Стар приказала:
      - Руфо, иди и попроси приготовить нам завтрак. Потом принесешь его сюда. Я хочу поговорить с милордом наедине.
      - Слушаюсь, миледи! - Он исчез почти мгновенно.
      Тем же невыразительным тоном Стар спросила меня:
      - Милорд Герой, это правда? То, что доложил мне ваш слуга?
      - Я не знаю, что он вам доложил.
      - Относительно вашей неспособности... вашей мнимой неспособности... прошлой ночью.
      - Не понимаю, что вы имеете в виду, говоря о неспособности. Если вы хотите знать, что я делал после банкета, то я спал один. Точка.
      Она перевела дух, но выражение ее лица осталось неизменным.
      - Я хотела услышать это из твоих уст. Чтобы не быть несправедливой. И тут лицо ее выразило такое бешенство, какого я никогда не видел. Низким, почти бесцветным голосом она начала меня разделывать под орех. - Ах ты, Герой! Жалкий безмозглый олух! Невежа, путаник, нескладеха, толстолобый идиот!
      - Замолчи!
      - Нет, это ты замолчи, я с тобой еще не покончила! Ты оскорбил трех ни в чем неповинных женщин! Ты унизил верного старого друга!
      - Заткнись!!!
      Мой голос раскатился громом. Я гремел, не давая ей опомниться:
      - Никогда не смей со мной так разговаривать, Стар. Никогда!
      - Но...
      - Попридержи-ка язык, уж больно ты его распустила! Ты не имеешь права так говорить со мной! И ни одни баба в мире такого права никогда не получит! Ты будешь всегда - запомни - всегда обращаться ко мне вежливо и почтительно! Еще одно грубое слово и я выдеру тебя так, что слезами изойдешь!
      - Только посмей!
      - А ну, убери руку с эфеса или я отберу у тебя шпагу, спущу штаны и тут же на дороге отлуплю тебя твоей же шпажонкой. До тех пор, пока твой зад не станет алым и ты не начнешь просить прощения. Стар, я не дерусь с женщинами, но гадких детей наказываю. С дамами я обращаюсь как с дамами, с испорченным отродьем - как с испорченным отродьем. Стар, ты можешь быть королевой Великобритании или императрицей Галактики в одном лице, но еще одно дерзкое слово - и я стащу с тебя штанишки и уж недельку тебе придется полежать на животе. Поняла?
      - Я поняла, милорд, - тихонько ответила Стар.
      - А кроме того, я увольняюсь с должности Героя. Я не собираюсь вторично выслушивать такие речи и не желаю работать на человека, который хотя бы раз обошелся со мной подобным образом. - Я вздохнул, поняв, что снова потерял свои капральские нашивки. Но я всегда чувствовал себя без них свободнее и проще.
      - Да, милорд. - Я еле разбирал ее слова. Мне показалось, что мы с ней снова там - в Ницце. Но меня это не тронуло.
      - Хорошо, тогда больше не о чем говорить.
      - Да, милорд. - Она тихо добавила: - Но можно мне объяснить, почему я так говорила?
      - Нет.
      - Хорошо, милорд.
      Наступило долгое молчание, длившееся вплоть до возвращения Руфо. Он остановился, не подходя к нам, чтобы не слышать, о чем мы говорим. Я жестом велел ему подойти.
      Мы ели молча, причем я почти не ел - уж больно пиво было хорошее. Руфо попытался завести светскую беседу насчет какого-то своего очередного дядюшки, но эта история не вызвала бы улыбки даже в Бостоне.
      После ланча Стар повернула своего скакуна в обратную сторону - этих лошадей трудно разворачивать, в боевых условиях это приходится делать, ведя их в поводу.
      - Миледи? - обратился к ней Руфо.
      - Я возвращаюсь к Доралю, - ответила бесстрастно Стар.
      - Миледи! Пожалуйста, не надо!
      - Милый Руфо, - ответила она нежно и печально. - Ты можешь остаться в этом доме и, если я через три дня не вернусь, ты свободен. - Она посмотрела на меня, потом отвела взгляд. - Я надеюсь, что милорд Оскар проводит меня. Я не прошу об этом - не имею права. - И она тронула "коня". Мне потребовалось немало времени, чтобы развернуть Арс Лонгу - не было опыта. Стар сильно опередила меня. Я так и поехал в некотором отдалении.
      Руфо стоял неподвижно и кусал ногти, пока я разворачивался, потом взобрался на свое кресло и догнал меня. Мы ехали бок о бок, держась футах в пятидесяти от Стар. Наконец, он произнес:
      - Это самоубийство. Вы-то это понимаете?
      - Нет, не понимаю!
      - Ну, так постарайтесь понять!
      - И именно поэтому тебе кажется затруднительным добавлять слово "сэр"?
      - Милорд? - Руфо коротко хохотнул и сказал: - Возможно. В этой чепухе нет смысла, раз все равно едем умирать.
      - Ты ошибаешься.
      - В чем?
      - "В чем, милорд", с твоего разрешения. Попробуй хотя бы попрактиковаться. И пусть так останется и дальше, даже если нам осталось прожить всего лишь тридцать минут. Поскольку я теперь намерен командовать, а не разыгрывать роль "чего изволите". И не хочу, чтоб у тебя остались хоть малейшие сомнения, когда начнется свалка, в том, кто тут хозяин. Иначе поворачивай лошадь, а я ее хлестну по заду, чтобы придать тебе первоначальное ускорение. Слышишь?
      - Да, милорд Оскар. - Руфо добавил задумчиво: - Я знал, что вы босс, с той самой минуты, когда вернулся с фермы. Хоть и не понимаю, как вы этого добились. Милорд, я никогда не видел ее такой растерянной. Могу ли я узнать...
      - Нет, не можешь. Но разрешаю спросить у нее самой. Если ты сочтешь это благоразумным, конечно. А теперь расскажи мне об этом "самоубийстве", и не вздумай увиливать, что, мол, она не желает, чтобы ты давал мне советы. С этой минуты ты будешь давать мне советы всякий раз, когда я их буду спрашивать. Но если не спрошу - держи рот на завязочке.
      - Слушаюсь, милорд. Так вот о перспективе самоубийства... Шансы тут рассчитать довольно трудно. Все зависит от того, насколько зол Дораль. Только это не будет поединок. Нас или забьют в ту самую минуту, когда мы высунем нос... или мы останемся целы до той минуты, пока не покинем его владения - это в том случае, если он прикажет нам немедленно поворачиваться и убираться. - У Руфо было такое выражение лица, будто он решал труднейшую задачу. - Милорд, тут невозможно угадать. Полагаю, вы оскорбили Дораля так, как никто не оскорблял его за всю его долгую и небезгрешную жизнь. Держу девяносто против десяти, что через несколько минут после того, как мы свернем с дороги, из нас будет торчать больше стрел, чем из Святого Себастьяна.
      - А причем же тут Стар? Она же ничего не сделала? И ты тоже? (И про себя добавил - и я тоже. Ну и страна!)
      Руфо вздохнул.
      - Милорд, сколько миров - столько и обычаев. Джоко вовсе не хочет навредить Стар. Она ему нравится. Он к ней чудесно относится. Можно сказать, он даже любит ее. Но если он убьет вас, он должен будет убить и ее. Иначе, по его стандартам, это было бы не гуманно, а он высокоморальный человек, о чем здесь все широко осведомлены. Убьет он и меня, но я не в счет. Он обязан убить ее, хотя с этого начнется целая цепь событий, которые уничтожат самого Джоко, ибо его можно считать мертвецом с той минуты, как новость о смерти Стар разнесется по свету. Вопрос вот в чем - должен ли он убивать вас? Думаю, обязан, насколько я понимаю этот народ. Мне очень жаль... милорд. Я переваривал сказанное.
      - Тогда почему же ты здесь, Руфо?
      - Милорд?
      - Можешь на часок отбросить этих "милордов". Почему ты здесь? Если твоя оценка верна, то ни твоя шпага, ни твой лук в конечном счете ничего изменить не могут. Она дала тебе верный шанс остаться в стороне. Так что это? Гордость? Или ты влюблен в нее?
      - О, Боже! Конечно - нет. - Руфо был искренне шокирован. - Извините меня, - продолжал он, - вы застали меня врасплох. - Он подумал. - По двум причинам, я полагаю. Первая - если Джоко разрешит нам объясниться, то... Она ведь отличный оратор. Второе, - тут он глянул на меня, - я суеверен, надо признаться. Вы же - человек удачи, в чем я убедился. Поэтому мне хочется быть поближе к вам, даже если разум советует бежать. Вы можете в любой момент провалиться в выгребную яму и все же...
      - Чушь! Послушал бы ты историю моих злоключений!
      - Ну, это в прошлом, я почти готов биться об заклад, что сейчас расклад совершенно иной. - Руфо замолчал.
      - Оставайся здесь, - приказал я, ускорил ход "коня" и подъехал к Стар.
      - Вот мой план, - сказал я ей. - Когда мы доберемся до места, ты и Руфо останетесь на дороге. Я поеду один.
      Она испугалась.
      - О, милорд! Нет!
      - Да.
      - Но...
      - Стар, ты хочешь, чтобы я вернулся к тебе? Как твой рыцарь?
      - Всем сердцем.
      - Хорошо. Тогда поступай так, как я хочу. Она долго молчала, потом ответила:
      - Оскар...
      - Что, Стар?
      - Я поступлю, как ты прикажешь. Только разреши мне объяснить кое-что перед тем, как ты начнешь продумывать свою речь.
      - Давай.
      - В этом мире место путешествующей дамы - рядом с ее рыцарем. И именно там я и хочу находиться, мой герой, даже в минуту гибели. Особенно в эту минуту. Но молю я тебя не из сентиментальности и не ради проформы. Зная то, что я знаю теперь, я могу с полной уверенностью предсказать, что ты будешь убит немедленно, а потом умрем я и Руфо - как только они нас догонят. А это произойдет быстро - наши "кони" слишком устали. С другой стороны, если отправлюсь я одна...
      - Ни в коем случае!
      - Ну, выслушай же, милорд! Я же ни на чем не настаиваю. Если бы поехала я одна, я, вероятно, умерла бы так же быстро, как умер бы ты. А может быть, вместо того, чтобы скормить меня свиньям, Дораль сохранил бы мне жизнь и позволил кормить своих свиней и быть забавой для его свинарей судьба лучшая, нежели то полное унижение, которое ожидает меня в будущем, если я вернусь без тебя. Но я нравлюсь Доралю и думаю, что он оставит мне жизнь, только жизнь скотницы и чуть-чуть лучшую, чем жизнь свиней. На этот риск я готова пойти, если необходимо, и буду ждать своего шанса бежать гордость для меня слишком дорогое удовольствие. Нет у меня ее - есть только необходимость. - Ее голос был хриплым от непролитых слез.
      - Стар! Стар!
      - Что, мой любимый?
      - Как? Что ты сказала?
      - Можно, я еще раз повторю это? У нас больше времени не будет. - Она как слепая потянулась ко мне, я схватил ее за руку. Стар наклонилась и прижала меня к своей груди.
      Затем выпрямилась, продолжая сжимать мою руку:
      - Теперь я спокойна. Я всегда становлюсь женщиной в тот момент, когда это наименее оправдано. Мой любимый Герой, у нас есть лишь одна возможность спастись - это отправиться навстречу опасности бок о бок, с гордо поднятыми головами. Это не только самый надежный, это еще и единственный путь, который я предпочла бы, будь у меня гордость. Я купила бы тебе Эйфелеву башню для забавы и другую, если бы ты эту сломал, но гордость купить нельзя.
      - А почему это самый безопасный путь?
      - Потому что Дораль может - повторяю, может - дать нам возможность вступить в переговоры. Если мне дадут сказать десять слов, то он выслушает и сто, а потом и тысячу. И может так случиться, что я залечу его рану.
      - Согласен. Но, Стар... Что я такое совершил, что так глубоко его ранило? Я же ничего не сделал. Наоборот, я старался ничем не ранить его.
      Она немного помолчала, потом произнесла:
      - Ты американец...
      - Ну и что с того! Причем тут это! Джоко об этом и не знает.
      - Видно, очень даже при чем. Нет, Америка для Джоко в лучшем случае только название, он ведь проходил курс "Вселенные", но никогда не путешествовал. Но... Ты на меня не рассердишься снова?
      - А? Давай-ка поставим на прошлом большой крест. Говори что хочешь, лишь бы все прояснилось. Только не надо меня клевать в макушку. А, черт, клюй, если хочешь, но только в последний раз. Не надо делать из этого привычку... любимая.
      Она сжала мою руку:
      - Больше никогда! Моя ошибка была в том, что я забыла, что ты американец. Я плохо знаю Америку, во всяком случае знаю ее не в тех аспектах, в которых с ней знаком Руфо. Если бы Руфо присутствовал в зале... Но его там не было, он жуировал на кухне. Я предположила, когда тебе даровали гостеприимство кровли, стола и постели, что ты поведешь себя так, как повел бы себя на твоем месте француз. Мне и в голову не пришло, что ты откажешься. Если бы я знала, я бы придумала для тебя тысячу отговорок. Принятый обет, например. Священный день твоей религии. Джоко был бы разочарован, но не был бы оскорблен. Он человек чести.
      - Но... будь оно проклято, я все равно не понимаю, почему он хочет убить меня за то, что я не сделал чего-то такого, за что меня наверняка пристрелили бы в моей стране, сделай я это там. Что, в этой стране мужчины обязаны принимать предложение, сделанное любой женщиной? И почему она бежит к мужу и жалуется? Почему не держит это в секрете? Она же даже не попыталась скрыть. И еще дочек в это вовлекла.
      - Но, милорд, это никогда не было секретом! Дораль сделал тебе предложение публично, ты публично принял его. Как бы вел себя ты, если бы твоя невеста в брачную ночь турнула тебя из спальни? "Кровля, стол и постель". Ты согласился.
      - Постель! Стар, в Америке постель - вещь многоцелевая. Иногда в ней спят, просто спят. Я ничего не понимаю.
      - Зато я теперь все поняла. Ты просто не знал, что это идиома. Вина моя. Но и ты теперь знаешь, как глубоко он был унижен, к тому же еще и публично.
      - Да, конечно, но он сам виноват. Чего же он спрашивал при всех? Было бы еще хуже, если бы я ответил - нет.
      - Совсем наоборот! Ты не обязан соглашаться. Мог бы отказаться вежливо, изящно. Лучше всего было бы - хотя это чистая ложь - сослаться на трагическую невозможность - временную или постоянную - от ран, полученных в той битве, где ты проявил себя как Герой.
      - Впредь буду знать. И все же я не понимаю, почему Джоко был так поразительно щедр?
      Стар посмотрела мне в лицо:
      - Любимый, можно мне сказать, что ты поражаешь меня каждый раз, когда я говорю с тобой? А я-то думала, что давным-давно разучилась чему бы то ни было удивляться.
      - Взаимно. Ты меня тоже поражаешь. Однако мне это по душе, кроме одного раза.
      - Милорд Герой, как часто, по твоему мнению, простой деревенский сквайр имеет шанс получить в свою семью сына Героя и воспитать его как собственного? Можешь ли ты вообразить его разочарование, когда у него отняли то, что он считал твердо обещанным и всецело принадлежащим ему? Можешь ли вообразить его стыд? Его гнев? Я немного подумал.
      - Ладно. Виноват. Так бывает и в Америке. Только там этим не хвастают.
      - Сколько стран, столько и обычаев. Известную роль сыграло и то, что Герой оказал ему честь, отнесся к нему как к брату, и при особой удаче, он мог рассчитывать, что Герой станет членом дома Доралей.
      - Погоди-ка минутку! Что ж он для того и прислал всех троих? Чтобы повысить шансы?
      - Оскар! Да он бы с радостью прислал тебе тридцать... если бы ты намекнул, что настроен достаточно героически и совладаешь с ними. А так он послал тебе старшую жену и двух любимых дочерей. - Стар заколебалась. - Вот что мне до сих пор неясно... - И задала прямой вопрос.
      - Господи! Нет, конечно! - запротестовал я, вспыхнув. - Уже с пятнадцати лет... Главной причиной, что выбила меня из седла, была эта девчонка. Только она, я уверен в этом.
      Стар пожала плечами.
      - Возможно. Но она не ребенок. В Невии она уже женщина. И даже если она еще сохраняет невинность, то готова спорить, что месяцев через двенадцать она уже будет матерью. И уж если ты испугался ее, то почему не выпроводил из спальни и не взялся за сестричку? Эта пичужка потеряла девственность задолго до того, как стала оформляться физически, насколько я знаю. И я слыхала, что Мьюри - "блюдо с начинкой" - кажется, у американцев есть такая идиома.
      Я пробормотал что-то, думая о том же. Но мне почему-то не хотелось эту проблему обсуждать со Стар.
      Она сказала:
      - Pardonne-moi, mon cher? Tu as dit?<Извините, месье. Вы что-то сказали? (фр.)>
      - Я сказал, что мне простится, должно быть, шесть грехов за этот Великий Пост.
      Она удивилась: - Но Великий Пост давно прошел на Земле. А здесь его вообще не бывает.
      - И очень жаль.
      - И все же я рада, что ты не выбрал Мьюри раньше Летвы. Иначе Мьюри задрала бы нос перед матерью. Но правильно ли я поняла, что ты готов исправить дело, если мне удастся договориться с Доралем? - Она добавила: Мне это очень важно знать, в зависимости от этого я буду строить свою дипломатию.
      - (Стар, Стар... это тебя я хочу в свою постель...) Если тебе так угодно, любимая.
      - О, это сильно помогло бы.
      - О'кей. Тут ты командир. Одну... две... тридцать... умру, но не сдамся. Только, пожалуйста, никаких девочек... маленьких...
      - Нет проблем. Дай-ка мне подумать. Ах, если бы только Дораль дал мне сказать хотя бы пять слов. - Она замолкла. Рука ее сохраняла ровную теплоту. Я тоже примолк, задумавшись. Эти странные обычаи имели последствия, важность которых я до сих пор не смог полностью оценить. Например, почему, если Летва немедленно сообщила мужу, какой я олух...
      - Стар, а где ты провела эту ночь? Она бросила на меня острый взгляд:
      - Милорд, позвольте сказать вам, что вам лучше не совать нос не в свои дела.
      - Разрешаю. Только все почему-то суют нос в мои.
      - Извини. Я очень встревожена, и мои самые главные тревоги тебе пока неизвестны. Это был прямой вопрос, и он заслуживает прямого ответа. Гостеприимство здесь всегда сбалансировано и честь оказывается одновременно двум сторонам. Я спала в постели Дораля. Однако, если это важно, а для тебя это может быть важным - я все еще плохо понимаю американцев - вчера я, как известно, была ранена и рана еще беспокоила меня. Джоко - широкая и добрая душа. Мы спали. И только.
      Я постарался, чтобы мой голос прозвучал беззаботно:
      - Твоя рана меня беспокоит. Как она сегодня?
      - Не болит. Повязка сама отпадет завтра к утру. Но... вчера - это не первый раз, когда я пользовалась гостеприимством кровли, стола и постелей в доме Доралей. Джоко и я - старые друзья, близкие друзья, вот почему мне кажется, что можно рискнуть в надежде получить несколько секунд до того, как он начнет нас убивать.
      - Что ж, я и сам начал догадываться кое о чем.
      - Оскар, по твоим стандартам, по тем, в которых ты воспитан, я стерва.
      - О, нет! Ты - Принцесса!
      - Стерва. Но я не из твоей страны, и я воспитана по другому кодексу. По нашим стандартам, а они кажутся мне правильными, я - высокоморальная женщина. Ну, а теперь... я все еще твоя любимая?
      - Моя любимая!
      - Мой любимый Герой! Мой рыцарь! Обними меня крепче и поцелуй. Если мы умрем, я хочу, чтобы наши губы были согреты дыханием друг друга. Въезд к Доралю - за тем поворотом.
      - Знаю.
      Мы ехали со шпагами в ножнах и луками за плечами, горделиво приближаясь к зоне обстрела.
      10
      Три дня спустя мы уезжали снова. На этот раз завтрак был чудовищно обилен. На этот раз наш выход сопровождал оркестр музыкантов. На этот раз Дораль ехал с нами. На этот раз Руфо подвели к его скакуну две девицы, которых он обнимал за талии, одновременно держа в каждой руке по бутылке спиртного, затем, после смачных поцелуев от дюжины других лиц женского пола, он был водружен в свое кресло и пристегнут ремнем в почти лежачем положении. Руфо заснул и захрапел еще до того, как мы отправились в дорогу.
      Сколько поцелуев получил я на прощание, счесть просто невозможно, и многие из них были от тех, кто, честно говоря, не имел для этого больших оснований - я ведь пока еще только начинающий Герой, только постигающий основы этого мастерства.
      Это неплохая профессия, несмотря на большие затраты времени, профессиональные заболевания и полное отсутствие социальной защищенности; у нее есть и свои достоинства, причем наибольшие перспективы на продвижение имеют тут люди упорные и готовые учиться. Дораль казался наверху блаженства.
      За завтраком он воспел мои достижения на текущий момент в тысячах звучных строк. Но я был трезв и не позволил его хвалам вскружить голову созерцанием собственного величия. Я-то знал себе цену. Ясное дело какая-то пичуга регулярно приносила ему новости, но эта пичуга - врунья. Джон Генри-Стальной Человек и тот не мог бы сотворить то, что делал я, если верить Джоковой оде.
      Я принял все как должное, ничего не отразив на своем геройском благородном лице, а затем встал и выдал им "Кейси в Бате", вложив сердце и душу в строку "Кейси могучий вынул его".
      Стар в свободной манере интерпретировала мое выступление. Я (согласно ее переводу) восхвалял всех леди из дома Дораля, причем мои мысли явно ассоциировались с образами мадам Помпадур, Нелл Гвин, Нинон Ланкло и Ренджи Лил<Имена знаменитых куртизанок, оставивших след в истории Франции и Англии.>. Стар не называла этих знаменитостей по именам, но зато изощрялась в хвалах на невианский манер, применяя термины, которые наверняка сразили бы даже Франсуа Вийона.
      Мне пришлось выступить на "бис". Я продекламировал им "Дочурку Рейли" и "Бармаглота"<Стихи Л. Кэрролла.>, сопровождая текст жестикуляцией.
      Стар интерпретировала и это в должном духе. Она сказала именно то, что сказал бы я сам, будь в состоянии слагать поэтические строфы. Вечером, на второй день пребывания в гостях, мы встретились со Стар в парилке сауны Дораля. Около часа мы пролежали, закутанные в простыни на ложах, стоящих рядом, изгоняя вместе с потом вредные шлаки и восстанавливая силы. Я тут же выложил ей свое удивление происходящим и удовольствие по тому же поводу. Вообще-то на такие темы говорить трудно, но Стар - из тех немногих, перед кем я отваживаюсь открыть душу.
      Она внимательно выслушала меня. Когда же я закончил, тихо сказала:
      - Мой Герой, как ты знаешь, я плохо знакома с Америкой, но из того, что мне рассказывал Руфо, я усвоила, что ваша культура уникальна в сравнении с культурами других Вселенных.
      - Да, я понимаю, что Соединенные Штаты не так наловчились в этих делах, как, например, Франция...
      - Франция! - Тут она неподражаемо пожала плечами. - Латиняне никудышние любовники! Это утверждение я слышала неоднократно и готова его подтвердить, исходя из собственного опыта. Оскар, насколько я понимаю, ваша культура - единственная из полуцивилизованных, в которой любовь не рассматривается как высшее искусство и не исследуется так глубоко, как того заслуживает.
      - Ты хочешь сказать, что мы в чем-то сходны с Невией? Как бы не так! "Это слишком хорошо для простого народа!"
      - Нет, я не имею в виду, что вы такие же. - Стар говорила по-английски. - Хотя я и очень люблю своих здешних друзей, но это варварская культура и их искусство - тоже варварское. О, по-своему это прекрасное искусство, даже превосходное. Но... если мы переживем все то, что нам еще предстоит пережить, и когда трудности останутся позади, я хочу, чтобы ты попутешествовал по разным Вселенным. И ты поймешь, что я имею в виду. - Стар встала, придерживая простыню как тогу. - Но я рада, что ты доволен, мой Герой. Я тобой горжусь.
      Я полежал еще немного, обдумывая услышанное от Стар. "Высшее искусство", а там - дома - мы даже не изучаем его, а еще менее - преподаем. Да и как это делать? Обучение балету требует многих лет, а в "Метрополитен Опера" не приглашают петь за громкий голос. И почему у нас любовь классифицируется как инстинкт?
      Разумеется, сексуальный аппетит - это инстинкт, но разве аппетит превращает обжору в гурмана, а кухарку из забегаловки - в изысканного ресторанного повара? Черт побери, но ведь даже, чтобы стать кухарем в обжорке - надо учиться.
      Я вышел из парилки, насвистывая "В мире все лучшее - даром", но тут же замолчал, чувствуя сожаление ко всем своим несчастным компатриотам, ограбленным еще в день своего появления на свет самым колоссальным жульничеством в Истории.
      * * *
      Проводив нас на милю за пределы своих владений, Дораль попрощался с нами, обнял меня, расцеловал Стар и взъерошил ей волосы. Потом, вместе со всем эскортом, выхватил шпагу и отдавал нам салют до тех пор, пока мы не скрылись за ближайшим холмом. Я ехал рядом со Стар, Руфо храпел позади.
      Я взглянул на Стар, у нее чуть подрагивали уголки губ. Она поймала мой взгляд и чопорно произнесла:
      - Доброе утро, милорд.
      - Доброе утро, миледи. Каково почивали?
      - Благодарю вас, недурно, милорд. А вы?
      - Спасибо, тоже хорошо.
      - Вот как? А с собакой ничего странного этой ночью не произошло?
      - Собака ночью ничего не делала и это было самым странным, - сказал я, стараясь сохранять на лице полную серьезность.
      - Неужели? Такая жизнерадостная собачка?! А тогда, кто был тот рыцарь, которого я видела с некой леди?
      - То было не ночью. Еще - варкалось<"Варкалось. Хлипкие шорьки", "О, светозарный мальчик мой" - строки из знаменитого стихотворения Л. Кэрролла "Jabberwocky" (в русском переводе "Бармаглот").>.
      - Понятно. Значит, у тебя "взы-взы" стрижает меч? О, светозарный мальчик мой!
      - Брось свои бармаглотовы штучки, ты чересчур игривая девчонка! - Я старался быть серьезным. - У меня есть друзья, и они подтвердят мое алиби. А кроме того - во мне сила десяти мужей, ибо чист я сердцем.
      - Да, это-то мне известно - ваши друзья просветили меня насчет силы десятерых, милорд. - Тут она захохотала, шлепнула меня по бедру и принялась во все горло распевать припев из "Дочурки Рейли". Вита Бревис застыдилась, Арс Лонга запрядала ушами и посмотрела на Стар с явным неодобрением.
      - Перестань! - одернул я ее. - Ты шокируешь лошадей.
      - Во-первых, они не лошади, во-вторых, их невозможно шокировать. Ты видел, как они занимаются этим? Несмотря на свое многоножие? Сначала они...
      - Придержи язык! Арс Лонга - леди, чего не скажешь о тебе.
      - Я же предупреждала тебя, что я - стерва. Сначала она ложится на бок...
      - Да видел я! Мьюри думала, что это может позабавить меня. А я получил приступ комплекса неполноценности, длившийся весь вечер.
      - Рискну поспорить, что не весь вечер, милорд. Ну, раз так, давай споем "Дочурку Рейли". Ты начинай, я буду вторить.
      - Что ж... Но тогда - не очень громко, иначе разбудим Руфо.
      - Его не разбудишь. Он набальзамирован.
      - Тогда разбудишь во мне зверя, а это куда хуже. Стар, милая, а где и когда Руфо был похоронных дел мастером? И как из похоронной конторы он попал в наши дела? Его выгнали, что ли?
      - Могильщик? Руфо? Не может того быть! - удивилась Стар.
      - Он говорил со мной с полным знанием дела.
      - Вот как! Милорд, у Руфо множество недостатков, но правдивость не входит в их число. Кроме того, в нашем мире могильщиков не бывает.
      - Не бывает? Что же вы делаете со своими покойниками? Нельзя же оставлять их в своих гостиных? Это было бы негигиенично.
      - Я тоже так думаю, но мой народ именно так и поступает: держит покойников в своих гостиных. Во всяком случае, по нескольку лет. Обычай основан на чистой сентиментальности, но мы и есть сентиментальный народ. Хотя даже у нас кое-кто перебарщивает с этим делом. Одна из моих теток держала в собственной спальне всех своих усопших мужей - там была страшная теснотища, а кроме того она непрерывно о них говорила, все время повторяясь и путаясь. Я даже перестала ходить к ней в гости.
      - Ничего себе! Она их чистила пылесосом?
      - О да! Она была очень хорошая хозяйка.
      - М-м-м... и сколько их было?
      - Семь или восемь, не считала.
      - Понятно. Стар, быть может, убийство мужей у тебя в семье является наследственной чертой?
      - Что? Ох, любимый, да в каждой женщине сидит потенциальная склонность к вдовству. - На ее лице появились ямочки, и она, протянув руку, погладила меня по колену. - Но тетя их не убивала. Поверь мне, мой Герой, женщины в моей семье слишком любят своих мужей, чтобы терять их зазря. Нет, тетя очень расстраивалась, когда они умирали. Я считала, что это глупо - надо смотреть вперед, а не назад.
      - И пусть мертвое прошлое само хоронит своих мертвецов... Слушай, если твой народ держит покойников в своих домах, то и у вас должны быть похоронных дел мастера. Ну, хотя бы бальзамировщики. Иначе воздух...
      - Бальзамировщики... О, нет! Их погружают в стасис<Состояние, в котором время не движется (фант.)>, как только убеждаются, что человек умер... или умирает. С этим может справиться даже школьник. - Подумав, она добавила: - Пожалуй, я не справедлива к Руфо. Он провел очень много лет на Земле и, вполне возможно, занимался там и похоронным делом. Только мне кажется, что эта профессия слишком честна и прямолинейна, чтобы увлечь Руфо.
      - Ты, однако, не сказала мне, что же в конце концов у вас делают с трупами.
      - Во всяком случае, не погребают в земле. Нашим людям это показалось бы шокирующе глупым. - Стар вздрогнула. - Даже мне, которая путешествовала по Земле и ряду других Вселенных и привыкла спокойно относиться к самым странным обычаям.
      - И все-таки, что же?
      - Ну, примерно то же, что ты сделал с Игли. Применяют геометрический перенос, вот и все.
      - Ох, Стар, а куда подевался Игли?
      - Не знаю, милорд. Не было времени для решения этой задачи. Возможно, это известно тем, кто его сотворил. Но не думаю, что они были бы удивлены больше меня.
      - Думаю, я ужасно туп, Стар. Ты называешь это геометрией, Дораль назвал меня "математиком", а я всего лишь делал то, что заставляли меня делать обстоятельства. Не понимаю я этого.
      - Вернее было бы говорить об обстоятельствах, давивших на Игли, милорд Герой. Что получится, если приложить огромное давление к массе, такое, что масса больше не сможет оставаться в данном месте, хотя деваться ей некуда? В метафизической геометрии это задачка для школьника и называется она парадоксом невыносимого давления и неподвижной массы. Масса взрывается изнутри - она вытесняется из этого мира в какой-то иной. Именно таким путем иногда люди одной Вселенной открывают себе путь в другую, но чаще это сопровождается губительными последствиями, подобными тем, которые ты создал для Игли. Могут пройти бесчисленные годы, пока этот процесс будет поставлен под контроль. Надо думать, что еще очень долго такие вещи будут считаться явлениями "магическими", иногда будут получаться, чаще - нет, иногда оборачиваясь смертельной опасностью для самого мага...