— Пожалуй, в таком случае мне точно лучше на территорию не соваться, — сказал Филип, изобразив трусоватую ухмылку. — А то заикой останешься… — Он поднялся, чтоб идти к машине. — Кстати, не знаете ли, где тут можно разжиться парой темных очков?

— Не-а! — протянул толстяк. — Кроме как у меня, больше негде. Классные, ага?

— Как раз то, что мне нужно, — подхватил, подыгрывая, Филип.

— За десять купил, — сказал толстяк.

— Я за такие бы все пятнадцать отдал!

— Не откажусь…

Филип вынул пачку долларов, отсчитал пятнадцать, выложил на стол. Толстяк стянул с носа очки, положил рядом с деньгами. Глаза у него никак не подходили к бульдожьей физиономии. Большие, светлые, радужка ярко-зеленая, переливчатая. Женские глаза. На одутловатом в складках лице такие красивые глаза казались каким-то непотребством…

Филип взял очки, сунул в тот же карман, где лежала свернутая схема базы «Пик Штурмана».

— Спасибо!

Толстяк услужливо качнул головой.

— Приятно было познакомиться, — он улыбнулся, шаря глазами по лицу Филипа. — Как увидел, что подъезжаете, решил было, что вам ничего не сбудешь. Меня Харки зовут, на случай, если обратно той же дорогой поедете.

— Боб! — представился Филип.

— Боб, — задумчиво повторил толстяк. — Как и папашу вашего. Похвально!

Филип заулыбался, махнул рукой и пошел к машине. Отъезжая и выруливая на шоссе, он все чувствовал спиной скользкий зеленый взгляд.

Без труда отыскал поворот, свернул, и немедленно пришлось сбавить скорость на совершенно сбитой дороге. Из щелей в асфальте росла пучками трава, обочины практически отсутствовали. По обеим сторонам расстилалась лишь блеклая пустыня, и Филип содрогнулся от внезапной мысли: сколько же он сможет идти, оставив машину? Через несколько миль он увидел впереди горы и совсем сбавил скорость. Сунул руку в карман, вынул очки, обтер об рукав, надел. Тотчас же в ноздри ударило кислым запахом пота, даже волна тошноты подступила к горлу.

Изо всех сил стараясь не обращать внимания на запах, Филип разглядывал местность слева от дороги. Повсюду ни следа человеческого присутствия. Доехав до шоссе, ведущего на север, к базе, Филип остановился, вгляделся вперед. Дорога пробивалась через бугристые горы и сворачивала чуть вправо. Отсюда казалось, она ведет в никуда. Филип постоял несколько минут, изучая голый пейзаж, потом развернул машину в ту сторону, откуда приехал. Углядел впереди на полкилометра какой-то бугорок, с виду достаточный, чтоб укрыть машину. Поравнявшись с бугром, Филип свернул с дороги, шины зашелестели по каменистой поверхности пустыни, не оставляя следов. Заехал за край выступающей породы, остановился, вышел из машины. Шагая к шоссе, старался запомнить приметы, по которым можно потом найти это место. С шоссе машины не было видно. Нарвав полыни у дороги, Филип пошел обратно к машине, тщательно счищая с поверхности камней возможные следы. Дойдя до выступа, убедился, что видно разве что с самолета, и тогда принялся вынимать груз из багажника. Через десять минут он уже шагал с рюкзаком за спиной, сбоку болталась фляга.

Рассматривая в Хоторне карты, Филип прикинул расстояние от дороги до базы — километров пять. На самом деле оказалось все пятнадцать. Горные кряжи на пути попадались такие крутые, что приходилось обходить и потом долго петлять в поисках направления на север, а это занимало порядком время.

Часам к шести вечера Филип выдохся. Сделал короткий привал под прикрытием полосатого выступа обнаженной породы, наскоро перекусил сыром и изюмом, стараясь много не пить. Он шел уже часа три, а, судя по карте, прошел лишь половину пути до «Пика Штурмана». Единственным утешением было то, что клонившееся к западу солнце теперь оказывалось за спиной, правее. По мере того как оно закатывалось, постепенно становилось прохладнее, легче идти, хоть Филип и натер мозоли на пятках и пальцах ног. Он понимал, что обратно возвращаться таким же способом немыслимо, с базы необходимо уходить как-то иначе. И в одиночку-то обратный путь через пустыню едва ли мыслим: вода почти на исходе, даже если двигаться ночью, все равно не дойти. Если же он отыщет Сару и Хезер, такое путешествие через пустынное взгорье просто самоубийство.

Кляня себя за многочисленные промахи, Филип продолжал идти вперед, увязая в сыпучем песке, с трудом вытягивая отяжелевшие, будто свинцом налитые ноги. Ремни рюкзака натирали плечи и под мышками, пот тек по бокам липкими струями, пропитывая и без того намокшую рубаху. Неприкрытое одеждой тело всего за несколько часов спалило солнцем, особенно нежную кожу ноздрей и губ. Темные очки, приобретенные у толстенного владельца колонки, практически оказались бесполезны: они притемняли свет, однако от ярости рассеянных лучей не уберегали, так что уже через километр ходьбы глаза Филипа устали постоянно щуриться. Перекусив и снова пускаясь в путь, Филип уже стал сомневаться, сможет ли дойти. Спускался вечер, Филип шагал как заведенный, заставляя себя двигаться через силу, с трудом поднимая и ставя ноги: стянутые, напрягшиеся мышцы икр и бедер уже давно перестали реагировать на боль, привыкли. Филип утратил ощущение времени, ступал, не понимая, где он, зачем идет, думая только об одном: не останавливаться, иначе смерть. Нарочно представлял себе страшные картины: вот он умирает в этой кошмарной, заброшенной пустыне из песка и камня, вот тело его по клочкам растаскивают стервятники и на песке остаются одни кости, выбеленные мириадами ползучих насекомых. Но под конец и на эти видения Филип перестал реагировать, каждый шаг отзывался в нем борьбой между духом и плотью.

И вдруг все кончилось. Выбравшись на вершину одной из бесконечных волнистых гряд, хватаясь голой рукой за крепкий колючий ствол мескитового деревца, Филип не поверил своим глазам: перед ним изощренной настольной игрой посреди плоской долины раскинулась военная база. Филип остолбенел, разинув рот, уставившись прямо перед собой, пока не сообразил присесть и отползти за гребень вершины. За спиной светили последние лучи заходящего солнца, и человеческий силуэт четко выделялся на фоне светлого неба, выставляясь напоказ возможной охране.

Филип закрыл глаза, переждал, пока успокоится часто забившееся сердце, прикидывая, достанет ли его на этом расстоянии пуля. И тут же в памяти возникла та самая фотография расстрела вьетконговца и то, что было потом: обмякшее, падающее тело, фонтан серо-алых брызг, хлынувшая кровь, залившая все вокруг… Цветные блики вспыхнули на солнце. Видение исчезло.

Филип снова подтянулся к гребню, но так, что только лоб и глаза выглядывали над краем, и еще раз взглянул на базу. Снял темные очки, воткнул в рассыпчатый песок, утер пот и налипшую пыль с лица.

Лагерь располагался примерно в миле от него, было хорошо видно высокую изгородь с колючей проволокой поверху. База оказалась такой, какой он себе ее представлял, лишь за некоторым исключением. Единственная, прямая, как струна, взлетная полоса, скопления ангаров, складов, казарм — все то же, но у ворот какое-то новое строение, между взлетной полосой и изгородью с северной стороны плато вилась, описывая полукруги между двух скалистых выростов, асфальтированная дорога. Никакой растительности, только кое-где группками мескитовые деревца да заросли креозотника — лишь эти растения своими цепкими корнями могли укрепиться на здешних камнях. От построек падали, точно комья грязи, пятна теней, мешая разглядеть все как следует. Филип отполз пониже, снял с плеч рюкзак. Порылся, вынул бинокль, вернулся на прежнее место.

В бинокль тени казались короче, и стало очевидно, что военная база «Пик Штурмана» место вовсе не заброшенное. У края взлетной полосы, у одного из громадных старых, обитых рифленой жестью ангаров — асфальтированная стоянка, забитая битком — тут и полугусеничные, и «джипы», и тяжелые грузовики, и даже что-то напоминающее танк Шермана. Еще одно скопление техники, плюс к тому еще несколько легковых машин Филип обнаружил за высокой изгородью, окружавшей административного вида постройку в виде буквы L между ангарами и асфальтированным проездом. Вся техника, исключая легковые, окрашена в тусклый серо-бежевый цвет, идеально сливавшийся с цветом здешней пустыни. Хоть трудно было даже в бинокль детально все рассмотреть на расстоянии мили, Филип готов был поклясться, что на всех танках, самоходках, грузовиках и джипах он видит опознавательный армейский знак — звезду. Опустив бинокль, он глядел не отрываясь вперед, на остывавшую от зноя долину.

Солнце за спиной скатилось еще ниже за горы, и алый свет заката залил все вокруг. Еще час — и база погрузится во мрак. Филип сдвинул брови, раздумывая. Наличие звезд на технике естественно, если только это не… Филип снова поднес к глазам бинокль, прищурился в окуляры, пытаясь вглядеться как следует в последний раз перед тем, как окончательно зайдет солнце. Если это техника вооруженных сил США, отсюда следует, что правительство или, скажем, Пентагон, имеет касательство ко всему развороту событий. В этот момент даже трудно было представить, что всего каких-нибудь пару дней назад «Десятый крестовый» вызывал у него только усмешку.

Никакого сомнения — на бортиках значилась эмблема вооруженных сил США. Филип перевел бинокль на изгородь и колючую проволоку. В сгущавшихся сумерках он увидел, как в казармах и вокруг ангаров стали зажигаться огни. Обвел взглядом периметр ограждения. Если это армейское подразделение, значит, охрана должна быть достаточно серьезной. Скорее всего снаружи вмонтированы установки дистанционного наблюдения или даже слежения за движущимися объектами, какие-нибудь высокочувствительные приборы ночного видения или наземные радары из тех, что использовались артиллерийскими подразделениями во Вьетнаме. Обозрение кончилось: тени покрыли плато внизу, разбросанные там и сям постройки слились с землей. Филипу ничего не оставалось, как действовать вслепую.

Он подождал час и еще немного, пока ночная тьма не окутала всю долину внизу. Пока ждал, пытался выработать хоть какой-то план, дающий шанс на выживание. В смысле подхода к лагерю никакого выбора нет: так или иначе придется спускаться вниз в открытую, разве что прячась за москитными деревцами, кое-где попадавшимися по склону. Сидя в справочном зале в Хоторне, Филип рассчитывал в любом месте пробраться через ограждение, но купленные им в городе кусачки могли оказаться явно бесполезными, если проволока связана сигнальной системой с постом охраны. Раз ограда имеет сигнализацию, единственный шанс проникнуть внутрь — пройти через ворота, а их наверняка охраняют.

Тогда Филип решил выходить к юго-западному углу ограды. С той стороны гуще заросли мескитов и креозотника, они могут служить надежным укрытием, и если при осмотре ограды обнаружится, что сигнализация есть, тогда можно пройти вдоль ограды к воротам. До того как окончательно стемнело, он успел разглядеть неглубокую канавку, тянувшуюся параллельно ограде, образовавшуюся, вероятно, от оседания грунта во время разметки границ лагеря. Конечно, особо там не укрыться, но все же лучше, чем ничего.

Если выяснится, что можно проникнуть через ограду, надо, попав на территорию, пройти вдоль ограды на север, к тем ангарам, что у взлетной полосы; затем, обогнув их, перебежать через стоянку и уже оттуда — к административному блоку. На этом план Филипа обрывался. Постройка на самом виду, ее видно и от ворот, и от казарм, и от ангаров. Дай бог, чтоб база ночью не освещалась, но в темноте не так-то просто проникнуть через вторую ограду — вокруг этого небольшого дома. И снова выбора нет: похоже, только здесь можно было держать пленников.

С приходом темноты заметно похолодало; Филип, дрожа, переоделся в маскировочную одежду. Допил остаток воды, приготовил, что взять с собой. Опустил в кармашек комбинезона воспламенитель, застегнул на «молнию», приладил к поясу ножны с финкой, опустил в глубокий карман кусачки и, пригибаясь к земле, так, чтоб силуэт не возник на фоне неба, перемахнул через вершину кряжа. Луна еще не взошла, но и без луны Филипу, который скользнул по склону вниз, упираясь, замедляя бег каблуками в песок, все казалось, что его видно со всех сторон. Он старался использовать любое укрытие, застывал за каждым кустом, вглядываясь в долину. На освещенной горсткой огней базе в целом темно, тихо. Ни звука сирены, ни сигнала тревоги, никаких настораживающих звуков. Филипу вспомнился рассказ толстяка про собак, и комок подступил к горлу. Сторожевые доберманы обучены нападать бесшумно, когда их спускают с цепи; он и ахнуть не успеет… Представив, как на него из ночной тишины кидаются эти звери, он ощутил резкую горечь во рту. Но продолжал спускаться вниз, сосредоточивая внимание на каждом шаге.

Вот и ограда. Филип взглянул на тускло светившийся циферблат и удивился: пять минут, которые, как ему казалось, длился спуск, вылились на самом деле в полчаса. Неужто он потерял ориентировку во времени, столько потратив на спуск по песчаному склону? Так распускаться нельзя, если он хочет пробраться на базу «Пик Штурмана» да еще и выбраться оттуда.

Упав на дно ложбинки близ ограды, Филип пополз к металлической сетке с колючей проволокой, до которой оставалась пара метров. За сеткой темнели заросли кустарника, тянувшиеся метров двести по всей длине северной линии ограды. Проникнуть бы туда, там можно спокойно укрыться.

Приблизившись вплотную к сетке, Филип внимательно ее оглядел. Насколько можно судить, сетка как сетка, ничем не отличается от той, которой огорожены школьные дворики. Нигде не видно следов тайной проводки, подводящей к сигнализации, нет чашечек-изоляторов, свидетельствовавших бы о наличии тока. Филип вынул кусачки из кармана комбинезона. Повернулся, привстал на локтях, поднес кусачки к металлической сетке. Застыл, не решаясь дотронуться.

Пока спускался вниз, никаких признаков дистанционного наблюдения не выявилось; на ограде никаких следов сигнализации не видно. Если это и впрямь подпольная военная база, каким-то боком имеющая отношение к «Десятому крестовому», что-то уж очень на них не похоже… Хотя возможен и такой ход, в основе которого поистине дьявольский замысел: не исключено, что НСС с «Десятым крестовым» специально пририсовали повсюду армейскую эмблему, чтобы все в округе принимали их лагерь за базу ВВС США. Типовая военная форма, типовая военная техника — и НСС с «Десятым крестовым» преспокойно орудуют в этой глуши! Единственная забота, чтоб не изобличила какая-нибудь настоящая воинская часть; однако, насколько известно, в местах по соседству с «Пиком Штурмана» никаких воинских подразделений не расположено. А что, если эта база у них не единственная? Что, если у них по всей стране такие?

— Спятил со страху! — пробормотал Филип.

НСС и «Десятый крестовый», без сомнения, организации со средствами, влиятельные и опасные — он уже сам в этом убедился; но едва ли здесь «Семь дней в мае» может служить аналогией — там чистый вымысел, измышление Нибела…[32].

С другой стороны — почему бы и нет? Что мешает своре негодяев, этих «крестоносцев» возомнить, будто они способны всю страну подчинить своей власти, чтоб насаждать в ней свой образец благочестия? Даже если этот номер у них не пройдет, все равно они немало бед натворят, учинив борьбу за власть. И время сейчас вполне подходящее: участившиеся налеты «Бригады дьявола» побуждают всю страну хвататься за оружие, а, если верить Саре, баснословный расцвет псевдохристианских сект в последние годы вполне может стать надежной поддержкой фашистствующей банде фанатов, такой как «Десятый крестовый». Филип усилием воли оборвал поток размышлений: сейчас не время для философствований — перед ним ограда, через которую необходимо проникнуть на базу. Набрав в легкие побольше воздуха, Филип с силой сдавил кусачками проволоку сетки.

Тихо, только сердце отчаянно бьется, ликуя, громом отдается в ушах. Еще разок — слух напряжен до такой степени, что Филип слышит, как сходятся широкие лезвия, как поддается металл…

По-прежнему тихо. Филип переждал, прислушиваясь, ноги дрожали от напряжения, готовые по первому сигналу тревоги сорваться с места. Хотя бежать некуда. Если тревога уже поднята, его возьмут в считанные минуты. Смахнув пот с век, Филип в третий раз сдавил кусачками проволоку: образовался достаточный прогал, чтоб пролезть. Филип лег на спину, пряча попутно кусачки в карман. Звезды с ледяным мерцанием светили прямо на него — далекие, холодные свидетели. Дай бог, чтоб единственные…

Филип с силой отогнул внутрь сетку, расширяя проход, и пополз на животе; дополз до надежного укрытия в зарослях мескитов, замер. Подобрал ноги, приподнялся на корточки, чуть высунулся над густой порослью, огляделся. Кажется, он проник на базу, никем не замеченный. В северном направлении шла от него темная ограда, неясные силуэты зданий вырисовывались метрах в двухстах сбоку. Справа во мраке виднелись крыши казарм, лишь у входа горело по одной голой лампочке. Казармы стояли темные, глухие, не реагировали на его вторжение. Филип напрягся, сдерживаясь, чтоб не чихнуть. Средь ночной прохлады кусты креозотника источали резкий, едкий запах, давший название растению. Филипу подумалось: когда он выберется, его долго, наверно, будет преследовать эта вонь; впрочем, это еще не самое страшное…

Дыша ртом, он осторожно двинулся на четвереньках через кусты, то и дело озираясь по сторонам. Минут через десять уткнулся в поросль мескитов у дороги, которая вела за ангары. Отсюда, по его подсчетам, начинался самый опасный этап. Единственный способ проникнуть к административному блоку — пересечь рулежную площадку в конце взлетной полосы, потом стоянку. Если там где-нибудь прохаживается охранник пусть даже самым примитивным прибором ночного видения, это конец! Пригибаясь, Филип выбежал на дорогу, ожидая в любую минуту окрика «стой!» за спиной, напрягшись в ожидании треска выстрела. Ничего. Филип добежал до тыльной стороны ближайшего ангара, нырнул в глубокую тень, прерывисто и тяжело дыша. Когда дыхание чуть успокоилось, скользнул вдоль стены к углу, завернул за него, вздрогнув, лишь только ботинок с хрустом вдавился в гравий.

Из его укрытия у ангара Филипу была видна выщербленная асфальтовая рулежная дорожка, вплоть до самой стоянки, но обзор слегка заслонялся похожим на летучую мышь самолетиком, стоявшим на привязи у дальнего ангара. В отличие от прочей здешней техники на самолетике никаких опознавательных знаков, кроме обычного шифра на хвосте. Филип не переставал озираться вокруг.

Ничего. Никого. Как и на прочих участках базы, тут как будто ни души. В голове Филипа всплыли тревожные мысли. Не может этого быть, чтоб база не охранялась! Если здесь доберманов для охраны завели, почему же ни единого человека не видно? Странно все это. Но подавив в себе тревогу, Филип вышел из своего укрытия.

И ринулся через площадку. Стоянка слева от ангара не огорожена, и вот уже Филип пробирался между громоздкими машинами: техника оказалась вся старая, явно списанная. «Джипы» на низких рессорах, такими пользовались во время второй мировой и сразу после, грузовики — «доджи» и «шевроле» сороковых пятидесятых годов. Прямо кадры из военной ленты с участием Джона Уэйна.

Административный блок, если только это он, стоял на отшибе, точно посредине между ангарами и подъездным шоссе. Филип прикинул: до ограды блока бежать метров сто через открытое поле. Отсюда видны небольшие, развернутые внутрь прожекторы по углам. Не зажженные пока… Если удастся незаметно добежать до вон той западной стены, можно за ней спрятаться так, что его не будет видно. Еще глядя с вершины кряжа, он отметил, что метров на сто пятьдесят севернее между этим домом и большой оградой никаких других построек нет.

Филип внимательно оглядывал строение, соображая, как туда проникнуть. Ограда вокруг высокая, метра три; как и у наружной — по верху тройная колючая проволока, обращенная внутрь. Отсюда виден только один вход — ворота, выходящие на дорогу; даже из своего дальнего укрытия Филип смог рассмотреть огромный засов и замок. За оградой машины, он их видел сверху; припаркованы у торцевой двери. Вокруг лампочки при входе вьются в неистовой пляске тучи мошек, больше никаких признаков жизни.

Сам домик, под стать освещенной двери, неказистый — одноэтажный, каменный, в виде буквы L. Примерно через каждый метр обычные створчатые окна. На крыше Филип разглядел небольшие выпуклости. Слуховые окошки? Уж очень походило это зданьице на фабрику или склад тридцатых годов. Как и на содержание прочих построек, на эту тоже явно жалели средства. Стены заляпаны стекавшей с асфальтированной крыши смолистой грязью, краска на оконных рамах растрескалась, шелушится, а бетонный фигурный бордюр карниза побит, обломан. И еще Филип отметил: на вытянутой стене дома, где окна, часть кирпичной кладки почище, поновее. Этот четырехугольник находился метрах в шести от последнего окна и на одном с ним уровне. Вероятно, не так давно в этом месте окно заложили, и если именно здесь держат заключенных, не исключено, окно заложено не случайно, а чтобы изолировать камеру.

Филип посмотрел на часы. Почти десять. Уже более получаса он находился на территории базы «Пик Штурмана», уже больше получаса искушает судьбу! Собрав в кулак остатки воли и сил, Филип рванул стометровку через дорогу, через пространство между нею и домом за оградой.

«Три холеры, две чумы!» Филип рухнул наземь у дальнего края ограды. За спиной темень, хоть глаз выколи. Расстегнул «молнию», вынул кусачки, принялся перекусывать проволоку, предварительно проверив, нет ли сигнализации. Минуты через три он уже бежал к задней стене дома.

Присел, переполз за угол, притаился там. Метрах в трех у огромной раздвижной двери стояла погрузочная платформа. У платформы грузовик, диковинней которого Филип в жизни не видывал. Это был «шевроле» — полуторка с рулем справа: такие выпускались в Канаде в сороковые годы, специально для британских частей, действовавших в условиях пустынь. Чуть побольше обычного пикапа, с открытым кузовом, на массивных листовых рессорах и с толстыми, предназначенными для езды по пескам, протекторами. В борте вырезано отверстие и вмонтирован радио-перадатчик, дверец и переднего стекла нет. Перед допотопным горбатым радиатором громадный, прямой, как палка, бампер, на коротких подножках запасные аккумуляторы и плоские канистры, в кузове вдоль стен на подставках металлические перфорированные полозья для передвижения в песках. У заднего борта укреплен на специальной станине пулемет пятидесятого калибра, при водительском сиденье — два карабина. Корпус песочного цвета весь во вмятинах, кое-где дырки, разъеденные ржавчиной. Весь грузовик в песке, плотно покрывшем замасленные части кузова, как древний сыпучий прах. Встав ногой на массивный бампер, Филип без труда взобрался на платформу, по ней прошел до деревянной двери. Она оказалась полупритворенной, серебристый лучик света изнутри врезался в ночной мрак. Филип припал глазом к щели. Большое складское помещение, наполовину забитое длинными деревянными упаковочными ящиками. На всех военных базах полно таких ящиков. Такие ящики из-под оружия повсюду одинаковы, как и тяжелые крафт-мешки, используемые в винных лавках. Склад оружия. Старого.

Филип на мгновение прислушался и, убедившись, что вокруг никого, слегка толкнул вбок раздвижную дверь, протиснулся внутрь, вернул дверь на прежнее место. Обошел стеллажи с ящиками, обнаружил наконец дверь, ведущую внутрь здания. И эта полуприкрыта. Чем бы они ни занимались в этой НСС, только насчет охраны явные разгильдяи: ни сигнальной системы, ни вооруженных стражей, двери склада с оружием не заперты.

Открыв пошире внутреннюю дверь и переступив порог, Филип очутился на сходе двух коридоров. Один вел прямо, упираясь в центральный вход, другой сворачивал влево… Левым можно попасть туда, где заложено окно. Филип пошел налево, настороженно вслушиваясь в каждый шорох. Прошел шагов десять, и везенье кончилось.

В дальнем конце коридора отворилась дверь, из нее, спиной к Филипу, выходил человек. Он нес что-то, по-видимому, поднос. Филип застыл как вкопанный. Человек развернулся, прикрывая свободной рукой дверь, другой удерживая поднос. Филип успел заметить только изумленные глаза и униформу, после чего все завертелось само собой. Раздумывать было некогда. Человек, кинув поднос, схватился за кобуру, и тут Филип бросился на него, с разбегу повалил на пол. Изловчился, зажал локтем горло противника, правая рука метнулась в карман за ножом. Вырываясь, охранник все хотел схватиться за пистолет, но, вытащив нож, Филип со всей силы всадил его в бок человеку в униформе, чувствуя, как финка проходит ниже ребер, пронзая что-то мягкое, упругое. Охранник дернулся и, испустив дух, обмяк под Филипом.

Филип выпрямился, учащенно дыша, все еще сидя верхом на мертвом охраннике. Тошнота подкатила к горлу, но ее тотчас же захлестнул приступ холодной, безжалостной ярости. Не ты его, он тебя! Старая заповедь по сей день жива. Филип ощутил триумф победителя. Он жив, вот что главное! Медленно встал, не вынув ножа из тела. Набрав в легкие побольше воздуха и задержав дыхание, переступил через труп, направился к двери в конце коридора. Толкнул ее шагнул в полумрак.