Вернувшись в лагерь, Лазарус обнаружил, что Кинг и Барстоу ждут его. Кинг глянул на него:
      — Я и так мог бы все рассказать вам, но вы не стали слушать…
      — Забудем, — коротко бросил Лазарус. — Что же теперь?
      — Лазарус, вы должны увидеть еще кое-что, прежде чем мы приступим к решению этого вопроса, — ответил Барстоу.
      — О'кэй. Что же это?
      — Пойдемте с нами. Они привели его к каюте, в которой размещался штаб Семей.
      Вопреки установившимся в лагере обычаям, дверь ее была заперта на замок. Кинг открыл каюту ключом, и они вошли. Внутри помещения находилась женщина.
      Увидев мужчин, она тихо вышла, снова заперев за собой дверь.
      — Взгляните на это, — сказал Барстоу.
      «Это» оказалось живым существом. В своего рода инкубаторе лежал ребенок — но ребенок, невиданный доселе. Лазарус уставился на него, а через некоторое время сердито спросил:
      — Это еще что за чертовщина?
      — Судите сами. Можете взять на руки — вы ему не повредите.
      Лазарус так и сделал. Сначала осторожно, а затем почти небрежно он стал вертеть в руках маленькое тельце. Интерес его к этому существу все возрастал. Он ломал голову над тем, что перед ним такое. Это не было человеческое дитя. Не было это и отпрыском человечков. Неужели планета, как и предыдущая, является родным домом еще одной расы, о существовании которой земляне и не подозревали? Несомненно, Лазарус держал на руках ребенка, но только не человеческого. У него не было вздернутого детского носика, равно как ушных раковин. На месте ушей размещались какие-то органы, не выступающие за пределы черепной коробки и защищенные костистыми выступами… На руках было слишком много пальцев, а возле запястий помещалось еще по одному, оканчивающемуся пучком розовых червеобразных отростков.
      С телом младенца тоже было что-то не так, хотя Лазарус не мог сообразить, что именно. Зато два других отличия бросались в глаза: ноги оканчивались не человеческими ступнями, а лишенными пальцев ороговевшими копытами; налицо была ярко выраженная двуполость — гермафродитизм: существо являлось настоящим андрогином.
      — Что это? — повторил Лазарус свой вопрос. В его голове уже роились страшные подозрения.
      — Это, — ответил Заккур, — Марион Шмидт, родившийся три недели назад.
      — Что вы хотите этим сказать?
      — Я хочу сказать, что человечки могут так же ловко обращаться с людьми, как и с растениями.
      — Как это? Ведь они обещали не вмешиваться в наши дела.
      — Не спешите с выводами. Мы сами согласились на это. Первоначально речь шла только о некоторых улучшениях.
      — Улучшениях??? Да это создание просто непотребно!
      — И да и нет. Меня тоже с души воротит, когда я смотрю на него… но на самом деле это нечто вроде сверхчеловека. Строение его тела было изменено, чтобы служить своему владельцу эффективнее. Все то, что досталось нам в наследство от обезьян, убрано, а органы расположены более рациональным образом. Нельзя сказать, что перед нами не человек… Это — человек… разве что… улучшенная модель. Взгляните хотя бы на дополнительные пальцы у запястий. Ведь это фактически еще две руки, только миниатюрные. У основания каждой из них размещен микроскопический глаз. Сами понимаете, какие возможности откроет перед человечеством подобное нововведение, нужно только свыкнуться с мыслью о нем. — Барстоу еще раз взглянул на ребенка: — Но, на мой взгляд, это создание ужасно.
      — Да оно на чей угодно взгляд ужасно, — содрогнулся Лазарус. — Может, это и улучшенный вариант, но будь я проклят, если соглашусь называть его человеком.
      — Во всяком случае факт его существования создает для нас определенные проблемы…
      — Это уж точно! — Лазарус еще раз посмотрел на существо: — Так вы говорите, что у этих маленьких ручек еще и пара глазок есть? Но это же вообще ни в какие ворота не лезет!
      Барстоу пожал плечами:
      — Я не биолог. Но насколько мне известно, особая клетка тела содержит полный набор хромосом. Думаю, можно выращивать хоть глаза, хоть кости, — что угодно и где угодно, если только знать, как манипулировать генами в хромосомах. А они знают, как это делается.
      — Но я не хочу, чтобы мной манипулировали!
      — Я думаю, этого не хочет никто.

* * *

      Лазарус стоял на берегу и смотрел на теснившихся в ожидании начала собрания людей.
      — Мне… — начал он, как полагалось, но вдруг озадаченно смолк. — Подождите секундочку. Либби, можно тебя? — Он что-то сказал Либби на ухо. Тот заметно огорчился и что-то прошептал в ответ. Его слова, казалось, вызвали у Лазаруса раздражение. Однако он выпрямился и уже спокойно продолжил: — Мне двести сорок один год… по меньшей мере. Есть здесь кто-нибудь старше меня? — Это была пустая формальность. Он знал, что является старейшим, а чувствовал сейчас на своих плечах вдвое больший груз прожитых лет.
      — Собрание открыто, — оповестил он. Его громкий голос разносился по пляжу, усиленный снятой со шлюпки громкоговорящей установкой. — Кто будет председателем?
      — Продолжайте сами! — выкрикнул кто-то из толпы.
      — Отлично, — согласился Лазарус. — Тогда слово предоставляется Заккуру Барстоу.
      Стоящий позади Лазаруса техник навел на Барстоу микрофон направленного действия.
      — Заккур Барстоу, — загремел из динамиков голос, — говорит сам за себя. Кое-кому из нас начинает казаться, что эта планета, несмотря на все ее прелести, не место для людей. Вы знаете о Мэри Сперлинг, вы видели стереоснимки Мариона Шмидта. Было и многое другое — я не стану надолго занимать ваше внимание, но новая эмиграция опять ставит перед нами вопрос: куда? Лазарус Лонг предлагает нам вернуться на Землю. Причем… — Его слова заглушил поднявшийся в толпе шум.
      Лазарус шикнул на крикунов и объяснил:
      — Никого не собираются заставлять возвращаться, но если улететь решит достаточное количество людей, и мы можем рискнуть. Я предлагаю лететь на Землю. Другие склоняются к поиску новой планеты. Мы должны решить, что же делать. Но сначала… кто из вас согласен со мной, что оставаться здесь не стоит?
      — Я!!! — крик подхватило множество голосов. Лазарус попытался взглядом отыскать первого, кто это крикнул. Не найдя его в толпе, он вопрошающе взглянул через плечо на техника, затем указал пальцем на нужного человека и махнул рукой:
      — Выходите, старина. А остальные пусть помолчат.
      — Меня зовут Оливер Шмидт. Я уже несколько месяцев жду, чтобы кто-нибудь предложил смотать отсюда удочки. Мне казалось, что только меня беспокоит происходящее. У меня нет никаких явных причин покидать эту планетку: меня не пугает происшедшее с Мэри Сперлинг и Марион Шмидт. Может быть, кому-нибудь такая жизнь по душе — живи себе да посвистывай. Но мне вдруг смертельно захотелось снова увидеть Цинцинатти. Я по горло сыт здешним изобилием. Я устал быть лотофагом. Черт побери! Я хочу зарабатывать на жизнь! Судя по тому, что говорят генетики Семей, я протяну еще добрую сотню лет. И я не представляю, как проведу их, валяясь на солнышке и подремывая.
      Когда он закончил, на помост вознамерились подняться по меньшей мере тысяча человек одновременно.
      — Тихо! Тихо! — заорал Лазарус. — Если неймется говорить всем до единого, то лучше сделать это через представителей Семей. А сейчас дадим слово от силы двум-трем. — Он указал на находившегося неподалеку человека и велел ему говорить.
      — Я буду краток, — заявил новый оратор, — поскольку я полностью согласен с Оливером Шмидтом. Я только хотел изложить свои собственные мотивы. Как вы можете жить без нашей Луны? Там, на Земле, я, бывало, сиживал на балконе теплыми летними вечерами, покуривал себе и глядел на Луну. Я и не знал, что для меня это так важно. В общем, я не могу жить без привычной картины неба над головой.
      Следующий оратор сказал только:
      — Случившееся с Мэри Сперлинг ужасно взволновало меня. По ночам меня стали преследовать кошмары. Мне все время представляется, что то же самое произошло со мной.
      Споры длились очень долго. Кто-то заметил, что с Земли они бежали. Так почему же они надеются, что их пустят обратно? На это Лазарус ответил сам:
      — Мы многое узнали от джокайрийцев, а теперь еще больше — от человечков. Мы владеем такими знаниями, о которых земные ученые и не мечтают. Мы вернемся на Землю не с пустыми руками. Мы потребуем соблюдения наших прав и будем достаточно сильны, чтобы сражаться за них.
      — Лазарус Лонг… — донеслось откуда-то.
      — Да, — отозвался Лазарус. — Эй, там, продолжай.
      — Я слишком стар, и для новых межзвездных странствий, и для сражений на Земле. Как бы вы меня ни увещевали, я останусь.
      — В таком случае тебе тут нечего и огород городить, — отрезал Лазарус.
      — Но ведь я имею право высказаться…
      — Ты уже высказался. Дай и другим возможность.
      Солнце уже село и на небе высыпали звезды, а споры все не затихали. Лазарус понимал, что дискуссия может затянуться до бесконечности, если вовремя ее не прекратить.
      — Хорошо! — закричал он, не обращая внимания на возгласы еще не успевших выступить. — Может быть, нам придется передать вопрос на рассмотрение Совета Семей, но теперь я предлагаю провести голосование. Те, кто хочет вернуться на Землю, пусть встанут справа от меня. Те, кто хочет остаться здесь, — слева. А намеревающиеся отправиться на поиски новой планеты пусть расположатся прямо передо мной. — Он отошел назад и шепнул технику: — Включи какую-нибудь музыку, чтобы они шевелились побыстрее.
      Техник понимающе кивнул, и над пляжем зазвучали до боли знакомые и родные звуки «Печального вальса». За ним последовали «Зеленые холмы Земли». Заккур Барстоу обернулся к Лазарусу:
      — Ты нарочно выбрал эти вещи?
      — Я? — невинно переспросил Лазарус. — Ты же знаешь, что я равнодушен к музыке, Зак!
      Но даже под музыку распределение по группам проходило очень медленно. Последние аккорды бессмертной Пятой симфонии замерли задолго до того, как все люди разделились на три группы.
      Слева собралось около одной пятой всех членов Семей. Это в основном были старики, уставшие метаться в поисках лучшей доли. К ним присоединились также несколько молодых людей, которые никогда не видели Земли.
      В центре сформировалась совсем маленькая группка — не более трехсот человек, — в основном мужчины и несколько молодых женщин, которые ратовали за поиск новых миров.
      Но подавляющее большинство членов Семей собралось справа от Лазаруса. Он взглянул на них и увидел на их лицах воодушевление. Это обрадовало его. Он страшно боялся, что останется единственным желающим вернуться на Землю.
      Лазарус перевел взгляд на людей в центре.
      — Похоже, вы в меньшинстве, — сказал он им негромко. — Но ничего, всегда можно переменить решение.
      Постепенно средняя группа стала разваливаться. По одному, по двое и по трое люди расходились по обе стороны. Очень немногие присоединились к изъявившим желание остаться. Большинство же влилось в группу возвращенцев.
      Когда распределение закончилось, Лазарус обратился к группе, расположившейся слева от него:
      — Ну что ж, приятели, теперь вы спокойно можете продолжить свой отдых на травке. А нам нужно кое-что обсудить.
      Лазарус предоставил слово Либби. Тот объяснил оставшимся, что обратный полет к Земле вовсе не будет столь долгим и утомительным, каким стал для них путь к Джокайре. Перелет займет даже меньше времени, чем последний бросок на планету человечков. Либби рассказал, что общение с аборигенами позволило ему устранить все «белые пятна», существовавшие в теории передвижения с субсветовой скоростью. Если верить их утверждению, — а Либби был склонен верить, — то любые расстояния могут покрываться в процессе, условно обозначенном им как «параускорение». «Пара» потому, что, с одной стороны, оно, подобно световому приводу самого Либби, действует на всю массу мгновенно, не увеличивая при этом силу тяжести, а с другой стороны, корабль под его воздействием не пересекает пространство, а как бы минует его как таковое, двигаясь вне его пределов.
      Но это уже не вопрос управления кораблем, а вопрос выбора соответствующего потенциального уровня в гиперпространстве с n-ным количеством измерений, где n плюс единица являются…
      Лазарус прервал его:
      — Это по твоей части, сынок, и тут все мы полностью тебе доверяем. Мы просто недостаточно образованны, чтобы обсуждать такие детали.
      — Я только хотел добавить…
      — Знаю. Но ты уже и так унесся мыслью в незримые дали, когда я остановил тебя.
      Кто-то из толпы выкрикнул вопрос:
      — Когда мы попадем туда?
      — Не знаю, — признался Либби, тем временем пытаясь сформулировать ответ в категориях, понятных, например, Нэнси Везерэл. — Я не могу сказать, какой это будет год… но мне кажется, что пройдет примерно три недели.

* * *

      Приготовления к отлету заняли много времени — в основном потому, что грузоподъемность шлюпок не позволяла перевезти всех пассажиров за один рейс. Никаких торжественных проводов не было, поскольку решившие остаться заметно старались избегать отбывающих. Между двумя группами воцарились самые что ни на есть прохладные отношения. Раскол на пляже положил конец многим дружбам, даже бракам; наиболее впечатлительные очень переживали случившееся и не находили себе места. Пожалуй, единственным приятным моментом во всей этой ситуации было то, что родители мутанта Мариона Шмидта решили остаться.
      Лазарус отвечал за отлет последней шлюпки. Незадолго до ее старта он вдруг почувствовал прикосновение к своему локтю.
      — Прошу прощения, — обратился молодой человек. — Меня зовут Хьюберт Джонсон. Я хотел бы лететь с вами, но при голосовании побоялся дать понять матери, что не хочу оставаться. Она бы подняла страшный шум. Если я появлюсь в последнюю минуту, вы возьмете меня с собой?
      Лазарус окинул его оценивающим взглядом:
      — Ты выглядишь достаточно взрослым, чтобы принять самостоятельное решение.
      — Вы не понимаете. Я единственный сын, и мать не спускает с меня глаз. Я должен вернуться, пока она не заметила моего отсутствия. Сколько еще вы…
      — Я не собираюсь задерживать шлюпку ради тебя одного. Да тебе и не удастся ускользнуть. Полезай.
      — Но…
      — Быстро! — Юноша забрался в шлюпку, на прощание тревожно оглянувшись на пляж.

* * *

      Как только они прибыли на борт «Новых Рубежей», Лазарус отправился в рубку к капитану.
      — Все на борту? — спросил Кинг.
      — Да. Несколько человек передумали, несколько решили лететь с нами буквально в самую последнюю секунду, в том числе одна женщина — Элеонор Джонсон. Можно стартовать.
      Кинг повернулся к Либби:
      — Поехали, мистер!
      Звезды мигнули и исчезли.
      Они летели вслепую, следуя в нужном направлении только благодаря уникальным способностям Либби. Если у него и были какие-то сомнения в правильности курса, то он, видимо, счел за лучшее ни с кем не делиться ими.
      На двадцать третий день полета по корабельному времени и на одиннадцатый день параторможения на экране замерцали звезды. На небосводе снова царили знакомые созвездия: Большая Медведица, гигантский Орион, кривобокий Крест, волшебные Плеяды. А прямо по курсу, затмевая своим сиянием Млечный Путь, висел золотой сверкающий шар Солнца.
      Лазарус уже второй раз за последний месяц прослезился.
      Они не могли просто подлететь к Земле, лечь на орбиту и приступить к отправке на планету. Необходимо было осмотреться, разведать обстановку. Кроме того, совсем не мешало разузнать, какой сейчас год.
      Либби на скорую руку, по смещению ближайших звезд, установил, что ныне никак не позднее 3700 года нашей эры. Он отказался уточнить прогноз, не имея под рукой соответствующих данных и инструментов. Но как только они подлетели ближе к системе, солнечные «часы» с девятью стрелками-планетами помогли им определиться.
      С помощью этих девяти «стрелок» можно было установить любую дату, поскольку у каждой из планет — свой период обращения. Плутон отмечает свой «час», длящийся четверть тысячелетия. Юпитер отбивает космические «минуты», равные двадцати годам. Меркурий звенит каждую «секунду», вмещающую в себя девяносто дней. С помощью остальных «стрелок» можно уточнить данные: период обращения Нептуна так отличается от периода обращения Плутона, что они совпадают приблизительно лишь раз в семьсот пятьдесят восемь лет. И показания этих огромных часов можно высчитать с любой необходимой степенью точности, хотя это и не просто.
      Либби начал вычисления, едва стали различны планеты. Он чертыхался сквозь зубы.
      — Практически невозможно установить Плутон, — пожаловался он Лазарусу, — и я очень сомневаюсь, что мы разглядим Нептун. Внутренние же планеты дают мне только бесконечную серию приближений. А сами понимаете, что это значит. Отвратительно!
      — Сынок, не принимай всякие пустяки близко к сердцу. Скажи, ты в состоянии определить время хотя бы приблизительно? Если нет, то и сам сделаю это.
      — Нет, конечно, такой-то ответ я дать могу, — капризно сказал Либби. — Если только он вас устроит. Но…
      — Ты мне давай-ка без всяких там «но». Какой на Земле нынче год, зануда чертов?
      — Если вы так настаиваете… Дело обстоит примерно таким образом.
      Время на корабле и на Земле расходилось трижды. Но теперь они снова совершенно синхронны, значит, с момента нашего полета прошло немногим более семидесяти четырех лет.
      Лазарус с облегчением вздохнул.
      — Что же ты сразу не сказал? — Он переживал, что Земля изменилась до неузнаваемости. Вдруг там уже до основания срыли Нью-Йорк или сотворили что-нибудь в этом духе… — Ну, Энди, и напугал же ты меня!
      — М-м-м?.. — отрешенно промычал Либби. Задача больше не представляла для него интереса. Оставалась только лакомая проблема разработки математического описания двух совершенно противоречивых групп фактов: данных экспериментов Майкельсона-Морли и зафиксированных в бортовом журнале «Новых Рубежей». Он радостно принялся обдумывать варианты решения: «Так… интересно, каким же должно быть минимальное количество параизмерений, необходимое для существования континуума бесконечной протяженностью, если применить постулаты, подтверждающие…»
      Проблема полностью захватила его, и он надолго отключился от происходившего вокруг.
      Корабль лег на временную, в миллиарде миль от Солнца, плоскость эклиптики. В таком положении относительно пирога, называющегося Солнечной системой, они долгое время могли оставаться незамеченными. Одна из шлюпок была оборудована новым устройством Либби, на ней и отправилась группа парламентеров.
      Лазарус вознамерился лететь тоже, но капитан возразил против его участия в экспедиции. Лазарус был вне себя. Кинг постарался вежливо мотивировать свой отказ:
      — Это ведь не группа вторжения, а дипломатическая миссия, Лазарус.
      — Черт возьми, старина, я ведь тоже, когда нужно, могу быть дипломатом.
      — Не сомневаюсь. Но мы лучше пошлем человека, который не ходит в уборную с бластером.
      Группу возглавил Ральф Шульц, поскольку его знание психодинамических факторов могло сыграть решающую роль. Сопровождали его юристы, военные и технические специалисты. Если Семьям все-таки придется с оружием в руках отстаивать свое право на жизнь, то лучше знать, с каким военным потенциалом им придется столкнуться. Но приоритетной целью миссии являлась подготовка почвы для мирного решения проблемы. Шульцу поручили представить на рассмотрение план, согласно которому Семьи должны будут колонизировать малонаселенную и отсталую Европу. Не исключено, учитывая период полураспада радиоактивных элементов, что Европа уже заселена. В этом случае Шульцу придется искать пути для достижения компромисса.
      И снова ничего не оставалось делать, как ждать.
      Лазарус от нетерпения грыз ногти. Ведь он публично заверил Семьи в их неоспоримом научном превосходстве, позволяющем дать отпор любой агрессии со стороны землян. Но на самом деле он, как и всякий мало-мальски здравомыслящий человек, отдавал себе отчет в том, что прибегнул к демагогическим ухищрениям. Одними знаниями войны не выиграешь. Невежественные фанатики европейского средневековья подавили культуру более высокоразвитых мусульман. Архимеда сразил простой солдат. Варвары захватили Рим. Либби или кто-нибудь другой, конечно, может попытаться изобрести непобедимое оружие на основе обретенных ими знаний. Но кто знает, каких высот за три четверти века достигла военная техника Земли?
      Кинг, опытный военный, был обеспокоен тем же, а еще больше тревожился по поводу потенциального воинского контингента. Члены Семей в массе своей были кем угодно, но только не воинами. Проблема превращения стада этих прирожденных индивидуалистов в некое подобие дисциплинированного легиона не давала ему покоя и по ночам.
      Своими сомнениями и страхами Лазарус и Кинг не делились ни с кем, даже друг с другом. Каждый из них опасался возникновения паники среди членов Семей. Но в своих тревогах они не были одиноки. Половина населения корабля прекрасно представляла уязвимость и неопределенность своего положения и молчала только потому, что слишком велико было желание вернуться домой. Мысль о возвращении примиряла их с возможными мытарствами и опасностями в будущем.

* * *

      — Шкипер, — обратился Лазарус к Кингу спустя две недели со дня отбытия группы Шульца на Землю, — вы не задумывались, как они прореагируют на появление «Новых Рубежей».
      — Что вы имеете в виду?
      — Мы же захватили корабль. Это пиратство.
      Кинг был удивлен:
      — А ведь верно! Прошло уже столько времени… Сейчас я даже представить себе не могу, что когда-то это был не мой корабль и что впервые я попал на него в результате пиратского нападения. — Он задумался, потом мрачно улыбнулся: — Интересно, как там нынче на Окраине?
      — Наверное, дают урезанные пайки, — подпустил шпильку Лазарус. — Но мы затянем потуже ремни и будем стоически переносить лишения. Не берите в голову, ведь нас еще не поймали.
      — Как вы думаете, Слэйтона Форда тоже привлекут к ответственности? Это явится тяжелым испытанием для него после всего того, что он пережил.
      — По-моему, нам нечего беспокоиться, — заявил Лазарус. — Хотя мы и в самом деле завладели кораблем несколько необычным способом, мы воспользовались им по его прямому назначению — для исследования звезд. И мы передаем его в целости и сохранности, задолго до его планируемого возвращения, да еще с небольшим полезным усовершенствованием. Навряд ли они рассчитывали на большее, вкладывая в него деньги. Так что им стоит взглянуть сквозь пальцы на кое-какие шалости блудных сынов и заколоть тучного тельца в честь их возвращения.
      — Да, хорошо бы, так все и вышло, — с сомнением пробормотал Кинг.
      Парламентеры опоздали на два дня. От них не поступало никаких сигналов до тех пор, пока шлюпка не вынырнула в обычном пространстве около самого корабля. Для связи пространства и парапространства так ничего изобрести и не удалось. Когда шлюпка уже заканчивала маневр стыковки с кораблем, Кинг увидел на экране в рубке лицо Шульца.