Соблазнитель (№5) - Пылкий романтик

Расстегнув жилет и сняв его с Джулиана, Пен принялась за манжеты и ворот его рубашки.

Джулиан с восхищением посмотрел на Пен. В глазах ее играли лукавые огоньки. Ей явно нравилось раздевать его.

– Извини, дорогой, – улыбнулась она, – тебе придется встать, иначе я не смогу —

Пьянящее ощущение обретенной свободы усиливало страсть Джулиана. В том, что Пен раздевала его не только и не столько для ванны, не было уже никакого сомнения.

Пен начала расстегивать пуговицы его брюк, но ей мешало то, что Джулиан был уже возбужден до крайней степени.

– Тебе помочь? – спросил он.

– Не надо, сама справлюсь. Я столько дней, пока ты сидел, мечтала об этом, что теперь меня уже ничто не остановит.

Наконец все пуговицы были расстегнуты. Брюки скользнули вниз.

– Тебе точно не нужна моя помощь? – усмехнулся он.

– Ну хочешь, поцелуй меня. Это мне поможет. А то я вес же немножко стесняюсь. Мне хотелось быть бесстыжей соблазнительницей, а вместо этого я краснею, словно девственница, которой предстоит в первый раз...

Он притянул ее к себе и поцеловал.

– Что касается соблазнительности, Пен, то здесь ты можешь быть спокойна! Ты возбуждаешь меня до крайней степени!

Он снова поцеловал ее. Но если первый поцелуй был нежным, почти робким, то второй – страстным, хотя, разумеется, не грубым. Язык его скользил у нее во рту, проникая в самые укромные места. Джулиан едва мог побороть искушение подхватить Пен на руки и отнести на кровать, но он не стал пока этого делать хотя бы потому, что со спущенными брюками ему было трудно идти.

Они едва перевели дыхание после долгого поцелуя, как уже губы Пен начали скользить по шее Джулиана, по груди, спускаясь все ниже. Джулиану казалось, что от каждого прикосновения ее губ по его телу пробегали электрические искры.

Пен вдруг встала перед ним на колени. Это поразило Джулиана. Пен, в конце концов, дочь виконта и вдова графа. И по своей воле вряд ли когда-нибудь встала на колени перед кем бы то ни было, разве что, может быть, перед королем.

– Я польщен, моя леди! – воскликнул он.

Пен начала целовать его ногу, бедро и, наконец, поцеловала его так, что Джулиану показалось, будто весь мир взорвался мириадами искр. Взяв ее за руки, Джулиан помог ей подняться. Затем он вошел в ванну.

– Не остыла еще? – спросила Пен.

– Нет. Впрочем, – усмехнулся он, – если бы и остыла, не беда. От нашей страсти она наверняка бы не то чтобы нагрелась, но, боюсь, раскалилась!

Джулиан начал намыливаться. Знала бы Пен, как подействовал на него ее последний поцелуй!

Пен склонилась над ванной, чтобы помочь ему.

– Ты намочишь платье!

– Пускай. Я не думаю, что вода и мыльная пена его испортят.

– Лучше все же не экспериментировать.

Пен, разумеется, поняла: Джулиан хочет, чтобы она сняла платье. И отнюдь не потому, что беспокоится за его сохранность. Потянувшись к ней, Джулиан начал одну за другой расстегивать пуговицы на платье.

– Ты, кажется, хотела быть соблазнительной, Пен! – усмехнулся он. – Так будь!

Пен оказалась без платья. Она поднялась, чтобы расстегнуть корсет.

– Если не хочешь, чтобы твоя одежда намокла, разденься там, где лежит моя одежда. – Он указал на стул.

Пен поняла, что Джулиан опять же не столько беспокоится за ее одежду, сколько хочет полюбоваться ею.

Джулиан смотрел на нее. Пен действительно выглядела весьма соблазнительно, расстегивая корсет.

– Мне нравится, как ты смотришь на меня, Джулиан, – проговорила она. – Когда ты на меня так смотришь, мне начинает казаться, что я и впрямь чертовски соблазнительна!

Пен нарочно, чтобы подразнить Джулиана, снимала корсет и нижние юбки как можно медленнее. Джулиан смотрел, как дюйм за дюймом обнажается ее крепкая молочно-белая грудь. Сколько раз, пока он был разлучен с Пен, в своих мечтах он целовал эту грудь! Изящная, гибкая талия, округлые бедра. Наконец-то Пенелопа стояла перед ним совершенно нагой, если не считать белых шелковых чулок. Это было прекрасное видение самой женственности.

Реакция Джулиана на ее прелести, явственно читавшаяся в его глазах, придавала Пен смелости. Легкой эротичной походкой Пен прошла к ванне. До сих пор Джулиану казалось, что он возбужден до крайности. Теперь же он с удивлением обнаружил, что это еще не предел. Когда она подошла к нему ближе, Джулиан взял ее за руку и притянул к себе.

Пен ответила на его поцелуй с такой страстностью, словно много лет не целовала его.

Она обняла его за плечи. Грудь ее была всего в нескольких дюймах от него. Он поцеловал сначала одну, потом вторую, языком лаская розовый сосок. У Пен перехватило дыхание. Это очень нравилось Джулиану.

– Джулиан! – прошептала она. – Теперь я, пожалуй, всю ночь не засну, вспоминая, как мы с тобой занимались любовью!

Она дотронулась до его лица, останавливая его.

– Джулиан, готова целоваться с тобой хоть до бесконечности, но я, кажется, обещала о тебе позаботиться! К тому же я еще не совсем разделась.

Пен поставила ногу на край ванны, рядом с плечом Джулиана, и медленно начала стягивать чулок.

Джулиан уже был возбужден настолько, что малейшее промедление стало бы для него пыткой. Не дожидаясь, пока Пен стянет чулки, он притянул ее к себе, и, раздвинув ее ноги, коснулся губами трепещущей розовой плоти.

Целый фейерверк приятных ощущений взбудоражил все ее существо.

– Ты чертовски соблазнительна, Пен! – повторил он.

– В данный момент скорее ты соблазняешь меня. Хочешь поцеловать меня там?

– Да. Это тебя шокирует?

– Немного.

Поцелуй продолжался недолго. Поднявшись во весь свой рост, даже не потрудившись вытереться полотенцем, Джулиан подхватил ее, словно пушинку, и понес на кровать. Бережно опустив ее, Джулиан с минуту смотрел на ее восхитительное нагое тело, казавшееся еще привлекательнее в лучах приглушенного света, лившегося из окна. Но вскоре уже он был рядом, он был в ней. Их тела двигались в древнем, как мир, ритме. В целом мире словно не было никого и ничего – только двое и их всепоглощающая страсть.

Пен проснулась в объятиях сильных и нежных рук Джулиана. За окном едва брезжил рассвет. Пен не спешила вставать. Она неподвижно лежала, прислушиваясь к ровному, словно обволакивающему ее какой-то пеленой дыханию Джулиана, мерному биению его сердца.

Улыбнувшись про себя, Пен подумала о том, что в сексе с Джулианом каждый раз для нее было что-то новое. И каждый раз это было связано с пьянящим чувством свободы. Так было в день их первой близости. Тогда вокруг были только небо и море. Так было и вчера. Этот день принес им полную и долгожданную свободу, вслед за ним наступила восхитительная ночь.

Впрочем, дело было не только в этом. Вчера они впервые занимались любовью ради любви. Не ради утешения Пен, как тогда в гостинице. Не ради того, чтобы спровоцировать графа Глазбери на развод. А просто потому, что они любили друг друга.

Пен поняла, что Джулиан неизменно любил ее все эти годы! Можно сказать, всю жизнь. Он был влюблен в нее еще с подросткового возраста. Любил безмолвно, безропотно. Другой бы на его месте отослал эти письма по назначению, добиваясь ее любви, предлагая ей бурный роман, соблазнительный своей запретностью. Или сделал бы эти стихи достоянием всего света, изображая из себя несчастного влюбленного с пылким сердцем. Джулиан не сделал ни того ни другого. И это, как ничто иное, говорило об искренности его чувств. Пожалуй, это было самое приятное открытие для нее.

Джулиан мог бы давно обратить внимание на какую-нибудь другую женщину, которая ответила бы ему взаимностью. Он предпочел остаться безмолвным платоническим рыцарем, защищающим свою даму, не требуя ничего взамен.

Джулиан слегка поморщился от солнечного луча, попавшего на его лицо. Рука его потянулась к Пен. Он неосознанно пытался убедиться, что это не мираж и что она действительно рядом с ним.

Через пару секунд он уже вполне проснулся. Во всяком случае, глаза его были открыты и смотрели на Пен; тем не менее объятий он не разжимал, да Пен и сама не хотела этого.

Джулиан поцеловал ее в лоб.

– Ну что? – ласково спросил он. – Каковы твои планы на сегодня?

Кое-какие планы у Пен были. Но все это может и подождать, решила она. Ей так хотелось понежиться хотя бы еще немного в объятиях Джулиана.

Впрочем, Пен отлично понимала, что на самом деле вопрос Джулиана касается не текущего момента, и даже не сегодняшнего дня. Джулиан явно спрашивал ее о том, как собирается Пен распорядиться своей свободой, неожиданно обрушившейся на нее.

– Сегодня, – проговорила она, – я хотела бы поблагодарить женщину, которая спасла тебя. Потом я хотела бы поехать с тобой за город, а прямо сейчас я хотела бы заняться с тобой любовью. Мне с тобой так хорошо, так спокойно.

И они занялись любовью, медленно, спокойно, наслаждаясь друг другом. Потом Пен послала служанку в дом Джулиана с запиской Баткину, чтобы тот прислал хозяину чистых рубашек. Джулиану хотелось переодеться во что-нибудь свежее. Был уже полдень, когда они сидели в гостиной, пили кофе и просматривали почту – газеты и письма.

Одно письмо было из Франции.

– Смотри!– воскликнула Пен. – Это от Кэтрин! Она пишет из Марселя, собирается пересесть там на другой корабль. Благодарит меня за помощь, которую я оказала ей. Джулиан пробежал письмо глазами.

– Сохрани его, Пен, – посоветовал он, – это письмо – твое алиби. Если будут еще вопросы, ты можешь предъявить его как доказательство, что той ночью была не у мужа, а ездила в порт провожать Кейт. Не думаю, правда, что этот старый идиот, судья, снова начнет подозревать тебя. Найтридж так блестяще загнал его в угол! Но вдруг, не дай Бог.

Пен открыла следующий конверт. Это письмо она получила еще два дня назад, но, узнав почерк на конверте, открывать до сих пор не решалась.

– Похоже, – проговорила она, прочитав письмо, – мне придется встретиться с мистером Рамфордом, адвокатом графа. Оказывается, покойный мне кое-что завещал. Некое небольшое имение в Нортумберленде. Я даже там никогда не была.

Джулиан знал об этом имении. Знал, пожалуй, даже больше самой Пен. Как ее семейный адвокат он просто вынужден быть в курсе подобных вещей.

– Я знаю, какой оно приносит доход, – сказал он. – В принципе достаточный, если будешь жить в нем.

– Ты хочешь сказать, – прищурилась она, – что в Лондоне на такие гроши не проживешь?

– Именно так, – усмехнулся он.

– Что ж, – задумчиво проговорила Пен, – оказывается, муженек все же позаботился обо мне – завещал-таки захудалое именьице. Впрочем, я ни на что не претендую. В конце концов, фактически я не была его женой.

– Надеюсь, Леклер тебе поможет с деньгами. Помогал же до сих пор.

– Разумеется, я очень ему благодарна, но так устала все время зависеть от него! Больше не хочу ни от кого зависеть. Ничего, проживу как-нибудь.

Джулиан опустил глаза, делая вид, что углублен в газету, а на самом деле просто не желал встречаться взглядом с Пен.

– Что ж, – проговорил он, – в таком случае и я не стану тогда предлагать тебе помощь. Хотя вполне мог бы. Так что если все-таки надумаешь, знай – я к твоим услугам.

После этой фразы в гостиной воцарилась тишина. Многое, слишком многое оставалось недосказанным. Пен поняла, что рано или поздно придется все обсудить.

Но сейчас ей не хотелось говорить об этом. Прежде чем начинать разговор о будущем, надо покончить с прошлым. А с прошлым нельзя было покончить, не получив ответа на некоторые вопросы. Точнее, на один.

Словно прочитав ее мысли, Джулиан оторвался от газеты.

– Здесь как раз статья о нашем процессе, – произнес он. – Пишут, что «неожиданное решение суда оставляет у наблюдателя массу вопросов».

– Что ж, – вздохнула Пен, – от этого уж никуда не деться. Думаю, всякие наблюдатели еще долго будут ломать голову, кто же все-таки убил графа Глазбери: неверная жена или ее любовник?

– Да уж не без этого! – невесело усмехнулся Джулиан. – Пен, письмо от Кейт тебе лучше показать народу. Тогда по крайней мере у тебя будет достаточно серьезное алиби. А вот у меня даже алиби нет, кроме этих странных показаний сеньоры Перес.

Пен промолчала. Это было в духе Джулиана – отводить от нее беду, пусть даже ценой собственного благополучия. Вот и сейчас он снова готов взять на себя вину за совершенное не им убийство, но уже не перед официальным судом, а перед судом общественного мнения.

– А ты, Пен? – спросил вдруг он. – Ты-то меня не подозреваешь?

Пен шокировал не столько даже сам вопрос, сколько спокойный тон Джулиана, словно речь шла о чем-то совершенно незначительном.

– Господь с тобой, Джулиан! Неужели думаешь, что я способна тебя заподозрить? Я знаю, что ты не убивал его. Знаю точно так же, как то, что это не я.

– Знать наверняка ты не можешь.

– Я знаю, что ты не такой человек, Джулиан!– Ты слишком высокого мнения обо мне. Я сам за себя не могу поручиться, что, будь он сейчас жив, я не убил бы его. Сколько раз мне хотелось это сделать!

– Хотелось – это другое. Я все равно не верю, что ты смог бы это сделать!

Пен вспомнила слова Верджила о том, что Джулиан, может быть, и мог бы убить Глазбери, но никогда бы не стал травить его или, скажем, наносить удар в спину из-за угла. Джулиан бы вызвал графа на открытый и честный поединок.

Джулиан молчал.

«Неужели, – подумала она, – он всю жизнь будет терзаться предположениями, что я все-таки подозреваю его?»

Жить с этим было бы невыносимо. Но Пен надеялась, что Джулиан все-таки лучшего мнения о ней и не станет подозревать ее.

Впрочем, зачем гадать? Визит к сеньоре Перес должен окончательно расставить все точки над i. Пен была уверена в этом. Она собралась нанести этот визит прямо сейчас.

Глава 30

Джулиан остановил экипаж перед уютным особнячком на площади Пиккадилли. Опережая соскочившего с козел лакея, он сам поспешил помочь Пен выйти из кареты.

Чернокожий дворецкий, принявший у Джулиана визитную карточку, не носил ни ливреи, ни парика, но сходство с другим дворецким было столь разительно, что Пен не могла ошибиться, кто перед ней.

– Добрый день, Маркус! – улыбнулась она. – Вот вы, оказывается, где теперь устроились! Цезарь говорил мне, что вы нашли себе другое место, но не говорил где.

На широком черном лице не отразилось ни малейших эмоций, словно Маркус не расслышал Пен. Впрочем, и саму Пен мало сейчас волновала реакция Маркуса. Не ради беседы с ним она приехала сюда.

Из дома доносились оживленные голоса, среди которых явно выделялся эмоциональный командный женский голос, говоривший что-то по-испански.

Негр удалился с карточкой. Пен готова была умолять Бога на коленях, лишь бы только сеньора Перес приняла их. От этого многое зависело. Пен надеялась, что таинственная смуглянка все-таки соизволит хотя бы немного приоткрыть секрет; заставивший ее вдруг выступить в суде со столь неожиданными показаниями.

Через несколько минут негр снова возник на пороге.

– Сеньора ждет вас в библиотеке. Извольте следовать за мной.

Проходя по коридору, Пен не без удивления обратила внимание, какой беспорядок царит вокруг. Создавалось впечатление, что хозяева спешно пакуют домашний скарб, собираясь выехать. Причем берут лишь самое необходимое, оставляя роскошные и дорогие вещи, без которых можно обойтись.

Сеньора Перес на этот раз была в платье из сиреневого бархата, эффектно оттеняющего ее бронзовую кожу. Пен показалось, что в дружелюбной улыбке смуглянки промелькнуло что-то заговорщическое.

Джулиан начал с того, что горячо поблагодарил сеньору Перес за свое неожиданное освобождение. Приказав служанке принести кофе, хозяйка заняла гостей приятной светской болтовней ни о чем. Но взгляд сеньоры Перес красноречиво говорил о том, что она догадывается: кроме благодарности, у визита Джулиана и Пен была и другая цель.

Рядом с письменным столом Джулиан заметил раскрытый саквояж.

– Позвольте полюбопытствовать, сеньора, – произнес он, – вы, как я понял, собираетесь уезжать?

– Решила съездить на родину. Побаиваюсь за свое здоровье. Здешняя зима все-таки холодновата для меня.

– Надеюсь, ближе к лету вы все же вернетесь? – поинтересовалась Пен. – Здешнему обществу будет не хватать вас.

– Может быть, и вернусь. Но возможно, графиня, что я больше не увижу ни вас, ни мистера Хэмптона. Так что если у вас есть какие-то вопросы ко мне, прошу задать их прямо сейчас.

– Вопросов нет, сеньора Перес, – произнес Джулиан. – Я просто пришел поблагодарить вас за свое освобождение. И, как оказалось, пожелать вам счастливого пути.

– У вас в самом деле нет вопросов? – прищурилась та. – Я слышала, что английские дамы очень ревнивы. Разве вы не желаете уверить графиню, мистер Хэмптон, что на самом деле той ночью мы с вами не встречались?

– Не стоит меня ни в чем уверять, сеньора, – вставила Пен. – Я вполне верю и Джулиану, и вам.

Во взгляде сеньоры Перес промелькнуло недоверие. Впрочем, возможно, Пен это только почудилось. Но, как бы там ни было, смуглянка ничего не сказала.

Отпив глоток кофе, Пен поставила чашку на стол.

– У меня все же есть один вопрос, сеньора. Я, разумеется, весьма благодарна вам за спасение Джулиана. Благодарна, возможно, даже-больше, чем он сам. Но мне любопытно узнать, что вдруг подвигло вас на это?

– Что же здесь странного? – пожала та плечами. – Я просто помогла человеку, оказавшемуся в беде. Ему ведь грозила смерть. Я на сто процентов уверена, что мистер Хэмптон никого не убивал!

– Вы очень благородная женщина, сеньора Перес! – произнесла Пен.

– Да, ваш поступок, сеньора, нельзя назвать иначе, как благородным, – поддержал ее Джулиан. – Хотя, обеспечивая мое алиби, вы одновременно обеспечили и собственное. Теперь, даже если – представим себе невозможное – кто-то вдруг захочет обвинить вас в убийстве, не сможет это сделать, не опровергнув показаний, которые принесли мне свободу.

Эта реплика Джулиана удивила Пен. До сих пор ей не приходило в голову, что своим странным выступлением в суде сеньора Перес обеспечивала алиби себе.

– Как юрист, сеньора, скажу: отличная работа! Не подкопаешься!

Недоверие Джулиана и Пен несколько задело сеньору Перес, но она все-таки решила не подавать виду. Она перевела взгляд с Пен на Джулиана и снова на Пен.

– Мистер Хэмптон прав, – сказала она. – Хотела я того или не хотела, но позаботилась и о том, чтобы он не смог безнаказанно обвинить меня.

– Это потому, – прищурилась Пен, – что я сказала Цезарю: если Джулиана казнят, я не успокоюсь, пока не докопаюсь, кто же настоящий убийца? Вот вы и решили на всякий случай обезопасить себя, позаботившись о том, чтобы его не казнили?

– Графиня! – Перес выразительно посмотрела на нее. – Меня совсем не беспокоило, что вам вдруг станет известно, кто убил вашего мужа. За его смерть вы вряд ли стали бы кому-то мстить. Насколько я могу судить, она вам даже на руку. А вот если бы из-за моего молчания ваш любовник отправился на виселицу, этого вы мне никогда бы не простили.

– Что ж, сеньора, – подытожил Джулиан, – теперь мы знаем, кто убил графа. Но все равно непонятно, что вами двигало. Не думаю, что вы сделали это ради меня, чтобы я мог беспрепятственно наслаждаться счастьем с Пен!

Перес сверкнула глазами.

– Я, кажется, не говорила напрямую, что это я убила его! А говорила всего лишь о том, что постаралась обезопасить себя, если графиня вдруг вздумает меня обвинять.

– Но с чего бы это вдруг она заподозрила вас? Не знаю, может быть, Пен известно что-то такое, что неизвестно мне? Но если бы вы тогда вдруг не выступили в мою защиту, скорее всего ни мне, ни Пен и в голову не пришло бы, что вы вообще имеете какое-то отношение ко всей этой истории!

Пен вдруг пристально вгляделась в сеньору Перес.

– Посмотри на нее, Джулиан! – сказала она. – Глаза, овал лица... поразительное сходство! Как это я раньше не замечала? Впрочем, тогда, в театре, она, пожалуй, слишком шокировала меня, чтобы я могла рассмотреть ее как следует. И сходство не только во внешности, но и в манерах. Как ни старается она изображать из себя раскованную светскую даму, роковую соблазнительницу, есть в ней – простите, сеньора! – что-то забитое. Как у Джулии, у Цезаря. Когда надо, в ней проявляется та же привычка отгораживаться ото всех каменной стеной.

Джулиан с любопытством посмотрел на таинственную красотку.

– Сеньора Перес, – спросила Пен, – вы не родственница Клео? Вы очень похожи на нее!

– Неужели вы помните ее внешность? – покачала та головой. – Вы ведь в последний раз видели ее много лет назад. Она была еще почти ребенком. Да и тогда, должно быть, вы не обращали на нее особого внимания. Для вас ведь она была всего лишь одной из множества рабынь.

Пен задумалась на минуту.

– Вам известно даже то, когда я в последний раз видела Клео! – воскликнула она. – Между вами и домом моего мужа существует какая-то многолетняя связь. Предположение мое подкрепляется еще и тем, что Маркус у вас сейчас в услужении. Вряд ли это случайное совпадение! И память у меня хорошая, сеньора. Я отлично помню Клео и всегда буду помнить. Тем более что считаю: в ее смерти есть и доля моей вины.

Сеньора Перес уже не казалась отгородившейся от всего мира каменной стеной. Женщина, сидевшая сейчас перед Пен, скорее напоминала вулкан, внутри которого все клокочет. Еще минута, и извергнет огонь.

– Графиня права? – спросил Джулиан, пристально глядя на своенравную южанку. – Вы действительно родственница Клео, сеньора Перес?

– Она моя единоутробная сестра.

«Вот где ключ к разгадке!» – мелькнуло в голове Пен. Всей тайны Пен пока еще не знала, но была уверена, что между смертью графа и тем, что Клео и сеньора Перес – сестры, есть какая-то связь.

– Когда отец графа был еще жив, – начала вдруг Перес, – граф Глазбери жил вместе с ним у нас на острове. Разумеется, молодому графу не могло не нравиться чувствовать себя всевластным. Ведь раба можно заставить делать все, что угодно. Его можно даже избить до полусмерти. Потом Глазбери уехал, много лет жил в Англии, но в один «прекрасный» день вдруг вернулся. Соскучился, должно быть, по тем временам, когда он был здесь царь и бог. – В голосе Перес звучало нескрываемое презрение к графу. – Разумеется, его возвращению никто не был рад.

– Вы в тот момент все еще жили там? – спросила Пен.

– Да, но вскоре уехала. Некий господин, заехавший как-то раз на наш остров, заинтересовался мной и решил купить. Граф не хотел поначалу уступать, но тот предложил очень хорошую цену, После его смерти я бежала в Венесуэлу. Придумала себе какую-то историю, ей поверили. Там много таких, как я. Я стала содержанкой сначала у одного, влиятельного лица, затем у другого, пока не нашла такого, который привез бы меня в Англию. Я ведь хотела повидаться с сестрой.

Сеньора Перес в смятении встала из-за стола и нервно заходила по комнате взад и вперед. От ее невеселого рассказа Джулиану и Пен становилось не по себе.

– Я вспоминаю то время, когда граф вернулся к нам на остров. Клео была еще почти ребенком. Глазбери тогда решил взять с собой в Англию кое-кого из рабов. И взял ее. Мы-то, наивные, надеялись, что там она станет свободна. Мы все замечали, что граф выделяет ее среди прочих. Думали, что, когда Клео немного подрастет, граф Глазбери сделает ее своей любовницей. Это все-таки лучше, чем быть рабыней. Помню, я даже завидовала ей.

– Разве вы не знали, какие у графа пристрастия?

– Честно говоря, мне стало это известно слишком поздно. Я надеялась обнаружить Клео живущей в роскоши, окруженной толпой собственных слуг. Но обнаружилось, что она вообще пропала. Другие слуги мне все рассказали. Они знали, кто я такая.

– А как вы узнали, что Клео больше нет? – спросила Пен.

Я сама узнала об этом всего лишь месяц назад!

– От Цезаря. Ошибка графа была в том, что он слишком доверял ему. Граф считал, что такой преданный слуга никогда не предаст его. Цезарь умеет читать. Однажды он увидел на столе графа письмо, в котором говорилось: «Задание вашего сиятельства выполнено». Это означало, что Клео убита по приказу графа.

– И вы отомстили за ее смерть, – подытожил Джулиан.

– Что ж, – вздохнула та, – называйте это местью, если хотите. Я же склонна называть это восстановлением справедливости. Задача, в сущности, оказалась проста. Сначала надо было привлечь внимание графа. Я знала, что ему всегда нравились смуглые женщины. Как видите, – усмехнулась она, – мне много известно о пристрастиях покойного!

Пен заметила, что сеньора Перес избегает встречаться с ней взглядом, но выражение ее глаз все-таки разглядела. Сеньора Перес чувствовала себя победительницей: граф Глазбери своей жизнью заплатил за свои злодеяния.

– Даже если вы захотите донести на меня властям, – продолжала Перес, – не думаю, что у вас что-нибудь получится. Слуги графа целиком на моей стороне. Они только рады, что этого чудовища больше нет. Даже смертью он не мог бы оплатить все свои грехи. Поговорите со слугами сами, если не верите мне. Они еще и не такое вам расскажут! Например, как граф скрывал от своих рабов, что в Англии они стали свободны. А те, кому каким-то образом все-таки удавалось прознать об этом, почему-то после этого бесследно исчезали.

– Я уверен, сеньора, – вставил Джулиан, – что слуги графа вас не предадут. Хотя бы потому, что они, по сути дела, ваши сообщники. Одно только представляется мне странным: если Глазбери, как вы утверждаете, знал вас еще на острове, почему же он тогда не узнал вас теперь?

– Для него я была всего лишь очередной проституткой, купленной на одну ночь за ожерелье (сам он называл это подарком). Но после того как он выпил вино, я призналась, кто я такая. Я хотела, чтобы он это узнал, прежде чем умрет.

– Разумеется, – кивнул Джулиан, – вы хотели, чтобы он это знал. Иначе весь ваш план не имел бы смысла.

– Судя по вашему тону, мистер Хэмптон, – прищурилась она, – вы не одобряете мои действия. Что же вы предложили бы мне взамен? Помолить Бога, чтобы душа моей сестры обрела покой в раю, и на этом успокоиться? Или обратиться за помощью к вашей полиции? Какие свидетельства я смогла бы им предъявить, кроме моей грустной истории? Мне можно лишь поверить на слово, а можно и не поверить.

– Как бы то ни было, убийство есть убийство, сеньора. И полностью оправдать я его не могу. Ваш муж хотя бы знает обо всем этом? Это он хочет выслать вас из Англии как можно быстрее?

– Уехать отсюда я сама решила. Что касается Рауля, да, он все знает. Не волнуйтесь, мистер Хэмптон, мой муж – образованный человек. Он читал умные книжки, знает, что пишут все эти психологи, юристы, философы. Нельзя, мол, убивать даже самого плохого, самого ничтожного человека, и все такое. Но он считает, что есть иной закон, стоящий над всеми земными законами. Если бы я была мужчиной, пожалуй, вызвала бы Глазбери на дуэль. Но по неписаным законам женщины никого на дуэль не вызывают. Так что все, что мне оставалось, – это либо попросить какого-нибудь мужчину, чтобы вызвал графа на дуэль за меня, либо искать какой-нибудь иной способ. Я предпочла иной способ.

– А вам не приходило в голову, – вскипел Джулиан, – что этим вашим «способом» вы подвергаете опасности ни в чем не повинную женщину? Вы тут произносили красивые слова о благородстве, сеньора Перес, но можно ли считать благородным то, что вы шли на преступление, зная, что скорее всего обвинят в нем другого человека? Смуглянка была явно задета, но постаралась держать себя в руках.

– Я не собиралась подвергать вас никакому риску, графиня, – минуя Джулиана, обратилась она прямо к Пен. – Я ожидала, что успею провернуть это дело, пока вы еще в Неаполе. Полиция скорее всего решила бы, что графа убила какая-нибудь очередная проститутка. Он их вызывал на дом едва ли не каждую ночь.

– Но в момент убийства я была уже не в Неаполе, – ответила Пен. – И вы это прекрасно знали, сеньора!

– Прошу извинить меня за то, что я не стала дожидаться, пока вы снова соизволите куда-нибудь уехать. Я не думала, что вас могут подвергнуть суровому наказанию. Вы все-таки графиня. Аристократы, насколько я могу судить, всегда, как правило, умудряются каким-то образом выйти сухими из воды.

– Вы рассудили неверно, сеньора! – резко произнес Джулиан.

– И вас, кажется, не очень смущал тот факт, что в тюрьму вместо вас сел мистер Хэмптон! – вставила Пен.

Перес помолчала с минуту.

– Я должна извиниться перед вами, мистер Хэмптон, – проговорила она, – и не только за то, о чем сейчас говорила графиня. Я не сразу поняла вашу роль во всем этом. Сначала я считала, что вы просто купили Клео с теми же намерениями, что и граф. Думала, что будете использовать ее. Я была уверена, сэр, что вы ничуть не лучше, чем граф. Но после того как графиня объяснила Цезарю, что на самом деле вы сделали для Клео, мое мнение о вас изменилось. И тогда я решила спасти вас от обвинений.

– За это я вам очень благодарна, сеньора! – тихо проговорила Пен.

Сеньора Перес посмотрела на нее понимающим взглядом, каким могут обменяться между собой только женщины. Этот взгляд словно говорил: «Пусть мужчины воображают, что это они заправляют всем на свете, пусть играют в свои монархии и демократии, законы и свободы. Мы-то с вами знаем, кто на самом деле правит миром!»

Джулиан подошел к Пен и помог ей подняться из-за стола. Это было молчаливым сигналом, к тому, что цель визита достигнута и они могут идти.

– Как я уже сказал, – заключил он, – я не стану доносить на вас, сеньора, хотя бы потому, что таким образом я разрушил бы и собственное алиби. Не стану даже осуждать вас – не имею на это права, ибо о кончине графа, признаться, я сожалею не более, чем о смерти какой-нибудь мухи. Прощайте, сеньора, и Бог вам судья!

Глава 31

– Ты, должно быть, уже устал от моей болтовни, Джулиан? – прошептала Пен ему в ухо, нагибаясь, чтобы поцеловать его.