ГЛАВА 1

Карета резко остановилась рядом с причалом, у которого стоял фрегат «Кэт-Энн». Из нее вышел высокий широкоплечий мужчина и направился к судну.

Волосы у него были черные, как самая черная ночь, как и у любого жителя Кордовы, речного порта, расположенного во внутренней части Испании, кожа от жаркого солнца приобрела цвет темной бронзы, и только блестящие голубые глаза отличали его от местных жителей.

Мужчина стал подниматься по деревянным сходням на борт судна; он уже дошел до середины, когда с палубы к нему в объятия бросилось длинноногое существо в пышных шелковых юбках с развевающимися золотисто-рыжими волосами. Женщина нежно обняла его за шею и звонко поцеловала в губы. Затем, все еще прижимаясь к нему, откинула назад голову и озорно улыбнулась.

— Привет, капитан! По-моему, нам и раньше доводилось так встречаться. — Ее изумрудного цвета глаза искрились безудержным весельем.

Мужчина взял женщину на руки, поднялся на палубу и, опустив свою ношу, довольно сильно шлепнул по ягодицам. Но его ответная улыбка противоречила этому жесту порицания.

— Что ты себе позволяешь, Кэт! Разве так положено вести себя замужней женщине, матери двух малышей?

Улыбаясь, Кэтлин взглянула на него и, качнув бедрами, ответила сладким голосом:

— А это, полагаю, зависит от того, чья она жена, капитан Тейлор.

Намотав на руку толстую прядь ее развевающихся волос, мужчина привлек ее к себе, изобразив на красивом лице выражение собственника.

— Ты моя жена, Кэтлин О'Рейли Хейли Тейлор, и не смей забывать об этом.

— Да, Рид, — пробормотала она с редкой для нее покорностью, и его губы по-хозяйски уверенно прижались к ее губам.

На долгие минуты они забыли обо всем вокруг, отдавшись поцелую и ощущению друг друга. Их губы слились — ее мягкие и податливые, его — твердые и теплые. Словно подчиняясь его молчаливой команде, ее рот приоткрылся, позволяя его настойчивому языку проникнуть внутрь. Их тела пронзили огненные языки желания. Рука Рида, державшая Кэтлин за волосы, напряглась; другой рукой, лежавшей у нее на талии, он крепче прижал ее к себе, и она почувствовала силу его желания.

Возбудившись еще больше от этого прикосновения, Кэтлин стала игриво водить языком по внутренней поверхности его губ. Он вздрогнул, а затем прикусил крепкими белыми зубами ее полную нижнюю губу; она испытала несказанное наслаждение, к которому примешивалась слабая боль.

С тихим стоном, говорившим о неутоленном желании, Рид оторвался от нее и поднял голову; в глазах цвета морской волны можно было прочесть явное сожаление. Кэтлин медленно подняла густые ресницы, ее изумрудного цвета глаза все еще были затуманены охватившей ее с непреодолимой силой страстью.

— Может, пойдем в нашу каюту и без свидетелей продолжим то, что начали? — проговорила она с легкой хрипотцой в голосе, только сейчас заметив, что находящиеся поблизости члены команды «Кэт-Энн» прячут улыбки.

— Искушение велико, женщина, — признал Рид с тяжелым вздохом. — Но не зря же я потратил все утро, пытаясь сначала разузнать адрес твоей школьной подруги, а потом нанять карету.

Лицо Кэтлин вспыхнуло от удовольствия.

— Ох, Рид! Ты узнал адрес Изабел?

— Я узнал адрес ее родителей, Кэт, — поправил ее Рид. — Не забывай, прошло пять лет со времени вашей учебы в этом английском пансионе. Возможно, она вышла замуж и живет своей семьей, так что не питай слишком больших надежд. Изабел может сейчас жить в Мадриде, Гренаде или Бог знает где еще.

— Но мы все же поедем и выясним, нельзя ли ее найти, — взволнованно сказала Кэтлин.

— Конечно, киска. Иди собирайся и проверь, все ли в порядке у Деллы и детей. Мне нужно отдать кое-какие распоряжения команде, прежде чем мы отправимся.

Кэтлин умчалась. Глядя ей вслед, Рид с улыбкой покачал головой. Кэт никогда ничего не делала наполовину. Умеренность была чужда ее непостоянной, беспокойной ирландской натуре. В минуты счастья на ее лице сияла, всем на обозрение, радостная улыбка, повсюду слышался ее звонкий заливистый смех. В гневе она не щадила никого, и все пребывали в страхе перед ее язвительным языком, грозным блеском выразительных зеленых глаз и взрывами ярости. В периоды, когда ее что-то печалило, Риду казалось, что тучи вот-вот закроют солнце и прольются дождем под стать ее слезам. А после проявлений ее любовной страсти он клялся, что, держа ее в объятиях, чувствовал, как дрожит и воспламеняется земля. Одним словом, в проявлении любых чувств Кэтлин руководствовалась принципом «Все или ничего».

Последние три года они жили относительно спокойно. Оба чувствовали себя счастливыми; они любили друг друга, у них было двое чудесных ребятишек, и это придавало им ощущение уверенности и защищенности. Рид был доволен тем, что каждое утро, просыпаясь, видел ее рядом с собой, что каждый день его согревала ее лучезарная улыбка, что он слышал, как она стонет в экстазе, когда они занимались любовью. Он не хотел от жизни ничего большего, лишь бы до конца дней своих не расставаться с Кэтлин.

Внизу в каюте Кэтлин прощалась с сыном и дочкой. — Будь хорошим мальчиком, Кэтлин, не доставляй хлопот Делле, — сказала она годовалому сыну, взъерошив его черные как смоль, мягкие младенческие кудряшки.

Малыш посмотрел на нее и улыбнулся той же самой хитроватой улыбкой, которая часто появлялась на лице его отца; блеснули его недавно прорезавшиеся зубы, ясные голубые глаза весело заблестели.

— Делл, — повторил он.

Кэтлин поцеловала его в пухлую щечку.

— Да, моя умница, Делл.

— Я тоже умная, мамочка, — подала голос маленькая девочка, стоявшая рядом с Кэтлин. Свет, струившийся через иллюминатор, упал на ее рыжевато-каштановую головку, и волосы словно вспыхнули.

Засмеявшись, Кэтлин нагнулась и обняла дочку.

— Милая моя Александреа, ты очень смышленая маленькая особа. Поцелуй меня на прощанье.

— Я тоже хочу поехать с тобой, — Александреа Джин Тейлор, которую чаще называли просто Андреа, недовольно выпятила нижнюю губу. Ее глаза необычного цвета морской волны, представляющего великолепное сочетание яркой зелени глаз Кэтлин и небесной голубизны отцовских, затуманились в предчувствии материнского отказа. Ей было два с половиной года, и она вела себя то как невинный ангелочек, то как не по годам развитый ребенок.

Кэтлин поцеловала выпяченную губку.

— В другой раз, Андреа. — Встав, она расправила складки на платье. — Слушайся Деллу, а я скоро вернусь.

— И подбери губу, пока кто-нибудь на нее не наступил, — посоветовала Делла.

Эта высокая негритянка, обладавшая исключительным талантом управляться с детьми, была для Кэтлин настоящим Божьим даром. Вдобавок — и это воистину было чудо из чудес — за те шесть недель, что они находились в море, у нее не было ни одного приступа морской болезни, хотя на пути от Джорджии до Испании они два раза попадали в нешуточный шторм.

— Не спешите из-за нас, миссис Кэтлин. Я накормлю их, а потом они хорошенько поспят.

Кэтлин кивнула и поспешно вышла из каюты. За спиной она услышала голос дочери, вступившей в спор с Деллой:

— Я не хочу спать. Я уже большая девочка, а спят только младенцы.

Садясь в карету рядом с Ридом, Кэтлин все еще улыбалась.

— Что тебя развеселило? — поинтересовался он.

— Твоя дочь. Она там пререкается с Деллой — не хочет ложиться спать. Андреа временами может быть очень упрямой.

Рид засмеялся:

— А чего же ты хочешь? Яблочко от яблоньки…

Совесть не позволила Кэтлин оспорить это утверждение, во всяком случае не в разговоре с Ридом: в свое время он хлебнул с ней немало горя.

Отец Кэтлин, лорд Эдвард Хейли, и в самом деле чересчур избаловал своего единственного ребенка. По возвращении дочери из пансиона в Англии сэр Эдвард, которого дела его судоходной компании частенько вынуждали уходить в плавание на одном из принадлежавших ему восьми фрегатов, стал брать ее с собой. И в каждом таком плавании он давал ей уроки судовождения. Кроме того, Кэтлин научилась всевозможным премудростям мореплавания у членов команды и вскоре во время этих плаваний нередко выполняла функции капитана.

Команда не возражала: она была прекрасным капитаном. Вдобавок к сообразительности и быстроте реакций Кэтлин обладала природным даром — она чувствовала море, и оно словно открывало перед девушкой свои самые сокровенные тайны. Порой эта связь с морем проявлялась так явственно, что производила впечатление чуть ли не колдовства. Казалось, будто Кэтлин могла общаться с морскими богами, будто она была рождена в море и являлась частью загадочных глубин и их обитателей.

После долгих настойчивых просьб дочери отец разрешил ей брать уроки фехтования, и она скоро превзошла своих учителей. Тяжелая шпага сделалась как бы продолжением ее собственной руки, и, благодаря природной ловкости, Кэтлин превратилась в блестящую фехтовальщицу. Редко кому удавалось одержать над ней верх, даже Риду, который и сам превосходно владел шпагой.

Карета замедлила ход перед поворотом на подъездную аллею, ведущую к похожему на дворец особняку, и Кэтлин очнулась от своих размышлений. Искоса посмотрев на мужа, она перехватила его вопросительный взгляд.

— О чем ты думала, киска?

Кэтлин ласково улыбнулась и машинально протянула руку, чтобы поправить упавшую ему на лоб прядь черных волос.

— О прошлом и о том, как сильно я тебя люблю. Рид улыбнулся в ответ.

— И я люблю тебя, дорогая. Люблю больше жизни. — Он нежно коснулся губами ее губ. Карета остановилась.

Перед ними возвышалось внушительное строение в три с половиной этажа из цельных каменных плит, с балконами и высокими узкими окнами, забранными железными решетками. Кэтлин вздрогнула: ей пришло в голову, что здание больше похоже не на жилой дом, а на крепость или даже тюрьму.

Рид тихонько присвистнул.

— Внушает благоговение, хотя и угнетает немного.

— Вход в такой дом следовало бы охранять горгульям — проговорила Кэтлин с кривой улыбкой и почти пожалела о своем замечании, глядя, как Рид потянулся к дверному молотку. Большой тяжелый молоток был сделан в форме изрыгающего пламя ужасного дракона. — О Господи! — прошептала она, подавляя нервный смешок.

Открывший дверь слуга был одет во все черное, что усиливало мрачное впечатление, производимое домом.

— Чем могу служить? — спросил он по-испански, с каменным выражением лица.

— Мы бы хотели поговорить с Изабел Фернандес, — ответил Рид тоже по-испански.

Слуга едва заметно нахмурился.

— Ее здесь нет, — и он начал закрывать дверь. Рид вытянул руку и придержал дверь, не давая ей закрыться.

— Тогда можно нам поговорить с сеньором или сеньорой Фернандес?

— Вам назначено? — последовал высокомерный вопрос.

— Нет, но мы проделали долгий путь: моя жена мечтала увидеться со своей подругой.

На лице слуги отразилась нерешительность. Наконец он открыл дверь пошире и жестом пригласил их войти. Они оказались в темном коридоре с высокими потолками.

— Подождите здесь. Я доложу хозяину.

После его ухода Кэтлин, затаившая дыхание, с облегчением вздохнула:

— Боже мой! Можно подумать, мы просили аудиенции у королевы. — Затем ей пришла в голову другая мысль. — Господи, хотела бы я знать, что же подумала Изабел, когда приехала ко мне в Ирландию летом после окончания пансиона. Наверное, мы показались ей неотесанными дикарями.

Рид с улыбкой покачал головой.

— Мне так не кажется.

— Но Рид! — простонала Кэтлин, чувствовавшая себя униженной. — Я даже уговорила моего учителя фехтования разрешить Изабел посещать уроки вместе со мной.

Рид округлил глаза.

— Ну, зная тебя, я этому не удивляюсь.

Появление слуги положило конец дальнейшему обмену мнениями. Из коридора он провел их в маленькую гостиную, убранство которой было выдержано в темных тонах и в которой тоже было сумрачно.

— Пожалуйста, садитесь. Сеньор выйдет к вам через минуту.

Едва слуга удалился, в комнату вошли мужчина и женщина. Мужчина высокий и худой с горбатым носом, придававшим его лицу явное сходство с ястребом; женщина маленькая, темноволосая и темноглазая. Мертвенная бледность ее лица не помешала Кэтлин заметить ее сходство с Изабел, и она решила, что это мать ее подруги.

Некоторое время никто не произносил ни слова; напряженность этого выжидательного молчания была чуть ли не осязаемой. Весь вид мужчины выдавал его напряжение, даже настороженность. Женщина, комкавшая в руках носовой платок, заметно нервничала и казалась испуганной.

Наконец мужчина заговорил:

— Я Рафаэль Фернандес, а это моя жена Кармен. Нам сказали, что вы ищете Изабел. Позвольте узнать, кто вы и с какой целью ее разыскиваете?

В ответ на это надменное обращение Рид, слегка нахмурившись, проговорил:

— Я капитан Рид Тэйлор, а это, — он указал на Кэтлин, — моя жена, урожденная леди Кэтлин Хейли. Она и ваша дочь вместе учились в Англии несколько лет назад. Мы приехали в Испанию на несколько дней по делам, и Кэтлин выразила желание повидаться с подругой, если это возможно.

— Да, — присоединилась к разговору Кэтлин, — вы, конечно, помните, что однажды летом позволили Изабел погостить у меня в Ирландии? Она по-прежнему живет с вами? Она скоро вернется?

Взгляд сеньора Фернандеса отобразил холодное презрение, что придало и без того суровым чертам его лица еще большую жесткость.

— Изабел уже три года не живет здесь. Надеюсь, у нее хватит ума никогда больше не переступать порог этого дома. Ее присутствие в этом доме нежелательно: она обесчестила нашу семью.

Рид с Кэтлин удивленно переглянулись, а у сеньоры Фернандес вырвался горестный вздох.

— Но она же наша дочь, Рафаэль, — еле слышно прошептала она.

Муж бросил на нее уничижительный взгляд.

— У меня больше нет дочери, — и добавил, обращаясь к Риду и Кэтлин: — Сожалею, но вы зря потратили свое и мое время.

Он повернулся, собираясь выйти из комнаты.

— Подождите! — вскочила Кэтлин. — Вы можете хотя бы сказать мне, где ее найти? Мне очень жаль, что вы поссорились, но все равно мне хотелось бы ее повидать.

Сеньор Фернандес смерил Кэтлин взглядом, от которого вода могла бы превратиться в лед.

— Я не имею ни малейшего представления, где она сейчас, да меня это и не интересует. Для меня она умерла, — и он удалился, оставив их наедине с расстроенной женой.

— Мне так жаль, — пробормотала женщина, глаза которой блестели от непролитых слез. — Мой муж жесткий человек, не умеющий прощать, хотя у него есть на то свои причины.

— Но почему? — тихо спросила Кэтлин, все еще не пришедшая в себя после яростного взрыва сеньора Фернандеса.

— Я не могу вам ответить. Он запретил говорить мне об этом и о ней. Я удивляюсь, что он вообще согласился принять вас. — Она тяжело вздохнула. Казалось, сам процесс дыхания требует от нее усилий. — Скажу вам только, что вы напрасно потратите время, если попытаетесь разыскать Изабел. Есть люди, которые уже долгие недели ищут ее, но безуспешно. Если Бог услышал мои молитвы, Изабел уже нет в Кордове и вообще в Испании. — Сожаление и боль исказили ее лицо. — А теперь я вынуждена просить вас уйти. Мануэль проводит вас.

Кэтлин и Рид садились в карету, так и не успев оправиться от изумления.

— В чем тут, интересно, дело? — спросил Рид. Кэтлин недоуменно покачала головой.

— Бедная Изабел! Что же она сделала такого ужасного?

— Этого мы, надо полагать, никогда не узнаем, — ответил Рид.

Карета выкатила на улицу; когда она сбавила скорость у ближайшего угла, какая-то старуха замахала им рукой. Одетая во все черное она была похожа на костлявую черную ворону. Рид и Кэтлин совсем уже решили проехать мимо, не обращая на нее внимания, но тут она подошла к карете, и, оглянувшись на дом, который они только что покинули, приглушенным голосом спросила:

— Вы ищете Изабел?

Кэтлин бросила быстрый взгляд на мужа, и оба поспешно кивнули.

— Да. Вы знаете, где ее можно найти?

— Может быть, — нерешительно ответила женщина. — Но мне нужно знать, для чего она вам. — И она опять с беспокойством оглянулась на дом.

В мгновенном порыве Кэтлин распахнула дверцу кареты.

— Залезайте. Мы сможем спокойно поговорить по дороге.

Женщина забралась в карету и села, однако настороженность ее не исчезла.

— Почему вы ищете Изабел? — отрывисто спросила она.

— Я ее подруга, — объяснила Кэтлин.

— Почему же я никогда раньше вас не видела? — подозрительно проговорила женщина, прищурив свои маленькие глазки-бусинки.

— Я впервые в Испании, — ответила Кэтлин. — Изабел и я вместе учились в английской школе. Однажды она гостила у меня в Ирландии.

— Как ваше имя?

— Меня зовут Кэтлин Тейлор, а это мой муж Рид. — И так как женщина молчала, добавила: — До замужества меня звали Кэтлин О'Рейли Хейли.

На это старая карга кивнула:

— Я слышала это имя. Что вы делаете в Испании? Тайна, окружавшая Изабел, и тот факт, что на протяжении последнего часа они подвергались форменному допросу, начали беспокоить и одновременно раздражать Кэтлин и Рида. Они обменялись взглядами, и в разговор вступил Рид:

— Я капитан корабля, владелец судоходной компании и нескольких судов. Живу в Америке. Сюда мы приехали по делам, связанным с торговлей. Моя жена захотела повидаться со своей подругой Изабел, но я начинаю думать, что было бы лучше, если бы я никогда об этой подруге не слышал.

Кэтлин положила ладонь мужу на руку, успокаивая его. Наклонившись к старухе, она прямо спросила:

— Она попала в беду? Где она? Почему все ведут себя так странно?

Старуха покачала головой.

— Этого я пока не могу сказать. Я должна быть уверена, что могу доверять вам, прежде чем скажу что-нибудь еще. — Она окинула Кэтлин и Рида проницательным взглядом. — Вы приплыли на корабле?

Они кивнули, и она продолжала:

— Где вы остановились?

— Мы живем на нашем фрегате «Кэт-Энн». Он стоит у пристани. — Про себя Рид подумал, не совершает ли он ошибки, сообщая незнакомой женщине эти сведения.

— Как долго вы здесь пробудете?

— Мы планируем отплыть завтра вечером.

— Вы покидаете Испанию? Куда вы направляетесь? — продолжала женщина свои настойчивые расспросы.

— Зайдем в Севилью, заберем там дополнительную партию товаров; Кадис ведь блокирован французами, и торговля с ним невозможна. Потом поплывем в Ирландию: надо проверить, как обстоят дела в имении Кэтлин, — ответил Рид.

— А затем вернемся в Саванну, — добавила Кэтлин.

— Это в Америке? — Казалось, для старухи это имело огромное значение.

— Да.

Она опять кивнула:

— Это хорошо.

— Почему? — захотела узнать Кэтлин.

Но старуха проигнорировала ее вопрос: она, видимо, хотела поскорее получить ответы на свои собственные.

— Вы будете на корабле сегодня и завтра?

Кэтлин и Рид заверили ее, что если это необходимо, один из них обязательно там будет.

— Bueno2 . С вами свяжутся. Мне остается лишь надеяться, что, разговаривая с вами, я не подвергаю Изабел опасности. — Ее подозрительность и беспокойство были очевидны.

— Клянусь, что я подруга Изабел! — воскликнула Кэтлин. — Если она в беде, я хочу помочь ей, если смогу.

— Подруга! — женщина словно выплюнула это слово, и в голосе ее звучало презрение. — Ее собственный отец отвернулся от нее. Не так-то легко доверять кому-либо, когда родной отец выгнал тебя из дому.

Рид посмотрел на старуху твердым взглядом, словно пригвождая ее к месту.

— Если моя жена говорит, что мы поможем Изабел, значит, так оно и будет.

Старуха жестом попросила остановить карету.

— Вы скоро получите известие от меня или от Изабел. Будьте осторожны, следите, не будет ли кто шнырять вокруг корабля и задавать вопросы. От вашего молчания может зависеть жизнь Изабел. Никому не говорите, что разговаривали со мной и о чем именно. — С этими словами она вышла из кареты и исчезла в ближайшем переулке.

Кэтлин и Рид недоуменно уставились друг на друга.

— С каждой минутой это дело становится все более странным, — нахмурившись, проговорил Рид.

— Ох, Рид! — Кэтлин не сводила с мужа полных беспокойства глаз. — С Изабел что-то случилось. Не следует ли нам обо всем сообщить властям?

Он криво усмехнулся:

— У меня странное чувство, что именно власти так упорно ее разыскивают, Кэт.

Кэтлин обессилено откинулась на сиденье.

— Но почему?

— Если бы мы это знали, я чувствовал бы себя гораздо спокойнее, — ответил он задумчиво. — Хотя при дальнейшем размышлении я прихожу к выводу, что, может, лучше ничего не знать. Мы просто подождем и посмотрим, что будет дальше.

— Надеюсь, что с ней все в порядке.

— Я тоже, киска. Еще я надеюсь, что мы не окажемся втянутыми в неприятности. Я слышал, что испанские тюрьмы — не самое гостеприимное место, и лучше в них не попадать.

Зеленые глаза Кэтлин вспыхнули.

— Странно слышать это от человека, занимающегося пиратством, — сухо откликнулась она.

— Каперством3 , — насмешливо поправил он. — Единственный настоящий пират в семье — это ты, моя милая.

Три года относительно спокойной жизни притупили обиду, стыд и унижение, которые Рид испытывал, узнав, что собственная жена одно время весьма успешно грабила его корабли. Теперь он мог чуть ли не с улыбкой думать об этом; по крайней мере, он смирился с этим и сумел понять причины, толкнувшие Кэтлин на пиратство. Более того, в глубине души он восхищался ее отвагой и мастерством, с которым она управляла кораблем и владела шпагой.

В роли пиратки Эмералд, капитанши «Волшебной Эмералд», вспомнил он, Кэтлин была неподражаема. Она старалась изменить свою наружность, чтобы Рид

не узнал ее: выкрасила волосы в черный цвет, надевала маску и до неприличия смелый костюм, состоявший из высоких черных сапог, зеленого жилета и зеленых же штанов, обрезанных так коротко, что они едва прикрывали ягодицы.

Вечером того же дня, когда они находились в своей каюте на борту «Кэт-Энн», Кэтлин крепче прижалась к обнимавшему ее Риду.

— Наконец-то мы одни, — пробормотал он, уткнувшись ей в волосы. — Делла все еще присматривает за детьми?

— Да, — засмеялась Кэтлин. — До утра дети всецело ее забота, а я — всецело твоя.

— Это самая приятная новость за весь день.

Рид прикоснулся губами к мягкой коже на шее жены, затем стал целовать ее белые плечи быстрыми короткими поцелуями, пощипывая кожу губами, отчего у нее по всему телу побежали мурашки наслаждения.

Ее пальцы нежно перебирали густые черные волосы на его груди. Кэтлин всегда изумляло, как эти волосы могут быть одновременно и жесткими, и мягкими. Она любила прикасаться к ним ладонями, тереться о них грудью, когда они с Ридом занимались любовью.

Уткнувшись носом ему в шею, она легонько укусила его за мочку уха, затем провела языком по ушной раковине, дунула в ухо и засмеялась, почувствовав, как он вздрогнул.

— Ведьма! — пробормотал он и, повернув голову, нашел губами ее жадный рот. Их дыхание смешалось. Губы Кэтлин стали податливыми, как нагретый воск; языки соприкоснулись и переплелись в ласке. Рукой Кэтлин чувствовала биение его сердца, вот оно забилось быстрее, в такт с ее собственным.

Он разложил по подушке ее медно-рыжие волосы. Затем нежно провел пальцами вокруг слегка раскосых глаз, по высоким, изящно очерченным скулам, вздернутому носу, по упрямому подбородку и полным, покрасневшим от поцелуев губам.

— Ты такая чудесная, — прошептал он, — такая красивая. Я всегда буду хотеть тебя, даже если доживу до ста лет.

— Ну, тогда я перестану быть красивой, — шутливо заметила она, глядя в его потемневшие от страсти глаза.

— Для меня ты всегда останешься красивой, любовь моя.

Он повторил губами путь своих пальцев, затем легонько сжал один розовый сосок между большим и указательным пальцами, одновременно потянув губами за другой.

Она резко втянула в себя воздух, изогнув спину, когда он нежно прикусил этот набухший бутончик. Прижав к себе его голову, она перебирала темные кудри.

— Рид! О Рид! Да!

Мысли ее спутались, когда его рука скользнула по ее животу, ягодицам, задержалась на секунду на внутренней стороне бедра, а затем нырнула между ног и принялась ласкать крошечный пульсирующий холмик — центр ее женственности.

Кэтлин была охвачена огнем страсти. Руки ее, словно действуя по собственной воле, гладили его широкие плечи. Подняв голову, Рид зажал ей рот губами, заглушая ее стоны. Она прижала его к себе. Ей доставляло огромное наслаждение ощущать ладонями твердость его мускулов. Тело ее извивалось под его пальцами. Он глубже погрузил пальцы в ее теплую шелковистую глубину и ощутил ее влажность и жар.

Всем телом она говорила ему, чтобы он взял ее. Обхватив рукой его отвердевший член — свидетельство его страсти, она стала ласкать его, пальцами давая понять, чего ей сейчас больше всего хотелось.

Он навис над ней, и ее тело выгнулось ему навстречу.

— Скажи это, Кэт. Я хочу это слышать, — хрипло прошептал он.

— Возьми меня, — выдохнула она. — Овладей мною. Мне это нужно.

Он вошел в нее, и по ее телу прокатились первые волны наслаждения. Она впилась ногтями ему в спину, и он невольно тихонько застонал. Киска превратилась в тигрицу. Ее страсть распаляла его больше всего. Ритм их движений все убыстрялся и убыстрялся, вознося их к вершине наслаждения. Их влажные, скользкие тела стремились достичь самого пика, когда наслаждение становится таким сильным, что почти причиняет боль. Их одновременно подняло на гребень волны и несло какое-то время, пока не опустило в более спокойные воды…

Ослабев от страсти, Кэтлин млела в его объятиях, положив голову на широкое плечо. С глубоким вздохом удовлетворения, вырвавшимся из самой глубины ее тела, она проговорила:

— Я люблю тебя, Рид. С каждым днем все больше. Он улыбнулся и крепче обхватил ее за тонкую талию. Он высоко ценил слова любви, так как было время, когда оба они боялись открыть друг другу свои истинные чувства. Он нежно поцеловал влажные завитки, упавшие ей на лоб.

— И я люблю тебя, киска. На всю жизнь.

Глубокий сон Кэтлин нарушили какие-то неприятные звуки. Сонно забормотав что-то, она попыталась выгнать их из своего сна, но не смогла. Потом почувствовала, как сдвинулась перина, и поняла, что Рид встал. В глаза ей ударил свет фонаря, ощутимый даже сквозь закрытые веки. Мозг ее постепенно освобождался от сна. Она услышала скрип двери и голос Рида, разговаривавшего с тем, кто находился по другую сторону двери.

— Хорошо, я займусь этим. Одну минуту.

— В чем дело? — проговорила она охрипшим после сна голосом, открывая глаза. Рид натягивал штаны.

— На борту обнаружили какого-то портового крысеныша. Хотел, наверное, спрятаться, а вместо этого сразу попался.

— А почему Кениган не может с этим разобраться? — нахмурилась она.

— Потому что крысеныш лопочет что-то по-испански, и Кениган понял лишь, что он хочет увидеть капитана. Что ж, сейчас он увидит капитана и, клянусь, пожалеет, что прервал мой отдых.

Рид выглядел таким сердитым, что Кэтлин стало жаль бедного мальчишку. Она хотела попросить мужа быть помягче с мальчиком, но в этот момент послышались крики и топот бегущих людей. Звуки приближались. Кэтлин подумала, что люди, производившие весь этот шум, промчатся мимо их каюты, но дверь внезапно распахнулась, и в каюту, спотыкаясь, вбежал костлявый грязный оборванец. Прижав к груди одеяло, Кэтлин, открыв рот от изумления, глядела на него и ввалившихся следом четырех здоровых матросов.

Разъяренный Рид начал что-то говорить, но мальчишка приблизился к нему и в свою очередь быстро заговорил по-испански, сопровождая свою речь оживленной жестикуляцией. За криками матросов его голоса почти не было слышно.

Внезапно он заметил Кэтлин, сидевшую на кровати, и, пошатываясь, сделал шаг в ее сторону, устремив на нее полный мольбы взгляд черных глаз.

Рид оттащил его, схватив за руку.

— Ты что, черт возьми, морочишь нам голову?! — закричал он.

Мальчик не отрывал взгляда от лица Кэтлин, а она в свою очередь рассматривала оборванца, и ее глаза посылали настойчивые сигналы в мозг, еще не до конца сбросивший сон. Его глаза! Эти огромные черные глаза, обрамленные длинными, густыми ресницами. И губы! — безупречно очерченные, похожие на лук Купидона; и эти брови — изящно изогнутые дуги, черные и блестящие как вороново крыло.

— Боже мой! — выдохнула Кэтлин, не веря своим глазам.

Но прежде чем она успела сказать еще что-то, Рид стал подталкивать матросов к двери, таща за собой мальчишку.

— Погоди! — вскрикнула Кэтлин и, завернувшись в одеяло, спрыгнула с кровати.

— Ради Бога, Кэтлин! Ляг сейчас же! — взорвался Рид.

— Нет! Ты не понимаешь, — перебила она. — Пусть мальчик говорит. Отпусти его.

— Ты что, с ума сошла? — воскликнул Рид. Кэтлин глубоко вздохнула и заговорила более спокойно:

— Рид, пожалуйста! Отошли людей, и я тебе все объясню. Поверь, я знаю, что делаю.

Ее уверенный тон заставил его уступить.

— Ну хорошо, пусть останется здесь и мы наконец разберемся в этой истории.

— Теперь отпусти его, Рид! — обратилась к мужу Кэтлин после ухода матросов.

Он с сомнением посмотрел на нее и нехотя подчинился. Мальчик молча ждал, пока Кэтлин подходила к нему. С шутливой улыбкой она протянула руку и сдернула с его головы картуз. Копна черных, длиной до талии волос рассыпалась по спине.

Изумленный, Рид услышал, как Кэтлин негромко проговорила:

— Позволь представить тебе Изабел Фернандес.

С рыданием, сотрясающим все ее истощенное тело, Изабел бросилась в объятия Кэтлин. Крепко прижав подругу к себе, Кэтлин нежно покачивала ее, как она частенько делала, утешая собственных детей, и гладила спутанные волосы.

Она чувствовала на груди теплые слезы Изабел и ее собственные глаза увлажнились.

— Моя милая Изабел! Что с тобой случилось? — Девушка была почти невесомой, и через надетую на ней тонкую рубашку прощупывались кости.

Кэтлин захлестнула волна жалости. Слегка отстранив от себя свою хрупкую подругу, она внимательно на нее посмотрела. Та ответила ей умоляющим взглядом черных, как агат, глаз. Голос Изабел, когда она заговорила, дрожал от слабости, и она вынуждена была навалиться всем телом на обнимавшую ее руку Кэтлин, чтобы не упасть. С видимым усилием она еле слышно прошептала:

— Помоги! Помоги мне, Катина. Ради всего святого, спрячь меня. Спаси меня! — и, собрав последние силы, добавила: Рог favor! Пожалуйста!

Затем, словно сознавая, что она наконец-то в безопасности и может расслабиться, упала в глубокий обморок.

Рид подхватил ее, прежде чем она ударилась об пол. Взяв миниатюрную девушку на руки, он вопросительно посмотрел на жену.

— Что будем делать, Кэт? Уложим в постель и дадим выспаться или сначала вымоем?

Кэтлин благодарно улыбнулась мужу:

— Думаю, сон ей нужен больше, иначе она не упала бы в обморок.

Рид нахмурился:

— Возможно. Но она могла упасть в обморок и от голода. Боже, до чего же она костлявая! Она всегда была такой худой?

— Нет, — Кэтлин горестно покачала головой. — Конечно, она всегда была крошечной, но такой никогда. Бедняжка умирает с голоду, Рид. Хотела бы я знать, когда она нормально ела в последний раз.

— Ну, уверяю тебя, как только она очнется, она сможет наесться досыта, — торжественно обещал Рид. — Но сначала нам предстоит решить еще одну проблему.

В ответ на ее вопросительный взгляд он объяснил:

— Кэт, она вся горит. У нас с тобой на руках очень больная молодая леди.

Кэтлин огорченно вскрикнула.

— Не волнуйся, — успокоил ее Рид. — Мы позаботимся о ней. Хорошо, что у нас на борту собственный врач. Ясно, что вызывать врача из города, не зная, в какую беду она попала, слишком рискованно. Но пока доктор не скажет, что ее болезнь не заразна, ты и дети будете держаться от нее подальше.

— Но Рид! — запротестовала Кэтлин.

Он резко прервал ее, пресекая дальнейшие возражения:

— Нет, Кэтлин. Она твоя подруга, и мы поможем ей, но нет на свете человека, ради которого я стал бы рисковать жизнью детей и твоей жизнью. Ты слишком много для меня значишь.

На следующее утро состояние Изабел ухудшилось. Ее трясло так сильно, что зубы стучали. Она находилась в забытьи и бормотала что-то нечленораздельное, так что Рид никак не мог понять, что за беда с ней приключилась. Корабельный врач заверил Рида, что лихорадка — результат ее плачевного состояния. Судя по всему, последнее время она питалась настолько скудно, что была на грани голодной смерти. При нормальном питании и уходе, сказал врач, Изабел выживет, если, конечно, им удастся сбить лихорадку.

Ввиду подобного диагноза Рид согласился, чтобы Кэтлин помогала ухаживать за Изабел. Вдвоем с Деллой они сняли грязные, кишащие паразитами обноски с исхудалого тела Изабел, смыли с нее грязь, и даже сумели помыть голову. Теплая вода способствовала тому, что жар немного спал и процесс развития болезни приостановился.

Ближе к полудню Рид заметил на пристани трех мужчин, не похожих на обычных матросов или портовых рабочих. Что-то в них вызвало у него подозрение, хотя он никак не мог понять, что именно. Одеты они были так же, как обычные рабочие, и не стояли без дела.

Некоторое время он наблюдал за ними. В какой-то момент один из них поднял тяжелую корзину. В мозгу Рида словно что-то щелкнуло — он понял. Наклонившись за корзиной, мужчина перегнулся в талии, вместо того чтобы согнуть ноги, перенося на них таким образом практически весь вес поднимаемой тяжести. Этот прием быстро осваивает любой матрос или грузчик. Конечно, эти мужчины могли быть новичками, но Рид почему-то в этом сомневался. Он видел, как они исподтишка бросали вокруг себя быстрые взгляды, причем чаще всего объектом их внимания становилась «Кэт-Энн».

Рид нашел своего рулевого и указал ему на мужчин. Финли подтвердил его подозрения. Он тоже обратил внимание на эту троицу. Насколько он знал, они появились накануне днем. Кроме того, находясь вечером на вахте, он видел двух мужчин — этих или других, он не мог сказать, — прячущихся в тени ближайших строений.

Хотя Рид мог основываться только на догадках, он готов был поспорить, что причиной их появления была Изабел. Конечно, мужчины могли высматривать, кого бы ограбить, или собирались зайцами проникнуть на какой-нибудь корабль, но он был уверен, что это не так. Накануне Кэтлин и он побывали в доме родителей Изабел, причем сделали это совершенно открыто. Учитывая предупреждение старухи, совпадение становилось слишком очевидным.

— Кто-нибудь видел, как юный «заяц» поднялся к нам на борт вчера вечером? — спросил Рид.

— Не скажу наверняка, но если вы имеете в виду этих трех шпиков, то думаю, что нет, — ответил Финли. — Никто из нас самих не видел, как он пробрался на корабль. Если бы я не пошел в камбуз за чашкой кофе, прежде чем заступить на вахту, мы бы не обнаружили его до отплытия. Я поймал его, когда он пытался стащить себе еду. Рид кивнул.

— Значит, все остальное происходило уже внизу, и наши наблюдатели не могли этого видеть, — заключил он.

Финли согласился с этим выводом.

— Эти трое соглядатаев следят за нами, — продолжал Рид задумчиво. — Занимайся своим делом, но не упускай их из виду и сообщи мне, если заметишь что-нибудь необычное. Предупреди команду, чтобы они не вступали в разговор с людьми, которых не знают, и, главное, я требую, чтобы они ни в коем случае не упоминали о нашем «зайце».

Финли вопросительно посмотрел на Рида. В ответ Рид сказал:

— Сейчас я не могу всего объяснить. Считайте это приказом капитана. Любого, кто его нарушит, ждет суровое наказание.

Финли не стал больше задавать вопросов.

— Хорошо, капитан. Я передам всем ваш приказ. Что-нибудь еще?

— Нет. Давайте загружаться. Чем скорее мы отплывем, тем спокойнее я буду себя чувствовать.

Позже днем Рид послал двух матросов, которым доверял больше всего, в город. Спустя несколько часов, посетив несколько таверн, они вернулись с информацией, которую он хотел получить. Удостоверившись, что Кэтлин одна в их каюте, он пошел к ней и рассказал о людях, шпионивших на пристани, и о том, что узнали двое матросов.

— Кэт, они выяснили, почему скрывается Изабел.

Он замолчал. Ему не слишком-то хотелось делиться полученной информацией, которая, как он опасался, расстроит жену.

Кэтлин прикусила губу. Судя по всему, новости были плохими, в противном случае Рид не стал бы тянуть, а выложил их сразу. Внутренне собравшись, она сказала:

— Расскажи мне.

Глубоко вздохнув, Рид уселся на край письменного стола.

— Вот уже три года Изабел замужем за графом Карлосом Сантьяго, очень богатым и знатным дворянином. Я хочу сказать, что она была его женой все это время, за исключением последних двух месяцев. Судя по всему, это чрезвычайно властный человек, известный своей жестокостью по отношению к слугам. Даже многие его знакомые дворяне недолюбливали его. Но не об этом речь. Однажды утром его нашли в его личной гостиной мертвым. В руке у него была шпага, другая шпага валялась у двери, ведущей во двор.

Сначала подумали, что какой-то неизвестный, имевший причины ненавидеть графа, вошел в комнату, сразился с ним и, убив, скрылся. Однако выяснилось, что обе шпаги принадлежали дону Карлосу. Кроме того, нигде не могли найти Изабел. Служанка опознала кусочек материи, обнаруженный рядом с телом. Он был оторван от любимого халата Изабел.

— Изабел никто так и не видел с вечера убийства и по сей день. Власти разыскивают ее уже два месяца. Излишне говорить, что она их подозреваемый номер один. Мне очень жаль, Кэт.

Потрясенная, Кэтлин энергично затрясла головой.

— Нет! Был убит знатный сеньор, и им нужен козел отпущения. Должно быть какое-то другое объяснение.

— Тогда почему Изабел не объявилась и не заявила о своей невиновности? — не сдавался Рид.

— В самом деле, Рид! — воскликнула она. — Уж лучше бы ей тогда было купить веревку, на которой ее же и повесили бы. Ты думаешь, они стали бы ее слушать? Им ведь нужен кто-то, кого можно обвинить в убийстве и закрыть дело, а на справедливость им наплевать.

— Хорошо, предположим, что это так. Но факт остается фактом — мы сознательно укрываем женщину, скрывающуюся от правосудия. Вопрос в том, что нам теперь делать?

Кэтлин посмотрела на мужа прямо — в изумрудных глазах решительность, подбородок упрямо выпячен.

— Ничего, — твердо проговорила она. — Мы будем вести себя так, будто ничего этого не знаем; будто Изабел не переступала порога этой каюты и мы ее никогда не видели.

— А если нас станут допрашивать? — настаивал Рид. — Им наверняка известно, что вчера мы ездили к Фернандесам. Думаю, именно поэтому эта троица так пристально наблюдает за «Кэт-Энн». Поскольку они не подошли к нам, полагаю, они не видели, как Изабел пробралась на корабль прошлой ночью.

— Если нас будут допрашивать, мы ничего не знаем, — повторила Кэтлин. — Если они придут с обыском, мы где-нибудь ее спрячем.

— А что если она и в самом деле убила своего мужа?

Кэтлин пожала плечами.

— Ну, тогда я предположу, что он это заслужил, — уверенно заявила она. — Я знаю Изабел. Она очень хороший, мягкий человек. Если уж она пошла на убийство, значит, у нее были на то веские причины.

Рид вздохнул:

— Хорошо, Кэт. Как ты говоришь, ты знаешь Изабел. Мы оставим ее на корабле, спрячем, если будет необходимо. Ну, а когда она будет в состоянии говорить, послушаем ее версию всей истории.

Напряжение Кэтлин спало. Она расслабилась и благодарно улыбнулась мужу:

— Спасибо, Рид. Считай меня своей должницей. Он греховно улыбнулся, голубые глаза заблестели:

— Я возьму с тебя долг с процентами, любовь моя.

1 Горгулья — рыльце водосточной трубы в виде фантастической фигуры.

2 Хорошо (исп.)

3 Каперство — захват (с ведома правительства) судами, принадлежащими частным лицам (каперам), неприятельских судов или судов нейтральных стран, занимающихся перевозкой грузов в пользу воюющей страны. Было запрещено в 1856 году.

ГЛАВА 2

Вечером, под покровом темноты, они отчалили от пристани и направились в Севилью. Простояв там два дня, продолжили свой путь и скоро уже плыли по океану на север к Британским островам. Многие мили отделяли их от берегов Испании, когда лихорадка наконец отпустила Изабел, и она пришла в сознание. Слабая, как только что родившийся котенок, она с трудом могла проглотить несколько ложек питательного бульона, который Кэтлин и Делла вливали в нее. Потрескавшимися губами ей удалось прошептать слова благодарности Кэтлин и Риду, но все объяснения пришлось отложить до того времени, когда она окончательно окрепнет.

Изабел помногу спала, просыпаясь только тогда, когда Кэтлин с Деллой приходили ее кормить. Постепенно силы возвращались к ней. Скоро она уже смогла сидеть в кровати, обложенная подушками. Бульоны сменила более разнообразная, хотя по-прежнему легкая пища, и у Изабелл улучшился цвет лица.

До Ирландии оставался один день пути, когда Рид решил, что пришло время для разговора с Изабел.

— Изабел, — начал он, — после того как ты пришла к нам на корабль, до нас дошли слухи, что тебя разыскивают испанские власти в связи со смертью твоего мужа. Ты обратилась к нам за помощью, и мы помогли тебе. Теперь мы хотели бы услышать твои объяснения, если можно.

Рид говорил мягко, без осуждения. Тем не менее на лице Изабел появилось затравленное выражение, и она обратила испуганный взгляд черных глаз на Кэтлин, ища у нее поддержки.

— Все в порядке, Изабел, — успокоила ее Кэтлин. — Мой муж порядочный и справедливый человек. Господи, да у тебя такой вид, будто ты боишься, что мы выбросим тебя за борт. Дорогая, с нами ты в безопасности. Кроме того, я сказала Риду, что наверное произошла какая-то ошибка. Я не верю, что ты убила мужа.

Глаза Изабел наполнились слезами, губы задрожали, и она тихо проговорила:

— Но я это сделала, Кэтлин. Я заколола его и смотрела, как он умирает. Но об этом я не жалею, прости меня Господи.

От удивления Кэтлин лишилась дара речи.

— Но почему? — спросил Рид.

По щекам Изабел текли слезы, но она этого не замечала. Глядя на Кэтлин и Рида беспомощными, полными боли глазами, она печально рассказывала:

— Как мне объяснить, чтобы вы поняли, что значит жить с таким человеком день за днем, год за годом? Даже мой собственный отец не сумел разглядеть, каким чудовищем был мой муж, но, возможно, причина заключалась в том, что именно папа устроил этот брак. На людях Карлос вел себя очень сдержанно и вежливо. И только в собственном доме, без свидетелей, он проявлял свою истинную натуру. Слуги могли бы порассказать вам, каким страшным человеком он был.

Голос ее задрожал от волнения, но она все же продолжала:

— Все началось в нашу первую брачную ночь. Очаровательный мужчина, ухаживавший за мной, внезапно превратился совсем в другого человека — грубого, нетерпеливого, раздраженного моей стеснительностью. Я была испугана, плохо представляя, что меня ожидает, а Карлос повел себя со мной в ту ночь… не слишком нежно. Я прониклась отвращением к физической близости с ним, и все ночи, когда он приходил ко мне в спальню, стали мне ненавистны. Я жила в страхе перед ним и перед болью.

Оглядываясь сейчас назад, могу сказать, что хотя первый год нашей совместной жизни был достаточно плох, потом стало хуже, гораздо хуже. Карлос хотел сына, и когда, спустя год, я так и не забеременела, он рассвирепел. В любой момент — днем ли, ночью ли — он мог внезапно впасть в ярость и поволочь меня в спальню. Потом он стал приносить в дом разные странные порошки и отвары, которые давала ему какая-то знахарка, и заставлял меня принимать эти отвратительные снадобья. Он проявлял такое рвение, что я всерьез стала опасаться, как бы он не отравил меня.

Изабел закрыла лицо руками, словно желая спрятаться от стыда.

— Я не могу сказать вам, какие гнусные надругательства он совершал над моим телом и все ради того, чтобы я зачала. Вдобавок, он регулярно избивал меня и я вечно была покрыта синяками. Часто они были настолько заметны, что я не могла выйти из дома. Я стала его узницей, главным объектом его гнева.

— О Изабел! — вскричала Кэтлин. — Но почему же никто не остановил его?

— Ведь твой отец, — поддержал ее Рид, — наверняка не стал бы мириться с подобным отношением к дочери.

Изабел рассмеялась горьким, безжизненным смехом:

— Мой отец, заметив синяки, сказал, что если бы я была хорошей женой Карлосу, он не обращался бы со мной так. Он посоветовал мне научиться угождать мужу. — Смех оборвался, будто кто-то внезапно схватил Изабел за горло. — Только моя мать и моя дуэнья понимали, что мне приходится выносить, но они были бессильны мне помочь. Как жена Карлоса я была его собственностью, и он мог делать со мной все, что ему заблагорассудится. В Испании мужья убивали жен, и власти никак их за это не наказывали. Но для жены убить мужа — это величайшее преступление.

— Что же случилось в ту ночь, когда ты убила его? — спросила Кэтлин. — Наверняка у тебя и раньше много раз возникала подобная мысль.

— О! Я не могу сказать тебе этого, — простонала Изабел. — После этого ты никогда не захочешь меня видеть. Ты будешь испытывать ко мне омерзение, и я потеряю единственного друга.

Кэтлин поняла, что Изабел находится на грани истерики. Она нежно обняла плачущую девушку и стала гладить ее волосы.

— Изабел, послушай меня. Возможно, ты скажешь и вправду что-то ужасное, что-то, что потрясет и шокирует меня, но я всегда буду тебе другом. Ты пришла ко мне в трудную минуту, доверилась мне. Доверься мне и сейчас.

— Но Кэтлин! Как мне сделать так, чтобы ты поняла? Ты любишь своего мужа, это сразу видно, и он любит тебя. Вы с вашими детьми, должно быть, ведете спокойную, безоблачную жизнь.

На секунду у Кэтлин возникло сумасшедшее желание рассмеяться; поймав взгляд мужа, она увидела, что и он вот-вот расхохочется.

— Нет, Изабел, — серьезно сказала она, — вначале все было совсем не спокойно.

У Рида дрогнули уголки рта.

— Эмералд могла бы уверить тебя в обратном, — насмешливо проговорил он.

Изабел недоуменно нахмурила брови.

— Кто это Эмералд? Кэтлин покачала головой.

— В другой раз, дорогая. Расскажи нам про ту ночь, когда ты убила Карлоса.

Не протестуя более, Изабел с усталым вздохом опустила голову. Волосы закрыли ей лицо. Тихим, дрожащим голосом, больше похожим на шепот, она начала свой рассказ:

— В ту ночь в гостях у Карлоса были двое его друзей. Раньше я их ни разу не встречала. Он пригласил их к обеду, сказав, что это его деловые партнеры, и велев мне соответствующе одеться, тоже спуститься к столу.

После обеда я удалилась к себе в комнату, как только позволила вежливость. Я думала, что мужчины будут пить бренди и обсуждать дела. Но едва я приготовилась лечь, как дверь моей спальни распахнулась и вошел Карлос со своими двумя друзьями. Ты не представляешь, как я была потрясена. Но это было только началом того кошмара, который будет преследовать меня до конца жизни. Если бы хоть на один день я могла забыть, что случилось той ночью. Меня словно бросили в ад, а Карлос был дьяволом со своими двумя демонами.

Долгий стон, прозвучавший как воплощение муки, вырвался у Изабел, и она замолчала, пытаясь справиться с собой. Кэтлин все так же обнимала подругу, надеясь, что это поможет той унять ужасную дрожь, сотрясавшую все ее тело.

— Что же было дальше? — спросила она, хотя и сама уже догадалась, что сейчас услышит.

— Карлос сказал, что разрешил своим друзьям овладеть мною. Я не верила своим ушам. Он сошел с ума! Он сказал, что как жена я ниже всякой критики, что я нарочно выталкиваю из себя его семя. Раз уж от меня нет никакого прока как от жены, заявил он, то пусть я хотя бы буду его шлюхой. Он даже высказал предположение, что я, возможно, забеременею от одного из его друзей и таким образом восстановлю до некоторой степени свое женское достоинство. В своем безумии он дошел до того, что соглашался в этом случае признать ребенка своим наследником.

Изабел захлебнулась слезами, и Кэтлин еще крепче прижала ее к себе. Жалость и гнев породили в ней желание самой расправиться с обидчиками Изабел.

— Они изнасиловали тебя, — тихо сказала она, закрывая глаза, чтобы сдержать подступившие слезы. — Какой ужас!

Изабел кивнула:

— Да, и тот, и другой. Все они. Я пыталась сопротивляться, но у меня не хватило сил. Я испытывала невыносимые боль и унижение. В какой-то момент я наверное потеряла сознание, хотя помню, что все время слышала демонический смех Карлоса. Его я запомнила лучше всего, мне казалось, что этот смех доносится из самого ада. Я до сих пор слышу его в своих снах.

Когда я очнулась, они уже ушли, и в доме было тихо. Я сползла с кровати и кое-как умылась. Я с трудом узнала в зеркале собственное отражение. Губы и глаза опухли, щека уже начала багроветь. Я, помню, подумала, что нужно взять на кухне сырое мясо и приложить к лицу, поэтому накинула халат и спустилась по лестнице.

В коридор, ведущий к кухне, выходила дверь личной гостиной Карлоса, и эта дверь была открыта. Карлос сидел в кресле у камина и курил сигару. Я бы, скорее всего, прошла мимо, если бы в тот самый момент он не поднял голову и не увидел меня. Он не смог удержаться от того, чтобы лишний раз не поиздеваться надо мной. «Ну, как тебе понравился вечер, Изабел? — сказал он. — „Надеюсь, ты довольна? Мои друзья и я очень довольны. Мы собираемся проделывать это почаще, пока ты не забеременеешь“. И он засмеялся этим отвратительным безумным смехом, который так хорошо мне запомнился.

Закрыв глаза, Изабел горестно вздохнула:

— Сама толком не знаю, как это случилось, но я вошла в комнату, сняла со стены две шпаги и протянула одну Карлосу. Я вдруг совершенно успокоилась и даже испытала удовольствие, увидев изумление, появившееся в глазах Карлоса, когда сказала, что собираюсь убить его.

Карлос был неплохим фехтовальщиком, и я, помню, подумала, что, возможно, этой ночью убитой окажусь я сама. Но в тот момент мне было все равно. Смерть стала бы желанным освобождением от жизни с этим безумцем.

Карлоса, казалось, начала забавлять эта новая «игра». Он предупредил меня, что если мне не удастся убить его, жизнь моя станет еще более невыносимой, потому что он не намерен меня убивать. Он поклялся, что сумеет придумать для меня более изощренные пытки.

Мы стояли не более чем в четырех футах друг от друга, но я не испытывала страха. Возможно, его слова привели меня в состояние временного помешательства. Он поднял шпагу и рассек мой халат, поцарапав бедро. Но я гораздо позже осознала, что он ранил меня. Видимо, откуда-то из глубин памяти всплыло то, чему научил меня твой учитель фехтования, Кэтлин, хотя в тот момент я была как в тумане и ничего не соображала. Карлос расхохотался мне в лицо; ему и в голову не приходило, что у меня хватит мужества поднять шпагу и направить ее против него.

Этот смех стал последней каплей. Внутри меня словно лопнула какая-то струна. Я нашла в себе силы и мужество вступить в поединок. Воспользовавшись его самоуверенностью и невнимательностью, я подняла шпагу и вонзила ее прямо ему в сердце.

Смерть настигла его прежде, чем он коснулся пола, но все же он успел осознать, что я сделала. Навсегда я сохраню в памяти выражение величайшего изумления, которое увидела на его лице, когда вытаскивала шпагу из его груди.

Не знаю, сколько времени я простояла над его телом, упиваясь своей победой, не помню, как вышла из дома. Должно быть, инстинкт привел меня к дому родителей, потому что, придя в себя, я обнаружила, что сижу в каретном сарае рядом с их домом. На мне все еще был халат. Вспомнив, что я сделала, я стала раздумывать, стоит ли входить в дом, и тут увидела, как прибыли представители власти.

После того как они покинули дом, я пробралась по задней лестнице в комнату Хосефы, где и дождалась ее. Обнаружив меня в своей комнате, Хосефа тотчас же предупредила меня, чтобы я не показывалась на глаза отцу. Он пришел в ужас, объяснила она, узнав о предъявленном мне обвинении в убийстве Карлоса, и был полон решимости передать меня в руки властей, если я обращусь к нему за помощью, считая, что я должна понести заслуженное наказание за свое преступление. Всем слугам было приказано, увидев меня, немедленно поставить его в известность.

Хосефа, моя нянька и дуэнья с детских лет, решила помочь мне. У меня не было ни денег, ни одежды, и она дала мне одно из своих старых платьев. Она прятала меня до полуночи, а потом отвела в самую бедную часть города в дом друзей своей семьи. Из собственных денег она заплатила им за то, чтобы они меня приютили.

Приютившие меня люди не знали, кто я, а то у них могло бы возникнуть искушение выдать меня властям и получить обещанное за это вознаграждение. Они были очень бедны, и у них была большая семья. Хосефа приходила каждую неделю посмотреть, как идут дела, но той маленькой корзинки с едой, которую она приносила, нам конечно же не хватало, и скоро я выучилась просить милостыню на улицах вместе с другими. Еще мы обшаривали мусорные бачки в харчевнях и тавернах в поисках объедков. Я сразу же обменяла свое платье на картуз и одежду мальчика. Мальчику было гораздо безопаснее появляться на этих улицах, чем девушке.

— Хосефа — это та старая женщина, с которой мы разговаривали в карете? — поинтересовался Рид.

Изабел кивнула, не поднимая головы.

— Узнав от нее, что вы здесь, я сочла это настоящим чудом. Я почти утратила надежду выбраться из Испании и боялась, что так и буду жить в нищете, пока не умру от голода или пока меня не схватят. В те дни страх был моим постоянным спутником. Да, чувство страха было знакомо мне гораздо лучше, чем ощущение сытости.

— Учитывая, в каком состоянии ты появилась на корабле, в это легко поверить, — заметил Рид, слушавший эту невероятную историю, слегка качая головой.

Кэтлин и Рид обменялись взглядами и без слов поняли друг друга. Кэтлин выразила их общее мнение:

— Изабел, ты можешь остаться с нами, сколько захочешь. Хочешь, поедем с нами в Саванну. Тогда от Испании тебя будет отделять целый океан. В Америке ты сможешь чувствовать себя в безопасности, начнешь жизнь заново, забыв свои злоключения и мучения.

Рыдания сотрясли хрупкое тело Изабел и она теснее прижалась к обнимавшей ее Кэтлин.

— Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность, — залепетала она. — Я знаю, ты потрясена, тебе все это отвратительно, и все же ты предлагаешь мне помощь. Я отплачу, обещаю. Я буду мыть полы, заниматься уборкой, ухаживать за детьми.

— Нет, — твердо возразила Кэтлин. Лицо Изабел исказилось.

— Я тебя не виню, — задохнувшись, проговорила она. — Кто же захочет, чтобы за его детьми присматривала убийца?

— Ты не так поняла, Изабел, — мягко поправил ее Рид. — Кэтлин имела в виду, что ты не будешь прислугой в нашем доме. Ты будешь жить с нами, потому что мы твои друзья и хотим, чтобы ты осталась. Мы будем твоей семьей.

— И вы сделаете это для подруги Кэтлин? Преступницы, признавшейся в убийстве? Для женщины, которую вы едва знаете? — Казалось, Изабел не могла этому поверить.

— Я сделаю это для подруги Кэтлин, — подтвердил Рид, — но также для молодой, безвинно пострадавшей женщины, избравшей единственно возможный для нее выход из того невыносимого положения, в котором оказалась. Ты сделала то, что должна была, Изабел, и теперь ты свободна. Ты сможешь забыть прошлое и начать новую жизнь в новой стране, сможешь найти счастье, которого заслуживаешь.

Кэтлин прижала к себе хрупкое тело подруги.

— Добро пожаловать в нашу семью, Изабел.

Ввиду усиливавшейся напряженности в отношениях между Англией и Соединенными Штатами Рид счел неблагоразумным афишировать прибытие в Ирландию американского судна. Кэтлин предложила, чтобы они встали на якорь в редко используемой бухте рядом с ее поместьем. Эта была очень удобная и уединенная бухта.

Рид был ошеломлен, когда они прибыли на место. Дом из неотесанных серых камней был таким огромным, что по сравнению с ним их дом на плантации в Чимере казался хижиной. Он был окружен бескрайними полями, возделанными и засеянными, среди которых то тут, то там виднелись аккуратные домики арендаторов.

— Бог ты мой, Кэтлин! И все эти земли твои? — еле вымолвил он.

Она кивнула. В этот момент ее глаза были такими же зелеными, как этот ирландский пейзаж.

— Да, мои, — проговорила она с мгновенно вернувшимся к ней ирландским акцентом.

— А дом! — воскликнул Рид. — Да, это не дом, а замок!

— Нет, в нем всего тридцать комнат, маловато для того, чтобы попасть в разряд настоящих замков.

Рид засмеялся:

— Что же это тогда, замочек?

— Просто усадьба, — усмехнулась в ответ Кэтлин.

— Ладно, как бы он ни назывался, я все равно потрясен. А я-то думал, что Чимера поразит тебя, — он опять засмеялся. — Да, сюда можно целиком вместить наш дом в Чимере и еще останется место для дома твоей тети Барбары.

— Но, Рид, ты же знаешь, как я люблю Чимеру. Нигде в окрестностях Саванны не найдешь плантации, которая сравнилась бы с ней. Дом большой и светлый, безупречный в архитектурном отношении, и комнаты обставлены роскошно и со вкусом.

— И все же, — настаивал Рид, ему далеко до этого.

— Благодари за это свою счастливую звезду, капитан, — шутливо заметила она, подняв к небу широко раскрытые глаза. — Ты ничего не понимаешь. Знаешь, каким холодным и неуютным бывает этот дом зимой, какие в нем гуляют сквозняки? Камины почти не дают тепла, лишь наполняют комнаты дымом. Каменные полы холоднее льда. Кроме того, в таком большом доме невозможно поддерживать должную чистоту и поэтому большая часть комнат всегда закрыта. Их открывают и проветривают, только когда приезжают гости. Весной во время генеральной уборки Нанна обычно разрешала мне водить по дому команду по борьбе с пауками. Здесь все пропахло пылью. И ты увидишь, как мало здесь окон по сравнению с более новыми домами, к которым ты привык. Большинство этих старых замков в свое время служили крепостями. Те окна, что здесь есть, расположены очень высоко. Даже в яркие солнечные дни в них проникает совсем немного света, и в доме всегда сумрачно. Порой это очень угнетает.

Рид с нежностью посмотрел на нее:

— И все же ты любишь его.

Проглотив комок в горле, Кэтлин оглядела дом, в котором жили ее предки, дом, который она не видела четыре года.

— Да, я люблю его. Жаль, что бабушка Кейт не поехала с нами. Я знаю, что даже после стольких лет она скучает по Ирландии. Рука Рида легла ей на талию.

— Возможно, у нее связаны с ним болезненные воспоминания. Я предлагал ей отправиться с нами, но она твердо отказалась, сказав, что предпочитает сохранить имение в памяти таким, каким видела его в последний раз. Еще она сказала, что не следует цепляться за прошлое, если хочешь быть уверенным в будущем.

Кэтлин обдумала слова бабушки.

— Кейт — мудрая женщина, — заключила она с легкой улыбкой.

Прошел июнь, наступил июль, а никто этого и не заметил. Все были слишком заняты. Рид закупал товары, которые намеревался повезти в Штаты — ирландское виски, кружева и полотно, а кроме того, проверял, как идут дела в имении. Год выдался благоприятным, и все культуры — от ячменя до картофеля — обещали дать хороший урожай. И Рид, и Кэтлин остались довольны, просмотрев всю отчетность вместе с поверенным Кэтлин мистером Кирби. Поголовье скота значительно увеличилось. Именно этой весной перед их приездом овцы и козы принесли небывало большой приплод, много родилось жеребят и телят.

Куда более трудной проблемой оказался сам дом. Во время длительного отсутствия Кэтлин в нем оставалось минимальное количество прислуги. Многие комнаты были закрыты на протяжении всех этих четырех лет, все в них покрылось пылью и плесенью. Шторы и ковры были безнадежно испорчены сыростью, так же как и некоторые гобелены и большинство матрасов и кресел с мягкой обивкой.

Уезжая отсюда четыре года назад, Кэтлин почти ничего не взяла с собой в путешествие. Теперь ей надо было просмотреть свое имущество, отобрать и упаковать вещи, которые она хотела увезти в Чимеру. В первую очередь это относилось к фамильному серебру, фарфору и хрусталю и, конечно, драгоценностям ее матери и отца, которые мистер Кирби хранил в банковском сейфе. Теперь он вернул их Кэтлин.

А еще были портреты и другие фамильные ценности — давно забытые свидетельства юности Кэтлин. Одежда, оставленная в комодах и шкафах, либо стала Кэтлин мала, либо вышла из моды. Всю ее вместе с одеждой отца, не разобранной в свое время из-за недостатка времени, Кэтлин отдала семьям фермеров-арендаторов, жившим на ее землях.

Рид и Кэтлин обошли по очереди всех арендаторов и с удовлетворением обнаружили, что, благодаря стараниям мистера Кирби, их домики, расположенные на небольших, хорошо ухоженных участках, находились в отличном состоянии. Большинство сверкали свежей побелкой. Перед многими были разбиты красивые цветущие садики и к очень многим пристроены небольшие сараи, в которых арендаторы держали корову или коз и десяток-другой цыплят. Одним словом, арендаторы Кэтлин жили куда лучше таких же, как они, арендаторов в соседних имениях, и Кэтлин, любившая свою родину и свой народ, преисполнилась радостью и гордостью.

Кэтлин и Рид повидались также со многими ее бывшими друзьями и соседями, которые пришли навестить ее, прослышав, что она вышла замуж за американца. Многие гости очень удивлялись, увидев, что Рид совсем не похож на неотесанного дикаря с грубыми манерами, каким они его представляли. Они, как зачарованные, слушали его тягучую южную речь, а Рид в свою очередь изумлялся их ярко выраженному ирландскому акценту.

Так прошел почти месяц. Как-то во второй половине дня, ближе к вечеру, Рид и Кэтлин сидели на просторной лужайке перед домом, уставившись на крытую шифером крышу. Большинство дел было сделано, и они готовились к отплытию назад в Саванну.

— О чем ты думаешь, Рид? — спросила Кэтлин, прикрыв глаза рукой от солнца. — Может, мы просто залатаем крышу там, где она протекает, и на этом поставим точку?

— Не знаю, Кэт, — ответил он с сомнением в голосе. — Я бы пригласил парочку кровельщиков хорошенько осмотреть крышу. Мне кажется, она в худшем состоянии, чем мы думаем. Если протечек всего несколько, их можно залатать до будущего года, но, чтобы быть уверенным, надо как следует проверить всю крышу. Возможно, это слишком грандиозный план, но если уж вообще браться за это дело, нужно все сделать как положено.

— Черт возьми! Я мечтала уехать домой, Рид. Даже если мы отплывем в конце этой недели, то все равно прибудем в Джорджию не раньше середины сентября.

Рид торжествующе улыбнулся; на темном от загара лице блеснули белые зубы.

— Ты соскучилась по дому! — радостно воскликнул он. — Моя маленькая ирландская розочка глубоко пустила корни в плодородной почве Джорджии, и теперь ей не хватает ее.

Состроив гримаску, Кэтлин ткнула его в грудь тоненьким пальчиком.

— Слушай меня, ты, американский выскочка. Во-первых, я вовсе не маленькая, и хотя ты и отбрасываешь тень длиннее, чем большинство деревьев в округе, это еще не дает тебе права насмехаться надо мной. Во-вторых…

— В округе? В округе? — протянул, хохоча, Рид с южным акцентом. — Солнышко, с каждой новой фразой твоя речь становится все более похожей на речь уроженки Джорджии.

Кэтлин оставила это замечание без внимания.

— Во-вторых, — повторила она, — мне не кажется, что я похожа на розу, ирландскую или какую другую. Розы такие слабые и хрупкие и…

— И прекрасные, и нежные, — прервал Рид. — Совсем как ты, даже когда ты колешь меня своими шипами. Кроме того, розы утонченные и изящные, и очень душистые, — добавил он, уткнувшись носом ей в шею.

От его теплого дыхания по коже Кэтлин побежали мурашки, и она вздрогнула от удовольствия.

— Ну, хорошо. Я согласна быть розой, если только ты признаешь, что я не маленькая.

Теплая рука Рида обхватила ее грудь.

— Договорились, — усмехнулся он. Кэтлин оттолкнула его, пряча улыбку.

— Ты сумасшедший.

— Да, я схожу с ума по тебе, моя сладкая ирландская роза, — шутливо откликнулся он.

Кэтлин бросила на него предостерегающий взгляд.

— Кстати, о цветах, Кейт просила меня привезти кустик земляники, кустик молодой мяты и несколько усов клубники. Я чуть не забыла. Напомни мне, чтобы я выкопала их перед отъездом.

— Постараюсь не забыть, — пообещал Рид. Кэтлин, насупившись, снова посмотрела на крышу.

— На сколько нам придется отложить отъезд из-за этого ремонта?

— Думаю, это не задержит нас надолго, если удастся найти хороших мастеров. Кирби сможет проследить за работой, нам самим не нужно здесь оставаться. Я поговорю с ним об этом.

Кэтлин, прищурившись, взглянула в сторону появившейся в этот момент на подъездной аллее кареты. Ты сможешь поговорить с ним скорее, чем думаешь. Если не ошибаюсь, это его карета катит по подъездной аллее.

— Интересно, чем вызвана такая спешка? — задумчиво проговорил Рид.

Они направились к дому и встретились с Кирби в середине лужайки. Кэтлин сразу бросилось в глаза, что костюм всегда безупречно одетого поверенного был в беспорядке; это было верным признаком того, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Что случилось, мистер Кирби? Сначала я вижу, как ваша карета несется с такой скоростью, будто вы вознамерились разбить ее вдребезги, а теперь вы предстаете перед нами в таком виде, будто ваша лучшая лошадь сломала ногу.

Кирби поджал тонкие губы и с явным замешательством посмотрел на Кэтлин, затем на Рида. Потом, откашлявшись, заговорил:

— Не знаю, как и сказать вам об этом. Только что получено сообщение из Лондона: восемнадцатого июня президент США Мэдисон официально объявил войну Великобритании.

Его слова не сразу дошли до них.

— Но это же месяц тому назад! — воскликнула наконец Кэтлин.

— Черт! — одновременно выругался Рид. — Я рассчитывал попасть домой прежде, чем это случится.

— Вы знаете, как медленно доходят до нас новости из-за океана, — сказал Кирби. — Мы только сегодня получили это сообщение, и я сразу же помчался к вам. Говорят, президент Мэдисон издал также указ о том, чтобы все каперские суда принимали участие в военных действиях против Великобритании.

Рид заскрипел зубами от разочарования и нетерпения.

— А у меня восемь кораблей, которые будут бездействовать, пока я не доберусь до дома.

— У нас восемь кораблей, — поправила его Кэтлин, — и мы должны как можно скорее вернуть их в порт и зарегистрировать как каперские суда.

Рид обхватил Кэтлин за плечи, его голубые глаза сверкали.

— Мы должны немедленно отплыть в Саванну, Кэт.

— Да, конечно, — согласилась она. — Договорись с мистером Кирби о крыше, а я пока сообщу остальным. — Она направилась к дому.

— Подождите! — взволнованно воскликнул Кирби, потом продолжил более спокойным тоном, хотя лицо его выражало отчаяние: — Это еще не все.

— Еще какие-то плохие новости? — догадался Рид. Кирби кивнул:

— Два дня спустя, после того как король Георг узнал об объявлении войны, он издал указ, согласно которому у американцев конфискуется вся собственность, какой они владеют в Британии. Оба эти сообщения прибыли с одним курьером.

Эта новость словно пригвоздила Кэтлин к месту. Кровь медленно отхлынула от ее лица, и оно стало смертельно бледным. Она вопросительно смотрела на Кирби, будто не веря тому, что услышала.

— А мое имение последние четыре года формально принадлежало Риду, — выдохнула она.

— А я американец, — добавил Рид.

— Да, — подтвердил Кирби.

— Но ведь имение было даровано нам королем, — с надеждой напомнила ему Кэтлин. — Многие годы оно принадлежало семье моей матери, а я ее прямая наследница.

Кирби печально покачал головой.

— В данном случае это не имеет значения. Ваша мать, Кэтлин, будучи католичкой, лишилась бы своихземель, если бы не ваш отец. Когда они поженились, собственность жены перешла к нему, но только потому, что он был протестантом. Будь он католиком, имение у вас отобрали бы.

— Но мой отец был лордом, — не сдавалась Кэтлин, — и я унаследовала титул.

Кирби вздохнул:

— Все это аннулировано указом короля. Все британские подданные, состоящие в браке с американцами и проживающие в Америке, лишаются титулов и земель.

— И нет никакого способа отменить это решение? — спросила Кэтлин.

— Только если вы и Рид поклянетесь в верности Британской короне, откажетесь от ваших владений в Америке и будете жить здесь.

— Никогда! — вскричал Рид. — Ни за что на свете! Кэтлин также отвергла это предложение.

— Нет. На это мы не пойдем ни в коем случае. Я не обращусь к мужу с такой просьбой даже ради сохранения собственных земель. Я бы перестала его уважать, если бы он согласился.

Рид обнял жену, думая теперь лишь о ее потере.

— Кэт, мне так жаль.

Она подняла на него глаза, в которых блестели слезы, — он будто заглянул в два изумрудно-зеленых озера.

— Что ж, я всегда была больше ирландкой, чем англичанкой, и будь я проклята, если позволю этому напыщенному тупице диктовать мне с трона свою волю. Мои дети американцы и сама я теперь американка. Пусть отбирает имение, это бесплодная победа, я все равно буду поступать по-своему.

Расправив изящные плечи, они обратилась к адвокату:

— Мистер Кирби, не доходили ли до вас слухи о том, кто станет новым владельцем имения?

Откровенно поморщившись, Кирби ответил:

— Сэр Лоуренс Эллерби. Кэтлин отшатнулась как от удара.

— Ларри Эллерби! — взвизгнула она. — Этот недоумок не способен управлять фермой с одной лошадью, не говоря уж об имении такого размера. Да он разорит его за несколько недель!

— Я знаю, — охотно согласился Кирби. — За последние шесть лет он сначала промотал наследство, оставленное ему дедом, а потом и состояние, доставшееся ему после смерти отца. Во всем, что касается собственности, этот человек как Иона, приносящий несчастье. Он может стать владельцем имения, стоящего целое состояние, и через несколько месяцев снова оказаться банкротом.

— Никакой он не Иона, — возмутилась Кэтлин. — Он просто круглый дурак. Эллерби истощает землю ради немедленной прибыли, а деньги тратит на азартные игры, пьянство и женщин. Ему никогда не приходит в голову вложить какую-то часть денег в свое же хозяйство. Любой, у кого есть хоть капля разума, знает, что поля не засеваются сами собой и урожай сам собой не созревает, так что тебе остается лишь собрать его. Но он, судя по всему, именно на это и рассчитывает и страшно удивляется, когда его доходы начинают падать, а амбары пустеют. Он идиот, он помеха для общества. Не удивительно, что король поспешил отослать его в Ирландию. Дай этому человеку волю, он быстренько обеспечил бы Англии поражение в войне, американцам не пришлось бы сделать ни единого выстрела.

К концу этой тирады у Кирби отвисла челюсть, а уголки рта Рида стали подозрительно подрагивать. Кэтлин окинула обоих гневным взглядом.

— Знаешь, Кэт, боюсь, ты шокировала бедного Кирби, — сказал Рид. — Я не слышал, чтобы ты произносила такую речь со времен… «Эмералды», — и он незаметно усмехнулся, подумав об ирландском темпераменте жены.

— Я тебе вот скажу, Рид Тейлор. Ты еще многого не видел, — вскипела Кэтлин. Глаза ее метали зеленые молнии. — Единственное, чего я прошу — дать мне еще несколько дней, а тогда можно будет отплывать.

— До конца недели? — предложил Рид.

— Прекрасно. Мистер Кирби, когда примерно нам ждать прибытия Эллерби?

— Думаю, самое позднее через неделю. Он весь в долгах.

— Тогда нужно приступать к делу немедленно. Мистер Кирби, надеюсь, вы останетесь к ужину. Мне необходимо многое с вами обсудить. — Кэтлин быстро направилась к дому.

— Я так понимаю, у тебя есть план, — бросил Рид ей вслед.

Кэтлин на секунду обернулась. В ее глазах мелькнуло злорадство, а смех, в котором прозвучали металлические нотки, не предвещал Эллерби ничего хорошего.

— Могут ли рыбы не плавать? — вызывающе ответила она вопросом.

Наблюдая, как она уходит, Рид преисполнился гордости. Он почти забыл, как великолепна бывает его Кэт, если ее по-настоящему разозлить. Только что ей был нанесен страшный удар, но, глядя на нее, никто бы об этом не догадался. Каких-нибудь пару секунд она брела, спотыкаясь, но очень скоро обрела твердость в ногах и побежала. Она мгновенно взяла себя в руки и стала строить планы мести.

Чудесно было наблюдать за ней в действии, когда она была полна энергии и глаза ее сверкали. И самым приятным было то, что в кои-то веки объектом ее ярости был кто-то другой. Не знай он, как глубоко переживает Кэт этот удар, он, наверное, пожалел бы Эллерби. Хорошо зная жену, Рид предположил, что если она и даст волю своему горю, то произойдет это ночью в уединении их спальни. Он приготовился сделать все возможное, чтобы ее утешить: он хотел поделиться с ней своей силой, баюкать в своих объятиях, целовать, заставляя забыть о боли и слезах, добиться того, чтобы мир для нее вновь озарился солнечным светом.

ГЛАВА 3

Рид проснулся в середине ночи, пытаясь понять, что за шум его разбудил. Машинально он вытянул руку, ища Кэтлин, но ее рядом не было. Почти одновременно он увидел темный силуэт у окна и услышал приглушенные рыдания.

Он тихонько соскользнул с кровати и, подойдя к ней, обнял, как бы желая защитить от всех бед, и притянул к своему сильному телу. Ночь была теплой, но Кэтлин вся дрожала. Рид нежно погладил ее по щеке, растрепал волосы. Горячие соленые слезы падали ему на руку, как капли дождя.

— Ох, Кэт, — выдохнул он, ненавидя боль, которую, он знал, она испытывает. Он поцеловал ее в макушку, потом в шею. — Я с тобой, киска.

— Так больно, так чертовски больно, — услышал он сквозь рыдания.

— Я знаю, — тихо ответил он и крепче обнял ее, почувствовав, как по ее телу снова прошла дрожь. Ему и самому было больно от сознания того, что в этот момент он ничем не может ей помочь.

Кэтлин была склонна скорее впадать в ярость, чем лить слезы. Ее редко можно было увидеть плачущей. Она всегда была такой сильной, такой живой. Теперь же, когда она чувствовала себя слабой и побежденной, он мог предложить ей лишь свои силу, сочувствие и понимание.

Рид понимал, что жалость она не примет ни от кого, и от него тоже. Кэтлин ненавидела слабых, хнычущих, жалеющих себя женщин. Полагаясь всегда на собственные силы, она редко нуждалась в нем как в опоре, хотя — в этом он не сомневался — глубоко любила. Временами его раздражала эта ее независимость, но именно она была одним из тех качеств, которые привлекли его к ней, и он высоко ценил ее умение самой справляться со всеми трудностями и восхищался им.

— Всегда бывает больно, когда теряешь что-то, для тебя дорогое, моя сладкая, — тихо проговорил он; от его дыхания ее пушистые волосы разлетелись. — Я знаю, как ты любишь это место. Здесь твои корни, с ним у тебя связано столько воспоминаний, и светлых, и грустных.

— Я родилась здесь, как мама и Кейт, — добавила Кэтлин скорбно. — Я так хотела, чтобы Катлин унаследовал это имение. Наша семья владела им на протяжении многих лет, не одно поколение выросло тут.

— Катлин унаследует Чимеру, — мягко сказал Рид. — Он, конечно, не отказался бы от добавочного наследства, но сомневаюсь, что он стал бы здесь жить, Кэт. А управлять имением, находящимся за многие мили от твоего дома, очень нелегко.

— Мне же до сих пор это удавалось, — не согласилась она.

Рид покачал головой.

— С помощью мистера Кирби. Но все равно, посмотри, насколько запущены некоторые вещи. Крыша, например.

Кэтлин нехотя кивнула:

— Но боль от этого не уменьшается. А то, что оно достанется типу вроде Эллерби, лишь усиливает ее. Я чувствую себя так, словно отдаю одного из своих детей на попечение насильнику. Он уничтожит плодородие и красоту этой земли, сделает ее бесплодной и безжизненной. Это несправедливо.

— В жизни много несправедливого, киска. Думай о том, в чем тебе повезло. Сейчас тебе больно, но все же у тебя осталась Чимера, место, куда ты сможешь вернуться и где тебя будут окружать любящие люди — Кейт, Барбара, Сьюзен и Тед, моя мать. — Он медленно повернул ее к себе лицом. — И у тебя есть дети и я, любовь моя.

Нежно взяв Кэтлин за подбородок, Рид приподнял ее голову — светящиеся нежностью голубые глаза встретились с мокрыми от слез зелеными. — Кэт, родная, я всегда буду с тобой, — напомнил он. — Разве это хоть чуть-чуть тебя не утешает?

Глаза Кэтлин снова наполнились слезами, и вот они покатились по покрасневшим щекам.

— Ох, Рид, — захлебываясь от рыданий, прошептала она. — Конечно же, это мне помогает, любовь моя. Пусть я лишусь всего, но если у меня останешься ты, я буду чувствовать себя богатой. Я просто глупая сентиментальная дурочка, и я сама ненавижу, когда веду себя так.

Рид ласково улыбнулся ей.

— В этом нет ничего глупого, — поправил он. — Это так человечно. Когда тебя ранят, идет кровь, когда тебе больно — ты плачешь.

Он смахнул слезинку, задержавшуюся на ее щеке, и, наклонившись, прижался ртом к ее дрожащим губам.

— Соленые, — заметил он тихо.

Прерывисто вздохнув, Кэтлин прильнула к нему. Ее руки скользнули по его теплой груди и сомкнулись у него на затылке.

— Возьми меня, Рид, люби меня, — попросила она, и по ее дрожащему голосу было ясно, как нужны ей сейчас его сила и его утешения.

Он молча подчинился и, притянув к себе, поцеловал долгим поцелуем. В этом поцелуе не было требовательности и страсти, была одна нежность. Он нежно водил языком по ее соленым губам, и казалось, этот поцелуй будет длиться вечно.

Обнимая Кэтлин, Рид гладил ей спину, стараясь снять напряжение. Его пальцы снова и снова опускались от плеч к талии; он повторял это движение до тех пор, пока она, удовлетворенно вздохнув, не расслабилась.

Ему казалось, что он гладит котенка. Ее волосы и кожа были теплыми и гладкими, как шелк. И она, как котенок, потягивалась и выгибалась под его руками. Вот у нее вырвался звук, похожий на мурлыканье, и на Рида накатила волна дикого животного желания, сметая его с таким трудом сохраняемый самоконтроль.

Подняв Кэтлин на руки, он понес ее к кровати. Уже лежа, Кэтлин потянулась к нему, но он, нежно взяв ее за запястья, развел руки в стороны.

— Нет, киска. Сегодня я буду любить тебя. — Даже в темноте было видно, как блестят его голубые глаза.

— Я хочу прикоснуться к каждой клеточке твоего тела, хочу ласкать каждый его изгиб, поцеловать каждую складочку, возбудить каждый нерв. Я хочу любить тебя так, как не любил никогда прежде и как никто больше не сможет тебя любить.

Время утратило для нее значение, и мир перестал существовать. Осталась только темная комната и ощущение рук и губ Рида. Его умелые пальцы и горячие влажные губы не пропускали ни одного чувствительного участка, ни одной эротической точки.

Взяв в руки ее маленькие ножки, холодные от долгого стояния на каменном полу, он согрел их ладонями. Потом его сильные пальцы помассировали ей стопы, и она блаженно вздохнула. Его ласки действовали на нее как наркотик. На секунду, когда Рид легонько сжал зубами ее пальцы, она вышла из этого сладостного состояния.

— Рид! Ради Бога, я же стояла на пыльном полу, — запротестовала она, пытаясь вырвать у него ногу.

Но Рид, предвидевший это движение, крепко сжал ей щиколотки.

— Тише! Расслабься, — скомандовал он и хрипло засмеялся.

— Расслабься! — Она едва не взвизгнула, когда он провел языком по ее ступне. — Да это уже граничит с пыткой.

Его смешок определенно походил на дьявольский. Он не спеша проделал те же манипуляции с ее другой ногой.

Его пальцы прошлись по ее щиколоткам, задержались на чувствительном сгибе под коленом, потом стали гладить внутреннюю поверхность бедер. Язык повторил путь пальцев.

Кэтлин казалось, будто даже ее кости плавятся от его ласк. Но в то же время мускулы ее напряглись в предчувствии его следующей ласки. Кожа под его руками жила собственной жизнью, каждый нерв реагировал на его прикосновения. Она не помнила, чтобы когда-либо испытывала нечто подобное. Казалось, кровь кипела в венах, а сердце билось в каком-то сумасшедшем ритме. Дыхание стало неровным, мозг отказывался воспринимать что бы то ни было, кроме ощущения небывалого наслаждения.

Прежде чем она успела понять, что Рид задумал, он перевернул ее на живот и начал медленно водить языком по спине, по шее и плечам, время от времени нежно ее покусывая и негромко усмехаясь при каждом ее непроизвольном движении, вызванном этими ласками. Исследовав все чувствительные места на спине, он спустился ниже, к ягодицам, намеренно не обращая внимания на то, как напряглось при этом ее тело. Его руки сжали округлые ягодицы, и одновременно он принялся покрывать их быстрыми короткими поцелуями.

Потом он снова перевернул ее на спину. Возбуждение Кэтлин было так велико, что она вся дрожала. Она опять потянулась к нему, но Рид еще не закончил свою прелюдию. Нежно сжав ей запястья, он облизал по очереди все пальцы на каждой руке, поднялся до сгиба локтя.

Кэтлин забыла обо всем на свете. Ее словно окутал густой туман, единственной реальностью в котором были сладостные прикосновения Рида. Она вздрогнула от восхитительнейшего ощущения, когда он провел языком по уху и легонько укусил за мочку, шепча при этом жаркие, страстные слова. Ей было сладко до боли.

Кэтлин была охвачена самым примитивным животным желанием, какого она никогда еще не испытывала. Застонав словно в агонии, она выгнула тело, извиваясь под этими творящими волшебство пальцами. Наконец его горячие губы сомкнулись вокруг отвердевшего соска. Ей показалось, что она чувствует, как набухает в его ладони ее грудь. Он сосал и ласкал ей грудь, и у Кэтлин возникло ощущение, будто кровь в ее жилах превращается в огонь. Потом его рука нашла пульсирующий центр ее женского естества, и он ласкал его до тех пор, пока Кэтлин не почувствовала, что теряет сознание от наслаждения.

Она повторяла его имя и, обняв, судорожно прижимала к себе, умоляя взять ее. Он с легкостью отвел ее руки и прижался ртом к тому месту, которое только что ласкали его руки.

Кэтлин извивалась на смятых простынях, вонзая ногти в его тело. Ее стоны, напоминавшие стоны человека, утратившего рассудок, наполняли комнату и, казалось, отражались от стен. В этом экстатическом полузабытьи она почувствовала, что тело Рида наконец-то опустилось на нее. Он вошел в нее, и она жадно приняла его в себя. Пламя страсти запылало в них с огромной силой. Огненный смерч подхватил их и, закружив в бешеном вихре, поднял вверх к небесам, как два пылающих уголька. Потом, будто находясь на плотном облаке, их тела, еще горячие от только что совершенного ими огненного полета, медленно опускались на землю.

Рид продолжал обнимать Кэтлин, а она, положив голову ему на плечо, погрузилась в сон. Он испытывал глубокую радость от того, что ему удалось отвлечь ее от мыслей о потере, хотя и понимал, что это лишь временная передышка.

И, словно какой-то бодрствующий уголок ее сознания откликнулся на его мысли, она прошептала:

— Будь прокляты эти чертовы англичане.

Рид подавил смешок и только улыбнулся, услышав это ругательство. Одно, по крайней мере, было очевидно: пик ее страданий остался позади. Он почти не сомневался, что утром гнев и желание отомстить вытеснят горе, и он предпочитал видеть ее разгневанной, с упрямым блеском в зеленых глазах, а не плачущей в отчаянии.

Довольный тем, что достиг своей цели, Рид тоже погрузился в глубокий животворный сон.

Как Рид и предполагал, Кэтлин проснулась в состоянии бешеной ярости. После недолгих воспоминаний о любовных утехах прошедшей ночи, после нескольких поцелуев и ласк под теплым одеялом она была готова к бою. Фактором первостепенной важности было сейчас время. Идеи рождались в голове Кэтлин с такой быстротой, что остальные не успевали их осознавать. Она раздавала приказания направо и налево. Все, кроме Рида, были поражены ее энергией и необыкновенными планами.

— Мистер Кирби, вы уже отослали в Лондон полугодовой отчет о доходах? — спросила она адвоката.

— Нет, — нерешительно ответил он. — А что у вас на уме?

Вместо ответа она задала следующий вопрос:

— Какая зима была здесь в прошлом году?

— Холоднее обычной, — последовал ответ. — Значительно более суровая.

— Хорошо! — воскликнула она, и все подумали, не лишилась ли она рассудка. — Я хочу, чтобы на моей земле не осталось скота. Отчеты можно изменить, указав в них, что на имение обрушились всевозможные бедствия. Будь я проклята, если оставлю этому идиоту хотя бы цыпленка.

— Но что же ты сделаешь с животными? — спросила Изабел, широко открыв глаза.

Кэтлин взмахнула рукой.

— Отдам их фермерам, — великодушно заявила она. — Я не хочу ничего оставлять Эллерби, но я и не хочу, чтобы фермеры страдали от голода и притеснений.

— Но что же я напишу в отчете, милочка? — хотел знать Кирби.

С минуту Кэтлин в задумчивости покусывала ноготь, потом злорадно улыбнулась:

— Боюсь, мистер Кирби, что суровая зима вызвала падеж скота, погибла большая часть коз и овец. Оставшихся, в дополнение к цыплятам, гусям и уткам, пришлось пустить на убой, чтобы избежать голода.

— А телята?

— Их всех унесло какое-то непонятное заболевание.

Брови Кирби взлетели вверх. Он с трудом выдавил из себя следующий вопрос:

— А лошади?

Кэтлин покачала головой, изобразив глубокое горе. Рид про себя аплодировал ее находчивости.

— Жаль, конечно, что в подтверждение моей легенды нам придется сжечь конюшни, но тут уж ничего не поделаешь. Боюсь, что все наши лошади погибли при пожаре, неожиданно возникшем в конюшнях весной, — нашла она выход.

Услышав это, даже Рид округлил глаза.

— Кэт, ты уверена, что надо сжигать конюшни? Она нахмурилась, потом кивнула:

— Уверена. Я бы сожгла амбары и выжгла поля, но от этого пострадают арендаторы. Часть урожая уже засыпана в закрома, часть вот-вот созреет и будет убрана. Я не хочу ради удовлетворения своей мести Эллерби обречь на голод людей, которые верой и правдой служили нам долгие годы. Но я не оставлю и крошки в наших кладовых. Все запасы надо оттуда забрать и раздать арендаторам. И пусть черт заберет сэра Лоуренса, — последние слова Кэтлин словно выплюнула.

— Жаль, что ты не можешь сжечь и дом, — добавила Изабел.

— О нет, нет! — испуганно воскликнул Кирби. — Кэтлин не стала бы этого делать, даже если бы могла. — Кэтлин прищурила глаза, и он поспешно продолжал: — Возможно, когда-нибудь, когда война между Англией и Америкой закончится, король вернет вам имение и титул.

Кэтлин посмотрела на него с сомнением.

— А что, это возможно? Кирби пожал плечами.

— Это маловероятно, но все же такое случалось. Если сэр Лоуренс окажется банкротом, король спустя некоторое время может вернуть вам имение; только надо будет направить ему петицию.

Кэтлин обдумала эту возможность.

— Что ж, раз уж я не могу сровнять дом с землей, не оставив от него камня на камне, я во всяком случае оставлю его абсолютно голым. Все, что я не возьму с собой, пусть заберут арендаторы, остальное я сожгу вместе с конюшнями. Пусть Эллерби заново обставляет его. После того как я приведу свой план в исполнение, ему придется самому покупать даже свечи с подсвечниками.

Верная своему слову, Кэтлин велела слугам полностью очистить дом. К вещам, которые она отобрала раньше и которые уже были погружены на «Кэт-Энн», она добавила много других, имевших хоть какую-то денежную или моральную ценность. Число отобранных ею портретов значительно пополнилось — она присоединила к ним все те, которые сначала собиралась оставить. Гобелены и картины были тщательно упакованы, также как стопки книг и рулоны ирландского полотна. Серебро, фарфор, хрусталь оказались на борту «Кэт-Энн». Нашлось место и для ваз, безделушек, статуэток, зеркал и часов.

На корабль погрузили и кое-какие предметы мебели, но большую ее часть пришлось в силу необходимости оставить, и Кэтлин стоически распределила ее между арендаторами. Последние были рады получить любую из оставшихся вещей, включая глиняную и фаянсовую посуду, горшки, сковороды и даже каминные экраны.

Подобно урагану Кэтлин прошлась по всему дому, вынося из него все его содержимое. Как-то днем Рид наткнулся на нее в пустой столовой. Она стояла в середине комнаты, сосредоточенно созерцая потолок. Заранее, еще не открыв рта, зная, что совершает ошибку, он тем не менее спросил:

— В чем проблема, Кэт?

Она искоса посмотрела на него.

— Я пыталась решить, что делать с люстрами; я почти забыла о них, — призналась она с некоторым смущением.

— Боже упаси! — с упреком проговорил Рид.

— Я не намерена оставлять их Эллерби, — огрызнулась Кэтлин. — Во всяком случае не ту, что висит в главном зале.

— Что ж, — поддразнил он ее, — они придутся по вкусу арендаторам. Именно люстр им и не хватает.

Дело, однако, кончилось тем, что спустя короткое время Рид уже отдавал распоряжения рабочим, снимавшим и упаковывавшим эти чудовищные сооружения из серебра и хрусталя. После этого он пришел к выводу: что бы еще ни придумала Кэт, его ничто не удивит. Он прошелся по дому. Его шаги гулко отдавались в пустых комнатах. Нигде он не обнаружил даже спичечного коробка. Кэтлин вынесла из дома все, включая и кухонную метлу, заявив, что Эллерби придется обзавестись собственной, чтобы смахивать паутину и пауков, которых она благосклонно решила оставить ему в наследство.

Однако, по мнению Рида, она перегнула палку, приказав снять прикрепленные к стенам бра и дверной молоток.

— Ты уверена, что не хочешь разобрать весь дом и увезти с собой, а потом заново собрать его в Саванне, а, Кэт? — насмешливо спросил он.

— Будь это возможно, я бы так и поступила, — парировала она, блеснув изумрудными глазами.

Наконец был сделан последний выстрел: Кэт уговорила дюжину рабочих забраться на крышу и втащить туда большие камни. Эти камни опустили в трубы, где их будет не легко найти и откуда еще труднее будет вытащить.

— Ну вот, — проговорила она с плутоватой улыбкой. — Пусть теперь Эллерби попробует разжечь огонь. Надеюсь, он задохнется в дыму, как только попытается это сделать. Возможно, у него от холода отвалятся все пальцы.

— Ох, Кэт, — засмеялся Рид. — Что за изобретательный дьявольский ум скрывается в этом очаровательном существе с ангельским лицом и хрупкой фигуркой! Никому не следует недооценивать тебя, Кэт.

Она бросила на него взгляд одновременно расчетливый, дразнящий и коварный. В зеленых глазах заплясали бесовские искорки, а веселый смех прозвучал как звон сотни маленьких колокольчиков.

— Веди себя хорошо, Рид, дорогой, и тебе не о чем будет беспокоиться.

Над бухтой низко опустился туман, словно под стать печальному настроению Кэтлин, наблюдавшей, как постепенно скрываются из виду берега Ирландии.

Тяжелый вздох рвался наружу, угрожая перейти в рыдание. Отвернувшись от поручней, она увидела внимательно смотревшего на нее Рида.

— Пожалуй, я на время спущусь вниз, — выдавила она со слабой улыбкой.

Кэтлин осторожно прошла по палубе, запруженной людьми, и спустилась в капитанскую каюту. На обратном пути из Ирландии в Саванну команда «Кэт-Энн» увеличилась втрое. Кроме того, на борту было много пассажиров. Перед отплытием Рид предложил слугам и арендаторам, пожелавшим эмигрировать в Америку, взять их с собой. То же самое предложение он сделал матросам и служащим, многие годы проработавшим в судоходной компании Эдварда Хейли. Значительное число матросов, многие из которых когда-то давно плавали под командованием Кэтлин, приняли предложение Рида, обещавшего предоставить им работу в Саванне. Два бухгалтера компании последовали их примеру. Несколько арендаторов и слуг, чья ненависть к Англии росла из года в год, решили попытать счастья в Америке, не желая служить пользовавшемуся дурной славой Эллерби. Те, кто был обучен какому-то ремеслу, смогли бы устроиться на работу плотниками, каменщиками, кузнецами, поварами, швеями. Кэтлин была уверена, что ее бабушка, всегда неодобрительно относившаяся к рабству, наймет многих фермеров и членов их семей на работу в своем имении Эмералд-Хилл.

«Кэт-Энн», предназначенный для перевозки грузов и оснащенный как каперское судно, не был приспособлен для перевозки такого количества пассажиров. На нем было всего несколько кают, набитых теперь до отказа, так же как и помещения, в которых размещались члены команды. Даже на палубе были разложены матрасы и висели гамаки. Каждая щель и каждый угол от носа до кормы были забиты грузом, припасами или людьми, и «Кэт-Энн» низко осел в воде.

Кэтлин изо всех сил старалась преодолеть свое плохое настроение. Больше времени, чем обычно, она проводила с детьми, часами разговаривала с Изабел, которая физически полностью оправилась от пережитого потрясения и даже набрала несколько фунтов. Вдобавок она прилагала массу усилий, чтобы обеспечить всем необходимым жен и детей арендаторов.

Для женщин был организован швейный кружок, что давало возможность общаться друг с другом и с пользой расходовать энергию. Большая каюта Катлина и Александреа днем превращалась в своего рода детскую комнату, где матери по очереди присматривали за детьми. Женщины таким образом получали передышку от постоянной возни с капризничающими малышами, а дети — возможность играть со сверстниками, что в какой-то мере компенсировало ограничение их привычной свободы в условиях плавания. Один раз в день детей выпускали на палубу, чтобы они могли подышать свежим воздухом и побыть на солнышке под бдительным присмотром заботливых мамаш, опасающихся, как бы их отпрыски, исполненные естественной в этом возрасте энергии, не подошли слишком близко к корабельным поручням и не вывалились за борт. Покачивание корабля на волнах заставляло многих женщин передвигаться по палубе неестественной походкой, и Рид со смехом прокомментировал, что они похожи на стадо идущих вразвалку уток с ковыляющим следом выводком утят.

Но и на пятый день пути Кэтлин не удалось преодолеть свою депрессию. Тогда она прибегла к старому, испытанному средству. Встав рано утром, она надела брюки, которые держала в шкафу в своей каюте, и мужскую рубашку с длинными рукавами. Внутренне она сжалась, представив реакцию Рида, но тем не менее распрямила плечи и вышла на палубу. Вообще-то Рид уже привык к мысли, что его обожаемая жена обладает некоторыми совсем неженскими талантами, но обычно Кэтлин старалась не проявлять их на людях.. Частенько, когда на борту находились лишь Рид и постоянные члены их команды, она сама становилась к штурвалу и управляла кораблем. Такое случалось и на их пути в Англию. Дома она надевала брюки, помогая Кейт объезжать лошадей, которых они выращивали в Эмералд-Хилле, или когда она ранним утром отправлялась на своем паломино[1] на прогулку с Ридом. Вдвоем они скакали по бескрайним полям и лугам — Кэтлин на Зевсе, а Рид рядом на своем черном жеребце Титане. В глазах Рида необычное поведение и костюмы Кэтлин были частью ее привлекательности и очарования. Не имело смысла спорить с ней. Чем больше он горячился, тем более вызывающе она себя вела, словно назло ему. Он, надо сказать, ничего не имел против, если она совершала свои неординарные поступки без свидетелей. По большей части ему нравилось заниматься вместе с ней тем, что является обычно мужской прерогативой. Кэтлин была живой и энергичной, как ни одна другая из всех знакомых ему женщин. Все они бледнели в сравнении с ней. Она обладала отвагой и вкусом к жизни, что придавало их браку живость, остроту и пикантность, о которых он и не мечтал. Даже в состоянии предельного раздражения он не согласился бы променять свою подвижную, как ртуть, непредсказуемую подругу на жену с более устойчивым и спокойным характером. Но бывали моменты, когда она слишком испытывала его терпение, и сейчас был один из них.

Итак, Кэтлин решительно вышла на палубу и направилась к грот-мачте. Одного взгляда на ее тонкую, обтянутую мужским костюмом фигуру было достаточно, чтобы Рид пришел в ярость. Он нахмурился и зло прищурился. Потом, передав штурвал первому оказавшемуся поблизости матросу, пошел к мачте, по которой уже карабкалась Кэтлин.

Уперев руки в бока, он сердито уставился на нее.

— И что это ты задумала на сей раз? — прогремел он.

С грациозным проворством, всегда изумлявшим его, она обернулась, держась одной рукой за мачту и балансируя ногой на перекладине. Глядя на него сверху вниз, она с вызовом ответила:

— Забраться наверх, разумеется. Лицо его потемнело.

— А ну-ка спускайся, — скомандовал он, — а то я взберусь наверх и сам стащу тебя оттуда.

Ее глаза превратились в зеленые щелочки.

— Твоя дикарская тактика абсолютно меня не впечатляет, Рид, — откликнулась она с усмешкой.

— Возможно, тебя впечатлит, когда я как следует тебя отшлепаю, — строго предупредил Рид. — Ты спустишься?

Кэтлин покачала головой, ее рыжие волосы разлетелись на ветру.

— Нет.

— Кэтлин, — медленно начал он, стараясь не сорваться, — будь благоразумной. На корабле полно пассажиров, а ты привлекаешь к себе внимание.

— В данный момент это меня совершенно не волнует. Да пусть сам король и весь его двор смотрят на меня, мне все равно, — раздраженно огрызнулась она и с глубоким вздохом закрыла глаза. Затем открыла их и умоляюще посмотрела на Рида. — Рид, пожалуйста. Ты прав, говоря, что на корабле полно народа. Я и шагу не могу ступить без того, чтобы на кого-нибудь не наткнуться и, откровенно говоря, это сводит меня с ума. Я терпела, сколько могла. Мне жаль, что я ставлю тебя в неловкое положение, но мне нужно пространство. Мне нужно побыть одной какое-то время, подумать, снять постоянно растущее внутреннее напряжение, постараться вытеснить из души злость, порожденную воспоминанием о том, чего я лишилась, привести в порядок свои мысли.

В зеленых глазах заблестели слезы; она умоляла его проявить понимание.

Стоило Риду увидеть ее слезы и он сразу сдался. Прояви она непокорность, вступи с ними в спор, он мог бы иметь с ней дело на равных. Но при виде ее слез все его раздражение мгновенно улетучилось. Он криво улыбнулся и, тяжело вздохнув, махнул рукой.

— Ну что ж, тогда наверх, дух, — ворчливо проговорил он. — Наверх к облакам, где ты сможешь размышлять в одиночестве. Только постарайся спуститься оттуда не в таком отвратительном настроении, в каком ты пребывала все эти дни.

Благодарно улыбнувшись, Кэтлин послала ему воздушный поцелуй и стала быстро карабкаться вверх, пока он не передумал.

Устроившись на самом верху мачты, высоко над палубой, Кэтлин обрела уединение, о котором мечтала. Ветер свистел в ушах, развевал волосы и создавал неповторимую симфонию звуков, которую она так любила. Завывание ветра, хлопанье огромных парусов, скрип мачты заглушали все другие звуки. Покачивание мачты на такой высоте было значительным, но Кэтлин это было не в новинку. Оно успокаивало ее, как успокаивает младенца ритмичное покачивание люльки.

Далеко внизу, насколько хватало глаз, по голубой глади катились валы. Не видя земли, легко можно было вообразить, что эти валы бесконечным водопадом падают откуда-то с края земли. Долго сидела Кэтлин на своем высоком «троне», и ветер уносил прочь ее печаль и волнение; звуки и движение любимого ею моря воздействовали на самые глубины ее души, принося с собой покой и умиротворение.

В этом умиротворенном состоянии мозг ее не сразу воспринял сигналы, посылаемые глазами. Но вот она стряхнула с себя временную расслабленность и стала напряженно всматриваться в даль, где на лазурной поверхности появилась черная точка.

— Корабль по правому борту! — закричала она. Рид задрал голову, ища ее глазами.

— Под каким флагом, что за корабль? — прокричал он в ответ.

— Без бинокля не вижу, слишком далеко, но, судя по размеру и очертаниям, я бы сказала, что это английский корабль.

Рид тут же послал матроса с биноклем на бизань-мачту. Кэтлин осталась на своем посту, дожидаясь, пока тот установит принадлежность судна. По спине пробежал неприятный холодок дурного предчувствия, которое подтвердилось пару секунд спустя.

— Это английский бриг, — сообщил матрос. — Идет в нашу сторону на полных парусах.

— Английский военный корабль, черт бы его побрал! — выругался Рид.

Кэтлин, не теряя больше ни секунды, спустилась вниз. Лицо ее было напряженным, изящно очерченные губы сжались в тонкую полоску.

— Черт, черт, черт!

В обычных условиях высокоманевренный, быстроходный «Кэт-Энн» мог бы обогнать любой корабль, но сейчас он был перегружен. Кэтлин бросилась к Риду.

— Мы не сможем уйти от них, Кэт, — констатировал он и без того очевидный факт.

Она кивнула:

— Значит, придется принять бой.

Гордость засветилась в его устремленных на жену ярко-голубых глазах. Перед ним была не хнычущая мисс, а тигрица, готовая защищать свое потомство.

— Я бы предпочел обойтись без этого. Слишком много пассажиров на борту. Может, удастся их обмануть?

На «Кэт-Энн» не было поднято никакого флага на случай ситуации, подобной этой.

— У меня идея, — сказала Кэтлин. — Подними ирландский флаг. Пусть подойдут ближе, думая, что приближаются к союзнику. В противном случае нам придется познакомиться с их пушками. Если же они подойдут ближе, от их орудий будет столько же пользы, сколько и от наших.

Рид задумчиво кивнул.

— Они рискнут подойти на расстояние бортового залпа, а тогда шансы будут равными: либо мы потопим их, либо они нас.

— Вот именно.

— Они будут пытаться забрать матросов к себе на службу, — предположил Рид, лихорадочно обдумывая положение. — Если они поднимутся на борт со своим обычным имперским апломбом, думаю, мы сможем их удивить.

— Пусть заглотят наживку, как ничего не подозревающая форель, — согласилась Кэтлин с хитрой улыбкой. — У нас не возникнет проблем при наличии такого числа опытных матросов. Сейчас наша команда втрое больше обычной, и все умеют драться.

— Еще бы, исправившиеся пираты, — Рид подавил печальную улыбку, но глаза его блеснули.

Вдвоем они быстро наметили план действий и отправились ознакомить с ним остальных.

Не больше пяти минут ушло у Кэтлин на то, чтобы достать свою шпагу, нож и пистолет и отдать женщинам распоряжение оставаться внизу с детьми. И вот она уже стояла рядом с Ридом, наблюдая за приближавшимся английским бригом. План их был прост и успех его зависел в основном от точного расчета и времени и актерских способностей Рида.

— Остановитесь и приготовьтесь к проверке, — прозвучала команда с брига, который находился теперь совсем рядом.

— Кэт, — Рид бросил на нее взгляд через плечо, — если что-нибудь пойдет не так…

Кэтлин перебила его, неожиданно толкнув локтем под ребро.

— Все пойдет так, как надо, мои мальчик, — она произносила слова с преувеличенным ирландским акцентом. — Ньюгейт — не то место, где я хотела бы побывать в этом году.

В предвкушении схватки глаза ее блестели сильнее обычного, а на губах играла злорадная улыбка.

— Ты настоящая ведьма, — улыбнулся в ответ Рид.

После этого короткого диалога они переключили внимание на то, как разворачивались события. Абордажные крючья зацепили их борт, соединив два судна. С одного борта на другой в качестве мостика была перекинута доска, и дюжина английских матросов, двигаясь цепочкой вплотную друг за другом, перебралась на «Кэт-Энн» вслед за офицером. Офицер, насколько Кэтлин могла разглядеть его из-под руки Рида, был низеньким, толстым и розовощеким. Если бы не безупречная морская форма и суровое выражение лица, его можно было бы принять за эльфа.

— Кто командир этого корабля? — повелительно спросил он.

— Я командир «Кэт-Энн», — ответил Рид, имитируя ирландский акцент Кэтлин.

Английский офицер посмотрел на Рида с явным отвращением.

Вытянувшись во весь рост — при этом он все равно остался на несколько дюймов ниже Кэтлин — он заявил:

— Именем короля Англии я приказываю вам немедленно передать под мое командование всех английских матросов и других английских подданных.

Стараясь изо всех сил принять униженный вид, Рид ответил:

— У нас на борту таковых не имеется, но вы можете сами проверить, если желаете.

— Мы проверим, мы обязательно проверим, — фыркнул офицер. — Мы также конфискуем все оружие, боеприпасы и любой другой груз, какой может оказаться полезным флоту его величества.

Он жестом приказал своим людям обыскать корабль. Английские моряки разбрелись по палубе, а команда «Кэт-Энн» тем временем приступила к действиям.

На палубе находилась меньшая часть команды «Кэт-Энн». Матросы спокойно стояли и с покорным видом наблюдали за происходящим, не оказывая никакого сопротивления. Из них англичане отобрали нескольких человек с намерением забрать с собой. Этих людей разоружили и, собрав в одну группу, оставили под охраной трех английских матросов. Остальные отправились в нижние помещения корабля в поисках других членов команды, оружия и грузов для конфискации.

Кэтлин молча стояла позади Рида, наблюдая, как их противники один за другим исчезают в проходах. Прошло несколько минут. Снизу не доносилось ни звука. Лишь изредка раздавался глухой стук, какой бывает при падении чего-то тяжелого.

Тем временем несколько безобидных на вид матросов проскользнули на палубу и заняли там места, ожидая сигнала Рида. Потешаясь про себя над выражением превосходства, словно приклеенным к лицу английского офицера, Кэтлин выступила из-за спины Рида со шпагой в руке.

— Ну и ну! Крысы на корабле! — громко воскликнула она. — Что же мне с ними делать? — И, сморщив вздернутый носик, сверху вниз посмотрела на коротышку-офицера.

Вид Кэтлин в плотно облегающих брюках, рубашке с распахнутым воротом, с развевающейся по ветру гривой огненно-рыжих волос был, мягко говоря, необычным.

Никто, кроме тех, кто ждал этого, не заметил, что Рид в этот момент легонько кивнул головой. Мгновение — и, острие его шпаги было приставлено к горлу офицера. Три матроса, охранявшие пленников, внезапно обнаружили, что находятся под дулом пистолетов. Прежде чем хоть один из них успел понять, что происходит, веревки с абордажными крюками были перерезаны, и два корабля стали отходить друг от друга. С невероятной скоростью команда «Кэт-Энн» принялась за дело, освобождая судно от абордажных крюков и поднимая паруса. Кэтлин встала к штурвалу. Финли снизу подал сигнал, что сопротивление остальных английских моряков подавлено.

Одновременно с увеличением расстояния между двумя кораблями, по лицу Рида расползалась широкая улыбка. Можно было с уверенностью предположить, что англичане не станут стрелять по «Кэт-Энн», на борту которого находились один офицер и двенадцать матросов.

Несколько часов спустя Кэтлин стояла на корме с английским офицером, утратившим большую долю своей самоуверенности. Лицо офицера, весь костюм которого составляло теперь лишь обмотанное вокруг талии потрепанное полотенце, пылало, а на лице Кэтлин играла довольная улыбка.

— Надеюсь, вы умеете плавать, офицер, — издевательски проговорила она, едва сдерживая смех, и зацепила полотенце острием шпаги.

Они с Ридом заставили своих пленников по одному прыгать за борт, и теперь все они покачивались в соленых водах Атлантики, дожидаясь, пока родной корабль подберет их. Их командир должен был прыгать в последнюю очередь. Можно было не сомневаться, что к тому времени, когда англичане вытащат из воды своего посиневшего, дрожащего офицера, «Кэт-Энн» будет уже далеко.

Легким уколом шпаги Кэтлин подтолкнула офицера, одновременно стащив с него полотенце. Пародируя смущение, она прикрыла глаза рукой, когда его пухлое голое, как у новорожденного младенца, тело мелькнуло в воздухе и погрузилось в воду. Выплыв на поверхность, он услышал ее звонкий смех и прощальное «напутствие»:

— Проклятый английский дурак!

ГЛАВА 4

Последующие несколько недель стали настоящим испытанием для нервов всех находившихся на борту «Кэт-Энн». И все же путешествие проходило на удивление гладко, хотя пребывание большего числа людей в пределах тесного, ограниченного пространства было естественно раздражающим фактором. Английские корабли им больше не встречались, и они сделали большой крюк, чтобы обойти стороной контролируемые англичанами Бермуды. Море было спокойным, ветер попутным. Погода благоприятствовала им практически на протяжении всего плавания, до тех пор пока они не вошли в теплые южные воды, откуда до Саванны оставалось всего несколько дней пути. В это время года здесь был сезон ураганов. Тропические шторм огромной силы возникали в одну секунду из ниоткуда и так же внезапно утихали; в считанные секунды небе снова голубело, и яркое солнце бесстрастно взирало на оставленные штормом разрушения.

«Кэт-Энн» уже попал в два небольших шторма, таи что Риду, казалось бы, не следовало удивляться тому, что собирается третий. Однако на этот раз мысли о приближавшемся шторме наполняла его какой-то неясной тревогой.

— Что ты об этом думаешь, Кэт? — спросил он жену, полагаясь на ее мистическую интуицию больше, чем на свой собственный многолетний опыт. — У меня какие-то нехорошие предчувствия в связи с надвигающимся штормом.

— У меня тоже, — кивнула Кэтлин. — По-моему, мы находимся на границе урагана. Видишь, как потемнела вода?

Рид согласился. Ветер постепенно усиливался, волнение на море тоже стало сильнее, и «Кэт-Энн» довольно ощутимо качало в бурных волнах.

— Ветер постоянно меняет направление, — сказал Рид. — Ты наверное заметила, сколько раз нам уже пришлось по-новому устанавливать паруса?

Кэтлин уставилась на темную воду внизу.

— Рыба ушла в глубину, — отметила она.

Рид не стал спрашивать, откуда она это узнала. Некоторые особенности личности Кэтлин так и oc-тались для него загадкой, в частности ее странное чувство родства с морем и его обитателями. Он просто принял это утверждение на веру.

— Хотел бы я знать, движемся ли мы к центру шторма или обходим его с краю, — раздумчиво проговорил он.

— Здесь я ничем не могу тебе помочь, — ответила Кэтлин. — Ты часто говорил мне, что штормы печально непредсказуемы. Могу сказать одно: все утро я видела дельфинов, а это само по себе предупреждение.

Рид нахмурился еще больше, его лоб прорезали глубокие морщины.

— На всякий случай, нам следует приготовиться худшему. Судя по тому, как меняется ветер, мы находимся на краю урагана, но можно только догадываться, то ли это его хвост, то ли передний край. Впрочем, если это действительно ураган, это не имеет значения. Известно, что ураган может оставаться на месте неделю или больше, а потом вдруг изменить направление своего движения самым неожиданным образом. Ураганы набирают силу или ослабевают без какой-либо видимой причины и без всякой закономерности.

— Остается надеяться, что мы не окажемся в его центре, — сказала Кэтлин. — На «Кэт-Энн» слишком много груза. Ему не выдержать по-настоящему крупного шторма.

— Возможно, нам придется избавиться от части груза.

Подумав с минуту, Кэтлин согласно кивнула. Улыбка тронула ее красиво очерченные губы.

— Полагаю, начать надо с портрета дяди Хэвиленда. Он всегда казался мне суровым и неприятным человеком. Вдобавок он приходится нам родней по линии английских Хейли, а потому в данный момент вызывает у меня явную антипатию.

Рид засмеялся и покачал головой.

— Сомневаюсь, что, выбросив старину Хэвиленда за борт, мы намного облегчим судно.

— Нет, конечно, но с него можно начать. По крайней мере, для меня это хороший предлог, чтобы избавиться от того, что действует мне на нервы.

Счастье все же не изменило им. «Кэт-Энн» бросало на волнах, как спичку, но они остались на краю шторма. Пошел дождь. Он лил сплошным потоком, создавая вокруг густую водяную завесу, из-за которой видимость ограничивалась всего несколькими футами. Все то время, что продолжался шторм, Кэтлин и Рид оставались на капитанском мостике и вместе стояли у штурвала. Дождь и волны вымочили их до нитки. Предосторожности ради они привязались к штурвалу, а для Кэтлин дополнительной защитой были еще и обнимавшие ее руки Рида. Кэтлин не ощущала страха, скорее она испытывала возбуждение. Крепчал ветер, все выше становились волны, и одновременно улучшалось ее настроение. Она чувствовала себя как бы составной частью разбушевавшейся стихии. Лицо ее сияло, словно она только что получила самый драгоценный подарок. И вся она излучала радость и удовольствие, как птица, которую неожиданно выпустили из клетки. «Кэт-Энн» боролся с морем, то поднимаясь на гребень волны, то опускаясь вниз, а Кэтлин пребывала в приподнятом, восторженном состоянии, попав на время в мир, где не было никого и ничего, кроме нее самой, Рида и любимого ею моря.

Рид стоял вплотную к ней за ее спиной, положив свои руки на ее, чтобы лучше удерживать штурвал. Он вспомнил случай, когда они с Кэтлин так же сражались с ураганом. В тот раз Кэтлин была пираткой Эмералдой, смелой и дерзкой, с черными как смоль волосами. Тогда, как и сейчас, она была зачарована штормом, словно наполнявшим ее неиссякаемой энергией и в то же самое время приводящим в состояние умиротворенной созерцательности.

— Должно быть, мы сумасшедшие, раз находим в этом удовольствие — прокричал он, стараясь перекрыть грохот стихии.

Повернув голову, Кэтлин посмотрела на него и рассмеялась.

У Рида захватило дух при взгляде на поднятое к нему восторженное лицо. Кэтлин насквозь вымокла, волосы облепили лицо, но никогда еще не была она так прекрасна. Он поцелуем снял капельку дождя с ее носа, и она крепче прижалась к его широкой груди. В этот момент Рид был твердо уверен, что любит Кэтлин всем сердцем и будет любить до конца жизни. Никогда он не сможет почувствовать ничего подобного по отношению к другой женщине; ни одна женщина не сможет сравниться с Кэтлин. Она околдовала его, и ему это нравилось.

Последние дни плавания были солнечными и спокойными. Единственной трудностью, которую им пришлось преодолеть перед приходом в Саванну, была английская блокада у берегов Джорджии. На их счастье, ночь выдалась темной и безлунной, и по времени их прибытие совпало с приливом. Рид безошибочно ввел «Кэт-Энн» в реку Саванну, миновав остров и обогнув перекаты. В этих водах он ориентировала ночью так же хорошо, как и днем. В первые рассветные часы восемнадцатого сентября «Кэт-Энн» тихо причалил в порту Саванны. Наконец-то они были дома.

Рид не смог сразу поехать в Чимеру с Кэтлин, Изабел и детьми, как бы ему этого ни хотелось. Он остался в городе проследить за разгрузкой «Кэт-Энн» и размещением пассажиров. Барбара и Вильям Бейкеры, тетя и дядя Кэтлин, настояли, чтобы на период пребывания в городе Рид остановился у них. Рид охотно согласился, потому что это давало ему возможность обсудить дела с их сыном Тедом, мужем сестры Рида Сьюзен. У Теда и Сьюзен был двухгодовалый сынишка, и в декабре они ожидали второго ребенка.

После того как Рид перевел свою судоходную компанию из Ирландии в Саванну, Тед изъявил желание стать его компаньоном. Они прекрасно дополняли друг друга. Тед с его знанием бухгалтерии отвечал за контору и склады. Он обладал отличным деловым чутьем, хотя почти ничего не знал о судовождении. Многие удивлялись, почему он не пошел по стопам Вильяма и не стал адвокатом, но Тед, обожавший отца, совершенно не интересовался юриспруденцией.

Рид же был опытным мореплавателем. Он долгие годы бороздил моря, сначала в качестве капитана на чужих судах, потом — на своих собственных. Он досконально знал корабли и порты, грузы и море. В его обязанности входило проверять, чтобы все восемь фрегатов поддерживались в хорошем состоянии, нанимать капитанов и команды, прокладывать курс, определять, какие товары и в каких портах закупать, и следить за погрузкой и разгрузкой судов. Рид знал, где в определенный момент находится каждый корабль, кто является капитаном в том или ином плавании, какой фрегат и когда прибудет в Саванну.

Рид, являвшийся не только владельцем судоходной компании, но и управляющим крупной плантации, был рад препоручить Теду заниматься делами в конторе и складами. Бумажная работа утомляла его, и он охотно возложил ее на плечи Теда, зная, что его молодой родственник не только способный, но и безупречно честный человек.

Время от времени Рид сам уходил в плавание капитаном на одном из своих фрегатов, поскольку не мог долго оставаться без моря. Иногда Кэтлин сопровождала его, как было и на этот раз. Среди многих прочих вещей их объединяла еще и любовь к морю. Ответственность Рида за дом и семью заставляла его проводить на берегу больше времени, чем он привык. Обязанности по отношению к Кэтлин и детям не тяготили его, но он не мог теперь уходить в плавание так часто, как прежде, когда был свободен. Но Рид знал, что Кэтлин понимает и разделяет его любовь к морю, потому что и сама находилась под гипнотическим воздействием водной стихии. Ни один из них не мог долго противиться ее властному зову.

Пока Рид занимался делами в Саванне, узнавал новости о войне, Кэтлин повезла Изабел и детей в Чимеру. Плантация Тейлоров находилась в нескольких часах езды от города, на южном берегу реки Саванна. Дом был большим, светлым и солнечным, и Кэтлин он понравился с первого взгляда. Чимера казалась ей прекрасной, уютной и гостеприимной. Это бы ее дом, и, лишившись имения в Ирландии, она дорожила им еще больше. Поздоровавшись со свекровью, Мэри Тейлор, и представив ей Изабел, Кэтлин сразу же принялась устраивать подругу в одной из просторных гостевых комнат. Только после того как Делла уложила детей, Кэтлин смогла спокойно посидеть с Мэри за чашкой чая и послушать ее рассказ о том, что произошло в Чимере за время их отсутствия.

— Ты и представить не можешь, как я рада, что вы снова дома, Кэтлин, — сказала Мэри. — Я так беспокоилась, боялась, что вы не сумеете благополучно добраться до дому теперь, когда началась война.

— Как только до нас дошли эти новости, мы сразу же отправились в путь, Мэри. Вы же знаете, какой Рид: как только он узнал о войне, тут же стал собираться, и остановить его было бы не под силу и дикой лошади.

Мэри кивнула:

— Я так по вам скучала. Боже, клянусь, что детишки подросли на фут за то время, что вас не было.

— Да, и сынишка Сьюзен, Тедди, тоже, — ответила Кэтлин. — Я так удивилась, увидев, что совсем скоро родится второй ребенок. Только тогда я поняла, как, долго нас не было. Она даже не была беременна, когда мы уезжали из Саванны.

— Теперь, когда вы вернулись, я побуду несколько недель с Андреа и Катлином, а потом поеду в Саванну и останусь с Сьюзен до рождения ее ребенка, — сказала Мэри.

Кэтлин улыбнулась:

— Она будет рада, я знаю. Вы так хорошо заботились обо мне, когда я ждала Андреа и Катлина. Не знаю, сумела ли я выразить вам свою признательность, да у меня и слов для этого не хватит, но я так ценю вашу заботу.

— Ты мне как родная дочь, Кэтлин, — прервала Мэри поток ее благодарностей. — Для этого матери и существуют.

Обсудив все, что случилось за время отсутствия Кэтлин в Чимере, перебрав все местные сплетни о друзьях и соседях, женщины вновь заговорили о войне.

— Началась реконструкция старого форта Вейн, и поговаривают о строительстве еще одного на месте бывшего форта Грин, разрушенного ураганом восемьсот четвертого года, — нахмурившись, сообщила Мэри.

— Вчера, когда мы вошли в порт, было уже слишком темно, и мы ничего не увидели, но сегодня по пути сюда я заметила немало рабов, копающих какие-то канавы. К чему все это? — спросила Кэтлин.

— Отцы города решили, что вокруг Саванны нужно построить земляные укрепления, — объяснила Мэри, — вот и копают траншеи.

Женщины обменялись тревожными взглядами.

— Возможно, вам следует подумать о том, чтобы перебраться в город, Кэтлин, — предложила Мэри. — Там вам с детьми будет безопаснее.

— Посмотрим, — медленно проговорила Кэтлин. — Сначала я хочу выяснить, что собирается делать бабушка Кейт и послушать, что скажет Рид.

Днем Кэтлин поехала в Эмералд-Хилл — имение своей бабушки, примыкавшее к владениям Тейлоров. Кэтлин недаром назвали в честь бабушки — между ними существовало поразительное сходство. Хотя волосы Кейт, недавно отпраздновавшей свое семидесятилетие, были теперь седыми, а не рыжими, ее зеленые глаза оставались яркими и блестящими. После двадцати лет жизни в Америке она все еще говорила с сильным ирландским акцентом. Ее деятельный ум и хорошо развитое чувство юмора с годами не претерпели никаких изменений, и Кейт О'Рейли по-прежнему принимала активное участие в жизни саваннского общества. Именно Кейт обучила Кэтлин искусству выращивать лошадей, когда та впервые приехала в Америку.

С тяжелым сердцем Кэтлин рассказала бабушке о том, что имение, которым их семья владела в течение столетий, теперь им не принадлежит. Не было никакой возможности смягчить удар.

— Ба, мне так жаль, но мы ничего не могли сделать. Мистер Кирби говорит, что после окончания войны мы сможем направить королю петицию с просьбой о возвращении имения.

Кейт печально покачала головой. Ее зеленые глаза увлажнились от нахлынувших воспоминаний.

— Не вини себя, девочка. Его отобрали бы у нас много лет назад, если бы твой отец не женился так своевременно на твоей матери. Может, это и к лучшему, что оборваны последние узы, связывавшие нас с Англией. Теперь мы американцы, здесь наша земля, здесь мы живем. Конечно, мне грустно это слышать. Столько воспоминаний связано с этим имением, и радостных, и печальных. Я рада, что не поехала с вами. Теперь я всегда буду помнить имение таким, каким мы оставили его, Шон и я.

— Я привезла растения, которые ты просила, и еще разные вещи — серебро, картины и тому подобное, — сказала Кэтлин, надеясь хоть чуть-чуть развеять горе старой женщины.

Лицо Кейт осветилось.

— Правда? А знамя О'Рейли? Кэтлин кивнула:

— Оно в одном из сундуков, которые Рид скоро пришлет из Саванны. Говорю тебе, ба, я была в такой ярости, что не оставила Эллерби даже метлы. То, что я не смогла забрать с собой, я раздала арендаторам. Я сняла даже дверной молоток!

Кейт засмеялась:

— Кэтлин, родная моя, ты ирландка до мозга костей. Ни за что не поверю, что в тебе есть хотькапля английской крови, что бы там ни говорила тетя Барбара.

— И я горжусь этим, — заявила Кэтлин.

Затем она рассказала Кейт все в подробностях.Кейт, как и предсказывала Кэтлин, согласиласьнанятьна работу большую часть ирландских арендаторов, приехавших в Саванну.

— Что-ж, пришло время немного сравнять счет. Вся Шотландия, кажется, переселилась сюда, и нам нужно побольше добрых ирландцев, чтобы восстановить равновесие. Никто не умеет ухаживать за лошадьми лучше ирландцев. И я готова побиться об заклад, Рид согласится, что ирландское виски вне конкуренции, как и ирландские женщины, — подмигнув, заявила она с широкой ухмылкой и ноткой хвастовства в голосе.

Рид приехал домой и привез уйму новостей о войне; он был полон планов, как помочь делу американцев.

— Представляешь, то, что называется силами морской защиты США, состоит из шестнадцати фрегатов и малых корветов, тогда как английский флот насчитывает почти шестьсот судов. — Он был потрясен и возмущен одновременно.

Кэтлин почувствовала, как по позвоночнику пробежал холодок. Они с Мэри обменялись встревоженными взглядами. Кэтлин уже поняла, что сейчас скажет Рид, и ей едва удалось сдержать стон.

Рид не заметил, как были восприняты его слова.

— Президент Мэдисон, — продолжал он, — призывает всех судовладельцев помочь выровнять нарушенное равновесие. Три наших фрегата находятся сейчас в порту, еще два вернутся на этой неделе, один из них «Старбрайт». Поскольку «Кэт-Энн» и «Старбрайт» уже хорошо вооружены, нам остается позаботиться об остальных.

— Ты хочешь сказать, что собираешься увеличить количество пушек на других фрегатах, прежде чем они отправятся в новое плавание? — подсказала Кэтлин.

— Да.

— Означает ли это, что ты намерен использовать их в качестве военных кораблей, а не торговых судов?

Рид наконец уловил напряженность в голосе Кэтлин, но не отвел глаз под ее пристальным взглядом.

— По большей части, да. В случае необходимости мы можем использовать один из них в качестве прорыва блокады. Я еще не уверен.

Мгновенно потеряв аппетит, Кэтлин оттолкнула от себя тарелку.

— Ну, а какой фрегат поведешь ты, Рид? — тихо спросила она.

Голубые глаза встретились с зелеными. И в тех, и в других отражались самые разнообразные эмоции, владевшие ими в эту минуту. Подобно большинству мужчин, Рид в первый момент был охвачен патриотическим порывом и предвкушал участие в битве с врагом. Теперь же, увидев озабоченность на лице жены, он осознал, какова может быть цена этой войны. Он как-то вдруг понял, что сам смертен и что его жизнь и его счастье весьма непрочны.

Кэтлин же была охвачена страхом за Рида и в то же время ощущала явственные уколы ревности. Она завидовала свободе Рида, тому, что ему предстоит пережить волнения морских битв с англичанами. На долю секунды в ней шевельнулась ненависть к нему за то, что он смеет рисковать своей жизнью и их совместным будущим, и за то, что он мужчина и имеет свободу выбора, которой нет у женщин.

Но все же все эти чувства заглушала любовь к мужу. Эта любовь словно раздвоила ее душу. Одна часть была исполнена гордостью за Рида, который, в чем Кэтлин была уверена, будет мужественно отражать все опасности, защищая свою страну и свою семью, и страстно стремилась к тому, чтобы оказаться рядом с ним. Другая была охвачена отчаянием из-за разлуки с ним, заранее томилась без него. И еще Кэтлин терзал страх, что мужа могут ранить или убить. Рид ответил так же тихо, но решительно:

— Я пойду на «Кэт-Энн».

Кэтлин неосознанно потянула за ожерелье на шее, будто оно мешало ей дышать.

— Когда ты отплываешь?

Разрываемый между гордостью и жалостью Рид ответил довольно резко:

— Думаю, на следующей неделе. Мне надо многое успеть — передать дела компании Теду, объяснив что к чему, оставить все в полном порядке здесь на плантации, чтобы ты и мама не испытывали особых затруднений.

— Понятно, — Кэтлин быстро заморгала, едва удерживаясь от слез. — Иными словами, твоя мать и я должны поддерживать огонь в домашнем очаге, дожидаясь твоего возвращения, — не сумела она удержаться от колкости и после минутного колебания, придавшего ее словам особую значимость, добавила: — Если ты вернешься.

Мэри Тейлор сильно побледнела, и ее судорожный вздох был явственно слышен в тишине, наступившей вслед за этими словам Кэтлин. Она беспомощно переводила глаза с Рида на Кэтлин и обратно, пока оба они сидели, скрестив взгляды в безмолвном поединке. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Рид заговорил:

— Я должен.

Кэтлин с трудом сглотнула комок в горле. Отбросив гордость, она взмолилась:

— Возьми меня с собой.

— Я не могу, — его глаза умоляли ее понять.

— Ты не хочешь, — сердито возразила она. Две крупные слезы покатились по щекам, но она упрямо вздернула подбородок.

— Пусть будет не хочу, — согласился Рид, слегка кивнув головой. Он подождал, но Кэтлин никак не откликнулась и выражение ее лица не смягчилось. Тогда он встал и оттолкнул стул. — Ты что же, хочешь, чтобы я оказался трусом, Кэт?

— Нет, но я хочу быть с тобой.

— А я хочу, чтобы ты осталась здесь, — с этими словами он вышел из комнаты.

В последующие дни Кэтлин поочередно проклинала войну, англичан, Рида и вообще весь мир. Стоило ей замолчать, как ее сменял Рид. Он был очень рассержен на Кэтлин за ее поведение и в раздражении наговорил ей много резких слов, о которых потом не раз про себя сожалел.

Мэри и Изабел приходилось то и дело вмешиваться, пытаясь пригладить распущенные перья и успокоить натянутые нервы. Кейт О'Рейли, которую тоже призвали на роль миротворца, готова была стукнуть Рида и Кэтлин головами друг о дружку.

— Два упрямых дурака, вот они кто, — жаловалась она Мэри. — Вместо того чтобы наслаждаться последними днями, которые они проводят вместе, они царапаются и шипят друг на друга.

Мэри тяжело вздохнула, положив на колени стиснутые руки.

— Это у них пройдет, — с надеждой предсказала она. — К счастью, большую часть времени Рид будет находиться в нескольких днях пути от Саванны. Он хочет сконцентрировать усилия на прорыве морской блокады на участке от Чарлстона до Флориды. Он сможет часто приезжать домой, а если англичане атакуют Саванну, сумеет вовремя предупредить Кэтлин, и она успеет уехать из Чимеры и укрыться с детьми в безопасном месте. Это в какой-то мере снимает тяжесть с моей души. Я так переживала из-за того, что вы с Кэтлин останетесь здесь одни. Я ведь понимаю, что если англичане начнут наступать, то до Чимеры и Эмералд-Хилла они доберутся раньше, чем до Саванны.

Кейт усмехнулась:

— Кэтлин сказала мне, что она отказалась уехать отсюда в Саванну, и я с ней согласилась. Я тоже уеду из Эмералд-Хилла только в том случае, когда не останется другого выхода.

Мэри в отчаянии посмотрела на старую женщину.

— Я знаю, в кого Кэтлин такая упрямая, Кейт. От вас она унаследовала не только внешность. Могу вам процитировать слова вашей внучки, заявившей: «Пусть меня повесят, если я позволю этим проклятым англичанам выгнать меня из моего второго дома».

— Да, — согласилась Кейт, — она все еще переживает потерю своих ирландских земель.

— И то, что остается здесь без Рида, — добавила Мэри. — Почему-то с этим ей труднее всего смириться.

Кейт могла бы объяснить Мэри почему, но промолчала. Из всех друзей и родственников в Саванне одна Кейт знала о похождениях Кэтлин, бывшей пиратки Эмералд. Никто, кроме подруги Кэтлин Элеоноры и братьев Лафитт, не знал о ее двойной жизни, а они все были в Новом Орлеане. Если Кэтлин и открыла свой секрет Изабел, то та никогда и никому об этом не рассказывала.

ГЛАВА 5

В тот день, когда Рид объявил о своем решении, Кэтлин была так расстроена и рассержена, что вечером закрыла дверь спальни. Впервые за три последних года она отказывала Риду в его супружеских правах.

Черт побери, Кэт, открой дверь! — Рид изо всех

сил стукнул кулаком по массивной двери.

В спальне в это время Кэтлин сидела в середине их огромной кровати, скрестив ноги. Она уставилась на дверь, ясно представляя Рида по другую ее сторону. Она положила ему простыни и подушку на кушетку в их личной гостиной. Поскольку Рид стоял сейчас футах в трех от кушетки, она не сомневалась, что он их заметил. Закрытая дверь и постельные принадлежности на кушетке говорили сами за себя. Кэтлин не считала нужным отвечать на стук Рида. «Упрямый осел», — с чувством, хотя и несправедливо, про себя обругала она мужа.

В конце концов Рид перестал колотить в дверь, хотя еще какое-то время из соседней комнаты доносилось его бормотание. Наконец все затихло, и Кэтлин надеялась, что он сдался и лег спать. Она даже несколько удивилась, поскольку никогда раньше закрытая дверь не могла остановить Рида. Она решила, что Рид не хочет, чтобы домашние слышали их перебранку.

На следующее утро Кэтлин дождалась, пока Рид уйдет из дома, и только тогда спустилась к завтраку. К обеду он не явился, и она поняла, что он тоже избегает ненужных столкновений. Весь день Кэтлин провела, разрываясь между двумя противоположными чувствами: то она хотела помириться с Ридом, то подогревала свой гнев. Конечно же, она понимала, что ведет себя неразумно, вымещая на нем свое разочарование, но ничего не могла с собой поделать. Рид не был виноват в том, что началась война, что Кэтлин женщина и потому должна сидеть дома и ждать возвращения мужа. Но несправедливость такого положения вещей выводила ее из себя. Она была молода и сильна и хотела сражаться. Никто лучше нее не умел владеть шпагой. Никто, кроме самого Рида, не мог сравниться с ней в искусстве судовождения. Если уж у было необходимо ввязаться в опасное предприятие, она хотела быть рядом с ним, смотреть в лицо опасности, стоя плечом к плечу, а не сидеть дома сходя с ума от беспокойства в ожидании вестей о не или о его смерти.

И кому как не ему было знать, что она должна чувствовать. Ведь в течение первого года их совместной жизни она не раз доказывала свое превосходство над ним и в управлении кораблем, и во владений шпагой. И не только над ним, но и над многими другими, в том числе и над пресловутым Жано Лафиттом. Ее приводило в ярость то, что она не может принять участие в войне с англичанами, хотя и обладает всеми необходимыми для этого качествами. Увы, общество не признавало за женщинам права участвовать в войнах. Возможно, женщины никогда не обретут той свободы, какой они заслуживали. И Кэтлин стремилась порвать путы, делавшие ее пленницей дома и детей.

Рид прекрасно понимал и настроение, и желание Кэтлин, но никак не мог позволить ей ехать вместе с ним. Вдруг ее ранят или убьют; он же никогда нет простит себе, что подверг ее такой опасности. В то же время, если что-то случится с ним самим, будет кому позаботиться о детях. Рид не собирался уступать в этом вопросе. Кэтлин нужно смириться. Он надеялся что она сумеет обуздать свой взрывчатый темперамент и прислушается к голосу разума. Ему была ненавистна мысль о предстоящей разлуке, и он не хотел чтобы их вынужденное расставание было вдобавок омрачено взаимными упреками и обидами.

На следующий вечер он взял дело в свои руки Кэтлин не стала засиживаться за ужином, а, извинившись, встала из-за стола с намерением удалиться в свою комнату. Она обнаружила, что Рид перешел в наступление, при попытке закрыть дверь спальни: все замки на дверях в их личных апартаментах были сняты,

От злости она почти лишилась дара речи, хотя сумела все-таки пробормотать про себя несколько сочных эпитетов в адрес мужа. Вне себя от ярости она подошла к комоду, вытащила первую попавшуюся под руки ночную сорочку, затем промаршировала к кровати и, стащив с нее простыни и подушку, отправилась к двери.

В своем гневе, да к тому же с ворохом постельных принадлежностей в руках она не видела ничего вокруг, так что Рида заметила только наткнувшись на него. Кэтлин яростно уставилась на мужа, стоявшего в дверях со скрещенными на груди руками и довольной ухмылкой на лице.

И куда это ты, интересно знать, направляешься? насмешливо спросил он.

По-моему, это должно быть ясно даже такому тупоголовому человеку, как ты, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Я собираюсь найти место, где могла бы лечь спать одна. — Она хотела было пройти мимо, но он преградил ей путь.

Иронично приподняв одну бровь, он медленно покачал головой.

— Ну нет, моя очаровательная маленькая злючка. Ты останешься здесь, и мы раз и навсегда во всем разберемся. — Жесткий тон и грозный взгляд голубых глаз противоречили игравшей на губах улыбке.

Любой, кто хорошо знал Рида, сразу же насторожился бы, но Кэтлин была слишком поглощена собственными эмоциями и не обратила внимания на эти признаки надвигающейся бури.

— Уйди с дороги, клоун проклятый! Мне не о чем с тобой разговаривать. — Она ударила по руке, преграждавшей ей путь.

Он отвел руку, но не для того, чтобы дать ей пройти. Железной хваткой он сжал ей запястье и, легко втащив назад в спальню, толкнул на кровать. Простыни выпали у нее из рук и накрыли ее с головой. Прежде чем Кэтлин успела выбраться из-под простыней, Рид навис над ней.

— Не хочешь разговаривать, что ж, тем лучше. Можешь для разнообразия посидеть и послушать, что я скажу, — произнес он тихо, но твердо.

Кэтлин открыла было рот, собираясь огрызнуться, но тут же его закрыла, увидев потемневший взгляд мужа.

Рид коротко, безрадостно усмехнулся:

— Вот так-то лучше, Кэтлин.

Одно то, что Рид назвал ее полным именем, показывало, насколько он рассержен. Его взгляд словно пригвождал ее к месту.

И заговорил он решительным тоном, четко выговаривая каждое слово:

— Последние два дня ты сама в себе разжигала злость по поводу ситуации, изменить которую бессильны и ты и я. Факты таковы: через два дня я ухожу в море на «Кэт-Энн». Я буду, не щадя себя, сражаться с англичанами. А ты, моя премудрая жена, останешься здесь и будешь выполнять свои обязанности по отношению ко мне, к детям и Чимере. Больше мы к этому вопросу возвращаться не будем.

Кэтлин смотрела на него, внутренне кипя от гнева, а он спокойно продолжал:

— В эти два дня, оставшиеся до моего отъезда, ты прекратив свой бунт, будешь вести себя как положено хозяйке этого дома. Ты будешь выполнять свои супружеские обязанности покорно и с радостью, а иначе я изобью тебя до синяков.

При этих словах Кэтлин вскочила с кровати, будто подброшенная пружиной, но Рид тут же толкну ее обратно.

— Посмей только, — прошипела она, сузив глаза. Я

— Хочешь проверить? — Рид был неумолим, его глаза сверкали холодным блеском, как два голубых алмаза.

Вздернув подбородок чуть ли не к потолку, Кэтлин смерила его таким же холодным взглядом. Она сидела на кровати, сжавшись, золотисто-рыжие волосы pрассыпались по плечам, зеленые глаза, казалось, метали молнии. Сейчас она напоминала разъяренную оранжевую кошку. От злости она бессознательно вцепилась в простыни пальцами.

Рид отошел от кровати, закрыл глаза, затем открыл их, оценивающе посмотрел на Кэтлин и начал снимать рубашку.

— Постели постель и раздевайся, — скомандовал он.

Спрыгнув с кровати так стремительно, будто та вдруг загорелась под ней, Кэтлин набросилась на мужа.

— Твои дикарские выходки не впечатляют меня, Рид. Я не лягу с мужчиной в постель, если не хочу этого.

— Мне казалось, мы давным-давно разобрались

с этим вопросом, Кэтлин, — коротко ответил Рид.

— Я не припоминаю случая, чтобы ты одерживала веря постели. — Он насмешливо улыбнулся. — Стоит мне прикоснуться к тебе, ты таешь как воск. Твоя собственная чувственная натура берет над тобой верх даже раньше, чем я.

Это справедливое замечание задело Кэтлин за живое. На секунду на ее лице появилось обиженное выражение, но она тут же справилась с собой и упрямо прикусила нижнюю губу. Про себя она задавалась вопросом, как далеко может зайти в своей непокорности насколько в действительности рассержен Рид. Она вдруг утратила уверенность в себе; ей захотелось вычеркнуть последние два дня и вернуться к обычным для них с Ридом любви и взаимопониманию.

Рид кончил раздеваться и подошел к кровати. Хорошо зная Кэтлин, он заметил выражение боли и обиды на ее лице и мысленно выругал себя за то, что стал причиной этого. Однако усилием воли он заставил себя не смягчаться.

— Не хмурься, Кэт, — проговорил он, изогнув губы в дьявольской улыбке. — Обещаю, что ты будешь наслаждаться каждым моментом нашей близости. Знаешь, я нисколько не удивлюсь, если под конец ты будешь умолять меня дать тебе желанную разрядку, — вытянув руку, он сжал ей грудь.

Кэтлин ударила его по руке.

— Твое самомнение переходит все границы! — горячо воскликнула она.

Она ни за что не призналась бы, что Рид, скорее всего, прав, хотя давно пришла к выводу, что он оказывает на нее какое-то колдовское воздействие.

Его пальцы нашли пуговицы на ее корсаже и расстегнули первые три, прежде чем она как-то отреагировала. Она отпрянула, и ткань порвалась.

— Черт побери, Рид! Прекрати это! Я не хочу, чтобы у нас с тобой было так. — Голос у нее сорвался, и глаза наполнились слезами.

— А как ты хочешь, чтобы было? — прямо спросил он

— Прошлой ночью ты не пустила меня в спальню. На два дня ты изгнала меня из своей жизни, своих мыслей. Как же ты хочешь, чтобы я реагировал?

Она в отчаянии уставилась на него. Потом набралась мужества и, облизнув губы, прошептала:

— Я люблю тебя, Рид. Я хочу быть рядом с тобой, хочу знать, что ты в безопасности.

Обхватив ее за плечи, он посмотрел в ее серьезное лицо.

— Я тоже люблю тебя, Кэт, — хрипловато проговорил он, — и тоже хочу знать, что ты в безопасности! Вот почему я не могу позволить тебе рисковать своей; жизнью в сражениях.

Лицо Кэтлин снова приняло упрямое выражение, и она стряхнула его руки.

— А как, по-твоему, назвать то, чем я занималась, когда была Эмералдой? Воскресным пикником? Дружеским чаепитием? Раз за разом я скрещивала с тобой шпаги. Что еще я должна сделать, чтобы доказать, что могу постоять за себя? Ты видел меня в поединках, видел, как я побеждала. Мы сражались с тобой и рядом, и друг против друга.

— Верно, — резко перебил он, — но я никогда не видел, чтобы пролилась твоя кровь, и не хочу этого видеть. Ты бессильна против пули или пушечного ядра, Кэт. Я и сам не уверен, что вернусь домой целым и невредимым, если вообще вернусь, но, по крайней мере, я хочу быть уверенным, что если случится самое худшее, у моих детей останется мать.

В комнате воцарилось напряженное молчание. Рид ждал, как прореагирует на его слова Кэтлин. Ни один из них не двигался, но вот Кэтлин бросилась ему на шею и спрятала лицо у него на груди.

— Прости меня, Рид, — задыхаясь, проговорила она, и ему на грудь закапали слезы. — Я так люблю тебя и ненавижу то, что тебе приходится уезжать.

Обхватив ее лицо ладонями, он поцелуями осушил слезы.

— Дай же мне уехать счастливым, киска. Позволь увезти с собой память о тебе в моих объятиях. Пусть я буду вспоминать твое чудесное лицо в часы нашей близости. Пусть твоя улыбка и твоя любовь будут согревать меня и звать поскорее вернуться домой.

От этих нежных слов растаяли остатки ее гнева. Она прижалась к нему всем телом. Они подходили друг другу как две половинки одного целого; изящные изгибы женского тела прекрасно дополняли мускулистые контуры мужского. Его губы властно завладели ее ртом, а руки тем временем быстро снимали с нее одежду. И вот она, уже обнаженная, стояла в кольце его рук. Платье шелковым комом лежало у ее ног покорные кудри накрыли плечи как огненная накидка Такая гордая, страстная и вся его.

Она прильнула к нему; ее груди коснулись темных, схожих на мех волос на его груди, и розовые соски отвердели и набухли. Она потерлась о него как довольная кошка: бедро о бедро, грудь о грудь. Она была его падшим ангелом, страстным и бесстыдным, какой сделала ее природа и его любовь; экзотическим цветком, словно говорящим, чтобы его сорвали.

Рид поднял ее на руки и положил на кровать, так и оставшуюся незастеленной. Но ни он, ни она не замечали скомканных простыней. Он лег рядом с ней, положив на нее ногу, словно желая подчеркнуть, что она принадлежит ему. Ее длинные черные ресницы опустились и густой бахромой легли на пылающие щеки, когда он, наклонившись, стал целовать ее лоб и виски. Потом его теплые губы легонько коснулись ее губ, их дыхание смешалось. Ее губы дрогнули под его губами, будто приглашая к более страстному поцелую. Но он какое-то время дразнил ее, водя языком по ее губам и легонько их покусывая, прежде чем горячий язык вошел во влажные глубины ее рта.

С удовлетворенным вздохом Кэтлин подставила губы его все более страстным поцелуям. Она запустила пальцы в его густые черные волосы и, надавив на затылок, прижала его рот к своему.

Руки Рида гладили ее тело — плечи, тонкую талию, изящный изгиб стройных бедер. Ее никогда не переставало удивлять, как руки, огрубевшие от физического труда, могут ласкать ее с такой нежностью, доставляя несказанное удовольствие. Длинные сильные пальцы находили все чувствительные точки на ее теле, заставляя каждый ее нерв вибрировать от наслаждения. Мозолистые ладони и успокаивали, и возбуждали ее. Подобно великому художнику Рид своими руками создавал полотно с бесподобной гаммой цветов и ощущений.

Затем его губы оторвались от ее теплых, припухших от его жарких поцелуев губ и скользнули по щеке к шее; его теплое дыхание щекотало ей ухо, губы медленно, словно пробуя ее нежную кожу на вкус, переместились к плечу и пульсирующей жилке у основания шеи.

Кэтлин нежно гладила его плечи, слегка царапая их длинными ногтями. Опустив голову, Рид захватил ее сосок теплыми влажными губами, и их закружила в причудливом огненном хороводе наслаждения. Erg черные как смоль волосы создавали удивительные контраст с ее белой кожей, прорезанной кое-где голубыми жилками. Он долго сосал, прихватывая губами сначала один ее сосок, потом другой.

На секунду тело ее напряглось и снова расслабилось, когда его пальцы нашли и стали любовно ласкать крошечную точку — средоточие чувственности — между ее бедер. Казалось, по жилам у нее разлился жидкий огонь, и она изогнулась всем телом в молчаливой мольбе об окончательном свершении. Бедром она ощущала его горячий и твердый член — доказательство его страсти.

Его рот скользнул по ее животу, а потом он жадно, как измученный жаждой путник к колодцу, приник к ее рту. Не желая продлевать сладкую муку, Кэтлин обхватила дрожащей рукой его член и ввела его туда, где все давно ждало этого гостя.

Их тела сплелись и задвигались в ритуальном танце любви. Она отвечала на каждое его движение, чувствуя, что он проникает ей в самую душу, ставя на ней отметку, как на своей собственности. Их движения становились все более бурными, слова любви перемежались вздохами и стонами наслаждения.

И вот наступил момент, когда им показалось, будто земля разверзлась под ними, и их затянуло в горячую, но не сжигающую сердцевину вулкана. Волны наслаждения накатывали на них, накрывая с головой. Потом они лежали обессиленные и довольные в объятиях друг друга.

— Кажется, у меня нет сил сделать даже одни движение, — шепнул Рид ей в ухо, когда обрел способность говорить.

Кэтлин вздохнула:

— У меня тоже. Но ведь постель не постелена, простыни валяются на полу.

— Потом постелем, — лениво предложил он.

— М-м-м, — протянула она, уже наполовину погрузившись в сон.

— Я люблю тебя, — тихо сказал он, положив голову ей на плечо.

80

Припухшие от любовных ласк губы изогнулись в улыбке.

— Я тоже люблю тебя, — и она крепче прижала его к себе, не желая расставаться с ним даже во сне.

Кэтлин не поехала в Саванну провожать Рида. Их прощание прошло в уединении их спальни, где они в последний раз занялись любовью. В ушах у нее звучало его обещание скоро вернуться, а на губах горел прощальный поцелуй, когда она одна поднялась по лестнице на третий этаж и стала у окна, вглядываясь в даль в надежде увидеть «Кэт-Энн», когда тот будет проплывать мимо Чимеры вниз по реке Саванне к океану. Но вот фрегат скрылся из виду на изгибе реки, и она поняла, что в последующие несколько месяцев ей предстоит близко познакомиться с одиночеством.

Дни Кэтлин были заполнены до краев; она постоянно была чем-то занята, поскольку только устав до смерти, могла заснуть в своей, ставшей теперь одинокой, спальне. По вечерам она без сил падала на их огромную кровать и мгновенно проваливалась в сон. Это был единственный способ, позволявший бороться со слезами. Но и при этом она часто просыпалась среди ночи, прислушивалась, словно надеялась услышать рядом дыхание Рида, протягивала руки, которые обнимали только пустоту.

Осень в Чимере была напряженным временем — убирали урожай, закладывали в кладовые подготовленные для длительного хранения фрукты и овощи. Коптильня заполнялась окороками, вырезками, ростбифами, отбивными, бараньими боками, тушками индеек и цыплят, тоже прошедшими специальную обработку. Фрукты сушили на огромных решетках или складывали в специально отведенное для них место в погребах, вместе с картофелем и луком.

В дни, когда дел было немного, Кэтлин ездила в Эмералд-Хилл, где Кейт продолжала обучать ее искусству выращивания лошадей. Кэтлин была способной ученицей; от природы наделенная любовью к лошадям, она с удовольствием и интересом слушала наставления бабушки. Кроме того, они с бабушкой помогали вновь прибывшим ирландским иммигрантам освоиться на новом месте, обучали работе на плантации.

Частенько Кэтлин можно было увидеть работающей рядом с ними в поле — длинные стройные ноги обтянутые бриджами, медно-рыжие волосы завязаны в узел или убраны под широкополую соломенную шляпу. Кэтлин и раньше не боялась тяжелого физического труда, а теперь работала до полного изнеможения.

Вечера она нередко проводила за письменным столом Рида, прилежно приводя в порядок все счета и бумаги — занятие, которому не было конца. Часто она опаздывала к ужну, а иногда и вовсе не ужинала, хотя всегда старалась пообедать вместе с Изабел и уделить какое-то время Катлину и Андреа, перед тем как их укладывали спать, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие отца. Она часто брала детей с собой к Кейт или возила в Саванну в гости к кузену Тедди. Находила она время и для совместных вылазок в лес за ягодами, и для прогулок вдоль ручьев и по полям Чимеры, и для посещения конюшен, где дети могли посмотреть на лошадей и поиграть со щенками и котятами.

Кэтлин старалась уделять побольше времени и Изабел, помогая этой нежной девушке привыкнуть к ее новому дому в Чимере. Спустя две недели после отъезда Рида Мэри уехала в Саванну к Сьюзен, и теперь две подруги могли вести долгие разговоры наедине, чем они и не преминули воспользоваться.

Физически Изабел полностью оправилась от того, что пришлось пережить. Она набрала свой прежний вес и стала вновь похожа на ту юную девушку, которую когда-то знала Кэтлин. Но Кэтлин понимала, что глубокие душевные раны подруги еще не зажили. Лицо ее часто принимало печальное выражение, на лбу появлялись морщины. Она редко улыбалась, а когда это случалось, улыбка всегда получалась грустной. Кэтлин неоднократно заставала Изабел погруженной в мрачные и тяжелые, судя по всему, мысли, с отсутствующим выражением лица и глазами, полными боли. Подчас тонкие черты ее лица искажала гримаса страха, а хрупкое тело начинало непроизвольно дрожать.

Изабел избегала говорить о своем муже, и Кэтлин не заводила разговоров на эту тему. Зато они часто говорили о годах учебы в пансионе для молодых барышень миссис Босли. Они смеялись, вспоминая о своих розыгрышах, жертвами которых становились школьные подруги и сама миссис Босли. Обе получали удовольствие, вновь переживая то счастливое время.

— Помнишь, как Фрэн Каррингтон решила, что она беременна, потому что кавалер поцеловал ее во время рождественских каникул? — со смехом спросила Кэтлин во время одного из таких разговоров. — Как же она переживала!

Изабел улыбнулась:

— Да, а потом, когда она слегла с простудой, она чуть не умерла от страху, узнав, что старая миссис Босли собирается вызвать к ней доктора Фробишера.

Кэтлин покачала головой с выражением комического отчаяния на лице.

— Господи, какими наивными и молодым мы тогда были!

— Глупыми и благостно невинными, — согласилась Изабел со вздохом сожаления.

Кэтлин озорно улыбнулась, и ее глаза заискрились, как хрусталь в лучах света.

— А помнишь, как мы стащили панталоны Босли и вывесили их в окне башни? — задыхаясь от смеха, проговорила она.

Изабел тоже расхохоталась:

— А я и забыла об этом. Никогда не видела, чтобы кто-то краснел так, как тогда бедняжка Босли. У нее лицо приобретало все оттенки красного цвета поочередно. Я думала, у нее будет разрыв сердца.

— Ну, когда она узнала, кто сыграл эту шутку, я все же пожалела, что этого не случилось! — воскликнула Кэтлин. — Клянусь, у меня на коленях до сих пор остались отметины после того, как она в наказание заставила нас три недели подряд каждый день отскребать полы.

Изабел нахмурилась, но потом снова заулыбалась:

— Да, но ты отомстила Синтии Оберли за то, что она наябедничала про нас, помнишь?

Кэтлин громко засмеялась:

— О Господи, да! Жаль, что я не видела ее лица, когда она, проснувшись, обнаружила, что ее длинные белокурые волосы выстрижены на макушке, — от смеха слезы потекли у нее по щекам.

Изабел раскачивалась взад и вперед, тоже заходясь от смеха.

— Да нам и не нужно было ее видеть. Ее визг раздавался по всей школе. Я была только рада, что Босли не смогла обвинить в этом нас.

Кэтлин кивнула.

— Все знали, что это мы сделали. Босли просто не смогла этого доказать.

— Так же, как она не смогла доказать, что мы подмешали синей краски в ее крем для лица, — захихикала Изабел.

Кэтлин схватилась за бока от смеха.

— Целую неделю она ходила с голубыми морщинами, — еле выговорила она. — Это было даже лучше, чем когда мы пробрались в прачечную и подсыпали в крахмал порошок, вызывающий зуд.

Теперь и Изабел буквально плакала от смеха.

— Я чуть не умерла со смеху, глядя, как все чешутся, стараясь делать это как можно незаметнее.

— Как и подобает леди, — добавила Кэтлин, подражая манерному выговору миссис Босли.

— Ты была неисправима! — сказала Изабел.

— Я! — взвизгнула Кэтлин. — А кто придумал намазать дверные ручки маслом, а в день экзамена склеить страницы в книге миссис Босли и вылить чернила из чернильницы и налить туда лимонный сок?

— Ты вдохновила меня, — защищалась Изабел, — засунув лимбургский сыну в кровать Одри Халлори.

— И поэтому ты заменила гигиеническую пудру Дотти Сандерс птичьим пометом? — укорила ее Кэтлин.

Насмеявшись до икоты, они наконец угомонились.

— И как это только мы пережили эти годы? — удивленно улыбнулась Изабел.

— Нет, странно не это, а то, как их пережили другие, — поправила ее Кэтлин. — Все наши проказы не давали мне сойти с ума в этой школе.

— Может, нам написать миссис Босли, признаться во всем и извиниться? — предложила Изабел.

— Типун тебе на язык, — возмутилась Кэтлин и с преувеличенным ужасом добавила: — Она пошлет английских шпионов, они нас похитят и привезут к ней, чтобы она, хотя и с опозданием, могла примерно нас наказать. У меня внуки успеют вырасти, прежде чем она нас отпустит. Мы сгорбимся и начисто лишимся коленных чашечек, годами отскребая ее полы.

В темных глазах Изабел промелькнул насмешливый огонек.

— Значит, это плохая идея? Кэтлин энергично закивала.

— Очень плохая идея, Изабел. Такая плохая, что хуже и быть не может.

Так понемногу Изабел поправлялась и душевно. Чаще стал слышен ее звонкий смех, чаще видна очаровательная улыбка. В ответ на искреннюю, бескорыстную любовь Кэтлин она постепенно вылезала из своей раковины. Кэтлин с радостью наблюдала за этим процессом, но про себя задавалась вопросом, сможет ли Изабел когда-нибудь полностью преодолеть последствия того ужаса, который ей довелось пережить. Больно было смотреть, как она замыкается в присутствии других людей, испуганно озирается по сторонам, словно ожидая, что ее вот-вот схватят и отправят назад в Испанию.

У нее была привычка вздрагивать, если до нее неожиданно дотрагивались, особенно в присутствии мужчин. Она ненавидела встречи с незнакомыми людьми, ненавидела разъезжать по Саванне в открытой карете. В такие моменты Кэтлин чуть ли не физически ощущала охватывавший девушку страх и с отчаянием думала, что никогда ее подруга не будет чувствовать себя полностью в безопасности. Пытаться убедить в чем-то Изабел было бесполезным занятием. Только любовь и время, понимала Кэтлин, смогут совершить это чудо, если такое вообще окажется возможным. Ей оставалось лишь молиться, чтобы настал день, когда Изабел полностью освободится от кошмарных воспоминаний и гнетущего страха.

А тем временем она довольствовалась мелкими победами: улыбкой, смехом, явной привязанностью Изабел к Катлину и Андреа, ее желанием помогать Кэтлин всем, чем можно. Изабел сразу же полюбила Кейт, и Кэтлин была уверена, что и бабушка по-своему, ненавязчиво, помогает Изабел обрести душевное здоровье. Если дружбу, предложенную Мэри, Тедом и Сьюзен Бейкерами, дядей Вильямом и тетей Барбарой, Изабел приняла с некоторой настороженностью, то Кейт сразу же завоевала ее полное доверие: Изабел увидела в старой женщине те же честность и благородство души, что и в Кэтлин.

ГЛАВА 6

Жизнь в Саванне протекала нормально и была полна обычных для осени хлопот, некоторые из которых, впрочем, были связаны исключительно с войной. Полным ходом шло строительство нового форта и реконструкция старого форта Вейн. Медленно, но уверенно возводились вокруг города земляные укрепления. Если бы не это, приезжий и не догадался бы, что идет война. Вражеские войска не угрожали городу, хотя постоянно возникали слухи, что англичане близко, что они высадились на таком-то острове или на побережье Джорджии. Единственными раздававшимися в городе выстрелами были выстрелы, производимые участниками местного ополчения, которые готовились к обороне города на случай вражеской атаки. Власти планировали провести парад, как только для всех ополченцев будет сшита форма.

Новости о войне медленно доходили до Саванны из-за английской морской блокады, мешавшей регулярному судоходству. Однако жители узнали о победе Исаака Халла в августе: его корабль «Конститьюшн» сумел потопить корабль британцев «Герьере». Незадолго до этого в городе узнали о том, что в середине августа генерал Вильям Халл сдал Детройт английскому командующему Исааку Броку, что примерно в это же время пал форт Дирборн, и за этим последовали массовые убийства индейцев. Создавалось впечатление, что весь северо-запад находится в руках англичан, и поэтому известие о победе «Конститьюшн» вызвало особое воодушевление.

Доходили до города и новости о мелких победах на море, одержанных каперскими судами вроде того, каким командовал Рид, в столкновениях один на один с британскими кораблями. Американцы, судя по всему, удерживали позиции против могущественного английского флота и по сравнению с военными действиями на суше добились замечательных успехов, хотя, конечно, и не смогли прорвать блокаду всех портов.

В первый уик-энд октября был проведен благотворительный церковный базар, и Кэтлин нашла время принять в нем участие. Ввиду отсутствия Рида она благоразумно отказалась дежурить в «целовальной» палатке, и вместо этого они с Изабел взяли на себя обслуживание нового аттракциона — палатки предсказательницы судеб. Этот аттракцион пользовался огромным успехом, и они собрали значительную сумму на военные нужды. Кэтлин и сама развлекалась, придумывая для всех шутливые предсказания. Она предсказала Кейт, что та встретит высокого, смуглого незнакомца, в которого влюбится с первого взгляда. Сьюзен она предсказала, что у нее родится тройня, причем все трое будут веснушчатыми. У дяди Вильяма, согласно предсказанию Кэтлин, должен будет родиться еще один сын, который пойдет по стопам отца. Тетя Барбара, узнав об этом, заявила, что Кэтлин стоило бы включить в свое предсказание и вторую жену для Вильяма, поскольку она, Барбара, в свои годы никак не сможет подарить мужу сына.

В середине октября прошел еще один ежегодный праздник — бал в честь святой Терезы. К нему всегда тщательно готовились, ведь для молодых девушек, достигших определенного возраста, этот бал был первым официальным выходом в свет.

На этот раз Кэтлин была в числе тех, кто наблюдал, как девушки в белых платьях спускались вниз по великолепной лестнице, опираясь на руки своих кавалеров, и их представляли лучшим людям Саванны. Она вспомнила собственный первый выход. Это было всего несколько лет назад. На ней было тогда платье из блестящего белого атласа с длинными плиссированными рукавами из прозрачной ткани, которые разлетались как крылья бабочки, когда она поднимала руки. Маленькие бабочки из драгоценных камней были нашиты по всему платью. Они ловили и отражали свет, переливаясь всеми цветами радуги, что производило неповторимое, ошеломляющее впечатление.

В сопровождении Рида, красивого, как Аполлон, она спускалась по длинной лестнице. В тот вечер их признали самой красивой парой Саванны. Никто не мог припомнить, чтобы за все время проведения этих балов был случай, когда бы какая-нибудь другая пара появилась так эффектно и произвела такое же потрясающее впечатление. Ничего подобного не случилось и в последующие годы. С того вечера Рида и Кэтлин стали считать одной из самых привлекательных пар в городе, хотя впоследствии они неоднократно шокировали местное общество своим неординарным поведением. Но Саванна, судя по всему, готова была простить Риду и Кэтлин Тейлорам абсолютно все.

Несмотря на отсутствие Рида, Кэтлин получила массу приглашений на другие осенние празднества балы по случаю сбора урожая, вечеринки, пикники. Она приняла большинство из них и воспользовалась этой возможностью, чтобы представить Изабел своим друзьям, знакомым и соседям, оказавшимся в числе приглашенных. Поначалу Изабел не слишком приветствовала эти выезды, но потом поняла, что таким образом Кэтлин избавляла ее от ненужных вопросов, которые неизменно возникли бы, попади она в более интимную обстановку. Благодарная за эту предусмотрительность, Изабел стала повсюду ездить с Кэтлин; часто рядом с ней была и Кейт, ограждавшая ее от слишком назойливых расспросов и возможных ухажеров.

22 октября был день рождения Александреа — ей исполнялось три года. Кэтлин посчитала, что в этом возрасте уже можно устроить для нее праздник и пригласила нескольких ее маленьких друзей и подруг. Она хотела, чтобы дочка не слишком переживала отсутствие отца.

Сьюзен, следовавшая совету матери не выезжать без крайней необходимости в последние месяцы беременности, отправила Тедди на праздник под присмотром Мэри. Всего собралось пятнадцать детей в возрасте от двух до четырех лет. Погода стояла прекрасная, и день рождения устроили на открытом воздухе. Дети пили прохладительные напитки, лакомились сладостями, играли. Андреа получила много замечательных подарков, а заодно и отпечаток полного комплекта зубов Рэндала Уикера, укусившего ее в первые пять минут пребывания на празднике. Но к тому времени, когда Делла внесла именинный пирог, все ссоры были забыты, и Александреа Джин с гордой улыбкой задула три своих свечки.

В конце дня Кэтлин нежно поцеловала двух своих утомленных отпрысков и раньше, чем обычно, отправила их спать, а сама удалилась к себе в спальню, измученная больше, чем если бы весь день проработала в поле.

Рид без предупреждения приехал домой в конце октября. Он отсутствовал четыре недели и, как показалось Кэтлин, сильно похудел за это время и выглядел усталым. Заметнее стали морщины на широком лбу и крошечные морщинки в углах глаз, хотя он и уверял ее, что спит достаточно. Но все же он был жив и невредим и это было главным.

Хотя он приехал на короткое время, Кэтлин все равно находилась в состоянии радостного возбуждения. Слушая его рассказы о стычках с англичанами, Кэтлин была уверена, что он опускает самые опасные подробности, не желая пугать мать и сестру. Рид знал, что сама Кэтлин прекрасно представляет себе все опасные моменты морских сражений, что ей знакомо волнующее чувство, которое охватывает тебя всякий раз, когда ты скрещиваешь шпагу с достойным противником.

Но одна вещь в его рассказах очень ее удивила. Оказалось, что Рид побывал в Вашингтоне и официально зарегистрировал все свои корабли. Теперь ему по поручению правительства приходилось выполнять различные секретные миссии вдобавок к его партизанским действиям против английского флота в качестве капера.

— Мне это не нравится, — сказала ему Кэтлин, когда наконец они остались одни.

Рид перестал расстегивать рубашку и удивленно уставился на жену.

— Почему?

Она, нахмурившись, пожала плечами.

— Не знаю, Рид. Просто у меня такое чувство.

— Киска, у тебя просто воображение разыгралось. Ничего со мной не случится. Какая разница, выполняю я правительственное задание или действую самостоятельно? Одно не опаснее другого. Опаснее, дорогой, — не согласилась Кэтлин. — тех случаях, когда ты самостоятельно нападаешь на какой-нибудь английский корабль, никто о твоих пят нах заранее не знает, но когда ты выполняешь таи называемую секретную миссию для Вашингтона, о ней наверняка известно и другим. Что, если кто-то проговорится и его услышат не те уши? Что, если о ней узнает человек, симпатизирующий англичанам, и предупредит их? Что, если в Вашингтоне есть британские шпион, проникший в высшие органы власти и имеющий доступ к любой информации?

Рид привлек ее к себе и с улыбкой посмотрел в обеспокоенное лицо.

— Ты расстраиваешься из-за воображаемых опасностей, дорогая. Ничего этого не произойдет. Я легкомысленный человек, не могу быть легкомысленным, зная, что ты ждешь моего возвращения.

От этих нежных слов, которые он тихонько шепнул ей на ухо, она вздрогнула, а когда его губы cкoльзнyли по ее шее, она чуть не забыла, о чем они только что говорили.

— Только будь предельно осторожен, обещай мне Рид, — прошептала она в ответ, закрыв глаза и наслаждаясь прикосновением его рук и губ.

— Обязательно буду, любовь моя. А теперь, может, мы немного помолчим? В следующий раз мне не скоро удастся вырваться домой, и я не хочу провести эти драгоценные часы, обсуждая военную стратегию.

Он прижал ее бедра к своим, а губами сдвину с плеч расстегнутое платье.

— А чем бы ты хотел заняться? — шутливо спросила она, перебирая волосы у него на груди и нежно надавливая ладонями на соски.

— Выработкой любовной стратегии, — беззаботно засмеялся он.

Кэтлин соблазнительно потерлась о него бедрами.:

— Меня это устраивает, капитан Тейлор, — промурлыкала она и потянулась губами к его губам.

В последующие несколько дней Кэтлин занималась главным образом тем, что показывала Риду, как она без него соскучилась. Оставшееся время он посвящала играм с детьми и подготовке «Кэт-Энн» к новому плаванию.

Рид очень жалел, что не попал на день рождения Андреа, но он не забыл о нем. Он привез дочери к чудесную куклу и внимательно выслушал ее рассказ о том, как проходил праздник, огорчаясь, что Рида на нем не было. В изложении Андреа все звучало не так, как в рассказе Кэтлин, который он тоже позднее выслушал, признав с улыбкой, что этот рассказ наверное ближе к истине, чем восторженное повествование дочери.

Среди всего прочего Кэтлин заранее устроила празднование дня рождения Рида — небольшой обед, на который были приглашены самые близкие им люди, поскольку до настоящей даты оставалось еще около двух недель и к тому времени Рид должен был уехать. Обед удался на славу, и подарки, несмотря на то что готовить их пришлось в очень короткий срок, оказались как нельзя более кстати.

Все подарили Риду разные полезные вещи, которые могли пригодиться ему в плавании. Дети преподнесли ему свои миниатюрные портреты, которые он мог брать с собой, куда бы он ни отправился. Кэтлин отыскала совсем неплохого местного художника, который нарисовал заодно и ее миниатюру. Кэтлин подарила ее Риду вместе с непромокаемым плащом, крайне ему необходимым.

Еще он получил в подарок толстый шерстяной жилет для защиты от ноябрьских холодов. Мэри и Сьюзен трудились не покладая рук, чтобы довязать его к сроку. Бейкеры подарили пару перчаток, Изабел — вязаный шарф, а Тед — самую подробную из последних карт, какую смог достать. На ней было изображено все атлантическое побережье со всеми островами, вплоть до Подветренных островов, а также Луизиана и большая часть Мексиканского залива. Рид был очень тронут их вниманием.

Рид старался проводить как можно больше времени с Кэтлин и детьми. Дочка порадовала его, продекламировав стихотворение, которое она разучила специально для отца. Ее рыжевато-каштановые кудряшки подпрыгивали, когда она кивала головой в такт словам, а маленький носик морщился от напряжения. Рид подавил усмешку, когда, закончив, она выжидающе посмотрела на него огромными, бирюзового цвета глазами с длинными ресницами.

— Очень хорошо, Андреа, — похвалил он дочь и громко расхохотался, когда она с гордым видом сделала реверанс и сразу же забралась ему на колени, не обращая внимания, что при этом помялись и перекосились ее юбки с оборками. Она улыбнулась Риду, погладив его по щекам крошечными ручками.

Улыбнувшись в ответ, он поцеловал дочку во вздернутый носик.

— Ты маленькая папина любимица, да?

Андреа кивнула, крепче прижавшись к нему. По верх ее головы Рид поймал взгляд Кэтлин.

— Хотел бы я знать, где это она научилась всем этим женским уловкам? — хитровато спросил он.

— Может, она брала уроки у мамы? — Его синие глаза весело поблескивали.

Подыгрывая ему, Кэтлин невинно посмотрела на него широко раскрытыми глазами, обрамленными густыми ресницами.

— И как тебе такое могло прийти в голову, Рид? Может, она подсмотрела, как папа оглаживает маму, думая, что его никто не видит. Я предупреждала, чтобы ты был более осторожен, — шутливо закончила она.

Рид поднял брови и плутовато усмехнулся:

— Имея в виду, что я могу «оглаживать» маму сколько захочется, когда рядом никого нет?

Зеленые глаза Кэтлин вспыхнули, и, прежде чем ответить, она нарочито медленно провела языком по губам.

— Именно.

Рид оглядел ее с головы до ног, мысленно раздевая.

— А что будет делать мама, пока папа будет ее оглаживать? — задал он провокационный вопрос.

Пытаясь сохранить серьезное выражение, она коротко ответила:

— Маме будет щекотно.

— Щекотно? — переспросил он, глядя ей прямо в глаза.

Кэтлин кивнула, чуть-чуть улыбнувшись.

— Щекотно.

Андреа довольно захихикала, напоминая им о своем присутствии.

— Я люблю, когда щекотно, — решительно объявила она.

Думаю, я тоже, — тихонько засмеялся Рид

улыбнулся Кэтлин, которой удалось сохранить серьезность и ответить на его взгляд невинным уверенным взглядом.

Подошел и Катлин, желавший получить свою долю внимания от отца. В свои полтора года это был живой пухлощекий малыш: широкая ослепительная улыбка точь-в-точь как у отца делала его похожим наполовину на эльфа, наполовину на ангелочка. Неуклюже ковыляющий на толстых ножках малыш был, в некотором смысле, главной персоной в доме. Рид обожал его. Он не переставал удивляться тому, насколько ребенок похож на него: те же веселые голубые глаза, те же черные как смоль волосы, в беспорядке спадающие на лоб, такой же, как у Рида, формы нос. Глядя на сына, Рид начинал чувствовать себя чуть ли не бессмертным и его буквально распирало от гордости. Он с нетерпением ждал, когда же Катлин подрастет настолько, что можно будет брать его с собой, совершая обход плантации. Он уже предвкушал, как будет учить сына ездить на пони, удить рыбу, охотиться и заниматься мореплаванием.

«Но сначала ему надо будет вылезти из пеленок и ходить постоянно в сухих штанишках», — с усмешкой подумал про себя Рид, передавая Катлина Делле и безуспешно пытаясь просушить неприличное мокрое пятно на собственных брюках. Спору нет, Катлин был очаровательным, обожаемым ребенком, но и хлопот с ним в этом возрасте было предостаточно.

Казалось, и дня не прошло, как Рид приехал домой, а уже пришло время снова расставаться. Он пробыл дома четыре дня. Без Рида ноябрьские дни потянулись медленно, как бы ни была занята Кэтлин.

Барбара пригласила Кэтлин и Изабел к себе на обед по случаю Дня благодарения. Собирались также прийти Мэри Тейлор и Сьюзен с Тедом. За год до этого все собирались у Сьюзен, а еще годом раньше — в Чимере. В этом году Барбара решила устроить праздничный обед у себя, поскольку Рид был на войне, а Сьюзен скоро должна была родить. Поначалу Кэтлин отклонила приглашение, и Барбара обиделась, Думая, что племянница сделала это потому, что из Агусты собиралась приехать Эми с мужем, Мартином Харпером.

Эми, единственная дочь Барбары, когда-то давно была влюблена в Рида, и когда Кэтлин впервые появилась в Саванне, Эми встретила ее в штыки. Она исходила злобой от ревности. Девушки невзлюбила друг друга с первой встречи.

Но некоторое время спустя в Саванну приехал Мартин Харпер. Этот молодой джентльмен из Агусты сразу же пленился белокурой, голубоглазой Эми, но, в отличие от всех прежних ее ухажеров, отказался подчиняться ее капризам. Мягко, но решительно он обуздал непокорную девицу, и не успели все прийти в себя от изумления при виде происшедшей в ней перемене, как Мартин и Эми поженились и уехали на его плантацию в Агусту.

За три с половиной года, прошедшие после их свадьбы, Эми с Мартином наведывались в Саванну, раз шесть, не больше. Теперь они намеревались побыть здесь до Рождества, если не произойдет никаким изменений в ходе войны. Барбара была безумно рада Истинную причину отказа Кэтлин от приглашения Барбаре растолковала Мэри.

— Господи, Барбара! Не думаешь же ты, что Кэтлин все еще питает какие-то недобрые чувства к Эми? — воскликнула она в изумлении.

— Почему же она отказывается? — спросила Баш бара.

— По-моему, она считает своим долгом провести праздник с бабушкой, — объявила Мэри и с немым укором посмотрела на подругу кроткими карими глазами. — Тебе, наверное, и в голову не пришло пригласить Кейт.

Барбара в отчаянии всплеснула руками.

— Ну конечно. Какая же я дура!

Ее светло-голубые, такие же как у Эми, глаза выразили смущение и сожаление. Бейкеры и Кейт О'Рейлй были родственниками Кэтлин с отцовской и материнской стороны соответственно, но в силу того, что одна ветвь была английского, а другая ирландского происхождения, они не слишком ладили между собой. Долгие годы, до того как Кэтлин приехала в Америку, они жили в одном городе, бывали на одних и тех же приемах и праздниках, но не признавали, что между ними существуют родственные связи. Теперь Барбара приняла, что из-за своего недомыслия она неумышленно обидела Кэтлин и поклялась исправить допущенную бестактность.

Она написала приглашение Кейт О'Рейли и немедленно отправила его с посыльным, а потом повторно пригласила Кэтлин. Узнав, что Кейт тоже приглашена, Кэтлин согласилась приехать, и Барбара вздохнула с облегчением, надеясь, что Мэри была права, и что, встретившись, Эми и Кэтлин не станут выказывать неприязнь в отношении друг друга.

Эми приехала неожиданно. Все были удивлены, увидев, что она на последнем месяце беременности. Она всегда была небольшого роста, а из-за выступающего живота казалась совсем маленькой. Мартин трогательно о ней заботился, что, впрочем, было понятно, поскольку годом раньше у нее был выкидыш. Однако эту свою беременность, она, судя по ее виду, переносила хорошо. Она казалась вполне здоровой и пребывала в радужном настроении, с нетерпением ожидая рождения первенца, который должен был появиться на свет ближе к концу января. Эми предполагала остаться в Саванне до того времени, пока полностью не оправится после родов.

Мартин хотел поскорее услышать от тестя и деверя все новости о войне. Он признался, что только состояние Эми помешало ему уехать в Тенесси, оставив плантацию под присмотром отца, и вступить в армию генерала Эндрю Джексона, в то время сражавшуюся с индейцами, которых англичане подбили выступить против американцев. Так что ему пришлось довольствоваться вступлением в ряды местного ополчения.

Слушая Мартина, Кэтлин качала головой в изумлении, смешанным с недоумением. Казалось, на лицах всех оставшихся в Джорджии мужчин застыло такое же, как у Мартина, выражение разочарования. Они напоминали мальчишек, которым сказали, что Рождества не будет. Она прекрасно понимала их стремление принять участие в войне но она представляла, чего они избежали, а они — нет.

Кэтлин были знакомы и упоение победой, и вкус страха. Она испытывала и то и другое в свои пиратские Дни. Участие в сражении не было дорогой к славе, как они это себе представляли. Это были грязь, огонь и дым; поединок духа и шпаг; ощущение того, как твой клиноквходит в человеческую плоть; запах пота и крови, стоны раненых и умирающих. «Нет, война — это не знамена славы, развевающиеся на ветру, — думала Кэтлин, — и не победные песни, и не парады солдат в красивой форме». Кэтлин всем сердцем молилась о том, чтобы с Ридом ничего не случилось.

Наступил декабрь — месяц, богатый праздниками. Последствия войны к этому времени стали более ощутимыми. Не имея возможности приобрести последние образцы европейской моды, дамы были вынуждены шить себе платья прошлогодних фасонов, да и то, если; удавалось достать материал. Со вздохами сожаления извлекались из коробок старые шляпки, которые предстояло носить и в этом году.

Продовольственное снабжение было местным, и большинство семей имели запасы, вполне достаточные для того, чтобы продержаться какое-то время. И все же во многие рецепты праздничных блюд внесли изменения из-за невозможности достать некоторые необходимые для их приготовления ингредиенты, в первую очередь специи. По тем же причинам подарки тоже были собственного изготовления. Время от времени какому-нибудь судну удавалось проскочить, сквозь блокаду и войти в порт Саванны, но такое случалось все реже и реже.

Местное ополчение продолжало свои учения и заготавливало боеприпасы на случай нападения англичан, а дамы заготавливали бинты и медикаменты с таким расчетом, чтобы их хватило, по крайней мере, на несколько месяцев, и складывали в подвалах церкви.

Поскольку вся предпраздничная суета сконцентрировалась в Саванне, Кэтлин проводила там большую часть времени. Время стало для нее тяжелым бременем, и она начинала ненавидеть все эти празднества, на которых ей приходилось бывать без Рида. Но ради Изабел, Кейт и детей она скрывала свое беспокойство и перед друзьями и домашними всегда появлялась; с улыбкой на лице.

Но один праздник доставил ей большое удовольствие — детское рождественское представление, в котором принимали участие Андреа и Катлин. Все гости были очаровательны в своих костюмах, и если кто-то забывал вдруг слова своей роли, зрители подбадривали маленьких актеров добрыми усмешками.

Александреа изображала ангела, и Кэтлин про себя подумала, что эта роль не очень-то соответствует характеру дочки, все чаще проявлявшей своеволие и упрямство. Слушая нежные чистые звуки голосов поющих детей, Кэтлин на время забыла о своих тревогах, наслаждаясь празднеством. Тедди Бейкеру досталась роль одного из трех волхвов. Пока он шепелявил одну-единственную строчку своей роли, тюрбан съехал ему на один глаз, и он с преувеличенно тяжелым вздохом поправил его. Девчушка, игравшая Марию, уронила куклу, изображавшую Христа, и та ударилась о пол фарфоровой головой, но малышка подобрала ее и как ни в чем не бывало продолжала декламировать свои строки. Катлин из-за ограниченного словарного запаса получил роль барашка. Ему быстро все надоело, и он уснул. Его разбудили в самом конце представления и прямо в его пушистом, похожем на меховой, костюмчике отнесли домой и уложили в постель.

Кэтлин искренне сочувствовала Сьюзен, мужественно переносившей все связанные с подготовкой к праздникам хлопоты. Кроткие серые глаза на отечном лице смотрели спокойно и умиротворенно. Она почти никогда не жаловалась, хотя у нее опухли и сильно болели ноги. Живот колыхался впереди нее, как передовое ограждение. Эми, которой предстояло родить всего на месяц позже, чувствовала себя значительно лучше.

Пытаясь хоть чем-нибудь помочь невестке, Кэтлин взяла Тедди с собой к Барбаре. Андреа и Катлин были в восторге от его общества, и, видимо, в честь праздника дети перестали ссориться и дружно играли друг другом. Мэри, живущая у Сьюзен, взяла на себя ведение домашнего хозяйства, кроме того, ей приходилось постоянно успокаивать Теда. Можно было подумать, что он впервые столкнулся с беременностью. Он вечно суетился и кудахтал над своей раздавшейся женой, действуя всем на нервы.

Тед напомнил Кэтлин Рида, каким он был, когда она ходила, беременная Александреа. Он тоже опекал ее до такой степени, что подчас ей хотелось рвать на себе, или на нем, волосы. При всем том он едва не пропустил самих родов, умчавшись как сумасшедший за врачом, и едва успел вернуться вовремя. Его дочь не заставила ждать своего появления на свет. Он нисколько не огорчился из-за того, что родилась девочка, а не мальчик, и щедро изливал любовь на обеих своих драгоценных дам.

ГЛАВА 7

Ровно за неделю до Рождества у Сьюзен начались схватки, и какие схватки! Они продолжались двадцать часов, и все двадцать часов она мучилась от невыносимой боли. Тед страдал едва ли не больше, чем сама? роженица. Бледный и трясущийся, он ходил из угла в угол по гостиной на первом этаже, а Вильям, как и положено отцу, засыпал его мудрыми советами, которые Тед скорее всего не слышал. Наконец младенец — девочка — появился на свет. Как ни была измучена Сьюзен, она все же устало улыбнулась, услышав первый крик Марианны Ноэль Бейкер, которой было всего несколько минут от роду.

Не зная, приедет ли Рид на Рождество, Кэтлин, чтобы как-то отвлечься, занялась приготовлением подарков. Для детей она сшила новые костюмчики, купила игрушки и сладости. На чердаке в Чимере она разыскала материал, из которого сшила новое платье для Изабел и шаль для Кейт. Для Мэри и Сьюзен она, затратив массу усилий, исколов все пальцы, переделала по новому изысканному фасону две старые шляпки; для Барбары и Вильяма сделала рождественский венок на дверь, а для Эми с Мартином — композицию из сухих цветов в хрустальной вазе, и сама удивилась своим художественным способностям. Для Теда она отыскала в погребах Чимеры бутылку выдержанного вина.

Неожиданно в Саванну вернулся один из их кораблей с грузом, состоявшим как из предметов первой необходимости, так и предметов роскоши. От Рида вестей не было. По очень дорогой цене Кэтлин купила отрез бархата цвета вина и сшила из него Риду новый пат с отделкой из атласа гармонирующего оттенка. На отделку пошло одно из ее старых платьев, причем материала хватило еще и на домашние туфли. Кроме ого она купила золотую цепь для часов и великолепную рубиновую булавку для галстука, обнаруженные ею среди привезенных товаров.

Кэтлин любовно завернула эти вещи в надежде, что сможет преподнести их Риду в самом недалеком будущем. И на сей раз она поехала на праздник к Барбаре, позаботившись предварительно о подарках для слуг в Чимере. Каждый получил корзинку с фруктами и провизией и по золотой монете. По традиции они с Ридом каждый год дарили слугам на Рождество золото.

Поздним вечером накануне Рождества Кэтлин сидела в гостиной Барбары и сосредоточенно созерцала пламя в камине, где медленно догорало святочное полено. Днем семья прослушала в церкви рождественскую службу, а по возвращении домой все пили пунш и пели рождественские гимны. К вечеру все разошлись по своим комнатам, и дом погрузился в темноту и тишину. Одна Кэтлин сидела, устроившись среди мягких подушек в углу дивана. Часы на камине пробили три. Кэтлин тихонько вздохнула, и из зеленых глаз выкатились две большие слезы. Вздрогнув, она обхватила себя руками, словно хотела унять боль от разлуки с Ридом, которую сегодня чувствовала особенно остро. Она закрыла глаза, и из-под длинных ресниц, словно вдруг открылись ворота шлюза, градом покатились слезы. Все ее тело сотрясалось от рыданий, и Кэтлин уткнулась лицом в подушки, чтобы никто не услышал ее плача.

Она не знала, сколько времени прошло, пока она предавалась своему горю. Внезапно она почувствовала, что ее обнимают чьи-то сильные руки. В первую минуту она подумала, что у нее разыгралось воображение, потому что голос, нашептывающий ей на ухо нежные, утешительные слова, принадлежал Риду. Прижатая к широкой мужской груди она усиленно заморгала, стараясь осушить слезы. Наконец она осмелилась поднять глаза и сразу же решила, что у нее начались галлюцинации: лицо, склонившееся над ней, было лицом Рида. Его синие глаза смотрели на нее с нежной жадностью, будто он изголодался по дорогим чертам. Она снова заморгала, но, подняв мокрые от слез ресницы, обнаружила, что видение не исчезло. Это действительно был Рид, его голос снова и снова повторял ее имя, его руки крепко прижимали ее к его сильному телу.

— Ох, Рид, — проговорила она дрожащим голосом, — скажи мне, что это не сон. Пожалуйста, скажи, что ты действительно рядом со мной и обнимаешь меня.

— Я действительно здесь, любовь моя, и страшно рад, что снова держу тебя в объятиях. Ты и представить не можешь, чего мне только не пришлось выдержать, чтобы возвратиться домой на Рождество, и мне так жаль, что из-за меня ты так плакала, у тебя глаза превратились в два зеленых моря.

— Неважно… это не имеет значения, — запинаясь, сказала она. — Главное — ты здесь, живой и невредимый, и я так рада, что сейчас снова разрыдаюсь. — Онагромко всхлипнула, потом вытерла щеки, и радостная улыбка осветила ее лицо. Откинув с лица волосы, она жалобно спросила:

— У тебя случайно нет носового платка?

Рид от души рассмеялся и, прежде чем достать требуемый платок, еще раз прижал ее к себе.

— Вот тебе платок, мой бесенок. Высморкай нос и вытри слезы. Я не хочу, чтобы мы оба промокли, когда я буду целовать тебя, а это я намерен сделать как можно скорее.

Они прильнули друг к другу и долго сидели так. Их страсть разгорелась жарче, чем угольки в камине, но они все же сообразили, что не годится заниматься любовью среди ночи в гостиной Барбары, где любой мог на них наткнуться.

Они пошли в комнату Кэтлин. Рид закрыл дверь и огляделся. В его глазах заплясали бесовские искорки.

— Я вижу, Барбара поместила тебя в твоей прежней комнате. Если память мне не изменяет, последний раз, когда мы занимались здесь любовью, твой дядя Вильям ворвался и застал нас в весьма пикантном положении.

Кэтлин предостерегающе прищурилась.

— Не можешь не насмехаться, да, Рид? Похоже, ничто не доставляло тебе большего удовольствия, чем тогдашнее вынужденное признание в том, что мы неженаты, после того как я так долго это скрывала.

ГЛАВА 8

С минуту Кэтлин смотрела на лейтенанта, не видя его, будто он был бесплотным духом, облекшим в слова ее худшие опасения. Затем, когда смысл сказанного дошел до нее, она пошатнулась как от удара. Никогда не испытывала она подобной боли. Казалось, ей прямо в сердце вонзили шпагу. Лицо исказила гримаса отчаяния, и она согнулась пополам, обхватив себя руками за талию.

Она не чувствовала, как Тед обнял ее и поддерживал, пока она с усилием дышала, стараясь перебороть накатывавшие на нее волны тошноты и беспамятства. Сердце билось где-то у самого горла, грозя задушить ее, а мозг заходился в безмолвном агонизирующем крике, отказываясь воспринять слова, которые могли убить ее.

Наконец она вздохнула глубже. Вздох превратился в протяжный жалобный стон, вырвавшийся из самых глубин ее потрясенной души. Ее стоны и крики отражались от поверхности воды, устремлялись к песчаным холмам на берегу волнами полных муки звуков, напоминавших стенания привидений-плакальщиц из сказаний ее родины. Ни один из тех, кто оказался на пристани в тот день, не сможет забыть плача ее страдающей души.

Рыдания разрывали ей сердце, и Кэтлин не помнила себя от боли. Но она не слышала собственных криков, сознание воспринимало лишь отчаянный вопль ее сердца: это просто кошмар. «Наверняка это всего лишь кошмар. О Господи, сделай так, чтобы я проснулась и все это оказалось только сном». Тед, не зная, чем ей помочь, мог лишь следить за тем, чтобы она, споткнувшись, не упала в воду.

Молодой лейтенант стоял, беспомощно наблюдая за этим проявлением горя, невольной причиной которого он стал. Услышав ее крики, со «Старбрайта» прибежали Дэн Ханаан и Хэл Финли. Они никак не могли понять, что заставило их любимого капитана Кэтлин вести себя подобным образом. Встав прямо перед ней, Дэн несколько раз позвал ее по имени, но единственным ответом, который он получил, были ее непрекращающиеся стоны и крики. Не зная, что еще можно сделать, он поднял руку и изо всей силы ударил Кэтлин мозолистой ладонью по лицу.

Голова Кэтлин откинулась в сторону. Она резко втянула воздух, безумные крики прекратились. Недоуменный, полный боли взгляд сфокусировался на Дэне.

— Кэтлин, голубка, — нежно проговорил он, — что с тобой? — В его собственных голубых глазах застыла мука.

Кэтлин дважды моргнула и заговорила, мучительно выдавливая из себя слова:

— Он сказал, что он мертв. Он сказал, что Рид мертв. — Слова застряли в горле, она затрясла головой. Жестом ребенка, ищущего утешения, она взяла огрубевшие руки старого Дэна в свои. — Этого не может быть, правда, дружище? Говорят, он утонул. Мое любимое море не поступило бы так со мной, да, Дэн? Оно не отняло бы у меня Рида.

Слова Кэтлин напоминали бессвязное бормотание, и никто, кроме Дэна знавшего ее с детства, не мог разобрать, что она говорит. Взгляд ее ставших совсем огромными изумрудных глаз остекленел от болевого шока.

Все еще обнимая Кэтлин, Тед попробовал увести ее.

— Пойдем, Кэтлин. Пойдем домой, там ты сможешь лечь.

— Нет, — прозвучал резкий ответ, и Тед испугался, что она снова начнет кричать.

Дэн предостерегающе покачал головой:

— Теди, милок, разве ты не видишь, что она в шоке? Давай отведем ее на «Старбрайт». Она сможет отдохнуть в капитанской каюте, пока не пройдет первое потрясение. На борту «Старбрайта» ей сейчас будет лучше, чем в любом другом месте.

Теду, а тем более лейтенанту подобное предложение показалось полной бессмыслицей, но Кэтлин без возражений дала себя увести. Не зная, что делать, лейтенант повернулся и направился прочь из доков. Большая тяжелая рука опустилась ему на плечо, заставив остановиться. Обернувшись, он увидел хмурое лицо Хэла Финли.

— Вам бы лучше пойти с нами, лейтенант, — посоветовал Финли. — Вам придется подробнее рассказать о гибели капитана Тейлора. Как только миссис Тейлор пойдет в себя, она начнет задавать вопросы и захочет получить на них ответы. Я бы не хотел сказать ей в ответ, что ничего не знаю.

Дэн провел их в капитанскую каюту. Что-то подсказало ему, что не следует заставлять Кэтлин ложиться. Вместо этого он усадил ее в большое капитанское кресло за письменным столом. Остальные молча смотрели, как он налил в стакан щедрую порцию виски и поднес его к губам Кэтлин. Она автоматически взяла стакан.

— Выпей это, голубка, — ворчливо скомандовал Дэн — и не вздумай запустить стаканом в меня. Это превосходное ирландское виски, и я не хочу, чтобы его расходовали понапрасну.

На губах Кэтлин мелькнуло подобие улыбки, и она сделала большой глоток. Горло ей обожгло, она закашлялась, но, восстановив дыхание, сделала еще несколько глотков. От крепкого напитка тепло растеклось по всему ее телу. Она глубоко вдохнула и прерывисто выдохнула. Голова откинулась на спинку кресла, словно нежной шее было не под силу держать ее. Веки опустились, из-под густых ресниц выкатились две большие слезы. Все пошли к дверям, но тут Кэтлин открыла глаза. В них по-прежнему было страдание, но взгляд стал осмысленным.

— Останьтесь, — приказала она.

Она медленно выпрямилась, опершись локтями о стол. Положила на стол ладони, чтобы унять дрожь в руках, и отыскала глазами молодого человека в форме.

— Приношу вам извинения, лейтенант, за свое поведение. — Голос прозвучал хриплым шепотом. С усилием она постаралась придать себе больше достоинства и, откашлявшись, заговорила более твердо: — Я готова выслушать в подробностях то, что вы имеете мне сообщить.

— Мадам, я мало что могу добавить к тому, что сказал. Примите мои соболезнования, — пробормотал лейтенант.

— Вы сказали, был шторм, — настаивала Кэтлин.

— Да, мадам.

— Где и когда?

— Месяц назад в заливе вблизи побережья Флориды.

— Капитан Тейлор выполнял задание по обмену пленными?

На лице лейтенанта отразилось удивление.

— Вы знали об этом? Кэтлин кивнула.

— Мой муж практически ничего от меня не скрывает. — Бессознательно она употребила настоящее время. — Состоялся ли обмен?

Лейтенант кивнул.

— Капитан Тейлор и капитан «Сихорса» Гатри завершили свою миссию и направлялись к порту, когда начался шторм. По словам капитана Гатри, шторм был необыкновенно силен, и сам он был настолько занят спасением собственного судна, что не сразу заметил исчезновение «Кэт-Энн».

Кэтлин немедленно ухватилась за эту хрупкую соломинку. Она не отрывала взгляда от лица лейтенанта.

— Значит, никто собственными глазами не видел, как «Кэт-Энн» затонул?

Молодой человек, нахмурившись, покачал головой.

— Нет, но именно это и произошло. После шторма капитан Гатри повторил свой маршрут. В течение двух дней он и его люди обыскивали море и расположенные поблизости острова. Они никого не обнаружили.

Что-то в его голосе сказало Кэтлин, что он о чем-то умалчивает, но она не стала нажимать, а горячо воскликнула:

— Может, «Кэт-Энн» штормом отнесло в сторону! Может, корабль был поврежден и со временем объявится в каком-нибудь порту!

Лейтенант с жалостью посмотрел на Кэтлин.

— Мадам, капитану Тейлору надлежало вернуться в Вашингтон три недели назад. Но у нас до сих пор нет никаких сведений о «Кэт-Энн» и его команде. Никто и нигде их не видел.

И опять у Кэтлин возникло впечатление, что он чего-то не договаривает.

— Почему вы все-таки уверены, что «Кэт-Энн» погиб? Вы что-то скрываете от меня, сэр.

Лейтенант глубоко вздохнул, явно не желая продолжать, но пристальный взгляд Кэтлин не оставлял ему выбора.

— На второй день поисков капитан Гатри наткнулся на обломки корабля, потерпевшего крушение. Насколько нам известно, во время шторма в этом районе не было никаких других кораблей, и поэтому мы заключили, что это должен быть «Кэт-Энн».

Кэтлин резко втянула воздух и с усилием задала следующий вопрос:

— Какого рода обломки он обнаружил?

Лейтенант отвернулся и тихим, но ясным голосом объяснил:

— Это были бочки, мачтовые перекладины, куски дерева…

— Тела? — сглотнув, спросила Кэтлин.

— Да, мадам, — пробормотал лейтенант.

— Опознали ли в них людей с «Кэт-Энн»? — еле выговорила Кэтлин.

— Мадам, — молодой человек снова посмотрел ей в лицо. В его взгляде читалась симпатия. — Провести опознание было невозможно. Они пробыли в воде так долго… — он не закончил фразу.

Два красных пятна, появившиеся на щеках Кэтлин от выпитого виски, исчезли, лицо стало мертвенно-бледным.

— Господи, ну конечно! — прошептала она, и ее глаза расширились еще больше. В голосе зазвучали истерические нотки. — Акулы сразу же взялись за дело.

Лейтенант кивнул с несчастным видом. Кэтлин яростно затрясла головой, отгоняя видение, вызванное собственными словами.

— Нет. Я отказываюсь верить, что это был корабль Рида. Должно быть, это было какое-то другое судно, — взглядом она умоляла лейтенанта согласиться с ней. — Наверняка военно-морское ведомство намерено продолжать поиски. Вы ведь сделаете это, правда? Не можете же вы объявить человека погибшим на основании тех скудных свидетельств, какие у вас имеются, и забыть о нем?

Он с усилием сглотнул, в свою очередь взглядом умоляя ее понять и принять его объяснение.

— Мы искали, миссис Тейлор. Мы искали, ждали и молились. Капитан Гатри не обнаружил ни одного оставшегося в живых члена команды, никаких свидетельств, что кому-то удалось спастись. Мы сделали все, что в наших силах. Наша страна ведет войну, и нам необходимо заниматься более неотложными делами. Я искренне сожалею, мадам, но в данных обстоятельствах нам остается только согласиться с заключением капитана Гатри.

От гнева в глазах Кэтлин словно вспыхнуло зеленое пламя. Она вздернула подбородок и гордо выпрямилась.

— Вы можете соглашаться с этим, сэр, вы и все остальные. Но я — нет! И раз я не могу обратиться за помощью к правительству, для которого мой муж сделал так много, я сама займусь его поисками.

Достав из ящика стола карту, она разложила ее на письменном столе.

— Покажите мне место, где в последний раз видели «Кэт-Энн», — скомандовала она. — Я хочу знать, где находился корабль, когда разразился шторм, и где Гатри нашел тела.

Лейтенант в нерешительности посмотрел на Теда и Дэна, ища поддержки.

— Ну же, — резко сказала Кэтлин.

— Она не отстанет от вас, пока вы ей не покажете, — медленно проговорил Дэн.

Лейтенант указал нужные районы, обозначив их на карте точками. Они были расположены у западного побережья Флориды. Сообщив эти сведения, он взглянул на решительные лица Кэтлин и двух матросов, готовых, судя по всему, поддержать ее затею. Один Тед выглядел не совсем уверенно.

— Неужели вы и вправду отправитесь на поиски капитана Тейлора и возьмете миссис Тейлор с собой? — недоверчиво спросил он Дэна и Финли.

— Сынок, — суховато ответил ему Дэн, — если Кэтлин говорит, что поплывет туда, значит, так оно и будет, а мы поплывем с ней. И не мы возьмем ее с собой, а она нас.

Лейтенант ушел в состоянии величайшего замешательства, вызванного последним замечанием Дэна, но, будучи вымотанным эмоционально, не стал слишком долго над ним раздумывать. Ему было до боли жаль эту очаровательную молодую вдову, и он молил небо, чтобы она нашла в себе силы примириться с судьбой. Чем дольше он обо всем этом думал, тем больше убеждал себя в том, что матросы просто не стали с ней спорить, не желая усугублять ее горе. Он поспешил на свой корабль, надеясь про себя, что больше ему не придется выполнять подобных поручений. Из всех возложенных на него обязанностей обязанность сообщать молодым женам и матерям о гибели самых дорогих для них людей была наиболее тягостной.

После ухода лейтенанта Кэтлин вся как-то обмякла Гордость и гнев на время придавали ей силы, но сейчас невообразимая тяжесть утраты навалилась на нее с новой силой.

Тед, потерявший друга и шурина, тоже был убит горем, но он мог только догадываться о глубине переживаний Кэтлин.

— Кэти, — начал он, — я думаю, нам надо пойти домой. Необходимо сообщить Сьюзен и Мэри.

Кэтлин постаралась сбросить с себя тяжесть, грозившую раздавить ее.

— Ты иди, Тед. Твое присутствие будет необходимо Сьюзен, когда она обо всем узнает, а Мэри будет нуждаться в вас обоих. — Тед начал было протестовать, но она остановила его, подняв тонкую дрожащую руку. — Я приду позже, дорогой кузен. Мне нужно побыть одной, подумать, решить, что делать, как-то переварить все случившееся. Слишком неожиданно все это на меня свалилось.

— Но тебе не следует оставаться одной, — все же возразил Тед, охваченный беспокойством за Кэтлин. — Тебе нужны любовь и поддержка тех, кому ты дорога. Кроме того, что мы скажем Андрее и Катлину?

При упоминании о детях Кэтлин заморгала.

— Пусть Изабел и Делла займут их чем-нибудь и ничего не говорят до моего прихода. — Голос у нее прервался, и она подняла на Теда наполнившиеся слезами глаза. — Дай мне время до утра, Тед. Дэн и Финли позаботятся обо мне.

И добавила, вспомнив еще об одной важной вещи:

— Придется мне самой заехать к Кейт и рассказать ей. Она очень любит Рида. Она стареет, но я надеюсь, она сумеет выдержать. Ужасно было бы потерять еще и бабушку. — Подбородок Кэтлин предательски задрожал, она стиснула зубы и быстро заморгала.

— Но утром ты вернешься домой? — с тревогой спросил Тед.

Кэтлин кивнула и позволила Теду на мгновение прижать ее к себе.

— Теперь иди, Тед, — запинаясь, проговорила она. — Сообщи Сьюзен и Мэри, пока они не узнали об этом от кого-то чужого. Плохие новости распространяются, как лесной пожар.

Дэн выпроводил Теда и Финли из каюты, а сам уселся снаружи у двери; он решил остаться поблизости на случай, если Кэтлин вдруг позовет его, но знал, что ей нужно побыть одной, наедине со своим горем.

Слезы потекли по щекам старого моряка, когда несколько минут спустя из-за двери до него донеслись разрывающие душу рыдания. Он бы отдал жизнь, чтобы избавить ее от этой боли. Он сделает для нее все, что в его силах, поклялся он про себя, адресуя эту клятву самому себе, Богу и Кэтлин.

Немало времени прошло после того, как все ушли. Кэтлин стояла посреди каюты, тупо уставясь на дверь. Горячие слезы текли по лицу, сильная дрожь сотрясала все тело. Казалось, чья-то рука все сильнее сжимала ее грудь, наполняя болью пустоту, возникшую там, где когда-то находилось сердце, разбитое сегодня словами лейтенанта. Внутри возникла тошнота, и у нее промелькнула смутная мысль, не вырвет ли ее сейчас. Боль,разлившаяся в груди и животе, дополнялась пульсирующей болью в ладонях, от нее пальцы слегка скрючились.Медленно, словно в трансе, она поднесла к лицу трясущиеся руки и уставилась на них. Воспринимая какой-то частью мозга все происходящее с ней словно со стороны, она с удивлением подумала: «Как странно, что боль чувствуется в ладонях». Затем тряхнулаголовой.

— Нет, это совсем не странно, — сказала она вслух. — На протяжении многих лет эти руки обнимали Рида, они столько раз ласкали его лицо и тело, ощупывая каждую черточку, каждый мускул, каждый изгиб.Они нянчили его детей, гладили его нахмуренный лоб. — Первое жалобное рыдание эхом отдалось в каюте. — А теперь этим рукам придется обнимать лишь пустоту. Что же странного в том, что они болят, ведь никогда больше не прикоснуться им к любимому лицу, никогда этим пальцам не провести по морщинкам, появлявшимся, когда он смеялся, в уголках глаз и рта.

Этого Кэтлин не могла вынести. Внезапно ноги нее подкосились, и она рухнула на пол рядом с койку и глубокие рыдания сотрясали ее тело. Она закрывая лицо руками и прислонилась к матрасу, чтобы как-то унять неконтролируемые спазмы, вызывавшие боль более сильную, чем при родах. Вскоре рыдания сменились стонами. Как в агонии она снова и снова повторяла имя Рида, будто звала его вернуться. Все ее мысли были заняты только им. Она жаждала ощутить его присутствие, увидеть ослепительную улыбку, услышать заразительный смех. Ее страдания усилились, когда она подумала о его твердых теплых губах, приникавших к ее губам, о том, как темнели от страсти его глаза, когда он занимался с ней любовью. Мысль, что теперь его нет в ее жизни, была невыносима.

Постепенно стоны затихли. Она бездумно забралась на койку и натянула на дрожащее тело грубое одеяло.

— Как холодно, — неразборчиво пробормотала она, стуча зубами. — Мне так холодно. — Она съежилась под одеялом, хотя через иллюминатор в каюту проникали потоки теплого воздуха.

Наконец, подтянув колени к груди, она погрузилась в беспокойный, не дающий отдыха сон. Но даже во сне по щекам катились слезы, увлажняя холодное лицо и спутанные медно-рыжие кудри.

Проснулась Кэтлин в полной темноте. Голова была ясной, и она нисколько не удивилась тупой боли в груди, сразу же вспомнив, что вызвало эту боль. Каждое слово, каждый жест, каждая мысль минувшего дня отчетливо возникли в мозгу и из груди вырвался полувздох-полурыдание. Она лежала, глядя в ночь в иллюминаторе. Каждый уголок мозга рождал воспоминания, и она отдалась этому бесконечному потоку.

Она вспомнила свою первую встречу с мужчиной, которому предстояло стать ее мужем и центром ее вселенной. Заново пережила день их свадьбы. Как же красив был Рид в тот день! Мысли предательски вернулись к той ночи, когда Рид впервые овладел ею, когда он так нежно учил ее искусству любви.

Слезы ручьем полились из глаз. Рыдая, она уткнулась головой в подушку. Воспоминания о самых сладостных моментах их жизни осаждали ее со всех сторон, разрывая душу на части. Перед глазами как живой вставал Рид: вот он убаюкивает Андреа, вот с гордым видом взирает на своего только что родившегося сына. Теперь эти представления вместо радости вызывали боль. Даже воспоминания об их ссорах усиливали горечь утраты. Разве можно было сравнить чувство обиды и злости, которые она испытывала во время этих ссор с тем, что она чувствовала сейчас?

— Я бы душу отдала за то, чтобы Рид был сейчас со мной, — горячо взмолилась она, неизвестно к кому обращаясь. — Я готова заплатить любую цену. Я проведу остаток жизни у его ног, если он вернется ко мне.

Как только рыдания начинали чуть-чуть стихать какая-нибудь новая мысль влекла за собой новый приступ боли, и слезы опять неудержимо лились из глаз. Слезы, молитвы, болезненно-сладкие воспоминания — вот и все, на что Кэтлин была сейчас способна.

Долго рыдала она, но, наконец, все слезы, казалось были выплаканы. С трудом, встав с койки, Кэтлин подошла к открытому иллюминатору. Ночной воздух был наполнен солоноватым запахом моря, ясное неба усыпано звездами.

«Небу следовало быть затянутым тучами, — подумала Кэтлин. — И должен бы идти дождь и бушевать шторм. Это больше подходило бы к моему настроению. — Она закрыла глаза, не желая видеть красоты ночи. — И гром должен был сердито греметь и молния разрывать небо, как боль разрывает мою душу».

— Господи! — вскричала она в порыве отчаяния. — Как ты мог сделать такое со мной, и с Ридом, и с нашими невинными детьми?!

Жгучие слезы вновь собрались в уголках припухших глаз.

— Нет, нет! — вскрикнула она, яростно тряся головой. — Я не должна так думать. По словам лейтенанта, «Кэт-Энн» попал в шторм месяц назад. Если бы Рид погиб тогда, разве я этого не почувствовала бы? — облекала она в слова свои сомнения. — Я не верю, что не узнала бы об этом, что ничего не почувствовала бы. Сердце сказало бы мне. При такой любви, как наша, я бы как-то узнала о его гибели. Сердце мое остановилось бы в тот самый момент, когда это случилось. Я бы уже тогда испытала эту ужасную боль, я уверена в этом.

Крошечный лучик надежды засветился в ее душе одновременно с лучами еще невидимого солнца, озарившими небо на востоке, и она прошептала в предрассветной тишине:

— Рид, я знаю, что ты жив. Я чувствую это каждой ей клеточкой. Я найду тебя, дорогой, я обещаю. Жди меня, моя любовь, я приплыву к тебе со всей скоростью, на какую способен «Старбрайт».

Согретая этим слабым лучиком, Кэтлин отправилась на поиски Дэна и Финли. Первого она сразу обнаружила за дверью. Он крепко спал, прислонившись к переборке. Кэтлин разбудила его, и вместе они нашли на палубе Финли.

— Когда «Старбрайт» сможет выйти в море? — без предисловий спросила Кэтлин.

— Через неделю, самое большее через полторы, — ответил Финли, стараясь не обращать внимания на ее опухшее лицо и покрасневшие, заплаканные глаза.

— Не раньше?

Финли покачал головой.

— Извините, капитан, но мы не можем отплыть, пока корабль не готов.

— Хорошо, — вздохнула Кэтлин. — Дэн, я хочу, чтобы ты собрал команду, которая согласится иметь меня своим капитаном. В этом плавании я буду исполнять обязанности капитана, Финли будет рулевым, а ты — боцманом.

— Как в добрые старые времена, — тихо пробормотал Дэн.

По лицу Кэтлин пробежала тень.

— Не совсем, дружище. Я поручаю вам проследить, чтобы были загружены достаточные запасы продовольствия и чтобы все остальное было в порядке.

— Есть, капитан. Что-нибудь еще? Кэтлин кивнула.

— Да. Достань мне лошадь, Дэн. Пора мне ехать в Чимеру.

По пути она заглянула в Эмералд-Хилл и рассказала Кейт о случившемся. Старая женщина молча слушала Кэтлин, и по морщинистым щекам текли слезы. Глаза, блестевшие от слез так же ярко, как и глаза Кэтлин, были полны горя. Две женщины, так похожие Друг на друга, делили горе, поддерживали друг друга и давали друг другу надежду.

Кэтлин закончила свой рассказ, сообщив бабушке о своих планах, о том, что она отправится на поиски Рида, как только корабль будет готов выйти в море.

— Я не верю, ба, что не почувствовала бы, если бы он погиб. Он жив. Я знаю это. Я найду eго и привезу домой.

— Дай-то Бог, чтобы ты оказалась права, Кэтлин. Ты берешься за нелегкое дело — плавать по морям в разгар войны, обшаривая бесчисленные острова, — вздохнула Кейт, но, зная упрямство внучки, не стала я переубеждать.

— Мне помогут, Кейт. Теперь, когда первое потрясение прошло, я могу думать более ясно. Полагаю, что самым разумным будет попросить о помощи Жана с Домиником. Жан Лафит знает этот район чем кто-либо.

Кейт одобрительно кивнула.

— Правильно, это самый быстрый способ Рида. И я буду чувствовать себя спокойнее, зная, что Жан с Домиником присматривают за тобой. Они уберегут тебя от опасностей.

Перед уходом Кэтлин Кейт крепко обняла ее и поцеловала в щеку.

— Кэтлин, девочка моя, ты уверена, что сердце тебя не обманывает? Ведь если Рид действительно утонул, то слишком положившись на свои предчувствия, ты потеряешь его дважды.

Кэтлин беспомощно пожала плечами.

— А разве у меня есть выбор, ба? Я не могу смириться с мыслью, что он мертв. Пока есть самый крошечный шанс, что он остался в живых, я должна искать его. Без него я не ощущаю себя целой, ба.

— А если ты обнаружишь свидетельства того, что Рид и вправду утонул? — мягко спросила Кейт.

— Что гадать заранее, — тихо проговорила Кэтлин. — Если такое, не дай Бог, случится, тогда и будем разбираться.

В Чимере царила мрачная, унылая атмосфера. Казалось, вся плантация погрузилась в скорбь. Печальное настроение передалось и детям, которые чувствовали, что что-то не так, хотя и не понимали, что именно.

Двери главного входа уже затянули черным крепом в знак траура, и Кэтлин вздрогнула, увидев его.

Сьюзен была наверху, ухаживала за Мэри, которая легла, услышав ужасные новости. Слуги на цыпочках ходили по дому. Глаза у всех были покрасневшие, на лицах написано сочувствие к горю семьи. В библиотеке Тед восседал за письменным столом с бутылкой виски, обговаривая со священником детали заупокойной службы. Изабел с достоинством и без суеты принимала друзей и соседей, которые, услышав о гибели Рида, приходили выразить свое соболезнование.

Кэтлин не чувствовала себя готовой к встрече с преподобным Уайтингом, а потому послала в библиотеку слугу сообщить Теду, что она благополучно прибыла домой и будет наверху с Сьюзен и Мэри. То же самое она попросила передать Изабел и Делле, находившейся с детьми в детской. Поблагодарив слуг, которые ей встретились, за выраженное ими сочувствие, Кэтлин направилась в комнату Мэри. Шторы в комнате были задернуты, и яркие лучи июльского солнца в нее не проникали. С кровати, на которой лежала Мэри, до Кэтлин донесся тихий плач. Сьюзен сидела в изголовье кровати, держа Мэри за руку и вытирая платком опухшие глаза. Мэри пластом лежала на кровати. Лицо ее было белым, как мел, под глазами темные круги.

Кэтлин молча обняла золовку, затем, взяв Мэри за руку, тихо проговорила:

— Мэри, я приехала.

Темная голова шевельнулась, печальные глаза посмотрели в измученное лицо Кэтлин. Мэри подняла руки и притянула невестку к себе. На долгие минуты женщины застыли без слов, переживая и сопереживая самую страшную из утрат. Наконец Мэри хрипло прошептала:

— Ты видела Кейт?

— Да.

— Надеюсь, она сумеет это перенести. Она так любила Рида. Для нее это тяжелый удар. Тебе следовало бы привезти ее сюда. — Даже в горе Мэри думала о других.

— Она приедет позже, — заверила Кэтлин свекровь. — Она крепче, чем кажется. А вот вы нас беспокоите.

— Ох, Кэтлин, — простонала Мэри, — вот я лежу здесь жалкая и беспомощная, а ведь для тебя это такая же утрата, как и для меня. Мне должно бы быте стыдно, но я ничего не могу с собой поделать.

— Мама, дорогая, не волнуйтесь из-за меня. Я почувствую себя значительно лучше, когда «Старбрайт» будет готов к отплытию, и я смогу отправиться на поиски своего пропавшего мужа, — твердо ответила Кэтлин.

Мэри и Сьюзен посмотрели на нее как на умалишенную.

— О Господи! — выдохнула Мэри.

Сьюзен резко встала и подвинула Кэтлин своя стул.

Кэтлин, золотко, ты, наверное, не отдавая себе отчета в том, что говоришь. Сядь здесь, посиди возле мамы.

— Нет, Сьюзен, сядь на место. Послушайте, чтоя хочу вам сказать. — Кэтлин присела на краешек кровати рядом с Мэри. — И не смотрите на меня так, будто у меня с головой не все в порядке. Я в своем уме, уверяю вас.

Глубоко вздохнув, она быстро заговорила:

— Тед, конечно, сообщил вам все, что сказал вчера лейтенант. — Они утвердительно кивнули и Кэтлин продолжала: — Я думала над этим всю ночь. Я убеждена, что Рид жив.

— Но «Кэт-Энн» пропал, — перебила ее Сьюзен, и Рида с тех пор никто не видел.

— А тела, — со слезами добавила Мэри, — тела, которые нашел капитан Гатри.

— Мои дорогие, — мягко сказала Кэтлин, — этитела никто с полной уверенностью не опознал. Знаю, вы считаете, что я хватаюсь за соломинку, тешу себя несбыточной надеждой, но на основании таких свидетельств я не могу поверить, что Рид погиб.

— Но, Кэтлин, где же он тогда? — в голосе Сьюзен тоже слышались слезы.

— Нам известно, что «Кэт-Энн» попал в шторм, — признала Кэтлин, — может, он сбился с курса, может, его отнесло к какому-нибудь острову, где он ждет помощи.

— А может, они и в самом деле утонули, — печально сказала Мэри. — Кэтлин, дорогая, от судьбы не уйдешь. Если Рид жив, он найдет дорогу домой, но тебе не стоит гоняться за бесплодными иллюзиями.

На глаза Кэтлин навернулись слезы, она нетерпеливо их смахнула.

— Поверьте мне, Мэри, я серьезно все это обдумала. Я знаю, что сейчас во мне больше говорят эмоции, а не разум, и я знаю, что шансы найти, Рида ничтожно малы, но я должна попытаться. Я не могу спокойно сидеть и ждать, в то время как Рид, может быть, отчаянно нуждается в помощи. Не могу я заставить себя принять чьи-то не очень убедительные объяснения и спокойные рассуждения о том, что Рид утонул. Ни на минуту не могу я поверить в это, иначе моя жизнь лишится всякого смысла. Что-то в глубине души говорит мне, что он жив, и я должна попытаться найти его. Пожалуйста, постарайтесь понять меня. Если бы я поверила в то, что его нет в живых, я бы оделась в траур с головы до ног и оплакивала бы его вечно, но сердце отказывается верить этому.

Кэтлин встала, расправив плечи, не давая горю сломить себя.

— Он жив, — прошептала она, — он должен быть жив. Я не могу жить без него.

Мэри схватила ее за руку.

— Не мне говорить тебе, что делать, Кэтлин. Слушайся своего сердца и поступай так, как считаешь правильным. Если ты чувствуешь, что должна отправиться на его поиски, отправляйся, мы позаботимся о детях в твое отсутствие. Но, пожалуйста, береги себя. Представь, какой это будет трагедией, если они лишатся и матери.

— Мы будем молиться за тебя, Кэтлин, — добавила Сьюзен. Ее кроткие серые глаза встретились с глазами Кэтлин. — За тебя и за успех.

— Когда ты отправишься? — спросила Мэри.

— Примерно через неделю. Предстоит многое сделать, прежде чем «Старбрайт» будет готов к выходу в море.

— И сколько времени ты предполагаешь посвятить поискам?

— Столько, Мэри, сколько понадобится, чтобы найти вашего сына и привезти его домой. Может, две недели, может, месяц или больше. — Кэтлин серьезно посмотрела на двух дорогих ей женщин. — Преподобный Уайтинг сейчас в библиотеке с Тедом. Наверное, обсуждают детали заупокойной службы. Вы можете поступать, как хотите, но я ни на какую службу не пойду, не пойду, пока у меня есть хоть капля надежды что Рид жив.

С минуту Мэри молча смотрела на нее.

— Хорошо, Кэтлин, — вздохнула она. — Мы отложим службу до тех пор, пока не узнаем результатом твоих поисков.

— А креп на дверях? — с нажимом сказала Кэтлин.

— Его мы снимем.

— Спасибо, Мэри, и тебе тоже, Сьюзен, — искренне поблагодарила Кэтлин. — Я понимаю, как вам больно, и ни за что на свете не хотела бы, чтобы из-за меня вам стало еще тяжелее. Если я ошибаюсь… — голос ее дрогнул.

— Если ты ошибаешься, мы не можем винить тебя за то, что ты не хочешь поверить в смерть Рида, заверила ее Мэри. — Твоя ошибка продлит наши стpaдания, но твои она увеличит во сто крат. Мы можем только молиться, чтобы ты оказалась права.

Сьюзен встала и обняла Кэтлин тонкими руками.

— Я тоже не виню тебя, сестра. Сбудутся твои надежды или нет, ты поступаешь так потому, что любишь, а это самое сильное чувство.

Подготовка «Старбрайта» шла со всей возможной скоростью, но Кэтлин казалось, что дело продвигается недостаточно быстро. Ее нетерпение росло день ото дня, и день ото дня она становилась все более раздражительной. Она часто огрызалась на безобидные! замечания. Как она ни старалась, ей не удавалось сдержать свой язык, и лишь с детьми она бывала неизменно терпеливой. Ожидая, когда же наконец будут подняты паруса, она много времени проводила с Андреа и Катлином, дорожа каждой минутой общения с ними. Зная, что им предстоит долгая разлука, она вдвойне ценила проведенное с ними время. Она постаралась подоступнее объяснить им, что их отец пропал и она должна отправиться на его поиски. Она не знала, что из ее объяснений они поняли, но все же до них дошло, что мама должна уехать, и они охотно обещали хорошо себя вести и слушаться бабушку и Деллу.

Изабел удивила всех, предложив сопровождать Кэтлин в этом плавании. Она твердо стояла на своем, не слушая ничьих возражений.

— Мы столько пережили вместе, Кэтлин, — сказала она. — Вы поддержали меня в самое страшное для меня время, ты и Рид. Теперь я поддержу тебя, не спрашивая, нужна я тебе или нет. Я отправлюсь с тобой, даже если ради этого мне придется снова «зайцем» пробраться на корабль.

Бывали моменты, когда в душу Кэтлин закрадывались сомнения, и она со страхом думала, не занимается ли бесцельным делом. В такие минуты она предпочитала оставаться наедине со своими мыслями и частенько уезжала куда-нибудь на своем рыжем паломино Зевсе или на черном жеребце Рида Титане.

Она скакала во весь опор, и ветер выдувал все ее сомнения и страхи. Иногда она доезжала до побережья и часами сидела, уставясь на океан, и рокот волн приносил ей утешение и покой. Она возвращалась домой освеженная, полная новых сил, убежденная в том, что море, дающее ей утешение, не могло быть настолько жестоким, чтобы отнять у нее мужа.

Наконец ее ожидание закончилось. Кэтлин объехала всех знакомых, попрощалась со всеми и вместе с Изабел взошла на борт «Старбрайта». Прозвучал приказ сниматься с якоря, и корабль медленно поплыл по реке к морю. Внешне спокойная, но с бурей в душе Кэтлин молила Бога дать ей силы выдержать все, с чем бы ни пришлось ей столкнуться.

ГЛАВА 9

Они держали курс на юг. Небо было ясным, мощный бриз наполнял паруса, и корабль быстро продвигался к оконечности Флориды. Дважды в пределах видимости появлялись английские военные корабли, но «Старбрайт», искусно управляемый Кэтлин, быстро уходил от них.

Кэтлин была в своей стихии. Сейчас она вновь ощущала уверенность в собственных силах, чувствовала себя хозяйкой судьбы — впервые с того момента, когда лейтенант сообщил ей страшную новость. Она снова была в море, и соленые брызги летели в лицо, и палуба качалась под ногами. Костюм Кэтлин составляли облегающие брюки, рубашка с длинными рукавами и высокие черные сапоги. Золотисто-рыжие волосы развевались по ветру, как знамя. Шпага в ножнах символ отваги и мужества, ударяла ее по бедру.

Несмотря на то, что свой «морской» наряд Кэтлин воспринимала как нечто само собой разумеющееся и чувствовала себя в нем очень удобно, она страшно удивилась, увидев Изабел, одетой почти так же. Ладно, скроенные брюки и просторная рубашка подчеркивали соблазнительные округлости ее фигуры, ранее скрытые под платьями скромного фасона. Каждый день Изабел практиковалась в фехтовании — черные волосы завязаны лентой, черные глаза блестят на красивом лице с тонкими чертами. Лезвие шпаги было немногим короче ее самой, и она напоминала проворного эльфа, когда отрабатывала с Кэтлин прием за приемом, удар за ударом. Но ни в ее фигуре, ни в ее отношении к этим урокам не было ничего детского. Она была настроена: весьма решительно, намереваясь восстановить свое прежнее мастерство.

Они кружили по теплым водам залива, и Кэтлин с командой усердно обыскивали каждый попадавшийся им остров, хотя находились они гораздо южнее того места, где предположительно затонул «Кэт-Энн». Конечно, осмотреть все острова было невозможно, на это ушли бы многие месяцы, но они делали все, от них зависящее, одновременно продвигаясь на северо-запад. Нельзя было не принимать в расчет возможности, если не вероятности того, что штормом «Кэт-Энн» отнесло в эти широты, а Кэтлин решила учитывать все возможности.

Наконец они оказались в районе, отмеченном капитаном Гатри. Кэтлин пришла в смятение: насколько хватало глаз все видное пространство вдоль западного побережья Флориды было буквально усеяно островами. Теперь она поняла, почему Жан Лафит называл это место страной тысячи островов. Обескураженная, но не утратившая решимости, Кэтлин и команда прочесывали воды залива как можно более тщательно, но ничего достойного внимания не обнаружили. После первого осмотра стало ясно, что без помощи им не обойтись, и Кэтлин направила «Старбрайт» к бухте Баратариа, где был расположен Гранд-Тер.

Спустя две с половиной недели после своего отплытия из Саванны «Старбрайт», сигналом оповестив Читателей острова о своем приближении, без особых затруднений прошел коварные проливы и течения и вошел в бухту Баратариа. Едва они успели бросить якорь, как навстречу им выслали шлюпку. Доминик, находившийся в это время в форте, первым заметил «Старбрайт». Он легко узнал изящные контуры судна, известного в свое время как «Волшебница Эмералд» — легендарный зеленый корабль залива. Он сразу же известил своего брата Жана, что в бухту входит фрегат Рида, и оба отправились на пристань встретить своих друзей.

Изумление и любопытство охватили их, когда они увидели золотые кудри Кэтлин, ярко блестевшие в лучах заходящего солнца. Их интерес возрос, когда они рассмотрели миниатюрную темноволосую девушку, садившуюся в шлюпку вслед за Кэтлин. Однако, сколько ни вглядывались они в знакомые лица членов команды, не смогли обнаружить среди них Рида. Им вдруг показалось, что над бухтой пронесся ветер беды. Жан, нахмурившись, повернулся к Доминику:

— Что-то случилось, брат, раз Кэтлин прибыла на Гранд-Тер в такое время. Я нутром это чувствую.

— И я бы чувствовал себя гораздо спокойнее, если бы заметил среди прибывших Рида, — откликнулся Доминик. — Должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, раз Кэтлин оставила детей и приплыла сюда в разгар войны.

Их размышления были прерваны появлением шлюпки уже у самого берега. Кэтлин спрыгнула на берег и попала прямо в объятия Доминика.

— Доминик! Как я рада снова видеть твое милое лицо.

Доминик усмехнулся, порывисто обнял Кэтлин огромными ручищами.

— Назвать мое лицо милым означает, что человек либо слеп, либо без памяти влюблен в меня.

— Обо мне можно сказать и то и другое, — кокетливо заметила Кэтлин и повернулась поздороваться с Жаном.

Поцеловав ее в щеку, Жан перешел прямо к сути:

— Что привело тебя на Гранд-Тер?

Улыбка исчезла с лица Кэтлин, в глазах появилась тревога.

— Я здесь, чтобы просить тебя о помощи, тебя и Дома.

Жан обеспокоено посмотрел на Кэтлин, их взгляды встретились.

— Это как-то связано с Ридом?

С трудом сглотнув, Кэтлин ответила:

— Именно с ним, с ним одним это и связано, Жан Рид исчез.

— Исчез, — как эхо повторил Жан.

— Месяц назад мне сообщили, что «Кэт-Энн» пропал во время шторма у западного побережья Флориды. Предполагают, что вся его команда утонула. Второй корабль, сопровождавший «Кэт-Энн» в этом плавании, обыскал весь этот район и спустя два дня обнаружил тела нескольких погибших, ставшие совершенно неузнаваемыми от долгого пребывания в воде. Решили, что это тела матросов с «Кэт-Энн», хотя никто не был уверен в этом до конца. Было обнаружено также несколько деревянных обломков, однако ничто не указывало с абсолютной точностью на то, что это останки «Кэт-Энн». Правительство полагает, что поиски были проведены тщательно и найденных свидетельств вполне достаточно для того, чтобы занести Рида в список погибших. У них нет ни времени, ни сил продолжать поиски, тем более что они уверены в их бесплодности. — Кэтлин умоляюще посмотрела на Жана с Домиником. — Я прошу вас помочь мне в поисках Рида. Я отказываюсь верить в то, что он мертв. Возможно, «Кэт-Энн» потерпел крушение и вышел из строя. Может быть, он наскочил на риф или сбился с курса. Одним словом, могли случиться самые неожиданные вещи. Что-то помешало Риду вернуться, но он не погиб. Сердце говорит мне, что он жив, и я не буду знать покоя до тех пор, пока не найду его. Ты поможешь мне, Жан? Ты знаешь, этот район как свои пять пальцев. Я никогда не найду Рида без твоей помощи.

— Бог мой! — тихо произнес Жан, когда Кэтлин кончила свою речь. — Тут и просить нечего, конечно же, мы поможем тебе. — Его светло-карие глаза внимательно смотрели в лицо Кэтлин, на котором читалась мольба. — Я горжусь тем, что ты обратилась ко мне за помощью. Рид мой близкий друг, и это самое малое что я могу для него сделать. Мы перевернем каждый камень на этих островах, — пообещал Жан. — Пойдем в дом и там обдумаем план действий. Твои люди могут устроиться вместе с моими. — Он перевел взгляд на Изабел, молча стоявшую позади Кэтлин, добавил: — Судя по всему, эта малышка тоже должна пойти с нами.

— Конечно, конечно, — охотно поддержал Жана Доминик и запинаясь добавил: — Никогда еще я не видел такой… гм… миниатюрный сосуд с таким количеством выпуклостей.

Кэтлин рассмеялась:

— А я не помню, чтобы ты когда-нибудь лез за словом в карман, Доминик! — Вспомнив о правилах приличия, она подтолкнула Изабел вперед, усмехнувшись, когда та с подозрением уставилась на Доминика. — Жан, Доминик, позвольте представить вам мою школьную подругу Изабел Фернандес. Изабел, имею честь представить тебе двух лучших в мире каперов: месье Жана Лафита и Доминика Ю.

Жан шагнул вперед и галантно поцеловал девушке руку.

— Добро пожаловать на мой остров, сеньорита Фернандес.

— Спасибо, месье Лафит, — тихо пробормотала Изабел, все еще смущенная замечанием Доминика.

Она поспешно убрала руку, когда Доминик попытался последовать примеру брата. На лице Доминика мелькнуло огорченное выражение.

— Ах, Изабел, — вмешалась Кэтлин. — Пусть тебя не пугает вид Доминика и его замечания. Под этой устрашающей оболочкой скрыто золотое сердце. Он самый преданный друг, о каком женщина может только мечтать. Он большой котенок, замаскированный под тигра.

Жан расхохотался, а Доминик стал пунцовым:

— По сути она права, но не говорите этого нашим врагам, сеньорита.

Изабел с сомнением посмотрела на них, но все же позволила Доминику поцеловать себе руку и согласилась опереться на его руку, когда они направились к дому.

Весь следующий день прошел в подготовке к отплытию и выработке плана поисков, а через день на рассвете три корабля вышли из бухты Баратариа в открытое море. Жан вел свой собственный корабль «Прайд», Кэтлин — «Старбрайт», на третьем капитаном был Доминик. Прибыв к месту назначения, три корабля разошлись в разные стороны и каждый принялся прочесывать заранее намеченный район. Жан составил для Кэтлин подробную карту, предупредив ее, чтобы она ни в коем случае не выходила за пределы выделенного ей района.

Многие из этих островов служат убежищем самых свирепых пиратов, Кэтлин, — объяснил он.

Кэтлин серьезно отнеслась к этому предупреждению, зная, что Жан не шутит, хотя, учитывая ее собственное пиратское прошлое, оно могло показаться забавным.

— Меня бы не удивило, Жан, если бы я обнаружила знакомых среди обитателей этих пиратских гнезд, — заметила она с усмешкой. — Но я приму твои слова к сведению и буду осторожна.

— Да уж, пожалуйста, дорогая, — вытянув руку, on потрепал ее по щеке. — Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. — В светло-карих глазах светилась нежность и отголосок прошлого так и не высказанного чувства.

Медленно продвигались они вдоль цепи островом не пропуская ни больших, ни маленьких. Но нигде не было никаких следов Рида, команды «Кэт-Энн» и самого корабля. Каждый вечер они встречались в заранее обусловленном месте. На этом настоял Жан, и делалось это не только для того, чтобы обменяться результатами поисков, но и из соображений безопасности. Жан знал, что, находясь рядом, они будут чувствовать себя более защищенными. Доминик безоговорочно поддержал брата, но Кэтлин подозревала, что сделал он это, думая скорее об Изабел, а не о ней самой. Про себя она решила, что Доминик влюбился в маленькую брюнетку.

Изабел, со своей стороны, не знала, как ей относиться к этому могучему гиганту.

— Он пугает меня, — призналась она Кэтлин.

— Изабел, ты же не могла не заметить, какой он добрый, — упрекнула ее Кэтлин. — Он похож на большого дружелюбного медвежонка.

— Да — согласилась Изабел, — на первый взгляд это действительно так. Но я по опыту знаю, что внешний вид часто бывает обманчивым. Я дорого заплатила за этот урок и запомнила его на всю жизнь.

— Твой муж был чудовищем, но это не означает, что все мужчины таковы. Ты говорила, что Карлос был красив и его манеры поначалу казались весьма приятными, но, когда он показал свою истинную сущность, оказалось, что он негодяй.

Изабел молча кивнула.

— Но если говорить об обманчивости внешнего вида, то посмотри на Доминика с этой точки зрения. У него вид огромного свирепого пирата, настолько зловещий, что способен привести в ужас любую женщину, это уж точно. А на самом деле он совсем не такой — добрый, мягкий, верный друг. Знаешь, Изабел, если бы я доверила ему свою жизнь, он бы, не задумываясь, пожертвовал своей, защищая меня.

— Но он такой огромный и мускулистый, — продолжала спорить Изабел. — Мне становится страшно при мысли о том, что может случиться, если я рассержу его. Одним ударом могучей руки он способен расколоть мне голову как арбуз.

— Изабел, он к тебе неравнодушен. Каждый его взгляд, каждый жест выдают это. Он постоянно следит за тобой глазами, как потерявшийся щенок. Он никогда не обидит тебя, дорогая. Я знаю это.

Изабел покачала головой:

— А я не знаю. Я бы хотела подружиться с ним, но в самом деле не знаю, смогу ли когда-нибудь полностью доверять мужчине. У Доминика шрамы на лице, и все могут их видеть, а у меня душа в невидимых шрамах.

— Я знаю, amiga[2]. Единственное, о чем я прошу, будь с ним иногда поласковее. Он тоже мой друг, и я не хочу, чтобы ему было больно. Он ничего не знает о твоем прошлом, и мне кажется, он думает, что его габариты и шрамы отталкивают тебя. Он понимает, что некрасив, и хотя никогда об этом не говорит, в душе очень переживает, что у него такой устрашающий вид.

— О Боже! — вздохнула Изабел с несчастным видом. — Я и не догадывалась об этом. У меня в мыслях не было его обидеть. Просто он меня пугает, и я ничего не могу с этим поделать. Я попытаюсь вести ceбя иначе, но я ничего не обещаю.

— Время покажет, — предсказала Кэтлин с каким-то отсутствующим видом. — Со временем с нами обеими может произойти много неожиданного.

Прошло три недели, а они так и не обнаружили даже щепки от «Кэт-Энн». Создавалось впечатление, что корабль растворился в воздухе или в глубинах залива. Кэтлин постепенно утрачивала свое воодушевление, и день ото дня становилась угрюмей.

Тогда-то Жан и решил, что им следует навестит пиратскую братию, выяснить, не видел ли кто из них «Кэт-Энн» и нет ли у них каких-либо сведений о фрегате.

— А они скажут нам, если им что-то известно? — скептически спросила Кэтлин.

— Думаю, мне скажут. У нас много общих дел. Я покупаю у них награбленные товары, которые продаю потом в Новом Орлеане — кое с какой прибылью для себя, конечно. Но и им я плачу по справедливости. Они не решатся обидеть своего основного покупателя. — Жан пожал плечами. — Ну а о том, о чем они умолчат, мы, возможно, сумеем догадаться по их реакции. За долгие годы я понял, насколько важно наблюдать за реакцией человека, особенно за выражением его глаз. Это не раз спасало мне жизнь.

Кэтлин согласилась.

— Первое правило лучших фехтовальщиков — никогда не отводи глаз от лица противника. — Она улыбнулась, почувствовав новый прилив энергии. — Хотела бы я как-нибудь скрестить шпаги с тобой, Жан. Не так-то много на свете мужчин, которых я считаю достойными противниками, но ты — другое дело. Сразиться с тобой было бы хорошей проверкой моего мастерства.

Они направились к проливу Бока Гранд[3], названному так за свое широкое устье. Здесь находился остров который известный пират Хосе Гаспарилья избрал своим убежищем, назвав его остров Гаспарилья. Пират этот пользовался дурной славой — захватив корабль, он обычно приказывал убить всю команду выбросить тела за борт. Зачастую женщин и детей постигала та же участь, если только у них не было богатых родственников, которые могли заплатить выкуп. Обычно он оставлял в живых только красивых или богатых женщин. Судя по тому, что рассказал Жан, Гаспарилья был абсолютно беспринципным человеком. Поэтому вызывал удивление тот факт, что он не причинял никакого вреда тем женщинам, за которых надеялся получить большой выкуп от их семей. Более того, чтобы уберечь этих женщин от возможных посягательств со стороны своей разбойной команды, он даже выстроил для них лагерь на отдельном острове. Остров назывался Островом Заключенных, и томившихся на нем узниц охраняли самые доверенные люди Гаспарильи.

Но пленниц молодых и достаточно хорошеньких для того, чтобы привлечь похотливое внимание Гаспарильи, ожидала совсем иная участь, если у них не было богатых родственников. Большинство из них становились наложницами Гаспарильи и оставались ими до тех пор, пока не надоедали ему, что происходило с удивительной регулярностью. Говорили, что у него вспыльчивый, неукротимый характер, и горе той женщине, которая чем-то прогневила его. Гаспарилья не утруждал себя избиением или другим телесным наказанием, он просто приказывал отрубить провинившейся голову.

Как только какая-нибудь новая пленница возбуждала его похоть, одной из обитательниц его гарема приходилось уступать ей место. Отвергнутая девушка могла считать, что ей повезло (а может, и наоборот, в зависимости от того, как на это посмотреть), если ее передавали людям Гаспарильи, которые развлекались с ней как хотели. В иных случаях ее просто убивали.

В Гаспарилье странным образом сочетались черты безжалостного зверя и образованного джентльмена.

Он происходил из аристократической испанской семьи, получил хорошее образование и когда хотел, что, впрочем, случалось не часто, умел вести себя как истинный джентльмен. На своем острове он построим себе прекрасный дом, роскошно обставив его награбленными вещами. В этом доме в часы досуга он: любил отдыхать, читать, заниматься любовью. Время посвященное отдыху, он предпочитал проводить в тишине и потому, желая оградить свой покой, поселил свою шумную команду в деревне на отдельном острове, где они могли вволю буянить, не беспокоя своего хозяина и господина. Гаспарилья был полновластным владыкой этого маленького рая. Непредсказуемый крутой характер и шпага, которую он, не задумываясь, пускал в ход, обеспечивали ему полное подчинение его «подданных».

Узнав о репутации Гаспарильи, Кэтлин подивилась тому, что Жан хочет взять ее и Изабел с собой на остров, о чем ему и сказала. Жан посмотрел на нее с выражением одновременно кротким и проник дательным.

— Естественно, я не хотел бы этого делать, но ты вбила в свою упрямую голову отправиться к нему самой. Я достаточно хорошо тебя знаю и не без основания предположил, что, попроси я тебя не ехать, ты бы меня не послушала и все равно отправилась бы к Гаспарилье, пренебрегая опасностью. Разве я не прав?

У Кэтлин хватило совести выглядеть смущенной.

— Поэтому я решил, что лучше взять тебя с собой. Тогда я, по крайней мере, смогу оберегать тебя. Если! бы ты отправилась одна, Гаспарилья не выпустил бы тебя с острова. Твоя красота была бы достаточной причиной задержать тебя на острове, а твоя гордости и острый язык погубили бы тебя. А так Гаспарилья будет знать, что ты находишься под моей защитой.

Изабел встревожилась. Переводя взгляд со своего смелого костюма на такой же костюм Кэтлин, она спросила:

— Может, нам с Кэтлин надеть платья? Эти бриджи так обтягивают… Люди Кэтлин и ваши не позволят, себе ничего непристойного, но зачем будоражить кровь Гаспарильи и его головорезов?

Жан обдумывал вопрос Изабел, а Кэтлин ждали что он скажет.

— Нет, — наконец заявил он. — Насколько мнеизвестно, Гаспарилья предпочитает изящных, слабых; женщин, с которыми нет никаких хлопот. Полагаю, волевые, умеющие постоять за себя женщины привлекают его куда меньше. Не давайте ему заметить, что вы испуганы. Не настраивайте его против себя, не задевайте его гордость. В то же время ведите себя так, чтобы он понял, что вы себя в обиду не дадите. Если вы учтете мои советы, думаю, он не позволит себе ничего лишнего, да еще зная, что вы под моей защитой.

— Не позволит, если ему жизнь дорога, — заявила Кэтлин, притрагиваясь к эфесу шпаги. — Ни при каких обстоятельствах я не расстанусь с этим надежным клинком, пока мы на острове.

Характеристика, данная Жаном Гаспарилье, оказалась верной, хотя и не полной. Подав сигнал о своем прибытии, корабли Жана, Кэтлин и Доминика бросили якорь в маленькой бухте. Едва гости высадились на берег, как их проводили к дому Гаспарильи, где их ожидал хозяин, которого уже известили об их прибытии. Они расселись в просторной, со вкусом обставленной гостиной. Спустя несколько минут туда вошел Гаспарилья. Почти такой же огромный, как Доминик, он сразу заполнил собой всю комнату. Кэтлин с первого взгляда поняла, что Гаспарилья принадлежит к типу мужчин, которые одержимы идеей мужского превосходства и мнят себя образцом всех мужских достоинств. Это угадывалось по гордо поднятой голове, по походке, по высокомерному выражению стальных глаз. Казалось, что губы его, скрытые под густыми усами, постоянно кривятся в презрительной усмешке. Судя по всему, он любил хорошо одеваться и умел это делать. Кэтлин решила, что его нельзя назвать уродом, хотя красивым, в ее понимании этого слова, он тоже не был. К тому же лицо его сильно проигрывало от застывшего на нем Цинично-высокомерного выражения.

Кэтлин наблюдала как он обвел глазами своих гостей, задержав взгляд на ней и Изабел. Растянув губы в улыбке, он обратился к Жану:

— Жан Лафит, что привело тебя на мой остров так скоро? Совсем недавно я продал тебе все свои товары и сейчас мне нечего тебе предложить.

Жан спокойно выдержал его взгляд.

— Нас привело сюда дело совсем иного рода, Хосе. Это очень важное дело и оно касается моих друзей.

Приподняв одну густую бровь Гаспарилья посмотрел на Жана полными цинизма глазами.

— Вот как? А я к этому какое имею отношение?

— Мы пытаемся найти пропавший корабль и его команду. Возможно, ты видел его в этом районе или слышал о нем. — Жан осторожно подбирал слова, стараясь ничем не задеть Гаспарилью. Если пират заподозрит, что его обвиняют в причастности к исчезновению «Кэт-Энн», он не скажет им ни слова.

В комнате воцарилось напряженное молчание, пока Гаспарилья обдумывал услышанное. Очевидно, выражение лица Жана не вызвало у него никаких подозрений. Он спросил:

— Какой корабль вы разыскиваете и с какой целью?

Жан подробно рассказал об исчезновении Энн» во время шторма.

— Это случилось почти два месяца назад, — закончил он, — и с тех пор никто не видел ни фрегата, моего друга. Вот уже несколько недель мы прочесываем острова, но безуспешно.

— Мне нужно описание судна.

И тут Жан представил Кэтлин:

— Это Кэтлин Тейлор, жена Рида и мой хороший друг. Она сможет сообщить тебе все необходимые сведения о «Кэт-Энн».

Теперь поднялись обе брови. Гаспарилья оглядел Кэтлин с головы до ног, во взгляде мелькнула похоть. Внутренне Кэтлин вскипела.

— Будет тебе, Жан, — ответил Гаспарилья. — Что за странная шутка?

— Это не шутка, уверяю вас, — голос Кэтлин бы холоден, как лед, и таким же холодным был взгляд. — «Кэт-Энн» — сто семидесятифутовый фрегат, вес без груза пятьсот тонн, грузоподъемность одна тонна. Он быстрый и маневренный, в команде пятьдесят человек. Оснащен тридцатью пушками. Его отличительная черта — фигура на носу, изображающая полуженщину-полукошку.

Перечислив все характеристики корабля, Кэтлин холодно уставилась на Гаспарилью, слушавшего с вежливым интересом.

— Сколько на нем мачт?

— Три, — на лице Кэтлин отразился гнев, ведь любой знал, что у фрегата три мачты.

— Сколько парусов на грот-мачте?

— Восемь, считая стаксели.

— Он такой же быстроходный, как «Прайд» Жана?

— «Прайд» — шлюп, и вы это прекрасно знаете, — ответила Кэтлин.

— Каков его бимс? — Гаспарилья имел в виду ширину фрегата в самой широкой части.

— Сорок футов.

— Породы дерева?

— Тик в качестве палубного материала, обшивка из красного дерева, штурвал из красного дерева.

Гаспарилья раздвинул губы в широкой улыбке.

— Мне очень жаль, но я его не видел. Если он хотя бы вполовину такой, каким вы его описали, то это стоящее судно.

— Самое лучшее, — откровенно похвасталась Кэтлин.

— А ты помнишь шторм, о котором я говорил? — вмешался Жан. — В такое время года он, должно быть, был весьма свирепым.

Гаспарилья согласно кивнул.

— Да, так оно и было. Меня он тоже застиг в море, и я едва сумел добраться до острова без потерь.

— А может Брю Бейкер видел «Кэт-Энн»? — вступил в разговор Доминик. Он имел в виду другого пирата, чьей базой был остров Бокелиа, расположенный неподалеку. Именно Брю познакомил братьев Лафит с Гаспарильей.

— Может быть, — пожал плечами Гаспарилья. — Если так, мне он об этом ничего не говорил, что, впрочем, не удивительно. — Глядя на Кэтлин и о чем-то размышляя, он добавил: — Я мог бы послать за ним, а вы тем временем воспользовались бы моим гостеприимством.

Кэтлин встретилась с ним взглядом.

— До какой степени, сеньор Гаспарилья? — осведомилась она.

В глазах Гаспарильи, рассматривавшего Кэтлин и Изабел, появилось хитроватое выражение.

— Пробыв столько времени в плавании, вы, дамы, видимо, устали и наверное мечтаете о горячей ванне и мягкой постели, — вкрадчиво заговорил он. — По моему приказу слуги приготовят их для вас в одно мгновение, а заодно и обед, какого вы, надо полагать давно не пробовали.

— Я прекрасно могу обойтись без удобств и жаловаться не буду. Единственное мое желание — как можно скорее найти мужа, — решительный тон Кэтлин свидетельствовал о том, что она говорит серьезно.

— Мы пополним запасы воды, купим у тебя провизию, какая найдется, и дождемся прибытия Брю на своих кораблях, — поддержал ее Жан.

— Мой человек доложил, что в бухту вошли три корабля, — начал Гаспарилья с проснувшимся вдруг интересом, — и что нам известны только два. По его словам, твой фрегат просто загляденье. Когда ты приобрел его?

— Он не мой. «Старбрайт» — корабль миссис Тейлор. С тремя кораблями можно расширить район поисков.

— У вас опытная команда и капитан, миссис Тейлор? — вежливо поинтересовался Гаспарилья. Я был бы счастлив предоставить в ваше распоряжения нескольких моих людей.

Кэтлин ответила на его взгляд твердым взглядом.

— Спасибо, не надо. У меня надежная команда и самый преданный капитан.

Последние слова вызвали ухмылку у Доминика, которая не ускользнула от внимания Гаспарильи. Подобие улыбки скользнуло даже по губам маленькой брюнетки, до сих пор остававшейся молчаливой и серьезной.

— Ты ведешь корабль леди, Доминик?

— Нет, нет, я веду третий корабль, — заверил его Доминик. — Миссис Тейлор сама капитан на своем фрегате, и неплохой капитан.

Серые глаза расширились от изумления, и Гаспарилья вновь оглядел необычный костюм Кэтлин. Взгляд его задержался на шпаге, висевшей у округлого бедра.

— Вы капитан «Старбрайта»? — с изумлением повторил он.

— Да.

Из горла вырвался короткий смешок.

— Так вы одна из тех чудных женщин, которые воображают себя мужчинами? — с издевкой произнес он. Может, ваш муж был недостаточно хорош и не удовлетворял вас? Может, вам нужен настоящий мужчина способный поставить вас на отведенное вам в этом мире место?

Зеленые глаза вспыхнули. Рука сжала эфес шпаги.

— Мой муж был именно тем мужчиной, который мне нужен, и если у вас возникнет искушение доказать обратное, советую вам сначала покаяться в грехах. Эта шпага не просто украшение. Ее острый клинок умеет разить быстро. Любой, кто попытается завладеть тем, что принадлежит Риду, не замедлит познакомиться с карающим ударом.

Жан и Доминик встали по бокам Кэтлин.

— Честь обязывает меня защищать жену друга в его отсутствие, Хосе, а я серьезно отношусь к своим обязанностям, — заявил Жан.

Гаспарилья примирительно засмеялся:

— Друзья мои, не обижайтесь без причины. У меня столько женщин, что я не знаю, что с ними делать. К чему мне эти две, предпочитающие носить мужское платье и хвастающие мужскими талантами? — Однако похотливое выражение, с каким он смотрел на соблазнительные фигуры двух стоявших перед ним женщин, противоречило этим пренебрежительным словам.

Изабел с трудом подавила дрожь страха, а Кэтлин — отвращения.

— Так не забывайте об этом, — резко ответила она и, повернувшись, быстро зашагала назад к «Старбрайту».

— Как ты думаешь, Гаспарилья предпримет что-нибудь? — с беспокойством спросила Изабел, когда обе девушки готовились ко сну в каюте Кэтлин.

Они не слишком охотно приняли приглашение Гаспарильи отужинать у него. Во время ужина Доминик бдительно охранял Изабел, а Жан — Кэтлин. Следуя примеру Жана, они ели и пили только то, что подавалось всем, так как не хотели рисковать, подозревая, что Гаспарилья не остановился бы перед тем, чтобы подсыпать им что-нибудь. В конце концов, он был пиратом безо всяких моральных устоев, и доверять ему было нельзя.

— Понятия не имею, — ответила Кэтлин, — но думаю, что сегодня нам на всякий случай лучше переночевать вместе.

Они забрались в широкую кровать, положив в изголовье обе свои шпаги. Раньше они уже обсудили план действий на случай каких-либо неожиданностей.

Спустя какое-то время чутко спавшая Кэтлин услышала скрип открываемой двери. Тихонько толкну Изабел, она почувствовала, как напряжено тело подруги, и поняла, что та тоже настороже.

Послышался звук шагов, приближающихся к кровати. Было ясно, что в каюту вошли двое. Шестое чувство подсказало Кэтлин, что третий стоит снаружи у двери. Незнакомцы подняли кинжалы, намереваясь судя по всему, вонзить их в горло своих жертв. Кэтлин и Изабел отреагировали молниеносно. Постоянные тренировки сослужили Изабел хорошую службу — ее клинок вошел в нижнюю часть груди нападавшего. Кинжал, теперь безвредный, упал на матрас, а мужчина со стоном схватился за бок. Сконцентрировав внимание на втором нападавшем, Кэтлин подняла шпагу для удара. Она лежала на левой стороне кровати и нанести удар ей было значительно труднее, но ей все же удалось это сделать, причем более успешно, чем она сама рассчитывала. Тусклый свет, проникавший сквозь иллюминатор, отразился от клинка ее шпаги, и она увидела, что напрочь отсекла нападавшему руку. Брызнула кровь, а бандит застыл в ужасе уставясь на упавшие на пол кинжал и собственную кисть.

Третий пират бросился на помощь товарищам. Кэтлин мгновенно соскочила с кровати со шпагой наготове. Несколькими точными ударами она разоружила мужчину, его кинжал со звоном упал на noл и откатился куда-то, оказавшись вне пределов досягаемости пирата.

Услышав звон шпаг и крики раненых в каюту вбежали люди Кэтлин со шпагами наголо. Они остановились в дверях, наблюдая, как Кэтлин приставила острие своей шпаги к горлу безоружного теперь мужчин!

— Ну, дружок, кто послал тебя? — она легонько кольнула его, выступила капля крови. Ее ледяной взгляд говорил, что шутить она не намерена.

— Гаспарилья, — выдохнул пират.

— Убить нас или похитить?

Мужчина судорожно вздохнул, его кадык заходил ходуном.

— Нам было приказано доставить вас обеих к нему, — признался он.

— Отведите их на палубу, — распорядилась Кэтлин. Взглянув на своего первого противника, беспомощно зажимающего обрубок руки, пытаясь остановить кровь, она презрительно добавила: — Не забудьте найти под кроватью руку этого кретина. Выбросьте ее на съедение рыбам.

Кэтлин и Изабел тоже пошли на палубу, не придавая значения тому, что на них были только тонкие ночные сорочки. Там они обнаружили Финли, потиравшего огромную шишку на затылке. Второй караульный занимался такой же шишкой. Кроме них двоих никто больше не пострадал. Выяснив это, Кэтлин повернулась к трем пиратам.

— Возвращайтесь к Гаспарилье и передайте ему следующее: мы милосердно обошлись с вами. По правилам, вас следовало бы убить. Скажите ему также, что если он снова пошлет своих головорезов на мой корабль, я не выпущу их живыми. Это я ему обещаю, а я всегда выполняю свои обещания.

Желая быть уверенной, что Гаспарилье передадут ее слова, Кэтлин послала нескольких своих людей проводить троих пиратов до дверей его дома. Выставив новую охрану, Кэтлин и Изабел дождались, пока уберут каюту, и возобновили прерванный отдых. Однако Изабел спала неспокойно, и Кэтлин несколько раз просыпалась, чтобы успокоить подругу, которую, судя по всему, мучили кровавые кошмары.

ГЛАВА 10

На следующее утро Кэтлин, Изабел, Жан и Доминик без всякой опаски подошли к изящному дому Гаспарильи. Пират сидел за столом, поглощая завтрак. Кэтлин приблизилась и, не колеблясь, выложила в центр стола залитые кровью простыни. В ее глазах читалась железная решимость.

— Гаспарилья, — мрачно сказала она, — вы должны мне две чистые простыни.

Он кивнул, внешне оставаясь спокойным, но в глазах появилось восхищение и уважение.

— Примите мои извинения, миссис Тейлор, мисс Фернандес, — и, обращаясь ко всем, добавил: — Садитесь, позавтракаем вместе.

— Мы уже завтракали, — ответил Жан.

— Тогда хотя бы выпейте кофе.

Доминик и женщины отклонили и это предложение, а Жан, к общему удивлению, согласился.

— Я бы хотел кое-что обсудить с тобой, Хосе. После того, как остальные ушли, оставив их одних,

Жан сразу же перешел к делу:

— Хосе, если Брю Бейкер не сообщит нам ничего нового о «Кэт-Энн», я бы хотел привлечь тебя к поискам Рида и его команды. Тебе хорошо заплатят за это.

Приподняв густые брови, Гаспарилья оценивающе посмотрел на него.

— А кто будет платить — очаровательная миссис Тейлор или ты?

Жан примирительно улыбнулся:

— Я, Гаспарилья, и конечно золотом. Теперь ты, наверное, убедился, что Кэтлин не меняет своих привязанностей. Она искренне хочет найти мужа, которого любит всем сердцем.

— Жаль, — вздохнул Гаспарилья, — но я должен уважать ее верность этому человеку. Она настоящая женщина и ее маленькая подруга сеньорита Фернандес тоже.

— Доминик, не задумываясь, убьет тебя, если ты дотронешься до волоска на голове сеньориты Фернандес, — серьезно предупредил его Жан.

Гаспарилья хитро улыбнулся:

— Так же, как и ты, если я посягну на Кэтлин Тейлор.

Жан кивнул.

— Она жена моего друга.

— Не пытайся одурачить меня, Жан Лафит, — рассмеялся Гаспарилья. — Ты любишь ее. Ты постоянно следишь за ней глазами, а когда думаешь, что она не видит, бросаешь на нее взгляды, в которых нежность смешивается с желанием.

Жан не стал этого отрицать.

— Да, я люблю ее, — признал он. — Я люблю ее с того самого момента, когда впервые увидел

пять лет назад. Но уже тогда она была женой Рида, а я слишком их уважаю, чтобы допустить что-то, порочащее нашу дружбу.

— И все же ты хочешь ее, — настаивал Гаспарилья. — Если ее муж не найдется, что тогда?

— Тогда Кэтлин вне всякого сомнения вернетсядомой к детям.

— У нее есть дети? — удивился Гаспарилья.

— Двое — сын и дочь.

— Но если выяснится, что капитан Тейлор утонул, — настаивал Гаспарилья, — тогда ты возьмешь ее?

Жан засмеялся:

— Никто не может «взять», как ты выразился, Кэтлин.

— Если ты хочешь ее и если окажется, что Рид погиб, почему не взять то, что тебе хочется? — Гаспарилья никак не мог понять странной, на его взгляд, логики Жана. — Возможно, она будет сопротивляться, но ты сумеешь показать ей, кто хозяин.

Жан покачал головой, с сожалением глядя на стоявшего перед ним мужчину.

— Ты так и не понял главного, Гаспарилья. Если Кэтлин когда-либо и станет моей, то лишь при условии, что сама этого захочет. Я не намерен принуждать ее, подавлять яркую индивидуальность, которой так восхищаюсь. Если, не приведи Господи, выяснится, что Рид и вправду погиб, я бы не хотел, чтобы она обратилась ко мне, ища лишь сочувствия, утешения, понимания. Тогда и только тогда мы разделим нашу страсть, когда Кэтлин придет ко мне с любовью в сердце, если такой день вообще настанет. Мне не нужно привидения в постели.

Гаспарилья пожал плечами.

— Поступай как знаешь, Жан. Я по-прежнему считаю, что ты дурак, но это твоя жизнь.

Брю Бейкер прибыл днем. Этот английский капитан, ставший пиратом, не видел ни «Кэт-Энн», ни кого-либо из его команды. Будучи не в силах устоять перед щедрым вознаграждением, которое Жан обещал выплатить золотом, оба пирата согласились участвовать в поисках Рида.

Пять дней спустя, когда каждый корабль кружил в отведенном ему районе, три громких выстрела прозвучали в воздухе. Это был сигнал, что один из них наткнулся на что-то, заслуживающее внимания.

На «Старбрайте» Кэтлин замерла, услышав этот сигнал. Казалось, кровь вдруг перестала бежать по венам. Она похолодела и побледнела, несмотря на жаркое летнее солнце, ее затрясло и, закачавшись, она опустилась на палубу.

— О Господи! — горячо взмолилась она. — Пусть он будет жив! Пусть с ним все будет в порядке! — Несмотря на долгие недели поисков, она все равно испытала потрясение при мысли, что через несколько минут возможно узнает судьбу мужа.

Кэтлин вздрогнула, почувствовав, что чьи-то руки обнимают ее за плечи. Над ней склонилась обеспокоенная Изабел, на лице которой читалось сочувствие и сострадание.

— Изабел, мне так страшно, — прошептала Кэтлин, едва двигая побелевшими губами. — Теперь, когда наступил момент, которого я ждала все это время, мне ужасно страшно.

— Я знаю, Кэтлин, — попыталась утешить ее Изабел. — Я знаю, amiga. Но команда ждет твоих приказов. Ты должна собраться с силами. Нам нужно выяснить, что же там нашли.

Над ней раздался знакомый голос:

— Капитан! — Финли сумел вложить в одно это слово всю свою симпатию.

Кэтлин с трудом сглотнула и быстро заморгала, сдерживая слезы.

— Помоги мне встать, — хрипло проговорила она, протягивая Финли руку. — И… полный вперед, Финли. Мы ничего не узнаем, сидя здесь и изнывая от беспокойства. Пожалуйста, передай мой приказ команде.

— Вы встанете к штурвалу?

— Да. По крайней мере, мне будет на что опереться, а то ноги не держат, — вымученно пошутила Кэтлин.

«Старбрайт» плыл туда, откуда раздались выстрелы. Сердце Кэтлин колотилось в груди как бешеное, дыхание стало прерывистым. Она испытывала одновременно надежду и страх, к которым примешивалось еще смутное облегчение от того, что ее томительному ожиданию пришел конец.

Но, как оказалось, все обстояло не так-то просто. Нервы Кэтлин подверглись самому тяжелому за всю ее жизнь испытанию, когда они прибыли к нужному месту.

Жан и Доминик, прибывшие туда на несколько минут раньше Кэтлин, уже видели то, что обнаружил Брю Бейкер. Их корабли бок о бок покачивались на волнах, словно охраняя эту находку. «Старбрайт» обошел «Прайд», и Кэтлин увидела Жана и Доминика, молча стоявших на палубе. Лица у обоих были сумрачные, и даже в воздухе, казалось, витал дух несчастья.

Затем она и сама увидела находку, так опечалившую Жана с Домиником, и громко охнула. Голова закружилась, и Кэт схватилась за штурвал, боясь, что упадет в обморок. На глубине примерно двадцати футов под прозрачной поверхностью воды лежали останки некогда прекрасного и гордого «Кэт-Энн». Удерживаемый цепкими пальцами кораллового рифа, корабль тихо покачивался в такт с легким волнением моря — разбитый, лишенный признаков жизни.

Кэтлин согнулась над штурвалом, зажав голову руками. Удары сердца отдавались в горле и висках, кровь прилила к голове, накатил приступ тошноты. Боль пронзила каждую клеточку ее тела, и у нее возникла мысль, что лучше бы умереть на месте.

Она душераздирающе стонала, молясь про себя, чтобы кончился этот самый страшный в ее жизни кошмар.

Кэт не почувствовала, как чьи-то сильные руки оторвали ее пальцы от штурвала, не услышала сказанных шепотом слов: «Пойдем вниз, дорогая, подальше от любопытных глаз». Глаза ее были широко открыты, но ничего не видели из-за застилавших их слез, и она не увидела выражение муки на лице Жана, когда он поднял ее и понес в каюту. У нее не осталось иных ощущений, кроме боли, заполнившей все ее существо.

Кэтлин, казалось, не сознавала, что все время глухо плачет. Собственные рыдания воспринимались ею как рыдания какой-то другой незнакомой женщины, оказавшейся в оболочке, некогда бывшей телом Кэтлин. Лицо и волосы Кэтлин были мокрыми от слез, но в ее представлении причиной этого могли быть морские брызги или дождь. В ее голове не было никаких мыслей, руки и ноги окоченели, а сердце, казалось, перестало биться и гнать кровь по жилам. Если бы не постоянная боль, Кэтлин не знала бы, жива она или умерла. Впрочем, помимо боли ею, осознавалось еще ощущение утраты.

Однако постепенно молодое тело Кэтлин перебороло охватившее ее стремление к смерти. Бессознательно ища тепла и утешения, она, как маленький ребенок, свернулась поуютнее в объятиях Жана, крепко обхватив его за шею. Он нежно гладил ее по голове и спине, а она положила голову ему на грудь, черпая силы в ритмичном биении его сердца. Это свидетельство жизни было необходимо ей, чтобы самой ухватиться за жизнь и побороть грозившее ей безумие. Наконец ее опухшие, тяжелые веки опустились, и она заснула под мерное биение сердца Жана. Проснувшись некоторое время спустя, Кэтлин обнаружила, что Жан все еще обнимает ее. Облизнув сухие дрожащие губы, она прошептала:

— Жан! — Она вглядывалась ему в лицо скорбными глазами, но не находила в нем ничего, что могло бы дать ей надежду. — Он действительно погиб, да, Жан?

Жан тяжело вздохнул:

— Похоже на то, дорогая. Сейчас ныряльщики исследуют обломки, возможно, найдут и тела утонувших.

Слезы снова затуманили ей глаза.

— Если они наткнутся на тело мужчины в черных брюках и рубашке… — она задохнулась, но спустя несколько секунд с усилием продолжила: — …с перстнем из оникса на пальце, на котором носят обручальное кольцо, это будет Рид.

Жан крепче обнял ее в напрасной попытке принять на себя хотя бы часть ее боли, хотя ему самому тоже было очень плохо: ведь он потерял старого, верного друга.

Наступил вечер, и ныряльщики отложили свое занятие до утра. Никто не предлагал бросить все и уплыть оттуда. В угрюмом молчании устроились они на отдых в ожидании сумрачного рассвета нового кошмарного дня.

Осмотр «Кэт-Энн» завершился в середине следующего дня. Были обнаружены тела примерно трети команды, но Рида среди найденных не было. Записи в судовом журнале, который сохранился благодаря тому, что был завернут в промасленную ткань, велись вплоть до дня шторма, но в нем ничего не сообщалось о том, что же произошло в тот роковой день.

Очевидно, во время шторма корабль сбился с курса и наскочил на коралловый риф, что и довершило начатое штормом разрушение. Если тела, найденные капитаном Гатри, действительно были телами матросов с «Кэт-Энн», то вместе с телами, обнаруженными при осмотре останков корабля, они составляли две трети команды.

Где же были остальные? Где был Рид? Эти вопросы продолжали звучать в измученном мозгу Кэтлин весь бесконечно долгий день и всю ночь и наутро привели к решению продолжать поиски. Жан и Доминик придерживались того же мнения. Все трое чувствовали, что необходимо прочесать многочисленные острова, окружавшие место трагедии; все трое были теперь уверены в том, что если ни на одном из этих островов они не обнаружат Рида, значит он тоже погиб.

Судовой журнал позволил им узнать кое-что новое. Судя по записям, обмен пленными прошел гладко. «Кэт-Энн» обменял двадцать английских военнопленных на такое же количество американских, среди которых была одна женщина.

В журнале имелась запись Рида, касающаяся этой женщины. Мисс Салли Симпсон гостила в Англии, когда началась война. Она оказалась на территории вражеского государства и отчаянно стремилась уехать домой. Друзья, с которыми она находилась в Англии, жили в Германии. Вместе с ними она попыталась пересечь границу, но ее задержали. Бедная девушка провела несколько месяцев в английской тюрьме. Эти месяцы показались ей вечностью, и она со слезами благодарила Бога за то, что ее включили в состав группы пленных, которых решили обменять на англичан, захваченных американцами.

В приписке Рид замечал, что по какой-то ему самому непонятной причине Салли напомнила Кэтлин. Возможно, дело было в ее телосложении, мужестве и решительности. На первый взгляд никакого сходства между ними не было — Салли Симпсон была голубоглазой блондинкой, которой едва исполнилось восемнадцать.

Прочитав эти личные заметки Рида, Кэтлин почувствовала укол бессмысленной ревности оттого, что Рид сравнивал ее с этой незнакомкой, что этому была посвящена последняя запись в журнале. В душе ей хотелось, чтобы его последние мысли были только о ней и детях, и она с болью в сердце подумала о том, что Рид был слишком озабочен спасением девушки, тело которой, кстати, тоже не было найдено, и не вспомнил о ней, Кэтлин. Кэтлин было ненавистно представление того, как Рид погружается в пучину в объятиях другой женщины. Как ни старалась, она не могла избавиться от этой глупой, нездоровой ревности.

В течение последующих нескольких дней они усиленно обыскивали близлежащие острова. На двух были найдены еще несколько обломков. Затем на маленьком пляже обнаружили разбитую шлюпку. Кэтлин отправилась на этот остров вместе с небольшой поисковой группой. Примерно в миле от берега они наткнулись на озерцо пресной воды и пятерых людей, спасшихся после кораблекрушения.

Луч надежды вновь забрезжил в душе Кэтлин — трое из этих людей были матросами с «Кэт-Энн», а двое других — обменными пленными. Только один из них не пострадал. Он заботился об остальных как мог, не рассчитывая, впрочем, на спасение. Его товарищи находились в очень тяжелом состоянии: у одного была сломана нога и несколько ребер, у другого — глубокая гноящаяся рана на ноге. Похоже было, что ногу он потеряет. Третий, и так уже ослабевший от пребывания в английской тюрьме, впал в беспамятство, у него был сильный жар. И наконец, у последнего матроса была оторвана рука и большая рана на лбу. Вероятность того, что он выживет, была ничтожно мала.

Раненых осторожно переправили на корабль, а Кэтлин с Жаном принялись расспрашивать единственного более-менее здорового из спасенных. Рассказ его был неутешительным.

Шторм, в который они попали, был самым свирепым из всех, какие он мог вспомнить за всю свою долгую службу матросом. «Кэт-Энн» и вправду сбился с курса, но капитан Тейлор и команда прилагали все усилия, чтобы удержать корабль на плаву. Потом от

удара молнии упала грот-мачта, убив нескольких человек. Корабль стал разваливаться. Еще нескольких матросов смыло волнами за борт. И все же корабль, хотя и с трудом, но оставался на плаву, пока внезапно не наскочил на коралловый риф. Острые кораллы проткнули искалеченное судно, в его корпусе образовалась зияющая дыра.

Фрегат стал быстро тонуть. Люди оказались в воде. Они пытались спастись — кто в шлюпке, а кто ухватившись за бочки и куски обшивки. Сам он, рассказал матрос, ухватился за борт шлюпки, которую швыряли огромные волны. Течение быстро несло их куда-то. Он еще успел увидеть, как капитан Тейлор прыгнул с тонущего корабля, перекинув через плечо белокурую девушку. Спустя несколько минут он заметил светлые волосы и платье, когда девушку пронесло мимо него. Было слишком темно, и он не смог разглядеть, жива ли она и был ли с ней капитан Тейлор. К этому рассказу он смог добавить только одно: те, кому удалось добраться до острова, не видели с тех пор ни капитана Тейлора, ни девушки, никого из команды. Их собственное спасение в тот момент, когда они уже совсем отчаялись, казалось ему настоящим чудом, и он не находил слов для выражения благодарности.

С воскресшей надеждой они еще в течение недели прочесывали острова, но не обнаружили больше ни одного оставшегося в живых, лишь еще семь трупов. Ни Рида, ни мисс Симпсон среди них не было. Наконец настал день, которого со страхом ждала Кэтлин. Они осмотрели все острова, на которые предположительно могло вынести штормом жертвы кораблекрушения. По сути дела они продолжали свои поиски значительно дольше, чем можно было считать разумным. Пришла пора взглянуть в лицо фактам: Рид утонул. Если бы он уцелел, они уже нашли бы его. Где-то в глубине этих, предательски блестевших на солнце, голубых вод лежало среди кораллов его безжизненное тело, и найти его никогда не удастся.

Жан готовился к возвращению на Гранд-Тер. Гаспарилья и Бейкер уже покинули их и поплыли к своим островам. Спасенные матросы постепенно поправлялись, благодаря неустанным заботам врача «Прайда», однако для полного выздоровления им были необходимы полный покой и хорошее питание.

Жан предложил Кэтлин направиться к бухте Баратариа, но она лишь печально посмотрела на него и покачала головой. Она уже едва могла выносить выражение жалости в его карих глазах, да и Изабел с ее постоянной опекой тоже начинала действовать Кэтлин на нервы.

Кэтлин будто окаменела и сейчас это было для нее спасением, но она сознавала, что это временное состояние. Гнев и горе скапливались в ней, грозя вот-вот вырваться наружу, и это пугало Кэтлин. Она понимала, что взрыв чувств окажет на нее более разрушительное воздействие, чем все, пережитое до сих пор.

Она испытывала непреодолимое желание спрятаться от всего и всех, ощущала потребность пережить свое горе в одиночестве, без постоянной заботы, добрых советов и сочувствия друзей. Поэтому когда Жан предложил вернуться на Гранд-Тер, она отказалась.

— Возвращайся, Жан. Забери с собой Доминика и Изабел. Я не поплыву с вами.

Жан нахмурился:

— Кэтлин, дорогая, неужели ты хочешь продолжать поиски? Ты же должна понимать, что это бесполезно.

На губах Кэтлин мелькнуло подобие улыбки, но глаза остались серьезными.

— Я еще не окончательно сошла с ума, Жан4 . Даже я в состоянии признать, что потерпела поражение. Тебе нужно, чтобы я облекла это в слова? Что ж, я скажу. Рид погиб. Я знаю это, но теперь мне предстоит научиться жить с этой мыслью, а для этого я должна быть одна.

— Разумно ли это? — засомневался Жан.

— Разумно или нет, я должна это сделать. Я намерена вывести «Старбрайт» в открытое море. Куда я направлюсь и сколько времени продлится мое плавание, я и сама не знаю. Я хочу, чтобы ты забрал с собой Изабел и кое-кого из моих людей. Пусть со мной останется ровно столько членов команды, сколько необходимо для управления кораблем.

— Разве ты забыла, что идет война? — настаивал Жан — Что, если ты столкнешься с английским военным кораблем?

Кэтлин пожала плечами. Жан прочел в ее глазах фатализм, и его беспокойство возросло во сто крат.

— Я что-нибудь придумаю, если это произойдем — ровным голосом ответила Кэтлин.

— Но ты вернешься, когда все обдумаешь, приведешь в порядок свои чувства? — Он приставал к ней в надежде получить обещание, что она не будет намеренно подвергать себя опасности.

— Вернусь, когда сживусь с мыслью о своей утрате, но когда такой день настанет и настанет ли он вообще, одному Богу известно, — уклончиво ответила Кэтлин.

Настроение Кэтлин внушало опасения и Изабел. Она умоляла подругу отказаться от намерения плыть неизвестно куда или, по крайней мере, позволить ей остаться с ней.

Кэтлин в ответ на уговоры Изабел рассмеялась безжизненным смехом.

— Господи, Изабел. Послушать тебя, можно подумать, что я продала тебя в рабство. Доминик позаботится о тебе, не беспокойся ни о чем.

— Я не о себе беспокоюсь, — резко ответила Изабел. Затем тон ее снова стал просящим. — Обещай мне, что будешь осторожна и вернешься невредимой.

Лицо Кэтлин помрачнело, плечи поникли.

— Я попытаюсь, Изабел. Это самое большее, что я могу обещать. Рид поклялся, что вернется живым и невредимым, и видишь, что получилось. Обещания — это пустые слова. Все мы во власти слепого рока.

Жан стоял на палубе «Прайда», наблюдая, как «Старбрайт» уносит Кэтлин все дальше от него, пока корабль не превратился в черную точку на горизонте. Он жалел, что не запер Кэтлин в каюте и не увез с собой на Гранд-Тер, хотела она того или нет. Он тяжело вздохнул, признав про себя, что ни за что не смог бы так поступить, как бы сильно ему этого ни хотелось.

Пожалуй, он лучше других понимал ее стремление остаться одной. Разве он не испытал тоже самое, когда умерла его любимая жена Рейчел? Оставив детей с женой Пьера, он уплыл зализывать рану и скорбеть в одиночестве, и пусть кто-нибудь тогда попробовал бы нарушить его добровольное отшельничество.

Он лучше самой Кэтлин понимал, что она сейчас чувствует и что еще ей предстоит открыть в собственной душе. Ему были хорошо знакомы эти признаки нарастающего гнева и разочарования, которые у Кэтлин только-только начали проявляться. Всей душой Жан желал разделить с ней ее личный ад или хотя бы заверить ее, что со временем разрушительная буря чувств уляжется. Если бы существовал способ принять ее боль на себя, он бы охотно сделал это, но сердце подсказывало, что это испытание она должна пройти сама и никто за нее этого не сделает.

Поэтому Жан отпустил ее. Он мог только ждать и молиться, чтобы Кэтлин оказалась такой сильной, какой он ее себе представлял. Ему слишком хорошо было знакомо искушение уйти из жизни вслед за любимым человеком. Борьба между силами жизни и смерти могла быть весьма ожесточенной, и он мог только надеяться, что силы жизни одержат верх в этом страшном для Кэтлин поединке. Возможно, потому Бог и позаботился о том, чтобы в такие периоды в душе человека рождался беспричинный гнев. Гнев удерживал человека при жизни, заглушая неизбежное в таких случаях желание воссоединиться с любимым в мире ином. Ему самому поначалу показалось странной ярость, охватившая его после смерти Рейчел, она не вязалась с его огромным горем. Но чем упорнее Жан старался подавить свой гнев, тем сильнее он становился; в конечном итоге, именно бушевавшее у него в душе пламя гнева дало облегчение, которого не смогли дать слезы. Гнев был направлен против несправедливой судьбы. Он проклинал Бога, людей, тяжелые роды, убившие Рейчел, самого себя и даже свою новорожденную дочь.

Затем, когда проклинать было уже некого, этот гнев необъяснимым образом обратился на умершую жену. Она уже дважды рожала, и все обходилось благополучно. Почему же в этот раз у нее не получилось? Как могла она позволить себе забеременеть в самый тяжелый период в истории Сан-Доминго, когда они вынуждены были бежать от революции, спасая свои жизни? И почему, ну почему она позволила, чтобы схватки начались раньше, чем они добрались до Нового Орлеана? Всего несколько часов пути оставалось им до места назначения. И самое главное — какое право имела она умереть и оставить его одного — растерянного, с разбитым сердцем?

Наконец гнев его исчерпал себя. Наступил период скорби, хотя тоже тягостный, но по интенсивности переживаний не идущий в сравнение с первым. Постепенно он примирился с неизбежностью утраты, перестал оспаривать волю Божью. Все это произошло девять лет назад, но и до сих пор бывали моменты, когда он ощущал свое горе так же остро, как и в день смерти Рейчел, хотя подобное случалось с ним все реже. Мысли Жана переключились на Кэтлин, на свою незатухающую любовь к ней, любовь, которая становилась все сильнее, которая давала, ничего не прося взамен.

С усталым вздохом Жан отошел от поручней. Как бы обеспокоен он ни был, сделать он ничего не мог. Оставалось только верить в то, что Кэтлин выдержит это ужасное испытание.

В течение шести дней «Старбрайт» плыл на запад, к центру залива, хотя Кэтлин никакого особого курса не намечала. Погруженная в свое горе, она не обращала внимания, куда и как долго они плывут. Ей было все равно, плыви они хоть в вечность, лишь бы никто не мешал ей.

По большей части она сама стояла у штурвала, но иногда уступала место Финли и тогда забиралась на самую верхушку мачты и сидела там, уставясь на бескрайний голубой простор. Но покоя она не обретала, душу ей разрывали самые различные чувства. Они плыли по спокойным водам, а у нее в груди была настоящая буря — гнев сменялся разочарованием, отчаяние — унынием, тревога — проклятиями. Слезы стали ее постоянным спутником.

Неоднократно у нее возникало желание выпрыгнуть из своего «гнезда печали» и броситься в бездонные глубины. Ее горе не знало предела, боль не знала границ. Но, подавляя и горе, и боль, в Душе разрастался гнев. Под ярким тропическим солнцем гнев созревал и набухал, как нарыв, отравляя ей кровь.

Наконец настал день, когда он с дикой силой прорвался наружу. Одна наверху Кэтлин завизжала, обращаясь к небесам.

— Будь ты проклят, Рид Тейлор! — вопила она. — Будь проклят за то, что оставил меня одну! Ты обещал, — голос на секунду прервался, затем с новой силой вознесся вверх. — Лживый, беспардонный подонок, ты обещал вернуться домой. Что я скажу твоей матери и детям? Неужели говорить им, что ты покоишься на дне океана в объятиях какой-то незнакомки? Если бы ты не пытался спасти ее, если бы не был так по-идиотски галантен, ты был бы сейчас живым и в моих объятиях. — Грудь ее разрывало от боли, но она продолжала изливать свою тоску и ярость. — Ты был отличным капитаном, Рид. Тебе следовало сохранить свой корабль, каким бы свирепым ни был шторм, какими бы высокими ни были волны. Тебе следовало вернуться домой. Что дало тебе право причинить мне эту боль? Что дает тебе право лежать там в полном покое, пока я переживаю этот ад?

Она замолчала и прижалась к мачте, словно дав выход гневу, истощила все свои силы. Она чувствовала себя маленькой, слабой, опустошенной, но более спокойной, чем была в течение всех этих недель. Казалось, боль, точившая ее изнутри, частично вышла наружу. Неистово рыдая, она медленно спустилась с мачты, проковыляла в свою каюту и провалилась в благословенный сейчас сон.

Дэн и Финли с тревогой смотрели ей вслед. Им было тяжело видеть ее страдания и быть не в состоянии облегчить их. Они могли лишь заботиться о ее насущных потребностях и как можно более внимательно следить за ней. Каждый раз, когда она взбиралась на мачту или стояла, отрешенно уставясь в морские глубины, они замирали от страха. Они понимали, в каком напряжении находилась Кэтлин, опасно балансируя на грани утраты рассудка, когда небольшого толчка было достаточно, чтобы сбросить ее в пропасть безумия.

Оба они знали и любили Кэтлин с детства. Дэн, подобно доброму старому дядюшке, терпеливо учил ее сначала вязать морские узлы, потом премудростям судовождения. В школьные годы Кэтлин пережила период увлечения Хэлом Финли, когда он временно был ее идолом.

Оба плавали под командованием Кэтлин в ее пиратские дни, с готовностью став пиратами только потому, что она их об этом попросила. Они вместе встречали бесчисленные ураганы, участвовали в морских боях, сражались с другими пиратами, вместе попадали в ловушки. Они плавали вместе, сражались вместе, они давали ей советы, защищали ее, беспокоились о ней, смеялись и плакали вместе с ней, едва не лопались от гордости за нее, наблюдали, как она взрослеет, превращаясь в сильную, прекрасную женщину.

Они были свидетелями ее страданий и попыток задавить в себе любовь к Риду в первый год ее замужества. В бессильном отчаянии наблюдали они, как Кэтлин и Рид намеренно снова и снова причиняли друг другу боль. Они разделяли ее гнев, ее боль, ее желание отомстить. Потом они вместе с ней радовались обретенной ею и Ридом глубокой любви, рождению двух ее детей. Теперь они разделяли ее горе, но были бессильны уменьшить его.

В последующие два дня Кэтлин была более спокойной, но и более подавленной, чем раньше. Невозможно было определить, то ли она смирилась наконец с тем, что Рид погиб, то ли еще глубже погрузилась в депрессию.

Кэтлин могла бы объяснить им. Выплеснув свою ярость, она вместе с ней выплеснула и желание бороться. Она впала в состояние полнейшей апатии, безразличия ко всему, рождающее мысли о смерти. Ей хотелось присоединиться к Риду и покончить со своими мучениями и чувством ужасающего одиночества. Ее больше не волновало, будет она жить или умрет. С гибелью Рида ее жизнь лишилась смысла, из нее ушли смех, солнечный свет.

В таком состоянии духа она приказала убрать паруса и лечь в дрейф. «Старбрайт» застыл, покачиваясь на легких волнах. У Дэна едва не перестало биться сердце, когда он увидел, как Кэтлин, сняв башмаки и чулки, встала на поручни. Он вскрикнул, но ни он, ни Финли не успели добежать до нее вовремя. Она прыгнула и, описав безупречную дугу, скрылась в кристально чистой воде. Слезы застилали глаза Дэна. Схватив Финли за руку, он прошептал:

— Она-таки сделала это…

Финли сочувственно потрепал друга по плечу.

— Может, да, а может, и нет. Подождем — увидим. Все равно никто из нас не умеет плавать так, как она, так что спасти ее против ее воли мы не сумеем.

Соленая вода заливала глаза Кэтлин, пока она плыла по освещенной солнцем поверхности моря. Здесь было так красиво, так блаженно тихо. Это было не то грозное, штормовое море, которое отняло у нее Рида. Она всегда любила море, ощущала родство со стихией и теперь решила соединиться с ним навсегда. Занятая своими мыслями, потрясенная окружавшим ее великолепием, Кэтлин не сразу поняла, что что-то было не так. Но нырнув, она ощутила, что вода в тот день обладала какой-то особой упругостью. Она, казалось, выталкивала Кэтлин наверх, и как Кэтлин ни старалась, не могла погрузиться ниже определенной глубины. Кэтлин умела долго находиться под водой, но, когда решила, что исчерпала запас воздуха, никакой боли в легких не почувствовала. Но все же настал момент, когда она ощутила знакомое давление в груди, потребность глотнуть свежего воздуха, и именно в этот момент океан словно подтолкнул ее к поверхности. Она инстинктивно глубоко вздохнула, вновь наполнив легкие кислородом.

Еще пять раз пыталась Кэтлин обрести желанное забвение. Она ныряла так глубоко, как только могла, намеренно выпуская весь воздух из легких, но ее все равно выносило на поверхность, будто кто-то, обвязав веревкой, выдергивал ее из глубины. При последней попытке, когда в глазах стало темнеть и сознание помутилось от недостатка воздуха, ей показалось, что она слышит голоса своих детей.

— Что, черт возьми, я пытаюсь сделать? — спросила она себя, и рассудок возобладал. Она рванулась к поверхности, к жизни. Хватая ртом воздух, она подумала: «Господи! Даже утонуть как следует не могу».

Подплыв к борту корабля, она ухватилась за веревку, брошенную Дэном и Финли, и с трудом вскарабкалась наверх. Друзья схватили ее за руки и втащили на палубу. Лежа на спине, Кэтлин смотрела на них.

— Ты пыталась убить себя, голубка, — упрекнул ее Дэн дрожащим голосом.

— Да, Дэн, — призналась она еле слышно, — но у меня не получилось. Море, судя по всему, не хочет, чтобы я стала мученицей. Оно все время выталкивало меня на поверхность. В последний раз я услышала, как Катлин и Андреа зовут меня. — Слезы навернулись ей на глаза. — Я не могла оставить без внимания их голоса, умоляющие меня вернуться домой. Несправедливо уже то, что они будут расти без отца. Не могу же я лишить их и матери тоже.

— Вот первая разумная мысль за все это время, — хрипло сказал Дэн и откашлялся.

Все трое переглянулись. В их взглядах читалась дружба, преданность и понимание того, как много их связывает. Кэтлин протянула руку.

— Помоги мне встать, Финли, и давай-ка направим корабль к дому. Завернем на Гранд-Тер, заберем Изабел и полным ходом в Саванну. Я вдруг почувствовала непреодолимое желание обнять своих детей.

Изабел, хотя и сильно привязалась к Доминику, предпочла все же вернуться с Кэтлин в Саванну. На острове все вздохнули с облегчением, увидев Кэтлин, поскольку опасались, что, возможно, расстались с ней навсегда.

Радость от того, что она жива, хотя и не до конца оправилась после пережитой трагедии, смягчила разочарование, которое Жан испытал, когда она сказала ему о своем решении сразу же плыть в Саванну. Он понял ее желание видеть детей. Кроме того, необходимо было сообщить Кейт и семье Рида о печальных результатах поисков. Жан всей душой стремился удержать Кэтлин на Гранд-Тер, но он слишком любил ее и потому не стал этого делать. Время и любовь к детям, возможно, залечат рану. Может быть, тогда они снова встретятся, и он найдет способ завоевать ее сердце.

ГЛАВА 11

В первую неделю октября «Старбрайт» прoшел сквозь английскую блокаду и встал на свое месте в доках Саванны. Саванна так и не видела никакие военных действий и ее единственной заботой была английская блокада. Новостей ждали с нетерпением и распространялись они с молниеносной быстротой. В тот период Эндрю Джексон вел кампанию против индейцев-криков. Город праздновал блестящую победу на море, одержанную капитаном Оливером Петти над англичанами — в результате этой победы англичане утратили контроль над озером Эри — и нашумевшую победу «Аргуса» над британским военным кораблем «Барбадос» вблизи Галифакса. В ходе боя английский корвет был захвачен, а его капитан убит.

Возвращение Кэтлин было и радостным и печальным. После почти трехмесячного отсутствия чудесно снова увидеть своих детей. Нельзя было не удивляться тому, как сильно они подросли за это время. Александреа в октябре исполнялось четыре года, так что она уже вышла из младенческого возраста. Даже Катлин в свои два с половиной казался на удивление повзрослевшим.

Кэтлин с изумлением, близким к шоку, обнаружила, что общение с сыном причиняет ей боль. Мальчик был копией отца, и, глядя на него, невозможно было не думать о Риде. Когда сын смотрел на нее ярко-голубыми глазами и улыбался ослепительной хитроватой улыбкой, Кэтлин хотелось умереть, так сильна была ее боль.

При всей любви к своему милому малышу она бессознательно избегала его. Поняв это, она стала заставлять себя проводить с ним больше времени. В конце концов, ребенок не был виноват в том, что как две капли воды походил на отца. Он не был виноват, что Рид ушел на войну и погиб. И все же каждый раз, когда Кэтлин держала на руках сына, каждый раз, когда убирала со лба непокорную прядь его черных волос, сердце ее пронзала боль. Одно время Кэтлин надеялась, что, возможно, она беременна и родит еще одного ребенка от Рида — последнюю память о нем, но теперь она была рада, что эта надежда не оправдалась. Достаточно тяжело было находиться рядом с Катлином.

Андреа не вызывала у нее таких болезненных эмоций. Девочка была больше похожа на Кэтлин, а не на Рида. Ее каштановые кудряшки были по цвету смесью золотисто-рыжих волос Кэтлин и черных Рида. В ее блестящих, бирюзового цвета глазах смешалась голубизна отцовских и зелень материнских. Это были совершенно неповторимые, не похожие ни на какие другие глаза. Если в своих поступках Андреа иногда подражала Риду и между ними было определенное сходство во вкусах и характерах, то в дочери это было не так заметно как в сыне. Кэтлин начала было думать, что постепенно примиряется со своей утратой, вытесняет из души горечь и сожаление, но оказалось, что до этого еще очень далеко. Все вокруг напоминало ей о Риде.

Мэри Тейлор не удивилась, услышав печальный рассказ Кэтлин. Она с самого начала ожидала именно такого исхода, но понимала, что Кэтлин нужны были осязаемые доказательства. Пережив первые самые тяжелые дни и как-то смирившись со смертью сына, Мэри стала договариваться о заупокойной службе. Черный креп и венки вернулись на парадный вход, и на сей раз Кэтлин не протестовала.

Про себя Кэтлин думала, что все — она сама, Мэри, Изабел, Сьюзен, выглядят как вороны в своих траурных платьях, но ей было все равно. На протяжении всей заупокойной службы и панегириков в адрес Рида она сидела бледная, как статуя; она не проливала слез и вообще не проявляла никаких эмоций, словно окаменела в своем горе.

Дядя Вильям и тетя Барбара вернулись из Августы месяцем раньше. Кэтлин с трудом выносила проявляемое ими сочувствие. Это сочувствие вкупе с заботливым, чутким отношением к ней Сьюзен едва не заставили ее пожалеть, что она приехала домой. Они любили ее, а она их, но их жалость угнетала. Вдобавок они прилагали слишком явные усилия, чтобы не упоминать в разговорах с нею имя Рида.

Единственными людьми, с кем Кэтлин чувствовала себя спокойно в эти дни, были Изабел и Кейт. Изабел наконец прекратила постоянно опекать ее, а поскольку она сама была с Кэтлин в поисковом плавании, ей не нужно было ничего объяснять. Она все видела собственными глазами.

Кейт же умела так выспросить у Кэтлин все подробности, что та этого даже не замечала. Кейт говорила обо всем спокойно и откровенно и хотя понимала состояние Кэтлин и тоже сочувствовала ей, не изливала на нее, как другие, удушающих потоков жалости. Кэтлин была уверена, что бабушка любит ее, что в случае необходимости она всегда будет рядом, но Кейт сама была сильной женщиной и не поощряла слабости во внучке.

Дядя Вильям скорее согласился бы, чтобы его побили, чем завести с Кэтлин разговор о завещании Рида, однако сделать это было необходимо и чем скорее, решил он, тем лучше.

— Я и не знала, что он составил завещание, — прошептала пораженная Кэтлин.

Вильям выглядел смущенным.

— Он пришел ко мне, когда решил отправиться воевать. «На всякий случай», так он сказал.

Кэтлин с трудом сглотнула.

— На всякий случай, — как эхо повторила она. Откашлявшись, Вильям разгладил лежавшие перед ним бумаги.

— Аминь. Ну вот, Кэтлин, дорогая, как ты наверняка догадываешься, Чимера завещана Катлину. Ты будешь его опекуном до достижения им совершеннолетия. Щедрые суммы оставлены на нужды Андреа и на ее приданое. Ежегодно определенные суммы будут выплачиваться Мэри и тебе самой. Кроме того, должен заметить, что это совершенно неожиданно, он оставил тебе судоходную компанию. — Вильям недоуменно покачал головой, но Кэтлин прекрасно все поняла. Рид возвращал ей то, что она когда-то отдала ему — судоходную компанию и все фрегаты, которые она унаследовала после смерти отца.

— Милый высокомерный негодник, — прошептала она, подавив рыдание. — Не дай Бог умереть, оставаясь моим должником.

Вильям смутился при виде ее слез.

— Могу я узнать, как ты намерена поступить с компанией и фрегатами? — поспешно спросил он.

— Буду вести дела с помощью Теда, — ответила она без колебаний. — Надеюсь, Теда не заставили беспокоиться за свое положение?

— Нет, нет, это никому из нас и в голову не пришло, моя дорогая девочка. Мы беспокоимся только за тебя. Мы подумали, что, может, для тебя будет проще продать компанию, пусть кто-то другой возьмет на себя ответственность.

Кэтлин цинично засмеялась:

— Возможно, если бы я захотела, я смогла бы продать сейчас с выгодой для себя все фрегаты какому-нибудь каперу, но пока сохраняется блокада, дела в судоходстве идут не блестяще. При всем уважении к тебе, дядя Вильям, саму компанию я, пожалуй, не смогла бы сейчас даже отдать. Нет, я сохраню ее. У меня есть хороший помощник. Торговля наверняка пойдет на подъем после войны. Когда-нибудь мои дети унаследуют мое дело.

Спустя неделю после своего возвращения Кэтлин приказала вынести из их с Ридом спальни всю мебель и сложить ее на чердаке. Спальню Рид обставил в соответствии со своим вкусом еще до их женитьбы. По мнению Кэтлин, ее впечатляющее убранство в восточном стиле с преобладанием черных и красных тонов прекрасно гармонировало с натурой Рида. Но теперь для нее стало своеобразной пыткой входить в эту комнату, в которой словно поселился дух Рида. Каждый раз, открывая дверь спальни, Кэтлин ожидала увидеть в ней Рида — стоящего у двойных дверей, ведущих на веранду, и смотрящего на плантацию или растянувшегося на их широкой кровати, такого неотразимо привлекательного. Казалось, в воздухе еще сохранился аромат его одеколона и сигар. Его личные вещи по-прежнему лежали повсюду на столах и комодах, его одежда висела в шкафах и лежала на полках.

По ночам эта спальня, словно впитавшая в себя сущность Рида, давила своей пустотой на Кэтлин, одиноко лежавшую на огромной кровати. Воспоминания не давали ей уснуть. Она без конца вызывала в памяти каждый разговор, каждый вздох, каждый поцелуй и стон любовного экстаза, который слышали эти стены.

Кэтлин поняла, что если ей не удастся изгнать отсюда дух Рида, то в скором времени она лишится рассудка. Тогда-то она и приказала отнести вещи Рида на чердак и заново отделать спальню.

После переделки комната приобрела совершение иной вид, чего, собственно, и добивалась Кэтлин. Стены были выкрашены в густые золотистые цвета поздней осени, пол закрывал коричневато-золотистый восточный ковер, а покрывало на кровати и занавески на окнах были веселого желтого цвета. Глаз радовала теплая патина вишневого дерева, из которого была сделана новая, не слишком широкая кровать; по бокам от кровати стояли две вишневого же дерев тумбочки. Подобранные им в тон гардероб и маленький шкафчик были теперь заполнены лишь одеждою Кэтлин. У одной стены стоял ее туалетный стол с зеркалом, у другой — маленький круглый стол и два изящных кресла с обивкой лимонного цвета. Одним словом, теперь все в спальне отражало вкус Кэтлин и только ее. Наконец-то она могла спать спокойно, хотя по-прежнему бывали случаи, когда, проснувшись среди ночи, она готова была поклясться, что слышала голос Рида или ощущала его прикосновение. Временами ей казалось, что она чувствует запах его одеколона, или сигары, или резкий мужской запах его тела.

Личный кабинет Рида был еще одной комнатой в доме, входить в которую было для Кэтлин сущим мучением. Вся его обстановка: удобная кожаная мебель, огромный письменный стол и сувениры — память о его путешествиях, висевшие на стенах и лежавшие на столах, и его портрет в полный рост над камином, — все в нем напоминало Кэтлин о Риде.

Здесь Кэтлин почему-то ничего менять не стала. Она не хотела делать из кабинета что-то вроде храма в память о Риде, но и не могла решиться убрать оттуда его вещи. Она перенесла в маленький кабинет поза; главной лестницы те книги и записи, которые были ей нужны, и заперла дверь кабинета Рида.

Она взяла оттуда единственную принадлежащую ему вещь — миниатюрную модель «Кэт-Энн» — подарок мужу ко дню рождения. Это была точная копия корабля, которым они оба так дорожили. Хотя Кэтлин и понимала, что действует неразумно и лишь продлевает свою агонию, она все же поставила модель на маленький столик у себя в спальне. Ей доставляло непонятное облегчение видеть ее там, иметь возможность, вытянув ночью руку, в любой момент прикоснуться к ней. Сколько ни повторяла она себе, что это глупо, но не могла избавиться от ощущения, что, прикасаясь к кораблику, она прикасается к Риду.

С течением времени гнев Кэтлин, все еще не утихший, перенесся на англичан, по вине которых, как она считала, погиб Рид. Если бы он не испытал потребности сражаться с англичанами, он не подверг бы свою жизнь опасности. Изо дня в день Кэтлин проклинала англичан. Что еще отнимут они у нее? Ее имение в Ирландии принадлежало теперь этой пародии на пэра сэру Лоуренсу Эллерби. Англичане были виноваты в гибели ее мужа. Чем больше она об этом думала, тем ярче разгорался огонь ее гнева. Гнев этот разъедал ее изнутри. Яростное желание отомстить зрело в ней, питаясь ее гневом, хотя она этого и не сознавала. Горечь сделала ее злой на язык, у нее пропал аппетит, и скулы заметно выступали на похудевшем лице.

В отчаянии Кэтлин старалась с головой уйти в дела плантации и судоходной компании. Переделав всю мыслимую работу на плантации, она ехала в Эмералд-Хилл и там принималась за дело. Печальные мудрые глаза Кейт следили за внучкой с сочувствием и пониманием. Умудренная опытом прожитых лет, бабушка знала, что Кэтлин ищет успокоения своим собственным способом и что для этого ей нужно время. Она молилась, чтобы внучка не подорвала свое здоровье.

Именно в этот период, когда Кэтлин была полна какой-то болезненной энергии и отвращения ко всему окружающему, она и привела в Эмералд-Хилл черного жеребца Рида — Титана.

— У меня нет времени ухаживать за ним как положено, — объяснила она Кейт. — Мне больно видеть, как большую часть времени он простаивает в стойле, поскольку никто, кроме меня и Рида, не может на нем ездить. Этот негодник никому не позволяет сесть на себя. Ты наверное сочтешь меня за сумасшедшую, но мне кроме того кажется, что он тоскует по Риду так же, как и я. Он всегда такой печальный и будто ожидает возвращения хозяина. " не в силах этого видеть.

Кейт пожала плечами.

— Животные чувствуют гораздо тоньше, чем это могут представить себе люди. В этом нет ничего странного.

Редкая в эти дни улыбка тронула губы Кэтлин.

— Я подумала, что его несколько взбодрит общество нескольких кобыл.

— Отправим его в табун? — спросила Кейт. Когда-то давно она продала Титана Риду. Жеребец был из ее племенного стада и потому самых чистых кровей. — Да, — кивнула она, — это блестящая идея, — и усмехнулась, блеснув глазами. — Это и вправду поднимет ему… гм… настроение.

— Ты хитрый гном, замаскировавшийся под бабушку, — засмеялась Кэтлин. — И как только женщина с таким возмутительным чувством юмора может быть одним из видных членов саваннского общества?

Кейт добродушно улыбнулась, довольная тем, что заставила внучку рассмеяться, что в эти дни случалось крайне редко.

Всем бросилось в глаза, что за осень Кэтлин не посетила ни одного приема, ни одной вечеринки. Конечно, для недавно овдовевшей молодой женщины было бы неприличным предаваться светским увеселениям, да и сама Кэтлин не была в этом заинтересована. Она отказывалась даже от тех приглашений, которые могла бы принять со спокойной совестью: на церковный праздник, на собрание швейного кружка. Утром по воскресеньям она привозила детей в церковь в Саванне, а после службы возвращалась в Чимеру. Друзья часто приглашали ее на воскресные обеды, но она лишь изредка соглашалась зайти к Барбаре или Сьюзен, а остальные приглашения вежливо отклоняла. Единственным исключением стал праздник, устроенный ею по случаю дня рождения Андреа, которой исполнилось четыре года.

Все считали, что «молодая вдова Тейлор» необычайно тяжело переносит свою утрату. Все привыкли к ее светлой улыбке, звонкому смеху, неиссякаемому жизнелюбию. В худой, отрешенного вида женщине в черном с трудом можно было узнать прежнюю веселую, полную жизни девушку. Казалось, все силы ушли из нее после смерти Рида, сверкающие изумрудные глаза погасли. Если раньше она первой нарушала всякие условности, то теперь с каким-то удовлетворением ушла в свое вдовство. Подчас она бывала чересчур резка со своими друзьями, движимыми лишь самыми добрыми побуждениями, но те никогда не обижались. Они понимали ее глубокое горе, поскольку знали, как сильно Кэтлин с Ридом любили друг друга.

В то же время кое-кто из прежних воздыхателей Кэтлин надеялся, что очаровательная вдова быстро оправится и после окончания траура снова одарит их своей улыбкой, а какой-нибудь счастливчик, возможно, добьется и ее руки. Пока же они качали головами и говорили: «Какая жалость! Вся эта красота и молодость увядают под вдовьим покрывалом, выплакиваются в слезах».

Они были бы поражены, доведись им увидеть прекрасную вдову Тейлор в день рождения ее обожаемого супруга. С утра она закрылась в кабинете Рида, отказываясь выйти или впустить кого бы то ни было. Спустя некоторое время Делла обнаружила, что поднос с ленчем стоит нетронутым у двери.

Во второй половине дня Изабел и Мэри забеспокоились. Из кабинета уже долгое время не доносилось ни звука. Кэтлин не отвечала на их стук и просьбы выйти. Наконец, не зная, что еще предпринять, Мэри послала за Кейт.

Не прошло и двух минут после появления Кейт в Чимере, как из-за двери кабинета раздались странные звуки. Женщины в недоумении застыли в холле около двери в кабинет, откуда неслось громкое фальшивое пение, перемежаемое взрывами громкого хохота.

Пораженные, женщины в молчании уставились друг на друга. Затем по лицу Кейт расползлась широкая улыбка.

— Во имя всех святых! Она же напилась в стельку, — прищелкнув языком, объявила Кейт.

— Она что? — задохнулась Мэри. Кейт кивнула.

— Напилась, и если я не ошибаюсь, лучшим виски Рида.

Изабел прислонилась к стене, почувствовав мгновенную слабость от облегчения.

— Слава тебе, Господи! Я боялась, что она что-нибудь с собой сделает.

— Могу спорить, что завтра она будет чувствовать себя хуже некуда, — резонно заметила Кейт.

Скрючившись в любимом кресле Рида, Кэтлин отхлебывала из бутылки. Исчерпав свой репертуар ирландских баллад, она перешла на разухабистые частушки и похабные песенки портовых кабаков, которым выучилась от своей команды.

Мэри поморщилась в смущении, но Кейт и Изабел подошли к ситуации с юмором. Они сочувствовали Кэтлин, понимая, как тяжело ей именно в этот день, и зная, что наутро она будет сожалеть о содеянном. Однако ситуация перестала казаться забавной, когда вслед за пьяным смехом и пением из-за двери донеслись безудержные рыдания. Звяканье стекла сказало им, что Кэтлин ищет новую бутылку зелья забвения.

— Пытается утопить горе в вине, бедняжка, — печально пробормотала Кейт.

— Похоже, это ей не удается, — вздохнула Мэри.

— Вино — плохой помощник, — признала Кейт.

Кэтлин и в самом деле отвратительно чувствовала себя на следующее утро. Короткий миг забытья прошел, кончилось обезболивающее действие спиртного. Голова, в которой словно стучали тысячи молоточков, раскалывалась от боли. Звонкие голоса детей воспринимались ею как целый оркестр волынок, бьющий по нервам, а от солнечных лучей она, как ей показалось, едва не ослепла. Во рту был привкус помойки, и живот начинал бунтовать от запаха любой пищи.

— Во всем хороша мера, — заявила Мэри, утешая Кэтлин. Следуя совету Кейт, она протянула ей маленький стаканчик виски.

Кэтлин передернуло.

— По-моему, я вчера с этим перебрала.

— Кейт клянется, что это тебе поможет. Она говорит, что твой дедушка Шон лечился этим от похмелья. Этим и еще свежим воздухом.

Это была первая попытка Кэтлин найти спасительное забытье в спиртном. Больше она его в таком количестве не употребляла, но стала выпивать стаканчик бренди для успокоения нервов перед сном. А вскоре стаканчик превратился в два. Гораздо больше вина пила она теперь и за обедом, а во второй полоне дня не ограничивалась, как раньше, одним мятным джулепом, а незаметно пропускала и два, и три. „

Спиртное в какой-то мере снимало душевную боль, ставшую ее постоянной спутницей, и Кэтлин уже не могла без него обходиться. Аппетит у нее ухудшился, но она и не замечала того, что теперь больше пила, чем ела. Зато это бросилось в глаза ее близким, и все они очень встревожились. Конечно, они никому не рассказывали о том, сколько пьет «молодая вдова Тейлор». Ни к чему было давать всей Саванне повод для сплетен.

Наступил День благодарения. По традиции, семья отпраздновала его, хотя благодарить в этом году им, по их мнению, было некого и не за что. Впрочем, если бы Кэтлин подумала как следует, она бы пришла к выводу, что ей есть все же за что благодарить судьбу. У нее были здоровые, смышленые, жизнерадостные дети. Бабушка Кейт, несмотря на свой преклонный возраст, — ей был семьдесят один год — пребывала в добром здравии. Ее родные и Изабел всегда были готовы помочь ей всем, чем могли. Урожай выдался хорошим и убрали его вовремя. Часть урожая погрузили на корабли, которым удалось проскочить сквозь английскую блокаду, что опять же можно было считать везением. В будущем это сулило немалую прибыль. Ни один из ее кораблей не затонул и не получил непоправимых повреждений. И даже погода стояла сухая и теплая, позволяя Кэтлин каждый день совершать прогулки верхом по окрестностям. Галопом скакала она на своем паломино по тропинкам и полям, давая разрядку и себе, и лошади. После этой бешеной скачки она пускала Зевса пастись на каком-нибудь лугу, а сама находила укромный уголок и там, вдали от всех, предавалась своему горю.

Все чаще доезжала она до берега океана, где подолгу сидела на камне, уставясь в бескрайние, беспокойные просторы Атлантики. Сейчас, как и раньше, она снова испытывала чувство единения, родства с морской стихией. Плеск волн, то накатывавших на берег, то откатывавшихся обратно, успокаивал ее измученную душу.

Она простила море за то, что оно отняло у нее Рида, простила и самого Рида. Ее гнев на них иссяк ведь их она любила больше всего на свете. Здесь, на берегу океана, она обрела покой и силу, здесь все ярче разгоралась ее ненависть к англичанам. Желание отомстить за смерть мужа переросло в настоящую страсть, завладевшую всеми ее помыслами. А еще она испытывала острое до боли желание ощутить под ногами качающуюся палубу и положить руку на эфес шпаги. Каждый раз, когда она приезжала на побережье, это желание крепло, пока, наконец, не вытеснило все другие чувства и мысли.

«Мне нужно отправиться в плавание. Я должна». Эта фраза постоянно звучала у Кэтлин в мозгу и в конце концов ей стало казаться, что она сходит с ума.

Зов беспокойной морской стихии находил отклик в ее душе. Кэтлин знала, что не может более противиться этому зову.

Из любви к детям Рождество она провела дома, но оно стало для нее настоящей пыткой. Чуть ли не каждую минуту она вспоминала, каким было Рождество в прошлые годы, когда они праздновали его вместе с Ридом. Не было Рида, и никто не подарил ей нечто такое, что имело бы смысл любовного послания, и ей не для кого было с любовью и нежностью подбирать подарок. Праздник лишился очарования и веселья без широкой, хитроватой улыбки Рида, без блеска его синих глаз. Правда, она видела ту же улыбку и те же блестящие синие глаза на маленьком личике Катлина, но это было все равно что нож в сердце. Любовь и негодование, гордость и сожаление боролись в душе каждый раз, когда она смотрела на своего дорогого малыша. Она стала бояться, что в один прекрасный день возненавидит сына за его полное сходство с отцом.

Эта мысль лишь укрепила ее в решении уехать, хотя бы ненадолго, пока немного утихнет сердечная боль. Возможно, ей удастся свести счеты с англичанами, потопив несколько их кораблей, уложив несколько сотен человек в подводные могилы. Может, за время плавания она научится жить со своими воспоминаниями, перестанет просыпаться по ночам с именем Рида на губах. Может, будет после этого смотреть в лицо своему сыну, не содрогаясь в душе, будет видеть в нем самостоятельную личность, не продолжение Рида. Может, придет, наконец, день, когда она перестанет плакать, оборачиваться по десять раз на дню, желая что-то сказать Риду, чтобы тут же с удесятеренной силой ощутить его отсутствие.

Кэтлин решила вернуться на Гранд-Тер и соответственно построила свои планы. Связавшись с Дэном, она велела ему спрятать «Старбрайт» в укромной бухте которой пользовалась много лет назад. Затем приказала Дэну и Финли подобрать надежную команду и перекрасить «Старбрайт» в зеленый цвет. Она присоединится к Жану, перевоплотившись в пиратку Эмералд. Подобное решение было продиктовано необходимостью скрыть свою личность не столько от других, сколько от самой себя. Она устала быть Кэтлин Тейлор, миссис Рид Тейлор, «молодой вдовой Тейлор». Внутренний голос говорил ей, что надо временно забыть об этой достойной сожаления особе, укрыться за другой личиной. Эмералд была смелой, прекрасной и дерзкой и в речах, и в одежде, и в поведении. Не было дела, за которое она не взялась бы, места, куда она бы не отправилась. Она была вольной, как ветер, ее не мучили угрызения совести. Мастерство, с каким она управляла кораблем и владела шпагой, были известны повсюду. Среди морского братства она стала легендой. Кэтлин чувствовала, что ей необходимо снова перевоплотиться в эту свободную, отважную женщину. Жажда мести стала для нее такой же естественной потребностью, как потребность дышать. Итак, Кэтлин принялась преображать себя. У Кейт она позаимствовала баночку черной краски для волос, а из своего старого морского сундучка извлекла зеленый жилет и коротко обрезанные брюки, составлявшие в свое время смелый наряд Эмералд.

Никто из ее родных, за исключением Кейт, не знал о том периоде в ее жизни, когда она жила в обличье Эмералд, хотя все они слышали рассказы об этой пиратке и дивились ее подвигам. Она и сейчас не сказала им об этом, равно как и о своих планах вновь превратиться в эту легендарную пиратку. О Гранд-Тер и Жане с Домиником она тоже никому, кроме Кейт и Изабел, не говорила. Остальные знали этих двух Друзей Рида под другими именами. Она сообщила лишь, что уходит в море на одном из своих кораблей, умоляя родных быть снисходительными к ней и проявить понимание. Мэри она попросила взять на себя заботу о детях, почаще напоминать им, что мама их любит, и постоянно говорить с ними об отце, чтобы они его не забыли.

Только Кейт и Изабел посвятила она в свои истинные планы. Кейт, хорошо знавшая упрямство внучки, не стала спорить, смирившись с неизбежным. Изабел сразу же заявила, что будет сопровождать Кэтлин. Она тоже станет пираткой и будет сражаться бок о бок с Кэтлин.

— Хотела бы я знать, откуда такое рвение — то ли ты хочешь составить мне компанию, то ли стремишься повидать несравненного Доминика, — шутливо заметила Кэтлин.

Изабел вспыхнула, но не клюнула на эту приманку, а лишь молча сложила вещи, приготовившись отбыть вместе с подругой.

В день отплытия Кэтлин долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале, висевшем в ее каюте. Исчезли золотисто-рыжие кудри. Их сменила грива длинных черных, как эбеновое дерево, волос, по контрасту с которыми ее изумрудные глаза казались более яркими. Они станут еще ярче, когда бледное сейчас лицо покроется загаром. Вырез жилета, под которым не было рубашки, открывал соблазнительную ложбинку между грудями, короткие штаны едва прикрывали ягодицы. Удобные, по ноге сапоги доходили до колен. Шпага, кинжал и пистолет довершали наряд.

Ничто в ее облике не напоминало ту опостылевшую Кэтлин женщину, на которую каждый день натыкался ее взгляд в зеркалах в Чимере. Ушла Кэтлин, осталась только Эмералд. Добро пожаловать, Эмералд! Берегитесь англичане!

ГЛАВА 12

Все эти месяцы Жан не переставал задаваться вопросом, как там управляется Кэтлин. Он беспокоился за ее душевное состояние и думал о ней постоянно. Он надеялся, что когда-нибудь снова ее увидит, но и мечтать не смел, что это произойдет так скоро. Не ожидал также, что она появится перед ним в облике Эмералд Он очень удивился, когда охрана сообщила, что в бухту входит знаменитый зеленый фрегат «Волшебница Эмералд». А вскоре с ним уже здоровалась черноволосая красавица.

— Здравствуй, Жан, — Эмералд-Кэтлин протянула ему уку.

Он учтиво склонился над рукой, слегка прикоснувшись губами к кончикам пальцев.

— Добро пожаловать, Кэтлин, или мне следует сказать, Эмералд? Что снова привело тебя на Гранд-Тер?

— Если ты позволишь, я бы хотела принять участие в твоей каперской деятельности, если же нет, я займусь этим самостоятельно, как делала раньше, — прямо ответила Кэтлин.

Они направлялись к дому Жана. Изабел с Домиником шли за ними, обмениваясь собственными приветствиями и новостями.

— Могу я спросить, что заставило тебя принять подобное решение, дорогая? Я не думал, что когда-либо увижу «Волшебницу» в этих водах.

Она встретила его взгляд. Ее зеленые глаза горели огнем.

— Месть, Жан. Все просто и однозначно: месть. Я намерена потопить столько английских кораблей, сколько смогу. Англичане виновны в гибели Рида, и я собираюсь отплатить им за это горе, что они причинили мне и моим детям.

Жан оторопел. У него мелькнула мысль, не помутился ли у Кэтлин рассудок от горя.

— Но, Кэтлин, «Кэт-Энн» погибла во время шторма. Англичане тут ни при чем.

Зеленые глаза вспыхнули.

— Они очень даже при чем. Если бы они не начали войну, не было бы никакого обмена пленными, и Рид не оказался бы там, где разразился шторм.

Понятно, — Жан кивнул, показывая, что принимает эту странную женскую логику. — Но вот чего я не понимаю — зачем ты снова перевоплотилась в Эмералд, зачем превратила «Старбрайт» в «Волшебницу»? Фрегат зарегистрирован как каперское судно под названием «Старбрайт», но как «Волшебница» он нигде не значится. — А ты не можешь достать мне каперское свидетельство, как делаешь это для своих кораблей? — ответила она вопросом на вопрос.

— Могу, конечно, но ты ушла от ответа. Зачем ты снова спряталась под личиной Эмералд? — Он был полон решимости добиться от нее правды.

Упрямо вздернув подбородок, Кэтлин честно призналась:

— Мне опостылела та жизнь, какую ведет Кэтлин Тейлор, вдова Рида. — На мгновение она прикрыла глаза, загоняя вглубь свое страдание. — Знаешь, Жан, я едва выносила присутствие собственного сына из-за того, что он так похож на Рида. Я должна была убежать — от дома, от всего, что напоминало мне о Риде, и от себя самой — той жалкой, вечно унылой женщины, какой я стала.

Она расправила плечи с нарочитой бравадой, от которой у Жана защемило сердце, и, выдавив улыбку, продолжала:

— Я почувствовала, что единственный для меня выход — сменить и внешность, и личность. Кроме того, мыслимое ли это дело, чтобы благонравная вдова Тейлор бороздила моря, сея хаос среди английского флота? Это явно никуда не годится. — Округлив глаза, она возвела их к небу. — Только Эмералд способна обнажить шпагу, бросая вызов любому противнику. Только она осмелится прибегнуть к тем жестоким способам, какими я собираюсь отомстить за смерть Рида. От меня они не дождутся жалости, Жан, — взгляд ее был полон ненависти. — Море станет могилой для многих англичан, прежде чем я удовлетворю мою жажду мести. Англичане отняли у меня самое дорогое, и я заставлю их дорого заплатить за это.

— Что ж, это можно понять, — согласился Жан. — Добро пожаловать в наш круг, cherie[4]. Мы рады принять тебя в наше береговое братство, которое пользуется, хотя и не всегда заслуженно, такой дурной славой. — И словно желая официально скрепить принятие Кэтлин в ряды пиратов, Жан обхватил ее лицо ладонями и торжественно поцеловал в обе щеки.

— Спасибо, Жан, — голос у Кэтлин сел от наплыва чувств. — Спасибо, что не осуждаешь меня, как сделали бы многие на твоем месте.

Он улыбнулся, подумав про себя: «Никогда, моя любовь, я не смогу судить тебя строго».

Однако некоторые, в отличие от Жана и Доминика, были недовольны тем, что Кэтлин и Изабел примкнули к ним. Хотя большинство слышали об Эмералд, многие предпочитали думать, что ее слава преувеличена. Кроме того, мужчины определенного сорта ни за что не хотели признать, что женщина может превзойти их в той сфере деятельности, которая традиционно считалась мужской.

И был, по крайней мере, один человек которому присутствие среди них Кэтлин было неприятно в силу причин чисто личного свойства. Это был Пьер Лафит. Много лет назад он поклялся отомстить Кэтлин за то, что она ранила его в правую руку. Он тогда чуть было вообще не лишился руки. Дважды он пытался изнасиловать Кэтлин. Во второй раз ее спасли Жан с Домиником. Они не только помогли Кэтлин скрыться, но и пригрозили Пьеру, что переломают ему все кости, если он повторит попытку.

Теперь обстоятельства сложились так, что Пьеру приходилось постоянно иметь с ней дело. Пьер знал, с какой заботой относится к Кэтлин Доминик, считавший ее своей названой сестрой. К тому же он взял под свою опеку и вторую девчонку — малышку Изабел. Пьер был уверен, что Доминик расправится с ним, если он причинит вред той или другой.

К тому же Пьер заметил взгляды, которые бросал на Кэтлин Жан, когда думал, что она этого не видит, и это злило его более всего. Жан вел себя как влюбленный сосунок, но вместе с тем в его глазах вспыхивал иногда и собственнический огонек, а никто и никогда не осмеливался претендовать на то, что Жан решил сделать своим. Пьер знал, что, несмотря на их дружбу и добрые отношения, в этом деле брат не потерпит никакого вмешательства. Каждый раз, когда ненависть к Кэтлин поднималась в нем и подступала к горлу, как комок желчи, Пьер напоминал себе, что никому еще не удавалось остаться невредимым после поединка с Жаном.

Поведение Кэтлин существенно изменилось после того, как она вошла в образ отчаянной, свободолюбивой женщины, какой была Эмералд. В глазах искрилась энергия, кожа, быстро приобретшая на солнце золотистый оттенок, ожила и стала упругой. На губах все чаще играла ее прежняя обворожительная улыбка, хотя к ней и примешивалась теперь изрядная доля цинизма. Чаще стал слышен ее звонкий смех. Ее осанка и походка стали более уверенными и решительными, и, как подметила Изабел, она больше не злоупотребляла спиртным.

Доминик великодушно предложил выполнять на «Волшебнице» обязанности первого комендора. Впрочем, помимо великодушия им двигало еще и желание быть поближе к Изабел. Кэтлин, догадавшись об этом, приняла его предложение. Доминик был одним из лучших комендоров, и Кэт с радостью восприняла его присоединение к своей команде.

Жан, не часто сталкивавшийся с Кэтлин в бытность ее пираткой Эмералд, сначала не разрешил ей выходить в свои «рейды мщения» одной. Он не видел ее в действии и, прежде чем позволить действовать без его помощи, хотел убедиться в ее способностях собственными глазами. Поэтому он предложил провести их первую операцию совместно. «Прайд» играл бы в ней роль корабля сопровождения.

Кэтлин про себя усмехнулась недоверчивости Жана, но решила не спорить, дав ему возможность самому оценить ее пиратские таланты. Приятно было сознавать, что кто-то беспокоился о ее безопасности. К тому же у двух судов было больше шансов на победу в столкновении с английским корветом.

Чтобы еще больше улучшить настроение Кэтлин, Доминик подарил ей попугая. Весело поблескивая темными глазами, он с усмешкой объяснил:

— Ни один настоящий пират не может обходиться без попугая.

— А где же тогда твой собственный, Дом? — хитро спросила Кэтлин.

— Ну, я рассчитывал, что старина Пег-Лег будет отчасти и моим.

— Пег-Лег, — повторила Кэтлин. — Где, позволь спросить, ты приобрел это красочное создание? — Она была очарована яркой красно-желто-зеленой окраской птицы.

Улыбка Доминика стала прямо-таки дьявольской.

— Попробуй догадаться. Поверь, Пег-Лег сам снабдит тебя множеством ключей в самом недалеком будущем.

— А почему его зовут Пег-Лег[5]? — спросила Изабел, с любопытством глядя на птицу.

Доминик пожал плечами.

— Я думаю, потому что он по большей части стоит на одной ноге.

— Что ж, какой-то смысл в этом есть, — суховато усмехнулся Жан. Он вроде бы узнал в попугае птицу из таверны в Новом Орлеане, в которую частенько захаживали грубые, неотесанные матросы. Вообще-то он был доволен тем, что Доминику пришла в голову мысль подарить Кэтлин попугая, но сожалел, что не додумался до этого сам. Во всяком случае попугай наверняка будет хорошей компанией для Кэтлин в ее самые одинокие часы. Жан был уверен, что она сумеет по достоинству оценить несколько необычный набор слов и фраз, которыми изъяснялся Пег-Лег.

В тот вечер Кэтлин, готовясь ко сну, стала разговаривать с попугаем, сидевшим на жердочке в углу ее каюты.

— Ты очень красивая птица, — сказала она.

— Нехорошая птица! — завопил попугай.

— Красивая птица! — поправила Кэтлин.

— Нехорошая птица, — повторил Пег-Лег.

Покачав головой и усмехнувшись, Кэтлин закончила раздеваться и, голая, потянулась за ночной рубашкой. Раздался пронзительный похотливый свист, и она замерла. Рот у нее открылся, и она повернулась к птице.

— Это ты сделал? — осуждающе спросила она. Она готова была поклясться, что в ответ попугай

подмигнул ей. Затем, когда она снова отвернулась, чтобы взять рубашку, он свистнул еще раз.

— Черт возьми! — изумленно выругалась Кэтлин. Натянув рубашку, она забралась под одеяло, весело посмеиваясь. — Ты прав, Пег-Лег, ты и вправду нехорошая птица. Ну подожди, доберусь я до Доминика.

Незаметно пролетел январь. «Волшебница» и «Прайд» бороздили моря в поисках британских кораблей. Изредка они нападали на какое-нибудь испанское судно, делая это, главным образом, ради добычи и по просьбе Жана. Жан давно ненавидел испанцев, и, как он объяснил Кэтлин, удовлетворяя таким образом ненависть, он еще получал немалую прибыль. Нападение на британские военные корабли было занятием невыгодным, зато грабеж испанских судов давал немалый доход. Кэтлин не возражала. Ей, как и Жану, надо было платить своей команде.

Но главной их целью были все же английские корабли. В первый раз они наткнулись на английский корабль, находясь всего в нескольких днях пути от Гранд-Тера. Англичане, увидев, что им навстречу движется не один, а два корабля, развернулись и обратились в бегство. Кэтлин с Жаном пустились в погоню. «Волшебница Эмералд», будучи более быстроходным судном, обошла сбоку вражеский корвет, оставаясь при этом вне пределов досягаемости его орудий, и перерезала ему путь спереди. Жан тем временем зашел ему в тыл. Таким образом они избежали опасных бортовых залпов и зажали судно как в тиски, прежде чем оно сумело осуществить какой-либо маневр и причинить им вред.

Кэтлин с огромным удовольствием отметила настороженное выражение, появившееся на лицах английских моряков, когда они увидели, что на обоих атакующих их кораблях развевается не звездно-полосатый флаг, а «Веселый Роджер». Всем было известно, что череп и скрещенные кости являлись символом пиратов, и при виде этого флага даже самых смелых пробирала дрожь.

Обнажив шпагу, Кэтлин перепрыгнула на борт корвета, Финли держался вплотную за ней. Кэтлин придерживалась правила сражаться парами и всегда советовала своей команде делать то же самое. В этом случае у каждого имелся партнер, защищающий его со спины. Она соблюдала это правило уже долгие годы, и оно сослужило ей хорошую службу.

В знак уважения к лидерству Жана она позволила ему взять на себя капитана, а для себя выбрала старину рулевого. Высокий, худой моряк возвышался ад ней. Она с вызовом посмотрела ему в лицо. Одно преимущество она получила сразу же: он уставился на ее соблазнительные формы, которые подчеркивал нарочито смелый наряд. Когда первое потрясение прошло, на лице его, как Кэтлин и ожидала, появилось похотливое выражение.

Она подняла шпагу, звонко выкрикнув:

— En garde![6]

Широкая глупая ухмылка раздвинула губы рулевого.

Черт побери! Француженка!

Ошибаешься, тупая ты башка, — проронила Кэтлин. — А теперь вытаскивай шпагу или я убью тебя, как собаку. Выбирай сам, мне все равно.

Улыбка исчезла, сменившись хмурым оскалом.

— Ты на это напросилась, — прорычал матрос, выхватывая свою шпагу.

С первых ударов Кэтлин поняла, что фехтовальщик он никудышный. В течение каких-то секунд она обезоружила его, нанеся при этом глубокую рану в бедро.

Следующий ее противник был немногим лучше, и лишь третий оказался на высоте. Она отразила его первый удар, и ее сразу охватило возбуждение. Сейчас перед ней был человек, который, по крайней мере, мог отличить один конец шпаги от другого. Он снова сделал выпад, и снова она парировала его. Грациозно двигаясь, Кэтлин держалась на безопасном расстоянии от противника, парируя его удары и выискивая слабые места. Быстрый ложный выпад заставил его открыться, и ее клинок безошибочно вошел ему в сердце. Это был смертельный удар, каким и надлежало завершить поединок с достойным противником.

К концу сражения Жан обезоружил капитана, а многие английские матросы лежали на палубе мертвые или раненые. Остальные в страхе поспешили сдаться. Даже Изабел, за которой бдительно присматривал Доминик, самостоятельно справилась со своим противником.

С угрюмым удовлетворением Кэтлин наблюдала, как тела убитых выбросили за борт. Ни на секунду в ней не шевельнулись угрызения совести. Она думала о Риде и чувствовала, что ее действия вполне оправданы. Эти люди должны были заплатить за то, что отправились воевать. Врагов не целуют в щечку и не желают им всех благ.

Еще раньше они с Жаном договорились, что будут поровну делить все захваченные суда. Этот первый трофей достанется Жану, его отправят на Гранд-Тер. Следующий будет отдан Кэтлин. Она уже решила, что половину захваченных судов присоединит к своему флоту и отошлет их в Саванну. Другую половину в память о Риде она собиралась отдать правительству для укрепления американского флота.

— Кэтлин, я видел твой последний поединок, — сказал Жан. — Ты была великолепна. Ты ни на секунду не отвела от него глаз.

Кэтлин спокойно кивнула.

— Спасибо, Жан, но, право же, я не заслуживаю похвалы. Силы были слишком неравные.

— Ну, я тем не менее убедился, что Доминик и Рид не преувеличивали, расхваливая твое мастерство. Неудивительно, что в те давние дни ты с легкостью обезоружила Пьера.

— Не такие уж давние, раз Пьер по-прежнему меня ненавидит, — возразила Кэтлин.

— Верно, но теперь он ничем тебя не побеспокоит. Пьер, конечно, человек беспринципный, но не глупый.

— А я и не особо беспокоюсь. Я могу постоять за себя.

— Куда мы теперь направимся? — спросил Жан, предлагая ей тем самым участвовать в принятии решений наравне с ним. — Может, покажешь мне, где ты прятала «Волшебницу», когда выслеживала Рида?

Кэтлин рассмеялась:

— Жан, нельзя же требовать от дамы, чтобы она раскрыла все свои секреты, — шутливо заметила она.

В ответ на это замечание в его карих глазах блеснуло нечто большее, чем просто гордость за Кэтлин. Они взглянули друг на друга как мужчина и женщина, и Кэтлин ощутила притягательную силу смотревшего на нее мужчины. Впервые за долгие месяцы она почувствовала себя женщиной, пусть всего лишь на секунду, и смутилась. Увидев вспыхнувшее в глазах Жана желание она отреагировала чисто по-женски. Он без слов дал ей понять, как она прекрасна и желанна.

Мгновение она стояла зачарованная его горящим взглядом. Затем со стыдом и смущением отвернулась. Впервые встретив Жана много лет назад, она сразу почувствовала, что их тянет друг к другу. Кэтлин в ту пору отдавала себе отчет в том, что не будь она так страстно влюблена в Рида, ей вряд ли удалось бы устоять перед мужественным, динамичным Жаном.

Теперь Рид был мертв, но прошло еще слишком мало времени для того, чтобы она испытала какие-то чувства к Жану. Она болезненно переживала свое одиночество, ее молодое тело предательски внушило ей желание ощутить на себе сильные мужские руки. Кэтлин приказала себе не обращать внимания на этот сексуальный порыв, возникший впервые за все время после гибели Рида. Она почувствовала себя виноватой оттого, что испытала нечто подобное, и щеки ей залил жаркий румянец. Рид больше не стоял между нею и Жаном, но она слишком дорожила памятью о нем, слишком остро ощущала горечь утраты. Рид больше не стоял между нею и Жаном, теперь между ними стоял его призрак.

Жан заметил смущение на лице Кэтлин и то, как она поспешно отвернулась, и в душе проклял себя за то, что позволил так явно показать свое желание. Он знал, что время для этого еще не настало, и надеялся, что не оттолкнул Кэтлин. Он не хотел, чтобы она обратилась в бегство как раз тогда, когда он рассчитывал начать мало-помалу завоевывать ее привязанность. Он немного успокоился, вспомнив мгновенно промелькнувшую в ее глазах искру ответного желания, которую она не сумела скрыть. При должном терпении он еще завоюет ее любовь.

Протянув руку, он убрал со щеки Кэтлин прядь волос.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, cherie. Ты покажешь мне свое потайное убежище?

Взяв себя в руки, Кэтлин снова посмотрела ему прямо в лицо.

— Конечно, Жан, — спокойно сказала она. — Теперь ни к чему хранить это в тайне. Не вижу причин, почему бы мне не показать тебе его.

Они двигались к южной оконечности Флориды, к району, называемому Флорида-Кейс, или Флорида-Кис, как произносили это название американцы. Здесь среди поросших мхом островков и находилось любимое потайное убежище Кэтлин — небольшая бухточка, в которой корабль, оставался незамеченным, мог обозревать довольно обширное пространство вокруг. На редкость удобное расположение бухточки позволяло наблюдать за одним из главных проходов в залив, которым обычно пользовались суда, идущие из Луизианы в Мехико или наоборот.

На Жана это укрытие произвело должное впечатление.

— Прекрасный выбор, малышка. Неудивительно что ты всегда заставала Рида врасплох. Тебе надо было только ждать, притаившись, появления его кораблей.

— А сейчас мы будем, притаившись, как паук ждать, когда какой-нибудь английский корабль попадет в наши сети.

Действуя подобным образом, они в течение трех дней захватили три английских судна. Два получили в бою слишком сильные повреждения и затонул третье отправилось на Гранд-Тер с тем, чтобы позднее его оттуда перегнали в Саванну.

Пока они подкарауливали свои жертвы, времени для досуга было более, чем достаточно. Друзья коротали его, беседуя о том о сем или играя в карты. Это вполне устраивало Жана, ибо каждый проведенный совместно день сближал его с Кэтлин. Доминик был того же мнения, он тоже с каждым днем все лучше узнавал Изабел.

Постепенно Кэтлин привыкла к своему возмутительному попугаю. Птица повсюду следовала за ней, постоянно что-то выкрикивая. Вскоре выяснилось, что Пег-Лег — большой любитель рома. Кроме того, он обожал свежие лепешки, которые, к сожалению, не всегда ему доставались. Если вместо лепешек ему давали сухие галеты, он принимался громко жаловаться. Он умел выговаривать свое имя, а услышав несколько раз, как Дэн обращается к Кэтлин, стал звать ее «кэп Кэт». Неисправимый повеса, он постоянно подмигивал, насвистывал и приговаривал: «Поцелуй меня, моя сладкая». Его довольно богатый словарь включал немало крепких словечек, которые он позаимствовал у моряков, посещавших таверну, где он когда-то жил. Провалиться мне на этом месте» и «Черт меня побери» были его любимыми фразами. Одним словом, он во многих отношениях был колоритной птицей и часто вызывал у Кэтлин смех. Передвигался Пег-Лег самыми разными способами, причем летал не так уж часто. Его можно было увидеть путешествующим по палубе, устроившись на руке, Доминика или на шляпе Финли, если, конечно, он не занимал своего законного места на плече Кэтлин. Даже Дэн, иногда ворча соглашался, чтобы Пег-Лег совершил прогулку, сидя у него на голове. Но чаще всего он использовал в качестве транспортного средства корабельную кошку. Это было фантастическое зрелище, когда бедная кошка мчалась по палубе, а Пег-Лег с победоносным видом восседал у нее на спине, что-то вереща и весело ее поклевывая.

Изабел сначала не хотела иметь ничего общего с испорченным любимцем Кэтлин, но постепенно Пег-Лег покорил и ее.

— Ненормальная птица, но такая забавная, — признала Изабел. — И все же я рада, что он твой, а не мой. Он вечно говорит что-нибудь непотребное в самый неподходящий момент.

Кэтлин наконец убедила Жана позволить ей одной совершать на «Волшебнице» короткие разведывательные вылазки. Встретив британский корабль, она ждала, пока ее заметят, а потом делала вид, что старается улизнуть. Англичане пускались в погоню, и она заманивала их туда, где находился корабль Жана. Затем начиналось сражение, в котором их команды действовали совместно. Захватив в этом районе с полдюжины, кораблей, пираты благоразумно решили перебазироваться в другое место. Даже англичане, какими бы недалекими они подчас ни были, наверняка должны были рано или поздно послать конвой разузнать, куда исчезают корабли их флота. При всем своем опыте и отваге команды «Прайда» и «Волшебницы» не собирались иметь дела с несколькими британскими судами одновременно.

Они двинулись вдоль западного побережья Флориды к Мобилю и Новому Орлеану, решив внести свой вклад в прорыв английской блокады. Заметив одинокий корабль, либо «Прайд», либо «Волшебница» старались выманить его подальше в море и там совместно атаковали. Подобная тактика давала прекрасные результаты — они захватили три корабля. Но однажды, когда они, выманив в море британский корвет, готовились напасть на него, рядом неожиданно появился еще один английский военный корабль. Они оказались лицом к лицу с противником, превосходящим их по численности вдвое.

Жан с возбужденно блестевшими глазами повернулся к Кэтлин:

— Ну как, ma petite piratess[7], будем удирать или примем бой?

— Ни за что я не стану удирать от английских псов, если есть хоть малейший шанс одержать над ними верх. Мы примем бой, мой капитан.

И они приняли бой. На сей раз Жан страховал Кэтлин сзади. Вдвоем они посеяли панику в рядах противника. Возбуждение битвы горячило кровь Кэтлин, ее шпага вспыхивала на солнце, нанося удар за ударом. Глаза блестели, как драгоценные камни, а грудной смех аккомпанировал звону стали. Каждая победа вливала в нее новые силы, и рука не уставала от тяжести шпаги. Кэтлин была в ударе в тот день. Движения ее были ловкими и грациозными, шпага стала как бы продолжением ее руки, мгновенно выполняя посылаемые мозгом команды. Она видела удивление на лицах своих противников, обнаруживавших, что перед ними женщина, ощущала их нежелание поднимать против нее шпагу, но ее клинок очень быстро убеждал их, что на карту поставлена их жизнь.

Они понимали, что это хрупкое на вид существо владеет шпагой не хуже мужчины и не колеблясь вонзает ее в человеческую плоть. Некоторые отпускали грубые замечания, но Кэтлин не попадалась на эту удочку. Смерив их презрительным взглядом, она мгновенно переходила в наступление, сопровождая свою пиратку звонким смехом. Она получала наслаждение от битвы. Среди ее противников попадались и такие, кто мало чем уступал ей в мастерстве, но это лишь помогало ей не утратить бдительности и быстроты реакций. Они с Жаном являли собой великолепное зрелище. Мастерство их было непревзойденным, и их победы вдохновляли остальных членов команды.

Изабел, которую Доминик ни на секунду не выпускал из виду, с каждым новым ударом обретала уверенность в собственных силах и показывала пример замечательного фехтовального мастерства. Ее мужество и дерзость компенсировали незнание наиболее сложных приемов, движения и реакции были молниеносными. Доминика просто распирало от гордости, пока он сражался рядом с этим проворным эльфом, укравшим его сердце.

К концу боя им удалось захватить оба судна, хотя одно получило сильные повреждения и не годилось для дальнейшего использования. Только трое из их людей были ранены, да и то не слишком серьезно. Одержанную победу следовало непременно отпраздновать.

ГЛАВА 13

После этого, закончившегося их полной победой боя, Кэтлин с Жаном направили свои корабли на Гранд-Тер. Там они пересели в лодки и поплыли в Новый Орлеан.

Кэтлин и Изабел посчитали, что для подобного путешествия им лучше надеть платья. В самом деле, не ходить же по улицам Нового Орлеана в их морской экипировке. Впервые за много месяцев Кэтлин пожалела, что должна носить траур — с собой у нее было только два черных платья. Убедив себя, что вдовий наряд не к лицу дерзкой пиратке, она решила, что купит два новых платья в одном из роскошных магазинов прославленного города.

Единственным, что омрачало их путешествие, было Решение Пьера поехать с ними якобы для того, чтобы повидать жену и детей. Он и вправду навестил свою семью, но при этом слишком часто увязывался повсюду за ними, главным образом ради того — была уверена Кэтлин, — чтобы досадить ей. При братьях бывал неизменно любезен, но при каждом удобном случае отпускал в ее адрес ядовитые замечания, и Кэтлин чувствовала, что за его лживой улыбкой клокочет ненависть. В такие минуты Кэтлин черпала утешение в прикосновении к кинжалу, надежно укрепленному у бедра под юбкой.

Жан, похоже, знал в Новом Орлеане всех, и все знали его.

Большинство французов и креолов обожали его так же как и кое-кто из американцев, но были и такие' в их числе губернатор Клэборн, кто не доверял Жану и во всеуслышание чернил его. Во время прогулок по городу Кэтлин сама убедилась в неприязни губернатора. Почти на каждом углу висели объявления о людях, разыскиваемых властями. Губернатор обещал награду в пятьсот долларов за поимку и арест Жана Лафита.

Мгновенно встревожившись, Кэтлин обратилась к Жану:

— Жан, мы должны вернуться на Гранд-Тер — Она положила ладонь ему на руку. — Я бы ни за что не поехала, если бы знала, какой опасности ты себя подвергаешь. Тебя же в любой момент могут арестовать.

Будь Жан действительно в опасности, в этот момент ему было бы наплевать на это. Он готов был заплатить эту цену за то, чтобы узнать, что Кэтлин беспокоится за него, почувствовать прикосновение тонких пальцев к своей руке. Ладонью он накрыл руку Кэтлин. Прикосновение ее пальцев, казалось, жгло его через рубашку, заставляя кровь быстрее бежать по жилам.

— Спасибо за заботу, дорогая, но не расстраивайся так. Эти объявления ничего не значат, уверяю тебя. Дешевый трюк и только. Как видишь, я спокойно хожу по городу и никто не думает меня арестовывать. Жители Нового Орлеана любят меня. Я провожу через английскую блокаду товары, в которых они нуждаются, и им вовсе не хочется остаться без привычных удобств. — Жан помахал торговцу, мимо лавки которого медленно проезжал их экипаж.

Доминик засмеялся:

— Посмотри-ка туда! — Он указал на объявление, висевшее на заборе неподалеку. — У Жана свои способы поквитаться со славным губернатором.

Прочитав объявление, Кэтлин расхохоталась. Жан наклеил по городу собственные плакаты, обещая награду в пятнадцать тысяч долларов тому, кто захватит губернатора Клэборна и доставит его на Гранд-Тер.

— Я глазам своим не верю, — проговорила она в изумлении. — Жан, у тебя злой юмор.

— Это игра, в которую мы с губернатором играем с ухмылкой объяснил Жан. — Пока я выигрываю, и Клэборн рвет на себе волосы.

Жан повел их по магазинам, не позволив Кэтлин и Изабел заплатить ни цента за те платья и украшения, что они себе выбрали.

— Жан, — кокетливо пожаловалась Кэтлин, — ты заставляешь меня чувствовать себя содержанкой.

И хотя он знал что она шутит, в его ответе прозвучала серьезная нотка.

— А разве это так уж страшно, cherie?

Их взгляды встретились и какое-то время не отрывались друг от друга, пока Кэтлин, покраснев, не отвела глаз и не отвернулась.

Бродить по магазинам Нового Орлеана было все равно что праздновать Рождество. В витринах были выставлены роскошные платья из гипюра; перед изящнейшими зонтиками от солнца невозможно было устоять; атласные туфельки и сумочки всевозможных цветов радовали глаз.

— Божественно! — в экстазе воскликнула Изабел, вдыхая аромат еще одного флакона с духами в дорогом парфюмерном магазине, на который они набрели. — Не припомню, когда в последний раз я получала такое удовольствие.

За прошедший год Изабел практически избавилась от своей замкнутости и сдержанности, и сейчас эта оживленная черноволосая молодая женщина напоминала ту девушку, какой была, когда Кэтлин впервые ее встретила. При этом она стала более женственной и оттого еще более очаровательной. Она часто весело и от души смеялась, и лишь иногда в ее глазах мелькало выражение, свидетельствующее о каких-то горьких тайнах, о борьбе, которую ей пришлось выдержать, чтобы вновь обрести самоуважение. Исцеление Изабел было почти полным, у Кэтлин оно только началось.

Немыслимо было бы, находясь в Новом Орлеане не навестить старую подругу Элеонору. Элеонора очень обрадовалась и пригласила Кэтлин и Изабел остановиться у нее на время их пребывания в городе. Кэтлин разрывалась между желанием побыть с подругой и невольным чувством вины перед ней. Она ощущала себя предательницей из-за того, что Жан откровенно обожал ее. Ни за что на свете Кэтлин не хотела вольно или невольно причинить боль подруге.

Сидя за чаем в гостиной Элеоноры, женщины обсуждали последние события в своей жизни.

— Я от души сочувствую тебе, Кэтлин, — заметила Элеонора. — Вы с Ридом так любили друг друга. Могу только догадываться, как тебе тяжело.

Кэтлин кивнула. Ее вдруг охватило отчаяние, глаза наполнились слезами.

— Элеонора, я и представить не могу большей боли. Долгое время я отказывалась верить в то, что это правда. Я была уверена, что Рид жив и долгие месяцы искала его. Только когда мы нашли обломки «Кэт-Энн», я поверила в реальность случившегося.

Элеонора понимающе кивнула.

— Жан рассказывал мне. А теперь ты снова в море и снова стала Эмералд. Почему? — Элеонора была одной из тех, кто знал о прошлых похождениях Кэтлин — Эмералд. Хотя в то время Элеонора была любовницей Жана, она восхищалась приключениями Кэтлин и помогала ей всем, чем могла.

— Месть, — коротко ответила Кэтлин. — Что же еще? Месть англичанам за то, что они начали эту войну, которая навсегда отняла у меня Рида.

Элеонора печально вздохнула.

— Я тоже жду конца войны. Хочу ехать во Францию. Уже долгое время меня одолевает тоска по дому. Я бы все отдала, чтобы снова оказаться на французской земле.

— Теперь моя очередь спросить почему? Новый Орлеан вполне может сойти за один из французских городов, так много в нем французского. Культура, архитектура, язык, обычаи, сами люди — все несет на себе печать французского наследия.

— Верно, — согласилась Элеонора, — но все же это не то. Все это даже усиливает мою тоску по дому, напоминая, чего я лишилась.

Поколебавшись, Кэтлин спросила:

— А насколько эта тоска по дому связана с Жаном? Ты сильно переживала ваш разрыв?

Элеонора тихонько засмеялась:

— Ах, Кэтлин! Как объяснить тебе, которая безумно любила Рида, насколько ваши отношения отличаются от моих с Жаном. Да, я любила Жана, и он по-своему меня любил, но между нами никогда не было того, что было у вас с Ридом. С самого начала мы знали, что наша связь будет непродолжительной. Мы жили вместе и любили друг друга без обычной для любовников ревности. В то время мы нуждались друг в друге. Мы были друзьями, а не только любовниками. Теперь искра страсти угасла, осталась только дружба. Это была прекрасная пора, но она кончилась, и ни один из нас не жалеет об этом. Нам было хорошо вместе, мы не забудем этих дней. Мы встретились и расстались как друзья, такими мы и останемся навсегда.

— Но вы так подходили друг другу, между вами было что-то особенное, — не соглашалась Кэтлин.

Элеонора покачала головой, не сводя с Кэтлин взгляда мягких карих глаз.

— Жану и мне было нужно больше, чем мы могли дать друг другу. Так лучше. Жан не способен дать мне то, чего я хочу.

— И что же это, Элеонора?

— Я хочу уехать во Францию, где надеюсь найти себе мужа из своего круга, к примеру графа или маркиза. — Выражение лица Элеоноры стало мечтательным. — Ты и представить себе не можешь, как мне не хватает высшего общества. В придворной жизни есть свое особое очарование — волнение, интриги — все это затягивает тебя. Я люблю это.

— Да, я согласна, здесь этого явно не хватает, — вставила Изабел. — Американцы так трясутся над своей демократией. Во многих отношениях она хороша, но ей не хватает пышности, блеска.

— Совершенно верно, Изабел, — подтвердила Элеонора. — Не говоря уж о Версале, Париж сам по себе город уникальный по своему великолепию. Как же я мечтаю вновь пройти по его улицам, походить по магазинам со старыми друзьями, устав, заскочить в какое-нибудь кафе и выпить кофе с круассанами побродить по галереям.

— И привлечь внимание какого-нибудь подходящего холостяка, — пошутила Кэтлин.

— Конечно, — согласилась Элеонора. — Я хочу завести детей, пока не превратилась в старуху. — Взгляд ее стал мечтательным. — У нас будет дом в Париже для светских приемов, а остальное время мы будем проводить в загородном шале, растя детей и выращивая виноград. Мой муж будет обожать меня, и мы будем очень счастливы.

— Надеюсь, твои мечты сбудутся, — искренне сказала Кэтлин. — Мне будет недоставать тебя.

— А мне — тебя, — откликнулась Элеонора. — Мы многое пережили вместе. Мы будем писать друг другу, как делали, когда ты с Ридом уехала в Саванну. Просто писем придется ждать дольше. Ты должна будешь приехать ко мне во Францию. Мы сядем вдвоем поздно вечером, когда все уснут, и будем предаваться воспоминаниям, дорогим только для нас с тобой, да?

Кэтлин кивнула, а Элеонора со смехом добавила:

— А когда я стану старухой, я буду сажать своих внуков на колени и рассказывать им истории о пиратах и необыкновенных приключениях, которые были у меня в молодости, а они будут задаваться про себя вопросом, то ли с их бабушкой и в самом деле происходили все эти удивительные вещи, то ли она на старости лет выжила из ума. — Со знакомым блеском в выразительных глазах Элеонора продолжала: — И я, прежде всего, расскажу им об одной пиратке и о мужчинах, которые любили ее и как Кэтлин с ярко-рыжими волосами и сверкающими зелеными глазами, и как Эмералд с гривой черных, как ночь, кудрей, развевающихся на морском ветру. — Немного помолчав, она тихо добавила: — Жан любит тебя, Кэтлин. Это написано на его лице, когда он смотрит на тебя.

Кэтлин с трудом сглотнула.

— Я не хочу, чтобы он любил меня, Элеонора. Я не хочу причинять боль ни ему, ни тебе.

— Мне ты не причинишь боли, — возразила Элеонора. — Напротив, я буду счастлива видеть вас вместе. Видишь ли, Жану нужна сильная женщина, способная разделить его любовь к приключениям. Ты великолепно ему подходишь.

В глазах Кэтлин заблестели слезы.

— Не сватай меня, Элеонора, — запинаясь, проговорила она. — Еще не время. Возможно, мне всегда будет казаться, что еще не время. Я слишком сильно любила Рида.

— Сейчас, возможно, и не время. Но ты молодая женщина. У тебя впереди долгая жизнь и нет причин для того, чтобы ты прожила ее, окруженная лишь воспоминаниями о более счастливых днях. Не закрывай свое сердце и душу для новой любви, Кэтлин, — посоветовала Элеонора. — Твоим детям нужен отец, а тебе в жизни нужен мужчина, с которым ты делила бы дневные хлопоты, кого обнимала бы в долгие темные ночи. Жан мог бы стать этим мужчиной. С самого начала между вами было взаимное притяжение, думаю, оно и сейчас не умерло, просто боль не дает ему вырваться наружу.

Кэтлин в смущении застонала, закрыв лицо руками.

— Неужели это заметно, Элеонора? Легко было противиться этому притяжению, когда Рид был жив. А теперь, так скоро после его гибели… Я ненавижу себя за то, что постепенно поддаюсь обаянию Жана. Я задыхаюсь от чувства вины, и все же меня тянет к нему против моей воли. А Жан все более явно проявляет свои чувства ко мне. Он добрый и мягкий, он оказал мне огромную помощь в поисках Рида… его терпение меня поражает.

Он обожает тебя, — поправила ее Изабел. — Его преданность возрастает с каждым днем. Любому, у кого есть глаза, ясно, что этот мужчина околдован тобою. Элеонора не единственная, кто это заметил.

— Тогда для тебя не будет неожиданностью, если я скажу, что Доминик очарован тобою, Изабел, — парировала Кэтлин. — Ты готова разделить его любовь?

Изабел нахмурилась:

— Не уверена. Но сейчас речь не обо мне.

— Нет, все сводится к одному и тому же, Изабел, — не согласилась Кэтлин. — Жан больше не скрывает своих чувств ко мне. Иногда сердце говорит мне одно, а тело совсем другое.

— Слишком уж у тебя строгая совесть, — заявила Изабел. — Рид мертв, а вы с Жаном очень даже живы и вас тянет друг к другу. В этом нет ничего плохого.

— Изабел права, — поддержала ее Элеонора. — Последний раз ты видела Рида в начале мая. Это девять месяцев назад. Формально период твоего траура скоро закончится, и никто не осудит тебя, если ты начнешь новую жизнь и полюбишь снова. Ты молода, для тебя естественно стремление к любви и радости.

— Но я узнала об исчезновении Рида только в июле, — заметила Кэтлин. — Кроме того, Рид был самой большой любовью в моей жизни. Наверное, я никогда не смогу любить Жана так, как любила Рида, а я не хочу его обманывать. Это будет несправедливо по отношению к нему.

— А тебе никогда не приходило в голову, что Жана ты можешь любить иначе, чем Рида? — мягко спросила Элеонора. — Возможно, у тебя с ним не будет восторгов первой любви, но будут теплота, нежность, взаимопонимание. Каждая любовь неповторима, друг мой. В жизни можно любить несколько раз и каждый раз глубоко, полно, чудесно.

— Я не хочу думать об этом сейчас, — твердо сказала Кэтлин. — Все эти разговоры о любви потерянной и обретенной смущают меня. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. — Ее глаза вспыхнули от неожиданно пришедшей ей в голову мысли. — А еще лучше, давайте наденем наши самые красивые платья и отправимся втроем в театр.

— Давайте, — понимающе согласилась Элеонора, а Изабел энергично закивала. — И будем соблазнять джентльменов Нового Орлеана, пока они совсем не потеряют голову от страсти к трем самым недоступным в мире женщинам.

Они подняли чашки с чаем в шутливом тосте.

— За новоорлеанских роковых женщин. — Глаза Кэтлин снова вспыхнули. — Да здравствует их власть!

— За их красоту, очарование и женские хитрости, — дополнила Изабел. — Да здравствуют их победы!

— Аминь! — со смехом заключила Элеонора.

Знакомство Кэтлин с Новым Орлеаном было омочено одним происшествием. Гуляя однажды днем с Жаном по городу, она набрела на ювелирную лавку. Выставленные в витрине изделия, хотя и немногочисленные, привлекли ее внимание изумительной работой. Заинтригованная, она вошла в лавку, чтобы посмотреть другие товары. Жан последовал за ней.

— Месье Лафит! Рад вас видеть, — восторженно приветствовал Жана ювелир.

— Мистер Лавит, как идут дела?

Мужчина с огорченным видом покачал головой.

— Плоховато, да так, наверное, и будет, пока не снимут блокаду.

— Мы делаем все, что в наших силах, чтобы заставить англичан убраться. А некоторым смельчакам удается проскальзывать через блокаду за город.

Мистер Лавит неожиданно просиял.

— Это напоминает мне… Ваш друг, капитан Тейлор, не пришел, чтобы забрать ожерелье, которое я для него сделал. Передайте ему при встрече, что оно готово. Мне кажется, он говорил, что оно нужно ему к Рождеству, но, возможно, я ошибаюсь.

Кэтлин схватилась за прилавок, ноги у нее внезапно подкосились. Ее придушенный вскрик заставил ювелира посмотреть на ее ставшее белым, как мел, лицо. Сильные руки Жана обхватили ее.

— Дорогая, вздохни глубже. Я здесь. — Успокаивающий голос Жана был единственным, что дошло до ее потрясенного сознания.

— Может, вашей даме принести стул? Или стакан воды? — поспешно предложил ювелир.

— Ожерелье, — выдохнула Кэтлин.

— Что? — Жан едва расслышал ее слова. Глубоко вздохнув, Кэтлин выпалила:

— Ожерелье, Жан. Скажи ему, что я возьму его.

Ювелир услышал ее просьбу.

— Но, мадам, это ожерелье не для продажи. Оно сделано специально для жены капитана Тейлора.

Руки Жана крепче обняли Кэтлин, словно он хотел поддержать ее, зная, какое воздействие окажет на нее то что он сейчас скажет.

— Мистер Лавит, капитан Тейлор погиб прошлой весной. Эта леди была его женой. Ожерелье предназначалось для нее. Пожалуйста, принесите его.

— О Господи! — воскликнул ювелир, явно расстроившись. — Простите меня, мадам. Я сейчас же принесу его. — Он поспешил в заднюю комнату.

Кэтлин боролась со слезами, старательно делая глубокие вдохи.

— Кэтлин, дорогая, не хочешь ли сесть? — предложил Жан.

Внезапно она повернулась к нему лицом и уткнулась головой в грудь.

— О Жан, — прошептала она. — Пожалуйста, держи меня. Просто держи меня крепче.

Жан подчинился с нежностью, которая изумила бы его врагов.

— Столько, сколько ты позволишь мне, дорогая, — прошептал он так тихо, что Кэтлин подумала, не вообразила ли она себе эти слова.

Ожерелье, принесенное ювелиром, представляло собой как бы ошейник из слоновой кости, украшенный тончайшей резьбой. Между верхним и нижним рядами бусин располагались вырезанные из кости буквы, образующие слово «КЭТ», а по бокам от них по три маленьких фрегата, в которых резчик не упустил ни одной, даже самой мелкой, детали. Надень Кэтлин это ожерелье, и буквы ее имени пришлись бы как раз на середину горла, а кораблики силуэтами выделялись бы на фоне ее кожи. За всю их супружескую жизнь Рид неоднократно дарил ей ожерелья, подобные этому. Они стали как бы опознавательным знаком Кэтлин — разные по узору и композиции, но неизменно в форме ошейника, плотно охватывающего ее шею. Даря ей первое ожерелье, Рид шутливо заметил, что каждая зеленоглазая киска должна иметь ошейник. В последующие годы она получила много таких ожерелий, которые Рид всегда заказывал у одного и того же ювелира.

Сейчас, прикоснувшись к изумительной резьбе, Кэтлин вздрогнула.

— Это такое странное ощущение, Жан, знать, что Рид заказал его для меня много месяцев назад. По-моему, есть какая-то ирония в том, что для этого своего подарка он выбрал узор из корабликов. А тебе так не кажется? Может, он чувствовал, что с ним что-то случится, предчувствовал свою гибель?

— Мне кажется, воображение уносит тебя слишком далеко, — откликнулся Жан. — Рид знал, как ты любишь корабли и море, и никакого другого объяснения искать не нужно.

— Возможно, ты прав, — со вздохом сказала Кэтлин — И все же невольно задаешься вопросом… — Повернувшись к ювелиру, она спросила: — Сколько я вам должна?

Ювелир, все еще пребывавший в смущении, с обиженным видом ответил:

— Ваш муж уже оплатил его, миссис Тейлор. Ожерелье ваше.

Позднее Кэтлин спрашивала себя, сказал ли он правду или отдал ей ожерелье из жалости. Она не исключала также и другую возможность: Жан вернулся в лавку и заплатил ювелиру, но спрашивать его об этом не стала. Как бы там ни было, а она весьма дорожила этим последним подарком Рида, хотя на время он обострил утихшую было боль.

В эти несколько дней Кэтлин успела многое осмотреть в Новом Орлеане. Иногда ее сопровождал один Жан, иногда к ним присоединялись Изабел, Элеонора и Доминик. Они ходили по магазинам, посещали театры, побывали на складах Жана и даже на двух приемах. По стечению обстоятельств на одном из них присутствовал и губернатор Клэборн.

Как только Жан с опиравшейся на его руку Кэтлин вошли в зал, там мгновенно возникло напряжение, от которого, казалось, завибрировал даже воздух. Жан и Клэборн с преувеличенно вежливым выражением на лицах вступили в настоящий словесный поединок, и каждое их новое замечание все чаще попадало в цель. К счастью, остальные гости привыкли к подобным перепалкам и не особо обращали на них внимание. Ни для кого не было секретом, что эти двое не любят друг друга.

Для начала губернатор принялся откровенно рассматривать Кэтлин. Его оценивающий взгляд прошелся по ней, начиная от черных волос до атласных туфелек, не пропуская ни одной детали. Кэтлин на сей раз пренебрегла трауром, и на ней было великолепное Гласное платье изумрудного цвета с вызывающе низким вырезом. Черные волосы были уложены в высокую прическу, образуя подобие короны, но несколько локонов нарочито небрежно спадали вдоль щек. Шею обвивало ожерелье из слоновой кости.

В глазах Клэборна Кэтлин увидела восхищение смешанное, однако, с презрением, которого он не сумел скрыть.

Искоса посмотрев на Жана, губернатор сухо заметил:

— А где же нынче Элеонора? Не эта ли красавица рядом с тобой причина того, что ты стал редко появляться в городе?

Кэтлин почувствовала, как под ее пальцами на руке Жана напряглись мышцы, но ответ его прозвучал совершенно естественно:

— Любопытство, которое вы проявляете к моей персоне, не перестает изумлять меня. У меня подчас складывается впечатление, что другие знают о моих делах больше, чем я сам, или им кажется, что они знают.

Клэборн сконцентрировал внимание на Кэтлин.

— Ты не представил нас, Жан. — Он протянул руку и слегка коснулся пальцами букв на ее ожерелье. — Кэт, не так ли?

— Катерина, — коротко ответила Кэтлин. Этот человек вызывал у нее неприязнь, но она не собиралась пасовать перед ним. Она намеренно употребила испанский вариант своего имени. Взгляд, которым Кэтлин смерила стоявшего перед ней мужчину, был не менее презрительным, чем его собственный.

— Катерина Эмеро, — добавил Жан, переводя на французский имя Эмералд.

От шутки, понятной только им двоим, в глазах Кэтлин вспыхнул веселый огонек, а губы изогнулись в лукавой улыбке.

— Катерина, позволь представить тебе нашего уважаемого губернатора Вильяма Клэборна, — закончил Жан церемонию представления.

Губернатор низко склонился над ее рукой, поцеловав кончики пальцев.

— Должно быть, вы недавно в нашем прекрасном городе. Не припомню, чтобы я встречал вас раньше, а я бы ни за что не забыл такую привлекательную женщину.

Кэтлин постаралась как можно более незаметно отнять у него руку.

— Да, это мои первый приезд в Новый Орлеан, — холодно ответила она.

— Надеюсь, вы довольны своим пребыванием здесь, — продолжал Клэборн. — Откуда вы?

Кэтлин бросила на него ледяной взгляд.

— Я бы сказала об этом сама, губернатор, если бы посчитала нужным, — проговорила она с поистине королевским величием.

Клэборн уставился на нее и возвысил голос:

— Ходят слухи, что вы новая пассия Жана Лафита, мадам.

Услышав столь бестактное замечание, кое-кто из окружавших их людей замер, а Жан едва не вцепился Клэборну в горло, но Кэтлин, сжав ему руку, удержала его.

В зеленых глазах, смотревших на застывшего с вызывающим видом губернатора, вспыхнула ярость, но она равнодушно пожала плечами.

— Я не придаю значения слухам и сплетням, мистер Клэборн. Языками обычно чешут от скуки, от недостатка воображения или ума. Я слишком занята, чтобы обращать внимание на болтовню недалеких, ограниченных людей.

И Кэтлин торжествующе посмотрела на покрасневшего губернатора, а изумленные свидетели этой сцены вернулись к прежним разговорам.

— Прекрасно сказано, дорогая, — усмехнулся Жан и повел ее прочь от раздраженного, лишившегося на время дара речи губернатора.

Вот таким образом Кэтлин узнала, что ее считают любовницей Жана. Однако губернатор Клэборн и его прихлебатели были единственными, кто отнесся к ней с пренебрежением; большинство же из тех, с кем она встречалась, были настроены дружелюбно и явно ей симпатизировали. Никому не приходило в голову задавать ей вопросы о ее отношениях с Жаном, да многих это и не интересовало. Они судили о Кэтлин по тому, какой она была сама по себе — очаровательная, весьма неглупая, утонченная дама с прекрасными манерами. Ее остроумие и обворожительная Улыбка сразу располагали к ней людей, а сообразительность и спокойное, выдержанное поведение вызывали уважение.

Кэтлин не старалась опровергнуть слухи о себе и Жане, хотя и не делала ничего такого, что могло бы дать им новую пищу. Зная, что люди все равно будут верить тому, чему им хочется, она рассудила, что какие бы усилия она ни предпринимала, изменить она все равно ничего не сможет. Если слишком бурно протестовать, это лишь укрепит всех во мнении, что слухи соответствуют действительности. Поэтому она вела себя так, будто ее это ни в малейшей степени не волновало.

Но на самом деле она была расстроена. Не то чтобы она придавала какое-то значение мнению жителей Нового Орлеана, она скорее всего и не увидит их больше. Ее смущали собственные чувства. Старое и, казалось, забытое влечение к Жану все больше давало о себе знать. Она не могла отрицать, что находит его очень интересным мужчиной. Ему было присуще обаяние, свойственное представителям Старого Света, и вместе с тем он был отважным человеком с душой искателя приключений. Перед таким сочетанием трудно устоять. Кэтлин знала его и изысканным джентльменом, и отважным корсаром и восхищалась и тем и другим. Его непревзойденное мастерство фехтовальщика и мореплавателя завоевали ее уважение.

Но все это она могла признать, не чувствуя за собой никакой вины. Тревожило ее другое — собственные сексуальные порывы, реакция на присутствие Жана рядом с ней. Иной раз она, обернувшись, ловила на себе его взгляд, полный желания, и ее сердце устремлялось навстречу тому, что она читала в его глазах. При соприкосновении их рук ее охватывало приятное волнение, а руки начинали дрожать. Если он случайно касался ее груди, ее кожа покрывалась мурашками. Она улыбалась в ответ на его нежную улыбку, а его дьявольские шутки неизменно вызывали у нее смех. Ей было приятно, но и как-то тревожно ощущать его руки на своем плече или на талии и это приводило ее еще в большее смятение.

У них с Жаном было так много общего. В иные моменты Кэтлин чувствовала, будто знает его всю жизнь, а в иные — что не знает совсем, особенно когда он молча молил ее стать частью его жизни. Он никогда словом, ни жестом не пытался оказать на нее жим, ноона всегда чувствовала его желание, на что он и рассчитывал.

Кэтлин держала его на определенном расстоянии, но где-то в глубине души не раз задавалась вопросом, каков он как любовник. Она упрекала себя за эти мысли, постоянно напоминала себе, как сильно они с Ридом любили друг друга, сколь многое их связывало. Со стыдом она говорила себе, что недавно овдовевшей женщине не пристало думать о таких вещах и испытывать подобные чувства к другому мужчине. Слишком скоро. Слишком откровенно. Господи, все это было так запутанно и так соблазнительно, так предосудительно — и противиться этому с каждым днем становилось все труднее.

ГЛАВА 14

Всеми силами противясь влечению, которое она не могла более скрывать от себя, и в то же время мечтая оказаться в объятиях обожавшего ее человека, Кэтлин испытывала попеременно отчаяние, стыд и неудержимое страстное желание, и нервы ее были напряжены до предела.

Внутренняя борьба, которую она постоянно вела с собой, побуждала ее, когда они наконец вновь вышли в море, действовать еще более решительно и дерзко, чем прежде. Она словно бросала вызов судьбе, приглашая духов тьмы померяться с нею силами. Казалось, она смеется над всеми опасностями и панибратски заигрывает со смертью — столь безрассудна была ее смелость.

Жан, видя как она рискует, постоянно беспокоился. Нередко она преднамеренно открывалась в бою противнику, лишь в самую последнюю секунду отражая направленный в грудь удар. В ее громком презрительном смехе более не слышно было звона колокольчиков, и когда он раздавался над волнами, у многих по спине пробегали мурашки. Рапира ее разила как молния, изумрудные глаза лихорадочно блестели, рука была твердой, удары меткими и быстрыми. Ни одно движение не было лишним, ни один противник не уходил от возмездия.

Вскоре в портах и на островах Мексиканского залива и Карибского моря люди вновь заговорили об отважной и дерзкой зеленоглазой пиратке, которая никого не щадила. Остальные члены берегового братства откровенно восхищались ею, хотя у многих из них ее мастерство вызывало зависть, а беспощадность — благоговейный ужас. Все боялись ее, даже те, кто осмеливался высказывать вслух сомнение в правдивости историй, связанных с ее именем. Никто не желал свести более близкое знакомство со смертоносным клинком, вызвав гнев этой посланницы смерти и ангела мщения, как ее все называли.

Даже Пьер, при всей своей ненависти к Кэтлин, не мог не восхищаться ее отвагой и мастерством. Исключительная смелость молодой женщины вызывала у ее заклятого врага невольное уважение, хотя он тщательно скрывал свои чувства, боясь, как бы она не восприняла это как слабость и не стала над ним насмехаться.

Слава Жана и Кэтлин росла, и вскоре они стали самыми известными и внушавшими наибольший ужас морскими разбойниками в этом районе. И дело здесь было не только в том, что никто не мог сравниться с ними в искусстве вести морское сражение, но и в разнообразных и необычных способах, к которым они прибегали, чтобы захватить вражеское судно. К тому же они никогда подолгу не действовали в каком-нибудь одном месте, сводя тем самым до минимума вероятность того, что их самих захватят.

Шли дни, и Кэтлин, опьяненная той легкостью, с какой доставались им победы, становилась все более и более дерзкой. Доминик с Жаном пришли в ужас, когда она решила, укрыв где-нибудь поблизости оба фрегата, выйти одной в море в маленькой шлюпке, изображая единственную спасшуюся жертву кораблекрушения. Кэтлин с блеском сыграла свою роль, хотя шлюпку отнесло от фрегатов намного дальше, чем она рассчитывала, и «спасший» ее британский корвет едва не уплыл вместе с ней на борту.

Вскоре они с Изабел задумали еще одну, не менее рискованную операцию. На этот раз приманкой предстояло стать испанке. Высаженная на каком-нибудь пустынном острове, она в грязном, рваном платье должна была стоять на берегу, изображая жертву пиратов. Одинокую женщину, но не два укрывшихся неподалеку фрегата, вне всякого сомнения, тут же заметят с какого-нибудь судна, и когда оно, чтобы спасти ее, бросит якорь, «Прайд» и «Волшебница» ринутся на него из засады и легко захватят, без всякого риска при этом для Изабел. Операция прошла столь успешно, что они еще несколько раз после этого прибегали к подобной уловке. Недовольна была одна только Изабел, которая жаловалась, что ее лишают возможности участвовать в сражении. Но Доминика это вполне устраивало. Хотя он и понимал, что Изабел сражается лучше многих мужчин и вполне может сама за себя постоять, у него душа уходила в пятки всякий раз, когда он видел перед ней вооруженного противника. При одной только мысли о том, что ее могут ранить, его пробирал мороз. Однако он скрывал от Изабел свои страхи и во время сражений неизменно стоял у нее за спиной, бросая, как огромный сторожевой пес, молчаливый вызов каждому, кто осмелился бы причинить вред женщине, которую он любил.

С каждым днем Изабел держалась с Домиником все менее сурово. Постепенно она привыкла к нему, и когда его не было рядом, что случалось довольно редко, она ощущала вокруг себя какую-то пустоту. Он был неизменно кроток с Кэтлин и с ней самой, и мало-помалу она перестала замечать обезображивавшие его шрамы, видя за устрашающей внешностью одну только нежную душу. Не смущал ее более и его грубоватый юмор, скрывавший ум и доброе сердце настоящего мужчины. Еще не готовая сдаться окончательно, Изабел тем не менее начинала невольно восхищаться этим кротким гигантом, который так откровенно отдал ей свое сердце и свою дружбу.

Они все еще находились в море, когда наступил день святого Валентина. Кэтлин совершенно забыла о празднике, и только проснувшись однажды утром и обнаружив на подушке послание и небольшой подарок, сообразила, какой сегодня день. Подарок представлял собой двадцатидолларовую золотую монету на золотой же цепочке, а послание — старательно сочиненную Жаном поэму, хотя и не слишком складную, но ясно выражавшую его чувства к ней. Стихи растрогали Кэтлин, но и привели в смятение. Долго сидела она над ответным посланием, тщательно подбирая слова, чтобы ненароком не обидеть Жана, но и не дать ему повода к дальнейшим ухаживаниям.

Не забыл святой Валентин и Изабел, которая получила в подарок от Доминика сборник сонетов. На титульном листе книги его крупным почерком было просто написано: «Моей дорогой Изабел — всегда твой Доминик. 14 февраля 1814 года ».

Не все, однако, встречи с противником приносили им победу. Несколько раз они чудом избежали гибели едва не угодив в устроенную англичанами ловушку Перед каждой такой встречей, которая грозила им бедой, у Кэтлин, да и у многих других членов команды, всегда было как-то тревожно на душе. Но лучше всех, как оказалось, предчувствовал надвигавшуюся опасность Пег-Лег. Ни с того, ни с сего он вдруг спрыгивал с жердочки и начинал возбужденно скакал по клетке, громко крича и хлопая крыльями. Как только Кэтлин заметила странную связь между этими двумя событиями, она во всем положилась на попугая, уверенная, что он всегда предупреждает их о нависшей над ними опасности. И не ошиблась. Пег-Лег со своими ужимками сослужили ей и ее людям отличную службу, не раз спасая им жизнь. Никто уже больше не жаловался, что птица всем только мешает. Скорее, попугай стал для них чем-то вроде талисмана.

Вскоре, во время ожесточенного сражения с испанской бригантиной, произошло событие, круто изменившее отношения Кэтлин с Пьером. Испанцы, полные решимости спасти себя и свой груз, бились не на жизнь, а на смерть. Кэтлин только что нанесла смертельный удар своему противнику, как вдруг выбитая из чьей-то руки шпага пролетела над палубой и приземлилась со звоном прямо у ее ног. Победный крик испанца, прозвучавший вслед за этим, предупредил Кэтлин, что один из ее людей находится в опасности. Вздрогнув, она вскинула голову и в нескольких шагах от себя увидела обезоруженного Пьера. Взгляды их встретились, но уже в следующий момент Пьер отвел глаза, вынужденный полностью сосредоточиться на своем противнике. Испанец сделал выпад, и Пьер, который, несмотря на свою внешнюю расхлябанность, был весьма ловок и проворен, быстро скользнул в сторону, оказавшись вне досягаемости смертоносного лезвия. Однако долго так не могло продолжаться.

Кэтлин колебалась всего несколько секунд. Судьба, казалось, давала ей шанс раз и навсегда избавиться от ненавидевшего ее Пьера. Ей лишь не надо было вмешиваться, позволив испанцу самому разобраться с этим делом, и никто впоследствии не смог бы ее ни в чем упрекнуть. Но не успела она об этом подумать, как тут же устыдилась своих мыслей. Ей стало ясно, что, позволив сейчас Пьеру умереть, она уже никогда не сможет посмотреть в глаза Жану и Доминику. Какими бы ни были недостатки Пьера, он был их братом и они его любили.

Рывком она наклонилась и, схватив лежавшую у ее ног шпагу, стала выжидать удобного момента. Наконец он ей представился, и горько крикнув: «Пьер!» — она бросила оружие человеку, который больше всего на свете желал бы видеть ее мертвой. Ловко поймав шпагу, Пьер ринулся в бой, и несколько минут спустя его противник бездыханным рухнул на палубу.

Вскоре сражение закончилось. Кэтлин стояла, мысленно прикидывая, во что обошлась им победа, когда к ней подошел Пьер и грубовато произнес:

— Ты спасла мне жизнь. Почему?

— И это все, что ты можешь сказать? — холодно спросила Кэтлин, глядя ему прямо в глаза.

— Ну я благодарен тебе, но мне также хотелось бы знать, почему ты это сделала. Вот уж никогда бы не подумал, что ты можешь прийти мне на выручку.

— Если этим ты хочешь сказать, что не заслуживал того, чтобы я тебя спасала, то я согласна с тобой, — резко бросила она.

Пьер улыбнулся:

— Touche[8] мадам морская разбойница. Но факт остается фактом. Ты спасла мне жизнь, несмотря на наши с тобой разногласия все эти последние годы. Сказать по правде, не думаю, что я сделал бы для тебя то же самое.

Кэтлин зло рассмеялась:

— Вероятно, я еще не раз об этом пожалею!

— Нет-нет! — поспешил возразить Пьер. — Отныне я твой вечный должник.

— Я тебя не понимаю.

— Тебе не нужно меня больше бояться. Мой гнев на тебя иссяк.

Кэтлин опять рассмеялась:

— Даже рискуя его вновь вызвать, должна сказать, что я никогда тебя не боялась, Пьер.

Пьер пожал плечами.

— Как скажешь. И все же я думаю, нам с тобой пора стать друзьями.

Кэтлин окинула его скептическим взглядом.

— И что ты понимаешь под словом «друзья»? Я помню то время, когда твое желание стать «друзьями» едва не кончилось изнасилованием и привело к дуэли с Ридом, в которой он чуть не погиб.

Пьер пренебрежительно махнул рукой.

— Все это в прошлом. — Он ухмыльнулся. — Возможно, я был тогда слишком настойчив. Но если бы я попытался сделать такое теперь, мои братья оторвали бы мне голову, особенно Жан. И потом, я отношусь сейчас к тебе совсем не так, как раньше, когда я судил о тебе по тем женщинам, которых знал на острове. После того как ты едва не лишила меня руки, я рассвирепел и только думал о том, как бы заставить тебя заплатить сполна за мои муки.

— Ты сам навлек это на себя, попытавшись нанести удар Риду в спину, — напомнила Кэтлин.

— Тогда я так не считал.

— А сейчас?

Он вновь пожал плечами.

— Сейчас довольно поздно разбираться в том, прав я был или нет. Все это в прошлом. Сегодня я предлагаю тебе свою дружбу — ни больше ни меньше. Мне хотелось бы забыть о нашей вражде и бороться вместе, как союзники, против общего врага.

— Прости меня, Пьер, — заметила сухо Кэтлин, — но мне трудно поверить твоим словам.

— Я докажу, что ты можешь мне доверять. — Пьер продолжал настаивать. — Я обязан тебе жизнью, и это не такой долг, чтобы я мог о нем забыть. С этого дня я буду сражаться подле тебя и вместе с братьями следить, чтобы с тобой ничего не случилось. — Он протянул Кэтлин руку. — Друзья и союзники?

Несколько мгновений она молчала, уставясь на его протянутую руку. Затем заглянула ему в глаза. В них не было сейчас ни ненависти, ни вожделения. Взгляд его выражал лишь искреннюю, откровенную благодарность. Медленно она протянула ему свою руку, и он моментально стиснул ее в своей ладони.

— Друзья и союзники, — повторила она его слова и поспешила добавить: — Смотри, чтобы я не пожалела об этом, Пьер Лафит. Обмани меня и можешь забыть о мести своих братьев. Им мало что останется, когда я с тобой закончу.

— Запомню. — Он широко улыбнулся и тут же посерьезнел. — Но тебе не о чем тревожиться, Кэтлин. Когда Пьер дает слово, он его держит.

Позднее Доминик припер ее к стенке.

— О чем это ты беседовала днем с Пьером, Кэтлин? Надеюсь, он не взялся за старое?

Кэтлин ухмыльнулась:

— Нет, мой друг. Просто Пьер вдруг решил, что мы с ним должны забыть о нашей вражде и стать друзьями.

— Друзьями?! — На лице Доминика появилось изумленное выражение.

— Так он сказал.

— Но почему? — Доминик в недоумении наморщил лоб.

На губах Кэтлин появилась усмешка:

— Думаю, главным образом, потому, что сегодня во время сражения я спасла его никчемную шкуру.

— Почему? Кэтлин рассмеялась:

Ты, что, других слов не знаешь?

— Просто все это так неожиданно, — протянул Доминик, качая головой.

— Что? То, что я спасла Пьеру жизнь, или то, что он решил предать старое забвению и помириться?

— И то, и другое.

— Ладно, чтобы тебя успокоить, признаюсь: я помогла Пьеру только потому, что он твой брат. Я никогда не смогла бы показаться вам с Жаном на глаза, если бы допустила, чтобы он погиб, не постаравшись ему хоть чем-то помочь. Сейчас мне остается лишь надеяться, что я не совершила ошибки. Пьер клянется, что я могу ему доверять.

Мгновение Доминик молчал, обдумывая ее слова затем сказал:

— У меня тоже есть насчет этого кое-какие сомнения, но, вообще-то, если Пьер поклялся в своей верности, ты можешь быть уверена, что он не нарушит своего слова и будет горячо тебе предан. Боюсь даже, cherie, ты теперь от него не отвяжешься. Он будет защищать тебя до самой смерти.

— Моей или его, хотела бы я знать.

— Время покажет. — Доминик прислонился спиной к поручню и пристально посмотрел на Кэтлин. — Говоря о времени, ma petite amie[9], как долго ты еще собираешься водить Жана за нос? Он влюблен в тебя по уши. Никогда еще не видел, чтобы ему кто-нибудь так сильно нравился после его жены Рейчел.

Кэтлин застонала.

— Похоже, всем просто не терпится бросить меня в объятия Жана! Мир в эти дни полон свах, и ты, как я погляжу, тоже решил внести свою лепту.

— Он тебе совсем не нравится? — мягко спросил Доминик.

Кэтлин вздохнула и, облокотившись на поручень, устремила взгляд вниз на воду.

— Нет, Доминик, Жан мне нравится, но я не имею права поддаваться своему влечению. Иначе стыд и чувство вины меня окончательно замучают.

— Из-за Рида? Кэтлин кивнула.

— Мне кажется, я изменяю Риду, хотя он и покинул меня навечно. Все говорят, что это глупо, но я ничего не могу с собой поделать. Я так сильно его любила!

Доминик обнял ее одной рукой за плечи.

— Я знаю это, сестренка. То, что ты испытываешь сейчас, совершенно естественно, но ты не должна из-за этого губить свою дальнейшую жизнь. Ты, мне кажется, забыла, что Рид с Жаном были близкими друзьями. Неужели, ты думаешь, Рид осудил бы тебя, если бы ты снова нашла любовь с его лучшим другом? Рид любил тебя, и он был Жану как брат. Неужели он не пожелал бы вам обоим счастья, которое вы заслуживаете?

На глаза Кэтлин навернулись слезы.

Не знаю, Доминик! Я вообще сейчас ничего не

знаю, кроме того, что у меня полный сумбур в голове. Думаю, пока еще рано говорить об этих вещах.

— Ну что же, Жану, похоже, ничего другого не остается, как только ждать. — Доминик горько рассмеялся. — Надеюсь, и мои собственные проблемы с Изабел разрешатся со временем.

— Не надо терять надежду, Доминик. Будь терпелив, и ты еще завоюешь Изабел, я уверена в этом.

— А Жан завоюет тебя.

— Не знаю. Я просто не знаю. Я должна все хорошенько обдумать, а для этого требуется время.

С этого дня Пьер стал одним из самых верных защитников Кэтлин. Даже Жана поражала эта неожиданная преданность брата. Вскоре все убедились, что для Пьера это не было капризом. Он относился к своему долгу перед Кэтлин весьма серьезно, посвящая все свои силы тому, чтобы доказать ей свою верность и дружбу, и всегда был рядом, бродя за ней словно тень. Окончательно удостоверившись, что предложение Пьером дружбы не было с его стороны какой-то хитростью и что он преодолел свое вожделение к ней и жажду мести, она мало-помалу начала проникаться к нему с каждым днем все большей симпатией. Его преданность вызывала восхищение, смех был необычайно заразительным, а напыщенный вид, скрывавший недюжинный ум, забавным. Жан старался выглядеть благородным капером, Пьер же предпочитал роль кровожадного пирата. Он исполнял ее превосходно, и она явно доставляла ему огромное удовольствие.

Проведя в море почти месяц, они решили наконец возвратиться на Гранд-Тер, где Жана ждали дела, которые он за это время порядком запустил. Кэтлин нашла остров таким же прекрасным, как и в тот день, когда увидела его впервые. Яркие цветы и птицы все так же радовали глаз, а порхающие среди цветов и зелени бабочки были все так же хрупки и изящны. Легкий бриз нес с собой нежные цветочные ароматы и острые запахи моря, по синему небу бежали белые барашки облаков, и почти каждый день ярко светило солнце. Если Эдем, мелькнула у Кэтлин мысль, был хотя бы вполовину так прекрасен, как этот земной тропический рай, Адам с Евой, должно быть, горько сожалели, что их оттуда изгнали. В первый раз со смерти Рида что-то дрогнуло в душе Кэтлин при виде этой необычайной красоты и она почувствовала, что начинает оттаивать. Место действительно было поразительным, и она полюбила его всем сердцем еще в те дни, когда недолго гостила здесь с Ридом вскоре после свадьбы. Окружавшая ее красота несла с собой и горечь воспоминаний, но в этой горечи была своя сладость, и Кэтлин им не противилась, хотя сердце и сжималось всякий раз от боли, когда она думала о том, как счастливы они были с Ридом в этом, словно созданном для любви, раю.

Проходя мимо таверны и складов на пристани, она вспомнила, как охватила ее жгучая ревность, когда она застала здесь Рида с Розитой, а оказавшись на площади, где торговали невольниками, она вдруг отчетливо, словно наяву, увидела ее такой, какой та была в ночь фиесты, когда она танцевала на ней для Рида и совершенно его очаровала. На берегу же залива перед ее мысленным взором тут же возникло застывшее в изумлении лицо Рида, каким оно было, когда она спасла выброшенного на песок дельфина и потом долго плескалась с ним в воде.

Все на острове было связано для нее с воспоминаниями, но более всего песчаный пляж, по которому они часто подолгу бродили вдвоем с мужем солнечными днями и лунными ночами. В этом идиллическом раю, полном ярких красок, нежных ароматов и ласковых ветров, ее так неудержимо влекло к Риду, что иногда казалось, он здесь, рядом с ней. Нередко ее охватывало чувство, что стоит ей повернуть голову, и она увидит его: высокого, темноволосого и такого прекрасного, с глазами синими, как небо, и сверкающими ярче, чем море… Лежа на нагретом солнцем песке, она необычайно ярко представляла, как они с ним занимались любовью на этом самом месте, и, закрыв глаза, ощущала прикосновение его губ в легкой ласке бриза и слышала его голос и полный любви смех в гомоне птиц над головой. Для нее было одновременно и мукой, и радостью переживать мысленно эти полные счастья и любви дни, тем самым словно заново возвращая Рида к жизни.

В отличие от ее первого визита на Гранд-Тер вместе Ридом, на этот раз она поселилась в доме Жана, а не в одном из коттеджей поблизости. Дом Жана был большим, просторным и необычайно уютным. Такой же изящный и полный достоинства, как и его хозяин, он не поражал кричащей роскошью, и все в нем — прекрасная мебель, картины известных мастеров и многочисленные objets d'art[10] — было подобрано с большим вкусом. С первого взгляда любому становилось ясно, что Жан не жалел денег для создания в своем доме уюта и теплой гостеприимной атмосферы.

Если что и говорило о любви Жана к роскоши, так это собранная им уникальная коллекция статуй, находившаяся среди ухоженных цветов и кустов в саду за домом. Все эти статуи изображали богов и богинь моря, и еще в первый свой приезд на остров Кэтлин была ими совершенно очарована. Сейчас она могла вновь любоваться ими сколько угодно, а когда ей это надоедало, в ее распоряжении был весь волшебный остров, красота которого вносила мир и покой в ее истерзанную душу.

Поначалу Кэтлин испытывала некоторую неловкость, живя с Жаном в одном доме, но мало-помалу скованность ее исчезла, и она стала чувствовать себя здесь совершенно непринужденно. Жан был воплощением добродетели и образцом любезного хозяина. Он ни разу не попытался воспользоваться близостью их покоев или своим положением абсолютного владыки острова. Внимание, проявляемое им к молодой женщине, было ненавязчивым. Он лишь следил за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась и каждое ее желание незамедлительно исполнялось, и помимо этого ничего не предпринимал, заняв выжидательную позицию.

На третий день неожиданное прибытие на остров специального курьера прервало их заслуженный отдых. Они обедали, когда дозорные дали сигнал тревоги, вслед за которым пришло сообщение, что два британских военных корабля бросили якорь у входа в бухту Баратария-Бей. С одного корабля была спущена шлюпка, и сейчас в ней направлялся к острову какой-то человек.

Все мгновенно встревожились, но Жан поспешил их успокоить, сказав, что представляет в общем, о чем собирается говорить с ним курьер.

— Англичане уже дважды обращались ко мне, — пояснил он Кэтлин, — желая заключить со мной союз против американцев. Заручившись моей поддержкой они смогут захватить Новый Орлеан и закрыть Миссисипи для торговли. Под их контролем окажется западная линия фронта на протяжении всей Миссисипи от Нового Орлеана и практически до Канады.

— И что ты им ответил? — спросила с любопытством Кэтлин.

— Ничего определенного. И та, и другая сторона проявляют в этом деле большую осторожность, играя пока друг с другом в кошки-мышки. Я пытался предупредить губернатора Клэборна о намерении англичан напасть на Новый Орлеан, но этот осел отмахнулся от моих слов. Так что мне не остается ничего другого, как развлекать посланцев Англии в надежде, что они забудут об осторожности и проговорятся о своих планах. К тому же, все эти переговоры помогают нам выиграть время для подготовки обороны Нового Орлеана.

Гонец прибыл с просьбой принять двух офицеров военно-морских сил его величества. Жан ответил согласием и пригласил обоих джентльменов пожаловать к нему вечером на ужин.

— Пусть они немного поостынут, — весело проговорил он. — Они как-никак прибыли сюда с просьбами, и было бы большой глупостью, как я знаю по опыту, проявлять угодливость, согласившись принять их немедленно.

— Твоя манера вести переговоры довольно любопытна. Уверена, я многому могла бы здесь у тебя поучиться, — сказала Кэтлин, с восхищением глядя на Жана.

— Когда-нибудь я с удовольствием научу тебя всему, что знаю, cherie, — ответил он, не отрывая глаз от ее лица, которое мгновенно залилось яркой краской при этом двусмысленном ответе.

— Нам переодеться к ужину? — спросила Изабел, нарушая неловкое молчание.

Не отводя взгляда от лица Кэтлин, Жан ответил:

— Нет. Мне хотелось бы взглянуть, как они отреагируют, увидев вдруг перед собой двух очаровательных морских разбойниц. Думаю, подобное зрелище проберет этих чванливых джентльменов до мозга их британских костей, тебе не кажется?

В глазах Кэтлин вспыхнули озорные искорки.

— Может, мне по такому случаю прибегнуть к моему убедительному британскому акценту? — предложила она, вздернув носик.

— Полностью с тобой согласен, моя дорогая, — произнес со смехом Жан, подражая ее произношению.

Кэтлин с Жаном стояли на террасе в дверях, когда прибыли британские офицеры. Слуга проводил джентльменов в просторный салон. Жан отошел от Кэтлин, направившись к гостям, которые только тут заметили ее и, оторопев, застыли на месте в нарушение всякого протокола. Забыв о своих манерах и очевидно потеряв от изумления дар речи, они откровенно пожирали ее глазами.

Кэтлин стояла, гордо выпрямившись — бесстрашная пиратка Эмералд во всем ее великолепии — и про себя смеялась, видя, с какой жадностью они ее разглядывают. Взгляд их задержался на ее коротеньком зеленом жилете там, где шнуровка создавала соблазнительные тени в ложбинке между грудями, затем опустился ниже, к таким же зеленым бриджам, которые едва прикрывали ягодицы, оставляя открытыми длинные стройные ноги в высоких черных сапогах, и на мгновение застыл на висевшей сбоку обнаженной шпаге. Через какое-то время взгляд их вновь скользнул вверх, к ее блестящим черным волосам, волнами ниспадавшим до талии, огромным золотым серьгам, свисавшим вдоль загорелых щек и, наконец, к ее слегка раскосым изумрудным глазам, которые смотрели на них с откровенной дерзостью и высокомерием. Одна тонкая черная бровь надменно изогнулась в молчаливом вызове, и она насмешливо отсалютовала им, подняв свой бокал с вином.

— Гм, — Жан громко кашлянул, заставив мужчин обратить на него внимание, после чего бросил взгляд на Кэтлин и на его губах появилась улыбка. — Я понимаю, джентльмены, что у любого, увидевшего Эмералд впервые, вполне может захватить дух, но если вы наконец оправились от своего потрясения, я хотел бы представить вас.

Жан шагнул вперед и протянул руку одному из офицеров.

— Капитан Перси, рад вновь встретиться с вами, — проговорил он и перевел вопросительный взгляд на второго офицера, дородного и сурового с виду, который выглядел значительно старше капитана.

Перси поспешил исправить свою оплошность.

— Господин Лафит, позвольте представить вам адмирала Лоу, командующего военно-морскими силами его величества.

Жан усмехнулся и сухо заметил:

— В последнюю нашу встречу, насколько я помню, вы были в компании полковника, капитан, а сейчас с вами адмирал. Должен ли я рассматривать это как комплимент или угрозу? Мне хотелось бы наконец выяснить, насколько серьезно вы заинтересованы в моих услугах?

— Об этом мы и пришли поговорить с вами, Лафит, — грубо сказал адмирал. Он окинул быстрым взглядом Кэтлин и, презрительно скривив губы, добавил: — Наедине.

Выдержав паузу, Жан спокойно и твердо заявил:

— Джентльмены, позвольте вам представить Эмералд, одного из лучших флотоводцев и моего партнера. Все, что вы желаете обсудить со мной, может быть также сказано и ей. — Этими словами Жан как бы задал тон, недвусмысленно дав понять заносчивому адмиралу, кто был хозяином не только на море, но и в доме Лафита.

— Да, конечно, это ваше право, Лафит, — процедил нехотя адмирал Лоу, — но зачем же делать вид, что эта… гм, женщина является чем-то большим, нежели вашей любовницей? — Он хохотнул, презрительно наморщив нос. — Кто в здравом уме может поверить в то, что она способна управлять кораблем?

— Действительно, кто? Разве что только половина населения Карибского бассейна, — фыркнула Кэтлин, скривив губы.

Адмирал на мгновение застыл, услышав обращенные к нему слова этой соблазнительной штучки. Затем, словно ее не было в зале, спросил Жана:

— Скажите мне, Лафит, которым из ваших корабли она командует?

— Ни одним из них, — ответил Жан и, прежде чем адмирал успел удовлетворенно хмыкнуть, добавил: — У нее есть свой собственный флот, в котором самым известным кораблем является «Волшебница Эмералд».

При этих словах брови Перси поползли вверх и он быстро взглянул на Кэтлин.

— Похоже, вы слышали обо мне, капитан Перси, — промурлыкала она.

— Это имя можно услышать в любой портовой таверне, отсюда и до Барбадоса. Так это о вас они все болтают?

— Обо мне и ни о ком другом, — прозвучал гордый ответ.

Адмирал Лоу нахмурился:

— Говорят, вы пиратка, — осуждающе проговорил он.

Кэтлин нежно ему улыбнулась:

— Верно.

Жан рассмеялся:

— Должен сказать, джентльмены, что вы одни из немногих, кому довелось видеть Эмералд и остаться после этой встречи в живых, чтобы поведать о ней другим.

Капитан Перси окинул Кэтлин оценивающим взглядом.

— Не эта ли э… леди ответственна за понесенные нами в последнее время потери в заливе?

Кэтлин даже не повела бровью, встретив его пронизывающий взгляд.

— Зачем мне это нужно, капитан? — промурлыкала она в ответ. — Какой смысл для меня в нападении на британский военный корабль? Я деловая женщина и вижу большую выгоду для себя в захвате испанского судна, нагруженного золотом, или португальского Фрегата, или даже американского сухогруза. — На ее губах появилась улыбка. — Уверена, никто из ваших людей не обвинил меня в постигшем его несчастье?

— Никто из команд подвергшихся нападению кораблей не спасся, — ответил мрачно Перси.

— О Боже! — глаза Кэтлин округлились в притворном изумлении. — Похоже, вы действительно понесли огромные потери, капитан, — издевательски за метила она.

Появление за ужином Изабел тоже вызвало большой шок.

— Еще одна пиратка-капитанша? — язвительно спросил адмирал Лоу, не сводя глаз с плотно облегающих панталон Изабел и ее рубашки, соблазнительно обрисовывавшей небольшие груди.

— Господи, конечно же нет! — воскликнула Изабел. — Из меня никогда не выйдет капитана. Я совершенно ничего не понимаю в судовождении.

— Наконец-то хоть одно слово правды! — пробормотал капитан Перси.

— Изабел — член моей команды, джентльмены, — объяснила англичанам Кэтлин. — И не обманывайтесь насчет ее небольшого роста. Она превосходно владеет шпагой и вывела из строя уже немало людей.

— Должно быть, они были неважными бойцами, — громко произнес Лоу.

— Да, несомненно, — согласилась Изабел. Губы ее дрожали от едва сдерживаемого смеха, а в глазах плясали веселые искорки.

— Точно так же я думаю и о многих моих противниках, — сказала Кэтлин, вспомнив неуклюжих англичан, с которыми ей довелось сразиться.

По окончании ужина англичане вновь принялись уговаривать Жана принять их предложение.

— Вы и ваши люди, как вы понимаете, могли бы оказать нам неоценимую помощь, — сказал Лоу.

— Мы и сами это знаем, — подал голос Пьер.

— Ваше знание бухт и заливов весьма помогло бы британскому делу, — вставил Перси.

— Без чего ваши корабли могут навечно застрять в топи, — заметила невозмутимо Изабел.

— Если только вас не прикончат раньше аллигаторы, змеи и болотная лихорадка, не говоря уже о зыбучих песках, — добавил, зловеще ухмыляясь, Доминик.

— Мы вас поняли, — проговорил холодно Лоу. — Нам хотелось бы заручиться вашей поддержкой, за которую вы получите щедрое вознаграждение, мистер Лафит, — он все время обращался только к Жану.

Жан закурил сигару.

— Гм… да, — адмирал громко откашлялся.

Были даны указания сообщить вам, что в случае согласия сотрудничать с нами против этих новоявленных американцев, мы готовы предложить вам пост губернатора Луизианы, включая Новый Орлеан с окрестностями.

— О Боже! — воскликнула, не удержавшись, Кэтлин. — Думаю, старого Клэборна хватил бы удар, если бы он это слышал.

Жан снисходительно усмехнулся:

— Эмералд, ты очень злая petite chatte. — Упрек его прозвучал как ласка.

— Что это значит? — спросил Лоу.

— Маленькая кошечка, котенок, — перевел, широко ухмыльнувшись, Пьер, — с острыми коготками и глазами, которые видят во тьме.

Гости засиделись допоздна, и Жан усиленно потчевал их ликерами и прекрасными сигарами в надежде развязать им языки. Кэтлин с Изабел тоже прилагали все свои силы, пытаясь заставить чопорных англичан расслабиться и утратить бдительность. К концу вечера британские офицеры, сами того не заметив, поведали им немало о тоннаже и местонахождении своих кораблей, хотя и не сказали ничего такого, что особенно хотелось услышать каперам. Со своей стороны, Жан согласился обдумать их предложение, однако подчеркнул, что ему потребуется на это какое-то время.

Наконец за англичанами закрылась дверь, и Жан повернулся к братьям и Изабел с Кэтлин.

Пора нам возвращаться в Новый Орлеан и постараться все же убедить нашего упрямого, как мул, губернатора, что нападение англичан неминуемо. Могу только надеяться, что на этот раз он прислушается, наконец, к голосу разума.

ГЛАВА 15

По прибытии в Новый Орлеан Кэтлин с Изабел Решили вновь навестить Элеонору, тогда как братья Лафиты отправились с визитом к губернатору Клэборну. Как всегда, Клэборн отнесся с пренебрежением к словам Жана о нависшей над городом опасности и, созвав братьев ни на что не годными пиратами, пригрозил им арестом при малейшей дерзости с их стороны. Братья вышли из его резиденции в полной растерянности. Если в ближайшее время Клэборн не одумается, то Новый Орлеан просто не успеет подготовиться к отражению атаки и упадет в руки англичан, как спелый плод.

Любой, кто оказался бы в эти дни в Новом Орлеане, никогда бы не подумал, что идет война. Город весь искрился весельем в предвкушении ежегодного праздника Марди гра[11]. Лишь после долгих уговоров Кэтлин все же согласилась остаться на эти дни в городе. Она все время обращалась мыслями к тем дням в Саванне, когда они с Ридом, облачившись в маскарадные костюмы, участвовали в ежегодном праздновании дня святого Патрика и рождественских балах.

— Самое худшее — это праздники, — пожаловалась она Элеоноре. — В каждом месяце, похоже, есть какая-нибудь знаменательная дата, которая напоминает мне о том, как веселились мы когда-то в этот день с Ридом, и словно нож вонзается мне в сердце. — Слезы медленно потекли по ее щекам, и она зажмурилась, стремясь остановить их поток, и закрыла лицо руками.

— Первый год всегда самый тяжелый, — согласилась Элеонора, — но скоро он кончится. К следующему Рождеству у тебя будет много других, более светлых воспоминаний о днях, проведенных с детьми, и боль слегка притупится. С каждым новым Рождеством тебе будет все легче переносить свою утрату.

— Возможно, ты и права, но мои воспоминания столь сладостны, столь драгоценны для меня, что я даже не знаю, хочется ли мне действительно все забыть. Иногда терзающая меня боль становится совсем невыносимой, я едва ее выдерживаю, однако вместе с болью приходят воспоминания о любви, столь удивительной, что я изо всех сил держусь за них, чувствуя вновь присутствие Рида, хотя бы только в своем сердце.

— Это совершенно естественно, Кэтлин, но когда-нибудь тебе придется расстаться с прежними мечтами и постараться обрести новые. Нельзя жить одними воспоминаниями, тем более, когда тебя ждет новая любовь. Он стоит и ждет, когда ты повернешься к нему лицом, признаешь его и примешь любовь, которую он тебе предлагает.

— Жан, — Кэтлин горестно вздохнула.

— Жан, — кивнула Элеонора.

Кэтлин обратила на подругу полный грусти взор.

— Мне не хочется обижать его, Элеонора.

— Сейчас он так сильно в тебя влюблен, что, думаю, его обрадует любая малость, какую ты сможешь ему предложить.

— Но это несправедливо, — простонала Кэтлин.

Элеонора пожала плечами.

— Кто знает, что в этой жизни справедливо, а что нет? Может, любовь такого человека, как Жан, это именно то, что тебе сейчас нужно, что способно вновь вернуть тебе радость жизни. Ты еще сама себе удивишься…

Итак, Кэтлин поддалась, в конце концов, на уговоры друзей и осталась на Марди гра в Новом Орлеане. Она убедила себя, что делает это ради них и, прежде всего, Изабел, у которой было так мало веселья в жизни в последние годы.

Хотя было лишь начало марта, в воздухе этого южного приморского города уже чувствовалось дыхание весны, что еще более усиливало царившую в нем праздничную атмосферу. Улицы были полны людей в разноцветных костюмах, и все они смеялись, шутили и радостно толкали друг друга, наслаждаясь последними беззаботными, веселыми деньками перед грядущим великим постом.

— Как же все это чудесно! Я так рада, что вы уговорили меня остаться, — призналась Кэтлин Жану. Лицо ее раскраснелось, и глаза сверкали.

Они сидели с Жаном за столиком в кафе на открытом воздухе, наблюдая за гуляющей публикой. Жан наклонился и взял руку Кэтлин в свою. Она не отняла ее, и сердце Жана мгновенно наполнилось несказанной Радостью. Он выглядит сегодня необыкновенно красивым, отметила про себя Кэтлин, разглядывая его изысканный наряд пирата, в который он облачился ради нее, чтобы быть ей под стать в ее одеянии Эмералд. На его голове красовалась щегольская шляпа с пером, левый глаз прикрывала черная повязка. Ворот его белоснежной шелковой рубашки был расстегнут, и в вырезе на груди, густо поросшей волосами, виднелся серебряный медальон. Поверх рубашки на нем был надет короткий зеленый жилет, такого же цвета облегающие панталоны были заправлены в начищенные до блеска черные сапоги. Наряд довершал широкий пояс на талии, из-под которого свисала сбоку шпага. Кэтлин была в своем обычном пиратском одеянии состоявшем из зеленых бриджей и такого же цвета коротенького жилета. Ради соблюдения приличий она надела сегодня под него белую шелковую блузку с пышными рукавами, и при каждом порыве ветра они раздувались как паруса. Подаренная Жаном золотая монета, висевшая на шее, слегка поблескивала сквозь шнуровку жилета; рассыпавшиеся по плечам блестящие кудри на фоне белоснежной блузки казались черными как ночь, а глаза сверкали подобно двум огромным изумрудам.

— Думаю, ты выбрал пиратский костюм не столько из-за того, что он подходит к моему, сколько для того, чтобы немного помучить губернатора Клэборна, — сказала она смеясь Жану.

— Ты слишком плохо думаешь о людях, ma petite chatte, мой прелестный котенок, — шутливо упрекнул ее Жан. — Однако ты совершенно права в том, что нашему дорогому губернатору это совсем не понравится. Мы, несомненно, увидим его сегодня вечером на балу.

— Тебе нравится дразнить его, Жан. Признайся. — Она погрозила ему пальчиком.

Жан пожал плечами.

— Не отрицаю, мне нравится время от времени подливать масла в огонь. Его высокомерие просто выводит меня из себя, и при каждой нашей встрече я стараюсь сбить с него хоть немного спеси, что только делает их более интересными.

Вечером они присутствовали на костюмированном балу, где собралось все высшее общество Нового Орлеана. Элеонора и ее друг, Рене Робино, позаботились о том, чтобы все они были допущены в этот избранный круг, даже Доминик и Пьер. Их компания производила весьма внушительное впечатление. Элеонора и Рене были в роскошных, украшенных драгоценностями костюмах куртизанки и придворного. Пьер благодаря своему небольшому росту выглядел весьма походил на Наполеона, которого он изображал, а его жена Франсуаза казалась вылитой бывшей императрицей Жозефиной.

К удивлению Кэтлин, когда Доминик предложил им с Изабел нарядиться испанским грандом и его женой, та согласилась на это без малейших колебаний. Очевидно, воспоминания о жестокостях, которым подвергал ее муж, начинали мало-помалу стираться в ее памяти. Доминик смотрелся просто великолепно в своем черном камзоле и панталонах, обшитых серебряным галуном, а Изабел походила на изящную, роскошно одетую куколку. Волосы ее были уложены в высокую прическу и сколоты украшенным драгоценностями гребнем, к которому она прикрепила тонкую кружевную мантилью. Она выглядела очень красивой и необычайно хрупкой рядом с огромным, как медведь, Домиником.

Если Кэтлин и чувствовала себя поначалу немного виноватой, решив отправиться на этот бал, очень скоро она забыла о всех своих сомнениях. Несомненно, говорила себе молодая женщина, она заслуживает немного радости посреди всей этой печали. Перед ней был целый вечер, короткая передышка, подаренная судьбой, чтобы она могла хоть ненадолго отвлечься от своих мыслей о постигшем ее горе и мести. Ее окружала радостная атмосфера, отовсюду слышались веселые голоса и смех. Музыка была просто волшебной, компания прекрасной, танцы великолепными. Вино лилось рекой, и бокал Кэтлин ни на минуту не оставался пустым.

Вскоре царившее в зале веселье целиком захватило Кэтлин и она почувствовала, как постепенно покидает ее напряжение, в котором она находилась все эти последние месяцы. Она кружилась в танце по бальному залу, полностью отдаваясь музыке и крепко обнимавшим ее мужским рукам, и громко смеялась и шутила в кругу друзей, забыв о всякой сдержанности.

Где-то к полуночи Кэтлин поняла, что пьяна, слишком много было ею выпито за вечер вина, что и сказалось наконец, хотя она и хорошо поела, попробовав почти все закуски, расставленные на столах возле стен. Внезапно голова у нее закружилась, и она уронила ее на мгновение на плечо Жана, с которым танцевала в этот момент. Перед ее глазами все плыло, и она беспрестанно смеялась. Залитый светом бальный зал стал словно еще ярче, и глаза Кэтлин сверкали, как изумруды, на ее счастливом лице. Жан привлек ее ближе, и их бедра соприкоснулись, но она не отпрянула, а охотно прильнула к нему всем телом. Он шептал ей какие-то нежности по-французски, и от его теплого дыхания завитки волос на ее виске слегка шевелились и уху было слегка щекотно. По телу Кэтлин прошла сладостная дрожь, и она прижалась к Жану еще сильнее. Жан провел рукой по ее позвоночнику, и волны столь долго подавляемого ею желания захлестнули Кэтлин. Глаза ее закрылись, и она с трудом сдержала готовый вырваться стон. В следующее мгновение колени ее подогнулись и она рухнула бы на пол, если бы не поддерживавшая ее рука Жана. Словно издалека до нее донесся его голос:

— Позволь мне отвезти тебя домой, cherie. Давай проведем эту ночь вместе. Это будет волшебная ночь, полная фантазий и любви.

Молча, она кивнула, не в силах противостоять его обаянию в эту колдовскую ночь.

Короткая поездка в карете до дома Жана почти не прояснила затуманенную вином голову Кэтлин, и вскоре, поддерживаемая им, она уже поднималась по лестнице в его спальню, великолепное убранство которой ей почти не запомнилось, так как, войдя, он сразу же увлек ее туда, где стояла огромная кровать.

Опустившись вместе с Кэтлин на кровать, Жан медленно стал раздевать ее, наслаждаясь видом каждой части этого прекрасного тела, которая по очереди представала его взору в свете единственной стоявшей на столике у кровати лампы. Наконец на Кэтлин ничего не осталось, и он оглядел ее всю, лаская взглядом в предвкушении той минуты, когда она очутится в его объятиях.

— Magnifique[12] — прошептал он благоговейно со сверкающими глазами. — Ты без сомнения самая прекрасная женщина, какую мне когда-либо доводилось видеть.

Губы Кэтлин изогнулись в томной улыбке, и, потянувшись к Жану всем телом, она подставила их в ожидании поцелуя. Он прикоснулся к ним легко, нежно, словно пробуя редчайшее из вин, но уже в следующее мгновение поцелуй его стал страстным и требовательным. Губы ее раскрылись, и его язык скользнул ей в рот.

Время будто остановилось. Наконец Жан с сожалением оторвал свои губы от губ Кэтлин и, положив ее на кровать, быстро скинул с себя одежду. Через мгновение их словно пылавшие огнем обнаженные тела соприкоснулись и, обняв Кэтлин, он вновь впился в ее рот страстным поцелуем.

Кэтлин почувствовала, что беспомощно проваливается в бездну, в которой безраздельно правила страсть. Мгновение она сопротивлялась, затем, не выдержав, отдалась ей на волю. Руки ее сами собой поднялись, и она сладострастно впилась пальцами в волосы на груди Жана. В следующее мгновение руки ее скользнули выше, к плечам возлюбленного и, стиснув Жана в объятиях, она прижала его к себе.

Все ее тело вибрировало, как струна, от ласк Жана. Сначала он только гладил ее от плеч до бедер. Затем положил руку ей на грудь и слегка стиснул ее так, что Кэтлин едва не задохнулась от прилива чувств, которые вызвала в ней эта ласка. Ее грудь словно наполнилась, и сосок, затвердев, дерзко встал, требуя к себе внимания.

Жан не остался равнодушен к сигналам, которые посылало ее тело. Губы его оторвались от рта Кэтлин и, покрывая поцелуями ее шею и плечо, начали медленно продвигаться вниз, пока не сомкнулись, горячие, влажные, вокруг ее соска. Снова Кэтлин едва не задохнулась, и ее тело, будто по команде, изогнулось, прижавшись к телу Жана.

— Сладкая, — нежно прошептал он. — Ты такая же сладкая, как амброзия богов.

Губы его продолжали ласкать ей грудь, а рука, от которой словно исходил огонь, опустилась к ее животу и скользнула меж бедер, исследуя влажное тепло, ожидавшее его там.

— Ты создана для любви, ma cherie, та beaute[13], — вновь прошептал он. — Ты настоящая богиня.

Кэтлин слегка мотнула головой.

— Я только женщина, Жан, обыкновенная женщина, — проговорила она задыхаясь и, подняв руки, стала гладить его тело. Пальцы ее сжались на его лежавшем, как раскаленная пика, меж ее бедер члене, и она постаралась тоже дать ему наслаждение в ответ на то, которое доставил ей он.

Внезапно он приподнялся над ней. Почти ничего, не соображая от страсти и чувствуя лишь исходивший от него жар, она безотчетно потянулась к нему всем телом в жгучем желании слиться с ним воедино.

— Кэтлин, — простонал Жан, нежно обхватив ладонями ее лицо. — Кэтлин, взгляни на меня. Скажи мне, кто перед тобой, кто собирается сделать сейчас тебя своей?! — Голос Жана дрожал не только от сжигавшего его желания, но и от страха, что она принимает его в этот момент за Рида.

Ресницы Кэтлин дрогнули, и она открыла затуманенные страстью глаза, потемневшие в этот момент до цвета нефрита.

— Жан… ты… Жан.

При этом ответе воздух с шумом вырвался из его легких и в тот же момент он вошел в нее. Ее изумленный вскрик тут же сменился вздохами, когда он начал ритмично двигаться в ней. Почувствовав, что она достигла вершины, он присоединился к ней, и они воспарили ввысь; тела их сотрясались в сумасшедшем полете…

Покой охватил каждую клеточку существа Кэтлин, и веки ее не желали подниматься, несмотря на все ее усилия. Улыбаясь ее сонным попыткам открыть глаза, Жан привлек Кэтлин к себе, и голова молодой женщины опустилась на его плечо, как на подушку.

— Спи, моя маленькая. Скоро рассвет. — И удовлетворенно вздохнув, он тоже погрузился в сон.

Кэтлин просыпалась медленно, не желая расставаться со сладким сном. Он был таким реальным, что ей казалось, она действительно чувствует тяжесть мужской руки на своей талии и тепло мужского тела подле себя. В том сумеречном состоянии между сном и бодрствованием, в котором она пребывала, Кэтлин поверила, что находится вновь в Чимере, просыпаясь сейчас подле Рида на их широкой кровати. Она сладко потянулась, чувствуя себя совершенно счастливой, как вдруг рядом с ней прозвучал сонный голос Жана:

— Лежи спокойно, cherie. Я еще не готов к дневным заботам.

Мгновенно Кэтлин замерла и широко раскрыла глаза, сбросив с себя остатки сна. Внезапно она охнула, осознав, что произошло, и весь покой, царивший в ее душе, моментально улетучился. Жан, почувствовав, что она застыла, и, услышав сдавленный крик, приподнялся, рывком перевернул ее на спину и заглянул в полные изумления изумрудные глаза. Под его пристальным взглядом Кэтлин опустила веки. Ее полные губы задрожали, и из-под прикрытых век покатились слезы. С необычайной яркостью ей вспомнилась вся прошедшая ночь.

— Что я наделала! — вырвалось у нее невольно.

Жан с силой встряхнул ее за плечи и резко приказал:

— Открой глаза, Кэтлин!

Она послушалась, и он добавил:

— Ты помнишь, что мы делали прошлой ночью? — Его слова прозвучали скорее как утверждение, чем вопрос.

— Да, — выдавила она нехотя.

— Ты пришла ко мне по собственной воле. Я не принуждал тебя.

— Я знаю, — она попыталась отвернуться, не в силах более выдерживать его взгляд, но он не дал ей этого, сделать, удержав за подбородок.

— А если знаешь, тогда перестань смотреть на меня с такой скорбью и растерянностью. — Скрипнув зубами, Жан заговорил еще более сурово: — Слишком поздно вздыхать, слишком поздно сожалеть о том, что ты, наконец, решила вновь жить, вновь почувствовать себя женщиной. Что сделано, то сделано. Прошлой ночью ты была полна жизни в моих объятиях, отдаваясь мне страстно, самозабвенно. Сжигаемая желанием, ты более чем жаждала дать мне наслаждение, требуя от меня в то же время все новых и новых ласк.

Его откровенные слова вогнали ее в краску. Не силах более его слушать, она зажмурилась и простонала:

— Жан, пожалуйста!

— Пожалуйста, что? Пожалуйста, не говорить тебе того, что, как ты прекрасно знаешь, является правдой. Пожалуйста, не напоминать тебе, что ты выглядела как настоящая вакханка, когда я, наконец, овладел тобой? Или, пожалуйста, вновь заняться с тобой любовью и испытать опять этот несказанный восторг?

— Нет! — воскликнула она и закрыла ладонями уши.

Жан убрал руку от подбородка Кэтлин и, схватив ее за запястья, прижал руки к подушке по обе стороны от лица.

— Да! — произнес он хрипло и впился в ее рот страстным поцелуем.

По телу ее прошла сладострастная дрожь, и руки ее сами собой поднялись и обвились вокруг его шеи. Для нее в этот момент все перестало существовать, кроме всепоглощающего желания, которое пробудил в ней Жан. Пальцы его начали медленно исследовать ее тело, которое вскоре завибрировало, как струна, от этих ласк. И все это время Жан страстно целовал ее, завораживая нежными словами любви…

По прошествии долгих мгновений они наконец вернулись к реальности, и волей-неволей Кэтлин пришлось вновь взглянуть правде в глаза. Она глубоко вздохнула, и по телу ее прошла дрожь, когда Жан приподнялся и посмотрел ей в лицо.

— Попробуй отрицать то, что у нас тобой, было, — начал он. — Попробуй отрицать, что ты принадлежишь мне.

— Я не могу, — проговорила она сокрушенно. — Не могу я бороться одновременно и с тобой, и с собой, Жан. У меня нет на это сил. — Она с трудом проглотила застрявший в горле комок. — Однако я не хочу этим сказать, что довольна собой. Даже сейчас меня всю переполняет чувство вины и стыда. Я злюсь… злюсь на себя за это и за то, что допустила, чтобы это произошло. — Она посмотрела на него долгим, грустным взглядом. — Но больше всего меня расстраивает то, что я не могу сказать тебе: «Я люблю тебя, Жан». Ты очень дорог мне, но я не могу подарить тебе свое сердце. Оно умерло, умерло в тот день, когда мы обнаружили обломки «Кэт-Энн». Ты возбуждаешь меня, и даже сейчас, разговаривая с тобой, я желаю тебя большего я не могу тебе предложить. — Она вглядывалась в его лицо, боясь увидеть на нем гримасу негодования, но оно выражало лишь понимание и железную решимость.

— Пока и этого вполне достаточно, cherie! Остальное придет со временем. — Жан чмокнул ее в нос.

— Я не хочу причинять тебе боль, Жан.

— Позволь мне самому об этом побеспокоиться Он усмехнулся и встал с постели. — Кроме того, твои предупреждения немного запоздали, ma petite chatte. Взгляни, как ты меня разукрасила. — Он повернулся спиной, демонстрируя ей глубокие царапины, которые оставили на его коже ее ногти.

— О Жан! — воскликнула она. — Что мне на это сказать?

Он пристально взглянул на нее.

— Ты можешь сказать, что понимаешь, какими отныне будут наши с тобой отношения. Пути назад нет — только вперед. Вкусив твою сладость, я не могу теперь отпустить тебя.

Хорошо, Жан, но при условии, что ты не потребуешь от меня большего, — сдалась Кэтлин. Он кивнул.

— Итак, мы пришли с тобой к согласию. Отныне ты моя женщина, хотя бы только в том, что касается чувственных наслаждений, а я твой amoureux, твой возлюбленный, и также твой друг.

На какое-то время им пришлось задержаться в Новом Орлеане, так как Жану требовалось несколько дней, чтобы разобраться с делами на складе. Кэтлин собиралась остановиться у Элеоноры, но Жан запретил ей это, лично проследив за тем, чтобы все ее вещи были перенесены с корабля к нему в дом.

— Сейчас уже все знают, где ты провела ночь со вторника на среду, — сказал он Кэтлин.

— Даже если это и так, — пыталась она его переубедить, — какой смысл в том, чтобы подкреплять их подозрения? Никого это не касается.

Жан рассмеялся:

— Когда это ты прислушивалась к тому, что говорят другие, Кэтлин? Не ты ли всегда пренебрегала всеми условностями, ничуть не заботясь о последствиях.

— Да, но… — начала, было, она.

— Никаких «но»! Ты останешься со мной. Такую же твердость Жан проявил и в отношений

своих подарков. На все ее возражения он лишь говорил:

— Позволь мне побаловать тебя. Мне это доставляет такое огромное удовольствие.

Ну что можно было ответить на это?

Она шла на эти небольшие уступки, и Жан был достаточно благоразумен, чтобы по-прежнему уважать в ней ровню себе и относиться к ней соответственно. Когда Кэтлин говорила, что она лучше отправится с ним на склад, чем будет сидеть дома или ходить по магазинам, Жан никогда не возражал радуясь ее компании. Нередко он спрашивал у неё совета в делах. Они вместе выезжали, вместе ели, вместе ходили на различные приемы и рауты. Их друзья приняли новое положение дел без всяких комментариев, сняв тем самым с души Кэтлин огромную тяжесть. Что же до остальных, то они слишком боялись Жана и его шпаги, чтобы высказывать свое неодобрение вслух.

И опять, как не раз уже бывало в ее жизни, Кэтлин оказалась в ситуации, которую не могла никак контролировать, что, как и в прошлом, немало ее тревожило. После активной супружеской жизни с Ридом и последовавшего за этим долгого периода воздержания, она с восторгом отдалась плотским утехам, получая от любви Жана огромное наслаждение. Однако в этой бочке с медом была и своя ложка дегтя. Ее ни на мгновение не покидало чувство, что она изменяет Риду. Оно было, несомненно, бессмысленным при сложившихся обстоятельствах, но все равно она ничего не могла с собой поделать. При всем этом она, как ни странно, грустила, что не может любить Жана так же, как когда-то Рида. По правде говоря, хотя она признавалась в этом только самой себе, Кэтлин боялась полюбить Жана, даже если бы это было возможно. Любовь сделала бы ее уязвимой, полностью беззащитной перед той болью, какую она испытала, убедившись в гибели Рида. Она уже побывала в аду — еще одна такая потеря, несомненно, убила бы ее. Она, которая ни когда ничего не боялась, теперь боялась рисковать своим сердцем.

Жан понимал, что чувствует Кэтлин. Он знал, что дую ночь, держа ее в объятиях, любя ее, получал от только то, чего она не могла ему не дать. Его мужское тщеславие тешили ее крики восторга, и он сознавал, что дает ей небывалое наслаждение, но ему хотелось большего. Кэтлин щедро отдавала ему себя — здесь он не мог ни в чем ее упрекнуть. Однако он жаждал полной победы, моля небеса о том, чтобы в один прекрасный день она наконец полюбила его так же как и он ее — всем сердцем. С каждым днем он все больше и больше подпадал под чары Кэтлин, мечтая о той минуте, когда попросит ее стать его женой и в ответ услышит «да».

Возвратившись на Гранд-Тер, они сразу же принялись за работу, готовя корабли к выходу в море. Корпуса судов были тщательно выскоблены и заново проконопачены, паруса отремонтированы и заменены лини. В трюмы были загружены свежие припасы и все приготовлено к долгому плаванию.

Сейчас Жан делил с Кэтлин свой дом, свою комнату и свое ложе. Все, чем он владел, он считал принадлежащим и ей. Ради нее он также пытался не вносить ничего серьезного в их отношения. Они смеялись, шутили и играли вместе. Они купались в бухте, плескаясь и окуная друг друга с головой, как двое веселых, беззаботных ребятишек. Были и пикники на острове в яркие солнечные дни, экзотические цветы в ее волосах и долгие прогулки рука об руку по берегу на закате. Вечерами они сидели на террасе и разговаривали, вдыхая приносимые с моря легким ветром нежные ароматы и слушая шум прибоя. И каждую ночь они любили друг друга, и он держал ее в своих объятиях, пока оба не погружались, в конце концов, в сладостный сон.

Однажды вечером после ужина разговор у них зашел об искусстве фехтования, который вскоре перешел в горячий спор. Хотя во многом их мнения и совпадали, в некоторых вопросах они никак не желали прийти к согласию, так как каждый предпочитал свой собственный стиль.

— Я дрался еще, когда ты была ребенком, Кэтлин. Рощу тебя, поверь мне, я знаю, что говорю! — воскликнул Жан.

— Жан, я не оспариваю твое мастерство. Твое искусство фехтования легендарно. Я лишь говорю, что в некоторых ситуациях мой способ лучше. Пожалуйста, отнесись с уважением к моему мнению. Дай мне, по крайней мере, его высказать. Если я женщина, то это совсем не значит, что я лишена всякого ума!

Жан вздохнул:

— Полагаю, мы зашли в тупик.

— Так докажи тогда, что я не права, и я изменю свою точку зрения.

Он прищурил свои карие глаза, не отрывая взгляда от ее лица.

— Что ты предлагаешь?

— Я предлагаю устроить поединок и посмотреть, чей стиль и мастерство лучше, — спокойно проговорила Кэтлин.

— И кто объявит о начале дуэли и обговорит все условия? — в голосе Жана звучало сомнение.

— Мы сами. Договоримся драться до первой крови. — Увидев, что при этих словах Жан нахмурился, Кэтлин добавила: — Ну, самое большее, до первой царапины, Жан.

— При одной только мысли, что я могу тебя ранить, cherie, меня уже бросает в дрожь.

Кэтлин ухмыльнулась:

— Ну, тогда я одержу победу!

— Попытайся, — он скривил в усмешке губы. Мало-помалу его начинала захватывать эта ее безумная идея. — На пари?

— Конечно! Хочешь, на следующий корабль, что я захвачу? — предложила она.

Ухмылка Жана сделалась еще шире.

— Ну, это совсем неинтересно. Мне бы хотелось получить нечто менее материальное. В случае моей победы ты будешь моей рабыней на протяжении всего вечера. — Глаза его сверкали. — Ты будешь прислуживать мне, зажигать сигары и вообще всячески меня ублажать.

— О? — Кэтлин невольно была заинтригована.

— Oui[14]. Я также желаю, чтобы ты приготовила мне ванну, вымыла меня, сделала мне массаж и натерла меня подогретым душистым маслом. И когда окончательно расслаблюсь, ты займешься со мной любовью.

— Согласна, — хрипло проговорила Кэтлин, глаза которой полыхали зеленым пламенем, как у кошки. — если победу одержу я, ты сделаешь для меня то же самое. Ты вымоешь мне волосы и расчешешь их так, чтобы они стали совсем сухими, после того как искупаешь меня в ванне. Затем я хочу, чтобы ты натер мою кожу ароматнейшими маслами и занялся со мной любовью, делая все то, что, как ты знаешь, доводит меня до исступления.

Жан протянул Кэтлин ее бокал с вином и, подняв свой, предложил тост:

— За наш поединок! Победитель получает все!

Раздался звон бокалов, тут же потонувший в громком смехе Кэтлин.

— И пусть победит лучший!

На следующий день они встретились в музыкальной комнате, где вся мебель по приказу Жана была сдвинута в один угол. Жан также велел всем покинуть дом и не входить, пока он не подаст знак. Все было сделано, как надо, хотя он и не дал никаких объяснений. Скорее всего, чувствовала Кэтлин, Жану не хотелось, чтобы у того из них, кто потерпит поражение, были свидетели. Такая внимательность чрезвычайно растрогала Кэтлин. Другим нечего было знать об их поединке или о его исходе.

Несколько мгновений у них ушло на проверку оружия. Кэтлин стояла, разминая запястья и локти, когда Жан спросил:

Не хочешь сначала попрактиковаться?

Улыбнувшись, Кэтлин покачала головой.

— Спасибо, нет. — Она натянула перчатки и подняла шпагу. — Начнем!

Они приняли традиционную позу, и в мозгу Кэтлин невольно промелькнула мысль, что стоит поединку начаться, как все традиции будут мгновенно забыты. Их взгляды встретились, и произнесенное Кэтлин вполголоса «en garde» положило начало поединку.

Кэтлин, как она и решила заранее, позволила Жану взять инициативу в свои руки и лишь отражала его первые легкие удары. Постепенно, однако, он стал атаковать более яростно и в его ударах она почувствовала силу. Они кружили по комнате, как танцоры, осторожно пытаясь определить способности друг друга, терпеливо ожидая шанса нанести удар. Кэтлин ни на секунду не отрывала взгляда от Жана, следя за каждым его движением. Однако, как она ни старалась ей не удалось обнаружить ни одного изъяна в его действиях. Он был мастером в фехтовании, и постепенно она начала сознавать, что поединок будет не из легких и потребует от нее всех сил.

Наконец они в должной степени оценили силы и искусство друг друга, и поединок начался по-настоящему. Кэтлин пришлось сконцентрировать все свое внимание, чтобы отражать молниеносные выпады Жана. Несколько мгновений она их только парировала, затем, дождавшись подходящего момента, изменила тактику и ринулась в атаку. Это сразу же придало ей уверенности в себе, и удары ее стали более решительными. В глазах Жана невольно вспыхнуло восхищение.

Они сражались без остановки уже более четверти часа, попеременно атакуя друг друга, но ни один не получал того преимущества, которого оба жаждали. Рука Кэтлин ныла, и шпага в ней весила, казалось, две тонны. Каждый раз, когда она отражала очередной удар Жана, ей казалось, что у нее сейчас хрустнут в запястье кости. А они все сражались и сражались, нанося и парируя удары, делая ложные выпады и отскакивая в сторону, бросаясь вперед и отпрыгивая мгновенно назад от сверкающего лезвия. Шпаги со свистом рассекали воздух в тишине комнаты, удары стали о сталь отзывались громом в ушах, а глаза их были прикованы друг к другу.

Кэтлин начала уставать и прилагала все силы, чтобы Жан этого не заметил. Один неверный шаг, одно неосторожное движение, и он поймет, что победа близка и усилит свою атаку.

Сделав ложный выпад, Кэтлин выбросила шпагу вперед, загораживая ему путь. Мгновенно он нанес встречный удар, заставив ее отвести лезвие в сторону. Так быстро, что она едва успела заметить грозящий а удар, лезвие его шпаги разрезало нижнюю шнуровку на ее жилете. Только мгновенная реакция спасла ее от укола его шпаги.

Лишь на какую-то долю секунды глаза Жана опустились туда, где белела в разрезе алебастровая кожа, но этого Кэтлин, давно поджидавшей такой момент, было вполне достаточно. Прежде чем Жан успел поднять голову и по глазам Кэтлин догадаться о ее намерениях, она ударила вперед и вверх, вложив в этот удар всю свою силу. Выбитая из руки Жана шпага со звоном упала на пол и откатилась к стене. Словно кошка, играющая с мышью, Кэтлин мгновение помедлила, затем с победной улыбкой на устах, зажегшей огонь в ее изумрудных глазах, приставила лезвие к горлу Жана и, слегка повернув запястье, нажала. Показалась алая капля крови. Голосом, в котором слышался не только триумф, но и уважение, и даже сожаление, она тихо проговорила:

— Touche.

Изумленное выражение на лице Жана сменилось улыбкой.

— Cherie, за многие годы ты первая, кто победил меня в игре, в которой мне не было равных. Поздравляю тебя. Твое мастерство может сравниться только с твоей красотой.

Кэтлин улыбнулась в ответ:

— Спасибо, Жан. Если бы я тебя не знала, то подумала бы, что ты нарочно мне поддался. Не отвлекись ты на мгновение, победа была бы за тобой. уже начала уставать.

Жан криво усмехнулся:

— Превратности сражения с таким соблазнительным противником, как ты, моя дорогая. Я просто ничего не мог с собой поделать.

— Прости, Жан, — в голосе ее звучала искренность, — у меня такое чувство, будто я сблефовала, воспользовавшись тем, что я женщина, чтобы победить в поединке.

Пожав плечами, Жан философски заметил:

— C'est la vie[15], Кэтлин. Le bon dieu[16], в его безграничной мудрости, дал нам разную силу и разные слабости. Уделом мужчины стали мускулистая спина, крепкие руки… и слабость к прекрасному полу. Женщину же он одарил соблазнительными изгибами и хитростью, чтобы завлекать мужчин и заставлять их делать то, что ей хочется. Мужчины и женщины должны сами решать, где и когда применять полученные от него дары, и быть настороже в том, что касается их слабостей. В тот же момент, как глаза мои скользнули к твоей груди, я понял свою ошибку. Это была моя вина, только моя. Ты честно выиграла сражение. Я признаю свое поражение без всякой обиды и с полным уважением к твоему мастерству. Ты оказалась одним из серьезнейших противников, с какими мне когда-либо приходилось сталкиваться. Нам стоит сразиться как-нибудь еще, хотя бы только для того, чтобы научить меня не терять головы и быть всегда начеку.

— У меня, похоже, тоже не было никогда таких противников, как ты, — сказала Кэтлин. — Я с радостью сражусь с тобой еще раз, но только после того, как немного восстановлю свои силы.

— Берегись, ma petite piratesse, — предупредил Жан, и в его карих глазах заплясали веселые искорки. — Я не попадусь снова на ту же самую удочку!

— Тогда тебе лучше держать свою шпагу подальше от шнуровки на моем корсаже, — кокетливо проговорила Кэтлин, — а все внимание направить на то, чем занимаешься, а не на мое тело.

Она звонко рассмеялась, и Жан, не удержавшись, тоже расхохотался.

— Я попытаюсь, — пообещал он, — но это должен признаться, будет нелегко.

Кэтлин блаженно вздохнула, испытывая откровенное наслаждение от прикосновений щетки в руке Жана к своим свежевымытым волосам. Согласно условиям заключенного ими перед поединком пари, он вымыл ее с головы до ног. Когда его руки в мыльной пене касались ее тела, застывая на мгновение там, где желание было совершенно нестерпимым, мытье превращалось в истинную муку. Сейчас он расчесывал ей волосы, и эта, казалось, самая обычная процедура, странным образом возбуждая ее, еще более усиливала в ней желание.

Их взгляды встретились в зеркале, и мгновение они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, его — блестящие, полные обещанием ожидавших ее восторгов, ее — расширенные и необычайно прекрасные от чувств, которые он в ней пробудил. Наклонившись, он поцеловал ее в шею и плечо, слегка куснув в чувствительной точке. Сладострастная дрожь прошла по телу Кэтлин, и губы его растянулись в медленной улыбке.

Нежно он поднял ее на ноги.

— Идем, ma chatte, моя прекрасная маленькая кошечка. Ложись в постель, и я разомну твои утомленные мышцы и заставлю тебя замурлыкать под моими пальцами.

— Звучит божественно.

Это были ад и небеса, слитые воедино. Масло придавало его прикосновениям особую чувственность. Ее кожа в этот вечер казалась особенно чувствительной, и руки Жана одновременно и успокаивали, и необычайно возбуждали ее. Вскоре не осталось ни одной клеточки на ее теле, к которой не прикоснулись бы его пальцы, ни одного местечка, которое не требовало бы от него все новых и новых ласк.

Под конец она уже беспомощно извивалась под ним, выгибаясь к нему всем телом и умоляя взять ее. Когда он, наконец, удовлетворил ее просьбу, она уже ничего не понимала от желания — дикое создание, которое могло усмирить только его огненное прикосновение.

ГЛАВА 16

И вновь Кэтлин с Жаном на своих судах бороздили воды Карибского моря в поисках британских военных кораблей. Они гонялись за ними, как гончие, и, захватив, приканчивали всех на борту, не оставляя в живых ни одного человека, который мог бы сообщить об этом их врагам. Они были совершенно безжалостны и не давали пощады никому. Кэтлин руководила жажда мести, о которой она не забывала ни на мгновение.

Если Жан надеялся, что, став его возлюбленной, Кэтлин перестанет так безрассудно рисковать своей жизнью, то его ждало жестокое разочарование. Она, можно сказать, стала еще более дерзкой и бесшабашной, чем прежде. Казалось, она пытается искупить какой-то тайный грех, вымещая недовольство собой на беспомощных жертвах. В нее словно вселился дьявол, она могла изгнать его, лишь уничтожая все новых и новых врагов. Посланница смерти свирепствовала, пожиная обильную жатву, и имя ее было у всех на устах. Настоящий сгусток энергии и изобретательности, она, похоже, поставила себе целью топить каждый британский корабль, оказывающийся, на свое несчастье, у нее на пути, ничуть не заботясь при этом о том, что может, и сама погибнуть, в попытке добиться этого.

Днем Кэтлин была властной и решительной, умело, руководя своими людьми и безжалостно разя врагов. Ночью же, снимая свою шпагу, она становилась ангелом, о котором Жан мог только мечтать. Она отказывала ему лишь в одном — своем сердце. Прошло несколько недель, и, не видя в Кэтлин никаких признаков той любви, которой он так жаждал, Жан начал отчаиваться. И постепенно в нем загорался гнев. Как могла она так легко относиться к его чувствам? Действительно, он согласился принять ее условия, но с каждым днем ему становилось все труднее и труднее их соблюдать. Сколько еще он мог выдерживать эту пытку, жить с сознанием, что она его не любит? Не в силах найти выход, Жан чувствовал себя словно в западне. И хотя надежда еще не окончательно его покинула, ему было ясно, что если он сейчас поднимет этот вопрос, Кэтлин тут же сбежит от него, как вспугнутая охотником лань.

Постоянное раздражение вызывал у него и попугай Кэтлин — Пег-Лег. Дурацкая птица столь привыкла к этому времени жить с Кэтлин, что выселить ее из каюты молодой женщины, когда Жан туда перебрался, оказалось совершенно невозможно. В первый же вечер, когда они готовились лечь, из угла каюты вдруг послышался скрипучий голос:

— Чтоб мне провалиться!

Жан едва не подпрыгнул от изумления.

— Mon dieu [17]! — вырвалось у него. — Эта глупая птица отняла у меня, как пить дать, десять лет жизни.

Когда Кэтлин наконец перестала смеяться, она и винилась:

— Я забыла предупредить тебя о Пег-Леге. Похоже, он считает себя хозяином в моем будуаре. Мы с ним провели здесь вместе не одну ночь.

Жан не отрывал от птицы яростного взгляда.

— Больше ты не будешь проводить свои ночи в одиночестве, так что, думаю, он прекрасно может устроиться где-нибудь в другом месте, n'est-ce pas [18]?

— О, позволь ему остаться, Жан. Он совершенно безвреден и к тому же привык жить здесь. Ты скоро привыкнешь к нему и не будешь замечать его присутствия.

— Я что-то в этом сильно сомневаюсь, — протянул Жан. — Ну, да ладно, поживем — увидим.

Кэтлин разделась и собиралась уже юркнуть в постель, как вдруг Пег-Лег испустил долгий, протяжный свист.

Бровь Жана поползла вверх.

— Так что ты там говорила?

Кэтлин пожала плечами и ухмыльнулась:

— Спроси Доминика, откуда у Пег-Лега такие дурные манеры. Обычно эта безнравственная птица говорит одни только непристойности.

Сидевший на своей жердочке в углу Пег-Лег при ее словах пронзительно закричал:

— Хорошая птица! Хорошая птица!

Кэтлин бросила на попугая неодобрительный взгляд:

— А ну-ка замолчи!

Какое-то время в каюте царила тишина, нарушаемая лишь вздохами Кэтлин и Жана. Неожиданно по спине Жана пробежал холодок, обычно предупреждавший его в бою, что кто-то собирается напасть на него сзади. Рывком он обернулся и увидел над собой две бусины глаз и острый изогнутый клюв. Пег-Лег с интересом наблюдал за ними с перекладины над койкой Кэтлин.

Жан взревел от ярости и выбросил вперед кулак, целясь в попугая. Пег-Лег метнулся в сторону, и Жан со всей силы ударил прямо в перекладину. Он вновь взревел, на этот раз от боли.

Прикусив губу, чтобы не рассмеяться, Кэтлин привстала и внимательно осмотрела его руку. К счастью для Пег-Лега, кость оказалась не задетой. И рука, и гордость Жана были, несомненно, ранены, но, судя по всему, и та, и другая не слишком серьезно.

— Жан, — заметила она с укоризной, закончив осмотр, — ты мог бы сломать руку.

— Я пытался свернуть его глупую башку! — в сердцах воскликнул Жан. — Если бы я желал пригласить зрителей, то установил бы плату за вход!

— А это идея! — Кэтлин прищелкнула язык и тут же рассмеялась.

— Кэтлин, — предостерегающе сказал Жан. — Я изо всех сил пытаюсь сдержаться, но должен предупредить тебя, терпение мое вот-вот лопнет. Прошу тебя, сделай что-нибудь с этим любителем подглядывать, с этим извращенцем, пока я не свернул ему шею.

— Хорошо, — примирительно ответила Кэтлин. — Я посажу его в клетку и накрою ее платком. Может он заснет.

— А может, — проворчал Жан, — даст Бог, он там и задохнется.

Пег-Лег тем временем вернулся на свою жердочку и, когда Кэтлин стала снимать его оттуда, чтобы посадить в клетку, громко прокричал:

— Господи Боже мой! Господи Боже мой!

Поспешно Кэтлин накрыла клетку платком и шепнула:

— Замолчи, глупая птица! Ты что, не понимаешь, что можешь угодить в суп?

После этого случая Кэтлин каждый вечер сажала попугая в клетку и накрывала платком. Обычно поворчав там несколько минут, Пег-Лег засыпал. Но иногда она забывала накрыть клетку платком, и он тут же напоминал о своем присутствии свистом или каким-нибудь непристойным замечанием. Скрипучее «Поцелуй меня, красотка!» или «К бою»! мгновенно приводило Жана в ярость, и Кэтлин спешила накрыть птицу. Попугай не только подглядывал, но и подслушивал, и Кэтлин, порой смеялась до колик, услышав вдруг посреди нежных признаний Жана громкий комментарий: «Ерунда!».

Как-то в особенно пикантный момент Пег-Лег, который все еще бодрствовал, неожиданно прокричал:

— Задай-ка жару, приятель!

Жан побагровел от злости.

— Или ты найдешь какой-нибудь способ заставить замолчать эту мерзкую кучу перьев, или я разорву ее на куски и скормлю акулам! — проревел он. — После чего я сделаю то же самое с Домиником за то, что он подарил его тебе!

Кэтлин решила прибегнуть к более крутым мерам выселить попугая из своей каюты. Очень скоро, однако, ей пришлось забрать его, так как он кричал и громко стучал клювом по прутьям клетки, не давая никому спать. В конце концов, она была вынуждена оставить его у себя и лишь убирать клетку с ним каждую ночь в шкаф. Лишенный возможности слышать и видеть происходящее, Пег-Лег какое-то время отпускал отборнейшие ругательства, выражая тем самым свое недовольство, после чего клал голову под крыло и засыпал. Проблема, таким образом, была решена. Жан был удовлетворен, Кэтлин вздохнула с облегчением, и Пег-Лег сохранил жизнь.

Март подходил к концу, приближался день рождения Катлина, которому исполнялось три года, и Кэтлин стояла перед мучительной дилеммой. Прервать ли ей свои операции на море и вернуться в Саванну? Как всякой любящей, нежной матери ей отчаянно хотелось увидеть дочь и быть вместе с сыном в день его рождения, и, однако, при одной только мысли об этом в голове у нее сложно звенел предупреждающе колокольчик. Сможет ли она вынести встречу с сыном, который был уменьшенной копией Рида, сейчас, когда к ней только-только начал возвращаться вкус к жизни? Не слишком ли рано ей возвращаться домой? Не нарушит ли вид Катлина ее все еще столь хрупкое счастье, не погрузится ли она снова в пучину отчаяния?

За десять дней до дня рождения сына Кэтлин наконец приняла окончательное решение. Вместе с захваченным ею британским бригом она отправила в Саванну Кейт письмо, в котором просила бабушку передать от нее поздравления Катлину. Помимо этого она послала Кейт денег с наказом купить от нее в подарок Катлину пони и тележку.

«Передай Катлину, что мама его очень любит и скучает по нему. Пожелай ему от меня счастья и скажи, мама надеется, что ему понравится ее подарок и что по возвращении она посмотрит, как он управляется со своим пони. Обними и поцелуй за меня обоих моих дорогих и скажи им, чтобы они не забывали меня, а я скоро буду дома…» «Постепенно, — продолжала она, — я начинаю смиряться, приняв посланное мне судьбой, но пока у меня нет твердой уверенности, что я могу встретиться с Катлином. Боль в душе немного утихла, но я боюсь, как бы она не вспыхнула с новой силой при виде сына. Я словно просыпаюсь от ужасного кошмара, и меня охватывает страх, что если я только подумаю о нем, он вернется и будет снов меня мучить. Я не чувствую себя пока достаточно сильной для возвращения в Чимеру.

Изабел меня всячески поддерживает. Ты бы не узнала ее сейчас. Робкое, обуреваемое страхами существо превратилось в уверенную в себе, счастливую женщину.

Все мои друзья, бабуля, оказались просто замечательными, и больше всех Жан. Он вернул меня из мрака отчаяния к свету, подарив радость и смех. Жаль, что я не могу ответить ему любовью на любовь. Наша общая с ним любовь к Риду одновременно и связывает нас, и разъединяет. Щедрость Жана, его бескорыстие вносит в мою душу умиротворение и раздражает меня. Благодаря его неизменному вниманию, я чувствую себя и счастливой, и виноватой, и совершенно не знаю, что мне делать. Его легко полюбить, но любовь, как я знаю по опыту, влечет за собой слишком много боли, которой в моей жизни было более, чем достаточно. При мысли о любви меня охватывает страх. Я скорее предпочту сразиться с дюжиной врагов, чем рискну вновь испытать подобную боль…»

В начале апреля Доминик в порыве раздражения и отчаяния из-за явного нежелания Изабел ответить ему любовью на любовь принял вдруг решение на какое-то время отделиться от них и, набрав собственную команду, вскоре отплыл на «Тигре». В душе его теплилась надежда, что вдали от Изабел он сможет лучше разобраться в своих проблемах и бедах.

Не прошло и нескольких дней после его отплытия, как Изабел совершенно неожиданно для себя поняла, что ужасно скучает по Доминику. Жизнь без него казалась пустой и неинтересной, а дни в десять раз длиннее. Ее уверенность в себе поколебалась, да и в бою она стала действовать менее решительно, не ощущая более за спиной его постоянного присутствия. С тоской во взоре она слонялась по кораблю, чувствуя себя совершенно потерянной без его всегдашних шутливых поддразниваний, его заразительного смеха, его глаз смотрящих на нее с неизменным восхищением.

Молча наблюдала Кэтлин за страданиями подруги, чувствуя себя вправе давать ей какие бы то ни было советы в ее любовных делах, когда не могла разораться в своих собственных. Она видела растущее день ото дня отчаяние Жана, но будучи не в силах ему сейчас что-либо обещать, хранила молчание. Тем временем недовольство Жана таким положением вещей становилось все более очевидным, хотя он и не высказывал его вслух. Они продолжали оставаться любовниками и партнерами в морском разбое.

Приближался день рождения Кэтлин, который в постоянных погонях за вражескими судами и сражениях был бы начисто забыт всеми, если бы не исключительная память старого Дэна Ханаана. Старик вспомнил о знаменательной дате, и втайне от Кэтлин они с Финли, Жаном и Изабел приготовили для молодой женщины настоящий праздник. Однако в последний момент их тщательно разработанный план едва не рухнул из-за непогоды. На море была ужасная качка, и коку пришлось немало потрудиться, чтобы в таких условиях умудриться испечь приличный пирог. Затем, уже на закате, они заметили вдруг британский корабль и пустились за ним в погоню. В довершение всего, когда они все же догнали британца и взяли на абордаж, его команда оказала им неожиданно яростное сопротивление.

Было уже совсем темно, когда сражение наконец закончилось и они, усталые и грязные, оказались вновь на своем корабле.

— Все, что я хочу сейчас, — пробормотала устало Кэтлин Жану, — так это принять ванну и завалиться спать.

Если бы не день ее рождения, Жан не стал бы возражать, но нельзя же было вот так просто отменить праздник, который все они готовили с такой любовью и старанием.

— Тебе надо сначала что-нибудь поесть, cherie, — посоветовал он ей. — Иди, прими ванну и присоединяйся к нам за ужином. Изабел необходимо немного подбодрить, и потом, как мне кажется, Финли хотел о чем-то с тобой поговорить.

— Надеюсь, кок сможет нам что-нибудь предложить. Я, кажется, готова съесть лошадь — так проголодалась! — С этими словами она медленно побрела в свою каюту.

В дополнение к обычному ужину, состоявшему, как всегда, из дымящегося рагу и галет, кок приготовил в этот вечер еще и пирог с яблочным пюре, и рисовый пудинг. Кэтлин совершенно забыла о собственном дне рождения, и ее приятно удивила подобная внимательность со стороны друзей. Вскоре чудесный ужин закончился, и она начала один за другим разворачивать преподнесенные ей подарки. Финли подарил ей отполированные до блеска зубы акулы, из которых она сразу же решила сделать кулон и сережки. От Изабел Кэтлин получила новый шелковый шарф, а Дэн, задумавший, очевидно, свой подарок еще несколько недель назад, вырезал из дерева попугая, в котором нетрудно было узнать Пег-Лега. У Жана тоже был для нее подарок, но он сказал, что она получит его, когда они останутся вдвоем в своей каюте.

Вскоре они вернулись к себе и он сразу же преподнес ей маленький пакетик, полностью уместившийся в ладони Кэтлин. В глубине души она знала, что увидит, еще до того, как развязала на нем ленту. Пальцы ее слегка задрожали, и в огромных изумрудных глазах появилось тревожное выражение.

— Жан, если это то, что я думаю… — неуверенно начала она.

Жан сжал ее лицо в своих ладонях и заглянул в широко раскрытые глаза.

— Это всего лишь подарок, Кэтлин, ничего более. Даже если ты будешь носить его только в знак нашей дружбы, я пойму, но ты должна знать, как я к тебе отношусь. Когда-нибудь, я надеюсь, ты станешь носить его именно с той целью, с какой оно было мною куплено.

Развернув бумагу, она взяла в руки маленькую коробочку и приподняла крышку. Внутри на бархатном ложе лежало изумительной красоты золотое кольцо. Посередине сверкал бриллиант в овальной оправе, а вокруг него поблескивали крошечные аквамарины.

— О, Жан! — Кэтлин вскинула голову, встретившись с устремленным на нее взглядом Жана. — Он великолепно, но…

— Думай о нем пока только как о подарке ко дню рождения, — прервал ее Жан, надевая ей кольцо на средний палец правой руки.

Кольцо оказалось в самую пору, похоже, он купил его у того же ювелира, у которого всегда делал покупки Рид. На глаза Кэтлин навернулись слезы.

— Жан, я знаю, что, сама не желая этого, причиняю тебе боль. Пожалуйста, будь терпелив со мной еще какое-то время, пока я не разберусь окончательно в своих чувствах и мыслях.

Протянув руку, Жан убрал упавшие ей на лицо волосы.

— Что еще могу я сделать для тебя, моя Кэтлин?

Вся ее неуверенность мгновенно исчезла от его ласки.

— Обними меня, Жан, — прошептала она, прижимаясь к нему всем телом. — И люби меня!

Перед Пасхой, чувствуя, что они заслужили короткую передышку, Кэтлин и ее друзья-пираты возвратились на Гранд-Тер, где их ждал неприятный сюрприз. Доминик был серьезно ранен, и за ним ухаживал Чарльз. Как выяснилось, недалеко от острова Санта-Крус Доминик повстречался с испанским военным кораблем, и последовавшее за этим сражение окончилось для них неудачно. «Тигр» получил в бою серьезные повреждения, но им все же удалось ускользнуть и как-то доплыть до дома. Чарльза вызвали из Нового Орлеана ухаживать за раненым, и он был на острове, когда туда прибыли Жан, Пьер, Кэтлин и Изабел.

— Как он, Чарльз? — спросил с тревогой Жан, когда врач наконец вышел из комнаты, где лежал Доминик.

Чарльз покачал головой.

— Могло быть и хуже, Жан. Пуля пробила плечо, и рана не внушала бы серьезных опасений, если бы ею занялись сразу же. А так в нее попала инфекция, и это сейчас главная проблема. У него сильный жар и почти все время он находится без сознания.

— Он выживет? — спросила тоненьким голоском Изабел.

— Судя по всему, да, — ответил Чарльз, — но меня тревожит его душевное состояние. — Он обратился к Жану: — Его что-нибудь беспокоило в последнее время? Ты, случайно, не знаешь, как возродить в нем вновь желание жить?

Жан окинул задумчивым взглядом Изабел.

— У меня есть кое-какие подозрения насчет того что беспокоит Доминика… однако я здесь помочь ничем не могу.

Под прямым взглядом Жана Изабел вспыхнула до корней волос и прикусила нижнюю губу.

— Мне хотелось бы его увидеть, — проговорила она наконец.

Кэтлин, ожидавшая ее ответа затаив дыхание, с облегчением перевела дух.

— Хочешь я пойду вместе с тобой? — предложила она Изабел.

— Нет, — Изабел качнула головой. — Я должна это сделать сама. Мне надо было это сделать давным-давно, но из-за своего упрямства я ничего не желала видеть. — Ее бархатные глаза наполнились слезами. — А сейчас, может быть, уже слишком поздно!

Прошло два долгих томительных дня, прежде чем жар у Доминика окончательно спал, и еще двенадцать часов, пока он не проснулся ярким весенним утром в полном сознании. Все это время Изабел почти не отходила от его постели, позволяя Кэтлин с Жаном сменять ее лишь на короткие мгновения. Просиживая часами у постели Доминика, Изабел постоянно разговаривала с ним, хотя у нее не было никакой уверенности в том, что он ее слышит или понимает. Она умоляла его поскорее поправиться, обещая обо всем с ним поговорить, как только к нему вернутся силы. Хотя Доминик и не просыпался и ничем не показывал, что слышит ее, он, по словам Чарльза, явно пытался сейчас побороть болезнь.

Первое, что встретил взгляд Доминика при пробуждении, было лицо склонившейся над ним Изабел. Он попытался что-то сказать, но она поспешно приложила палец к его пересохшим губам, приказывая молчать.

— Побереги свои силы, Доминик. Мы обо всем поговорим с тобой позже. — На ресницах Изабел повисли слезы, и от этого ее черные глаза сверкали как драгоценные камни. — С возвращением. Я скучала по тебе.

— Люблю тебя, — пробормотал сонным голосом Доминик.

На губах Изабел появилась смущенная улыбка.

— Я тоже тебя люблю, Доминик, но мы поговорим об этом потом, когда ты окончательно поправишься. — Она поднялась. — Пойду скажу Жану с Пьером, что ты очнулся. Здесь также и Чарльз из Нового Орлеана.

Запекшиеся губы Доминика дрогнули.

— Ты вернешься? — спросил он, хватая Изабел за руку.

Улыбка ее стала еще шире.

— Конечно, я вернусь, медведь ты этакий! Думаю, ты еще устанешь смотреть на меня к тому времени, как поправишься.

— Никогда! — прошептал он.

Кэтлин с Жаном пробыли на Гранд-Тер неделю, до тех пор, пока Чарльз не заверил их, что отныне жизни Доминика ничто более не угрожает. На конец этой недели как раз приходился день рождения Жана, и Кэтлин сделала все, чтобы он стал настоящим праздником. Ей хотелось хоть немного порадовать Жана после всего того, что ему пришлось испытать в последние дни. Пьер, сказавший ей об этом, помог и в устройстве торжественного ужина и проследил за тем, чтобы гости не засиживались и сразу же после ужина оставили бы Кэтлин с Жаном наедине.

— Помнишь пари, которое мы заключили с тобой перед нашей дуэлью? — спросила Кэтлин, которая кормила в этот момент Жана инжиром, шаловливо касаясь кончиками пальцев его губ.

Они сидели на террасе, глядя на темнеющее вдали море и отблески лунного света на волнах.

Жан слегка прикусил один розовый пальчик.

— Да, моя маленькая соблазнительница, я помню.

Кэтлин улыбнулась:

— А ты помнишь, что тебе хотелось получить в случае выигрыша?

— Это было бы трудно забыть, — произнес он ровно, — но почему ты спрашиваешь?

— Потому что, мой дорогой, — промурлыкала Кэтлин и слегка подтолкнула его, понуждая встать с кресла, это именно то, что ты получишь от меня сегодня в качестве подарка ко дню рождения! — Увидев его изумленный взгляд, она прошептала: — Идем, ждет ванна, и твоя рабыня горит нетерпением ублажить тебя так, как ты того пожелаешь.

Эта ночь навеки запечатлелась в памяти Жана. Никакие его сумасшедшие фантазии не могли идти ни в какое сравнение с этой фантастической ночью любви, подаренной ему Кэтлин. Она была одновременно и смелой, и робкой, богиней и нимфой. Все в ней принадлежало ему, все, кроме ее сердца. Он мог приказать ей все что угодно, за исключением того что более всего жаждал — любить его. Но здесь он был не властен. И однако в эту одну-единственную ночь они были близки, как никогда. Вновь и вновь страсть бросала их в объятия друг друга, и лишь когда небо над горизонтом заалело, они, совершенно утомленные любовью, оба погрузились, наконец в глубокий сон.

«Волшебница Эмералд» и «Прайд» снова вышли в море, а Изабел осталась на острове ухаживать за Домиником.

Поначалу дела у них шли хорошо, погода стояла отличная и штормов, против обыкновения, не было. Они придерживались своей обычной тактики, нападая на все без разбора суда под британским флагом и покончив с ними, быстро уплывали прочь в поисках новых жертв.

Первого мая разразился ужасный шторм. День не задался с самого утра. Начать с того, что это была годовщина свадьбы Кэтлин с Ридом, и молодая женщина пребывала в отвратительном настроении с первой же минуты, как только открыла глаза. Она была раздражительна и поглощена своими мыслями до такой степени, что Жана так и подмывало подойти к ней и как следует встряхнуть за плечи, чтобы она хотя бы выругалась, а не молчала все время с похоронным видом. Почти все утро она провела на вантах, страдая там в одиночестве и игнорируя все и вся.

Она, вероятно, просидела бы на своем насесте весь день, если бы не британский фрегат. Внезапное появление врага все изменило. Ей пришлось волей неволей спуститься вниз и вести команду в бой. Сражение в этот раз было необычайно ожесточенным или так показалось Кэтлин. Приближался шторм, ей хотелось закончить все как можно скорее, но судьба распорядилась иначе, и бой затянулся. Противники ее были один искуснее другого, и к тому же она никак не могла заставить себя сосредоточиться. Все в этот день, казалось, было против нее. Впоследствии Кэтлин и сама не могла сказать, как это произошло — одну минуту она отражала удар, а в следующую уже лежала поверженная, на палубе, глядя снизу вверх на своего противника. Ей едва удалось откатиться в последнюю секунду в сторону, избежав тем самым смертельного удара. Острая боль в левом плече сказала ей, что она ранена, но сейчас было не время беспокоиться о таких пустяках. Мгновенно она вскочила на ноги и выбросила вперед руку с зажатой в ней шпагой, застав врасплох своего противника, совершенно не ожидавшего, что она так быстро оправится. Клинок пробил его грудь и вонзился в сердце…

Жан, вне себя от ярости, наблюдал за тем, как корабельный врач перевязывает плечо Кэтлин. Рана была неглубокой и не слишком серьезной, хотя небольшой шрам, несомненно, будет отныне всегда о ней напоминать.

— Полагаю, ты не собираешься возвращаться на палубу в такой шторм, Кэтлин? — спросил сердито Жан. — Финли вполне способен заменить тебя у штурвала. Ты и так уже едва не погибла сегодня из-за своих бесплодных мечтаний, которые помешали тебе целиком сосредоточиться на противнике. Ты и дальше собираешься искушать судьбу, пытаясь управлять кораблем в такой шторм с раненой рукой?

При этих словах Жана в душе Кэтлин мгновенно вспыхнул гнев, глаза ее потемнели, и врач поспешно выскочил за дверь, дабы не присутствовать при готовой разразиться в следующий момент буре.

— Это мой корабль, Жан, и здесь я делаю, черт подери, то, что мне нравится! И я не нуждаюсь в твоем позволении, чтобы грустить в день годовщины моей свадьбы с человеком, которого я люблю и о котором тоскую больше, чем ты можешь себе представить.

— Это едва не стоило тебе жизни, дурочка! — проревел Жан в ответ, внутренне содрогнувшись при ее словах.

— Это мое дело!

Лицо Жана словно окаменело.

— Это уж точно, — холодно произнес он и начал собирать свои вещи в каюте.

Прошло несколько секунд, прежде чем Кэтлин сообразила, что он делает.

— Что это ты надумал? — спросила она резко.

Жан рывком обернулся и устремил на нее ледяной взгляд.

— Я устал. Устал лишь давать все время, не получая взамен от тебя ничего, кроме твоего тела. Женщина, которую я люблю, едва не погибла сегодня — думая, должен добавить, о другом мужчине в этот момент, — и она мне заявляет, что это меня не касается! Похоже, мне давно пора перестать биться головой о стену, ты не находишь?

У Кэтлин все дрожало внутри. Может, от того, что произошло с ней сегодня, а может, и по какой другой причине, она не знала. Она знала только то, что должна остановить его, не дать уйти. Она протянула к нему руки.

— Жан, пожалуйста! Не уходи! Прости меня. Давай поговорим.

— Мы поговорим позже, когда оба немного успокоимся. И не смотри на меня с таким отчаянием, cherie. Я буду в соседней каюте. Я не могу возвратиться сегодня на «Прайд» из-за шторма.

— Но ты мне нужен, Жан, — жалобно простонала Кэтлин. — Это был несчастный день, несчастный с самого начала и до конца. У меня раскалывается голова, болит рука, я совершенно измотана, я голодна, я промокла и почти ничего не соображаю. А теперь еще и это! Мне совсем не хочется ссориться с тобой, Жан. Я хочу только прижаться к твоей груди и забыть, что сегодняшний день вообще существовал.

Жан покачал головой и вздохнул:

— Нет, Кэтлин. На этот раз на первом месте будет то, чего хочется мне. Я должен отказать тебе, чтобы окончательно не лишиться рассудка. Мое терпение достигло предела. Не могу я больше довольствоваться лишь твоим телом. Мне нужна твоя душа, твое сердце. Бывают моменты, когда я готов поклясться, что в нашей постели трое — ты, я и Рид. Я не желаю отныне делить тебя с призраком!

С этими словами Жан отвернулся от Кэтлин, которая словно приросла к полу, и направился к двери. На пороге он оглянулся и увидел, что лицо ее было белым, как мел.

— Когда ты сможешь прийти ко мне и сказать, ты меня любишь, я тебя выслушаю. Когда ты сможешь убедить меня, что ты предала прошлое забвению мне не нужно больше соперничать с памятью о Риде в твоем сердце, тогда мы с тобой поговорим, но не раньше.

И он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Совершенно потрясенная, Кэтлин застыла на месте, глядя сквозь застилавшие глаза слезы на закрывшуюся за Жаном дверь.

Пальцы Кэтлин с силой сжимали штурвал. В душе бушевала не меньшая буря, чем на море вокруг нее. Длинные влажные пряди волос, развеваясь от резких порывов ветра, хлестали ее время от времени по лицу, что затрудняло видимость, и без того небольшую из-за пелены дождя. По щекам, смешиваясь с морскими брызгами и каплями дождя, безудержно катились крупные слезы. Корабль швыряло из стороны в сторону, и при каждом ее усилии выровнять его, плечо пронзала острая боль. Царивший кругом мрак то и дело прорезали белые зигзаги молний, нацеленных, казалось, прямо на «Волшебницу». Постоянные раскаты грома оглушали Кэтлин, так что она слышала лишь рев бури, шум ударявшихся о борт волн и завывание ветра.

Очередная молния ударила почти у носа корабля с правого борта, и Кэтлин невольно зажмурилась. Небеса словно затеяли с фрегатом какую-то жестокую игру. Для моряка не было большего кошмара, чем быть застигнутым подобным штормом, когда каждую секунду ты мог ожидать, что молния попадет в ванты или ударит с дьявольской точностью в мачту, уничтожив хрупкую посудину, являющуюся единственной преградой между тобой и ревущим внизу морем, которое, казалось, стремилось тебя поглотить.

— Черт! Черт! Черт! — выругалась вслух Кэтлин, но ее гнев был направлен скорее против себя самой, нежели против бушевавшего вокруг шторма. Все ее мысли были заняты Жаном. «Если я в скором времени не приму какого-нибудь решения, я его потеряю», — подумала она, кусая губы.

На мгновение в душе ее вновь вспыхнул гнев. «Только три недели назад он сказал, что даст мне время. Похоже, данный мне срок истек. Но это же нечестно!» Слезы вновь покатились по ее щекам и подбородок предательски задрожал.

Кэтлин обреченно вздохнула. Вновь и вновь она задавалась вопросом: «Почему я не могу, наконец, решить, что мне делать, почему колеблюсь?» Мысленно она начала перечислять: «Жан любит меня. Рид мертв. Я люблю Жана…» Пораженная этой последней мыслью, невольно возникшей в ее мозгу, Кэтлин широко открыла глаза.

— Я люблю Жана, — проговорила она медленно вслух, словно пробуя на язык эти слова.

Они звучали правильно. В них не было никакой фальши. Неудивительно, что она, не сопротивляясь, кинулась ему в объятия и разделила с ним его ложе. Должно быть, сердце ее давно знало то, что разум отказывался принять.

И все же что-то в ней противилось этому. Словно испытывая нестерпимую боль, она плотно сжала веки и мысленно вскричала: «Но эта мысль пугает меня! Я боюсь отдать свое сердце Жану. Это требует безграничной веры и доверия с моей стороны, на что после смерти Рида я совершенно не чувствую себя способной. И потом, нужно еще так много учитывать, помимо того, что мы любим друг друга. Обладаю ли я достаточным мужеством, чтобы рискнуть полюбить снова, осмелиться думать, что у меня с Жаном может быть будущее? Могу ли я доверить его заботам моих детей?»

Мысли носились по кругу в ее усталом мозгу, вновь и вновь возвращаясь к одному и тому же: «Да. Я люблю Жана. Не так, как я любила Рида, по-другому, как сказала Элеонора. И что же мне теперь делать? Насколько сильно мое желание рискнуть?»

Занятая своими мыслями, Кэтлин не сразу заметила Жана, который, прислонившись к мачте, стоял внизу на палубе и молча наблюдал за ней. Даже сквозь пелену дождя его взгляд обжигал. Намереваясь, очевидно, подняться к ней, он шагнул вперед, и в этот момент черноту неба прорезал зигзаг молнии, нацеленной, казалось, прямо в мачту. Все вокруг залил ослепительный белый свет, и лишь раздавшийся в следующее мгновение громкий треск сказал Кэтлин, что мачта раскололась.

— Жан! — крикнула Кэтлин, и тут паруса, лини и обломки мачты полетели на палубу — на Жана. Она увидела, как его ударило стеньгой и он упал, мгновенно погребенный под парусиной.

Оставив штурвал в руках судьбы, Кэтлин со всех ног бросилась к лестнице. У юта она столкнулась с Финли, спускавшимся на палубу, и вместе они кинулись Жану на помощь. «Волшебницу Эмералд», оставшуюся без рулевого, бросало из стороны в сторону, и в воздухе стоял тяжелый и пугающий запах горелого дерева. На палубе к ним присоединились другие, и, преодолевая шум бури, Кэтлин крикнула:

— Жан ранен!

Внезапно фрегат накренился, и она, поскользнувшись, упала.

— Финли! Встань у штурвала!

Вскочив на ноги, Кэтлин стала пробираться к Жану, отбрасывая с дороги лини и парусину. Когда она была уже почти рядом с ним, о борт ударила огромная волна. Фрегат опасно накренился, и Кэтлин вновь упала.

В это мгновение она увидела Жана. Явно находящийся без сознания, с белым как смерть лицом и запутавшимися в линях руками и ногами, он катился по палубе к краю борта. Прежде чем Кэтлин успела подтянуться и схватить его, он проскользнул под поручнем и таща за собой лини и парусину, свалился за борт в бурлящие темные волны.

На мгновение Кэтлин застыла от ужаса. Затем, вкрикнув, она сбросила с себя сапоги и прыгнула в море вслед за ним.

ГЛАВА 17

Волны сомкнулись над головой Кэтлин, и кромешная тьма обступила ее со всех сторон. Полное отсутствие света и звука вселяло ужас, и на мгновение у Кэтлин захолонуло сердце. Она попыталась хоть как-то сориентироваться. Здесь, под бурлящей поверхностью море было спокойнее, и она почти не чувствовала качки, плывя вслепую туда, где, как ей казалось, мог находиться Жан.

Кэтлин плыла, полностью положившись на свое внутреннее чутье, и вскоре ощутила какое-то необычное колебание воды впереди себя. Поспешно она вытянула руку, и ее пальцы коснулись линя. Следуя вдоль него и колеблющейся под напором воды парусины, она молила небеса о том, чтобы ей удалось найти Жана прежде, чем будет слишком поздно.

Ей начало уже казаться, что прошла целая вечность, и тут рука ее внезапно наткнулась на холодное тело. «О Господи, наконец-то! — мысленно воскликнула она и начала торопливо освобождать Жана от опутавших его веревок и парусов. — Господи, только не дай ему умереть!» Она яростно дергала за набухшие от воды веревки, торопливо отбрасывая в сторону целые ярды парусины, пока, наконец, Жан не оказался на свободе. Легкие ее были словно в огне, в висках стучало от недостатка кислорода. Она обхватил Жана руками за грудь и с силой, рожденной отчаянием, рванулась вверх.

С трудом пробиваясь вместе с Жаном сквозь толщу воды к поверхности, она не переставала про себя кричать, бросая вызов морю, которое готово было поглотить их обоих в любую минуту. «Нет! — билась в ее голове мысль. — Я не позволю тебе забрать его у меня! И Жана тоже! И Жана тоже!»

Наконец они вынырнули на поверхность, и огромные волны тут же принялись бросать их из стороны в сторону, так что Кэтлин с огромным трудом удавалось поддерживать голову Жана над водой. К счастью, они были рядом с кораблем, и она попыталась ухватиться за линь, брошенный ей Дэном. После нескольких неудачных попыток она наконец поймала линь и обвязала им Жана, который был незамедлительно поднят на палубу. Хватаясь за свисавшие со сломанной мачты лини, Кэтлин последовала за ним. У самых поручней чьи-то сильные руки подхватили и рывком втащили наверх.

Стоя на четвереньках, Кэтлин с шумом вдохнула воздух. Ее измученное тело жаждало отдыха, и отчаянно хотелось свалиться прямо тут, на палубе, но прежде необходимо было узнать о состоянии Жана. Она заставила себя подняться и, с трудом передвигая ноги, направилась туда, где стояли, сгрудившись вокруг него, матросы.

Жан лежал на животе и был совершенно недвижим.

— Он не дышит, — услышала она словно издалека голос Дэна.

В душе Кэтлин вспыхнул гнев — гнев на море и шторм, и на несправедливую судьбу, лишавшую ее второго мужчины в тот самый момент, когда она поняла, что любит его. Ей хотелось ударить, неважно кого или что, в ответ на эту несправедливость, и, сжав руки в кулаки, она изо всей силы стукнула по широкой мокрой спине Жана. Вновь и вновь опускались ее кулаки, а когда в пальцах не осталось больше сил и они перестали сжиматься, она стала бить по спине Жана ладонями.

— Только не снова! — кричала она. — Только не опять!

На лицах матросов, окружавших Кэтлин, была написана жалость. Никто из них не обращал никакого внимания на Жана, пока тот вдруг не закашлялся.

— Что за… — начал было Финли, бросив изумленный взгляд на распростертое перед ним тело, и тут же поспешил схватить Кэтлин за руки, дабы предотвратить дальнейшие удары. — Эй, Кэт! Стой! Он жив! Он кашляет, значит, дышит! Прекрати колотить, говорю, дай же ему наконец отдышаться!

В радостном изумлении смотрела Кэтлин, как матросы под наблюдением корабельного врача, за которым кто-то из них тут же сбегал, приводят Жана чувство. Говорить она не могла. Сидя скорчившись под дождем на мокрой палубе, она раскачивалась из стороны в сторону, ни на миг не отрывая взгляда Жана. Глядя на происходящее у нее на глазах чудо, она молилась про себя и надеялась, и крупные слезы катились по ее лицу. Сейчас, когда Жан был жив и жизни его, похоже, больше ничего не угрожало, последние силы, казалось, покинули ее и она могла только плакать от радости и неимоверного облегчения.

Врач осмотрел Жана и не нашел у него никаких повреждений, кроме огромной шишки на затылке. — В течение нескольких дней, — сказал он больному, — голова у тебя будет просто раскалываться возможно также, что все будет расплываться перед глазами и появится тошнота, даже головокружение Тебе следует какое-то время провести в постели и не напрягаться. И никаких сражений, как и никакого волнения. Удар был довольно сильный, но, уверен, через несколько дней ты совершенно поправишься.

Матросы отнесли Жана в каюту и, осторожно уложив его на койку Кэтлин, вышли. Сил у Жана при этом хватило лишь на то, чтобы хрипло пробормотать:

— Это просто смешно! Со мной возятся прямо как со старой развалиной!

Кэтлин, вконец измотанная, скользнула на койку рядом с ним.

— Тс-с, Жан. Тебе нельзя волноваться, моя любовь. Побереги то дыхание, что мне удалось вколотить в тебя, и постарайся уснуть.

— Ты сказала правду? — спросил он тихо.

— Правду о чем?

— Ты сказала правду, когда назвала меня своей любовью?

Кэтлин улыбнулась в темноте.

— Я сказала правду, mon amour[19]. — Голосом, в котором звучало изумление, она нежно добавила: — Я люблю тебя, Жан. Я тебя люблю и это пугает меня до смерти. Мне показалось, я сейчас умру, когда увидела, что ты свалился за борт!

Как будто он только что осознал это, Жан потрясенно произнес:

— Ты прыгнула в море вслед за мной! Так вот о чем все вокруг говорят!

— Конечно! — сказала она резко. — А ты чего ожидал? Чтоб я спокойно смотрела, как ты тонешь?

— Успокойся! — ответил он не менее резко. — Я просто хотел сказать, что риск был огромен, и я никогда бы не попросил тебя на него пойти.

— А ты и не просил! Я сама так решила. Вместо того чтобы ворчать, лучше бы поблагодарил меня.

Жан простонал:

— Я благодарен! — После минутного молчания он спросил: — Почему мы ссоримся? Мы оба живы, любим друг друга, мы вместе. Похоже, мы два самых удачливых создания на свете.

— Я знаю, — сдавленно прошептала Кэтлин, у которой комок застрял в горле. Она прижала Жана к себе. — О Жан! Меня охватывает ужас при мысли, что я едва тебя не потеряла. И это в тот момент, когда я наконец-то поняла, что люблю тебя! Ты мог бы умереть, прежде чем я успела бы сказать тебе об этом!

— Ты поняла это до того, как я свалился за борт? — спросил он ровным тоном.

— Да. Я поняла это еще до того, как увидела тебя на палубе. Мне не терпелось сказать тебе об этом, и тут вдруг молния ударила в мачту и весь мир словно раскололся.

— А как же Рид?

Кэтлин не ответила.

— Ты все еще его любишь? — продолжал настаивать Жан.

— Конечно! Я всегда буду его любить, Жан, но это не имеет никакого отношения к тому, что я чувствую к тебе. Наконец-то я осознала, что Элеонора говорила мне правду: «Можно любить не одного мужчину, и каждого по-другому».

— Элеонора сказала тебе это? Когда?

— Месяца два назад, когда ты взял меня в Новый Орлеан в первый раз. Тогда-то она мне и сказала, что будет по-настоящему счастлива, если мы с тобой полюбим друг друга. Я боялась, что это может причинить ей боль, но она уверила меня в обратном.

— Элеонора удивительная женщина, — сонно пробормотал Жан.

— Ты тоже удивительный. Но пора спать. Мы снова поговорим об этом, когда ты как следует отдохнешь.

— Скажи мне еще раз, что любишь меня, — потребовал Жан. — Я хочу заснуть под звуки твоего нежного голоса, произносящего эти драгоценные для меня слова.

— Я люблю тебя, — произнесла Кэтлин мягко. — Я люблю тебя, Жан Лафит.

К следующему утру они находились всего лишь в дне пути от Гранд-Тера, так что было решено для ремонта фрегата возвратиться на остров. Пока на «Волшебнице Эмералд» устанавливали мачту, Жан отдыхал, время от времени навещая Доминика, который благодаря нежным заботам Изабел, быстро шел на поправку.

Пьер решил воспользоваться вынужденным простоем и съездить ненадолго в Новый Орлеан повидать жену и детей. К тому времени, когда они были готовы выйти в море, он все еще не вернулся, и они отплыли без него. Доминик обещал передать ему, что они возвратятся через несколько недель, и тогда Пьер сможет присоединиться к ним, если таково будет его желание. Доминик был пока не готов к сражениям или путешествиям, а Изабел не желала его оставлять, так что было решено, что они на время отсутствия Жана возьмут на себя управление делами на острове.

Погода стояла чудесная, можно сказать, идеальная для морского путешествия. Шторм, как и несчастный случай с Жаном, едва не закончившийся его смертью, был забыт. Жан втайне боялся, что любовное признание Кэтлин было вызвано лишь тем, что произошло в ту ужасную ночь. Однако мало-помалу страхи его рассеялись. С каждым новым днем в нем крепла уверенность, что его мечта наконец-то осуществилась, и Жан упивался этим столь долгожданным счастьем.

Что же до Кэтлин, то сейчас, когда все ее сомнения были позади, она расцвела как весенний цветок на солнце. Переполнявшая ее радость была видна в не-сходившей с губ улыбке, сверкающих глазах, напоминавших сейчас своим цветом только что распустившийся лист, и в ставших еще более розовыми щеках. Она часто смеялась, и прежнее напряжение в ней исчезло.

Когда Жан предложил им пожениться, она приняла его предложение, но они решили отложить свадьбу до окончания войны. Тогда они отправятся в Саванну, и дети Кэтлин смогут познакомиться с Жаном и привыкнуть к мысли, что у них будет новый отец. Предстояло также решить, где они поселятся, и что и делать с Чимерой и каперской базой на Гранд-Тер.

Волны залива сверкали как черный бриллиант, под усыпанным звездами ночным небом, в котором сиял огромный серебряный серп луны. Дул теплый бриз, он словно благословлял Кэтлин с Жаном, которые стояли у поручней на палубе фрегата, не сводя глаз с окружавшей их дивной красоты.

— Я люблю море, когда оно такое, как сейчас, — проговорила Кэтлин и, вздохнув, слегка откинулась назад, на грудь Жана. — Конечно, оно мне нравится в любое время, но особенно таким, как сейчас. Кажется, будто оно облачилось в свой лучший наряд из черного бархата с разбросанными по нему бриллиантами.

Жан улыбнулся:

— Постараюсь не ревновать тебя к нему, cherie.

Кэтлин повернулась к нему и заглянула в самую глубину карих глаз.

— У тебя нет никаких причин меня ревновать, мой дорогой. Я по-прежнему люблю тебя больше всех. — Она взяла лицо Жана в ладони, и ее пальцы погрузились в его густую каштановую шевелюру.

— Сейчас и всегда? — прошептал он в ее волосы.

По спине Кэтлин вдруг пробежал холодок. Страх был внезапен и совершенно необъясним. Решив наконец, что причиной всему была ее боязнь поверить своему нежданному, огромному счастью, молодая женщина тихо ответила:

— Так долго, как распорядится судьба.

— Ты вся дрожишь. Пойдем, я согрею тебя своей любовью.

— Бедный Пег-Лег! — рассмеялась Кэтлин. — Впереди его опять ждет долгая ночь в шкафу.

В эту ночь они любили друг друга с какой-то странной болезненной одержимостью, словно все еще никак не могли до конца поверить, что оба были живы и вместе. Вновь и вновь прижималась Кэтлин к Жану, будто боясь, что он исчезнет в любую секунду. Ей было хорошо известно, как быстро на смену радости может прийти печаль. Сознание этого делало минуты, Доведенные вместе, вдвойне драгоценными. Жан был особенно нежен в эту ночь, чувствуя, как и Кэтлин, что жизнь была слишком непредсказуема, чтобы рассчитать на нескончаемые подарки судьбы.

Губы Жана прикасались к ее телу как к святыне его руки скользили по нему, словно желая запомнить каждую впадинку, каждый изгиб навечно. Казалось он охвачен страхом, что в любую минуту у него могут отнять это прекрасное тело, и спешил насладиться им, пока еще есть время. От его жарких слов и прикосновений Кэтлин была как в огне, и ее вскрики восторга и тихое мурлыканье еще сильнее разжигали страсть Жана. Нежности, которые шептал ей на ухо Жан, его руки на ее пылавшей коже завораживали Кэтлин, вызывая в ней все более непреодолимое желание, и волны наслаждения накатывались на нее, сотрясая все ее тело.

Когда Жан наконец опустился на нее и они соединились в последнем акте любви, Кэтлин показалось, что ее тело совершенно растаяло под ним. Подобно листьям, попавшим в водоворот, они кружились все быстрее и быстрее, пока их наконец не затянуло внутрь и они не утонули в сокрушительном потоке восторга… В мозгу Кэтлин вдруг вспыхнула мысль: «Этот момент никогда больше не повторится. Время скользит сквозь мои пальцы, как песок, уходя безвозвратно…» С трудом сдержав готовое вырваться у нее рыдание, она крепко прижала к груди голову Жана.

Его пальцы коснулись ее мокрого от слез виска.

— Почему ты плачешь, petite[20]? Что за странное настроение владеет тобой сегодня ночью? — прошептал он тихо.

— О Жан, — всхлипнула Кэтлин. — Признайся, ты ведь тоже чувствуешь в глубине души эту ужасную тоску?

— Qui, мне как-то не по себе, словно мы искушаем судьбу тем, что слишком счастливы, — согласился он. — Но давай все же не будем поддаваться мрачному настроению и насладимся посланной нам любовью, не думая о том, что принесет нам завтрашний день.

И с этими словами Жан впился в рот Кэтлин страстным поцелуем, мгновенно заставив ее позабыть о всех страхах…

На следующее утро Кэтлин проснулась в объятиях Жана, и снова они любили друг друга, на этот раз не спеша, каждый стараясь дать партнеру как можно большее наслаждение.

Пора было, однако, заниматься делами. С трудом Кэтлин заставила себя встать и подняться на палубу. В душе ее царили мир и покой, и, глядя на искрящиеся под ярким солнцем хрустальные воды залива, она не испытывала никакого желания отправляться на поиски врага в этот день. Вся жажда мести, казалось, неожиданно покинула ее.

Первая половина дня была настоящей идиллией — солнце, теплый ветерок, легкий ленч вместе с Жаном на юте. Появилась даже стая дельфинов, которые какое-то время развлекали их своими прыжками. Переполненные любовью, оба чувствовали в душе необыкновенный покой.

Однако вскоре после полудня этот покой был нарушен появившимся вдруг на горизонте британским кораблем.

Жан вскочил на ноги.

— Я знал, что это было слишком прекрасно, чтобы долго продолжаться, — простонал он.

При этих словах Жана по спине Кэтлин вновь, как и ночью, пробежал холодок. Решительно подавив в себе дурное предчувствие, она слегка пожала плечами.

— Пора нам браться за работу, mon amour, — проговорила она с веселой улыбкой. — Англичанин заставит нас немного пошевелить мозгами, которые, похоже, совсем заржавели.

Жан любовно шлепнул ее.

— Говори за себя, моя дорогая.

Кэтлин не ответила, машинально вертя на безымянном пальце кольцо с бриллиантом и аквамаринами, которым она лишь на прошлой неделе заменила обручальное кольцо, подаренное ей Ридом.

«Прайд» и «Волшебница Эмералд», согласованно действуя, стремительно приближались к вражескому кораблю. Поняв, что им придется иметь дело с двумя противниками, англичане решили не искушать судьбу попытались сбежать. Каперы погнались за ними, и гонка началась.

Жан с Кэтлин, оба в отличном настроении, наслаждались игрой. Зная прекрасно, что могут догнать англичан в считанные минуты, они сейчас играли с ними, как кошка с мышью. Когда эта игра им, наконец надоела, они тут же рванули вперед, мгновенно сократив расстояние между собой и британским кораблем. Не прошло и нескольких минут, как мощный корабль был зажат между двумя каперами.

Изящным движением, доведенным, благодаря долгой практике, до совершенства, Кэтлин ухватилась за линь и, держа наготове шпагу перепрыгнула на вражеский корабль. Жан мягко приземлился на палубе рядом с Кэтлин, сразу же встав к ней спиной, дабы прикрывать ее с тыла. В следующую секунду оба ринулись в бой, и клинки ослепительно засверкали в ярких лучах солнца.

Как всегда, Жан взял на себя капитана, тогда как Кэтлин достался его помощник. С поразительной до смешного легкостью она быстро расправилась со своим противником, сделав обманное движение и тут же нанеся смертельный удар. После этого они начали сражение еще с одной парой несчастных, тогда как их команды расправлялись с остальными англичанами.

Поглощенная боем, Кэтлин не замечала стоявшего в стороне рядом с Финли высокого бородатого человека, который жадно следил за каждым ее движением. Все внимание молодой женщины было сосредоточено на огромном английском матросе перед нею, и она, казалось, старалась предварить каждое его движение еще до того, как тот успевал о нем подумать. Ее глаза были прикованы к нему, и она не отвела от него взгляда, даже когда услыхала за спиной сдавленный крик Жана. Сделав резкое движение и блокировав очередной мощный удар, она только крикнула через плечо:

— Жан, ты не ранен?

Голос Жана звучал странно глухо, когда он ответил:

— Не беспокойся, cherie. Co мной все в порядке.

Нанеся один за другим три точных удара, Кэтлин наконец прикончила своего противника и тут же обернулась, ища глазами Жана.

Ее взгляду представилось зрелище, которое потрясло молодую женщину до глубины души. Никогда еше ей не доводилось видеть на человеческом лице выражения подобной муки.

— Жан! Что случилось? — вскрикнула она в испуге быстро оглядела его с головы до ног. Однако, судя по всему, ран на его теле не было.

Без слов Жан раскрыл ей свои объятия, и она тут же бросилась к нему, пытаясь прочесть ответ в его глазах. Жан стиснул ее так, что у Кэтлин едва не затрещали кости. Каждый его мускул был напряжен, и, когда он прижал ее к своему бешено колотящемуся сердцу из груди его вырвался тяжелый вздох.

— Моя дорогая малышка! — простонал он, уткнувшись лицом в ее черные кудри, и голосом, полным непередаваемой муки, зашептал: — Всегда помни, как сильно я люблю тебя! Обещай, ты не забудешь той любви, которая нас соединила!

Ничего не понимая, Кэтлин вскинула голову и в страхе взглянула ему в глаза.

— Жан, в чем дело? Ты ранен?

Он обхватил ладонями ее лицо.

— Сильнее, чем ты можешь себе представить, — прошептал он и мрачно добавил: — Крепись, cherie, тебя ждет самое сильное в твоей жизни потрясение. — И с этими словами он рывком развернул ее, не выпуская из объятий.

Кэтлин показалось, что кто-то вонзил ей нож в самое сердце. Она застыла, не в силах пошевелить и пальцем. Воздух с шумом вырвался из ее груди, голова закружилась, и шпага, выпав из внезапно ослабевших пальцев, со звоном покатилась по палубе. Во рту мгновенно пересохло, колени подкосились и, если бы не рука Жана, она тут же упала бы.

Перед ней, живой и невредимый, стоял Рид, и глаза ее отказывались этому верить. Медленно она покачала головой и подалась назад, наткнувшись на стоявшего сзади Жана. Глаза ее в изумлении широко раскрылись, и с губ сорвался стон:

— Это не может быть правдой! — В ее голосе явственно зазвучали истерические нотки. — Это какая-то злая, жестокая шутка! Призрак! Жан, заставь его уйти! — Она повернулась и спрятала голову на груди Жана.

Рид шагнул было вперед, но при виде ее реакции тоже в растерянности остановился. Он, конечно, ожидал, что она будет потрясена, но не до такой же степени! Он колебался, не зная, как поступить, ошеломленный в то же время очевидной близостью между женой и своим лучшим другом. Что, черт возьми происходило тут в его отсутствие? И почему она опять действовала как Эмералд?

Жан схватил Кэтлин за руку и грубо оттолкнул от себя.

— Кэтлин! — Он повысил голос, заглушая ее крики. — Кэтлин! Это правда! Все происходит на самом деле ! Рид здесь и он жив! — Жан встряхнул ее за плечи так, что у нее застучали зубы, но она не унималась. Тогда в полном отчаянии он шлепнул ее ладонью по лицу. Когда в изумлении она подняла голову, он мягко произнес: — Взгляни правде в глаза, cherie, и постарайся с этим справиться.

— О Боже! — Кэтлин тяжело вздохнула и, не отпуская руки Жана, вновь повернулась к своему навсегда, как ей казалось, потерянному мужу.

Она смотрела на него, и в душе ее была целая буря чувств — шок, изумление, неверие, едва затеплившаяся надежда, а также гнев и боль из-за его более чем годичного отсутствия и, наконец, облегчение и любовь.

Какая-то часть ее мозга отмечала произошедшие в нем перемены. Он похудел и выглядел изможденным. Борода его явно нуждалась в стрижке… Набравшись мужества, она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Небесно-голубые глаза на дорогом, знакомом до боли лице смотрели на нее в упор. И в них, помимо растерянности, вызванной ее реакцией, был холодный гнев, который он едва сдерживал, ожидая, когда она, наконец, придет в себя.

— Не такой встречи я ожидал все эти долгие месяцы, Кэт, — проговорил он сурово.

Словно звук его голоса наконец-то рассеял чары, Кэтлин издала радостный крик и бросилась к нему на грудь. По щекам ее градом катились слезы.

— О Рид! Рид! Если это сон, не давай мне просыпаться!

Рид стиснул жену в объятиях.

— Кэт! Любовь моя, как же я счастлив наконец-то обнять тебя снова! Как же все это было давно! — простонал он.

Рид впился в губы Кэтлин жадным поцелуем. Лицо его мгновенно стало мокрым от ее слез, но Рид ничего не замечал, прильнув к ее губам, как изнывающий от жажды путник к источнику живительной влаги. Он целовал ее, казалось, целую вечность, заново переживая полузабытые ощущения, стремясь хотя бы слегка утолить эту мучавшую его жажду. Губы Кэтлин мгновенно стали мягкими и податливыми, словно приветствуя это неспешное исследование, обещавшее ей несказанные восторги.

— Это больше, чем я мог ожидать, — пробормотал Рид.

— Я люблю тебя. Я так тебя люблю! — выдохнула она у самых его губ.

С явной неохотой он наконец оторвался от губ Кэтлин и, слегка отодвинувшись, с жадностью вгляделся в ее лицо, как бы пытаясь уверить себя, что это действительно она, его Кэтлин, и она здесь, рядом с ним.

— Я тоже люблю тебя, киска, — прошептал он.

— Господи, Рид, как же мне тебя не хватало! — воскликнула Кэтлин, продолжая обнимать его за шею, словно все еще боясь, что он тут же исчезнет, если она хотя бы на миг выпустит его из своих объятий.

— На какое-то мгновение я в этом засомневался, — заметил Рид с кривой ухмылкой, бросив взгляд на Жана, и, облегченно вздохнув, продолжал: — У меня к тебе столько вопросов! Как там Катлин и Андреа? Все ли в порядке в Чимере? И что, черт возьми, ты здесь делаешь?!

— У них все прекрасно — все в полном порядке! И готова поспорить, у меня к тебе еще больше вопросов, чем у тебя ко мне! — С трудом она подавила готовое вырваться из груди рыдание. — Где, черт побери, ты был все эти месяцы?! Господи, Рид! Мы думали, тебя нет в живых. Вот уже год, как ты исчез, и все мы считаем тебя погибшим!

Загорелый лоб. Рида перерезала морщина, и он быстро перевел взгляд с Кэтлин на Жана.

— Что?! С чего ты взяла? — В его голосе звучало неподдельное изумление.

Жан наконец выступил вперед.

— В июне прошлого года правительство направило в Саванну курьера, чтобы тот сообщил об этом Кэтлин и твоей семье, — пояснил он. — По словам этого курьера, капитана Гатри, ты пропал, скорее всего утонул, во время шторма в мае. — Поколебавшись мгновение, Жан добавил: — Естественно, все мы рады вновь видеть тебя живым и невредимым.

— Не знаю, не знаю, — протянул Рид, без особой охоты пожимая протянутую ему руку Жана. — У меня скорее, сложилось впечатление, что ты не особенно рад встрече со мной.

— Все произошло слишком внезапно, — спокойно ответил Жан. — Но теперь, когда ты знаешь, что все мы считали тебя погибшим, тебе, думаю, понятно, какое потрясение испытала Кэтлин, неожиданно увидев тебя перед собой.

На мгновение Кэтлин закрыла глаза, затем вновь открыла их, устремив взгляд на Рида.

— В первую секунду я решила, что передо мной призрак, — тихо сказала она. — Мне показалось, что я схожу с ума. Я все еще не могу поверить, что это происходит на самом деле.

Однако вопреки этим словам, в ее изумрудных глазах светилась надежда, когда она протянула руку и слегка дотронулась до его лица, будто желая еще раз удостовериться, что он действительно здесь.

Сомнение и растущий гнев исказили черты лица Рида.

— Неужели никто из вас не додумался до того, чтобы попытаться меня отыскать?! — резко спросил он.

— Отыскать тебя?! — мгновенно вспылила Кэтлин, возмущенная его обвиняющим тоном и взглядом. — Да мы обшарили весь залив и не только его! На протяжении нескольких месяцев мы прочесывали море, не пропуская ни одного острова, который встречался на нашем пути. Мы перевернули, можно сказать, небо и землю. Мы привлекли на помощь пиратов, ни на секунду не теряя надежды, даже после того, как обнаружили на этом чертовом рифе обломки «Кэт-Энн». И только месяцы спустя, встретившись с двумя твоими матросами, которые своими глазами видели, как ты прыгнул в море с тонущего судна и больше не появился, мы, наконец, были вынуждены принять факт твоей смерти. — Вспомнив вновь вопрос, который не давал ей покоя, Кэтлин воскликнула: — Так где, черт возьми, ты был ?!

— На одном из тех Богом забытых островов, которые, как уверяешь, ты все обыскала! — проревел Рид в ответ. — Именно там я и был все эти месяцы, пока три дня назад меня не снял оттуда британский корабль!

— Не ори на меня, Рид Тейлор! — резко ответила Кэтлин. — Ты не имеешь никакого представления, через какой ад мне пришлось пройти. Знаешь ли ты, что я настолько была убита твоей смертью, что не могла даже смотреть на нашего сына, который так на тебя похож?! Интересно ли тебе узнать, что без спиртного, затуманивавшего хотя бы ненадолго мне мозг, я не могла уснуть… и едва не спилась?!

— Прости, дорогая… — Рид чертыхнулся, только теперь начиная в какой-то степени понимать, что ей пришлось пережить.

Кэтлин его не слушала, продолжая бушевать:

— Разве тебя волнует, что я дошла даже до того, что не могла видеть себя в зеркале — не могла видеть постоянно залитое слезами лицо той женщины, какой я стала?! Что, наконец, я обратилась к единственному убежищу, какое могла найти — моему любимому морю?! Что я была вынуждена вновь стать Эмералд, потому что не могла больше оставаться вдовой Тейлор… — голос Кэтлин прервался. Она вся дрожала.

Черты лица Рида смягчились, и он окинул нежным взглядом изящную фигурку в коротеньком наряде.

— Так вот почему ты вновь вышла в море как Эмералд на своем зеленом фрегате?

Кэтлин кивнула.

— Да, по этой и другим причинам, главной из которых была жажда мщения. Мне хотелось отомстить за твою смерть, и я вышла в море с целью потопить как можно больше британских кораблей и отправить на дно как можно больше англичан. В моем крестовом походе против них ко мне присоединились Жан, Доминик, Изабел и наши команды. Даже с Пьером мы предали забвению наши былые разногласия и объединили силы в этой борьбе.

Взгляд Рида вновь упал на лицо Жана.

— Все это весьма впечатляет, но мне кажется, ты кое-что утаила от меня…

Замечание Рида осталось без ответа, так как всеобще внимание в этот момент привлек чей-то громкий визг. Все головы повернулись на звук, и глазам их предстало странное зрелище: матрос тащил за руку какую-то светловолосую женщину, которая при этом пиналась и царапалась, упираясь изо всех сил.

— Я нашел ее под койкой в одной из кают, — объяснил матрос. — Ей еще повезло, что мы обнаружили ее вовремя.

В изумлении маленькая блондинка переводила взгляд с одного лица на другое. Внезапно она увидела Рида и, вырвавшись из рук державшего ее матроса, бросилась к нему.

— О, дорогой! — простонала она. — Не позволяй этим дикарям обижать меня! Умоляю, спаси!

Рид, явно смущенный, неловко похлопал девушку по плечу.

— Все в порядке, Салли. Нам здесь ничто не угрожает.

Подняв глаза, он встретился взглядом с Кэтлин. Ее лицо напоминало маску, глаза сверкали, как два изумруда, и на каждой щеке алело яркое пятно.

— Я вижу, капитан Тейлор, объяснения придется давать еще кое-кому, — холодно проговорила она.

Обернувшись, юная Салли уставилась на Кэтлин, широко раскрыв свои бледно-голубые глаза, явно пораженная ее необычным нарядом.

— Кто это! — жалобно простонала она. Прежде чем Рид успел ответить, Кэтлин резко произнесла:

— Я — Эмералд, капитан «Волшебницы Эмералд» и одна из самых кровожадных морских разбойниц. — Сделав многозначительную паузу, она добавила: — Я ем на завтрак маленьких девочек, таких как ты, и если они недостаточно вкусны, бросаю их за борт на съедение рыбам.

В первый раз с момента неожиданного появления Рида Жан рассмеялся.

— Эмералд, — начал он, делая упор на ее имени, — неужели так уж нужно пугать до смерти бедную девушку? — Он бросил многозначительный взгляд на Рида и стоявших рядом матросов, недвусмысленно давая им понять, что было бы верхом глупости предавать в этот момент огласке личность Кэтлин.

Кэтлин горько усмехнулась:

— Все будет зависеть от того, в каких она отношениях с капитаном Тейлором, — протянула она.

Глаза Салли расширились и вновь, не дав ответить ряду, она выпалила:

— Он мой жених! В скором времени мы собираемся пожениться.

Кэтлин покачнулась, едва удержавшись на ногах от такого удара. Стремясь дать ей время прийти в себя, Жан вмешался в разговор, заговорив почти одновременно с Ридом, который поспешно произнес:

— Я могу все объяснить. Салли…

— Похоже, мы должны вас поздравить, мисс… — Жан вопросительно взглянул на девушку.

— Салли Симпсон, — прозвучало в ответ.

Кэтлин обрела наконец дар речи.

— Насколько мне известно, двоеженство считается преступлением. Уверена, жена капитана Тейлора будет в восторге, услышав вашу новость, мисс Симпсон, — резко заметила она. — У вашего жениха также двое маленьких детей — или, может, вы этого не знали? Может, дражайший капитан забыл сообщить вам, что у него есть семья? — ядовито продолжала она, испепеляя взглядом девушку и Рида.

— Но это же смешно! Послушай… — начал было Рид, но Салли оборвала его на полуслове.

— О, он все мне о себе рассказал, — живо проговорила она. Как только у него появится возможность, он собирается развестись со своей женой и жениться на мне!

Увидев, какой огонь вспыхнул в глазах Кэтлин при этих словах, Рид застонал и поспешно сказал:

— Это не совсем так.

Улыбка на губах Кэтлин напоминала гримасу.

— Полагаю, вы с мисс Симпсон занимались не только сбором раковин во время своего затянувшегося пребывания в этом островном раю?

— Но, Кэ… — начал было Рид.

— Для тебя капитан! — резко оборвала Кэтлин мужа, прежде чем он успел произнести ее имя.

Лицо Рида потемнело от гнева.

— Капитан! — проревел он. — Скажи мне, как мне узнать, была ли верна мне моя дорогая супруга во время моего отсутствия?!

— У нее, по крайней мере, есть то оправдание, что она считала тебя мертвым все это время! — рявкнула Кэтлин в ответ. — А какое оправдание можешь предложить ты?

Глаза Рида превратились в щелочки.

— Раз уж мы перешли на личности, может, ты мне скажешь, какие у тебя отношения с моим дорогим другом? — Он перевел свирепый взгляд с Кэтлин на Жана.

Жан посчитал необходимым вмешаться.

— Мне страшно не хочется прерывать столь познавательную во всех отношениях беседу, но я все же осмелюсь заметить, что солнце вот-вот скроется за горизонтом, а мы еще не закончили одно дело. — Обернувшись к Кэтлин, он сказал: — Твоя очередь забрать судно, если ты этого хочешь.

При мысли, что корабль, который своим появлением перевернул в ее жизни все вверх дном, принадлежит, по существу, теперь ей, Кэтлин едва не затошнило.

— Да я не возьму этот корабль ни за какие деньги! Забирай его себе, Жан, если хочешь, или пусти на дно!

Жан был того же мнения, что и Кэтлин. Ему не нужен был корабль, вернувший в их жизнь Рида и вырвавший тем самым Кэтлин из его объятий навеки. Из-за этого проклятого судна он потерял женщину, которую, как он хорошо знал, будет любить до конца жизни. Итак, он коротко приказал своему помощнику:

— Потопи его!

Отвернувшись, Кэтлин схватилась за линь.

— Ну все, мне пора. Меня ждут дела.

За спиной она услышала голос Рида:

— Идем, Салли. Я помогу тебе перебраться на «Волшебницу».

Кэтлин резко обернулась. Лицо ее было багровым от еле сдерживаемой ярости.

— Я не потерплю эту женщину на моем корабле.

— Твоем?! — проревел Рид.

— Да, моем ! — огрызнулась Кэтлин. — «Волшебница Эмералд» всегда была моим кораблем, кто бы ни был записан ее владельцем, мой отец или кто-либо другой. Она всегда мне принадлежала! Она была, есть и будет моей !

— Молодая леди может перейти на «Прайд», спокойно предложил Жан.

— Отлично! — бросила Кэтлин. — Если же ее не устраивает, она может добираться до дома своим ходом или отправляться на дно вместе с английским кораблем! Мне наплевать, что она предпочтет. Но на «Волшебнице» ее не будет !

— А я отказываюсь перейти на «Прайд»! — твердо заявил Рид и, фыркнув, презрительно добавил: — Что ты скажешь на это, моя дорогая Эмералд?

Кэтлин бросила на него гневный взгляд:

— Ты, капитан Тейлор, можешь отправляться куда угодно, хоть к черту на кулички!

И с этими словами она легко и грациозно перепрыгнула на свой корабль, предоставив остальным самим позаботиться о себе.

ГЛАВА 18

Вскоре, проводив Салли, которая приняла мудрое решение путешествовать с Жаном на «Прайде», Рид возвратился на «Волшебницу Эмералд». Кэтлин он застал сидящей высоко на вантах, а у штурвала стоял Финли.

Взобравшись вверх по мачте достаточно высоко, чтобы она услышала, Рид крикнул:

— Я беру на себя командование «Волшебницей»!

— Только попробуй! Я тут же перережу твою чертову глотку! — прокричала в ответ Кэтлин, чувствуя себя вполне способной на такое в этот момент.

— Черт подери, Кэт! — проревел Рид. — Если бы ты позволила Салли плыть на «Волшебнице», мы могли бы прямиком отправиться в Саванну и прояснить все наши проблемы по пути туда!

— Ха! — донесся до него короткий язвительный смешок. — Это уж точно произвело бы в Саванне сенсацию. Не каждый день такое прославившееся своими пиратскими рейдами судно, как «Волшебница», бросает якорь в ее порту. — Кэтлин наклонилась, пытаясь разглядеть мужа. — Может, ты не заметил, но этот фрегат зеленый, включая паруса и всю оснастку, и такого на море больше нет. Добавь к этому то, что на протяжении последних месяцев пиратка Эмералд развила в этом районе весьма бурную деятельность, заслужив тем самым себе громкую славу. — Понизив голос, Кэтлин промурлыкала: — Тебе действительно хочется, чтобы весь мир знал, что твоя жена на деле кровожадная пиратка, капитан Тейлор? Если это так, то пожалуйста, плыви прямо в Саванну, только без своей подружки!

Рид скрипнул зубами, изо всех сил пытаясь совладать с собой.

— Полагаю, мы направляемся на Гранд-Тер?

— Вот именно! Мы заберем там Изабел, и ты сможешь выбрать себе любой из захваченных английских кораблей для путешествия в Саванну, если только не решишь подождать, пока «Волшебница» вновь не превратится в «Старбрайт».

— Я не собираюсь задерживаться на острове моего бывшего друга дольше, чем это необходимо, — процедил сквозь зубы Рид.

— Ты не имеешь никакого права злиться на Жана! — крикнула сверху Кэтлин. — Еще час назад никто из нас и не подозревал, что ты жив. Если кто и виноват во всем, так это ты !

— Я мужчина, а не монах! — проревел Рид. — Мы торчали на этом острове год, черт побери! Чего еще ты ожидала?!

— Слишком многого, очевидно, — огрызнулась Кэтлин. — Мне следовало бы помнить, что ты и двух недель не способен провести без женщины. Однако требуя от меня верности, ты, похоже, считаешь, что это правило не распространяется на тебя.

Рид не выдержал.

— У тебя была связь с Жаном?

— Если и была, я тебе никогда этого не скажу! — прокричала в ответ Кэтлин. — Гадай теперь об этом до самой смерти!

— Ты собираешься сидеть там вечно? — спросил подошедший к мачте уже под вечер Рид.

— Вполне может быть.

— Ты пропустила ужин.

Кэтлин невесело рассмеялась:

— У меня вдруг пропал всякий аппетит. Тебя это не удивляет?

— Не очень. — Рид устало вздохнул и, желая переменить тему, спросил: — Что ты там говорила о захваченных судах на Гранд-Тер? Я не хочу одалживать корабль у Жана.

— Они не принадлежат Жану. Они мои. По соглашению, которое мы с ним заключили, когда объединили наши силы, половина захваченных нами судов принадлежит мне. Помимо тех трех, что находятся сейчас на Гранд-Тере, я послала еще с полдюжины правительству в Вашингтоне в память о тебе и примерно столько же вошло в состав флота нашей судоходной компании в Саванне.

Рид в изумлении присвистнул.

— Черт возьми. Кэт! Ты что, решила собственноручно уничтожить весь британский флот?

— Вот именно, — прошипела она. — Я так и решила с ними поступить за то, что они разрушили мою жизнь. Да смилуется Господь над моей душой, так как я убила много людей, стремясь отомстить за твою смерть… А ты все это время был жив! — Кэтлин горько рассмеялась. Внезапно ей в голову пришла мысль и она поспешила ее тут же высказать: — Единственным кораблем, который мы потеряли с начала военных действий, был «Кэт-Энн». Я не могла поверить собственным глазам при виде его обломков. Как, черт возьми, ты сумел это сделать, Рид Тейлор? Ты должен был провести его через любой шторм без особых повреждений, однако вот он лежит там, весь разбитый и искореженный — гордость флота моего отца, названный так в честь моей матери! — Кэтлин замолчала, пытаясь подавить рыдание.

— Господи ты Боже мой! Но я же не нарочно наскочил на этот чертов риф! — воскликнул Рид. — Ты что, думаешь, мне очень нравилось сидеть на этом острове целый год?

V Кэтлин вырвался короткий смешок:

— Уверена, общество мисс Симпсон в значительной мере скрасило твое одиночество!

— Как общество Жана твое? — бросил Рид.

Единственным ответом ему было холодное молчание.

Кэтлин была в полном смятении. В голове вертелись обрывки мыслей, а сердце, казалось, готово

было выпрыгнуть из груди от переполнявших чувств.

Вновь, как и год назад, жизнь ее в один день перевернулась. «О, Рид , — мысленно воскликнула она, уронив голову на скрещенные руки, — неужели ты вернулся лишь для того, чтобы мучить меня?! Что же мне делать? »

Тогда, увидев вдруг перед собой Рида, она в первую минуту испытала настоящий шок, но потом ее охватила безумная, несказанная радость. Рид был жив! Ее любимый вновь с нею! Море не поглотило его навечно! Это чудо!

Потом она вспомнила про Жана, а появление Салли Симпсон еще больше осложнило и без того непростую ситуацию, в которой она оказалась неожиданно для себя.

Сейчас, сидя на «насесте» под самыми облаками, она чувствовала себя еще более несчастной и растерянной, чем в тот день, когда ей сообщили, что Рид пропал. «Жан , — простонала она про себя, — я никогда не желала причинить тебе боль !»

Сердце разрывалось на части. Ей хотелось исчезнуть — просто взять и перестать существовать. Мысли носились по кругу, не принося никакого решения. Она чувствовала себя необыкновенно счастливой, зная, что Рид жив. Это было ответом на ее молитвы, тем, о чем она мечтала все эти долгие месяцы. Она знала, что возвратится с ним в Чимеру, к детям, несмотря ни на что. Ей необходимо было быть рядом с ним, постоянно видеть его, слышать, касаться — увериться окончательно, что он жив.

Да, она была счастлива, и все же… Последнее время она все больше укреплялась в мысли, что радость всегда шла рука об руку со страданием. За счастье неизменно приходилось платить. Его надо было заработать, пролив прежде немало слез. Ей было жаль себя, Жана, даже Рида, который, несомненно, предвкушал более радостную встречу. Наконец-то можно выбраться с этого забытого Богом островка, где, скорее всего, было не слишком-то сладко даже в компании прекрасной мисс Симпсон, и найти свою жену в объятиях другого, к тому же лучшего друга! Конечно же, это причинило Риду боль. У Кэтлин не было никаких сомнений на этот счет. Она сама испытала потрясение, услышав бесцеремонное признание Салли Симпсон. Даже если юная блондинка и преувеличил кое-что в страхе за свою судьбу, факт оставался фактом: Рид изменил ей. Да он этого и не отрицал.

«Интересно, — подумала Кэтлин, — сильно ли Рид был привязан к этой Салли Симпсон? Они были вместе почти год, а это очень большой срок. Любил ли он ее? Она, вне всякого сомнения, была красива; красоте ее не повредило даже то, что она столько времени провела вдали от цивилизации. И она была молода, на вид ей нельзя было дать больше восемнадцати! ..»

А Жан? При мысли о нем глаза Кэтлин вновь наполнились слезами. Что он сейчас чувствовал? Она вгляделась в неясные очертания «Прайда» на фоне ночного неба. Жан спас ее, когда она находилась на грани безумия. Он научил ее вновь радоваться жизни и любить. Он стал необходимой частью ее жизни, и она любила его… но Рида больше. Рид был ее жизнью — воздухом, которым она дышала, ее сердцем, ее душой, ее кровью. Мысль о расставании с Жаном была раной в сердце, но потерять Рида еще раз означало бы смерть ее души.

Ей было ужасно жаль, что прекрасная дружба, связывающая Рида и Жана, разорвалась. Они любили друг друга как братья, но, встав между ними, она разлучила их. Будут ли они когда-нибудь вновь друзьями? Способен ли был кто-нибудь из них одержать победу в этой безумной войне между любовью и собственническим инстинктом? Формально Кэтлин была повинна в адюльтере, и, однако, она совсем не чувствовала себя виноватой. По закону она принадлежала Риду, и тем не менее какая-то часть ее сердца отныне была навсегда отдана Жану. Она пришла к Жану, лишь окончательно уверившись в том, что муж для нее потерян, пришла к нему с любовью в сердце, хотя скорее умрет, чем признается в этом Риду. Да и что хорошего это принесло бы любому из них? Только причинило бы лишнюю боль и сделало Рида с Жаном врагами на всю жизнь. Кэтлин порадовалась про себя, что догадалась убрать из своей юты вещи Жана, прежде чем устроиться здесь, на своем «насесте».

К чувствам боли и радости, одновременно владевшим Кэтлин в этот момент, примешивался и гнев. В то время как она изменила своему мужу, которого считала утонувшим, Рид вступил в связь с другой женщиной, полностью отдавая себе отчет о своей неверности. Он снова ворвался в ее жизнь без предупреждения, ожидая, что она тут же радостно раскроет ему объятия, несмотря на его предательство. Не успели восторги от их встречи улечься, как он моментально вновь стал прежним Ридом — высокомерным и требовательным собственником.

Что же касается мисс Салли Симпсон, то это дело было совсем иного рода. Кэтлин не нуждалась в услугах предсказательницы, прекрасно зная и без нее, что ее ждет масса неприятностей. Эти белокурые волосы и голубые глаза привлекли бы любого, не только полного сил мужчину, оказавшегося вместе с ней на пустынном островке наедине! Кэтлин сразу же заметила, что, несмотря на свой небольшой рост, юная блондинка была сложена превосходно.

«Господи , — подумала Кэтлин, — ну почему она не оказалась уродливой старухой с морщинами и бородавками на лице?! »

С первого взгляда было видно, что Рид очень нравился Салли. Он принадлежал ей целый год, и, женат он или нет, так просто она его не отдаст. От мисс Салли можно было ожидать чего угодно! Кэтлин чувствовала, что под внешней беспомощностью и очарованием прекрасной блондинки скрываются острый ум и расчетливость. Обладая в избытке этими качествами, она без особого труда узнала их в своей сопернице.

Кэтлин поморщилась, поняв, что в ней говорит ревность. Однако причина неприязни, которую вызывала в ней девушка, заключалась не только в ее ревности. В мисс Симпсон было что-то неестественное, фальшивое, говорившее, что она не та, за кого себя выдает. Если ее не обманывало чутье, под маской беспомощной женственности скрывалась жестокая маленькая интриганка, беспринципная личность, которая не остановится ни перед чем ради достижения своих целей. Как бы там ни было, с ее стороны было бы верхом глупости недооценивать мисс Салли Симпсон.

А поэтому ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Салли узнала, что Эмералд и жена Рида Тейлора — один и тот же человек. Это дало бы ей в руки козырь, которым она не преминула тут же воспользоваться с наибольшей для себя выгодой. В этом у Кэтлин не было никаких сомнений. Так что следовало соблюдать особую осторожность все то время, пока она будет с ними. Тем более, что, судя по всему, расстанется она с ними не скоро. Несмотря на все свои надежды, что, прибыв в Саванну, мисс Салли продолжит без задержки свой путь, Кэтлин в душе весьма в этом сомневалась. Эта девица была не из тех, кто легко выпускает из рук, что бы то ни было.

«Господи, — подумала Кэтлин сонно, — как же я устала от всех этих мыслей !» Слишком многое произошло в ее жизни за короткое время, и организму требовался отдых. Веки ее дрогнули раз, другой, но так и не поднялись.

В следующее мгновение, едва не свалившись, Кэтлин наконец решила сойти вниз. От долгого сидения ноги ее затекли, и спускалась она долго. Оказавшись внизу, она также медленно направилась в свою каюту. Перед дверью она остановилась, внезапно заметив пробивающуюся из-под нее тонкую полоску света. Должно быть, Рид находился у нее в каюте! Она застыла в нерешительности, не зная, пойти ли спать в другое место сразу же или сначала взять чистую одежду. Неожиданно из-за двери прозвучал голос Рида:

— Входи, Кэт. Не стоит дрожать в коридоре всю ночь.

Ее пальцы нащупали щеколду, и в следующее мгновение она шагнула в каюту, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Никогда в своей жизни я не дрожала, капитан Тейлор! — проговорила она резко, прищурившись при виде растянувшегося на ее койке Рида в расстегнутой до пояса рубашке и без сапог. — Я вижу, ты устроился в моей каюте, как у себя дома!

— А где же мне еще быть в первую ночь после встречи с моей любимой женой? — спросил он с самым невинным видом.

— Я не собираюсь начинать с тобой какую бы ни было дискуссию, — сказала она устало, направившись к своему матросскому сундучку. — Мне хочется побыть одной. Если ты не уйдешь, тогда придется уйти мне.

Внезапно раздавшееся в этот момент недовольное верещание заставило Кэтлин повернуть голову. В углу в своей клетке, накрытой тряпкой, сидел явно рассерженный Пег-Лег. — Что ты сделал с Пег-Легом?

Она протянула руку, собираясь сдернуть с клетки тряпку.

— Оставь его в покое! — рявкнул Рид. — Он был просто невыносим, поэтому я и накрыл его. — Рид бросил взгляд на свою руку. — Чертова птица меня клюнула!

Губы Кэтлин раздвинулись в непроизвольной улыбке.

— Это только лишний раз доказывает, что он великолепно разбирается в людях! — ответила она резко и вновь повернулась к своему сундучку.

— Кэт! — В голосе Рида была снисходительность уверенного в себе человека. — Если ты думаешь, что сумеешь достичь двери раньше меня, можешь, конечно, попытаться, но предупреждаю, ты не покинешь этой каюты, пока мы не выясним с тобой кое-какие вопросы.

Обманчиво расслабленная поза Рида не сулила ничего хорошего, и, прикинув в ужасе расстояние до двери, Кэтлин поняла, что совершила ошибку, войдя в каюту. Вздохнув, она на мгновение прикрыла глаза.

— Хорошо. Хоть я и смертельно устала, думаю, ты не дашь мне отдохнуть, пока не добьешься своего. О'кей, давай поговорим.

Кэтлин прошла к столу и опустилась на край. Ножны при этом звякнули, и, машинально сняв шпагу, она положила ее на стол. Затем, внутренне напрягшись, повернулась к мужу.

Рид смотрел прямо на нее.

— Как-то непривычно думать о тебе как о Кэтлин, с этими черными волосами. Так и хочется назвать тебя Эмералд. — Он на мгновение умолк. — Все то время, что я был на острове, я неизменно представлял тебя в Чимере вместе с нашими детьми. Твои рыжие волосы развевались по ветру, а изумрудные глаза искрились смехом.

На губах Кэтлин появилась мечтательная улыбка.

— А я, думая о тебе, все время забывала, что ты отрастил усы и бороду. Я видела тебя таким, только когда ты последний раз был дома… — Голос ее прервался, и в глазах появилось выражение несказанной муки.

Взгляды их встретились, и на мгновение оба застыли не в силах оторвать друг от друга глаза. Тихо, будто боясь, что его слова разрушат чары, приковавшие их взоры к друг другу, Рид произнес:

— Ты вернешься со мной в Чимеру, Кэт? — Это прозвучало одновременно и как вопрос, и как утверждение.

Спрыгнув со стола, Кэтлин подошла к иллюминатору. Какое-то время она стояла там и вглядывалась в яркую звездную ночь, обхватив себя руками, словно пытаясь сдержать рвущуюся изнутри боль. Наконец она плотно сжала веки и кивнула, прошептав еле слышно:

— Да.

Она опустила голову, и ее черные блестящие волосы упали на лицо, совершенно закрыв его. По щекам градом катились слезы, и она слегка прикусила нижнюю губу, стремясь заглушить рыдания. Вид у нее был несчастный.

Неслышно, как пантера, Рид скользнул к Кэтлин и встал у нее за спиной. Она почувствовала его присутствие только тогда, когда он сжал ей руки. Рывком он развернул ее, и она увидела на его лице выражение холодной ярости.

— Слезы, моя сладкая? — в голосе Рида звучало презрение. — По утраченной любви, быть может?

Молча Кэтлин покачала головой. Как могла она объяснить мужу, что плачет по всему — и по любви, с трудом приобретенной и тут же утраченной, и по миру, словно вдруг сошедшему с ума по злой иронии судьбы?

Вконец разгневанный беззвучными рыданиями жены, Рид встряхнул ее за плечи.

— Не лги мне! — прошипел он сквозь стиснутые зубы.

В следующее мгновение, чертыхнувшись, он отбросил ее от себя и, отлетев, она упала на койку.

От изумления Кэтлин даже не попыталась подняться глядя широко раскрытыми глазами на Рида. В два шага достигнув койки, он зажал ноги Кэтлин своими, не давая ей двинуться с места, и, наклонившись, схватил за волосы, заставив ее смотреть прямо ему в глаза.

— Расскажи мне, что у тебя было с Жаном, — проревел он. Глаза его метали искры, и большой палец руки опустился ей на горло. — Отвечай, пока я тебя не задушил!

Кэтлин ответила Риду яростным взглядом, слишком возмущенная в этот момент, чтобы пугаться.

— У нас сегодня что, вечер взаимных признаний? — язвительно проговорила она. — Ты тоже жаждешь поведать мне, как проводил время на острове в обществе своей подружки? — продолжала поддразнивать мужа Кэтлин, хотя и видела по его подрагивающей щеке, что он едва сдерживается. — Ты к ней тоже применял тактику пещерного человека?

Рид презрительно фыркнул:

— В этом не было никакой необходимости. Салли не такая, как ты.

— Уверена, тебе это пришлось по вкусу, — съязвила Кэтлин, стараясь не показать, какую боль причинили его слова.

— Весьма! — отрезал Рид. — А теперь твоя очередь. Насколько покладиста была ты с Жаном? Чем ты завлекла его, своим знаменитым темпераментом или сладкими речами? — Рид с силой дернул Кэтлин за волосы.

— Иди к черту, Рид Тейлор! — прошипела Кэтлин.

— Возможно, я так и сделаю, моя любовь, но я заберу тебя с собой. — Он приблизил свои губы к ее рту. — Видишь ли, моя прекрасная распутная жена, ты принадлежишь мне, а я не отдаю никому того, чем владею. — В голосе его прозвучали явные нотки угрозы. — Тем более, я не делюсь ни с кем своим самым ценным приобретением.

— Я не твоя рабыня, или лошадь, или…

— Но ты моя! — оборвал он ее на полуслове.

И как бы утверждая свое господство над нею, он впился в рот Кэтлин страстным поцелуем. Она извивалась всем телом, пытаясь освободиться, но он не отрывал своих губ от ее рта, в то время как его пальцы распускали шнуровку на ее корсаже. Проворно он стянул с нее жилетку и бриджи и, придерживая ее одной рукой, быстро разделся.

Он навалился на нее всем телом, горячим и твердым по сравнению с ее мягкой атласной кожей, и вновь впился страстным поцелуем ей в рот, раздвинув языком губы. Его загрубелые пальцы держали ее крепко за подбородок, не давая ей кусаться.

В горле Кэтлин застрял рвущийся наружу крик злости. Черт его побери! Он всегда так поступал с ней! Он всегда находил способ заставить ее забыть обо всем, кроме его прикосновения! Ей хотелось и дальше оставаться рассерженной — или нет? Под действием его ласк в ней медленно разгорался, казалось, навсегда потухший огонь, и вся ее борьба с собой и Ридом была явно обречена на неудачу. Словно издали до нее донесся голос мужа:

— Не борись со мной, киска. — И прежде чем она успела ответить, он произнес с мольбой и мукой в голосе: — Пожалуйста, не сопротивляйся, любовь моя. Я так долго ждал этого момента.

При этом нежном признании у Кэтлин пропало всякое желание сопротивляться. Она вся обмякла, губы ее жадно потянулись к его рту. Как же давно она не прикасалась к нему и как жаждала этого прикосновения даже в объятиях Жана…

Она заблудилась. Заблудилась в мире, где существовали только Рид и желания, которые он пробуждал в ее теле. Вновь и вновь она повторяла его имя, совершенно себя не слыша. Она не почувствовала, когда он отпустил ее, но ее руки, едва оказавшись на свободе, тут же обхватили его за шею и прижали к отчаянно жаждущему телу. Прошло несколько томительных мгновений, и наконец, когда она уже думала, что сейчас умрет от сжигавшего ее желания, он овладел ею. У Кэтлин перехватило дыхание, и затем с губ Рида сорвался стон. Он начал ритмично двигаться в ней, и ее пальцы в такт этим движениям ласкали его спину и ягодицы. Перед закрытыми глазами Кэтлин словно расцвела яркими красками радуга, которую она уже и не надеялась увидеть в своей жизни. Наслаждение достигло апогея, и в следующее мгновение радуга рассыпалась ослепительным фейерверком, яркие краски перед глазами закружились в бешеной пляске…

Кэтлин лежала неподвижно под Ридом, пытаясь разобраться в обуревавших ее чувствах. Когда же, какой момент, вновь и вновь спрашивала она себя, окончательно покорилась ему и, забыв о гордости, отдалась страсти? Глубоко внутри ее кричал, протестуя голос в попытке пробудить вновь чувство обиды и гнева, которые были так быстро забыты ею мгновение назад.

Когда Рид наконец лег рядом, Кэтлин моментально повернулась к нему спиной и глаза ее наполнились слезами. Рид тут же развернул ее лицо к себе.

— Не отворачивайся от меня, Кэтлин. Ничего хорошего это тебе не даст. Я вернулся навсегда, постарайся это понять, наконец. — Мгновение он смотрел на нее оценивающим взглядом, приподняв одну бровь. — Ты моя, сладкая, душой и телом, и я никогда не отпущу тебя. — Сделав паузу, дабы она прониклась смыслом того, что он сказал ей, Рид добавил нежно, но решительно; — Я никогда тебя ему не отдам!

При этих словах Кэтлин на мгновение забыла о своей скорби, испытав ни с чем не сравнимый восторг.

Под утро, когда небо окрасилось в золотистый цвет, они вновь любили друг друга. Разбуженная его ласками, Кэтлин тут же потянулась к нему, чувствуя в этот момент лишь любовь к этому, заявившему на нее права, мужчине и неизбывную тоску по его объятиям. Первое же прикосновение ее губ к его губам, а пальцев к коже пробудило в ней страстное, неукротимое желание, и мысль о сопротивлении, шевельнувшаяся было в ее все еще затуманенном сном мозгу, как и чувства обиды и гнева, была мгновенно ею забыта.

Руки Рида нежно гладили столь знакомое ему тело, и Кэтлин отвечала на его поцелуи пылко, жадно. Губы его скользнули вниз, к ее шее, обжигая кожу, и она повернула голову, давая ему возможность коснуться каждого участка, прикосновение к которому доставляло ей особое наслаждение. Когда, наконец, рот его сомкнулся вокруг ее розового соска, гот уже был набухшим и твердым. Рид почувствовал, как в ней поднимается жаркая волна желания, а Кэтлин застонала. Крик протеста, сорвавшийся было с ее губ, когда Рид оторвался от ее груди, мгновенно сменился восторженным восклицанием. Держа ее дрожащие, извивающиеся бедра сильными руками, Рид начал покрывать поцелуями ее живот, постепенно приближаясь к шелковистому треугольнику ее женственности, и вскоре она уже рыдала от наслаждения моля его взять ее.

Глубокий вздох полного удовлетворения прозвучал как музыка в его ушах, когда он, наконец, ответил на эту страстную мольбу и начал ритмичное движение в ее влажных глубинах.

— Люби меня, киска, — простонал он.

— Да, дорогой, — выдохнула Кэтлин, — да, Рид!

Волна страсти захлестнула их, накрыв с головой, затем отхлынула, и они очутились в спокойных, освещенных солнцем водах абсолютного счастья. Они лежали, не размыкая объятий, в то время как их дыхание и сердцебиение постепенно приходили в норму, и Кэтлин вдруг с необыкновенной остротой осознала, что она вновь, как и прежде, полностью ему принадлежит. Подчинившись Риду телом, она отдала вместе с ним ему и свою душу. Несмотря на боль и страдания, которые это, вероятно, могло принести ей в будущем, для нее не было пути назад. Страсть, соединившая их когда-то, была еще жива, и, хотя в чем-то они стали сейчас совершенно чужими, она от души надеялась, что они в конце концов найдут путь к сердцу друг друга и любовь их станет еще крепче, еще сильнее. Все их разногласия исчезнут, и между ними вновь воцарится любовь и доверие, которыми они когда-то так дорожили.

С чувством необычного смущения и неуверенности в себе стояла Кэтлин у штурвала в это утро. Когда Рид встал у нее за спиной, она вдруг почувствовала, что краснеет, словно невеста.

— Сменить тебя? — Рид обнял Кэтлин, положив свои руки поверх ее, держащих штурвал.

— Если хочешь.

Он поднял ее левую руку и поднес к губам, и вдруг, с силой сжав ее пальцы, рывком развернул ее лицом к себе.

— Что, черт возьми, это значит?

Невольно Кэтлин вздрогнула, и щеки ее залил багровый румянец, когда она увидела, что Рид со свирепым видом смотрит на подаренное ей Жаном кольцо.

— Это… это… кольцо, — запинаясь, проговорила она.

— Этоя вижу! — проревел Рид. — Я хочу знать, откуда оно у тебя, кто его подарил и что оно делает на том месте, где должно быть мое кольцо!

У Кэтлин перехватило дыхание, и прошло несколько секунд, прежде чем она с усилием выдавила из себя:

— Жан подарил его мне… на день рождения.

— И ты носишь его на левой руке вместо обручального кольца?! Не считай меня идиотом, Кэт! Сейчас же признавайся во всем!

Кэтлин с трудом проглотила застрявший в горле комок.

— Мы обручились, — пролепетала она еле слышно, однако Рид ее услышал.

Дыхание с шумом вырывалось изо рта Рида, словно его вдруг ударили в под дых.

— Черт! — в голосе его была неподдельная мука. — Черт его подери! Черт подери тебя!

С этими словами он сорвал с ее пальца кольцо и, размахнувшись, бросил его за борт.

Кэтлин вскрикнула, и рука ее сама собой вытянулась вперед, словно пытаясь достать кольцо со дна моря.

— Нет! О Рид! — простонала она. — Зачем ты это сделал? Я могла бы вернуть его Жану! Я забыла, что оно было у меня на пальце! У меня это совершенно вылетело из головы!

Его пальцы больно впились ей в плечи, и лицо потемнело от гнева.

— Так же, как ты забыла и меня? Да, Кэтлин? Так скоро… так легко?

Глаза ее расширились в изумлении.

— Я никогда тебя не забывала!

Но он, вне себя от ярости, ее не слышал.

— Ты заменила его кольцом мое, а сам он занял в твоей жизни мое место. Но теперь с этими покончено! Я не потерплю на тебе чужого клейма! Я тебя убью прежде, чем снова увижу в его объятиях!

Рид снял с ее правой руки изумрудное обручальное кольцо и надел его на тот палец, где ему следовал находиться.

— Никогда, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, — никогда больше не снимай кольцо.

— Рид, клянусь тебе, я носила это кольцо не больше двух недель. Мы думали, ты погиб! — В ее блестящих от слез глазах, устремленных на него, была мука.

— Только сними его еще раз, и ты пожалеешь, что я не умер или что не умерла ты! — с угрозой в голосе сказал Рид. — Никогда больше ни один человек не назовет своим то, что принадлежит мне! — И как бы в подтверждение этих слов он по-хозяйски впился поцелуем в ее губы, оторвавшись от них только когда они раскрылись в покорности. — Ответь мне, Кэт, — потребовал он. — Чья ты женщина?

— Твоя, Рид, — прошептала Кэтлин. — Всегда твоя. — И она снова протянула ему свои губы, ничего не видя в этот момент из-за застилавших ее глаза слез.

Какое-то время спустя она вновь влезла на мачту, чтобы, уединившись там, поразмышлять над своим будущим и стоявшими перед ней сейчас проблемами. Там ее и нашел Рид.

— Опять прячешься от меня? — произнес он, скривив губы.

— Просто думаю. — Кэтлин пожала плечами.

— Знаешь, Кэт, мне до чертиков надоело, что ты здесь все время прячешься от меня. Запомни, больше такой номер у тебя не пройдет.

Кэтлин нахмурилась:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вот это, — ответил Рид, с силой дернув ее за ногу.

Невольно она покачнулась и, боясь упасть, схватила его за плечи.

— Рид! Что ты делаешь?!

Сдернув Кэтлин с «насеста», Рид перебросил ее через плечо головой вниз, так что попка ее оказалась почти у самого его подбородка.

— Рид! Ради Бога! Ты убьешь нас обоих! — кричала она. — Сейчас же меня отпусти!

Держась одной рукой за мачту, а другой крепко уцепившись за бедро Кэтлин, Рид слегка укусил ее за голую ногу и приказал:

— Лежи тихо и не дергайся!

Он начал медленно спускаться, и при виде качающейся далеко внизу палубы Кэтлин закрыла глаза.

— Господи, это же настоящее безумие! — вырвалось у нее.

Рид рассмеялся:

— Может и так, но я намерен стащить тебя с этой мачты и заставить отныне держаться от нее подальше. Больше никаких убежищ, где я не могу до тебя добраться. Я буду стаскивать тебя снова и снова с твоего «насеста», пока ты, наконец, не оставишь этой дурной привычки. Не смей больше прятаться от меня в этом мирке грез и глупых мечтаний!

Наконец ноги Рида коснулись палубы, но он все еще не отпускал ее. Чувствуя себя сейчас в безопасности, Кэтлин дала волю своему гневу. Колотя Рида кулаками по спине, она закричала:

— Сейчас же отпусти меня, бесчувственный чурбан!

Рид в ответ лишь рассмеялся:

— Успокойся, Кэт! Не выставляй себя на всеобщее посмешище!

— Ты свинья! Животное! — завизжала она. — Ты нарочно пытаешься унизить меня перед командой! Никогда я тебе этого не прощу!

— Какое несчастье! — Рид усмехнулся. — Я никогда не оправлюсь от этой раны.

— Я покажу тебе рану! — выкрикнула она со злостью и вонзила зубы ему в спину.

Вскрикнув, он с силой шлепнул ее по ягодицам.

— Ой! — взвизгнула Кэтлин. Всю дорогу до каюты она не проронила ни слова, и лишь когда Рид бесцеремонно сбросил ее на койку и закрыл дверь, она яростно прошипела: — Ты ударил меня!

В глазах Рида, который стоял над ней, уперев руки в бока, вспыхнул гнев.

— А ты меня укусила. Дурные поступки влекут за собой соответствующее наказание. Запомни это на будущее. — Рид направился к двери. — И держись подальше от этой мачты, если не хочешь повторения сегодняшнего спектакля, — предупредил он уже на пороге и вышел.

Его проводил крик бессильной ярости. Последовавший за этим из-за двери смех Рида переполнил чашу унижения Кэтлин, и из глаз хлынули слезы.

— Наглый, высокомерный сукин сын! — простонала она.

ГЛАВА 19

Ужин в этот вечер проходил бы в молчании, если бы не Рид, который спросил ее о Чимере. Она начала рассказывать все, что знала о друзьях и родственниках. Финли уже ознакомил Рида с ходом военных действий, сейчас он хотел услышать, что произошло в его отсутствие дома.

— Ты давно не видела Катлина и Андреа? — спросил он.

Мгновение Кэтлин молчала, зная, что ее ответ ему не понравится.

— Четыре месяца, — наконец робко сказала она.

— Четыре месяца! — взорвался Рид. — Ты что, хочешь сказать, что свое трехлетие наш сын встретил в отсутствие обоих родителей?

Кэтлин вызывающе вздернула подбородок.

— Я попросила Кэйт купить ему от меня в подарок пони и тележку и передать им обоим, что скоро я буду дома.

Рида ее объяснение явно не удовлетворило.

— Никакие подарки не могут заменить материнской любви!

— Черт побери, Рид! — глаза Кэтлин молили о понимании. — Неужели тебе непонятно?! Катлин вылитый ты! Я просто не могла его видеть. Глядя на него, я только и думала, что о своей утрате. Я пыталась побороть в себе это чувство, поверь, я пыталась, но каждый раз, когда я смотрела на него, я чувствовала, что сердце сейчас разобьется. — При воспоминании об этих днях на глаза Кэтлин навернулись слезы и губы задрожали. — Нелегко мне было их оставить, но это решение было единственным, которое мне пришло в голову в то время.

Только теперь Рид смутно начал осознавать, что ей пришлось вынести.

— Это было так плохо, котенок? — спросил он с нежностью в голосе, вглядываясь в ее лицо.

— Это был ад, — прошептала Кэтлин. — Сущий ад.

Следующая тема, обсуждение которой они не могли избежать, имела прямое отношение к Салли Симпсон. Кэтлин необходимо было возвратить себе свой прежний облик, причем так, чтобы Салли ни о чем не догадалась. Рид был вынужден согласиться с женой, что лучше все же скрыть от девушки подлинную личность Эмералд.

— На Гранд-Тере, — продолжал он, — мы сядем на другой корабль, а «Волшебница» вернется в Саванну, когда вновь превратится в «Старбрайт». Итак с одной проблемой, кажется, покончено.

— Я не понимаю, почему мы не можем оставить мисс Симпсон на Гранд-Тере или, по крайней мере в Новом Орлеане? Вне всякого сомнения, она легко сможет добраться оттуда куда ей надо. — Кэтлин не хотелось больше иметь с блондинкой никаких дел, но Рид, похоже, чувствовал себя в какой-то степени ответственным за девушку.

— Не будь такой недоброжелательной, Кэт. Она была пассажиркой на «Кэт-Энн», и, как капитан, я должен доставить ее в безопасный, удобный порт, От Саванны она, во всяком случае, сможет путешествовать дальше по суше, не подвергая больше опасности свою жизнь на море.

— И куда же она держит путь?

— Она направлялась в Вашингтон. Кажется, у нее там живет дядя. Итак, — продолжал Рид, — наша главная проблема сейчас состоит в том, чтобы вывести на сцену мою жену и убрать с нее Эмералд, не вызвав при этом у Салли никаких подозрений. Думаю, тебе не хочется провести остаток пути до Саванны, скрываясь в своей каюте?

— Конечно, нет! — воскликнула Кэтлин, мысленно представив себе, как Салли льнет к Риду, тогда как она сама в это время в своей каюте.

— И что ты предлагаешь?

Кэтлин на мгновение задумалась.

— Прежде всего, мы должны проследить за тем, чтобы Салли не узнала чего-либо на Гранд-Тере. Чье-нибудь неосторожное слово — и все наши усилия сохранить все в тайне пойдут насмарку. И потом, если Изабел поедет с нами в Саванну, надо сделать так, чтобы мисс Симпсон не особенно присматривалась к ней, пока мы будем на Гранд-Тере.

Рид почувствовал нерешительность в голосе Кэтлин.

— Изабел может не захотеть возвращаться с в Саванну?

— Видишь ли, — объяснила с улыбкой Кэтлин, — Изабел с Домиником влюбились друг в друга. Когда несколько недель тому назад Доминика ранили, Изабел предпочла остаться на острове и ухаживать за ним, пока он окончательно не поправится. Так что я не знаю, какое она сейчас примет решение.

Рид скорчил гримасу:

— Чем, черт подери, занимается Жан на этом своем острове? Выращивает цветы?

— Вернемся к нашей проблеме, — холодно заметила Кэтлин.

— Ах, извини, — в голосе Рида звучал откровенный сарказм. — Можешь продолжать.

— Итак, мисс Симпсон следует чем-то занять, чтобы она не бродила по острову сама по себе.

Рид усмехнулся:

— Я мог бы взять на себя эту миссию.

— В этом я нисколько не сомневаюсь.

— Ревнуешь, киска? — Зубы Рида сверкнули в дьявольской ухмылке.

— Когда рак свистнет! — ответила резко Кэтлин, чувствуя прямо противоположное.

— И что дальше в твоем плане?

— Я могла бы вывести «Волшебницу» из бухты Баратария и поставить ее на якорь в каком-нибудь укромном заливе. Все решат, что Эмералд отправилась в очередной рейд. Изабел могла бы поехать со мной. Если бы удалось устроить так, чтобы нас потом забрала оттуда лодка, мы вернулись бы на следующий день, и ты встретил на пристани свою жену. Рид покачал головой.

— План, конечно, хорош, но думаю, это создаст впечатление, будто ты замешана в делах Жана.

Кэтлин согласилась с мнением Рида и после недолгого раздумья нашла наконец приемлемое решение.

— Предположим, ты узнал бы, что мы гостим сейчас с Изабел, скажем, у друзей в Новом Орлеане. Конечно, такое совпадение выглядит довольно странно, но кому вздумается ставить это под сомнение? Ты естественно, пошлешь кого-нибудь за нами, и мисс Симпсон решит, что мы приехали из Нового Орлеана на Гранд-Тер по твоей просьбе.

На следующий день около полудня, когда до Гранд-Тера оставалось всего несколько миль пути они наткнулись на испанскую шхуну. Низкая осадка и медленный ход свидетельствовали о том, что трюмы ее переполнены. Это была слишком легкая, слишком заманчивая добыча, чтобы ее упустить. Глаза Кэтлин загорелись. С того самого дня, как нашелся Рид и она встретила Салли Симпсон, Кэтлин мечтала именно о таком случае. Растущее в ней напряжение требовало разрядки, которую могла дать только хорошая потасовка.

От Рида не укрылось возбуждение, мгновенно охватившее Кэтлин при виде шхуны.

— Вижу, тебе не терпится одержать под занавес еще одну победу? — спросил он, ухмыляясь.

— Да, — откровенно призналась Кэтлин. — Я хочу заполучить этот корабль. Захват испанского судна приносит кое-какую выгоду, чего не скажешь о британском военном корабле. Еще одна такая добыча позволит команде наполнить свои карманы перед возвращением домой.

— И, вероятно, принесет еще и несколько безделушек некоей жадной пиратке? — заметил Рид.

Кэтлин весело рассмеялась, чувствуя себя в этот момент на верху блаженства.

— Это уж точно.

— Тогда дай сигнал Жану и начнем, пожалуй. Я не прочь немного пофехтовать после месяцев полного бездействия.

Риду постепенно передалось возбуждение Кэтлин, и он горел желанием ринуться в бой, надеясь, что, несмотря на отсутствие практики в последнее время, рука его не утратила всех навыков и он по-прежнему превосходно владеет шпагой.

Погоня была недолгой, и два более быстроходных судна вскоре догнали испанскую шхуну. Испанцы, однако, явно не желали расставаться со своим драгоценным грузом, и бой завязался нешуточный. На этот раз Кэтлин сражалась подле Рида, и хотя противник перед ней привлекал все ее внимание, она все же прислушивалась к звукам у себя за спиной. Рид слишком долго был в бою, и она боялась, что его могут ранить.

Рид, однако, управлялся с легкостью, явно наслаждаясь каждым мгновением поединка. На его губах играла широкая улыбка, и в глазах сверкал дьявольский огонек. Услышав за спиной победный крик Кэтлин, он быстро покончил со своим противником, и они отправились на поиски новых жертв.

Лицо Кэтлин разрумянилось, глаза горели зеленым пламенем, и Рид был вынужден в душе признать, что восхищается ею. И действительно, в роли Эмералд Кэтлин являла собой поистине потрясающее зрелище — ее длинные черные волосы развевались на ветру, глаза сияли, а шпага со свистом рассекала воздух. Весь ее вид, как и хрипловатый смех, говорил о дерзкой решимости и уверенности в себе. Она была неподражаема, чувствуя себя, похоже, как рыба в воде в самой гуще сражения! И она принадлежала ему! Хотя Рид и предпочел бы видеть ее в облике Кэтлин, сердце его невольно наполнилось гордостью при мысли, что это поразительное, дерзкое создание принадлежит ему!

В конце концов, несмотря на ожесточенное сопротивление испанцев, они завладели шхуной. Они с Жаном оба отказались от британского военного корабля, поэтому испанское судно по праву принадлежало Кэтлин. Пока она занималась осмотром трофеев, Рид решил переговорить с Жаном относительно намеченного им с Кэтлин плана действий по прибытии на Гранд-Тер. Богатство, которое везла шхуна, было просто несметным. Трюмы ее ломились от золота, серебра, драгоценностей и множества красивых изделий огромной ценности. В одном из ящиков Кэтлин обнаружила блюда, тарелки, кубки и другую столовую посуду из золота и инкрустированную драгоценными камнями. Она взяла в руки прекрасную чашу, и в голову ей вдруг пришла неожиданная мысль. Найдя Дэна, она тут же отдала ему распоряжение, строго наказав при этом никому ничего не говорить и сохранить все в полной тайне.

Когда она присоединилась, наконец, к Риду на палубе разговор его с Жаном как раз подошел к концу, и, не дав жене и бывшему другу даже поздороваться, он тут же увлек Кэтлин на борт «Волшебницы».

Жан, однако, успел заметить, что вместо его кольца пальце у нее сверкал изумруд. Взгляд его метнулся к лицу Кэтлин и мгновенно застыл, наткнувшись на ее слегка припухшие от поцелуев Рида губы. Выражение неподдельной муки, появившееся на лице Жана заставило Кэтлин внутренне вздрогнуть, и про себя она попросила у него понимания и прощения.

Медленно Жан направился в свою каюту. Сердце его сжималось от боли, но он не мог облегчить ее, дав волю гневу. Глаза Кэтлин молили его о прощении, и ему также был понятен гнев Рида. Во время их разговора Рид внезапно спросил его, были ли они с Кэтлин любовниками. Очевидно, Кэтлин ничего ему не сказала об их отношениях, и, хорошо зная ее, Жан сомневался, что она когда-нибудь признается мужу. Он же сказал Риду, что тот должен спросить об этом собственную жену. Ему не хотелось осложнять еще больше и без того сложное положение, в каком оказалась Кэтлин. Даже теряя ее, он не мог ей мстить. Он видел, как страдала она, думая, что Рид погиб; он держал ее рыдающую в своих объятиях, пока у нее не высыхали слезы. И хотя его собственная боль была огромна, он любил ее слишком сильно, чтобы не отпустить и не пожелать ей счастья.

Он заметил чашу сразу же, как вошел в каюту. Она стояла на его столе во всем своем золотом великолепии, и украшавшие ее драгоценные камни сверкали всеми цветами радуги. Никогда еще не доводилось Жану видеть столь прекрасный кубок, и он мгновенно понял, кто прислал его ему и почему. Это был сияющий символ любви Кэтлин, любви, которой никогда не суждено было заявить о себе в полный голос. Это был и прощальный подарок, и безмолвная мольба о прощении.

При мысли об этом Жан Лафит, известный капер и самый знаменитый пират своего времени, не выдержал и разрыдался, оплакивая свою навсегда потерянную любовь, которую ему никогда больше не суждено было обрести вновь.

Не успели они прибыть на Гранд-Тер, как Рид тут же поднялся на борт «Прайда», желая удостовериться, что у Салли все в порядке. Пока остальные умышленно тянули время, Жан сошел на берег, чтобы предупредить островитян о молчании в отношении Кэтлин и рассказать во всех подробностях Доминику и Изабел о внезапном появлении Рида. Кэтлин осталась ждать прихода Изабел на «Волшебнице Эмералд».

Вскоре испанка, переодетая матросом и с большим мешком за плечами поднялась на борт «Волшебницы». Она принесла одежду для себя и Кэтлин, а также приготовленное на настое трав особое мыло, с помощью которого Кэтлин смывала черную краску со своих волос.

Через какое-то время с большой помпой и громкими словами прощания Кэтлин на виду у всех вышла из бухты Баратария в открытое море. Судя по всему, кровожадная пиратка отправилась на своем зеленом фрегате на поиски новых жертв.

Когда причал исчез из вида, Кэтлин повернула корабль и вошла в указанный Жаном небольшой заливчик, где и стала на якорь. Вечер был посвящен обмену новостями и процедуре возвращения волосам Кэтлин их первозданного золотисто-рыжего цвета.

— Я едва не упала в обморок, когда Жан сообщил нам, что Рид жив! — сказала Изабел.

— А я чуть не умерла на месте от потрясения, увидев вдруг его прямо перед собой! На мгновение мне даже показалось, что я сошла с ума и вижу призрак. Клянусь тебе, Изабел, мне не хотелось бы испытать подобное еще раз! Удивляюсь, как еще не поседели мои волосы!

— Не думаю, что мне понравится эта мисс Симпсон. — Изабел презрительно вздернула носик, хотя еще не встречала бывшую любовницу Рида.

— Ты можешь остаться здесь, с Домиником, — предложила Кэтлин. — Я знаю, вы с ним любите друг друга.

Изабел кивнула.

— Да, конечно, но пока не закончится война, Доминик будет занят, и потом не могу же я тебя оставить, когда ты во мне нуждаешься. Ты помогла мне, когда все другие отвернулись от меня, и я готова сделать для тебя то же самое. Что-то мне подсказывает, что эта мисс Симпсон не откажется легко от Рида.

— Боюсь, ты права, — Кэтлин вздохнула. — И к тому же, у нас сейчас с Ридом и так все достаточно непросто.

Изабел нахмурилась:

— Рид знает о вас с Жаном? Неужели он может тебя в чем-то упрекнуть, когда до последнего часа все мы думали, что он погиб?

Кэтлин горько рассмеялась:

— Рид подозревает правду, он винит и Жана, и меня, хотя, конечно, я ни в чем ему не призналась.

— Но это же просто нелепо! — воскликнула с жаром Изабел. — У него самого все это время была любовница, чего он не может ничем оправдать.

— Рид, судя по всему, считает, что нельзя мерить всех одной меркой, — ответила усмехнувшись Кэтлин. — Боюсь, он никогда не простит Жана.

— Бедный Жан, — прошептала Изабел. — Он так сильно тебя любит. Должно быть, все это для него настоящий кошмар.

На лицо Кэтлин набежала тень.

— Я чувствую себя просто отвратительно из-за того, что нанесла ему такую обиду. Я тоже его люблю, и мне ужасно жаль всех нас троих.

— Но что ты можешь здесь изменить? Ты замужем за Ридом и должна вернуться вместе с ним в Саванну к детям.

— Знаю, но Жан совершенно не заслуживал всего этого. Почему жизнь так несправедлива к самым хорошим людям, Изабел? Почему страдают они, а всякие негодяи тем временем процветают?

Изабел пожала плечами.

— Мы можем делать только то, что в наших силах, и, несмотря ни на что, идти вперед.

На следующий день около полудня состоялось торжественное прибытие Кэтлин и Изабел на Гранд-Тер. Кэтлин превосходно сыграла свою роль жены, якобы впервые встретившейся с мужем, которого она уже год считала погибшим. Сойдя на берег, она на мгновение застыла, не сводя с Рида изумленного взгляда. Но вот он раскрыл ей свои объятия, и она кинулась к нему со всех ног.

— О Боже, Кэт! — простонал громко Рид, стиснув ее в железных объятиях, и шепотом добавил: — Я совсем забыл, какая ты великолепная актриса!

Язвительное замечание Рида вызвало у Кэтлин слезы, что придало еще больше правдоподобия ее игре. И только Рид, когда она отодвинулась и взглянула ему прямо в лицо, заметил в ее глазах гнев и обещание за все с ним поквитаться.

— Не могу поверить, что это происходит со мной на самом деле! — выдохнула Кэтлин восторженно и вдруг, сделав вид, что теряет сознание, упала мужу на грудь.

Изабел, стоявшая невдалеке рядом с Домиником, с трудом подавив готовый вырваться у нее смешок, издала тревожное восклицание.

Оторопев от неожиданности, Рид едва успел подхватить Кэтлин. Все вокруг, в том числе и Салли Симпсон, продолжали смотреть на них, и, чертыхнувшись, он взял Кэтлин на руки и направился к дому.

— Ты мне еще заплатишь за это, моя сладкая, — прошипел он, приложив губы к самому уху Кэтлин.

— Как и ты мне, — ответила она, пряча улыбку на его груди.

В ожидании, когда будет готово к отплытию их судно, Рид с Кэтлин продолжали изображать из себя счастливых супругов. Они не отходили друг от друга, поминутно милуясь и не обращая на остальных никакого внимания.

Хотя Кэтлин и доставляло огромное удовольствие мрачное выражение лица Салли Симпсон, ее чрезвычайно расстраивала мука в глазах Жана, и чтобы не видеть его хоть какое-то время (и не злить лишний раз Салли), она предложила Риду прогуляться по берегу. Рид, которому хотелось, чтобы последние воспоминания о Гранд-Тере были связаны у Кэтлин с ним, а не с Жаном, с готовностью согласился.

Медленно они шагали по песчаному пляжу. Яркoe солнце слепило глаза, окрашивая золотисто-рыжие волосы Кэтлин в медный цвет, на голубовато-зеленых волнах плясали солнечные блики, и белый песок под ногами сверкал так, что на него было больно смотреть. Среди зелени щебетали птицы и изумительные по красоте бабочки перелетали с одного экзотического цветка на другой. Легкий ветерок нес с собой пьянящий аромат, и, создавая собственную тихую музыку, шелестели листья пальм. Понимая, что никогда больше она не увидит этого тропического рая, Кэтлин каждой клеточкой своего существа впитывала экзотические краски и звуки удивительного острова с тем, чтобы все запомнить и унести с собой в Саванну воспоминания о нем.

— Господь создал шедевр, сотворив Гранд-Тер, — прошептала она благоговейно. — Еще один райский сад.

Они стояли на небольшой, поросшей яркими цветами поляне в тени пальмового дерева. Вид отсюда открывался великолепный. В нескольких ярдах от них сверкало на солнце море и волны с легким шорохом ритмично накатывались на берег.

Здесь, в этом уединенном месте, им легко было представить, что они одни на острове. Они словно попали в сказку, и весь мир, кроме этого зачарованного сада, перестал для них существовать. Рид заглянул в самую глубину изумрудных глаз Кэтлин. Его собственные глаза, потемневшие от желания, казались сейчас двумя сапфировыми озерами.

— Как ты думаешь, Адам с Евой предавались любви на ложе из тропических цветов? — спросил он, прижимая к себе Кэтлин,

— Не знаю, но мы можем, не так ли? — спросила она чарующим голосом, протягивая ему свои губы.

Вместо ответа Рид, впившись в ее рот страстным поцелуем, начал лихорадочно срывать с нее одежду, тогда как ее дрожащие от нетерпения пальцы пытались снять с него рубашку.

И здесь, в этом колдовском месте, полном солнечного света, щебетания птиц и дивных ароматов, они соединились в едином порыве страсти. В течение нескольких блаженных мгновений мир во всей своей красоте и великолепии принадлежал им и все их проблемы были забыты в несказанном восторге.

Они отплыли с началом вечернего прилива. И здесь, на корабле, жена Рида, оправившаяся наконец от первого потрясения, похоже, вдруг совершенно неожиданно для себя обнаружила, что весь прошлый год ее муж провел на необитаемом острове в обществе другой женщины.

Кэтлин относилась к Салли с откровенным пре зрением. Они с Изабел подчеркнуто ее игнорировали, что ставило Рида в неловкое положение и явно сердило.

— Надеюсь, ты не рассчитывал, что наше путешествие в подобном обществе будет приятной прогулкой? — ответила Кэтлин с вызовом на его очередное замечание по поводу ее отношения к Салли.

— Ты могла бы быть с ней, по крайней мере, повежливее, — проворчал Рид.

Глаза Кэтлин сверкнули.

— Я не собираюсь признавать твою подружку. Я не стану с ней разговаривать, смотреть на нее, и, конечно же, я не буду ее развлекать! Ты вполне достаточно этим занимался последние двенадцать месяцев!

Чувства, владевшие Кэтлин еще сегодня утром на острове, испарились в мгновение ока. Фыркнув, она зашагала прочь, оставив Рида кипеть от бессильной ярости в одиночестве.

Однако ночью ей не удалось так легко от него отделаться. Согласившись разделить с мужем каюту, она, однако, желала, как и прежде, поступать по-своему и, когда Рид попытался привлечь ее к себе, решительно этому воспротивилась.

— Я не собираюсь заниматься любовью, когда нас с твоей любовницей разделяет лишь коридор! — твердо заявила она. — Вы и так оба… оба мне надоели!

— Неужели? — прошипел Рид, с трудом сдерживаясь, чтобы не вспылить. — Давай-ка, проверим, — он прижал ее к матрасу.

Это была битва характеров, в которой Кэтлин всегда терпела поражение. Сначала она боролась с ним, полная решимости хотя бы раз не дать ему разбудить в ней страсть против ее воли, но постепенно, чувствуя прикосновения его губ на своих и рук на теле, она ослабела. Волны страсти, одна за другой, накатывались на нее, превращая ее кровь в раскаленную лаву.

Постепенно ее поцелуи стали такими же требовательными, как и его, и она прижималась к нему всем телом, боясь оторваться от него хотя бы на мгновение.

— Черт тебя подери, Рид Тейлор! — простонала она, покоряясь ему против воли. — Черт тебя подери за то, что ты делаешь со мной!

Беспомощно погружаясь в захвативший ее водоворот несказанного наслаждения, она услыхала донесшийся словно издалека победный смех Рида…

После он прижал ее к себе, гладя рукой мягкие золотисто-рыжие волосы.

— Твои волосы — как пламя, которое моментально вспыхивает в тебе, когда тебя охватывает страсть или ярость, — прошептал он ей на ухо. — Ты моя восхитительная киска, хотя и с острыми, как бритва, коготками… но я прощаю тебя.

— А вот я тебя никогда не прощу, — резко ответила Кэтлин, смущенная очередным предательством собственного тела, — за то, что ты насильно взял то, что я не хотела тебе давать.

— Ну, моя дорогая, ты же знаешь, что у нас с тобой всегда так. Ты так же не можешь устоять, как я не могу перестать желать тебя. И у нас всегда будет так, Кэт, — добавил он нежно.

Следующие несколько дней были для всех настоящим испытанием. Салли Симпсон не отходила от Рида ни на шаг, прилипнув к нему как банный лист, словно Кэтлин вообще не существовала, что, несомненно, никак не способствовало хорошему настроению последней. Рид же, наоборот, казалось, просто наслаждался этой игрой. Хотя Кэтлин и подозревала, что он делает это в пику ей, стремясь разжечь в ней ревность, она никак не могла подавить в себе растущий гнев или боль, которая возникала в ее сердце всякий раз, когда она видела Салли и Рида вместе. Однако поддержка Изабел помогала ей сохранять невозмутимость, как бы трудно ни было это подчас. Даже наедине с Ридом в их каюте она пыталась скрыть от него эти чувства. Не стоило показывать Риду, как ее глубоко ранило его поведение. Гордость не позволяла ей доставить ему подобное удовольствие. Достаточно было и того, что она, не в силах устоять перед собственной и его страстью, отдавалась ему против воли каждую ночь.

Как-то Рид заметил, что она, подняв голову, с тоской смотрит вверх на ванты.

— Даже и не мечтай об этом, Кэт, — проговорил он предостерегающе. — Я все равно быстро стащу тебя оттуда, ты и глазом не успеешь моргнуть. А потом так отшлепаю, что ты неделю не сможешь сесть.

Кэтлин бросила на него яростный взгляд.

— В этом я нисколько не сомневаюсь, — сказала она ядовито и зашагала прочь.

Но окончательно она вышла из себя, когда Рид, как бы между прочим, заявил ей, что он пригласил мисс Симпсон пожить какое-то время у них в Чимере. Бедная девушка, сказал он, должна хотя бы немного оправиться от выпавших на ее долю тягот, прежде чем снова пускаться в путь.

— Что ты сделал? — взвизгнула Кэтлин, моментально приходя в ярость. — О, нет, Рид, только не это! Я не желаю принимать ее в Чимере. С меня хватит и совместного с ней плавания!

Лицо Рида побагровело.

— Она приедет, как я и сказал! Хотя Чимера и твой дом, но пока хозяин там я!

— Куда ни кинешь взор, всем тут владею я! — саркастически заметила Кэтлин. — И как ты собираешься объяснить ее присутствие своей матери?

— С твоей помощью это было бы совсем несложно, — ответил Рид и, проигнорировав гневный взгляд, брошенный на него Кэтлин, невозмутимо добавил: — Уверен, тебе не хотелось, бы, чтобы все узнали о кое-каких твоих секретах? Что подумала бы мама, сообщи я ей о твоей связи с Жаном?

— У тебя нет никаких доказательств!

— А мне они и не нужны. Возможно, ты думала, что я все забыл и простил тебя, но должен сказать, это не так-то просто. Можешь отрицать это сколько душе угодно, но я все равно знаю, что вы с Жаном были любовниками.

— Да что ты можешь знать?! — воскликнула Кэтлин, глядя на него с вызовом.

На лице Рида появилось жесткое выражение.

— Я знаю, что Салли поедет вместе с нами в Чимеру и я также знаю, что ты с этим в конце концов смиришься! Я устал от твоей постоянной воинственности и враждебности. По сравнению с тобой Салли настоящий ангел.

Кэтлин фыркнула:

— Падший ангел! Запятнанный и бывший в употреблении!

— Не в большей степени, чем ты, моя дорогая, Может, даже и в меньшей. Чем больше ты злишься, тем привлекательнее мне кажется выдумка Салли. Возможно, мне и в самом деле следует развестись с тобой и жениться на нежной и ласковой мисс Симпсон. И что ты тогда, моя лапочка, станешь делать?

Кэтлин побледнела, но не сдала позиций:

— Я уйду к бабушке, конечно. Вряд ли Кэйт откажется меня принять.

Ответные слова Рида резанули ее по сердцу:

— Ты уйдешь одна, Кэтлин, без Катлина и Андреа. Я не разрешу тебе взять наших детей с собой, и ты никогда их не увидишь снова.

Лицо Кэтлин скривилось от боли.

— Ты не посмеешь этого сделать! — выкрикнула она. — И потом, что скажет твоя семья, если ты со мной разведешься? Они не примут этого. Ты навсегда оттолкнешь их от себя.

На губах Рида появилась дьявольская усмешка, и синие глаза зажглись мстительным огнем.

— Уверен, они поймут меня, когда я расскажу им о твоих подвигах в качестве Эмералд и связи с Жаном Лафитом. Как смогут они винить меня в том, что я не желаю иметь женой и матерью моих детей кровожадную пиратку? Или в том, что я хочу избавиться от своей «вдовы», которая так быстро забыла меня в объятиях другого?

— Это шантаж, Рид! — Почувствовав дрожь в коленях, Кэтлин поспешно опустилась на стул.

— Разумеется, — процедил Рид. — Надеюсь, ты помнишь, как когда-то заставила меня держать наш брак в секрете, угрожая, в противном случае, рассказать всем, что я был пиратом? Теперь ты можешь ощутить на собственной шкуре, что я тогда чувствовал.

При мысли, что Рид действительно может оставить ее ради этой ледышки, мисс Симпсон, Кэтлин едва не стошнило. Нет, не могла она вот так, навсегда, потерять Рида и детей. С побелевшим лицом она подняла на мужа огромные изумрудные глаза.

— Чего ты хочешь, Рид? — Голос ее был совершенно бесцветным.

— Я хочу, чтобы ты наконец прекратила все эти свои фокусы и вела себя, как приличествует примерной супруге и матери семейства. Мне нужна ласковая, послушная жена, а не визгливая мегера! Укроти свои нрав, Кэтлин, или тебе придется сильно об этом пожалеть! Я устал вечно с тобой спорить. Или ты переменишься, или, клянусь Богом, я выполню свою угрозу! И не думай, что даже в этом случае я позволю тебе вернуться к Жану! Да я прежде убью тебя собственными руками!

Напуганная угрозами Рида, Кэтлин ходила потерянная, и оставшиеся дни плавания стали для нее настоящей мукой. Вынужденная принять его условия, она старалась не давать воли своему острому язычку, изливая лишь перед Изабел кипевшие в ней гнев и возмущение.

— Не может быть, что он действительно намерен пойти так далеко! — воскликнула маленькая испанка, услышав отчаянное признание подруги.

— Сейчас, в этом состоянии, он способен на все, — со слезами в голосе ответила Кэтлин.

Изабел была разгневана не менее ее.

— Да он просто бессердечное животное! Он хочет заставить тебя платить за твое недолгое счастье с Жаном, хотя сам провел целый год с другой женщиной! Ох, уж эти мне мужчины! У всех них, похоже, нет ни разума, ни сердца! Неужели он и в самом деле собирается поселить любовницу в одном доме с тобой, своей женой?

— Очевидно, — простонала Кэтлин. — Связав, по существу, меня по рукам и ногам, он получил возможность унижать меня теперь при каждом удобном случае, когда ему только заблагорассудится.

— Ну, это мы еще посмотрим, — пообещала загадочно Изабел.

Хотя Кэтлин была не в силах заставить себя относиться к Салли Симпсон по-дружески, она в то же время не делала ничего, чтобы могло бы вызвать недовольство и раздражение Рида. Тогда как во время совместных трапез Изабел то и дело бросала яростные взгляды через стол на оживленно беседующую парочку, Кэтлин сидела, не поднимая глаз, и заставляя себя есть, хотя ей кусок не шел в горло. Ни словом, ни взглядом она ни разу не выразила своего недовольства тем, что большую часть дня прекрасная блондинка проводила возле ее мужа.

Кэтлин перестала сопротивляться Риду и по ночам, молча осуждая и себя и его, неизменно покорялась слепой страсти, бросавшей ее в объятия мужа. И лишь когда он погружался в сон, продолжая крепко прижимать ее к груди, позволяла она себе расслабиться, и из глаз ее текли тогда горькие слезы. Если, говорила она себе, для того, чтобы не потерять его и детей, ей придется унизить себя и стать его послушной рабыней, она это сделает. Если понадобится, она будет пресмыкаться у его ног, хотя все в ней протестовало при этой мысли, понуждая искать какой-то выход из того ужасного положения, в котором она оказалась.

Небо начало сереть, предвещая рассвет, когда их судно наконец пришвартовалось в Саванне. Перед тем как сойти на берег, Рид взял Кэтлин за руку. Она попыталась вырваться, но он, мгновенно рассвирепев, с силой сжал ей пальцы. Его синие глаза, в которых был лед, словно приглашали ее попытаться ему возразить.

— Ты играешь с огнем, Кэтлин, — мрачно предупредил он, и от его тона по ее спине побежали мурашки. — Смотри, будь осторожна, моя дорогая!

ГЛАВА 20

Их возвращение в Саванну произвело настоящий фурор. Все были ошеломлены, увидев вдруг перед собой восставшего из водяной могилы Рида. Кэтлин превосходно справлялась со своей ролью жены, которая была на седьмом небе от счастья, вновь обретя, казалось бы, навсегда потерянного для нее любимого мужа. Ей даже удалось притвориться, что она испытывает сочувствие (хотя и выражаемое весьма сдержанно) к Салли Симпсон, чьи злоключения совершенно потрясли Бейкеров. К тому времени, когда они наконец собрались ехать в Чимеру, у Кэтлин было такое чувство, что от постоянной улыбки, не достигавшей, однако, глаз, кожа на ее лице вот-вот лопнет.

Возвращение брата привело Сьюзен в настоящий восторг, как и Теда, который без умолку говорил о том, как расстроились они, получив известие о смерти Рида, и сколь неутешна была Кэтлин. Он в ярких красках описал Риду ее мужество и решимость найти его, всячески превознося силу ее духа и нежелание смириться со своей потерей, несмотря на то, что не было, казалось, никакой надежды.

Приподняв скептически бровь, Рид бросил взгляд на Кэтлин.

— Какая трогательная, восхитительная преданность! — в его голосе слышалось презрение. — В этом вся моя дорогая, любящая Кэтлин.

Сьюзен непременно хотелось присутствовать при первом свидании матери с Ридом, так что они с Тедом отправились вместе с ними в Чимеру, и неожиданно для себя Кэтлин оказалась рядом с Салли Симпсон в битком набитой карете.

— Не будете ли вы так добры убрать свой локоть, мисс Симпсон? — проговорила она холодно.

Рид тут же бросил на жену взгляд, который не ускользнул от Сьюзен.

— Что-то не так? — спросила она тревожно. — Ты была сегодня такой притихшей. — Сьюзен вгляделась в лицо Кэтлин, отметив про себя лиловые тени под ее глазами, которые в последние дни утратили весь свой прежний блеск.

— Я просто устала, Сьюзен, — последовал тихий ответ. — Путешествие было чрезвычайно утомительным.

— Это самое малое, что можно о нем сказать, — вставила Изабел, мрачно взглянув на Рида.

Если бы не Сьюзен, путешествие их проходило бы в полном молчании. Не обращая никакого внимания на взаимную холодность Кэтлин и Салли, а может, просто не замечая этого, Сьюзен весело болтала об общих знакомых и друзьях и всем том, что произошло в Саванне за эти месяцы. Затем, видимо исчерпав все известные ей темы, повернулась к брату и попросила его во всех подробностях рассказать им о своих злоключениях.

Рид начал рассказывать о кораблекрушении, долгих месяцах на пустынном острове, своем спасении Жаном и встрече с женой, и Кэтлин машинально отмечала про себя ситуации, когда он несколько приукрашивал свое повествование или даже явно грешил против истины. Однако она не осмеливалась ему противоречить, хотя, если послушать его, так он с Салли были оба невинны, как младенцы.

Салли, широко раскрыв глаза, внимала каждому слову Рида. Когда он наконец закончил свой рассказ, она поспешила восхищенно добавить:

— Рид, как истинный джентльмен, слишком скромен. По существу, он спас мне жизнь. Если бы не заботы Рида все эти долгие месяцы, меня бы с вами здесь сейчас не было. Он был совершенно изумителен!

Кэтлин показалось, что ее сейчас стошнит.

Сьюзен перевела изумленный взгляд с Рида на юную блондинку и внезапно до нее дошло, что брат сказал не всю правду. Она быстро взглянула на Кэтлин, и та едва не заплакала, заметив в ее глазах откровенную жалость.

Похоже, Сьюзен была не единственной, кого не провели рассказ Рида и слова Салли, так как из клетки, стоявшей у Кэтлин в ногах, вдруг послышался скрипучий голос Пег-Лега:

— Что за ерунда!

Громкое заявление птицы мгновенно привлекло к ней всеобщее внимание.

— Господи, Кэтлин, где ты нашла такое чудо? — спросил Тед.

У Кэтлин вырвался нервный смешок.

— Пег-Лег жил в одной таверне в Новом Орлеане. И хотя лексикон его состоит почти из одних непристойностей, а манеры совершенно ужасны, я привязалась к этому громогласному негоднику.

— У него также есть отвратительная привычка кусаться, — произнес мрачно Рид, потирая шрам на большом пальце.

— Он кусает только тех, кто слишком агрессивен, — сладким голосом пропела Кэтлин.

При виде сына, живого и невредимого, Мэри Тейлор едва не лишилась чувств, из ее глаз ручьем хлынули слезы. Она тут же кинулась Риду на грудь и несколько мгновений не выпускала его из своих объятий. Когда Рид второй раз начал свое повествование, Мэри то и дело протягивала руку, чтобы коснуться его или погладить по лицу, словно желая удостовериться, что он действительно здесь, с ней, а не плод ее воображения.

— Нам следовало с самого начала поверить Кэтлин, — сказала она вздохнув, когда Рид закончил свои рассказ. — Она не желала никак признать, что тебя больше нет, и лишь под нашим давлением с трудом смирилась с этой мыслью. Бедняжка была просто вне себя от горя.

При других обстоятельствах Кэтлин, вне всякого сомнения, откровенно позлорадствовала бы при виде холодного приема, который был оказан Салли Симпсон семьей Рида. Мэри, хотя и неизменно вежливая с гостьей, явно недоумевала, про себя гадая, что же в действительности происходило между ее сыном и маленькой блондинкой на этому пустынном острове, тогда как Сьюзен при всей ее общительности держалась с Салли весьма сдержанно.

Обе они, и мать, и дочь, зная вспыльчивость Рида, старались не высказывать своего явного неодобрения, но было ясно, что всей душой они были на стороне Кэтлин.

Единственным по-настоящему прекрасным моментом была встреча Рида с детьми. Раскрасневшиеся, с еще заспанными глазенками, они сошли вниз по лестнице, семеня за Деллой. Застыв на мгновение с широко раскрытыми глазами, Андреа бросилась в объятия Рида. Катлин, которому в конце марта исполнилось три года, предпочел объятия матери, чувствуя себя не столь уверенным, как сестра, в обществе этого бородатого незнакомца. Кэтлин прижала сына к груди и, целуя влажные со сна темные кудряшки, встретилась взглядом с Ридом. Мгновение они, не отрываясь, смотрели друг на друга сияющими глазами, испытывая необыкновенное чувство единения в своей беспредельной любви к детям.

— Катлин, дорогой мой, — прошептала нежно Кэтлин. — Пойди поцелуй папу.

Катлин поднял на нее изумленные синие глаза, столь похожие на глаза Рида, что у Кэтлин защемило сердце.

— Иди, дорогой, — повторила она.

Послушно он соскользнул с ее колен и медленно приблизился к отцу, не сводя с него настороженного взгляда.

— Папа? — спросил он неуверенно, явно не зная, как отнестись к этому высокому смуглому человеку, который казался ему почти незнакомым.

Рид спустил с колен дочь, и та тут же бросилась обнимать мать.

— Катлин, сынок, — хриплым от волнения голосом позвал Рид, раскрывая объятия. Катлин подошел к отцу вплотную, и Рид немедленно поднял его и посадил себе на колени. Малыш с серьезным видом провел ручонкой по бородатому лицу и вдруг улыбнулся.

— Папа, — услышали они его ясный голосок, после чего, удовлетворенно вздохнув, он прижался к груди отца и сунул в рот большой палец.

В глазах Рида блеснули слезы, и, едва сдерживая готовое вырваться из груди рыдание, он хриплым от волнения голосом произнес:

— Как же чудесно вновь оказаться дома!

Хотя Салли приветствовала детей с шумным восторгом, в голосе ее при этом явственно звучали снисходительные нотки.

— Какие чудесные крошки! — восторженно воскликнула она и, переведя взгляд на Андреа, добавила: — Ты, должно быть, Александреа. Твой отец много рассказывал мне о тебе. Ты и вправду настоящая маленькая красавица.

Андреа, на которую слова Салли явно не произвели никакого впечатления, ответила ей с дерзкой уверенностью:

— Я знаю.

Салли, мгновенно опешив, обратила свое внимание на Катлина.

— Вот мальчик, который явно по сердцу своему отцу! — воскликнула она с преувеличенным восторгом. — Думаю, тебе все вокруг говорят, что ты очень похож на своего папу.

Катлин нахмурился и, не вынимая пальца изо рта, еще теснее прижался к отцу.

— Катлин, — сказал мягко Рид, — поздоровайся с мисс Симпсон.

Катлин вытащил изо рта палец и, протянув мокрую ладошку Салли, прошепелявил:

— Здластуйте, мисс Симплтон[21].

Салли аж задохнулась от изумления, и Кэтлин при виде выражения на ее лице едва не рассмеялась, но тут же поспешно прикусила нижнюю губу, поймав на себе злобный взгляд Рида. Прилагая неимоверные усилия, чтобы не расхохотаться, она широко раскрыла слегка раскосые изумрудные глаза, придав им самое невинное выражение, тогда как Изабел у нее за спиной совершенно явственно хихикнула. Предотвращая смех остальных членов семьи, Рид окинул их всех по очереди гневным взглядом.

Он с подозрением посмотрел на мать, когда та поспешно проговорила:

— Дети говорят иногда совершенно невероятные вещи!

— Да, — пришла на помощь Мэри Сьюзен. — Тедди постоянно вгоняет меня в краску. Никогда не знаешь, чего от него ожидать в следующую минуту.

Ее замечание несколько разрядило атмосферу, и инцидент на этом был исчерпан.

Сюрприз поджидал Рида в спальне, куда он отправился, чтобы переодеться к обеду.

— Что, черт возьми, все это значит! — воскликнул он ошеломленно при виде совершенно преобразившейся комнаты. — Кэт! А ну-ка, поднимись сюда, — проревел он, выйдя на лестницу.

Бегом поднимаясь по ступеням, Кэтлин гадала, что могло так расстроить Рида, пока не увидела выражения, с каким он обозревал спальню.

— О Господи! — выдохнула она. — Совсем забыла сказать, что я здесь все переделала.

— Я это вижу, — протянул Рид, явно наслаждаясь ее смущением. — Можешь сказать, куда ты сунула всю мою одежду?

— На чердак, — выпалила она.

— Отлично. Можем мы достать ее оттуда, чтобы я переоделся к обеду?

— Я сейчас же распоряжусь. — Кэтлин направилась к двери, собираясь позвать кого-нибудь из слуг, но на пороге вдруг остановилась и снова повернулась лицом к Риду, кусая в волнении губы.

— Да, ты что-то забыла? — спросил он.

— Рид, ты хочешь, чтобы комната стала такой же, как прежде?

Окинув еще раз критическим взглядом спальню, он ответил:

— Думаю, в этом нет никакой необходимости, только поставить сюда еще один туалетный столик и шкаф для моих вещей, а также заменить один из этих хрупких стульев на большое удобное кресло, Комната вполне устроит нас обоих. По правде говоря, мне нравится, как ты все здесь сделала. Старый интерьер, должен признать, мне уже порядком надоел.

— Я рада, — Кэтлин вздохнула с облегчением, довольная, что хоть чем-то ему угодила. Ей совсем не хотелось обставлять все здесь заново.

— Конечно, — продолжал Рид, — эта кровать меньше нашей старой, но она меня устраивает. По крайней мере, я могу быть спокоен, что никто не спал здесь вместе с тобой. — Он не мог под конец сдержаться, чтобы не поддеть ее.

Все хорошее настроение Кэтлин мгновенно испарилось, и, сверкнув глазами, она вышла из спальни.

На следующий день она отправилась в Эмералд-Хилл навестить бабушку. Вид Кейт ее сильно расстроил. За те месяцы, что они не виделись, она сильно постарела и выглядела далеко не такой энергичной и полной жизни, как раньше, а ее когда-то ярко-рыжие волосы, едва тронутые сединой, стали совсем белыми. Даже ее сверкающие изумрудные глаза, казалось, потускнели, однако ум остался таким же острым и живым, как прежде. Целуя и обнимая внучку, она тут же почувствовала, что та чем-то сильно расстроена, и слово за слово вытянула из нее всю историю.

— Да, девочка, — проговорила она, печально качая головой, когда Кэтлин закончила свой рассказ, — уж если ты заваришь кашу, то можно не сомневаться, она удастся на славу. Видит Бог, я хотела бы тебе помочь, но здесь я бессильна. Только вы сами сможете наладить ваши отношения. Какой позор!

— Я знаю, ба. Все было бы еще не так плохо, если бы эта Симпсон убралась отсюда восвояси. Но подозреваю, она собирается задержаться в Чимере надолго, чувствуя себя у нас как у себя дома!

— Судя по тому, что ты мне рассказала, она явно решила завлечь Рида в свои сети. Смотри, будь осторожна, — посоветовала Кейт.

— О, об этом не беспокойся, я буду осторожна, хотя не думаю, чтобы мне это слишком помогло. — Кэтлин вздохнула. — Рид связал меня на этот раз по рукам и ногам.

Кейт успокаивающе похлопала внучку по руке.

— Не тревожься. Мы что-нибудь придумаем.

Как и следовало ожидать, лето не принесло с собой ничего, кроме скуки и неприятностей. Рид с головой ушел в работу, деля все свое время между плантацией и судоходной компанией в Саванне. Он по-прежнему посылал суда в пиратские рейды, однако сам в плавание не ходил, слишком загруженный делами, которые накопились за то время, что он отсутствовал, и требовали его самого пристального внимания.

По существу, дела были у всех, кроме Салли Симпсон, которая большую часть дня была предоставлена самой себе. Сьюзен возвратилась домой в Саванну, а тетя Барбара и дядя Вильям, которые нанесли им короткий визит, чтобы поприветствовать Рида и Кэтлин, отправились в Огасту с намерением провести несколько месяцев с Эми в кругу ее семьи. Мэри и Изабел помогали Кэтлин управляться с домашними делами в Чимере, давая ей тем самым возможность бывать у Кейт в Эмералд-Хилле и расширять свои познания в коневодстве. И конечно, каждую свободную минуту Кэтлин отдавала Катлину и Андреа.

Светская жизнь — все эти рауты, балы и пикники — тоже отнимала немало времени. Счастливое возвращение Рида из страны мертвых еще более увеличило его популярность, и Тейлоров приглашали сейчас на все значительные мероприятия. Выкроив время, Кэтлин посетила свою портниху и заказала у нее новый летний гардероб для себя и Изабел, после чего женщины сделали еще и множество весьма экстравагантных покупок. Однако то необычайное удовольствие, какое она испытывала, протягивая Риду их счета, сразу же испарилось, едва она заметила на его письменном столе счета Салли. Как ни старалась она убедить себя, что ничего другого нельзя было ожидать, это не уменьшало боли в ее сердце.

Как бы велика ни была Чимера, в ней явно не хватало места одновременно для Кэтлин и Салли Симпсон. Однако Салли, похоже, не спешила их покинуть. Каждый новый день был настоящим испытанием для терпения Кэтлин. По крайней мере дважды в день во время трапез она была вынуждена сидеть за одним столом с бывшей любовницей Рида, и у нее кусок не шел в горло. Однако ей удалось устроить так, что на время ленча она чаще всего уезжала к Кейт в Эмералд-Хилл.

В редкие свободные часы Кэтлин совершала долгие прогулки верхом. Это было одним из самых лучших средств хоть немного снять напряжение и расслабиться. Скача по полям на Зевсе, она на какое-то время забывала о всех своих проблемах, наслаждаясь ощущением под собой упругих, мощных мышц и бьющим в лицо ветром.

Иногда к ней присоединялся Рид. Пожалуй, только в эти редкие минуты между ними и царило согласие, вероятно потому, что по большей части они молчали, наслаждаясь быстрой скачкой по этой земле, которую оба любили. Если они и разговаривали, то только о делах Рида, его планах в отношении Чимеры и успехах Кэтлин в овладении наукой выращивания лошадей.

Все остальное время они находились в состоянии, напоминавшем вооруженный нейтралитет. Рида словно подменили, так что теперь вместо когда-то весело подтрунивавшего над ней любящего мужа Кэтлин видела перед собой мрачного незнакомца, который день ото дня совершенствовался в искусстве того, как больнее ранить ее резким словом или взглядом, полным ледяного презрения. Причиной здесь, как она понимала, были не оставлявшие Рида подозрения в отношении ее и Жана. Они терзали его, распаляя в нем гнев и лишая их обоих радости и покоя.

Каждое замечание Рида было явно рассчитано на то, чтобы ее разозлить и вывести из себя. Но когда она, доведенная до крайности, уже готова была вспылить, он, как бы между прочим, тут же напоминал ей о всем том, чего она может лишиться, вызвав его неудовольствие. В последнее время он все чаще давал ей понять, что она стала ему совсем безразлична, и он не расстается с ней лишь из-за детей и своей семьи, которая ее обожала. Были и другие замечания в том же духе. Так, он неизменно подчеркивал, что она все еще его жена и, следовательно, собственность, и обязана во всем ему подчиняться.

Кэтлин чувствовала себя как мышь, загнанная в угол огромным котом. Постоянное напряжение, в котором она находилась, начинало мало-помалу сказываться на ней. Лиловые тени под глазами становились все заметнее, и часто она тайком от всех плакала, забившись в какой-нибудь укромный уголок.

В довершение всего Рид был необычайно галантен с Салли Симпсон и стремился, несмотря на всю свою занятость, бывать в ее обществе как можно чаще. Оказываемое им внимание было столь откровенным, что это почти граничило с ухаживанием. Даже на балах и приемах, куда он неизменно сопровождал Кэтлин, Рид в основном занимался тем, что развлекал Салли. Это, естественно, вызывало толки, и вскоре все в округе только и говорили, что о странных взаимоотношениях Рида Тейлора и его прекрасной гостьи.

Окруженная постоянным вниманием Рида, Салли с каждым днем держалась все более уверенно, стараясь при каждом удобном случае поддеть Кэтлин. Поначалу она делала это весьма тонко, в завуалированной форме, или когда ей удавалось застать Кэтлин одну, но видя, что Рид не бросается тут же на защиту жены, она осмелела и стала более откровенна как в своих издевках, так и во флирте с Ридом.

Однако язвительные замечания за столом были одним делом, стычки же наедине с Кэтлин совсем другим.

— Когда только ты поймешь, наконец, что Рид тебя больше не любит? — начала она как-то разговор с Кэтлин своей излюбленной фразой. — Почему бы тебе не признать свое поражение? Такое упрямство с твоей стороны просто неприлично.

Кэтлин, мало-помалу научившаяся не терять самообладания при подобных замечаниях Салли, ответила ей с холодным презрением:

— Ты, верно, перегрелась на солнце, милочка. Оно сушит мозги и ужасно портит цвет лица.

На что Салли, которой доставляло особое удовольствие дразнить Кэтлин тем, как они с Ридом проводили этот год на необитаемом острове, заметила, мечтательно улыбаясь:

— У нас с Ридом было достаточно времени, чтобы хорошо узнать друг друга. Мы очень с ним сблизились. Рид такой сильный. Его мощь и выносливость просто поразительны. И он такой чуткий возлюбленный.

Кэтлин заставила себя рассмеяться.

— А кого еще он мог поражать своей силой и мощью все эти месяцы? — язвительно ответила она внешне оставаясь совершенно спокойной, хотя сердце у нее при этом обливалось кровью.

— Тогда как ты объяснишь, — парировала Салли, — его внимание ко мне сейчас? Мы проводим вместе немало часов, в то время как ты занимаешься своими повседневными делами. Думаю, ты понимаешь, что мы с ним в это время не только болтаем.

На губах Кэтлин появилась насмешливая улыбка:

— И думаю, ты понимаешь, в чьей постели он проводит ночи.

Салли предпочла проигнорировать это замечание.

— Вся Саванна знает о чувствах Рида ко мне. Как ты можешь продолжать сносить подобное унижение? — спросила она с наигранной жалостью в голосе.

Изумрудные глаза потускнели, но ответ Кэтлин прозвучал совершенно спокойно:

— Я ношу его обручальное кольцо. А о тебе, Салли, говорят во всех гостиных и, уверяю, не слишком-то благожелательно.

С потемневшим от бессильной злобы лицом Салли выпалила:

— В конце концов он будет моим!

Кэтлин покачала головой и с притворным сочувствием сказала:

— Не обольщайся, девочка. На протяжении веков мужчины всегда имели любовниц, но редко кто из них разводился из-за этого с женой. Зачем покупать корову, когда молоко тебе и так достается бесплатно? Глупо воспринимать ухаживания Рида всерьез, Салли. Он просто играет с тобой в жестокую игру ради собственного удовольствия.

Итак, с Салли она более или менее справлялась Рид, однако, был совершенно другим делом, и здесь ей приходилось соблюдать особую осторожность. Она могла не замечать его равнодушия в течение дня, но поступать так же в отношении его злобных нападок по ночам, когда они оставались наедине в спальне, было невозможно. На людях он относился к ней с холодной учтивостью, но за закрытыми дверями вся его вежливость мгновенно испарялась.

Рид был одержим желанием согнуть ее и полностью подчинить своей воле. Казалось, он хотел уничтожить все следы прикосновения к ней Жана, стереть все воспоминания о нем, которые она еще могла хранить в своей душе.

Подавленное состояние Кэтлин в эти дни, ее потухший взор и отсутствие улыбки на лице Рид был склонен объяснять скорее переживанием из-за потери Жана, чем своими собственными действиями. Обуреваемый ревностью, он старался проводить как можно больше времени с Салли, зная, какую боль причиняет Кэтлин мысль, что Салли оставалась его любовницей, хотя в действительности этого не было. Салли, конечно, с радостью пошла бы на это в надежде со временем стать его женой, но Рида подобная перспектива нисколько не прельщала, и он не прикоснулся к девушке ни разу с того дня, когда их спасли. Его сердце, Рид понимал это, все еще принадлежало рыжеволосому чертенку со сверкающими зелеными глазами, и пока он любил Кэтлин, никакая другая женщина не назовет его своим.

Однако мучимый ревностью к Жану, он продолжал в свою очередь мучить Кэтлин, уверенный, что она все еще любит его соперника. Он старался подавить в себе мучительное сознание своей вины, когда она со слезами в голосе спрашивала:

— Почему ты делаешь это, Рид? Чего еще тебе нужно? Я стараюсь угодить тебе, как только могу, но ты все равно недоволен. Что я еще могу сделать?

— Ты могла бы наконец перестать оплакивать потерю своего возлюбленного, — ответил он на это с мстительным удовольствием.

— Если ты говоришь о Жане, то это ты продолжать вновь и вновь напоминать мне о нем. И дня не

проходит, чтобы ты не упомянул его имя.

Ее слова были правдой, и оба знали это. В надежде вырвать у Кэтлин признание в измене Рид при каждом удобном случае старался ее поддеть каким-нибудь язвительным замечанием, но она была готова скорее умереть, чем в чем-либо ему признаться, прекрасно понимая, что это лишь подлило бы масла в огонь. Ее короткая связь с Жаном принесла им всем троим такие огромные страдания, что нередко ей хотелось, чтобы того вообще никогда не было.

Рид не оставлял своих издевок даже в постели. Так, лаская ее, он вдруг спрашивал:

— Жан ласкал тебя так же? Он знал, что эта точка у тебя на плече особенно чувствительна и прикосновение к ней доводит тебя до безумия? Ты млела от его ласк так же, как от моих?

Кэтлин с жаром все отрицала, но это не останавливало Рида. Снова и снова он разжигал в ней страсть, а потом отказывался дать ей удовлетворение, заставляя молить об этом. Ему доставляло какое-то дьявольское наслаждение унижать ее, и он часто требовал от нее признания в полном подчинении, прежде чем удовлетворить ее.

— Кому ты принадлежишь, Кэтлин? — требовал он ответа. — Кто владеет твоим сердцем и телом?

Пойманная в тиски своей страсти к нему, она отвечала:

— Ты, Рид, — и тут же разражалась рыданиями.

Не понимая, что толкает сына на подобные действия, Мэри, в конце концов, решила немного его приструнить.

— Хотя ты, конечно, уже взрослый, — начала она, — но как твоя мать я считаю себя вправе сказать, что ты ведешь себя с Кэтлин просто отвратительно, в то же время демонстрируя перед всеми, в том числе и передо мной, свои отношения с этой… этой девкой. Я не желаю, чтобы ты втаптывал имя Тейлоров в грязь! И почему только Кэтлин терпит от тебя подобные оскорбления?!

— А я не желаю, чтобы ты вмешивалась в мои дела, мама, — ответил холодно Рид. — Что бы ни происходило между мной и Кэт, это касается только нас двоих.

Никогда еще сын не разговаривал с ней в подобном тоне, и при его словах в Мэри вспыхнул гнев, хотя мало кто считал ее на это способной.

— Нет, если ты этим привлекаешь всеобщее внимание! — резко ответила она. — Почему ты так себя ведешь? Если ты только попытаешься объяснить, возможно, я смогу понять тебя и даже чем-то помочь.

— Я разберусь с этим сам, спасибо. Если тебе не нравится то, что происходит в Чимере, ты всегда можешь погостить какое-то время у Сьюзен.

Слова сына глубоко ранили Мэри, и она возмущенно ответила:

— Если бы не Кэтлин, я именно так бы и поступила, но я не оставлю ее, пока ты относишься к ней так ужасно!

Рид пренебрежительно пожал плечами:

— Оставайся, коли так, но тогда, будь добра, не вмешивайся.

В эти тяжелые дни Изабел стала для Кэтлин настоящим якорем спасения. Маленькая испанка не позволила Кэтлин замкнуться в своем горе и даже заставила ее снова смеяться. Благодаря Изабел, Кэтлин удалось сохранить присутствие духа и взглянуть на то положение, в котором она очутилась, под совершенно иным углом зрения. Постепенно, несмотря на тиранство Рида, к ней вновь возвратилась ее природная веселость и озорство, и она ожила.

Когда-то, в пансионе, Кэтлин привлекала Изабел к участию в задуманных ею проделках, но сейчас именно Изабел первой предложила применить подобную же тактику по отношению к Салли Симпсон и вволю поиздеваться над блондинкой. Может, если они достаточно постараются и сделают ее жизнь здесь совершенно невыносимой, она наконец-то уедет из Чимеры. Итак, они решили превратить жизнь Салли в настоящий ад. Вскоре у Кэтлин появились и собственные идеи на этот счет, причем все было задумано так, чтобы Рид ни в чем их не заподозрил.

Первый успех пришел к ним во время лисьей охоты, на которую пригласил один из соседей. Зная, что Салли плохо ездит верхом, заговорщицы постарались отравить ей эту поездку, Пока Кэтлин следила за тем, чтобы их никто не заметил, Изабелл ослабила подпругу на кобыле Салли.

Салли согласилась участвовать в охоте только ради того, чтобы доставить Риду удовольствие. Она сидела в седле неестественно прямо, явно неуверенная как в себе, так и в своей лошади.

— Расслабься, — услышали Кэтлин и Изабел голос Рида. — Я приказал дать тебе самую смирную лошадь конюшне. Как только ты забудешь о своих страхах, ты сама поймешь, какое это удовольствие. (К несчастью для Салли, он забыл проверить подпругу.)

Салли неуверенно улыбнулась. При первом же прыжке ее лошади через овраг седло Салли слегка съехало набок, но в пылу погони за лисой приглушенного крика девушки никто не услышал. Несчастье произошло перед вторым препятствием. Ее лошадь, чувствуя неопытность своего ездока, решила в последнюю секунду не прыгать и свернула в сторону. Седло съехало еще ниже, и Салли с размаху шлепнулась прямо в грязную лужу.

Едущие позади нее Кэтлин и Изабел вскрикнули от радости. С трудом Салли встала на ноги, и Изабел воскликнула:

— О Боже! Да она похожа на большую шоколадную конфету!

Кэтлин, пронесясь мимо своей соперницы, приветствовала ее возгласом:

— Ату!

Она не смеялась так сильно уже несколько месяцев.

Смех в эти дни стал для нее редкостью, и Кэтлин хваталась за любую возможность хоть немного отдохнуть душой и повеселиться. Рид явно не стремился ее развлекать. На пикниках он предоставлял Кэтлин полную возможность самой о себе заботиться, думая лишь о том, чтобы наполнить снедью тарелку Салли и найти для нее местечко в тени. На балах же он почти не выпускал из объятий свою розовощекую белокурую партнершу, редко снисходя до танца с Кэтлин. Однако у Кэтлин и без него партнеров было более чем достаточно, и это, несомненно, чрезвычайно раздражало Рида. Куда бы они ни пришли, Кэтлин неизменно тут же окружала целая толпа поклонников, которые, затаив дыхание, внимали каждому ее слову.

Когда же они скакали верхом, Салли, на фоне мастерски владевшей искусством верховой езды Кэтлин, казалась особенно неуклюжей и неумелой. Решив отплатить Риду той же монетой, Кэтлин стала его игнорировать. На пикниках она смеялась с друзьями, играла со своими детьми и расточала улыбки самым красивым обожателям, которых только могла предложить Саванна. Джентльмены, конечно, понимали, что Кэтлин просто наслаждалась их обществом, ни в коей мере не пытаясь завлечь кого-нибудь из них, но они купались в лучах ее очаровательной улыбки, восхищенные ее красотой и остроумием. Кэтлин вела себя в высшей степени осмотрительно, стараясь не давать пищу сплетням, но ее от души радовало появлявшееся на лице Рида злое выражение, когда он видел, как она веселится, несмотря на полное отсутствие внимания к ней с его стороны.

Однажды, когда одному из поклонников Кэтлин вдруг выпало счастье играть в паре с ней в крокет, Рид наконец не выдержал. При виде того, как молодой франт обнимает Кэтлин за плечи, помогая ей примериться для удара, он тут же оставил Салли и, бросив несколько резких слов партнеру Кэтлин и заняв его место, прошипел:

— Ты делаешь из себя посмешище.

Ничуть не встревоженная явно звучавшим в его голосе гневом, Кэтлин ответила ему с нежной улыбкой:

— Я следую твоему примеру, дорогой. Если сам глава семьи Тейлоров ставит себя в дурацкое положение из-за какой-то вертихвостки, то, что прикажешь делать остальным?

В начатой Кэтлин и Изабел кампании по выдворению нежеланной гостьи вся семья принимала активное участие. Узнав, что у Салли аллергия на землянику, Мэри тут же приготовила свой знаменитый фруктовый пунш, не сказав при этом, что в него входит, тем более, что это было тщательно оберегаемым семейным секретом. Прежде чем вечер завершился, Салли вся покрылась прыщами, причем такими красными и блестящими, каких им еще ни у кого не приходилось видеть. В течение трех великолепных дней они были избавлены от присутствия блондинки, которая укрылась с горя в отведенных ей апартаментах, выплакивая свои небесно-голубые глаза до красноты, так что вскоре они стали напоминать собой два двухцветных американских флага.

Даже Андреа и Катлин решили, что «мисс Симплтон» была дозволительным объектом злых шуток. Долго еще Салли с содроганием вспоминала тот день, когда, весело впорхнув в гостиную во время чаепития, Андреа подошла к ней первой с тарелкой сдобы, бирюзовые глаза девочки ярко блестели, когда она, как и подобает вежливой хозяйке, угощающей дорогого гостя, присела перед Салли в реверансе, мило прошепелявив:

— Не хотите ли пирожок с чаем, мисс Фимплтон?

Восхищенная этой явно попыткой подружиться, Салли взяла пирожок. Но не успела она откусить от него, как лицо ее пошло пятнами и, поспешно схватив салфетку, она тут же все выплюнула.

— В чем дело, Салли? — обеспокоено спросил Рид, и так как она не отвечала, давясь и ловя ртом воздух, он раздраженно повторил: — Ответь мне, черт возьми, что случилось?

Отдышавшись, наконец, Салли взвизгнула:

— Проклятая девчонка! Она дала мне пирожок с грязью! Будь это мой ребенок, я бы избила ее до посинения!

Хотя и возмущенный поступком дочери, Рид воспринял с явным неудовольствием резкие слова Салли.

— Это не твоя дочь, — проговорил он мрачно и, повернувшись к Кэтлин, приказал: — Кэт, отведи Андреа в ее комнату. Позже я сам с ней разберусь.

В наказание за проделку Андреа рано отправили в постель в этот вечер, но не отшлепали.

Через несколько дней после этого настала очередь Катлина. Рид работал в своем кабинете, когда раздались оглушительные вопли, заставившие его выбежать на веранду, где Салли трясла и махала руками, как обезумевшая ветряная мельница. Невдалеке, уткнувшись лицом в юбки матери, стоял плачущий Катлин.

— Господи, ну почему, как только я сажусь работать, что-нибудь обязательно происходит?! — воскликнул он при виде этой сцены. — Что случилось на этот раз?

Увидев Рида, Салли вскочила с кресла и бросилась ему на грудь.

— О! Это было просто ужасно!

Рид оторвал руки Салли от своей шеи и грубо отстранил ее от себя.

— Господи, женщина! Прекрати, наконец, свои причитания! Ты воешь, как кот, которому прижали дверью хвост!

Истеричные рыдания Салли сменились еле слышными всхлипываниями. Катлин, хотя он и стоял все еще уткнувшись в юбки матери, похоже, успокоился, и по лицу Кэтлин Рид понял, что она едва сдерживается, чтобы не расхохотаться. От яркого солнечного света, заливавшего веранду, глаза ее сверкали как настоящие изумруды.

— Что такое с Катлином? — рявкнул Рид.

— Мисс Симпсон напугала Гарри и ударила Катлина по лицу, — ответила сдержанно Кэтлин.

Подняв голову, Катлин взглянул на отца.

— Но сейчас все хорошо. Мама в ответ ее тоже стукнула, и с Гарри все будет в порядке. Так сказала мама.

Рид поднял глаза к небу.

— Мы еще разберемся с тем, кто кого ударил, а сейчас, хотя я и боюсь спрашивать, кто такой Гарри?

— Не кто, — что, — поправила Рида Кэтлин. — Это новый любимец Катлина.

Чувствуя себя сейчас в полной безопасности, Катлин вытянул вперед руку, в которой извивался его любимец — скользкий, блестящий уж более двух с половиной футов длиной.

— Тебе он нравится, папочка? — на губах ребенка была гордая улыбка.

Салли вновь завизжала, и Риду тут же захотелось самому влепить ей пощечину, хотя сейчас ему был понятен испуг девушки.

Увидев, что Рид нахмурился, Кэтлин, подтолкнула сына к двери.

— Думаю, тебе лучше отнести сейчас Гарри в сад, чтобы он позавтракал, — предложила она.

Она бы ускользнула и сама, но Рид ее остановил:

— Кэтлин, начни-ка с самого начала, да смотри, ничего не упусти, — приказал он сурово.

Послушно она рассказала ему, что Катлин проявил щедрость, предложив мисс Симпсон играть вместе с его драгоценным новым любимцем.

— Бедный ребенок не имел понятия, что она так раскричится при виде безобидного ужа! — в голосе Кэтлин было явное раздражение. — Напугав Катлина с Гарри до полусмерти своими криками, она еще имела наглость дать Катлину пощечину! — В глазах Кэтлин при этих словах вспыхнул гнев. — И вот что я тебе скажу: я никому не позволю безнаказанно бить моего ребенка! Да, я ударила ее в ответ на это и сделаю не только это, если она хотя бы пальцем дотронется еще раз до моих детей!

Кэтлин гордо выпрямилась и, вздернув подбородок, вошла в дом. Рид невольно улыбнулся, подумав, что никогда она не выглядела такой прекрасной, как сейчас, когда, пылая справедливым гневом, встала на защиту своих детей.

— Над чем это ты смеешься? — раздраженно спросила Салли.

— О, замолчи ради Бога! — резко ответил Рид. — В последнее время от тебя одни только неприятности. Запомни, если ты хотя бы еще раз ударишь кого-нибудь в этом доме: я отшлепаю тебя собственной рукой! — С этими словами он вернулся к себе в кабинет, оставив бедную Салли страдать на веранде в одиночестве.

ГЛАВА 21

На смену июню пришел июль, однако Салли все еще оставалась в Чимере. Она вернула себе расположение Рида, полностью изменив свою тактику и став слащавой до тошноты. Свое прежнее поведение она объясняла тем, что у нее расшатались нервы из-за пережитого, но с этим, уверяла она, было теперь покончено.

В то время как Салли наконец оправилась от своей странной болезни, у Кэтлин появились первые симптомы хорошо знакомого ей недомогания. Каждое утро, едва проснувшись, она тут же со всех ног бросалась к помойному ведру, а часом позже таким же образом теряла и свой завтрак. К полудню она уже чувствовала себя прекрасно, если не считать набухших грудей и склонности всплакнуть по любому поводу.

Кэтлин была уверена, что беременна. Но кто же был отцом будущего ребенка — Жан или Рид? Она вспомнила, что последние месячные у нее были за две недели до неожиданного возвращения Рида. После этого она была близка с обоими мужчинами. Так кто из них двоих был ответственен за ее нынешнее состояние?

Какое-то время Кэтлин держала эту новость при себе, сказав обо всем лишь Изабел и Кейт, которые, как она хорошо знала, поймут ее и не осудят.

— Рид придет в ярость! — предсказала Изабел. И надо же было такому случиться именно сейчас, когда он наконец начал смягчаться по отношению к тебе и понимать, что за штучка эта его Салли!

У Кейт тоже были мрачные предчувствия относительно реакции Рида.

— Я вынуждена согласиться с Изабел, девочка. Это сейчас совсем некстати. Если бы только был какой-нибудь способ определить, кто отец!

— Что ты собираешься делать, Кэтлин? — спросила Изабел

— До или после того, как повешусь? — горько пошутила Кэтлин.

— Что? Ты готова даже на это, лишь бы не доставлять Риду неприятностей? — поддела ее Изабел, вызвав у Кэтлин невольную улыбку.

— Ну, думаю, я все же на это не пойду, — проворчала она. — Я никогда не искала легких путей. И все же я пока подожду говорить ему об этом. Мисс Симпсон, слава Богу, наконец-то собирается отправиться в Вашингтон. Я скажу ему о ребенке, когда она уедет.

— Итак, мы все-таки от нее избавимся! — воскликнула Кейт. — Скатертью дорога!

— Разве мне когда-нибудь везло?! Нет, она нас покидает не навсегда, — объяснила Кэтлин. — Она мне сказала, что возвратится недели через две.

— Она собирается навестить своего дядю? — спросила Изабел. — Может, он уговорит ее остаться с ним?

Кэтлин нахмурилась:

— Думаю, там нет никакого дяди. Не могу сказать, почему она туда едет, но будьте уверены, наша нежная мисс Симпсон не такая простушка, какой кажется. Недавно, зайдя в спальню, я увидела, как она роется в ящиках туалетного столика Рида. Когда я спросила ее, что она делает в нашей спальне, она что-то промямлила о поиске чистого носового платка. Естественно я ее тут же выгнала, решив, что она задумала какую-то пакость из ревности. Вчера я застала ее в личном кабинете Рида, где она рылась в бумагах на его столе. На этот раз она сказала, что ее послал Рид принести ему какие-то бухгалтерские книги.

— Ты спрашивала об этом Рида? — поинтересовалась Кейт.

— Да, и он ничего об этом не знал. Я также упомянула тот случай, когда застала ее в нашей спальне. Но когда я сказала, что происходит нечто странное, Рид только рассмеялся в ответ. Он уверен, что из ревности я преувеличиваю и все объясняется лишь излишним любопытством Салли.

— Какая чушь! Да я бы выбросила эту тварь тут же, без лишних разговоров! — воскликнула Изабел.

— У нее определенно что-то на уме, но Рид отказывается в это поверить. Я пыталась убедить его быть осторожнее, особенно в том, что он говорит в ее присутствии, но он не желает меня слушать. Единственное, на что он согласился, так это побеседовать с ней по поводу ее излишнего любопытства.

Не будь Кэтлин так обеспокоена тем, как она скажет Риду о ребенке, предстоящий отъезд мисс Симпсон радовал бы ее намного больше. Она могла бы даже устроить Салли что-нибудь на прощание, чтобы та сто раз подумала перед тем, как решится вернуться в Чимеру, но голова ее в эти дни была занята собственными проблемами.

Однако оставался еще Пег-Лег, который и взял на себя выполнение этой миссии. С самого их приезда в Чимеру попугай обитал на застекленной террасе, так как Рид наотрез отказался поселить его в спальне. Однако на этой террасе семья часто завтракала и даже обедала в особенно жаркие дни, и Пег-Лег не страдал от отсутствия компании.

Утром в день отъезда Салли все они завтракали на террасе. Как обычно, никто, кроме Рида, не обращал на блондинку никакого внимания. Пег-Лег был необычайно разговорчив, а Салли болтала без умолку о своих планах. Мэри, у которой болела голова и которая устала от болтовни как попугая, так и Салли, с раздражением заметила:

— Так как вы двое, похоже, никак не можете остановиться, почему бы вам не поговорить друг с другом и не дать мне немного отдохнуть?

Рид, с изумлением посмотрев на свою обычно невозмутимую мать, рассмеялся:

— Отличное предложение! А ну-ка, Пег-Лег, поздоровайся с Салли!

— Салли? Салли? — скрипучим голосом проговорил попугай и неожиданно для всех заявил: — Красотка Салли за монету готова отдаться всему свету!

Все оцепенели. Первым пошевелился Рид, с шумом выплюнув, чтобы не подавиться, в стоявший на другой стороне стола поднос кофе, который он только что отпил из чашки. Возмущенный возглас Салли тут же потонул в оглушительном хохоте Мэри и Изабел. В следующее мгновение, не в силах долее сдерживаться, захохотала и Кэтлин, да так, что из глаз брызнули слезы.

— Что за ужасная, отвратительная птица! — взвизгнула Салли, вызвав у троих женщин взрыв еще более оглушительного смеха. — Рид! Ну сделай же что-нибудь!

Однако Рид сделал совсем не то, что ожидала от него Салли. До сих пор у него подрагивали лишь уголки рта, но сейчас, при первых же звуках голоса Салли, выдержка ему окончательно изменила и он весь затрясся от смеха. Вскоре у него уже закололо в боку, а он все смеялся и смеялся, не в силах остановиться. И все это время Пег-Лег, восхищенный успехом своей декламации, продолжал повторять в своем углу оскорбительные строчки.

Наконец, совершенно обессиленные, они огляделись и увидели, что Салли исчезла. Порядок наконец-то был восстановлен, и каждый облегченно вздохнул, все еще не глядя на остальных из боязни вновь расхохотаться.

В тот момент, когда Кэтлин все же осмелилась бросить взгляд на Рида, Пег-Лег громко прокричал:

— Господи, помилуй! Ну и дела! Какой ужас!

Мэри фыркнула, мгновенно вызвав цепную реакцию, и вскоре от громкого хохота сотрясался, казалось, весь дом.

— На случай, если это когда-нибудь вновь составит проблему, нет ли у Катлина еще любимцев, подобных Гарри? — спросил Рид с улыбкой.

Прошло несколько дней после отъезда Салли, и сейчас с бокалами шерри они сидели перед обедом на задней веранде, ожидая, когда спустятся остальные и подъедет Кейт.

Пряча улыбку, Кэтлин наклонила голову и расправила юбки.

— У него есть любимая лягушка по имени Квак, а до этого была мышка, которую звали Крошка. К сожалению, недавно Гарри съел Крошку на завтрак.

Рид рассмеялся:

— И как Катлин это воспринял?

— О, он очень сердился на Гарри на какое-то время, — Кэтлин прикусила губу, чтобы не рассмеяться. — Он даже хотел задушить Гарри, но никак не мог найти, где у бедного ужа шея.

Рид захохотал, откинув назад голову.

— Да, непростая задача. Похоже, в выборе любимцев он пошел в маму. Чего стоит один только твой чертов попугай! Сколько раз меня так и подмывало свернуть ему шею и бросить в кастрюлю с супом. А его последняя выходка? Должен сказать, это было уж слишком!

— Да, его лексикон необычен, и он словно нарочно выбирает самый неподходящий момент для своих замечаний, — согласилась Кэтлин. — По крайней мере, Гарри хотя бы молчит.

Внезапно Рид посерьезнел.

— Надеюсь, Катлин не будет подбирать каждую змею, которая ему встретится. Предупредил его кто-нибудь, что существуют весьма опасные разновидности змей, наказав ему их избегать?

Кэтлин возмутилась:

— Конечно же мы это сделали! Похоже, ты весьма невысокого мнения обо мне как о матери!

— Будет тебе, Кэт. Я всегда считал тебя замечательной матерью, упрекнув лишь однажды, когда ты так надолго оставила их.

— Я рада, — выпалила неожиданно для самой себя Кэтлин, — потому что я ожидаю еще одного ребенка. Я беременна.

Вид у Рида был совершенно ошарашенный. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

— Когда?

— По моим подсчетам, — прошептала Кэтлин, — где-то в феврале. — Увидев, что он нахмурил брови, явно прикидывая в уме, когда она могла забеременеть, Кэтлин бросилась в атаку: — Ты не собираешься спросить меня, чей это ребенок? Это было бы вполне в твоем духе.

— Именно об этом я и хотел спросить тебя сейчас. — Спокойный тон, каким он произнес это, испугал Кэтлин даже больше, чем если бы он вдруг заорал на нее. — Итак, я жду ответа. — В устремленных на нее синих глазах полыхала еле сдерживаемая ярость. Кэтлин не позволила Риду смутить себя.

— Естественно, он твой, — ответила она, смело глядя ему прямо в глаза.

Рид взорвался.

— Естественно? Естественно !. — проревел он, резко вскочив, так что стул его с грохотом упал на пол. — Женщина, я умею считать и я не идиот! Откуда в тебе такая уверенность, что это мой ребенок?

— А с чего ты решил, что он не твой? — резко ответила она ему вопросом на вопрос.

— Черт подери, Кэт! Мы с тобой оба знаем, что у тебя было с Жаном!

— Я знаю. Ты строишь догадки! — отрезала она.

Рид испустил вопль бессильной ярости.

— Мне следовало бы свернуть тебе шею!

В этот момент в окно верхнего этажа выглянула Мэри.

— Что там такое у вас происходит? Господи, да вы орете, как будто оба рехнулись! Должно быть, вас слышит даже Кейт в Эмералд-Хилле!

Но Кейт уже приехала и сейчас стояла в дверях.

— Кейт все слышала, — проговорила она тихо, заставляя их обратить на себя внимание. — Продолжай в том же духе, Рид, — в голосе Кейт звучал нескрываемый гнев, — и Кэтлин потеряет этого ребенка, как она потеряла своего первенца. Подумай об этом. Подумай, как ты будешь чувствовать себя, убив в чреве матери невинное дитя. Один раз это уже произошло, когда тебя ослепила ревность!

Рид бросил на Кейт яростный взгляд.

— Тогда ребенок был моим. На этот раз я в этом сомневаюсь.

Кейт продолжала твердо стоять на своем.

— Но он может быть и твоим. И ты не побоишься подвергнуть риску жизнь твоего ребенка и его матери?

Рид скрипнул зубами. Лицо его потемнело от гнева, и руки сжались в кулаки. Не отрывая взгляда от жены, он зло произнес:

— Ладно, Кэтлин, подождем, пока ребенок родится. Но если он будет похож на Жана, я выброшу вас обоих из этого дома, и ты никогда больше не увидишь Катлина или Андреа! Тем временем ты будешь вести себя, как подобает нежной и послушной жене, делая то, что я тебе прикажу, и всячески заботясь о моих удобствах. Я выразился ясно?

— Вполне, — ответила Кэтлин ровным тоном, глядя на него с не меньшим гневом, чем он на нее.

Окинув их обеих, и бабушку и внучку, на прощание яростным взглядом, Рид выбежал, бросив:

— Скажи маме, что она увидит меня, когда я вернусь!

Несколько минут спустя они услышали цокот копыт. Рид верхом на Титане несся на аллее во весь опор, словно за ним гнался сам дьявол.

Через три дня Рид вернулся, растрепанный, с красными глазами и явно страдающий с похмелья. Его помятая одежда молчаливо свидетельствовала, что все это время он даже не переодевался. Пробормотав что-то невразумительное в качестве приветствия матери, он рухнул на кровать, где и проспал подряд восемнадцать часов. Проснувшись, он принял ванну, поел и тут же занялся делами, еще более мрачный и неразговорчивый, чем прежде.

Мэри, хотя и чрезвычайно расстроенная, мало что могла сделать, так как ни Кэтлин, ни Рид явно не желали сказать ей о причине их последней ссоры. Зная о состоянии Кэтлин, она подозревала, что это имеет какое-то отношение к будущему ребенку, но никак не могла взять в толк, почему на этот раз беременность Кэтлин вызвала такую бурную реакцию. Рид обожал своих двух детей и был в полном восторге, когда они появились на свет. Теряясь в догадках, Мэри недоуменно качала головой и держала свои мысли при себе, решив, что когда понадобится, Рид с Кэтлин сами обратятся к ней за советом.

Приехала Салли, обострив еще больше и без того напряженную атмосферу в доме. Похоже, она уже забыла о своем гневе на Рида и простила его за то, что он так смеялся над словами Пег-Лега. Изабел, которая сейчас особенно опекала Кэтлин, пользовалась каждым удобным случаем, чтобы досадить девушке, и старалась не подпускать ее к Кэтлин. Однако Салли вела себя довольно прилично, по крайней мере в присутствии Рида. По всему было видно, что ее сильно расстроила новость о беременности Кэтлин, и лишь явная холодность Рида по отношению к жене не дала ей окончательно пасть духом.

Взбешенный мыслью, что Кэтлин, вероятно, носит под сердцем ребенка Жана, Рид относился к Салли с удвоенным вниманием. Движимый желанием отомстить и причинить боль Кэтлин, Рид откровенно ухаживал за девушкой, и хотя отношения между ними не шли дальше ухаживания, об этом знали только он и Салли.

Кэтлин чувствовала себя совершенно несчастной. Помимо неудобств, причиняемых ей обычным утренним недомоганием, еще и погода этим летом была особенно жаркой и влажной. И она была убеждена, что Рид изменяет ей с Салли, хотя они и проводили по-прежнему почти каждую ночь вместе. Несмотря на свой гнев, Рид все еще желал ее и, пока позволяла беременность, намеревался проводить с ней все ночи.

— Не могу понять, почему ты делаешь это, — проговорила как-то Кэтлин в одну из таких ночей, — если ты, похоже, не выносишь даже моего вида. Неужели тебе недостаточно мисс Симпсон?

— Я люблю разнообразие, моя лапочка, — протянул лениво Рид, проводя в этот момент своими длинными пальцами вверх по внутренней стороне ее бедра. — И пока я содержу тебя, я намереваюсь получать свою награду.

— Ты настоящий дьявол! — воскликнула Кэтлин, едва не задохнувшись при прикосновении его пальцев к заветной точке.

Рид рассмеялся, правильно расценив ее реакцию на свою ласку. Его голова склонилась над грудью Кэтлин.

— Мне никогда не нравилось, когда меня считали вторым в чем бы то ни было, — ответил он и сомкнул губы вокруг ее набухшего соска.

Кэтлин с шумом втянула в себя воздух, почувствовав, как откуда-то изнутри ее поднимается жаркая волна желания.

— Скажи мне, Кэт, чего ты хочешь, — произнес он, когда ее тело изогнулось, прижимаясь к нему. — Скажи мне это.

Почти ничего не соображая от охватившего ее страстного желания, Кэтлин простонала:

— Я хочу тебя, Рид. Я хочу, чтобы ты взял меня! Он продолжал ласкать ее, все сильнее разжигая

в ней желание, но так и не удовлетворяя его. В отчаянии она вцепилась в плечи Рида острыми ногтями.

— Сейчас! Люби меня сейчас!

Он ответил на ее призыв, и вместе, как одно существо, они вознеслись на золотых крыльях к солнцу, испытав, наконец, этот ни с чем не сравнимый восторг которой невозможно выразить никакими словами…

— Я презираю тебя, Рид Тейлор, — прошептала она, когда он, спустя какое-то время, прижал ее к себе. — Бывают моменты, когда я глубоко тебя презираю.

— Но ты проявляешь свое презрение довольно необычным способом, киска, — усмехнулся Рид, — и так восхитительно мурлычешь при этом.

Именно последнее замечание Рида и побудило Кэтлин надеть на следующий вечер к ужину ожерелье из слоновой кости с вырезанными на нем корабликами и буквами «К Э Т», которое она нашла в Новом Орлеане, то самое, что Рид заказал, но так и не смог забрать. Она не надевала его ни разу после возвращения Рида. Он даже не знал, что оно у нее было.

Рид заметил ожерелье, как только Кэтлин вошла в гостиную. Поспешно проглотив шерри, который был у него во рту, он отрывисто бросил:

— Где ты взяла это ожерелье, Кэт?

— У ювелира в Новом Орлеане, которому ты его заказал, — проговорила она мягко, видя, как он ласкает взглядом ее шею. — В то время я думала, это было твоим прощальным подарком мне. Я дорожила им, как никаким другим.

— Оно прекрасно, — выдохнул Рид и перевел взгляд от ожерелья к ее лицу в обрамлении золотисто-рыжих волн. — Ты прекрасна. Оно подходит тебе, как никакой другой женщине на всем свете.

Его взгляд, полный восхищения, словно магнитом притянул ее к нему, и в следующее мгновение они стояли рядом.

— Поцелуй меня, — прошептала она умоляюще. — Обними меня.

Рид обнял ее, и губы его прильнули к ее губам с нежностью и обожанием, давно уже отсутствовавшими в их любовных свиданиях. Столь прекрасно и восхитительно это было, что на глазах Кэтлин выступили слезы. Они повисли, туманя взор, на ее длинных ресницах, когда она возвратила ему поцелуй, вложив в него всю любовь и тоску своего истерзанного сердца. Ее пальцы погрузились в густые черные волосы Рида, и она почувствовала, что он ерошит ей кудри, удерживая ее губы у своего рта.

В этом положении и застала их Салли, войдя неожиданно в гостиную. Ее возглас, полный смятения, разорвал тонкую пелену нежности, которой они себя окружили. Рид подался назад, и в его глазах вновь появилось столь ненавистное Кэтлин выражение холодного равнодушия. Прекрасное мгновение миновало, будто его и никогда не было.

Летние развлечения продолжались, и Кэтлин принимала в них живейшее участие, чтобы хоть как-то уменьшить боль в своем сердце. Хотя Рид и запретил ей ездить верхом, как и вообще заниматься чем бы то ни было, требующим напряжения и могущим тем самым повредить ей или будущему ребенку, развлечений и без этого было более, чем достаточно.

С каждым днем Салли вела себя все более возмутительно, становясь похожей на себя прежнюю, и Изабел с Кэтлин решили, что пора преподать блондинке хороший урок, чтобы, хотя немного сбить с нее спесь.

Как-то днем, когда они сидели, беседуя с Кейт, старая женщина пожаловалась:

— У меня опять кончился состав для полоскания волос. Придется снова его готовить, так как без него мои волосы словно накрахмаленные.

Изабел машинально ответила:

— Салли без конца восторгается каким-то особым составом, которым она только и может промыть свои прекрасные белокурые волосы.

Кэтлин по очереди взглянула на женщин. Губы у нее скривились, а в глазах зажегся дьявольский огонек. Кейт был хорошо знаком этот взгляд.

— Что это ты опять задумала? — требовательно спросила она внучку.

— О, мне только что пришла в голову совершенно потрясающая мысль, — смеясь, ответила Кэтлин. — Интересно, что произойдет, если кто-нибудь добавит крахмал в этот особый состав Салли?

Изабел залилась смехом:

— Это, думаю, будет неподражаемое зрелище!

Да, зрелище было еще то! Не прошло и нескольких минут, после того как Салли вымыла волосы, как она уже мчалась вниз по лестнице, громко зовя Рида. Мэри поспешно выбежала из гостиной, едва не столкнувшись в коридоре с Кэтлин и Изабел.

— Что, как вы думаете, случилось на это раз? — пробормотала Мэри и тут же издала изумленное восклицание, увидев в этот момент Салли.

Даже Кэтлин и Изабел были поражены, хотя они и были готовы к чему-то подобному.

— Спаси и сохрани нас, Господь, — прошептала Кэтлин.

Когда-то прекрасные белокурые волосы Салли торчали сейчас в разные стороны, делая ее похожей на огородное пугало. А вокруг ее потемневшего от гнева лица, как молчаливые свидетели ее безуспешных попыток поправить дело с помощью щипцов, красовались коротенькие сожженные завитки.

— Ты это сделала! Ты! — вопила Салли, тыча пальцем в Кэтлин. — Я знаю, что это сделала ты!

— О чем это ты говоришь? — спросила с невинным видом Кэтлин. — Да я вообще не приближалась к тебе сегодня.

— Я могу это подтвердить! — вставила Изабел. — Кэтлин не коснулась и… и… волоса на твоей голове! — Она расхохоталась. — Или того, что на ней осталось!

Такой грозы, какая обрушилась на город в середине августа, Саванна еще не знала. Из огромных черных туч нескончаемым потоком лил дождь, и ураганный ветер с моря с воем валил изгороди, сдувал, как листы бумаги, дранку с крыш домов и даже вырывал с корнем старые могучие деревья, словно те были тонкими прутиками. Внизу, в долинах, гремели оглушительные раскаты грома, напоминая собой рев разъяренного медведя, и ослепительные зигзаги молний прочерчивали небо, вонзаясь, казалось, прямо в землю.

Кэтлин пришлось задержаться у Кейт на несколько часов, чтобы помочь успокоить совершенно обезумевших от страха лошадей. Домой она отправилась в коляске и всю дорогу боролась со своими собственными лошадьми, промокнув в результате до нитки.

Когда наконец она дотащилась до дверей Чимеры и рухнула на первый попавшийся стул, Рид, багровый от ярости, набросился на нее.

— Сумасшедшая дура! У тебя мозгов меньше, чем у курицы! Тебе что, не терпится покончить счеты с жизнью?

— А тебя бы это расстроило? — проговорила Кэтлин устало. По тому, как вел он себя в последнее время, уж никак нельзя было сказать, что это могло бы его в какой-то степени огорчить.

— Расстроило! — проревел Рид. — Да я чуть с ума не сошел, думая, что ты лежишь сейчас затоптанная лошадьми где-нибудь на дороге, истекая кровью, или валяешься лицом вниз в какой-нибудь канаве, полной воды! Только попробуй еще раз заставить меня так волноваться! — Он с такой силой тряс ее за плечи, что зубы Кэтлин, которые и так уже стучали от холода и бешеной скачки, загремели, казалось, прямо у нее в голове.

К счастью, в этот момент появилась Мэри. Она заставила Кэтлин принять ванну и выпить чашку горячего бульона, после чего с помощью Изабел тут же уложила невестку в теплую постель.

Возможно, причиной были оглушительные раскаты грома и ослепительные вспышки молний за окном. А может, она вконец измучилась, помогая успокоить лошадей Кейт, а потом добираясь домой под проливным дождем. Как бы там ни было, в эту ночь Кэтлин приснился тот самый ужасный шторм на борту «Волшебницы Эмералд», во время которого Жан едва не утонул. С пугающей ясностью она увидела, как молния ударила прямо в мачту, под которой стоял Жан, и та рухнула, погребая его под парусами. С мокрым от слез и дождя лицом она бросилась Жану на помощь, она не успела добежать, как его смыло за борт. Протягивая руки и рыдая от ужаса, она вновь и вновь звала Жана по имени в напрасной попытке вернуть его из кипящих внизу волн.

Откуда-то издалека до нее донесся голос, произносящий ее собственное имя. Голос становился все громче, и наконец она поняла, что это кричит в гневе Рид.

— Черт подери, Кэт! — орал он, с силой тряся ее за плечи. — Проснись!

Кэтлин открыла глаза и увидела перед собой разгневанное лицо Рида.

— Ты вовремя проснулась! — прошипел он, прижав ее вновь к мокрой от слез подушке, когда она сделала попытку приподнять голову. — Если бы я услышал еще раз, как ты зовешь Жана, я свернул бы тебе шею!

Все еще плохо соображая, Кэтлин вытерла мокрые щеки и в изумлении уставилась на мужа.

— Мне снилось… — пробормотала она растерянно.

— Я догадался!

— Это было ужасно!

Рид язвительно рассмеялся.

— Это был настоящий кошмар, — прошептала она.

— Я не собираюсь выслушивать сны о твоем любовнике, Кэтлин, — отрезал Рид.

— Ты не понял! Мне снилось, что Жан тонет! Шторм… молния… — она попыталась схватить Рида за руку, но он резко отдернул ее.

— Я сказал, что не желаю ничего слушать!

— Рид, пожалуйста! Это совсем не то, что ты думаешь!

Он повернул к ней искаженное злобой лицо.

— Я скажу тебе, что думаю, миссис Тейлор! — казалось, он выплюнул эти слова. — Я думаю, я был полным идиотом, что позволил тебе завладеть всеми моими помыслами, проникнуть мне в самую душу! Но теперь с этим покончено, дорогая жена! Покончено, слышишь! Отныне мне глубоко наплевать на то, что с тобой произойдет, как и на то, какие мысли шевелятся в твоей столь изобретательной головке!

— Рид!

— Ни слова, Кэтлин! — проговорил он с угрозой в голосе. — Ни слова, или я не поручусь за себя! Он вышел, громко хлопнув дверью.

Несмотря на августовскую жару, в последовавшие за этим дни в Чимере царила весьма прохладная атмосфера. Рид вновь стал властным и грубым, и Кэтлин старалась не встречаться с ним взглядом, чтобы не видеть в его глазах, этих словно подернутых льдом синих озерах, холодной ярости.

Одно было хорошо, хотя это и причиняло Кэтлин боль. С той самой ночи, когда разразилась эта ужасная гроза, Рид не спал больше с ней в их спальне. Она обнаружила, что он расположился в одной из свободных комнат за холлом. К несчастью, из-за болтовни слуг об этом вскоре стало известно всем в доме, включая и Салли, которая тут же не преминула позлорадствовать.

— Проблемы в супружеской постели, как я слышала? — заявила она с веселым видом как-то утром за завтраком. — Не могу сказать, что это меня удивляет.

Кэтлин угрожающе прищурилась, но ничего не ответила, решив не показывать своего раздражения.

Салли расправила юбки, слегка коснувшись банта на своей тонкой талии.

— Похоже, через несколько месяцев у тебя вообще не будет никакой талии, не так ли? Ты станешь толстой и неуклюжей, как корова. Должно быть, ты и сейчас уже кажешься такой Риду! — Она окинула Кэтлин презрительным взглядом и мстительно добавила: — Он теперь мой, и я постараюсь полностью его удовлетворить. Не скоро еще, если вообще когда-нибудь, ему потребуются твои услуги. Ты можешь попробовать пить на ночь теплое молоко, дабы не страдать от бессоницы.

— А ты можешь попробовать это ! — крикнула Кэтлин, ловко бросив ложку прямо Салли в подол.

Светлые брови девушки поднялись.

— Зачем?

Кэтлин прошипела:

— Не могу видеть, как медленно ты роешь себе могилу своим языком. Воспользуйся ложкой, мисс Симпсон, и работа сразу пойдет быстрее!

Изабел, присутствовавшая при этом обмене любезностями, печально покачала головой, когда Кэтлин выбежала из комнаты.

— Да, дорогуша, ума тебя явно не хватает, — сказала она Салли и, последовав за подругой, посоветовала: — На твоем месте я бы вела себя более осмотрительно. По правде сказать, я бы постаралась убраться отсюда как можно быстрее и как можно дальше!

Салли надменно улыбнулась:

— Никто не сможет заставить меня покинуть Чимеру, пока Рид хочет, чтобы я здесь оставалась.

Изабел приподняла одну бровь.

— Не говори, что я тебя не предупреждала. Ты заходишь слишком далеко, бросая вызов миссис Тейлор, и еще пожалеешь об этом дне, помяни мои слова!

Не раз пришлось Салли вспомнить предупреждение Изабел, так как с этого дня жизнь ее в Чимере превратилась в настоящий кошмар. Никто не мог сказать, откуда на ее стуле, буквально за секунду до того, как ей на него сесть, вдруг появилась игольница, или каким образом в ее постели очутилась отвратительная жаба, или кто насыпал ей в корсет порошок, вызывающий невыносимый зуд кожи. А затем, едва оправившись от последствий, вызванных порошком, она где-то умудрилась прикоснуться к ядовитому сумаху и две недели после этого ходила в пятнах и царапинах.

Салли было ясно, что за всем этим стоит Кэтлин, но прекрасная хозяйка Чимеры в ответ на обвинения спокойно отрицала свою причастность к этим инцидентам и возвращалась к своим делам. Когда, наконец Салли осмелилась обратиться за помощью к Риду и потребовала, чтобы он приструнил свою жену, тот вышел из себя:

— У меня есть более важные дела, чем разбирать ваши глупые ссоры. Если тебе здесь не нравится, можешь покинуть этот дом в любую минуту.

— Но ты же знаешь, она нарочно пытается мне досадить, — прохныкала Салли, подняв на него свои голубые глаза.

— Думаю, ты права, — ответил Рид, глядя пристально на блондинку. — И мне также известно, что ты делаешь все, чтобы тебя здесь невзлюбили. Если тебе не хватает ума совладать с Кэтлин, то здесь я ничем не могу тебе помочь. Я слишком занят, чтобы беспокоиться из-за всех этих женских глупостей.

В честь семидесятидвухлетия Кейт Кэтлин устроила в Чимере грандиозный праздник, пригласив на него всех многочисленных друзей старой женщины с соседних плантаций. Бальный зал был открыт, сады и оранжереи тщательно прочесаны в поисках самых великолепных цветов, и все террасы украшены фонариками и разноцветными гирляндами. Кэтлин сделала все, что в ее силах, чтобы вечер удался на славу. Из-за плохого здоровья бабушки она боялась, что та не доживет до следующего года.

Самым неприятным, как Кэтлин думала еще в преддверии праздника, было присутствие мисс Симпсон, чему, естественно, она была не в силах помешать. Рид не отходил от Салли, уделяя внимание жене лишь в той степени, в какой требовали правила приличия. Салли, со своей стороны, так и льнула к Риду, что, похоже, доставляло ему огромное удовольствие.

— Это просто отвратительно! — воскликнула Сьюзен, глядя, как заискивает перед ее братом Салли. — А Рид так и сияет, словно кот перед блюдцем со сливками!

Заметив в толпе напряженное гордое лицо Кэтлин, Тед согласился.

— Мне так жаль Кэтлин! Что, черт возьми, происходит с Ридом, Сью? Он относится к ней так, будто она совершила какое-то преступление, а они были такой изумительной парой до его исчезновения.

Сьюзен покачала головой.

— В чем бы ни заключалась проблема, присутствие мисс Симпсон явно не способствует ее разрешению. Мама уже просто не знает, что ей делать с Ридом и его гостьей.

Кэтлин была вне себя. Чем дольше она смотрела на Салли, сюсюкающую подле Рида, тем сильнее разгорался ее гнев. Все вокруг видели, что Рид явно наслаждается вниманием блондинки, и от сознания собственного бессилия что-либо изменить Кэтлин кипела внутри, продолжая мило улыбаться гостям, которые бросали на нее откровенно сочувственные взгляды.

Особенно мучительным был ужин, во время которого Кэтлин сидела за одним концом стола, Рид за другим, а слева от него Салли — белокурое видение пышных бледно-голубых оборках и кружевах. Блондинка полностью завладела вниманием Рида, весело смеясь и внимая каждому его слову на протяжении ужина. Кэтлин отдала бы все на свете, только бы увидеть, как кто-нибудь из слуг выливает горячий соус прямо в глубокий вырез платья Салли или на брюки Рида.

Позже, когда Кэтлин танцевала с соседом-плантатором, изумленные возгласы гостей привлекли ее внимание к столу с закусками и напитками. Глаза ее широко раскрылись при виде Салли, в ужасе уставившейся на свое платье, залитое от корсажа до подола розовым крюшоном.

Кэтлин перевела взгляд с Салли на Рида, который стоял, раскрыв рот от изумления, как и все остальные. В следующее мгновение, когда Сьюзен протянула руку, чтобы снять прилипшую к груди Салли землянику, лицо его потемнело от гнева.

В тишине, царившей в этот момент в комнате, отчетливо прозвучал звонкий голос Сьюзен:

— О, Боже! Как это ужасно неловко с моей стороны! Половник выскользнул у меня прямо из рук! И он был такой полный !

— Сьюзен! — проревел Рид.

Салли, стоявшая рядом с ним, издала яростный вопль. Схватив со стола чашку с крюшоном, она запустила ею в Сьюзен, но та мгновенно нырнула за спину Рида. Крюшон залил Риду все лицо и растекся розовыми полосами по его белоснежной рубашке.

— Сьюзен! — снова проревел Рид, моргая и вытирая платком мокрое лицо.

— Не кричи на меня, братец! — оборвала его Сьюзен. — Не я только что плеснула в тебя крюшоном!

— Но начала все это ты, — проворчал он.

— Господи, Рид! — Сьюзен в отчаянии топнула ножкой, одетой в изящную туфельку. — Можно подумать, я сделала это нарочно!

— А разве не так? — Он словно сверлил ее взглядом.

— Я споткнулась, — заявила с невинным видом Сьюзен. — Стараясь не упасть, я вытянула вперед руку, и пунш из половника случайно выплеснула на платье мисс Симпсон, которая оказалась в этот момент рядом.

— В таком случае, ты должна извиниться перед Салли.

— Ну нет! — заартачилась вдруг Сьюзен. — Эта женщина целилась в меня, когда бросила чашку с крюшоном! Так что мы с ней квиты! — Насколько все могли припомнить, это был первый случай, когда Сьюзен не только осмелилась возразить старшему брату, но и поступила ему наперекор.

Расстроенная Салли, вся в слезах, бросилась к себе в комнату, а Рид отправился переодеваться.

К тому времени, когда он возвратился, все уже вновь веселились — за исключением Салли, которая до конца вечера так и просидела в своей комнате. Лишившись компании Салли и видя, что Кэтлин опять окружена толпой поклонников, Рид провел оставшиеся часы подле жены.

Из-за того что многих гостей пригласили остаться в Чимере на ночь, Рид совершенно неожиданно вновь оказался в их с Кэтлин спальне. Чувствуя в присутствии мужа неизвестное ей дотоле смущение и борясь с нежеланием раздеваться перед ним, Кэтлин дрожащими пальцами безуспешно пыталась расстегнуть пуговицы на платье. Она уже собиралась позвать служанку, чтобы та помогла ей раздеться, когда за спиной вырос Рид.

— Не будь такой упрямой, Кэт. Если тебе нужна помощь, то так и скажи. — Он поцеловал Кэтлин в плечо и провел пальцами по ее обнаженной спине, почувствовав, как она вздрогнула при его прикосновении. — Ты изумительна! Твоя кожа, как нежный, гладкий шелк, — пробормотал он и вынул шпильки из ее волос, которые тут же золотисто-рыжим каскадом рассыпались по ее плечам. — Если Ева была хотя бы вполовину так прекрасна, как ты, неудивительно, что Адам не смог ей противиться и был обречен! — Рид повернул Кэтлин лицом к себе и спустил с ее плеч платье, которое, мгновенно соскользнув с прекрасного тела, упало блестящей кучкой шелка на пол.

— Ты тоже чувствуешь себя обреченным, Рид? — прошептала Кэтлин, не в силах оторвать взгляда от синих озер его глаз.

— Да, черт тебя возьми! — неожиданно в сердцах воскликнул Рид. — Как я ни старался тебя избегать, ты как и прежде притягиваешь меня к себе будто магнитом. Ты опутала меня накрепко сетями желания, моя искусительница, и как я ни пытаюсь, не могу них вырваться! — С этими словами Рид впился губы Кэтлин жадным поцелуем, словно наказывая ее за то, что она заставила его против воли столь страстно ее желать.

Ноги у Кэтлин подкосились, и в ту же секунду Рид легко, как пушинку, подхватил ее и отнес на кровать. После чего быстро снял с нее остальную одежду и разделся сам.

В следующий момент, весь горя от нетерпения и страсти, он жадно набросился на нее и, чертыхаясь и проклиная ее и себя, ею овладел. На несколько секунд оба словно обезумели. После короткой передышки он снова любил ее, и опять в тот час, когда перед самым восходом солнца небо окрасилось в золотистый цвет. И с каждым разом он чувствовал, что все больше подпадает под чары этой околдовавшей его зеленоглазой волшебницы. Когда наконец он прижал ее, совершенно обессиленную к своей груди и она закрыла глаза, погрузившись в сон, в сердце его, переполненном любовью, не осталось больше места для ненависти и жгучей ревности к Жану.

ГЛАВА 22

В последнюю неделю августа вся Саванна была потрясена и возмущена, узнав о нападении англичан на Вашингтон. Атака была внезапной, и британские войска под командованием генерала Росса легко захватили город и сожгли Капитолий и Белый дом.

Рид сразу же засобирался в столицу и отплыл первого сентября. Салли, упросившая его взять ее с собой, чтобы узнать, все ли в порядке с ее дядей, отплыла вместе с ним. Хотя Кэтлин и была рада от нее избавиться, беспокойство Салли о своем «дяде» казалось ей несколько неестественным. Она была почти уверена, что у Салли в Вашингтоне были дела совсем иного рода — не исключено, что работа на англичан. Когда она посоветовала Риду соблюдать осторожность и постараться не выпускать Салли из виду, тот, поначалу рассмеявшись, тут же рассердился.

— Господи, Кэт, ты и так отравила всю жизнь бедной девушке! А теперь еще хочешь заставить меня поверить в то, что она английская шпионка!

— «Бедная девушка», как же! — воскликнула Кэтлин. — Разве в этом есть что-то невозможное?

— Во всяком случае, это маловероятно, и меня просто поражает, до чего ты можешь дойти в своей ревности!

— Если ты не способен отличить ревность от беспокойства, то мне тебя жаль, Рид, — бросила Кэтлин. — Ты сам будешь виноват, если с тобой что-нибудь случится. — На этом они расстались, оставшись каждый при своем мнении.

Рид был в отъезде три недели, и все это время, благодаря отсутствию Салли, в Чимере царили мир и спокойствие, хотя женщины и тревожились за судьбу страны и беспокоились о Риде.

Воспользовавшись передышкой, Кэтлин развила бурную деятельность, с головой уйдя в хозяйственные заботы. В доме была произведена генеральная уборка и на этот раз он был подготовлен к осени несколько раньше обычного. Полным ходом шли сбор урожая и заготовка продуктов на зиму. С помощью Мэри и Изабел Кэтлин проследила за тем, чтобы и в Эмералд-Хилле урожай был собран, и в доме бабушки, здоровье которой ухудшалось с пугающей быстротой, проведена уборка.

Кэтлин была уже на четвертом месяце беременности, и ей хотелось все привести в порядок до того, как подобная деятельность станет для нее невозможной. По утрам ее больше не мучили приступы дурноты, и весь вид ее говорил, что она так и пышет здоровьем. Благодаря искусству портнихи, внесшей некоторые изменения в ее наряды и начавшей уже готовить для нее зимний гардероб, беременность Кэтлин была едва заметной и не бросалась в глаза.

Наконец Рид возвратился, но, к несчастью, и Салли. Он привез новость о нападении англичан на Балтимор двенадцатого сентября. На этот раз, однако, враг был обращен в бегство, благодаря успешной обороне, организованной сенатором Смитом. Рид принимал участие в контратаке, начатой из форта Генри, и англичане, потерпев поражение, отступили к Чесапикскому заливу и дальше к линии блокады.

Поездка в Вашингтон, похоже, ничуть не охладила Салли, и она, как и прежде, была полна решимости заполучить Рида во что бы то ни стало. Ей доставляло огромное удовольствие поддразнивать Кэтлин Рассказами о том, как восхитительно она провела эти три недели наедине с Ридом, и хотя, слушая ее, Кэтлин сохраняла невозмутимый вид, слова Салли причиняли ей огромную боль.

Изабел она сказала:

— Эта женщина или невероятно глупа, или слишком в себе уверена. Как бы там ни было, нам следует прибегнуть к более суровым мерам, или мисс Салли Симпсон так и будет вечно висеть ярмом на моей шее. Все и так достаточно плохо из-за этой беременности и угроз Рида выгнать меня, если ребенок будет похож на Жана. Я просто должна избавиться от этой ведьмы до родов! В противном случае, боюсь, я навсегда потеряю Рида.

Кэтлин вздохнула, положив руку на свой слегка округлившийся живот. Она уже любила этого еще не родившегося ребенка, кем бы ни был его отец. Ей страстно хотелось, чтобы он оказался ребенком Рида, но даже если он окажется ребенком Жана, она все равно будет любить и заботиться о нем. По мере того как он рос в ней, она все чаще молилась о его здоровье и благополучном рождении. Ее тело ограждало и питало его, и материнский инстинкт в ней был необычайно силен. Сын или дочь, дитя Рида или Жана, это был, прежде всего, ее ребенок. Она убережет его от всех бед, не пожалев ради этого, если понадобится, и своей жизни. Никогда этот ребенок не почувствует себя нежеланным или нелюбимым, что бы там ни выяснилось после его появления на свет среди того хаоса, который царил сейчас в этом доме.

В один из дней, проснувшись необычно рано, Кэтлин с первыми лучами солнца была уже на кухне, следя за приготовлениями к завтраку. На душе у нее было тревожно, она чувствовала, что ей следует как можно скорее отправиться в Эмералд-Хилл.

— Мисс Тейлор! Мисс Тейлор! — внезапно вбежала с криком в кухню горничная Милли, в глазах которой застыл откровенный испуг. — Идите скорее!

Кэтлин последовала за девушкой, полная самых дурных предчувствий.

— Что случилось, Милли?

— Только что прискакал человек из Эмералд-Хилла. Мисс Кейт совсем плохо. Она зовет вас.

Кэтлин резко остановилась, и от лица ее отхлынула вся кровь. С усилием справившись с приступом дурноты, она приказала Милли:

— Скажи ему, чтобы скакал назад и передал ба, что я скоро буду. — И повернувшись, Кэтлин со всех ног бросилась на конюшню.

Она уже оседлала Зевса и была одной ногой в стремени, когда к ней подбежал Рид.

— Кэт! — крикнул он, пытаясь стащить ее с Зевса. — Сейчас же слезай с коня!

Совершенно обезумевшая, Кэтлин, ничего не слыша, изо всей силы била его в грудь кулаками и кричала:

— Пусти меня! Пусти меня!

— Кэт! Послушай! Лошадей уже впрягают в коляску. Я сам отвезу тебя к Кейт! — Он крепко прижал Кэтлин к груди, стараясь унять дрожь, сотрясавшую все ее тело. — Дорогая, я отвезу тебя в Эмералд-Хилл, но не допущу, чтобы ты скакала по полям на этом жеребце, рискуя жизнью.

— О Рид! — всхлипнула Кэтлин. — Она умирает!

— Я знаю, любимая.

Рид гнал лошадей так быстро, как только мог. В доме, когда они прибыли, стояла гнетущая тишина, и в глазах слуг, встретившихся им по пути в комнату Кейт, были слезы.

Кейт лежала высоко на подушках, явно борясь за каждый вздох. Лицо ее было мертвенно-бледным, глаза мутными от боли.

— Кэтлин, — просипела она и слабо пошевелила рукой, пытаясь дотянуться до внучки.

— О ба! — Кэтлин разрыдалась, осторожно беря в свои ладони руку бабушки. Ничего не видя от застилавших глаза слез, она опустилась перед кроватью на колени. Смутно она сознавала, что сзади к ней подошел Рид. Молча он положил ей руки на плечи, словно пытаясь таким образом передать ей часть своих собственных сил.

Кейт с трудом подняла руку и погладила яркие спутанные волосы.

— Ах ты, моя красавица, — со вздохом прошептала она. — Не переживай так. — На мгновение она замолчала, переводя дух. — Для меня настало время присоединиться к моему дорогому Шону, но я должна была увидеть тебя один последний раз перед тем, как уйти навсегда.

Кэтлин, безудержно рыдая, схватила хрупкую руку Кейт.

— Не пытайся разговаривать, Кейт, — мягко произнес Рид, глядя с нежностью на старую даму, которая сейчас, по прошествии многих лет, вызывала у него лишь любовь и огромное восхищение. — О Кэтлин не беспокойся. У нее все будет в полном порядке. Я об этом позабочусь.

— Я знаю, — с трудом прошептала она, — а иначе я буду вечно преследовать тебя, не давая покоя!

— Не уходи, ба, — молила Кэтлин. — Ты нужна мне.

Кейт слабо помотала головой из стороны в сторону.

— Нет, девочка. Ты здоровая и сильная, настоящая О'Рейли. Не бойся. У тебя все будет в полном порядке, как сказал Рид. Я об этом позаботилась. — Последняя фраза удивила Рида с Кэтлин, но у них не было времени задумываться над ее смыслом, так как в этот момент Кейт, собрав последние силы, снова заговорила: — Я рада, что мы были вместе эти последние годы. Я люблю тебя, девочка. Помни меня…

— Всегда, ба, — рыдала Кэтлин. — Всегда. И я тоже люблю тебя.

Совершенно обессиленная, Кейт молчала. Откинувшись вновь на подушки, она с шумом ловила ртом воздух, и эти хрипящие звуки раздирали сердце Кэтлин. Рид смотрел на столь похожих друг на друга бабушку и внучку, и в глазах его стояли слезы. Он бы с радостью пожертвовал собственной жизнью, только бы облегчить им их боль.

Прошло, возможно, с четверть часа, когда Рид вдруг понял, что слышит лишь рыдания Кэтлин. Мучительное хрипение Кейт прекратилось. Нежно он высвободил пальцы жены, сжимавшие руку старой женщины.

— Все кончено, Кэтлин. Она умерла.

— Нет! Нет! Я ее не отпущу! — Кэтлин попыталась вновь схватить руку бабушки, но Рид не дал ей этого сделать, обняв за плечи и заставив подняться с пола.

— О Господи, Рид! Что я буду делать без нее? — причитала Кэтлин, отчаянно прижимаясь к мужу в попытке найти в его объятиях убежище от несправедливости жизни.

Несколько мгновений Рид крепко прижимал Кэтлин к груди, давая ей возможность выплакаться, затем взял на руки и отнес в гостиную, где нежно опустил на диван. Отдав нужные распоряжения слугам, он послал человека в Чимеру за матерью и Изабел, зная, что они сделают все, что требовалось, и утешат Кэтлин в ее горе. Сам он чувствовал себя чертовски беспомощным и никчемным.

Последующие два дня Кэтлин ходила как в тумане. Кейт лежала в гостиной с дверьми, обитыми черным крепом, и друзья, и соседи приходили попрощаться с ней и выразить соболезнования семье. Кэтлин отказалась уехать из Эмералд-Хилла до похорон, пробормотав что-то невразумительное о своем нежелании оставлять Кейт одну. Она расположилась вместе с Ридом в спальне на втором этаже, но спала очень мало. Часто Рид, просыпаясь среди ночи, находил ее место на кровати пустым и слышал, как она бродит по дому. Какое-то время спустя он отправлялся за ней и, уложив ее в постель, держал в объятиях, пока она не успокаивалась. Сердце его сжимал страх, что все это может отразиться на ней и еще не родившемся ребенке.

Мэри возвратилась в Чимеру к детям, а Изабел осталась в Эмералд-Хилле с Ридом и Кэтлин, делая все необходимое для поддержания в доме порядка.

День похорон выдался неуместно ярким и солнечным. Кейт похоронили рядом с Шоном О'Рейли под огромным старым дубом неподалеку от дома. Вокруг их могил простирались во всем своем сверкающем великолепии луга, такие же ярко-зеленые, как и та земля, откуда они сюда приехали.

Во время похорон, как и в дни, предшествовавшие им, Рид не отходил от Кэтлин. Глубина ее горя его просто потрясала. Никогда прежде он не видел жену в таком состоянии, и это невольно заставляло его спрашивать себя, горевала ли она о нем так же сильно, когда думала, что он погиб.

Откуда-то Кэтлин брала силы оставаться внешне довольно спокойной в присутствии посетителей, хотя глаза ее почти всегда были на мокром месте и лицо красным и опухшим от постоянных слез. Иногда она совершенно неожиданно куда-то исчезала, и Рид находил ее горько рыдающей в каком-нибудь укромном уголке. Она не пыталась сдержать своих рыданий и кричала от терзавшей ее боли громко, во весь голос, как раненое животное. Вид испытываемых ею страданий разрывал Риду сердце. Он не мог видеть Кэтлин в таком состоянии, не мог видеть, как трясутся ее плечи от душивших ее рыданий, не мог слышать по ночам ее громкие стенания.

Наконец не выдержав, он решил поделиться своими опасениями с матерью.

— Она почти ничего не ест, — сказал он, печально качая головой. — И она так сильно переживает из-за смерти Кейт! Боюсь, как бы она не заболела.

Мэри, сама расстроенная смертью своей дорогой подруги и все еще сердившаяся на сына из-за его поведения, резко ответила:

— Твое беспокойство о своей жене просто трогательно, особенно учитывая то, как относился ты к ней все эти последние месяцы! Однако должна сказать тебе, нынешнее горе Кэтлин ничто по сравнению с тем, как она убивалась, когда ей сообщили, что ты погиб. Никогда еще я не видела человека, который горевал бы так сильно, как она тогда. — Мэри тяжело вздохнула. — Ты правильно делаешь, что волнуешься, сын. Все это, конечно, вредно ей в ее положении, но, Бог даст, все обойдется. Может, это и к лучшему, если она выплачет сейчас свое горе, вместо того чтобы таить его в себе. Это поможет ей быстрее оправиться.

Слова матери заставили Рида задуматься. Может и вправду, чем больше горевал человек вначале, тем быстрее он оправлялся от своего горя? Не этим ли объясняется то, что Кэтлин изменила ему менее чем через год после получения ею известия о его смерти? Или он просто пытается найти благовидный предлог для оправдания ее поступка?

Но как бы там ни было, она ждала сейчас ребенка, и отцом его вполне мог быть Жан. При этой мысли Рид заскрежетал зубами. Итак, ничего другого не остается, только ждать. Лишь когда ребенок появится на свет, ему станет окончательно ясно, может ли он простить Кэтлин или нет.

Рид окинул взглядом стоявших кучками друзей и знакомых, которые пришли на похороны. Напитки и закуски были давно поданы, и вскоре все разъедутся, отправившись по домам. Рид еще раз оглядел холл, но Кэтлин нигде не было. Он начал расспрашивать слуг, не видел ли кто из них Кэтлин, и наконец один сказал, что она уехала.

— Мисс Кэтлин взяла коляску.

— Она сказала, куда направляется?

— Нет, сэр, но она поехала в сторону вашего дома.

Однако Рид сомневался, что найдет Кэтлин в Чимере. Начать с того, что там была Салли. И потом глубине души он чувствовал, что она, как всегда тяжелые для нее минуты, будет искать утешения моря. Если, как сказал слуга, Кэтлин поехала на запад, то, скорее всего, она направилась не к побережью, а в Саванну, где более чем вероятно стоял сейчас на якоре один из фрегатов.

Через час Рид остановил своего взмыленного коня причала. Его острые глаза сразу же заметили отсутствие «Старбрайта» — любимого корабля Кэтлин, он проклял судьбу, что привела фрегат в порт именно в это время. Заметив на пристани Дэна, он поспешно направился к нему.

— Где она, Дэн? Где Кэтлин? Конечно, на этом чертовом корабле, я прав?

— Да, капитан, — ответил с мрачным видом Дэн. — Будет с полчаса, как она отплыла. Должна уже поди выйти в открытое море.

— Черт тебя возьми! — проревел в ярости Рид. — Как ты мог позволить ей отплыть? Она сейчас не в том состоянии, чтобы разгуливать по морям!

Дэн бросил на Рида раздраженный взгляд и, прежде чем ответить, освободил рот от табака, который жевал, выпустив в море длинную темно-коричневую струю.

— Ничто не может остановить эту женщину, капитан, коли ей что-нибудь втемяшется в голову. Вы должны знать это лучше всех нас. И потом, как она может далеко уплыть, когда у нее нет команды?

Рид остолбенел.

Ты хочешь сказать, что она одна уплыла на «Старбрайте»?

— Вот именно, но вам не о чем беспокоиться. Уверен, она направилась в маленькую бухту, где мы укрывали «Волшебницу» в тот первый год. Эта девчонка не такая дура, чтобы сделать что-нибудь, что повредило бы дитя. Ей надо просто почувствовать под ногами палубу, чтобы немного прийти в себя.

К тому времени, когда Рид, следуя указаниям Дэна, достиг бухты, силы Титана были почти на исходе. Фрегат был здесь, надежно укрытый от любопытных взоров. Спешившись, Рид начал стаскивать сапоги, вполголоса бурча:

— Черт подери эту глупую женщину!

Он прыгнул в море и, доплыв до корабля, взобрался на борт, по-прежнему пылая гневом, который не остудило даже купание в холодной воде.

По привычке он первым делом посмотрел вверх на мачту и, не найдя ее там, с облегчением вздохнул. Не было ее и на палубе. Когда он, наконец, ее обнаружил, гнев его мгновенно испарился. Кэтлин лежала в капитанской каюте на койке и крепко спала. На лице ее виднелись следы слез, и плечи окутывала одна из любимых шалей Кейт.

Тихо, на цыпочках Рид вышел из каюты. Доплыв до берега, он отвязал коня, обмотал поводья вокруг его шеи и, шлепнув по крестцу, послал галопом домой. Скорее всего, Титан доберется до Чимеры раньше их самих. Решив проблему с конем, Рид возвратился на «Старбрайт» и стал ждать.

Было совсем темно, когда Кэтлин наконец проснулась. Мгновенно почувствовав в каюте чье-то присутствие, она рывком села на койке и испуганным голосом спросила:

— Кто здесь?

Только сейчас она сообразила, что у нее нет при себе никакого оружия, но она была слишком расстроена, чтобы думать об этом раньше.

В темноте сверкнул огонек и ноздрей ее коснулся запах сигарного дыма.

— Успокойся, Кэт. Это я.

При первых же звуках его голоса по телу Кэтлин прошла волна облегчения.

Откинув упавшую на лицо прядь волос, она вновь опустилась на койку и устало спросила:

— Как ты меня нашел?

— Дэн.

По краткому ответу Рида ей было неясно, в каком он настроении, но она слишком измучена, чтобы беспокоиться об этом сейчас.

— Постарайся снова заснуть, — произнес Рид ровным тоном. — Чимера как-нибудь проживет без нас до утра.

Почувствовав каким-то образом, что он рассержен не так сильно, как она ожидала, Кэтлин сказала дрожащим голосом:

— Обними меня, Рид. Пожалуйста, подойди и обними меня. Я хотела какое-то время побыть одна, но сейчас мне нужно почувствовать вокруг себя твои сильные руки.

Несколько минут спустя они лежали обнявшись и Рид целовал ее мокрые щеки, снимая губами катившиеся по ним слезинки. Через какое-то время, однако, Кэтлин стала возвращать его ласки, и та жадность, с какой она целовала его, ясно говорила о ее растущем желании. Дрожащими пальцами она теребила его одежду, пока он наконец не сбросил ее с себя, дав ей возможность беспрепятственно ласкать его тело. Не прошло и нескольких мгновений, как от прикосновений ее пальцев к его обнаженной коже в нем вспыхнул ответный огонь. Он быстро раздел ее и принялся гладить и целовать с головы до ног, пока она громко не застонала от невыносимого желания. Когда их тела слились воедино, с губ ее сорвалось его имя. Наконец их экстаз достиг предела и обоим показалось, что после летней грозы они вдруг ступили прямо в самую средину огромной великолепной радуги.

Непонятая Ридом и Кэтлин странная фраза, сказанная Кейт перед смертью, вдруг обрела смысл, когда было зачитано завещание старой дамы. Кейт, похоже, была полна решимости и после смерти оберегать внучку от любого удара судьбы. Согласно завещанию, Эмералд-Хилл отходил Катлину, а Кэтлин назначалась опекуном и управляющим имением до его совершеннолетия. В документе особо подчеркивалось, что Рид не имеет права участвовать в управлении Эмералд-Хиллом.

Кэтлин была одновременно и обрадована и смущена, тогда как Рид пришел с настоящую ярость. Кейт, по существу, загнала его в угол. Теперь он не мог угрожать Кэтлин разводом, желая добиться от нее послушания, так как если он хотел, чтобы Эмералд-Хилл достался Катлину, ему необходимо было оставаться ее мужем. Но Кейт, не ограничившись тем, что обеспечила любимой внучке надежное пристанище, пошла много дальше. В случае нарушении условий, говорилось в завещании, имение должно было быть передано — кому бы вы думали! — Доминику!

Рид не мог прийти в себя от наглости Кейт. Хитрая старуха определенно загнала его в угол! Он едва не задохнулся от бессильной ярости, услышав условия завещания. Так как Кейт была едва знакома с Домиником, было ясно, что она решила сделать его своим наследником в случае отсутствия других претендентов лишь в пику ему, Риду, дабы отомстить за то, как он обращался все это время с ее внучкой. Старая дама прекрасно понимала, что при сложившейся ситуации Рид скорее умрет, чем допустит, чтобы кто-то из клана Лафитов стал его соседом. Итак, выхода у него не было. Или он должен принять все условия Кейт, или Доминик с Жаном будут вечно торчать у него перед глазами.

Единственным обитателем Чимеры, кого завещание Кейт и то положение, в каком благодаря ему оказался Рид, привело в настоящий восторг, была Изабел. Она отлично понимала, чем руководствовалась Кейт, составляя такое завещание, и восхищалась ее мудростью и чувством юмора. Кейт преуспела там, где все остальные потерпели неудачу — вырвала поводья из рук Рида и передала их Кэтлин, в результате чего акции Салли Симпсон значительно упали, если она вообще не была сброшена со счетов. После рождения ребенка Кэтлин теперь могла поселиться в Эмералд-Хилле, если его отцом окажется Жан; и Рид не мог забрать у нее старших детей, если только он не хотел, чтобы Жан и Доминик жили с ним по соседству. Да, Рид определенно попал в переплет!

Рид пребывал в дурном настроении. Он ворчал на всех домочадцев подряд и, чтобы не видеть и не слышать никого из них, с головой ушел в работу. Даже Салли, и так расстроенной завещанием, доставалось от него в эти дни. При сложившихся обстоятельствах все были уверены, что Салли наконец признает свое поражение и покинет Чимеру, но, как видно, упрямства ей было не занимать, так как она, несмотря ни на что, осталась.

«Неужели так ничто и не заставит ее убраться отсюда?» — спрашивала себя в отчаянии Кэтлин.

Забот у нее и без Салли было более чем достаточно. С того самого дня, как было зачитано завещание, с Ридом просто невозможно стало жить. Он снова стал грубым и нетерпимым, и Кэтлин жалела, что Кейт составила подобное завещание. Однако внутренний голос шептал ей, что, возможно, худшее еще впереди и когда-нибудь, не исключено, она еще от души поблагодарит бабушку за щедрый подарок.

Миновали первые теплые октябрьские дни, но в настроении Рида по-прежнему ничего не менялось. В середине октября, когда она была уже на шестом месяце беременности, Кэтлин в первый раз почувствовала, как ребенок шевельнулся.

Они с Ридом были одни в своей комнате, переодеваясь к ужину, когда это произошло. Глаза Кэтлин округлились, рот раскрылся в виде буквы «О», и она прижала обе ладони к своему животу. Вероятно, она издала при этом какой-то звук, так как Рид, засовывавший в этот момент рубашку в брюки, замер и обратил на нее вопросительный взгляд.

— В чем дело, Кэт? Что-то не так?

— Что? О нет, все так, как и должно быть, — она вздохнула и, улыбнувшись, протянула Риду руку. — Ребенок только что шевельнулся. Иди сюда, приложи ладонь.

Рид отпрянул, словно обжегшись, и сдвинул брови.

— Нет уж, спасибо, маленькая мама. На этот раз я предоставляю это удовольствие всецело вам одной, — язвительно протянул он.

Кэтлин поспешно отвернулась, не желая, чтобы он видел выступившие у нее на глазах слезы.

Этот инцидент положил конец их любовной близости, и Рид, хотя и продолжал спать с женой в одной постели, больше к ней не прикасался. Кэтлин пыталась убедить себя, что это не имеет никакого значения, так как им все равно пора уже было приостановить свои любовные ласки. Однако ей было больно видеть, что по мере того, как увеличивался ее живот, Рид все больше и больше от нее отдалялся.

Если, проснувшись среди ночи, он чувствовал, что она прижалась к нему, то сразу же снимал с себя ее руку или ногу и поворачивался к ней спиной.

Салли, во всю пользуясь сложившейся ситуацией, день ото дня становилась все более невыносимой, и Рид, которому словно доставляло какое-то извращенное удовольствие мучить Кэтлин, вновь стал уделять блондинке особое внимание.

Кэтлин казалось, что никогда еще она не была такой несчастной.

— Все так отвратительно, что хуже и некуда! — простонала она как-то, не выдержав.

Высказанная вслух жалоба словно послужила толчком. На следующее же утро в Чимере появился Доминик Ю, что еще больше склонило чашу весов не в ее пользу.

— О Господи! — охнула она и медленно опустилась в кресло, когда Изабел, мгновенно сорвавшись с места, кинулась ему в объятия.

Хорошо еще, что Рид в этот момент находился на плантации, так как внезапное появление Доминика, несомненно, привело бы его в ярость. Усадив гостя в гостиной, женщины поведали ему о событиях последних месяцев, после чего Доминик рассказал им, что произошло за это время на Гранд-Тере и в Новом Орлеане, где его и застало письмо поверенного Кейт, побудившее его, помимо прочих причин, отправиться в Саванну.

— Я приехал бы раньше, — он бросил взгляд, полный любви, на Изабел, — но сразу же после вашего отплытия мы получили известие из Нового Орлеана, что губернатор Клэборн арестовал Пьера. Жан тут же отправился в город договариваться о его освобождении, но Клэборн наотрез отказался выпустить Пьера под залог, и только в прошлом месяце он вышел на свободу.

— Клэборн держал его в тюрьме четыре месяца, прежде чем отпустить? — изумленно воскликнула Кэтлин.

Доминик ухмыльнулся:

— Не совсем так, petite[22]. Нам на помощь пришел добрый доктор Чарльз, брат Элеоноры. Чарльз заявил, что у Пьера холера, и подкупил испуганного тюремщика, чтобы тот закрыл глаза, пока он помогал Пьеру бежать.

— Так, значит, болезнь была лишь уловкой, — подала голос Изабел, — и с Пьером все в порядке?

— Нет. — Доминик покачал головой. — У Пьера нет холеры, но он очень болен. По словам Чарльза, Пьер скоро поправится, но холод, сырость и отвратительная пища на протяжении столь долгого времени вызвали у Пьера ужасный кашель, от которого он никак не может избавиться. Он слаб, как новорожденный котенок. Франсуаза ухаживает за ним сейчас в Новом Орлеане.

— Какие еще новости? — спросила Изабел.

— В начале сентября к Жану вновь приезжали англичане с предложением объединить силы.

— И Клэборн, уверена, — вставила Кэтлин, — опять отказался выслушать Жана, когда тот попытался с ним поговорить.

— Хуже, — угрюмо ответил Доминик. — Клэборн послал войска на Гранд-Тер с приказом уничтожить там нашу базу.

— Что?! — хором воскликнули женщины.

Доминик кивнул.

— Шестнадцатого сентября шхуна «Каролина» под командованием Паттерсона доставила на Гранд-Тер пехотинцев полковника Росса. Жан едва успел до их прибытия загрузить большую часть кораблей и вывести их из бухты. Не желая вступать в сражение, он не сделал ни единого выстрела.

— И что произошло потом? — задала вопрос Кэтлин.

— Пока Жан занимался выводом судов и устройством нового лагеря на острове Иль-Дерньер, я со своими людьми поджег оставшиеся товары и все дома на Гранд-Тер. Естественно, меня арестовали. Поэтому-то я и находился в Новом Орлеане, когда пришло это письмо адвоката с сообщением, что Кейт умерла.

Кэтлин была в шоке. Перед ее мысленным взором возник великолепный дом Жана со всей его изящной обстановкой и прекрасный сад с бесценными статуями, которыми она так восхищалась. Глаза ее наполнились слезами.

— О Доминик! Мне так жаль! Конечно, я понимаю, все это необходимо было уничтожить, чтобы не отдавать на разграбление солдатам, но представить, что больше нет ни этого прекрасного дома, ни изумительного сада… Жан, наверное, в полном отчаянии?

Доминик пожал плечами.

— Это были только вещи, cherie. Их потерю можно пережить. — Он окинул ее многозначительным взглядом. — Что меня расстраивает, так это то, что ты в положении и, похоже, должна родить совсем скоро. — Одна темная кустистая бровь вопросительно поднялась. — Я прав, думая, что это ребенок Жана?

— Многие из нас хотели бы знать ответ на этот вопрос, — Кэтлин вздохнула.

— Нет совершенно никакой возможности, Доминик, — вступила в разговор Изабел, — сказать наверняка, кто, Жан или Рид, отец ребенка. И хотя Кэтлин и не призналась Риду в своей связи с Жаном, он ставит под сомнение свое отцовство. Все выяснится только после рождения ребенка. Рид уверен, что отец ребенка Жан. Он пригрозил Кэтлин, что если так и окажется, он разведется с нею и заберет у нее Катлина и Андреа. Поэтому-то Кейт, зная об этой угрозе, и составила свое завещание подобным образом. Ей хотелось уберечь Кэтлин от ярости Рида.

— Ну и каша! — воскликнул Доминик. — Бедная моя Кэтлин! Мне так жаль…

На губах Кэтлин появилось подобие улыбки.

— Мне тоже, Дом. Теперь ты понимаешь, что мы не можем пригласить тебя погостить у нас в Чимере. Боюсь, Рид тогда убьет нас всех.

В конечном итоге было решено, что на время своего визита Доминик поселится вместе с Изабел в Эмералд-Хилле. Поначалу Изабел запротестовала. При всем своем желании побыть хоть немного наедине с Домиником испанка чувствовала себя виноватой, оставляя Кэтлин одну справляться с гневом и раздражением Рида. Кэтлин сделала вид, что ее это ничуть не тревожит.

— В худшем случае он убьет меня, — пошутила она. — Ступай, Изабел. Не трать время, беспокоясь обо мне, и вволю насладись ниспосланным тебе счастьем.

Узнав о приезде Доминика, Рид пришел в настоящее бешенство. Он просто рвал и метал, и от его громких криков и проклятий все в Чимере тут же попрятались по углам.

— Никак Доминик явился взглянуть на свое новое приобретение?! — В глазах Рида, устремленных на Кэтлин, полыхала ярость. — Так вот, можешь передать ему, что скорее в аду выпадет снег, чем он получит Эмералд-Хилл!

— Доминик приехал повидать Изабел, — сказала устало Кэтлин. — Я ведь говорила тебе, если помнишь, что они любят друг друга и собираются пожениться, когда кончится война.

— Как мило! — проворчал ядовито Рид. — Но здесь они жить не будут. Пусть подыскивают себе другое место.

— Я уверена, они так и сделают, — Кэтлин вздохнула.

— Доминик, не сомневаюсь, привез тебе привет от Жана. Может, он выступает в качестве посредника между тобой и твоим любовником-пиратом и приехал договариваться о вашей встрече? — Взгляд Рида упал на заметно округлившийся живот Кэтлин, и он коротко рассмеялся. — Да, не повезло тебе, дорогая! Думаю, даже Жан не осмелится сейчас к тебе прикоснуться!

Кэтлин всю передернуло от его слов.

— Рид, прекрати! Пожалуйста!

Он схватил ее за плечи, и она вздрогнула, увидев вблизи его потемневшие от ярости синие глаза.

— Если Доминик приехал к Изабел, то пусть они и наслаждаются обществом друг друга, но ты не приблизишься и на шаг к Эмералд-Хиллу, пока он не уедет! Понятно?

— Рид! Но это же смешно! Доминик наш друг, и я не встречалась и не собираюсь встречаться с Жаном!

— Тогда держись подальше от Эмералд-Хилла, и, возможно, я тебе поверю. Ты хочешь, чтобы я поверил тебе, Кэт?

— Да, — ответила она, пытаясь сдержать подступившие к глазам слезы.

В первый раз за многие недели он поцеловал ее, поцеловал жадно, требовательно, словно пытаясь этим поцелуем причинить ей боль и еще больше утвердить свою власть над ней. Когда он ушел, Кэтлин смахнула с глаз слезы и осторожно потрогала пальцем припухшие губы.

— Я очень хочу, чтобы ты поверил мне, Рид, — прошептала она, — и я хочу, чтобы ты снова любил меня, как прежде, как я все еще люблю тебя, всем сердцем.

ГЛАВА 23

Доминик пробыл в Эмералд-Хилле неделю, и, верная своему слову, Кэтлин не виделась с ним все это время. Один раз они с Изабел приезжали в Чимеру, но Рид его не принял, заявив, что не желает иметь с ним отныне никаких дел.

Всю неделю Рид, словно ястреб, высматривающий добычу, не спускал с Кэтлин глаз. Когда она как-то ночью попыталась встать, он тут же схватил ее за руку.

— Куда это ты направилась в такой час?

Вздохнув, Кэтлин ответила раздраженно:

— Господи, Рид! Ты забыл, что я беременна?! Мне нужно в туалет и как можно скорее!

Он поспешно отпустил ее руку, и, если бы в комнате не было так темно, она увидела бы на его лице смущенное глуповатое выражение.

Теперь, когда рядом с Кэтлин не было ее верной защитницы, Салли вообще утратила всякую сдержанность и стала откровенно вешаться Риду на шею. Подчеркнуто любезная с Кэтлин в его присутствии, она издевалась над ней, когда его не было рядом, всячески насмехаясь при каждом удобном случае над ее расплывшейся фигурой. Однако Кэтлин, как ни было это подчас трудно, неизменно сохраняла невозмутимость.

— Знаете, мисс Симпсон, — сказала она как-то Салли сладким голосом, — когда-нибудь я так вас при всех опозорю, что вы убежите из Чимеры и от Рида, только пятки будут сверкать!

— Ты уже пыталась это сделать, Кэтлин, — насмешливо ответила Салли, — но у тебя ничего не вышло.

В зеленых глазах Кэтлин зажегся дьявольский огонек, и от ее смеха у Салли мурашки пробежали по спине.

— Нет, Салли Симпсон. Когда я, действительно, возьмусь за дело, уверяю тебя, у меня все выйдет!

Октябрь открыл новый сезон в светской жизни Саванны, и Рид, хотя ни разу не предложил Кэтлин куда-нибудь сходить, уже несколько раз за полмесяца уезжал в город, беря с собой Салли. Чаша терпения Кэтлин переполнилась. Как только Доминик уехал и Изабел освободилась, Кэтлин решила перебраться в Эмералд-Хилл и оставаться там, пока не родится ребенок.

Как-то днем, когда Рид с Салли отсутствовали, Кэтлин приказала слугам упаковать вещи и вместе с детьми, Изабел и Пег-Легом покинула Чимеру. Вечером, когда они как раз садились ужинать, дверь распахнулась и в столовую ворвался Рид.

— Что, черт возьми, все это значит?! — закричал он с порога.

— О Рид! Как мило с твоей стороны нанести нам визит в первый же вечер после нашего переезда! — воскликнула с радостным видом Кэтлин.

Быстрыми шагами он приблизился к ней и схватил за руку.

— Собирай вещи! Ты возвращаешься домой!

В Кэтлин мгновенно взыграла ее ирландская кровь и, ответив Риду не менее яростным, чем у него, взглядом, она прошипела:

— А ну, убери свою руку, пока я не отсекла ее тебе! Совершенно отвыкший за эти месяцы неизменного послушания Кэтлин от ставшего притчей во языцех необузданного нрава своей жены, Рид от неожиданности удивленно заморгал и поспешно отпустил ее руку. Мгновенно воспользовавшись его минутным замешательством, Кэтлин бросилась в атаку:

— Я решила остаться в Эмералд-Хилле, Рид. Изабел с детьми будут жить здесь вместе со мной. Ты со своей любовницей можешь распоряжаться Чимерой как тебе заблагорассудится, меня это мало волнует. Но я не собираюсь больше мириться с твоим отвратительным поведением и не позволю своим детям смотреть на весь этот разврат!

— О чем, черт подери, ты говоришь? — проревел Рид.

— Я говорю об этой белобрысой гадюке, с которой ты спишь! — крикнула она в ответ. — Я говорю о том, как ты похваляешься своей связью перед мной и всей Саванной! Ты унижаешь меня на каждом шагу, спокойно глядя на то, как эта тварь издевается надо мной в моем собственном доме! Так вот, мне все это надоело и я нашла себе новый дом — подальше от нее, да и от тебя тоже!

— Я все еще твой муж, Кэт. Это дает мне некоторую власть и право требовать, чтобы ты возвратилась домой.

— Скажи это адвокату Кейт, и посмотрим, что он на это ответит! — злорадно бросила Кэтлин, в первый раз после всех этих месяцев унижений и обид чувствуя себя по-настоящему счастливой.

Рид попытался подойти к делу с другой стороны.

— Подумала ли ты о том, что скажут твои друзья и все добрые жители Саванны? Известно ли тебе, как относятся к женщине, посмевшей оставить своего мужа? Да ты головы не сможешь поднять от стыда!

Кэтлин в изумлении уставилась на мужа.

— Неужели ты и в самом деле такой дурак? Да во всей Саванне не найдется, думаю, ни одного человека, который не был бы шокирован твоим скандальным поведением! Большинство даже не пытается скрывать своей жалости ко мне и презрения к тебе! Если я завтра появлюсь в городе, я смогу держать голову так же прямо и высоко, как сейчас. А может, и выше, теперь, когда я наконец вернула себе самоуважение. Мои друзья поймут меня и без сомнения одобрят мой поступок. Они, как и все в Саванне, и так гадали, сколько еще я буду терпеть тебя с этой шлюхой, глядя, как вы демонстрируете свои отношения всему городу и в нашем собственном доме.

Рид, вне себя от ярости, сделал последнюю отчаянную попытку.

— Я мог бы сказать им, что ты носишь ребенка другого мужчины и, узнав об этом, я сам выкинул тебя из дому.

Кэтлин рассмеялась:

— И опозорить себя тем самым на весь свет? Не смеши меня, Рид. И потом, что ты скажешь, если у ребенка, когда он родится, будут твои черты и цвет волос и глаз? Ты осмелишься рискнуть и в этом случае?

— Черт тебя подери, Кэт! — его гневный взгляд был прикован к ее лицу. — Я лишь хочу, чтобы ты оставила все эти глупости и вернулась домой!

Кэтлин, чувствуя, что гнев ее иссяк, уступив место печали и усталости, покачала головой.

— Нет, Рид. Я до смерти устала от унижений. Больше я не потерплю от тебя и этой шлюхи никаких оскорблений. Я устала расплачиваться за то, в чем не было никакой моей вины.

Неожиданная смена настроения смутила Рида, заставив его пойти, как он считал, на крайнюю уступку.

— Изменишь ли ты свое решение, если я отошлю Салли?

Кэтлин печально покачала головой.

— Прости, Рид, но нет. Еще несколько недель назад это значило бы для меня очень много, но я устала с тобой бороться. Мне слишком больно видеть презрение на твоем лице, когда бы ты ни смотрел на меня, чувствовать, что ты отвергаешь меня, когда я тянусь к тебе всей душой. Я все извелась, а мне сейчас нужен покой, если я хочу родить здорового и крепкого малыша.

Ее отказ вызвал у него новую вспышку гнева:

— Ну что ж, тогда оставайся. Но если это окажется ребенок Жана, клянусь Богом, я найду способ тебя сломать! Возможно, и в самом деле будет лучше, если ты останешься здесь до рождения ребенка. По крайней мере, мне тогда не придется выкидывать тебя из Чимеры!

Бросив на нее яростный взгляд, Рид вышел, оставив Кэтлин одну с ее вновь обретенной гордостью и слезами, готовыми брызнуть из глаз в любую секунду.

Не сумев заставить Кэтлин покинуть Эмералд-Хилл, Рид стал довольно часто навещать их там под предлогом, что ему очень не хватает Катлина и Андреа. Кэтлин боялась, что это было лишь отговоркой, и он просто ищет способ вынудить ее вернуться в Чимеру. Ей трудно было поверить при взгляде на свой все более увеличивающийся живот, что он по ней скучает. Однако сейчас она видела Рида чаще, чем когда жила с ним в одном доме.

Визиты в Эмералд-Хилл означали для Рида необходимость мириться с присутствием Изабел и Пег-Лега, и он никак не мог решить, кто из постоянных компаньонов Кэтлин раздражает его больше. Кэтлин отдала в распоряжение наглой птицы весь дом, и Пег-Лег, казалось, получал огромное удовольствие, всячески измываясь над Ридом, когда бы тот ни появлялся.

— Черт возьми, Кэт! — проворчал Рид, взмахом руки прогоняя птицу и вытряхивая крошки из своей шевелюры. — Можешь ты что-нибудь, в конце концов, сделать с этой проклятой птицей?!

Кэтлин рассмеялась, что сейчас, в спокойной обстановке ее нового дома, происходило с ней довольно часто.

— Пег-Лег сам себе закон.

— Но должен же быть хоть какой-то предел! На днях, когда, осматривая конюшни, я зашел в уборную, он последовал туда за мной. Я даже не знал, что наглец там, со мной, пока он вдруг не крикнул: «А ну-ка, брось мне подштанники!» Он напугал меня чуть ли не до смерти!

Кэтлин расхохоталась и тут же поспешно зажала рот рукой.

— В этом нет ничего смешного, — обиженно проговорил Рид. — Когда он заорал, я подпрыгнул от неожиданности и сильно стукнулся головой о перегородку. Я был так взбешен, что если бы мне удалось его поймать, я тут же кинул бы его в яму и закрыл сверху крышкой!

Пег-Лег вновь попытался сесть Риду на голову и, когда тот махнул рукой, прогоняя его, недовольно прокричал:

— Раззява!

— Клянусь, Кэт, — сказал с угрозой в голосе Рид, — когда-нибудь я выщиплю у него все перья! Может, когда этот проныра останется совсем голым, у него пропадет всякая охота открывать свой клюв.

— Сначала попробуй его поймать, — усмехнулась Кэтлин, — что, должна тебя уверить, весьма непросто. И потом, если я увижу, что ты выдернул у него хотя бы одно перышко, тебе придется иметь дело со мной. Как ни странно, но я просто обожаю этого негодника!

Празднование дня рождения Рида тринадцатого ноября представляло на этот раз проблему. В прежние годы все устраивала Кэтлин, приглашая друзей и знакомых на банкет в Чимеру. Сейчас же, когда она жила отдельно от Рида, а в Чимере все еще обитала Салли, подобный банкет выглядел бы, по меньшей мере, довольно странным.

Решение предложила Сьюзен:

— А почему бы нам не снять на этот вечер какой-нибудь зал в Саванне? Тогда нам не пришлось бы приглашать к себе эту шлюху, и Кэтлин не чувствовала бы себя гостьей в собственном доме. К тому же мы могли бы уйти, когда пожелаем.

Как это ни огорчало Кэтлин, она была вынуждена согласиться со Сьюзен, возмущаясь про себя тем, что Салли продолжает вносить разлад в ее жизнь. В довершение всего она узнала, что Салли воспользовалась услугами ее любимой портнихи, заказав у той платье ко дню рождения Рида. Чувствуя себя сейчас, на седьмом месяце беременности, невероятно огромной и неуклюжей, Кэтлин стояла перед миссис Фиц, пока та снимала мерки и подкалывала и подвертывала материал в попытке хотя бы немного скрыть ее живот, и вся кипела от злости.

— Какой цвет вы предпочитаете? — спросила портниха, не вынимая изо рта булавок.

— Только не оранжевый, — решительно ответила Кэтлин. — Как бы ни было прекрасно то платье цвета ржавчины, я чувствовала себя в нем полной идиоткой.

— Что вы скажете насчет тафты? Это более плотный материал, он будет ниспадать свободно, не облегая тело, как шелк.

Миссис Фиц вышла и вскоре возвратилась, неся рулон темно-синей тафты, отливающей серебром.

— Если она вам нравится, то я выберу такой фасон, который почти полностью скроет вашу беременность.

Кэтлин благодарно улыбнулась:

— Миссис Фиц, вы настоящая волшебница в том, что касается иглы и нити!

Портниха кивнула, явно польщенная комплиментом.

— С тех пор, как вы приехали в Саванну, у меня стало втрое больше клиенток. Все хотят теперь одеваться так же модно, как и прекрасная миссис Тейлор. Я буду рада вам услужить в любое время, когда только могу.

— Вы могли бы испортить платье миссис Симпсон, — проговорила Кэтлин еле слышно, словно размышляя вслух.

Глаза миссис Фиц округлились.

— Вы это серьезно?

Мгновение женщины, не отрываясь, смотрели друг на друга. Наконец Кэтлин медленно кивнула и, озорно улыбнувшись, ответила: — Вполне!

— Кэтлин, ты уже решила, что подаришь Риду на день рождения? — спросила подругу Изабел несколько дней спустя.

— Да. Мой подарок был готов еще несколько месяцев назад.

— Подожди, не говори. Я попытаюсь догадаться. Ага! Ты собираешься подарить ему Пег-Лега! — Изабел звонко рассмеялась.

— Ты шутишь! Это значило бы отправить бедную птицу прямо в суп! Нет, я подарю ему не Пег-Лега. Помнишь, я рассказывала тебе о сокровищах на том испанском судне, что мы захватили последним?

Изабел кивнула.

— Так вот, среди них я обнаружила великолепную шпагу с гардой[23], инкрустированной драгоценными камнями. Это было что-то потрясающее, и при первом же взгляде на нее я сразу же подумала о Риде.

Пожав плечами, Изабел сухо заметила:

— Ну, что ж, в крайнем случае ты всегда сможешь проткнуть его этой шпагой.

Отправляясь на банкет, Кэтлин поклялась себе сохранять выдержку и держаться перед их с Ридом друзьями со спокойным достоинством. В этот особый день ее место было подле мужа. Если кто и должен был чувствовать себя неловко, так это Салли. А если удастся то, что она задумала, этот день станет для блондинки последним в Саванне.

Рид в день своего рождения чувствовал себя прекрасно и настроен был почти благожелательно. Учитывая сложившуюся ситуацию, он был удивлен, что Кэтлин вообще решила устроить в этот день прием, но его удивление перешло в настоящее изумление, когда она прибыла с тщательно завернутым в яркую бумагу подарком странной формы. Она выглядела в этот вечер необычайно эффектной и держалась со спокойной, величавой уверенностью. Не успела она снять с себя накидку, как Рид тут же окинул ее с ног до головы жадным взглядом. По ее виду почти невозможно было сказать, что она ждет ребенка. Синее платье было совершенно потрясающим и завышенная линия талии волшебным образом скрывала ее беременность. Отливающие медью золотисто-рыжие волосы были убраны в высокую прическу, которая делала ее похожей на королеву. Никогда еще не доводилось Риду видеть женщину, которая выглядела бы столь очаровательно во время беременности. Глядя, как она улыбается, приветствуя их общих друзей, он вдруг почувствовал, что в нем загорается желание. Тихо чертыхнувшись себе под нос, он быстро отвел взгляд от Кэтлин в попытке совладать со своим похотливым телом.

За столом, уставленным разнообразными яствами и превосходными винами, которые достали из погребов Чимеры, дабы достойным образом отметить тридцатидвухлетние хозяина дома, царила праздничная, непринужденная атмосфера. Бросая время от времени взгляды на жену, Рид думал, что сегодня она превзошла самое себя в попытке скрыть свою ненависть к Салли. Несколько раз он сам слышал, как Салли нарочно поддразнивает Кэтлин, но его прекрасная жена сохраняла полное спокойствие, с холодным равнодушием игнорируя все ее колкости. Рядом со зрелой, достигшей своего расцвета красотой Кэтлин привлекательность Салли заметно тускнела, и хотя он сам пригласил девушку в Чимеру, дабы отомстить жене за измену, даже его постепенно начали выводить из себя ее постоянные попытки унизить Кэтлин. Сейчас самый вид девушки был ему ненавистен и он собирался отправить мисс Салли Симпсон восвояси сразу же, как только она перестанет быть ему полезной.

Для музыкального сопровождения обеда, а также для того, чтобы дать возможность желающим насладиться танцами после него, был нанят небольшой оркестр. Несколько пар кружились в вальсе посреди зала, и остальные гости толпились вокруг, занятые разговором, когда Рид наконец развернул свои подарки. Как и в былые годы, подарки от Катлина и Андреа он получил раньше, в детской. Подарок Кэтлин совершенно его потряс, и он испытал острое чувство вины, которое еще более усилилось, когда, внезапно подняв голову, он поймал на себе взгляд жены, полный откровенной любви и нежности.

Развернув остальные подарки, Рид протянул руку Кэтлин, желая станцевать первый танец в этот вечер с женой. Салли стояла в толпе гостей, глядя на кружившуюся перед ней в вальсе пару с нескрываемой яростью, и злое выражение делало ее лицо почти уродливым. Зал был полон, и кто-то, проходя сзади Салли, толкнул ее, дернув за платье. Она почувствовала рывок, и вдруг к ее ужасу и изумлению всех присутствующих юбка платья быстро и бесшумно соскользнула на пол, так что на ней остался лишь корсаж и панталончики. Даже музыканты перестали играть, уставясь на нее в изумлении. Издав сдавленный крик, Салли наклонилась, чтобы поднять юбку. Материал был скользкий, и она никак не могла ухватить его дрожащими пальцами. Наконец ей удалось поднять юбку и, красная до корней волос, она застыла, бросая по сторонам отчаянные взгляды. Ей хотелось просочиться сквозь доски пола, но от ужаса она словно приросла к месту, не в силах не только убежать, но даже пошевелиться. Все глаза были устремлены на нее, и она слышала в толпе восклицания и громкий шепот. Все это были друзья Кэтлин, среди которых не было, конечно, никого, кто мог бы ее пожалеть. Где же Рид?

В первое мгновение Рид был слишком шокирован, чтобы тут же прийти Салли на помощь. Как и все вокруг, он стоял, широко раскрыв от изумления рот. Когда он наконец пришел в себя, первой его мыслью было, что к этому, несомненно, приложила руку Кэтлин.

Понимая, что должен помочь Салли, он скинул с себя сюртук и направился к девушке. Вокруг себя он слышал смешки и перешептывания и, чувствуя, как пылают его уши, мог только предполагать, что испытывает сейчас Салли. Внезапно он услышал за спиной голос одного из своих друзей:

— Теперь мы все наконец знаем то, что до этого было известно одному только Риду.

Кто-то ответил на это:

— Ничего особенного, как я погляжу. В порту я видал и кое-что получше.

Еще кто-то сказал:

— Как можно было позариться на такое, когда у тебя есть Кэтлин?

Рид был почти рядом с дрожащей Салли, когда его вдруг остановил звонкий голос жены:

— Поздравляю тебя с днем рождения, Рид, — прощебетала Кэтлин, мило улыбаясь и сверкая изумрудными глазами. — Я знаю, как ты любишь сюрпризы! Полагаю, — добавила она с ядовитым смешком, — теперь они, наконец, все развернуты!

С этими словами Кэтлин под громкий хохот гостей скользнула мимо изумленного подобной наглостью Рида и с гордым видом и высоко поднятой головой вышла из зала.

На следующий же день около полудня Салли покинула Чимеру. Рид не знал, куда она направилась, и по правде сказать, это его совершенно не интересовало. Он испытывал лишь огромное облегчение оттого, что наконец-то она уехала. Может сейчас, когда она больше не мозолила всем в округе глаза, он сумеет возвратить себе уважение друзей, и жизнь его в конце концов войдет в нормальную колею. Он допустил ошибку, вновь недооценив свою жену, и Салли, чье присутствие до этого полностью отвечало тем целям, с какими он и держал ее при себе, стала отныне ему совершенно не нужна. Ему не было жаль расстаться с девушкой. Она слишком долго была для него бельмом на глазу, и он был рад от нее избавиться, жалея лишь о том, что не сделал этого раньше.

Кэтлин, узнав об отъезде Салли, вздохнула с облегчением. Хотя она и понимала, что проблема между ней и Ридом была много глубже, не ограничиваясь лишь его увлечением этой девушкой, ее радовало, что отныне хотя бы этот фактор можно было не принимать в расчет. Если бы только и все остальное разрешилось бы столь же успешно!

По традиции День благодарения был исключительно семейным праздником, и в этом году его устраивала Сьюзен. Были приглашены Тейлоры и семья Теда со всеми их детьми; всего детей набралось шестеро: двое Рида и Кэтлин, двое самих Теда и Сьюзен и двое (сын и недавно родившаяся дочь) Мартина и Эми. Как всегда присутствовала и Изабел, и только Кейт не было сейчас с ними. Все остро чувствовали ее потерю, но особенно переживала Кэтлин. Это был первый праздник, который она встречала без бабушки.

Как она этого ни страшилась, традиции и ее собственная гордость обязывали Кэтлин явиться на семейное торжество. За все десять дней, что прошли с отъезда Салли, она ни разу не видела Рида. Несколько раз за это время он заезжал в Эмералд-Хилл повидать детей, но она к нему не выходила. Кэтлин понимала, что с ее стороны было откровенной трусостью, но как бы там ни было, она была просто не в состоянии заставить себя встретиться с Ридом. Через Изабел он передал, что просит ее вернуться в Чимеру. Однако, чувствуя себя еще не готовой столкнуться с ожидавшей ее там проблемой, Кэтлин отклонила его предложение, ответив, что она считает более разумным подождать с возвращением, пока ребенок не появится на свет.

Праздник прошел тихо, без обычного в такой день шума и веселья. Хотя и взаимно вежливые, Кэтлин с Ридом не знали, что сказать друг другу. Слишком многое произошло между ними в эти месяцы, и они чувствовали себя неловко в обществе друг друга. Оба вздохнули с облегчением, когда праздник наконец подошел к концу, особенно Рид, впервые в жизни ощутивший себя парией в своей собственной семье, все члены которой откровенно винили его одного за возникшее между ним и Кэтлин отчуждение.

После Дня благодарения Кэтлин перестала избегать мужа, когда он приезжал в Эмералд-Хилл, но редко вступала в разговор или присоединялась к нему в его играх с детьми. Несколько раз Рид умышленно заводил с ней какую-нибудь дискуссию, надеясь вызвать ее на спор, но она отвечала односложно, без присущего ей пыла. Судя по всему, она решила дождаться рождения ребенка, прежде чем вступать с ним в какие бы то ни было отношения.

В конце первой недели декабря Рид неожиданно получил письмо. Это был приказ генерала Джексона, предписывающий ему вместе с несколькими своими судами незамедлительно прибыть в Новый Орлеан, чтобы помочь защите города от англичан.

По пути в Саванну Рид заехал в Эмералд-Хилл попрощаться с женой и детьми. Услышав новость, Кэтлин откровенно расстроилась.

— Я должен ехать, Кэт, — твердо ответил он ей на все ее возражения.

— Но, Рид, если ты сейчас уедешь, ты явно пропустишь Рождество с детьми!

— У меня нет выбора. К тому же, — с горечью заметил он, — это будет не первое Рождество, которое я пропустил.

На лицо Кэтлин набежало облачко.

— Все так, но это будет второе Рождество подряд, когда ты отсутствовал, — съязвила она.

— Здесь я ничего не могу поделать, — ответил он резко. На мгновение горечь обиды заглушила в нем все другие чувства, и, не удержавшись, он поддел ее: — Не волнуйся. Я вернусь задолго до рождения ребенка, а если паче чаяния увижу вдруг в Новом Орлеане твоего любовника, я передам ему от тебя привет.

— Обязательно это сделай! — бросила она. Неожиданно, захватив ее совершенно врасплох,

Рид обнял Кэтлин и впился в ее губы жадным поцелуем. Однако вскоре то, что началось как утверждение своей власти, превратилось в долгий нежный поцелуй прощания.

— Береги себя и детей, Кэт, — прошептал он, отрываясь наконец от ее губ.

— Возвращайся домой целым и невредимым, Рид, — тихо проговорила она в ответ, и он готов был поклясться, что на мгновение в ее изумрудных глазах блеснули слезы.

ГЛАВА 24

Неделю спустя Рид уже находился среди того хаоса, что представлял собой в преддверии атаки англичан Новый Орлеан. Повсюду можно было видеть солдат генерала Джексона, измученных и потрепанных. Это были закаленные в боях воины, но после тяжелого перехода через топи под проливным дождем почти без отдыха и еды все они были совершенно измотаны и некоторые из них больны. Сам генерал Джексон тоже был явно нездоров, но старый вояка крепился, стараясь не обращать внимания на приступы головокружения и постоянный озноб.

— Капитан Тейлор, рад, что вы смогли прибыть, — приветствовал он Рида.

— А разве у меня был какой-то выбор, сэр?

— Никакого, — глаза Джексона озорно блеснули, — но вы могли прибыть слишком поздно, и это расстроило бы меня больше, чем могу вам выразить. Сколько кораблей вы привели с собой? — Неожиданно Джексон с силой стукнул кулаком по столу. — Черт! Просто позор, что мы не можем провести суда в Новый Орлеан по Миссисипи, но англичане закупорили нас тут крепче, чем скряга свою бутыль с виски.

Рид нахмурился:

— В порту было только четыре фрегата, когда я получил ваш приказ. Остальные уже вышли в море на охоту за вражескими судами.

Джексон пожал плечами.

— Ну что ж, все же это на четыре больше, чем было у нас до того. Где вы их укрыли?

— Я хотел поставить их на якорь в бухте Баратария, но увидев, что там все разрушено, отправился к другому островку, поблизости. Что, черт возьми, там произошло?

Джексон фыркнул:

— Этот идиот Клэборн не способен видеть дальше собственного носа. Три месяца назад он направил туда войска с приказом уничтожить находящуюся там базу Жана Лафита. Он едва не заставил меня поверить, что Лафит не только пират, но и британский шпион. Только вчера я узнал, что Лафит несколько месяцев пытался предупредить Клэборна о готовящейся англичанами атаке. Но этот дурак из-за какой-то там личной обиды предпочел проигнорировать все его предупреждения. Если бы он вовремя прислушался к его словам, мы не страдали бы сейчас от недостатка людей и оружия, которого нам особенно не хватает.

— Неужели все так плохо, генерал? — Рид вопросительно поднял брови.

— Сынок, если бы англичане знали, как мало у нас людей и оружия, они напали бы сегодня же вечером и захватили бы Новый Орлеан и всю Миссисипи. Единственные траншеи, что у нас есть, это те, что мы сами вырыли по прибытии. Единственные запасы — те, что я приказал сделать. Только мои люди и умеют по-настоящему драться. Черт! Удивляюсь, как это еще Клэборн не послал англичанам приглашение на блюдечке с золотой каемочкой!

— Может, мне послать одно судно за оружием назад, к побережью? Мы могли бы потом переправить его в Новый Орлеан по нижнему руслу.

Генерал задумался.

— Можно попробовать, но ограничьтесь одним кораблем. Хотя я сильно сомневаюсь, что они успеют вернуться до атаки англичан. А пока мы будем рады любой паре рук, которую вы сможете предоставить в наше распоряжение для рытья траншей.

В дверь постучали и в ответ на разрешение генерала войти на пороге появился лейтенант. Отсалютовав, он сказал:

— К вам Жан Лафит, сэр. Джексон кивнул.

— Да, пусть войдет. Я ждал его.

Немедленным желанием Рида было тут же встать и уйти, но Джексон взмахом руки приказал ему остаться. Вынужденный подчиниться, Рид снова сел и, внутренне собравшись, приготовился к встрече с соперником.

Войдя, Жан ловко отсалютовал, приветствуя генерала. Внезапно он заметил Рида и вздрогнул от удивления.

— Привет, Рид. Не ожидал увидеть тебя здесь.

— Вы знакомы?

Мгновение поколебавшись, Рид ответил:

— Да, сэр. Как поживаешь, Жан?

— Бывало и лучше, но сегодня я пришел не за тем, чтобы жаловаться, а предложить генералу Джексону помощь.

— Что это за помощь, Лафит? — спросил Джексон.

— Я предлагаю вам свои услуги, как и услуги моих людей, которые, в отличие от жителей Нового Орлеана, умеют драться. К тому же они знают как свои пять пальцев окрестности города и проходы через топи. Единственное их желание, как и мое, это доказать свою преданность Америке.

Глаза генерала заинтересованно блеснули.

— Сколько человек вы можете предложить?

Жан пожал плечами.

— Пятьдесят… восемьдесят… может, и все сто. Все зависит от того, сколько людей мне понадобится на судах и новой базе. Естественно, я с радостью предоставлю в ваше распоряжение и несколько своих кораблей, но только с условием, что команды на них будут мои.

Пока генерал обдумывал это предложение, Рид спросил Жана:

— Ради чего ты делаешь все это после того, как Клэборн изгнал тебя с Гранд-Тер?

Взгляд светло-карих глаз обратился к Риду.

— Потому что я американец, — в голосе Жана звучала откровенная гордость, — и мне хочется помочь в защите моей новой родины. Однажды мне уже пришлось бежать из своего дома, оставив позади все, что было мне дорого, и я не желаю, чтобы это повторилось снова. И потом, — он криво усмехнулся, — ты ведь знаешь, англичане мне никогда не нравились.

— Вашим людям придется самим позаботиться об орудиях и боеприпасах, — произнес Джексон.

Жан усмехнулся:

— Да, до меня дошли слухи, что вам не хватает оружия. Возможно, в этом я тоже смогу вам помочь.

Мгновенно заинтересовавшись, Джексон наклонился вперед.

— Садитесь, Лафит, и давайте все как следует обсудим…

В конечном итоге оба они остались довольны, чего никак нельзя было сказать о Риде. Жан согласился доставить с острова оружие и боеприпасы, за которые, как обещал генерал, правительство Соединенных Штатов с ним впоследствии полностью рассчитается. Было решено также, что Жан предоставит в распоряжение генерала корабли и команды, если понадобится, и поможет в составлении подробных карт водных путей в топях, организовав наблюдение за линиями обороны в этих районах.

Со своей стороны Джексон проследит за тем, чтобы Клэборн отправил президенту письмо с просьбой объявить амнистию Лафитам и всем остальным людям Жана, обвиненным в пиратстве.

В завершении генерал приказал Риду всячески помогать Жану, регулярно докладывая ему лично, как идут дела.

Заметив по лицу Рида, что задание явно не доставило тому никакого удовольствия, Джексон добавил:

— Как я вижу, капитан Тейлор, вы с Лафитом не питаете друг к другу особой любви, но времени у нас в обрез, и сейчас все личные обиды должны быть отставлены в сторону. К тому же я все равно не могу вас никем заменить. Вы, как вы сами сказали мне, знаете эти топи так же хорошо, как и он, и потом вы единственный, кто сможет поддерживать дисциплину как среди его людей, так и моих солдат. Я знаю, вы сделаете все, как надо, и я могу полностью на вас положиться.

Как ни неприятна была Риду мысль о тесном сотрудничестве с Жаном, он не мог отказать генералу. Надо же было такому случиться! Денно и нощно общаться с собственным соперником, который к тому же был, возможно, отцом будущего ребенка Кэтлин — нет, это было просто невыносимо! Если они с Жаном не прикончат друг друга еще до окончания военных действий, это будет настоящим чудом!

Когда они вышли из кабинета Джексона, Жан заметил:

— Итак, mon ami[24] мы снова сражаемся вместе, как в добрые старые времена.

— Мы больше с тобой не друзья, и вряд ли когда-нибудь снова будем ими, — прошипел в ответ Рид. — Если бы не генерал Джексон, я тут же вызвал бы тебя на дуэль.

На лице Жана появилась улыбка.

— Ты вызвал бы меня на дуэль?

Рид кивнул.

— Без твоей команды, естественно, чтобы они не вонзили мне нож в спину после того, как я тебя прикончу, — язвительно добавил он.

В глазах Жана появилась печаль.

— Мне жаль, что дошло до этого между двумя такими друзьями, какими мы когда-то были с тобой. Я не держу на тебя никакого зла, Рид.

— Не могу сказать того же о себе, и меня, признаюсь, удивляет твое отношение. Ты, что в конце концов понял, что не любишь мою жену?

Жан вздохнул:

— Я очень люблю Кэтлин. И всегда буду ее любить, но она принадлежала тебе первому, и ты тот, кого она любит больше всех на свете. Зная это, как могу я оспаривать ее у тебя?

Рид остановился и бросил яростный взгляд на Жана.

— Тебе следовало бы подумать об этом раньше. А так, я скорее застрелил бы тебя, чем взглянул в твою сторону еще раз. Только обстоятельства и приказ генерала удерживают меня от этого.

На следующий день англичане вошли в озеро Борн, и Джексон немедленно ввел в Новом Орлеане военное положение. Никто отныне не имел права покидать город без разрешения генерала, и под его неусыпным оком полным ходом шли работы по строительству оборонительных сооружений. Все мужчины, способные держать в руках лопату, день и ночь рыли вокруг города траншеи. Женщины тоже не сидели без дела, свертывая бинты и заготовляя впрок припасы на случай долгой осады.

Рид работал до изнеможения, стараясь этим подавить в себе обуревавшие его чувства. С новой базы Жана были доставлены оружие и боеприпасы и рассредоточены по всему городу с тем, что если один тайник будет уничтожен, остались бы другие. Суда были направлены в стратегически важные районы, и люди Жана, как и большинство людей Рида, заняли позиции вокруг и внутри топей, где имелись проходы для судов.

В течение всего периода этой лихорадочной деятельности Рид старался по возможности игнорировать Жана, что требовало от него невероятных усилий. Стоило им очутиться рядом, как в глазах Рида мгновенно вспыхивала ярость и, казалось, воздух начинал вибрировать от напряжения. Они постоянно обменивались колкостями, и было лишь вопросом времени, когда их взаимная ненависть выплеснется наружу.

Видя, что их капитаны постоянно ссорятся и смотрят волком друг на друга, люди постепенно начали разделяться на два лагеря. И неважно, что когда-то они плавали вместе и знали друг друга многие годы, не раз обмениваясь историями над бочонком рома; сейчас они были врагами, готовыми в любую минуту перегрызть друг другу глотку.

Доминик попытался положить этому конец.

— Вы только посмотрите на себя! — возмущенно проговорил он, переводя взгляд с Рида на Жана. — Прямо как мальчишки! Прекрасный пример вы подаете своим людям. Они и так уже готовы броситься друг на друга и ждут лишь, когда кто-нибудь из вас подаст им сигнал. У нас есть более важные дела, чем драться друг с другом.

— Мой брат прав, — согласился Жан.

Хотя и сознавая правоту слов Доминика, Рид все же сказал:

— Возможно. Но как только это сражение с англичанами закончится, ничто не доставит мне большего наслаждения, чем избить тебя до полусмерти, Жан.

— А почему бы тебе не вызвать его на поединок на шпагах, Рид? — предложил насмешливо Пьер. — Или ты боишься признать, что Жан лучше тебя фехтует? Кэтлин и та как-то победила Жана в таком поединке. Неужели ты хочешь показать себя менее искусным, чем твоя жена?

— Что ты хочешь этим сказать? Как это Кэтлин победила Жана? Когда?

— Это было на Гранд-Тере, — Пьер ухмыльнулся. — Предполагалось, что никто из нас ничего об этом не знает, но Доминик все видел. Кэтлин предложила Жану помериться силами на шпагах, и она была просто magnifique[25].

— Она и вправду одержала победу над Жаном? — изумленно спросил Рид. Хотя ему было известно, что Кэтлин отлично владеет шпагой — он сам не раз был жертвой ее мастерства, — но победить знаменитого Жана Лафитта…

— Должен признать, что все так и было, — Жан кивнул. — Кэтлин одна из лучших фехтовальщиц в мире.

— Здесь я с тобой полностью согласен, — ядовито заметил Рид. — У этой маленькой ирландской колдуньи множество удивительных талантов, явно не приставших настоящей леди, одним из которых является коллекционирование любовников!

Вспыхнув от ярости, Жан бросился к Риду с явным намерением схватить того за горло.

— Ах ты, проклятый ублюдок! И эта женщина еще оплакивала тебя! Она пролила реки слез! Она шла на совершенно немыслимый риск, потому что ей не хотелось жить, когда она решила, что ты погиб!

Рид нанес удар кулаком в лицо Жану.

— И однако она довольно быстро утешилась в твоей постели! — Рид крякнул, получив от Жана удар в живот.

— А ты в это время собирал морские ракушки в компании очаровательной мисс Симпсон, не так ли?

Рид сбил Жана с ног.

— Не суй свой нос в дела, которые тебя не касаются!

Несколько минут мужчины боролись, нанося друг другу весьма ощутимые удары, но ни один не получил заметного преимущества. Наконец они оторвались друг от друга и, мгновенно вскочив на ноги, принялись кружить, ожидая удобного момента для нанесения удара.

— Если мисс Симпсон меня не касается, — произнес, тяжело дыша, Жан, — то может меня касается Кэтлин, если ты считаешь, что ребенок, которого она ждет, мой?

Итак, наконец-то все карты были раскрыты.

— Полагаю, тебе сказал об этом Доминик? — Рид бросил на Жана злобный взгляд.

— Он передал мне все, что сказала ему Изабел о том, как ты обращаешься с Кэтлин.

Они одновременно ринулись вперед и, схватившись, принялись колотить друг друга изо всех сил. Рид разбил Жану в кровь нос. Жан в свою очередь нанес ему такой сильный удар в грудь, что Риду показалось, будто у него треснуло ребро. В следующее мгновение они вновь рухнули на землю.

— Изабел это совершенно не касается!

— Она правильно делает, что тревожится, — прошипел сквозь стиснутые зубы Жан. — Если тебе наплевать на Кэтлин, я с радостью приму ее назад, не думая том, чьего ребенка она носит. Ослепленный яростью Рид схватил Жана за горло.

— Да я скорее убью вас обоих, чем позволю уйти к тебе!

С силой ударив Рида в пах, Жан заставил того отпустить его и быстро вскочил на ноги.

— Твоя беда, Рид, заключается в том, что ты следуешь на поводу у своих эмоций, вместо того, чтобы думать головой, — прохрипел он, с презрением глядя на поднимавшегося с земли Рида. — Если бы Кэтлин вправду хотела быть со мной, ничто не смогло бы ее остановить. Подумай-ка об этом на досуге!

Рид прыгнул, и они вновь покатились по земле. Когда Доминику с Пьером удалось наконец их разнять, левый глаз у Жана совершенно заплыл и они оба Ридом ловили ртом воздух, почти теряя сознание.

— Ты дурак, Рид! — выкрикнул Жан. — Кэтлин любит тебя больше, чем ты того заслуживаешь!

— Это все равно не решает проблемы с ребенком, — пробормотал Рид разбитыми в кровь губами, пытаясь сбросить с себя Доминика, чтобы добраться до Жана.

— Если бы ты любил ее по-настоящему, все это не имело бы для тебя никакого значения. — Жан сплюнул, пытаясь освободить рот от крови. — Ты не заслуживаешь этой женщины, Рид! Твоя собственная глупость и гордыня ослепляют тебя, мешая видеть, чего она стоит!

Вскоре в город прибыли войска генералов Коффи Кэрролла, и Джексон получил наконец долгожданное подкрепление. За три дня до Рождества англичане пересекли озеро Борн и ночью под прикрытием темноты захватили находившуюся всего в восьми милях от Нового Орлеана плантацию, откуда, к счастью, все давно уже перебрались в город.

Забыв на время о вражде, Жан с Ридом объединили свои силы, чтобы во главе с Джексоном нанести внезапный удар по англичанам, пока те не успели перегруппироваться и двинуться к городу.

Они атаковали засевшего на плантации неприятеля и при поддержке шхуны «Каролина», поливавшей огнем побережье и британские суда, разгромили его наголову. Англичане поспешно отступили, и хотя все понимали, что это еще не конец и основное сражение впереди, настроение у всех было приподнятое.

Через несколько дней траншеи вокруг Нового Орлеана, как и площадки для установки орудий, были готовы.

Все это время Рид с Жаном, несмотря на кипевшую в их душах ненависть друг к другу, сохраняли хладнокровие, не давая ей выплеснуться наружу.

Сидя на койке в своей крошечной палатке, внутрь которой со всех четырех сторон просачивалась грязная жижа, Рид думал о доме. Был канун Рождества, и он гадал, что делали сейчас Кэтлин и дети. Находились ли они в церкви? И у кого — у Сьюзен или у своей тети Барбары — остановилась в городе Кэтлин? Рид устало потер лоб. Черт, как же ему хотелось оказаться сейчас дома! Никакая ссора с Кэтлин не могла идти в сравнение с этим разъедающим душу мучительным одиночеством.

Он осторожно опустился на койку, придерживая одной рукой перевязанный бок. В мозгу у него вновь зазвучали слова Жана. Может, он и вправду был слепым, глупым, но при одной только мысли, что Кэтлин, возможно, носит под сердцем ребенка Жана, его охватывало отвращение. Тяжело вздохнув, Рид закрыл глаза.

Кэтлин сидела, глядя на едва тлеющие уголья в камине. Было уже поздно, и все давно улеглись, чтобы как следует выспаться перед Рождеством. Из-за ее близких родов, все — и Бейкеры, и Тейлоры — приехали на праздники в Эмералд-Хилл.

Кэтлин перевела взгляд на разложенные под елкой подарки. Рано утром Андреа и Катлин, вместе со своими кузенами, все переворошат здесь, разбрасывая по всей комнате ленты и оберточную бумагу, и дом мгновенно огласится веселым смехом и радостными криками. И после этого под ветвями останутся лишь те подарки, что все они приготовили для Рида.

Сама она сшила Риду в подарок шоколадного цвета домашнюю куртку и купила в тон ей тапочки. Помимо этого она разыскала в одной антикварной лавке изумительную резную табакерку и наполнила ее его любимыми сигарами. От Катлина Рид получит кружку, а Андреа решила подарить своему любимому папочке синий галстук. Все это так и будет лежать здесь, ожидая Рида, когда бы он ни вернулся.

Были здесь и два подарка ей самой от Рида. Мэри принесла их еще в начале недели. Очевидно, он приготовил их для нее перед отъездом в Новый Орлеан. Но никакие подарки не могли заменить его самого. Кэтлин вздохнула. Она бы многое отдала за то, чтобы он был сейчас здесь, рядом с ней, даже если бы это означало новую ссору. Возможно, хорошая перебранка была именно тем, в чем она сейчас нуждалась, чтобы выйти наконец из охватившей ее апатии.

Ребенок ударил ножкой, заставив ее опустить глаза на свой огромный живот. Поглаживая живот круговыми движениями, Кэтлин постаралась его успокоить. Не пройдет и нескольких недель, как она будет держать это дитя на своих руках. Страх ледяной рукой сжал сердце Кэтлин. Но ее тревожили не сами роды, а то, как сложатся после этого их с Ридом отношения. Если ребенок будет походить на Жана, то Рид ее никогда не простит, а если нет, то, возможно, она сама не сможет простить Риду того, как он относился к ней все эти месяцы. Временами она ненавидела его почти так же сильно, как любила. Кэтлин снова вздохнула. Как бы там ни было, ей не оставалось ничего другого, как только ждать. Но каким бы ни был исход, она будет любить этого ребенка и защищать его, не жалея собственной жизни.

Рождественское утро выдалось ярким и солнечным. Кэтлин стояла у окна спальни, глядя, как восходит солнце, и думала о Риде. Может, в Новом Орлеане он тоже сейчас смотрит на небо, наблюдая за восходом солнца? И как там все у него? Виделся ли он с Элеонорой? Не встретил ли он случайно Жана? Или Доминика? Напали ли уже на них англичане? Не истекают ли сейчас люди кровью под этим ярким солнцем? И нет ли среди них Рида? Как жаль, что нельзя все узнать мгновенно, и приходится невыносимо долго ждать, пока новости с фронта дойдут до Саванны.

Позже этим же утром Кэтлин сидела с подарками Рида на коленях, почти страшась их открыть. Временами Рид относился к ней с такой откровенной враждебностью, что она была не уверена, что найдет там. Наконец, не в силах более сдерживать свое любопытство, она открыла первую коробку, побольше. В ней лежало прекрасное персикового цвета утреннее платье и туфли в тон ему. По аккуратности стежков Кэтлин мгновенно узнала работу миссис Фиц и мысленно поблагодарила и ее, и Рида, когда, развернув платье, обнаружила, что оно свободного покроя и явно будет ей впору и сейчас, и после рождения ребенка.

Вторая коробочка была много меньше, и когда она потрясла ее, внутри что-то зазвенело. Подняв крышку, Кэтлин застыла в изумлении, увидев внутри дюжину золотых шпилек для волос, на конце каждой из которых сверкал драгоценный камень: на шести изумруды, на остальных — бриллианты.

К подарку была приложена записка:

«Моей прекрасной жене, которая своей красотой затмит любой драгоценный камень »

Внизу была подпись:

«Рид ».

Радость Кэтлин мгновенно померкла. В записке не было ни слова любви, и великолепие подарка говорило лишь о том, что Рид гордится и восхищается ее красотой.

Рид, в отличие от Кэтлин, наблюдавшей прекрасный восход, видел перед собой лишь серое небо, затянутое тучами, из которых, не прекращаясь ни на минуту, все Рождество лил дождь. Он думал о доме, и настроение у него было отвратительным, вполне под стать погоде.

Единственное, за что он был благодарен судьбе, так это за то, что Элеонора пригласила его к себе и ему не пришлось на Рождество ужинать со своими солдатами. Узнав, что он в городе, она настояла на том, чтобы он встретил Рождество вместе с ней и ее братом. Весь вечер она расспрашивала его о Кэтлин, и он покинул их с толстым письмом, обещав передать его жене сразу же по возвращении в Саванну.

На улице ему встретилась Салли Симпсон. Сначала он решил, что обознался, но тут она повернулась к нему лицом, и все его сомнения разом исчезли. Это была мисс Салли Симпсон собственной персоной! Он уже хотел поздороваться с ней, так как вряд ли она могла узнать его в плаще и надвинутой от дождя на самые брови шляпе, но что-то в ее странной вороватой манере поведения заставило его поколебаться. Быстро оглядевшись по сторонам, Салли села в ничем не примечательную карету.

Удивленный неожиданным появлением Салли в Новом Орлеане и ее странным поведением, Рид решил последовать за ней. Карета ехала по малолюдным боковым улочкам и переулкам, направляясь, судя по всему, к окраине города, туда, где находился причал. Не доезжая до него, карета на мгновение остановилась, и в нее быстро сел какой-то человек. Через пару миль человек вышел, сразу же скрывшись за росшими вдоль дороги деревьями, и карета покатила дальше.

Несколько секунд Рид колебался, не зная, последовать ли ему за каретой или вышедшим из нее человеком. Затем, подумав, что он видел дом, перед которым Салли села в карету, и в случае необходимости всегда сможет его узнать, Рид решительно повернул коня и последовал за мужчиной, держась от него на некотором расстоянии. Вскоре меж деревьев блеснула серая лента реки. Продолжая держаться в тени деревьев, Рид ехал на восток за шедшим по берегу реки человеком, пока того не встретила лодка с сидевшими в ней тремя мужчинами. Посадив преследуемого Ридом человека, они тут же отчалили, мгновенно исчезнув в зарослях тростника. Рид спустился к берегу, и, хотя в стелющемся над рекой тумане лодки не было видно, до него явственно донеслись голоса сидевших в ней людей. Вне всякого сомнения, все четверо были англичанами.

Рид повернул коня и поехал назад в город. В голове его был полный сумбур. На память ему пришли слова Кэтлин, не раз предупреждавшей его насчет Салли, от которых он всегда отмахивался, считая их лишь обычным проявлением женской ревности. Ему вспомнились также различные случаи, которым он в свое время не придал никакого значения. Почему, например, Салли решила нанести визит дяде в Вашингтон всего за несколько дней до атаки англичан на город? И потом, позже, когда она упросила его взять с собой в столицу? Сейчас, оглядываясь мысленно назад, он понимал, что это выглядело, по меньшей мере, странным. И что привело ее в Новый Орлеан? Что-то здесь было явно нечисто.

Подъезжая к зданию, из которого, как он полагал, уехала, сев в карету, Салли, Рид заметил Жана Лафита, выходившего из дома Пьера вместе с Домиником. Усилием воли Рид сдержал мгновенно вспыхнувшее в нем желание проехать мимо. Ему было просто необходимо поделиться с кем-нибудь своими опасениями, и бывшие друзья, несомненно, могли дать дельный совет в отношении того, как ему поступить в данном случае. Поддавшись невольному порыву, он крикнул:

— Жан! Постой!

Подъехав, он быстро рассказал им о странном инциденте. Затем спросил:

— Ты, несомненно, узнал бы ее, Жан. Видел ли ты ее в городе?

Жан поморщил лоб.

— Нет, что-то не припомню, чтобы я встречал ее в последнее время. Конечно, я сразу бы ее узнал.

— Думаю, за ней надо проследить, — вставил Доминик. — Так как меня она не знает, я и займусь этим… или, может, Пьер?

Рид согласился с предложением Доминика и показал на дом, из которого, как он полагал, Салли вышла и села в карету.

— Вы знаете, кто здесь живет?

Жан кивнул:

— Этот дом снял один из помощников Клэборна. Ему, думаю, известно все, что губернатор с генералом Джексоном обсуждают или планируют.

Рид помрачнел.

— Иными словами, человек, который мог бы многое поведать своей привлекательной подружке в пылу страсти.

— Вероятно.

— Черт! Кэтлин говорила мне, что Салли вполне может быть шпионкой, но я лишь смеялся над ней, принимая все это за ревность!

— Мы не выпустим ее из вида, — уверил его Жан, — и если наши опасения подтвердятся, мы сообщим обо всем генералу.

На рассвете шхуна «Каролина» подверглась вражескому обстрелу и была уничтожена. При первых же выстрелах неприятеля большая часть команды оставила корабль и бросилась вплавь к берегу. «Луизиана» была поспешно выведена из опасной зоны, что из-за почти полного отсутствия ветра, пришлось делать с помощью весел. Люди Жана и Рида, приставленные к орудиям «Луизианы», огнем прикрывали отступление, пока наконец корабль не оказался в безопасности, достигнув берега.

На следующий день войска Джексона, окопавшиеся вдоль реки, были атакованы. Англичане двигались по берегу через лес двумя колоннами, и их ярко-красные мундиры, мелькавшие меж деревьев, представляли собой превосходную мишень. Американцы открыли огонь, почти мгновенно смяв стройные ряды противника, бросившегося тут же врассыпную. Орудийным залпам с берега вторили пушки находившейся поблизости «Луизианы», и, попав под перекрестный огонь, англичане были вынуждены отступить, неся при этом огромные потери.

В этот же день, к вечеру, при их очередной встрече были арестованы Салли Симпсон и ее посредник, которым было предъявлено обвинение в шпионаже. При обыске у Салли была обнаружена записка с полученной ею от легковерного любовника информацией о предполагаемых передвижениях американских войск. Виселица женщине, скорее всего, не грозила, но, судя по всему, пройдет еще немало времени, прежде чем мисс Симпсон сможет вновь испытывать силу своих чар на легковерных молодых людях.

ГЛАВА 25

Первый день нового, 1815 года начался для жителей Нового Орлеана с грохота орудий. Воспользовавшись предрассветным туманом, англичане приблизились к передовым позициям американцев на расстояние не более ста ярдов. Завязался невероятно ожесточенный бой, который закончился лишь к полудню, когда под январским солнцем туман рассеялся. Рид сражался бок о бок с Жаном, восхищаясь мастерством, с каким тот одинаково владел и ружьем и саблей. Жан, несомненно, был человеком, достойным уважения. Такого неплохо было иметь рядом с собой в бою, что он и доказал в этом сражении. В самый разгар битвы, когда вокруг свистели пули и все было окутано дымом, он вдруг с силой толкнул Рида в бок и оба они, упав на землю, скатились в канаву. Рид заорал:

— Что, черт возьми, ты делаешь?!

Жан ухмыльнулся, сверкнув зубами, которые казались особенно белыми на покрытом грязью и копотью лице.

— Ты лучше бы поблагодарил меня, старина, вместо того, чтобы чертыхаться.

Протянув руку, Жан поднял с земли шляпу Рида и просунул палец в дыру, оставленную в ней вражеской пулей. Рид побледнел, глядя на шляпу, которая только что была у него на голове. Опоздай Жан хотя бы на секунду, он сейчас, вне всякого сомнения, был бы уже мертвецом. Рид с трудом выдавил из себя:

— Ты спас мне жизнь.

Жан пожал плечами, словно все произошедшее было ничего не значащим пустяком и, поднявшись, направился туда, где находился прежде.

Вскоре сражение закончилось и англичане отступили на прежние позиции. Генерал Джексон созвал совещание, но Рид, присутствовавший на нем с несколькими другими командирами, почти ничего не слышал из того, что на нем говорилось. Его обуревали противоречивые чувства, и он все время задавал себе одни и те же вопросы. Зачем человеку, который желал жену другого, нужно было спасать этому другому жизнь? Вне всякого сомнения, Жану была бы на руку его смерть, так как в этом случае он заполучил бы Кэтлин. Не спас ли он его лишь в память их прежней дружбы? И сделал ли бы он то же самое, окажись на месте Жана? Не был ли Жан более благородным человеком, чем он?..

Для Кэтлин новый год начался спокойно. Приехала Мэри и забрала с собой в церковь детей. Кэтлин ехать с ними отказалась, понимая, что в ее нынешнем положении ей не выдержать тряски в карете. Живот был таким огромным, что она без труда могла удержать на нем чашку с блюдцем, если ребенок не толкался. Ходила она медленно, вразвалку, как утка, и чтобы надеть туфли, ей требовалась помощь. К счастью, ее лицо, руки и ноги отекали не слишком сильно, хотя, подумала она, криво усмехнувшись, это более чем щедро возмещалось постоянным расстройством желудка. Чувствуя постоянную усталость из-за своего увеличившегося веса, она считала дни, мечтая лишь о том, чтобы все это поскорее кончилось и она смогла бы, наконец, прижать ребенка к груди. Она также часто спрашивала себя, что сулит этот новый год ей — и Риду? Принесет ли он им горе или радость, или и то, и другое вместе?

А в это время — лучше поздно, чем никогда, как, усмехнувшись, заметил генерал Джексон — в Новый Орлеан прибыла в качестве подкрепления дивизия из Кентукки. Случилось так, что ей пришлось принять участие в решающей битве за Новый Орлеан, которая, хотя тогда этого, разумеется, никто не знал, стала последней в этой войне.

Туманным воскресным утром ровно через неделю после начала нового года англичане атаковали вновь. К счастью, ветер вовремя разогнал туман. В изумлении смотрели американцы на невесть откуда взявшуюся стену ярко-красных мундиров, которая находилась от них не более чем в шестистах ярдах и продолжала неуклонно приближаться.

Жан покачал головой.

— Я просто поражаюсь тупости этих англичан. Они же ходячие мишени!

— Они или невероятно глупы, или храбры сверх меры! — заметил Рид. — Не знаю, что из этого более верно.

— В любом случае, стрелять по ним — все равно что бить рыбу прямо в садке! — воскликнул в сердцах Доминик. — Мне не доставит большого удовольствия сбивать этих парней, которые виноваты только в том, что в командиры им достался безмозглый болван!

Снова и снова стреляли американцы в надвигавшуюся на них ярко-красную стену, но это почти не замедляло ее движения, так как когда кто-нибудь падал, образуя брешь, его соседи смыкались вновь. Лишь благодаря своей численности, англичанам удалось все же дойти до передовых позиций американцев. Завязался рукопашный бой, в котором особенно отличились каперы — когда кончились патроны, в руках у них тут же засверкали ножи и абордажные сабли.

В самый разгар битвы взгляд Рида, только что прикончившего очередного противника, случайно упал на Жана. Поглощенный в этот момент отражением атаки английского солдата, тот не видел, что в него целится еще один. Рид действовал не размышляя. Мгновенно выхватив из-за пояса нож, он с силой метнул его в солдата. Нож вонзился меж лопаток, и тот замертво упал на землю, так и не успев нажать на курок. К полудню сражение закончилось как под стенами города, так и на западном берегу Миссисипи, где американцам пришлось отступать, пока не подошло подкрепление. Более двух с половиной тысяч раненых и убитых англичан, включая их командующего, осталось в этот день лежать на поле брани. Американцы потеряли менее трехсот пятидесяти человек, из которых шестеро были людьми Жана и один Рида.

После сражения к Риду подошел Доминик.

— Я видел, что ты сделал. — Выражение черных глаз Доминика было серьезным. — Ты спас Жану жизнь.

Рид закурил.

— Предположим. Ну и что из этого?

— Почему ты спас жизнь человеку, которого, судя по всему, ненавидишь?

— Потому что мы с ним были когда-то друзьями, потому что я все еще уважаю его, даже если он и вызывает у меня ненависть, — ответил Рид и подумал: «Жизнь за жизнь. Теперь мы квиты».

На следующий день было объявлено перемирие, дабы дать возможность англичанам предать своих мертвых земле. Затем англичане свернули свои лагеря, и стороны договорились об обмене пленными. На рассвете девятнадцатого января все англичане ушли. Новый Орлеан словно обезумел от радости. По окончании парада, на котором генерал Джексон и Жан Лафит были провозглашены героями, на главной площади в честь одержанной победы состоялся грандиозный бал.

Шли дни, но жители города никак не могли успокоиться, столь бурно и неумеренно проявляя свой восторг, что к концу января генерал Джексон вновь был вынужден объявить в Новом Орлеане военное положение. Все вокруг только и говорили, что о мирном договоре, переговоры о заключении которого начались, по слухам, еще в конце декабря, до сражений в Новом Орлеане. Однако генерал оставался тверд, отказываясь смягчить введенные им ограничения. Когда еще одна неделя прошла без всяких изменений, Рид обратился к генералу с просьбой об аудиенции.

— Сэр, — начал он, войдя в кабинет генерала, — я почтительно прошу вашего разрешения покинуть Новый Орлеан.

— А какие у вас основания считать, капитан Тейлор, — сказал резко Джексон, — что я сделаю для вас исключение?

Рид старался сдержать мгновенно вспыхнувшую в нем ярость.

— Вы вновь объявили военное положение, дабы восстановить порядок в Новом Орлеане. — Рид посмотрел генералу прямо в глаза. — Но с этим вполне могут справиться ваши люди. Так что в присутствии моих людей, которых к тому же ничто не связывает с этим городом, нет никакой необходимости. Они не знают, куда деть себя от скуки, и я боюсь, это может в конце концов привести к взрыву.

— Вы хотите сказать, — Джексон лукаво улыбнулся, — что если я позволю вам вместе с вашими людьми уехать, это облегчит мою задачу?

— Так как англичане больше не представляют угрозы и мирный договор или уже подписан, или же будет подписан в ближайшем будущем, то да.

Задумчиво прищурившись, Джексон поднялся.

— Отправляйтесь. Черт с вами! — проворчал он и, когда Рид был уже на пороге, добавил: — Благодарю вас, капитан Тейлор, за вашу помощь. Вы один из тех людей, которых неплохо иметь рядом в трудную минуту.

В устах старого вояки это был исключительный комплимент, и Рид, понимая это, ответил:

— Это большая честь для меня, генерал.

С этими словами он, отсалютовав Джексону, вышел.

Стремясь уехать, пока генерал не передумал, Рид, не мешкая, начал готовиться к отплытию. В день, когда он должен был покинуть Новый Орлеан, на пристань проводить его пришли Жан с Домиником.

Доминик, попрощавшись и пожелав Риду удачи, протянул письмо для Изабел.

— Скажи ей, что я приеду за ней сразу же, как только смогу.

— Я все передам, — несколько чопорно ответил Рид.

Жан протянул ему на прощание руку.

— Мне хотелось бы, чтобы между нами было все по-другому, Рид. Ведь когда-то мы с тобой были добрыми друзьями.

Обменявшись с Жаном рукопожатием, Рид спросил:

— Чем ты намерен теперь заняться, Жан? Будешь отстраивать Гранд-Тер?

Жан широко улыбнулся:

— Нет. Клэборн опять начал приставать, и потом, я вряд ли, судя по всему, скоро получу от американского правительства обещанные деньги за свою помощь. Так что я решил уехать отсюда.

— И куда? — поинтересовался Рид.

— Присмотрел я тут один островок, который, думаю, идеально подойдет мне в качестве новой базы. Недалеко от побережья Техаса. Называется Галвестон, или Змеиный остров. — Жан криво усмехнулся. — Похоже, в жилах у меня течет кровь корсаров. Не могу представить себе жизни без качающейся под ногами палубы. Слишком долго я досаждал англичанам и испанцам, чтобы отказаться сейчас от всего этого.

— Ну что ж, желаю успеха в твоих делах, Жан, — сказал Рид и с удивлением почувствовал, что говорит это искренне.

— А я тебе.

— Прощай, Жан.

По прибытии домой Рид был ошеломлен тем, как раздалась Кэтлин. За какие-нибудь два месяца ее тело стало просто огромным. Она не могла без посторонней помощи ни встать, ни лечь, и ее постоянно мучили невыносимые боли в спине.

Так как Кэтлин наотрез отказалась возвращаться в Чимеру, Риду пришлось переселиться в Эмералд-Хилл. Ему хотелось быть поблизости, когда родится ребенок, как на случай непредвиденных обстоятельств, так и для того, чтобы не давать повода для сплетен.

Какой-то звук разбудил Рида. Мгновение он лежал, прислушиваясь, в попытке понять, что это было. Он хотел вновь закрыть глаза, когда до него вдруг донесся еле слышный приглушенный стон. Он тут же повернулся на спину и посмотрел на белевшее рядом с ним на подушке лицо Кэтлин. В пробивающемся сквозь шторы лунном свете он заметил блеск ее зубов и прикушенную нижнюю губу.

— Кэт, — прошептал он нежно.

— М-м-м.

Он подождал пока схватка прошла.

— Как часто у тебя схватки?

— Откуда, черт возьми, мне это знать! Часы на другом конце комнаты, и я не сова, чтобы видеть в темноте на таком расстоянии!

Рид едва не рассмеялся, услышав ее ответ.

— Хотя бы приблизительно.

— Думаю, через каждые пять минут.

— Регулярно?

— Да.

— Черт возьми, Кэт! Почему ты не разбудила меня раньше? — Рид зажег лампу у кровати и окинул ее свирепым взглядом.

— Я вообще не собиралась тебя будить. И не вздумай посылать за врачом. Он лишь стоит рядом и сочувственно цокает языком, пока я выполняю всю работу, а потом присваивает себе половину славы. Пришли мне лучше Деллу.

Рид взялся за брюки.

— Пойду разбужу ее.

— Рид, подожди! — Кэтлин сбросила с себя одеяло. — Черт!

— В чем дело? — Рид бросил на нее встревоженный взгляд. — Кэт, я думаю, тебе лучше не вставать.

— Помоги мне, — простонала Кэтлин. — Мне нужно в туалет.

Рид посмотрел на нее с сомнением. Видя его колебания, Кэтлин, испустив тяжелый вздох, закатила глаза к потолку.

— Обещаю тебе, что не рожу там!

Он помог ей подняться с постели, но не успели они дойти до середины комнаты, как из нее хлынули воды.

— Слишком поздно, — выдохнула она и тут же согнулась от боли, так как началась очередная схватка.

Рид стоял рядом, осторожно поддерживая ее, пока боль не стихла, затем усадил в кресло.

— Не двигайся, пока я не приведу Деллу! — приказал он, направляясь к дверям.

— Но Рид! Я испачкаю обивку!

— Это всего-навсего кресло! Не волнуйся… и не шевелись!

Она слабо махнула рукой, выпроваживая его из комнаты.

Пришедшая вскоре Делла обмыла Кэтлин и, переодев ее во все чистое, вновь уложила в постель, после чего послала за Изабел и выдворила Рида из спальни. Ему ничего другого не оставалось, как только спуститься вниз в гостиную и нервно курить там, шагая из угла в угол.

Шесть долгих часов спустя, когда он стоял у окна гостиной, глядя на восход солнца, в Эмералд-Хилл прибыла его мать, за которой он послал в город карету.

— Есть какие-нибудь новости? — взволнованно спросила Мэри, снимая перчатки.

— Никаких. — Бросив раздраженный взгляд на лестницу, он спросил: — Почему в этот раз все так долго? Катлина и Андреа она родила намного быстрее. Вероятно, мне все же следовало поехать в Саванну за врачом.

— Ну-ну, не волнуйся, — успокаивала Мэри. — Дети сами решают, когда им появиться на свет, и никто не заставит их торопиться, даже тревожащиеся отцы. Все роды проходят по-разному, и если они на этот раз затянулись, это совсем не значит, что что-то не в порядке. Кэтлин избаловала тебя, родив первых двух детей так быстро.

— Я вижу головку, мисс Кэтлин! — воскликнула Делла. — Еще немного и все кончится!

Изабел вытерла со лба Кэтлин пот и вновь вложила концы полотенца ей в руку. Кровать заскрипела, когда в следующую же секунду Кэтлин с силой потянула за полотенце, пытаясь вытолкнуть из себя ребенка. Комнату наполнили громкие стоны. Наконец с последним, особенно громким, протяжным стоном головка и плечики ребенка выскользнули наружу. Еще один толчок, и дитя появилось на свет.

— Это девочка! — воскликнула Делла и, вытерев личико малышки, шлепнула ее по попке. Ребенок слабо пискнул, но тут же, набрав в легкие воздух, громко закричал. — Чудеснейший на земле звук! — улыбнулась Делла.

Услышав последний громкий стон Кэтлин, Рид ринулся было вверх по ступеням, но Мэри его удержала. В следующее мгновение до них донесся крик младенца.

— Кажется, все в полном порядке, — сказала Мэри, радостно улыбаясь, и тут же добавила: — Дай им время привести Кэтлин и ребенка в надлежащий вид. Еще десять минут ожидания не убьют тебя. Бог свидетель, после того, как я видела вас с Тедом в момент рождения ваших детей, я почти уверовала в то, что ожидание намного хуже самих родов!

Когда Риду наконец было дозволено войти в спальню, Кэтлин лежала на подушках с закрытыми глазами, а ребенок лежал рядом.

Приблизившись на цыпочках к кровати, Рид увидел, что глаза ребенка открыты. Они были темно-голубого цвета, как у всех новорожденных, но Риду показалось что в них проглядывает зелень. Личико младенца было красным и сморщенным и определить, на кого он похож, было невозможно.

Внезапно прозвучавший в этот момент голос Кэтлин заставил его вздрогнуть от неожиданности; он не заметил, что она открыла глаза и сейчас смотрела на него столь же изучающе, как и на ребенка.

— Пройдет еще какое-то время, прежде чем можно будет сказать, на кого из нас она похожа, — в голосе Кэтлин звучала откровенная враждебность.

— Похоже, у нее будут зеленые глаза и рыжие волосы, — осторожно заметил Рид.

— Возможно.

— Мы подождем, Кэтлин, — тон Рида был бесстрастным, — но рано или поздно я узнаю, чей это ребенок.

Он направился было к дверям, но его остановил голос Кэтлин:

— Я хочу, чтобы ее назвали Эрин Эмералд в память о ее ирландских предках.

Рид небрежно кивнул.

— Хорошо. Ее окрестят Эрин Эмералд Тейлор — если, конечно, я получу подтверждение, что она моя дочь!

Эрин появилась на свет четырнадцатого февраля, в день святого Валентина. Соседи и друзья, которые приходили к ним с визитами, были восхищены этим фактом, называя ее дитя любви и без конца говоря Риду, как она очаровательна и как он, должно быть, гордится своей прекрасной дочерью. Естественно он принимал их поздравления со счастливой улыбкой и вел себя в их присутствии как гордый отец, но как только за ними закрывалась дверь, он тут же менялся. Каждый раз, слыша слова «дитя любви», он готов был от злости кусать руки. При мысли, что Жан мог быть отцом маленькой Эрин и они с Кэтлин, действительно, любили друг друга, внизу живота у него холодело и к горлу подкатывала тошнота. В присутствии же членов семьи Рид избегал Эрин, предоставляя ее целиком и полностью заботам Кэтлин и Изабел, выступавшей в роли гордой «тети» новорожденной. Души не чаявший в двух других своих детях, он относился к Эрин так, словно она была прокаженной.

Кэтлин почти постоянно находилась подле новорожденной, так что Рид практически не видел жены. Когда же он случайно заходил в комнату, где она кормила Эрин грудью, его всего передергивало. Видеть Кэтлин, с любовью глядящую в крошечное личико или нежно гладящую покрытую легким пухом головку, было для него невыносимо. Не искала ли Кэтлин в дочери сходства с Жаном всякий раз, когда склонялась над ней, изучая ее черты? Не вспоминала ли она о нем, держа ребенка, как сейчас, у груди? Эти мысли постоянно терзали Рида, подобно злым демонам, и душа его истекала кровью, что внешне проявлялось в непреходящей раздражительности и отчужденности.

Кэтлин, которая до рождения дочери надеялась на чудо, невыносимо страдала, видя подобное отношение Рида к себе и Эрин. Скрывая свое разочарование, она полностью сосредоточилась на дочери, стараясь возместить любовь и внимание, в которых ей отказывал Рид. Депрессия, которую она испытывала и после рождения двух первых детей, на этот раз была много глубже и серьезней, особенно по ночам, когда она лежала в постели подле Рида. Меж их телами было не более трех футов, но, казалось, целая вселенная разделяла их сердца.

Изабел в эти дни стала для Кэтлин настоящим спасением. Восхищаясь Эрин, она тратила на нее уйму времени и сил и потакала всем ее капризам. Она любила девочку так, словно та была ее дочерью, и старалась своим вниманием и постоянными заботами хотя бы в малой степени возместить ей отсутствие отцовской любви. Кэтлин была благодарна Изабел за поддержку, без которой она, несомненно, давно бы пришла в полное отчаяние.

Прошло несколько недель, и всем стало ясно, что Эрин была точной копией Кэтлин, с теми же золотисто-рыжими волосами, слегка раскосыми изумрудными глазами и длинными темными ресницами, которые лежали, как опахала, на ее пухлых розовых щечках. В ней не было ни единой черточки, по которой можно было бы определить, кто ее отец. Судя по всему, этому суждено навеки остаться тайной.

Для Рида это было настоящим ударом, и Кэтлин, понимавшей, что она не в силах здесь что-либо изменить, овладела полная безнадежность. Сколько еще они могли жить так, словно чужие, каждый в своем собственном аду? Возродится ли когда-нибудь их былая любовь и взаимное доверие, или они были обречены вечно терпеть эту невыносимую пытку?

Однажды ночью Рид, вместо того, чтобы как обычно повернуться к ней спиной, неожиданно обнял ее и привлек к себе. Его плотно сжатые губы и вспыхнувший в глубине синих глаз огонь недвусмысленно свидетельствовали о намерении возобновить прерванные ее беременностью и родами супружеские отношения. Она слишком часто видела на его лице подобное выражение, чтобы не понять, что оно значит.

Его руки сжимали и гладили ее тело, обжигая кожу сквозь тонкую ткань ночной рубашки.

— Я хочу тебя, — пробормотал он охрипшим от желания голосом.

— Но почему, Рид? — прошептала она. — Ведь ты меня презираешь.

— Слишком долго мы не занимались с тобой любовью, и я уже стал забывать, как ты умеешь это делать. Я воздерживался, сколько мог, но теперь мое терпение истощилось. Не вижу никакой причины отказывать и себе, и тебе в том, что, как мы оба знаем, доставит нам наслаждение.

У нее не было ни сил, ни желания сопротивляться; она так же, как и он, жаждала этих любовных ласк, хотя души их и были разобщены. Словно издалека до нее донеслись их страстные стоны. Его прикосновения, поцелуи, ласки нисколько не утратили своей магической власти над ней, но ей стало невыносимо горько, когда она подумала, что от их некогда великой любви осталось лишь одно физическое влечение. Скоро, однако, эта мысль исчезла, смытая накатывающимися на нее волнами экстаза. Смутно она сознавала, что Рид испытывает то же самое, захваченный тем же огненным вихрем, который на мгновения заставил их забыть обо всем, кроме этого невыносимого восторга.

Потом она разрыдалась.

ГЛАВА 26

Хотя Кэтлин и приняла Рида назад в свою жизнь и на свое ложе, она упрямо отказывалась возвращаться в Чимеру. Гордость не позволяла ей окончательно сдаться, когда между их душами все еще лежала преграда. Она была полна решимости проявлять твердость, пока Рид не изменит своего отношения к ней и Эрин.

Шли дни, и Кэтлин все более укреплялась в своем решении.

Как бы ни хотелось ей возвратиться в Чимеру, она понимала, что это было бы ошибкой. В ней все еще жила надежда, что когда-нибудь она вернет себе все — и его уважение, и его страсть, и его любовь. Она не могла и не хотела согласиться на меньшее, понимая, что если уступит, что-то в ее душе умрет навсегда.

— Ты самое упрямое создание на всем белом свете! — воскликнул в сердцах Рид, в очередной раз пытаясь уговорить ее переехать. — Какая, скажи, разница между тем, что я живу здесь, или ты будешь жить в Чимере со мной?

— Если ты не видишь никакой разницы, тогда перестань надоедать мне подобными разговорами и перенеси сюда остальные свои вещи, — ответила резко Кэтлин. — Или возвращайся в Чимеру один и оставь меня в покое.

Рид тяжело вздохнул.

— Ты, действительно, этого хочешь, Кэт?

— Нет! — воскликнула она. — Но ты отказываешься дать мне то, чего я действительно хочу. Я хочу, чтобы ты изменил, наконец, свое отношение к Эрин. Я хочу, чтобы ты принял ее с любовью, как дочь. И я хочу, чтобы ты любил меня, как прежде.

— Я не могу, Кэт. — Рид отвернулся. — Я пытался. Бог свидетель, я пытался, но не могу.

Кэтлин с трудом проглотила застрявший в горле комок.

— Тогда я не вижу для нас никакого будущего. Возвращайся в Чимеру и забудь обо мне.

— Я не отпущу тебя, Кэт! Ты моя и останешься моею до конца времен.

Кэтлин, поникнув, опустила голову ему на грудь.

— О Рид! Найдем ли мы когда-нибудь решение?!

Приехал Доминик. Узнав, что Рид с Кэтлин живут в Эмералд-Хилле, он решил на время своего пребывания снять комнату в Саванне. Хотя его единственным желанием было как можно скорее увезти с собой Изабел, он понимал, что она не захочет оставить Кэтлин в столь тяжелый для той момент.

Рид удивил их всех, неожиданно предложив Доминику остановиться в Чимере.

— Путь до Саванны не столь близкий, чтобы ездить каждый день туда и обратно. Побереги силы для своей возлюбленной. — Рид ухмыльнулся. — Скажу тебе откровенно, Доминик, я буду счастлив, когда ты заберешь отсюда Изабел. Эта женщина настоящая тигрица. Ты уверен, что задача тебе по плечу?

Доминик весело рассмеялся:

— Возможно, ты и прав, Рид. Но что я могу поделать? Она меня совершенно околдовала.

— Это чувство мне знакомо, — Рид вздохнул.

— Я не хочу вмешиваться, но если бы вы с Кэтлин наладили наконец ваши отношения, мне было бы легче уговорить Изабел уехать со мной. Я приобрел в Новом Орлеане дом и ему явно требуется хозяйка.

Рид мгновенно вспылил:

— Не лезь не в свое дело. Ты всегда можешь как-нибудь ночью связать ее и утащить отсюда.

Брови Доминика поползли вверх.

— Похищение невесты!

Рид не сводил с него яростного взгляда.

— Да, — прошипел он, — и ты бы меня премного обязал, если бы заодно прихватил бы и этого чертова попугая!

День ото дня жизнь в Эмералд-Хилле становилась все более невыносимой. Рид постоянно пребывал в дурном расположении духа, злясь на Кэтлин, которая упрямо не желала возвращаться в Чимеру, но еще больше его раздражала та настойчивость, с какой она добивалась того, чтобы он, забыв о гордости, признал Эрин своей дочерью. Обуреваемый противоречивыми мыслями и чувствами, Рид не находил себе места, но как ни старался найти выход из создавшегося положения, решение не приходило.

Наконец, в полном отчаянии, он побросал самые необходимые вещи в седельные сумки и сообщил Кэтлин, что уезжает.

Со страхом она спросила:

— Куда ты едешь? И на сколько?

— Не знаю, Кэт. — Рид устало вздохнул. — Я только знаю, что так больше не может продолжаться. Мне необходимо побыть какое-то время одному и все хорошенько обдумать. К какому бы решению я ни пришел, оно, несомненно, повлияет на жизнь всех нас, и я должен быть уверен, что сделал правильный выбор.

Категоричность его тона испугала Кэтлин. Она кинулась ему на грудь, и он привлек ее к себе и поцеловал. Несколько мгновений они стояли, крепко обнявшись, как испуганные дети в заповедном лесу, не смея сказать вслух то, о чем каждый из них думал в эту минуту — о слабой надежде, что жизнь их в конце концов наладится и они вновь обретут утраченное ими счастье. Наконец Рид поцеловал ее последний раз на прощание и, выпустив из объятий, вышел быстрым шагом из комнаты.

Он направился на юг, к диким сосновым лесам, прочь от городов и побережья. Когда наступила ночь, он устроил привал. Глядя в пламя костра, он думал о Кэтлин и всем том, что она для него значила. Думал он и о розовощекой малютке, которая могла быть, а могла и не быть его дочерью. Она была невинной жертвой в том хаосе, в котором зародилась ее жизнь. С годами она станет настоящей красавицей, такой же, как и ее мать…

Гордость в нем боролась с любовью к Кэтлин, и мысли его были сумбурны. Наконец, так и не придя к какому-либо решению, Рид с усталым вздохом растянулся на одеяле в надежде, что сон хоть в какой-то мере даст отдых его измученной душе.

Наступил рассвет, и, наскоро позавтракав, Рид продолжил путь. Около полудня ему встретился цыганский табор, расположившийся на поляне. Оставаясь в седле, он несколько минут наблюдал за ними, сам оставаясь незамеченным. Неожиданно ему вспомнился тот далекий день, когда они с Кэтлин посетили такой же точно табор, расположившийся неподалеку от Чимеры. Кэтлин тогда очень расстроилась из-за того, что сказала ей гадалка, и он здорово отчитал старую каргу. А потом цыганка гадала ему по руке, говоря о том, что ожидает его с Кэтлин в будущем.

Сейчас, сидя верхом на Титане, Рид отчетливо представил перед собой старую гадалку и в мозгу прозвучали ее слова: «Твоя юная жена натура даже более сложная, чем ты думаешь. Тебе нелегко будет завоевать ее, но ты справишься, если будешь неизменно верен своей любви. Не оставляй ее, даже если узнаешь, что она в чем-то тебе изменила… В твоей семейной жизни будет кризис. Ты узнаешь об этом, когда он наступит. Будь осторожен! Не покидай ее в этот момент, потому что, если ты это сделаешь, можешь потерять ее навсегда. Не давай воли своему гневу и постарайся понять ее. Все в твоей жизни и браке со временем образуется, если ты научишься сдерживать себя, добиваясь всего лишь любовью и добротой».

Рид нахмурился. До этого часа он вспомнил слова цыганки лишь однажды, когда обнаружил, что Кэтлин, действуя как Эмералд, нападает на его корабли. Он тогда рассвирепел и покинул ее, а когда, одумавшись, вернулся, она уже исчезла. Ему пришлось погоняться за ней по морю, пока он не нашел ее, но они спасли свой брак и соединявшую их бесценную любовь.

Тогда он и решил, что предсказание гадалки сбылось. Сейчас же он не был в этом уверен. Тот кризис казался весьма незначительным по сравнению с тем, что обрушилось на них сейчас.

«Ты узнаешь об этом, когда кризис наступит… не покидай ее… постарайся понять и простить… лишь любовью…» Слова звучали в его мозгу, не давая покоя. Развернувшись, Рид направил Титана назад, домой. Одно было ему сейчас совершенно ясно: он любил Кэтлин. Без нее его жизнь лишится всякого смысла. Она часто выводила его из себя, снова и снова она расстраивала и злила его, и приводила в отчаяние. Но она также восхищала, очаровывала и увлекала как никакая другая женщина на свете. Она была столь же изменчива, как погода, столь же шаловлива и проказлива, как гном из ирландских сказаний, столь же обольстительна, как морская сирена — верная, гордая,

редкая красота.

Верная — слово прозвучало в его мозгу как удар молота. Верность была одним из самых замечательных ее достоинств, неотъемлемой частью всего ее существа. Если Кэтлин давала слово, то можно было не сомневаться, что она его сдержит. Она защищала своих детей, как львица. Она была всегда верна себе и тем, кого любила. Обещание, данное Кэтлин, было дороже золота. Так могла ли такая женщина легкомысленно забыть о своих брачных обетах? Могла ли она поддаться чарам Жана, если бы у нее оставалась хотя бы малейшая надежда на то, что муж ее спасся и был жив? Он не поверил ей, да и другим тоже, говорившим, как тяжело она переживала его утрату. Зная лучше многих, какой великолепной актрисой она была, он решил, что она их всех обманула, разыграв из себя убитую горем вдову. Ему непременно нужно было узнать, действительно ли она оплакивала его в своем сердце. Подумав об этом, Рид снова решительно повернул коня и направился вместо Эмералд-Хилла в Саванну. Он знал, где сможет найти хотя бы часть ответов на свои вопросы. Лишь к рассвету он добрался до «Старбрайта» и того, что искал там — судового журнала «Волшебницы Эмералд». Несмотря на усталость, он тут же раскрыл его на дате своего исчезновения и, быстро просмотрев несколько страниц, остановился на отчете Финли о реакции Кэтлин на известие о его, Рида, смерти. Не веря собственным глазам, он прочел о ее мгновенном решении тут же отправиться на его поиски.

Последующие записи были сделаны самой Кэтлин, которая подробно описывала их путешествие на юг и начало поисков в том районе, где, по утверждению капитана Гатри, разразился шторм. Читая скупые строчки, Рид явственно ощущал ее отчаяние. Оно не являлось плодом его воображения, в этом у него не было никаких сомнений.

Наконец он дошел до места, где Кэтлин писала о том, как она прибыла на Гранд-Тер просить братьев Лафит о помощи. Эта запись, как и следующие, о начавшихся сразу же поисках сказала ему, как жаждала она его найти. Почти что физически он чувствовал, как с каждым днем росло ее отчаяние.

Описание Гаспарильи невольно вызвало у него смех. Затем он нашел ее отчет об обнаружении останков «Кэт-Энн». Вся страница была в разводах от слез, так что на ней почти ничего нельзя было разобрать.

Дрожащей рукой провел Рид по расплывшимся строчкам. Касаясь сейчас этого зримого доказательства ее слез, он в первый раз в полной мере осознал ту муку, которую Кэтлин пришлось испытать. При мысли об этом у него к горлу подступил комок.

Быстро Рид перевернул страницу и увидел сложенный лист бумаги. Из него он узнал о попытках Кэтлин утопиться с горя. Это не было официальной записью. Здесь Кэтлин изливала свою душу, и из глаз Рида катились слезы, когда он читал о владевших ею тогда мыслях и ее полном отчаянии.

Далее следовал пропуск в три месяца, когда Кэтлин возвратилась в Чимеру. Записи возобновились в январе 1814 года, когда Кэтлин, уже как Эмералд, вышла в море, горя желанием отомстить. Количество атакованных и захваченных ею судов поразило его, и он легко мог представить ее в роли отважной и дерзкой пиратки; однако, читая между строк, он чувствовал ее глубокое горе, полное безразличие к собственной жизни и гнев на судьбу, что украла у нее любимого.

Он вдруг вздрогнул, осознав, что добрался уже до записей за середину февраля, а она все еще говорила о мести и атаках, в которых она так безрассудно рисковала жизнью. Этот отрывок был написан всего за три месяца до их встречи, а Кэтлин по-прежнему тосковала о нем и жаждала мести. Каким же он был идиотом, думая, что она недостаточно его любила! Из того, что он только что прочел, было ясно, что она любила его сильнее, чем можно было себе представить, и оплакивала много дольше, чем он сам определил бы как приемлемый срок, не желая, чтобы она вечно несла в себе этот груз печали.

Он быстро просмотрел оставшиеся страницы. Здесь уже чувствовалось, что постепенно она начинает оправляться от своего горя. Возможно, за это он должен был благодарить Жана, что выглядело довольно странно, так как Жан вполне мог быть отцом Эрин.

Со вздохом Рид закрыл журнал и откинулся на спинку стула. В отношении Кэтлин все было ясно. Он любил ее, и жизнь без нее теряла для него всякий смысл. Итак, оставались Жан и Эрин.

Жан, скорее всего, ушел из их жизни навсегда. Если Кэтлин и была любовницей Жана, то она пошла на это, лишь окончательно уверившись, что муж ее погиб и она стала вдовой. И Кэтлин, и Жан не предавали его, оба искренне верили, что его не было в живых, когда решили, наконец, соединить свои судьбы. Слезы катились по лицу Рида, и вместе с ними из души его уходили столь долго терзавшие его гнев и ревность.

Наконец мысли его обратились к Эрин, крошечной, невинной малютке. Сможет ли он жить с мыслью, что, скорее всего, ему так никогда и не удастся узнать, является ли она его дочерью? И имеет ли какое-либо значение, кто в действительности был ее отцом? Не он ли будет растить и обеспечивать ее, следить за ее воспитанием и образованием? Не это ли, в конечном итоге, и делало тебя отцом? Эрин была крошечной копией своей матери, его жены, которую он любил больше жизни. С каждым годом она все больше будет походить на Кэтлин и со временем все сомнения в отношении ее поблекнут, а затем и окончательно умрут в его душе.

С какой-то яростной решимостью Рид дал себе слово видеть отныне в Эрин дочь и относиться к ней так же, как к Катлину и Андреа, с любовью и вниманием. Она была изумительной крошкой, ни в коей мере не заслуживающей, чтобы он ее отвергал. С удовольствием он будет наблюдать за тем, как она взрослеет, превращаясь постепенно в красивую молодую леди с такими же, как у Кэтлин, золотисто-рыжими волосами и изумрудными глазами… и, возможно, таким же, как у ее матери, темпераментом.

Приняв окончательное решение, Рид устало опустился на койку. Утром он отправится прямо в Эмералд-Хилл и, если понадобится, будет на коленях молить Кэтлин простить его за упрямство и глупость. И он приложит все силы, чтобы заставить Кэтлин забыть о той боли, которую он ей причинил, и убедить в том, что он ее любит и нуждается в ней.

На следующее утро Рид, погруженный в свои мысли, уже проехал Чимеру, когда вдруг почувствовал в воздухе сильный запах гари. Приподнявшись в стременах, он окинул быстрым взглядом окрестности, и сердце чуть не остановилось в его груди, когда в той стороне, где находилось Эмералд-Хилл, он увидел густой черный столб дыма. Пришпорив Титана, он галопом понесся к поместью.

Вот и последний поворот. При виде открывшегося его взору зрелища Рид охнул. Весь дом был объят пламенем. На передней лужайке стояли какие-то люди, но он не мог различить их лица.

Подъехав ближе, он увидел Кэтлин, которую удерживали двое слуг. Она кричала и вырывалась, явно намереваясь кинуться в объятый пламенем дом. Лицо ее было искажено мукой. С облегчением Рид увидел Катлина и Андреу рядом с Деллой. И только тут он заметил отсутствие Изабел и Эрин. Мгновенно встревожившись, он быстро спешился и направился к Кэтлин.

Кэтлин словно обезумела. Безуспешно пытаясь вырваться из удерживающих ее рук слуг, она истерически рыдала, громко крича:

— Мой ребенок! Мой ребенок! О Господи! Мой ребенок!

Удивительно еще, что в таком состоянии она смогла его узнать.

— Рид! — закричала она. — Пожалуйста!

В этот момент трое мужчин вынесли из горящего дома Доминика, и Рид услышал, как один из них сказал:

— Он жив! Его просто слегка ударило балкой и он потерял сознание, только и всего.

Бросившись к мужчине, Рид крикнул:

— Где Изабел и ребенок?

— Наверху, в детской.

Набрав в грудь побольше воздуха, Рид, не раздумывая, ринулся в объятый пламенем дом. В его голове в этот момент была лишь одна мысль — во что бы то ни стало спасти ребенка и Изабел.

Кэтлин рыдала и молилась, продолжая вырываться из рук слуг, и каждое мгновение казалось ей вечностью. Еле держась на ногах, она едва не упала в обморок, когда с грохотом вдруг рухнула часть крыши. С губ ее сорвался горестный стон, когда она поняла, что только чудом мог кто-нибудь выжить в этом огненном аду.

Прошло несколько томительных минут. Все уже потеряли всякую надежду, когда из клубов дыма появился Рид с Изабел на руках. Полный отчаяния взгляд Кэтлин напрасно искал Эрин. Рид осторожно опустил Изабел на траву, и тут только Кэтлин увидела у нее на груди маленький сверток.

Рид, одежда которого все еще дымилась, опустился на колени подле Изабел, полной грудью вдыхая воздух. Лицо его было черным от копоти. Изабел вдруг подавилась и сразу же зашлась в кашле. И только когда к ним с криком подбежала Кэтлин, Рид вдруг осознал, что ребенок так ни разу и не пошевелился. Его мгновенно обдало холодом, и он вырвал Эрин из рук Изабел. С широко раскрытыми от изумления глазами Кэтлин закричала:

— Отдай мне моего ребенка, Рид! Отдай мне моего ребенка!

Позади нее кто-то сказал:

— Эта крошка мертва.

— Нет! — крикнула Кэтлин. — Нет! Я не дам ей умереть! — Она попыталась выхватить Эрин у Рида, но чьи-то сильные руки удержали ее.

Действуя по какому-то наитию, Рид приложил свой рот к крошечным губкам Эрин и стал вдыхать ей в рот и легкие воздух. Грудь Эрин на мгновение приподнялась и тут же опять опала. Снова и снова пытался Рид вдохнуть в крохотное тельце жизнь, в то время как все остальные стояли рядом, в изумлении глядя на это зрелище.

— Рид! Что ты делаешь? — кричала Кэтлин, не в состоянии что-либо понять в этот момент из-за охватившего ее ужаса.

— О Господи! — причитала Делла. — Бедняга совсем потерял голову! Он хочет вновь вдохнуть жизнь в эту бедную мертвую крошку!

Внезапно, словно Господь наконец услышал их молитвы, Эрин закашлялась. Рид тут же прижал ее к груди, все еще боясь поверить произошедшему на его глазах чуду. По лицу его текли слезы, но он этого не замечал.

С криком безмерной радости Кэтлин упала рядом с ним на колени и протянула руки к дочери в отчаянном стремлении прижать ее как можно скорее к своей груди.

Рид протянул ей ребенка и, опустившись на колени рядом с ней, обнял за плечи. Слезы их смешались, когда они склонили головы над Эрин, которая теперь кричала во все горло. Эти крики были для них настоящей музыкой.

Запинаясь, Рид произнес:

— Я ехал, чтобы сказать тебе, Кэт, что я люблю тебя и Эрин тоже. Прошу тебя, прости меня и возврати мне свою любовь.

При этих словах сердце Кэтлин наполнилось любовью и она повернула к нему грязное, залитое слезами лицо.

— О Рид! Я никогда не переставала любить тебя!

Он привлек ее к себе, и она изумленно прошептала:

— Ты спас жизнь Эрин — я никогда этого не забуду, даже если ты не примешь ее как свою дочь.

— О Кэт! Теперь она воистину моя дочь! — ответил также шепотом Рид. — Если даже в ней нет ни капли моей крови, в ней живет сейчас мой дух. Я и так решил любить ее, потому что она твоя дочь, но сейчас я люблю ее вдвойне, потому что отныне она также и часть меня!

— Поистине сегодня день чудес! — воскликнула Кэтлин и опустила усталую голову на плечо мужа.

Она была права. Никто не погиб в ужасном пожаре. У Доминика была на голове огромная шишка, а Изабел, надышавшись дыма, все еще сильно кашляла, но вскоре они, несомненно, поправятся. Конюшни находились в стороне от дома, и лошади не пострадали. Вскоре Катлин и Андреа уже лежали в своих кроватках в Чимере, а Эрин, под присмотром Деллы, в своей уютной колыбельке.

Все члены семьи Тейлоров были живы, здоровы и преисполнены благодарности за дар жизни в этот день.

Кэтлин лежала в огромной кровати в их спальне в Чимере и с любовью смотрела на мужа.

— Если ты не слишком устала, — прошептал он, легко касаясь ее губ, — я хотел бы заняться с тобой любовью.

— Я надеялась, что ты предложишь мне это, — губы ее изогнулись в обворожительной улыбке.

— Бесстыдница! — проворчал он.

В следующее мгновение вся игривость была забыта, когда, испытывая в первый раз за столь долгое время одну лишь чистую, ничем не замутненную любовь, они прильнули друг к другу. Он нежно поцеловал ее, и ее губы раскрылись ему навстречу. Вскоре нежные ласки и слова любви разожгли в них пламя желания и оно вспыхнуло, охватив их обоих. Тела их слились, и восторг, который они испытали в этот момент, соединил навеки их сердца и души; отныне они были связаны узами, которые не могли разорвать ни человек, ни смерть!

После Кэтлин крепко прижалась к нему, положив голову ему на грудь над самым сердцем.

— Я люблю тебя, киска, — прошептал Рид, зарывшись лицом в ее волосы, — больше, чем могу выразить.

— Я тоже люблю тебя, — тихо ответила Кэтлин. — Всегда и навеки, всем сердцем.

В этот день возродилась их почти что угасшая и обратившаяся в пепел любовь, пламя страсти вспыхнуло с новой силой, еще более яркое и мощное, чем прежде. Этот огонь будет гореть вечно, согревая их на протяжении всей их жизни.

1

Паломино — пегая лошадь с белой гривой.

2

Подруга (исп.).

3

Бока Гранд — большой рот (исп.).

4

Дорогая (фр.).

5

Деревянная нога (англ.).

6

Термин в фехтовании.

7

Моя маленькая пиратка (фр.).

8

Укол, попадание (фр.) Термин в фехтовании. Здесь — ответ не в бровь, а в глаз.

9

Моя маленькая подружка (фр.).

10

Произведения искусства (фр.).

11

Вторник на масленой неделе. Народный праздник в некоторых городах.

12

Великолепно! (фр).

13

Моя дорогая, моя красавица (фр.).

14

Да (фр)

15

Такова жизнь (фр.).

16

Господь (фр.).

17

Черт побери! (фр.).

18

Не так ли? (фр.).

19

Мой любимый (фр.).

20

Маленькая (фр.).

21

Дословно «простак», «простофиля» (англ.).

22

Малышка (фр.).

23

Гарда — металлический щиток выпуклой формы на рукоятке для защиты руки.

24

Мой друг (фр.).

25

Великолепна(фр.).