Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Шестая колонна

ModernLib.Net / Хайнлайн Роберт Энсон / Шестая колонна - Чтение (стр. 8)
Автор: Хайнлайн Роберт Энсон
Жанр:

 

 


      Алекс и Джефф спустились в подвал, заперев за собой тяжелую, окованную железом дверь. Там в большой комнате стояли силовая установка алтаря, аппарат связи с базой и те самые две койки, которые Малыш Дженкинс раздобыл в их первый день в Денвере. Алекс разделся, принял душ и улегся в постель.
      Джефф тоже скинул мантию и тюрбан, оставив только бороду – теперь она была у него собственная, – надел комбинезон. сунул в зубы сигару и вызвал базу.
      Следующие три часа он диктовал под храп Алекса, а потом тоже лег спать.
      Проснулся Джефф с каким-то тревожным чувством. Свет не горел, значит, разбудила его не утренняя побудка. Несколько минут он лежал неподвижно, потом протянул руку и взял с пола посох.
      Кроме него и Алекса, мирно храпевшего на своей койке, в комнате кто-то был. Джефф был в этом убежден, хотя не слышал ни одного подозрительного звука. Он на ощупь отрегулировал посох, чтобы обе койки оказались внутри защитного экрана, и включил свет.
      У аппарата связи стоял Джонсон в каких-то необычных очках сложной конструкции и с инфракрасным фонарем в руке.
      – Стой и не двигайся, – тихо сказал Джефф. Джонсон резко повернулся, сдвинул очки на лоб и несколько секунд стоял, щурясь от яркого света.
      Внезапно у него в руке появился вихревой пистолет.
      – Лежи спокойно, дед, – огрызнулся он. – Имей в виду, это не игрушка.
      – Алекс! – позвал Джефф. – Алекс! Проснись! Алекс сел на койке, готовый действовать, и схватил свой посох.
      – Мы оба под экраном, – быстро сказал Джефф. – Возьми его, но не убивай.
      – Только шевельнитесь, плохо будет, – предостерег их Джонсон.
      – Не делай глупостей, сын мой, – ответил Джефф. – Великий Бог Мотаа хранит своих слуг. Положи пистолет на пол.
      Алекс, не тратя времени на разговоры, крутил ручки на своем посохе. У него никак не получалось то, что нужно: до сих пор Джефф провел с ним всего несколько тренировочных занятий. Джонсон взглянул на него и после недолгого колебания выстрелил в упор.
      Ничего не произошло – энергию выстрела поглотил защитный экран. На лице у Джонсона отразилось изумление: оно еще усилилось мгновение спустя, когда Алекс с помощью силового луча вырвал у него из руки пистолет.
      – Теперь расскажи нам, сын мой. – сказал Джефф, – почему ты решился нарушить святость храма Мотаа?
      Джонсон обернулся к нему и сказал с угрюмым вызовом в голосе:
      – Бросьте вы эту муру про своего Мотаа. Меня на это не возьмешь.
      – Не подобает глумиться над Богом Мотаа.
      – Да бросьте, я вам говорю. Лучше объясните, что это такое?
      Он показал на посох.
      – Бог Мотаа ничего никому не объясняет. Сядь, мой сын, и моли его и прощении.
      – Еще бы, так я и сел. Нет, я сейчас отсюда уйду. И если не хотите, чтобы сюда нагрянули косоглазые, не вздумайте мне мешать. Я белого человека не выдам, но кто меня тронет, пусть пеняет на себя.
      – Ты хочешь сказать, что ты просто вор?
      – Лучше придержи язык. Вы тут швыряетесь золотом направо и налево конечно, всякому это интересно.
      – Сядь.
      – Я ухожу.
      Он повернулся к двери.
      – Придержи его, Алекс, – сказал Джефф. – только не причини боли.
      Задача была непростая, и Алекс замешкался. Джонсон был уже на середине лестницы, когда ноги у него подкосились, и он тяжело упал, ударившись головой об угол. Джефф не спеша встал и надел мантию.
      – Присмотри за ним, Алекс, – сказал он. – Я пойду на разведку.
      Он поднялся наверх и через несколько минут вернулся. Джонсон лежал без сознания на койке Алекса.
      – Ничего страшного, – сообщил Джефф. – Замок в верней двери был отперт отмычкой, я его снова запер. Там никто не проснулся. Нижний замок придется менять, в нем все чем-то расплавлено. Надо бы защитить эту дверь экраном, я скажу Бобу. – Он взглянул на тело, распростертое на койке. Еще не пришел в себя?
      – Начал было, я вколол ему пентотал натрия.
      – Хорошо. Я хочу его допросить.
      – Я так и думал.
      – Наркоз полный?
      – Да нет, доза мала. Ровно столько, чтобы разговорился.
      Томас изо всех сил стиснул пальцами мочку уха Джонсона, но тот лишь чуть шевельнулся.
      – Почти полный. Должно быть, сильно ударился головой. Джонсон! Ты меня слышишь?
      – М-м-м… Да.
      Допрос длился долго. В конце концов Алекс сказал:
      – Послушай, Джефф, а нужно нам все это выслушивать? У меня такое чувство, как будто я копаюсь в помойной яме.
      – Мне тоже противно, но мы должны знать все, – ответил Джефф и продолжал допрос.
      От кого Джонсон получал деньги? Что интересует паназиатов? Как он передавал сведения? Когда следующая связь? Кто еще на них работает? Что паназиаты думают о храме? Знает ли его начальник, что он здесь?
      И наконец, – что заставило его пойти против своего народа?
      Действие укола кончалось. Джонсон уже начинал понимать, где находится, но сдерживающие центры у него были еще отключены, и он выкладывал все начистоту, не заботясь о том, что о нем подумают:
      – Должен же человек о себе заботиться, верно? Если ты не дурак, нигде не пропадешь.
      – Мы с тобой, наверное, дураки, Алекс, – заметил Томас. Помолчав несколько минут, он сказал: – Кажется, он выложил все, что знает. Теперь надо решить, как с ним поступить.
      – Если сделать еще укол, он может рассказать что-нибудь еще.
      – Ничего я вам не скажу, не заставите! – заявил Джонсон, не зная, что уже рассказал все.
      Томас тыльной стороной руки ударил его по лицу.
      – Заткнись! Сделаем укол, и заговоришь как миленький. А пока помолчи.
      – Он повернулся к Алексу:
      – Конечно, есть шанс, что из него можно будет выкачать что-нибудь еще, если отправить его на базу. Но вряд ли, и к тому же это трудно и опасно.
      Если нас с ним поймают или если он убежит, пиши пропало. Я считаю, лучше всего покончить с ним прямо сейчас.
      Потрясенный Джонсон попробовал привстать, но Алекс с помощью посоха уложил его обратно.
      – Эй. о чем вы там говорите? Это же будет убийство!
      – Сделай ему еще укол, Алекс, чтобы не мешал. Хау молча взял шприц.
      Джонсон сначала пытался увернуться, потом начал биться, но в конце концов укол подействовал. Хау выпрямился. Лицо у него выражало такую же тревогу, как только что – лицо Джонсона.
      – Ты действительно собираешься это сделать, Джефф? Если да, то имей в виду – я не обещал, что пойду на убийство.
      – Это не убийство, Алекс. Это казнь шпиона. Хау закусил губу.
      – Не вижу ничего плохого в том, чтобы убить человека в честном бою. Но связать его и потом прикончить, как свинью. – это уж слишком.
      – А казнят всегда так, Алекс. Ты когда-нибудь видел, как умирают в газовой камере?
      – Но. это все-таки убийство, Джефф. Мы не имеем права его казнить.
      – Я имею на это право. Я здесь командир отдельной части, и у нас идет война.
      – Но черт возьми, Джефф, его не судил даже военно-полевой суд.
      – Суд нужен для того, чтобы установить, виновен человек или нет. Он виновен?
      – Ну конечно, виновен. Но человек имеет право на то, чтобы его судили.
      Джефф тяжело вздохнул.
      – Алекс, когда-то я был юристом. Единственный смысл уголовного права западных стран, которое создавалось столетиями, со всеми его тонкостями, гарантировать, чтобы ни один невиновный не был осужден и наказан по ошибке.
      Иногда из-за этого остаются на свободе и виновные, но цель-то в другом. У меня нет ни людей, ни времени, чтобы устраивать военно-полевой суд. Но его вина установлена полностью, никакой суд здесь не нужен. И я не намерен ставить под угрозу своих людей и рисковать поражением в войне, которую мы ведем, ради того, чтобы он мог воспользоваться правом на защиту. Если бы можно было стереть его память, если бы он мог пойти и доложить, что мы просто полоумные святоши и хотим только накормить голодных, – я бы его отпустил. Не ради того, чтобы не пришлось его убивать, а для того, чтобы запутать противника. Но я не могу его отпустить.
      – Я не говорил, что его надо отпустить, Джефф!
      – Молчи, солдат, и слушай. Если я отпущу его теперь, когда он так много узнал, паназиаты заставят его все рассказать, как это сделали мы, даже если сам он не захочет. Здесь его держать негде, везти на базу опасно. Я вынужден его казнить.
      Он умолк.
      – Капитан Томас. – начал Алекс нерешительно.
      – Да?
      – Вы не хотите вызвать майора Ардмора и спросить его, что он думает?
      – Нет, не хочу. Потому что это бессмысленно. Если я буду просить его принять за меня решение, – значит, я для этой работы не гожусь. И вот что еще я хочу сказать. В тебе слишком много мягкости и сентиментальности. Ты. похоже, считаешь, что Соединенные Штаты могут победить в этой войне так, чтобы никого при этом не тронуть. У тебя не хватает духу даже присутствовать при казни предателя. Я надеялся в скором времени передать тебе здесь командование, но вместо этого завтра же отправлю тебя в Цитадель и сообщу командиру, что тебе ни в коем случае нельзя доверять заданий, требующих контакта с противником. А пока выполняй мой приказ. Помоги оттащить его в ванную.
      Губы у Хау дрогнули, но он ничего не сказал. Вдвоем они подняли лежавшего без сознания Джонсона. Еще до «освящения» храма Томас велел разобрать стенку между туалетом и соседней комнаткой и установить там старую чугунную ванну. В эту ванну они и положили тело.
      Хау провел языком по губам.
      – А почему в ванну?
      – Потому что будет много крови.
      – Разве ты это сделаешь не посохом?
      – Нет, мне понадобится целый час, чтобы разобрать излучатель и вынуть ту схему, которая не дает ему поражать белых людей. И я не уверен, что потом смогу правильно поставить ее на место. Принеси мне свою опасную бритву и убирайся.
      Хау вернулся с бритвой, но не ушел, а стоял рядом, держа ее в руках.
      – Тебе когда-нибудь приходилось резать свинью? – спросил он.
      – Нет.
      – Тогда я лучше тебя знаю, как это делается. Он наклонился над Джонсоном, взял его за подбородок и откинул ему голову назад. Джонсон захрипел. Хау одним быстрым движением перерезал ему горло, отпустил его голову, выпрямился и посмотрел, как из шеи хлещет кровь, расплываясь лужей.
      Он плюнул в нее, шагнул к умывальнику и сполоснул бритву.
      – Извини, Алекс, я, кажется, немного поторопился с выводами, – сказал Джефф.
      – Нет, – медленно ответил Алекс, не поднимая глаз, – не поторопился.
      Должно быть, просто нельзя так сразу привыкнуть к тому, какая бывает война.
      – Должно быть. Ну, давай уберем это.
      Хотя выспаться Томасу не удалось, он встал необычно рано, потому что собирался еще до утренней службы сообщить Ардмору, что произошло. Ардмор внимательно его выслушал и сказал:
      – Я пришлю Шира, чтобы он поставил экран на дверь подвала. Теперь мы будем в каждом храме устраивать что-нибудь в этом роде. А как быть с Хау? Вы хотите отослать его сюда?
      – Нет, – решительно сказал Томас. – Мне кажется, у него в голове уже все встало на место. Он от природы брезглив, но мужества у него хватает.
      Черт возьми, командир, должны же мы доверять хоть кому-нибудь!
      – И вы можете оставить на него храм?
      – Пожалуй. Да. Теперь – да. А что?
      – Потому что я хочу, чтобы вы отправились в Солт-Лейк-Сити. Прямо сейчас. Я полночи не спал – все думал о том, что вы мне вчера говорили. Вы были правы, Джефф, – я здесь зажирел к стал плохо соображать. Сколько человек у вас сейчас готово к вербовке?
      – Тринадцать, без Джонсона. Конечно, в «священники» годятся не все.
      – Пришлите их сюда. Немедленно.
      – Но я еще не проверил их, командир!
      – Я решил изменить порядок вербовки. Проверять их под наркозом будем только в Цитадели. У вас для этого нет подходящих условий. Я поручаю это Бруксу, а сам буду иметь дело только с теми. кого он пропустит. Теперь главная задача «священников» – отбирать возможных кандидатов и отсылать их в главный храм.
      Томас подумал.
      – А как насчет типов вроде Джонсона? Нельзя же, чтобы они проникли в Цитадель.
      – Я об этом подумал, – поэтому мы и будем проверять их здесь. Вечером будем давать каждому снотворное. чтобы ни о чем не догадывались. А ночью укол, потом подъем – и на допрос. Если подходит, – все в порядке; если же нет, он никогда не узнает, что был допрос, а решит, что проверку прошел.
      – Ну и что?
      – В этом вся прелесть. Он будет зачислен в служители Великого Бога Мотаа, примет обет, – а потом мы его загоняем до полусмерти! Он будет спать в келье на голом полу, есть что придется и притом очень мало, проводить в молитвах по много часов в день. Его ждет такая муштра, что у него и случая не будет догадаться, чем мы тут занимаемся. А когда он будет этим сыт по горло, мы с великим сожалением удовлетворим его просьбу о снятии обета пусть катится к своим повелителям и рассказывает все, что ему вздумается.
      – Звучит неплохо, майор, – одобрил Томас. – Просто здорово – и похоже, что это должно сработать.
      – По-моему, должно. Таким способом мы сможем извлечь хоть какую-то пользу из агентов, которых к нам подошлют. А после войны выловим их и расстреляем – тех, кто действительно занимался шпионажем, а не просто одураченных. Но это все между прочим, главное – те кандидаты, которые пройдут проверку. Мне нужны завербованные, и как можно скорее. Несколько сотен, не меньше. Из них я отберу по крайней мере шестьдесят кандидатов в «священники», подготовлю их и всех сразу разошлю с заданиями. Вы убедили меня, Джефф. что тянуть опасно, и я хочу, чтобы мы проникли сразу во все крупные центры расположения паназиатов. Теперь я понимаю, что это наш единственный шанс.
      Томас присвистнул.
      – Задачка не из легких, а, командир?
      – Это вполне можно сделать. Вот новая инструкция по вербовке, включите запись.
      – Включил.
      – Хорошо. К нам сюда следует посылать только тех кандидатов, у которых во время вторжения погибли близкие или есть другие веские основания полагать, что они будут на нашей стороне при любых обстоятельствах. Явно неуравновешенных следует отсеивать, но тщательный психологический отбор будет проводиться уже в Цитадели. Нужны люди следующих профессий: для работы в качестве «священников» – коммивояжеры, специалисты по рекламе, журналисты, проповедники, политики, психологи, психиатры, мелочные торговцы, карнавальные зазывалы, специалисты по подбору кадров, адвокаты, театральные режиссеры; для работы, не требующей контактов с публикой или противником. квалифицированные металлообработчики и рабочие всех других специальностей, электронщики, ювелиры, часовщики, повара, стенографистки, лаборанты, врачи, портные. Кандидаты второй категории могут быть женского пола.
      – А священники нет?
      – Что по этому поводу думаете вы?
      – Я против. Для этих обезьян женщина – просто ноль. И даже меньше.
      Вряд ли женщина-священник сможет с ними работать.
      – Мне тоже так кажется. Как вы считаете, может Алекс взять на себя вербовку согласно этой инструкции?
      – Хм-м-м… Знаете, командир, я бы не хотел сейчас предоставлять его самому себе.
      – Но вы не думаете, что он допустит какой-нибудь промах и нас выдаст?
      – Нет, но и большого толку от него может не быть.
      – Что ж, все-таки придется бросить его в воду – пусть постарается выплыть. С этого момента мы будем действовать как можно энергичнее, Джефф.
      Сдайте храм Алексу и явитесь сюда. Вы с Широм отправитесь в Солт-Лейк-Сити сегодня же, совершенно открыто. Купите еще один автомобиль и возьмите с собой вашего шофера, Алекс найдет себе другого. Шир должен вернуться сюда через сорок восемь часов, а еще дня через два вы должны отправить нам первых завербованных. Две недели спустя я пришлю кого-нибудь вам на смену. скажем, Грэхема или Брукса.
      – Да? Но они оба не очень подходят для такой работы.
      – Управятся как-нибудь, ведь вы уже сдвинете дело с мертвой точки. А я, как только смогу, пришлю вместо них кого-нибудь более подходящего. Вы. когда вернетесь, устроите здесь школу для «священников», – вернее, будете продолжать в ней занятия. Это будет ваша задача, на оперативную работу я вас больше посылать не собираюсь, разве что случится что-нибудь неладное.
      Томас вздохнул.
      – Ну вот и доигрался. Вперед наука – никогда не надо говорить лишнего начальству.
      – Ничего не поделаешь. Поторапливайтесь.
      – Минутку. А почему Солт-Лейк-Сити?
      – Потому что. мне кажется, там должна хорошо пойти вербовка. Мормоны – люди себе на уме, очень практичные, и я не думаю, что среди них найдутся предатели. Если вы за это возьметесь, вам, я думаю, удастся убедить их старейшин, что Великий Бог Мотаа может им пригодиться и не опасен для их веры. Мы еще очень мало используем существующие религии, а они должны стать опорой движения. Возьмите тех же мормонов – у них множество миссионеров-любителей. Если правильно повести дело, вы сможете навербовать среди них немало таких, какие нам нужны, – опытных, отважных, привычных к враждебному окружению, красноречивых и сообразительных. Понимаете?
      – Понимаю. Ну что ж, я, конечно, могу попробовать.
      – У вас получится. При первой возможности мы пришлем кого-нибудь на смену Алексу и отправим его на самостоятельную работу в Шайенн. Это не такой уж большой город, и, если у него ничего не выйдет, беда невелика. Но готов спорить, что с Шайенном все будет в порядке. А вы беритесь за Солт-Лейк-Сити.

Глава 8

      Денвер, Шайенн, Солт-Лейк-Сити, Портленд Сиэтл, Сан-Франциско, Канзас-Сити, Чикаго, Литтл-Рок, Нью-Орлеан, Детройт, Джерси-Сити, Риверсайд, Файв-Пойнтс, Батлер, Хэкетстаун, Нейтик, Лонг-Бич, Юма, Фресно, Амарилло.
      Грантс, Парктаун, Бремертон, Коронадо, Вустер, Уикенберг, Санта-Ана, Виксберг, Ла-Салл. Морганфилд, Блейсвилл, Барстоу, Уолкил, Бойз, Якима, Сент-Огастин, Уолла-Уолла, Эйбилин, Чаттахучи, Лидс, Ларами, Глоуб.
      Саут– Норуолк, Корпус-Кристи, "Мир вам! Мир -это счастье! Придите, немощные и отягощенные! Придите!
      Несите свои горести в храм Мотаа! Войдите в святая святых, куда нет входа повелителям! Высоко поднимите голову, белые люди, ибо грядет Учитель!
      Ваша маленькая девочка при смерти, у нее тиф? Несите ее к нам, пусть исцелят ее золотые лучи Тамар! Вы потеряли работу, вам грозит трудовой лагерь? Придите к нам! Придите! Вы будете спать в нашем храме и есть за столом, который никогда не пустеет. Работы здесь для вас хватит. Вы можете стать пилигримом и нести слово веры другим, мы вас научим.
      Кто за все платит? Да благослови вас Бог, это золото – дар Мотаа!
      Спешите! Грядет Учитель!"
      Люди шли в храмы толпами. На первых порах их влекло любопытство: новая, необычная религия была желанным развлечением, которого так недоставало в унылой, монотонной жизни рабов. Инстинктивная склонность Ардмора к броским рекламным приемам оправдала себя – более традиционный, более умеренный культ никогда не привлек бы к себе такого внимания.
      Но зайдя в храм ради любопытства, они снова и снова возвращались уже по другим причинам. Там бесплатно кормили и ничего особенного не требовали, что стоит спеть несколько безобидных гимнов, если потом можно остаться и как следует поужинать? Да эти священники позволяли себе покупать такие деликатесы, каких американцы давно уже не видели: масло, апельсины, прекрасное мясо. И расплачивались за них в магазинах Империи полновесной золотой монетой.
      К тому же у местного священника всегда можно было стрельнуть немного денег, если приходилось туго. А что касается веры, то эта церковь и не требовала принять ее учение. Всякий мог приходить и пользоваться всеми благами, оставаясь при собственной вере – никого даже не спрашивали, к какой вере он принадлежит. Конечно, священники и служители в храмах как будто принимали своего бога о шести ипостасях всерьез, ну и что из этого? Их дело. Разве мы не стояли всегда за свободу религий? И не надо забывать, сколько добра они делают.
      Взять хотя бы Тамар, Властительницу Милосердия. В этом определенно что-то есть. Достаточно увидеть, как слуга Шаама усыпляет ребенка, который задыхается от дифтерии, а потом исцеляет его золотыми лучами Тамар, и как через час этот ребенок выходит из храма здоровехонький, – поневоле задумаешься. Когда половина врачей погибла в боях, а из оставшихся в живых большинство сидит по лагерям, – от тех, кто может лечить болезни, так просто не отмахнешься. Пусть это похоже на шаманство и суеверие, мы ведь люди практичные – важнее всего результат!
      Но дело было не только в реальной пользе – еще сильнее было психологическое воздействие. Храмы Мотаа стали местом, где всякий может ходить с высоко поднятой головой и ничего не бояться, – не то что даже у себя дома. «Вы слышали? Говорят, ни один плоскомордый ни разу не вошел ни в один их храм. Они не могут туда попасть, даже когда загримируются под белых людей, – из них тут же вышибает дух. прямо в дверях. Я-то думаю, что эти обезьяны просто до смерти боятся Бога Мотаа. Не знаю, в чем тут дело, только у них в храмах легко дышится. Пойдите как-нибудь со мной – сами увидите!»
      Достопочтенный доктор Дэвид Вуд зашел к своему приятелю, столь же достопочтенному отцу Дойлу. Старик сам открыл ему дверь.
      – Заходите, Дэвид. заходите. Рад, что вы пришли. Давненько не виделись.
      Он провел его в свой крохотный кабинет, усадил и угостил табаком. Вуд с озабоченным видом отказался.
      Некоторое время они болтали о разных разностях. Старый католик видел, что Вуд хочет что-то сказать, но расспрашивать не спешил. И только когда стало ясно, что его молодой коллега не может или не хочет начать разговор сам, он сказал:
      – Мне кажется, что-то не дает вам покоя, Дэвид. Могу ли я спросить, в чем дело?
      Дэвид Вуд решился.
      – Отец, что вы думаете об этой компании, которая называет себя служителями Бога Мотаа?
      – Что я о них думаю? А что я должен о них думать?
      – Не увиливайте, Фрэнсис. Разве вам безразлично, что под самым вашим носом угнездилась языческая ересь?
      – Знаете ли, мне кажется, здесь не все так бесспорно, Дэвид. Что такое, собственно, язычество? Вуд недовольно фыркнул.
      – Вы прекрасно знаете, о чем я говорю! Об этих лжепророках! Их одеяния, их нелепый храм, все это шутовство.
      – Вы чуть не сказали – папистское шутовство, ведь верно? Нет, эти их причуды меня не слишком волнуют. Если говорить об определении язычества, то, рассуждая строго логически, я должен считать любую секту, не признающую непогрешимости Наместника Бога на Земле.
      – Бросьте свою схоластику! Мне сейчас не до того.
      – Это не схоластика, Дэвид. Я как раз хотел сказать, что логика логикой, но Господь бесконечно милосерден и мудр, и он наверняка найдет какой-нибудь способ допустить в Царствие Небесное даже таких, как вы. Что же до этих жрецов Бога Мотаа, то я не занимался анализом их вероучения, но мне представляется, что они делают полезное дело – дело, которое оказалось не под силу мне.
      – Вот это меня и беспокоит, Фрэнсис! В моем приходе была одна женщина, неизлечимо больная раком. Я знал, что иногда людям в таком состоянии помогали эти шарлатаны. Что мне было делать? Я молился, но не получил ответа.
      – И что же вы сделали?
      – В минуту слабости я послал ее к ним.
      – Ну и что?
      – Они ее исцелили!
      – В таком случае я не стал бы особенно переживать. Мы с вами – не единственные сосуды благодати Божьей.
      – Подождите! После этого она побывала у меня в церкви лишь однажды, а потом ушла навсегда. Теперь она живет в так называемом убежище, которое они устроили для женщин. Она примкнула к этим идолопоклонникам! Я не могу с этим примириться, Фрэнсис! Какая польза от того, что исцелено ее смертное тело, если это подвергает опасности ее душу?
      – Она хорошая женщина?
      – Одна из лучших.
      – Тогда я полагаю, что Господь сам позаботится о ее душе, без нашего с вами участия. Кроме того, Дэвид, – продолжал Дойл, набивая трубку, – эти так называемые священники. Ведь они не считают для себя унизительным прибегать в делах веры и к нашей помощи. Вы же знаете, что они не совершают венчании. А если вы когда-нибудь захотите воспользоваться их храмом, то убедитесь, что не так уж сложно.
      – Это немыслимо!
      – Возможно, но я недавно обнаружил у себя в исповедальне подслушивающее устройство. – Священник сердито поджал губы. – И теперь, когда мне предстоит выслушать что-нибудь такое, что могло бы представить интерес для азиатов, я с разрешения хозяев делаю это в укромном уголке храма Мотаа.
      – Не может быть, Фрэнсис! – воскликнул Вуд и, немного успокоившись, спросил: – А ваш епископ об этом знает?
      – Видите ли, у епископа очень много других забот.
      – Ну, знаете!…
      – Нет, нет, я написал ему письмо, где изложил ситуацию как можно обстоятельнее. Как только найдется человек, который соберется в те края, я попрошу его отвезти письмо. Когда речь идет о делах церкви, я стараюсь не пользоваться официальными каналами связи – там всегда возможны всякие искажения.
      – Так вы ему не сообщили?
      – Я же сказал, что написал ему письмо! Господу Богу это известно, а если епископ прочтет его не сразу. ничего страшного не случится.
      Месяца два спустя Дэвид Вуд принес присягу и был зачислен в Секретную службу армии Соединенных Штатов. Он не очень удивился, когда вскоре после этого его старый приятель отец Дойл подал ему при встрече тайный опознавательный знак, известный только сотрудникам этой службы.
      Церковь росла. Повсюду возникали все новые тайные организации при храмах и подземные центры связи – под ними. Там, в этих центрах, о существовании которых благодаря достижениям науки противник и не догадывался, у приемопередающих устройств, работавших в пара-диапазоне, круглые сутки посменно дежурили операторы. Эти люди добровольно отказались от надежды когда-нибудь вновь увидеть дневной свет, они общались лишь друг с другом и со священником своего храма и числились без вести пропавшими в списках, составленных завоевателями-азиатами. К своему неустанному труду, к неизбежным лишениям они относились философски: война есть война. Их боевой дух поддерживало сознание, что они снова обрели свободу и готовы защищать ее. Они с нетерпением ждали того дня, когда благодаря их усилиям свободным станет весь народ страны, от побережья до побережья.
      А в Цитадели женщины в наушниках тщательно записывали все, о чем сообщали операторы пара-радио. Их доклады перепечатывались, систематизировались, обобщались, снабжались ссылками и комментариями. Два раза в день дежурный офицер связи клал на стол майора Армдора короткую справку обо всем, что произошло за последние двенадцать часов. Сообщения почти из двух десятков епархий, адресованные Ардмору, приходили кипами и ложились на тот же стол. Кроме этих бесчисленных бумаг, каждая из которых требовала внимания, к нему поступало множество отчетов из лабораторий: помощников у Кэлхуна теперь хватало, все пустовавшие, заселенные лишь призраками погибших комнаты были заполнены, и работа там шла по шестнадцать часов в день.
      Из управления кадров сплошным потоком шли требования прислать то в один, то в другой одел еще людей. Снова и снова приходилось решать головоломный вопрос: кого можно посвятить в тайну? Весь персонал был разделен на три категории. Рядовые служащие, занятые на вспомогательных работах, – например секретарши и делопроизводители, – совершенно не соприкасались с внешним миром. Служителям храмов, имевшим дело с публикой, сообщали только то, что им необходимо было знать, и они даже не догадывались, что служат в армии. Наконец, сами «священники» по необходимости должны были быть в курсе дела – их приводили к присяге, зачисляли в армию Соединенных Штатов и объясняли истинное назначение всей организации.
      Но даже «священники» не знали главного секрета – научного объяснения чудес, которые они творили. Их обучали обращению вверенными им техническими устройствами – обучали тщательно и дотошно, чтобы они могли безошибочно пользоваться смертоносными символами своей власти. Но, если не считать тех редких случаев, когда наружу выходил кто-нибудь из первоначальной семерки, ни один человек, знакомый с эффектом Ледбеттера не покидал Цитадели.
      Со всей страны в Главный храм близ Денвера прибывали под видом пилигримов кандидаты в «священники». Здесь они жили в подземном монастыре, расположенном под зданием храма этажом выше Цитадели. Их подвергали психической проверке всеми способами, какие только можно изобрести. Не прошедших испытание отсылали назад, в местные храмы, где они работали простыми служителями, так и не узнав ничего существенного. Тех же, кто выдержал проверку, кто в специально подстроенных ситуациях не потерял голову от гнева, не поддался искушению проболтаться, доказали свое мужество и преданность, – этих посылали на беседу к Ардмору, который принимал их в обличий Первосвященника Бога Мотаа. Больше половины их он браковал – без всякой внешней причины, руководствуясь лишь интуицией, неясным тревожным ощущением, которое подсказывало ему, что это не тот человек.
      Но, не смотря на все предосторожности, каждый раз, когда он подписывал приказ о зачислении на службу новичка и о направлении его на самостоятельную работу, Ардмора охватывало глубокое беспокойство: что если этот человек и станет тем слабым звеном, из-за которого рухнет все дело?
      Такое напряжение было ему не по сила. Слишком большая ответственность свалилась на одного человека, слишком много мелочей приходилось ему помнить, слишком много решений принимать. Ему все труднее становилось сосредоточиться, справляться даже с самыми простыми делами. Он потерял уверенность в себе, стал раздражительным. Его настроение передавалось окружающим и распространялось все дальше.
      Что– то нужно было делать.
      Ардмор не привык себя обманывать и сознавал, что с ним происходит что-то неладное. Однажды он вызвал к себе Томаса и все ему рассказал.
      – Как вы думаете, Джефф, что мне делать? – спросил он в заключение.
      – Может быть, я не гожусь для такой работы? Не подыскать ли мне кого-нибудь, кому можно было бы передать дела?
      Томас медленно покачал головой.
      Мне кажется, этого делать не стоит, командир. Никто не сможет работать больше вас, ведь в сутках всего двадцать четыре часа. К тому же если кто-то вас заменит, перед ним встанут те же самые проблемы. Вы по крайней мере прекрасно знаете обстановку и понимаете, чего мы хотим.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12