Джил осмотрелась. Груда немытой посуды на буфете, стол, заваленный апельсиновыми корками и карточками, чашками с остатками кофе и клочками блокнота, кухня как кухня. Две ее старые рубашки были переброшены через спинку стула, на котором теперь сидел Ингольд. Электрические часы над его головой показывали начало четвертого. Да, все это было слишком убогим и унылым, чтобы не быть настоящим - она действительно не спала, а находилась в своей кухне.
      - Что вы делаете здесь? - спросила она.
      Колдун удивленно поднял мохнатые брови.
      - Я пришел поговорить с тобой, - ответил он. Джил знала этот голос.
      - Я имею в виду, как вы попали сюда?
      - Я могу, конечно, объяснить тебе технические детали, - сказал он, и улыбка на секунду осветила его лицо, неожиданно сделав его помолодевшим. Но имеет ли это значение? Я пересек Пустоту, чтобы найти тебя, потому что мне нужна твоя помощь.
      - ???
      Лицо ее выражало недоумение: чем она может помочь ему, но тут же прочла в глазах Ингольда удовлетворение реакцией на его слова.
      - Иначе я бы не искал тебя, - сказал он ей мягко.
      - Уф, - глубоко вздохнула Джил. - Но я не понимаю!
      Она уселась напротив него, для чего пришлось убрать со стула учебники и календарный отдел "Таймс", потом замешкалась в запоздалой вспышке гостеприимства:
      - Может, выпьете пива?
      - Не откажусь, - он улыбнулся и, на ходу изучив инструкцию по открыванию банок, вскрыл пиво. Надо сказать, что для первого раза у него получилось совсем неплохо.
      - Как вы можете меня видеть? - спросила она, скользнув на свой стул, пока он стирал пену с пальцев. - Даже во сне, даже когда никто другой не мог - король Элдор, к примеру, или воины в воротах - вы могли. Почему?
      - Потому, что я постиг природу Пустоты, - серьезно ответил колдун. Он сложил руки на столе, сильные, иссеченные шрамами пальцы ощупывали гладкую поверхность банки, словно запоминая ее форму и материал. - Видишь ли, Джил, существует бесконечное множество параллельных миров, пойманных в сети субстанции Пустоты. В моем мире в мое время я - единственный, кто понимает природу Пустоты, один из немногих, кто вообще подозреваете ее существовании.
      - А как вы узнали о ней, не говоря уже о том, как пересекли ее, если никто в мире не знает этого? - озадаченно спросила Джил.
      Колдун опять улыбнулся.
      - Чтобы поведать эту историю, Джил, потребуется вся ночь, и мы так и не перейдем к делу. Достаточно сказать, что за последние пять столетий лишь мне одному удалось преодолеть занавес, отделяющий миры друг от друга, и таким образом я мог распознать отпечаток твоих мыслей, твоей личности, который был протянут через Пустоту вибрацией вселенского ужаса. Я верю, что в твоем мире осталась пара чудаков, которые по любой причине - будь то физическая или психическая, или чисто сознательная - чувствуют через Пустоту приход Тьмы. Я смог установить связь лишь с тобой. То есть видеть тебя, говорить с тобой и потом материализовать тебя не только в мыслях, но и во плоти, что позволило мне многое понять.
      Снаружи по Кларк Стрит прогромыхал грузовик. Где-то в доме тихо зажурчала вода. Джил некоторое время смотрела вниз на стол, читая сделанные ею загадочные записи о стоимости содержания мостов четырнадцатого века, потом опять подняла глаза на колдуна, спокойно потягивающего пиво напротив нее, и заметила его посох, прислоненный к стене.
      Она спросила:
      - Что происходит с Пустотой?
      - Когда я говорил с тобой в Гее, - продолжал Ингольд, - я понял, что наши миры должны находиться в очень тесной связи в это время - такой тесной, что из-за психического кризиса спящий может буквально преодолеть грань между ними и смотреть из одного мира в другой. Это редкое и временное сочетание - шанс один из миллиона для двух миров почти соприкасаться друг с другом, и в нашем тяжелом положении я могу рассчитывать только на него.
      - Но почему это произошло сейчас, во время кризиса? - спросила Джил. Резкий электрический разряд проскочил в вышивке ее цветных рукавов, когда она наклонилась вперед через стол. - И почему это произошло со мной?
      Ингольд уловил в ее голосе горечь и страх оттого, что выбор пал на нее, и старался ответить как можно ласковее.
      - Все имеет свой смысл. Не бывает случайных событий. Но мы не можем знать все причины.
      Она едва скрыла улыбку.
      - Это ответ настоящего колдуна.
      - В том смысле, что маги говорят двусмысленно? - его улыбка была ироничной. - Это одна из двух наших профессиональных опасностей.
      - А какова вторая?
      Он рассмеялся.
      - Патологическая склонность лезть не в свое дело.
      Она засмеялась вместе с ним. Потом, успокоившись, спросила:
      - Но если вы колдун, как вы можете нуждаться в моей помощи? Что я могу сделать такого, что неподвластно вам? Как мне помочь вам победить Тьму? Кто это или что это - Тьма?
      Какое-то время он молча разглядывал ее, размышляя, потом сказал:
      - Ты знаешь.
      Джил закрыла глаза и мысленно оказалась перед монолитными бронзовыми дверями, едва сдерживающими натиск зловещего сонма теней. Очнувшись, она сказала:
      - Я не знаю, что они из себя представляют.
      - Никто не знает, - сказал он, - разве что Лохиро, Глава Кво. Это вопрос, на который я никогда не смогу найти ответа. Что я могу сказать о Тьме, Джил? Что можно сказать о том, чего ты еще не знаешь? Что это ночные хищники? Что они поглощают плоть от костей, кровь из плоти или душу из живого тела, оставляя ее слепо блуждать и обрекая на смерть? Что они скользят по воздуху в темноте, а огонь, свет или яркая луна отпугивают их? Разве тебе это о чем-то говорит?
      Она покачала головой, загипнотизированная глубоким хрипловатым тембром его голоса, завороженная его притягивающим взглядом и памятью о еще более кошмарных видениях.
      - Но вы знаете, - прошептала она.
      - Клянусь Богом, нет, - вздохнул он и отвернулся.
      Когда же он снова повернул голову, его лицо уже приняло прежнее выражение, не выдающее ни страха, ни сомнения.
      - Мне... мне снилось, - запиналась Джил, обнаружив неожиданно, что гораздо труднее говорить о том прежнем сне Ингольду, человеку, который понимает, в чем дело, нежели непосвященному.
      - Раньше, чем я увидела их, раньше, чем узнала об их существовании. Мне снился... подвал, подземелье с арочными перекрытиями, расходящимися во всех направлениях. Пол был черным и гладким, как стекло, и в центре этого черного пола была плита из гранита, новая и шершавая, потому что никто никогда не ходил по ней. Вы говорили, они приходят из... из-под земли.
      - Странно, - сказал колдун, посмотрев на нее с любопытством. - Ты, кажется, чувствовала их приход заранее. Это может что-то означать, хотя в настоящий момент я не уверен... Да, это была Тьма, или, точнее, закрытый выход одного из их гнезд. Под этой гранитной плитой - а я знаю, о чем ты говоришь, - находится лестница, ведущая вниз, в немыслимые глубины земли. Все это началось, я уверен, с лестниц. Эти лестницы были всегда. Можно найти представления о них в самых древних доисторических петроглифах: огромные мостовые из черного камня и в центре их - лестницы, нисходящие в чрево Земли. Никто никогда не спускался по ним, и никто не вернулся обратно; неизвестно, кто их построил. Некоторые говорили, что это были древние титаны или боги Земли; старые хроники сообщают, что эти места внушали страх, были полны магических сил. Хотя одно время их считали счастливыми, даже излюбленными богами - приверженцы старой религии строили над ними храмы, ставшие центрами первых городов человечества. Все это было тысячелетия назад. Деревни вырастали в большие поселения, позже - в огромные города. Города объединялись, государства расширялись вдоль плодородных долин Бурой реки, по берегам Круглого моря и Западного океана, в джунглях и пустынях Алкетча. Цивилизация цвела и приносила свои плоды: магия, искусство, деньги, наука, военное дело. Мы слишком мало об этом знаем. Остались лишь жалкие обрывки хроник - главным образом в библиотеке Кво, - свидетельствующие о существовании древней великой цивилизации, чей высокий уровень понимания красоты и философии не помог сберечь себя. А ведь это было общество, породившее первую магию, Церковь и великие кодексы гражданского права. Я, в сущности, уверен, что тогда существовала какая-то традиция, касающаяся Дарков, хотя бы потому, что обозначающее их слово часто встречается в языке. Дарки были лишь смутным _п_р_е_д_а_н_и_е_м_, проскальзывавшим в древнейших легендах, туманная память о скрытом страхе. И если и была такая традиция, она не связывала их с пристанищем. Так и оставались они, скрытые в безднах времени, древней тайной, погребенной в сердце цивилизации. У нас нет достоверных источников, свидетельствующих о разрушении древнего мира. Мы знаем, что это случилось в считанные недели. То, что нанесло удар, удар по всему миру, мы тоже знаем - повсеместная осада ужаса. Но ужас и растерянность были такими ошеломляющими, что фактически не уцелело ни одно историческое свидетельство, и поскольку мы боролись против Тьмы с помощью огня, то потеряли в пожаре ту немногую информацию, которая была накоплена к тому времени. Мы знаем, что они приходили, но не знаем - зачем. Неспособное сражаться человечество отступило в укрепленные убежища, за массивными стенами оно влачило убогое существование: днем выбиралось наружу возделывать поля, а с заходом солнца пряталось обратно. Триста лет полный хаос и ужас господствовали на земле, ведь никто не знал, откуда и когда появится Тьма. Цивилизация вымирала. А потом случилось так. Ингольд простер руки, как фокусник, и Тьма исчезла и долгие годы не приходила. Со временем новые деревни появились на руинах древних городов, чьи названия были уже забыты. Много воды утекло с тех пор. Старая традиция увядала, изменился язык. Старые песни и предания канули в Лету. Три тысячи лет - это большой срок, Джил. Вот, ты, историк, можешь сказать мне, хотя бы в общих чертах, что было три тысячи лет назад?
      - Уф, - Джил попыталась воспроизвести в памяти основные события, изложенные в учебнике "Древние цивилизации". Марафон? Каменный век? Гиксосское завоевание Египта? Как специалист по средним векам она имела самое смутное представление о происходившем ранее эпохи Константина. Что же может знать об этом, к примеру, Джо Докс, который и в колледже-то не учился, не говоря уже об увлечении историей. Даже такое событие, как Черная Смерть, время от времени поражавшее западную цивилизацию, было лишь пустым звуком для восьмидесяти процентов населения, а это произошло всего шестьсот лет назад.
      Ингольд кивнул. Джил же в свою очередь удивилась, откуда он узнал, что она занимается историей? Старик между тем продолжал:
      - Многие годы я был единственным, кто хоть что-то знал о Тьме. Из древних легенд я понял, что Дарки ушли не навсегда. Потом я установил, что их число практически несметно. Кроме того, я знал о вещах, заставивших меня поверить, что они вернутся. Отец Элдора изгнал меня за то, что я постоянно говорил об этом, но что может измениться с моим изгнанием? Просто он не верил мне, в отличие от Элдора. Элдор... Если бы не он, мы бы все погибли в первую же ночь их появления.
      - А сейчас? - мягко спросила Джил.
      - Сейчас? - Лицо Ингольда, изборожденное морщинами, потемнело и выглядело еще более уставшим. - Мы держались во Дворце в Гее. Основная часть армии под командованием канцлера Королевства Алвира, брата королевы, находится в Пенамбре, где положение самое тяжелое. Войска должны вернуться в город на днях, но, если не случится чудо, они прибудут слишком поздно, чтобы предотвратить катастрофу. Я тщетно пытался связаться с Советом Магов в городе Кво, но, боюсь, они тоже осаждены. Хотелось бы надеяться, что мы сможем продержаться достаточно долго и дождемся подмоги от Лохиро. Но я не хочу обольщаться раньше времени и рисковать жизнями моих друзей. Я нужен защитникам Дворца, Джил. Хотя я не могу сделать многого, но не покину их, пока не станет очевидно, что мои усилия их не спасут. А теперь выслушай меня...
      Джил вся обратилась в слух.
      - Понимаешь, - проговорил Ингольд тихим голосом, - покидая их так поздно, я сокращаю свои шансы спастись. Только в самом крайнем случае моим единственным выходом будет побег через Пустоту в другой мир, в этот мир. Я могу пересечь ее в любом направлении относительно безболезненно. Обычно такое перемещение означает значительную физическую травму для взрослого. Для шестимесячного ребенка, даже под моей защитой, это может быть опасным, а два таких путешествия за короткий отрезок времени могут нанести ребенку просто непоправимый вред. Поэтому я должен буду провести день в этом мире с ребенком, прежде чем вернусь в какое-нибудь более безопасное место моего собственного мира.
      Светало.
      Джил улыбнулась:
      - Вам нужна нора, в которую можно забиться?
      - Именно так. Мне нужно изолированное место и минимум удобств место, чтобы провести время и остаться незамеченным. Помоги?
      - Приходите сюда, - предложила Джил.
      Ингольд покачал головой.
      - Нет, - отказался он решительно.
      - Почему нет?
      Колдун поколебался, прежде чем ответить.
      - Это слишком опасно, - сказал он наконец, подошел к окну, отодвинул штору и выглянул во двор. Зеленоватые отсветы уличных фонарей в воде плавательного бассейна отразились тусклыми бликами на иссеченном глубокими шрамами лице. - Слишком многое может произойти. Я не могу довериться судьбе, Джил. Мои возможности резко ограничены в твоем мире. Если что-нибудь будет не так, я все равно не сумею объяснить свое присутствие местным властям.
      Джил представила на минуту встречу Ингольда, так похожего на какого-то бородатого беглеца из Общества по Сохранению Подземелий и Драконов, в его потертой мантии, со смертоносным мечом в руках, с местной полицией и дорожным патрулем. И если от дорожного патруля можно было бы, в принципе, отделаться, то все равно нельзя рисковать, ставя так много на карту.
      - Есть одно место, мимо которого мы обычно проезжаем во время верховых прогулок, - сказала она, немного подумав.
      - Да? - Он отвернулся от окна, позволив шторе вернуться на место.
      - Одна девушка, с которой я ходила в школу, живет около Барстоу - это в пустыне, далеко на восток отсюда. Два года назад я провела там пару недель. У нее были лошади, и мы катались по холмам. Помню, там было такое строение, вроде маленького домика, среди заброшенной апельсиновой рощи. Мы спрятались там однажды во время грозы. Он небольшой, но там есть водопровод и керосинка. Кроме того, там практически не бывает людей.
      Ингольд кивнул.
      - Да, - пробормотал он, думая о чем-то своем. - Да, это, пожалуй, подойдет.
      - Я могу принести вам туда продукты и одеяла, - продолжала она, только скажите мне, когда вы там будете.
      - Я еще не знаю этого, - тихо отозвался колдун. - Но ты все узнаешь в свое время.
      - Хорошо. - Джил решила не быть назойливой и не задавать лишних вопросов. Она верила своему неожиданному гостю, больше того - ей казалось, что они знакомы уже целую вечность.
      Ингольд подошел к столу и протянул ей руку.
      - Спасибо, - сказал он. - Ты чужая нашему миру и ничем нам не обязана, это благородно с твоей стороны - помочь нам.
      - Эй, - мягко запротестовала Джил. - Я не чужая. Я была в вашем мире, и я видела Тьму. Я даже почти встречалась с королем Элдором, собственно говоря, - она запнулась, огорченная своей бестактностью, потому что вспомнила, что король и колдун были друзьями, и что Элдор почти наверняка должен был погибнуть.
      Но мудрый Ингольд пропустил это мимо ушей.
      - Я знаю, Элдору было бы приятно познакомиться с тобой, - сказал он. - Мы с ним выражаем тебе благодарность за...
      Какой-то звук в ночи заставил его внезапно насторожиться, и он замолчал, прислушиваясь.
      - Что это? - прошептала Джил.
      Ингольд повернулся к ней.
      - Я должен идти, - сказал он, извиняясь. - Я приглашен на чай к королеве Нуменор.
      Но Джил поняла, что что-то случилось по ту сторону Пустоты: ведь Дворец в Гее готовился к бою. Ингольд встал, черный плащ мягкими складками скользнул вдоль меча у бедра. Джил подумала об опасности и о Тьме, ждавшей ее гостя на другой стороне Пустоты. Она схватила его за рукав:
      - Прошу вас, будьте осторожны.
      Слабая улыбка осветила лицо Ингольда.
      - Спасибо, милая. Я всегда осторожен.
      Потом он, сделав несколько шагов к центру кухни, отточенным движением рук создал вокруг себя подобие занавеса, прозрачного, неплотного, сотканного из упругого воздуха, после чего вынул свой меч и шагнул в туман. Сверкнул огонь. Все исчезло, остался лишь слабый запах гари.
      2
      Это был проклятый топливный насос!
      Руди Солис сразу понял, почему закашлял двигатель старого "шевроле", машинально скользнул взглядом по зеркалу заднего вида и стал разглядывать темный хайвэй [highway - автострада (англ.)] впереди, хотя знал, что на пятьдесят миль вокруг не было ни души. Похоже, эту воскресную ночь ему придется провести между Барстоу и Сан-Бернардино на этом дурацком пустыре под завывание ветра.
      Надежда попасть на вечеринку таяла с каждой минутой.
      Руди покосился через плечо на десять ящиков пива среди кусков мыла и старых газет, сваленных на продавленном заднем сиденье, и вздохнул. Мотор фыркнул. Руди проклинал хозяина машины, непревзойденную звезду рок-н-ролла, на вечеринке у которого он пил и загорал до бесчувствия все выходные, да и приятелей, уломавших его съездить за пивом. И куда? Аж за тридцать миль в сторону Барстоу!
      "Пусть знают. Когда им в следующий раз захочется попить пивка, они найдут приличную машину".
      Большинство гостей приехало на вечеринку Тэйрота на мотоциклах, собственно, как и сам Руди, а Тэйрот, который вступил в жизнь под именем Джеймс Керроу и которого все еще звали Джимом, когда он был не в своем сияющем сценическом костюме, не торопился давать свой Эльдорадо кому бы там ни было, независимо от того, сколько оставалось ящиков пива.
      НУ ЧТО ЗА ЧЕРТ! Руди откинул назад длинные волосы и бросил еще один взгляд в беспросветную тьму безжизненной пустыни. Все приятели, оставшиеся в роскошном убежище в каньонах, едва держались на ногах, и трудно было сказать, какую роль могли бы сыграть десять ящиков пива. Если произойдет худшее - а так, похоже, и будет, судя по тарахтенью мотора, - он всегда сможет найти среди этих холмов какое-нибудь местечко, куда можно будет забиться до утра, а потом попытаться на попутке добраться до ближайшего телефона. Примерно в десяти милях отсюда есть служебная дорога, которая приведет его к полуразрушенной хижине, затерянной в старой апельсиновой роще. Будучи в сильном подпитии, он отказался от мысли чинить мотор сегодня ночью и спать поблизости от дорога. Руди хлебнул вина из полупустой бутылки и двинулся дальше.
      Руди, который знал машины и мотоциклы как свои пять пальцев, стоило огромных трудов провести неисправный "шевроле" милю или две от последней освещенной доски объявлений к колее служебной дороги. Запаздывание и рывки большого восьмицилиндрового двигателя, когда он маневрировал через рытвины, оползни и пересохшие русла старых ручьев, навели его на мысль, что дело тут вовсе не в засорившемся топливопроводе. Руди вылез на капот и осмотрелся. Бледный свет фар выхватывал знакомые предметы: дуб, как разбитый параличом старик, гневно проклинающий парочки, приходящие в парк, скала, похожая на спящего буйвола, чей силуэт вырисовывался на звездном небе. Руди любил охоту и знал эти безмолвные южнокалифорнийские пустынные холмы не хуже, чем устройство восьмицилиндрового двигателя. Он был здесь как дома.
      Когда вечеринки, скандалы, забавы с друзьями в автомагазине или уик-энды в пустыне надоедали, он находил удовольствие в уединении.
      Друзья принимали его таким, каков он есть, и хотя Руди не входил ни в один из мотоциклетных гангов [ганг (англ. gang) - банда, группа, шайка], он был нужен им как мастер рисунка в автомагазине Дикого Дэвида в Фонтане, который называли "кругом Тэйрота". Местная репутация Тэйрота включала апокрифическую историю о том, что он раньше был членом Ангелов Преисподней. Вспомнив это, Руди усмехнулся: не мог представить себе ганг, принявший бы в свои ряды такого прирожденного труса, как Джим Керроу.
      Внезапно передние колеса машины увязли в канаве, противно заскрежетал бензобак. Руди дважды пытался завести мотор, но в ответ получил лишь усталое жужжание. Он открыл дверь и осторожно вылез наружу, скользя ботинками по круглым камням пересохшего русла. Два дня веселой жизни давали о себе знать. О том, чтобы толкать машину, не могло быть и речи. Часы показывали полвторого ночи.
      Руди в отчаянии посмотрел наверх.
      В лунном свете вырисовывались холмы, небольшая долина, апельсиновая рощица. Хижина должна быть где-то здесь, в густой тени холма, ярдах в ста, не дальше.
      "Добрался, - подумал он, - слава Богу, хоть в этом повезло".
      Ночь была на удивление тиха и безмолвна. Не было и намека на звук. Лишь потрескивал остывающий мотор, да вздыхала трава. Наконец глаза Руди, привыкшие к слабому лунному свету, различили очертания крыши в окружении высоких деревьев. Звук его шагов растревожил тишину. Покачиваясь и прижимая к груди пиво с бутылкой муската, Руди направлялся к хижине.
      Голова раскалывалась. "Они, наверное, думают, я взял деньги на пиво, чтобы рвануть в Мехико".
      Хижина одиноко стояла на фоне темных холмов, высокая трава вокруг облупившихся стен скрывала останки допотопной фермы, запущенная черепица крыши повисла под тяжестью скопившихся листьев. Руди поднялся по шатким ступеням домика и опустил свою драгоценную хрупкую ношу на пол веранды. Не обращая внимания на дрожь во всем теле, он снял засаленный пиджак, намотал его на руку и выбил ударом кулака оконное стекло рядом с дверью.
      - Добро пожаловать, - сказал он сам себе.
      К его изумлению свет все-таки зажегся.
      "Все вполне цивильно, - отметил он про себя, окидывая взглядом грязную кухню, где была и раковина, и холодная вода, горячей, конечно, не оказалось. - И то хорошо". В буфете под раковиной он нашел три банки с бобами и свининой с проштампованной на них ценой по меньшей мере четырехлетней давности, а также керосиновую плиту и полканистры керосина.
      В доме нашлась душевая и спальня с продавленной койкой, матрац которой, должно быть, выбросили из какой-нибудь тюрьмы за ветхостью и негодностью.
      Прислонившись к косяку двери и потягивая мускат, Руди лишний раз убедился в том, что прелесть одиночества превосходит запои всех тусовок Калифорнии.
      Допив мускат и прикончив пиво, он лег спать.
      Руди проснулся, недоумевая, чем же так досадил тому человечку с отбойным молотком, который всю ночь жил у него под черепом. Он повернулся на другой бок, но и это не принесло облегчения.
      Комната была едва освещена. Некоторое время Руди лежал, разглядывая тени от высохших, затянутых паутиной стропил; воспоминания вчерашнего дня и ночи то и дело прокручивались в его болезненном сознании: вечеринка Тэйрота, подлый "шевроле", застрявший по самые уши в песке, тишина... То, что сегодня понедельник и ему надо быть на работе в автомагазине, рисовать пылающие закаты на заказных фургонах, осталось на подсознательном уровне.
      - Это могут быть просто топливопроводы, - сказал он себе, его сознание с трудом пробивалось сквозь жуткую головную боль вкупе с другими симптомами неумеренного потребления муската. Если дело только в этом, достаточно нескольких часов. Если же причина в насосе - ему придется туго.
      Руди вышел из дома и спустился по ступенькам, щурясь в мертвенно-бледном свете восхода. Вскоре он уже проклинал хозяина машины: ничего похожего на инструменты не было ни среди разнообразного мусора в багажнике, ни на заднем сиденье... И все же ему повезло: в роще за домиком, в зарослях сорняков, в полусгоревшем сарае, Руди откопал ржавую отвертку с отломанной ручкой, пару ножей с искривленными лезвиями и разводной гаечный ключ, но настолько проржавевший, что вряд ли годился для работы.
      Солнце уже взошло и осветило холмы, когда он возвращался обратно. Вытирая руки о джинсы, Руди оглянулся, у него помутилось в глазах от обилия свежих утренних красок, так густо разлитых в молочной дымке тумана.
      Он никак не мог понять, в чем дело. Руди прикрыл ладонью глаза от ослепительного серебряного сияния, которое висело в воздухе, как извивающаяся щель огня, мерцающая почти болезненной яркостью, которая пронзила пространство, как трещина или сияющая линия, расширявшаяся едва ли не в дюжине ярдов перед ним. Руди ясно видел, как пространство и реальность вдруг расщепляются надвое, что три измерения этого мира, словно нарисованные на занавеси, - воздух, земля, дом и холмы - скручиваются в стороны, открывая сначала пронзительный свет, слепящую тьму и затем калейдоскоп цветных пятен. Потом в этой трещине возникла темная фигура в коричневой мантии с капюшоном, с сияющим мечом в одной руке и черным бархатным узлом - в другой. Лезвие меча дымилось, будто отражая иссушающий свет.
      Ослепленный светом, Руди отвернулся, растерянный, удивленный и потрясенный. Когда он вновь повернулся, зрение восстановилось, и Руди увидел рядом с собой старика в коричневой мантии. В одной руке он держал меч, а в другой - плачущего ребенка.
      Руди щурился и тер кулаками глаза.
      - Что за дрянь я пил прошлой ночью? - спросил он вслух. - И кто вы, черт возьми?
      Старик спокойным уверенным движением вложил меч в ножны, и Руди поймал себя на мысли, что, кто бы это ни был, он, должно быть, может быстро выхватить снова эту штуку и тогда...
      - Меня зовут Ингольд Инглорион. А это - Алтир Эндлорион, последний принц из рода Дейра.
      - Гм?
      Старик откинул капюшон, и Руди увидел исполненное благородства и спокойствия лицо. Голубые глаза, ясные и добрые, делали его похожим на святого, юродивого или безумца. Руди никогда раньше не видел такого лица.
      - Как вы попали сюда? - Руди продолжал воспринимать старика как плод своего воображения.
      - Я пришел через Пустоту, которая отделяет ваш мир от моего, серьезно ответил Ингольд.
      "Да он сумасшедший".
      Озадаченный, Руди медленно обошел вокруг него, сохраняя дистанцию. Пришелец был вооружен, и что-то в его манере держать меч подсказывало Руди, что он знает, как им пользоваться. Он выглядел, как безобидный старикашка, если бы не костюм в духе Франциска Ассизского, но годы общения с дорожной братией научили Руди инстинктивной осторожности с каждым, кто вооружен, как бы безобидно он ни выглядел. Кроме того, любой, расхаживающий в таком одеянии, явно ненормален.
      Старик насмешливо смотрел на Руди, рассеянно лаская ребенка мускулистой рукой. Младенец приглушенно хныкал, а потом и вовсе замолчал. Руди уловил запах дыма от темной мантии старика и пеленок ребенка. Он предположил, что они могли бы появиться, к примеру, из тени за углом дома, когда его ослепило отражение солнечного света, отчего возникло ощущение, будто они шагнули из пылающей ауры, но это объяснение все же не отвечало на вопрос, откуда они взялись или как у старика оказался младенец.
      После долгого молчания Руди неожиданно для себя спросил:
      - Вы настоящий?
      Старик улыбнулся, вздрогнула паутина морщин вокруг его белой бороды.
      - А ты?
      - Я имею в виду, вы не колдун или что-нибудь в этом роде?
      - Не в этом мире. - Ингольд внимательно осмотрел стоящего перед ним молодого человека, потом опять улыбнулся. - Это долгая история, - объяснил он и направился к дому, словно жил там. Руди пошел следом. - Можно остаться здесь, пока не прибудет мой связной в этом мире? Это не займет много времени, - между тем продолжал старик.
      "Что за чертовщина?"
      - Да, конечно, - вздохнул Руди, - я сам-то здесь только потому, что сломалась машина. Я должен проверить насос и посмотреть, смогу ли запустить его снова. - Увидев недоумение Ингольда, он вспомнил, что этот бородач вроде бы из другого мира и может не знать, что такое двигатель внутреннего сгорания. - Вы знаете, что такое машина?
      - Я знаком с концепцией. Но в нашем мире их, разумеется, нет.
      - Понятно.
      Ингольд уверенно поднялся по ступенькам в дом. Он прошел прямо через зал в спальню и положил ребенка на грязный матрац на койке. Младенец тут же, как по команде, начал освобождаться от пеленок с явным намерением упасть на пол.
      - И все же, кто вы? - настаивал Руди, прислонившись к косяку.
      - Я сказал тебе - меня зовут Ингольд. И хватит об этом... - Он наклонился и едва успел подхватить падающего с матраца принца Тира. Потом взглянул через плечо. - Ты не сказал мне своего имени, - добавил он.
      - Ну, Руди Солис. А где вы взяли ребенка?
      - Я спасаю его от врагов, - буднично сказал Ингольд.
      "Прекрасно, - думал Руди, - сначала топливный насос, а теперь еще и это".
      Руди посмотрел на ребенка и решил, что ему на вид примерно полгода и что он премиленький, с розовым пухлым личиком, пушистыми черными волосами и небесно-голубыми глазами. Ингольд посадил его на середину кровати, откуда малыш незамедлительно направился к тому же краю. Старик снял свою темную, пропахшую дымом мантию и расстелил ее, как ковер, на полу. Под ней он носил белую рубаху, сильно потертую и в пятнах, кожаный ремень и перевязь, поддерживавшую меч и короткий кинжал в побитых ножнах. Все выглядело вполне реальным, как банка пива на столе. Но Руди все же было малость не по себе.
      Ингольд снова взял ребенка и посадил его на мантию на полу.
      - Вот, - сказал он. - Теперь ты останешься там, где тебя посадили, и постараешься заснуть.
      Принц Алтир Эндлорион издал в ответ членораздельную, но непонятную фразу.
      - Хорошо, - сказал Ингольд и повернулся к двери.
      - Чей это ребенок? - спросил Руди, скрестив руки на груди, не сводя глаз с младенца и старика.
      Лицо старика неприятно изменилось, но он постарался ответить как можно спокойнее:
      - Это ребенок моего друга, - произнес он тихо, - который теперь мертв. - На минуту воцарилась тишина, старик сосредоточенно подворачивал рукава своей выцветшей рубахи, открывая линии старых шрамов, исчертивших выпуклые мышцы рук. Когда он снова посмотрел вверх, в его взгляде опять просматривалась легкая ирония.