за пояс. Она не сдвинулась с места, продолжая отпивать кофе. Кофе! Когда он шел к камину, она посмотрела на тяжелый гранитный кувшин с огненно горячим кофе. Взяв себя в руки, она тихо поставила свою чашку на стол и смотрела, как он нагнулся над пламенем с кочергой в руке, поднимая упавшее тяжелое полено к огню. Не подумав даже о том, что он может свалиться в пламя, она схватила тяжелый кувшин с резной ручкой и ринулась к нему, сняв с кувшина крышку. Отец повернулся и выпрямился, держа в руке кочергу. Обжигающая жидкость хлестнула ему в лицо. Он взвыл от ярости, поднял железную кочергу, чтобы вслепую ударить дочь.

Тори увернулась и обеими руками подняла тяжелый гранитный кувшин. Она угодила точно в висок. Отчаяние придало ей необычайную силу. Стоддард выронил кочергу из ослабевших пальцев и свалился на пол всего в нескольких дюймах от пылающего пламени. Нож за поясом стукнулся об пол и отлетел в угол возле кровати, но Тори в нервном возбуждении не заметила этого. Она отбросила в сторону кувшин, потом оттащила потерявшего сознание отца подальше от огня, резко дернув его за руку.

Оттащив его от пламени. Тори запустила руку в его пиджак и вытащила морской карманный пистолет. Поднявшись на ноги, она быстро осмотрела комнату в поисках одеяла, которое они набросили на нее при похищении. Завернувшись в одеяло, она помчалась к входной двери и сняла тяжелый засов. В низу склона на виду стояли привязанные лошади. Тори подобрала свои юбки и стала решительно пробираться по снегу, сжимая в руке пистолет.

Она уже ухватилась за уздечку Аннабели и собиралась вскарабкаться на спину лошади, когда две сильные руки в перчатках схватили ее за талию.

— Так, кто же это может быть? — спросил Эммет Хаузер с отвратительным причмокиванием, выбив из ее руки пистолет.

Глава 27

У Майка Меньона выдался длинный день. Разошелся весь вечерний выпуск «Спикера» и теперь можно было отдохнуть. Держа в руке ключи и позванивая ими, он подумал, что, может быть, стоит прибраться в своем кабинете — подумал только на мгновение. Только сумасшедший стал бы вмешиваться в грандиозный хаос в его офисе, хотя Вирджил время от времени делал против этого хаоса выпады. Китаянка, которая протирала окна и полы раз в месяц независимо от того, нужно это было или нет, клала на прежнее место каждый листок и скомканный обрывок бумаги. Возможно, когда-нибудь, когда жизнь потечет мирно в горах Сан-Хуана, он действительно все-таки расчистит этот готовый для пожара завал. Пожав плечами, он направился к двери.

— Пока не закрывайте, если не собираетесь пригласить меня на обед, — Стив Лоринг широко улыбнулся.

Майк бросил ключи на свой письменный стол, где они тут же утонули в зыбком песке бумаг.

— Ну, наверное, у вас потрясающие новости, если вы прискакали сюда из самого Денвера, — заявил он, потирая руки в радостном ожидании сенсационной истории. — Кто прикончил молодого Лафтона?

Стив сбросил с себя тяжелую дубленку и повесил ее на вешалку, потом отодвинул ящик к другой стороне стола и присел на его край, беззаботно помахивая ногой, обутой в мокасин.

— Вам это понравится, Майк. — Как ты отнесетесь к тому, что Чарльза Эверетта готовят к петле?

— Слава всем святым, — с явным восторгом выдохнул Майк. — Продолжайте, продолжайте, — не вставая со своего места, он пошарил в ящике стола, вынул оттуда карандаш, схватил блокнот.

— Это длинная и запутанная история. Уверен, что ваши читатели будут смаковать ее, даже если она не понравится Стоддарду и Хедде. Блэки направил несколько своих преданных подручных, согласно вашей просьбе, проверить, чем занимался Сандерс перед тем, как его прикончили. Когда он первый раз находился в Денвере, перед поездкой в Шеенн, он совершил несколько любопытных финансовых операций.

— И вот тут-то на сцене появляетесь вы, — заметил Майк, держа ручку наготове.

— Деньги своего отца он положил на счет в банк Сан-Франциско. Довольно кругленькую сумму. Хоть и пьяница, но паренек был не из глупых… я распутал любопытные вещи, когда занялся расследованием этих его операций.

— Не говоря уже о том, что использовали кое-какие связи на Востоке, — вставил, подмигнув, Майк. Стив Лоринг был выходцем из одного из самых богатых и наиболее влиятельных банковских домов Филадельфии.

— Это точно! Дядя Роберт помог мне, — ухмыльнулся Стив. — Старику, может быть, уже семьдесят три года, но он такой же продувной, как и прежде. Похищенные Сандерсом деньги оказались в «Юнион Дженерал» в Сан-Франциско, но за день до его гибели счет был закрыт.

— Малышом Чарльзом.

— Но только после того, как кто-то в Шеенне убедил Сандерса, что в его же интересах подписать доверенность. После этого в дело вступил Чарльз. Он — хорошо подготовленный юрист, который может стать первоклассным банковским расхитителем.

— Почти так же хорошо подкован, как и сын банкира, — вставил Майк. — В последнее время меня удивило, что Эверетт неожиданно разбогател, купил чистокровного рысака. Многое как-то не вязалось.

— Все вышло наружу — он прикарманил все деньги Стоддарда, которые похитил Сандерс. Поверьте мне, это немало!

— Нам остается лишь раскрыть тайну того, кто прикончил беднягу Сэнди. Чарльз не станет пачкаться, тем более кровью, — произнес Майк, вспомнив, что происходило на месте обвала, с большей четкостью, чем ему самому хотелось. Стив кивнул:

— Мы должны поблагодарить Кэсс за кусочек информации, который она вырвала у Эллы Хаузер. — Брови Майка взлетели вверх, но он ничего не сказал, лишь продолжил делать записи в блокноте. — Когда Блэки начал проверять, что делал Сандерс по прибытии в Денвер, он обнаружил, что об этом парне расспрашивал в шикарных барах здоровый, толстый и высокий мужчина с желтоватыми глазами.

— Эмме г.

— Именно! Наконец, он прекратил там поиски и отправился на поезде в Шеенн, но предварительно устроил свою дорогую, милую племянницу в захудалой небольшой хижине в пригороде Денвера.

— Наверное, не хуже домишки, в котором она жила здесь, — пробормотал Майк, продолжая строчить.

— С одной большой разницей. Теперь она беременна и очень несчастна, потому что всеми покинута. Сначала ее бросил Сандерс, ее настоящая любовь, а потом и родственник, Эммет. К тому времени, когда Блэки разыскал ее и Кэсс смогла провести с ней небольшую беседу, милая штучка созрела, чтобы рассказать всему миру, как все в юго-западном Колорадо вредили ей… включая Чарльза, который нанял ее дядю, чтобы отыскать Сандерса, и пообещал хорошо заплатить ему, если тот выбьет из Сандерса сведения о местонахождении денег.

— Чарльз, конечно, знал, что у Эммета не было связей, необходимых для получения этих денег.

— Правильно. Вероятно, когда он доложил Эверетту о том, где находятся деньги, Чарльз занялся нелегальным переводом вкладов, потом приказал Эммету заманить Сэнди в Денвер и убить парнишку. Загвоздка в том, что, когда Эммет отлично справился с этим поручением, Чарльз поставил перед ним другую задачу.

Выругавшись, Майк бросил карандаш.

— Убить Риса! Вчера он уже предпринял одну попытку. Хаузер, должно быть, находится в Старлайте! Выругался и Стив. — Ну, Хаузер давно точит зуб на Риса Дэвиса… а если ему еще и заплатят за то, что собирается сделать, это только подсластит его работу. Но, подобно Сандерсу и Чарльзу, Эммет ужасно жаден. Он решил, что ему незачем нянчиться с племянницей, связь которой с сыном банкира так и не дала навара, на который он рассчитывал. Он оставил ей несколько сотен долларов и пообещал вернуться.

— Он не вернулся и она все рассказала Кэсс.

Стив кивнул:

— Даже если Риса уже предупредили, что на него кто-то охотится, я все равно съезжу в Логово дракона и скажу ему, что это Хаузер и Эверетт. Я уже пытался связаться со следователем здесь в городе, но он куда-то отъехал по делам. Я сообщил обо всем этом властям в Лейк-сити. Как только они направят кого-нибудь сюда, Эверетт окажется в тюрьме. Вы со своей стороны тоже попросите судебного исполнителя из Лейк-сити начать поиски Хаузера.

Когда Стив стал подниматься со своего места, порыв ледяного воздуха заставил его посмотреть на входную дверь. Ее отворила Джинджер Вогель. Она страшно торопилась, учащенно дышала, выглядела напуганной до смерти.

— Эммет Хаузер и Чарльз Эверетт собираются убить Риса! — выпалила она, привалившись к закрытой ею двери.

— Проклятье, о чем вы говорите? — Стив подошел к ней, крепко взял ее за плечи, а она, не отдышавшись, торопилась рассказать что-то. Из салуна она сразу же помчалась в редакцию газеты.

— Он поехал в коттедж Стоддарда в горах. Не стал и слушать, когда я предложила заручиться помощью, — она старалась оставаться спокойной.

— Я знаю, где расположен охотничий домик Лафтона в Голд Лиф, — сообщил Майк.

— Я молила Бога, чтобы это было так! Никто в салуне не знает этого точно, — она икнула. — Затем повернулась к Лорингу, заметила, что на боку у него висит пистолет. — Собираетесь ли вы помочь ему? — Да, но вначале расскажите мне, что происходит, — попросил Стив. — Джинджер объяснила ему, что только что произошло в «Голой правде».

— Майк, дожидайтесь здесь этого судебного исполнителя, а потом следуйте за мной. Я еду по следам Риса. Объясните мне крутенько, как добраться до этого коттеджа. Он не мог опередить меня намного.

Джинджер с облегчением вздохнула, когда Стив вышел из здания редакции. Он сможет догнать Риса.

— Поверьте мне, он уравняет шансы, — сухо заметил Майк.

Чарльз Эверетт направлялся в свой клуб, чтобы обеспечить себе алиби. Когда прикончат Риса Дэвиса, все достойные люди Старлайта будут знать, что он не мог застрелить этого жалкого сукина сына. Тогда Стоддард сможет привезти свою овдовевшую дочь домой, она будет потрясена, а ее бывший жених станет утешать ее. Ничего не будет ненормального в том, что он через несколько месяцев женится на ней. Все знают, что они собирались обручиться перед тем, как семья из-за финансовых затруднений вынуждена была пойти на этот несчастный брак с картежником.

Он поздравлял себя с тем, что все умело подстроил и теперь был уже недалек от окончательного успеха. Вдруг он увидел друга Дэвиса по Денверу, Лоринга, целеустремленно шагавшего из газеты Меньона. Чарльз быстро свернул в переулок, чтобы тот его не заметил.

Потом наблюдал, как Лоринг проверил свое ружье, прикрепленное к седлу его большого серого жеребца, и прыгнул в седло. Лоринг взял направление на Голд Лиф, и Чарльз покрылся испариной.

А когда он увидел Джинджер Вогель, которую утешал и подбадривал Меньон, выходя из редакции, его начало трясти. Откуда они узнали о западне? Записку домой Дэвису только что послали, где ему предлагается поехать одному в коттедж ради любимой им жены. — Собака! Этот сволочной щенок! Он, видно, отыскал Дэвиса, — проворчал он, лихорадочно соображая. Но откуда Дэвис узнал, куда надо ехать? А тем более Лоринг? Может быть, он торопится с выводами? Чарльз тревожился из-за того, что в этот план невольно втянули Тори, но все вроде бы пошло неплохо. Возможно, приезд Лоринга — простая случайность. Перестраховываясь, он решил дать небольшой крюк, так, на всякий случай, если события начнут развиваться не по плану.

— Я так представляю, что он примчится сюда примерно через час, сгорая от беспокойства за свою благовоспитанную красотку, — Хаузер злобно посматривал на Тори, которая опять лежала на кровати со связанными за спиной руками, прикрытая до пояса одеялом, как будто она ушиблась.

Рот Тори был заткнут кляпом, она с нескрываемой ненавистью смотрела на мерзкого убийцу, который сидел напротив ее отца. Хаузер с жадностью поглощал большие куски ветчины, которые он отрезал от кости своим кинжалом. Возможно, это был тот же кинжал, которым он убил ее брата, тот же кинжал, которым он пытался зарезать Риса! Она перевела свой взгляд с огромного грязного головореза на Стоддарда, который сидел, приложив холодный компресс к своему обожженному лицу и ссадине на виске. «Не стоило оттаскивать, лучше бы он сгорел», — мстительно подумала она, припоминая, как он хладнокровно стоял рядом, пока этот зверь грубо ее связывал. К тому же у него хватило наглости заявить ей, что после Эммета Чарльз покажется ей значительно лучше!

Она лежала на боку, безуспешно пытаясь ослабить петли на своих запястьях. Хаузер гораздо лучше завязывал узлы, чем Чарльз.

— Она здорово тревожится о своем муже, Лафтон. Эверетт тут ни при чем. Посмотрите-ка, как она пожирает вас глазами.

— С Викторией я справлюсь. Вам надо побеспокоиться лишь о Дэвисе, когда он приедет. Надеюсь, что на этот раз все пройдет успешнее, чем на конюшне.

— Этот валлийский ублюдок увертлив, как лиса, — он обсосал кость от ветчины и изучающе посмотрел на Тори. — Он так будет трястись из-за нее, что не сможет нормально думать. Кроме того, — он погладил кольт 44-го калибра на своем поясе… — мне не надо будет молчать, когда он постучит в эту дверь с решеткой, вы ответите испуганным голосом, скажете, что ваша дочь ушиблась. Я же…

— Да, да, мы же много раз репетировали эту чертову сцену. Я знаю, что надо делать, — сердито отозвался Лафтон. Дьявол, как сильно болела у него голова. Подумать только, его собственная дочь Виктория чуть не убила его… и из-за чего? Из-за этого ничтожного подонка, который убил ее брата! Какую же сексуальную зацепку применил к ней Дэвис, если она пренебрегла семьей, положением, респектабельностью… и все ради спасения его жалкой жизни?

Он представил себе их обоих, его воспитанную хладнокровную девочку-ребенка, которая в голом виде путается с этим здоровым бугаем из Уэльса. Эти образы мелькали в его сознании. Он с отвращением бросил тряпку для компрессов на стол и попытался , отогнать от себя эти мысли. Подбадривая себя, он погладил пистолет в кармане своего пиджака. К счастью, Хаузер обезоружил ее, иначе бы она пристрелила их обоих! Подумать только, глупая девчонка поверила, что Чарльз нанял Эммета, чтобы убить Сандерса. Какой абсурд!

Стоддард понимал, что она пойдет на все, чтобы спасти своего мужика. Как же, черт возьми, Чарльз заставит ее выйти за себя? Это — настоящая проблема, особенно, когда она забеременела от Риса. Но это проблема Чарльза. Рисковать же сегодня пришлось Стоддарду вместе с этим отвратительным вонючим убийцей. Господь видит, что Тори сама причинила много зла. Она сильно ошпарила его, на виске ссадина. А Чарльз сидит себе спокойно в городском клубе!

Тори удалось немного ослабить узлы веревки, но они все еще обвивали ее кисти несколькими кольцами. — «Мне надо обязательно вытащить этот кляп и предупредить Риса, когда он подъедет!» Она отчаянно шевелила руками, ослабляя натяжение веревки, прислушиваясь, не доносятся ли звуки копыт Блэкджека, поднимающегося по горному склону. Она знала, что он приедет, сделает то, что они запланировали. Рис любит ее… и умрет из-за этого.

Слезы обожгли ее глаза, поморгав, она смахнула их. В этот момент ее внимание привлек тусклый блеск в тени между кроватью и камином. Нож, который ее отец заткнул себе за пояс перед тем, как она стукнула его и он потерял сознание! Если бы ей только удалось добраться до него. Но поскольку в домике находились оба мужчины, сделать это было невозможно. И все-таки она должна попытаться. Ногами она стала стягивать одеяло вниз, чтобы иметь возможность спрыгнуть на ноги с боковой стороны кровати. Если только они не будут смотреть в ее сторону!

Стоддард закашлялся.

— Дрова дымят, Хаузер. — Он выругался, потому что дым, поваливший в комнату, стал разъедать его ошпаренное лицо.

Проклиная все на свете, Хаузер встал, повалив стул, на котором сидел.

— Черт бы вас побрал, ослов! Птицы, верно, свили гнезда в трубе! — Откашливаясь, он нагнулся у камина и попытался заглянуть в дымоход. — Снимите засов с задней двери и проветрите помещение, пока мы не передохли. — Хаузер задыхался, глаза стали слезиться.

Тори скатилась с кровати и стала на колени возле ножа, лихорадочно ища его руками нож за своей спиной. В суматохе мужчины не обращали на нее внимания. ; — Чертов засов застрял! — завопил Стоддард. Хаузер выругался и пошел к задней двери.

— Не кричи так! Ты насторожишь этого валлийского ублюдка, даже если он находится в десяти милях отсюда. — Оттолкнув Лафтона в сторону, он поднатужится, выдвинул разбухший засов и толчком распахнул дверь. — Я гораздо ближе, чем десять миль, Эммет, — негромко произнес Рис и приставил винчестер к лицу Хаузера.

Слезы ручьем текли по физиономии убийцы, что не соответствовало ярости, с которой он прорычал.

— Это ты заткнул трубу?

— Где Тори?. — Рис ткнул дуло ружья в живот Хаузера.

Тори видела, что за дверью стоит ее отец и попыталась несмотря на кляп крикнуть и предупредить мужа, но Стоддард прихлопнул дуло дверью как раз в тот момент, когда Рис разглядел ее в дыму. В этот миг Хаузер дернул за ствол ружья и втащил Дэвиса в комнату. Оба покатились по полу, нанося друг другу удары, извиваясь и пинаясь. Тори лихорадочно перепиливала свои узлы ножом, который она все-таки подняла, задыхаясь в черном дыму. Наконец, она почувствовала, что перерезала последнее кольцо веревки;

Она быстро развязала тряпку, которая удерживала кляп у нее во рту и выплюнула обрывки платка. Потом вскочила, сжимая в руке нож и, приблизилась к смертельной схватке на полу. На другой стороне комнаты стоял Стоддард, кашлял и наблюдал за дерущимися.

Рис знал, что порвал все аккуратно наложенные доктором Ранси швы, но плевал на это. Когда он и его противник вскочили на ноги, валлиец нанес сильный удар правой рукой по горлу Хаузера. Тори жива. Это главное! Это и необходимость убить Хаузера. Он саданул по нему еще раз, стукнув его о кровать. Здоровый бугай оказался удивительно устойчивым, если учесть слой жира на его животе. Он размахнулся со всего плеча и чуть не попал по Рису, реакция которого замедлилась из-за боли в боку. Сжав зубы. Рис отскочил в сторону, потом провел серию ударов по физиономии врага. Хаузер был почти готов. Рис ударами заставил его встать на колени, стоял над ним, держа его за шиворот, а левой продолжал дубасить его, пока тот не потерял сознание.

Стоддард видел, что с Хаузером все покончено, и с торопливостью сунул руку в карман за пистолетом. Чертов картежник, салунное дерьмо, не лучше своего противника! Рис Дэвис убил Сандерса, забрал Викторию и настроил ее против своей семьи… даже заделал ей ребенка! Теперь Дэвис погубит все, засадит его в тюрьму, опозорит его. Он поднял пистолет и неуклюже нацелил его.

Тори издала вопль, когда отец решил выстрелить в спину Риса. Она была слишком далеко, чтобы отвести выстрел, но все же могла помешать ему попасть в цель. В момент выстрела Тори закрыла Риса своим телом.

Сила толчка от пули, попавшей в Викторию, передалась ее мужу. Рис выпустил из рук потерявшего сознание Хаузера и повернулся, когда она повалилась на пол. — Тори.

— Лафтон, сукин ты сын, — взвизгнул Стив Лоринг из открытой двери, держа пистолет в поднятой руке.

Стоддард крутанулся и начал беспорядочно стрелять. Все мимо цели. Пуля Лоринга 45-го калибра оказалась точнее, свалив пожилого человека на покрытый пылью и сажей пол. Стив не стал долго его разглядывать, убедившись, что тот мертв. Рис держал Тори на руках. Она истекала кровью.

— Тори, любовь моя, моя Виктория, не умирай… ты не можешь сделать это, я не позволю случиться , этому! Ты приняла пулю, предназначенную мне, о, дорогая, как я люблю тебя. — Рис зарыдал от отчаяния.

Тори чувствовала его объятия. Он жив! Кошмар чудом закончился. Она посмотрела на заплаканное лицо и тихо сказала:

— А теперь ты веришь, что я люблю тебя, ты, упрямый валлиец? — И потеряла сознание.

Стив выскочил на улицу, набрал снега, завернул в полотенце, лежавшее на столе. Он встал на колени рядом с Рисом и положил холодный пакет на красное пятно, появившееся на ее черном платье.

— Кладите это на рану, а я порву простыню для Перевязки, — распорядился Стив.

Валлиец прижимал холодный пакетик к ее талии, не переставая нашептывать ей слова любви. Стив тут же возвратился с полосками простыни и забинтовал рану.

— Если мы будем достаточно охлаждать рану, чтобы замедлить кровотечение, мы с большей безопасностью свезем ее с горы.

— Тори, моя Виктория! Ты должна жить, любовь моя! Я должен сказать тебе, я верю тебе… я люблю тебя!

Чарльз шел в свой кабинет, намереваясь забрать нужные ему документы и потом во весь дух ускакать на своем породистом коне. Молодой конюх уже оседлал его. В город приехал судебный исполнитель и тут же вместе с Меньоном, не раздумывая, отправился в Голд Лиф. Совсем не надо было быть мудрецом, чтобы сообразить, что они знали о плане убийства Дэвиса. Одной рукой он открыл дверь в кабинет, в другой руке держал чемодан с поспешно собранной одеждой.

— Привет, Чарльз. Вы собираетесь уезжать? — голос Хедды звучал хрипло и холодно. Она сидела за письменным столом, перед ней лежала доверенность, по которой Чарльз получил доступ к банковскому счету Сандерса в Сан-Франциско.

Эверетт остолбенел, потом медленно поставил на пол чемодан.

— Что вы здесь делаете, почему копаетесь в моих вещах, Хедда? — спросил он с подчеркнутой вежливостью. У него не было времени возиться с истеричкой.

Она одарила его ледяной улыбкой и ответила:

— Я приехала сообщить вам, что направила Дэвиса в коттедж. Представьте себе мое удивление, когда ваш дворецкий сказал мне, что вы находитесь на втором этаже, собираете вещи. Я решила подождать вас здесь и побеседовать об изменившихся планах.

— Могу объяснить, Хедда. Я только что получил сведения из банка Сан-Франциско…

Ее смех, вызвавший у него озноб, прервал его. Хедда хлопнула по бумаге, лежавшей перед ней. — Вы принимаете меня за идиотку? — яростно прошипела она. — «Только что получил сведения»… — эта бумага написана за несколько дней до убийства Сандерса! Вы подстроили убийство моего сына… и потом забрали деньги! Наши деньги. Вы использовали нас…

— Я использовал вас таким же образом, как и вы использовали меня… и этого несчастного жалкого ублюдка, за которого вы вышли замуж, — ядовито заметил он. — Кто подсунул мне план убийства Дэвиса? Кто подбил Стоддарда пойти на это?

— Вы должны были отыскать моего сына и вернуть его домой, а не убивать! — отозвалась она со смертельно мрачной серьезностью.

Он иронически улыбнулся.

— Я лишь немного подкорректировал ваш генеральный план в соответствии со своими интересами, Хедда. Считайте, что это краткосрочный заем.

— Ваш заем стоил жизни моему сыну! Это не годится, Чарльз, абсолютно не годится.

— По-вашему, мне надо было попросить у вас разрешения, как это постоянно делали Стоддард и Сандерс? — презрительно усмехнулся он. — Не считайте меня таким тупицей, мадам.

— Я воспринимаю вас так, как вы этого заслуживаете, Чарльз, — спокойно парировала она. — А заслужили вы виселицу. На судебном процессе мы со Стоддардом покажем, что вы наняли некоего Хаузера убить Сандерса и нашего зятя. Что вы обманули и ограбили нас, — ее лицо блаженно сияло. — Вы действительно совершили ужасный поступок, сделав мою несчастную дочь вдовой. Мы со Стоддардом будем ее единственным утешением…

— Вы с ума сошли, — вымолвил он с нарастающим ужасом. — Когда она подняла на него пистолет «Смит и Вессон», который он держал в ящике письменного стола, и нацелилась на него, он сделал глотательное движение.

— Послушайте, Хедда… вы же не станете стрелять в меня. Иначе висеть будете вы! Подумайте о своем плане, — заискивающе проговорил он, но она не опустила пистолета.

— Я и думаю о своем плане. Берите свой чемодан и попытайтесь бежать, Чарльз, — презрительно скомандовала она. — Я не дам вам возможности сделать со мной то же, что вы сделали с моим сыном.

На мгновение мысленным взором она окинула все доказательства, которые только что изложила. В отчаянии Чарльз, пригнувшись, сделал рывок через стол и схватил ее за кисти, но вместо того, чтобы отвести пистолет в сторону, он лишь приподнял дуло вверх, нацелив его не на грудь, а в лицо. Раздался оглушительный выстрел.

Хедда почувствовала, что его хватка сразу ослабла, пулей его тело было отброшено назад. Он грохнулся навзничь на пол, лицом вверх — впрочем, от лица теперь ничего не осталось.

Она тут же отвела от него глаза и принялась осматривать свое платье из черного шелка. «Мой лучший утренний наряд! Он теперь пропал. На шелке не сведешь пятна крови… во всяком случае, я так думаю. Попрошу Бесси…»

К тому времени, когда камердинер Чарльза нашел его тело на полу кабинета возле тяжелой дубовой двери, Хедда Лафтон уже исчезла.

Лаура Эверетт стояла у парадной двери роскошного дома Лафтонов, ожидая, когда Ральф отзовется на ее стук. Ей все еще верилось с трудом, что Майк Меньон привез ее. Как же ей смягчить удар, который пал на бедную Хедду? Выпрямив плечи, она поприветствовала Ральфа, когда он открыл ей дверь, и вошла в, дом. «У Хедды никого нет ближе меня. Лишь одна я могу заменить ей настоящего друга».

— Очень рад, что вы пришли, миссис Эверетт. Миссис Лафтон закрылась в своей комнате, — сообщил дворецкий, от беспокойства еще больше углубились морщины на его лице.

— Я поднимусь и посмотрю, что с ней, — отозвалась гостья.

Лаура подошла к двери комнаты Хедды и постучала. Никакого ответа. Гадая, что имел в виду Ральф, сказав «она закрылась», она потрогала круглую ручку двери. Она повернулась.

Хедда сидела как деревянная в мягком кресле с выпуклой спинкой, глядя невидящими глазами в сгущающиеся за окном сумерки.

— Хедда, с тобой все в порядке? Это — я, Лаура. Мне надо поговорить с тобой. — Хедда не отвечала. Дошла ли уже новость до нее? Потрясена ли она?

— Тори оправится, Хедда. Доктор Ранси сказал, что рана не опасная. Стив остановил кровотечение.

— Сколько вылилось крови, — Хедда содрогнулась. — Мое платье совсем испорчено.

Лаура остановилась в дверях, чуть ли не боясь переступить порог и окунуться в жуткую атмосферу комнаты. Полумрак освещал лишь снег за окном, бросавший отсвет на лицо Хедды.

— Хедда, ты знаешь, что Стоддард погиб? — негромко спросила она.

— Погибли Рис Дэвис и Чарльз Эверетт, — в тон ей возразила Хедда.

— Нет, Хедда. Рис жив и здоров. Погиб Стоддард, — терпеливо повторила она и слегка насторожилась. Что означают слова о том, что Чарльз погиб?

Неожиданно Хедда обернулась, как будто до нее дошел смысл сказанного Лаурой, лицо превратилось в искривленную маску ненависти.

— Погиб Рис Дэвис! Должен был погибнуть. Я задумала все это… чтобы освободить Викторию для Чарльза… но Чарльз убил Сандерса… он не должен был этого делать. — В ее голосе ядовитая ярость сменилась ледяным спокойствием.

Лаура медленно вошла в комнату и включила газовый свет Тусклый фитилек лампы осветил забрызганное кровью платье Хедды, следы крови на лицеи руках. Она опять замерла, глядя на Лауру невидящими глазами.

— Господи милостивый, что ты натворила? — стараясь не зарыдать, Лаура позвонила, вызывая горничную.

Рис сидел у койки Тори и смотрел, как она ровно дышит. Она выглядела такой слабой и бледной в скромной больничной палате доктора Ранси. Доктор сказал, что она поправится. Тори крепко проспала всю ночь. Теперь было раннее утро. Старый доктор приказал и Рису прилечь и поспать. Его бок снова зашили, он потерял некоторое количество крови, но болезненное покалывание в боку помогало ему бодрствовать до тех пор, пока она не проснется и он не расскажет ей все.

Тори чувствовала, что боль как магнит возвращает ее из бессознательного состояния. Она простонала и услышала успокаивающий голос Риса, почувствовала прикосновение его рук. Ее ресницы вздрогнули и глаза открылись.

— Ты жив! — воскликнула она с благоговейным трепетом.

— Только благодаря тебе, — хрипло произнес он. — Тори, моя Виктория, моя любовь! Ведь могло случиться, что ты погибла бы до того, как я скажу тебе о своей нежной любви… что я верю тебе. Милая женщина, разве можно подставлять себя под пулю, чтобы доказать что-то! — он нежно погладил ее лицо в синяках.

Она улыбнулась ему и протянула руку, чтобы погладить его челюсть, потом охнула, когда боль пронзила ее от пояса до кончиков пальцев.

— Спокойно, любовь моя, потише! В тебя стреляли, но ты поправишься. Доктор Ранси уверен в этом. — Он положил ее руку на одеяло и ободряюще погладил ее.

— Рис! Ребенок! Он… У меня…

— Дьяволенок в полном порядке, несмотря ни на что. Ты не выбросила его. Тори.

Она на мгновение закрыла глаза и молча прочитала молитву благодарности.

— Слава тебе. Господи! И ты, и наш ребенок — все целы! — Потом лицо ее сморщилось, — папа… он мог убить тебя.

— Он погиб. Тори, — мягко произнес Рис, не зная, как рассказать ей об остальном., или подождать, пока она окрепнет. — Стиву пришлось застрелить его.

В ее памяти промелькнула ужасная сцена в коттедже, она содрогнулась.

— Он бы убил тебя, если бы Стив не… Я никогда не думала, что они тебя так ненавидят.

— Они подставили нас обоих, любовь моя. Хаузер уже в тюрьме в Лейк-сити.

— Но Чарльз наймет кого-нибудь еще…

— Не тревожься за Чарльза, — уклончиво ответил Рис. — Сосредоточь все свое внимание на выздоровлении, чтобы мы смогли воспитать детей. Тори, я люблю тебя, и теперь знаю, что и ты любишь меня! Я даже и не смел мечтать об этом, — он погладил ее лицо и наклонился, чтобы нежно поцеловать ее в губы.

На этот раз она осторожнее подняла руку и притронулась к его заросшей щетиной щеке, глубоко заглядывая в его глаза.

— Расскажи мне все остальное. Рис. Ты что-то не договариваешь.

— Это может подождать, пока ты окрепнешь, любовь моя.

— В конце концов, я осталась в живых. Наверное, я достаточно выносливая? — благоразумно спросила она.

Он вздохнул, держа ее руку, инстинктивно поглаживая пульс на ее кисти.

— Чарльз погиб. Тебе больше нечего бояться.

— От руки мамы, правда? — Рис вздрогнул от ее вопроса.

— Как тебе удалось…

— Папа никогда ничего не делал без ее одобрения. Если он помогал Чарльзу в выполнении его плана убийства тебя и потом собирался получить твои деньги через меня, то вполне логично предположить, что он и мать действовали заодно. Но они никогда бы не согласились на то, чтобы Чарльз убил Сандерса.

— Они об этом не знали… пока твоя мать не пошла домой к Чарльзу и не нашла там доказательства против него. По-видимому, Чарльз пытался выхватить у нее пистолет и раздался выстрел. — Рис беспомощно пожал плечами.

— Что ей будет?

— Нам надо будет что-нибудь предпринять в отношении ее. Согласно закону преследовать ее не будут. Тори, она… потеряла рассудок. Лаура застала ее в спальне, она сидела одна. Боюсь, что она никогда не поправится, так считает доктор. Для ухода за ней я найму лучших медсестер.

— Чтобы она не могла уйти. Она может… ах. Рис, она может опять попытаться убить тебя! — Тори разрыдалась. — Мои родители — убийцы! Ты должен ненавидеть их, — она смолкла, крепко сжимая его руки.

— Разве я способен на это? Я слишком сильно люблю тебя. Если бы мне сказал об этом кто-то один, но так говорит полгорода — ты совсем не похожа на мать и отца. Ты — белая ворона, дама, пошедшая в какого-то своего далекого предка. Настоящая голубая кровь из Новой Англии, откуда, наверное, можно проследить родословную до самой королевы Елизаветы. Тебе и имя дали в честь королевы Виктории.

— Никаких королев, никакой голубой крови, Рис, — возразила она, улыбаясь сквозь слезы. — Я — жена картежника, и никем не хочу больше быть, любовь моя.

Он поцеловал ее с особой нежностью.

— Ты дама картежника — верь в это, любовь моя!

ЭПИЛОГ

Тори осмотрела себя во весь рост в зеркало, висевшее в простенке, притерла запотевшую его поверхность. — Только небесам известно, зачем я хочу увидеть себя в своем нынешнем положении, — она улыбнулась, когда ее округлившийся живот показался в зеркале. Она стала поворачиваться в разные стороны, с удовлетворением отмечая здоровый цвет кожи, которую она только что растерла полотенцем и смазала кремом после ванной.

— Приятно толстенькая, — заключила она, и снова улыбнулась, беря со стула ночную рубашку. Чистый шелк аквамаринового цвета зашуршал по коже, когда она набросила на себя рубашку через закутанную полотенцем голову. Она энергично посушила полотенцем волосы. Еще влажные, они казались темнее, почти как золото монет старой чеканки. Лицо обрамляли мягкие локоны, а спутанная масса ниспадала по спине до самой талии. Оглядев себя в последний раз в зеркале, она одобрительно хмыкнула и бросила полотенце на стул.

Рис лежал, растянувшись на кровати, а на ее груди стоял их трехлетний сын Стивен. Малыш визжал от восторга, подпрыгивая с помощью отца, который придерживал его, за пояс. Их смех слился воедино, когда Рис поднял его высоко над собой. Руки и ноги Стивена беспорядочно болтались в воздухе.

Тори наблюдала, как они забавляются. Скоро родится еще мальчик или девочка, чтобы присоединиться к ним в этих играх.

— Тебе давно пора спать, Стивен Майкл Дэвис, — сказала она с напускной строгостью.

— О, мама, можно мне спать с тобой и папой? — Кудряшки его каштановых волос и темно-голубые глаза делали его настоящим ангелочком.

«Вылитый Рис до того, как дьявол покорил его», — подумала она. Потом спросила себя, не появляются ли уже некоторые дьявольские уловки у этой юной копии отца. У нее дернулись губки.

— Ты знаешь порядок, Стивен. Мальчики спят в своих кроватках, а мамы и папы в своих.

— Ты слышал, что тебе сказала мама, маленький мошенник? — подхватил Рис, сбрасывая свои ноги с кровати. Он сел, все еще высоко держа сына в руках. — Живо в свою кроватку.

— Можно, Грязнуля будет спать со мной? — попросил малыш.

На губах Риса заиграла улыбка, когда он взглянул на Тори.

— Думаю, что можно, — он встал, прижимая к себе ребенка. Стивен положил головку на плечо отца и обвил его шею руками. Рис церемонно предложил Тори:

— Веди нас.

Грязнуля уже сидела на кроватке Стивена, когда троица вошла в комнату, покрашенную в светлые тона и оклеенную яркими обоями. Они укрывали сына вместе, это стало постоянным вечерним ритуалом. Когда малышу была уже рассказана сказка и прочитана молитва, он выпил большой глоток холодной воды, взрослые вышли на цыпочках из его комнаты, оставляя дремлющую собачку сторожить своего подопечного.

— Стивен быстро подрастает. Старайся не брать его на руки, когда меня нет поблизости, — Рис погладил ее округлившийся животик. — Ведь мы же не хотим, чтобы его маленькая сестренка на что-нибудь жаловалась, верно?

— Ты так уверен, что на этот раз родится девочка, — улыбнулась она. — Что ты знаешь такого, чего не знаю я?

— У тебя нет кельтской интуиции, — ответил он с дерзкой самоуверенностью, постучав себя по лбу.

Она фыркнула.

— Ты наслушался подхалимских слов Майка… я уж не говорю о сестре Фрэнсис Роуз, старой чародейке.

Он задержался в дверях их комнаты, улыбнулся, вспоминая прошлое.

— Очень приятно было опять увидеть ее. Она обожает тебя и Стивена. Думаю, что ей хотелось бы увидеть его маленькую сестренку, которую мы зачали во время нашей поездки в Нью-Йорк. Может, написать ей об этом в очередном письме?

Тори довольно засмеялась.

— Да, думаю она порадуется этой пикантной новости. О, Рис, то, что она делает с этими ребятишками… великолепно. Я уже не говорю о новом здании, которое они построили в приюте Святого Винсента.

В его глазах заискрились смешинки. — А решилась бы такая стойкая сторонница епископальной церкви принять другую религию?

— Не думаю, что это требуется для такого богоугодного дела. Я просто благодарна, что она спасла шкуру одному мошеннику и отправила его ко мне, на Запад.

Добродушные подковырки сменились нежными ласками. Она откинула прядь волос, постоянно спадавшую ему на лоб, потом подтянулась и нежно поцеловала его в нос.

— Мой живот мешает нам, но я думала об этом… — она погладила его голую грудь под халатом. Он вошел вслед за ней в спальню и закрыл дверь.

— Ты подумала об этом, правда? И что же придумала твоя извращенная головка?

Прислонившись к двери одним плечом, он жаждал посмотреть, что она покажет, и выглядел удивительно сексапильным.

Она сладострастно облизала губы.

— Подойди, узнаешь сам, — пригласила она его, стоя у кровати с широко расставленными руками, силуэт ее фигурки вырисовывался в полумраке газового освещения. Шелковая прозрачная рубашка не скрывала ее пышных округлостей.

— Ты очаровательна, — воскликнул он, отдавая себя в ее объятия.

— А ты слепой и я люблю тебя за это, — шептала она, целовала и дразнила его. Потом выскользнула из его объятий, взяла его за руки и повела к кровати. Она сбросила с кровати одеяло, затем нагнулась и развязала пояс его халата, сняла халат с его плеч, и Рис скинул его на пол.

— Ой-ой-ой, — воскликнула она, любуясь его голым телом с такой смелостью, от которой раньше зарделись бы ее щеки, даже если бы она лишь представила себе такое.

Он ждал, как она поступит дальше.

Соблазнительным движением она стянула через голову шелковую ночную рубашку, ее золотистые прелестные волосы рассыпались по плечам, как накидка. Из-под локонов выдавалась тяжелые, полные груди. Она застонала, когда он взял их в руки, приподнял их, как бы взвешивая. Потом он нагнулся, чтобы поцеловать их. Тори вся изгибалась, подставляя то один, то другой сосок его ищущим губам. Пальцами она перебирала его волосы, прижимая его голову плотнее к себе.

После нескольких мгновений сладкой пытки ее руки скользнули на его плечи и она потянула его на кровать.

— Ложись, — прошептала она. Рис, послушно повиновавшись, растянулся на кровати, а она встала на колени рядом с ним. Ее «пальчики дразнили, щипали, мучили его тело от груди вниз, к животу, обходя его напрягшийся член, потом гладили его упругие бедра. Наконец он издал гортанный звук, приподнялся и весь выгнулся. Она взяла его член обеими руками и стала гладить бархатистую кожу.

Он застонал:

— Пощади, женщина!

— И не подумаю, — прошептала она с горящими глазами. — А теперь ложись на бок, лицом ко мне, — велела она, руководя им убедительным пожатием руки. Потом она отпустила его член и легла на спину задом к нему, положив обе свои ноги на его бедро. Когда его член скользнул по ее телу, она приподняла бедра, чтобы впустить его в себя. — Таким манером… мой живот… не помеха, — прерывисто шептала она.

— Совсем не мешает, — шептал он в ответ, держась за маленькую круглую ягодицу и, приподняв ее, двинул свои бедра вперед до упора и откинул в экстазе голову назад. Он позволил ей задать ритм, самой руководить глубиной и частотой движений, держа свою руку на его бедре. Постепенно медленный темп начал ускоряться, пока с ее уст не сорвалось его имя. Это случалось с ней всегда в момент кульминации. Для него услышать это было уже достаточно, чтобы вместе дойти до вершины блаженства. Рис почувствовал себя в, раю. Это была его Виктория.

Отдышавшись и успокоившись, она слегка отстранилась от него, свернулась клубочком рядом с ним, удовлетворенно поцеловала его мягко и вскользь.

— Как тебе понравился такой прием? — бесстыдно спросила она.

— А что тут думать, черт возьми, отважная русалка, — весело бросил он в ответ.

— Некоторые русалки больше похожи на моржа, которого мы видели в нью-йоркском зоопарке, — фыркнула она.

— Но бывают изобретательные маленькие моржи… или скорее моржихи? — оба они рассмеялись, и он погладил ее живот. Рис приподнялся на локте, чтобы заглянуть ей в глаза. — Это восхитительно. Когда-то ты умерла бы от смущения, если бы легла здесь в такой очаровательной наготе и разрешила бы мне держать руку на этом пухленьком маленьком животике.

— Я помню, как ты накачал меня бренди, чтобы я решилась раздеть тебя, — озорно заметила она.

— И ты возненавидела себя на следующее утро, — дразнил он ее, все еще на снимая своей руки с ее живота. Он почувствовал толчок. — Мы ее потревожили.

Она лениво улыбнулась:

— Она — если это она — не станет жеманницей, какой была ее мать. В конце концов, ей может повезти и она встретит мужчину, похожего на отца, который примирился с такой добропорядочной бескомпромиссной дамой.

— И снял с нее корсет? — спросил он, нежно целуя ее в лоб.

— Корсет? Что это такое? Это было так давно, что я забыла про него, — отозвалась она сонным голосом и заснула в его объятиях.