- Ты мне не веришь, конечно. Ведь так?
      - Ну, теперь, когда вы сказали об этом, верю, - растерянно пробормотал Руди.
      - Ладно, - улыбнулся Ингольд, войдя вслед за ним в узкий зал. - Это лучше, чем если бы ты не верил. Закрой, пожалуйста, за собой дверь.
      - Понимаете, в чем дело, - начал Руди, следуя за ним через зал на кухню. - Если вы из совсем другого мира, по вашим словам, как же вы разговариваете по-английски?
      - О нет, - Ингольд распечатал одну из упаковок пива на кухонном буфете и достал банку для себя и для Руди. - Я не говорю по-английски, вот в чем дело. Ты воспринимаешь это как английский в своем сознании. Если ты попадешь в мой мир, я объясню тебе, в чем дело, и могу научить тебя...
      - Как же! - хмыкнул Руди, - можно подумать, что ты и банки с пивом открываешь первый раз...
      - К сожалению, я не в силах доказать тебе это, - продолжал Ингольд, присев на угол грязного стола; утренний солнечный свет позолотил рукоятку его меча. - Разные миры подчиняются разным физическим законам, и ваш, несмотря на нынешнюю тесную связь с моим, очень далек от центра и источника Энергии. Законы физики тут очень сложные, - он выглянул в окно справа, что-то высчитывая про себя и бормоча под нос.
      Руди удивился той естественности, с какой держал себя старик. Он встречал ряженых и раньше, в Южной Калифорнии. Но все эти Братья Атлантиса, молодые или старые, придерживались одних и тех же правил игры, они, наконец, просто старались играть на публику.
      Этот чудак, казалось, вовсе позабыл о Руди.
      Он либо тот, за кого выдает себя, либо у него окончательно крыша поехала.
      - Думай, думай, - сказал он себе. - Старикан не промах, и если ты будешь неосторожен, с тобой случится то же самое.
      И он спросил:
      - Но в своем-то мире вы колдун?
      Ингольд кивнул.
      Руди оперся спиной на буфет и глотнул пива.
      - Ну и как, вы преуспели в своем ремесле?
      - Думаю, что да.
      - Но вы же не можете заниматься магией здесь, эрзац-Мерлины не часто действуют за пределами приятной среды.
      Ингольд пожал плечами.
      Руди никак не мог раскусить этого парня. Он продолжал выпытывать:
      - Да, но как вы можете быть колдуном без магии? - рокер допил свое пиво, смял рукой алюминиевую банку и бросил ее в угол.
      - О, волшебство в действительности очень мало соприкасается с магией.
      - Да, но... - начал он и снова остановился. - Что такое волшебство? спросил он тихо. - А что такое магия?
      - Все.
      Наступила тишина. Руди пришло в голову, что это был ответ человека, который понимал магию. Потом он тряхнул головой, окончательно запутавшись в своих мыслях и бредовых россказнях старика.
      - Я вас не понимаю, - выпалил он.
      Голос Ингольда был на редкость мягким.
      - Думаю, понимаешь.
      "Он действительно появился из того сияния. Через минуту и ты станешь таким же чокнутым, как он".
      Руди хотелось быть грубым:
      - Я понимаю лишь то, что у вас с головой не в порядке...
      - Неужели? - Белые брови колдуна вскинулись, изображая крайнюю степень обиды. - И как же ты определяешь сумасшедших?
      - Сумасшедший - это тот, кто не видит разницы между тем, что реально, и тем, что существует лишь в его воображении.
      - А-а, - протянул Ингольд. - Ты, наверное, думаешь, если я не поверю чему-то, что видел своими глазами, только потому, что вообразил, будто это невозможно, то буду сумасшедшим?
      - Я же не видел этого! - крикнул Руди.
      - Видел... - жестко сказал колдун. - И вообще, Руди, ты веришь в тысячи вещей, которых никогда не видел своими глазами, однако не считаешь себя сумасшедшим.
      - Нет!
      - Ты веришь в существование руководителя своей страны.
      - Конечно! Я видел его по телевизору.
      - А не видел ли ты людей, материализующихся из теней серебряного света в этом телевизоре? - спросил Ингольд.
      - Черт побери, вы знаете это не хуже меня...
      - Я не спорю, Руди. Если ты сознательно решил не соглашаться с тем, что видишь собственными глазами, это твое дело, не мое. Я тот, кто я есть.
      - Нет!
      Медленно, рассеянно повторяя ритуал Руди по сминанию банки, Ингольд сдавил свою пустую пивную банку в комок размером меньше его кулака.
      - Честное слово, я еще не встречал молодого человека, так перегруженного предрассудками, - заявил он. - У тебя слишком узкий кругозор для художника.
      Руди набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, потом выдохнул его.
      - Откуда вы знаете, что я художник?
      Старик окинул его насмешливым взглядом с ног до головы.
      - Просто догадка, - в глубине души Руди знал, что ничего подобного. Ведь ты художник, не так ли?
      - Гм... ну, я рисую аэрографом картинки на бортах фургонов, полосы на бензобаках мотоциклов, - Руди чуть помедлил и добавил: - Полагаю, это можно назвать живописью.
      Снова наступило молчание; старик разглядывал свои иссеченные шрамами руки. Одинокий домик покоился в тишине, не считая доносившегося с улицы слабого потрескивания насекомых в высокой траве. Неожиданно Ингольд поднял голову и улыбнулся:
      - Тебе хотелось бы иметь не совсем обычного друга, оригинала, скажем!
      Руди подумал о некоторых людях, околачивающихся у мотоциклетного магазина Дикого Дэвида. Среди них не было оригиналов. Он слабо улыбнулся:
      - О'кей, вы выиграли.
      Старик посмотрел пристально и даже чуть озабоченно:
      - Ты имеешь в виду, что веришь мне?
      - Нет, но это беспокоит не столько меня, сколько вас.
      "Если он шизик, - думал Руди, - то это надолго". Колдовство, мифическое Королевство Дарвет, Сокрытый город Кво у Западного океана, где хранилища мудрости, обучающие сотни поколений магов, были собраны в темных лабиринтах башни Форн, - Ингольд знал все это и, казалось, знал так близко, как Руди - свой собственный мир баров, мотоциклов и автомагазинов, дыма и стали. Все утро Руди возился с мотором "шевроле", Ингольд время от времени помогал ему, когда это было нужно, и стоял в стороне, когда помощь не требовалась. Их разговор вертелся вокруг магии, Пустоты, моторов и живописи. Ингольд многое знал, что не мешало ему очароваться миром Руди с чудесами радио и телевидения, сложностью системы социального обеспечения и тайнами двигателя внутреннего сгорания. Он был патологически любопытен, и что, по его словам, являлось отличительным свойством волшебников, так это страсть к знаниям, невзирая на риск или отсутствие элементарного комфорта.
      "Если бы не ребенок, - думал Руди, глядя из-за машины на колдуна, глубокомысленно разбирающего и исследующего стручок гороха, - я бы не беспокоился. Этот парень может заявить, что он Наполеон, и это будет не мое дело. Но что ему делать с таким маленьким ребенком на руках, странствуя через миллионы миль и лет из ниоткуда".
      Руди вспомнил, как колдун выходил из пылающего воздуха, и ему снова стало не по себе.
      Потом его отвлекла ржавая гайка, с которой он возился, и другие вещи. Завернув последнюю гайку, он вылез из-под машины, весь в масле, взмокший, и в растерянности посмотрел на Ингольда, сидевшего рядом со стручком в руке, после чего с силой швырнул в грязь гаечный ключ.
      - Чертов топливный насос, - вздохнул он и повалился на землю рядом с колдуном.
      - Значит, это насос, а не топливопроводы? - со знанием дела произнес Ингольд, посвященный Руди в тайну устройства автомобиля.
      - Поэтому, я думаю, нам остается лишь одно - идти на хайвэй и голосовать.
      - Не волнуйся, - успокоил его Ингольд. - Моя связная в этом мире скоро должна быть здесь. Она поможет тебе вернуться в цивилизацию.
      Руди помедлил, вытирая промасленные руки о тряпку, которую достал с заднего сиденья.
      - Ваша кто?
      - Моя связная в этом мире, - видя удивление Руди, Ингольд объяснил: Я проведу ночь в вашем мире по той простой причине, что я голоден.
      - То есть у вас тут что-то вроде временного пристанища? Да? - Руди подумал, действительно ли к нему придет кто-то или это еще одно порождение больного воображения старика.
      - В некотором смысле, - медленно сказал Ингольд.
      - Но если в своем мире вы волшебник, как вы можете голодать? спросил Руди больше от ленивого любопытства, чем по какой-нибудь другой причине. - Почему вы не можете сделать так, чтобы появилась пища, если вы голодны?
      - Все не так просто, - ответил Ингольд. - Создать иллюзию пищи относительно просто. Для этого достаточно внешним видом и консистенцией убедить человека, что это хлеб. Но если ты его съешь, он насытит тебя не больше, чем воздух.
      - Слишком много проблем из-за ломтя хлеба.
      - Более того, это таит в себе опасность. Любое вмешательство в структуру Вселенной рискованно. Вот почему редко производятся телесные превращения. Многие колдуны высокого ранга знают принцип превращения человека в зверя - с сознанием и сердцем зверя, - но очень, очень немногие осмелятся проделать это на практике. Глава магов может сделать это с риском для жизни, но... - он внезапно вскинул голову, и Руди уловил далекий шум мотора в тихом, бледном полуденном воздухе.
      - А вот и мой друг, - объяснил Ингольд. Он встал, стряхивая с мантии сухие травинки и ветки. Руди тоже поднялся на ноги, когда красный "фольксваген" выполз из-за холма.
      - Вижу.
      Оставляя позади себя облако, машина притормозила, и из нее вышла девушка.
      Она бросила недоверчивый взгляд на Руди и остановилась. Ингольд шагнул к ней с насыпи, приветливо протянув обе руки.
      - Джил, - сказал он. - Это Руди Солис. Он думает, что я сумасшедший. Руди - Джил Паттерсон. Мой связной в этом мире.
      Они враждебно рассматривали друг друга.
      "Уж лучше дорожный патруль", - подумала Джил. На этом типе аршинными буквами было написано: "Рокер" - засаленные джинсы, грязная белая тенниска, рваные ботинки. Темные, с рыжиной волосы свободно падали на плечи; немигающие темно-голубые глаза нахально окинули Джил взглядом и, как ей показалось, отвергли. Разглядывая же в свою очередь шрам на носу Руди, она хмыкнула:
      - Ну и подарочек.
      "Хоть и тощая, но ничего, - оценил ее Руди, - а в общем-то настоящее чучело". Потертые джинсы, голубая клетчатая рубашка, минимум макияжа, нежные руки с облезшим лаком на ногтях, светлые строгие глаза. "Где Ингольд ее выкопал?"
      Между тем Ингольд продолжал:
      - У Руди сломалась машина, ты не могла бы подвезти его, когда будешь уезжать, Джил, ради меня?
      Ее настороженный взгляд перешел с Ингольда на Руди, потом обратно на лицо колдуна. Ингольд положил руку ей на плечо и сказал:
      - Все в порядке. Он мне не верит, Джил.
      Она вздохнула и заставила себя расслабиться.
      - Хорошо, - пробормотала она.
      Руди смотрел на нее с любопытством, граничившим с раздражением.
      - Не надо мне никаких одолжений.
      Ее серые глаза стали еще холоднее. Но рука Ингольда почти незаметно сжала хрупкое плечико Джил, и она сказала более спокойным голосом:
      - Да нет, все в порядке.
      Руди в свою очередь тоже успокоился:
      - О'кей! Давайте я вам помогу, - обратился он к Джил, достававшей с заднего сиденья машины пеленки. Выбрав удобный момент, когда старик отошел на достаточное расстояние, Руди мягко спросил Джил:
      - Кто это?
      Она окинула его взглядом строгой школьной учительницы - глаза старой девы на лице девушки его возраста.
      - А что он вам сказал?
      - Что он что-то вроде волшебники из другого мира. Где вы его встретили?
      - Это долгая история, - вздохнула Джил. - Это не важно.
      - Мне это важно, - сказал Руди и бросил взгляд на стоящего в тени Ингольда. - Видите ли, мне, в принципе, нравится дед, правда нравится, даже если у него не все дома. Я только боюсь, как бы что-нибудь не случилось с малышом.
      Они стояли в футе от шатких ступенек, и Джил впервые внимательно посмотрела в лицо молодому человеку. Оно было бронзовое от загара и довольно смышленое.
      - Вы думаете, он допустит, чтобы с Тиром случилось что-нибудь плохое?
      Руди вспомнил старика и ребенка вместе, ласковую сноровку Ингольда и покровительственный тон его голоса, когда он говорил о младенце.
      - Да нет, - медленно сказал он. - Нет, но что они тут делают? И что будет, когда он забредет обратно в цивилизацию?
      В его голосе Джил почувствовала трогательное участие. "Невероятно, подумала она, - но если бы у меня не было снов, я бы тоже, наверное, думала примерно так же".
      Она переложила ношу в другую руку.
      - Все уладится, - заверила она его.
      - Вы-то сами понимаете, что происходит?
      Она кивнула.
      Руди с сомнением посмотрел на нее, чувствуя что-то неладное. Хотя, похоже, эта девушка действительно была связным Ингольда с реальностью, посредником, без которого старику действительно не обойтись.
      В сознании вновь возникло туманное изображение старика, выходящего из сияющей ауры серебряного света. Он внезапно повернулся к Джил и спросил:
      - Вы верите ему?
      Но прежде, чем Джил смогла ответить, дверь распахнулась, и на узкой веранде появился Ингольд с краснощеким спящим младенцем на руках.
      - Принц Алтир Эндлорион, - представил он.
      Джил и Руди поднялись навстречу ему, и вопрос остался без ответа. Джил не любила детей, но, подобно большинству суровых женщин, имела слабость к очень маленьким и беззащитным существам. Она осторожно прикоснулась к пухлой розовой щечке мальчика и прошептала:
      - Он очень милый.
      - И очень мокрый, - озабоченно отозвался Ингольд и пошел обратно к дому.
      Смену пеленок завершил Руди как единственный, имеющий опыт в таком деле. Джил готовила на керосиновой плите ленч из тушенки и кофе, а Ингольд изучал выключатели, пытаясь понять, как действует электричество. Руди заметил, что Джил привезла среди прочего канистру с керосином, хотя когда он вошел сюда в первый раз, маленькую плитку он заметил не сразу.
      "Откуда Ингольд знал?"
      Джил подошла к нему и поставила рядом чашку дымящейся черной жидкости. Она, улыбаясь, наблюдала, как Руди играет с Тиром, а потом сказала:
      - Знаете, вы первый в моей жизни мужчина, вызвавшийся добровольно менять пеленки.
      - Черт возьми, - ухмыльнулся Руди, - с шестью младшими братьями и сестрами поневоле привыкнешь.
      - Я думаю, - она присела на один из стульев. - У меня только одна сестра, и она всего на два года младше меня, поэтому мне не приходилось этим заниматься.
      Руди взглянул на нее.
      - Она вас любит?
      Она печально покачала головой.
      - Нет. Она очень красивая. Ей всего двадцать два, а она уже второй раз разводится.
      - Да, моя вторая младшая сестра такая же, - задумчиво сказал Руди, нашаривая в кармане ключи от мотоцикла, которые Тир взял, тут же позвенел ими в крохотных ручках и предпринял попытку съесть. - Ей семнадцать, и она уже попробовала в жизни больше, чем я, - он заметил вскинутую бровь Джил и косой взгляд, направленный на рисунки на спине его куртки - черепа, розы, черное пламя и тому подобное. - А-а, это, - сказал он, немного смущенный. - У Пикассо был Голубой период. У меня был свой Стиляжный период.
      - Боже, - брезгливо сказала Джил, не поверив ему.
      Руди пожал плечами:
      - Вы, наверное, думаете, что я участвую в налетах?
      И хотя именно это она и подумала, но сказала:
      - Нет... - она запнулась в замешательстве. - Вы сами нарисовали это?
      - Конечно, - сказал Руди, потягиваясь, чтобы расправить смятую одежду с ее тщательно выписанной символикой и многочисленными масляными пятнами. - Сейчас бы у меня получилось лучше: я бы по-другому сделал надпись и убрал бы огонь - из-за огня все как-то по-дурацки выглядит. Вот так, если бы я сделал это целиком. Оно немного клейкое, - добавил он, - но это хорошая реклама.
      - Вы имеете в виду, что живете на это?
      - О да. Сейчас, во всяком случае. Я работаю в магазине красок и кузовов Дикого Дэвида в Берду, и рисовать, знаете, это намного легче, чем делать кузова.
      Джил посмотрела на куртку внимательнее, поставив подбородок на скрещенные на спинке стула руки: дизайн, пусть и с долей шизофрении, был хорошо выполнен и свидетельствовал о несомненном мастерстве и чувстве стиля.
      - Так вы сами не рокер?
      - Я езжу на мотоцикле, - сказал Руди. - Я люблю мотоциклы, работаю с ними. Хотя не в ганге. Это слишком опасно, - он пожал плечами. - Эти парни действительно работают на износ. Я так не могу, да и не хочу.
      Вернулся Ингольд, все это время изучавший направление электрического кабеля к его источнику и землю вокруг домика, как будто выискивая что-то в пыльном безмолвии рощи. Джил подала на стол тушенку и хлеб. Во время еды Руди слушал разговор девушки с колдуном и снова удивлялся, насколько эта хилая, похожая на чучело женщина верила старику, и сколько в ее словах было юмора по отношению к старому, любимому и окончательно спятившему Другу.
      Это было непередаваемо. То, что она без ума от него, было очевидно; ее внешняя холодность улетучилась, и лицо приятно оживилось. И все же Ингольд был тут главным, она во всем следовала за ним, и были моменты, когда Руди готов был поверить в сумасшествие Джил.
      - Я так и не поняла насчет тех воспоминаний, - говорила Джил, остужая горячий кофе. - Вы с Элдором упоминали об этом, но я ничего не поняла.
      - Никто этого по-настоящему не понимает, - сказал Ингольд. - Это редкое явление, более редкое, чем способность к колдовству. Насколько я знаю, во всей истории Королевства оно появлялось только в трех благородных родах и двух - из простонародья. Мы не знаем, что это или почему это действует, почему человек внезапно пересказывает события, случившиеся с его дедом, который никогда в жизни не проявлял таких свойств, почему это передается только по мужской линии, почему перескакивает через поколение, два или пять, почему некоторые сыновья помнят одни события и упускают другие, те, что их братья передают с потрясающей ясностью.
      - Это может быть что-то вроде двойного рецессивного гена, глубокомысленно начала Джил.
      - Чего?
      - Генетической черты... - она запнулась. - Черт возьми, у вас ведь не понимают генетики, да?
      - Как в выведении пород лошадей? - с улыбкой спросил Ингольд. Она кивнула.
      - Вроде того. Это то, как вы воспроизводите какую-нибудь особенность, как получаете атавизмы, другие врожденные черты. Когда-нибудь я это объясню.
      - Вы имеете в виду, - сказал Руди, - что этот курносый может помнить, что случилось с его папашей и дедом? - он покачал ребенка на колене.
      - Конечно, - ответил Ингольд, - хотя мы не уверены наверняка, что именно он будет помнить. Его отец помнит... вернее, помнил, - угрюмый голос колдуна чуть заметно дрогнул, когда он сказал это в прошедшем времени, - вещи, которые произошли в эпоху их самого дальнего предка Дейра из Ренвета, в ту самую эпоху, когда и появились Дарки.
      - Кто? - спросил Руди.
      - Дарки, - этот пристальный взгляд из-под тяжелых век вызвал у Руди неприятное чувство. - Враги, от которых мы скрываемся, - он перевел взгляд обратно на Джил; свет из западного окна косо падал и окрашивал желтым резкие черты ее лица. - К несчастью, боюсь, Дарки знают это. Они знают многое - их сила отличается от моей, у нее другая природа и другой источник. Я уверен, что их нападения были направлены на Дворец в Гее, потому что они знали, что Элдор и Тир опасны для них, что память короля и принца содержала ключ к их полному поражению. Они уничтожили Элдора. Теперь остался только Тир.
      Джил подняла голову и скользнула взглядом по краснощекому малышу, который самозабвенно изучал связку ключей от мотоцикла, потом по колдуну, чей профиль вырисовывался на фоне треснутого грязного оконного стекла, за которым виднелись холмы - заброшенные, безлюдные, мертвое золото в вечернем свете. Ее голос был спокойным:
      - Они могут преследовать вас здесь?
      Ингольд быстро взглянул на нее, его лазурно-голубые глаза встретились с ее глазами, потом он отвел взгляд.
      - О, я не думаю, - сказал он мягко. - Они не имеют представления о существовании Пустоты, не говоря уже о том, чтобы пересечь ее.
      - Откуда вы знаете, - настаивала она. - Вы сами говорили, что не понимаете их сущности и их познаний. В этом мире у вас нет никакой силы. Если они пересекут Пустоту, сохранится ли у них сила?
      Он покачал головой.
      - Сомневаюсь, что они смогут существовать в этом мире, - сказал он ей. - Законы материи тут совсем другие. Что, как мне думается, и сделало возможной магию, так это смещение действий физических законов...
      Когда разговор повернул к обсуждению теоретической магии и ее связи с военным искусством, Руди слушал, озадаченный; если у Ингольда был свой логический конец в этом сценарии, то у Джил, ясно как день, был свой.
      Через некоторое время Ингольд стал кормить Тира, а Джил вышла на веранду.
      Она сидела на краю высокой платформы, обхватив руками низ стойки старой шаткой балюстрады, и болтала ногами, рассматривая холмы, переходящие от рыжевато-золотых к кристальным, подобным ледяным скалам. Вечерний ветер мягко шевелил золотистую траву на пустырях вокруг. Каждая скала и засохшее дерево были по-своему неповторимо-прекрасно окрашены закатом. Теплый свет даже придал что-то неземное и нереальное осевшим облакам голубой "импалы" и кроваво-красному "фольксвагену", полускрытому зарослями прячущейся буйной травы.
      Она услышала, как сзади хлопнула дверь, и почувствовала тяжелый запах прокопченного сала и шерсти, когда рядом сел Ингольд, снова одевший свою темную мантию поверх светлой домотканой рубахи. Несколько минут они молча смотрели на закат в теплом дружеском молчании. Джил улыбнулась.
      Наконец он сказал:
      - Спасибо, что приехала, Джил. Ты и сама не понимаешь, как помогла нам с Тиром.
      Она покачала головой.
      - Ерунда.
      - Ты очень недовольна тем, что приходится взять Руди обратно? - По его голосу она могла понять, что он почувствовал ее неприязнь и беспокоится из-за этого.
      - Я не против, - она повернула голову, опершись щекой о руку на перилах. - С ним все в порядке. Если бы я вас не знала, я, наверное, и сама бы не поверила вашим словам, - она заметила в золотой дымке света, что, хоть Ингольд был седым, его брови оставались такими же огненно-рыжими, какими, должно быть, были его волосы в молодости. Она продолжала: - Но я собираюсь довезти его до главного хайвэя и вернуться. Я не хочу оставлять вас здесь одного.
      - Со мной ничего не случится, - поспешил заверить ее колдун.
      - Как сказать, - ответила она.
      Он посмотрел в ее сторону.
      - Ты же знаешь, что все равно не сможешь помочь, если что-нибудь и случится.
      - Вы лишены магической силы в этом мире, - мягко возразила она, - и вы в безвыходном положении. Я не оставлю вас.
      Ингольд сложил руки на перилах, опершись подбородком на скрещенные запястья, казалось, он только наблюдает за игрой ветра в высокой траве над верандой. Вокруг его головы был нимб из солнечных лучей.
      - Я ценю твою преданность, - наконец сказал он. - Но ситуация изменится. Видишь ли, я решил рискнуть и вернуться сегодня, прежде чем совсем стемнеет.
      Джил посмотрела одновременно облегченно и озабоченно:
      - А как же Тир?
      - Я могу наложить охранительные чары на нас обоих, что должно защитить его от худшего. - Солнце уже касалось края холмов, вечерний ветер повеял легкой прохладой. - Когда мы с Тиром вернемся, в моем мире будет еще целых два часа дневного света - в Пустоте, кажется, происходит временной сдвиг, твой и мой миры не совсем синхронны. Надеюсь, мы успеем до темноты.
      - Это очень опасно?
      - Возможно, - он немного повернул голову, чтобы встретиться с ней глазами, и в тускнеющем вечернем свете ей подумалось, что он выглядит уставшим, тень от перил упала на его лицо, но не в силах была скрыть глубоких морщин вокруг рта и глаз. Его пальцы небрежно скользили по зарубкам на дереве, ничто не выдавало в нем волнения. - Уж лучше я пойду на этот риск, чем подвергну угрозе ваш мир, вашу цивилизацию в том случае, если Дарки станут преследовать меня через Пустоту.
      Потом Ингольд вздохнул и встал, будто прогоняя эту мысль от себя. Он помог Джил подняться, его рука была грубой, теплой и сильной.
      Последний отблеск дня окружил их, отчеканив силуэты на фоне пылающих окон.
      - Я имею право рисковать собственной жизнью, Джил, - сказал он, - но, насколько это возможно, стараюсь не рисковать жизнями других, особенно тех, кто предан мне, как ты. Поэтому не беспокойся. Мы будем в безопасности.
      3
      - Вам куда? - Джил осторожно вела "фольксваген", медленно объезжая камни и ухабы и снова возвращаясь на дорогу. Дорога, холмы, черные деревья рощи становились серо-голубыми и бесцветными в сумерках. Ингольд в развевающейся темной мантии, со сверкающим мечом в руках - Джил видела это в зеркале, - даже несмотря на свой мужественный вид, вызывал у нее чувство страха и ответственности. Руди, жующий стебелек травы, свесил в открытое окно загорелую руку и сидел так же комфортно, как герой его любимого фильма "Ползущий взгляд".
      - Сан-Бернардино, - сказал Руди, то и дело оборачиваясь на темную фигуру колдуна в тени дома.
      - Я довезу вас, - сказала Джил, преодолевая скользящий гравий и глубокие русла от последних зимних дождей, - я еду в Лос-Анджелес, так что, можно сказать, по пути.
      - Спасибо, - сказал Руди, - ночью чертовски тяжело найти попутную машину.
      Она невольно улыбнулась.
      - В такой куртке - конечно.
      Руди засмеялся.
      - Вы из Лос-Анджелеса?
      - Родом я из Сан-Марино. Но учусь в Лос-Анджелесском университете по программе доктора философии по средневековой истории, - краем глаза она заметила его удивление - типичная реакция мужчины на умную женщину.
      - А-а, - понимающе отозвался Руди, узнав название этого престижного пригорода. - Богатая детка.
      - Не совсем, - Джил возражала скорее против ярлыка, чем против фактов, - хотя... полагаю, вы можете это сказать. Мой отец - доктор.
      - Специалист? - расспрашивал Руди, слегка ее поддразнивая.
      - Детский психиатр, - сказала Джил со слабой улыбкой, понимая его издевку.
      - Ого-го.
      - Они отказались от меня, - добавила она, пожав плечами, - но это уже не имеет значения. - Джил включила фары. Руди увидел, что ее лицо снова приобрело замкнутое настороженное выражение.
      - Почему, черт возьми, они отказались от вас? - он неожиданно для себя обиделся за нее. - Господи, моя мать простила бы любой моей сестре даже убийство, если бы та кончила высшую школу.
      Джил коротко усмехнулась.
      - Дело в моем стремлении к степени доктора философии, - сказала она, - какой предприимчивый молодой доктор или дантист женится на исследовательнице средневековой истории?
      И Джил на некоторое время замолчала.
      Темные силуэты холмов маячили за окнами маленького автомобиля, звезды томились в сияющей голубизне вечернего неба. Всматриваясь в темноту, Руди узнавал приметы своего незадачливого путешествия по холмам, и скалу, и дерево, и круглые гладкие тени на земле. Зеленые глаза какого-то зверька блеснули в темноте, потом исчезли, когда юркий силуэт метнулся через дорогу.
      - Значит, они выставили вас, потому что вы хотели стать доктором?
      Она пожала плечами.
      - Выходит, так. Собственно, они не то чтобы выставили меня. Я просто больше не хожу домой. И не скучаю по ним, - честно добавила она.
      - Неужели? Я бы дьявольски скучал, - Руди облокотился на дверь, высунув руку из окна, ветер овевал лицо и шею, - я хочу сказать, что дом моей матери - как привал, остановка, где кругом вертятся под ногами маленькие дети, кошки, друзья моих сестер... Понимаете, это место, куда можно прийти, где мне всегда будут рады, даже если мне придется кричать, чтобы услышать себя. Я бы свихнулся, если бы пришлось там жить, но возвращаться туда так здорово!
      Джил улыбнулась, представив картину, которую он изобразил, сравнивая невольно с домом своей матери.
      - И вы оставили семью только для того, чтобы учиться? - его голос звучал удивленно и недоверчиво.
      - Мне ничего не оставалось, - сказала Джил. - Я хотела стать ученой, а они не могут понять, что мне не надо ничего другого.
      Опять долгое молчание. Впереди в темноте вспыхнули желтые фары. Длинный и низкий цементный мост, пересекавший автостраду, казался огромным на фоне бледных холмов; мимо прогремел грузовик с прицепом, как сверкающая крепость из красного и янтарного пламени, рев его мотора походил на далекий гром. "Фольксваген" взвыл на подъеме; Руди откинулся на спинку сиденья, рассматривая лицо своей новой знакомой - с резко выступающими скулами, хотя довольно тонкое, с большими темными глазами, умными, немного грустными, таящими в себе некую сентиментальность.
      - Это забавно, - сказал он наконец.
      - Что кто-то так любит учиться? - нотка сарказма прозвучала в ее голосе, но он сделал вид, что не заметил ее.
      - Что у вас такое сильное стремление, - спокойно сказал он, - понять можно. Что же касается меня, то я никогда особо не стремился ни к чему такому, в том смысле, чтобы отказаться от всего ради этого. Звучит резко, да? И глупо.
      - Да, - сказала Джил и переключила внимание на дорогу.
      - Это там вы наткнулись на Ингольда?
      Она покачала головой: ей не хотелось обсуждать с этим парнем личность Ингольда.
      Руди, однако, настаивал.
      - Вы можете мне сказать, что все это было, черт возьми? Он действительно такой чокнутый, каким выглядит? Или нет?
      - Нет, - уклончиво ответила Джил. Она пыталась найти разумное или хотя бы толковое объяснение всему, которое можно было бы подсунуть Руди. Кроме того, в тот момент ее охватило странное беспокойство. Они приближались к ярким огням хайвэя.
      Ослепительно сияли рекламные щиты, грубые краски пылали в темноте, мимо проносились машины с желтыми глазами, дико смотрящими в ночь. Джил узнавала дорогу, которую видела в беспокойном мучительном сне прошлой ночью, подсказавшем ей, куда она должна идти, потом Джил схематично набросала следующую главу своей диссертации, над которой надо будет работать всю ночь, чтобы уложиться в предельный срок к семинару. Но ее сознание беспорядочно перескакивало с одного на другое, вновь и вновь возвращаясь к тому тихому уединенному дому и сверкающему клинку вскинутого меча.