Если третья мировая война готовилась перейти в кипящую фазу, то не было никакого смысла становиться инженером, чтобы ишачить в какой-нибудь Санта-Монике за 6-8 тысяч в год, а потом исчезнуть в огненной буре. Наверняка лучше пожить в свое удовольствие, срывая цветы наслаждения, пока есть возможность радоваться, пока есть доллары и время, а затем... что ж, пойду в морскую пехоту, как отец. Быть может, из меня все же наконец получится капрал?
      Я раскрыл страницу "личных объявлений".
      Сегодня они были что надо. Помимо предложений обучать йоге и закамуфлированных обращений одних инициалов к другим, было несколько таких, которые читались как новеллы. К примеру: "Награда! Вы собираетесь прибегнуть к самоубийству? Передайте мне право аренды на ваше жилище и вы свои последние дни будете кататься как сыр в масле. Ящик 323, Г. Т".
      Или: "Джентльмен из Индии, не вегетарианец, хочет познакомиться с культурной европейской, африканской или азиатской леди, владеющей спортивной машиной. Цель знакомства - улучшение международных отношений. Ящик 107".
      Интересно, как этим можно заниматься в спортивной машине?
      Следующее объявление было зловещим: "Гермафродиты всего мира, вставайте! Нам нечего терять кроме своих цепей. Тел. Опера, 59-09".
      А одно объявление начиналось словами: "Вы трус?"
      О да, разумеется, в том случае, если дается альтернатива!
      Я прочел: "Вы трус? Тогда это не для вас. Срочно требуется храбрый человек, лет 23-25, отличного здоровья, минимум 6 футов ростом; весом около 190 фунтов, хорошо говорящий по-английски и немного по-французски, владеющий всеми видами оружия, желательно с некоторыми познаниями в инженерном деле и математике, любящий путешествовать, не связанный семейными и эмоциональными узами, смелый и решительный, красивый лицом и телом. Постоянное место, высокая оплата, интересные приключения, опасности гарантируются. Обращаться лично. Дом 7, Рю Данте, 2-й этаж, Квартира Д".
      Насчет лица и фигуры я прочел с некоторым облегчением: мне сначала показалось, что некто, обладающий чувством черного юмора, выкинул эту шутку специально для меня. И этот некто прекрасно осведомлен о моей привычке читать отдел личных объявлений в "Геральд Трибюн".
      Судя по адресу, место, куда следовало явиться, находилось всего в сотне ярдов от моего кафе. Я перечел объявление еще раз, потом оплатил addition<Счет в ресторане (фр.)>, оставил приличные чаевые, прошел к киоску, купил "Старз энд Страйпз", дошел до "Американ Экспресс", получил деньги, забрал почту и отправился на вокзал. До следующего поезда на Тулон оставался еще час, и я зашел в бар, заказал пива и расположился за столиком.
      Мама огорчалась, что я не застал их в Висбадене В письме сообщалось о болезнях ребятишек, о высоких ценах на Аляске и выражалось сожаление, что им пришлось покинуть Германию. Я сунул конверт в карман и взялся за "Старз энд Страйпз".
      И тут же прочел: "Вы трус?" - это было то же самое объявление - от начала до конца. С проклятием я отшвырнул газету прочь.
      Было еще три письма. Одно приглашало меня прислать пожертвование атлетической ассоциации моего бывшего колледжа. В другом предлагалось помочь мне в выборе выгодных объектов для инвестирования денег всего за 48 долларов в год. Самое последнее письмо было заключено в простой конверт без марки и явно принесено в "Американ Экспресс" посыльным.
      В конверте лежала газетная вырезка, начинавшаяся словами "Вы трус?" Она ничем не отличалась от того, что я уже прочел, кроме того, что слова "Обращаться лично" были жирно подчеркнуты.
      Схватив такси, я помчался на рю Данте. Если я потороплюсь, то еще успею разобраться с автором этой шутки и попасть на свой тулонский поезд. Номер 17-й был в верхней части улицы. Я взбежал по ступенькам и, уже подходя к квартире Д, столкнулся с человеком, который из нее выходил. Он был шести футов ростом, с красивым лицом и классной фигурой, которого легко можно было принять за гермафродита.
      Табличка на дверях гласила на английском и французском языках: "Доктор Бальзамо. Прием по договоренности". Имя показалось мне знакомым и с какой-то примесью фальши, но я не стал вспоминать, откуда его знаю. Я толкнул дверь.
      Приемная была обставлена так, как любят обставлять свои конторы пожилые французские стряпчие или новомодные проходимцы. За письменным столом восседало нечто, похожее на гнома с насмешливой улыбкой, жесткими глазами, необычайно розовым лицом и лысиной и с неопрятной седой бахромой за ушами. Он пристально поглядел на меня и хихикнул:
      - Привет! Так это ты и есть герой? - Внезапно гном выхватил револьвер, длиной чуть ли не в половину собственного роста и наверняка такой же тяжелый, и направил его на меня. Сквозь дуло вполне мог бы проехать целый "фольксваген".
      - Да не герой я! - мрачно буркнул я в ответ. - Я трус. И пришел сюда, чтобы выяснить, кто занимается этими дурацкими шуточками. - Тут я скользнул в сторону, отбил в бок страшенную пушку, ударил гнома по запястью и отнял у него револьвер. После чего вручил его обратно: - Не надо играть с такими игрушками, иначе мне придется забрать его насовсем. Я тороплюсь. Это вы Бальзамо? Вы дали объявление?
      - Тихо, тихо, тихо! - произнес гном, вовсе не казавшийся рассерженным. - Ишь какой порывистый юноша! Нет, доктор Бальзамо - там! - И он повел бровями в сторону двух дверей в левой стене, потом нажал кнопку на столе (в комнате это была единственная вещь моложе Наполеона). - Иди. Она ждет.
      - Она? А в какую дверь?
      - Ах, трудно догадаться, где леди, а где тигр? Да какое это имеет значение? Особенно в далекой перспективе? Герой выберет правильно, трус же ошибется, будучи уверен, что я совру. Allez-y! Vite, vite! Schnell!<Иди же! Скорей, скорей! (фр.) Торопись! (нем.)>. Твой выход, Мак!
      Я хмыкнул и рванул правую дверь.
      Доктор стояла спиной ко мне возле какого-то прибора у дальней стены. На ней был один из тех белых, застегнутых до самой шеи халатов, которые так любят медики. Слева от меня находился хирургический стол для осмотров, справа - очень современная шведская кушетка. Были там еще шкафы из нержавейки и стекла, а на стенах дипломы в рамках. Комната выглядела так же современно, как не современно - приемная.
      Когда я закрыл дверь, она обернулась, взглянула на меня и тихо сказала:
      - Я очень рада, что ты пришел. - Потом улыбнулась, чуть слышно прошептала: - Ты прекрасен! - и оказалась в моих объятиях.
      4
      Минуту и сорок секунд плюс несколько столетий спустя доктор Бальзамо-Елена Прекрасная оторвала свои губы от моих, отвела их на расстояние дюйма и шепнула:
      - Отпусти меня, разденься и ляг на стол для осмотра.
      Я чувствовал себя так, будто проспал часов девять, принял душ Шарко и сделал несколько глотков холодного, как лед, аквавита на голодный желудок. Все, что было угодно ей, было желанно и для меня. Но ситуация требовала особо остроумной реплики, так что я открыл рот:
      - А?
      - Ну, пожалуйста! Я знаю, что ты - тот, кто нужен, но тем не менее должна осмотреть тебя.
      - Ну... ладно... - согласился я. - Тут ты командуешь, - и начал расстегивать рубашку. - А ты, действительно, доктор медицины?
      - Да, это тоже, среди прочих профессий.
      - Но зачем тебе нужно осматривать меня? - спросил я, сбрасывая туфли.
      - Хотя бы из-за ведьминых меток. Их, конечно, нет, я знаю. Но нужно выяснить и много других показателей. Чтобы защитить тебя.
      Стол был очень холодный. И почему не делают теплых подкладок?
      - Тебя зовут Бальзамо?
      - Это одно из моих имен, - ответила она рассеянно, нежно трогая меня пальцами то тут, то там. - Это семейное имя.
      - Обожди-ка! Граф Калиостро?
      - Это один из моих дядюшек. Да, он носил это имя. Хотя, вообще-то говоря, оно ему принадлежало не более, чем имя Бальзамо. Дядя Жозеф был плохой человек и довольно большой лгун. - Она дотронулась до старого маленького шрама: - Тебе вырезали аппендикс?
      - Да.
      - Отлично. Покажи-ка свои зубы.
      Я широко раскрыл рот. Возможно, лицо у меня и подгуляло, но зубы вполне годятся для рекламы "Пепсодента".
      - Следы флюорита. Ладно, а теперь мне надо взять у тебя кровь для анализа.
      Она могла бы, если б захотела, прокусить мне прямо вену на шее, и я бы не только не удивился, а вернее всего попросту ничего не заметил бы. Однако она сделала все как обычно, взяв у меня 10 миллилитров из вены на сгибе локтя. Отлила немного в пробирку и поместила ее в аппарат, стоявший у стены. Тот заурчал и защелкал, а она вернулась ко мне.
      - Послушай, принцесса, - начал я.
      - Я не принцесса.
      - Но я же не знаю, как тебя зовут, ты намекнула, что твоя фамилия вовсе не Бальзамо, а доктором я тебя звать не хочу. - Я и в самом деле не хотел звать ее доктором - эту самую очаровательную женщину, которую когда-либо видел, не хотел, особенно после того поцелуя, который стер память о других поцелуях, сколько бы их ни было раньше. Вот уж нет!
      Она подумала.
      - У меня много имен... а как бы ты хотел меня звать?
      - А одно из этих имен, случаем, не Елена?
      Ее улыбка была как скользящий солнечный зайчик, и я увидел, как от улыбки у нее появляются ямочки на щеках. Выглядела она лет на шестнадцать, совсем девушка, надевшая свое первое бальное платье.
      - Ты очень галантен. Нет, она мне даже не родственница. Это было так давно, так давно. - Она повернулась ко мне: - Хочешь, зови меня Иштар<Богиня из ассиро-вавилонского пантеона богов.>.
      - Это одно из твоих имен?
      - Пожалуй, только надо сделать скидку на транскрипцию и акцент. Можно, и это будет очень близко, звать меня Астар или Эстер, или даже Эстрелитта.
      - Астар! - повторил я. - Стар - Звезда. Счастливая Звезда.
      - Я и хочу быть для тебя счастливой звездой, - сказала она серьезно. В общем, называй как хочешь. А как я буду звать тебя?
      Я задумался. Мне, разумеется, не хотелось вытаскивать на свет Божий свою старую спортивную кличку "Флэш". Армейское прозвище, которое продержалось дольше других, просто невозможно было произнести в дамском обществе. Хотя я сам предпочитал его имени, данному при крещении. Видимо, мой отец очень гордился своими предками, но разве это основание для того, чтобы назвать ребенка мужского пола Ивлин Сирил? Из-за него мне пришлось научиться драться куда раньше, чем читать. Пожалуй, кличка, приставшая ко мне в госпитале сойдет лучше всего.
      - О, Скар<Шрам (англ.)>, пожалуй, не такое плохое имя.
      - Оскар, - повторила она. - Гордое имя! Имя для настоящего героя, своим голосом она как будто ласкала это имя.
      - Нет, нет! Не Оскар, а "Скар" - "Меченый". Из-за этого вот.
      - Нет! Теперь твое имя будет Оскар, - сказала она твердо. - Оскар и Эстер, Шрам и Звезда. - Она легко прикоснулась к шраму. - А тебе не нравится эта метка героя?
      - Что? О, нет, я к нему уже привык. Он помогает мне понять, кто это такой, когда я смотрюсь в зеркало.
      - Хорошо, мне он нравится, ведь он был у тебя, когда мы встретились впервые. Но если ты захочешь убрать его, только скажи.
      Аппарат у стены снова защелкал. Она повернулась и вытащила из аппарата длинную ленту, пробежала ее глазами и тихонько присвистнула.
      - Это займет немного времени, - сказала она весело и подкатила прибор к столу. - Лежи тихо, пока Хранитель будет подключен к тебе, расслабься и дыши ровно. - Она прикрепила ко мне около полудюжины датчиков, и они крепко присосались в тех местах, куда она их приложила. На собственную голову Стар водрузила нечто, сначала показавшееся мне каким-то странным стетоскопом, хотя в надетом виде он закрыл ей оба глаза.
      - Изнутри ты тоже хорош, Оскар. Нет, помолчи-ка еще. - Она положила руку мне на плечо, и я замер. Минут через пять Стар сняла руку и отсоединила все датчики. - Вот и все, - оживленно произнесла она. - Больше ты никогда не испытаешь простуды, мой герой, не будет у тебя и приступов расстройства желудка, подхваченного в джунглях. А теперь пройдем в другую комнату.
      Я слез со стола и взялся за свои шмотки. Стар сказала:
      - Там, куда мы направляемся, они не нужны. Там ты получишь полную экипировку и оружие.
      Я остановился, держа в одной руке туфли, а в другой брюки.
      - Стар?..
      - Да, Оскар?
      - Скажи мне, в чем дело? Это ты дала объявление? И оно действительно предназначалось мне? Ты в самом деле собираешься нанять меня для выполнения какого-то замысла?
      Она глубоко вздохнула и спокойно ответила:
      - Объявление дала я. Оно предназначено тебе и только тебе. Да, есть работа, которую ты должен выполнить... как мой рыцарь. Будут и увлекательные приключения, и несметные сокровища, и большие опасности, так что, возможно, ни один из нас не доживет до конца. - Она посмотрела мне прямо в глаза: - Итак, сэр?
      Мелькнула мысль, что, видимо, уже давно, незаметно для себя, я попал в сумасшедший дом. Вслух я, однако, ничего не сказал, так как там, где я сидел, Стар уж никак не могла быть. А мне безумно хотелось, хотелось больше всего на свете, быть с ней. Я сказал:
      - Принцесса... ты получила своего мальчика для побегушек.
      Стар с облегчением вздохнула:
      - Тогда быстрее. Времени мало. - Она провела меня через дверь, находившуюся за шведской кушеткой, расстегивая по пути халат, распуская молнию на юбке и сбрасывая одежду прямо на пол. В мгновение ока она оказалась в том же виде, что тогда - на пляже.
      Стены комнаты были окрашены в темный цвет, в ней не было окон, и тусклый свет падал неизвестно откуда. Два низких ложа стояли рядом друг с другом, они были черного цвета и походили на гробы. Другой мебели не было и в помине. Когда дверь за нами закрылась, я поразился мертвой тишине, стоявшей в комнате - голые стены не отражали ни звука.
      Оба ложа стояли в центре круга, очерченного мелом или белой краской на голом полу, и являвшегося частью более сложного узора. Мы вошли внутрь рисунка, Стар повернулась ко мне спиной и, присев на корточки, провела какую-то завершающую линию. Даже в этой позе она не казалась вульгарной, даже на корточках, даже с грудью почти касающейся пола.
      - Что это? - спросил я.
      - Карта, пользуясь которой, мы отправимся туда, куда нам надо.
      - Она больше похожа на пентаграмму. Стар пожала плечами:
      - Пусть будет так. Это действительно Пятиугольник Мощи. А лучше сказать - схема соединения. Но, мой герой, у меня нет времени для объяснений. Пожалуйста, ложись скорее.
      Я лег на указанное мне правое ложе, но не мог оставить тему без завершения:
      - Стар, ты колдунья?
      - Если хочешь. Но прошу тебя, прекрати разговоры. - Она легла и протянула мне ладонь. - Соединим руки, милорд. Так надо.
      Ее рука была мягкой, теплой и безукоризненно красивой. Внезапно свет стал красным, потом погас. Я заснул.
      5
      Проснулся я от пения птиц. Рука Стар все еще лежала в моей. Я повернул к ней лицо, и она улыбнулась:
      - Доброе утро, милорд!
      - Доброе утро, принцесса. - Я осмотрелся. Мы все еще лежали на тех черных ложах, только теперь они стояли под открытым небом в поросшей травой лощине, окруженной деревьями, а где-то совсем рядом тихонько журчал ручеек. Место было такое живописное, что, казалось, его собирали листок к листку неторопливые руки старых японских садовников. Теплый солнечный свет струился сквозь решето листвы, расцвечивая золотистое тело Стар. Я глянул на солнце.
      - Это утро? - Мог быть и полдень, и даже после-полудня, но тогда, значит, солнце садилось, а не вставало.
      - Здесь снова утро.
      Внезапно моя "шишка направления" полностью вышла из повиновения, и голова закружилась. Неспособность определить направление оказалась для меня чувством совершенно непривычным и малоприятным. Я не мог определить, где находится Север. Спустя несколько секунд все стало на свои места. Север был вон там, вверх по течению ручья, а стало быть, солнце действительно вставало, было эдак часов девять утра, и вскоре солнцу предстояло пройти через северный квадрант неба. Значит - Южное Полушарие. Пугаться нечего. Подумаешь, делов-то! Просто сделали дураку укол какого-то наркотика, когда проходил медосмотр, сунули его на борт "Боинга 707", перебросили в Новую Зеландию, дозаправив его зельем во время полета. Когда понадобится разбудят.
      Однако я ничего не сказал вслух, да... и не все додумал до конца, поскольку дело обстояло совсем не так, как я полагал.
      Стар села.
      - Ты голоден?
      Тут я почувствовал, что омлет, съеденный несколько часов назад (а сколько именно, никто не знает), явно недостаточен для ребенка, вошедшего в период роста. Я тоже сел и перебросил ноги на траву.
      - Съел бы целую лошадь! Она улыбнулась:
      - Боюсь, что лавка La Societe Anonyme de Hippophage<Анонимное общество любителей конины (фр.)> уже закрыта. Может, ограничимся форелью? Нам все равно придется немного подождать, так что времени для приготовления завтрака у нас сколько угодно. И не бойся, это место защищено.
      - Защищено?
      - Да, безопасно.
      - Ладно. А как насчет удилища и крючков?
      - Сейчас покажу. - Но показала она мне, не как ловить рыбу на удочку без наличия последней, а как ловить ее руками.
      С этим способом, впрочем, я был знаком с детства. Мы вошли в прелестный ручей, с приятно-прохладной водой, стараясь двигаться как можно тише, и выбрали местечко как раз под нависающей скалой, местечко, где форели любят собираться и общаться, едва-едва поводя плавниками. Что-то вроде рыбьего эквивалента клуба для джентльменов. Данный способ лова основан на том, что вы добиваетесь доверия рыбы, а потом её бесчестно обманываете. Уже через две минуты я поймал первую форель фунта на два-три и выбросил ее на берег, а Стар ухватила почти такую же.
      - Сколько ты можешь съесть? - спросила она.
      - Вылезай и обсушись, - отозвался я. - Попробую выловить еще одну штучку.
      - Тогда, пожалуй, лучше возьми еще две или три, - подытожила она. Скоро прибудет Руфо.
      - Кто?
      - Твой слуга.
      Спорить я не стал. Подобно Черной Шахматной Королеве я готов был до завтрака поверить целым семи нелепостям, а потому занялся добычей этого самого завтрака. Я ограничился всего двумя рыбами, так как последняя оказалась самой крупной из всех, когда-либо виденных мной форелей. Рыбы, казалось, сами становились в очередь на право быть пойманными.
      К этому времени Стар уже развела костер и тут же принялась чистить рыбу с помощью острого кремня. Что ж, любой скаут женского пола и любая колдунья должны уметь разводить костер без спичек. Я и сам - если дадут несколько часов и гарантируют удачу - могу сделать то же самое при помощи двух кусков сухого дерева. Однако я не заметил таких кусков поблизости. Я сел на корточки и, перехватив у Стар ее работу, начал чистить форель.
      Вскоре она вернулась с какими-то фруктами, похожими на яблоки, но почти вишневого цвета, а также с изрядным количеством грибов, вроде шампиньонов. Все это она несла на широком листе, схожем с листом канны или ти, но только еще больше, почти как у банана.
      У меня потекли слюнки:
      - Эх! Еще бы чуточку соли.
      - Поищу. Только боюсь, что она будет хрустеть на зубах.
      Стар приготовила рыбу двумя способами: обжарила на огне, подвесив на свежесрубленной зеленой ветке, и испекла на плоской известняковой плите, на которой разводила костер. Угли она сгребла в сторону, а на раскаленную плиту положила рыбу и зашипевшие сразу же грибы. В таком виде рыба показалась мне вкуснее всего.
      Маленькая нежная травка оказалась местной разновидностью зеленого лука, а крошечный клевер по вкусу почти не отличался от щавеля. Эти травки вместе с солью (грубой и действительно скрипевшей на зубах, а возможно, и многократно лизанной какими-нибудь животными, что мне было абсолютно безразлично) придавали форели совершенно неописуемый вкус. Думаю, сюда внесли свою лепту еще и погода, и живописная местность, да и сама компания Стар, последнее в особенности.
      Я все раздумывал, как бы это поделикатнее сказать: "Как насчет того, чтобы нам провести тут вдвоем ближайшую тысячу лет и как угодно - в браке или без. А кстати, ты замужем?" Но тут нас прервали. И очень жаль, так как мне как раз удалось сложить в уме довольно изящную и очень оригинальную фразу для выражения этой простой, но старой как мир, мысли.
      Пожилой лысый гном - владелец револьвера-переростка - возник за моей спиной и тут же принялся браниться. Я был совершенно уверен, что он ругался на чем свет стоит, хотя язык мне был незнаком. Стар повернулась к гному, что-то спокойно сказала ему на том же языке, подвинулась, освобождая место, и протянула ему форель. Он схватил рыбу и откусил от нее огромный кусок, бормоча уже по-английски:
      - В следующий раз ничего ему не заплачу. Вот увидишь!
      - А не надо было пытаться обжуливать его, Руфо. Возьми-ка грибов. А где багаж? Мне надо переодеться.
      - Вон там! - И он снова принялся пожирать рыбу. Руфо был прекрасным доказательством того, что некоторым людям лучше всегда быть одетыми. У него была ярко-розовая кожа и весьма солидный животик. В то же время мускулатура у него была что надо, чего я и не подозревал, иначе был бы куда осторожнее, отнимая у него "пушку". В глубине души я решил, что, если нам придется схватиться в индейской борьбе, мне придется прибегнуть к какой-нибудь нечестной уловке.
      Он взглянул на меня сквозь полтора фунта форели и спросил:
      - Не желает ли милорд переодеться?
      - А? После того как ты позавтракаешь. И к чему этот титул "милорд"? Ведь последний раз, когда мы встречались, ты запросто тыкал мне в физиономию своей пушкой.
      - Очень сожалею, милорд. Но Она велела так поступить... А когда Она приказывает, приходится повиноваться, сами понимаете.
      - Меня это устраивает. Кто-то же должен командовать. А меня зови просто Оскар.
      Руфо глянул на Стар, она кивнула. Он ухмыльнулся:
      - О'кей, Оскар. Претензий нет?
      - Никаких.
      Он положил рыбу на камень, вытер ладонь о голое бедро и протянул мне:
      - Отлично. Значит, вы будете рубить, а я вывозить.
      Мы пожали друг другу руки, причем каждый попытался испытать силу другого. Кажется, мне удалось чуть перебороть Руфо, но я вынес впечатление, что не иначе он когда-то занимался кузнечным ремеслом.
      Стар казалась очень довольной, у нее снова появились ямочки на щеках. Она уютно устроилась у огня и стала похожа на лесную нимфу, занятую чаепитием во время обеденного перерыва. Внезапно она протянула мне свою сильную тонкую руку и положила ее поверх наших.
      - Мои храбрые друзья! - сказала она серьезно. - Мои славные мальчики. Руфо, все будет хорошо.
      - Вам был Знак? - с интересом спросил он.
      - Нет, только предчувствие. Я совершенно спокойна.
      - Вряд ли можно что-нибудь утверждать определенно, - возразил Руфо, пока мы не рассчитались с Игли.
      - Оскар справится с Игли. - Стар поднялась каким-то необыкновенно гибким движением. - Кончай с рыбой и распаковывай. Мне нужна одежда. - Она сразу стала очень деловитой.
      Стар была многолика - ничуть не меньше, чем целый взвод из Женской Вспомогательной Службы. И заметьте - это не гипербола. В этой женщине заключились все прочие - от Евы, раздумывающей, какой из двух фиговых листков пойдет ей больше, до современной дамы, которая жаждет оказаться в недрах самого модного магазина совершенно голой, но с чековой книжкой в руках. Когда я встретил ее впервые, она казалась чуть ли не "синим чулком", интересующимся проблемами одежды не более, чем я сам. У меня же лично одежда не вызывала вообще никаких эмоций. Быть представителем нынешнего поколения нерях, значит получить существенную добавку к студенческому бюджету, ибо самые простые джинсы считаются тут аu fait<Здесь - вполне допустимыми (фр.)>, а пропахшая потом рубашка последним писком моды.
      При второй нашей встрече Стар была одета в лабораторный халат и узкую юбку, в которых умудрялась выглядеть одновременно и деловой женщиной, и славным парнем. Но сегодня - в это утро, или как его там назвать, она была полна женственности и жизни. Она отдавалась рыбной ловле с такой страстностью, что не могла сдержать восторженных воплей. А через несколько секунд она уже превратилась в девчонку-скаута, с пятнами сажи на щеках, с волосами небрежно заброшенными за плечо, чтобы уберечь их от огня, пока готовила завтрак.
      Теперь же это была Вечная Женщина, которой предстояло заняться разборкой Новых Нарядов. Я-то понимал, что надеть на Стар платье было все равно, что покрасить масляной краской королевские драгоценности, но следовало признать, что если мы не собираемся играть в "Я - Тарзан, ты Джейн" в этой лощине до времени, пока нас не разлучит смерть, то какая-то одежда, хотя бы для того, чтобы охранять великолепную кожу Стар от сучков и терниев, определенно понадобится.
      Багаж Руфо оказался чем-то вроде небольшой черной шкатулки, размерами и формой походившей на пишущую машинку. Он раскрыл ее.
      И еще раз раскрыл.
      И раскрыл очень много раз.
      И продолжал раскрывать до тех пор, пока эта штуковина не приобрела размеры небольшого грузовичка, доверху набитого множеством вещей. Поскольку дома меня прозвали "Правдивым Джеймсом" сразу же, как я начал говорить, то вам придется предположить, что я стал жертвой галлюцинаций, вызванных гипнозом или наркотиками.
      Что касается меня лично, то я твердой точки зрения не имею. Всякий, кто изучал математику, знает, что внутренняя поверхность предмета теоретически не обязательно меньше наружной, а каждый, кому довелось видеть, как какая-нибудь толстуха пролезает сквозь узкую щель, знает, что эта теория находит и практическое доказательство. Шкатулка Руфо была лишь расширенным изданием указанного постулата.
      Первым делом Руфо достал из шкатулки здоровенный сундук из тикового дерева. Стар тут же открыла его и принялась вытаскивать из таинственных глубин всевозможные прозрачные прелести.
      - Оскар, что ты думаешь об этом? - Она прижимала к груди длинное зеленое платье, разглаживая юбку на одном из бедер для лучшего обозрения. Тебе нравится?
      Еще бы мне не нравилось! Если это был оригинал (а я и подумать не мог, что Стар наденет жалкую копию), то не стоило пытаться даже вообразить его цену.
      - Шикарная тряпочка! - сказал я. - Но, послушай, мы же вроде собирались путешествовать?
      - Совершенно верно.
      - Но я не вижу поблизости ни одной стоянки такси. Ты не боишься, что платье порвется?
      - Оно не рвется. И я не собираюсь его носить. Я хочу только показать его тебе. Разве оно не великолепно? Хочешь, я пройдусь в нем, как манекенщица? Руфо, где мои сандалии на высоких каблуках, ну те, что с изумрудами?
      Руфо ответил на том же языке, на котором ругался в минуту своего прибытия. Стар лишь пожала плечами и сказала:
      - Успокойся, Руфо. Игли подождет. И кроме того, мы все равно не сможем с ним встретиться раньше завтрашнего утра. Да и милорду Оскару еще надо выучиться здешнему языку... - И все же она бросила это зеленое роскошество обратно в сундук.
      - А вот и еще одна прелестная штучка, - продолжила Стар, поднимая в воздух нечто. - Это просто шутка, больше ни на что она не годится.
      Я понял, что она имеет в виду. "Штучка" была по преимуществу юбкой, с крохотным корсажем, который лишь все поддерживал, но ничего не скрывал стиль, изобретенный на древнем Крите, и, как мне приходилось слышать, все еще пользующийся популярностью в "Оверсиз уикли", "Плейбое" и в ночных клубах. Это стиль превращал паданцы в настоящие буфера. Впрочем, Стар в этом не нуждалась. Руфо тронул меня за плечо.
      - Босс! Не хотите ли взглянуть на арсенал и выбрать, что нужно?
      - Руфо, жизнь надо украшать, а не подгонять, - с упреком заметила Стар.
      - У нас останется куда больше жизни для украшения, если Оскар выберет то, что применит с наибольшим эффектом.
      - Оружие ему все равно не понадобится, пока мы не уладим отношения с Игли. - Стар, однако, перестала настаивать на демонстрации новых моделей и, хотя мне было дьявольски приятно смотреть на нее в это время, я все же с готовностью взялся за инспекцию оружия, которым мне предстояло пользоваться, поскольку предназначенная мне работенка явно того требовала.
      Пока я любовался организованным Стар показом мод, Руфо успел разложить коллекцию, которая была чем-то средним между армейским арсеналом и музеем: шпаги, пистолеты, копье футов в двадцать длиной, огнемет, две базуки, между которыми лежал автомат Томпсона, медные кастеты, мачете, гранаты, луки, стрелы, "кинжал милосердия"...
      - А почему нет пращи? - спросил я для подначки.
      Руфо оказался на высоте:
      - Какой тип вам угодно иметь, Оскар? С вилкообразной рукоятью? Или обыкновенную пращу?
      - Извини, что затронул эту тему. Из рогатки я никогда и ни во что не попаду. - Я поднял "Томми", убедился, что магазин пуст, и начал разборку. Автомат был почти новехонький, но пристрелянный настолько, чтобы механизм работал как часы. Вообще-то говоря, "Томми" не намного точнее бейсбольной биты, да и радиус действия у него лишь чуть больше. Есть, конечно, и свои достоинства - если из него попадешь в человека, так тот обязательно упадет и не встанет. Оружие это короткое и не очень тяжелое, обеспечивает большую плотность огня на нужное время. Подходящая игрушка для боев в зарослях и для схваток, близких к рукопашной.
      Я-то сам, признаться, больше уважаю что-нибудь со штыком на конце для случаев, так сказать, интимного характера и что-нибудь, обеспечивающее высокую точность попадания в тех случаях, когда враждебные действия ведутся с дальних рубежей. Поэтому я отложил "Томми" и взял "Спрингфилд", правда изготовленный на заводе в Рок-Айленде, что было видно по серийному номеру, но все равно "Спрингфилд", Эта винтовочка пробудила во мне те же чувства, что и австралийский "Альбатрос" - ведь некоторые виды механизмов столь совершенны, что единственное средство улучшить их - это сконструировать заново.
      Я передернул затвор, сунул палец в ствол, осмотрел мушку. Ствол сверкал, никаких потертостей, на мушке была отчетливо видна малюсенькая звездочка. Чудесное оружие!
      - Руфо, а какова местность там, куда мы двинемся? Такая же, как тут?
      - Сегодня будет такая же. Но... - он виновато принял винтовку из моих рук. - Здесь пользоваться огнестрельным оружием запрещено. Шпаги, ножи, стрелы - все, что рубит, колет, режет с помощью человеческой руки, пожалуйста. Но не огнестрельное.