Роберт Хайнлайн
      Ковентри
      - Хотите ли вы что-нибудь сказать, прежде чем вам будет объявлен приговор? - Кроткие глаза Главного Судьи изучали лицо обвиняемого. В ответ на его вопрос последовало угрюмое молчание. - Ну что ж, жюри установило, что вы нарушили один из основных принципов, занесенных в Завет, и что этим поступком вы причинили вред другому свободному гражданину. По мнению жюри и суда, вы сделали это умышленно и заранее знали о возможности причинения вреда свободному гражданину. Поэтому вы приговариваетесь к выбору Альтернативы.
      Опытный наблюдатель мог бы заметить легкий испуг, мелькнувший на той маске безразличия, с которой молодой человек предстал перед судом. Страх был неразумным: принимая во внимание его преступление, приговор был неизбежен - но разумные люди не приемлют такой приговор.
      Подождав соответствующее время, Судья повернулся к бейлифу:
      - Уведите его.
      Заключенный внезапно поднялся, опрокинув стул. Он окинул горящим взглядом собравшуюся публику и быстро заговорил.
      - Подождите! - воскликнул он. - Я хочу вам кое-что сказать!
      Несмотря на грубую манеру поведения, в нем было некое благородное достоинство дикого зверя, загнанного в угол Он взирал на окружавших так, словно они были собаками, готовыми накинуться на него.
      - Ну? - требовательно спросил он. - Ну? Могу я говорить или нет? Было бы самой злой шуткой во всей этой комедии, если бы осужденный не смог наконец высказать свое мнение.
      - Вы можете говорить, - сказал Главный Судья тем же самым неторопливым голосом, каким он объявил приговор, - Дэвид Мак-Киннон, сколько желаете и любым образом, каким вы желаете. В свободе речи нет никаких ограничений даже для тех, кто нарушил Завет. Пожалуйста, говорите, магнитофон включен.
      Мак-Киннон с отвращением взглянул на микрофон, стоявший перед ним. Сознание того, что любое слово, сказанное им, будет записано и проанализировано, парализовало его.
      - Я не просил делать записи, - проворчал он.
      - Но они должны быть у нас, - терпеливо ответил Судья, для того чтобы другие могли определить, поступили ли мы с вами справедливо или нет. Окажите нам любезность, пожалуйста.
      - А... ну что ж, ладно! - Он неохотно уступил этому требованию и заговорил в микрофон: - Мое выступление вообще не имеет никакого смысла, но как бы то ни было, я буду говорить, а вы будете слушать. Вы рассуждаете о своем драгоценном Завете, как если бы он был чем-то святым. Я не согласен с ним и не приемлю его. Вы ведете себя так, будто он вам с неба послан. Мои предки сражались во Второй Революции, но они сражались за то, чтобы уничтожить суеверия, а не за то, чтобы тщеславные дураки могли создавать новые.
      В те дни были мужчины! - Он надменно огляделся по сторонам. - А что осталось сегодня? - Осторожные, идущие на компромисс "надежные" заморыши, в жилах которых течет вода. Вы так тщательно спланировали весь ваш мир, что лишили его всей прелести бытия. Нет больше голодных, нет обиженных. Ваши корабли не тонут, а поля неизменно дают хорошие урожаи. Вам даже удалось укротить погоду - дождь стал таким вежливым, что идет только после полуночи... Однако непонятно, почему после полуночи вы ведь все ложитесь спать в девять часов.
      И если у кого-нибудь из вас, смиренных людишек, возникает неприятная эмоция - да сгинет сама мысль об этом, - вы тут же бежите трусцой в ближайшую клинику и лечите свои смиренные умишки. Слава богу, я никогда не поддавался этой дурацкой привычке. Спасибо, я уж сохраню свои собственные чувства - неважно, плохи они или нет.
      Вы даже не ложитесь в постель с женщиной, не проконсультировавшись прежде с психотерапевтом. "Мыслит ли она так же плоско и скучно, как я?" Да этого достаточно для того, чтобы заткнуть рот любому мужчине. Ну а если дело дойдет до драки из-за женщины - если у кого-либо хватит на это мужества, - то тут же рядом с ним окажется проктор, готовый парализовать его ударом в самое чувствительное место и вопрошающий тошнотворно сладким голосом "Не могу ли я быть вам чем- нибудь полезен, сэр?"
      Бейлиф бочком подвинулся к Мак-Киннону. Тот рявкнул:
      - Встаньте на месте. Я еще не кончил.
      Потом он продолжил свою речь:
      - Вы предложили мне Альтернативу. Ну что ж, для меня этот выбор не представляет никакой трудности. Принудительному лечению, помещению в один из ваших чистеньких, надежненьких, приятненьких санаториев, где в моих мыслях станут копаться доктора с мягкими пальцами, я предпочел бы быструю и приятную смерть. О нет, для меня существует единственный выбор. Я предпочитаю отправиться в Ковентри - и, больше того, рад этому... Надеюсь, что никогда больше не услышу о Соединенных Штатах!
      Но прежде чем я уйду, мне хочется задать один вопрос: ради чего вы живете? Мне кажется, что любой из вас с радостью положил бы конец своей глупой, бессмысленной жизни - столь она скучна. Вот и все. - Он повернулся к бейлифу: - Уведите меня.
      - Минутку, Дэвид Мак-Киннон. - Главный Судья поднял руку, останавливая его. - Мы выслушали вас. Хотя по закону я не обязан этого делать, но мне хочется ответить на некоторые из ваших заявлений. Не хотите ли вы меня выслушать?
      Неохотно, но еще больше не желая отказать в разумной просьбе, молодой человек согласился.
      Судья начал говорить гладкими учеными словами, более подходящими для лекционного зала.
      - Дэвид Мак-Киннон, вы говорили в манере, которая, несомненно, кажется вам разумной. Тем не менее ваши слова были безумны и высказаны с излишней поспешностью. Я хочу исправить очевидные искажения фактов, допущенные вами. Завет является не одним из суеверий, а простым временным контрактом, заключенным теми же самыми революционерами по прагматическим причинам. Они стремились обеспечить максимум допустимой свободы каждому человеку.
      Вы сами пользовались этой свободой. Никакой поступок, никакой образ поведения не были вам запрещены, если ваши действия не причиняли вреда другому. Даже совершение конкретного действия, запрещенного законом, не могло быть поставлено вам в вину, если государство не было в состоянии доказать, что именно этот акт повредил или создал реальную возможность вреда какому-либо человеку.
      Даже если кто-либо преднамеренно причинит вред другому как это сделали вы, - государство старается не наказывать и даже не высказывать морального порицания. Мы недостаточно мудры для этого, а цепь несправедливостей, которая всегда следовала за подобным юридическим или моральным принуждением, ставит под угрозу свободу всех. Вместо этого виновнику предоставляется выбор - либо подвергнуться психологическому лечению с целью устранения тенденции к желанию нанесения вреда другим, либо покинуть государство и отправиться в Ковентри.
      Вы жалуетесь на то, что ваш образ жизни скучен и неромантичен, что мы лишили вас тех удовольствий, на которые, как вам кажется, вы имеете право. Вы свободны в выборе и выражении своего эстетического мнения о своем образе жизни, но вы не должны рассчитывать, что мы станем жить так, как вам угодно. Вы вольны искать опасностей и приключений, если желаете, - опасности все еще существуют в экспериментальных лабораториях, а трудностей, и лишений хватает на лунных горах, в джунглях Венеры можно даже погибнуть... но мы не можем зависеть от прихотей вашей натуры!..
      - К чему такое преувеличение? - презрительно возразил Мак-Киннон. - Вы говорите так, словно я совершил убийство, - а я просто стукнул человека по носу за то, что он возмутительно оскорбил меня!
      - Я согласен с вашей эстетической оценкой этого типа, продолжал Судья ровным голосом, - я лично одобряю ваш поступок, но ваши психометрические тесты показывают, что вы считаете себя вправе исправлять людей и наказывать их за недостатки. Вы опасная личность, Дэвид Мак-Киннон, вы представляете опасность для всех нас, ибо мы не можем предсказать, какой еще вред вы причините. С социальной точки зрения ваше заблуждение делает вас безумным в глазах современного общества.
      Вы отказываетесь от лечения - поэтому мы изолируем вас, мы отказываемся от вас. Отправляйтесь в Ковентри. - Он повернулся к бейлифу: - Уведите его.
      Сдерживая волнение, Мак-Киннон выглянул из переднего иллюминатора большого транспортного вертолета. Вот! Это, должно быть, она - та черная лента вдали. Вертолет подлетел ближе, и он убедился, что действительно видит Барьер загадочную непроницаемую стену, которая отделяет Соединенные Штаты от резервации, известной под названием Ковентри.
      Конвоир оторвался от, журнала, который он читал, и проследил за его взглядом.
      - Кажется, почти приехали, - спокойно сказал он. - Ну что ж, скоро путешествие закончится.
      - Скорей бы уж.
      Конвоир насмешливо, но без ехидства заметил:
      - Торопитесь начать новую жизнь?
      Мак-Киннон вскинул голову.
      - Вам никогда не приходилось сопровождать к этим вратам человека, который больше меня стремился бы пройти через них!
      - М-м-м, возможно. Знаете ли, все так говорят. Никто не проходит эти ворота против собственной воли.
      - Именно это я и хотел сказать!
      - Все так говорят. Но все же кое-кто возвращается.
      - Послушайте, вы не могли бы рассказать мне, какие там условия?
      - Сожалею, - конвоир отрицательно покачал головой, - но это ни в коей мере не касается ни Соединенных Штатов, ни кого-либо из их служащих. Вы сами скоро все узнаете.
      Мак-Киннон нахмурился.
      - Как странно... Я пытался навести справки, но не нашел никого, кто мог бы что- нибудь рассказать о жизни в резервации. И все же вы говорите, что некоторые возвращаются обратно. Наверняка некоторые из них делятся впечатлениями.
      - Все очень просто, - улыбнулся конвоир, - во время психолечения в их подсознание вводится приказ не распространяться о своем прошлом.
      - Это довольно подлый трюк. Почему правительство скрывает от меня и людей, подобных мне, что нас ожидает?
      - Послушай, приятель, - ответил конвоир несколько раздраженно, - ты послал всех нас к черту. Ты сказал нам, что можешь обойтись без нас. Тебе предоставляется приличное место на одном из лучших участков Земли на этом континенте, и тебе разрешается взять с собой все, чем ты владеешь, или все, что ты можешь купить. Чего тебе еще нужно?
      На лице Мак-Киннона появилось упрямое выражение.
      - Кто может гарантировать, что там для меня найдется земля?
      - Это уж твоя забота. Правительство заботится о том, чтобы население резервации не ощущало нехватки земли. А доля каждого - это то, что вам, ненасытным индивидуалистам, нужно решить самим. Вы отказались от нашего способа кооперации, так и не требуйте от нашего общества гарантий.
      Они сели на маленьком поле рядом с непроницаемой черной стеной. Никаких ворот не было видно, но у края поля стояла сторожка. Мак-Киннон был единственным пассажиром. Когда его охрана направилась в сторожку, он вышел из пассажирского салона к грузовому отсеку. Двое членов экипажа спускали из грузового люка рампу. При его появлении один из них ехидно посмотрел на него и сказал:
      - Ну, вот твое барахло Действуй.
      Мак-Киннон жизнерадостно воскликнул:
      - Тут много вещей, не так ли! Мне потребуется помощь. Не поможете ли вы мне?
      Член экипажа, к которому он обратился, помолчал, прикуривая сигарету, затем ответил:
      - Это твои вещички, и если они тебе нужны, можешь их забирать. Мы взлетаем через десять минут. Оба обошли его и залезли в машину.
      - Ну, вы! - Мак-Киннон замолчал, подавив свой гнев. Грубая деревенщина!
      Улетучились последние остатки сожалений по поводу прощания с цивилизацией. Ну что ж, он, им покажет! Он сможет обойтись и без них.
      Но прошло более двадцати минут, прежде чем он, порядком уставший, остановился возле своих сваленных в кучу вещей, и стал смотреть, как взлетает машина. К счастью, штурман продлил срок стоянки Мак-Киннон повернулся и начал загружать свою стальную черепаху. Под влиянием классической литературы он хотел воспользоваться караваном осликов, но не смог найти зоопарка, в котором бы ему их продали. Впрочем, это было к лучшему он пребывал в полнейшем неведении относительно возможностей, недостатков, привычек, прихотей, болезней и ухода за этими полезными маленькими животными - и не знал о своем собственном невежестве. Неизвестно, кто кому причинил бы больше хлопот.
      Экипаж, который он выбрал, являл собою рациональную замену осликам. Это была чрезвычайно мощная машина, легко управляемая и почти вечная. Она получала энергию от шести солнечных батарей, расположенных на выпуклой крыше. Эти батареи приводили в действие мотор, а когда машина стояла, заряжали аккумуляторную батарею, использовавшуюся при облачной погоде или при путешествии ночью. Подшипники были "вечными", а все движущиеся части, кроме гусениц и ручек управления, были опломбированы, чтобы туда никто не совался.
      Машина могла двигаться с постоянной скоростью шесть миль в час по ровному гладкому асфальту. При движении по холмам или пересеченной местности она не останавливалась, а просто замедляла ход до переключения на более низкую передачу и затем продолжала двигаться с той же скоростью.
      Стальная "черепаха" вызывала в Мак-Кинноне чувство независимости, которым, наверно, обладал Робинзон Крузо. Ему не приходило в голову, что его движимое - имущество было конечным продуктом общего труда и интеллектуального сотрудничества сотен тысяч людей, живых и мертвых. Всю свою жизнь он привык пользоваться безотказной работой значительно более сложной техники и искренне считал "черепаху" инструментом такого же примитивного уровня, как, например, топор дровосека или охотничий нож. В прошлом все его таланты были посвящены литературной критике, а не технике, но это не мешало ему верить, что его природный ум и помощь нескольких справочников позволят ему в случае необходимости изготовить новую "черепаху".
      Он знал о том, что необходимы металлические руды, но не видел в этом никакого препятствия: его сведения о трудностях геологоразведки, добычи металлов и металлургии были такими же поверхностными, как и об осликах.
      Вещи заполнили все отсеки компактного грузовичка. Он проверил по описи последний предмет и удовлетворенно пробежался глазами по списку. Любой исследователь или искатель приключений прошлого остался бы доволен такой экипировкой, думал он. Он вообразил себе, как показывает Джеку Лондону свой складной домик, "Смотри, Джек, - хотелось сказать ему, - он не боится никакой погоды - полностью изолированные стены и пол - и не ржавеет. Он такой легкий, что его можно в одиночку установить за пять минут, но такой прочный, что в нем можно крепко спать, даже если за дверью будет бродить самый крупный в мире гризли".
      А Лондон почешет затылок и скажет: "Дэйв, если бы у меня была на Юконе такая штука, я жил бы прекрасно!"
      Он снова проверил список. Концентрированной и высушенной пищи, а также витаминных концентратов хватит на шесть месяцев. За это время он сможет построить теплицы и посадить семена. Медикаменты - он не собирался болеть, но они не помешают. Различные справочники. Легкая спортивная винтовка - преимущество - прошлый век. При этом его лицо немного поскучнело. В министерстве обороны - ему наотрез отказались продать переносной лазер. Когда же он напомнил о своем праве на общее социальное наследство, ему неохотно предоставили чертежи и спецификации, заявив, что он может построить лазер сам. Ну что ж, он это сделает, как только у него появится свободное время.
      Все остальное тоже было на месте. Мак-Киннон забрался в кабину, ухватился за два рычага управления и повернул нос "черепахи" в сторону сторожки. После посадки вертолета на него никто не обращал внимания - ему хотелось открыть ворота и уехать.
      Возле сторожки собралось несколько военных. Он отыскал старшего, увидев на погоне одного из, них серебряную полоску, и обратился к нему.
      - Я готов ехать. Не будете ли вы так добры открыть ворота?
      - Хорошо, - ответил ему офицер и повернулся к солдату, одетому в простую серую полевую форму рядового: - Дженкинс, скажи, чтобы энергетическая станция открыла дверь третьего номера, да поживей, - приказал он, оценив размеры "черепахи". Затем он опять повернулся к Мак-Киннону.
      - Я считаю своим долгом сказать вам, что даже сейчас вы можете вернуться в цивилизацию, согласившись лечь в больницу для лечения вашего невроза.
      - У меня нет никакого невроза!
      - Очень хорошо. Если вы когда-нибудь захотите изменить свое решение, вернитесь на то место, откуда выезжаете. Там имеется звонок, с помощью которого вы можете подать сигнал часовому, - он откроет вам ворота.
      - Мне это не понадобится.
      Офицер пожал плечами.
      - Возможно, но мы постоянно отсылаем в карантин беженцев из резервации. Если бы я писал законы, оттуда было бы гораздо труднее выбраться.
      Его голос заглушил вой сирены. Солдаты, стоявшие рядом с ними, быстро рассыпались, вытаскивая на ходу лазеры. Отвратительное тупое рыло стационарного лазера появилось на крыше сторожки и нацелилось на Барьер.
      Офицер пояснил изумленному Мак-Киннону.
      - На энергетической станции готовы открыть ворота. - Он элегантно махнул рукой в сторону здания, затем повернулся обратно. - Поезжайте точно по центру раскрытия. Требуется много энергии, чтобы держать ворота открытыми, если вы прикоснетесь к краю, нам придется сметать ваш пепел.
      Крошечная яркая точка появилась у основания Барьера напротив того места, где они ждали. Она превратилась в полукруг на фоне черной, как сажа, пустоты. И вот он стал достаточно широким для того, чтобы Мак-Киннон смог рассмотреть представшую его глазам местность.
      Просвет увеличивался до тех пор, пока не достиг шести метров в ширину. Он окаймлял довольно унылый пейзаж изрезанные голые холмы Мак-Киннон сердито повернулся к офицеру.
      - Меня обманули! - воскликнул он. - Эта земля непригодна для жизни.
      - Не спешите с выводами, - ответил тот. - Подальше есть хорошая земля. Кроме того, вы можете и не выезжать. Но если уж вы решились, то не медлите.
      Мак-Киннон покраснел и потянул за оба рычага управления. Гусеницы вгрызлись в землю, и "черепаха" поползла прямо к главным воротам в Ковентри.
      Проехав несколько метров вглубь, он оглянулся. Позади был Барьер, ворота исчезли У Барьера стоял сарайчик из листового железа Мак-Киннон предположил, что там находится звонок, о котором упоминал офицер, но это его не интересовало, и он снова сосредоточил внимание на управлении машиной.
      Перед ним было нечто вроде дороги, извивавшейся между скалистыми холмами. Дорога была не асфальтирована и давно не ремонтировалась, но шла под уклон, и "черепаха" могла двигаться с приличной скоростью. Мак-Киннон ехал по ней не потому, что ему нравилось по ней ехать, а потому, что это была единственная дорога, которая вела его из опостылевшего общества.
      Дорога была безлюдна Это его устраивало у него не было никакого желания встречаться с другими людьми до тех пор, пока он не найдет подходящий для жилья участок земли и не застолбит его. Но холмы не были лишены жизни несколько раз он замечал на скалах маленькие темные фигурки с яркими бусинками глаз.
      Вначале Давиду не приходило в голову, что эти робкие маленькие животные, скрывающиеся при его приближении, могли бы пополнить его кладовую, - его просто развлекало и согревало их присутствие. Когда же он все-таки подумал, что этих зверюшек можно было бы использовать в качестве пищи, то в первый момент испытал отвращение, обычай убивать ради "спорта" прекратил свое существование задолго до рождения Мак-Киннона, а поскольку производство дешевых синтетических белков в последней четверти предыдущего века привело к экономическому краху компаний, занимавшихся разведением животных на убой, было более чем невероятно, что он вообще не пробовал животной пищи.
      Но логическим продолжением мысли было действие. Дэвид рассчитывал жить тем, что даст ему природа, хотя на ближайшее будущее у него было достаточно пищи, не мешало пока приберечь ее. Он подавил свое эстетическое неприятие и этические опасения и решил застрелить одно из маленьких животных при первой же возможности.
      Мак-Киннон вытащил винтовку, зарядил ее и положил возле себя. Но, как назло, в течение ближайшего получаса никакой добычи не появлялось. Он проезжал мимо скалистого выступа, когда наконец увидел свою жертву. Она выглядывала из-за маленького валуна, рассматривая его трезвыми, озабоченными, но не встревоженными глазами. Мак-Киннон остановил "черепаху" и тщательно прицелился, поставив и закрепив винтовку на краю кабины. Его жертва помогла ему, выскочив из-за валуна.
      Он нажал на спуск - при этом его мускулы непроизвольно напряглись, а глаза прищурились. Естественно, пуля ушла слишком высоко и вправо.
      Но он этого даже не заметил. Ему показалось, что весь мир взорвался. Правое плечо онемело, ощущение во рту было такое, словно по нему ударили, а в ушах стоял какой-то странный и неприятный звон. Он удивился, что ружье все еще в его руках и нисколько не пострадало при выстреле.
      Мак-Киннон положил его, выбрался из машины и бросился к тому месту, где видел - маленькое существо. Но там и следов не было. Он обыскал все кругом, но ничего не нашел Озадаченный, он вернулся к своему экипажу, решив, что винтовка в чем-то дефектна и что ему следует тщательно осмотреть ее, прежде чем снова стрелять.
      Его недавняя цель, при звуке выстрела удравшая в укрытие, осторожно следила за Мак-Кинноном с расстояния в несколько ярдов. Она была не меньше озадачена удивительными событиями, ибо с огнестрельным оружием, как и Мак-Киннон, сталкивалась впервые.
      Прежде чем снова завести "черепаху", Мак-Киннону пришлось заняться верхней губой, которая опухла, покраснела и кровоточила от глубокой царапины. Это еще больше убедило его в том, что ружье было неисправным. Нигде в романтической литературе девятнадцатого и двадцатого веков, приверженцем которой он был, не предупреждалось, что при стрельбе из тяжелого ружья нельзя держать правую руку так, что отдача отбросит большой палец правой руки и ноготь ударит по губам.
      Он посыпал ранку антисептиком и наложил нечто вроде повязки, а потом продолжил свой путь. Лощина, по которой он ехал, несколько расширилась, на холмах по сторонам стала появляться зелень. За одним из крутых поворотов перед ним раскинулась широкая плодородная долина. Дальний край ее терялся в дымке теплого дня.
      Большая часть долины вспахана, виднелись и людские жилища. Мак-Киннона обуревали смешанные чувства. Люди здесь есть - это означало, что жить будет легче. А вот с заявкой на земельный участок, очевидно, будет труднее, хотя, конечно, в Ковентри места много.
      У въезда в долину двое мужчин преградили ему путь. В руках они держали какое-то оружие. Один из них крикнул:
      - Стой!
      Мак-Киннон остановился и удивленно спросил.
      - Что вам нужно?
      - Таможенный досмотр. Подъезжайте к конторе. - Он указал на маленькое здание, расположенное в нескольких футах от дороги, которое Мак-Киннон раньше не заметил.
      Взглянув на него, он снова посмотрел на говорившего и почувствовал, что весь трясется от ярости.
      - Что за идиотские шутки? - рявкнул он. - Отойдите в сторону и дайте мне проехать.
      Тот, который молчал, поднял оружие и нацелил его в грудь Мак-Киннону. Второй схватил его за руку.
      - Не стреляй в этого дурака, Джо, - сказал он раздраженно. - Ты всегда торопишься. - Затем, обращаясь к Мак-Киннону: - Вы оказываете сопротивление закону. Выполняйте указание, да поживее!
      - Закон! - Мак-Киннон горько усмехнулся и схватил винтовку с сиденья.
      Но она так и не коснулась его плеча, говоривший выстрелил как бы невзначай, не целясь. Винтовка Мак-Киннона вырвалась из его рук, взмыла в воздух и упала в придорожную канаву позади "черепахи".
      Мужчина, который все время молчал, проследил за полетом ружья и заметил.
      - Прекрасный выстрел. Черныш, ты даже не задел его.
      - О, просто повезло, - возразил второй, но ухмыльнулся от удовольствия. - Хорошо, что я не зацепил его, а то пришлось бы писать объяснительную. - Он снова принял официальный вид и обратился к Мак-Киннону: - Ну, непокорный! Вы будете вести себя как подобает или нам придется вытащить вас силой?
      Мак-Киннон сдался. Он подвел "черепаху" к указанному месту и угрюмо стал ожидать дальнейших указаний.
      - Начинайте разгружаться! - было приказано ему.
      Когда, Мак-Киннон свалил свое драгоценное имущество на землю, человек, которого называли Чернышом, разделил все вещи на две кучи, а Джо стал записывать их на бланке. Вскоре Мак-Киннон заметил, что Джо перечислил вещи только из первой кучи. Он понял, в чем дело, когда Черныш приказал ему загружать "черепаху" вещами из этой кучи, а сам начал переносить все остальное в здание Мак-Киннон громко возмутился.
      Джо ударил его по лицу - хладнокровно и без злобы. Мак-Киннон упал, но снова поднялся и бросился в бой. Он был в таком гневе, что казалось, справится с носорогом. Джо очень точным движением снова ударил его. На этот раз Мак-Киннон поднялся не сразу.
      Черныш подошел к умывальнику в одном из углов конторы Он вернулся с мокрым полотенцем и сунул его Мак-Киннону.
      - Оботри-ка лицо, приятель, и садись на свою каракатицу. Нам нужно ехать.
      Когда Мак-Киннон отвозил Черныша в город, у него было достаточно времени, чтобы серьезно обо всем подумать. Он спросил только, куда они едут, узнал, что в "третейский суд", и больше не пытался разговаривать. Рот болел, голова болела и он уже не стремился ускорить ход событий необдуманными речами.
      Мак-Киннон ожидал найти в Ковентри полнейшую анархию, но обманулся в своих ожиданиях. Здесь было, очевидно, своего рода правительство, но очень непохожее на то, к какому он привык. Он представлял себе страну, в которой царит благородный независимый дух, где люди делают все, что хотят, и оказывают друг другу взаимное уважение. Конечно, там тоже должны быть мерзавцы, но с ними обходятся быстро и беспощадно, как только они проявляют свои отвратительные качества. У него было сильное, хотя и подсознательное, убеждение, что добродетель обязательно восторжествует.
      Но поскольку правительство есть, Мак-Киннон невольно ожидал, что оно будет соответствовать образцу, к которому он привык за свою жизнь, - оно будет честным, добросовестным, разумно эффективным и, разумеется, будет строго соблюдать все права и свободы граждан. Он сознавал, что правительство не всегда было таким, но ему никогда не приходилось с иным сталкиваться, - сама идея неразумного правительства была для него столь же непостижимой, как каннибализм или система рабского труда.
      Задумайся Мак-Киннон над этим, возможно, он бы и понял, что служащие в Ковентри никогда не подвергались психологическому обследованию с целью определения их профессиональной пригодности, и поскольку каждый житель Ковентри был выслан туда - как и он сам - за то или иное нарушение закона и отказ от лечения, то само собой подразумевалось, что большинство из них не соответствует занимаемой должности.
      Мак-Киннона очень утешало то, что они направляются в суд. Если он расскажет свою историю судье, все, конечно, сразу наладится.
      Мак-Киннон не замечал, какая парадоксальная возникла ситуация. Он совсем недавно отказался от общества, правительства, судов, но по-прежнему незыблемо верил в юридическую процедуру. Что же это было - сила привычки или нечто большее? Он мог проклинать суд, который подверг его унижению, приговорив к выбору Альтернативы, но тем не менее был убежден, что в судах торжествует справедливость. Он мог бороться за свою жалкую независимость, но при этом ожидал, что люди, с которыми он столкнется, будут вести себя так, словно они связаны Заветом, - с людьми другого сорта он просто не встречался. Он так же не мог отделаться от своего прошлого, как от своего собственного тела.
      Но этого он еще не знал.
      Мак-Киннон забыл встать, когда судья вошел в зал суда, но судебные исполнители быстро поставили его на ноги. Внешний вид и манера поведения судьи не вселяли больших надежд. Это был хорошо упитанный мужчина, высокий, с лицом садиста. Вначале он стал разбирать дела нескольких мелких нарушителей, уделяя каждому самый минимум времени. У Мак-Киннона сложилось впечатление, что все происходящее имеет мало общего с законностью.
      Тем не менее он почувствовал облегчение, когда произнесли его имя. Он вышел и приготовился сразу же рассказать свою историю. Молоточек судьи оборвал его.
      - В чем суть этого дела? - требовательным голосом спросил судья, хмурясь. - Напился и учинил беспорядок, конечно. Я положу конец этому безобразию среди молодежи, даже если мне придется отдать все свои силы! - Он повернулся к секретарю: - Раньше нарушения были?
      Секретарь что-то прошептал ему в ухо. Судья бросил на Мак-Киннона взгляд, в котором смешались чувства обиды и подозрения, затем приказал таможеннику дать Показания. Черныш рассказал простую и правдивую на вид сказку с легкостью человека, привыкшего к даче показаний. Дело Мак-Киннона сводилось к тому, что он оказал сопротивление служащему при исполнении им служебных обязанностей. Он представил список вещей, подготовленный его коллегой, но забыл упомянуть о множестве изъятых предметов.
      Судья повернулся к Мак-Киннону.
      - Хотите ли вы сказать что-нибудь в свое оправдание?
      - Конечно, хочу, доктор, - с готовностью начал он. Здесь нет ни слова...
      Бум! Молоточек оборвал его. Судебный исполнитель поспешил к Мак-Киннону и попытался втолковать ему принятую форму обращения в суде. Это объяснение озадачило его. По собственному опыту он знал, что "судья" - это представитель медицины, психиатр, специализирующийся в области социальных проблем. Он никогда не слышал также об употреблении каких-либо специальных форм речи в суде. Но он стал говорить так, как его проинструктировали.
      - Не будет ли угодно услышать Достопочтимому суду, что этот человек лжет? Он и его товарищи напали и ограбили меня. Я просто...
      - Пойманные контрабандисты всегда утверждают, что таможенники их ограбили, - злобно усмехнулся судья. - Вы отрицаете, что пытались помешать таможенному досмотру?
      - Нет, Ваша Честь, но...
      - Достаточно. Штраф пятьдесят процентов в дополнение к обычному таможенному сбору. Уплатите секретарю.
      - Но, Ваша Честь, я не могу...
      - Не можете уплатить?