Охранная сигнализация у входа в Цитадель предупредила Ардмора о появлении там постороннего задолго до того, как Томас просвистел перед дверью мелодию-пароль. Ардмор сидел у телевизора, не сводя глаз с экрана и не снимая пальца с кнопки, готовый мгновенно уничтожить любого непрошеного гостя. У него отлегло от сердца, когда он увидел, что в Цитадель входит Томас, но он снова насторожился, обнаружив, что тот не один. Паназиат!
      Повинуясь невольному импульсу, Ардмор чуть не уничтожил обоих, но в последний момент удержался: а вдруг Томас взял противника в плен и ведет на допрос?
      – Майор! Майор Ардмор! Это я, Томас.
      – Стойте и не двигайтесь! Оба!
      – Все в порядке, майор. Он американец. Я за него ручаюсь.
      – Допустим, – донесся до Томаса угрюмо-подозрительный голос из динамика. – Но все равно – разденьтесь догола. Оба.
      Они разделись. Томас в досаде кусал губы, Митсуи весь дрожал от волнения. Он ничего не понимал и решил, что попал в западню.
      – Теперь медленно повернитесь кругом, я вас осмотрю, – приказал голос.
      Убедившись, что оружия при них нет, Ардмор велел обоим стоять неподвижно, а сам по внутреннему телефону вызвал Грэхема.
      – Грэхем!
      – Да, сэр.
      – Явитесь ко мне немедленно. Я в комнате дежурного.
      – Но, майор, я сейчас не могу. Обед должен быть готов через.
      – Черт с ним, с обедом! Быстро сюда!
      Когда Грэхем явился, Ардмор показал ему на экран и объяснил, что происходит.
      , – Идите к ним. Обоим – руки за спину и сразу наденьте наручники.
      Сначала азиату. Пусть сам приблизится к вам – и смотрите в оба. Если попытается на вас броситься, мне, возможно, придется прикончить и вас заодно.
      – Не нравится мне это, майор, – возразил Грэхем. – Ведь Томас свой, он не подведет.
      – Ну конечно, я прекрасно знаю, что он свой. А что если его чем-нибудь опоили и заставили слушаться? Может быть, это что-то вроде троянского коня.
      Идите и делайте, что приказано.
      Пока Грэхем осторожно выполнял не слишком приятное поручение – вполне заслужив тем самым награду, потому что, наделенный живым воображением художника, ярко и наглядно представлял себе возможную опасность и вынужден был собрать все свое мужество, – Ардмор позвонил Бруксу.
      – Доктор, вы не можете сейчас прервать свою работу?
      – Пожалуй, могу. Да, вполне. Что от меня требуется?
      – Зайдите ко мне. Томас вернулся. Я хочу знать, не находится ли он под действием наркотиков. – Но я ведь не врач.
      – Знаю, только никого более подходящего у нас нет.
      – Хорошо, сэр.
      Доктор Брукс заглянул Томасу в зрачки, проверил его коленный рефлекс, посчитал пульс.
      Я бы не сказал, что он совершенно нормален, только очень устал и волнуется. Разумеется, это не полный диагноз. Если бы у меня было время.
      – Спасибо, этого достаточно. Томас, я надеюсь, вы не обидитесь на меня за то, что мы подержим вас взаперти, пока будем беседовать с вашим приятелем-азиатом?
      – Конечно не обижусь, майор, – ответил Тома, криво улыбнувшись. – Вы все равно это сделаете.
      Когда Брукс ввел шприц Фрэнку Митсуи, тот вздрогнул и весь покрылся потом, но руку не отдернул. Вскоре средство подействовало: действия Фрэнка уже не подчинялись его сознанию, а речевые центры мозга освободились от контроля коры. Лицо его расслабилось, на нем появилась умиротворенная выражение.
      Но оно исчезло несколько минут спустя, когда начался допрос. Не могли сохранить спокойствие и те, кто его допрашивал. Неприкрашенная, жесткая правда, звучавшая в его словах, никого не оставила бы равнодушным. Глубокие морщины пролегли на лице Ардмора. О чем бы не спрашивали этого несчастного маленького человека, он постоянно возвращался к рассказу об убитых детях и разоренном доме. В конце концов Ардмор не выдержал.
      – Дайте ему противоядие, доктор. Я больше не могу. Мы уже выяснили все, что нужно.
      Когда Фрэнк окончательно пришел в себя, Ардмор торжественно пожал ему руку.
      – Мы рады, что вы с нами, мистер Митсуи. Мы найдем для вас дело, которое поможет вам свести с ними счеты. Сейчас я попрошу доктора Брукса дать вам снотворное, чтобы вы поспали часов шестнадцать, а потом мы приведем вас к присяге и подумаем, каким образом вы могли бы принести нам побольше пользы.
      – Я не хочу спать, мистер майор.
      – Тем не менее вы поспите. И Томас тоже, как только обо всем доложит.
      – Больше того – он на секунду умолк и вгляделся в бесстрастное на вид лицо Митсуи, – вы будете принимать по таблетке снотворного каждый вечер. Это приказ. Я сам буду выдавать вам таблетку, и вы будете принимать ее у меня на глазах перед тем, как лечь спать.
      У военной дисциплины есть и положительные стороны. Ардмор не мог бы вынести мысли о том, как этот маленький желтокожий человек каждую ночь лежит с открытыми глазами, глядя в потолок.
      Брукс и Грэхем явно бы хотели остаться и послушать рапорт Томаса, но Ардмор сделал вид, что не замечает этого, и отпустил их. Он хотел сначала вникнуть в добытую информацию сам.
      – Так вот, лейтенант, я чертовски рад, что вы вернулись.
      – Я тоже рад, что вернулся. Вы, кажется, сказали «лейтенант»? А я думал, теперь мне возвращается прежнее звание.
      – Это почему же? Больше того, я собираюсь изобрести какой-нибудь повод и произвести в офицеры Грэхема с Широм. Нам здесь будет куда проще жить, когда все будут в одинаковом ранге. Но это между прочем. Давайте послушаем, чего вам удалось добиться. Я полагаю, теперь вам все уже ясно, и сейчас вы выложите передо мной на стол исчерпывающее решение наших проблем, перевязанное ленточкой?
      – Ну, навряд ли, – улыбнулся Томас.
      – Я на это и не надеялся. Но если говорить серьезно и строго между нами, мне надо предпринять что-нибудь эффектное, и как можно скорее. Научный персонал уже начинает на меня наседать, особенно полковник Кэлхун. Какой, к дьяволу, смысл в том, что они могут делать всякие чудеса в лаборатории, если я не сумею придумать никакого способа перевести эти чудеса на язык стратегии и тактики?
      – А они в самом деде так продвинулись?
      – Вот увидите. Они вцепились в так называемый эффект Ледбеттера и носятся с ним, как терьер с крысой в зубах. Сейчас они могут с его помощью делать все, что угодно, кроме разве одного – картошку чистить.
      – В самом деле?
      – В самом деле.
      – А что, например, они могут сделать?
      – Ну, скажем… – Ардмор перевел дух. – Честно говоря, не знаю с чего начать. Уилки пытался объяснить мне все проще, но я, признаться, понял только половину. Можно сказать так – они открыли способ управлять атомами.
      Нет, речь идет не о расщеплении атома, не об искусственной радиоактивности.
      Смотрите. Мы говорим, что существуют пространство, время и вещество, так?
      – Да. Но есть еще эта идея Эйнштейна о единстве пространства и времени.
      – Разумеется, о ней написано во всех школьных учебниках. Но у них это получилось на самом деле. У них выходит, что и пространство, и время, и масса, и энергия, и излучение, и тяготение – все это разные способы представлять себе нечто единое. И стоит только разобраться в том, как работает что-нибудь одно, сразу получаешь ключ ко всему остальному. Если верить Уилки, то все физики до самого последнего времени, даже после того, как появилась атомная бомба, только и делали, что бродили по обочинам. Они взялись было за единую теорию поля, но сами в нее по-настоящему не верили и действовали так. Будто все это совершенно разные вещи. А Ледбеттер догадался, что такое на самом деле излучение, и благодаря этому Кэлхун с Уилки получили ключ ко всей остальной физике. Вы поняли? – добавил он с улыбкой.
      – Не очень, – сознался Томас. – А вы не могли бы сказать, что это дает?
      – Ну, прежде всего, тот первичный эффект Ледбеттера, от которого здесь погиб почти весь личный состав, – Уилки считает, что это всего лишь случайное побочное явление. Брукс говорит, что полученное излучение повлияло на коллоиды живых тканей: у тех, кто погиб, они коагулировали. Но с тем же успехом это излучение можно использовать, чтобы высвободить энергию поверхностного натяжения. Только вчера они таким способом взорвали полкило говяжьей вырезки – взрыв был как от динамитной шашки.
      – Да ну?
      – Правда. Только не спрашивайте меня, как они это сделали, я просто повторяю то, что мне было рассказано. Суть в том, что они, кажется, поняли, как устроено вещество. Они могут взрывать его – иногда – и использовать энергию взрыва. Они могут превращать один химический элемент в другой. Они, по-моему, убеждены, что знают с какого конца подойти, чтобы понять природу тяготения, и тогда они смогут обращаться с ним так же, как мы сейчас обращаемся с электричеством.
      – Я думал, что по современным представлениям тяготение – это не вид энергии.
      – Правильно, но в единой теории поля сама энергия – не энергия. Черт возьми, это очень трудно объяснить на человеческом языке. Уилки говорит, что это можно описать только математически.
      – Ну, раз так, то мне, должно быть, придется примириться с тем, что я ничего не понимаю. Но откровенно говоря, я удивлен, что они успели так много сделать за такое короткое время. Ведь это меняет все наши представления. От Ньютона до Эдисона прошло полтораста лет, а тут такие результаты за несколько недель!
      – Я и сам удивляюсь. Мне это приходило в голову, и я даже спросил Кэлхуна. Он изобразил из себя ужасно умного и объяснил мне, как школьнику, что те первопроходцы просто-напросто не знали тензорного исчисления, векторного анализа и матричной алгебры, и в этом все дело.
      – Может быть, так оно и есть, – пожал плечами Томас. – У нас в Институте права этому не учили.
      – У нас тоже. Я пробовал посмотреть их расчеты. Я знаю алгебру и немного учил высшую математику, но уже много лет их в реки не брал и, конечно, ничего не понял. Похоже на санскрит: множество непонятных значков, и даже те, которые знаешь, означают что-то совсем другое. Вот смотрите – я полагал, что "a", умноженное на "b", всегда равно "b", умноженному на "a".
      – А разве нет?
      – То-то и оно, что у них все не так. Но мы отвлеклись. Рассказывайте, что вы узнали.
      Слушаюсь, сэр.
      Томас рассказывал долго стараясь как можно обстоятельнее описать, что он видел, слышал и чувствовал, Ардмор слушал, не перебивая, и только изредка задавал вопросы, чтобы уточнить какую-нибудь подробность. Когда Томас закончил, Ардмор помолчал немного, а потом сказал:
      – Наверное мне подсознательно хотелось, чтобы вы вернулись и сообщили что-нибудь такое, после чего все встало бы на свои места и было бы сразу ясно, что делать. Но то, что вы рассказали, не слишком обнадеживает. Я не вижу, как отвоевать обратно страну, которая полностью парализована и находится под таким тщательным контролем.
      – Но я видел не все. Я был всего километрах в трехстах отсюда, не больше.
      – Да, но ведь вы многое слышали от других хобо, которые побывали во всех концах страны?
      – Да.
      – И все говорили примерно одно и то же. Должно быть, мы можем считать, что картина получается довольно близкая к истине. Насколько свежей, по-вашему, была та информация, которую вы получили из вторых и третьих рук?
      – Ну, если речь идет о новостях с восточного побережья, то им дня три-четыре, не больше.
      – Должно быть, так и есть. Новости всегда передаются кратчайшим путем.
      Все это не слишком радует. И все-таки… – он умолк и озадаченно нахмурился, – все-таки вы, кажется, сказали что-то такое, что может стать ключом к решению всех проблем. Никак не могу сообразить, что это было. У меня появилось такое ощущение, но я подумал о чем-то другом, отвлекся и потерял нить.
      – Может быть, мне начать сначала? – предложил Томас.
      – Да нет, в этом нет необходимости. Завтра я прослушаю с начала до конца всю запись, если только до этого не вспомню все сам.
      Их прервал повелительный стук в дверь.
      – Войдите! – крикнул Ардмор.
      На пороге появился полковник Кэлхун.
      – Майор Ардмор, что там за история с пленным паназиатом?
      – Это не совсем так, полковник. У нас здесь, действительно, находится один человек азиатского происхождения, но он американец Кэлхун не обратил внимание на его слова.
      – Почему мне об этом не сообщили? Я давно уже поставил вас в известность о том, что мне для экспериментов срочно необходим человек азиатского происхождения.
      – Доктор, нас здесь слишком мало, чтобы соблюдать все формальности. Со временем вы так или иначе об этом узнали – да ведь и в самом деле уже знаете.
      Кэлхун сердито засопел.
      – Случайно, из разговора моих подчиненных!
      – Извините, полковник, но тут уж ничего не поделаешь. Как раз сейчас Томас докладывал мне о том, что он выяснил.
      – Очень хорошо, сэр, – ледяным голосом произнес Кэлхун. – Не откажите в любезности сейчас же прислать ко мне этого азиата.
      – Я не могу это сделать. Он спит после приема снотворного, и вы сможете увидеться с ним не раньше, чем завтра. Кроме того, хоть я и не сомневаюсь, что он пойдет нам на встречу и согласится участвовать в любом эксперименте, тем не менее он не пленный, а американский гражданин и лицо, которое мы взяли под свою защиту. Нам придется поговорить об этом с ним.
      Кэлхун вышел также порывисто, как и вошел.
      – Джефф, – задумчиво произнес Ардмор, глядя ему в след, – я хочу сказать вам неофициально – сугубо неофициально! – что если когда-нибудь получится так, что мы не будем связаны дисциплиной, я тут же съезжу этому старому мерзавцу по физиономии!
      – А почему бы вам его не приструнить?
      – Не могу, и он это прекрасно знает. Он незаменим и неоценим. Для наших исследований нужны его мозги, а мозги не заставишь подчиняться приказам. Но вы знаете, хоть он и гений, но я иногда подозреваю, что он немного не в себе.
      – Очень может быть. Зачем ему так понадобился Фрэнк Митсуи?
      – Ну, это довольно сложно объяснить. Они доказали, что первичный эффект Ледбеттера зависит от свойств жизненной формы, на которую он действует, это что-то вроде ее собственной частоты. Такая особенная частота, или длина волны, есть как будто у каждого человека. На мой взгляд, это немного отдает астрологией, но доктор Брукс говорит, что так оно и есть, и это даже не ново. Он показал мне статью одного типа из Лондонского университета по фамилии Фокс – она была напечатана еще в сорок пятом, так вот этот Фокс показал, что у каждого кролика гемоглобин имеет свою характерную длину волны: из всего спектра он поглощает именно эту волну, и никакую другую. По этому признаку – по спектру поглощения гемоглобина можно отличить одного кролика от другого или кролика от собаки. Фокс пробовал проделать то же самое с человеком, но ничего не получилось: оказалось, что существенных различий в длине волн нет. Но Кэлхун и Уилки соорудили спектроскоп для того спектра, с которым работал Ледбеттер, и там ясно видно, что у каждой пробы человеческой крови – своя длина волны.
      Значит, если они построят излучатель, который можно будет настраивать, и начнут излучать волны разной длины, то, когда дойдет дело до вашей индивидуальной частоты, ваши красные кровяные тельца начнут поглощать энергию, молекулы гемоглобина разрушатся – раз, и вы мертвы! А я буду стоять рядом с вами и останусь жив и даже невредим, потому что мою частоту они не затронут. Так вот, у Брукса появилась идея, что эти частоты должны быть связаны с расовой принадлежностью. Он думает, что можно будет настраиваться на ту или иную расу – например, прикончить в толпе всех азиатов, а белых не тронуть, или наоборот.
      – Ну и ну! – Томас зябко повел плечами. – Вот это будет оружие!
      – Да, еще какое! Пока все это только на бумаге, но они хотят его испытать на Митсуи. Насколько я понимаю, убивать они его не собираются, но это будет чертовски опасно. Для него.
      – Фрэнк не откажется рискнуть, – заметил Томас.
      – Я тоже так считаю. – Ардмор подумал, что Митсуи, может быть, даже лучше умереть быстрой и безболезненной смертью в лаборатории. – Теперь вот что. Мне представляется, что с помощью ваших приятелей, с их источниками информации, мы могли бы наладить что-то вроде постоянной разведывательной службы. Давайте-ка поговорим о том, как это сделать.
      Пока ученые проверяли свои гипотезы о связи между расовой принадлежностью и усовершенствованным эффектом Ледбеттера, Ардмор получил несколько дней передышки и смог всерьез подумать о том, как применить новое оружие для военных целей. Однако ничего придумать не смог. Да, оружие получилось могучее, и даже не одно оружие, а много, потому что вновь открытые силы, казалось, так же многолики, как и электричество. Можно было почти не сомневаться, что будь год назад в распоряжении вооруженных сил Соединенных Штатов то, что теперь создали ученые Цитадели, – страна не потерпела бы поражения.
      Но шесть человек не могут одержать вверх над целой империей. Во всяком случае с помощью грубой силы. Императору ничего не стоит пожертвовать шестью миллионами солдат, устоять против которых шесть человек не в состоянии. Орды завоевателей, даже ничем не вооруженные, обрушатся на них, как лавина, и погребут под горами мертвых тел. Чтобы применить новое оружие, Ардмору нужна была армия.
      Вопрос заключился в том, как ее набрать и обучить.
      Конечно, паназиаты не станут спокойно смотреть, как он собирает силы по всей стране. Организованный ими тщательный полицейский надзор за населением свидетельствовал о том, что они прекрасно понимают, чем им грозит мятеж, и готовы раздавить любую его попытку, прежде чем она разрастется до опасных размеров. Остаются, правда, скрывающиеся от них хобо. Он спросил Томаса, нельзя ли использовать их для ведения военных действий. Но тот покачал головой.
      – Вы, командир, не понимаете, что такое хобо. Из сотни их и одного такого не найти, кто мог бы строго соблюдать дисциплину, а без этого тут не обойтись. Представьте себе даже, чтобы дали каждому по излучателю, – я не говорю, что это возможно, но допустим, – и все равно у нас будет не армия а непослушная толпа.
      – Разве они не станут драться?
      – Ну, конечно станут. Но каждый будет драться сам по себе. Каждый перебьет множество плоскомордых, но в конце концов один из них застанет его врасплох и прикончит.
      – А сбор информации им можно доверять?
      – Это другое дело. Большинство и знать не будет, что их для этого используют. Я сам отберу десяток, не больше, которые станут моими связными, да и тем скажу ровно столько, сколько им нужно знать.
      Ардмор все больше убеждался в том, что с какой стороны не посмотреть, прямое применение нового оружия нереально. Лобовая атака хороша только тогда, когда хватает живой силы. Легко было генералу Гранту говорить: «Я буду драться на этой позиции, даже если придется простоять на ней все лето», – он мог терять по три солдата за каждого убитого противника и все-таки победить. Но для командира, который не может позволить себе потерять даже одного-единственного человека, такая тактика не подходит. Остается одно: военные хитрости и демонстрации, обманные маневры и удары врасплох.
      «Остаться в живых сегодня, чтобы на завтра сражаться вновь», – вспомнилась ему строчка из полузабытого стихотворения. Да, это то, что нужно. Придумать что-нибудь совершенно неожиданное, такое. Чтобы паназиаты и не подозревали об опасности, пока не станет поздно.
      Это должно быть что-то вроде «пятой колонны», которая подточила демократические страны Европы изнутри в те трагические дни, что завершились окончательным падением европейской цивилизации. Но это будет не «пятая колонна» предателей, стремящихся парализовать свободную страну, а нечто противоположное – «шестая колонна» патриотов, почетной задачей которой будет подорвать боевой дух завоевателей, их уверенность в себе, внушить им страх. А сделать это только с помощью военной хитрости.
      Когда Ардмор пришел к такому выводу, на душе у него немного полегчало.
      В этом он кое-что понимал, не зря он всю жизнь занимался рекламой. До сих пор он пытался найти военное решение, но какой из него военный? И нечего было изображать из себя фельдмаршала. У него просто иначе устроена голова.
      Здесь все решает психология тропы. Когда-то его начальник, у которого он учился рекламному ремеслу, говорил. «Дайте мне достаточно денег и не связывайте руки, и я уговорю даже санитарного врача купить у меня партию дохлых кошек». Ну хорошо, реки у него не связанны, денег хватает Конечно, использовать газеты и все остальные привычные каналы рекламы теперь нельзя, но что-нибудь наверняка удастся придумать. Вопрос в том, как нащупать слабое место паназиатов и найти способ подействовать на него с помощью нового оружия Кэлхуна. Подействовать так, чтобы им стало тошно, чтобы сами запросились домой.
      Никакого определенного плана у него не было. А когда человек не знает, что предпринять, он обычно созывает совещание. Ардмор так и сделал.
      Он вкратце изложил суть, повторив все то, что сообщил ему Томас и что удалось почерпнуть из «учебных» телепрограмм, которые передавали завоеватели. Потом он коснулся тех возможностей, которые открываются благодаря исследованиям научного персонала, и разных вариантов их использования в военных целях, специально подчеркнув, что для эффективного применения нового оружия необходимы люди Закончил он тем, что попросил всех высказать свои предложения.
      – Правильно ли я понял, майор, – начал Кэлхун – что после того как вы категорически настояли, что сами будете принимать все решения военного характера, теперь вы предлагаете нам сделать это за вас?
      – Вовсе нет, полковник. Я по-прежнему несу ответственность за все принимаемые решения, но это совершенно необычная ситуация, и любая идея, от кого бы она не исходила, может оказаться полезной. Я себя не переоцениваю и не считаю, что один здесь наделен здравым смыслом или способен оригинально мыслить. Я хотел бы, чтобы каждый из нас предложил что-нибудь на общее обсуждение.
      – А у вас есть какой-нибудь собственный план?
      – Свои соображения я изложу после того, как выскажутся остальные.
      – Ну хорошо, сэр. – Доктор Кэлхун встал. – Раз вы об этом просите, я скажу вам, как по моему мнению, следует поступить в такой ситуации, – и я убежден, что это единственное возможное решение. Вы знаете, как могучи те силы, которые мне удалось поставить нам на службу. – Ардмор заметил, как при этих словах Уилки поджал губы. – В своем резюме вы их, пожалуй, даже недооценили. У нас здесь, в Цитадели, есть десяток скоростных разведывательных воздушных машин. Если оборудовать их энергетическими установками Кэлхуна, они будут превосходить в скорости любой самолет противника. Мы поставим на них самые мощные излучатели и начнем наступление.
      Располагая таким огромным превосходством в вооружении, мы поставим на колени всю Паназиатскую империю – это будет только вопрос времени!
      «Как может быть человек настолько близоруким?» – подумал Ардмор, но спорить не стал, сказав только:
      – Благодарю вас, полковник. Я прошу подробно изложить ваш план в письменном виде. А пока не хочет ли кто-нибудь развить предложение полковника или выдвинуть какие-нибудь возражения? – он немного подождал в надежде, что кто-нибудь попросит слова, потом добавил: – Ну, высказываетесь! Ведь идеальных решений не бывает. Наверняка у вас есть чем этот план хотя бы дополнить.
      Первым решился Грэхем.
      – А сколько раз в день вы собираетесь приземляться, чтобы перекусить?
      – Что за глупости! – отрезал Кэлхун, прежде чем Ардмор успел вмешаться. – Я считаю, что сейчас неподходящее врем для шуток.
      – Подождите минутку! – возразил Грэхем. – Это не шутка, я вполне серьезно. В конце концов, это как раз по моей части. Наши машины могут продержаться в воздухе без посадки не так уж и долго. Чтобы отвоевать таким способом всю территория Соединенных Штатов, понадобится довольно много времени, даже если мы найдем достаточно людей, чтобы машины не простаивали без дела. Значит время от времени им придется возвращаться на базу, чтобы поесть.
      – Значит все это время мы должны удерживать базу в своих руках, внезапно вставил Шир.
      – Вокруг базы тоже можно поставить излучатели, – раздраженно сказал Кэлхун. – Майор, я вынужден просить у вас прекратить обсуждение подобных нелепых замечаний.
      Ардмор потер рукой подбородок и промолчал. Рэндол Брукс, который до сих пор внимательно слушал, вытащил из кармана клочок бумаги и начал что-то быстро на нем чертить.
      – Доктор Кэлхун, мне кажется, в том, что говорит Шир, есть некоторый смысл. Посмотрите – вот тут база. Паназиаты могут окружить ее своими воздушными кораблями за пределами досягаемости излучателей. Скорость наших машин-разведчиков тут не имеет значение, потому что противник может использовать для блокады сколь угодно воздушных кораблей и не пропустить их к базе. Правда на них будут стоять боевые излучатели, но нельзя же вести бой сразу с сотней воздушных кораблей. К тому же не забудьте, что паназиаты тоже хорошо вооружены.
      – И очень даже хорошо, добавил Уилки. – нельзя допустить, чтобы расположение базы стало им известно. Если только они узнают, что мы скрываемся под этой горой, они разнесут ее в пыль своими ракетными бомбами с расстояния в тысячи километров!
      Кэлхун резко встал.
      – Я не намерен больше оставаться здесь и выслушивать пораженческие рассуждения малодушных недоучек. Составляя свой план, я исходил из того, что выполнять его будут настоящие мужчины.
      И он с надменным видом вышел.
      Ардмор сделал вид, что не заметил его уход, и поспешно продолжал:
      – Возражения, которые были здесь высказаны против предложения полковника Кэлхуна, на мой взгляд, могут относиться к любому плану прямых, открытых боевых действий. Я обдумывал несколько таких планов и отказался от них примерно из тех же соображений – хотя бы из-за трудностей с материальным обеспечением. Тем не менее возможно, что мне просто не пришел в голову какой-нибудь вполне реальный вариант. Может ли кто-нибудь предложить такой способ ведения прямых боевых действий, который не подвергал бы опасности личный состав?
      Никто не ответил.
      – Очень хорошо. Если такое предложение у кого-нибудь появится позже, прошу об этом сообщить. А пока мне представляется, что мы вынуждены действовать хитростью. Если сейчас мы еще не можем сразиться с противником в открытую, – значит, нужно его дурачить до тех пор, пока это не станет возможно.
      – Понятно, – согласился доктор Брукс. – Как на корриде – махать у быка под носом красной тряпкой, чтобы он не заметил шпаги.
      – Вот именно. Если бы только это было так же просто! Нет ли у кого какой-нибудь идеи – как нам использовать то, что у нас есть, но чтобы они при этом не могли сообразить, кто мы, где находимся и сколько нас? А пока вы думаете, я покурю. – Через некоторое время он добавил: – Имейте в виду, что у нас два преимущества. Во-первых, противник, очевидно, не догадывается даже о нашем существовании. А во-вторых, наше оружие покажется им совершенно необычным и даже загадочным. Это вы, Уилки, говорили, что эффект Ледбеттера похож на колдовство?
      – Ну еще бы, командир! Могу смело сказать, что если не считать приборов, что стоят у нас в лабораториях, не существует никакого способа даже обнаружить те силы, с которыми мы работаем. Никто и не поймет, что происходит. Это то же самое, что пытаться слушать радиоволны невооруженным ухом.
      – Вот это я и имел в виду. Для них это будет загадка. Как для индейцев, когда они впервые повстречались с огнестрельным оружием белого человека: они умирали, не понимая отчего. Подумайте об этом. Теперь я буду молчать, а вы говорите.
      Первое предложение высказал Грэхем.
      – Майор!
      – Да?
      – А что если нам заняться похищением людей?
      – Это как?
      – Ну, вы сами говорили, что нужно их запугать, верно? Что если устроить небольшую вылазку с излучателем Ледбеттера? Отправиться ночью на машине-разведчике и выкрасть какую-нибудь важную персону, может быть, даже самого Наследного Принца? Вышибить излучателем дух из всякого, кто попадется нам навстречу, зайти и захватить его?
      – Что вы можете об этом сказать, джентльмены? – спросил Ардмор, решив пока не высказывать свое мнение.
      – По-моему, в этом что-то есть, – заметил Брукс. – Я предложил бы настроить излучатели так, чтобы они не убивали, а только погружали в бессознательное состояние на несколько часов. Мне кажется, психологическое действие будет сильнее, если они потом очнутся и увидят, что их предводитель исчез. Никаких воспоминаний о том, что происходило за это время, у них не останется – Уилки и Митсуи могут это подтвердить.
      – А зачем ограничиваться одним Наследным Принцем? – спросил Уилки. Мы могли бы посылать в каждую вылазку четыре команды, по две на каждой машине, и совершить за одну ночь двенадцать рейдов. Может быть, нам удастся захватить столько начальства, что это их серьезно дезорганизует.
      – Похоже, это неплохая идея, – согласился Ардмор. – Не исключено, что нам не удастся провести такую операцию больше одного раза. Если мы сможем одним ударом заметно ослабить их командование, это подорвет их боевой дух, а может быть, и даст толчок к всеобщему восстанию. Вы хотите что-то сказать, Митсуи?
      Он заметил, что Митсуи явно чем-то не нравился план, который они обсуждали.
      – Боюсь, ничего из этого не выйдет, – нехотя произнес тот.
      – Вы хотите сказать, что нам не удастся их таким способом выкрасть?
      Вам, наверное, известно что-то такое, чего мы не знаем, про то, как у них поставлена охрана?