Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Звездные войны (№127) - Дети Джедаев

ModernLib.Net / Космическая фантастика / Хэмбли Барбара / Дети Джедаев - Чтение (стр. 17)
Автор: Хэмбли Барбара
Жанр: Космическая фантастика
Серия: Звездные войны

 

 


— А почему бы не покончить с ней прямо сейчас? Без неё Республика снова распадётся на части, — мрачно предложил Ирек.

— Без неё республиканцы просто выберут себе нового предводителя, — спокойно возразил лорд Гаронн голосом полным досады и презрения.

Он снова прошёл назад мимо Роганды и пересёк зал, направляясь к Лее и кретчам.

Лея не решалась необдуманно броситься прочь от обступивших её грязных тварей, она совсем не была уверена, что сможет убежать от них. Свет от единственной горящей панели позади Роганды образовывал золотое сияние, напоминающее металлический нимб из коротко подстриженных волос, над головой приближающегося пожилого мужчины.

— Сдайте оружие Ваше Высочество. Это ваш единственный шанс остаться в живых.

«Не нужно лишать себя последней надежды», — подумала Лея и с горечью бросила перед ним на каменный пол виброклинок и электропику.

Глава 17

Когда Никосу поставили диагноз «синдром Кваннота», Крей сказала:

— Должно же быть что-то, что я могу сделать.

Дрожа и тяжело дыша, Люк прислонился к стене пятого или шестого прохода, показанного ему Каллистой, его нога превратилась в сгусток алой боли, распространявшейся вверх, пожирая его тело, несмотря на впрыснутую им двойную дозу перигина. Он вспомнил лицо Крей в тот день, карие глаза, побелевшие от шока и отказа расстаться с надеждой.

— Должно же быть что-то, — сказала тогда она. Он закрыл глаза, прикоснувшись виском к холодной стене.

Что-то должно быть.

И Крей будет той, кто сделает это что-то. «Глаз Палпатина» скоро совершит гиперпространственный прыжок. Даже самые хитросплетённые игры в выжидание наконец завершились. Он пробудился, и он выполнит свою задачу, и что-то подсказывало Люку, что задача эта — не просто опустошить планету, служившую тридцать лет назад убежищем врагам Императора.

Что-то хотело запустить этот корабль. Что-то, умевшее применять Силу для воздействия на дройдов и механизмы. Что-то воззвало к давно забытому Повелению.

Чем бы ни было это «что-то», он не мог рисковать позволить ему заполучить такую огневую мощь, такое влияние.

Даже ради жизни Каллисты.

Но внутри него всё переворачивалось от мысли, что ему так и не доведётся узнать её. Что она не будет в его жизни всегда.

Это было похуже боли в покалеченной ноге, похуже, чем ампутирование кисти руки… похуже боли, вызванной пониманием того, кем был его отец.

Он просто не знал, сможет ли сделать это.

Он навалился всем весом на ограждение прохода, поддерживая себя, когда ступил здоровой ногой на следующий подъёмник, и снова выпрямился. Опереться, шагнуть, выпрямиться. Опереться, шагнуть, выпрямиться. Каждый мускул плеч и спины вскрикивал от многих дней непривычного труда. Несколько бляшек перигина, которые Трипио сумел стянуть для него из разбросанных по кораблю аптечек, почти иссякли, а дройд обшарил все палубы с девятой по четырнадцатую. Потеряв руку, уже через несколько часов он получил механическую, и сейчас он готов был драться, или торговаться, или продать почти всё что угодно за действующую медицинскую лабораторию и систему 2-1Б.

«Щебетунчик» подлетел к его плечу.

По хронометру у него на запястье было ровно 10.00. Трипио полагалось бы уже обнаружить главный узел связи и изолировать линию, контролировавшую интеркомы девятнадцатой палубы. Информацию эту полагалось знать только Повелению, но Повеление не могло помешать Каллисте просвистеть короткую ноту: достаточно громко для того, чтобы её заметили и засекли чуткие рецепторы дройда. Поломку линии спишут на джавасов, действующих в качестве диверсантов-повстанцев, или — когда часовые у шахты о 21 услышат голоса гекфедов — на какой-то заговор самих гекфедов. При удаче Люк сможет добраться до шахты и вытащить Крей из камеры прежде, чем они даже сообразят, что их обманули.

За открытой дверью с выведенным на ней номером «17» внизу прохода царила полнейшая тьма и слышалось слабое, призрачное лязганье. Это был один из корабельных центров переработки отходов, отрезанный от палуб экипажа или любого царства человеческой деятельности. Занятые производством воды и кислорода из отходов пищи, дройды не нуждались в свете для работы. Свечение от посоха Люка выхватывало из темноты движущиеся конструкции массивных 8Р-80, занимающихся своим монотонным делом в обществе аппаратов, вообще не предназначавшихся для работы с людьми, ММВ всех размеров, несущихся К1Е и М5Е и средних размеров магнобур, врезавшийся Люку в лодыжки, словно громадная черепаха.

«Поворот направо, потом второй налево», — повторил про себя Люк. Стенная панель в одной из камер по переработке отходов, узкая шахта под углом в сорок пять градусов… Он настроил мозг и, вопреки боли и постепенному отупению из-за чрезмерных доз перигина, постарался вызвать в себе внутреннее спокойствие, бывшее базисом Силы. В дюжинный — или в сотый — раз с тех пор, как он начал ощущать отупляющее действие лекарства, он гадал, сможет ли работать лучше с вызванной инфекцией лихорадкой и при постоянном напряжении из-за боли.

«Это должно сработать, — подумал он. — Должно».

Он повернул за угол и остановился.

В коридоре лежал мёртвый джавас.

На руку у него была намотана связка кабелей, а рядом с рукой валялся открытый ранец. Люк проковылял к телу, опустился рядом с ним на колено и дотронулся до тощей чёрной клешни запястья. В боку у него зияла обугленная дыра от бластерного огня.

Вокруг открытого ранца валялись батарейки и энергоэлементы. Люк сгрёб их обратно в кожаную сумку, повесив её на плечо. Слабое гудение заставило его вскинуть голову, чтобы оказаться лицом к лицу с двумя маленькими дройдами никогда ранее не попадавшейся ему разновидности. Гироскопически балансирующие на одном колесе, они напоминали ему некоторые из более старых моделей дройдов-допрашивателей, но вместо рук-клешнёй у них были длинные серебристые щупальца с сочленениями, похожие на змей. Маленькие круглые сенсоры, похожие на холодные глаза, глядели на него с концов гибких стебельков.

Высотой эти двое дройдов едва ли превосходили Арту-Дету, но в них чувствовалась странная угроза, заставившая Люка медленно попятиться.

Щупальца вытянулись, свистнув как бичи, обвили и подняли изувеченное тельце джаваса. А затем дройды развернулись и стремительно укатили. Люк последовал до двери пещеры, освещённой только раздражающим свечением сигнальных лампочек индикаторов и считывателей приборов. Запах у этого местечка был подобен вхождению в стену грязи: аммиачный, органический и отвратительный. Из-под крышек трёх круглых, похожих на колодцы чанов, металлические стенки которых подымались едва ли не на полметра над голой дюрасталью палубы, вырывался негустой пар. Когда змеиноглазые дройды приблизились к ближайшему баку, его крышка раскрылась. Вонь усилилась, когда повалил стелющийся по палубе пар высотой до колена, растекавшийся до самых дальних углов помещения.

Дройды высоко подняли труп джаваса и бросили его в чан, куда он и упал с тягучим «плюх». Крышка закрылась.

Резкий стук сбоку от Люка заставил его подскочить. В стене открылась шлюзовая дверь, и в бачок под ней со стуком упала беспорядочная груда пряжек от ремней, застёжек сапог, шлем штурмовика и несколько полурастворившихся костей, сплошь покрытых коричневатой энзиматической кислотой.

Череп гаморреанца ухмылялся Люку из бачка.

Люк быстро отступил на шаг. Он знал, что полная переработка энзиматически расчленённых продуктов пускалась во вторичное употребление только на вторую или третью неделю пребывания в глубоком космосе, и всё же обнаружил, что его подташнивает при воспоминании о том синтетическом яйце.

«Щебетунчик» ждал его в коридоре. Люк провёл его за собой через ещё одну дверь мимо дублирующих энзимных чанов у противоположной стены. При прикосновении к огонькам на его посохе выстроившиеся в углу три 5Р-80 повернули к нему свои кубические верхние половины тел, посвечивая тускло-голубым светом квадратных широкодиапазонных сенсоров. Из темноты выкатился маленький ММГ и забарабанил по нему тремя руками. Он остановился рядом с Люком, когда тот опустился на колено, пытаясь открыть панели люков, и потянул крышку на себя с присущей дройдам силой. Люк наклонился и стукнул по кнопке остановки на спине у дройда. ММГ замер, всё ещё держа в захвате панель.

Из шахты ему усмехались прутья энклизионной решётки, смахивавшие на обломанные ледяные зубы, пропадая из виду в тёмном дымоходе наверху.

Очень осторожно Люк заглянул в шахту. Она подымалась на два уровня под острым углом, в крайнем случае по ней можно было подняться, но не человеку с бездействующей ногой. Квадратные холодные заплаты стен, казалось, шептали: «Попробуй. Действуй».

«Это всё равно что осечка у бластера», — сказала Каллиста.

И ещё: «Чем сильнее они ранят тебя, тем сильнее им захочется тебя добить».

Он изучил запоры, закрывавшие неотстающие панели сзади, так что стало легко мысленно потянуться — как прежде он потянулся за панель, ведущую в шахту, — и повернул запоры. Труднее оказалось продуть панель дочиста, так как из-за усталости и боли было трудно сосредоточиться. Он почувствовал, что двумя уровнями выше крышка люка поддаётся, и смутно расслышал лязг, когда она упала на пол.

Воздух заструился по шахте, мягко овевая ему лицо.

Два уровня. Восемь метров по крутой наклонной шахте, и тьма — хоть выколи глаз.

— Ладно, приятель, — прошептал он дройду. — Делай своё дело.

Он завозился с дистанционным управлением, подводя аппарат к точке в нескольких сантиметрах от энклизионного поля. Сфокусировав разум, собрался с мыслями, отложил в сторону боль, усталость и нарастающую тревогу. Каждый квадрат решётки возник перед его мысленным взором, с изъянами, задержками, молекулами и синапсами — мгновенными изменениями в атмосферном давлении, проводимости, времени реакции— И кроме этого, с кинетической энергией, нарастающей, словно молния, густой и ждущей, нацеленной вверх, во тьму, словно стационарная пушка.

Это походило на выкрикивание слова, но никакого слова не было. Только бесшумный взрыв скорости «щебетунчика», ракетой несущегося вверх, разрывая воздух, словно вылетевшего из ракетомета, и брызжущее шипение молнии. Несколько тонких, как паутина, запоздалых голубых лучей ударили из опаловых квадратов на металлическом корпусе, вызывая искры там, где попал один, другой…

Затем он почувствовал его в воздухе, и решётка снова умолкла.

Люк проверил монитор на шаре управления. «Щебетунчик» все ещё посылал сигналы.

Весь дрожа, он прижался лбом к косяку панели, благодарный Силе и всем Силам вселенной…

И обернулся, увидев перед собой то, что в тот первый миг принял за ещё один «щебетунчик», висящий позади него в темноте.

В следующую секунду его рефлексы сработали, и он бросился в сторону, едва успев избежать опаляющей вспышки огня бластера. «Обнаружитель», — молнией пронеслось у него в голове, когда он откатился за неработающий чан, отдёрнув раненую ногу с пути луча, сжёгшего кусок каблука у него на сапоге. Он вспомнил обугленную дыру в боку джаваса. Очевидно, летающие серебристые обнаружители могли не только оглушать и доставлять куда следует.

Он схватился было за свой посох, валявшийся на полу, но тут же отдёрнул руку обратно — как раз вовремя. Ещё один луч зашипел, ударив в палубу, и он увернулся от выплывшего из темноты второго обнаружителя.

На лугу на Пзобе он видел эти серебристые сверкающие сферы в действии и знал, что несколько мгновений это антеннообразное гнездо сенсоров будет, жужжа, перемещаться и вновь фокусироваться, — и перекатился. Центральные обзорные отверстия переместились, и второй дройд брызнул огнём, но не по нему, а по полу — линией быстрых вспышек, по схеме прочёсывания площади, оттесняя человека к открытой панели шахты и экклизионной решётке в ней.

— Хитроумно, — пробормотал Люк, отползая назад и рассчитывая время для прыжка. Руководствуясь скорее инстинктом, нежели чем-то ещё, он бросился в открытое пространство в узоре выстрелов, перекатился, поднявшись на колени, и выдернул из кармана диагностическое зеркало, когда обнаружители вновь развернулись в его сторону. Он поймал молнию первого на изогнутое стекло, чистую, злобную и идеально нацеленную. Она ударила по второму обнаружителю за миг до того, как тот выстрелил. Обнаружитель разлетелся мелким осколочным дождём, царапнувшим Люка по лицу, словно колючки, но это позволило ему слегка повернуть зеркало, прежде чем первый обнаружитель попробовал опять — и отправился в шумное небытие посредством собственной отражённой молнии.

Люк лежал на полу, тяжело дыша, тепло струившейся у него по лицу крови резко контрастировало с холодом высыхающего пота. Один подбитый обнаружитель лежал на полу в метре от него, похожий на раздавленного паука. Второй всё ещё висел сантиметрах в пятидесяти над полом, сломанные манипуляторы развинченно поворачивались туда-сюда. Люк опёрся на руки, готовясь ползти к своему посоху.

С лёгким жужжанием ожили три 5Р-80 в углу.

Когда эти гусеничные машины метнулись к нему, двигаясь быстрее, чем можно было от них ожидать, он нырнул в дверь. Он поднял руку, вызывая в неё посох, когда ММГ снова ожил и выбросил в его сторону манипулятор. Люк выкатился за дверь, гадая, сможет ли он вовремя добраться хотя бы до прохода, и затормозил, когда из темноты коридора появились ещё два 8Р и самый большой «Тредуэлл велл», какой он когда-либо видел, протягивавший к нему безжалостные руки.

В руке его со свистом ожил Меч, когда змееподобные серебристые щупальца схватили его сзади за запястье. Он ударил по одному из змееглазых дройдов, в то время как другой ткнул в него длинным, сочленённым штырём, и удар электрошока вышиб ему дух. Он перебросил Меч в левую руку, как научил его когда-то Вен, и рубанул по сенсорам змеедройда. Что-то ударило его сзади, сокрушительная сила сжала ему запястья, подымая над полом. Он снова рубанул, и посыпались искры, когда пылающий клинок перерубил сервокабель 0-40, но, в отличие от человеческих противников, дройды не были в состоянии ни попятиться, ни впасть в шок. Они окружили его, хватая с невозможной силой, и, когда он перерубал им сенсорные провода, сочленения, сервопередатчики, всегда находились другие.

Закалённые руки «Тредуэлла велла» сопротивлялись даже лучу лазера. Его создали для работы с ракетным топливом, и, хотя Меч свистел и рубил, жгучая сила ударов отдавалась в руках Люка. С болтающимися руками, с вывалившимися глазными стебельками те дройды, какие ещё работали, последовали за кочегаром, когда тот пронёс Люка через дверной проём, и их поглотила зловонная тьма энзимной камеры. Люк крутился, обрубал клешни, державшие его за руки, за ноги, но не мог заставить их хотя бы дрогнуть. Вонь усилилась, когда энзимный чан раскрылся, как зрачок. Пар заклубился вокруг него, словно пена, голова у него закружилась от вони и от жара бурлящей под ним тёмной красно-коричневой жидкости.

Люк обмяк. Клинок Меча убрался в рукоять. «Лист на ветру, — подумал он. — Лист на ветру».

«Тредуэлл» выронил его. Расслабившийся, словно во сне, Люк, падая, вызвал Силу, он словно плыл под потоком. Из какой-то абстрактной дали он осознавал, как его собственное тело легко кувыркается в сторону над перемешивающейся пакостью в чане, без усилий левитируя к противоположному краю, прочь от дройдов.

И сразу же за краем он упал и с силой врезался в пол. Покалеченная нога подкосилась, когда он пытался устоять, и он рухнул, отползая из последних сил, когда дройды, скрипя и лязгая, устремились в погоню. Они были не столь проворны, как обнаружители, — он вынул чеку из закрываемой вручную двери, когда они находились в метре от него, и вогнал луч Меча в механизм, чтобы пережечь его, как только дверь отделила его от дройдов.

Он сумел отползти на приличное расстояние, прежде чем потерял сознание.

— Каллиста, нам это по силам. — В голосе говорившего явственно слышалось раздражение. Он просунул за пояс свои большие мозолистые руки и перевёл взгляд с неё на черноту, обрамлённую слабо светящимся прямоугольником магнитного поля.

Люк узнал ангар, хотя в ясном холодном свете осветительных панелей он казался менее просторным, чем в тусклом, белом свете звёзд. Снаружи были видны перемещающиеся гряды света Туманности Лунный Цветок, усыпанные более тёмными кусками астероидов, — жутковатое поле свечения и пронзающей тени. Рогаткокрыл стоял там же, где он его видел, в ярком свете все шрамы и пробоины отчётливо выделялись. На свободной площадке стояла скоростная шлюпка, оттеснив более хрупкое судно.

— Станция ведёт оборонительный огонь по схеме двойного эллипса, вот и всё. Мы проникли, не так ли? — Глаза мужчины ярко голубели на открытом лице, заросшем трёхдневной щетиной ржавого цвета. В одном ухе у него поблёскивало золотое кольцо.

— Сила пребывала с нами, иначе бы нам ни за что этого не суметь. — Люк впервые ясно разглядел её, — она была высокая, но не долговязая, к очень стройная. На поясе у неё висел Огненный Меч с ободком из бронзовых китообразных. Как и её спутник, она перепачкалась и словно вся состояла из одних густых каштановых волос, немытых и небрежно завязанных у неё на затылке узлом размером в два его кулака, и светлых серых глаз на фоне испачканного в саже и масле лица. Шальной осколок оставил трёхдюймовый порез у неё на лбу, судя по затянувшему его струпу, там будет чертовски заметный шрам. Голос её походил на дым и серебро.

Она была прекрасна. Люк никогда ещё не встречал такой прекрасной женщины.

— Мне хотелось бы думать, что и я имел какое-то отношение к этому. — Мужчина скривил большой рот.

— Имел. — Каллисту явно удивила его обида. — Конечно, имел, Гейт. Сила.

— Знаю. — Он взмахнул рукой, словно отметая нечто, услышанное ранее. — Суть в том, что есть и другие способы этого добиться, кроме как погубить себя.

Повисло молчание, и по тому, как она стояла, по её застенчивости. Люк понял: она боится, что он на неё сердится. Она открыла было рот, вновь закрыла его, но секундой позже всё же произнесла:

— Гейт, если б для меня существовал какой-то способ подняться по той шахте, ты знаешь, что я…

По вспышке в его глазах Люк догадался, что он воспринял её слова как обвинение в трусости.

— А я говорю тебе, что не стоит этого делать — ни тебе, ни мне, Калли! — В голосе его слышался гнев; Люк увидел, что на поясе у него рядом с бластером не было Меча Джедая. И это тоже встало между ними? — Нам потребуется не так уж много времени, чтобы освободиться от помех Туманности и вернуться туда, где мы сможем послать сигнал о помощи. Помощи в разборке с этой массой хлама. — Широким взмахом руки он указал на холодные серостенные лабиринты безмолвного «Глаза». — По крайней мере дадим Плетту знать, что именно на него надвигается. А если мы попытаемся проявить героизм и потерпим крах, то они не узнают ничего, пока не поймают охапку дымящейся плазмы.

— Если мы рванём к ней и нас пришибут, они тоже ничего не узнают.

Голос её понизился. А его повысился.

— Это двойной эллипс с одним поворотом по случайному закону. Я всё рассчитал, Калли. В этой лоханке будет потяжелее, чем в рогаткокрыле, но это можно сделать.

Она снова сделала вдох, и он приложил палец к её губам, — интимный жест любовника, предназначенный заставить её умолкнуть.

— Не стоит геройствовать попусту, детка. Всегда есть способы добиться своего, не губя себя.

«Он не хочет лезть по этой шахте, — подумал Люк. — Он сказал себе, что есть другой способ, — и он, вероятно, даже верит в это, — но в глубине души он не хочет быть тем, кто полезет через решётку, в то время как она применяет Силу, чтобы запутать след».

И это понимание он увидел в серых глазах Кал-листы.

— Гейт, — тихо произнесла она, и в её колебании Люк услышал эхо своих прежних вспышек ярости. — Иногда их нет.

Он воздел руки вверх.

— Ты говоришь, словно старый ина Джинн!

— Ну так что же?

— Для парня, который сотню лет никуда носа не высовывал с этого своего гноящегося газового шара, старина Джинн, чёрт его побери, чересчур охотно указывает другим людям, как им следует умирать! Калли, я повидал свет. Я и знаю, о чём говорю.

— А я знаю, что мы понятия не имеем, сколько осталось времени, прежде чем эта штука уйдёт в гиперпространство. — Она по-прежнему не повышала голоса, но что-то в её интонации не позволило ему снова перебить её. — Нет. Если мы её уничтожим, она исчезнет. Погибнет. А если мы покинем её, сбежим с неё…

— Нет ничего плохого в том, чтобы отскочить подальше и получить подмогу!

— За исключением того, что тогда мы потеряем свой единственный верный шанс.

— Ты хочешь сказать, потеряем свой шанс взорваться к чёртовой матери вместе с этой штукой!

— Да, — согласилась Каллиста. — Именно это я и хочу сказать. Ты мне поможешь или нет?

Он положил руки на бёдра, посмотрел на неё сверху вниз, так как был человеком высоким.

— Ты упрямая наездница на рыбах. — В его улыбке обнаружился проблеск нежности.

Её голос еле заметно дрогнул, когда она подняла голову, посмотрев ему в лица

— Не покидай меня, Гейт. Одна я не справлюсь.

И Люк увидел, что в голубых глазах Гейта что-то изменилось — самую малость.

Боль вернулась к нему, разорвав в клочья сцену в ангаре. Он открыл глаза, почувствовав под собой лёгкий, плавный толчок движения. Над головой у него тянулись идущие от головы к ногам тонкие тёмные линии, похожие на провода сканера… потолочные швы.

Подвигав головой, он увидел, что лежит на маленьких антигравных салазках, из-за которых виднелись грязная и помятая металлическая голова и плечи Си-Трипио, когда дройд направлял салазки по коридору. Где-то впереди раздался звук, и Трипио застыл — как может застыть лишь механизм. По металлической маске лица Трипио прошло жёлтое мерцание тусклых огоньков дройда-обнаружителя, отразившись от полированной поверхности его руки, лежавшей на краю салазок.

Жёлтые огоньки поплыли дальше. Трипио снова двинулся вперёд, шаги его гулко отдавались в пустом коридоре. Люк снова стал погружаться во тьму.

«Щебетунчик», — подумал он. Он вызвал осечку энклизионной решётки и толкнул серебристый шар на десять метров вверх по шахте, но в него все равно попали — четыре, а может, и пять раз. Он слышал взвизгивание рикошетящих о металл пуль. Трипио перерезал узел связи, Крей в опасности, он не мог лежать здесь…

«Чем сильнее они тебя ранят, тем сильней им захочется тебя добить».

Он увидел её в орудийном гнезде.

Там тоже горел свет.

Она была одна. Все мониторы сдохли, пустые чёрные идиотские лица, дырки в зловредности Повеления, — она сидела совершенно неподвижно на углу пульта, но он знал, что она слушала. Голова опущена, длинные руки свободно лежат на коленях, он видел напряжение в том, как она дышала. Она слушала.

Один раз она посмотрела на хронометр над дверью.

— Не делай этого со мной, Гейт. — Голос её был едва слышен. — Не делай этого.

После долгого-предолгого мучительного, тяжёлого молчания, похожего на многие годы тяжёлой болезни, хотя в помещении абсолютно ничего не изменилось, она наконец поняла. Она поднялась на ноги, подошла к пульту, отстучала команды: высокая девушка, в сером лётном комбинезоне, висевшем на ней мешком, с висящим на боку Мечом Джедая, украшенным цепочкой танцующих морских клоунов. Она оживила экран, и Люк увидел у неё за плечом ангар с изувеченным рогаткокрылом и пустыми метрами бетонного пола там, где раньше стояла скоростная шлюпка.

Она включила линию показаний приборов, а затем, словно их было недостаточно, отстучала: ВИЗУАЛЬНАЯ ЗАПИСЬ.

Глаза Люка были глазами видеокамеры, скрытой среди кратеров неровного корпуса дредноута. Не возникало никаких сомнений в том, что пилотом Гейт был лихим. Скоростные шлюпки были десантными судами, а не истребителями, — неуклюжие в управлении, хотя и обладавшие скоростью, чтобы оставить позади почти любую погоню. И Гейт был прав, — наполовину наблюдением, наполовину инстинктом Люк почувствовал схему выстрелов, совершаемых Повелением, сложный двойной эллипс с парой скальных поворотов.

Парой, а не одним, как утверждал Гейт.

Увёртываясь, падая, маневрируя среди слоёв наполненной светом пыли, полускрытый кусками кувыркающихся скал, Гейт управлял скоростной шлюпкой так, словно та была имперским истребителем, скача сквозь белые полосы смерти с захватывающей дух скоростью. Он находился за пределами дальнобойности, когда шальной луч, которому никак не полагалось тут быть, продырявил ему стабилизатор.

«Чем сильнее они тебя ранят, тем сильнее им захочется тебя добить».

Должно быть, он каким-то образом справился с управлением судном, оно безумно вращалось вокруг оси, но сохраняло свою траекторию. Из пыли выплыл астероид и снёс один из его двигателей, волоча его за собой…

И всё закончилось.

Люк увидел как вспышка последнего взрыва на мониторе залила белым светом лицо Каллисты.

Она закрыла глаза. Слёзы оставили борозды на испачканном лице. Она не ела и не спала много суток; она измотана, она вот-вот сорвётся. Возможно, у Повеления имелись какие-то хитрые приёмы для расправы с теми, кто проникал иными средствами, кроме десантных судов с их отсеками индоктринации. — Возможно, будь Гейт стопроцентно бдителен, стопроцентно подтянут, то сумел бы сделать то, что собирался, и вырваться, приведя подмогу.

Она повернула голову и подняла взгляд на тёмную шахту, похожую на перевёрнутый колодец, уходящий в ночь над потолком. Энклизионная решётка имела вид бледных, до умопомрачения неизменных звёзд. Она медленно втянула сквозь зубы воздух и так же медленно выдохнула его.

Он снова очнулся — или подумал, что очнулся, — в полнейшей темноте, и она была там, лежала, прижимаясь к его спине. Её тело прильнуло к нему, её бедро касалось тыльной стороны его ноги — а нога у него не болела, сообразил он, вообще ничего не болело, — её рука лежала у него на боку, а её щека прижималась к его лопатке, словно зверёк, тайком подкравшийся к человеку, в поисках успокоения и тепла. Его напугало напряжение её мышц, затаённое горе.

Горе, вызванное пережитым сном, который видел и он. Воспоминанием того, кто её предал. Необходимостью справиться одной.

Осторожно, боясь, что, если он хоть чуть-чуть пошевельнётся, она убежит, он повернулся и заключил её в объятия.

Так же как в орудийном отсеке, она сделала один вдох, держась из последних сил, а потом выдохнула.

И долго плакала, молча и без суетливости или оправданий. Горячая влага её слез впитывалась в его драный комбинезон, а плечи вздрагивали при вдохах и выдохах.

— Все хорошо, — тихо произнёс Люк. Её волосы, такие жёсткие с виду, были поразительно тонкими на ощупь, они окутывали его ладони, наполняя и переполняя их. — Все хорошо.

После долгого молчания она сказала:

— Он думал, что сама я и пытаться не стану. Он хотел спасти мне жизнь. Я знаю это. И он знал, что я пойму.

— Но всё равно он решил без тебя.

Он почувствовал, что она чуть заметно криво улыбнулась, уткнувшись лицом в его грязный комбинезон.

— Ну, это было его решение, и, значит, оно должно было быть верным, не так ли? Извини. Это звучит зло — многие из его решений были верны. Он был настоящим демоном-истребителем в истребителе. Но это… Я это чувствовала. Я знала, что, как только мы отвалим, никакого возврата не будет. Я долго злилась на него.

— А я до сих пор злюсь на него. И вспомнил слабое, уплывающее ощущение её в орудийном отсеке, даже меньше, чем призрак.

Скрытая, размытая, измотанная, превращённая усталостью почти в ничто.

— Я удивлён, что ты вообще помогла мне.

— Я не собиралась, — ответила она. Он почувствовал, как она переместила руку, убирая волосы с лица. — На самом-то деле не из ненависти, но… Всё казалось таким далёким. Таким нереальным. Всё равно как смотреть, как моррты шныряют вокруг обломков скелета корабля.

— И всё же ты осталась, — заметил Люк, понимая, что видит сон; понимая, что тепло её тела, длинные руки и мягкие тонкие волосы и лежавшая у него на плече щека были её воспоминаниями о её теле, её памятью о том, как оно выглядело, воспоминаниями, давно похороненными. — Ты использовала последние остатки Силы для того, чтобы поместить себя в орудийный компьютер, чтобы помешать захватить корабль любому другому. А ведь ты знала, на веки вечные.

Он почувствовал её вздох у своего плеча.

— Я не могла", позволить кому-либо проникнуть на борт.

— Все эти годы…

— Всё было… не так уж плохо, после того как прошло какое-то время. Джинн теоретически обучил нас технике проецирования своего разума во что-то другое, что-то, способное принять разум и сознание, но, похоже, он рассматривал это как трусость. Как боязнь или неохоту перейти на следующую ступень, переправиться на другую сторону. Коль скоро я оказалась в компьютере…

Она покачала головой и как-то неопределённо махнула рукой, словно вспоминая о каком-то опыте, ему неизвестном.

— Через некоторое время мне стало казаться, что так было всю мою жизнь. Что происходившее прежде — Чад, и море, и папа, и наставления Джинна, платформа на Беспине и… и Гейт… — они превратились в своего рода сон. Но трехноги… они немного похожи на тримов с нашей планеты, милых, безвредных, добродушных. Я хотела помочь им. И так обрадовалась, когда ты помог. Это был первый раз, когда я действительно… — действительно увидела тебя. И даже джавасы…

Она снова вздохнула и обняла его крепче. И почему-то форма и сила, и давление её ладоней содержали в себе ту истину, с которой начиналось всё остальное. Он впервые понял, как его друг Ведж Клин мог писать поэмы о бледных перистых волосах Кви Ксукс. Вся разница состояла в том, что это ведь были волосы Кви.

— Люк… — прошептала она, и он склонился к ней и поцеловал её в губы.

Глава 18

В пульсирующей индиговой темноте Фрамджем Спатен откинул голову назад, так что длинные электрические кабели его светящихся волос стали мести пол, поднял сверкавшие в кровавом свете накожными алмазами руки и завопил. Вопль этот, казалось, поднял его на цыпочки, сотрясая тело с твёрдыми мускулами в агонии звука, боли и экстаза, когда он откидывал голову, дёргал бёдрами и тянул кверху пальцы…

— Все эти мускулы действительно были евонные? — гадал Брайан Кемпл, затягиваясь из кальяна, который вонял словно старое бельё, замоченное в спирте, и разглядывая полузакрытыми глазами голограмму — крайне старую: Хэн Соло видел подобную в дюжине дешёвых клубов отсюда до Звёздного Конца.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25