Тора-Тора-Тора !

      Шорт перебрался на новый командный пункт, располагавшийся на высоте у кратера Алиаману, западнее Форт Шафтера. Сюда непрерывно прибывали связные. Доставлялись припасы. Но, несмотря на все усилия, оборона острова Оаху была все ещё недостаточной и разрозненной. Если бы японцы в самом деле вознамерились захватить остров, сопротивления они тогда почти не встретили бы. При все ещё царившей там неразберихе им легко удалось бы в кратчайший срок оккупировать остров.
      Но такого плана не существовало. Атаковавшая остров эскадра адмирала Нагумо давно взяла курс на родину. На авианосцах праздновали победу. Пили саке, закусывая нежнейшим печеньем. Пели песни и произносили тосты. Пилоты все ещё носили "хашамаки". На маленьких синтоистских алтарях стояли фотографии погибших.
      В то время, когда в небе над Оаху ещё добивали самолеты с "Энтерпрайза", японская эскадра уже находилась примерно в семистах километрах оттуда. Единственными японцами, которые ещё оставались вблизи острова, были члены экипажей подводных лодок.
      Подводные крейсера непосредственно в нападении не участвовали. Выпустив пять миниатюрных подводных лодок, они остались наблюдать за развитием событий, крейсируя на перископной глубине южнее Оаху.
      Около полудня между несколькими американскими эсминцами и подводными крейсерами произошел короткий бой. Эсминцы обнаружили одну из подводных лодок и забросали её глубинными бомбами. Это была J-69 под командой капитана Ватанабе.
      Но опытный подводник Ватанабе сумел обмануть эсминцы. Когда вокруг его лодки начали рваться глубинные бомбы, он выпустил часть топлива, которое, поднявшись на поверхность, должно было создать на эсминцах впечатление, что подводная лодка уничтожена.
      К тому же Ватанабе придумал ещё одну эффективную уловку. Вместе с топливом он велел выбросить и соломенные сандалии, которые экипаж лодки носил на борту. Те тоже всплыли на поверхность, усилив впечатление, что лодка развалилась на части от взрывов глубинных бомб. Эсминцы удалось ввести в заблуждение, и они ушли. А Ватанабе продолжал наблюдать в перископ за побережьем.
      Он видел пожары, которые все ещё пылали на кораблях и в бухте Пирл-Харбора. Подводникам стало совершенно ясно, что нападение увенчалось полным успехом.
      Командир J-24 тоже наблюдал за берегом. Хироши Хамабуса, с чьего подводного крейсера стартовала лодка энсина Сакамаки, в двадцать три часа дал команду на отход. В полночь все подводные крейсера собрались в заранее условленном месте в районе Ланаи. Туда к своим носителям должны были вернуться миниатюрные подводные лодки. Хотя никто из командиров не верил, что какая-то малютка могла уцелеть, крейсера все-таки собрались у Ланаи и стали ждать.
      Они находились более чем в десяти километрах от берега, а потому смогли всплыть. Свежий воздух заполнил отсеки. Члены экипажа один за другим поднимались в рубки, чтобы насладиться прохладным ночным воздухом. Командиры так расположили свои лодки, чтобы видеть друг друга. Не хватало лишь одного подводного крейсера. Никто так никогда и не узнал, пал ли тот жертвой какой-то неисправности или был потоплен противником.
      Запустили дизеля, чтобы зарядить аккумуляторы для нового подводного рейса. Первый офицер J-24 позвал командира вниз. Нашли пакетик, оставленный энсином Сакамаки. Его личные вещи, прядь волос и срезанный с пальца ноготь. Каждый знал, что это означает: Сакамаки не надеялся вернуться.
      Тем не менее J-24, как и другие лодки, ждала у Ланаи ровно два часа. Только после этого командиры лодок, посовещавшись, решили уходить. Подводные крейсера пошли на погружение и двинулись заранее определенным курсом. Некоторое время они крейсировали в районе Гавайских островов, а затем отправились домой.
      В кают-компании J-24 состоялась короткая церемония в память погибших на "малютках". Вещи Сакамаки и его спутника торжественно водрузили перед походным синтоистским алтарем. Затем лодка всплыла и двинулась курсом на запад. Многие ещё думали о Сакамаки, были такие, кто его жалел. Но большинство считало его героем, получившим привилегию одним из первых умереть за славную Ниппон и императора.
      Энсин Сакамаки обо всем этом даже не подозревал. Он был жив, хотя и оказался в не лучшем положении. Неисправная лодка уже не слушалась руля и превратилась в дрейфующие останки. До полудня Сакамаки удалось всплыть ещё раз. С помощью своего бортмеханика Инагаки он сумел устранить кое-какие повреждения. Лодка снова погрузилась и направилась к берегу.
      Сакамаки был полон решимости проникнуть в гавань и уничтожить хотя бы один линейный корабль. Но уже на полпути он снова потерял сознание от газа, выделявшегося из поврежденных аккумуляторов. В лодку проникала морская вода. Сакамаки опять потерял сознание.
      Пришел он в себя через несколько минут и судорожно попытался поднять лодку на поверхность. Ему удалось всплыть и открыть люк, но он был слишком слаб, чтобы сделать что-либо еще. Лодка так и дрейфовала с легким бризом на восток, пока Сакамаки не оказался в состоянии вновь подняться в рубку.
      Он жадно глотал дивный свежий морской воздух, затем подтащил к люку Инагаки, чтобы тот тоже отдышался. Спустя некоторое время оба настолько оправились, что смогли обсудить, что теперь делать. Затея с дальнейшим участием в атаке казалась совершенно безнадежной.
      Часы Сакамаки показывали полночь. Над морем мерцали звезды.
      - А здорово быть живым, - сказал Сакамаки больше самому себе, чем своему механику. Но тот его услышал. Он ничего не ответил, хотя подумал о том же. После многочасовых скитаний от того фанатизма, с которым они рвались пожертвовать своими жизнями, мало что осталось. Они здорово проголодались, их все ещё мутило от газа, которым они надышались. Однако даже в этой ситуации их воспитание не допускало сказать друг другу, что они думают на самом деле.
      Оба хотели жить. Но каждый скрывал эти мысли от товарища.
      - Нужно двигаться к берегу, - решил Сакамаки.
      Он не стал погружаться, так как неприятельских кораблей поблизости не было. Инагаки занялся двигателем и обнаружил, что аккумуляторы почти разряжены и что повреждения в механизме привода имевшимися на борту инструментами устранить невозможно. Когда он сообщил об этом Сакамаки, тот только буркнул:
      - Волны и так прибивают нас к берегу. Воспользуемся этим.
      Под утро двигатель совсем остановился. Ресурс аккумуляторов был израсходован. Теперь лодка-малютка дрейфовала вдоль берега, и Сакамаки не имел возможности подправить её курс. Спустя некоторое время они увидели маленький островок.
      - Это Ланаи, - обрадовался Сакамаки.
      Но он ошибся. Это был не Ланаи, а один из мелких островков, расположенных перед восточным побережьем. Лодка обогнула восточную оконечность Оаху и теперь находилась примерно на траверзе Беллоуз Филд. Вокруг не было видно ничего, кроме узкой полосы на горизонте. Но до берега оставалось совсем немного. Волны все ближе прибивали к нему неуправляемую лодку.
      Сакамаки скомандовал:
      - Полный вперед!
      Инагаки снова исчез внутри лодки. Покачав головой, он, тем не менее, вновь попытался запустить мотор. За последние часы батареи немного "пришли в себя", но их энергии было явно недостаточно, чтобы привести в действие ходовой электродвигатель.
      Сильные волны гнали лодку все ближе к берегу. Спустя некоторое время подводники уже могли разглядеть пальмы и заросли кустарника.
      Всходило солнце. В первых отблесках зари открывался сказочный пейзаж побережья. Здесь ничто не напоминало об ужасах бомбардировок, пожарах и взрывах. В кронах пальм пели птицы с пестрым оперением. А вокруг стояла тишина.
      Сакамаки колебался, не зная, на что решиться. С одной стороны его тянуло к этому прелестному ландшафту, но с другой не оставляла мысль о том, что он ещё не выполнил свое задание, свой долг, миссию, возложенную на него императором.
      Пока он размышлял об этом, маленькая лодка содрогнулась от нового толчка. Они оказались на одном из прибрежных рифов. Теперь лодка застряла намертво и без мотора сняться с камней не могла. Но мотор работать отказывался.
      Сакамаки принял решение за несколько секунд. Окликнув Инагаки, он, недолго думая, объявил:
      - Мы сели на рифы. Шансов использовать лодку в бою против американцев больше нет. Мы взорвем её, выберемся на берег и продолжим борьбу там.
      - Ладно, - устало согласился Инагаки и с ужасом вспомнил, что не умеет плавать. А до берега оставалось ещё несколько сот метров.
      Сакамаки спустился внутрь лодки. Он проверил подрывное устройство и раздавил химический взрыватель. Затем сбросил с себя всю одежду, кроме белых кальсон, и прыгнул в воду. Инагаки последовал его примеру.
      - Да здравствует Тенно! - воскликнул Сакамаки, вынырнув из воды и устремляясь к берегу. Немного погодя он оглянулся и поискал глазами Инагаки. Но механика уже не было видно - он утонул.
      Сакамаки посмотрел на наручные часы. Они остановились в тот момент, когда он прыгнул в воду. Напрягая последние силы, Сакамаки отчаянно греб к берегу. Волны перекатывались через голову беспомощного пловца, но одновременно подталкивали его все ближе к суше.
      Он не подозревал, что там в кустах притаился американский солдат, уже давно наблюдавший за подводной лодкой и двумя фигурами, прыгнувшими с неё в воду.
      Сержант Дэвид Акуи видел в бинокль голову Сакамаки, то появлявшуюся, то вновь исчезавшую среди волн. Он уже мог разглядеть лицо пловца.
      Вот как они выглядят, эти маленькие желтые островные карлики, подумал Акуи. - Так они выглядят, когда у них что-то не выходит. Наверняка этот японский коротышка все ещё думает, что на берегу снова сможет выйти на тропу войны. Но сейчас он поймет, как заблуждается!
      Мощная волна выбросила Сакамаки на берег. Он ударился головой об обломок плавника и на несколько секунд потерял сознание. А придя в себя почувствовал, как чья-то сильная рука подняла его и поставила на ноги.
      Сакамаки до смерти напугался. Это был первый американский солдат, которого он видел в жизни. И выглядел этот солдат устрашающе. Он был гигантского роста, с широким румяным лицом и кулаками как кувалды.
      - Эй, - тряхнул его солдат, - приди в себя! С этого момента ты пленный Соединенных Штатов, - он ткнул в кальсоны, единственное, что ещё оставалось на Сакамаки. - Раздевайся!
      Не обнаружив немедленной ответной реакции японца, сержант Акуи, недолго думая, влепил ему такую оплеуху, что тот вновь рухнул на песок. Затем сержант осторожно отложил винтовку и замахнулся ещё раз, но увидел, что японец не сопротивляется. Тогда он стянул с него кальсоны, ощупал их и снова бросил их японцу, буркнув при этом под нос:
      - Никакого оружия... Ладно...
      Пока японец вновь стыдливо натягивал подштаники, Акуи спросил его:
      - В той посудине ещё кто-нибудь есть?
      Когда японец не ответил, Акуи снова замахнулся и рявкнул:
      - Не прикидывайся, макака чертова! Любой японец понимает по-английски! Ну, есть там ещё кто-нибудь?
      На самом деле энсин Кацуо Сакамаки, выпускник императорской военно-морской академии, достаточно понимал американца, чтобы сообразить, чего хочет от него сержант. Он покачал головой и опустил глаза.
      - Ладно, недомерок Тодзио, - проворчал Акуи, - сиди здесь, понял? И не вздумай вставать. Иначе я тебя так вздую - решишь, что танком переехали.
      Он поднял винтовку и несколько раз выстрелил. Вскоре появился офицер и удивленно уставился на пленника. Сакамаки примирился со своей участью. Он понимал, что ему предстоит долгий плен. Но душу ласкала мысль о том, что он все-таки остался в живых.
      Сержант Акуи стал по стойке смирно и громогласно доложил:
      - Сэр, я взял пленного. Он с той подводной лодки, что села на рифы.
      - Неужели он не сопротивлялся? - недоверчиво спросил офицер, заметив, что левая скула японца изрядно опухла.
      Акуи только пожал плечами:
      - Нет, сэр... То есть... Я этого не допустил.
      Только когда его уводили с берега, Сакамаки пришло в голову, что на его мини-подлодке даже подрывное устройство не сработало.
      Американцы вытащили лодку на берег и тщательно её исследовали. Но пленного это уже не волновало.
      ИНТЕРМЕЦЦО НА НИИХАУ
      В то время, как на Оаху с часу на час ожидали японского вторжения, которое должно было последовать после бомбардировки, никто не догадывался, что вторжение в тот день фактически уже состоялось.
      Правда, вторжение это было особого рода. Оно сводилось к тому, что под японский контроль ненадолго попал крошечный островок, самый западный в Гавайском архипелаге. Все это происходило в высшей степени необычным, почти странным образом и стало известно только спустя много месяцев после налета на Пирл-Харбор. Правда, и тогда писали об этом немного, и большая часть жителей Гавайских островов никогда ничего не узнала.
      Ниихау - крохотный атолл на западном конце цепи Гавайских островов. Владельцем острова был некий американец по фамилии Робинсон. Он разводил овец и крупный рогатый скот и жил на небольшом ранчо.
      Мистер Робинсон был натурой своеобразной. Он скупил все земли на острове, чтобы оставить этот тропический рай за собой и своей семьей. Кроме животноводства его ничего не интересовало. Он не допустил, чтобы на Ниихау провели телефон, и слышать не хотел о радио. Кроме того, он не разрешал привозить на Ниихау оружие. В результате он оставался там единственным владельцем охотничьего ружья и двух пистолетов.
      Посторонних на Ниихау никогда не было. Туристы на остров не допускались. Лишь раз в неделю туда приходила лодка с Кауаи, ближайшего крупного острова Гавайского архипелага. Она доставляла продукты и оставляла почту и газеты.
      Население Ниихау состояло из нескольких дюжин коренных гавайцев. Много лет назад здесь поселился японец по фамилии Синтани. Старик разбирался в пчеловодстве, и мистер Робинсон доверил ему свою пасеку. Больше года назад туда прибыл ещё один японец, мужчина лет тридцати по фамилии Харада, который стал управляющим на ранчо Робинсона и при случае помогал своему земляку Синтани возиться с пчелами.
      На уединенном острове Робинсон и его семья чувствовали себя превосходно. Они давали туземцам возможность заработать, получали от животноводства неплохой доход и жили в райском уединении. На случай, если кто-то вдруг внезапно заболеет или случится какое-то несчастье, Робинсон договорился со смотрителем маяка, расположенного километрах в тридцати на соседнем острове Кауари, что на горе в центре Ниихау в таком случае разведут большой костер. Заметив огонь или дым костра, смотритель маяка позаботится, чтобы на Ниихау немедленно отправилась какая-нибудь лодка.
      В то роковое воскресенье на острове, как всегда, царило спокойствие. В небольшом местечке Пууваи километрах в двадцати от пристани, которую окрестили Ки Ландинг, жители собирались в церковь. Хотя семейство Робинсонов старалось на острове ничего не менять, они все же позаботились, чтобы местные жители приняли христианство. Это была единственная перемена в их жизни с тех пор, как здесь стал править белый человек.
      Ранчо Робинсона находилось в трех километрах от Пууваи. Хозяина каждое воскресенье неизменно видели в церкви. Но в это воскресенье у него были важные дела на соседнем острове Кауаи. Воспользовавшись благим поводом для рождественских закупок, с ним отправилась вся семья.
      Островитяне приняли это известие к сведению. Они были спокойными, добродушными людьми, и Робинсон неплохо с ними ладил. Собравшись возле церкви, они уже намеревались помолиться за белого человека и его семью, как вдруг над головами, изрядно напугав островитян, с ревом пронеслись два самолета.
      Один из них, похоже, был не совсем в порядке. Его мотор работал с перебоями, то глох, то тарахтел снова. Машина оставляла за собой в ясном утреннем воздухе узкий шлейф дыма.
      Столь необычное для островитян событие тотчас же отвлекло их от богослужения. Те, кто читал газеты или посещал воскресную школу при церкви, узнали красные круги на крыльях самолетов, и объясняли окружающим, что это японцы. О напряженных отношениях между Америкой и Японией знали все. И пастухи, и рубщики сахарного тростника прекрасно понимали, что от этих самолетов не ничего хорошего ждать не стоит.
      Один из самолетов вскоре вернулся. Его мотор окончательно заглох. Пилот сделал круг над островом и приземлился на лугу. Мягкой посадки не получилось, самолет вылетел на окраину Пууваи. Его фюзеляж изрешетили пулеметные очереди.
      У ограды дома молодого пастуха Хавилы Калеохано машина перевернулась. Хозяин тотчас подбежал помочь. Он тоже знал, что самолет японский, но, несмотря на это, помог пилоту разбить стекло фонаря кабины и выбраться.
      Японец оказался относительно невысоким и коренастым. Едва сорвав с лица кислородную маску, он тут же схватился за пистолет. Но Хавила Калеохано был начеку. Он просто отобрал у японца пистолет, спрятал его и знаками велел идти к деревне.
      Вместо этого летчик достал из кабины своего "зеро" планшет с картами и другими документами и попытался его уничтожить.
      Тут снова вмешался Хавила Калеохано. Он вырвал у японца бумаги и знаками велел ему поднять руки. При виде множества людей, которые тем временем сбежались к месту приземления самолета, пилот подчинился. У него и до того было немного шансов уцелеть. На обратном пути его мотор забарахлил, и, поняв, что до авианосной эскадры уже не добраться, он решил совершить вынужденную посадку. Одному небу известно, что теперь будет.
      Хавила Калеохано попытался вступить с летчиком в разговор, но японец не понимал яэык туземца. Он утверждал, что не понимает и английского, хотя владел им вполне прилично.
      - Садись и жди, - велел ему Калеохано и послал одного из мальчишек на ранчо Робинсонов, где должны были находиться оба местных японца. Может быть, те сумеют помочь?
      Мальчик примчался на ранчо, застал там младшего из японцев и привел его к самолету. Харада сумел объясниться с пилотом. Он спросил того, откуда он прибыл и что его сюда привело, но пилот объяснялся уклончиво. Якобы в обычном полете у него отказал мотор, и он совершил вынужденную посадку.
      Когда один из местных жителей указал на многочисленные пробоины в крыльях, пилот лишь покачал головой и заявил, что так и должно быть. Узнав, что на острове оказался молодой японец, он сразу же придумал коварный план.
      - Что будем с ним делать? - спросил Харада.
      Хавила Калеохано пожал плечами, затем предложил:
      - Запрем до завтра. А там вернется с Кауаи мистер Робинсон и решит...
      Японца отвели в сарай неподалеку от причала и стерегли весь день. Ему давали есть и пить, но на вопросы он не отвечал и разговаривал только с Харадой.
      Настала ночь, и прошла она без особых происшествий.
      В понедельник жители деревни отвели пленника к пристани Кии Ландинг. Но напрасно они ждали лодку, которая должна была доставить обратно мистера Робинсона. Находясь на Кауаи, мистер Робинсон узнал о нападении на Пирл-Харбор и предпочел остаться там вместе со всей семьей до тех пор, пока обстановка не прояснится.
      Жители Пууваи каждое утро водили пленника из сарая к причалу, но лодка все не возвращалась. В четверг, когда мистер Робинсон опять не вернулся, Харада предложил новое решение, которое всем показалось вполне разумным. Японца доставили в дом Харады недалеко от ранчо Робинсона, где его поочередно караулили Харада и молодой туземец Ханики.
      Но в пятницу обстановка на Нииаху обострилась.
      Около полудня Харада, как обычно, принес пленному поесть. Подсев поближе, он наблюдал, как тот ест. Летчик наконец оттаял и завел с Харадой разговор, который привел к ошеломляющему результату.
      - Нет смысла продолжать молчать, - сказал он. - Разумеется, я японский пилот. И, конечно, на Гавайи было совершено нападение. Императорские военно-воздушные силы уничтожили на Гавайях всех американцев вместе с их кораблями и самолетами. Возможно, уже завтра наши люди будут здесь и займут этот остров. Просто он маленький, поэтому сюда придут напоследок.
      Харада задумался. Он разговаривал о пленнике со старым пчеловодом Синтани. Но Синтани не хотел иметь к этой истории никакого отношения. Он жил своей работой и других интересов не имел. Если правда, что японцы оккупировали Гавайи, тогда лучше вести себя с летчиком дружелюбно. Нужно ловить ветер в паруса...
      - Послушай, - начал он, - ты уверен, что ваши скоро придут сюда?
      - Ваши? - переспросил пилот. - Не ваши, а наши, потому что ты тоже японец, даже если и прожил долгие годы среди янки. Конечно, они придут. И призовут к ответу каждого, кто был против меня. Запомни это как следует!
      Скрытая угроза на Хараду подействовала, и спустя час они с пилотом сговорились и решили действовать вместе. К тому моменту, кода появится победоносная японская армия, они уже овладеют островом. Мистер Робинсон, похоже, все равно не вернется. Следовательно, пришла пора вооружаться.
      - Я скоро вернусь, - пообещал Харада.
      Пилот совершенно заморочил ему голову. Он чувствовал себя передовым бойцом славной императорской армии, который будет вознагражден за свой героизм. Всего за несколько часов управляющий мистера Робинсона превратился в японского самурая.
      Харада направился к дому Робинсона. Он знал, что у хозяина было охотничье ружье и два пистолета, и сумел их отыскать. Прислуга не видела ничего необычного в том, что Харада входил в дом. Ближе к вечеру ему удалось перенести оружие и боеприпасы к себе домой, где поджидал пилот. При виде оружия лицо его просветлело.
      - Теперь мы победим! - воскликнул он.
      В этот момент вошел Ханики, собравшийся сменить Хараду в карауле. Японцы тут же его связали, бесцеремонно затолкали в один из сараев на ранчо Робинсона и там заперли. Затем залегли в засаду на дороге, соединявшей ранчо с деревней, и вскоре остановили конную повозку, заставив возницу отвезти их в Пууваи.
      Прежде всего они направились к дому Хавилы Калеохане, чтобы вернуть пистолет, который тот отобрал у пилота, и, конечно, планшет с документами. Но Калеохане заметил их ещё на подходе к дому, разглядел у обоих оружие и сразу понял, что происходит. Он поспешил надежно спрятать пистолет и планшет под толстым слоем пальмовых листьев, которыми был покрыт дом.
      Ломая голову, как эти двое сговорились, он выбежал черным ходом, скрылся в зарослях сахарного тростника и с безопасного расстояния стал наблюдать за происходящем в Пууваи.
      Японцы не нашли ни пистолета, ни документов. Они звали Калеохано, но тот не откликался. Тогда они обыскали все дома в Пууваи, но опять без толку. Жители деревни давно укрылись на плантациях сахарного тростника. Они были безоружны, но не собирались безоговорочно терпеть захват своего острова.
      Среди местных жителей нашелся один, по имени Бени Канахали, который не сидел сложа руки. Самый сильный и рассудительный из островитян, он, естественно, был избран вожаком. Затем Бени предложил убрать подальше в глубь острова женщин и детей. Мужчины остались в окрестностях деревни.
      Настала суббота. Ситуация драматически обострялась.
      Харада с пилотом сняли с самолета четыре пулемета и вместе с оставшимися боеприпасами доставили их в деревню. Они знали, что жители держатся поблизости, поэтому пришли к оставшейся дома старухе и приказали ей отправиться к мужчинам и сообщить, что власть на острове перешла к Японии. Все обязаны вернуться на работу. Если вернут имущество пилота, которое забрал Хавила Калеохано, им ничего не будет. Если же эти требования не выполнят, японцы расстреляют из пулеметов деревню и начнут охоту на её жителей.
      Старуха встретилась в лесу с мужчинами и передала им все слово в слово. Внимательно её выслушав, Бени Канахали решил действовать.
      Около полудня отряд самых решительных мужчин под командой Канахали пробрался в деревню. Они хотели взять японцев в плен. Но те были начеку, и попытка сорвалась. Часть нападавших кинулась обратно в заросли, пилот с Харадой погнались за ними и оставили пулеметы без присмотра. За дело немедленно взялся Бени Канахали. Вместе с оставшимися мужчинами они утащили оружие, хотя никто из них в нем не разбирался, заодно прихватив и боеприпасы.
      Вернувшись после безрезультатной погони, Харада с пилотом пришли в бешенство. Они никого не поймали, да к тому же лишились ещё пулеметов.
      - Мы должны отомстить, - решил пилот. - Эти дикари поймут, что с нами шутки плохи!
      Вместе с Харадой они принялись крушить деревенские дома. Мужчины, прятавшиеся на плантации, в бессильной ярости скрипели зубами. Нашлось несколько добровольцев, которые решили попытаться добраться на лодке до Кауаи и попросить там помощи. Хавила Калеохано был среди них.
      Они пробрались к Кии Ландинг, не обращая внимания на пальбу разъяренного пилота им вслед. Харада усомнился было, выйдет ли из их затеи толк. Но пилот, недолго думая, распорядился:
      - Мы сожжем их дома, тогда они сразу вылезут со своих чертовых плантаций.
      Они усердно принялись за дело. Женщины, отправленные вглубь острова, в горы, прибежали обратно, яростно требуя от мужей немедленно положить конец разгулу этих ненормальных. Бени Канахали изумленно смотрел на молодую жену, которая так и пылала от гнева:
      - Сколько это может продолжаться? Эти двое идиотов погубят всю нашу деревню. Нужно что-то делать!
      - Ладно, - буркнул Канахали. - Мы ворвемся в деревню и возьмем их в плен. Если они будут стрелять, пусть стреляют. Я пойду первым!
      Оглянувшись, он увидел, что жена следует за ним. Остальные держались на почтительном расстоянии, но тоже были полны решимости положить конец бесчинствам Харады и пилота.
      Харада как раз взялся за дом Бени Канахали, когда появился хозяин. Канахали был рослым и сильным мужчиной и мог постоять за себя. Он постоянно стриг овец, а стригали привычны к энергичным действиям. По натуре он был человеком добродушным, но наглость, с которой японцы уничтожали его собственность, привела его в дикую ярость.
      Не успели японцы выстрелить, как Канахали очутился у них за спиной и крикнул Хараде:
      - Ну-ка забери у этого парня пистолет и давай сюда вместе со свои охотничьим ружьем!
      Стоило Хараде лишь на миг заколебаться, Бени Канахали прыгнул на него с проворством тигра. Пилот хотел было вмешаться, но ему навстречу кинулась жена Канахали. Она схватила японца за горло, повалила на землю и наступила на него маленькими смуглыми ступнями.
      Остальные деревенские где-то замешкались. Хараде удалось вырваться, он пытался выбежать из дома, но тут жена Канахали подставила ему ногу. На мгновение ей пришлось отпустить пилота, который, в свою очередь, тут же набросился на Канахали, собиравшегося помочь жене. Когда Канахали нанес пилоту мощный удар, тот понял, что дело худо, молниеносно вскинул пистолет мистера Робинсона и выстрелил.
      Пуля угодила Канахали в бедро, но тот почти не почувствовал боли. С диким криком он бросился на японца, поднял его своими могучими руками, как обычно поднимал овец, и швырнул на землю. Пилот ударился затылком и затих.
      Харада вырвался из рук жены Канахали. Он все ещё сжимал в руке пистолет, но уже слышал снаружи яростные крики местных жителей и понял, что авантюра для него закончена. Мечты о славной оккупации острова под японским флагом развеялись. Быстро приняв решение, он сунул дуло пистолета в рот и нажал на спуск.
      Лодка добралась до Кауаи через шестнадцать часов. Хавила Калеохано нашел мистера Робинсона, а тот собрал горстку солдат, которые на небольшой каботажной шхуне отправились на Ниихау. Они прибыли туда в понедельник, больше чем через неделю после нападения японцев на Пирл-Харбор. Но к тому времени необычная оккупация Ниихау уже подошла к концу. Солдатам оставалось только сунуть в мешки трупы пилота и его пособника Харады и перевезти на Кауаи, где их и закопали. Самолет и оружие забрали позднее.
      Островитяне быстро восстановили свои дома. Вторая мировая война держала в напряжении их остров целую неделю. Теперь она для них закончилась.
      АМЕРИКА ПРОБУЖДАЕТСЯ
      Правящие круги фашистской Германии приветствовали вероломную акцию Японии. Хотя удар оказался для нацистского руководства неожиданным, они давно ожидали, что Япония вступит в войну ещё до конца 1941 года. Тем самым было покончено с многолетними колебаниями союзников по "оси".
      Уже двадцать третьего февраля 1941 года японского посла в Берлине генерала Осиму пригласили к Риббентропу, и тот без обидняков потребовал, чтобы Япония нанесла удар по британским силам в Тихом океане. Однако японское правительство к пожеланиям не прислушалось. Его цели были иными. В Токио понимали - требования Риббентропа вызваны желанием облегчить положение Германии. Однако японские милитаристы преследовали в Тихом океане собственные цели и собирались нанести удар только тогда, когда появятся шансы на победу.
      Двадцать девятого марта Риббентроп встретился с японским министром иностранных дел Мацуока. Риббентроп заявил, что германские вооруженные силы в ближайшие месяцы оккупируют Советский Союз. Теперь важно было, чтобы военный и экономический потенциал Японии как можно скорее был брошен на весы войны на стороне Германии. Он расписывал Мацуоке, как выгодно Японии именно в этот момент нанести удар по Великобритании и США.
      Однако Мацуока был достаточно умен, чтобы не брать на себя никаких обязательств. Япония ещё не была готова развернуть наступление. Он отделался обычными ни к чему не обязывавшими отговорками. Но, тем не менее, уже четвертого апреля Мацуока смог дать Риббентропу конкретное обещание, что японский военно-морской флот и военно-воздушные силы займутся подготовкой к вступлению в войну.
      Впоследствии посол нацистов в Токио Отт провел ряд важных переговоров с японскими политиками. В Берлине их результатами были довольны. Японцы заверили, что уже до конца года перейдут в наступление, если США не примут их условия, сводившиеся к развязыванию рук Японии в южной части Тихого океана и Юго-Восточной Азии. В Берлине понимали, что это практически означало начало войны - условия Японии были совершенно неприемлимы для США.
      В Токио не торопились, выжидая, чего добьется Гитлер, начавший военную кампанию против Советского Союза. Начальные успехи фашистской армии делали ситуацию благоприятной. Даже те японские политики, которые прежде занимали относительно трезвую позицию в оценке военной мощи Советского союза, были введены такой ситуацией в заблуждение и начинали верить, что войну на востоке Гитлер уже выиграл. Способствовало этому и то обстоятельство, что военные приготовления Японии вступили в последнюю решающую стадию.