Дарвет (№4) - Мать Зимы

Новая волна землетрясения качнула здание, и у Джил к горлу поднялась тошнота. Она успела ухватиться за дверь, надеясь, что это будет последний толчок. Ингольд же застыл в неподвижности, свирепо глядя куда-то в пустоту.

— Это они, — сказала она негромко. — Да? — и робко коснулась его руки. — Ледяные маги?

Она ощутила, как Ингольд напрягся, и убрала руку. Понятно, что он осторожничает с ней. Лучше держаться от него подальше. Самым небрежным тоном она поинтересовалась:

— Это близко? Вулкан?

Он кивнул, едва заметно содрогнувшись.

— На юге, глубоко подо льдом. Пылевые облака уже собираются на полюсах. Мы были правы, что пришли сюда, Джил. — Он говорил, как человек, пытающийся в чем-то убедить себя самого, и при этих словах не смотрел на нее. Отвернувшись, Ингольд принялся выравнивать свои цветочные горшки, где высадил розы дюжины разновидностей, от желтых до почти черных.

— Они здесь. — Он легонько коснулся кончиками пальцев бархатистых лепестков бутона, который обнаружил на заброшенном дворе какого-то особняка. — Я знаю, что они здесь.

— В усыпальнице Слепого Короля, — промолвила она.

Он резко обернулся, и в этот самый момент на улице, ведущей к Медному рынку, послышались какие-то крики и шум шагов. Позабыв обо всем, Джил с Ингольдом выбежали на галерею и увидели внизу небольшой отряд солдат на-Чандроса в черных доспехах. Вслед за ними бежала целая толпа горожан, и, наконец, Джил смогла различить, что они кричат.

— Ведьма! Проклятая ведьма! Демонова шлюха! Хегда!

Ингольд встал рядом, скрестив руки; длинные зеленые четки, которые он носил, когда не было тренировок на арене, блестели под полуденным солнцем. Он даже не попытался проверить свою догадку через магический кристалл, поскольку злоязыкая старуха-крестьянка, продававшая амулеты на Медном рынке, обладала достаточными магическими способностями, чтобы защититься от такого подглядывания. Ингольд пару раз заговаривал с ней. Только вчера еще она плюнула в него из-за того, что он вздумал с ней спорить, — и Джил полагала, что это небольшая потеря.

— Они только и ждали своего шанса.

— Местные церковные власти?

В толпе, возвращавшейся от рынка, она узнала согнутую, скрюченную фигурку, обмотанную множеством цепей, медных и стальных, бронзовых и серебряных.

На них висели Руны Безмолвия, Руны Уз и Руны Охраны, которые звенели, словно множество колокольчиков.

— А какое им до нее дело? Она ведь никому не приносит зла.

— И все же...

Ингольд отвел Джил обратно в комнату, ласково обнимая ее за талию, совсем, как в старые добрые времена; но затем он, похоже, вспомнил, что ей нельзя доверять, и убрал руку. Взглянув ему в лицо, Джил увидела в его глазах то же самое выражение, которое так часто замечала за последние дни в Кхирсите: неуверенность, опаска... На мгновение их взоры встретились, а затем он отвернулся, и она ощутила прилив злости на ледяных магов.

Войдя в комнату, Ингольд убрал со стола сушившиеся там рубахи.

— Понимаешь, Церкви никогда не нравилось, что люди обращаются к магам за решением своих проблем вместо того, чтобы идти с этим к Богу... И слушать советы священников. В хорошие времена Церкви достаточно проповедовать людям, что магия разъедает душу, и все иллюзии суть работа злых сил. Но во времена голода и страха люди меньше думают о спасении души, чем о том, как накормить детей. А епископы — тоже люди, — добавил он негромко, складывая потрепанную одежду в дорожные мешки. — Сейчас им тоже страшно. Я ее предупреждал, что нужно уезжать из города.

Джил вспомнила ребятишек в банде Ниниака, — сельских мальчуганов с испуганными глазами и ребрами, торчащими как обручи на бочках, которые ежедневно рисковали жизнью за кусок хлеба.

— Может, ей просто некуда было идти.

На закате Ниниак заглянул к ним в комнату и принес весть, что завтра ведьму Хегду сожгут на Арене.

— Это ведь она устроила землетрясение, знаете?

Братья и сестры окружали мальчишку, как грязные хищные зверьки; Ингольд всегда старался припасти для них какой-нибудь еды, и то же самое делали Котенок и Баклажан, которые жили парой этажей ниже.

— Да будет тебе! — раздраженно воскликнула Джил. — С какой стати ей это делать?

— Потому что она злая, — ответил Ниниак, явно озадаченный таким вопросом. Он перекатил жевательную смолу за другую щеку. — А может, какой-нибудь богатей ей заплатил. Но это она устроила, точно. Она призналась.

— Удивительное дело, — пробормотал Ингольд, не поднимаясь с лежанки и не открывая глаз. — Женщина, которая обладает силой устраивать землетрясения, живет в жалкой лачуге и, побирается на рыночной площади.

Воришка озадаченно покачал головой, а затем, прищурившись, взглянул на старого мага.

— Она созналась. И она ведьма. Ведьмы... От них можно ожидать чего угодно.

Ингольд вздохнул.

— Вот тут ты прав, — признал он.

Вместе с Джил они отправились посмотреть на аутодафе вместе со всеми прочими обитателями гладиаторской школы. Арена была забита до отказа и окружена церковными стражниками в алой униформе. Шоу было бесплатным даже для вельмож, банкиров, землевладельцев и купцов. Ингольд невольно поморщился, когда двое церковников в красных одеяниях швырнули поверх связок хвороста пару грязных свитков и какие-то фолианты, — все книги, принадлежавшие Хегде. Солдаты вывели женщину наружу, по-прежнему опутанную цепями, обнаженную до пояса и покрытую свежими рубцами от бичевания.

— Желтый болиголов, — негромко пояснил старый маг Джил. В его голосе чувствовалась боль. Хотя Хегда не имела никакого отношения к Совету Магов, архимаг Ингольд все же полагал, что был обязан защитить ее. — Совет Магов обычно использует синий корень, который приглушает магические способности, но никак не влияет на сознание. Церковь предпочитает болиголов, в какой-то степени при данных обстоятельствах это даже во благо. Она уже не понимает, что с ней происходит.

Джил содрогнулась. Она нередко смотрела смерти в глаза и сама убивала мужчин и женщин, равнодушно и без сожалений. Но это всегда было в бою и происходило очень быстро. Как специалист по средневековой истории, она читала о том, как сжигали людей, но никогда не видела этого своими глазами, и сейчас не знала, сумеет ли справиться с собой.

Солдаты привязали старуху к столбу. Из рядов стражи вышел клирик в алом одеянии, тощий, как окровавленный стилет, и, вскинув белые руки, выкрикнул слова обряда. При звуках этого резкого голоса Джил чуть слышно вскрикнула и попыталась заглянуть через плечо рослым гладиаторам, стоявшим впереди.

— Хочешь взглянуть получше, Джилли? — поинтересовался Баклажан, и своими огромными ручищами обхватил ее за талию, усаживая к себе на плечо, словно на парковую скамейку.

Кто-то сзади заорал:

— Убери ее! Ничего не видно!

А сержант Куш обернулся и послал недовольного по матери.

— Верни меня на землю, — потребовала Джил, и Баклажан поднял на нее глаза.

— Да плевать на них, Джилли. Они просто недоумки.

Баклажан души в ней не чаял, недавно он сломал четыре ребра Королю после того, как Его Величество попытался сзади напасть на Джил на арене. Куш велел дать ему пять плетей за то, что вывел Короля из борьбы в последний день состязаний, и с той поры Король твердил всем вокруг, что Джил предпочитает спать с девицами, и к тому же она уродлива. Джил понимала, что не должна обращать на это внимания, но все же ей было досадно.

— Да нет, все в порядке. — Она уже увидела все, что хотела. В какой-то мере она предчувствовала это с того самого момента, как услышала голос епископа Алкетча, произносившего слова вечного проклятия в адрес осужденной. Когда Баклажан опускал ее на землю, она в последний раз взглянула на князя-епископа, стоявшего среди гвардейцев и прочих клириков. Она почти чувствовала на себе огонь этих черных глаз. Епископ Алкетча, руководивший казнью Хегды, оказался не кем иным, как бывшей аббатисой Гая и извечным врагом Ингольда, Джован-нин Нарменлион.

— Ингольд, — выдохнула Джил чуть слышно. — Ингольд, это... — Она заозиралась в поисках старого мага.

Но его нигде не было.

* * *

В том мире, откуда была родом Джил, — да, впрочем, и в этом новом мире тоже, — существовала литературная традиция, согласно которой любая героиня, достойная своего корсета и длинных юбок, оказавшись в опасной ситуации, должна была немедленно бежать на поиски подходящего героя, ставя под угрозу и себя, и всех окружающих. Джил, которая хорошо знала Ингольда, вместо этого осталась с гладиаторами, ибо понимала, что именно там он будет искать ее по возвращении. В любом случае бесполезно было пытаться разыскивать старика, если он сам не хотел быть найденным. У него имелся магический кристалл, и он без труда мог вернуться к Джил, когда закончил бы со своими делами или убедился, что некая предвиденная им опасность благополучно миновала.

В толпе Джил так и не увидела сожжения ведьмы. Сдавленная со всех сторон потной толпой, она слышала, как ругань старухи переходит в истошные крики, уловила запах дыма и горелой плоти. Какой-то мальчишка попытался обчистить ее карманы, другой — продать кусок жареного хлеба. Джил все же удержалась, и ее не стошнило, но при этом она подумала, что Ледяной Сокол наверняка пристыдил бы ее за излишнюю чувствительность.

Баклажан проводил ее домой, забеспокоившись, когда близ рынка на Джил накатила слабость и головокружение. Он заставил ее присесть у колодца, а затем, протолкавшись через толпу, куда-то ушел и вскоре вернулся с яркой накидкой из тех, что были в моде среди подружек гладиаторов, — украшенной осколками стекла, стальными пластинками и обрезками кожи. Когда Джил с изумлением приняла подарок и стала его благодарить, он лишь отмахнулся:

— Ты совсем замерзла.

Он помог ей подняться на ноги. И впрямь, стремительно похолодало...

— У тебя руки ледяные.

Джил поспешила спрятать руки под складками накидки как можно скорее.

Прошлой ночью ей снилась разрушенная вилла, в которой они ночевали, когда проходили через обезлюдевший город Зеннуак, — она видела во сне зеркало, которое нашла в одной из комнат, и кошмарное отражение в нем. Весь день она то и дело проверяла свои руки, впрочем, гладиатор, похоже, ничего не заметил. Он проводил ее до самых дверей.

Поблагодарив своего спутника, Джил заперла все ставни, зная, что при необходимости Ингольд сможет открыть их и снаружи. Затем она повалилась на тюфяк и заснула, словно накачавшись наркотиками.

Проснулась она в темноте от чьего-то стука.

— Это я, Джилли, — донесся до нее голос Ниниака. — Я уже стучал, — добавил мальчишка, когда она открыла дверь.

В желто-красном небе над городскими стенами садилось солнце, и разносился перезвон церковных колоколов. В воздухе висел запах горелого дерева. Чуть дальше по галерее болтали и занимались шитьем женщины, а мужчины пили вино и играли в кости.

Джил смахнула с лица рассыпавшиеся волосы.

— Все в порядке. — У нее кружилась голова, и было непонятно, откуда взялась такая усталость. — Что я могу для тебя сделать?

Мальчуган как-то странно поморщился, а затем протянул ей сложенный листок, — на таких лавочники делали подсчеты или писали друг другу записки, если только знали грамоту.

— Ингольд просил, чтобы я передал это тебе.

Там значилось: «Джил! Прости меня. Мне пришлось немедленно сбежать. Не знаю, откуда им стало известно, что я здесь. Хотя, возможно, это Хегда сообщила обо мне своим палачам, чтобы избавиться от дальнейших мучений. Старайся не выходить на улицу и береги себя. Я в безопасности, просто дождись».

— Он тебя бросил. — Голос Ниниака звучал без всякого выражения, но Джил чувствовала, что мальчишка очень зол.

Она покачала головой.

— Ему просто пришлось скрываться. Похоже, он встретил кого-то в толпе.

— Или просто дождался, пока ты отвернешься. — В серебристых глазах застыла боль каких-то старых воспоминаний. — Это ерунда, что ты некрасивая, и что у тебя шрам, все равно ты в сто раз лучше всех этих глупых девок, которые на улице бегают за мужиками. Какой болван!

С изумлением Джил осознала, что мальчишка, похоже, в нее влюблен. Скрыв улыбку, она промолвила:

— Нет, у Ингольда много врагов.

Ниниак протянул ей второй листок.

— Вот это он велел отдать тебе через три дня, если он не вернется.

Джил похолодела.

«Прости меня. Это все, о чем я прошу. Пожалуйста, пожалуйста, пойми.

Они слышат твоими ушами, они видят твоими глазами. Я догадался об этом, когда мы покидали Убежище... И также догадался, что ты последуешь за мной даже против воли, если я не возьму тебя с собой. Это было моим каждодневным, ежечасным кошмаром, — что я был вынужден так поступить с тобой. Если тебя не будет рядом, у меня появится шанс достичь пещеры ледяных магов прежде, чем они осознают, где я, и соберут всех своих габугу, подвластных им дуиков, горных обезьян, а, возможно, и войска Алкетча, ибо мы не знаем, насколько далеко простирается их влияние. Они узнали обо мне от дарков, в своих снах... точно так же, как дарки знали о них самих. А дарки поглотили мой разум...»

Джил перевернула листок. Почерк на другой стороне сделался почти неразборчивым.

«... и это видели ледяные маги. Они знают, что я представляю для них опасность. Возможно, это мой единственный шанс».

Джил словно бы услышала в этот миг их голоса, ощутила их ярость, когда они осознали обман, — и поняли, что он уже в пути.

Она почувствовала, как они призывают всех, кого только могут, — габугу, пещерных обезьян, мутантов, готовятся уничтожить его.

«Нет, — подумала она в ярости, чувствуя, как нарастает этот зов. — Нет!»

«Я люблю тебя, Джил. Если я не вернулся к этому времени, то уже не вернусь никогда. Благословляю тебя. Освобождаю тебя. Я лишь сожалею — сожалею всем сердцем, что не смогу проводить тебя обратно в Убежище. Но я не могу разорваться пополам. Прошу, пойми! Ты воин, и должна меня понять.

Пожалуйста, не презирай меня за то, что я вынужден был сделать.

Если я не вернусь, это значит, что я принял смерть от рук Ледяных Магов; и встретил ее с твоим именем на устах.

С безграничной любовью,

Инглорион»

Глава девятая

Руди проснулся от холода. От холода, от боли и от ощущения, будто ему нечем дышать. Он тут же осознал, что чувство это пришло к нему откуда-то издалека, от другого человека, но от этого оно не сделалось слабее.

«Ингольд! — подумал он, глядя во тьму. — Ингольд!..»

Ощущение не слабело, наоборот. Головокружение... Слепящий свет... Вот онемела левая рука... И ужасная боль, словно молотом, ударила по сердцу.

«Ингольд!»

Руди на мгновение утратил ориентацию. Он заснул у себя в комнате прямо над книгами, впустую разыскивая в них ответы на те вопросы, что так тревожили его...

Понемногу холод и боль отступали, утекали, словно дым, во тьму.

Дрожащими руками Руди достал из-под подушки свой кристалл. «Господи, этого не может быть! — Камень вспыхнул магическим светом. — Отвечай! Скажи мне, что это неправда!» Ничего. Серая злоба ледяных магов окутала его плотным непроницаемым коконом.

«Проклятье! Проклятье! Отвечай!»

Он опустил руки. Магический свет понемногу угас.

«Нет. Нет...

Не оставляй меня последним магом в этом богами проклятом мире! Не заставляй меня самому идти на бой с ледяными колдунами.

Я не справлюсь, черт возьми!»

Боль. Головокружение. Холод. Боль.

Он не мог разобраться в своих ощущениях, но знал, что чувствует боль Ингольда, чувствовал это так же ясно, как если бы слышал крики старика.

«Сейчас три часа ночи, черт возьми! — хотелось закричать Руди. — Какого дьявола ты сражаешься с чудовищами в три часа ночи!»

Если Ингольда уже нет в живых, то, возможно, он сумеет отыскать Джил... Но даже этого Руди сделать не сумел.

«Не мог он умереть, — прошептал он чуть слышно, всем сердцем желая, чтобы это оказалось правдой. — Не мог умереть».

Время до рассвета тянулось бесконечно.

Едва лишь открыли двери Убежища, вместе с Янусом, Мелантрис и Ледяным Соколом Руди взобрался на холм, где было поменьше сланча, и начертал Круг Силы, призывая энергию из земли, воды и угасающих звезд.

Он так и не смог понять, жив или мертв Ингольд, и где находится Джил, — магический камень молчал. Тогда Руди попытался связаться с Вотом, но увидел в аметистовых гранях лишь тусклые образы бледных, уродливых монстров, атакующих Убежище Черных Скал.

Ему казалось, он видит людей с оружием в руках на каменных стенах, но образы были такими тусклыми и затуманенными, что даже в этом он не мог быть уверен.

Внезапно в спину подул холодный ветер. За спиной Руди услышал какой-то шорох, свист, а затем тяжелый удар, как будто кто-то разрубил топором дыню. Обернувшись, он ощутил запах крови.

— Лучше нам вернуться. — Ледяной Сокол вонзил в землю топор, чтобы очистить лезвие. Тварь, выскочившая из сланча, чтобы напасть на мага, лежала у его ног, разрубленная на куски. — Скоро подоспеют и другие. Что-нибудь увидел?

Руди с отчаянием покачал головой. К ним подошли изможденные, усталые Янус и Мелантрис. У подножия холма в лесу сланч был повсюду, свешиваясь грязными прядями с ветвей умирающих деревьев. Что-то двигалось там, в этих омерзительных зарослях, и Руди, сунув кристалл в карман куртки, торопливо направился к Убежищу.

— Если Джил со стариком...

— С ним не могло случиться ничего плохого, — заявил Янус.

Уже на ступенях убежища гвардеец оглянулся, чтобы в последний раз взглянуть на лес. Рука его была перевязана, — три недели назад Януса покусал волк-мутант, — но рана даже не начала заживать. И дело было не в каком-то яде, как в случае с Джил... в последнее время раны не заживали ни у кого.

Внезапно деревья и кустарник у подножия холма содрогнулись, — словно раздвинулся занавес. Руди выдохнул:

— Матерь Божья!

А Янус лишь проронил:

— Пожри его лихорадка! Рано или поздно такое должно было случиться. Ступай внутрь, мы им займемся.

Мелантрис уже созывала остальных гвардейцев.

Тварь, размашисто шагавшая по склону, с низко опущенной головой, оказалась мутировавшим мамонтом...

Когда Руди вернулся в свой рабочий кабинет, то обнаружил там Скелу Хогширер.

Сперва он заметил лишь ее тень в тусклом свете мечущуюся туда-сюда, и еще из коридора услышал всхлипывания, а затем звуки, от которых Руди пришел в ярость.

Он остановился на пороге, пытаясь взять себя в руки.

Она разорвала на куски пергамент, куда Руди заносил имена из уничтоженной «Черной Книги Списков», опустошила все коробки, разбросала и разломала костяные рунные палочки, разбила фарфоровую чашу и растоптала ее в пыль каблуками. Шкаф, где были заперты все по-настоящему ценные вещи, выглядел так, словно на него обрушился ураган. Она пыталась разбить его в щепы и вырвать двери из петель...

Из-под ногтей сочилась кровь. Грязные волосы падали на распухшее от слез лицо.

— Я не могу колдовать! — завизжала она, когда Руди наконец вошел в комнату. Девочка ухватила астролябию — точнее, то, что от нее осталось, и принялась колотить ею по столу, оставляя в деревянной столешнице глубокие отметины. — Я больше не могу колдовать! Я пыталась! Пыталась!

Она швырнула в угол металлический круг и набросилась на Руди с кулаками.

— Скела, ты все можешь, — мягко заметил он, сам удивляясь своему терпению.

В глубине души ему хотелось схватить эту маленькую избалованную дрянь и колотить головой об стену, — но он все же держал себя в руках. «Черт возьми, — отстраненно подумал Руди. — Должно быть, я взрослею...»

— Эй, — пробормотал он, когда она принялась лупить его по плечам. — Эй, эй, эй... Полегче, Детка.

Ее злость была направлена не против него лично, и, помимо страха утратить уважение таких важных персон, как леди Скет, чувствовался ужас иной потери, понять который мог один лишь Руди.

— Ты меня неправильно учишь! — Ее голос сорвался на истошный вопль. — Ты не учишь меня тому, что я должна знать! Папа говорит, ты обязан! Папа говорит, что ты еще пожалеешь! Папа говорит...

— Ты и впрямь веришь, что я тебя плохо учу?

— Я не могу! — Скела внезапно отпрянула, попыталась ударить Руди по лицу и промахнулась. Ее лицо, побагровевшее и распухшее от рыданий, в неярком свете ламп казалось почти черным. — Я пыталась! Пыталась все утро! Я делала все твои дурацкие упражнения и твою дурацкую медитацию, и все, что ты говорил. И все равно не могу колдовать! Раньше я могла! Раньше могла, а теперь не могу!

Оттолкнув наставника, она бросилась прочь. Он слышал, как она всхлипывала на бегу и натыкалась на стены.

Руди шагнул было за ней, но затем покачал головой.

— Будь оно все неладно... Значит, теперь еще будем ждать в гости папочку. Только этого мне и не хватало.

Он потер глаза, болевшие от недосыпания. Ингольд... Каким-то образом он должен выяснить, что случилось со стариком, выяснить, жив ли тот еще. Руди принялся собирать порванные пергаменты и разломанные костяные палочки. Хорошо хоть, на сей раз она ничего не спалила.

Он застыл, держа в руках обрывки.

«Это злоба? — спросил он себя. — Или что-то еще? Голоса ледяных магов в ее мозгу?»

Ты хочешь сказать, что моя дочь не маг?

Он вновь проиграл в памяти всю эту сцену — Скела падает. Габугу скачут мимо, перепрыгивают через нее, а она отчаянно визжит, хватаясь за голову.

«Они нападают только на чародеев», — говорил Вот.

— Руди? Господин маг? — В дверях показался Тир.

Он по-прежнему вел себя сухо и церемонно, это проявлялось даже в его позе. Руди тотчас выпрямился, сделал поярче магический свет и склонил голову.

«Все пройдет, — сказал он себе, чтобы унять боль при виде такой отчужденности. — Со временем он перестанет винить тебя в гибели своих друзей, и эта холодность пройдет».

— Чем я могу помочь тебе, Тир? — Он пододвинул стул, которым Скела, судя по всему, пыталась разбить двери шкафа. Тир огляделся, созерцая следы разгрома, но ничего не сказал. Должно быть, он встретился со Скелой в коридоре.

— Руди, люди исчезают. — Он уселся на стол, болтая ногами. Подобно почти всем прочим обитателям Убежища, он сильно похудел за последнее время, и теперь казалось, что на лице остались одни глаза.

— Исчезают? — Все прежние страхи отступили, когда Руди вспомнил о запертых дверях на пятом ярусе и о странном запахе в опустевших помещениях.

Мальчик облизнул губы, собираясь с мыслями.

— Я не думал... Знаешь, иногда так бывает, что кого-то не видишь несколько дней. Они что-нибудь делают по хозяйству, помогают маме... — Он говорил очень тихим, испуганным голосом. — Но я попросил Линнет сделать мне календарь и стал отмечать каждый день, кого видел, а кого — нет.

«Он слишком юн для всего этого, — подумал Руди, глядя на малыша. — Слишком юн, чтобы справляться с таким проблемами».

— Люди исчезают, Руди, это правда. Брикки Гатсон и Нуп Фаррер, и папа Нупа, и брат его папы Йент, и Меллека Биггар, и Роза Уайт со своими братьями и мамой. С них я начал.. Я их долго не видел, а теперь посчитал, и получилось, что целых три недели. Потом пропали старик Виккет и Иреб Браун, и еще кое-кто. Но я не стал ни у кого спрашивать, давно ли их не видно.

— Пятый северный ярус, — негромко проговорил Руди. — Все они там живут, кроме Фарреров, а те обитают прямо под Биггарами, на четвертом северном уровне.

— И есть лестница, которая ведет от Биггаров прямо туда. Они там все время ходят. Это не чума, потому что целители... — продолжил мальчик, — ...другие целители сказали бы тебе... Или мама. Но никто не обращался к гвардейцам или охотникам, чтобы искать пропавших в лесу, и никто не говорил маме, что они исчезли, и не просил тебя разыскать их с помощью кристалла. Ведь правда?

— Да, — негромко подтвердил Руди. — Никто не просил.

Он выудил кристалл из кармана, хотя и знал, что ничего не сможет увидеть. Воздействие сланча в Убежище многократно усиливалось, и к тому же кристалл почти никогда не показывал мутантов.

— Старик Виккет, Нупы, Уайты, — проговорил он скорее сам себе. — Корам Биггар — старший в этой части Убежища. Он не мог не знать. Должен был увидеть...

— Что увидеть? — переспросил Тир. — Что они исчезли?

— Он должен был видел, во что они превращаются. И почему их больше нельзя выпускать наружу.

Он опять сунул в карман кристалл и поднялся на ноги, больше не сомневаясь в своей правоте.

— Скела тоже, — пробормотал он. — Бедняжка... Спасибо. — Он протянул руку и, помявшись мгновение, Тир протянул ему свою. — Продолжай присматривать за всем, что происходит. Кто бы и что бы тебе ни говорил, но именно так должен вести себя настоящий король. Думаю, пора рассказать обо всем твоей маме. И вот еще что...

Тир настороженно посмотрел на него.

— Не пытайся сам разыскивать этих людей, ладно? — Руди смотрел на мальчика, поражаясь, каким хрупким тот кажется... каким беззащитным. — Ты обо всем мне рассказал, а теперь это моя работа. Я приведу гвардейцев и отправлюсь навестить Биггаров и Виккетов, и весь этот ярус. А ты не будешь ходить в одиночку по Убежищу, ладно?

Тир покачал головой.

— Теперь в Убежище стало много плохих мест. Там страшно, и там плохо пахнет. Лучше оставаться с людьми.

— Вот и отлично, — кивнул Руди. — После того, как я поговорю с мамой, ты сможешь пройтись со мной по Убежищу и показать мне все плохие места?

Мальчик нахмурился, как видно, раздумывая, не станет ли такая фамильярность предательством по отношению к погибшим друзьям. Наконец, он кивнул.

— Ладно. — Голос его не поднимался громче шепота. Затем он развернулся и исчез.

«Люди исчезают...» Руди раздумывал над этим, собирая осколки костяных палочек и фарфоровой чаши с пола.

«Начинаешь есть сланч — и очень скоро ледяные колдуны принимаются разговаривать с тобой, и ты уже не замечаешь, что дядюшка Альберт превращается в бесцветного безглазого монстра... Или думаешь: а что, ему это даже идет...»

Тем временем, петля вокруг Убежища затягивалась все сильнее. За последние четыре дня почти каждый день нападали волки-мутанты, орлы и росомахи. Руди уже почти не мог выходить наружу.

Вчера опять было землетрясение. После долгих поисков ему удалось отыскать в южных пустошах вулкан, извергающий потоки лавы и облака черного пепла.

«Черт, — подумал он, глядя в пустоту. — Что мы, черт возьми, будем делать? Что нам делать, если Ингольд погиб?»

Он встал, снял заклятье со шкафа, отомкнул замок и взглянул на крохотные красные зернышки и черные шарики заколдованного картофеля. Он даже видел глазки на твердой, как камень, черной поверхности. Такое впечатление, что кто-то взял Истинную Сущность картофеля, его генетический код и сконденсировал в этот прото-клубень, способный пережить само Время.

Но растение не погибло. Под стазисными чарами явно ощущалось биение спящей жизни.

«Это ответ, — подумал он. — Черт возьми, я знаю, что это ответ. Но почему именно мне пришлось здесь остаться? Это работа Джил. Она ведь у нас ученый».

Но он был магом. Он разбирался в магии. Джил способна расшифровывать скрытые намеки в архивных кристаллах, в воспоминаниях Тира и в видениях Цилиндра, которые Руди тщательно записывал, но именно он должен понять, что делать со всей этой информацией.

А он не понимал.

Без Ингольда им не выжить. Он вспомнил о том кошмаре, который пережил прошлой ночью. Нападение? Но он чувствовал, что здесь было что-то еще... Может, сердечный приступ. За пару дней до этого ценой ужасающих усилий он сумел связаться с Ингольдом на пару минут, и узнал, что они благополучно добрались до Кхирсита, столицы Алкетча, и нанялись в гладиаторскую школу. Подумать только, Ингольд, с волосами, перевязанными в хвост, выглядящий, как заправский громила!.. Но после этого — ничего.

В коридоре послышались шаги Скелы. К счастью, она была одна.

Руди торопливо закрыл шкаф, запер его и наложил чары. Когда девочка вошла в комнату, он обратил внимание, что лицо у нее по-прежнему распухшее от слез, но тут же заметил, как натягивается платье на дебелых плечах, и в душе Руди вспыхнула ярость: он вспомнил, как заострились от голода черты лица Тира, и как исхудала Альда, у которой, казалось, лопатки в любой миг могут прорвать бледную кожу.

В руках Скела держала глиняную миску и тревожно озиралась по сторонам.

— Руди, ты должен научить меня как следует. — Голос дрожал от волнения. — Ты должен разобраться, почему я больше не могу колдовать. Ты должен мне помочь, Руди, пожалуйста. Папа... — У нее задрожали губы. — Ты не знаешь, что это такое — жить с моим отцом. Он говорит, что я плохо работаю. Но я работаю. Я просто... просто больше не могу... — Она вытерла нос рукавом, затем утерла глаза. — Пожалуйста, помоги.

Мольба в ее взоре была искренней. Руди задумался, какой будет реакция ее дорогого папочки, когда он осознает, что не сможет сдержать своих обещаний, которые так щедро раздавал всем, кто нуждался в магических услугах. Ему даже стало жаль эту избалованную, злую, самонадеянную девчонку, которая впервые в жизни столкнулась с тем, что не может получить желаемого.

И хуже всего то, что раньше она и впрямь владела магией.

— Скела, — промолвил он негромко. — Я сделаю все, что смогу, но...

— Обещаю, что не стану использовать чары против тебя, что бы мне ни говорила леди Скет и все остальные, — прошептала она. — Я скажу им, что не могу, что ты слишком сильный. Я сделаю все, что ты велишь, только, пожалуйста, пожалуйста, дай мне хоть что-то, чтобы я могла показать папе...

Она поставила миску на стол.

— Я принесла тебе вот это. — Она говорила совсем тихо, то и дело оглядываясь через плечо на дверь. — Нам нельзя говорить об этом, потому что иначе все в Убежище тоже захотят... А на всех не хватит. Мастер Биггар и старый Виккет дают нам совсем понемногу. Но если ты станешь меня учить, я всегда буду приносить тебе твою долю. И тебе, и всем, кому ты скажешь. Королеве Минальде, принцу Тиру... Я буду воровать для тебя, только помоги. Пожалуйста, научи меня хоть чему-нибудь. Я боюсь, что папа опять разозлится.