Звездные войны (№127) - Дети Джедаев

Время от времени удобритель деревьев будет слегка сходить с ума и бродить по улицам города, прыская питательным раствором на прохожих…

Когда джевакс рассказывал ей об этом прошлой ночью, сказанное казалось достаточно экстравагантным, но выглядело ясным как день, сообразила Лея, когда поняла, что мальчик двенадцати-тринадцати лет развивал свои способности изменять поведение дройдов.

«Наглядно представь себе», — сказала Роганда.

Лея подумала о механических интеллектах, управлявших всеми кораблями во флоте Республики, и снова задрожала.

Чубакка отремонтировал Арту, явно сделав новую схему не такой, как прежде, и Ирек утратил свою власть над дройдом.

«Хэн, — отчаянно подумала она. Как и Драб Мак-камб, она должна, пусть даже ценой собственной жизни, известить их об опасности, которая их ждала впереди, и объяснить, как обойти этого юнца Ирека. — Они там… они намерены…»

«Намерены убить вас всех».

Ей вспомнились новые подробности того вечера на приёме у Императора. Тётя Селли, пухленькая и розоволицая, с выцветающими светлыми волосами, скрученными в своего рода покрытый глазурью парик из завитков, жемчугов и искусственных скаток, популярный двадцать пять лет назад, отвела её в сторонку и заговорщицки зашептала:

— Тут настоящий рассадник интриг, милая; просто ужасный. — Она бросила взгляд на стройных, изысканных наложниц. — Мне говорили, что они все на ножах друг с другом, милочка. Все, конечно, потому, что от какой бы из них ни родился ребёнок, он и будет наследником.

Лее особенно запомнилась Роганда, похожая на изображение, покрытое малиновой и золотой эмалью, переходящая от одного сановника к другому с тем же видом уязвимой робости…

А в то время, сообразила Лея, Иреку, должно быть, было четыре года, и Роганда уже готовила себе политическую опору, составляла свои планы. Судя по тому, что писал Магроди, она, должно быть, уже обучала своего сына следовать Тёмной Стороне Силы.

Палпатин ни в коем случае не допустил бы существования подобной силы, не использовав её для собственных целей. И, поработав на него однажды, было бы легко потом сказать: «Эти приказы исходят от него».

Она гадала, как Роганда вообще подобралась к этому старику и он ли обратил её к Тёмной Стороне, как сделал с Вейдером и едва не сделал с Люком, или же Роганда отыскала его, когда увидела судьбу Джедаев, попытавшихся остаться свободными. Лея почему-то сильно подозревала, что верно последнее.

Мысленно вернувшись на тот приём при дворе, она испытывала ужасное ощущение, будто видит ещё один палимпсест, новый ряд обстоятельств, проступающий сквозь другой в сложных джунглях двойных значений, о которых она — восемнадцатилетняя и напичканная республиканскими идеалами отца — в то время не ведала ни сном ни духом.

Её собственная реакция на слова Селли до сих пор заставляла её морщиться. Она негодующе процитировала из Сенатской Конституции дюжину параграфов относительно передачи власти, как будто Палпатин не собирался в том же году порвать этот документ.

Но фактически, при вакууме власти, последовавшем за падением Палпатина, все генералы, за немногими примечательными исключениями, стали бороться каждый и каждая за себя. Никто не хотел подчиняться какому-то регенту, особенно регенту при ребёнке.

"Мальчику теперь тринадцать (писал Магроди в последнем абзаце). Его контроль над драйвами и механизмами возрастает с каждым днём; он все более мастерски применяет различные артефакты Джедаев, принесённые ему матерью. Он умеет изменять сенсоры и сенсорные поля, держась в пределах электронных схем всех стандартных моделей; он забавляется, заставляя разлаживаться мелкие механизмы. Мать требует от него многого, и вследствие этого он, боюсь, начал баловаться снадобьями, которых она не одобряет, — говоря себе, что они увеличивают его восприятие и способности применять Силу, но в действительности, как мне кажется, просто потому, что знает, что она не одобрила бы.

Я отлично вижу, что создал. Мон Мотма, мой друг Бейл — все те, кто пытался заручиться моей поддержкой и помощью для противодействия росту власти Палпатина… Я могу лишь умолять вас постараться понять меня, так как знаю, что сделанное мною простить невозможно.

Я постараюсь как-то передать эти заметки вам. Если у меня не получится, то боюсь, что все поверят самому худшему, сказанному обо мне. Я пытался принимать по возможности наилучшие решения… И молюсь, чтобы вам никогда не довелось увидеть, к чему они привели.

Для вас я расписываюсь в своей никчёмности,

Наздра Магроди."

Лея сложила заметки и сунула их в карман Т-скафандра.

«Боюсь, что все поверят самому худшему, сказанному обо мне…»

При всей своей Силе, коль скоро Император погиб, Роганда не присоединилась к немедленно последовавшей всеобщей грызне за власть — возможно, потому, что Ирек был слишком молод, чтобы использовать свои способности Силы, а возможно, потому, что могущественные военачальники, вроде Верховного Адмирала Трауна, имели против Роганды что-то такое, что Роганда считала неодолимым… например, сравнение ДНК Императора и малолетнего Ирека, доказывающее, что в действительности мальчик не был сыном Палпатина.

А возможно, эта женщина просто не нравилась Трауну.

Подобной точке зрения Лея от души сочувствовала.

И тогда Роганда отправилась сюда, на родную планету, где сама провела детство, где ей удастся вырастить и обучить сына никем не замеченной и где, как она знала, Джедаи оставили по крайней мере некоторые материалы, помогающие обучению. Вырастить и обучить его до тех пор, пока его нельзя будет больше игнорировать.

Она задумалась, а готовила ли вообще Роганда собственного ребёнка только для того, чтобы тот заменил Палпатина.

Все куда как больше походило на то, обеспокоенно подумала Лея, будто Роганда намеревалась взрастить не нового Палпатина-. а ещё одного Дарта Вейдера.

Глава 19

— Мастер Люк? — Это было очень важно. — Мастер Люк?

Ему требовалось очнуться, выйти из этого, перейти обратно из мирной подводной темени в мир яви. Он устал, его тело отчаянно нуждалось в отдыхе. Без отдыха вся Сила, какую он мог привлечь для самоисцеления, пропадёт втуне, как если б он пытался наполнить водой кувшин прежде, чем заделает дырку в донышке.

Нога у него болела, неистовствующая инфекция и повреждения, вызванные усилиями, превратили в кровавую ношу то, что первоначально было просто перерезанными сухожилиями и сломанной костью. Все мускулы и связки казались растянутыми и разорванными, и каждый сантиметр тела болел так, словно по нему стучали молотками. Сны ему снились неприятные. Каллиста-.

Что могло быть столь важного на другой стороне, что не могло подождать?

После того как Каллиста удалилась — или, возможно, когда она ещё лежала в его объятиях, положив голову ему на плечо в послелюбовной истоме, — он постепенно погрузился в более глубокий сон. Он видел, как она уходит в юность, оставшуюся на Чаде, скачущая по волнам за гладким, чёрно-бронзовым сай'ином — каштановые волосы блестят, волны разбиваются над её головой; или сидящая в одиночестве на внешнем буе, глядя, как солнце погружается в море. В голове у него вновь прокручивался их разговор: Ты говоришь так, словно ты изучала их. Они, можно сказать, мои давние соседи…

Только они с Каллистой находились уже не в тёмном кабинете, где оранжевые слова появлялись на чёрном экране, словно звезды на закате. Они, скорее, сидели бок о бок в том старом Т-70, который он продал за гроши, чтобы оплатить свой с Беном проезд на «Тысячелетнем Соколе» уже целую вечность назад.

Его удивляло, что он не знал Каллисту ещё тогда. Что она не всегда была кем-то, кого он знал.

Они стояли на скалах над каньоном Нищего, попеременно передавая друг другу старый макробинокль, наблюдая через него за неправдоподобно медленным продвижением цепочки бантхов среди скал противоположного края: эти неуклюжие животные двигались быстрее, чем можно было предположить по их виду; сухой ветер развевал покрытые песком плащи их всадников, и заходящее солнце резко сверкало, отражаясь от металла и стекла

— Никто так и не придумал, как отличить охотничью партию от передвижного дома племени, — сказал Люк, когда Каллиста подправила фокус, — и никто никогда не видел детей, или подростков, или что там у них есть, — никто не знает, не являются ли некоторые из этих воинов самками, или хотя бы есть ли у песчаного народа самцы и самки. По большей части, когда видишь песчаный народ — или даже хотя бы слышишь, как рычат бантхи, — то просто как можно быстрее направляешься в другую сторону.

— Кто-нибудь пытался когда-нибудь завести с ними дружбу? — Она вернула ему бинокль, смахнув с глаз брошенную на них ветром прядь волос. На ней по-прежнему был тот мешковатый серый комбинезон, который она носила в прежнем сне, но лицо у неё теперь было чистым и лишённым шрамов, и выглядела она менее напряжённой, менее измотанной, чем раньше. Он был этому рад, рад видеть её счастливой и непринуждённой.

— Если кто и пытался, то не уцелел, чтобы рассказать об этом. — Люк просто по привычке просканировал свою сторону края каньона и скалы внизу. Он не заметил никаких признаков тускенов, но, впрочем, их часто не замечали. — В Анкорхеде был один трактирщик, которому взбрела в голову светлая мысль попытаться привлечь их на свою сторону, — по-моему, он хотел заняться пустынным пиратством. Он заметил, что они совершают набеги на посадки ттики и деб-деба — это сладкие фрукты, которые выращивают в некоторых оазисах, — и наварил в перегонном кубе подсахаренной воды, желая посмотреть, нельзя ли будет её использовать для заключения с ними сделки. От неё они, предположительно, делались пьяными в хлам и, кажется, очень любили. Он наварил ещё одну партию, и они вернулись и убили его.

Люк пожал плечами:

— Может, им не нравилось чувствовать себя хорошо.

Она повернулась к нему, её серые глаза расширились, словно у узревшей некое откровение.

— Но это же все объясняет! — воскликнула она. — Это ключ к тому, откуда они происходят!

— Что? — переспросил поражённый Люк.

— Они в родстве с моим дядей Дро. Тот терпеть не мог отлично проводить время и не считал, что это следует делать и всем прочим.

Люк рассмеялся, и вся алмазная твёрдость, выкованная тьмой, джедайская сила его сердца, преобразовалась в свет. Он бросил машину в крутое пике вниз с тропы.

— Вот это да! Это означает, что твой дядя Дро состоял в родстве с моей тётей Кули…

— А это значит, что мы с тобой давно потерявшиеся кузены!

Люк изобразил преувеличенное вздрагивание, как при узнавании; они смеялись как дети, несясь по тропе.

— Погнали! — крикнул Люк. — А то опоздаем, — уже за полдень, а мы должны быть там в шестнадцать ноль-ноль. — Тень спидера трепетала, тянулась за ними, словно влекомый по скалам серо-голубой шарф.

«Шестнадцать ноль-ноль, — подумал Люк. — Шестнадцать ноль-ноль. Уже за полдень, а мы должны быть там в…»

«Шестнадцать ноль-ноль!»

Он с криком пришёл в сознание, словно его окунули в кислотную ванну боли. Все болячки и ушибы, нанесённые ему борьбой с дройдами, обрушились на него, словно рухнувшая стена; он подавил стон, и Трипио воскликнул:

— Слава Создателю! Я боялся, что вы никогда так и не вернётесь!

Люк повернул голову, хотя ощущение при этом возникало такое, словно он ломал собственную шею. Он лежал на куче одеял поверх того, что на ощупь походило на изоляцию, наваленных на рабочем столе в мастерской-лаборатории, находившейся непосредственно за его прежней штаб-квартирой в каюте интенданта на палубе 12, освещённой жёлтым миганием аварийного освещения. Антигравитационные салазки плавали над самым полом у противоположной стены. А Трипио стоял около его самодельной койки с таким видом, будто прошагал взад-вперёд в четырёхметровом помещении по меньшей мере пятьдесят километров. Он держал в руках чёрную коробочку аварийной аптечки.

— Который час?

— Тринадцать часов тридцать семь минут, сэр. — Он поставил аптечку рядом с Люком и открыл её. — Мисс Каллиста уведомила меня, что вы столкнулись с дройдами-ремонтниками, должен сказать, сэр, что я абсолютно потрясён тем, что Повеление способно вызвать у роботов такое поведение, — и дала мне координаты, где вас найти. Кроме перевязок, я, по её инструкциям, ввёл противошоковое и лёгкий усилитель метаболизма. Но честно говоря, сэр, даже при надлежащей первой помощи вы, по-моему, не в состоянии драться с гаморреанцами, хотя я могу говорить основываясь только на личных наблюдениях, поскольку сам я не медицинский дройд. Как вы себя чувствуете, сэр?

— Как на последней трети стокилометровой автогонки с раздолбанным стабилизатором. — Люк заклеил прореху на штанине комбинезона поверх последних трёх перигиновых пластырей, которые сумел найти то ли он, то ли Трипио. — Думаю, мне нужен один из таких, размером примерно с одеяло — Он осторожно пошевелил плечом, которое ему разве что не вывихнули в ходе борьбы, — мелкие порезы на лице горели от дезинфектанта, а кожа повсюду вокруг них вздулась и стала очень чувствительной к прикосновению. Левая рука и кисть, обгоревшие в процессе закорачивания проводов, были неуклюже забинтованы и получили какую-то местную анестезию, которая действовала не слишком хорошо. Кожа на правой кисти была разрезана, но не кровоточила, и под ней поблёскивал металл.

— Таких размеров их, по-моему, не делают. — Трипио казался обеспокоенным. «Что он может», — подумал Люк.

— Хотел бы я знать, там ли ещё «щебетунчик»?

— С ним все прекрасно. — Её голос прозвучал у него в голове, отчётливый и тихий, — и слова эти, возможно, даже прозвучали вслух, потому что Трипио ответил:

— Но, мисс Каллиста, отвлекут гаморреанцев или нет, мастер Люк едва ли готов к бою с ними.

— Нет, мы подходили к этому делу совсем не с той стороны, — сказал Люк. — Если Повеление может запрограммировать дройдов, внушив им, что я мусор, который нужно отправить на переработку, или запрограммировать гаморреанцев на то, что Крей — диверсант-повстанец, — то и нам самое время самим заняться программированием.

По всей деревне гекфедов горели факелы, когда Люк проковылял через широкие двери складского трюма. В помещении воняло едким дымом и неисправным мусоропроводом, или по крайней мере небрежностью все более немногочисленных М5Е. При свете огромного костра перед центральной хижиной Як мастерила роскошную кольчугу из добытых в столовой синих пластиковых тарелок и машинной ленты. Когда стройный Джедай и его блестящий слуга шагнули в кольцо света от костра, она со свирепым кряканьем подняла взгляд.

Она что-то сказала ему и предложила жестом подойти поближе. Трипио перевёл:

— Госпожа Як спрашивает, не её ли мужья сделали это с вами. — Ещё одна длинная цепочка гортанных громыханий. — Она высказывает мнение, что ни один из них не отличается особым умом или сексуальной компетентностью, хотя я, право, не пойму, какое это имеет отношение к делу.

— Передай госпоже Як мою благодарность и скажи ей, что я открыл путь, который позволит её мужьям и другим кабанам племени реабилитировать себя в истинно героическом бою с достойным врагом.

Матриарх села. Её зеленоватые глаза блестели, словно злые самоцветы, утопленные в бородавчатом жире.

— Она говорит, что её мужья и другие кабаны стали слишком глупыми и праздными оттого, что слишком много смотрят на экраны компьютеров и пренебрегают своим долгом перед племенем и перед нею. Она будет благодарна вам, если вы сможете отвлечь их от этого глупого увлечения тварью, сидящей в экранах мониторов, которая больше думает о ловле паразитов, чем о потребности кабанов вести себя как кабаны. И ещё добавляет подробность, которая не имеет никакой явной связи с обсуждаемым делом.

Люк подавил усмешку. И почти услышал у себя в голове, как фыркнула Каллиста.

— Спроси её, где можно найти её мужей.

— У себя за спиной, падаль повстанческая! На самом-то деле они сгруппировались в дверях — с пустыми руками, чему Люк был очень рад, Расплатившись с джавасами трупом G-40 за перерезание определённых силовых линий, он опасался, что его неопрятные наёмники попадутся на месте преступления.

Угбуз отпихнул Трипио в сторону, и тот с лязгом растянулся на полу. Двое других кабанов схватили за руки Люка.

— Так этот перебой с подачей энергии твоих рук дело, да? — прорычал гаморреанец. — Твоих и этих диверсантов-повстанцев…

Як резко поднялась на ноги.

— Вы, может, и храбрые воины против жалкого маленького калеки и ходячей говорящей машины, — перевёл лежащий на полу Трипио довольно слабым голосом. Голос этот почти заглушался громовыми воплями свиноматки. — Но дай вам возможность встретиться и подраться с этими вонючими ублюдочными мылоедами-клагтами, и вы все побежите, как моррты, выполнять приказы чего-то за экраном, что даже никогда не показывается.

Угбуз заколебался. Гаморреанец в нём явно боролся с индоктринированной в него личностью штурмовика.

— Не это же приказ, — возразил наконец он. — Это же Повеление.

— Повеление заключается в том, чтобы вы вели себя как настоящие кабаны, — мягко вставил Люк. Несмотря на свисающие ему на глаза слипшиеся от пота волосы и синяки по половине небритого лица, он по-прежнему был Мастером, он осторожно прикасался разумом к тем, кто не обладал большим собственным разумом. — Только будучи истинными кабанами, вы сможете быть истинными штурмовиками.

Рослый кабан заколебался, почти заметно стиснув руки. А Люк добавил, обращаясь к Як:

— Я слышал, что Магшаб насмехается над тобой, говоря, что у тебя слабое племя, не желающее драться, и называет тебя Поросячьей Мамочкой.

Як издала яростный визг и, как и ожидал Люк, ударила его достаточно сильно, чтобы свалить на пол, если б не державшие его воины. Он обмяк и откинулся от удара; разъярённая Як пинком отправила Трипио через полтрюма, а затем принялась отвешивать оплеухи Угбузу и всем прочим попавшимся на глаза кабанам, пронзительно выкрикивая непристойные ругательства, которые Трипио послушно переводил из своего угла с поразительным богатством анатомических деталей.

— Но это же Поведение! — беспомощно твердил Угбуз, словно это всё объясняло. — Это же Повеление!

Трипио перевёл, что именно, по мнению Як, Угбуз мог сделать с Повелением, и добавил:

— Но боюсь, физически это совершенно невозможно, сэр.

— Возможно, Повеление изменилось, — предположил тихим голосом Люк. — Возможно, теперь нашли способ позволить вам выполнять свой долг боевых кабанов, совместимый с тем, что вам предписывает Повеление.

Угбуз и его воины, все как один, ринулись в большую хижину на противоположном конце трюма; вслед за ними с грохотом неслась Як. Люк поднялся с пола, помог подняться на ноги Трипио и, стирая кровь с уголка рта, похромал следом за ними.

Они, затаив дыхание, сбились в кучу у монитора. Несмотря на то что компьютерные линии, ведущие к трюму, были перерезаны свыше часа назад, из глубины экрана постепенно выплыла строчка оранжевых букв:

«Повеление предписывает вам подняться на палубу 19 посредством лифта. о 21 и аннигилировать этих вонючих сынов капустосборщиков, а заодно и их грязных маленьких морртов».

Они чуть не растоптали его, выкатываясь за дверь.

— Что это? — проворчал Угбуз. По сигналу Люка двое нёсших его ради большей быстроты штурмовиков остановились и поставили его на ноги. — Это не лифт двадцать один. — Жёлтые свинячьи глазки гаморреанна сверкнули подозрением в тусклом свете аварийного освещения. Вся палуба была теперь затемнена, и воздух казался холодным, спёртым и странным. Вокруг них в темноте, казалось, повсюду раздавались странные шипения и шорохи, и Люк сообразил, что уже прошло немало времени с тех пор, как он видел действующий 5Р или М8Е. Только их выпотрошенные трупы лежали вдоль стен, словно тела сбитых прохожих на обочине дороги.

Трипио стоял, вырисовываясь силуэтом на фоне тёмной двери каюты интенданта, поблёскивая в слабом отражении огоньков на посохе Люка.

— Разведсообщение. — Люк проковылял к дройду и, положив руку на позолоченное металлическое плечо, увлёк его на склад за каютой.

Антигравитационные салазки все ещё стояли там. Чтобы поднять их на три метра над полом, в них накачали дополнительную энергию из батарей убитых Люком 0-40 и двух змеедройдов.

— Как тебе здесь? — тихо спросил он.

— Всё в порядке, мастер Люк. Покуда я остаюсь в пределах запрограммированных периметров, джавасы меня тронуть не могут. Но я предлагаю вам побыстрее расплатиться с джавасами, пока мощность не упадёт, и салазки не опустятся окончательно.

Они уже опустились на добрые полметра; даже при двух обнаружителях, которые Трипио перепрограммировал на оглушение джавасов, как только салазки с грузом мёртвых роботов оказались над полом на высоте в два джавасских роста — точка, которой они могли достичь, встав друг другу на плечи, — джавасы находили способ поживиться. Люк уже видел собравшуюся в дверях небольшую кучку существ в коричневых балахонах, делающих свои расчёты, перешёптываясь визгливыми, как у детей, голосами.

— Какие-нибудь затруднения? Самый маленький из джавасов метнулся вперёд, пал ниц и поцеловал сапоги Люка.

— Господин, мы сделали всё, что в наших силах, всё, что в наших силах. — Джавас снова поднялся. Это был один из тех, кого Люк спас и которого мысленно прозвал Коротышкой. Жёлтые глаза блестели в чёрном провале его капюшона, словно светляки. — Ходить, куда ты сказал, пытались перерезать провода, какие ты сказал.

Он протянул руку. Люк поморщился. Похожие на птичьи, когти лапы были покрыты волдырями и почернели от ожогов. Тут шагнули вперёд и другие, вытянув свои руки как подтверждение проделанной работы. Люк был потрясён.

— Это правда, Люк, — тихо произнёс рядом с ним голос Каллисты. — Кабели, подающие энергию в Камеру Казней, не только экранированы, но и снабжены минами-сюрпризами. Один из джавасов погиб, пытаясь проникнуть туда, а двое других сильно оглушены. Мы не можем обесточить решётку.

— Что-нибудь ещё? — спросил Коротышка. — Мы пошлём обменять тебе шестьсот метров серебряной проволоки, четырнадцать батарей «Телгорн» размера 1А, тридцать батарей «Лоронар» размера ЗД на передвижные жилища и оптические схемы двух киботов фирмы «Галактика Гиромах Мульти-функшнз».

Люк его почти не слышал. Он почувствовал странный холодок где-то между рёбер. Крей должны были отправить на казнь примерно через час, а решётка в Камере Казней все ещё жива. Мысли его неслись вскачь, пытаясь найти новый план, новый выход…

— Двадцать «Телгорнов» размера 1А, — уговаривал Коротышка. — Это всё, что у нас есть. Без них мы будем шарить в темноте, как слепые личинки в камне, но для тебя, Господин, мы заключим особую сделку.

— Тридцать 1А, — сделал контрпредложение Люк, поправляясь и зная, что именно ему требуется сделать. Если джавасы утверждали, что у них есть двадцать штук размера А, значит, у них запас по меньшей мере в сорок пять. — И тридцать ЗД, и тридцать метров реверсивного экранированного троса в обмен на продукцию «Гиромах Мульти». Что до остального, то сделайте для меня ещё кое-что.

— Всё остальное? — Полдюжины голов в капюшонах повернулись — один джавас приблизился на шаг к чёрной парящей тени салазок, и оба обнаружителя развернулись, злобно сверкнув линзами. Джавас отступил ровно на восемь сантиметров, требовавшихся для того, чтобы выйти за пределы радиуса действия обнаружителей. Люк понял, что должен заключить эту сделку по-быстрому или его валюта будет расхищена ещё до того, как он вернётся с Крей и Никосом. Если он вообще вернётся с Крей и Никосом.

— Всё остальное, — подтвердил Люк. — Лёгкая работёнка. Лёгкая.

— К вантам услугам. Мастер Господин, Мастер Господин, — хором пропищали джавасы. Они столпились вокруг него, размахивая обгорелыми руками. Некоторые из них перебинтовали себе руки тряпками и оторванными полосками изоляции и мундиров. Люк гадал, будет ли безопасным отрядить Трипио достать им из лазарета дезинфектанты, и решил, что это чересчур рискованно, пока Крей в опасности. — Сделать всё, что угодно, — пообещал Коротышка. — Убить всех больших охранников. Украсть машины. Всё, что угодно.

— Отлично, — сказал Люк. — Я хочу, чтобы вы разошлись по всему кораблю, везде и всюду, и принесли мне всех трехногов, и сложили их в одном помещении. Всех запереть в столовой и держать там. Не повредите их, не убивайте их, не связывайте их — просто осторожно доставьте туда и дайте напиться. Идёт?

Джавасы отдали честь. Их балахоны раздулись, словно гондарские оспины.

— Идёт, Господин. Вполне идёт. Платить сейчас?

— Принесите батареи к лифту 21, и я заплачу половину. — Люк старался не думать о том, как мало времени оставалось между настоящим моментом и 16.00. Крей предстояло быть казнённой, а ему приходилось разыгрывать из себя перед джавасами торговца утилем — И поспешите.

— Уже там, Господин. — Джавасы шмыгнули в темноту. — Ещё вчера там! — Висевшие высоко над полом обнаружители защёлкали и зажужжали, болтая манипуляторами.

Люк опёрся на свой посох. Он весь дрожал от усталости.

— Можешь побыть здесь ещё немного один?

— Вполне, сэр. Блестящий ход, если мне позволительно так выразиться, сэр-Люк извлёк из кармана панель управления салазками и опустил сами салазки на пол. Он сознавал, что запах джавасов в помещении усилился, когда открыл хвостовую дверцу, неуклюже балансируя, прислонясь к салазкам, и стащил с них выпотрошенного «Тредвелла» и двух змеедройдов «Гиромаха».

— Ладно, — сказал он, снова захлопнув дверцу. — Стеречь это будет потяжелее, но мне нужны салазки. Думаешь, обнаружители с этим справятся?

— На какое-то время, сэр. — Дройд казался обеспокоенным, вглядываясь в непроницаемую темноту, которая была почти прозрачной для этих теплочувствительных оптических рецепторов. — Хотя должен сказать, что эти джавасы дьявольски хитры.

Голос Каллисты прозвучал из темноты:

— Для нас бесспорная удача, что Люк не менее хитёр.

Он почувствовал её гордость за него, осязаемую, как прикосновение руки.

К тому времени, когда Люк и его разящее потом воинство прибыли к лифту 21, джавасы уже были там с батареями. Люк направлял антигравитационные салазки, радуясь, что пока держится на ногах, — он уже чувствовал подкрадывающуюся усталость и начало боли и подумал: «Проклятье, я ведь наложил перигин всего несколько часов назад!»

Он взглянул на хронометр над дверями лифта. 15.20. С какого-то верхнего уровня по шахте лифта долетело знакомое мягкое контральто:

— Всему экипажу занять места у экранов наблюдения в комнатах отдыха секторов. Всему экипажу занять места у экранов наблюдения в комнатах отдыха секторов. Невыполнение будет рассматриваться как".

Угбуз и его молодчики автоматически развернулись кругом. Люк отпрыгнул от салазок, скривился от боли, споткнувшись, и схватил капитана за руку:

— К вам это не относится, капитан Угбуз. И к вашим людям тоже.

Кабан нахмурился, напряжённо думая.

— Но неявка будет рассматриваться как сочувствие целям диверсантов.

Люк сфокусировал Силу в тесной тьме этой растревоженной и раздвоенной души.

— У вас особое задание, — напомнил он ему. — Ваша задача — исполнить своё предназначение кабана племени гекфедов. Только так вы сможете истинно послужить целям Повеления.

«Как же легко должно быть, было Палпатину, — с горечью подумал он, видя в глазах кабана возникшее радостное облегчение, — манипулировать людьми, используя именно такие слова, именно такие мысли».

И "как же легко любому, кто это проделывал, пристраститься к такому приливу энтузиазма, с которым капитан штурмовиков сделал знак своим последователям вернуться к открытым дверям шахты.

Работа по соединению батарей в серию и подключению их к подъёмникам салазок с жёлто-зелёными змеями реверсивных тросов заняла всего несколько минут. Обострив до предела восприятие, Люк слышал дыхание и сердцебиение часовых на верхних уровнях шахты. Тусклое свечение посоха показало ему на стенках шахты отметины рикошетов, чёрные шрамы повсюду вокруг дверей лифта, где клагги упражнялись в меткости. При медленном подъёме антигравитационных салазок гекфеды станут неподвижными мишенями.

15:25.

Люк вынул из кармана шар управления «щебетунчиком». Нажав на кнопку активации, он потянулся мыслью ещё дальше, прислушиваясь к гулкой пустоте шахты, молясь, чтобы энклизионная решётка не закоротила цепи водера…

— Никос!

Отдалённый, отзывающийся эхом, редуцированный до полуслышимого воющего вздоха крик все ещё доходил до него — страшное эхо ужаса и ярости. У Люка болезненно перехватило дыхание, когда он услышал — наполовину услышал, а может быть, только почувствовал — топот сапог, шипение открывающейся двери.

— Никос, будь ты проклят, веди себя как мужчина, если ещё помнишь, как это делается! И внезапно донёсшийся голос часового:

— Что это?

Люк ничего не услышал. Но миг спустя кто-то другой сказал:

— Сюда подымаются вонючие подонки гекфеды! Топот удаляющихся ног.

— Давай! — Люк врубил активаторы на моторах салазок, когда двое гекфедов скользнули через край в шахту лифта. Салазки забалансировали, закачались, словно шлюпка в колодце. Люк поднял энергию по медленной кривой, когда эти эрзац-штурмовики посыпались кучей на салазки. Он сознавал под собой тёмный провал глубиной метров в восемьдесят, а то и больше. Салазки немного осели под весом гекфедов, шахта донесла несколько отзвуков, но отдалённых; закрыв глаза и расширив сознание, он услышал, как ругаются клагги, следуя за дрейфующим «щебетунчиком» по безмолвным коридорам и складам, освещённым только слабыми свечами аварийного освещения. Почти слышал — мысленный вздох — эхо безмолвного смеха Каллисты, когда та гнала обнаружитель впереди них, словно ребёнок, толкающий воздушный шарик.

А затем снова голос Крей, горько проклинающей человека, который не мог ей помочь, когда её волокли по коридорам навстречу смерти.

«Нет, — отчаянно подумал Люк, постепенно увеличивая подачу энергии в реактивные антигравитационные подъёмники. — Нет, нет, нет…»