Глава 9

Нет ничего лучше, чем сидеть в церкви в воскресное утро, особенно после неудачного субботнего вечера. Ситуация усугублялась тем, что тот, кто стал причиной большинства неудач вчерашнего вечера, сидел прямо перед ней.

Прибавьте к этому добродушного седовласого священника, который весьма радушно приветствовал ее, когда она вошла, – и получится поразительно неловкое начало недели.

Тара сидела в побеленной церкви Святого Шенона и жалела, что ее мать и воспитательницы-монахини так успешно внушили ей необходимость посещать мессу хотя бы раз в неделю. Иначе она могла бы не сидеть сейчас в церкви в чужом городе.

Но нет, вот она сидит, не исповедовавшись и не получив отпущения грехов, и молится не о прощении, а о каком-нибудь камне, под который можно заползти.

А ведь служба еще даже не началась.

Она пришла достаточно поздно и избежала восхитительной пытки сидеть рядом с Брайеном; он уже сидел на скамье рядом с бабушкой и не мог пересесть. Тара двинулась к пустому ряду сзади, собираясь усесться так, чтобы остаться незамеченной и по возможности сосредоточиться на службе. Но Эйлин схватила ее и потащила вперед, туда, где сидели они с матерью, всего в двух рядах позади Брайена и лишь слегка правее. Отсюда его прямые плечи и блестящие черные волосы образовывали нечто наподобие рамки с одной стороны от алтаря. Он не мог смотреть на нее, но она не могла оторвать от него глаз.

Тара закрыла глаза, пытаясь взять под контроль непослушные мысли, но тут услышала за спиной чей-то негромкий смех. За ним последовало хихиканье, потом хрюканье и, наконец, откровенный гогот.

Итак, кто-то распустил слух о расстегнутой пуговке – Тара обнаружила эту очаровательную оплошность, вернувшись в гостиницу, и была уверена, что ее заметили в Балливогане, – и теперь она стала объектом деревенских шуточек. Она выпрямила спину и продолжала держать глаза закрытыми.

Сидящая рядом Эйлин обернулась и затряслась от смеха.

Потом толкнула Тару локтем в бок.

– Смотрите.

Тара посмотрела. Но увидела всею лишь Томми, который пробирался к скамье в конце церкви с робкой улыбкой на губах. Когда он сел, пола его куртки отогнулась и луч света упал на грудь сорочки, окружив его лицо бледно-розовым сиянием. Сначала Тара подумала, что этот цвет создает витраж, но потом поняла, что в церкви нет цветных витражей – только прозрачные стекла, пропускающие много света.

– Она розовая, – с восторгом произнес маленький мальчик. – Томми надел розовую дамскую рубашку!

Веселье, проникшее в церковь, вспыхнуло взрывом хохота. Все, кто прежде не обращал внимания, обернулись, чтобы посмотреть на это поразительное зрелище. Томми залился краской, и розовый цвет стал еще заметнее.

– Пег рассказала мне, что заставила его постирать свои рубашки, – прошептала Эйлин. – Он загрузил в машину все сразу!

– Ммм, – ответила Тара. Она сочувствовала бедному Томми, но не могла удержаться от смеха, поэтому прижала ладонь ко рту и быстро повернулась к алтарю, но встретила веселый взгляд Брайена.

Смех Тары оборвался. Она вдруг почувствовала себя очень уязвимой. Он смотрит на нее так, словно она совсем голая, и, что еще хуже, она почувствовала жжение там, где его не должно было быть, тем более в церкви. Монахини были правы: она сгорит в аду.

К счастью, в эту секунду зазвонил колокол, и отец Брин занял свое место перед алтарем. Смех стих, и Брайен отвернулся от нее.

Священник осенил себя крестом.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Да пребудет с вами Господь.

– И с вами также.

Тара отдалась знакомому ритму мессы: речитативу вопросов и ответов, молитвам, гимнам и чтению Писания. Некоторое время этот ритуал действовал как положено, прогоняя прочь все мысли о грешном мире.

Но как только отзвучало последнее «аминь» и Брайен встал, заполнив собой все поле ее зрения, она рухнула с небес на землю, позабыв о службе.

Она избегала его взгляда и держалась поближе к Эйлин, когда они выходили из церкви.

– Я очень рад, что вы присоединились к нам, – сказал отец Брин, пожимая ей руку. – Надеюсь, служба вам понравилась.

– Очень понравилась, – улыбнулась Тара. Она попыталась вспомнить, о чем он говорил во время проповеди, но так и не смогла. – Она напомнила мне о мессе, которую служил у нас дома отец Макуильямс.

Отец Макуильямс тогда только что окончил семинарию и так плохо говорил от смущения, что у Тары возникла мысль, не он ли был героем старого анекдота о валлийце в соборе Святого Петра. Но он ей нравился, и это имело большое значение. Отец Брин принял ее сравнение за комплимент, как она и хотела.

– Где ваш оператор?

– Боюсь, Финн предпочитает общаться с Богом, держа в руках удочку. Он поехал на рыбалку.

Понимающая улыбка покрыла морщинками лицо отца Брина.

– Не могу ставить это ему в вину – ведь он, вероятно, встретит там нескольких заблудших овец из моего стада, пока будет молиться. Если я могу помочь, пожалуйста, скажите мне. И конечно, исповедальня открыта для вас в любое время, когда понадобится.

Какие разговоры он слышал о ней?

Чувство вины – страшная вещь, решила Тара и покинула священника до того, как Брайен и его бабушка успели подойти к выходу.

Рори Боланд стоял на ступеньках церкви и размышлял не о проповеди, а о том, где бы поесть. Его завтрак состоял из вчерашней лепешки и чашки молока из холодильника паба. Он умирал с голоду.

Он имел полное право поесть в пабе, так же как и все остальные посетители. Но его все еще мучила обида на возмутительный поступок Мэри, отказавшейся его накормить. А соленая гадость у Дигана надолго лишила его желания ходить туда.

Так где же ему достать еду в воскресенье, когда булочная закрыта?

– Пойдем поедим с нами?

Рори насторожил уши, услышав приглашение. Обернулся, уже готовый сказать «да».

Но Эйлин обращалась не к нему, а к этой репортерше, мисс О’Коннел.

И как ни странно, не к Томми.

По воскресеньям Томми всегда ходил на ленч к Макенрайтам, и так было всегда, на протяжении всей жизни Рори в Килбули. Тихие слова Эйлин: «Пойдем поедим с нами, Томми» – были такой же неотъемлемой частью воскресного дня, как благословение отца Брина. Наверное, дела Томми действительно плохи.

Кстати… Рори легким шагом направился туда, где Дэниел Клохесси и Мартин прижали Томми к изгороди.

– Откуда я мог знать, что такая старая рубашка полиняет на все остальное? – оправдывался Томми. – Я был уверен, что вся краска, которая могла сойти, уже давно сошла.

– Надо сказать, этот цвет тебе идет, – фыркнул Мартин.

– Единственное утешение – мама сказала, что я, возможно, смогу ее отбелить. Но у меня не было времени отбеливать, гладить, да еще вовремя явиться в Балливоган.

– Стирка и утюжка? Какой же ты стал хозяйственный!

– Брось. Мама занята своим шитьем, вот и все. Мне пришлось самому о себе позаботиться.

Дэниел толкнул его в бок.

– Да ну? Признайся, у тебя кончились чистые сорочки и ты решил одолжить одну у мамы!

– Не-а, – ответил Томми. – Если хочешь знать, я взял ее из шкафа Рори.

– Эй! – вспыхнул Рори. – Не набрасывайтесь на меня. Я только что подошел.

Мартин свистнул и хлопнул Рори по плечу.

– Кроме того, мы знаем, что это неправда, потому что Рори просто сваливает свои вещи в угол. Послушай, мы с Бернадеттой договорились пойти в паб Питера. Думаю, Энни уже поджарила мясо.

У Рори заурчало в животе.

– Энни – хорошая повариха, – сказал он, надеясь, что Мартин вспомнит о его нынешнем положении и пригласит его пойти с ними, но тот поспешно ушел.

Рори решил попытать счастья с Дэниелом.

– Я направлялся в Эннис, чтобы прилично поесть. Хочешь со мной?

– Спасибо, нет. Возьму сандвич и поеду в старую хижину. Надо починить крышу, а другого свободного времени у меня нет. – Он протянул Томми руку. – Еще раз поздравляю со вчерашним успехом. Пока. – И он ушел.

– Он всегда отправляется в хижину своего деда, – заметил Томми, когда Дэниел отошел достаточно далеко. – Каждое воскресенье после ленча и на неделе тоже, если сможет. И ничего там не улучшается. Этот дом выглядит так, словно хорошенько толкни его, и он рухнет.

– Может быть, ему просто нравится там бывать. И неудивительно, ведь Луиза каждую неделю ездит в Лимерик навестить свою кузину в доме для престарелых.

– Может быть, – согласился Томми. – Но я чувствую, что он что-то там делает и не хочет, чтобы мы об этом знали.

– Например?

– Не знаю. Может, пишет книгу. Или рисует картины.

– Или изучает балетные танцы, – хихикнул Рори. Он покачал головой по поводу собственной шутки. – Вероятнее всего, он просто ездит туда, чтобы немного поспать там, где его мать не сможет ему помешать.

– Вероятно, ты прав. Эта женщина может заговорить до смерти кого угодно. Слушай, если ты ищешь компанию, чтобы поехать в Эннис, то я свободен. Эйлин на что-то разобиделась, и я решил дать ей остыть, прежде чем снова появлюсь у нее.

Рори понимал ситуацию совсем не так, но позволил Томми остаться при своей версии.

– А как же твоя мама? Она разве не готовила воскресный обед?

– Если считать замороженные пирожки с мясом воскресным обедом, то да. Поэтому я и еду в Эннис.

– Тогда ладно. – Рори вынул из кармана ключи от машины и подбросил их в воздух. – Только сначала пойди и смени эту рубаху. Не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что у нас любовное свидание, лапочка.

Сиобейн стояла у церкви и наблюдала, как Брайен смотрит вслед убегающей Таре.

Между этими двумя проскочила искра, это точно. Долгие годы Сиобейн наблюдала, как Брайен перебирал деревенских девушек, затем девушек из колледжа, а теперь дублинских красоток, но никогда еще не видела его таким увлеченным. Он буквально глаз не мог оторвать от Тары.

Он впервые в жизни влюблялся, прямо на глазах у всех. Когда Эйлис об этом сказала, все стало ясно как день. Они с Крисси и другими обсуждали разгорающийся роман всю дорогу до дома, пытаясь понять, нет ли какого-нибудь способа поспособствовать ему.

Но в данный момент у нее было другое дело.

Сиобейн оглядывалась по сторонам, пока не заметила женщину, которая ей нужна, и быстро пошла вдоль ряда припаркованных машин. На ходу кивнула Нэн Лори и миссис Графтон.

Сиобейн добралась до конца ряда как раз в тот момент, когда Луиза садилась в свою машину.

– Доброе утро, Сиобейн.

– Привет, Луиза. Мне надо с тобой поговорить. Прямо сейчас.

Луиза бросила взгляд на часы.

– Только на минутку. Мне надо поехать в Лимерик навестить кузину Агату. Она ожидает меня сразу же после ленча. Говорит, что целую неделю ждет этого визита.

– Тем более она будет рада побыть с тобой всю вторую половину дня.

На щеках Луизы появились ярко-красные пятна.

– Я всегда провожу с ней всю вторую половину дня.

– Мы с тобой знаем, что это неправда. – Сиобейн подошла к ней вплотную и понизила голос. – Я тебя видела, Луиза. Ты приезжаешь домой пораньше почти каждое воскресенье и встречаешься с Дэниелом в хижине его деда.

– Неправда.

– Правда. – Сиобейн заметила пару детишек, которые направлялись в их сторону, схватила Луизу за рукав и отвела в сторону. – Ты тайком едешь на старую дорогу и, когда тебе кажется, что никто не смотрит, оставляешь машину в овражке под изгородью. А потом вы с Дэниелом входите внутрь и кое-чем занимаетесь.

– Что? Ты за нами следила?

– Конечно, нет. Однажды я удила рыбу и случайно возвращалась по старой тропинке. Я как раз проходила мимо, когда вы выходили из хижины. У тебя был такой вид, а Дэниел был без рубашки. Совершенно ясно, чем вы там занимались. И я видела, как ты спрятала машину у изгороди. С тех пор я ее замечала там несколько раз. Твои визиты в Лимерик несколько короче, чем считают твои родители, не так ли?

Луиза прижала ладони к горящим щекам.

– Кто еще знает?

– Никто. Во всяком случае, я ни разу не слышала, чтобы об этом говорили. Послушай, дорогая, мне наплевать на то, чем вы с Дэниелом занимаетесь, это не мое дело, поэтому я никому не говорила ни слова. Но теперь все по-другому. Ты не можешь туда ездить во время бойкота.

– Я знаю. – Луиза скорчила гримасу. – Но он говорит, что ему это очень нужно.

– Они все так говорят, глупышка.

– Но он говорит, что весь напрягается. Становится вспыльчивым.

– Вот и хорошо, – ухмыльнулась Сиобейн. – Глядишь, и поймет, что ему необходимо на тебе жениться. А пока он обойдется. Это его не убьет.

– Но это может убить меня, – грустно проговорила Луиза. – Ты хоть имеешь представление о том, как это приятно?

– Я слышала, – смущенно потупилась Сиобейн. Она не ожидала, что беседа примет такой оборот. Ей совсем не хотелось обсуждать свою сексуальную жизнь – или ее отсутствие – с Луизой. Они не настолько близки. – Это не важно. Ты ведь присутствовала на заседании нашего «Суда». Ты согласилась на бойкот. Теперь никаких поездок в хижину!

– Ох, да ладно.

– Я серьезно, Луиза. Я проверю. Если выяснится, что ты развлекаешься с Дэнни, я подговорю твоих подруг нагрянуть туда и сделать тебе сюрприз.

– Я же сказала, что не буду! – огрызнулась Луиза, но сразу устыдилась. – Но мне очень жаль. Это так чудесно!

– Будет еще чудеснее, когда вы поженитесь и перестанете совершать грех. – Она обняла Луизу. – А теперь поезжай и побудь подольше с кузиной Агатой, а по дороге долгой можешь строить планы насчет своей свадьбы.

Есть две Тары, решил Брайен, когда скакал на Бриге вдоль реки. Одна – репортер, который охотится за материалом для какой-то передачи. Эта Тара гордится своим цинизмом, словно знаком почета, шныряет по деревне, будто детектив, и снимает частную жизнь людей на видеопленку. Он точно знал, что она брала интервью у Эйлин Макенрайт и Пег Ахерн, и одному Богу и этим женщинам известно, о чем она их спрашивала. Он также подозревал, что она водится с Сиобейн и Крисси, потому что обнаружила, что каждой есть что рассказать о нем, и думает, что они могут ей рассказать – но что?

Тара-репортер внушала ему опасения. Она слишком много знала о делах Килбули для человека, который пробыл здесь всего неделю; деревенские женщины, обычно сдержанно принимающие посторонних, неожиданно быстро раскрыли ей свои объятия. Еще большее беспокойство внушала ее таинственная связь с его бабушкой.

Когда эти двое успели познакомиться и так подружиться?

Что они затевают?

Тара-репортер занимала его мысли, когда он бодрствовал и был вдали от нее, но именно вторая Тара, Тара-женщина, захватила его сны, а ее присутствие волновало его сверх всяких разумных пределов.

Он закрыл глаза, так как одна мысль о ней вызвала прилив желания, который стал для него таким привычным в последние дни.

Вторая Тара, пахнущая дорогим мылом и весенним дождем, ответила на его поцелуй, даже когда он не заслужил этого, и не могла смотреть ему в лицо в церкви. Смущение и страсть придали блеск ее глазам, а под одеждой она прятала теплую кожу, которая манила к себе его руки и губы. Она соблазняла его самим своим существованием.

В том, как он реагировал на Тару, не было никакой логики. Как только он оказывался рядом с ней, его предубеждение против первой Тары, репортера, испарялось, а вместе с ним и все остальное и оставалось лишь желание в чистом виде. Желания такой силы он не испытывал уже многие годы, с тех пор как уехал из Килбули и открыл для себя, как легко городские женщины падают в его объятия, влюбляясь в его внешность или – по большей части – в его деньги.

Возможно, Тара использует секс так же – как приманку, как наживку, чтобы заманить его в ловушку. При этой мысли Брайен стиснул зубы. Возможно, ей нужен материал для репортажа, а не банковский счет, но она действует столь же нахраписто, как и любая охотница за деньгами. Он уже давно открыл для себя, что для решительно настроенной женщины практически нет ничего невозможного. Поэтому он так легко поверил в самое плохое, когда заметил Келлехера и его камеру.