Она прижала его к себе изо всех сил, и он поцеловал ее. Его язык быстро двигался у нее во рту в знакомом, древнем как мир ритме, а потом начал прокладывать дорожку вниз. Он нашел пульс, стремительно бьющийся у основания ее горла, задержался на грудях, чем исторг у нее еще один стон, затем спустился еще ниже, к животу над линией талии. Она прикасалась к тем участкам его тела, до которых могла дотянуться, – к спине, плечам, к волосам на груди, и, наконец, он приподнялся, чтобы снять с нее последнюю одежду. Юбка, колготки, трусики – все исчезло в темноте вместе с остатками приличий, а он продолжал ласкать ее ладонями и ртом.
Потом где-то над ней он сбросил с себя одежду. Она жалела, что не может видеть его, но в то же время наслаждалась темнотой. В темноте не имело значения, что она лежит перед ним обнаженная, раздвинув ноги, влажная от желания.
О Боже, как она хочет его! Он слишком долго раздевается.
– Брайен!
Она вздрогнула, когда его руки сомкнулись на ее щиколотках.
– Ты готова для меня, правда? – прошептал он. – Я тебя не вижу, но понял по звуку твоего голоса. – Он провел ладонями вверх и вниз по ее ногам. – И по ощущению твоей кожи. – Он развел ее бедра еще больше в стороны и встал между ее коленями. Его ладони снова двинулись вверх, на этот раз до конца, пока не нашли мягкий холмик пушистых волос. Он погладил его пальцами и сделал глубокий вдох. – И по твоему запаху.
Она слегка дернулась, когда его палец скользнул в нее, а потом он дотронулся до самого чувствительного места.
– Брайен.
– Ш-ш-ш, – прошептал он и в очередной раз сменил положение. Теперь его дыхание коснулось того же места.
Она была готова к ощущению его губ, настолько готова, что испытала шок, который чуть не вернул ее к действительности. Она не должна. Не должна, но его язык двигался кругами, и она опять соскользнула туда, где были лишь они вдвоем. Вселенная сузилась до угольной черноты фургона, где все состояло из звуков, запахов и поцелуев и реальность сводилась к прикосновениям губ Брайена. Он вбирал ее в себя, подталкивал к завершению. Ее мышцы напряглись. Уже близко.
Затем он снова оказался на ней, раздвинул ее ноги еще шире и открыл ее. Горячее, шелковистое и твердое копье коснулось ее, и она поняла, что он готов так же, как и она. Она обвилась вокруг него и прижала к себе с низким стоном удовлетворения их взаимным обладанием, но за ним последовал стон разочарования, так как она опять удалилась от края.
Было так близко! Она заерзала, пытаясь вернуть его обратно к нежному месту.
– Покажи мне, Тара, как сделать так, чтобы ты кончила. – Он двигался вместе с ней, позволяя ей установить ритм, и через секунду они нашли его вместе. – Вот так, – выдохнул он. – Почувствуй его. Отдайся ему.
Бормоча слова ободрения между поцелуями, он чуть-чуть приподнял свой торс, просунул руку между их влажными от пота телами и нашел ее сосок. Его пальцы теребили кончик.
– Давай, любимая.
Напряжение, которое медленно нарастало у нее в животе в течение нескольких дней, освободилось внезапным взрывом, который потряс ее и заставил выгнуться под ним дугой. Он не прекращал движений, сохраняя постоянный ритм, проникнув глубоко внутрь, заставляя пройти через все содрогания души и тела.
Только когда она начала приходить в себя, он сменил темп и стал двигаться так, как нужно было ему для наибольшего наслаждения. Он входил в нее более яростно, стремясь к той цели, которой она уже достигла. Ей хотелось, чтобы он оставался в ней, и она скользила ладонями по его телу, подгоняя его вперед. К ней вернулся голос, и она могла подзадоривать его теми же словами, которые он шептал ей, и, произнося их, вонзила ногти в его плечи.
Он закричал и с силой вошел в нее. Его тело сотрясали спазмы, и ей показалось, что он сейчас распадется от них прямо у нее в объятиях. Она удерживала его, сжимала его ногами и руками, пытаясь удержать его в целости здесь, с ней и в ней.
Он медленно расслабился и опустился на нее, стараясь не придавить своей тяжестью.
– Прекрасная Тара. Такая нежная. Такая теплая. – Его голос звучал как у пьяного. – Я знал, что ты такая. – Он поцеловал ее, потом покачался из стороны в сторону, проникая еще глубже, и последние приступы дрожи сотрясли их тела.
Они целовались, слившись вместе, пот остывал на их коже, и постепенно реальность вступала в свои права. Несмотря на ковер и сбившиеся под Тарой куртки, пол фургона был чертовски холодным. Начавшийся дождь барабанил по крыше, словно автоматные очереди. Тара задрожала.
– Ты замерзнешь. – Брайен скатился с нее и куда-то пропал; она услышала, как он шарит по полу. Она села и почувствовала теплую струйку у себя между бедрами, нашла коробку с салфетками, которую Финн держал под водительским сиденьем, и быстро вытерлась.
– Вот чья-то рубашка, – сказал Брайен. – Надень ее. – Она повела рукой вокруг себя и нащупала рубашку, которую он протягивал.
– Это твоя, – сообщила она, надевая ее.
– Вот твои колготки.
– Мне сначала нужны трусики.
– Извини, это мои. – Он чем-то зашуршал, наверное, надевая их, потом снова стал шарить по полу. – Твоя рубашка. Мои брюки. Ага. Лифчик. Наверное, твой.
– Ты уверен? – спросила она, беря его у него из рук.
– Я сегодня свой не надел, – засмеялся он. – Продолжу охоту.
Тара сняла его рубашку и отдала ему, потом надела лифчик и свою рубашку, тщательно застегнув все пуговки.
– Никак не найду, – пожаловался Брайен. – Наверное, придется включить свет.
– Нет! Господи, нас будет видно, как на сцене, а я без трусов.
– Это будет картина, которая тронет душу мужчины, – хмыкнул он. Его пальцы сжали ее запястье, он притянул ее к себе. – Или кое-что пониже.
Он снова был готов продолжать. В ней все растаяло. Она вдруг ощутила свое тело как чужое, словно она на время покинула его и его заняла какая-то незнакомка.
– Господи, Брайен, что здесь только что произошло? – Он погладил ее волосы и поцеловал ее.
– То, чего мы оба хотели. Поехали со мной домой, и я опять покажу тебе, как сильно ты этого хотела. Как сильно я хотел тебя. – Он сунул руку к ней под рубашку.
– Не надо. – Она отстранилась. – Господи, о чем я только думала? В фургоне телекомпании!
Она на ощупь пробралась вперед и стала искать фонарик, который Финн всегда хранил в кармане дверцы со стороны водителя. Найдя его, она за считанные секунды обнаружила свое белье и юбку. Выключила фонарик и молча оделась, держась как можно дальше от Брайена, который был занят тем же.
Когда он разбирался с куртками, зазвенели ключи.
– Держи. – Он сунул ей в руки куртку.
– Если ты уже оделся, лучше уходи, пока кто-нибудь не пришел, – сказала она.
– Сейчас середина ночи. Это не Дублин. Здесь все возвращаются домой после закрытия пабов.
Она нашла ручку и повернула ее. Дверца распахнулась, и зажегся верхний свет. Сердце ее сжалось при виде Брайена, растрепанного и смущенного.
– Просто уходи. Пожалуйста.
Он всмотрелся в ее лицо.
– Тара.
– Со мной все в порядке, – заверила она. – Правда. Но если нас кто-нибудь увидит, будет плохо. Прошу тебя, Брайен.
Он кивнул, надел куртку, выбрался наружу, остановился и в последний раз взглянул на нее, поднимая воротник от дождя. Потом повернулся и пошел прочь. Через минуту мотор его машины взревел и затих вдали.
Тара закрыла дверцу и забралась на сиденье водителя. Она включила отопление и сидела так в ожидании тепла, как вдруг до нее дошла вся чудовищность того, что она только что сделала.
Господи, она, должно быть, сошла с ума! Она не только рисковала своей работой – они не приняли никаких мер предосторожности. Он мог бы об этом позаботиться. Возможно, она уже беременна. В ее мозгу возник образ маленького Брайена с черными волосами и бирюзово-синими глазами, и ее охватили одновременно грусть и страх.
Она быстро подсчитала числа и вздохнула. По крайней мере в этом отношении ей ничто не грозит. Вероятно.
Она положила голову на руль.
Он прав. Она его хотела. Сказать по правде, она и сейчас хочет его, несмотря на возможные осложнения. Одно это подсказывало ей, каким безумием был ее поступок.
Она проехала короткое расстояние до гостиницы, поставила фургон, потом тщательно проверила все пуговицы, прежде чем войти. Оказалось, что ей не нужно было беспокоиться. В вестибюле было темно, горела только одна лампа в углу. Тара заперла за собой дверь, взяла из коробки свой ключ и проскользнула наверх, стараясь не шуметь.
Сейчас имело смысл принять душ. Она сделала воду такой горячей, какую только могла выдержать, разделась и встала под струю.
Горячая вода смыла все следы Брайена, и она снова была в состоянии обрести покой. Она подумала, что оказалась слишком уязвимой. У нее уже много месяцев не было мужчины, и Брайен просто подвернулся под руку и проявил готовность. Поскольку ее предубеждения против него разваливались кирпичик за кирпичиком, у нее не осталось никакой возможности оказать ему сопротивление.
Ее ум репортера приводил аргументы с обеих сторон. Возможно, эти кирпичики не следовало разваливать так быстро. Что, если она сосредоточилась на нескольких двусмысленных высказываниях о Брайене лишь для того, чтобы убедить себя, что он в конце концов не так уж плох? Что, если ей хотелось верить, что он хороший, просто чтобы позволить себе делать то, чего ей все равно хотелось? И что, если она инстинктивно понимала, что в душе он хороший человек, и отвечала на это на физическом уровне?
Что, если она в него влюбляется?
Нет!
Невозможно! Она не может влюбиться в миллионера-плейбоя, с которым познакомилась меньше недели назад, особенно в этого. Это секс, больше ничего. Только секс. Она слишком много знает о Брайене и о том, как он ведет свои дела, чтобы влюбиться в него.
Но так ли это?
Ей припомнилась шутка Эйлис, и она поняла то, что никак не могла ухватить тогда: старина Берни получил соответствующий ответ на тот вопрос, который задал.
Это была не шутка, это был намек, а входило ли это в намерения Эйлис или нет, она не знала. Объективность – один из основных уроков журналистики и один из самых сложных. Репортер может обманывать себя и думать, что видит истинную картину, а на деле видеть лишь ее половину, в зависимости от того, с кем он разговаривал и какие вопросы задавал.
Истина, которой она сопротивлялась в последние сутки, внезапно предстала перед ней: она не знает, кто такой Брайен Ханрахан на самом деле потому что, как и Берни, она задавала лишь те вопросы, которые помогут сделать задуманную передачу.
Но ведь ей не обязательно продолжать это делать. Она – хороший репортер. Она знает, как надо действовать, чтобы поучить полную картину. Ей просто надо взяться за дело так, как следовало с самого начала.
А когда она сделает свою работу правильно, то узнает правду о Брайене и, может быть – всего лишь может быть, – поймет, что же она к нему испытывает в действительности.
Тара выключила воду, быстро вытерлась полотенцем, надела ночную рубашку и халат, провела щеткой по волосам и пошла по коридору к двери Финна.
Ей пришлось постучать три раза, прежде чем за дверью раздалось ворчание:
– Иду, иду.
Он натягивал футболку, открывая дверь.
– Что случилось?
– Я хочу, чтобы ты был готов выехать к шести часам. – Он оглянулся, щурясь.
– Уже почти два часа.
– Знаю.
– Куда мы едем?
– Еще не знаю.
– Прекрасно. Просто прекрасно, – проворчал он. – Мне всегда нравится рано вставать и ехать неизвестно куда.
– О, куда-нибудь мы поедем, это точно, – заверила Тара. – Мне просто надо придумать, куда именно. И что мы будем делать, когда туда приедем.
Глава 14
Брайен стоял у окна, смотрел на небо и думал, не устроить ли еще раз купание в речке на рассвете.
Совращение Тары прошло не совсем так, как он предполагал. Вместо того чтобы погасить его желание, оно лишь обострило его. Теперь он знал, что означает быть с ней.
Прежде его мучили фантазии, теперь донимали воспоминания. В темноте его спальни они нахлынули на него: запах ее кожи; прикосновения твердых сосков к его груди; ее крики; трепет ее живота под его ладонью; ее чистый, женский аромат. Он даже мог ощутить шелковистое, щекочущее прикосновение ее волос к своим ладоням, когда он держал ее голову, чтобы просто поцеловать ее в губы.
Все оставалось в нем, запечатленное в чувственной памяти, словно клеймо. Он не предполагал, что полная темнота фургона усилит впечатления, сведет его с ума. В первые же минуты всякое представление о месте и времени растворилось в страстном желании овладеть ею немедленно, здесь же. И лишь намного позже он вспомнил, что совсем не предохранялся.
Он винил во всем себя. Ему не следовало допускать, чтобы это произошло в фургоне.
Он не планировал ничего более серьезного, чем один-два поцелуя, несколько объятий с целью убедить ее поехать к нему домой. Однако ему следовало быть умнее после Балливогана. Теперь он не только не обрел прежнего контроля над собой, но, возможно, создал новые проблемы.
О Господи! Он хлопнул ладонью по оконной раме и отвернулся.
Он никогда так не реагировал на женщину. Прежде он всегда испытывал облегчение после секса. Освобождение. Даже после первого раза с женщиной он чувствовал, что сам акт служит завершением. Здесь никакого завершения не было – лишь еще более сильное желание, еще большее томление по Таре.
Что она с ним делает?
Это не имеет значения. После первого шага его курс проложен. Если одного раза с Тарой недостаточно, чтобы вернуть ему самоконтроль, то, возможно, нужен второй раз. Или три раза, или дюжина. В конце концов он придет к завершению, вернет себе свое «я», и все будет хорошо.
Потом он вспомнил, как она выгнала его вчера ночью из фургона, смущенная и так откровенно расстроенная. И он не мог ее винить в этом.
Ему надо найти ее сегодня, убедить, что он готов нести материальную ответственность – если понадобится, – и выяснить, что он может предпринять, чтобы снова зажечь ту нежную страсть, которую она так упорно стремится спрятать. На этот раз они сделают все правильно, в укромном месте, на настоящей кровати, при свете, где смогут испытать еще больше наслаждения, если только это возможно. Но на всякий случай, когда он отправится на ее поиски, он обязательно позаботится о том, чтобы презервативы лежали у него в кармане, а не в ящике письменного стола.
Телефон на стене гаража зазвонил поздним утром, и Рори выбрался из-под машины, чтобы послушать, о чем говорит Мартин.
– Он сейчас придет и посмотрит, что можно сделать. – Мартин повесил трубку и повернулся к Рори: – В булочной фургон не заводится. Крисси спрашивает, не можешь ли ты пойти туда и починить его.
– Нет проблем. Мне все равно хотелось выбраться из-под этой машины.
Рори сбросил комбинезон, соскреб с ладоней основную грязь и причесался. Потом заметил на щеке масляное пятно и намылил тряпочку, чтобы смыть его.
– Ты идешь ремонтировать машину или ухаживать? – ухмыльнулся Мартин.
– Не обязательно выглядеть как промасленная тряпка, правда?
– Эх, – вздохнул Мартин и вернулся к трансмиссии, которую чинил. – Она ждет тебя возле дома, между прочим.
Крисси шагала взад и вперед возле фургона, когда Рори собрался туда.
– Спасибо, что так быстро пришел, – сказала она.
– Спасибо, что вытащила меня из-под «форда». Давай посмотрим. – Он открыл капот и заглянул внутрь. – Заведи ее.
Крисси села в машину и повернула ключ. Мотор взвыл, но не завелся.
Он что-то сделал с крышкой распределителя зажигания.
– Попробуй еще раз! – крикнул Рори. Она повиновалась, но с тем же результатом.
– Думаю, у тебя сломался распределитель. – Он снял крышку и осмотрел его. – Да, здесь порвался провод. Тебе могут заодно понадобиться новые свечи. Их уже пора менять.
Она вышла из машины и подошла посмотреть.
– Ты можешь ее починить?
– Конечно, – ответил он, обиженный таким вопросом. – Это займет меньше двадцати минут, когда у меня будут запчасти.
– А когда ты сможешь их достать?
– Как только Мартин или я поедем в Эннис. – Он подумал. – Сегодня после ленча.
– Мне от этого толку мало. Мне надо отвезти торт в Килмихил.
– Сегодня?
– Нет! – рассердилась она. – Я всегда оставляю их на неделю-другую в фургоне и только потом везу куда следует.
– Мы нервничаем, а? – ухмыльнулся Рори. Она покраснела.
– Извини. Я начинаю паниковать. Его надо доставить туда к торжественному завтраку в честь вручения награды. Может быть, Пег позволит мне воспользоваться ее машиной. Машина Оуэна слишком мала.
– Я тебя отвезу.
– Но я… – Она замолчала и задумалась. – А ты сможешь? Ты бы мне здорово помог. Встретимся у булочной?
– Через пять минут, – ответил Рори.
Он отправился в гараж, где стояла его гордость и радость – большой старый «универсал» с деревянными крыльями из Штатов, по крайней мере так говорил его кузен, который эмигрировал в Калифорнию. Автомобиль был гораздо старше самого Рори, руль находился не на той стороне, а годовой налог на двигатель съедал непомерно большую часть его заработка, но он любил эту машину. Рори еще раз вымыл руки, проверил прическу, снова позабавив Мартина, и поехал к булочной, у двери которой его с тревогой ждала Крисси.
Он открыл заднюю дверцу и разложил заднее сиденье, пока Крисси ходила за тортом. Это был огромный торт, в коробке с целлофановым окошком сверху, так что он мог полюбоваться на сладкое сооружение внутри. Они осторожно поставили его в центр автомобиля и обложили полотенцами и пустыми коробками, чтобы не съехал, и тронулись в путь.
Некоторое время они ехали молча. Крисси почти все время смотрела на свои руки, лежащие на коленях, а Рори вел машину.
Его это устраивало. Он любил наблюдать за женщиной, когда она этого не замечает. Крисси была хорошенькой, со светлыми волосами и зелеными глазами. Округлая в тех местах, которые должны быть округлыми. И к тому же хорошо готовила. Но когда это она стала такой застенчивой?
– Ты и правда очень любезен, – проговорила она наконец.
– Мне совсем не трудно. Я не хочу, чтобы ты потеряла свой бизнес. А что это за торт?
– Шоколадно-вишневый. Оуэн испек коржи, а я собрала все вместе.
– Он красивый, – похвалил Рори. – Со всеми этими шоколадными завитушками наверху.
– Хорошо вышло, да?
– Никогда не видел у тебя ни одного неудачного торта. Вот из Килмихила и едут к тебе, а не в Килруш.
Крисси от такого комплимента покраснела.
– Ты очень милый. Но настоящая причина в том, что вице-президент этого комитета – родственница моей матери.
– Ну все равно, они получат хороший торт, – настаивал он. – Я восхищаюсь всеми, кто умеет готовить.
– Понимаю почему, – ответила она, подавляя смех.
– Давай, повеселись за мой счет, – подзадорил Рори. Он смирился с предстоящими шуточками, как только увидел подъезжающую пожарную машину. Если человек делает такую глупость – поджигает собственный ужин, – то ему никак не избежать насмешек в таком маленьком местечке, как Килбули.
Он успеет состариться и поседеть, а о ней все еще будут вспоминать.
– Вы все так веселились в тот вечер…
Из-под ее прижатой ко рту ладони прорвался смешок.
– Прости, но ты так смешно выглядел, когда свесился из окна. И не только над тобой смеялись. Мэри кричала, Томми метался вокруг с таким видом, будто тоже что-то делает, а потом Мартин выскочил, как ласка из детского стишка, и включил этот огнетушитель прямо у Мэри над головой…
Чем больше Крисси говорила, тем сильнее смеялась, а чем больше она смеялась, тем больше Рори видел эту сцену ее глазами. Скоро он уже смеялся вместе с ней.
Они въехали на окраину Килмихила, и Рори, следуя указаниям Крисси, подъехал к залу, где должен был состояться завтрак. Другие машины уже стояли на гравиевой площадке вокруг здания.
– О Господи, я должна была приехать до того, как начнут собираться гости.
Крисси выскочила из машины, как только они остановились. Рори поставил ручной тормоз и подошел к задней дверце.
– Я его понесу, – предложил он.
– Осторожнее, – на всякий случай предупредила она. Он поднял брови.
– Я кажусь тебе человеком, способным погубить такой идеальный торт?
Через десять минут торт стоял в центре белого стола, и каждая шоколадная завитушка была на месте. Они с Крисси поехали назад, в Килбули. Поездка была приятной, как и беседа, и мили пролетали быстро. Не успел он опомниться, как уже высаживал ее у булочной.
– Скажи Мартину, чтобы приехал за фургоном к магазину, – попросила Крисси. – Мне очень не хочется тратить деньги в отсутствие папы, но без ремонта нам не обойтись.
– Нет необходимости везти фургон в гараж, – возразил Рори. – Я могу починить его прямо на месте сегодня вечером.
– А Мартин не будет против? – Рори пожал плечами:
– Я сделаю это в свое свободное время. Не даром, конечно.
– А сколько возьмешь?
– Накормишь меня обедом.
Крисси была изумлена. Ее губы шевелились, словно она пыталась высказать несколько мыслей одновременно и не знала, с какой начать.
– Хорошо, – в конце концов согласилась она. – Невозможно отказаться от такой выгодной сделки. У меня случайно есть кастрюля вчерашнего рагу. Если я поделюсь им с тобой то, возможно, мне не придется есть его всю неделю самой. Но ты не должен приходить ко мне в дом, пока не стемнеет, и не должен никому говорить об этом. Не хочу портить себе репутацию только потому, что ты умираешь с голоду.
Ему не понравилось то, с какой неохотой она согласилась, и ее условия тоже не понравились, но в данный момент за тарелку домашнего рагу Рори готов был принести обет целомудрия. Если понадобится.
– Не скажу ни одной живой душе.
Брайен дал Таре несколько часов, чтобы проснуться и начать день, а потом позвонил в гостиницу. Очевидно, он дал ей слишком много времени. По словам миссис Фицпатрик, Тара и Келлехер выехали на рассвете, взяв с собой по одной сумке. Они не выписались из гостиницы, добавила она, просто уехали дня на два и попросили оставить номера за ними. Нет, они не сказали, куда направляются.
Облегчение, которое Брайен испытал, услышав, что Тара уехала не навсегда, боролось в нем с подозрениями насчет того, куда именно она уехала. Ему следовало позвонить ей раньше или даже приехать и самому ее разбудить. Он мог бы поговорить с ней, кое-что уладить, возможно, узнать, куда она отправилась и не связана ли эта внезапная поездка с передачей о нем.
Но теперь, когда она уехала, Брайен решил заняться делами: проверил электронную почту, послал несколько факсов и довел свою секретаршу до белого каления. Она уверяла что все идет гладко, несмотря на его отсутствие.
– О, сегодня утром было кое-что, – в конце концов призналась она, после того как он на нее нажал. – Когда я позвонила в Траллок узнать цифры дневного выпуска продукции, тамошняя девушка сказала, что видела стоящий перед заводом фургон телекомпании РТИ. Я тут же поговорила с директором, но он ничего нового не сообщил. Очевидно, они к нему не обращались, так что, может быть, они снимают другой сюжет.
– Может быть, – ответил Брайен, но мысли его уже понеслись вперед. – Спасибо, Сильвия. Я свяжусь с тобой позже.
Он положил трубку, потом снова взял ее и набрал номер Траллока.
– Да, сэр, я как раз собирался вам звонить, – сказал директор завода в Траллоке, когда Брайен спросил о фургоне. – С тех пор как я утром разговаривал с вашей секретаршей, здесь началась какая-то суета. Очевидно, эта репортерша большую часть утра задавала вопросы всем жителям городка.
– Это рыжеволосая женщина вместе с высоким мужчиной с камерой?
– Я их сам не видел, конечно, но наш бухгалтер говорит, что она узнала репортера. Это та самая молодая женщина из передачи «Ирландия на этой неделе». Тара Брид О’Коннел.
Пальцы Брайена сжали трубку.
– Какие вопросы она задавала?
– Мне сказали, что они по большей части касались завода и того, как он изменил деревню, превратив ее в провинциальный город. И очевидно, были вопросы и о вас, сэр. К сожалению, к тому времени, как я узнал об этом и пошел взглянуть, не могу ли я что-нибудь предпринять, они уже уехали. Я только что вошел в кабинет, когда вы позвонили.
– И они так с вами и не поговорили?
– Нет, сэр, даже не позвонили. И очень неприятно сообщить вам, сэр, что они побывали в том числе и в церкви Святой Бригитты.
Интересно. Старая вотчина отца Юстаса. Он оставил в этом Месте большую часть своей обиды, когда его перевели в Данлоу. Брайен не был уверен, не попросил ли он об этом переводе только для того, чтобы доставить ему неприятности, несмотря на уверения священника в том, что это дело рук Господа.
– Вы хотите, чтобы я что-нибудь предпринял? – спросил директор. – Пойти к тем людям, с которыми они говорили, и узнать, что они вынюхивали?
– Нет. Я уже и так догадываюсь. Тем не менее, пожалуйста, дайте мне знать, если они вернутся.
Брайен положил трубку.
Тара в Траллоке. Очевидно, она все еще пытается представить дело так, будто он разрушает деревни по собственной прихоти. Ничего не изменилось, и, похоже, это приключение в припаркованной машине не может ничего изменить для женщины, готовой использовать секс для того, чтобы отвлечь внимание своей жертвы.
Что ж, если такова была ее цель, она, несомненно, своего добилась. Он сидел здесь, думал о ней, строил планы, как будет извиняться за то, что не позаботился о предохранении, опять желал ее, а она в это время старалась раскопать столько грязи, сколько могла отыскать.
Но действительно ли она ищет грязь или делает свою работу? Ему очень хотелось верить, что Тара окажется единственным репортером, сделавшим правдивую передачу, на которую не повлияют прежние предрассудки или нынешние страсти. Гнев боролся в Брайене с чувством, которому он не мог дать определения.
Но по крайней мере гнев помогает собраться с мыслями, когда ничто другое не помогает.
Он снова позвонил своей секретарше.
– Я хочу, чтобы вы обзвонили все наши предприятия, – сказал он. – Предупредите, что, если они услышат о появлении фургона с телевизионщиками, пусть немедленно дадут мне знать.
Они обговорили кое-какие детали и закончили разговор. Брайен удовлетворенно кивнул.
Так или иначе, он узнает, что затеяла Тара.
Глава 15
Крисси выглянула из окна, кусая ноготь. Это было ошибкой.
Рори был там, возился с машиной. Верный своему слову, он пришел только в темноте, но Крисси не учла того, что ему придется подвесить к забору чертовски мощную лампу, чтобы работать. Его сейчас было видно даже лучше, чем днем.
Она снова опустила занавеску.
Рагу подогрето, и буханка черного хлеба почти готова в духовке, и она не забыла принести домой два красивых пирожных с малиной, которые остались в булочной к концу дня. Ей просто не терпелось, чтобы Рори закончил работу и поднялся поесть, пока никто из соседок не выглянул случайно в окно. Вероятно, уже и так слишком поздно.
Она походила взад и вперед по гостиной, потом остановилась, чтобы поправить волосы у зеркала, висящего у входной двери. В этом синем платье в цветочек она похожа на жену священника, решила Крисси, причем довольно пухленькую. Она пригладила корсаж, стараясь сделать его более плоским и приобрести более модный силуэт. Она все еще дергала платье, когда постучал Рори.
Наконец-то!
Крисси рывком распахнула дверь и пригласила его войти, потом захлопнула ее и накинула крючок, как только он вошел.
– Все готово, – сообщил он.
– Спасибо. – Она стояла смущенная, пытаясь придумать, что еще сказать, но тут заметила на столе в прихожей свой кошелек. – Сколько я тебе должна?
– Нисколько. Я же сказал, что обед будет единственной платой.
– Это за твой труд. А как насчет запчастей?
– Они почти ничего не стоили, – ответил он. – Это хлеб в духовке так пахнет?
Она кивнула.
– Тогда это покроет стоимость деталей. Почему ты просто не принесла хлеба из магазина?
– Замесить хлеб совсем недолго. И поскольку я кормлю тебя вчерашним рагу, то подумала, что по крайней мере хлеб должен быть свежим.
– Не надо было беспокоиться, рагу все равно на второй день только вкуснее. Но я не откажусь от хлеба. – Он поднял руки, черные от смазки. – Где можно помыть руки?
– Вот здесь. – Она послала его в конец короткого коридора.
Раздался звонок духовки, она поспешила на кухню и открыла дверцу. Ароматный пар окутал ее, когда она стала проверять, готов ли хлеб. Услышав глухой звук, Крисси улыбнулась и потянулась за полотенцем, чтобы не обжечь руку. К тому времени, как Рори вышел из ванной с отмытыми докрасна руками, у нее на столе уже стояло рагу, а хлеб лежал на доске рядом.
Выражение экстаза на его лице, когда она подняла крышку кастрюли, чуть не заставило ее расхохотаться. Бедняга! Он не мог дождаться, когда она положит ему на тарелку рагу. Его пальцы то и дело тянулись к ложке, прикасались к ней, потом он спохватывался и снова отдергивал руку.
Крисси развлекалась. Она нарочно не спешила, стараясь, чтобы в миску попало одинаковое количество мяса, лука и картофеля с достаточным количеством подливки в придачу. Потом она так же старательно наполнила свою миску, нарезала хлеб, прочла молитву, растянув эту процедуру как можно дольше. К тому времени как она закончила, Рори уже жевал нижнюю губу, как будто это был кусок ростбифа. Если она сейчас попытается отнять у него еду, то может остаться без руки.
Но он продолжат сидеть, сложив руки возле миски, и старался вести себя вежливо.