Глава 8

Ноуэл, нахмурив брови, смотрел вслед удалявшейся спине мистера Ричардса. Он почти ничего не знал об этом человеке, кроме разве того, что он выступал в поддержку так называемых спенсианских филантропов. Джон Стаффорд, один из старших сотрудников с Боу-стрит, подозревал эту группу в антиправительственной агитации, и Ноуэл был склонен с ним согласиться.

Если ему не изменяла память, то Ричардс активно вербовал приверженцев этой идеи. Одного этого было достаточно, чтобы он с первого взгляда невзлюбил этого человека.

— Мистер Пакстон? — окликнула его мисс Риверстоун.

Повернувшись, он заметил одновременно и беспокойство, и любопытство в ее выразительных серых глазах. Чувствуя, что должен как-то ее приободрить, Ноуэл заставил себя улыбнуться:

— Извините. Вы, кажется, хотели рассказать мне о причинах, побудивших вас приехать в Лондон, не так ли?

Но ее внимание было не так-то просто отвлечь.

— Вы явно недолюбливаете мистера Ричардса. Почему?

— Некоторые из его идей опасны, — осторожно сказал он, не желая противоречить мисс Риверстоун. Ему еще предстояло многое выяснить относительно ее брата.

— Значит, и мои тоже, потому что я согласна с большинством его взглядов, — с вызовом заявила девушка. — Когда мы с вами говорили на эту тему в последний раз, мне показалось, что и вы с сочувствием относитесь к участи простого человека.

— Правильно, с сочувствием. (Если бы она только знала!) Но не до такой степени, чтобы ниспровергать то, что показало себя как стабильная и относительно справедливая система государственного управления. Анархия — это не решение проблемы.

— Не верю, что мистер Ричардс выступает за что-либо подобное. — Мисс Риверстоун нахмурила брови. — Как и я, он просто хочет, чтобы произвели реформу и чтобы семьи, которые в течение нескольких поколений обрабатывали один и тот же клочок земли, получили право владеть этой землей.

— Но если парламент не примет такой закон, то прав ли будет простой человек, если поднимет оружие против своего правительства? — спросил Ноуэл, задетый тем, что она бросилась на защиту мистера Ричардса. — Подобные идеи, возможно, хороши в теории, но на практике они почти наверняка приведут к кровопролитию и страданиям.

— Разумеется, я не сторонница вооруженных восстаний! Почему вы думаете, что мистер Ричардс выступает за них?

Ноуэл хотел было ответить, но понял, что у него фактически нет никаких доказательств, а если бы были, то он не имел бы права привести их.

— С такими, как он, мне уже приходилось встречаться, — с подчеркнутым равнодушием сказал Пакстон. — Это профессиональные подстрекатели.

— Значит, конкретных доказательств у вас не имеется, — с явным облегчением сказала Ровена. — Я не позволю, чтобы какие-то домыслы поколебали мое хорошее мнение о мистере Ричардсе.

— Ваше хорошее мнение!.. — воскликнул Ноуэл, которого удивила собственная реакция. Какое ему дело до ее мнения о мистере Ричардсе? Впрочем, ему это было не безразлично. И даже очень.

Пакстону неожиданно пришло в голову, что он просто ревнует — ревнует! Завидует влиянию на нее другого мужчины. Что за вздор! Только этого не хватало. Ему всего лишь нужно втереться в ее доверие — и никакие эмоции тут ни при чем.

— Вы, конечно, правы, — взяв себя в руки, сказал Ноуэл. — Не скрою, мне нравится обсуждать такие вопросы с вами, но это еще не повод, чтобы чернить мистера Ричардса. Извините.

Выражение ее лица смягчилось, и Ноуэл почувствовал, как у него участился пульс. Ему вдруг захотелось наклониться к ней и…

— Извиняться следует не передо мной, — сказала она с улыбкой, явно прощая его.

Ноуэл судорожно глотнул воздух, встревоженный тем, как она на него воздействует. Хорошо еще, что ему можно было не вставать из-за стола, потому что в противном случае все присутствующие могли бы собственными глазами заметить это воздействие. Ему самому приходилось видеть, как поддавшиеся соблазну мужчины были унижены и даже уничтожены. Он не мог понять такую слабость. Но теперь…

— Если я снова встречусь с мистером Ричардсом, то постараюсь сгладить наши противоречия, — сказал он, надеясь всем сердцем, что ему не придется выполнять это обещание. — Не желаете ли каких-нибудь сладостей?

Девушка покачала головой, чему он был очень рад, потому что возбуждение, которое он испытывал, все еще не прошло.

— Я сыта, и мне даже спать захотелось. Как вы думаете, не обидится на меня Перл, если я потихоньку исчезну?

— Часть гостей, несомненно, уедет после ужина, хотя остальные будут танцевать еще часа два-три.

— Они будут продолжать танцевать? — У Ровены от удивления округлились глаза. — А я-то всегда считала людей из высшего общества ленивыми бездельниками!

— Некоторые из них действительно бездельники, — усмехнувшись, согласился Ноуэл, — но для того, чтобы слыть людьми светскими, им приходится кружиться в вихре светских развлечений.

— Это я начинаю понимать, — с некоторым сожалением устало сказала она.

— Не сожалейте. Вы свою энергию потратили с пользой и достигли хороших результатов.

Девушка улыбнулась:

— Спасибо. А теперь я, наверное, попробую сбежать, чтобы сохранить капельку энергии для завтрашнего мероприятия.

Ноуэл, радуясь тому, что может наконец подняться, не шокируя никого реакцией своего тела, встал из-за стола.

— Идемте. Мы погуляем по террасе, дойдем до боковой двери, и, улучив момент, вы сможете войти в дом. А когда благополучно доберетесь до своей комнаты, я извинюсь за вас перед леди Хардвик.

— Вы очень добры, сэр, — сказала Ровена и положила ладонь на его согнутую в локте руку.

Как ни странно, ему вдруг очень захотелось признаться ей в истинных побудительных мотивах своей доброты, но он тут же подавил это желание. Ведь в конце концов дело прежде всего.

— Любезность является отличительной чертой джентльмена, как мне всегда говорили, — сказал Ноуэл вместо этого. — А я хочу быть достойным называться джентльменом.

— Я тоже считаю, что джентльмена видно по его поведению, а не по тому, к какому сословию он принадлежит от рождения, — сказала Ровена. — То же самое относится и к леди. Я хочу быть достойной называться леди, мистер Пакстон. Но, увы, у меня, кажется, плохо получается.

Взглянув на нее, он заметил озорные огоньки в серых глазах.

— Мне кажется, мисс Риверстоун, вы напрашиваетесь на комплименты. И я воспользуюсь этим, чтобы сказать, что мир стал бы лучше, если бы в нем было больше таких леди, как вы. — Тем временем они подошли к боковой двери, спрятавшейся за благоухающими розовыми кустами в полном цвету. — Благодаря вам этот вечер оказался не только приятным, но и интересным.

Он сказал это таким серьезным тоном, что Ровена удивленно взглянула на него и, как показалось, слегка покраснела.

— Спасибо. Я хотела бы сказать то же самое о вас.

Они остановились возле двери, и Ноуэл заглянул ей в глаза пытливым взглядом, словно пытаясь разглядеть ее тайны — потому что тайны у нее, несомненно, были. А ее проницательный взгляд тем временем угрожал разгадать его собственные планы. Ему вновь, причем еще сильнее, захотелось рассказать ей обо всем.

— Мисс Риверстоун… Ровена, — пробормотал он.

Она едва заметно склонилась в его сторону, явно желая расслышать то, что он был намерен сказать. Оказавшись между двумя соблазнами, он выбрал наименее опасный из них. Не отрывая взгляда от ее глаз, Ноуэл наклонился и положил ладонь на ее затылок. Глаза девушки, окаймленные густыми ресницами, закрылись. Он прижался губами к ее губам.

Ноуэл был намерен всего лишь прикоснуться к ее губам — легонько поцеловать, чтобы смутить ее и вывести из равновесия. Но, почувствовав, как нежны и податливы ее губы, он захотел попробовать, каковы они на вкус, добиться большего…

Тихо вздохнув, она закинула руки ему на плечи и прижалась к нему. Ее ответный поцелуй был невинным, неопытным и оттого еще более сладким. Он был в восторге, что оказался первым мужчиной, который пробудил чувственность у серьезной мисс Риверстоун.

Поддерживая рукой ее спину, Ноуэл еще крепче прижал ее к себе, игриво прикасаясь языком к ее губам и заставляя их раскрыться. Кто мог бы подумать, что она окажется так хороша на вкус? Ему хотелось…

Ровена вдруг резко отстранилась от него.

— О-ох! Я… я… Спокойной ночи, сэр. — Повернувшись, она помчалась к боковой двери и скрылась за ней.

Ноуэл смотрел ей вслед и думал, что, наверное, даже к лучшему, что она прервала этот изумительный поцелуй. Потому что в противном случае он наверняка поднялся бы с ней наверх… а связывать себя такого рода обязательствами он был отнюдь не готов.

Ровена поднялась по черной лестнице прямо в свою комнату. Может быть, мистер Пакстон сошел с ума? Или это у нее помутился рассудок? Что, черт возьми, только что произошло?

— Мисс? С вами все в порядке? — спросила Матильда, появляясь из гардеробной.

Ровена неуверенно улыбнулась и покачала головой:

— Разумеется, все в порядке. Я устала и сбежала сюда, пока леди Хардвик не заставила меня остаться внизу. Расстегни крючки на моем платье, с остальным я справлюсь сама. Уверена, что тебе, как и мне, хочется поскорее лечь в постель.

Пока служанка помогала ей раздеться, Ровена пыталась обуздать распалившееся воображение. В конце концов это был всего лишь поцелуй. Разве она не читала, что мужчины не придают особого значения таким вещам? Это был один-единственный поцелуй, который не должен давать пищу всяким романтическим фантазиям. Наверное, она что-то такое сказала или сделала, что дало мистеру Пакстону повод подумать, что она напрашивается на подобный знак внимания, и он всего лишь решил любезно удовлетворить ее просьбу.

Однако так из любезности не целуют!

— Спасибо, Матильда! Спокойной ночи.

Ровена, переодевшись в пеньюар, покачала головой. Но разве может она отличить поцелуй из любезности от страстного поцелуя, если никогда не испытывала ни того, ни другого? Возможно, он хотел поцеловать ее из любезности, а она попыталась превратить этот поцелуй во что-то другое. Что он теперь о ней подумает? Щеки у Ровены вспыхнули от смущения. Он, наверное, сразу же заметил, насколько она неопытна. Может, он до сих пор потешается, вспоминая ее?

Ровена не знала, что и подумать. Она действительно очень устала, но теперь ее тело словно проснулось, охваченное незнакомыми желаниями. Она медленно улеглась в постель и заново пережила все великолепные ощущения, пока сон не сморил ее.

Было позднее утро, когда Ровена проснулась — полностью отдохнувшая, если не считать легкой боли в мышцах от непривычных физических упражнений прошлой ночи.

— Доброе утро, мисс, — приветствовала ее, входя в комнату, Матильда. — Или, вернее, добрый день. Уже полдень, но я не осмелилась будить вас, зная, что вы очень поздно легли.

— Спасибо тебе за это. Завтрак я, наверное, пропустила?

— Откуда мне знать, мисс. — Служанка пожала плечами. — Но я могу принести вам поднос с едой сюда, если хотите.

— Не надо. Я спущусь вниз. — Ровене очень хотелось вновь увидеть мистера Пакстона, хотя было немного страшновато. Что, если он будет теперь вести себя с ней по-другому? И следует ли ей относиться к нему иначе?

Пока Ровена спала, были доставлены еще два дневных и одно вечернее платье. Девушка надела желтое платье, отделанное зеленым рюшем по вороту и манжетам. Не желая ждать Франческу, она попросила Матильду заколоть сзади волосы, распустив локоны по плечам.

— Вы выглядите прелесть как хорошо, мисс, — сказала служанка, и Ровена не могла не согласиться с ней. И почему она всю свою жизнь избегала ярких тонов? Поскольку гостей в это время, видимо, не было, она надела очки.

Возле двери в столовую она столкнулась с Перл и мистером Пакстоном.

— Добрый день, соня, — с улыбкой приветствовала ее подруга. — Мистер Пакстон, видимо, не шутил, когда сказал, что ты вчера с ног валилась от усталости. По правде говоря, я считаю, что ты держалась молодцом для своего первого бала. Насколько помню, после своего первого бала я проспала до двух часов дня.

Ровена, остро ощущая на себе взгляд Ноуэла, улыбнулась Перл.

— Но тебе тогда было всего шестнадцать лет, тогда как мне сейчас значительно больше. Я, наверное, должна гордиться своей выносливостью.

— Ты говоришь это, словно престарелая тетушка, — рассмеялась Перл. — Поскольку мы с тобой ровесницы, я могу воспринять это как оскорбление.

— О вас обеих можно сказать лишь, что вы молоды и полны жизни, — галантно сказал мистер Пакстон. — Вы восстановили силы после вчерашних упражнений, мисс Риверстоун?

Вопрос был вполне невинный, но что-то в его тоне и глазах заставило Ровену покраснеть.

— Да, благодарю вас. Вернее, я восстановлю силы после того, как немного поем. Надеюсь…

— На сервировочном столике масса еды, — сказала Перл. — Я так и думала, что ты будешь голодна, когда встанешь. А теперь прошу извинить меня. Мне нужно дать кое-какие указания дворецкому относительно сегодняшней карточной игры.

— А мне нужно выйти по делам, — сказал мистер Пакстон с явным сожалением. Но Ровена старалась не придавать слишком большого значения интонациям.

— Как ваши успехи в розыске Святого? — спросила она, чтобы напомнить самой себе, насколько существенно расходятся их мнения в этом вопросе, а не для того, чтобы действительно узнать, как продвигаются дела.

Ноуэл уставился на нее цепким взглядом:

— Дело продвигается медленно. Но почему вы спрашиваете? Вы что-нибудь слышали?

— Я? Конечно, нет, — быстро ответила она и тут же подумала, что из-за столь поспешного ответа ему может показаться, что она что-то скрывает. Хотя Ровена и впрямь кое-что скрывала. Однако это относилось скорее к эмоциям, чем к фактам. Усилием воли она постаралась придать своему лицу выражение невинной заинтересованности.

Ноуэл довольно долго и с задумчивым видом глядел на нее, потом едва заметно пожал плечами:

— Я знаю, что вы не одобряете моего задания, мисс Риверстоун, однако надеюсь, что если вы услышите что-нибудь… необычное, то скажете мне.

Ровена не стала бы обещать ничего такого, что поспособствовало бы поимке Святого, но не могла устоять против умоляющего взгляда светло-карих глаз.

— Я действительно ничего не слышала, мистер Пакстон, и едва ли услышу. Но если вдруг произойдет что-нибудь такое, что меня встревожит, я непременно дам вам знать.

— Спасибо. Именно на это я и надеялся.

И снова выражение лица Пакстона придало его словам особое значение, и она поняла, что ее обещание подразумевало гораздо большее, чем какие-то новые сведения о Святом. Тем не менее ей не хотелось отказываться от обещания. Независимо от того, согласны вы или не согласны с принципами мистера Пакстона, было в нем нечто такое, что вызывало доверие.

— Вы оба можете хоть целый день смотреть друг на друга мечтательными глазами, а у меня масса дел, и я должна идти, — сказала Перл.

Поняв, что она слишком пристально уставилась на мистера Пакстона, Ровена опустила глаза.

— Я тоже ухожу по делам. Но вечером, конечно, буду здесь.

Он ушел, Перл тоже, а Ровена осталась, чтобы позавтракать в одиночестве и поразмыслить над всем, что происходит.

Чтобы отвлечься, она взяла экземпляр «Политикал реджистер», который, не дочитав, оставила вчера в столовой. Она ушла с головой в чтение передовицы о несправедливостях, которые вынуждены терпеть фабричные рабочие на севере страны. Услышав позади какой-то шум, девушка прервала чтение и увидела входящего в столовую мистера Пакстона.

— Я решил выпить еще чашечку кофе, — объяснил свое появление Ноуэл и кивком головы приказал слуге принести кофе. — Что вы читаете? — Он вернулся в надежде поговорить с ней с глазу на глаз и был очень доволен, увидев у нее в руках газету.

Ровена хотела было спрятать ее, но передумала и, гордо вздернув подбородок, посмотрела ему прямо в глаза.

— «Политикал реджистер». Вы знаете эту газету?

— Конечно. Не могу сказать, что я всегда согласен с тем, что в ней пишут, но почитать об этом бывает интересно. — Он уселся за стол напротив нее. По молчаливому согласию оба делали вид, будто вчерашнего поцелуя вовсе не было.

Ровена немного расслабилась.

— И я так думаю. Мистер Коббет и его сотрудники умеют добраться до самой сути несправедливости и лицемерия, поразивших Англию.

— Однако, — сказал Ноуэл, отхлебывая кофе, — некоторые из этих авторов предпочитают прятаться за псевдонимами или инициалами. Разве это само по себе не является лицемерием?

В ее глазах неожиданно промелькнула тревога.

Значит, она все-таки что-то знает!

— Разве можно их в этом винить, сэр, если даже самого Коббета однажды обвинили в подстрекательстве к мятежу вместе с такими знаменитостями, как братья Хант?

— Братья Хант проявили неблагоразумие, открыто критикуя принца-регента. Я склонен считать, что заключение их в тюрьму было со стороны регента излишне суровой мерой, в результате чего он выставил себя полным дураком. Однако Коббет и некоторые другие…

— Разоблачение несправедливости — это не подстрекательство, — с горячностью заявила Ровена. — И если анонимность статей позволяет довести правду до сознания широкой публики, то мне она кажется вполне оправданной.

Наверное, ее горячность объясняется тем, что она, как сестра, защищает братца? У Ноуэла участился пульс: он почувствовал, что вот-вот получит подтверждение своим догадкам.

— Можно подумать, что вы лично заинтересованы в том, чтобы сохранить анонимность этих писателей, — сказал он, пристально наблюдая за ее реакцией.

Девушка встревожилась:

— Почему вы так говорите?

— Вы с большой страстью бросились на их защиту, — пояснил он. Ему вдруг совершенно неуместно вспомнилось, какая страстность обнаружилась в ней вчера — и могла бы проявиться в разных других обстоятельствах. Но он поспешил выбросить из головы эти мысли.

— Я… я разделяю мнения некоторых из этих авторов, поэтому в какой-то степени проявляю личную заинтересованность.

Похоже, что она была возбуждена больше, чем того заслуживала обсуждаемая тема. Пакстон вдруг подумал, что Ровена, наверное, тоже вспомнила вчерашний поцелуй.

— У вас нет ни малейших подозрений, кто мог бы быть одним из этих писателей? Меня особенно интересует один из них… он подписывает свои очерки «Мистер Р.».

Девушка судорожно глотнула воздух, однако потом сделала глубокий вдох и посмотрела Ноуэлу прямо в глаза:

— Боюсь, что я почти не обращаю внимания на то, кем подписаны очерки, мистер Пакстон. Не напомните ли вы, о чем именно пишет этот автор?

— Обычные демагогические высказывания о пороках класса землевладельцев, об участи бедных фермеров, о плохом состоянии работных домов и все такое прочее. — Он умышленно говорил в пренебрежительном тоне, надеясь, что она бросится на защиту писателя — и, возможно, нечаянно о чем-нибудь проговорится.

— Демагогические высказывания? Эти очерки основываются на глубоких исследованиях и отличаются логикой изложения материала. По крайней мере мне так показалось.

Ноуэл с трудом удержался от торжествующей улыбки:

— А-а, значит, вы все-таки знаете этого очеркиста?

Поняв, что попалась, она покраснела до корней волос. Однако он не мог не восхититься тем, как гордо она подняла голову и попыталась овладеть собой.

— Я считаю, что это относится почти ко всем очеркистам, за одним-двумя исключениями.

— Ну конечно, — сказал он таким тоном, что Ровена должна была понять, что одурачить его ей не удалось. — Если говорить конкретнее, то в одном из таких очерков, появившихся один-два месяца назад, автор вставал на защиту Святого из Севен-Дайалса как борца за интересы простого человека. Это, разумеется, не могло не привлечь моего внимания.

Фактически именно этот очерк убедил Ноуэла, что Святой и автор могли оказаться одним и тем же лицом.

— Он писал о необходимости перераспределения богатства, — продолжал Ноуэл, — и настойчиво проводил мысль о том, что если об этом не позаботится парламент, то народ должен поддержать усилия таких независимых реформаторов, как Святой. То, что он говорил, было очень убедительно и, как вы понимаете, отнюдь не облегчало мою работу и не способствовало ее популярности.

Девушка слегка пожала плечами, положив в рот кусочек яйца-пашот, которое к тому времени совсем остыло.

— Вам уже известно мое мнение по этому вопросу, мистер Пакстон. Следовательно, вас не должно удивлять, что я симпатизирую этому очеркисту.

— И все же я считаю, что прятаться за инициалами — трусость, — заявил он, с удовлетворением заметив, как она вздрогнула. — Если человек имеет столь твердые убеждения, то о них следует заявить открыто.

— Возможно, у некоторых авторов есть и другие причины не раскрывать свое имя, — сказала она. — Что, если человек надеется осуществить изменения. Пользуясь традиционными каналами, тогда как сам убеждает широкие массы, используя для этого совсем другие средства? — Ровена указала рукой на газету, которую держал Ноуэл. — И если бы стало известно, что это один и тот же человек, то и те, и другие каналы оказались бы менее эффективными.

— Но что, если официальная политика, которую проводит человек, в корне отличается от его личной точки зрения? Вы наверняка не смогли бы простить ему лицемерие! — Пакстон знал, что сэр Нельсон был приверженцем консервативных тори, как и его отец. Если бы дело обстояло иначе, он никогда бы не смог занять такого высокого положения в министерстве внутренних дел.

Девушка скептически взглянула на собеседника поверх очков:

— Согласна. Такого человека, наверное, можно было бы назвать лицемером, но я подобных людей не знаю.

Он и не предполагал, что она окажется таким крепким орешком. Оставив вопрос о таинственном очеркисте, он решил применить другую тактику.

— Скажите мне, мисс Риверстоун, ваш брат участвовал в военных действиях?

— Нельсон? — Она, кажется, искренне удивилась такому вопросу, но, возможно, просто не ожидала столь резкого изменения темы разговора. — Наверное, «сражался на войне» — слишком сильно сказано, но Нельсон действительно короткое время был в армии. А почему вы спрашиваете?

Пакстон пропустил ее вопрос мимо ушей:

— В каком качестве? И в каких войсках?

— В 52-м пехотном стрелковом батальоне, но почти сразу же по приезде во Францию был ранен. Он несколько месяцев провалялся в полевом лазарете, а потом его отправили домой.

— Когда это было? — продолжал выспрашивать Ноуэл, забыв в своем стремлении получить информацию о правилах хорошего тона.

— Он вернулся весной 1814 года, за несколько месяцев до смерти отца.

Итак, сэр Нельсон находился во Франции, когда Епископ передавал информацию Наполеону. Он не мог быть при Ватерлоо, однако, возможно…

— Мистер Пакстон? — окликнула Ровена, встревожено глядя на Ноуэла.

Ну что ж, неудивительно, что она так разволновалась. Теперь он был почти уверен в том, что епископ и сэр Нельсон — одно и то же лицо. И все же ему хотелось прогнать тревогу из ее глаз — хотя бы вечером.

— Я просто хотел сказать, что человека, который добровольно пошел в армию, можно было бы обвинить в лицемерии, если бы он принялся критиковать войну. Но я, конечно, не утверждаю, что так поступил ваш брат.

Ровена с сомнением поглядела на него — и неудивительно. Он и сам понимал, что его объяснения получаются весьма неубедительными. Залпом допив оставшийся кофе, Ноуэл поднялся из-за стола.

— Теперь мне действительно пора идти, но я благодарю вас за этот разговор, мисс Риверстоун.

— Да. Конечно, к вашим услугам, — рассеянно пробормотала девушка, видимо, поглощенная своими мыслями.

Когда Пакстон выходил из столовой, ему пришло в голову, что он поступил неумно, слишком раскрыв перед ней свои карты. Она чрезвычайно умна, и даже если пока не поняла, как увязать между собой все его вопросы, то скоро поймет. Придется как-нибудь сбить ее с толку, заставив думать о том, что у него были другие побудительные мотивы. В противном случае его жизнь может оказаться под угрозой.

Ноуэлу не хотелось верить, что мисс Риверстоун может намеренно подвергнуть его риску. Но если она ничего не знала о предательской деятельности своего брата и о том, как опасен может быть этот человек, ей не придет в голову предупредить его. Она не будет знать, что на карту поставлена жизнь Ноуэла.

А что, если она знала?..

Решительно выкинув из головы все мысли о мисс Риверстоун, Ноуэл вышел из дома в надежде, что расследование, которое он намеревался провести, подтвердит его догадки, не оставив ни тени сомнения.

Ровена в полном смятении смотрела вслед удаляющемуся Пакстону. Что он такое затевает? Было абсолютно ясно, что он пытается выудить у нее какие-то сведения, но какие именно, она не имела понятия.

Сначала ей показалось, что Пакстон «вычислил» ее как очеркиста «Мистера Р.». Но затем стало ясно, что он считает, будто очерки написаны мужчиной. Причем он назвал ее доводы «убедительными», с гордостью вспомнила она.

Потом брови ее нахмурились. Но что за странные расспросы о службе Нельсона в армии? Так называемые объяснения мистера Пакстона ничего не объясняли. Неужели ему и впрямь могло прийти в голову, что Нельсон — или «Мистер Р.» — это и есть Святой из Севен-Дайалса? Или все трое были одним и тем же человеком? Это же полный абсурд.

Ровена вспомнила, как он почти заставил ее дать обещание, когда уходил из столовой в первый раз. Да, он, должно быть, думает, что она обладает какой-то информацией о Святом, а это означает, что он, видимо, подозревает Нельсона.

Сама мысль о том, что Нельсон пишет очерки или выступает в роли Святого, была настолько абсурдной, что она чуть было не рассмеялась вслух.

Конечно, он в два счета узнает, что Нельсон находился в деревне, когда Святой прошлой зимой активно действовал в Лондоне, но сама она не видела необходимости рассеивать смехотворные подозрения мистера Пакстона. Пока он будет гоняться за Нельсоном, он не будет преследовать настоящего Святого, кем бы он ни был.