Нащупал ногой нижнюю ступеньку, начал подниматься. Левой рукой держался за узкие перила, правой, вытянутой перед собой в кромешной тьме, он страховал глаза, и так поднимался все выше, пока пальцы не уткнулись в гладкую поверхность двери. Остановился на верхней ступеньке, прислушался. Тихо. Слышно только его дыхание. Нащупал ручку; дрожа от страха, повернул. Дверь отворилась бесшумно, и он вступил в кухню Чарлза Тодда. Утопленный в потолке светильник горел холодным светом, заливая пустую кухоньку молочно-белым сиянием. Тодд явный сторонник функциональности; кухня являла некий симбиоз «Баухауз»
[44] и административного дизайна НАСА: столики вдоль стен с темно-коричневым пластиковым покрытием, сияют металлические ручки ящиков и дверец, кухонный комбайн, вмонтированная в стену высокочастотная электропечь, кофемолка «Браун» и сверкающая, ультрасовременная кофеварка-»экспрессо».
Осторожно прикрыв за собой дверь, Филип на цыпочках пошел по выложенному темно-синей плиткой полу к двери, ведущей из кухни в дом. За ней узкий коридор вел к парадному входу. Филип пошел вперед, заглядывая в комнаты, шедшие по правой стене. Столовая — длинная, узкая комната, массивный деревянный стол, полдюжины кожаных кресел с хромированной отделкой, на ослепительно белой стене тавризский ритуальный коврик. За столовой — маленькая квадратная гостиная с окнами на улицу, та же мебель, кожа, хром; на стене, судя по колориту, явно произведение Розенквиста. Судя по обстановке, Тодд человек умеренных вкусов, но не исключено, что не в хозяине дело, просто поработала рука декоратора.
Подойдя к лестнице в конце коридора, Филип взглянул на часы. Он уже восемь минут в доме, больше половины времени, отводимого Доком на операцию. Филип стал подниматься на второй этаж по ступенькам, покрытым толстым ковром, не без страха прикидывая, что, если сию минуту заявится Тодд, пути к отступлению уже не будет. Поднявшись, быстро оглядел все четыре комнаты, выходившие дверями в маленький холл. Две спальни, одна явно для гостей, ванная, кабинет. Филип шагнул прямо в кабинет, прикрыл дверь, зажег свет. Здесь!
Расположенный в глубине дома прямо над кухней, кабинет был мал и без окон. Три стены заставлены книжными шкафами от пола до потолка, на нижних полках одинаковые толстые пластиковые папки. Вдоль четвертой стороны, по обеим сторонам от двери рядами шкафчики для хранения документации. Посреди кабинета большой четырехугольный стол, на нем — серый компактный терминал с дисплеем, принтер, высокая стопка сложенных гармошкой оттисков. Перед терминалом удобное кресло. Вокруг безупречный порядок, в тишине слабо шелестел кондиционер. Филип сел в кресло и уставился на экран дисплея. В левом верхнем углу вспыхивал и гас огонек курсора. Поборником экономии Тодд явно не был: терминал не выключался, чтобы в любую минуту обращаться к его услугам. Это, в свою очередь, означало, что установка может иметь связь с компьютерами, принадлежавшими именно Тодду, а не какому-нибудь вычислительному центру.
— И что дальше? — вслух произнес Филип.
Машина фирмы ИБМ, той самой, с дисплеями которой ему иногда приходилось иметь дело в телеграфных агентствах и редакциях — отечественных и зарубежных. Филип прикрыл глаза, напряг память, стараясь собрать воедино все мизерные познания о работе с компьютером. Вырисовывалось что-то весьма смутное. Он открыл глаза, уставился на клавиатуру. Неуверенно потянулся, нажал клавишу «run»[45] с левой стороны. Огонек курсора пыхнул с легким треском и пошел писать.
«НАЗВАНИЕ ДОКУМЕНТА»
Филип набрал:
— «Десятый крестовый».
Никакой реакции. Он нажал клавишу «restore»[46], надпись на экране исчезла, и Филип начал с самого начала, на сей раз набрав: «Невада. Спецкурс самозащиты». Снова пусто. На лбу у Филипа выступил пот, ладони стали влажными. Он утер их о штаны. Смертельно хотелось курить. Времени в обрез! Что же, черт побери, надо делать? Осталось последнее. Он набрал:
«Иерихон». Ничего.
— Дьявол! — с яростью бросил он. Глянул на часы. Семнадцать минут прошло! Он нарушил основную заповедь Дока. И тут в памяти забрезжило: сидел как-то в кафе Нью-Йоркского отделения Ассошиэйтед Пресс, пил кофе с длинноногой девицей… разговор про компьютерную память, редактуру, печать… Филипу тогда казалось гораздо увлекательней умыкнуть куда-нибудь длинноногую, а не выслушивать ее познания об устройстве машин, на которых она работает. И все же что-то застряло в голове. Длинноногая говорила: когда надо вызвать что-то из машинной памяти, самое сложное — графически точное соответствие образцу изначального вопроса. Если в первый раз текст набирался с большой буквы, надо обязательно набирать и в дальнейшем с большой. Забудешь, в каком виде набиралось изначально, пиши пропало!
Филип стер свой вопрос, повторил, на сей раз набрав слово «Иерихон» с маленькой буквы. Безрезультатно. Ни к чему воспоминание о длинноногой не привело.
— Черт!
Филип откинулся на спинку кресла и тут заметил маленький белый листочек, свисавший с полки книжного шкафа за письменным столом: «нЕ ТОрОПиСь!»
Филип впился взглядом в надпись, спина напряглась. Надо пробовать! Снова нажал «enter»[47] и рискнул набрать: «иЕрихОн».
И тут, словно по волшебству, экран, очистившись, выдал ответ:
«А: Поднять документ.
Б: Пересмотр/Дополнение.
В: Постранично.
Г: Особые распоряжения.
Д: Выбор задания».
— Слава тебе господи! — прошептал Филип.
Он нажал «run», затем букву «А» — «Поднять документ». «Меню»[48] исчезло, и на маленьком экране начало возникать значение понятия «Иерихон»:
— ИЕРИХОН Обращение к первому общему собранию Комитета политических действий христианской Америки, КПДХА, состоявшемуся 8.12.82 во время работы летнего семинара института «Орел-один» в городе Эспен, штат Колорадо.
Присутствовали:
Дж. Стинбейкер / «Коалиция консерваторов-американцев за истину»
А. Кронен / Фонд «Пробудись, Америка»
Ч. Тодд / «Консультация Чарлза Тодда»
Дж. Шоу / Сенат США С. Келлер / «Фармацевтические товары Келлера» / «Орел-один»
Д. Фримен / «Невада. Спецкурс самозащиты»
Речь председателя собрания:
« — Джентльмены! Не могу не выразить удовлетворения при виде всех вас в этот день. За последние четыре года пройден немалый путь, и плодом нашего общего труда явилось создание КПДХА.
Не буду напоминать причины, сплотившие наши организации воедино, они нам всем хорошо известны. Вот уже двадцать лет наша страна переживает неуклонный кризис руководства, что ведет к финансовому и моральному застою. Так больше продолжаться не может, и вот в чем смысл нашего объединения. Мы стремимся возродить былую славу Америки, священную для каждого из нас, и мы уже преуспели в этом направлении, однако настало время действий мощных и решительных. Отныне, джентльмены, слов недостаточно! Если мы намерены возродить былую славу нашей родины, надо действовать твердо и не медля. Мы добились успехов, возведя Рейгана в Белый дом, но, как и все наши политические деятели, мистер Рейган, воспользовавшись дружеской поддержкой, отказался от старых друзей, они сделались ему не нужны. Да, джентльмены, нами пренебрегли, но мы не можем этого снести, иначе и мы погибнем вместе с тонущим кораблем.
К сегодняшнему дню все вопросы материально-технического снабжения находятся под нашим контролем. Благодаря заслугам мистера Кронена и мистера Фримена мы создали штабы «Десятого крестового» по всей стране и в особенности, как и было оговорено ранее, на Среднем Западе и в штатах центрального Юга. В каждом крупном городе у нас есть люди, наши отделения имеются в большинстве столиц штатов, нам оказывается поддержка практически на всех ступенях политической и административной лестницы. Деятельность мистера Тодда открыла перед нами новые, доселе неведомые возможности, давшие доступ к важным фигурам и в Вашингтоне, и в профсоюзах, и в деловых кругах страны. Опыта у нас достаточно, мы знаем, что либерала подвести к воде нетрудно, но для того, чтобы он стал пить, придется слегка заломить ему руки.
(Пауза)
Это, разумеется, шутка! За последнее время влияние христианских идей заметно возросло, в значительной мере благодаря телевидению. Противники кампании за разрешение аборта также оказали нам большую помощь. Но этого мало. Даже вместе с отцом Фолуэллом и его «Моральным большинством», с членами религиозного «круглого стола» и с сорока различными церковными организациями нашей страны нас все равно ничтожно мало. Вспомните слова нашего гимна «Вперед, воины Христа!» — в этом смысл, вот кем должны мы стать, солдатами своего отечества, отдать силы битве, которая всего лишь очередной шаг во всей нашей борьбе. Только на сей раз поле битвы — вся наша страна. Смешно, уподобляясь хиппи, расхаживать по улицам со знаменами и рассчитывать на успех. Наша сила в единстве взглядов. Посмотрите: все телевизионные каналы заполонили евреи-либералы, в крупных городах правят мэры-извращенцы, а в конгрессе обосновались коммунисты! Если мы хотим стать солдатами Христа, нам подобает и проявить себя как солдаты. Мы должны быть готовы драться за победу до последней капли крови, и МЫ ПОБЕДИМ, джентльмены, потому что это дело правое.
Но чтобы победить, нам нужен мощный толчок, то, что собрало бы всех верующих под единое знамя. Уже не время перебранок и разногласий. Господь есть Господь, он един, джентльмены, и слово его едино и ясно всем. Только либералы и коммунистишки пользуются политикой «разделяй и властвуй», нам негоже брать с них пример.
Отсюда план «Иерихон». Так называю я эту операцию. Под моим руководством мистер Фримен разработал тактику действий, большинство из вас уже наслышано об этом, однако после моего выступления, быть может, целесообразно познакомить с этим и остальных. Если мы справимся со своей задачей, можно принудить президента силой поддержать нас, и, честно говоря, не думаю, что это будет так уж сложно, ибо придется ему считаться с нами, признав политическую актуальность нашей программы, хотя бы в силу того, что у присутствующего здесь мистера Тодда имеются такие сведения о голливудском периоде биографии президента, что в сравнении с ним меркнут страсти, возникающие вокруг Чаппакидика[49].
Итак, пора закругляться. Попрошу вас вместе с Дейвом Фрименом ознакомиться с нашим совместно разработанным планом и собраться завтра, чтобы обсудить детали».
Текст выступления
Вход, данные для доп. инф. 2021/2025/3225/7684/8556/9997
Конец.
Филип набрал шифр дополнительной информации и с вниманием впился в экран, читая возникшие строки.
Уже через двадцать минут голова шла кругом. Не получив ни данных, излагавших детальный план «Иерихона», ни точного определения, что это значит, Филип обнаружил вместе с тем столько разных побочных сведений, что все его предчувствия насчет особой опасности, которую несет в себе «Десятый крестовый», полностью подтвердились. Он узнал, что «Десятый крестовый», уродливое подобие отрядов народного ополчения по всей территории Соединенных Штатов, возник с момента принятия плана «Иерихон».
Склады оружия имелись — в городе Шарлотсвилл, штат Виргиния; городе Тампа, во Флориде; в Сейнт-Луисе, штат Миссури; Спокейне, штат Вашингтон; в «Зубчатой вершине», штат Колорадо; в Хьюстоне, Техас. Если этот «Иерихон» будет осуществлен, тогда телексами немедленно оповестят все эти точки, что станет сигналом к раздаче и транспортировке оружия.
Но что же все-таки это — «Иерихон»? Информация на дисплее оказалась невнятной, то отсылка к другим файлам, то к сведениям, известным, по-видимому, узкому кругу лиц. Постоянные буквенные сокращения, слова-символы еще более путали Филипа. Ему удалось сделать несколько общих выводов.
Очевидно, что операция «Иерихон» должна произойти в Вашингтоне. Название столицы многократно возникало в связи с понятием «Иерихон», однако необычно, закавычено — «Вашингтон», словно недосказано… Обозначает что-то? Что?
Очевидно также, что организация «Невада. Спецкурс самозащиты» имеет отношение к операции «Иерихон», и, по всей видимости, не только как транспортная база для перебрасывания оружия. Филип нашел подробный перечень возможных способов, с учетом затрат времени на переброску оружия из арсенала в Шарлотсвилле в округ Колумбия, подсчет людской силы и транспортных средств. И еще неоднократно возникали слова «местонахождение цели», и поначалу Филип подумал, что, должно быть, этот «Иерихон» — оголтелый план убийства президента, однако вспомнил, как Келлер говорил о намерении заставить президента присоединиться. Если «цель» не президент, то кто же, что же?
В конце концов Филип решил, что это неважно. Не ему с его мозгами тратить время на разгадывание головоломки. Хватит и имеющегося перечня складов оружия и планов его переброски. К тому же среди этих данных есть ссылки на людей, подмятых под себя «Крестовым»; их, без сомнения, шантажировали тем же образом, что и отца Сары.
Филип нажал клавишу «end» , строки исчезли, после этого он возвратил изначальное «меню» услуг. Набрал «Г: Особые распоряжения», на экране возникло: «Печатать документ». Он включил принтер у пульта, ввел название документа, снова нажал «enter». В компьютере что-то щелкнуло, и принтер принялся печатать, шрифтовой диск с легким стуком заходил туда-сюда. Из принтера начала вытекать рулонами бумага, которую Филип аккуратно складывал по сгибам. Это заняло не более пяти минут; информация иссякла, Филип сложил стопку рядом с принтером, снова сел на пульт, попытался стереть все свои последние команды. Нельзя, чтобы Тодд, вернувшись, обнаружил на светящемся экране фрагменты программы «Иерихон».
Но стереть не получалось. И, сдавшись, Филип попросту выключил компьютер, потом снова включил. Должно быть, он сделал что-то не так, потому что в верхнем левом углу уже не мерцал курсор; может быть, Тодд не заметит? Только теперь Филип снова взглянул на часы.
Две минуты первого! Господи… Он уже больше часа в кабинете Тодда. Мало того, что превысил лимит времени, чуть было не прозевал сделать контрольный звонок Саре. Еще пару минут, и она позвонит в полицию. В кабинете телефона не оказалось, но Филип помнил: в нижнем холле на столике стоял аппарат. Он кинулся из кабинета, мигом сбежал по лестнице. Нашел телефон, отыскал в кармане пиджака бумажку с фредериксбургским номером, набрал.
Сара почти мгновенно подняла трубку.
— Филип?
— Да, это я.
— Слава богу! Где вы? Что вы…
— Времени в обрез. Я звоню из дома Чарлза Тодда, подкину ему счетец за звонок. Кажется, нашел, что искал. Тодд, НСС и прочие заваривают что-то серьезное завтра в Вашингтоне. Еще не выяснил точно что, но возникает название столицы, только в кавычках, с точкой. Кто их знает, может хотят взорвать обелиск Вашингтона. В общем, все в порядке. Возвращаюсь. Поселился в гостинице «Джорджтаун». Жду завтра в полдень. Идет?
— Идет, но…
Послушалось лязганье ключа, неспешно вставляемого в замочную скважину, и в этот самый момент Филип почувствовал, что телефон затих. Что-то прервалось то ли на том конце, то ли на этом. Но сейчас время ли гадать, на каком? Филип застыл в полутемном коридоре с трубкой в руке и смотрел, как открывается дверь в дом Чарлза Тодда. Небольшого роста лысеющий человек в очках ступил в переднюю. В смокинге. За ним двое дюжих молодцов в штатском. Невысокий джентльмен улыбнулся, шагнул к Филипу, протянул руку.
— А-а, мистер Керкленд! — произнес Чарлз Тодд. — Наконец-то! Рад с вами познакомиться.
— Филип!!
Но ответа не было, и в трубке тишина, ни единого щелчка. Глухо. Сара нажала рычаг, снова послушала. Гудка нет. Отключили телефон.
— Черт побери! — негромко выругалась она.
Этого еще не хватало. Без телефона нет связи с Филипом, если только тому удастся вернуться в гостиницу живым и невредимым. Сара встала позевывая, взглянула за заведенные ею часы над камином в дедовой библиотеке. Пять минут первого. Из глубины дома доносилось звяканье посуды. Хезер готовила чай.
Буквально на глазах она преобразилась полностью. Только к вечеру очнувшись от своего транса-полусна, уже к ужину была в полном порядке. Заимствовав кое-что из Сариной одежды, Хезер приняла ванну, расчесала волосы и превратилась в абсолютно нормальное человеческое создание. Поначалу держалась скованно, но, пообщавшись с Сарой немного, убедилась, что ей ничего не грозит, и нервозность прошла. Единственная трудность общения заключалась в том, что Хезер ни о чем другом, как о Филипе и их отношениях, говорить не хотела. Пару раз Сара осторожно упоминала «Десятый крестовый», но Хезер просто уклонялась от этой темы под предлогом того, что ей неприятно говорить.
Сара не торопясь пошла из библиотеки в прихожую, думая, как станет себя вести Филип, увидев Хезер. В волнении покусывала губы. Ничего не поделаешь, Хезер — привлекательная женщина и, судя по всему, быстро оправляется после перенесенного потрясения. Что ж, теперь будут оба слать ей открытки к рождеству, и на том спасибо.
В кухне Хезер накрывала чай на стареньком медово-желтом кленовом столе, где уже стояла тарелка с приготовленными сандвичами.
— Ночная трапеза! — улыбнулась Хезер, убирая с разделочного столика.
— Ну стоит ли… столько хлопот, — сказала Сара, усаживаясь.
— Да что вы, какие хлопоты! Вы были так заботливы со мной, это такая малость…
Сара улыбнулась Хезер.
Едва принялась разливать чай, резко зазвонил телефон на кухне. Сара вздрогнула, пролила чай на стол. Это был необычный звонок. Долгий, непрерывающийся, казалось, длившийся вечность. Наконец стих.
— Что за безобразие? — недовольно сказала Сара. Хезер шла прямо на Сару. В вытянутой вперед руке блеснула сталь кухонного ножа. Острое, как бритва, лезвие, резанув ткань, полоснуло Сару по плечу, она с криком дернулась, упала и, зажимая рану рукой, невольно принялась отползать по скользкому полу, так как Хезер продолжала надвигаться на нее с ножом в руке. Взгляд затуманенный, пена в уголках губ.
Носком ноги зацепив за перекладину стула, Сара изо всех сил пихнула его навстречу Хезер. Ступив на кровавый след, оставляемый Сарой, Хезер внезапно поскользнулась, столкнувшись со стулом, рухнула на колени. Пальцы выпустили нож. Сара с трудом поднялась, прижимая руку к плечу.
— Остановитесь, Хезер! — крикнула она, но судя по лицу, та ее не слышала.
Оттолкнув стул с пути, Сара снова упала; с трудом волоча ноги по линолеуму, поползла к двери черного хода.
Со стоном снова поднялась, обогнула стол, броском кинулась к стене, где висел телефон, но взяться за трубку не успела — словно в немом кино бесшумно взорвался на глазах красный аппарат, осколки пластика фонтаном брызнули в разные стороны… В нескольких сантиметрах над ее головой на ослепительно белой стенке буфета вдруг возникла зияющая дыра, и раздался треск, будто лопается что-то. Со стороны раковины звякнуло, и послышался режущий ухо металлический скрежет.
Пригибаясь, с трясущимися от страха коленками, Сара добежала до двери. Кинулась через вестибюль, в этот момент от двери откололся кусок доски, разлетелся на мелкие щепки, они вонзились ей в ногу, в предплечье. Раздумывать некогда, надо вырываться из этого ужаса, обрушившегося будто по указке невидимого демона. Собрав остаток сил, Сара ринулась вперед, оглянувшись на Хезер: та лежала, вжимаясь в пол кухни, рядом с посудными шкафами.
Снова звон разбитого стекла и взрыв, будто не только мебель, все стены разлетаются в пух и прах. Прямо на глазах верхушка опорной колонны винтовой лестницы разлетелась в мелкие куски, роскошное зеркало на противоположной стене вестибюля лопнуло, образовав жуткий леденящий душу цветок из тысячи сверкающих брызг. Сара упала на пол, закрыла голову руками: все кругом звенело от летящих стекол. Сара закричала. Ей обожгло ногу: взглянула, увидела неглубокую кровоточащую ложбинку над коленкой.
— Остановитесь!!!
Но жуткая симфония разрушения не унималась, методично, но одержимо сокрушая дом по частям. Снаружи донесся чей-то кашель, центральное стекло парадной двери полетело. Курящийся баллончик величиной с жестянку из-под супа-концентрата грохнулся о мраморный пол вестибюля и тяжело покатился к Саре. Она пронзительно закричала, отползая от серого цилиндрика, зашлась кашлем от ударивших в нос газовых паров.
Только теперь Сара стала понимать, что происходит. «Лисья тропа» подверглась нападению каких-то людей, которые, используя бесшумное оружие, хотят уничтожить и дом, и всех, кто в нем находится. Фримен! НСС! Господи боже… Как они смогли выследить ее через всю страну? Да мало ли как… Выследили, и все, а теперь намерены уничтожить. Сара с усилием поднялась, задыхаясь от дыма, потащилась через вестибюль к библиотеке, ногу жгло огнем так сильно, что боли в плече уже не чувствовалось. Едва она добралась до двери, как очередной баллончик пролетел через раскуроченный парадный вход. Ударился об пол и тут же с ревом взорвался, выбросив белое жаркое пламя; волна ужаса могучим кулаком подтолкнула Сару в спину, она ворвалась в библиотеку.
Врезалась в письменный стол, за которым сиживал дед, отпрянула, рухнула на пол рядом с окном, глядевшим теперь зияющей дырой без выбитого вместе с рамой стекла. Сару душил кашель, она беспрестанно чихала, ее чуть не выворачивало наизнанку, слезы так и бежали из воспаленных глаз. За спиной в вестибюле уже вовсю занялся огонь, высокие языки пламени лизали обои, и они горели с жутким треском. Сару обуяла паника, она не раздумывая поползла к окну, ухватилась за расколотый край подоконника. Поднялась, упираясь спиной о стену, со стоном перекинула ногу через проем. Сквозь выбитое парадное влетел третий баллончик, на сей раз обыкновенная граната. Оглушенная взрывом, прижимая руки к ушам, Сара с криком буквально вывалилась из окна, упав прямо в кусты сирени.
Такое необычное бегство из дома прошло незамеченным; под покровом темноты Сара выкатилась из-под сирени на лужайку и бросилась к деревьям, что росли метрах в пятидесяти от дома. Избежав новых увечий, она достигла спасительной ольховой рощи, упала, уткнувшись лицом в мягкую, сладко пахнувшую землю. Заползла поглубже под защитную сень деревьев, только тогда обернулась назад, на дом.
Из окон первого этажа и парадного входа валил дым, из глубин черно-сизых клубов злобно прорывались ярко-розовые языки пламени. Красноватые отблески становились все гуще в окнах второго этажа, это пламя поползло по винтовой лестнице. Если немедленно не затушить, сгорит весь дом.
На фоне горящего поместья Сара различала силуэты бегущих вооруженных людей в черной облегающей одежде, на лица накинуто что-то вроде капюшонов. Они стекались к дому со всех сторон, точно рассыпанный строй гигантских атакующих муравьев. Четверо подбежало к парадному входу, теперь их наполовину заслонял темный корпус Сариной машины. Двое встали по обеим сторонам дверей, двое кинулись внутрь, срывая с петель останки дверных панелей. За ними в дом устремилась и оставшаяся пара. Больше терять времени нельзя!! Эти люди очень скоро разберутся, что ее в доме нет, и пустятся вдогонку. Сцепив зубы от острой дергающей боли, будто пилой врезавшейся в плоть, Сара поднялась и потащилась в глубь рощи, подкашивающиеся ноги несли ее вперед, влекомые смутными воспоминаниями детства.
Когда ей исполнилось десять, отец подарил ей собрание романов писателя Клайва Стейплса Льюиса про Нарнию, она читала их запоем один за другим, влюбившись в удивительный фантастический мир, созданный воображением писателя. В то лето леса, родники, полянки «Лисьей тропы» стали для нее воплощением королевства Нарния, и, играя в «Джилл из Серебряного стульчика», Сара отыскала себе здесь укромное место, как две капли воды похожее на выдуманную Льюисом страну. В самом центре лесной поляны — рожденный родником пруд, от дуновения ветерка, поднимавшегося в кронах деревьев, легкие волны плещут на берег. На дальнем высоком берегу рос огромный дуб с корявым стволом и такими древними корнями, что они взрывали землю горбатыми глыбами. Сара отыскала под корнями скрытую молодой порослью и травой пещерку, считая, что именно таким должен быть вход в подземное королевство Нарния, страну гномов-бизмов, которой правит Хозяйка Зеленой Юбки, Королева Ложбинок. Это было крохотное убежище между двух корней, но в те годы Саре было в нем вполне уютно. К двенадцати годам, открыв для себя, что в книжках Льюиса слишком много богословия, а его аллегории хороши лишь для дошколят, Сара перестала заглядывать в свою маленькую пещеру под дубом. И вот теперь, семнадцать лет спустя, снова вспомнила про полянку и про пещеру, открывшую ей тайный приют.
Глава 20
Филип курил в кресле в гостиной. Тодд сидел слева от него, на обитой цветастым шелком тахте. Оба тяжеловеса-охранника куда-то делись, но Филип знал, что они неподалеку. Входная дверь всего в нескольких метрах отсюда, в конце коридора; теперь эти метры растянулись в бесконечность.
Тодд сиял довольной улыбкой, поигрывая в пальцах маленькой изящной стопочкой с ликером, которую подал ему один из телохранителей. Ликер был темно-янтарного цвета, Тодд отпивал его смакуя, будто изысканный, божественный нектар. Видно было, что он очень доволен собой; триумфально поглядывая на Филипа, как натуралист, заполучивший долгожданный экземпляр в свою коллекцию бабочек. Мозг Филипа напряженно работал в поисках выхода, но безрезультатно. Вдобавок ко всему его тревожило, что с Сарой и Хезер, почему замолк телефон.
— У вас встревоженное лицо, мистер Керкленд, — сказал Тодд, аккуратно ставя стопку на кофейный столик перед тахтой.
Филип стряхнул пепел в кадку с фикусом у кресла, стараясь сохранять спокойствие.
— Жду, когда вы позвоните в полицию. Ведь вы застали меня на месте преступления.
Тодд тихонько рассмеялся.
— Вы же прекрасно понимаете, что ни в какую полицию я звонить не стану, мистер Керкленд! Во всяком случае, пока… Нам это ни к чему.
— Нам? — удивленно спросил Филип.
— А как же! — театрально поднял брови Тодд. — Нам. Сами знаете кому, тем самым отпетым безумцам, в конспиративном экстазе стремящимся уничтожить цивилизацию. Не так ли, мистер Керкленд?
— Как угодно, — отозвался Филип, не понимая, то ли Тодд издевается, то ли попросту сумасшедший.
— Вы решили, что я псих? — спросил Тодд, читая по лицу Филипа. — Могу заверить вас, я нормален. Разве что с небольшой манией величия, что при желании можно квалифицировать как здоровое стремление всякого американца к богатству, к соответствующему положению в обществе и к власти.
— Не сказал бы, что это норма, — заметил Филип. — Пожалуй, это самое безумное высказывание за последнее время.
— Ну да, ну да! — закивал Тодд. — Понаслушались всяких высокопарностей от вашей юной подружки, дочки сенатора Логана. Девчонка вбила себе в голову, будто ее отца толкнули на самоубийство мои компаньоны.
— А разве нет? — в лоб спросил Филип.
— Весьма вероятно, — вкрадчиво произнес Тодд. — Покойник, мягко говоря, имел свои слабости. Скрытый гомосексуалист, выбившийся в политики. В наши дни, да еще в его возрасте надо выбирать что-то одно, совмещать и то, и другое опасно. А в его случае оказалось просто фатально. Но мы тут ни при чем, собственная слабость его и сгубила. Политика не детская забава.
— Шантаж — игра не по правилам!
— Не будем наивны, мистер Керкленд! — сказал Тодд. — Это вопрос трактовки. Эйзенхауэра шантажировали русские, Кеннеди шантажировали многие — от голливудских звездочек до «Американской стальной корпорации», ну а у Никсона после избрания оказалось столько неоплаченных долгов по всяким политическим услугам, что его попросту зашантажировали все. Шантаж — узаконенное правило политики, мистер Керкленд!
— Не хотите ли внести свои поправки в уголовный кодекс?
— Бросьте, мистер Керкленд! Этот вывод мне подсказывает тридцатилетний опыт работы с людьми. Может, в ваших фантазиях вы и способны воздействовать на человечество, но в реальной жизни природу естества ничто изменить не может. Наши консерваторы из кожи лезут, чтоб примирить голоса в свободной прессе, однако либералы остаются либералами, а коммунисты коммунистами. В конечном счете все сводится к масштабам поддержки и к власти. Если за вас большинство, вы получите власть, если у вас есть власть, большинство, вынырнув из своих норок, вас поддержит…
— Прямо «Майн кампф»! — оборвал его Филип. Ему уже порядком обрыдли политические воззрения Тодда.
— О, я снова узнаю влияние мисс Логан! Она из тех, кто приравнивает американский консерватизм к германскому нацизму тридцатый годов, не так ли?
— Положим.
Тодд снова дернул плечом.
— Пусть так. Ее оценка недалека от действительности. Вопрос, чем это плохо?
— Для большинства ответ однозначен, — сказал Филип. Тодд мотнул головой.
— Не согласен! Это верно, мистер Керкленд, идеология нацизма все эти годы подвергалась критике. Но ведь корни ее зиждутся на не лишенном смысла политическом и в особенности социальном принципах. По сути, Гитлер стремился возродить умирающую нацию вокруг общей идеи, сплотить народ Германии перед лицом единой цели. Он первым распознал угрозу, заключенную в коммунизме, и он действовал в целях создания единого антикоммунистического фронта. Германия использовалась иностранными державами в их интересах, вот он и предпринял шаги, чтоб поставить их на место. Понимая, что Германией правит состарившаяся реакционная клика, он ловко с ней расправился. Он вернул Германии смысл жизни, направление роста, мощь. Разве это не сильные стороны его политики?
— Но его методы граничили с преступлением!
— Его методы отвечали ситуации того времени, так же, как и наши. Мы не можем больше ждать естественных перемен. Еще лет пять, еще один Гинденбург-Рейган, и мы превратимся в нацию рабов!
— Что же вы хотите, разжечь третью мировую войну?
— Господь с вами! — воскликнул Тодд. — Как раз напротив. У нас и своих внутренних проблем хватает, зачем взваливать на себя мировые? Нет, смысл в том, чтоб расчистить эту мусорную свалку, ибо в нее превращается вся страна.