Кэтлин любовно завернула эти вещи в надежде, что сможет преподнести их Риду в самом недалеком будущем. И на сей раз она поехала на праздник к Барбаре, позаботившись предварительно о подарках для слуг в Чимере. Каждый получил корзинку с фруктами и провизией и по золотой монете. По традиции они с Ридом каждый год дарили слугам на Рождество золото.

Поздним вечером накануне Рождества Кэтлин сидела в гостиной Барбары и сосредоточенно созерцала пламя в камине, где медленно догорало святочное полено. Днем семья прослушала в церкви рождественскую службу, а по возвращении домой все пили пунш и пели рождественские гимны. К вечеру все разошлись по своим комнатам, и дом погрузился в темноту и тишину. Одна Кэтлин сидела, устроившись среди мягких подушек в углу дивана. Часы на камине пробили три. Кэтлин тихонько вздохнула, и из зеленых глаз выкатились две большие слезы. Вздрогнув, она обхватила себя руками, словно хотела унять боль от разлуки с Ридом, которую сегодня чувствовала особенно остро. Она закрыла глаза, и из-под длинных ресниц, словно вдруг открылись ворота шлюза, градом покатились слезы. Все ее тело сотрясалось от рыданий, и Кэтлин уткнулась лицом в подушки, чтобы никто не услышал ее плача.

Она не знала, сколько времени прошло, пока она предавалась своему горю. Внезапно она почувствовала, что ее обнимают чьи-то сильные руки. В первую минуту она подумала, что у нее разыгралось воображение, потому что голос, нашептывающий ей на ухо нежные, утешительные слова, принадлежал Риду. Прижатая к широкой мужской груди она усиленно заморгала, стараясь осушить слезы. Наконец она осмелилась поднять глаза и сразу же решила, что у нее начались галлюцинации: лицо, склонившееся над ней, было лицом Рида. Его синие глаза смотрели на нее с нежной жадностью, будто он изголодался по дорогим чертам. Она снова заморгала, но, подняв мокрые от слез ресницы, обнаружила, что видение не исчезло. Это действительно был Рид, его голос снова и снова повторял ее имя, его руки крепко прижимали ее к его сильному телу.

— Ох, Рид, — проговорила она дрожащим голосом, — скажи мне, что это не сон. Пожалуйста, скажи, что ты действительно рядом со мной и обнимаешь меня.

— Я действительно здесь, любовь моя, и страшно рад, что снова держу тебя в объятиях. Ты и представить не можешь, чего мне только не пришлось выдержать, чтобы возвратиться домой на Рождество, и мне так жаль, что из-за меня ты так плакала, у тебя глаза превратились в два зеленых моря.

— Неважно… это не имеет значения, — запинаясь, сказала она. — Главное — ты здесь, живой и невредимый, и я так рада, что сейчас снова разрыдаюсь. — Онагромко всхлипнула, потом вытерла щеки, и радостная улыбка осветила ее лицо. Откинув с лица волосы, она жалобно спросила:

— У тебя случайно нет носового платка?

Рид от души рассмеялся и, прежде чем достать требуемый платок, еще раз прижал ее к себе.

— Вот тебе платок, мой бесенок. Высморкай нос и вытри слезы. Я не хочу, чтобы мы оба промокли, когда я буду целовать тебя, а это я намерен сделать как можно скорее.

Они прильнули друг к другу и долго сидели так. Их страсть разгорелась жарче, чем угольки в камине, но они все же сообразили, что не годится заниматься любовью среди ночи в гостиной Барбары, где любой мог на них наткнуться.

Они пошли в комнату Кэтлин. Рид закрыл дверь и огляделся. В его глазах заплясали бесовские искорки.

— Я вижу, Барбара поместила тебя в твоей прежней комнате. Если память мне не изменяет, последний раз, когда мы занимались здесь любовью, твой дядя Вильям ворвался и застал нас в весьма пикантном положении.

Кэтлин предостерегающе прищурилась.

— Не можешь не насмехаться, да, Рид? Похоже, ничто не доставляло тебе большего удовольствия, чем тогдашнее вынужденное признание в том, что мы неженаты, после того как я так долго это скрывала.

> ну я бы не стал утверждать, что так уж и ничто

поправил ее Рид с улыбкой, — но это безусловно было одно из самых больших. — Слегка нахмурившись, он притянул ее к себе. — Я хочу, чтобы весь мир знал, что ты моя.

Он с вызовом посмотрел на нее, будто ожидал, что она оспорит его слова, но Кэтлин лишь молча прильнула к нему, и он поцеловал ее требовательным хозяйским поцелуем, от которого у нее перехватило дыхание.

Я всегда буду принадлежать тебе, дорогой,

— прошептала она. — Ты похитил мое сердце, и мне уже не вернуть его.

Страсть охватила их, заставив забыть об усталости и позднем часе. Его руки и губы исследовали ее тело, и она с радостью отзывалась на каждое прикосновение. Они с жаром отдавались друг другу, и все муки, вызванные долгими месяцами одиночества, сгорели в огне их страсти. Их тела, и не только тела, а мысли и души слились в одно целое; они поднялись высоко-высоко по радужной лестнице, и радость их была неисчерпаемой, а любовь сияла как самая яркая в небе звезда.

Умиротворенная и расслабленная лежала Кэтлин в объятиях Рида. Она бы с удовольствием заснула, но нужно было так много рассказать ему и о стольком спросить самой. Шепотом Рид вкратце поведал ей о своем плавании, а она сообщила ему все семейные новости, рассказала о ребенке, родившемся у Сьюзен, о подарках, которые она приготовила детям на Рождество. Лишь под утро они наконец закрыли глаза и погрузились в сон.

Радости Андреа и Катлина не было предела, когда они, прокравшись рано утром в спальню, обнаружили там отца. Стремясь поскорее получить рождественские подарки, они прыгали по кровати родителей и что-то лепетали им прямо в уши, стараясь разбудить их.

С жалобным стоном Кэтлин натянула одеяло на голову.

— Который час? — сонно пробормотала она.

Улыбнувшись без всякого сочувствия, Рид стянул с нее одеяло.

— Время радоваться Рождеству, мамочка. Проснись и сияй.

Пришла Делла и увела детей из комнаты. Рид, уже полностью одетый, окончательно стянул с Кэтлин одеяло. Дрожа и сонно моргая, она потянулась за халатом.

— Хорошо, хорошо, чудовище, я встаю, — и, посмотрев на него с притворным негодованием, добавила: — И как это ты можешь быть таким бодрым, будто тебе и спать не хочется?

Он чмокнул ее в припухшие губы.

— Во-первых, сегодня Рождество, и я праздную его со своей семьей, а во-вторых, Андреа и Катлин все равно не дадут нам спать, даже если от этого зависела бы наша жизнь. А значит, тебе лучше поскорее одеться и начать новый день. Встретимся внизу.

Рид вышел с довольной улыбкой, и Кэтлин услышала, как он весело насвистывает, спускаясь по лестнице.

К радости, которую Кэтлин испытывала от того, что Рид дома, примешалось удивление, когда она обнаружила, что он успел всем купить подарки. Открыв маленькую продолговатую коробочку, она увидела великолепное опаловое ожерелье. Безупречно подобранные камни в оправе из белого золота филигранной работы сверкали и переливались.

— Ты ездил в Новый Орлеан, — выдохнула она, сразу узнав работу тамошнего любимого ювелира Рида.

Он согласно кивнул темноволосой головой.

— Я также заезжал на Гранд-Тер повидать Жана. Он и Доминик шлют тебе свои поздравления.

— А Элеонору ты видел?

— В этот раз нет, — уклончиво ответил он, видимо решив сказать ей все, что ему было известно, продолжал: — Она все еще в Новом Орлеане с братом. Их роман с Жаном последнее время пошел на убыль.

— Ох нет! — От этой новости лицо Кэтлин мгновенно опечалилось.

Рид пожал плечами.

— По-моему, ты переживаешь из-за этого больше, чем они сами. Они остались друзьями, но любви между ними больше нет. Ни он, ни она не жалеют о времени, проведенном вместе, но, как объяснил Жан, их отношения застыли на мертвой точке, и оба посчитали, что лучше расстаться и сохранить хотя бы это

Хотела бы я знать, что чувствует Элеонора, —

задумчиво проговорила Кэтлин.

Доминик говорит, она начала тосковать по Франции. Ждет не дождется, когда кончится война и она сможет вернуться домой. — — Он прищелкнул языком. — По слухам, до своего отъезда из Нового Орлеана она стремится одержать как можно больше побед. Думаю, в городе останется немало разбитых сердец, когда она уедет.

— Надеюсь, что она не пытается таким образом скрыть собственное разбитое сердце, Рид.

— Я тоже на это надеюсь. Уверен, ты получишь от нее весточку, как только у нее появится возможность отправить письмо. Возможно, тогда ты перестанешь волноваться.

Новый 1813 год Рид встретил с семьей. За те дни, что он был дома, они с Кэтлин побывали на нескольких приемах, и Кэтлин даже начало казаться, что ничто в их жизни не изменилось. Сьюзен с гордым видом представила Риду его маленькую племянницу, которую он стал обожать с первого взгляда. Он как бы заново знакомился с собственными детьми: Катлин и Андреа без устали рассказывали ему о своих горестях и радостях.

Несколько дней они с Кэтлин посвятили просмотру бумаг Рид давал Кэтлин советы, на что в хозяйстве следует обратить внимание в первую очередь, какие культуры и на каких полях сеять, какой нужен ремонт, какие переделки. Он позаботился, чтобы у нее было достаточно семян, всяких необходимых материалов и денег для ведения хозяйства в его отсутствие.

Кроме того, Рид подробно обсудил с Тедом дела их компании, которые в тот момент находились практически на нуле. Он выяснил, какие суда прибыли в порт и когда, какой ремонт им необходим, доставили ли они какие-нибудь грузы и если да, то какие, и оставил детальные распоряжения на случай прибытия в Саванну остальных его кораблей.

Рид еще был в Саванне, когда туда прибыл один из его фрегатов «Белокурая леди». Корабль был сильно поврежден, нескольким членам команды требовалась медицинская помощь, но, несмотря на это, экипаж судна был в приподнятом настроении; моряки с гордостью сообщили, что им удалось потопить английский сторожевой корабль, с которым они столкнулись.

За первые семь месяцев войны американские каперы, как сообщалось, захватили сотни английских торговых судов и вывели из строя три военных корабля. Таким образом, на море американцам сопутствовал успех, хотя блокаду пока прорвать не удалось.

«Белокурую леди» можно было отремонтировать, и Рид распорядился, чтобы его люди немедленно этим занялись. Кэтлин обещала проверять, как идет работа, и проследить, чтобы судно было отремонтировано как положено.

Рид уехал, и дни без него потекли медленно и однообразно. Прошли январь и февраль. У Эми родился ребенок — здоровый мальчик, которого назвали в честь Мартина. К себе в Агусту они уехали лишь в конце февраля, когда Мартин решил, что пора готовиться к весенним полевым работам. «Белокурая леди» снова вышла в море, а ее место в доках занял ее близнец «Виндфарер». Часть времени уходила у Кэтлин на то, чтобы следить за его ремонтом. Кроме того, она лично ухаживала за одним из своих бывших матросов — здоровенным ирландцем по имени Кениган, —: который был ранен в плечо.

1 марта, прорвавшись сквозь блокаду, в Саванну вошло «Морское облако», на котором прибыло письмо от Элеоноры. Элеонора подробно объясняла причины, по которым решила порвать близкие отношения с Жаном. Она уверяла Кэтлин, что расстались они по-дружески, и оба согласились и в дальнейшем поддерживать дружеские отношения. По ее словам, они не слишком тяжело переживали этот разрыв, сумев своевременно понять, что охлаждение между ними становится все более явным. Повторяя слова Рида, Элеонора писала, что она все больше скучает по дому и мечтает о возвращении во Францию, рассчитывая уехать туда, как только позволят условия военного времени. В письмо Элеоноры была вложена коротенькая записка от Доминика, в которой он передавал и привет от Жана. Дела у них шли хорошо. Оба уверяли Кэтлин в своей неизменной любви к ней детям. Еще Доминик рассказывал о своей встрече с Ридом в конце января. Они провели вместе несколько часов, обсуждая последние военные новости и собственное участие в войне.

Март сменился апрелем, наступила пора весеннего сева. В конюшнях Кейт родилось несколько жеребят, и Кэтлин постоянно ездила в Эмералд-Хилл. Второй день рождения Катлина ознаменовало наступление весны. Потом праздновали Пасху, а вскоре после Пасхи день рождения Кэтлин. Приближалась пятая годовщина свадьбы Кэтлин с Ридом. Кэтлин не слишком надеялась, что и на сей раз Рид сумеет вырваться домой. С начала января она получила от него всего два письма (они были доставлены вернувшимися в Саванну кораблями из компании), в которых он писал лишь, что чувствует себя хорошо, скучает по ней и детям и очень их всех любит. Кэтлин поняла, что подобная краткость вызвана опасением, как бы письма не попали к англичанам.

В одно майское утро, идя от конюшен к дому, Кэтлин услышала приближавшийся звук копыт. Яркое весеннее солнце освещало всадника со спины, и Кэтлин заслонила глаза рукой, чтобы разглядеть, кто же это. Мужчина был высоким, темноволосым и бородатым. Он скакал по направлению к ней во весь опор. Кэтлин изумленно взирала на всадника и лошадь, мчавшихся к ней, не снижая скорости. Неожиданно лицо мужчины озарилось широкой улыбкой, на бородатом лице сверкнули ослепительно белые зубы.

Прежде чем Кэтлин успела отскочить в сторону, он на скаку нагнулся и, обхватив ее рукой за талию, поднял и посадил в седло впереди себя. Лошадь стала постепенно замедлять свой бег, когда незнакомец крепко прижал Кэтлин к себе и, не дав времени опомниться впился ей в губы долгим поцелуем. Поцелуй показался Кэтлин странно знакомым, но непривычное ощущение от прикосновения к коже бороды и усов мешало определить, кто же этот человек.

Придя в себя, Кэтлин стала извиваться, пытаясь освободиться из железных объятий. Она колотила мужчину в грудь кулачками и старалась отвернуть от него лицо. Ее негодующие выкрики вызвали у того взрыв смеха, от которого его грудь заходила ходуном.

— Кэт! Ради бога прекрати, ты что, хочешь, чтоб мы оба свалились с лошади?

При звуках его голоса крик ее резко оборвался. Она изумленно уставилась в лицо мужчины, отыскивая знакомые черты, скрытые под бородой и усами. Их взгляды встретились — на нее смотрели ярко-голубые глаза, полные бесовского веселья.

— Рид! Ах, ты негодник! Ты до смерти меня напугал. — Она подняла кулачок, намереваясь стукнуть его. — Я решила, что на меня напал какой-то ненормальный. — Кулачок разжался, и, прильнув к мужу, она обняла его за шею.

Ее щека соприкоснулась с мягкой щетиной его бороды и усов. Откинувшись назад, она подняла руку и провела ладонью по непривычному для нее волосяному покрову на подбородке. Глаза ее удивленно расширились, когда она ощутила, какие упругие эти волосы.

— Что это ты надумал отрастить бороду и усы? Он широко улыбнулся:

— Тебе нравится?

Она нерешительно покачала головой.

— Не уверена. Господи, да я тебя даже не узнала!

— Это я заметил. Ну и как тебе такая перемена ролей? Я никогда не мог узнать тебя, когда ты преображалась в Эмералд.

— Это очень странное чувство, — призналась она и снова прижалась к нему. — По правде говоря, я так по тебе соскучилась, что даже если бы ты отрастил вторую голову, все равно была бы тебе рада.

Рид усмехнулся:

— Ну, до этого дело не дойдет. Вообще-то не был никаких причин для того, чтобы появляться театрально, а сейчас нет никаких причин для того чтобы и дальше сидеть на лошади, а ты как думаем.

Сознание, что Рид вернулся, наполняло Кэтлин чудесным чувством; и борода с усами ей скорее понравилось, когда она привыкла к его изменившемуся виду!

Андреа сначала не поддержала Кэтлин.

— Они колются, — нахмурилась она, потирая свои розовые щечки.

— Вовсе нет, — не согласился Катлин, качая головой.

Он был в том возрасте, когда спорить с сестрой любому поводу доставляло ему удовольствие.

И щекочутся, — поправил он с видом мужского превосходства.

Кэтлин закатила глаза к потолку, словно моля небо дать ей терпение.

— Он твои сын, Рид, с ног до головы. Мало того, что он внешне похож на тебя, он и ведет себя точно также, как ты.

Рид с гордостью и даже с некоторым высокомерием улыбнулся.

Да, и разве не здорово, что он унаследовал мой изумительный характер, а не твое упрямство? — шутливо спросил он.

Кэтлин вздохнула, признавая поражение.

Знаешь, если ты еще поумнеешь, твои шляпы

станут тебе малы, — с хитрецой в голосе предсказала она.

В разговоре с Ридом Кэтлин упомянула о письме Элеоноры и записке Доминика, в которой он сообщал, что видел Рида. Рид рассказал Кэтлин, что с тех пор побывал с Новом Орлеане еще раз. Правительство направило его в Луизиану для передачи распоряжений Вашингтона генералу Эндрю Джексону. Много лет назад Риду довелось встречаться с генералом и его женой Рейчел. Они оба ему понравились, и сейчас он считал честью для себя служить этому мужественному солдату. Рид преклонялся перед Джексоном, а тот в свою очередь высоко ценил вклад Рида в военные действия. Будучи в Новом Орлеане, Рид зашел в магазин к Жану в надежде найти подходящий подарок для Кэтлин к годовщине их свадьбы. Среди контрабандных товаров Жана он отыскал комплект французского белья и ночную сорочку, способную доставить радость любой женщине, а мужчину заставить воспламениться при одной лишь мысли о том, как будет выглядеть в ней женщина. Он выбрал несколько комплектов белья, шелкового, возбуждающе прозрачного. В дополнение к нему он приобрел пеньюар изумрудного цвета из блестящего атласа к нему — ночную рубашку. Рубашка была сшита просто, на манер греческой туники, и должна была соблазнительно облегать тело. Ансамбль дополняли Домашние туфли без пятки. Увидев этот ансамбль в магазине, Рид не смог устоять, подумав, как прекрасно он сочетается по цвету с глазами Кэтлин и как великолепно будет выглядеть ее точеная фигурка в этом блестящем, льнущем к телу одеянии.

Когда Кэтлин примерила перед ним его подарок он убедился, что картина, которую нарисовало ем воображение, не идет ни в какое сравнение с действительностью. Высокая и гордая стояла она перед, ним, и он не мог отвести от нее глаз. Длинные медно рыжие кудри были перекинуты на одно плечо, глаза сверкали как драгоценные камни, молочно-белые груди упруго вздымались над низким вырезом пеньюара а внизу складки соблазнительно прилегали к длинным стройным ногам.

— Кэт, я представлял тебя в этом пеньюаре с того самого момента, как купил его, но действительность превзошла мои мечты. У меня просто дух захватывает, — признался он охрипшим вдруг голосом, лаская глазами все то, что скоро будут ласкать его руки. — По-моему, ты самая привлекательная в мире женщина.

Она тихонько засмеялась, смущенная и взволнованная этой похвалой.

— Если это и в самом деле так, то это ты сделал меня такой. Во мне просыпается вожделение, когда ты смотришь на меня с этим бесовским блеском в глазах. В такие минуты я могу думать только о прикосновении твоих рук, твоих губ, твоего языка. Мне хочется протянуть руку и дотронуться до тебя, ощутить под пальцами твою горячую кожу, хочется дарить тебе наслаждение и возбуждать тебя любыми доступными мне способами.

После этих откровенно призывных слов самоконтроль Рида мгновенно исчез и он в нетерпении принялся снимать с себя одежду. Опустив глаза на свой живот он с усмешкой заметил:

— Знаешь, если бы ты была еще хоть чуть — чуть соблазнительнее, я просто взорвался бы. — Он увлек ее на кровать. — Пойдем, моя очаровательная ведьма покажи, как ты умеешь доставлять мне наслаждение. Ты пропела мне песню сирены, теперь сделай так, чтобы сбылись мои самые смелые фантазии.

Она засмеялась, кокетливо взмахнув ресницами.

— Но, сэр, не лишусь ли я вашего уважения наутро после ночи запретных ласк и небывалых наслаждений? Жене ведь положено вести себя с мужем сдержанно, быть слишком нескромной, по крайней мере, я это слышу он плутовски посмотрел на нее блестящими глазами потемневшими сейчас от страсти до цвета я обещаю, моя крошка, что ничто меня не шокирует и клянусь, что не только не перестану уважать себя утром, но после бурных ночных ласк повторю все пои ярком солнечном свете.

Она насмешливо приподняла изящно изогнутые брови.

Ты уверен, что сможешь сдержать подобную клятву?

Набросившись на нее и шутливо зарычав при этом, Рид распластал Кэтлин на матрасе. Она рассмеялась.

Я докажу тебе это, плутовка, если ты поможешь мне доверять

— и он потерся губами о ее губы.

— Согласна, — нежно прошептала она, будучи уже во власти его притягательной силы. Неожиданно она почувствовала, что вся горит. Она так сильно хотела его, что телу стало по-настоящему больно. Забыв про озорство, она страстно посмотрела ему в лицо — лицо, о котором мечтала все долгие месяцы одиночества. Губы у нее задрожали.

— Поцелуй меня, Рид, — попросила она со страстью в голосе и обожанием во взоре. — Пожалуйста, целуй меня!

Если есть ночи, специально созданные для любви, то это была одна из них. Каждый жест, каждый взгляд, каждое прикосновение воспламеняли их с новой силой. Они были похожи на людей, пьющих соленую воду — чем больше они пили, тем сильнее становилась их жажда. Они долго ласкали друг друга, и их губы и языки вволю насладились любовным нектаром. Их руки медленно скользили по телам друг друга, словно желая запомнить каждую клеточку, словно боясь упустить хоть одну эротическую точку. Они самозабвенно и восторженно дарили наслаждение друг другу. Огонь растекался по жилам, по каждому нерву, подобно вспышкам молнии, пробегали искры желания. Все их чувства были обострены. Они вплетали все новые тончайшие нити в волшебный замысловатый узор этой чудесной ночи любви.

Тихие стоны наполнили тишину ночи. Кэтлин с Ридом поднялись к новым высотам наслаждения. Кэтлин будто растворилась в Риде, она бесстыдно подчинялась каждой его просьбе, угадывала каждый намек выполняла любое желание. Они отбросили всякий ограничения, и их страсть горела вольно, как раздуваемый ветром лесной пожар, сжигая их в своем пламени. Вожделение вознесло их на такие пики, где было трудно дышать, закружило в бешеном вихра и наконец отпустило, оставив обессиленными и отрешенными от всего.

Их любовные утехи были столь горячи и страстны что Кэтлин не смогла сдержать слез радости. Решив что он ненароком сделал ей больно, Рид немедленно забеспокоился:

— Что такое, моя сладкая? Что-то не так? Покачав головой, она прошептала:

— Что может быть не так, дорогой, когда ты со мной? С тобой я чувствую себя такой обожаемой, такой желанной. Любовь к тебе переполняет мое сердце и переливается через край. Ты видишь не слезы. Это любовь, которую моя душа уже не вмещает, потому что ты дал мне столько счастья.

Нежными поцелуями он осушил ее слезы, впитывая глазами каждую черточку дорогого лица, полного любви.

— Родная моя, ты подарила мне одну из самых прекрасных ночей в моей жизни. У меня нет слов, чтобы описать, что я чувствую, когда ты отдаешься мне полностью, как сегодня. Ни одну минуту этой нашей ночи я не променял бы на все золото мира.

— Ты в этом абсолютно уверен? — шутливо спросила она.

— На все золото в десятикратном размере, — ответил он, притягивая ее к себе. — Я люблю тебя киска, люблю твой живой, смелый характер, даже твое упрямство и непокорность. Я обожаю тебя от макушки, освещенной солнцем, до складочек на ступнях.

— Я тоже люблю тебя, Рид, так сильно, что этимменя даже пугает, — вздохнула она, отдыхая в его объятиях. — Я боюсь, что за такое счастье придется платить. Вот почему я ненавижу, когда ты уходишь в плавание без меня. Я боюсь, что с тобой что-то случится. Тогда я просто умру.

Ничто на этом свете не разрушит нашей любви, — нежно сказал он.

Вытянув руку, она прикоснулась к его щеке и потрогала бороду.

Я хочу тебе кое в чем признаться, — сказала она, сдерживая смешок.

— В чем? — с любопытством спросил он. — Катлин был прав. Борода и усы и вправду щекочут.

Тишину раннего утра наполнили звуки раскатистого хохота Рида, которому вторил негромкий смех Кэтлин.

Спустя несколько дней Рид уехал, сказав Кэтлин, что направляется в Вашингтон. В скором времени должен был состояться обмен военнопленными на море, объяснил он, и главная роль в этой акции отводилась «Кэт-Энн» и еще одному каперскому судну. Указание относительно того, где и когда произойдет обмен, Риду надлежало получить в Вашингтоне.

Остаток мая Кэтлин провела занимаясь самыми разными делами. Наступил июнь, принесший с собой необычайную жару. Все изнемогали под палящими лучами солнца, светившего с безоблачного лазурного неба. По всем признакам, лето предстояло исключительно жарким, и жители Саванны спешили уехать из города и укрыться в более прохладных домах на плантациях.

Война продолжалась уже двенадцать месяцев, но в Саванне еще не видели ни одного английского корабля, ни одного английского солдата. Жители начинали понемногу расслабляться. Предоставив охрану города частям ополчения, расквартированным в фортах, они уезжали, стремясь за городом отдохнуть от всех хлопот.

Кэтлин с радостью восприняла возвращение Мэри, с которой приехали Сьюзен с Тедом и их двое детей. Дом в Чимере был большим и без Рида казался опустевшим. С их приездом Кэтлин стало легче переносить свое вынужденное одиночество. Барбара и Вильям в Чимеру не поехали, решив навестить Эми с Мартином в их поместье вблизи Агусты.

В июле жара усилилась. Никто не занимался ничего кроме самых необходимых вещей, причем в самые жаркие часы дня всякая деятельность вообще прекращалась. Готовили ночью, а днем подавали только холодные блюда. День проводили в тени с высоким стаканами холодного лимонада или других охлажденных напитков, а всю работу делали рано утром и поздно вечером.

1 июля в Саванну пришел «Старбрайт» в весьма потрепанном состоянии. Команда сообщила о жестоких штормах в Карибском море. Двое бывших матросов Кэт — Дэн Ханаан и Хэл Финли ходили в это плавание на «Старбрайте». У Дэна во время шторма, ставшего причиной поломок на «Старбрайте», были сломаны два ребра. Невзирая на жару, Кэтлин несколько раз ездила с Тедом в Саванну, чтобы проверить, как идет починка ее любимого фрегата, того; самого, который в давние годы несколько в измененном виде бороздил моря под названием «Волшебница Эмералд».

Она как раз находилась в доках в тот день, когда в порт Саванны вошел странного вида корабль. Кэтлин, как и другие, какое-то время наблюдала за ним и, удостоверившись, что это американское судно, ~ вернулась к своим делам. Вскоре в доках появился Тед в сопровождении незнакомца в форме. Кэтлин с любопытством рассматривала молодого лейтенанта, размышляя, о чем он хочет поговорить с ней. Приветливая улыбка исчезла с ее лица, когда она увидела серьезное выражение лица лейтенанта и встревоженное — Теда.

— Миссис Рид Тейлор? — спросил лейтенант и после ее кивка продолжал: — Меня прислали из Вашингтона. На меня возложена печальная обязанность сообщить вам, что ваш муж, его корабль и вся команда пропали без вести после шторма. Предполагается, что они утонули. С сожалением вынужден информировать вас, мадам, что капитан Тейлор вероятнее всего погиб.