Мистер Рипли (№2) - Мистер Рипли под землей

— Его личность, — произнес Бернард с глубокой убежденностью. — Дерватт — это… Дерватт.

— Вы знакомы с ним?

Том поежился; его охватило сочувствие к Бернарду.

— Да, знаком, — кивнул Бернард. Он сцепил свои костлявые пальцы вокруг колена.

— И вы чувствуете силу его личности, когда встречаетесь с ним?

— Да, — ответил Бернард более твердо. Но разговор был, несомненно, мучителен для него. И в то же время его темные глаза, казалось, искали каких-то слов, которые надо было сказать.

— Я, возможно, задал неправомерный вопрос, — сказал Крис. — Личность большинства крупных художников, наверно, не проявляется в повседневной жизни, — они не тратят себя на это. На первый взгляд они кажутся совершенно обыкновенными людьми.

Подали чай.

— Ты не взял с собой чемодана, Бернард? — спросил Том. Его беспокоило, есть ли у Бернарда все необходимое.

— Нет, я не планировал поездку, мне это как-то неожиданно пришло в голову, — ответил Бернард.

— Но это не важно, — сказал Том, — у меня есть все, что может тебе понадобиться.

Он чувствовал, что Крис смотрит на них, очевидно, гадая, откуда они с Бернардом знают друг друга и насколько хорошо.

— Ты не голоден? — спросил он Бернарда. К чаю мадам Аннет подала только печенье. — Моя экономка обожает делать разные сэндвичи. Ее зовут мадам Аннет. Можешь попросить ее все, что захочешь.

— Нет, ничего не надо, спасибо. — Чашка Бернарда задребезжала, когда он поставил ее на блюдце.

Может быть, Джефф с Эдом настолько приучили Бернарда к успокоительным средствам, что ему и теперь требуется что-нибудь? После чая Том поднялся вместе с Бернардом наверх, чтобы показать ему его комнату.

— Ванную тебе придется делить с Крисом. Для этого надо пересечь коридор и пройти через спальню моей жены. — Том оставил дверь Элоизы открытой. — Элоиза сейчас в Греции… Надеюсь, ты сможешь здесь отдохнуть, — продолжил он, когда они вернулись в “маленькую спальню” Бернарда и Том закрыл дверь. — А что тебя так мучает? В чем проблема?

Бернард покачал головой.

— Просто я чувствую, что дошел до точки, вот и все. Выставка — это конец всему. Это была последняя выставка, в какой я участвовал; “Ванна” — последняя картина, какую я написал. Больше я не смогу ничего создать. А они пытаются… — ты знаешь — воскресить Дерватта.

“И мне это удалось”, — подумал Том. Однако лицо его было так же серьезно, как и у Бернарда.

— Но он ведь как бы и был жив последние пять лет, — сказал он. — Я уверен, они не станут заставлять тебя продолжать, если ты не захочешь.

— Как бы не так. Они — Джефф и Эд — именно это и пытаются сделать. Но, понимаешь, я уже сыт всем этим по горло. Я просто не могу больше.

— Я думаю, они поймут. Не беспокойся об этом. Можно… Послушай, ведь Дерватт может снова вернуться в Мексику и стать затворником. Можно представить дело так, будто он продолжает писать картины, но отказывается показывать их. — Том ходил взад и вперед по комнате, рассуждая. — Так пройдут годы. А когда он умрет, мы скажем, что он сжег все свои последние работы, или что-нибудь вроде этого. И никто никогда их так и не увидит! — Том улыбнулся.

Бернард сидел, хмуро уставившись в пол, и Том почувствовал себя, как человек, рассказавший анекдот, который слушатели не поняли. Или даже хуже — совершил богохульство, допустил неподобающую выходку в церкви.

— Тебе надо отдохнуть, Бернард. Может быть, дать тебе какое-нибудь несильное снотворное — фенобарбитал, например?

— Нет, спасибо.

— Не хочешь принять душ? Насчет нас с Крисом не думай. Мы не будем надоедать тебе. Ужин в восемь часов, а если захочешь, спускайся раньше, выпьем чего-нибудь.

“У-у-у-у!” — взвыл ветер в этот момент, и, выглянув в окно, они увидели, как гнется под его порывами огромное дерево рядом с домом. Тому показалось даже, будто весь дом прогнулся, и он инстинктивно покрепче уперся ногами в пол. Попробуй тут, сохрани безмятежное спокойствие в такую погоду!

— Хочешь, я задерну портьеры? — спросил Том.

— Мне все равно. — Бернард взглянул на Тома. — А что сказал Мёрчисон по поводу “Человека в кресле”?

— Сначала он сказал, что, по его мнению, это подделка. Но я убедил его, что это не так.

— Интересно, как тебе это удалось? Он ведь высказал мне свои соображения о сиреневых тонах. И он прав. Я сделал три ошибки — “Человек в кресле”, “Часы” и вот теперь — “Ванна”. Не знаю, как это получилось. Не понимаю, почему. Я не думал о том, что делаю. Мёрчисон прав.

Помолчав, Том сказал:

— Понятно, мы все порядком напугались. Но появление живого Дерватта должно поставить все на место. Опасность была в раскрытии факта, что его не существует. Но теперь это позади, Бернард.

Бернард, казалось, даже не слышал его.

— Ты предложил купить “Часы” или что-нибудь вроде этого?

— Нет. Я убедил его, что Дерватт все-таки мог вернуться в двух-трех картинах к старой технике, использовать сиреневый цвет.

— Мёрчисон говорил со мной даже о качестве живописи. О боже! — Бернард сел на постель и откинулся к стенке. — А что он теперь делает в Лондоне?

— Не знаю. Но я знаю точно, что он не будет встречаться с экспертом или предпринимать какие-либо иные шаги, — я убедил его не делать этого, Бернард, — сказал Том успокаивающим тоном.

— Я могу себе представить только один способ, каким ты мог его убедить, абсолютно отталкивающий, — отозвался Бернард.

— Что ты имеешь в виду, Бернард? — спросил Том с улыбкой, внутренне похолодев.

— Ты уговорил его пожалеть меня. Оставить в покое столь жалкую личность. Но мне не нужна жалость!

— Разумеется, я ни слова не говорил о тебе, — возразил Том.

“Ты с ума сошел!” — хотел он сказать. Бернард, и впрямь, если и не сошел с ума, то временно помрачился рассудком. И вместе с тем ведь тогда, в погребе, прежде чем убить Мёрчисона, Том пытался сделать именно то, о чем говорил Бернард: убедить его оставить Бернарда в покое, потому что он больше не будет подделывать Дерватта. Том даже старался объяснить, что Бернард боготворит Дерватта, своего умершего идола.

— Я не верю, что Мёрчисона можно было так легко убедить, — сказал Бернард. — Ты не обманываешь меня, Том, чтобы успокоить? Я уже так погряз во лжи, что больше не могу ее переносить.

— Нет, не обманываю. — Том чувствовал себя неловко из-за того, что лгал Бернарду. Он редко испытывал неловкость, обманывая кого-нибудь. Том понимал, что рано или поздно придется сказать Бернарду, что Мёрчисон мертв. Это был единственный способ успокоить Бернарда — хотя бы частично, в отношении возможного разоблачения. Но Том не мог сделать этого сейчас, во время этой вынимающей душу грозы. К тому же Бернард был в таком состоянии, что признание Тома могло привести его в настоящее исступление.

— Подожди минуту, я сейчас вернусь, — сказал Том.

Бернард сразу поднялся с постели и подошел к окну, и как раз в этот момент порыв ветра бросил в стекло целый каскад брызг. Том вздрогнул, на Бернарда же это не произвело никакого впечатления.

Том прошел в свою комнату, взял пижаму и индийский халат для Бернарда, захватил также домашние туфли и новую зубную щетку в пластмассовой упаковке. Зубную щетку он положил в ванной Бернарда, а остальное отнес к нему в комнату. Он сказал Бернарду, что оставляет его отдыхать, а сам будет внизу, так что в случае необходимости Бернард может его позвать.

Под дверью Криса виднелась полоска света. Из-за грозы в доме было необычно темно. У себя в комнате Том взял из ящика комода зубную пасту графа. Закрепив как следует нижний конец тюбика, им можно было пользоваться. Том решил, что это лучше, чем выбрасывать пасту в мусорный бак, где ее могла обнаружить мадам Аннет и подивиться столь необъяснимому и необузданному расточительству. Собственную пасту Том отнес в ванную Криса и Бернарда.

“Что же все-таки делать с Бернардом? А вдруг опять прибудет полиция и застанет здесь Бернарда, как тогда Криса? Бернард хорошо понимает французский”, — подумал Том.

Он решил написать письмо Элоизе. Это всегда действовало на него успокаивающе. Если по ходу дела встречались затруднения с французским, Том никогда не пытался преодолеть их с помощью словаря, так как его ошибки забавляли Элоизу.

“22 окт. 19..

Heloise cherie [38],

Ко мне на пару дней приехал двоюродный брат Дикки Гринлифа, очень симпатичный молодой человек по имени Кристоф. Раньше он никогда не был во Франции. Представляешь — впервые увидеть Париж в двадцатилетнем возрасте! Его изумляет, что Париж такой большой. Он из Калифорнии.

Сегодня у нас разразилась жуткая гроза. Она действует всем на нервы. Ветер и дождь.

Я скучаю по тебе. Получила ли ты красный купальный костюм? Я велел мадам Аннет послать его авиапочтой и специально дал кучу денег для этого. Если она все же отправила его обычной почтой, я ее поколочу. Все знакомые спрашивают, когда ты вернешься. Ходил на чай к супругам Грэ. Мне очень одиноко без тебя. Возвращайся, и мы будем спать в объятиях друг друга.

Твой брошенный муж

Том”.

Том наклеил марку и отнес конверт на маленький столик в передней.

Крис читал на диване в гостиной. При виде Тома он вскочил.

— Слушайте, — спросил он, не проявляя чрезмерного волнения, — что такое с вашим другом?

— У него неприятности. В Лондоне. Кризис в работе и к тому же поссорился со своей подружкой. Не то он бросил ее, не то она его — не знаю точно.

— Он ваш близкий друг?

— Да нет. Не очень.

— Мне пришло в голову — поскольку он в таком неуравновешенном состоянии, — может быть, мне лучше уехать? Завтра утром или даже сегодня.

— Ну уж, только не сегодня — в такую погоду! Твое присутствие меня нисколько не стесняет.

— Но мне показалось, что это стесняет его, Бернарда. — Крис мотнул головой в сторону лестницы.

— Если нам надо будет поговорить с Бернардом наедине, в доме найдется место для этого. Так что не волнуйся.

— Ну хорошо, если вы говорите это не просто из вежливости. Тогда отложим до завтра. — Крис сунул руки в задние карманы брюк и прошелся в сторону стеклянных дверей.

Сейчас придет мадам Аннет, чтобы задернуть портьеры, подумал Том. Станет хоть чуть поспокойнее среди этого хаоса.

— Смотрите! — Крис указывал пальцем на лужайку.

— Что там такое? — спросил Том. Наверное, дерево упало. Маленькое чрезвычайное происшествие. Уже стемнело, и Том не сразу увидел то, что имел в виду Крис. Приглядевшись, он различил какую-то фигуру, медленно бредущую по лужайке. “Призрак Мёрчисона!” — была первая мысль, заставившая его вздрогнуть. Но Том не верил в привидения.

— Это Бернард! — воскликнул Крис.

Да, конечно, это был Бернард. Том открыл стеклянные двери и шагнул под холодный душ, сыпавшийся со всех сторон.

— Бернард! Что ты там делаешь? — крикнул он.

Но Бернард не обратил на него внимания и продолжал ходить, задрав голову. Том бросился к нему, поскользнулся на каменных ступеньках, едва не упав, и вывихнул лодыжку.

— Бернард, иди сюда! — заорал Том, ковыляя по направлению к нему.

Крис тоже спустился в сад.

— Вы же насквозь промокнете! — сказал он Бернарду со смехом и хотел потянуть его за рукав, но не осмелился.

Том крепко ухватил Бернарда за руку.

— Бернард, ты что, в самом деле хочешь насмерть простудиться?

Бернард повернулся к ним, улыбаясь. Дождь стекал с его черных волос, прилипших ко лбу.

— Мне это нравится! Действительно нравится. Я чувствую себя точно так же! — Вырвав руку у Тома, он поднял обе вверх.

— Бернард, надо вернуться в дом. Пожалуйста!

— Ну ладно, ладно, — ответил Бернард с улыбкой, будто потакая его капризу.

Все трое медленно направились к дому. Казалось, Бернарду хотелось впитать весь дождь до последней капли. Он был в хорошем настроении и шутил, снимая туфли у дверей, чтобы не испачкать ковер. Пиджак он тоже снял.

— Тебе надо переодеться, — сказал Том. — Я дам тебе что-нибудь. — Сам он также снял туфли.

— Ну хорошо, я переоденусь, — бросил Бернард таким же снисходительным тоном, поднимаясь по лестнице с туфлями в руках.

Крис посмотрел на Тома, озабоченно нахмурившись, — совсем как Дикки.

— Этот парень свихнулся! — прошептал он. — По-настоящему свихнулся!

Том кивнул, испытывая какое-то необъяснимое потрясение, как всегда с ним бывало в присутствии умалишенных. Он чувствовал себя так, будто внутри него что-то рушится, образуется какая-то пустота. Обычно это чувство приходило на следующий день, теперь же оно возникло сразу. Том осторожно ступил на ногу, пробуя, может ли он стоять на ней. Вывих вроде бы не был серьезным.

— Возможно, ты прав, — ответил он Крису. — Пойду посмотрю для него что-нибудь сухое.

11

Около десяти часов вечера Том постучал к Бернарду.

— Это я.

— А, Том, заходи, — раздался спокойный голос Бернарда. Он сидел за письменным столом с авторучкой в руке. — Пожалуйста, не тревожься по поводу того, что я ходил сегодня под дождем. Я чувствовал себя в мире с самим собой. А это так редко бывает в последнее время.

Это было знакомо Тому слишком хорошо.

— Садись, Том! Закрывай дверь. Чувствуй себя как дома.

Том сел на постель. Он еще за ужином обещал зайти к Бернарду — при этом, кстати, присутствовал и Крис. За столом настроение у Бернарда было гораздо лучше, чем прежде. Сейчас на нем был индийский халат. На столе лежала пара листов бумаги, исписанных строчками высоких черных угловатых букв. Том интуитивно чувствовал, что Бернард писал не письмо.

— Я думаю, тебе часто должно казаться, что ты Дерватт, — сказал он.

— Иногда кажется. Но и тогда я понимаю, что это иллюзия. Этого никогда не бывает где-нибудь на лондонских улицах — только в отдельные моменты, когда я работаю. И знаешь, теперь я могу говорить об этом спокойно и даже испытываю удовлетворение — наверное, потому, что я больше не буду этим заниматься, — надеюсь.

“А на столе, очевидно, лежит его признание, — подумал Том. — Кому оно адресовано?”

Бернард перекинул руку через спинку стула.

— И знаешь, за эти четыре или пять лет манера, в которой я изготавливал эти фальшивки, изменилась — и, я думаю, примерно так же, как могла измениться манера самого Дерватта. Забавно, правда?

Том не знал, что ответить, чтобы это прозвучало правильно и не задело Бернарда.

— Может быть, в этом нет ничего удивительного. Ты понимаешь его. И, кстати, критики говорят то же самое: Дерватт развивается.

— Но ты не можешь себе представить, какое странное ощущение я испытываю, когда пытаюсь писать что-нибудь как Бернард Тафтс. Его живопись не особенно изменилась за это время. Такое впечатление, будто теперь я подделываю Бернарда Тафтса, потому что это точно такой же Тафтс, каким он был четыре года назад! — Бернард от души рассмеялся. — В некотором смысле мне теперь труднее быть самим собой, чем Дерваттом. Я пытался вновь стать самим собой. И это чуть не свело меня с ума — ты сам видел. Но если все-таки от Бернарда Тафтса осталось еще хоть что-нибудь, я хотел бы дать ему последний шанс.

— Я уверен, что это у тебя получится, — сказал Том. — Ты должен задавать тон всей этой музыке.

Том вытащил из кармана пачку “Голуаз” и предложил сигарету Бернарду.

— Я хочу начать с чистого листа. А для этого я должен сначала признаться в том, что я делал. Только тогда можно будет попытаться вернуться к себе.

— О, Бернард! Но это невозможно. Это ведь касается не тебя одного. Подумай, что будет с Джеффом и Эдом. Все картины, которые ты написал, будут… Ну, если уж тебе так надо покаяться в грехах, — признайся священнику, но только не прессе и не полиции!

— Ты думаешь, я сошел с ума, я знаю. Иногда я, действительно, не вполне нормален. Но у меня только одна жизнь. И я уже почти погубил ее. Я не хочу погубить то, что от нее осталось. И это вопрос моей жизни, разве не так?

Голос Бернарда задрожал. “Интересно, он слабый человек или сильный?” — подумал Том.

— Я тебя понимаю, — сказал он мягко.

— Я не хочу слишком драматизировать все это, но я должен проверить, могут ли люди принять меня — простить меня, если хочешь.

“Так они и простили, — подумал Том. — Да ни за что на свете”. Может быть, так и сказать Бернарду? Или это совсем доконает его? Вполне вероятно. И вместо того, чтобы сделать признание, он покончит с собой. Том прочистил горло и попытался придумать хоть что-нибудь. Но ничего, абсолютно ничего не приходило ему в голову.

— И потом, я думаю, Цинтии понравится, если я признаюсь во всем. Она любит меня. И я люблю ее. Я знаю, что недавно она отказалась увидеться со мной. Эд сказал мне. И я ее не виню. Джефф с Эдом выставили меня перед ней как какого-то слабоумного. “Приди, спаси Бернарда! Ты так нужна ему!” — пропищал он, кривляясь. — Какую женщину это не оттолкнет? — Бернард посмотрел на Тома с улыбкой и развел руками. — Видишь, как благотворно подействовал на меня дождь? Промыл мне мозги. Только грехи мои не смыл.

Он опять рассмеялся, и Том позавидовал его теперешнему самообладанию.

— Цинтия — единственная женщина, какую я когда-либо любил. Я не хочу сказать… Я уверен, у нее был кто-то после меня. Ведь это я так или иначе порвал с ней. Когда я начал имитировать Дерватта, это меня страшно нервировало, даже пугало. — Бернард проглотил комок в горле. — Но я знаю, она еще любит меня — если только от меня еще что-нибудь осталось. Понимаешь?

— Да, конечно, понимаю. Это Цинтии ты сейчас пишешь?

— Нет, — Бернард небрежно махнул рукой в сторону листков и улыбнулся. — Я пишу… всем вообще. Это просто мое признание. Для прессы или для кого угодно.

Этого нельзя было допустить.

— Бернард, лучше обдумай это спокойно несколько дней, а потом решишь.

— У меня было достаточно времени, чтобы все обдумать.

Том пытался найти какой-нибудь сильный, логичный довод, способный переубедить Бернарда, но ему мешали мысли о Мёрчисоне и о возможном возвращении полиции. Будут ли они придирчиво искать здесь улики? Может быть, полезут и в лес? На репутации Тома Рипли уже лежала тень сомнения — история с Дикки Гринлифом. Хотя история кончилась для него благополучно и подозрение с него сняли, она осталась фактом его биографии. Почему он не отвез Мёрчисона куда-нибудь подальше, в леса за Фонтенбло? Там и надо было его закопать, — разбить на день палатку, если бы потребовалось…

— Давай поговорим об этом завтра, Бернард, — ты не против? — сказал Том. — Может быть, завтра ты посмотришь на вещи по-другому.

— Конечно, я не против. Мы можем говорить об этом когда и сколько угодно. Но я не посмотрю завтра на вещи по-другому. Я хотел поговорить прежде всего с тобой, потому что это была твоя идея — возродить Дерватта. Я хочу, чтобы все было по порядку, — как видишь, я действую вполне логично.

В убежденности его рассуждений, сквозил оттенок безумия, и опять Том почувствовал неприятную пустоту внутри.

Зазвонил телефон. Аппарат стоял в комнате Тома, и звонок было хорошо слышен через холл. Том поднялся на ноги.

— Не забывай, что и другие втянуты в это дело, Бернард.

— Тебя я не буду втягивать, Том.

— Я должен подойти к телефону. Спокойной ночи, Бернард, — проговорил Том и кинулся к себе в комнату. Он не хотел, чтобы Крис снял трубку внизу.

Это опять была полиция. Они извинились за столь поздний звонок, но…

— Прошу прощения, мсье, — сказал Том, — не могли бы вы позвонить минут через пять? В данный момент я не…

Вежливый голос ответил, что, разумеется, он может перезвонить.

Положив трубку, Том спрятал лицо в ладонях. Он сидел на краешке постели. Затем он встал и закрыл дверь. События развивались так быстро, что он не успевал за ними. Из-за этого чертова графа он слишком поторопился с похоронами Мёрчисона. Это была непростительная ошибка! Рядом Сена, Луэн, полно удобных мостиков, абсолютно пустынных после часа ночи. Телефонный звонок из полиции не предвещал ничего хорошего. Возможно, миссис Мёрчисон — кажется, Мёрчисон называл ее Харриет — наняла американского или английского детектива, чтобы тот нашел ее мужа. Она знала, что Мёрчисон задался целью выяснить, не является ли подделкой картина известного художника. Возможно, она подозревает, что именно с этим связано исчезновение ее мужа. Не проговорится ли мадам Аннет, если ее станут допрашивать, что на самом деле она не видела, как Мёрчисон уезжает в Орли в четверг?

Если полицейские захотят приехать к нему сегодня, Крис может ляпнуть в их присутствии что-нибудь насчет свежей могилы. Том живо представил себе, как Крис обращается к нему: “А почему вы не скажете им об этой яме в лесу?” — и он не сможет перевести им это на французский как-то иначе, потому что Крис будет ожидать, что они пойдут в лес проверять, что это за яма.

Телефон зазвонил снова. Том снял трубку и произнес спокойным тоном:

— Алло?

— Алло. Мсье Рипли? Вам звонят из префектуры Мелёна. К нам поступил звонок из Лондона. Мадам Мёрчисон связалась с лондонской полицией по поводу исчезновения ее супруга, и они просили предоставить им всю информацию, какой мы располагаем на данный момент. Завтра утром из Лондона прибудет инспектор полиции. А пока что не могли бы вы сказать, не звонил ли кому-нибудь мсье Мёрчисон из вашего дома? Если да, то мы постараемся выяснить, кому именно.

— Не могу вспомнить, чтобы он звонил при мне куда-либо, — ответил Том. — Но я время от времени выходил из дома. — Они могут проверить его телефонные счета и выяснить, кто и кому звонил. Но пускай уж они сами додумаются до этого.

На этом полицейские распрощались с Томом.

Тот факт, что лондонская полиция не пожелала связаться с ним напрямую, можно было рассматривать как довольно недружественный жест, свидетельство определенной настороженности. Раз они предпочли добывать информацию по официальным каналам, значит, не доверяют ему. Английских детективов Том почему-то боялся больше, чем французских, хотя и знал, что по дотошности и пунктуальности последних мало кто может превзойти.

Первым делом нужно было сделать две вещи. Вывезти труп Мёрчисона из леса и каким-то образом выпроводить Криса из дома. А Бернард? У Тома уже ум за разум заходил от этой головоломки.

Он спустился в гостиную. Крис читал, но при появлении Тома зевнул и поднялся.

— Я как раз собирался идти спать. Как Бернард? За обедом мне показалось, что он немного пришел в себя.

— Да, я тоже так думаю. — Том все еще не решался сказать напрямик то, что собирался. Но говорить намеками было еще хуже.

— Я тут нашел расписание поездов возле телефона, — сказал Крис. — Утром есть поезда в 9.52 и в 11.32. До станции я могу добраться на такси.

Том почувствовал облегчение. Были и более ранние поезда, но не мог же он предлагать Крису убраться пораньше.

— Разумеется, я отвезу тебя, — сказал он. — А к какому поезду, выбирай сам. Прямо не знаю, что делать с Бернардом, но он, похоже, хочет погостить у меня пару дней.

— Надеюсь, он не опасен, — сказал Крис обеспокоенно. — Знаете, я подумал, не задержаться ли мне на день-два на тот случай, если вдруг понадобится моя помощь, — задумчиво прибавил он. — У нас на Аляске — я там служил — был парень, который свихнулся, и он вел себя точь-в-точь как Бернард. А потом на него вдруг что-то нашло, и он стал бросаться на всех подряд.

— Не думаю, чтобы Бернард стал на кого-нибудь бросаться. Когда он уедет, вы вдвоем с Джеральдом могли бы приехать еще погостить. Или после вашей поездки на Рейн.

При этом приглашении Крис заметно воспрянул духом.

После того как Крис поднялся к себе (он решил ехать поездом 9.52), Том принялся шагать взад и вперед по гостиной. На часах было без пяти двенадцать. С трупом Мёрчисона надо что-то делать сегодня же ночью. Выкопать его в темноте, погрузить в фургон и вывезти куда-нибудь — задача весьма нелегкая для одного человека. И куда вывезти? Сбросить в реку с какого-нибудь моста? Том подумал, не привлечь ли ему к этому делу Бернарда. Как он отреагирует — сойдет с катушек или, столкнувшись с реальностью, будет способен оказать помощь? Том чувствовал, что в том состоянии, в каком Бернард находился в данный момент, он не поддастся на его уговоры не делать публичных признаний. Может быть, шок от соприкосновения с трупом заставит его осознать всю серьезность этого дела?

Вопросик был еще тот.

Сможет ли Бернард осуществить “прыжок в веру”, если пользоваться выражением Кьеркегора? Том улыбнулся, когда эта фраза пришла ему на ум. Сам-то он совершил этот “прыжок”, когда решился ехать в Лондон под видом Дерватта. И решение оказалось удачным. Другим “прыжком” было убийство Мёрчисона. К черту сомнения. Кто не рискует, тот ничего не добивается.

Том стал подниматься по лестнице, но вынужден был замедлить шаги из-за боли в лодыжке. Он даже приостановился на первой же ступеньке, ухватившись рукой за позолоченного ангела, служившего опорой для перил, когда ему пришло в голову, что, если Бернард заартачится, его тоже придется убрать. Убить. Эта мысль вызвала у Тома протест. Он не хотел убивать Бернарда. Может быть, он даже не сможет это сделать. Но если Бернард откажется помогать ему и добавит к прочим признаниям еще и Мёрчисона… Том поднялся на второй этаж. В холле была темнота, только из-под двери его собственной комнаты пробивалась узкая полоска света. У Бернарда света не было, у Криса тоже. Но это не означало, что Крис уже уснул. Поднять руку и постучаться в дверь Бернарда оказалось трудно. Он постучал очень тихо, так как комната Криса была совсем рядом, и ему не хотелось, чтобы Крис стал прислушиваться, думая, не надо ли бросаться на помощь, чтобы защитить Тома от нападения Бернарда.

12

Бернард не ответил, так что Том открыл дверь и, зайдя, вновь закрыл ее за собой.

— Бернард?

— Ммм… Том?

— Да. Прошу прощения. Я включу свет?

— Да, конечно. — Тон Бернарда был спокойным; он сам включил лампу у постели. — Что случилось?

— Все в порядке. Просто я хочу поговорить с тобой наедине, чтобы Крис нас не слышал. — Том пододвинул стул к постели Бернарда и сел. — Дело в том, что у меня возникла одна проблема, и я хотел бы попросить у тебя помощи, если ты, конечно, не против.

Бернард сосредоточенно нахмурился. Он потянулся за пачкой “Кэпстен”, вытащил сигарету и закурил.

— Что за проблема?

— Мёрчисон умер, — мягко произнес Том. — И поэтому ты можешь не беспокоиться насчет него.

— Умер? — Бернард нахмурился еще больше. — Почему же ты сразу мне не сказал?

— Потому что это я… убил его. Здесь, в погребе.

Бернард разинул рот.

— Ты?! Том, ты что, разыгрываешь меня?

— Ш-ш-ш… — Странно, но в этот момент Том испытывал ощущение, что Бернард более нормален, чем он сам. Это несколько осложняло задачу Тома, потому что он рассчитывал на более бурную реакцию. — Мне пришлось убить его… и похоронить в лесу за моим участком. Но проблема в том, что его надо сегодня же ночью оттуда убрать. Мне звонили насчет него из полиции. Завтра они могут нагрянуть сюда и начать поиски.

— Ты убил его?.. — произнес Бернард, все еще не вполне веря этому. — Но почему?

Том вздохнул. Его пробрала дрожь.

— Ну, во-первых, это же ясно: он собирался взорвать “Дерватт лимитед”. Но главное, он узнал меня, когда мы были в погребе. По рукам. Он сказал: “Это вы изображали Дерватта в Лондоне”. Это получилось совершенно неожиданно. У меня не было намерения убивать его, когда я привез его сюда.

— Убил… — повторил Бернард потрясение.

Том начал терять терпение: время шло.

— Поверь мне, я сделал все возможное, чтобы отговорить его. Я даже сказал ему, что это ты подделываешь Дерватта, — тот художник, с которым он разговаривал в баре “Мандевиля”. Я видел тебя с ним, — добавил Том, прежде чем Бернард успел открыть рот. — Я сказал ему, что ты больше не будешь заниматься подделками, просил его оставить тебя в покое. Но он отказался. Так что теперь… ты поможешь мне избавиться от трупа?

Том взглянул на дверь. Она была по-прежнему закрыта, из холла не доносилось никаких звуков. Бернард медленно выбрался из постели.

— Какой помощи ты от меня ждешь?

Том встал.

— Я был бы очень благодарен тебе, если бы минут через двадцать ты был готов пойти со мной. Я хочу увезти его в автофургоне. Вдвоем это будет гораздо легче сделать. Да один я, собственно говоря, и не справлюсь. Он очень тяжелый. — Теперь Том чувствовал себя увереннее, так как говорил о том, что было уже обдумано. — Если ты не хочешь участвовать в этом — не надо. Я постараюсь справиться сам. Правда…

— Я помогу тебе.

Бернард сказал это с покорностью, как о деле решенном, однако Том все же не слишком доверял его настроению. Что, если позже — спустя, скажем, полчаса — наступит непредсказуемая реакция? Бернард говорил таким тоном, каким святой мог бы сказать какому-нибудь своему… патрону, что ли: “Я пойду за тобой, куда бы ты меня ни повел”.

— Оденься, пожалуйста. Надень те брюки, что я тебе дал. И постарайся действовать потише. Крис не должен нас слышать.

— Да, конечно.

— Ты сможешь быть в саду у парадного входа через пятнадцать минут? — Том взглянул на свои часы. — Сейчас 12.27.

— Хорошо.

Том спустился и отпер парадный вход, который мадам Аннет запирала на ночь. Затем проковылял в свою комнату, снял шлепанцы и надел туфли и куртку. Снова спустившись, взял ключи от машины со столика в передней, после чего выключил весь свет в гостиной, за исключением одной лампочки — он часто оставлял ее на всю ночь. Снял с вешалки плащ и натянул поверх туфель резиновые сапоги, стоявшие в запасном туалете. Там же он прихватил большой фонарь, а из ящика стола в передней достал карманный фонарик. Фонарь был удобен, так как его можно было ставить на землю.

Он вывел свой автофургон марки “рено” из гаража и поставил его в проулке, ведущем к лесу. Зажигал Том при этом только подфарники, а, остановившись, выключил и их. С карманным фонариком он дошел до леса и нашел могилу Мёрчисона — грязное неровное пятно. После этого, стараясь светить фонариком как можно меньше, вернулся в сарай, взял лопату и вилы и отнес их на могилу. Затем спокойно, стараясь беречь силы, вернулся к дому. Том полагал, что Бернард опоздает, и был даже готов к тому, что тот вообще не придет. Но Бернард уже стоял в темной прихожей, неподвижный, как статуя, одетый в собственный костюм, который несколько часов назад был насквозь мокрым, но Бернард, как заметил Том, высушил его в своей комнате на радиаторе.