Глава 3

— Мой кузен больше не нуждается в твоем лечении, красотка, — заметил Гейбл, подходя к Эйнсли.

Девушка вздрогнула и тут же мысленно отругала себя за это. Она намеренно избегала сэра Гейбла с той минуты, как отряд очутился в пещере. Меньше всего на свете ей хотелось сидеть рядом с ним у огня и разговаривать. «Узнаешь меня поближе» — так он, кажется, выразился. Нет, только не это! Должно быть, чувства Эйнсли были написаны у нее на лице, потому что Гейбл усмехнулся. Девушка снова отругала себя за трусость.

— Я зашивала его рану, — пробормотала Эйнсли и покраснела, заметив, как иронически улыбнулся Гейбл.

— За это время можно было сшить целое платье, миледи. — Взяв девушку за руку, он увлек ее к костру. — Тебе надо согреться. Не откажись отведать нашей еды и вина.

— Я лучше взгляну, как себя чувствует Рональд, — возразила Эйнсли, пытаясь отнять руку.

— Думаю, за последние пять минут ему не стало хуже — а ведь именно столько прошло с тех пор, как ты его проведывала. Садись! — приказал Гейбл, силой заставляя девушку сесть.

Эйнсли повиновалась, бросив недовольный взгляд на рыцарей, гревшихся у костра. Они явно наслаждались ее гневом, и их усмешки бесили Эйнсли. Она молча взяла предложенные сыр и хлеб. Внутренний голос подсказывал ей, что не стоит обольщаться, считая, что ее похитители добрые и милые люди. Если они действительно таковы, то должны отпустить ее и Рональда.

— Наша пища тебе по вкусу? — с улыбкой осведомился Гейбл, когда Эйнсли с жадностью набросилась на второй кусок.

— Такую еду не берут с собой, отправляясь в набег, — заметила девушка, дожевав сыр.

— Это был не набег, а праведная месть рассерженного короля. — Не обращая внимания на гневные взгляды Эйнсли, Гейбл продолжал: — Пускаясь в путь, я всегда беру с собой хорошую еду и вино. Как правило, наши походы длятся недолго, и я не могу себе позволить тратить драгоценное время на пополнение припасов. Заниматься мародерством мне претит. Ведь при этом страдают бедняки.

— Похвальная чувствительность, милорд, но вряд ли вас это останавливает, не так ли?

— Вы правы, миледи злючка. Люди должны есть.

Эйнсли отпила вина из бурдюка и не слишком грациозно вытерла рот рукой.

— Ваши люди ели бы больше и чаще, если бы оставались дома.

Гейбл решил не отвечать на вызов.

— Это невозможно, и ты достаточно разумна, чтобы понять это.

— Очень мило с вашей стороны так высоко оценить мой ум, — пробормотала Эйнсли, заставляя себя отвернуться, чтобы не видеть чарующей улыбки Гейбла.

— Я — рыцарь, который поклялся служить королю. Не думаю, что ему понравится, если я буду отсиживаться в четырех стенах и ничего не делать.

То, что она в душе с ним согласилась, не подняло настроение Эйнсли. Будь Гейбл надоедливым, тупым мужланом, ей было бы легче выполнить обещание, данное самой себе. Он же, напротив, говорил спокойно и разумно, а на ехидные нападки Эйнсли отвечал с вежливым достоинством. Противостоять его обаянию будет нелегко. Да что там нелегко! Когда она встречалась с ним взглядом и понимала, что он разговаривает с ней на равных, да еще признает, что она умна — а ведь немногие мужчины способны на это, — девушка отдавала себе отчет в том, что поставила себе задачу поистине непосильную. Эйнсли охватила смутная тревога.

— В твоем имени есть что-то английское.

Голос Гейбла вывел девушку из задумчивости.

— А вот и нет! — резко возразила она.

— Нет, есть. Кажется, я от кого-то слышал, что в жилах жены Макнейрна течет и английская кровь.

— Даже если это и так, ей не устоять перед доброй шотландской кровью.

— Ну разумеется!

— Еда и вино были хороши. От всей души благодарю вас, — сказала Эйнсли и быстро поднялась на ноги, заранее готовая отвергнуть любую попытку ее удержать. — Я очень устала и хотела бы поскорее лечь. Спать я намерена возле Рональда.

— Я заметил, что ты постелила одеяло рядом с ним.

— Ночью ему может понадобиться моя помощь.

Гейбл выглянул из пещеры.

— Ты полагаешь, буря продлится всю ночь?

— Надеюсь, что не дольше. Спокойной ночи, сэр.

Девушка поклонилась сидевшим у огня рыцарям и отправилась спать. Она свернулась клубочком подле Рональда и Страшилы.

— Странная девушка, — пробормотал Майкл Сертен, придвигаясь к своему кузену Гейблу и глядя вслед уходящей Эйнсли.

— Странная? — переспросил тот, игнорируя пристальный взгляд молодого человека.

— Она ведет себя совершенно не так, как другие леди.

— Вскоре после приезда в Шотландию я понял, что к здешним женщинам нельзя подходить с той же меркой, как к француженкам или англичанкам.

— Я имел в виду не их, а обыкновенных шотландских девиц. Она и на них не похожа.

Гейбл рассмеялся:

— Сдаюсь! Как бы то ни было, миледи Макнейрн отличается от всех знакомых нам женщин. Мне кажется, она получила необычное воспитание.

— Это правда. Достаточно вспомнить, кто ее отец.

— Вполне уместное замечание. Забывать об этом действительно не. следует. — Гейбл помрачнел. Взглянув на стройную фигурку Эйнсли, притулившуюся в углу пещеры, он вздохнул, смущенный неожиданно нахлынувшими чувствами. — Странно, но в этой девушке нет ни одного из пороков, присущих Дуггану Макнейрну, как будто он не имеет к ней никакого отношения.

Майкл кивнул, искоса посмотрел на Эйнсли и опять обратился к кузену:

— Я заметил, что она тебя заинтересовала.

— Она не так проста. Оружием владеет не хуже любого мужчины, а в ее прекрасных синих глазах скрывается недюжинный ум.

— Ты хочешь сказать — под этими роскошными волосами, которые так тебя очаровали?

— А, теперь я вижу, куда ты клонишь, кузен. Не беспокойся, я не настолько потерял голову, чтобы забыть, что она — всего лишь дочь Макнейрна и наша пленница. — Гейбл иронически усмехнулся, заметив, как помрачнел его кузен. — Похоже, ты разочарован.

— Да нет… — Майкл провел рукой по своим темным волосам, а потом негромко рассмеялся: — Ты никогда не теряешь хладнокровия, и часто это спасало нам жизнь. Просто мне хотелось бы посмотреть, что ты будешь делать, если тебя околдует какое-нибудь прелестное личико, а лица милее, чем у мисс Макнейрн, мне давно не доводилось встречать.

— Это верно. Но я с молодых лет понял, как опасно позволить себе увлечься прелестным личиком. Однажды подобная глупость чуть не стоила мне жизни, а мой лучший друг даже погиб из-за этого. Если бы я не был так ослеплен красотой леди Элинор, я без труда разгадал бы ее козни.

— Но ведь это было почти десять лет назад, Гейбл! Ты тогда был неискушенным мальчишкой, — возразил Майкл, вороша палкой угасающий костер.

— Зато урок я усвоил отлично, и, как ты правильно заметил, часто это спасало нам жизнь.

— И все же мы все чувствовали бы себя лучше, если бы ты не был таким безупречным совершенством!

Гейбл рассмеялся и звонко шлепнул кузена по спине.

— Я никогда не был совершенством, Майкл, и тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Просто тот трагический случай заставил меня на всю жизнь запомнить одно: хладнокровие и разум — вот чем надо руководствоваться, если хочешь выжить! Разбуди меня, когда кончится буря или возникнет какая-нибудь опасность.

— А ты думаешь, такая вероятность есть?

— В такую-то погоду? Вряд ли. И все же не теряй бдительности — в этих краях она совсем не лишняя.

Устраиваясь на жестком ложе, Гейбл безуспешно боролся с искушением взглянуть на Эйнсли. Поняв, что подсознательно стремится занять такое положение, чтобы видеть девушку, он мысленно обозвал себя последним глупцом. В недавнем разговоре с Майклом он намеренно не опроверг мнение кузена о нем как о хладнокровном человеке с ясной головой. Конечно, это было всего лишь бравадой, но к чему выставлять напоказ» свои сокровенные чувства? То, что таится под этими доспехами и напускным равнодушием, касается лишь его одного. Если бы рыцари Гейбла догадались, какую внутреннюю борьбу ведет сам с собой их предводитель, стараясь совладать с так некстати нахлынувшими чувствами, они наверняка поставили бы под сомнение его право командовать ими.

С самой первой минуты, как только Гейбл увидел Эйнсли Макнейрн, он понял, что ему предстоит нелегкое испытание. Этой девушке, бесстрашно стоявшей перед ним с мечом в руке, удалось сделать то, чего не могли добиться другие женщины, — мгновенно разбудить в Гейбле горячее и неистовое желание, которое одновременно и восхищало, и пугало его. Еще никогда он не чувствовал в себе такой жажды жизни, да и сама жизнь уже давно не казалась ему столь прекрасной.

То, что ему удалось узнать о характере Эйнсли, только усилило его интерес. Гейбл понимал, что это может оказаться опасным, и не только потому, что девушка — его пленница, дочь Макнейрна, человека, которого он поклялся покорить. Леди Элинор де Рош научила его не доверять эмоциям. Более взрослая и искушенная, она умело использовала слепую страсть очарованного юноши для того, чтобы помочь осуществлению планов своего настоящего возлюбленного — человека, вознамерившегося погубить род де Амальвиллей и завладеть их землями. Напрасно друг Гейбла Поль пытался предостеречь его. Увлеченный красотой Элинор, он оставался глух к доводам рассудка. Лишь когда коварная злодейка попыталась убить его, Гейбл очнулся. Наивность и доверчивость рухнули в один миг, их сменил холодный цинизм, с которым молодой человек с тех пор не расставался. И необузданная рыжеволосая шотландка с прекрасными синими глазами — вовсе не причина, чтобы утратить с таким трудом обретенное душевное равновесие.

«Да и что хорошего может выйти из этого увлечения?» — думал Гейбл, заставляя себя отвести взгляд от предмета своих размышлений. Даже если бы Эйнсли Макнейрн не была его пленницей и дочерью заклятого врага, все равно она дикарка, не имеющая понятия о манерах настоящей леди. В любом случае эта девушка совершенно ему не подходит, не вписывается в ту жизнь, которую он так тщательно распланировал для себя. Из такой необузданной особы вряд ли получится хорошая жена.

«Но может получиться восхитительная любовница», — подсказал Гейблу внутренний голос, и рыцарь снова уставился на Эйнсли. Выругавшись про себя, он с трудом отвел глаза. Мысль была слишком соблазнительной, но поддаваться искушению не стоило. Гейбл не был монахом, но в отношениях с женщинами старался вести себя честно. Сделать девушку своей любовницей, а потом отбросить за ненадобностью, когда подвернется другая, подходящая для того, чтобы стать его законной супругой, — такой поступок недостоин благородного мужчины. И вдруг Гейблу отчетливо представилась Эйнсли, полная страсти и трепещущая в его объятиях… Закрывая глаза, он от души пожелал, чтобы ее отец не слишком тянул с выкупом.

Крик, эхом отозвавшийся под сводами пещеры, вырвал Гейбла из объятий тяжелого сна. Он тут же схватил меч, лежавший наготове, и вскочил на ноги. Бросив взгляд на своих рыцарей, он убедился, что они тоже только что пробудились и спросонья не понимают, что происходит.

— Милорд! — раздался голос Рональда.

Гейбл взглянул на пожилого шотландца, с усилием пытающегося приподняться, и мгновенно заметил, что Эйнсли рядом с ним нет. Обернувшись к входу в пещеру, Гейбл увидел, что один из его рыцарей старается удержать рвущуюся куда-то девушку. Он собрался было броситься на подмогу, но Рональд остановил его.

— Она в объятиях сна, — туманно пояснил Рональд.

— Разве она не пытается убежать?

— Только от мрачных воспоминаний, которые иногда приходят к ней во сне, терзая душу. Разбудить ее будет непросто, милорд, — добавил Рональд, видя, что Гейбл направляется на подмогу рыцарю. Тот явно не справлялся с бешено бьющейся Эйнсли. — Надо хорошенько потрясти ее, а то и ударить.

Только очутившись рядом с борющейся парой, Гейбл понял, что старик был прав. На прелестном лице Эйнсли застыло выражение неподдельного ужаса. Глаза были широко раскрыты, но она явно не узнала Гейбла, даже когда он окликнул ее по имени. Из уст девушки вырывались обрывки фраз — кажется, она говорила что-то о своей матери, но с таким сильным шотландским акцентом, что Гейблу не удалось ее понять. Но самым страшным было другое, и от этого у Гейбла мурашки побежали по телу, — голос Эйнсли изменился. Она разговаривала так, будто снова стала маленькой девочкой.

— Эйнсли! — громко крикнул Гейбл, вырывая девушку из рук рыцаря и встряхивая. — Эйнсли, проснись!

— Я должна выбраться отсюда. Маме нужна моя помощь. — Она уперлась в грудь Гейбла в тщетной попытке освободиться. — Разве ты не слышишь крики женщин?

— Тут кричишь одна ты. Приди в себя, красотка. Тебя испугал ночной кошмар.

— Нет, это кричит мама!

Гейбл снова встряхнул девушку, а когда отпустил, она безвольно повисла у него на груди.

— Тогда я была слишком мала, а теперь выросла и сумею ей помочь. — Эйнсли нахмурилась — похоже, она начала осознавать, где находится. — Да нет, не выйдет. Мама мертва. Теперь ничего не изменишь…

— Не изменишь, это верно.

Почувствовав, что тело Эйнсли обмякло, Гейбл ухватил ее покрепче, стараясь не замечать, какое это удовольствие — держать ее в своих объятиях.

— Никто не может вернуться в прошлое и изменить чужую судьбу.

— Но это была злая судьба, страшная, жестокая, ужасная! Я до сих пор вижу кровь, — прошептала девушка. — Тогда мне не удалось смыть ее, ведь я была ребенком. Я только закрыла ей глаза, чтобы их не выжгло солнце…

Гейбл начал успокаиваться — голос Эйнсли снова стал нормальным. Рыцарь осторожно подвел девушку поближе к костру. Рональд, убедившись, что с его любимицей все в порядке, устало откинулся на своем ложе. Воины Гейбла, повинуясь безмолвному приказу, тоже вернулись — кто на пост, а кто досыпать. Внутренний голос подсказывал Гейблу, что Эйнсли, окончательно очнувшись, будет смущена вниманием стольких людей.

— Я пойду спать, — пробормотала Эйнсли, но Гейбл силой заставил ее сесть.

— Выпей! — тихо попросил он, садясь рядом с девушкой и протягивая ей бурдюк с вином.

Медленно пробуждаясь от леденящего душу кошмара своих воспоминаний, Эйнсли искоса взглянула на Гейбла и сделала глоток. Вино показалось ей вкусным и сладким. Девушка чувствовала сильное смущение от того, что выказала непростительную слабость перед Гейблом и его рыцарями. Мучило ее и другое — многие мужчины наверняка сочтут позором то, что случилось с ее матерью, хотя ни она, ни другие женщины, убитые в тот день, не искали себе такой ужасной судьбы. Вот почему Эйнсли никогда и ни с кем не говорила об этом — боялась услышать в ответ суровую отповедь по поводу чести и мужества дорогого ей человека. Девушка знала, что подобное отношение к матери приведет ее в ярость, тем более что поколебать уверенность мужчин в их правоте ей вряд ли удастся, какие бы аргументы она ни приводила.

— Ты считаешь, что это вино избавит меня от кошмаров? — шепотом спросила она Гейбла.

— К сожалению, лишь до конца этой ночи, — ответил тот. — Хотел бы я иметь волшебное снадобье, которое навсегда избавило бы тебя от мрачных воспоминаний! Ты видела, как умирала твоя мать?

— Не видела, а слышала — ее и других женщин, которые имели несчастье попасться этим извергам.

— Слышала? — взволнованно переспросил Гейбл. Какой это, должно быть, ужас — ребенком пережить такое!

— Да. Мать спрятала меня в укромном месте и завалила ветками. Она сказала, чтобы я сидела тихо — не шевелилась и не произносила ни звука. Вообще-то я была не самым послушным ребенком на свете… — Говоря эти слова, Эйнсли в первый раз улыбнулась. — Но тогда поняла сразу — надо сделать так, как велела мать. Я сидела в погребе до тех пор, пока не стало тихо, а когда вылезла, то увидела, до какого бесчинства могут дойти мужчины, когда им противостоят одни лишь беззащитные женщины.