Пакстон пристально взглянул в лицо девушке, пытаясь уловить малейшие признаки лжи. Но он их не заметил. Зато заметил другое: ее плащ насквозь промок и она дрожит.

— Может быть, продолжим допрос в помещении? — предложила Ровена, стуча зубами.

Он поморгал, пытаясь отвлечь свои мысли, которые потекли в нежелательном направлении.

— Разумеется. Извини. — Ноуэл говорил автоматически, все еще не в силах переварить полученную информацию. — Проводить тебя в Хардвик-Холл?

Ровена бросила взгляд на особняк, стоявший по другую сторону улицы.

— Наверное. Но нам придется войти через боковую дверь. Я через нее вышла из дома, и никто об этом не знает. По крайней мере, я на это надеюсь.

Желая скрыть от Ровены противоречивые чувства, которые одолевали его, Ноуэл кивнул и подал ей руку.

— Не объяснишь ли мне, почему ты так настойчиво пытался установить личность Мистера Р.? — спросила она, когда они выходили из парка. — Мне показалось, что ты предполагал, будто Мистер Р. и Святой — одно и то же лицо, хотя я не понимаю, почему ты пришел к такому выводу.

Значит, Ровена все-таки ничего не знала о предательстве Ричардса. Возможно ли, что она действительно написала все эти очерки? Это могло бы объяснить, почему она так взволновалась, когда он затронул эту тему вскоре после их знакомства. Одно время он предполагал, что Мистер Р. — это ее брат и что именно этим объясняется ее реакция: она вела себя так, как будто это касается ее лично.

С большим облегчением Пакстон вспомнил, что Ровена впервые встретилась с Ричардсом накануне этого разговора и в его присутствии. Тогда она и Ричардс не могли поговорить с глазу на глаз. Хотя Ровена восхищалась работами Ричардса, никакого личного интереса она в это не вкладывала.

В таком случае она, должно быть, говорит правду. А это означает, что он так же далек от поимки Черного Епископа, как и несколько недель тому назад. Или нет? Она теперь лучше знакома с Ричардсом. И способна помочь ему.

Пакстон взглянул на свою спутницу и увидел, что она все еще смотрит на него вопросительным взглядом. Ведь он так и не ответил на ее вопрос.

— Почему ты так расстроился, узнав, что это я написала эти очерки? — спросила она. — Почему ты придаешь им такое значение?

Ноуэл неожиданно принял решение, причем решение это начальство явно не одобрило бы.

— Я занимаюсь расследованием дела, значительно более важного и опасного, чем дело Святого из Севен-Дайалса, — сказал он. — Мистер Р. был одним из подозреваемых, а теперь оказалось, что я шел по ложному следу.

— Так, значит, ты все-таки не верил, что мистер Ричардс является Святым? Ты подозревал его в чем-то другом? В чем-то… худшем?

Ноуэл ответил только тогда, когда они перешли на другую сторону Пиккадилли. Он помог ей перебраться через грязную канаву и, взяв за плечи, развернул к себе лицом. Глядя ей в глаза, он сказал:

— Обещаешь не говорить об этом никому, особенно Ричардсу?

Несмотря на смятение, в котором она пребывала, несмотря на то, что он ее напугал, Ровена не могла не верить этому человеку. Под проливным дождем его рыжевато-каштановые волосы облепили голову, придав ему какой-то беззащитный вид, хотя светло-карие глаза упорно сверлили ее взглядом, как будто он старался прочесть ее мысли.

Девушка молча кивнула.

— У меня есть основания считать, что Ричардс предатель, — сказал он. — Если я прав, то он очень опасен. За долгие годы этот человек, чтобы уберечься от разоблачения, убил немало людей.

— За долгие годы? — едва слышно повторила Ровена. — Мистер Ричардс предатель? Убийца? Ты хочешь сказать, что это было во время войны?

Пакстон кивнул:

— Он действовал как двойной агент, выдавая британские секреты Франции. Хотя мне известно только о тех людях, которых он предумышленно убил, его действия косвенным образом стали причиной смерти бесчисленного количества других людей. До недавнего времени мы считали, что предатель погиб при Ватерлоо. Теперь знаем, что это не так и что он продолжает орудовать здесь, в Лондоне.

Ровена, кажется, не могла понять того, что он говорил. Кто это «мы»? Чем на самом деле занимался Ноуэл во время войны? И что делает здесь, в Лондоне? Наверняка не выслеживает Святого из Севен-Дайалса, как она думала прежде.

— Но какое отношение это имеет к моим очеркам? Почему ты решил, что Мистер Р. может быть предателем? Мои статьи могут вызвать споры, но их едва ли можно назвать предательскими.

— Идем в дом, и я попытаюсь все объяснить. — Взяв Ровену за руку, Пакстон повел ее к боковому входу в Хардвик-Холл.

Ровене казалось, что от всего сказанного мир зашатался и готов рухнуть, но она не могла игнорировать радостное волнение, охватившее ее при прикосновении Ноуэла. Она сжала его руку. Рука об руку они обогнули садик и вышли на покрытую гравием дорожку, ведущую к той двери, возле которой он впервые поцеловал ее.

— Никто не видел, как я уходила, — сказала Ровена, прогоняя нахлынувшие воспоминания. — Надеюсь, никто не заметит и моего возвращения. Перл засыплет меня вопросами, на которые мне будет очень трудно ответить, не обманув твоего доверия и не разоблачив себя как Мистера Р.

Ноуэл кивнул. Приложив палец к губам, он подошел к двери и приложил к ней ухо.

— Я слышу голоса. Если мы сейчас войдем, нас увидят. Попробуем проникнуть через дверь, выходящую на террасу.

Она поднялась вслед за ним по широким ступеням, ведущим к двустворчатой застекленной двери в бальный зал. Он попробовал повернуть ручку, но дверь была заперта. Ровена досадливо закусила губу, оглядываясь вокруг в поисках какого-нибудь другого пути, но Ноуэл, отпустив ее руку, присел на корточки перед дверью.

Она с удивлением наблюдала, как он вытащил из кармана плаща какую-то проволочку, вставил ее в замочную скважину, повернул ручку и без труда открыл дверь.

— Тихо! — прошептал он.

Она искоса взглянула на Ноуэла, но ничего не сказала и следом за ним пересекла бальный зал. Конечно, кто-нибудь обязательно заметит мокрые следы, которые они оставили за собой, но с этим уже ничего не поделаешь. На другом конце зала он остановился и прислушался, потом, взяв ее за руку, вывел в коридор, ведущий к главной лестнице.

Ровена понимала, что это самая рискованная часть пути, потому что здесь их мог заметить кто-нибудь из слуг или даже сама Перл. Но им повезло, и они, никого не встретив, добрались до верхнего коридора.

— Твоя комната или моя? — тихо спросил Ноуэл, и впервые с их неожиданной встречи в парке Ровена заметила в его взгляде нежность.

Она судорожно глотнула воздух.

— Я отослала свою служанку, но Матильда может вернуться в любое время, если уже не вернулась.

— В любом случае тебе надо просушить одежду. Если служанка вернулась, она поможет тебе переодеться, а потом мы поговорим. А если не вернулась…

— Подожди минутку, — прошептала Ровена, вдруг занервничав. Она подошла к двери своей комнаты, а Ноуэл, не закончив фразы, прошел дальше по коридору.

В комнате Ровены никого не было. Она сняла плащ, повесила его сушиться, потом собрала полную смену одежды. Боясь, что Пакстон уйдет, если она будет слишком долго отсутствовать, Ровена снова вышла в коридор, убеждая себя, что не хочет давать ему шанса избежать ответа на вопрос о том, каким образом Мистер Р. оказался втянутым в его расследование.

Он все еще ждал перед дверью в свою комнату.

— Матильда еще не вернулась, — тихо сказала Ровена.

— Но может вернуться в любой момент?

Она кивнула.

— В таком случае я предлагаю поговорить в моей комнате, потому что Кемпа я отправил до вечера. — Говоря это, он открыл дверь.

Ровена помедлила, взглянув на платье и нижнее белье, которое держала в руках.

— Ты можешь переодеться за ширмой, — сказал Ноуэл, как будто прочитав ее мысли. — Обещаю не подглядывать.

Чувствуя себя глупо из-за этого неожиданного приступа жеманства, Ровена вошла в его комнату. Комната была почти такой же, как и отведенная ей, но декорирована в бежевых и коричневых тонах, тогда как в ее комнате преобладал зеленый и белый. Ширмочка, за которой можно было переодеться, стояла в том же углу, что и у нее в комнате. Однако прежде чем скрыться за ней, Ровена снова повернулась к Ноуэлу.

— Скажи мне, другие тоже считают мои очерки работой предателя? — Ноуэл сказал в разговоре «мы». Значит, в расследовании участвуют и другие люди.

Он покачал головой и улыбнулся:

— Я говорил о своем подозрении только одному человеку, своему начальнику в министерстве иностранных дел, и он отнесся к этому весьма скептически. Не бойся, никаких неприятностей с властями из-за статей у тебя не будет.

— Но почему… — начала она.

— Сначала переоденься, — сказал Пакстон и снова взял девушку за руку. — У тебя пальцы холодные как лед.

— У тебя тоже, — заметила она, глядя на их сомкнутые пальцы. — Ты, должно быть, дольше, чем я, пробыл под дождем, поджидая предателя. — Ровена накрыла его пальцы другой рукой и нежно пожала их.

— Мы могли бы согреть друг друга, — пробормотал он низким и неожиданно охрипшим голосом.

С удивлением взглянув на Ноуэла, Ровена заметила, что глаза у него загорелись, а лицо выражало неприкрытое чувственное влечение, пробудившее в ней ответное желание, которое она старательно сдерживала в течение двух последних дней.

— Да, — прошептала она, наверное, смогли бы.

Когда девушка поняла, что этот человек вовсе не пытался лишить лондонских бедняков помощи Святого из Севен-Дайалса, это прогнало у нее последние сомнения относительно Ноуэла, хотя и до этого она уже привязалась к нему всем сердцем.

Пакстон поцеловал Ровену — сначала нежно, потом страстно. Крепко обнял ее, но им мешала мокрая одежда.

— Нам все-таки не мешало бы переодеться, — сказала девушка, неуверенно улыбнувшись. — Ты поможешь мне расстегнуть крючки на спине?

— Ну конечно. — Глаза его горели, он улыбнулся многообещающей улыбкой, от которой у нее перехватило дыхание. — Повернись.

Ровена подчинилась, словно во сне. Действуя нежно, но уверенно, Ноуэл принялся расстегивать сверху вниз ряд маленьких крючков, на которые застегивалось платье. Прикосновение воздуха к влажной коже заставило ее вздрогнуть, и он, прижав Ровену к себе, поцеловал в шею.

— Я ведь сказал, что согрею тебя, не так ли? — тихо спросил он.

Тепло поцелуя, его прикосновения быстро согрели ее. Она повернулась, чтобы ему было удобно целовать ее в губы. И Ноуэл нежно поцеловал ее, в то время как его пальцы продвигались вниз по спине.

На этот раз Ровена не обманывала себя и не делала вид, будто находится в его объятиях исключительно ради благородной цели спасения Святого или лондонских бедняков. Нет, она была с ним, потому что хотела этого, потому что он был нужен ей, чтобы заполнить ноющую пустоту в душе, о существовании которого она раньше даже не подозревала.

Пригладив его влажные волосы, Ровена попыталась снять с него мокрый плащ, в то время как Ноуэл снимал с нее платье.

При виде пистолета, засунутого за пояс его брюк, у Ровены округлились глаза. Однако она не стала задавать лишних вопросов и, воспользовавшись моментом, стянула с себя платье, которое упало на пол.

Теперь, когда на ней остались только рубашка и чулки, она снова вздрогнула от холода. Ноуэл сразу же обнял ее, согревая теплом своего тела.

— Может быть, ты предпочтешь одеяло? — тихо спросил он, прижавшись губами к ее виску.

— Нет, — шепнула она в ответ. — Я уверена, что ты сумеешь согреть меня.

— Только согреть тебя? — Он отстранился от нее и заглянул в глаза.

Она покачала головой:

— Я полностью доверяю тебе. — Сказав это, Ровена поняла, что это правда и что очень важно, чтобы он это знал. — Ты единственный человек на свете, который знает мою тайну.

— Не пожалею жизни, чтобы сохранить ее. И не пожалею жизни, чтобы защитить тебя.

Несмотря на радостное возбуждение, в которое привели ее его слова, девушка почувствовала что-то похожее на страх.

— Значит, я в опасности? (Если Ноуэл был готов рисковать жизнью, чтобы защитить ее…) А ты? — добавила она, не дав ему ответить на первый вопрос. Она скорее умрет сама, чем позволит ему умереть, защищая ее.

Он провел ладонями по ее голым предплечьям, согревая их, и лишь потом ответил:

— Я тоже доверил тебе тайну, Ровена, — опасную тайну. Пока никому не известно, что ты ее знаешь, ты находишься в относительной безопасности.

— Ты не ответил на мой второй вопрос, — сказала она и, подняв руку, ласково провела по чистой линии его подбородка, наслаждаясь прикосновениями к едва заметной щетине.

— Не знаю. Надеюсь, что нет, — ответил он.

— Выкладывай правду. Ведь ты сказал, что доверяешь мне, — напомнила она.

Ноуэл кивнул:

— Не могу отрицать, что я преследую сейчас очень опасного человека, который не задумываясь убьет меня, если решит, что это поможет ему избежать правосудия. Мне просто надо постараться не дать ему такой возможности.

Ей стало страшно, но Ровена тем не менее предпочитала знать все.

— Спасибо, — сказала Ровена. — Теперь, когда я узнала, что поставлено на карту, буду осторожнее. — У нее сорвался голос. — Я ни за что на свете не подвергну тебя риску.

Это прозвучало будто признание в чувствах, и, когда Ноуэл замер, она подумала, что, возможно, высказалась слишком уж откровенно.

Но он крепко прижал Ровену к себе и зарылся лицом в ее волосы.

— Ровена, моя дорогая, ты и представить себе не можешь, как много это значит для меня. — Голос его звучал несколько глуховато, но окрашивающие его эмоции согревали ее больше, чем его объятия.

Ноуэлу казалось, что, ворвись к ним в этот момент Черный Епископ и нанеси ему смертельный удар, он умер бы счастливейшим человеком на свете. Ровена его любит и полностью доверяет. А сам он никогда не думал, что сможет полюбить так сильно. И мысль о том, что он может поставить ее жизнь под угрозу, была невыносима.

Пакстон снова поцеловал девушку, пытаясь передать через губы все, что чувствует. Ее плечи покрылись гусиной кожей, и он понял, что Ровена все еще не согрелась.

— Минутку! — сказал он и, взяв с постели одеяло, накинул его ей на плечи и, ухватившись за концы, снова привлек ее к себе. — Так-то лучше. Плохой я защитник, если на меня и в этом нельзя положиться.

Закинув руки за его спину, она взялась за концы одеяла, и они оба оказались завернутыми в него.

— Я ведь тоже связала себя обязательством, — небрежно заметила она.

— Вот как, Решена? — переспросил он, заглядывая ей в глаза.

Она покраснела, но взгляд не отвела и кивнула головой.

Ноуэл почувствовал настоятельную потребность как можно скорее назвать ее полностью своей, приковать ее к себе такими прочными цепями, которые не смогла бы разорвать даже смерть.

— Я люблю тебя, Ровена. Ты будешь моей? — спросил он, пораженный тем, как дрожит его голос. — Полностью моей?

— Да, — прошептала она, глядя на него с таким доверием и обожанием, что его плоть немедленно отреагировала и напряглась. — Прошу тебя.

— Разве можно отказать в такой вежливой просьбе? — Ноуэл старался говорить игриво, пытаясь скрыть свои чувства, которые его почти пугали. Придерживая одеяло, он повел ее к кровати. — Сначала давай избавимся от нашей остальной мокрой одежды.

Присев на край кровати, Ноуэл стащил с ног окончательно испорченные сапоги, радуясь тому, что Кемп не принадлежит к числу тех привередливых камердинеров, которые устраивают истерику по такому поводу. Потом повернулся к сидящей рядом Ровене.

— Твои туфельки тоже промокли… и чулки, — заметил он. — Позволь мне помочь…

Присев на корточки, он одну за другой снял с нее туфли. Взяв в руки одну холодную ножку, он подивился тому, что она такая маленькая и изящная.

— А теперь снимем чулки, — сказал он, почувствовав, как в предвкушении учащенно забилось сердце. Его руки скользнули вверх, нащупав выше колена верхний край чулок. Она не протестовала, только глаза у нее округлились. Поразившись гладкости ее кожи, Ноуэл медленно снял с ее ног мокрые чулки. Он заметил, как Ровена судорожно глотнула воздух и затаила дыхание.

Пакстон снова взял в руку одну из ее ног, теперь освобожденную от чулка, и осторожно потер ее пальцы, пытаясь согреть их. Она поежилась, и он улыбнулся:

— Боишься щекотки?

— Немного, — призналась девушка и покраснела еще сильнее.

Не сводя с нее глаз, он отпустил ее ногу и расстегнул сорочку и брюки. Поднявшись на ноги, быстро сбросил их с себя и снова сел рядом. Ровена была все еще завернута в одеяло, и Ноуэл запустил под него руки, чтобы развязать ленточки на ее рубашке.

— Хорошо, что на тебе нет корсета, — заметил он, наслаждаясь нежностью ее кожи. Потом взял в руки одну грудь Ровены, восхитившись безупречностью ее формы.

— Я думала, что вернусь через полчаса, поэтому не стала надевать корсет… — Девушка прерывисто дышала, но в ее голосе не было ни страха, ни настороженности.

Развязав последнюю ленточку, Ноуэл спустил вниз рубашку. Ровена чуть-чуть передернула плечами, чтобы помочь ему, и это едва заметное движение чуть не свело его с ума. Ноуэлу хотелось овладеть ею сию же минуту, однако он понимал, что должен держать себя в руках, чтобы не испугать ее или не причинить боли. У него, конечно, были женщины, однако девственницы — никогда. Наверное, это будет нечто совершенно особое.

Наконец рубашка Ровены присоединилась к остальной мокрой одежде, лежащей кучей на полу. Как и два дня тому назад, он сначала насладился видом ее соблазнительного тела, не вполне веря тому, что она готова подарить ему это великолепие. Ноуэл был польщен, он испытывал благоговение — и жаждал немедленно показать, на что способен.

Одеяло соскользнуло с плеч девушки на кровать, и он осторожно уложил ее поверх него.

— Я постараюсь не причинить тебе боли.

— Я верю тебе.

— А я верю, что ты скажешь, если захочешь, чтобы я остановился.

Ровена улыбнулась невероятно соблазнительной для столь невинной особы улыбкой:

— Обещаю, но только ты этого от меня не дождешься.

Преисполненный решимости сделать предстоящее событие чем-то особенным не только для себя, но и для нее, Ноуэл улегся рядом, не спеша поцеловал ее в губы, легонько проведя рукой от плеча вниз, потом снова вверх по животу и между грудями.

Она прижалась к нему всем телом, молча требуя большего, и он удовлетворил ее желание. Его рука задержалась на груди, лаская и поддразнивая ее, заставляя желать его так же отчаянно, как он желал ее. Прижавшись к нему еще теснее, она побуждала его продолжать.

Ноуэл ввел в игру губы. Проложив поцелуями дорожку по шее, он добрался до груди и обласкал языком сосок. Тихо охнув от наслаждения, Ровена чуть переместила тело, и он, прикоснувшись предельно напряженным членом к ее мягкой плоти, едва удержался от немедленных дальнейших действий.

Его рука скользнула по животу вниз, и пальцы погрузились в заросли кудряшек, отыскав самое сокровенное, самое чувствительное местечко. Девушка застонала, бессвязно умоляя не останавливаться. Он перенес вес тела на предплечья и, вновь завладев ее губами, с трудом удержал дальнейшее вторжение, остановившись на стыке ее бедер.

— Ты станешь моей, Ровена, — пробормотал он. — Моей навсегда. Если у тебя есть возражения, скажи об этом сейчас, пока не поздно.