Глава 19

— Астральное перемещение. — Слова Келли гулко, как эхо, раздались в лаборатории. Она смотрела на красные нитки и волосы, которые Жубер выковыривал из-под ногтей и складывал в чашку Петри.

— Вы сказали, что перед тем, как это начало происходить, вы стали мерзнуть, — продолжала она. — Астральные перемещения всегда сопровождаются чувством холода.

— Вы опять о душе, которая покидает тело? — скептически спросил Жубер.

— Даниэль Бушар сказала, что вы напали на нее. Я думаю, она сказала правду. Вы описали ее. Описали, как пытались ее душить. — Келли взяла ленту с ЭЭГ. — В этот момент наблюдалась сильнейшая активность в затылочной доле вашего мозга. С Морисом Грантом все происходило точно так же.

— Но астральное тело обычно не обладает материальной формой, — возразил Жубер. — Даниэль Бушар не только видела меня, она утверждает, что я набросился на нее, нанес ей травмы.

— Вы когда-нибудь чувствовали по отношению к ней гнев или враждебность? — спросила Келли.

— Я такого не припомню, — ответил Жубер.

— Эти чувства могли таиться в вашем подсознании. Гипноз выявил их точно так же, как лекарства раскрыли агрессивную сторону личности Мориса Гранта.

— Не понимаю, какое отношение имеет все это к астральному телу, — заметил Лазаль.

— Данные электроэнцефалографии свидетельствуют о том, что область, управляющая подсознанием, находится в затылочной доле мозга, — сказала Келли. — Астральное тело управляется подсознанием. Оно функционирует независимо от остального мозга. Это и есть та скрытая область, которую мы искали. — Она ткнула пальцем в пятую линию на ЭЭГ.

— Подсознание управляет астральным телом, — тихо повторил Жубер.

— Похоже, что так, — кивнула Келли. — Ваше астральное тело совершило действия, на которые вы в нормальном состоянии не способны.

— Ты хочешь сказать, что астральное тело представляет собой злое начало в человеке? — спросил Лазаль. — Наше агрессивное, безжалостное начало?

— Возможно. А лекарства и гипноз могут обнажать нашу вторую личность, — ответила Келли.

— Эта вторая личность не имеет понятия о том, что хорошо, а что плохо, — сказал Жубер. — Она ничем не отличается от нас по внешнему виду, но при этом не обременена ни совестью, ни раскаянием, ни моральными иллюзиями. Личность эта совершенно свободна от нравственных норм, установленных обществом.

Келли заметила, что глаза его заблестели.

— В каждом из нас есть мистер Хайд, — сказал он.

— Что? — удивленно спросил Лазаль.

— Джекилл и Хайд из рассказа Р. Л. Стивенсона. Первый олицетворяет добро, второй зло. Сознательный разум — Джекилл, подсознательный — Хайд, но наша злая сторона способна функционировать независимо от нас.

— Только представьте, как это открытие поможет в лечении шизофрении и других психических заболеваний, — заметила Келли.

— Пока никто не должен знать об этом! — рявкнул Жубер.

— Почему?! — воскликнул Лазаль. — Это очень важное открытие. Люди...

— Еще слишком рано объявлять о наших результатах, — грубо оборвал его Жубер.

Наступило молчание, нарушенное Лазалем.

— Келли, — начал он, — как мы можем быть уверены, что каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок не хранит внутри себя эту злую силу?

— Я думаю, безопаснее допустить, что все обладают ею, — ответила она загадочно. — Но, насколько нам известно, выпустить эту силу на волю можно только с помощью лекарств или гипноза.

— Насколько нам известно, — повторил Лазаль, и слова его прозвучали зловеще.

Келли взглянула на чашку с волосами и красными нитями и содрогнулась.

Глава 20

Часы на стене пробили час ночи. Лазаль откинулся в кресле и протер глаза, посмотрел на наручные часы и зевнул.

Он усердно работал с семи вечера, когда вернулся из метафизического центра. Перед ним на полированном столе лежала статья из шести тысяч слов, над которой он напряженно трудился в течение последних шести часов. Он прервался только раз в половине десятого, чтобы выпить чашку кофе с бутербродом, но тот почти нетронутым лежал на тарелке возле пишущей машинки. Он поднял голову и встретил взгляд женщины со светлыми волнистыми волосами. Ему показалось, что он тонет в этих блестящих зеленых глазах.

Фотография жены стояла на своем обычном месте на его столе. Каждый раз, когда он смотрел на нее, его охватывали противоречивые чувства, не дававшие ему покоя после ее смерти. Вновь возвращалась пронзительная душевная боль, испытанная им, когда она покинула его так внезапно; вместе с тем его успокаивали эти зеленые глаза, словно частица ее души по-прежнему жила с ним рядом. Он взял фотографию и внимательно вгляделся в такие близкие и прекрасные черты. Он сам сделал эту фотографию три года назад. Одна она напоминала ему о жене. Она и его воспоминания.

Он поставил фотографию на место и покачал головой, чтобы рассеять дремоту, окутавшую его как ватное одеяло. Он знал, что скоро ляжет спать, но предстояло сделать еще кое-что важное.

Он взял ручку, пододвинул к себе листок бумаги и начал писать:

"Редактору.

Высылаю статью, содержащую подробности о весьма важном и феноменальном открытии. Проработав последние двенадцать лет в метафизическом центре, я был свидетелем многих необычных явлений, но с подобным феноменом столкнулся впервые.

Мне известно, что тема астральных перемещений (проекций) уже в течение многих лет привлекает внимание людей, но никогда еще мы не сталкивались с фактами, столь многообещающими, о чем я подробно написал в своей статье.

Надеюсь, что вы найдете мою статью достойной опубликования, так как, по моему мнению, все это имеет огромное значение для всех нас.

Искренне ваш... "

Лазаль подписался, перечитал письмо и вложил в конверт вместе со статьей. Он заклеил конверт и оставил его на столе, решив отправить утром по дороге в центр.

Он пошел "а кухню, налил стакан молока и выпил его, стоя у раковины.

Открытие, которое они сделали сегодня утром, слишком значительно, чтобы его утаивать. При этом Лазаль испытывал необъяснимое чувство неловкости. Его беспокоил случай с Даниэль Бушар. Одно только воспоминание о нем заставляло шевелиться волосы на его затылке.

Нравится это Жуберу или нет, люди должны знать правду.

Глава 21

Нью-Йорк

Блейк поднял экземпляр журнала «Тайм» и решил купить в газетном киоске еще что-нибудь, чтобы скоротать время в самолете. Он подошел к киоску и скользнул глазами по полкам, заваленным газетами и журналами.

Он вполне мог не заметить этот тонкий журнал.

На обложке значилось: «Журнал парапсихологии».

Он взял журнал, и в глаза ему сразу бросилось заглавие одной из статей: «Астральная проекция: истина». Он открыл журнал и, просмотрев содержание, отыскал интересующую его статью.

Три первых абзаца он прочел, не отходя от киоска, потом расплатился и направился в зал ожидания.

Голос из репродуктора объявил, что начинается посадка на его рейс. Блейк поспешно направился в умывальную.

Он летал много раз, но всегда нервничал перед полетом. Нервничал? Кого он пытается надуть? Он панически боялся летать — это ясно как день. Вот уже и желудок как-то схватывает. В умывальной никого не было. Он подошел к раковине, наполнил ее холодной водой и положил сбоку журнал.

Он ополоснул лицо водой и, не найдя полотенца, вытер его рукой. Блейк выпрямился и взглянул на свое отражение в зеркале. Лицо было бледным, с красными веками. Он посмотрел на часы и заметил, что рука его слегка дрожит. До вылета оставалось десять минут. Он еще раз побрызгал на лицо водой и замигал, когда вода попала ему в глаза. Блейк снова посмотрел в зеркало.

Из зеркала на него уставился Матиас.

Не сводя глаз с видения, Блейк отступил назад. Лицо медиума оставалось неподвижным, двигались только глаза — сверкающие, голубые, с гипнотическим взглядом.

Писатель попытался сглотнуть слюну, но в горле пересохло. Он поднял руки и закрыл ими глаза.

Медленно опустив руки, он вновь посмотрел в зеркало.

Лицо Матиаса исчезло, в зеркале отражалось только его собственное растерянное лицо. Блейк с облегчением выдохнул воздух и, вернувшись к раковине, вытер с лица оставшуюся влагу. Затем он взглянул в воду, оставшуюся в раковине.

Отражение было его, но рот был открыт для крика, а глаза вылезали из орбит. Раздутое лицо имело синеватый оттенок.

— Нет! — прохрипел Блейк и опустил руки в раковину.

Видение исчезло; он стоял, погрузив руки по локоть в воду.

В умывальную вошли двое мужчин и с недоумением посмотрели на неподвижно стоящего перед раковиной человека, который всматривался в воду, словно что-то искал в ней.

— Эй, приятель, с тобой все в порядке? — спросил один из них, неуверенно приблизившись к Блейку и похлопав его по плечу. — Я говорю с тобой...

Блейк резко повернулся и непонимающе посмотрел на них, как человек, очнувшийся от кошмара.

— С тобой все в порядке? — повторил мужчина.

Блейк на миг закрыл глаза и кивнул.

— Да, — ответил он. — У меня все нормально. — Нащупав в кармане темные очки, он надел их, взял свой журнал и покинул умывальную.

— Должно быть, накурился марихуаны, — предположил один из мужчин.

— Скорее всего, — отозвался второй. — На вид он сущий наркоман.

— А ты погляди на это, — сказал первый, указывая на зеркало над раковиной, перед которой стоял Блейк.

В центре зеркала пересекались пять неровных трещин.

Глава 22

Париж

В дверь постучали так, словно хотели пробить в ней дыру.

Оставив обед на столе, Лазаль выбежал из кухни. Громкий и настойчивый стук не смолкал, и Лазаль повернул ручку и открыл дверь.

В комнату стремительно вошел Жубер. Лицо его было искажено гневом.

Мгновение Лазаль глядел на него с недоумением, потом запер дверь и прошел за своим коллегой в гостиную. Жубер стоял у камина, широко расставив ноги, и что-то держал в правой руке. На лбу и на лице его выступила испарина, на висках пульсировали вены.

— Что случилось? — спросил Лазаль. — Должно быть, что-то важное, если ты вдруг врываешься в мой дом.

— Это важно, — рявкнул Жубер.

— Что, нельзя было отложить до завтра? — спросил Лазаль с некоторым раздражением. Он взглянул на часы: — Уже семь часов.

— Я знаю, который час, — резко сказал Жубер.

— Ну и что же ты хочешь?

— Я хочу поговорить с тобой об этом. — Жубер, словно оружием, помахал чем-то в правой руке, бросил затем что-то на кофейный столик, стоящий поблизости. — Для чего, черт возьми, ты это сделал?

На столике лежал «Журнал парапсихологии», раскрытый на странице со статьей Лазаля.

— На что, черт возьми, ты рассчитывал, когда писал этот... вздор? — сердито проговорил Жубер.

— Я полагаю, что столь важное открытие не следует утаивать, — объяснил Лазаль.

— Это мое... — Жубер быстро поправил себя: — Это наше открытие. Мы условились не сообщать о нем никому, пока не закончим исследование.

— Ни о чем мы не уславливались. Это ты решил держать его в секрете, — напомнил ему Лазаль. — Я считаю, что всем надо знать о происшедшем.

— И поэтому ты сам написал эту статью? И твоя... подружка. Ей известно о статье?

— Келли? Нет! Она не знала, что я собираюсь написать эту статью. — Он на мгновение смолк. — Но если бы она и знала, тебя это не касается. Я не обязан перед тобой отчитываться, Ален.

— Если слухи об открытии расползутся, то центр моментально заполнится газетчиками. Ты этого хочешь?

— Наше открытие, касающееся астральной проекции, — первое чрезвычайно важное открытие такого рода. Оно важно не только для нас, но и для других людей. Оно может многим принести пользу. Больницам, психиатрическим лечебницам...

— А кому припишут это открытие? — оборвал Жубер, злобно глядя на коллегу.

— Разумеется, нам двоим. Мы...

Жубер снова перебил его.

— Нет, не нам двоим, а тебе одному. — Он ткнул в Лазаля пальцем. — Ты написал эту статью!

— Но я в ней упомянул твое имя... Как мы вместе работали.

— Это ничего не значит. Все заслуги припишут тебе. — Он поднял журнал. — Сколько тебе заплатили за нее? — ехидно спросил он.

— Десять тысяч франков. А что?

Жубер покачал головой:

— За десять тысяч франков они купили у тебя труд многих недель!

— Деньги не имеют никакого значения, — сказал Лазаль.

— А признание? Признание тебя интересует? А слава? Ты сможешь с ней совладать? — Голос Жубера стал— насмешливым и высокомерным. — Или по-прежнему будешь глотать свои таблетки?

— Убирайся отсюда, Ален, — резко сказал Лазаль. — Убирайся из моего дома!

Жубер сунул журнал в карман и, бросив на коллегу еще один презрительный взгляд, направился к выходу. Лазаль слышал, как за ним со стуком захлопнулась дверь.

Жубер завел «фиат» на стоянку возле своего дома и выключил двигатель. Он закрыл глаза и продолжал сидеть в закрытой машине, словно не желая выходить. Тяжело вздохнув, он со злостью ударил рукой по рулю. «Чертов Лазаль», — подумал он и взглянул на журнал, лежащий на сиденье для пассажиров. Ему казалось, что журнал насмехается над ним. Он взял его и вышел из машины, закрыв за собой дверцу.

Подойдя к дому, он услышал, что звонит телефон. Жубер не стал спешить. Он достал из кармана ключ, открыл дверь и, войдя в дом, взглянул на телефон, стоявший на столике в прихожей. Телефон продолжал звонить, но прежде, чем взять трубку, Жубер снял свою куртку и повесил ее.

— Алло, — устало проговорил он.

— Жубер? Вы сегодня задерживаетесь!

Он сразу узнал этот голос.

— Что вы хотели, доктор Вернон? — спросил он.

— Я хочу знать, что происходит.

— Не понимаю.

— Позвольте, я кое-что прочитаю вам. — Наступило молчание, и Жубер услышал, что на другом конце линии шелестит бумага. — «Открытие этой формы астральной проекции стало кульминацией многолетних исследований и многих недель работы», — процитировал Вернон.

— Эту статью написал Лазаль, — сказал Жубер.

— Вы должны были сразу сообщать мне обо всех ваших открытиях, а я читаю о них в журналах. Как это понимать?

— Не надо нотаций, Вернон. Эта статья не имеет ко мне никакого отношения. Лучше спросите о ней девицу, которая работает с вами, — обозлился француз.

— Вы о ком? — спросил Вернон.

— О Келли Хант. Она в Париже. Работает с нами уже около недели.

Наступила напряженная тишина, нарушаемая лишь помехами на линии.

— Вернон!

— Да!

— Я сказал, что она работает с нами уже около недели.

— Я понятия не имел, где она находится, — раздраженно проговорил Вернон. — Я отправил ее в отпуск на время расследования. Не знал, что она будет работать с вами.

— В общем, она все знает. Вы больше не сможете скрывать от нее что-либо, Вернон.

Директор института вздохнул.

— Как бы то ни было, это ваши проблемы, — продолжал Жубер. — У меня своих хватает.

— Мы не должны допустить еще одной такой утечки информации, как в случае с этим журналом, — загадочно проговорил Вернон. — Теперь нам, видимо, придется несколько изменить наши планы.

— Присмотрите за этой девицей, Лазаля я возьму на себя. И вот что я вам скажу, Вернон, больше никаких утечек не будет. Я позабочусь об этом. — Он положил трубку и вытер руки о брюки. — Никаких утечек.

В словах его была зловещая решимость.

Глава 23

Лондон

Когда «Боинг-747» совершил посадку в аэропорту Хитроу, Блейк, как обычно, вздохнул с облегчением. Самолет замедлил движение, и он осмелился посмотреть в иллюминатор. Моросил мелкий дождь, он метался на ветру, словно живое существо. В самолете писатель пытался уснуть, но ему мешала соседка, уговаривающая его «взглянуть на замечательный вид». Блейк совершил роковую ошибку, признавшись, что пишет книги о паранормальных явлениях, после этого пришлось выслушивать ее рассказы о гадании на кофейной гуще и контактах с потусторонним миром. Она уверяла его, что Бог даровал ей второе зрение, вознаградив ее тем самым за смерть младшего ребенка пять лет тому назад и уход мужа к другой женщине. В ответ на этот словесный вал Блейк, по обыкновению, вежливо кивал и широко улыбался. Она смутилась, что не читала его книг, и пообещала достать их непременно. От этого Блейк улыбнулся еще шире: его всегда забавляло, что стоит назваться писателем и собеседник моментально поклянется купить завтра же все твои книги.

Несмотря на словоохотливость соседки, Блейк все же сумел урвать часок сна, но сон был беспокойным, и, как ему показалось, он просыпался каждые десять минут.

Один раз он проснулся весь в поту от кошмара: самолет упал в море, но он пережил удар только для того, чтобы потом утонуть вместе с обломками.

Самолет приземлился, он встал и потянулся, чтобы избавиться от некоторой скованности. Взглянув на часы, он сообразил, что не перевел их на местное время. Часы в самолете показывали семь минут седьмого вечера.

Получив свой багаж, он через аэровокзал прошел к остановке такси.

Поездка заняла больше времени, чем он предполагал, но как только такси приблизилось к его дому, он стряхнул с себя остатки усталости.

— Где будете выходить? — спросил шофер.

Блейк объяснил ему.

— Классный домишко, — похвалил шофер Блейка. — Наверно, отвалили за него колоссальную сумму, а?

Парень явно напрашивался на чаевые, и Блейк его не разочаровал. Он дал ему пятнадцать фунтов и велел оставить сдачу себе.

— Весьма умеренную сумму, — пояснил он, удаляясь от такси с чемоданом в руке.

Дом его был расположен вдалеке от дороги и окружен довольно большим садом, отделяющим его от соседних домов. Перед домом стояла изгородь из бирючины, которая нуждалась в подрезке, а участок по всему периметру был окружен деревянным забором, доходящим до пояса. Возле дома был гараж с подержанным «Ягуаром-XJS», купленным Блейком у приятеля три года назад.

Поднявшись по короткой дорожке, Блейк достал ключ и вставил его в замок. Дверь открылась, и его встретил знакомый густой запах краски. Перед поездкой в Штаты он сделал в доме ремонт, и запах до сих пор висел в воздухе. Блейк включил свет в прихожей и на крыльце, и лицо его тронула улыбка. Освещенное крыльцо своего дома он сравнивал со штандартом, поднятым над Букингемским дворцом: это означало, что он находится в своей резиденции.

Он перешагнул через почту на коврике, накопившуюся за две недели, закрыл дверь и лишь потом собрал лежащие на полу бумаги. Там были рекламные проспекты, четыре или пять писем (большинство из которых он узнал по почтовым маркам) и два счета. В этот момент ему хотелось лишь выпить и упасть в кресло.

Он прошел в гостиную и снял рубашку. Несмотря на то, что комната пустовала уже две недели, в ней было тепло. Он раздвинул шторы, и в комнату медленно вползли хмурые сумерки. Блейк зажег лампу на телевизоре, налил в бокал солидную порцию бренди, добавил содовой и сделал большой глоток. Затем он выбрал пластинку из своей громадной коллекции, положил ее на проигрыватель и включил его. Пока Элтон Джон пел свои романтические баллады, Блейк просматривал почту. Счета он отметил и положил на полку возле камина, проспекты скомкал и выбросил в мусорную корзину. После этого он начал вскрывать письма. Одно было от его бухгалтера, другое — от компании, именующей себя «Литературным кооперативом» и состоящей из нескольких местных неудачливых писателей, с которыми Блейк однажды имел беседу. Два оставшихся письма были от поклонников, и Блейк, как обычно, прочел их с удовольствием.

Он допил бренди, снова наполнил бокал и прошел на кухню. Выглянув в окно, он заметил во дворе несколько темных кучек.

— Кошачье дерьмо, — пробормотал он раздраженно. — Ну, проклятая тварь. — Он имел в виду перекормленную бесхвостую соседскую кошку. Она пристрастилась к его саду и, пользуясь его отсутствием, щедро оделила двор перед его домом своими визитными карточками.

Писатель открыл холодильник, достал из него пиццу и положил ее в гриль-камеру. Особого голода он не чувствовал и, ленивый по природе, считал замороженные продукты ниспосланными ему свыше. Оставив пиццу готовиться, он вернулся в гостиную.

Она была большой, но красивой и уютной, как и все другие комнаты. На стенах висело несколько аккуратно обрамленных киноплакатов. У двери в прихожую был прикреплен плакат «Водитель такси», стену, ближайшую к кухне, занимал изданный в Штатах плакат «Дикая банда», рядом висел «Хеллоуин».

Но гордостью коллекции был пожелтевший плакат над камином, — «Психопат», подписанный самим Хичкоком. Блейку подарил его приятель из кинобизнеса, когда он в последний раз посетил его в Лос-Анджелесе.

Писателя, не склонного к чрезмерным удовольствиям, как ничто другое занимали три вещи: кино, литература, музыка. Книжный шкаф его был переполнен не мудреными книгами и дорогостоящими первыми изданиями, а дешевыми журналами с сенсационными рассказами. Он читал только ради развлечения. Рядом с книгами лежали видеокассеты с его любимыми фильмами. Всего около трехсот.

Однако главной достопримечательностью дома был его рабочий кабинет.

Блейк был весьма доволен, обнаружив после покупки дома, что, кроме мансарды, есть еще и большой подвал. Он сделал это подземное помещение своим рабочим кабинетом. Каждый день он спускался туда поработать вдали о шума и забот повседневной жизни.

Здесь ему казалось, что он находится в огромном гробу.

Дверь в эту комнату он всегда держал закрытой. Подвал был его и только его личным владением.

Из кухни донесся запах пиццы, которую он съел прямо из фольги, не желая обременять себя мытьем посуды. Затем, прихватив свой бокал, прошел через гостиную в прихожую и открыл свой чемодан.

Его записи лежали сверху, и он осторожно поднял их, пробуя на вес. Они приятной тяжестью давили на его руку. Он держал в руке результат кропотливой исследовательской работы. Самое трудное было уже позади. Еще примерно неделя приготовлений — и он сможет начать книгу.

А сейчас ему нужно было сделать еще одну вещь.

Блейк открыл дверь подвала и вгляделся в темноту под ногами. Он чему-то широко улыбнулся и включил свет.

— Добро пожаловать домой, — пробормотал он и шагнул вниз.

Перед тем, как спуститься по лестнице, он запер за собой дверь подвала.

Тишина встретила его, как старого друга.

Глава 24

Нью-Йорк

Лазурную чистоту утреннего неба нарушал лишь белый след одинокого самолета.

В небе не было ни облачка; даже в эти ранние часы солнце казалось раскаленным ядром, посылающим свои лучи, чтобы они окутали город как теплый кокон.

Небеса не оплакивали Рика Ландерса, но люди — да.

Несколько людей на кладбище наблюдали, как маленький гроб опускали в яму, вырытую в земле. Тони Ландерс стояла неподвижно и смотрела на деревянный гроб, медленно исчезавший из виду. Двигались только ее глаза — красные и воспаленные от слез, которые непрерывно стекали по ее щеками и капали на руки в черных перчатках. На мраморном надгробии была фотография Рика, но она не могла заставить себя посмотреть на нее. Время от времени мрамор отражал лучи солнца, и Тони сразу зажмуривала глаза, но память тут же возвращала ее к тому дню, когда ее пригласили опознать останки Рика. Она смотрела на истерзанное тело своего ребенка, на его изуродованное лицо и не узнавала его: нижняя челюсть была полностью смята, череп сломан в трех или четырех местах, мозг обнажен. Один глаз был выдавлен, голова почти отделена от туловища.

Чтобы придать этому телу человеческий вид, нужен был не гробовщик, а волшебник.

Тони вздохнула: эти воспоминания были еще слишком болезненны для нее. Она слегка покачнулась, и двое стоящих рядом людей шагнули к ней, опасаясь, что она потеряет сознание. Но она открыла глаза и устремила их в зияющую могилу, только что поглотившую ее ребенка. Священник читал молитву, но Тони его не слышала. В сумке лежал платок, но она не вытирала слезы, позволив им падать с лица на перчатки.

Черная одежда присутствующих казалась особенно мрачной рядом с яркими цветами, вплетенными в венки, и букетами.

Тони намеренно пригласила на похороны мало людей. Она позвонила отцу Рика в Лос-Анджелес и сообщила ему о случившемся, но он не явился, чем вызвал ненависть в объятой горем душе Тони. Но теперь, видя пустые канаты, поднятые из могилы, она чувствовала, как ледяная рука сжимает ее сердце, будто подводя итог всему пережитому. Сын ушел навсегда, и эта мысль вызвала новую боль и новые слезы.