— И помню я, о боже святый, помню все, точно было вчера. Раз утром иду я, а мой приятель орудует, лежа под своей машиной, тут словно что толкнуло меня, говорю ему: «Дейв, выбирайся-ка из-под машины, поговорим о Господе нашем Иисусе». А он: «Нет, Билли, недосуг мне, чиню машину, сперва надо дело закончить». Тогда не стал я его лишним словом прерывать, пошел себе дальше, но только квартала два прошел, не больше, как позади раздался страшный звук, обернулся и побежал. И вижу: соскользнул корпус с домкрата, придавило моего друга Дейва. Не ведал он того, друзья мои, что, когда говорил со мной, ДО ВЕЧНОСТИ ЕМУ ОСТАВАЛСЯ ОДИН МИГ!
Вот он! Всего лишь миг до вечности. Задумайтесь, друзья мои, как задумался и я тогда. Я скорбел по Дейву, но и тяжесть легла на мою душу. И я говорил себе: «Билли Карстерс, какой же ты христианин, если не хватило у тебя упорства спасти своего друга. Что б тебе сказать тогда: „Дейв! Выбирайся из-под машины, я должен СООБЩИТЬ ТЕБЕ НЕЧТО, ОТ ЧЕГО ЗАВИСИТ ВСЯ ТВОЯ ЖИЗНЬ!“ Если бы я так сказал тогда, мой друг остался бы жив, более того, он бы ДВАЖДЫ РОДИЛСЯ В СВОЕЙ ВЕРЕ В ГОСПОДА!
Но он мертв. Мертв потому, что не послушался меня. И он в аду, потому что не послушал меня, и погиб во веки веков, потому что не стал слушать, потому что Я НЕ СТАЛ УБЕЖДАТЬ ЕГО!!! Так погиб он и не познал Господа перед смертью своей.
И в том есть мой грех, друзья мои! МОЙ! Мой глас был тих, он не дошел до моего друга Дейва. Как и глас миллионов дважды рожденных христиан Америки. Их слова должны звучать громче, доходчивей, тверже, ибо наша страна СКАТЫВАЕТСЯ В ГЕЕННУ ОГНЕННУЮ!
Пример должно брать с Иисуса, вечного нашего учителя. Из собственного промаха я извлек урок, друзья мои, из собственного греха. И вот ТЕПЕРЬ Я ГОВОРЮ С ВАМИ ВО ВЕСЬ ГОЛОС! Искупаю перед Всевышним грех свой, как он велит мне. Я говорю всем вам, где бы вы ни были, всем тем, кто пребывает в безмятежных снах, я говорю вам: «ПРОСНИСЬ, АМЕРИКА! Проснись и оглянись вокруг! Поглядите, что стало с нашей родной страной. Я ГОВОРЮ О КОММУНИСТАХ В КОНГРЕССЕ! О ГОМОСЕКСУАЛИСТАХ В НАШИХ УНИВЕРСИТЕТАХ! О КОРРУПЦИИ ПРОФСОЮЗОВ, О РАЗЛОЖЕНЦАХ И ДЕГРАДАНТАХ В ПРАВИТЕЛЬСТВЕ!
Но, друзья мои, в наших силах положить этому конец. Мы можем повернуть Америку вспять! У власти в нашей стране слишком долго находятся всякие сторонники аборта, женской эмансипации, всякие либералы-социалисты.
И в том наша вина. Мы все в ответе! Мы сами выпустили страну из-под своего контроля. Это мы отдали Америку в руки детоубийц и извращенцев! МЫ ОТДАЛИ ИМ НАШУ АМЕРИКУ!
Но мы должны вернуть ее себе. Надо сражаться за нашу Америку так же, как мы сражались за нее более двух столетий тому назад.
ИМЕННО СЕЙЧАС! Сейчас я сражаюсь за Америку. И веду эту борьбу теперь из Вашингтона, используя самое наше грозное оружие. СЛОВО ГОСПОДНЕ! СВЯЩЕННОЕ ПИСАНИЕ БОЖЬЕ! СЛОВО И ЗАКОН БОЖИЙ, ДРУЗЬЯ МОИ! Божий закон — вот единственная справедливость, единый суд для всех, и его одного да убоится человек. Фонд «Пробудись, Америка» верует в эту истину, друзья мои. Будем жить ею изо дня в день, и мы победим, славя Господа!
Но нам не победить без вас, без ваших молитв, возносимых богу нашему. Нам не одолеть врага в одиночку. Повсюду вокруг рассеяно зло, друзья мои, и, верьте, самое зло таится именно здесь, в Вашингтоне. И если вы готовы помочь, ваши дела не пройдут даром, вы поможете всей нашей стране? нашему Господу, СЕБЕ САМИМ!
Итак, если веруете вы, что ради спасения Америки надо бороться, если веруете, что Америку стоит спасать, направляйте свои пожертвования. Шлите их по адресу: Фонд «Пробудись, Америка». Почтовый ящик восемь семь два нуля, Вашингтон, округ Колумбия». Не медлите! Отправляйте!
Не уподобляйтесь другу моему Дейву. Не откладывайте на потом… ДО ВЕЧНОСТИ ВСЕГО ОДИН МИГ!!!
Чем больше слушал его Филип, тем менее правдоподобным казалось ему, что именно Билли Карстерс, смехотворный проповедник, примитивный маклер, который то мечет громы и молнии, то жалостливо выклянчивает гроши у радиослушателей, может стоять за «Десятым крестовым». Даже если бы он обладал достаточными средствами для финансирования какой-нибудь организации, того же «Крестового», все равно для роли вдохновителя у него явно не хватает ни фантазии, ни мозгов. Изощренность методики, с которой столкнулся Филип, явно превосходила любые возможные помыслы Билли Карстерса.
С другой стороны, именно такие, как Билли, привели к власти Рейгана и его правительство. Чтобы раздавать брошюрки и клепать афишки, особого ума не надо, было бы рук побольше. При Никсоне никто, например, и знать-то не знал Джесса Хелмса[22], сенатора-республиканца из Каролины, а те, кто знал, всерьез не принимали, посмеивались, как над жалким фигляром, подобием Джо Маккарти. Однако в 1981 году журнал «Тайм» стал публиковать о нем серьезные статьи, провозглашая Хелмса лидером, движущей силой неоконсервативной верхушки. Та же метаморфоза произошла и с Джерри Фолуэллом, дешевым проповедником из городка Линчберг в штате Виргиния, именовавшим себя «горланом-баптистом». Еще в 1975 году его имя едва упоминалось в связи с деятельностью евангелистов. Орэл Робертс, Рекс Хамберд[23] и даже такие новички-евангелисты, как Джим Бэккер со своей программой «Хвала Господу», и то были более популярны и собирали больше средств, чем Фолуэлл. Однако всего через четыре года, в 1979-м, Фолуэлл взлетел на самую верхотуру, заделался наинепримиримейшим, наихристианнейшим деятелем с телеаудиторией в восемнадцать миллионов, с такими воротилами за спиной, как Джордж Гилдер, экономист-консерватор, а также Ричард Вигери[24] и Джон Долан, «самая страшная личность из правительственных консультантов». Теперь «Моральное большинство» Фолуэлла стало понятием нарицательным, и даже журнал «Пентхаус» взял у Фолуэлла интервью.
Ну что ж, все может быть, размышлял про себя Филип. Пусть Джон Долан внушает страх, а хитрый политик Вигери мастерски выколачивает средства, но ведь ни того, ни другого обаятельной личностью не назовешь. В этом-то и собака зарыта. Фолуэлла, Робисона[25] и Шуллера с его «Хрустальным храмом» объединяет одно: подвешен язык, умеют убеждать среднего, падкого до эмоций американца. Сам Фолуэлл, как бы он себя ни возносил, полное ничтожество. Он посажен на трон, а за троном ему нашептывают, незримо присутствуя, всякие вигери, доланы, гилдеры. То, что Фолуэлл простодушно именует властью, те считают обыкновенной помпой, стечением обстоятельств. Миром правят не короли, а те, кто возводит их на престол.
Выходит, круг замкнулся? Сара Логан утверждает, что крупнейшие евангелические организации, чьи приходы разбросаны по всему свету, имеют связь с ЦРУ. С ума можно сойти!
К рассвету Филип находился уже в самом центре Юты, мимо проносились долины, складчатые взгорья. Проехав Грин-Ривер, наскоро позавтракал на стоянке грузовиков, опрокинув для бодрости три пластиковые чашечки кофе, и поспешил дальше. Слава богу, с лучами восходящего солнца постепенно растаял в эфире занудный голос Билли Карстерса, а к тому времени, как Филип подъезжал к Национальному лесному заповеднику «Фишлейк», заткнулся и Фолуэлл; теперь монотонный голос диктора излагал новости о последних вылазках «Бригады дьявола», яркого образчика американского терроризма.
Очередная операция «Бригады» и на этот раз носила комбинированный характер: четыре группы орудовали в разных концах страны. Во всех четырех случаях жертвами оказались жители маленьких провинциальных городков — Ганнибала в штате Иллинойс. Айронвуда в штате Висконсин, Санбери в штате Пенсильвания и Браунинга в штате Айдахо. Преступления совершены по единому образцу, вне сомнения, по единой, разработанной кем-то модели. Террористы врывались в дома, связывали жителей, завязывали им глаза и увозили подальше от дома. В каждом случае мужчинам перерезались ахиллесовы сухожилия, чтоб не могли тронуться с места, после чего насиловали женщин, глумились над ними, потом убивали. Затем Принимались за детей: девочек насиловали, глумились над ними, так же, как над матерями, мальчиков кастрировали, после этого всех детей убивали. Все эти зверства производились на глазах у мужчин, которых после всего, снова завязав глаза, возвращали по домам. Каждому оставляли записку, отпечатанную на серой бумажке: «ОТ РУК „БРИГАДЫ ДЬЯВОЛА“ НЕ СКРЫТЬСЯ НИКОМУ!»
Из четырех оставшихся в живых лишь двое оказались способными дать показания. Налетчики одеты в черные штаны и черные рубашки, поверх легкие черные нейлоновые куртки с ярко-красной эмблемой — черепом на груди слева. Черные вязаные маски на лицах, как у горнолыжников.
Лишь только выяснилось, продолжал диктор, что преступления идентичны, к расследованию подключилось ФБР, однако сотрудникам Бюро пока не удалось узнать ничего определенного ни о масштабах организации, ни о том, кто именно в ней состоит. Пока Филип, огибая город Солт-Лейк-Сити и покидая Юту, выезжал магистралью «Юнайтед-Стейтс-50» в штат Невада, преступления «Бригады дьявола» обретали все больший и больший резонанс по всей стране. Чудовищные зверства вытеснили как будто всю прочую информацию из общенационального радиовещания, и сколько ни крутил Филип ручку приемника, радиостанции Юты, Невады, Калифорнии распространялись только на эту тему, возмущенные голоса наполнили душный салон микроавтобуса. Все высказывались за решительные действия, чтоб призвать «Бригаду дьявола» к ответу, приводили в пример случай, когда террористская группа «Освободительная армия симбионистов» похитила девочку Пэтти Херст. Полиция действовала дружно, и почти всех молодчиков арестовали, что единодушно и предлагалось сделать с членами «Бригады дьявола». Позвольте, подключались телефонные голоса из министерства юстиции, сначала ведь надо обнаружить преступников! Вот в чем проблема.
По роду своих занятий Филип сталкивался с преступлениями террористов. Он видел, как взрывались подложенные в автомобили бомбы в Ирландии, снимал в Ливане воздушных бандитов, видел, сидя в сайгонской пиццерии на углу площади Пагоды, как десятилетний мальчишка прислонил к окну кафе велосипед, в котором оказалась взрывчатка, и вместе с шестью американскими солдатами убило одиннадцать мирных жителей. Но зверства «Бригады» вселяли особый страх, ведь это происходит не где-то там, за десятки тысяч миль от родины, в чьем-то дворе, а здесь, в Соединенных Штатах!
Действия «Бригады», несомненно, производят эффект на людей. Ведь именно через массовый страх терроризм осуществляет свои политические и социальные цели. Подобную же тактику использовали Чингисхан, Адольф Гитлер, тысячи других и до и после. Даже решение Гарри Трумэна сбросить атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки по сути являлось актом терроризма, хотя многие в то время, за исключением приверженцев классического ведения войн, находили оправдание этой акции. «Бригада дьявола», как и ее предшественники, группа «Баадер-Майнхоф» в ФРГ и итальянские «Красные бригады», выбрала самый устрашающий прием из всего арсенала терроризма — они бьют не выбирая цели, наугад. ФБР, блуждая в поисках мотива преступления или связи между разрозненными налетами, неизбежно зайдет в тупик, ибо злодеяния «Бригады» беспрецедентны, следовательно, предотвратить их невозможно. Подкидывая записки с предупреждением, будто никто не спасется, преступники цинично констатируют факт. Жертвы ими выбираются вслепую, без всякой причины, уничтожаются без всякой жалости. Страшнее всего, думал Филип, что этими похищениями, насилиями, убийствами дело не исчерпывается; это лишь начало, увертюра к разгулу насилия, которые, несомненно, впереди.
Бесконечный пересказ подробностей, эпизодов убийств действовал на него угнетающе, сильнее, чем речи Билли Карстерса. Филип попросту выключил приемник и оставшиеся три часа ехал в тишине среди покрытых выжженой травой склонов и долин центральной Невады, среди изнурительного зноя, под слепящим солнцем, страдая от головной боли, вызванной избытком выпитого кофе.
Наконец впереди возникли очертания города Рино. Вечерело, солнце, сплющившись в оранжевый овал, лило спокойный свет, падая за западные вершины Сьерра-Невады, один за одним вспыхивали огни неоновой галактики, высвечивая вечер желтыми, красными, зелеными искрами.
Как ни вымотался Филип, все же о предосторожностях он не забыл. Он ехал на угнанной машине, и, надо полагать, люди из лагеря «Зубчатая вершина» уже заявили об угоне. Предусмотрительно снизив скорость, он свернул на Виргиния-стрит с шос-се-80, переехал по мосту через Траки. Дважды останавливался, справлялся, в том ли направлении едет, наконец очутился в гостинице «Холидэй» на Милл-стрит. Развернулся, снова вырулил на Виргиния-стрит, проехал здание местного суда, поставил свой микроавтобус на свободное место стоянки перед гостиницей и казино «Пионер». Светящийся вестибюль распахнут, в бесконечную, размером с футбольное поле, даль рядами уходят игорные автоматы. Сотни людей, в вечерних туалетах, и в смокингах, и в шортах, и в маечках с открытой спиной, тянут на себя длинные хромированные ручки, ждут результата, снова тянут, снова ждут: непрекращающийся грохот и клацанье, напоминавшее бряцание каторжных цепей.
Бросив микроавтобус, Филип, едва волоча ноги от усталости, пошел пешком по Виргиния-стрит к Милл-стрит, к гостинице. Портье за конторкой с подозрением покосился на него, однако, заметив в руках Филипа карточку «Америкэн Экспресс», которую тот извлек из ботинка еще в Юте на заправочной станции, портье повеселел, и дело пошло своим чередом. Направляясь в сопровождении коридорного в свой номер, Филип мысленно благодарил бога, что в этот момент по телевизору в холле крутили рекламные ролики для показа за рубежом: в роскошный отель «Ритц» вселяются какие-то оборванцы-лесорубы в ковбойках.
Едва коридорный ушел, Филип тотчас повалился на постель, взялся за трубку, позвонил вниз. Спросил, в каком номере остановилась Сара Логан, попросил соединить. Подождал до двенадцатого гудка, повесил трубку, решив позвонить попозже.
Охая, с трудом содрал одежду с затекшего от непрерывного сидения почти двадцать часов за рулем тела, поплелся под душ. Долго стоял, поклевывая носом, под потоком воды, предоставив водяным струям смывать с себя бремя недавних мытарств. Чуть промокнув влажное тело, вернулся в комнату, выключил по дороге свет. Откинул покрывало и рухнул на прохладную простыню. Едва коснувшись подушки, забылся сном.
Филип рывком поднялся с подушки, вмиг проснувшись — весь в холодном поту. Волосы прилипли на уши, во рту пересохло. Моргая со сна, снова опустился на кровать, повернул голову, взглянул на мерцавший циферблат радиобудильника. Три часа ночи. Повернулся на бок, пошарил в карманах брюк, ища сигареты. Нашел, закурил, затягиваясь и одновременно зевая. Молча лежал, выпуская к потолку едва различимые в темноте облачка дыма, все пытаясь понять, что же разбудило его. Смутно вспомнился сон: он на каком-то пляже, где черный песок, на песке — повсюду загорелые тела, на берег набегает кроваво-красная волна. Попытался напрячь память, но ничего не шло на ум. Тогда он решил не вспоминать, не напрягаться — после двухдневного пребывания в «Зубчатой вершине» всякая чертовщина может присниться, хоть Эрик, прошивающий пулеметом гладь озера Эри…
Но что-то подсказывало Филипу: причиной пробуждения не был сон! Будто что кольнуло его — он перевернулся, нащупал телефон, напрягая глаза в темноте, набрал номер оператора, попросил соединить с номером Сары. Прождал двенадцать гудков и еще двенадцать; тревога приступом накатила на него, словно чесотка, от которой не отмахнешься. Прижимая трубку к уху, Филип вслушивался в гудки, снова взглянул на часы. Какого дьявола, чем можно заниматься в три ночи? Не похоже, чтоб ее потянуло к азартным играм или к запою.
Филип повесил трубку, загасил окурок сигареты в стеклянную пепельницу у телефонного аппарата, снова закурил. Что-то не так. Если бы нашла чего, непременно оставила бы ему у портье записку.
Сгибая колени, Филип рывком сел; посидел, превозмогая легкое головокружение. Проспав часов шесть, острой усталости он уже не ощущал.
Номер Сары пятьсот четырнадцатый, на этом же этаже. Филип почесал подбородок, жесткая щетина отозвалась скрежетом. А если Сары в номере нет? Филип встал, начал натягивать на себя одежду, неприятно пахнувшую потом. Еще денек, и можно привести себя в порядок. С сигаретой в зубах он пошел к двери, распахнул. Коридор ударил в глаза закатной багровостью ковра, бушующей в свете флюоресцентных ламп. Филип заморгал, ослепленный, шагнул вперед, в стерильную чистоту коридора. Он двинулся по ковру, дошел до номера Сары. На ручке картонка:
«Прошу не беспокоить!» Филип постучал, озираясь по сторонам: пока никого. За дверью было тихо. Он снова постучал, чуть погромче; подождал. Молчание. Взялся за ручку, она свободно повернулась у него в руке. Еще раз оглядев коридор, Филип крутанул ручку до отказа и скользнул внутрь. В номере темно, свет проникал лишь с улицы через огромное окно в самой глубине. За стеклом на противоположном берегу Траки подмигивали рекламы казино. Мерно гудел кондиционер, создавая прохладу.
Филип щелкнул выключателем, и ночной Рино исчез, вместо него в стекле возникло собственное отражение Филипа. В номере никого не было. Широкая кровать, столик, кресла, письменный стол, стул, шкафчик с ящиками. Стандартный, безликий номер. Кровать застелена; либо не ложились, либо горничная застелила.
Филип заметил на столе какие-то бумаги и открытый телефонный справочник, подошел, присел за стол. С любопытством принялся разглядывать фотокопии, с ходу поняв, что именно разыскивала Сара. Они все имели отношение к местным предприятиям, обозначавшимся сокращением НСС. Еще туго соображая спросонок, Филип вглядывался в бумаги, стараясь определить, что именно и в какой из них привлекло особый Сарин интерес. Никаких зацепок. Филип покосился в телефонный справочник и тут ясно на белом листе увидел подчеркнутое: «Невада. Спецкурс самозащиты». Подчеркнуто с силой, шарик прорвал бумагу. Адрес — Вторая Восточная авеню.
Филип в раздумье откинулся на спинку кресла. «Невада. Спецкурс самозащиты»; значит, Сара обнаружила нечто, заставившее ее предположить, что это та самая НСС из бумаг «Десятого крестового». Но почему в такой час она не у себя в номере? Напрашивался вывод: Сара отважилась на безрассудство, отправилась куда-то, не исключено, решив взять на себя расследование этой НСС. Как другим советовать насчет предосторожности, тут она мастак… Тревога подсказывала Филипу, что сама Сара подобные советы на свой счет не принимала.
— Ах ты, черт! — вырвалось у него.
Он снова взялся за фотокопии. Нашел информацию о корпорации «Невада. Спецкурс самозащиты», стал внимательно ее изучать, стремясь понять что же толкнуло Сару на риск. Бумаг было мало.
Пара с описанием корпоративного состава компании и пара с краткой информацией о появлении в Рино нового предприятия. Филип прочел, что НСС представляет собой службу обеспечения сохранности жизни, что она предоставляет для частных лиц и групп курсы по овладению приемами борьбы, оружием, ориентированием, техникой виртуозного вождения автомобиля, работают инструкторы с опытом службы в армии или в полиции.
Филип отложил бумажки, взялся за сигарету. Вот она, связь. Он убедился лично в лагере «Зубчатая вершина», что запасы у «Десятого крестового» немалые и НСС может быть идеальной ширмой для прикрытия военно-тренировочной базы. Филип старался не думать, для какой цели «Десятому крестовому» понадобилась такая база, об этом после. Еще раз проглядел бумажки, чтоб найти хоть какой-нибудь намек на месторасположение лагеря ННС, но ничего, кроме адреса в Рино, не обнаружил.
Тут вспомнилось: заместителем начальника пресс-бюро в Сайгоне был некогда Саймон Адлер. В отличие от большинства, занимающих подобные посты, Саймон не считал для себя зазорным отправляться на передовую, вместо того чтобы торчать в кабинете. Надо признать, особого труда это не составляло — бои частенько гремели рядом, рукой подать. Но надо отдать Саймону должное — от своих подчиненных он не отставал. С Филипом у них быстро завязалась дружба, продолжавшаяся и после войны.
После всего происходящего с ним бреда, который, как казалось Филипу, длился уже целую вечность, голос Саймона, как искра здравого смысла, словно отрезвил, долетая из другого конца страны, из Нью-Йорка, ночного корпункта Ассошиэйтед Пресс.
— Филип? Какого дьявола тебя занесло в Рино? — Вследствие ярой приверженности к сигарам «Мюриэл», шерри-пилюлям от кашля и джину «Бифитер» старый журналист хрипел в трубку, будто горло давило петлей.
— Да вот, фотографирую, туристов обслуживаю, — отозвался Филип.
— Как же, как же! — хмыкнул Саймон. Филип даже представил себе его желтозубый оскал. — Скажи еще на свадьбах работаешь! — Он умолк, приступ кашля, подобно предсмертной агонии монстра из фильма пятидесятых, сотряс его. В Сайгоне все держали пари, отчего быстрее загнется Адлер, от пули вьетконговца или от рака легких?
— Давай выкладывай! Если ты и правда в Рино, у вас там часа четыре ночи. Что побудило тебя забыть про сладостный сон?
— Помнишь, ты пару месяцев назад готовил материал по организациям обеспечения жизни?
— Еще бы! Помнится, компания такая есть, «Домик в горах», «Обеспечим ваше существование до самого Судного дня!», такой у них вроде девиз.
— Вот-вот!
— И что же?
— Тебе не попадалась информация о корпорации под названием «Невада. Спецкурс самозащиты»?
Некоторое время Саймон молчал, наконец отозвался:
— Нет… сразу что-то не припоминаю. Не беда! Погоди-ка, я свяжусь через компьютер. — До Филипа донеслось явное чирканье спички и едва слышное причмокивание: это Саймон раскуривал свою «мюриэл». В трубке что-то жужжало, позвякивало в такт бормотанию кондиционера за спиной у Филипа.
— Ну что? — не выдержал Филип, прождав минут пять.
— Погоди! — рявкнул Саймон с сигарой во рту. Снова потянулось молчание, но вот в трубке послышался кашель и сиплый голос сказал:
— Значит, так… Вот сведения из картотеки нашего малого из Лос-Анджелеса. Не густо, правда… Этот материал в прессе так и не использовался. Между тем весьма занятно…
— В каком смысле?
— Тут фотограф один. Работал внештатно на «Нэшнл джеогрэфик». Исчез пару месяцев назад. Как раз в тех местах, где база этого НСС.
— А где это?
— Указано только местечко Тонопа, — сказал Саймон. — Видимо, заброшенная военно-воздушная база. Говорит тебе что-нибудь?
— Не шибко… Это все?
— Вроде все. Лагерь этой НСС находился где-то между Юкка-Уэллс и Тонопой. Фотографа нашли в пустынной местности, в двадцати милях от Юкка-Уэллс; затем тело передано следственной экспертизе того же городка.
— От чего умер?
— От змеиного укуса. Указано, трижды куснула в руку. Может, в яму свалился или еще чего…
— Ваш сотрудник не связывает смерть фотографа с этим НСС, нет?
— Нет. Материал попал к нему только потому, что он занимается этим регионом. — Саймон помолчал. — А почему ты спрашиваешь? Сам, что ли, связываешь?
— Нет…
— А что у тебя там за дело? Может, если подберется материалец про этих «защитников», и для меня сгодится?
— Если что попадется, дам знать, — пообещал Филип. Он поблагодарил Саймона и повесил трубку. Поднялся с кресла, позевывая.
— Где же этот чертов Юкка-Уэллс находится? — пробормотал он, обводя взглядом номер Сары. Фыркнул. Да шут с ним, с Юкка-Уэллсом, надо сперва позавтракать! Филип вышел, оставив в номере все как было; погасил свет, кондиционер продолжал бормотать печальным баском в тишине.
Глава 14
Хезер Фокскрофт сидела в углу холодной, мрачной комнаты и пыталась, сконцентрировав внимание на коричневом насекомом, ползущем по необъятной поверхности цементного пола, отогнать от себя воспоминания. Изо всех сил она старалась окаменеть, отключиться, но вот уже поднималась из глубины нервная дрожь, а ползущий таракан отвлекал все меньше и меньше. Как можно думать о том, что есть, — настоящее замкнуто стенами этой серой комнаты; мысли о будущем внушали ужас. Оставалось единственное — вспоминать…
Она сидит, скрестив ноги, на широком плоском камне и как завороженная смотрит с вершины горы на величественное святилище Бодхнатх. Вокруг огромной белой башни-ступы[26], расчерченные аккуратными бороздами расстилаются темно-зеленой гладью поля и тянутся до самых стен Катманду, который в миле отсюда. А еще выше — выше храма, выше города, выше склона, где сидит Хезер, — горы, словно громадные, воздетые к небу, припорошенные снегом кулаки, высоченная обитель невидимых богов.
Откуда-то, возможно, из недр ступы, слышится звук ритуального барабана, его перекрывает гонг, звон которого разносится эхом по чашевидной низине, летит до самых Гималаев. Хезер слушает, и под мерный бой барабана губы шепчут, как молитву, то последнее, что еще наполнено смыслом:
— Я Хезер Фокскрофт. Мой отец генерал Фокскрофт, я дочь генерала Фокскрофта. Мне двадцать лет, я нахожусь в Катманду, это конец моих странствий.
Вот и весь ритуал. Но страх не проходит. Хезер старается отрешиться от мыслей, как учил Гуру в ашраме[27] на Фрик-стрит: освободись от того, что есть в тебе, пусть небо и горы, и земля под ногами войдут в тебя, станут тобой. Пусть охватят твою плоть и воплотятся в ней. Забудь, кто ты…
Но горы и небо оставались горами и небом. Вместо внутренней пустоты и покоя Хезер чувствовала, как поднимается изнутри нежное тепло и как ноет что-то глубоко — так бывало всегда, когда она думала о Филипе. Он далеко, на том конце света, но стоит ей вспомнить о нем, как воспоминания овладевают ею с такой силой, что с их напором не справиться даже ледяным великанам Гималаям, хотя они гораздо ближе, рукой подать.
Стоит ей только пожелать — и Филип снова рядом, и он заполняет ее целиком. Ей слаще эта реальная боль, эта атака чувств, чем созерцательные мысли о горах. И значит вера, которую она так искала, ей ни к чему. И значит все эти годы, все ее скитания — все напрасно. Но разве мыслимо признать, что столько времени прошло даром, что ее поиск истины — лишь бегство от прошлого, больше ничего? Это ужасно, ужасно!
Хезер плакала, слезы струились по щекам. Всю ее жизнь, весь мир, в котором она жила, наполняет эгоизм, вот и сейчас он правит ею! Ей хочется любить Филипа, ничего больше; но разве можно позволить себе такое, когда столько судеб вокруг и столько несчастья?
Ей немало пришлось повидать. И парижских нищих, жмущихся от холода к вентиляционным решеткам метро, и слепых детей, сидящих на корточках среди рыночной грязи Марракеша[28], старика, еле волокущего ноги, скрючившегося в три погибели под непомерным грузом, гамаля-носилыцика на мосту Галета в Стамбуле, оборванца курильщика опиума в луже собственной блевотины на дороге в Пешавар. Невыносимо…
Горы молчат, не дают ответа, и Хезер захотелось умереть или вернуться домой, как далеко бы дом ни был.
Сара не сводила глаз с молодой женщины напротив: та сидела, скрестив ноги, прямо на цементном полу глухой комнаты с высоким потолком, где, кроме них двоих, никого нет. Взгляд женщины был устремлен вверх, к единственной яркой трубочке флуоресцентного света на потолке. Сара смотрела, не в силах оторвать взгляда от ее странного лица. Уже несколько часов женщина сидела не двигаясь, широко открытыми глазами уставившись в одну точку. Сара решила: либо это шизофренический ступор, либо беспамятство после дозы наркотика. Что бы это ни было, женщина не осознавала, ни где она находится, ни то, что Сара с завистью смотрит на нее.
После того, что рассказывал Филип, Сара была убеждена: неподвижная женщина перед ней — Хезер Фокскрофт. Отсюда понятно ее любопытство. Даже в полубредовом состоянии, с остановившимся взглядом, Хезер поражала странной, какой-то загадочной привлекательностью. Синяя с белым форма «Крестового»; но даже этой невыразительной одежде не удавалось скрыть гибкости и упругости тела Хезер. Филип говорил, что она занималась хореографией…
Сара поймала себя на том, что, думая о Филипе и Хезер, испытывает нечто похожее на ревность. «Что за бабская натура! — нахмурилась, рассердившись на себя, Сара. — В камере сижу, а мне все неймется!».
— Ты мне все карты спутала! — проговорила Сара, глядя на Хезер. — Теперь не одной придется выбираться, а совершать героическое усилие, чтоб и тебя вытянуть вдобавок. Это нечестно!
Но сидевшая в углу женщина с остановившимся взглядом не реагировала.
Сара встала, подошла к единственной двери, широкой, массивной, обитой грубым листом жести. То место, где раньше находилась ручка, закрыто такой же жестяной пластиной, наспех прибитой дюжиной гвоздей с широкими шляпками. В горле у Сары сжалось. Читать про кошмары заточения даже забавно, однако, когда сталкиваешься в жизни — тут уж не до смеха… Сара вернулась в свой угол напротив Хезер, снова опустилась на пол, оперлась спиной о шершавую бетонную стену. Попыталась оценить, что происходит, выстраивая в уме события таким образом, чтоб уяснить и перспективу.
Что было после того, как ее втянули в собственный номер гостиницы «Холидэй», она почти не помнила. Помнилось только, потом ее откуда-то вытаскивали, куда-то снова сажали, ехали опять. Еще: очнувшись в пути, в какой-то момент она сообразила, что машина сворачивает на проселок. Когда дверца распахнулась, Сара увидела, что приехали на какую-то военную базу. Смутно плыли перед глазами большие строения типа ангаров, ряды облезлых казарм и допотопные сборные домишки, обитые гофрированной жестью. Лучше всего запомнился дом, куда ее повели, значит, к тому времени действие дурмана почти прошло. Ее «тюрьма» была окружена высокой изгородью-сеткой, поверх которой, с заворотом внутрь дворика, шел тройной ряд колючей проволоки. Само блочное одноэтажное здание, изогнутое в виде буквы L, походило на фабричку. Старая рассохшаяся входная дверь, стекло в оконце разбито. Внутри так же обшарпано и убого, как снаружи. Стены голые, бетонные, такой же пол; пахнет сыростью и плесенью.