– Сдавайся, Сэсил! – вскричал Ботолф в последней попытке избежать братоубийства.

– Зачем? Чтобы самому влезть в петлю? – Голос Сэсила был хриплым от ярости. – Нет, я или выиграю, или умру.

– Ты не можешь победить. Все твои люди мертвы, взяты в плен или убежали в горы. Остались только ты и я. Даже если ты убьешь меня, тебя зарежут, прежде чем я ударюсь об пол.

– Я не собираюсь висеть на плахе или дереве.

– Может быть, мы придем к соглашению – высылка или участие в Крестовом походе?

– Если тебе не хочется меня убивать, то дай мне уйти. – Сэсил перевел дух.

– Если ты меня вынудишь, я убью тебя. Сдавайся.

– И отказаться от возможности окрасить твои руки моей кровью, кровью брата? Нет, если мне суждено умереть, то я хочу, чтобы ты убил меня. Тогда по крайней мере меня утешит мысль, что чистый и благородный Ботолф будет вечно мучиться братоубийством.

– Ты мне не брат, – сказал Ботолф ледяным тоном, и Сэсил побледнел. – Ты разорвал все родственные узы, когда стал угрожать жизни моей жены и неродившегося ребенка. Теперь для меня ты обыкновенный убийца, который должен заплатить за свои преступления собственной кровью. Если мне приходится пролить ее, пусть так и будет.

По выражению лица Сэсила Ботолф убедился, что тот полностью утратил самоуверенность. Граф был готов к яростной схватке, но не к тому, что она так быстро закончится, и даже не понял, как его меч вошел в тело Сэсила. Ботолф глядел в глаза противнику, наблюдая за тем, как их заволакивает пелена смерти, затем вынул меч, и Сэсил упал. Все было кончено, и, несмотря на боль, Ботолф испытывал сильное облегчение.

– Ботолф, – позвала Саксан, направляясь к нему.

Он встретил ее посреди зала и прижал к себе.

– Как ты?

– Ничего. Мне очень жаль, что так получилось, – прошептала она и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку.

– Мне тоже. Ты уверена, что не ранена?

– Только пара синяков. Я хочу поскорее вернуться в Регенфорд.

– Но сейчас ночь и идет сильный дождь. Лучше остаться здесь до утра.

– Нет, – решительно сказала Саксан, – я должна покинуть это место.

Ботолф попытался спорить с ней, но она была непреклонна, и он понял, что, споря с ней, только усугубляет ее страдания. Поблагодарив шотландца, Ботолф позволил ему и его людям отдохнуть в Коллинберне перед дорогой, и, хотя он не произнес вслух предложения взять с собой все, что они захотят, это было ясно без слов. Братья Саксан также попытались уговорить сестру остаться на ночь в башне, но она не желала слушать их, так что все стали готовиться к возвращению в Регенфорд. Ботолф надеялся, что, уступая жене и потакая собственному желанию побыстрее стереть из памяти мрачный Коллинберн, он не совершает непоправимой ошибки.

Саксан натянула на себя плащ, но это было слабой защитой от холодного дождя. Никто не жаловался, но всем было не по себе от сырости и темноты. Она сидела на Миднайте впереди Ботолфа, который и не замечал, что у нее начались схватки. Саксан подумала, что роды – одна из тех вещей, которые мужчины никогда не замечают, потому что их это совершенно не касается. Она усмехнулась, подумав, что не могла бы желать более неподходящих помощников при родах. Схватки разрывали тело, слишком сильные и слишком часто повторяющиеся. Ясно, что она не доедет до Регенфорда. Впереди была хижина лесника, и Саксан поняла, что придется там остановиться.

Ботолф обнял ее, стараясь защитить от ветра:

– Погода ухудшается. Ты в порядке?

– Нет, – сказала она сквозь зубы, когда очередной приступ сотряс ее тело. – Нам придется остановиться.

– Ты ранена? – выдохнул он, придерживая лошадь и пытаясь разглядеть ее лицо в темноте.

– Нет, но боюсь, наш ребенок не хочет ждать, пока мы приедем в Регенфорд.

Наступило молчание; Ботолф словно окаменел.

– Ботолф?

– У тебя начались роды? Сейчас? – спросил он хриплым шепотом.

– Ну, не прямо здесь, в седле, но это может случиться, если я не найду другого места как можно скорее.

– Нам надо было остаться в Коллинберне.

– Нет, я не хочу, чтобы мой ребенок появился на свет в этой могиле. Плохо уже то, что мы вынуждены везти с собой тело Сэсила, но я мирюсь с этим ради леди Мери. – У нее вырвался крик боли. – По-моему, недалеко находится хижина лесника. Она послужит нам укрытием.

– Ты уверена, что не можешь потерпеть до дома?

– Совершенно уверена.

– Я не думал, что все начнется так неожиданно.

– Не так уж неожиданно. Схватки начались, еще когда я была в заточении, просто старалась не замечать их, пока они не стали слишком сильными.

Следующие несколько минут прошли словно в лихорадке. Ботолф послал троих вперед, чтобы сколько возможно подготовить хижину для роженицы. Несмотря на боль, Саксан нашла забавным неподдельный ужас мужчин при таком повороте событий. Они не очень много знали о родах и явно не хотели принимать в них участие.

Когда они подъехали к хижине, в ней уже приветливо горел огонь. Ботолф внес Саксан внутрь, и она увидела, что мужчины сделали эту развалюху по возможности уютной, найдя сухой уголок и постелив там мягкий тюфяк. Она легла и посмотрела на мужа, троих рыцарей и четверых братьев, которые глядели на нее с нескрываемым ужасом. Они будут бесполезны, решила она. Ей придется быть не только роженицей, но и собственной повивальной бабкой.

– Мне понадобится горячая вода, – сказала Саксан и чуть не засмеялась, когда все четыре брата бросились исполнять приказание.

– Надо помочь им, – предложил Роджер Весли и Талботу, отправляясь с Тоддами.

– Идет дождь, будет нетрудно собрать воду, – крикнул им вслед Ботолф и с удивлением взглянул на хихикающую жену. – Как ты можешь смеяться?

– Мне смешно. – Она постаралась расслабиться и не сопротивляться скрутившей ее схватке. – Слушай внимательно, Ботолф. Совершенно ясно, что никто из вас, мужчин, ничего не знает о родах.

– Это вообще-то женское дело, – пробормотал он, беря ее за руку, и она сжала ее, почувствовав приближение новой атаки младенца. – Боюсь, что не очень разбираюсь в этом.

– Хантер тебе поможет. Прежде всего возьми сумку, которую я привязала к поясу на моей юбке. Руки Ботолфа дрожали, когда он отвязывал сумку, и ему пришлось попросить помощи у вошедшего Хантера. Поскольку гроза усилилась и нельзя было заставить мужчин ждать за дверью, Ботолф протянул через комнату веревку и повесил несколько одеял, чтобы загородить Саксан от посторонних взглядов. Потом он помог ей раздеться до сорочки. Саксан рассказала Ботолфу и Хантеру все, что знала о процессе родов и что требовалось от них. Ее смешило, что мужчины, которые не думали ни о чем другом, кроме кровопролитных битв, выглядят такими растерянными, когда дело касается рождения детей. Однако схватки сделались такими сильными и продолжительными, что она испугалась возможности утратить способность руководить своими помощниками. По указанию жены Ботолф стал готовить горячее питье из базилика, меда и мускатного ореха, но прежде протер ей лицо прохладной водой и смочил лавандой.

– Что еще я вам не сказала? – спросила Сак-сан, тяжело дыша после очередной схватки.

– Ты не сказала, где найти женщину, чтобы препоручить ей заботу о тебе, – улыбнулся Хантер.

Она не смогла рассмеяться:

– Мужчины любят закладывать в нас детей и совсем не любят извлекать их наружу.

– Я не хочу, чтобы ты так страдала, – растерянно выдавил Ботолф.

– Эта боль скоро пройдет и принесет большую награду. Надеюсь, вы хорошо запомнили, что нужно делать. Скоро, наверное, я буду слишком занята, чтобы помочь вам.

Ее захлестнула волна ослепляющей боли, и она едва сдержала крик. Страдалица залпом выпила настой, который дал ей брат, и смочила лоб прохладной водой, пахнувшей лавандой, но это не помогло унять боль, теперь непрестанно терзавшую ее. Сквозь пелену, застилавшую глаза, она посмотрела на мужа и брата, жалея, что не может рассеять их страх. Но скоро потребность принести в мир своего ребенка вытеснила из ее головы все остальные мысли. Словно в тумане, она слышала ободряющие замечания Ботолфа и Хантера. Теперь боль перешла во всепоглощающее стремление выталкивать, и она тужилась из последних сил, до крови закусив губу, чтобы не кричать, глядя на мужа расширенными от муки глазами.

Саксан уже стала впадать в беспамятство, но резкий крик новорожденного вернул ее к действительности.

– Мой ребенок жив? – прошептала она.

– Да, милая, – ответил Ботолф хриплым от волнения голосом. – У нас сын.

Саксан повернула голову, чтобы взглянуть на младенца, которого осторожно держал на руках Ботолф, но успела бросить на него только беглый взгляд, так как тело ее снова потребовало полного внимания к себе. Хотя она и подозревала это в течение последних месяцев, новая сильная волна схваток застала ее врасплох. Она застонала и увидела бледные лица Ботолфа и Хантера.

– Саксан, что случилось? – вскричал Ботолф.

– Ничего не случилось, – произнесла они сквозь сжатые зубы. – Тебе лучше положить первого ребенка, Ботолф.

Хантер рассмеялся:

– Она еще не закончила. Вы, конечно, учитывали такую возможность?

– Какую возможность? – выдохнул Ботолф в смертельном ужасе за жену.

– Двойня, дурачок. В нашей семье их полно. Питни, – позвал Хантер.

Ботолф подозревал, что Питни подсматривает с другой стороны занавески из одеял, и его подозрение подтвердилось быстротой, с какой юноша просунул внутрь голову, когда его позвали. Все еще не придя в себя от сногсшибательной новости, Ботолф следил невидящим взглядом, как, следуя указаниям Хантера, Питни взял первенца из его рук.

– Искупай его, запеленай и пометь как старшего, – скомандовал Хантер.

– Что значит «пометь»? – спросил Ботолф, стряхивая оцепенение.

– Пока просто повязать кусочек материи на его запястье, – объяснил Хантер. – Ваш следующий ребенок может быть девочкой или совсем непохожим на брата, так что другая метка может не понадобиться.

– Если же они будут похожи, мы делаем крошечный надрез, чтобы оставить маленький шрам, Ботолф, – сказала Саксан, надеясь успокоить мужа, прежде чем она утратит способность говорить. – Мы знаем по опыту, что, если дети очень похожи, даже родители могут их путать поначалу, и лучше пометить перворожденного, чтобы различить младенцев.

Ботолф сморщился, когда она крепко сжала его руку при очередной схватке, и подумал, что понадобится несколько дней, прежде чем сойдут синяки, оставленные ее пальцами. Краем глаза он видел, как Питни унес младенца, и взглянул на Хантера.

– Он знает, как с ним обращаться? – спросил он.

– В нашей большой семье мало тех, кто не знает, как ухаживать за младенцем.

Ботолф приободрился и опять сосредоточил внимание на жене. Все, вроде бы, было нормально, но он по-прежнему тревожился за нее. Саксан была такой крошечной, такой хрупкой – Ботолф не понимал, как она все это выдерживает, и продолжал нашептывать ласковые слова, хотя Саксан будто забыла о его существовании, стараясь произвести на свет второго ребенка.

Второй сын был меньше первого, но сила крика младенца рассеяла сомнения новоиспеченного отца относительно его жизнеспособности. Ботолф постарался хорошенько обмыть Саксан: сменил подстилку и даже применил мягкую льняную тряпку для отсасывания крови, как его инструктировала жена. Хантер и Питни занимались малышами, помечая перворожденного, купая и пеленая их.

Саксан почти не шевелилась, когда обоих мальчиков в первый раз приложили к ее груди, и это напугало Ботолфа. Молодая мать старалась превозмочь страшную усталость. Все ее тело ныло. Медленно открыла она глаза и посмотрела на своих детей. Хантер держал одного, а Ботолф протянул ей второго. В течение нескольких месяцев Саксан подозревала, что может родить близнецов, но увидеть их все равно было для нее потрясением. Она собралась с силами и поцеловала каждого малыша, прежде чем Хантер и Питни унесли их.

Несмотря на все усилия Ботолфа заставить ее поесть, она отказалась от еды. У нее не было ни сил, ни аппетита. Улыбка, которой она одарила мужа, когда тот прилег рядом с ней, все же не могла полностью развеять его тревогу. Ботолф обнял ее нежно и ласково, убрал с щеки прядку волос, и ее сердце забилось сильнее.

– Я в порядке, Ботолф, – прошептала Сак-сан, утонув в его объятиях.

– Это правда? – спросил он тихим, слегка дрожащим от волнения голосом.

– Правда, только я очень, очень устала…

– Неудивительно, ты такая маленькая. – Он дотронулся губами до ее лба. – Спасибо за сыновей.

– Пожалуйста, милорд.

– Хотя я очень рад, что сумел помочь их появлению на свет, но предпочитаю оставлять это женщинам. – Ботолф погладил ее волосы. – Мне тяжело видеть, как ты страдаешь, и знать, что ничего не могу для тебя сделать.

– Ты оказался очень умелым.

– А ты оказалась намного сильнее, чем можно было предположить. Ты не представляешь, как я благодарен тебе, что ты испытала ради меня такие муки, я же могу дать тебе слишком мало.

– Совсем не мало, – возразила Саксан, понимая, что не может противиться сну, и потому слова ее были едва слышны.

– Нет, я лишаю тебя многого, потому что труслив.

– Ты не трус, Ботолф.

– Нет, дорогая, я большой трус, но сейчас не время обсуждать это. Ты должна отдохнуть.

Саксан не хотела спать теперь, когда он заговорил так открыто, но сон навалился на нее с такой силой, что она не могла больше сопротивляться, как бы ей ни хотелось послушать мужа. Мужчины выбирают для откровений самое неподходящее время, подумала она и решила не дать Ботолфу забыть об этом разговоре.

Ботолф вошел в спальню, и Саксан смотрела, как он умывался, готовясь ко сну. 4Прошло три месяца, с тех пор как близнецы вошли в этот мир в темной хижине лесника. Она приняла ванну и чувствовала себя достаточно сильной для возобновления интимной жизни.

Пора было также продолжить ту доверительную беседу, которую Ботолф пытался завести в день рождения их сыновей. Он и раньше не был холоден или чересчур отстранен, но с той ночи определенно сделался более ласковым, более открытым, и в его глазах была заметна новая, пронзительная нежность. Что-то в нем изменилось, и она уже устала угадывать, что именно.

Не отрывая глаз от мужа, Саксан медленно потягивала горячее питье из красивой серебряной кружки, которую прислал ей в подарок сэр Бреттон Грейм. Ботолф скинул одежду и скользнул к жене в постель.

– Я все еще не уверен, что мы должны принимать подарки от этого шотландца, – пробурчал он, с недовольным видом глядя на кружку, прежде чем сделать глоток.

– Это всего лишь один подарок, – возразила Саксан, отставляя свою кружку на прикроватный столик. – Маленький сувенир в качестве извинения за то, что произошло, и в благодарность за то, что мы назвали нашего сына Бреттоном.

– По-моему, назвать сына сеньора по имени скотта было безумием.

– Требовалось второе имя, не могли же мы назвать обоих мальчиков Леофрик в честь твоего отца. А сэра Бреттона никто не заставлял помогать нам, но он помог. – Она положила голову мужу на грудь и потянулась к нему, когда он поцеловал ее в лоб. – Я только не могу забыть, как он настаивал на том, чтобы его встретила Тильда, а она сделала это с большой радостью. Ну все, не будем об этом говорить.

– А о чем ты хочешь говорить?

– Я вообще не хочу разговаривать, – промурлыкала Саксан, поглаживая его живот.

Когда ее маленькая ручка опустилась ниже и обхватила своими длинными, тонкими пальцами его мужское естество, Ботолф застонал, так как с трудом сдерживаемая страсть вырывалась наружу. Он боролся с ней со дня родов, но она росла и ширилась в нем, усиливая его томление. Вся цепь событий от захвата Саксан в плен до рождения близнецов дала ему понять, как много значит для него эта хрупкая женщина-подросток. Он безумно хотел заняться с ней любовью и таким образом выразить те чувства, о которых боялся говорить.

— Не рано после трудных родов? – заколебался было Ботолф, но поддался искушению погладить ее бедра, задержав руку на ее лоне.

– Они были не труднее обычных, просто немного более изматывающие. Но я в порядке.

– Ты уверена?

– Более чем уверена, – прошептала Саксан, лаская языком мочку его уха.

С тихим урчанием он перевернулся так, что жена оказалась под ним.

– Когда ты так возбуждаешь мужчину, то должна быть готовой платить за последствия, миледи.

– Я вполне готова заплатить за некоторые из этих последствий, милорд. – Она стала тереться ногами о его бедра.

– Ну, держись. – Ботолф расстегнул ее тонкую сорочку и отбросил ее в сторону.

– Может быть, нужно побеспокоиться о твоей мужской силе?

– Ого! Это вызов? Ты бросила мне перчатку, и я должен ее поднять. Какой мужчина сможет противиться такому вызову!

– Ни один, я думаю. – Она рассмеялась, когда он поцеловал ее в кончик носа. – Однако некоторые, видимо, собираются рассуждать о принятии вызова, пока тот, кто его сделал, не заснет.

Ботолф захохотал, но его веселость была сметена волной желания. Он пытался обуздать свое вожделение, чтобы насладиться слиянием их тел. Они не были близки всего несколько месяцев, но ему казалось, что прошли годы. Ботолф гладил и целовал ее, стараясь не оставить без внимания ни один изгиб ее стройного тела, прежде чем дать волю своей страсти. Яростное желание, которое открыто проявляла Сак-сан, быстро крушило все сдерживающие барьеры. Когда она принялась тереться об него своим телом, приглашая к соитию, он больше не мог ждать.

Саксан разделяла его ненасытную страсть. Они одновременно достигли оргазма, и их крики освобождения слились воедино. Долгое время после этого Ботолф держал ее в своих объятиях, покрывая лицо и шею легкими поцелуями, и наконец перевернулся на спину, все еще прижимая к себе жену.

– Я скучал по тебе, – пробормотал он, перебирая ее волосы. – Мы так долго были лишены этого.

– Слишком высокая цена за детей? – спросила Саксан, подняв к нему глаза, горящие озорным огоньком.

– Это трудный вопрос. – Ботолф нахмурился, сделав вид, что обдумывает ответ, но рассмеялся, когда она шутливо ударила его по груди. – Нет, нет, пощади меня.

– Твои сыновья будут похожи на тебя, – сказала она, приглаживая его взъерошенные волосы.

– Но с твоими глазами. Это потрясающее сочетание.

– Очень красиво.

Они улыбнулись друг другу, и Саксан почувствовала, что настал момент продолжить беседу, начатую три месяца назад. Однако ее вдруг обуяла робость, и слова застряли в горле. Что, если она неправильно истолковала его взгляд, разглядев в незначительной перемене нечто большее? Что, если на самом деле той ночью в хижине он ничего не собирался говорить о своих чувствах? Может быть, он хотел поговорить только о детях, а нежность, так внезапно проявившаяся, – не более чем естественная сентиментальность мужчины по отношению к матери его детей?

– Ты выглядишь очень серьезной, дорогая, – улыбнулся Ботолф.

– Правда?

– Да. Ты хочешь мне что-нибудь сказать? С нашими сыновьями все в порядке?

Саксан вздохнула. Ей было стыдно признаться себе, что она ревновала к собственным детям, к тому интересу и нескрываемой любви, которую проявлял к ним муж.

Ботолф выглядел встревоженным и растерянным.

– С Леофриком и Бреттоном все в порядке. Они крепкие, здоровые и растут не по дням, а по часам. Но ты и сам знаешь это, поскольку проводишь с нами много времени.

– Почему же в твоем голосе я слышу недовольство?

– В самом деле? Не знаю. Хорошо, что ты их любишь и стараешься видеть как можно больше. Немногие отцы так делают. Дети воспитываются вне дома, и отец замечает их, когда они уже достаточно взрослые, чтобы держать меч.

– Ты уже беспокоишься об их воспитании? Если не хочешь отдавать их в пажи, скажи мне. Отец не видел необходимости отсылать меня для обучения наукам, которым я мог научиться в Мирвуде и Регенфорде. По правде говоря, ему не нравился этот обычай. Мне тоже не нравится. Что я приобрету, если отдам сыновей другому человеку? По-моему, ничего.

– Очень немногие из нашего клана воспитывались на стороне. Они просто короткое время жили у родственников, если в этом была необходимость.

Эта тема отвлекла Саксан от намеченного откровенного разговора. Воспитание детей пока еще не было для нее предметом для беспокойства, но она уже с тревогой думала о том, что придется отдать их в пажи незнакомым людям.

– Я очень рада, что смогу следовать традиции воспитания детей, которой придерживались в моей семье.

Ботолф гладил ее руку, изучающе глядя на нее.

– А я рад, что могу тебя успокоить. Однако ты не из-за этого выглядишь озабоченной. – Он нахмурился. – Ну что, я должен гадать в надежде, что попаду в точку?

– Нет. – Саксан робко улыбнулась. – Хотя должна признаться, что очень соблазнительно дать тебе попробовать угадать.

– Тогда скажи мне, из-за чего ты так задумчива и серьезна.

– Помнишь ту ночь в сторожке лесника?

– Еще бы. Не думаю, что когда-нибудь еще испытаю такой ужас и буду захвачен происходящим в одно и то же время.

– Ну так вот, ты сказал кое-что интересное, но я тогда была слишком слаба, чтобы продолжать разговор. Ты сказал, что, когда я отдохну, мы вернемся к нему. Прошло три месяца. Я думаю, что вполне отдохнула.

Ботолф внимательно посмотрел на нее и провел по ее щеке кончиками пальцев. Ему было интересно, когда она напомнит о его обещании; несколько раз за эти три месяца он ловил на себе ее выжидательный, полный надежд взгляд. Давно пора было отбросить свои опасения. Прошло достаточно времени, чтобы разобраться в собственных чувствах и понять, что, причиняя ему сильную боль, они могли также доставить и большую радость. Его долг по отношению к Саксан требовал, чтобы он был с ней честен.

– Ты представляешь себе, как я испугался, когда тебя поймал Сэсил? – спросил он, играя ее волосами.

– Не меньше меня? – улыбнулась Саксан.

– Наверное. Не могу сказать, что раньше никогда не испытывал страха, но знаю, что никогда не испытывал такого леденящего ужаса, угрожающего лишить меня всякого разума и рыцарского мастерства.

– Мне не следовало уходить за пределы Регенфорда. Я подвергла опасности всех нас.

– Ты упрямая, – сказал Ботолф улыбаясь, – но ты не могла изо дня в день прятаться за этими стенами, боясь, что из-за них появится злоумышленник. Это не жизнь. Мы все сделали правильно. Я даже начинаю думать, что последнее столкновение с Сэсилом было предназначено судьбой и мы никак не могли этого изменить.

– Возможно, ты прав. – Саксан прильнула к мужу. – Но мне не нравится, когда что-то предназначено.

– Да? А я думаю, что ты и я были предназначены друг другу судьбой. – Он опять поцеловал ее в кончик носа. – К тому, чтобы ты оказалась рядом со мной с мечом в руке, привела череда удивительных событий.

– Потребовалось только, чтобы мои кузены, как обычно, оказались дураками.

Ботолф рассмеялся и поцеловал ее в лоб.

– С того момента, как я повалил тебя на пол и понял, что ты женщина, моя жизнь начала меняться. – Он вздохнул и крепко обнял жену. – Я запер свое сердце, Саксан. Когда я выздоравливал после лихорадки, моя мать пыталась убедить меня, что я не прав и глуп, но я не особенно слушал ее. Я не хотел. По правде говоря, я изо всех сил старался прекратить этот разговор, потому что в ее словах было слишком много правды. Я бежал от нее и не горжусь этим.

– Люди часто бегут от правды, особенно когда она вынуждает их измениться.

– И я бежал от тебя.

Саксан отстранилась и непонимающе посмотрела на него:

– Ты бежал от меня?

– Старался. Каждый раз, когда ты касалась чего-то такого, что я хотел похоронить в себе, я пытался спрятать это подальше. Я искал в нашем браке спокойствия и утешения, Саксан, и искренне верил, что не получу этого, если позволю чувствам вмешиваться в наши отношения. Я был уверен, что плотской страсти вполне достаточно и ничего больше мне не надо.

– Это из-за Элис?

– Да, из-за нее и из-за других женщин, с которыми я был знаком, особенно при дворе.

– И ты решил, что я такая же, как они? – воскликнула Саксан резким от негодования голосом.

Ботолф с опаской посмотрел на жену: она выглядела так, словно хотела запустить в него чем-нибудь тяжелым.

– Я был не прав, признаю. Думаю, я всегда понимал, что ты не такая, как они, но моей матери пришлось сказать мне это простыми словами, чтобы я прозрел. Она сказала, что я ведь не судил о всех мужчинах по действию некоторых, так почему я делаю это в отношении женщин? И в отношении тебя? Каждый раз, нежась в твоих объятиях, я говорил себе: «Осторожно». Нет, я никогда не считал, что ты похожа на Элис, но всегда боялся отдать тебе свое сердце, потому что знал: если ты мне изменишь, это ранит меня гораздо сильнее, чем измена Элис.

Он посмотрел на нее с легким недоумением, когда она снова обняла его. Саксан сомневалась, что Ботолф осознает, как много заключала в себе последняя фраза и что она для нее значила. Она также понимала, что, как ни обидно для нее сравнение с Элис, сейчас не время сердиться. Ничто не должно помешать ее мужу закончить исповедь.

– Я рада видеть, что ты пришел в чувство, – пробормотала Саксан.

– Да, пришел, но путь был слишком долог. В результате целый год ты не видела от меня ничего хорошего.

– Ты был хорошим мужем, Ботолф. Ты дал мне очень много.

– Но ничего от меня самого, за исключением страсти. Но все, хватит наступать себе на горло из-за своей гордыни и страха боли. – Он взял в руки ее лицо. – Я люблю тебя. – Ботолф коснулся губами ее рта и увидел, что Саксан замерла и смотрит на него широко открытыми глазами. – Я понимаю, что ты можешь не разделять моих чувств, особенно потому, что я не сделал ничего, чтобы завоевать твое сердце…

Она приложила палец к его губам.

– Я не ожидала, что ты вот так выпалишь это, – сказала Саксан дрожащим от волнения голосом. – Я тоже люблю тебя. – Она счастливо засмеялась, когда он стал целовать ее голодными, жадными поцелуями. – Я думаю, что полюбила тебя с первого взгляда, – продолжала она, гладя его широкую грудь. – Я просто не знала, что такое любовь, и поэтому боялась называть свое чувство этим словом.

– А я старалась подавить все признаки того, что влюблен в тебя. Думаю, что тоже полюбил тебя с первого взгляда, но не хотел себе в этом признаться.

Ботолф стал гладить ее по спине, и она замурлыкала.

– И когда же ты наконец перестал бороться с собой?

– Когда Сэсил захватил тебя в плен и я столкнулся с вполне реальной возможностью потерять тебя навсегда. Одна эта мысль причинила мне сильную боль, и я понял, что ничего не добьюсь, борясь со своим чувством и скрывая его от себя самого. Мне было легко прийти к Сэсилу, потому что я не боялся умереть вместе с тобой, но очень боялся остаться жить без тебя.

Саксан обвила руками его шею и стала целовать, стремясь выразить всю глубину охватившего ее чувства. Она добилась того, чего так желала. Счастье переполняло ее, и на глаза навернулись слезы. Ботолф осторожно смахнул слезинку с ее щеки.

– Отчего же ты плачешь?

– С тех пор как я поняла, что люблю тебя, я боялась, что ты никогда меня не полюбишь.

– Прости, что я заставил тебя страдать. Я тоже испытывал подобный страх, но только короткое время, и я никому не пожелаю изведать эту муку. С самого начала ты дала мне очень много, а я требовал все больше и больше.

– Нет, ты никогда не просил любить тебя, никогда не заставлял давать тебе больше, чем требовал мой долг, больше, чем постель и дети. Хорошо, что ты победил своих демонов до того, как освободил свое сердце, иначе старая рана омрачила бы твою радость. Теперь же ты можешь отдать мне свое сердце, не затуманенное сомнениями. Нам больше не надо бояться, что слово или действие могут ослабить нашу любовь; она будет только сильнее.

– И продолжаться, освещая нашу жизнь до самого конца.

– Не только жизнь. Даже смерть не сможет уничтожить любовь, которой я люблю тебя, мой прекрасный смуглый рыцарь.

И Саксан ответила на его страстный поцелуй. Она оказалась права: Ботолф Лавингтон был действительно способен на сильные чувства, и она собиралась упиваться его любовью еще долгие годы.