Он все еще боролся со своим галстуком, когда зазвонил телефон. Блейк оставил непокорный галстук в некотором беспорядке и поднял трубку:

— Да.

— Вас ждут внизу, мистер Блейк.

Он взглянул на часы: было ровно восемь пятнадцать.

— Я сейчас спущусь. — Он выключил свет, закрыл за собой дверь и пошел к лифту.

В человеке, стоящем у конторки портье, Блейк узнал шофера Матиаса. Он торопливо затягивался дымом сигареты, которую неохотно выбросил, увидев выходящего из лифта англичанина. Блейк подошел к нему, миновав кого-то краснолицего, кто жаловался, что мыло у него в номере грязное. Шофер улыбнулся.

— Мистер Блейк, — сказал он, — мистер Матиас ждет вас в машине.

Они прошли через вестибюль, по которому разносилась легкая музыка, и вышли на Пятьдесят девятую улицу, оглушившую их автомобильными сигналами, криками и шумом моторов. Мимо пронеслась полицейская машина, и вой сирены дополнил уличную какофонию.

Шофер указал Блейку на припаркованный черный «кадиллак» и открыл дверцу. Писатель вдруг почувствовал себя дешевым гангстером, которого хотят убрать. Ухмыляющееся лицо шофера и невозмутимый вид Матиаса на заднем сиденье усиливали это ощущение.

Медиум сиял белизной: белый костюм, белые туфли, белая рубашка. Из этого белого однообразия выбивался лишь красный галстук. Глядя на него, казалось, что Матиас истекает кровью.

— Добрый вечер, Дэвид, — сказал Матиас.

Блейк поздоровался с ним. Он сомневался: рассказывать ли о том, что произошло вчера вечером. Голос в комнате. Тело в ванне. В конце концов решил, что не стоит. Он бросил на Матиаса быстрый, оценивающий взгляд. Из-за белого костюма лицо медиума выглядело более темным, щеки и шея были почти не видны. Сжатые руки лежали на коленях, и Блейк увидел на них два кольца— оба золотые с большой жемчужиной.

— Как ты провел день? — спросил его Матиас.

— Не слишком хорошо, учитывая, что большую его часть я просидел в библиотеке, — ответил писатель.

— Все ищешь?

Блейк кивнул.

— Пытаешься раскрыть тайны разума? — усмехнулся медиум.

Блейк промолчал.

— Почему ты попросил меня пойти на эту вечеринку? — поинтересовался он.

Матиас пожал плечами.

— Мы с тобой сдружились за эти шесть дней, и я подумал, что тебя это развлечет, — сказал он, улыбнувшись.

— Среди гостей будут твои пациенты?

— Некоторые из них время от времени обращаются ко мне за помощью, если ты это имеешь в виду.

— За какого рода помощью?

— Это важно?

— Мне просто любопытно.

— Тебе все любопытно, Дэвид. — Медиум посмотрел в окно машины.

Блейк несколько мгновений изучал его профиль, затем сам стал глядеть на оживленную улицу. По обе стороны на фоне темного неба возвышались черные небоскребы, похожие на бетонные гейзеры, вырвавшиеся из недр земли. Некоторые из них были почти не видны, их контуры угадывались по освещенным окнам. Казалось, кто-то собрал сотни звезд и швырнул их на эти черные громады. Над магазинами, кинотеатрами, клубами, концертными залами горели разноцветные неоновые вывески, как жуки-светляки, заключенные в стеклянную тюрьму. Вечно бодрствующий город готовился к очередной бессонной ночи.

— Я как-то спрашивал, почему тебя так волнуют пределы моих возможностей, — сказал Матиас, помолчав.

— И я ответил, что не люблю тайн, — отозвался Блейк. — Я еще никогда не встречался с тем, что выше моего понимания. — В голосе писателя прозвучала твердая, почти непоколебимая решимость.

В голубых глазах медиума вспыхнул огонек сомнения, заметный даже в темном салоне «кадиллака».

— Есть вещи...

— ...которые лучше не знать, — закончил за него Блейк. Оба рассмеялись.

— Меня не остановят избитые клише, — с улыбкой сказал англичанин. Через минуту уже более серьезно он продолжал: — Эта сила, эта способность управлять чужим астральным телом... Задумывался ли ты над тем, что можешь пользоваться этим как оружием?

Матиас, как показалось, был искренне озадачен:

— Я что-то не понимаю.

— Если ты волен управлять разумом и поступками других людей, то нет предела ни твоим возможностям, ни тому, что могут совершить другие под твоим влиянием.

«Кадиллак» начал замедлять ход. Дом Тони Ландерс впереди светился морем огней.

— Ты полагаешь, я об этом не думал? — улыбнулся Матиас.

Шофер остановил машину позади ярко-красного «порше», вышел и открыл дверцу для Матиаса. Не дожидаясь, пока дверцу откроют для него, Блейк высадился с другой стороны и еще раз попытался поправить свой галстук.

Гудронированная дорога, образующая перед домом Тони Ландерс полукруг, больше походила на выставку автомобилей, чем на обычную дорогу. Блейк насчитал пять «кадиллаков», два «транзама», один «порше» и одну «плимутскую фурию», когда они с медиумом подходили к крыльцу.

По обе стороны трехэтажной махины росли деревья, окруженные прекрасно ухоженными цветочными клумбами. В вышине горели подвешенные на веревках лампочки, и светом было залито каждое окно дома. Дом, стоявший на склоне холма, в темноте напоминал маяк.

Ближайший дом по соседству находился примерно в пятистах ярдах от него. Музыка была слышна и перед домом, но когда дверь открылась, Блейку показалось, что музыка хлынула на него, словно волна, слившись с гулом голосов.

Служанка провела Матиаса и Блейка в гостиную, по размеру лишь немного уступавшую танцевальному залу. Винтовая лестница в центре гостиной вела на второй этаж, там на площадке Блейк заметил дружелюбно беседующих людей, которые разделились на группы и пары. С потолка, как гроздья бриллиантов, свисали две огромные люстры. Несмотря на роскошь и великолепие, в доме было уютно. Вокруг пианино, стоявшего в углу гостиной, собрались пять-шесть человек. Пианист, как показалось Блейку, его сверстник, тихо играл, не обращая внимания на музыку, доносившуюся из громкоговорителей. Писатель узнал в нем ведущего вокалиста группы, возглавляющей списки американских хит-парадов. Он узнал еще трех-четырех известных актеров и актрис, а также кинорежиссера, которого пару раз видел по телевизору.

У большого открытого камина с бокалом шампанского в руке стояла Тони Ландерс. Она беседовала с седовласым мужчиной изысканного вида; он то и дело касался рукой кончика своего носа, видимо, смущенный непреодолимым желанием заглянуть глубже, чем позволяло декольте.

Блейк, поверхностно знакомый с ней, никогда не видел ее так близко, и она показалась ему красивее, чем прежде. Невысокая — всего пять футов шесть дюймов — она была в туфлях на тонком высоком каблуке. Высокий, до бедра, разрез ее черного платья при каждом движении открывал стройные ноги. Густые рыжие волосы падали на ее плечи и блестели в свете люстр, словно оранжевый шелк. В середине темного колье сверкал крупный бриллиант.

— Наша хозяйка, — сказал Матиас, кивнув в ее сторону. Он взял бокал шампанского с подноса, который держала коротконогая официантка, Блейк последовал его примеру.

Потягивая шампанское, Блейк заметил, что все глаза "обратились на Матиаса. Его белый костюм был, конечно, очень эффектен, но Блейк решил, что и в потрепанной спортивной куртке он все равно отличался бы от всех. К медиуму обратилась девушка.

— Вы Джонатан Матиас, не так ли? — Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Да, — ответил он, ласково пожимая ей руку.

Он представил ей Блейка, которому показалось, что девушка чем-то озабочена. Она небрежно улыбнулась писателю и вновь повернулась к Матиасу, глядя на него, как на музейный экспонат. Потом она вернулась к своей компании.

Незнакомый мужчина подошел к медиуму и пожал ему руку. В его глазах Блейк заметил то же глубокое почтение, что и в глазах девушки Незнакомец, небрежно улыбнувшись писателю, отошел с несколько удивленным видом. Блейк и сам немного удивился, увидев еще нескольких людей, подошедших к Матиасу. Стоя рядом с ним, Блейк чувствовал себя как пес, доедающий объедки хозяина. Поэтому он растерялся и не сразу ответил, когда к нему обратилась девица в роскошном брючном костюме синего цвета. Так что девица ушла, не дождавшись ответа.

Блейк взял с подноса еще один бокал с шампанским. Не то чтобы он любил этот напиток, но все лучше, чем стоять, засунув руки в карманы, как телохранитель Матиаса.

— Они тебя явно знают, — сказал он медиуму, когда от того отошел последний поклонник.

Блейк осушил бокал и поставил его на ближайший стол. Много бы он дал за кружку пива. Даже банка легкого теплого пива была бы ему приятнее шампанского.

— Я раньше не встречал никого из этих людей, Дэвид, — сказал Матиас, отпив шампанского.

— Значит, они видели тебя по телевизору, — уверил его Блейк.

— Люди всегда восхищаются тем, чего не понимают. — Голубые глаза сверкнули. — А меня они не поймут никогда.

— Ты этого хочешь? — спросил Блейк.

— Именно этого я хочу.

Они холодно посмотрели друг на друга, скрестив взгляды, как шпаги.

— Джонатан!

Повернувшись, они увидели, что к ним подошла Тони Ландерс. Она широко улыбалась, и ее зубы свидетельствовали о мастерстве ее дантиста.

— Я так рада, что вы пришли, — сказала она, целуя медиума в щеку.

— Ты прекрасно выглядишь, Тони, — заметил Матиас. — Мы давненько с тобой не виделись.

Она повернулась и с улыбкой взглянула на Блейка, который улыбнулся ей в ответ, когда Матиас представил его.

— Поздравляю с получением «Эми», мисс Ландерс. — Он указал на статуэтку на каминной доске.

— Спасибо. Пожалуйста, зовите меня Тони. — Она говорила так ласково и приветливо, что Блейк сразу почувствовал себя непринужденно. Она действительно была очень хороша, и в ней поразительно сочеталась детская наивность с неразвитой сексуальностью.

— Чем вы занимаетесь, Дэвид? — спросила она.

— Я писатель.

— Какие книги вы пишете?

— Документальные. О паранормальных и оккультных явлениях и о другом в этом же роде.

— Неудивительно, что Джонатан пришел с вами, — сказала она, взяв медиума за руку. — Вы и о нем пишете?

— Пытаюсь.

Тони хихикнула и взяла бокал, все еще стоявший на каминной доске. Над камином висела цветная фотография, восемь на десять, в позолоченной рамке. На ней был мальчик, как показалось Блейку, не старше восьми лет. Мальчик улыбался, светлые волосы были зачесаны за уши, слегка торчащие, а нос и лицо неравномерно усеяны веснушками; даже за стеклом рамки глаза его светились веселым озорством.

— Это мой сын Рик, — сказала она. — Он сегодня ночует у приятеля.

Блейк бросил быстрый взгляд на руку и не увидел обручального кольца. Ему хотелось знать, кто отец ребенка.

— У вас есть семья, Дэвид? — спросила она. '200

— Я за собой-то с трудом присматриваю, не говоря уже о других, — улыбнулся Блейк.

— Рик для меня — все. Если бы у вас был ребенок, вы бы меня поняли, — сказала она совсем другим голосом.

Она с нежностью посмотрела на фотографию своего сына. Она не хотела ребенка, и роды были трудными. Она и сейчас время от времени встречала отца Рика, одного из руководителей рекламного отдела «Твентис сентшери фокс». Он по-прежнему жил в доме, который они вместе приобрели девять лет назад. Это он захотел, чтобы они жили вместе. Он был почти на десять лет старше Тони, и она слушалась его во всем. Она боготворила его когда-то, и он ее обожал. Молоденькая, но уже известная актриса, она сыграла за шесть месяцев после приезда в Лос-Анджелес из Вирджинии две главные роли. Ее гонорар уже составлял полмиллиона за фильм, и, казалось, все идет хорошо, но она забеременела. Сначала он обвинил ее в измене, но, успокоившись, принял быстрое и, как потом она поняла, твердое решение: делай аборт или уходи из дома.

«Ребенок, — сказал он ей, — разрушит твою карьеру». Кроме того, он еще не был готов стать отцом. Впервые за все время их связи Тони положилась на свою интуицию. Аборта не будет, решила она, и если дело кончится разрывом, то так тому и быть. Она переехала к подруге и продолжала работать, а когда беременность стала заметна, начала озвучивать рекламные передачи по телевизору.

Разрыв с ним и тяжелые роды (кесарево сечение после шестнадцати часов мучений) довели ее до нервного расстройства. Три месяца она билась в тисках столь глубокой послеродовой депрессии, что близкие серьезно беспокоились о ее психическом здоровье. Мало-помалу она стала выздоравливать и решила, что будет жить для ребенка. Ей было очень трудно, но она выстояла. Через пять месяцев, чтобы выручить старого приятеля, она пошла работать в сценарный отдел Эм-джи-эм. Месяц изнурительных физических упражнений и диета вернули ей прежнюю стройность, а еще два месяца спустя ей предложили главную роль в сериале Эй-би-си, хорошо принятом публикой. Это был небольшой шаг обратно в кино и вот теперь — на сцену.

— Как Рик? — спросил Матиас, тоже внимательно смотревший на фотографию.

— Хорошо. — Она засияла. Одно только упоминание имени мальчика оживило ее. — Джонатан мне очень помог, когда я вновь начала работать после рождения Рика, — объяснила она Блейку.

Писатель кивнул.

— Ну и какая роль ждет вас теперь? — спросил он.

Улыбка сошла с ее лица:

— Знаете, у меня есть проблемы.

— Извините, — сказал Блейк.

— Что вы! Просто мне нужно принять решение, а это нелегко.

— Какое решение? — спросил Матиас.

Она допила шампанское и поставила бокал на каминную доску рядом со статуэткой.

— Мне предложили роль в новом фильме «Звездные войны», но это значит, что меня не будет дома три-четыре месяца. Наверно, придется отказаться. Я не хочу оставлять Рика на такой долгий срок.

— Но раньше ты выезжала на съемки и оставляла его, — сказал Матиас.

Тони покачала головой:

— Только на несколько дней. Теперь же, как я сказала, речь идет о месяцах.

— Что же вы намерены делать? — спросил Блейк.

— Видимо, придется отказаться от этой роли. — Она вздохнула: — Боже, мой представитель будет недоволен. Он с таким трудом выбил для меня эту роль.

— Но ваш сын будет не один. За ним будут присматривать, так ведь? — сказал писатель.

Тони повернулась к Матиасу:

— Джонатан, с ним будет все в порядке? Вы можете мне сказать? Вы можете... узнать?

Матиас вздохнул.

— Надеюсь, ты пригласила меня не для того, чтобы я показывал здесь ярмарочные фокусы, — заметил он.

— Пожалуйста, Джонатан! — она говорила умоляюще.

— Что ты хочешь знать? — спросил он тихо.

— Я хочу знать, все ли будет в порядке с Риком, если я уеду на несколько месяцев.

Матиас кивнул. Он сел в кресло у камина, а Тони повернулась и быстро пошла к двери в другом конце гостиной. Блейк с интересом наблюдал за происходящим. Он догадывался, что собирается делать Матиас; так оно и оказалось, когда Тони вернулась с картами. Судя по размеру, это были необычные карты; когда она положила их на кофейный столик перед Матиасом, Блейк увидел, что карты гадальные.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Проигрыватель замолк, из громкоговорителей доносилось лишь пощелкивание иглы по пластинке. Наконец кто-то выключил проигрыватель.

Компания вокруг пианино умолкла, и все повернулись к Матиасу; нахмурившись, он пристально смотрел на карты.

Блейк отступил на шаг и стал смотреть то на Матиаса, то на карты, то — через стол — на Тони Ландерс. Она села в кресло напротив медиума. Тот взял карты и тщательно их перетасовал.

— Теперь ты. — Он передал карты Тони.

Она сделала то же самое и вернула ему карты. Некоторые из гостей, желая видеть, что будет, подошли поближе.

Полногрудая девица с соломенными волосами захихикала.

Матиас прошил ее таким взглядом, что она, побледнев, схватила за руку своего приятеля, словно ища защиты.

Убедившись, что больше никто его не прервет, Матиас разделил карты на десять небольших стопок по семь в каждой. После этого он поднял первую стопку, держа карты лицом вниз.

— Стопка первая, — заговорил он негромким, но хорошо слышным в тихой комнате голосом. — То, что от Бога. — Он положил стопку на стол.

— Стопка вторая — отцовство. — Он положил ее чуть выше и правее первой. — Третья — материнство.

Блейк и остальные увидели, что он кладет эту стопку карт левее и выше первой..

— Четвертая — сострадание. Пятая — сила. Шестая — жертва.

Блейк почувствовал, что у него в верхней части позвоночника началось легкое покалывание. «Интересно, испытывают ли это другие?» — подумал он.

— Седьмая — любовь. Восьмая — хитрость. Девятая — здоровье.

Тони Ландерс заерзала в кресле.

— Десятая — дела мирские. — Матиас откинулся на спинку кресла. — Древо готово, — объявил он.

— Древо? — переспросил кто-то позади него.

— Древо кабалы, — ответил Матиас, не отрывая глаз от карт. Дотянувшись до первой стопки, он перевернул верхнюю карту. Потом еще десять карт из каждой стопки.

Блейк наблюдал с любопытством. Он не раз видел, как гадают по картам. Гадальщики всегда по-разному толковали символы. Интересно, что скажет Матиас на этот раз? Медиум поднял одну карту.

— Номер восемь, — сказал он, — решение.

Тони Ландерс внимательно смотрела на карты, сложив руки на коленях.

Медиум взял следующую карту:

— Номер семь — дорога.

Когда Матиас взял еще одну карту, Блейк заметил, что у него слегка дрожит рука. Медиум с усилием сглотнул и повернул карту так, чтобы все ее видели.

— Шестнадцать — перемена.

— Какая перемена? — спросила Тони.

Матиас устремил на нее свои сверкающие голубые глаза и едва заметно покачал головой.

— Я еще не знаю, — ответил он, переворачивая следующую карту. Это была карта великой тайны. Кинжал.

В стороне от кабалистической фигуры лежали теперь восемь карт. Матиас взял одну из них, но повернул не сразу. Рука его задрожала сильнее.

— Что случилось? — спросила Тони взволнованно. — Что вы увидели? Скажите, что вы увидели?

Блейк, как и почти все в комнате, видел дрожащую руку медиума. Блейк почувствовал, что его начинает окутывать все усиливающийся холод, будто его сжали ледяные тиски.

Фотография Рика Ландерса над каминной доской начала покачиваться, как от дуновения невидимого ветра.

— Переверните ее, — раздраженно проговорила Тони Ландерс. Дыхание ее стало порывистым и учащенным. — Я хочу видеть эту карту. Скажите мне, что вы увидели?

Фотография Рика продолжала покачиваться. Этого движения не замечал никто, кроме девицы с соломенными волосами. Потеряв дар речи, она смогла только указать пальцем на фотографию.

— Боже мой! — сказал мужчина, стоявший с ней рядом, когда увидел это.

Матиас перевернул последнюю карту.

— Опасность, — прошептал он.

— Какая опасность? — требовательно спросила Тони, устремив взгляд на карту. — Скажите мне.

— Твой сын... — дрожащим голосом начал Матиас.

Раздался громкий треск: стекло вылетело из рамки и разбилось. На тех, кто стоял рядом, посыпались осколки, и Блейк инстинктивно отступил на шаг, чтобы его не задело.

Девушка, стоявшая возле него, завизжала.

Фотография со стуком упала на пол. Тони Ландерс метнула взгляд с гадальных карт на фотографию, лежащую на полу.

Она кинулась к ней, но вдруг все увидели, как что-то красное и блестящее проступило на фотографии, словно просочившись из разрыва в бумаге.

Это была кровь.

Тони застыла, глядя, как она вытекает из разорванной фотографии.

Блейк, будто в трансе, смотрел на происходящее.

Схватив рамку с фотографией, Матиас положил ее на стол.

Блейк перевел взгляд с медиума на осколки стекла, усеявшие ковер под каминной полкой.

Кровь исчезла. Фотография была чистой.

— Что случилось? — спросила Тони Ландерс. — Что это значит?

Матиас заколебался.

— Что-то произойдет с моим сыном? Пожалуйста, Джонатан, скажите мне.

Он кивнул.

— Он умрет? — спросила она.

— Я видел опасность. Я не говорил, что он умрет, — пытался не слишком убедительно утешить ее медиум.

Тони взяла рамку с фотографией и внимательно посмотрела на сына. Слезы навернулись ей на глаза, но она быстро взяла себя в руки.

— Я его не оставлю, — сказала она. — Не сейчас.

Матиас с усилием сглотнул и увидел, что на него смотрит Блейк. Казалось, писатель не особенно взволнован происшедшим. Гости стали понемногу расходиться, разговоры стихли, слышался лишь сдержанный шепот. Медиум встал и положил руку на плечо Тони Ландерс.

— Наверно, мне не стоило гадать, — сказал он.

— Нет, — прошептала она, пожимая его руку. — Я благодарна вам.

— С вами будет все в порядке? — спросил ее Блейк.

К ним подошла женщина старше Тони, источая аромат дорогих духов. Она склонилась перед Тони и взяла ее за руку. Блейк и Матиас направились через гостиную к двери, ведущей в сад. Они вышли во двор, и в лица им подул прохладный ветерок.

— Что ты видел? — спросил Блейк, когда они отошли от дома.

— Ты знаешь, как гадают на картах, Дэвид. Ты видел все, что и я.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! — воскликнул англичанин.

— Ее сын умрет, — спокойно ответил Матиас. — Ты это хотел услышать?

Он прошел через газон к большому декоративному пруду для разведения рыб, над которым, почти касаясь воды, свисали ветви ивы. По воде плавали листья, упавшие с ветвей. Темная гладь отражала яркие огни дома.

— Ты узнал это не из карт, не так ли? — спросил Блейк, сам не зная, вопрос это или утверждение.

— Верно!

— Тогда как ты узнал, что мальчик умрет? 206

— Ты хочешь знать все тайны, Дэвид!

— Да, я хочу знать их.

— Я не могу тебе ответить.

— Вернее, не хочешь, — с вызовом сказал Блейк. — Почему сломалась рамка фотографии? Стекло разбилось, словно по нему ударили молотком.

— Окно было открыто, — предположил Матиас. — Возможно, это из-за ветра.

— Полно, Джонатан, — устало проговорил писатель. — За кого, черт возьми, ты меня принимаешь?

— А что, по-твоему, ее разбило? — проворчал Матиас. Его синие глаза светились в темноте. — Моя... сила? — Медиум повернулся и пошел к дому, оставив Блейка одного у пруда.

Писатель медленно обошел пруд, в воде мелькали рыбы. Он устало вздохнул. Сломанная рамка. Предсказание. Неужели все это опять уловки Матиаса? «Мозгоебка», как выразился один американский психолог? Он начинал сомневаться, что «уловки» — подходящее слово. Он достаточно узнал этого человека за последние пять или шесть дней и не мог считать его шарлатаном или мошенником.

Блейк покачал головой и внимательно посмотрел на воду, словно ища у нее ответа. Увидев свое собственное отражение, Блейк в оцепенении наблюдал, как оно таращится на него из воды.

Да, это он отражался в воде, но черты его лица были искажены неописуемым ужасом. Рот открыт, словно он собирался кричать, глаза выкатились из орбит.

Не отрывая глаз от отражения, он отступил на шаг, под ногами заскрипели мелкие камешки, насыпанные вокруг пруда. Один камень отскочил в воду, отчего поверхность ее зарябилась.

Зловещее отражение исчезло, а потом в спокойной воде стало обычным. Блейк еще долго вглядывался в воду, словно ожидая, что лицо, охваченное ужасом, появится вновь. Прохладный ветерок взъерошил его волосы, он слегка поежился и решил, что пора возвращаться домой.

Шум ветра в кронах деревьев напоминал тихий, зловещий смех.