– Вы нездоровы? – спросил Натаниел. – Позвольте мне позвать Леклера и…
Шарлотта покачала головой:
– Нет-нет, со мной все в порядке. – Открыв глаза, она продолжала: – Просто очень тяжело спускаться вниз час за часом, когда нет никаких утешительных новостей. Мы с Пен спускаемся по очереди и с ужасом ждем боя часов.
Натаниел не знал, что сказать. Никогда еще не чувствовал он себя таким беспомощным.
– Не сомневаюсь, что с миссис Дюклерк все будет хорошо. Ведь такое при родах случается, не так ли?
Шарлотта направилась к лестнице. Натаниел шел с ней рядом. У нижней ступеньки она остановилась и вновь заговорила:
– Флер все слабеет, но держится стойко. А Данте ужасно переживает. Смотреть на него просто невыносимо…
– Мое вторжение невозможно извинить, миледи. Если вы рассердитесь, то будете правы. Конечно, не имеет смысла упрекать меня, но даже если вы так поступите, то я не стану защищаться.
– Но я вовсе не сержусь на вас – напротив, я рада вашему приезду. Увидев вас, я сначала подумала, что это Леклер послал в Лондон за кем-нибудь из друзей. Однако из ваших слов следует, что вы прибыли сюда не по просьбе Леклера.
– Да, вы правы. За мной не посылали.
– Но я все-таки надеюсь, что вы останетесь, – сказала Шарлотта. – А когда все это… закончится, мы с вами подольше поговорим.
– Как тебе удалось вынести это четыре раза? – пробормотал Данте.
– Сам не понимаю. – Леклер не отрывал глаза от книги, с которой уселся на софу. Все остальные также делали вид, что заняты чтением.
– С опытом становится легче?
– Нисколько. – Леклер покачал головой.
– Ох, черт побери…
Уже несколько часов ни одна из женщин не появлялась, и мужчины, сидевшие в библиотеке, ужасно нервничали.
– Прошло уже довольно много времени, – пробормотал Натаниел.
– Не так уж много. – Виконт наконец-то оторвался от книги.
Однако все прекрасно понимали, что для беспокойства есть основания. С тех пор как за Шарлоттой закрылась дверь, прошло четыре часа. Четыре часа тягостного ожидания.
Натаниел мало знал Флер Монли, вышедшую замуж за Данте в прошлом году, но и он очень переживал за нее.
Сделав очередной глоток бренди, Данте что-то пробормотал себе под нос и вдруг, размахнувшись, запустил книгой в стену. Леклер даже не взглянул на него.
– Сколько же времени должно пройти, чтобы ты начал беспокоиться?
Виконт пожал плечами:
– В таких случаях время не имеет значения. Я попытаюсь не волноваться, пока для этого нет серьезных оснований.
– А у тебя были когда-нибудь серьезные основания?
Леклер медлил с ответом.
– Да, пожалуй. С Эдмундом.
– Не понимаю, почему нам нельзя подняться наверх! – в негодовании заявил Данте.
– Никто ведь не заставляет нас оставаться здесь.
– Но мне было сказано, что я не могу находиться рядом с ней.
– Ты имеешь в виду в комнате, где происходят роды? У меня, например, нет желания идти туда. У Хэмптона и Найтриджа – тоже. Я прав, джентльмены?
– Пойду только я, муж.
– Вам это вряд ли удастся, – возразил Хэмптон. – Повитуха с доктором вас ни за что туда не пустят.
– Он прав, Данте, – сказал Леклер. – Ведь миссис Браун уже несколько раз говорила, что мужья в таких случаях серьезная помеха. К тому же от нас якобы никакой пользы.
– Черт побери, но если я плачу ей, то я могу иметь право голоса.
– Ты так считаешь?
– Разумеется.
– Ты не совсем прав, Данте. Конечно, тебя постоянно должны информировать о происходящем, но не более того.
– Так почему же они не информируют? Черт бы их всех побрал!
– Найтридж, налейте ему еще бренди.
Данте ударил кулаком по столу.
– Я сейчас же поднимусь туда и выясню, что там происходит. С ними Уилер. Он пустит меня.
Поднявшись на ноги, Данте вышел из библиотеки. Леклер вздохнул и повернулся к Натаниелу:
– Найтридж, идите за ним, хорошо? Мое присутствие будет только раздражать его. Когда повитуха расправится с ним, принесите нам его останки.
Данте перепрыгивал через две ступеньки, и Натаниел едва поспевал за ним. Приблизившись к комнате, где находилась Флер, оба остановились.
В конце коридора сидел в кресле немолодой мужчина, читавший газету при свете лампы. Приветливо улыбнувшись, он снял очки и проговорил:
– Хорошо, что вы пришли, Дюклерк. Поможете мне скоротать время.
– Черт побери, что вы здесь делаете, Уилер?
– Жду. – Доктор указал на газету: – Здесь пишут, что некоторые акции снова подскочили. Не исключено, что вы скоро разбогатеете и увеличите мой гонорар.
– Не понимаю, почему я вообще должен платить вам, – проворчал Данте. – Я привез Флер в Леклер-Парк, чтобы вы наблюдали за ней. А вы только газеты читаете.
– А больше делать нечего. Никому. Поэтому все убивают время как могут. Виконтесса, например, переписывает ноты, баронесса читает, а ваша жена вяжет носок из шерсти.
В этот момент из-за двери донесся протяжный стон. Уилер улыбнулся:
– Ничего страшного. Так и должно быть между схватками.
– Значит, все в порядке? – спросил Натаниел, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал как утверждение.
– Разумеется, – ответил доктор после некоторого колебания.
За дверью снова застонали, на сей раз еще громче. Данте смертельно побледнел.
– Что там происходит, Уилер?
Улыбка Уилера померкла.
– Видите ли, боли начались уже давно. К тому же она очень устала и потеряла много сил. Но не волнуйтесь, все будет хорошо, просто это продлится дольше, чем обычно. Так часто случается, когда рождается первый ребенок, и в таких случаях остается только ждать. – Доктор ненадолго умолк, затем добавил: – Но если ожидание затянется, то я пошлю за хирургом, и, возможно, мы воспользуемся инструментами.
«То есть все не так уж хорошо, – подумал Натаниел. – Шарлотта несколько часов назад выразила такое же мнение».
– Я войду, – решительно заявил Данте.
– Дюклерк, не надо этого делать, – попросил Натаниел.
– Это не будет приветствоваться. Там даже меня едва терпели, – сказал Уилер.
– Все равно я войду, черт побери! – Данте повернул ручку двери и вошел.
Натаниел заглянул в комнату через плечо молодого мужа.
Бьянка, виконтесса Леклер, не переписывала ноты, она сидела возле Флер, обтирая влажным полотенцем ее лицо. Повитуха же уговаривала Флер тужиться, когда приходят боли. А роженица выглядела такой усталой, словно пробежала миль тридцать.
Шарлотта сидела на другой стороне кровати, держа Флер за руку и что-то нашептывая ей на ухо. Как и все женщины, она была в фартуке поверх платья. Прежде чем дверь за Данте и Уилером закрылась, она подняла голову и увидела Натаниела. На мгновение их взгляды встретились. Он увидел страх в ее глазах, и сердце у него сжалось.
Увидев Данте и доктора, женщины переглянулись, затем снова уставились на вошедших мужчин.
– Данте, ты?.. – пробормотала Флер с изумлением.
Повитуха нахмурилась и с угрожающим видом шагнула к молодому мужу.
– Пусть он посмотрит на нее, – потребовала Шарлотта. – Ей тогда станет легче.
Шарлотта ужасно устала и была напугана. Она видела, что повитуха волнуется, а в глазах Бьянки страх застыл еще много часов назад. Флер очень ослабела, и временами казалось, что она умирает, а в последние несколько часов ужасные предчувствия не покидали Шарлотту ни на минуту.
Уилер жестом указал миссис Браун, чтобы та ретировалась. Бьянка также отошла в сторону. Данте медленно приблизился к кровати: он не сводил глаз е жены.
– Наверное, тебе не следует находиться здесь, Данте. – Флер попыталась улыбнуться, но улыбка получилась безрадостной.
– Я хотел увидеть тебя, дорогая.
– Миссис Браун говорит, что ребенок должен скоро появиться. Надо только потерпеть…
Данте вопросительно посмотрел на стоявших рядом женщин. Шарлотта утвердительно кивнула в ответ.
Тут Флер снова застонала и попыталась приподняться. Шарлотта и Данте хотели помочь ей, но она тотчас же откинулась на спину.
– Я ужасно слабая, – прошептала она.
– После нескольких часов таких страданий даже Леклер ослабел бы, – пробормотала Шарлотта.
– Может, помочь тебе, дорогая? – спросил Данте. – Я сяду и буду поддерживать тебя сзади. Возможно, так будет лучше.
Миссис Браун запротестовала, но доктор Уилер тут же перебил ее.
– Миссис Браун, пусть попробует, – сказал он. – Очень может быть, что это поможет. Не возражайте, пожалуйста.
– Да, стоит попытаться, – согласилась Шарлотта.
Повитуха медлила с ответом, но Данте не стал дожидаться ее разрешения. Он помог Флер приподняться и уселся на постель позади нее. Она откинулась ему на грудь, и тотчас же началась новая волна схваток.
Лицо роженицы исказилось от боли, и из горла ее вырвался крик. Шарлотта в ужасе замерла, а Данте прошептал:
– Дорогая, помогает?
– Помогает уже то, что ты рядом. Но и я старалась изо всех сил.
Шагнув к кровати, Уилер потрогал живот роженицы, а миссис Браун заглянула под простыню, прикрывавшую согнутые ноги Флер. Затем повитуха с доктором обменялись взглядами, и миссис Браун сказала:
– Вы можете остаться, мистер Дюклерк.
Данте поддерживал Флер сзади, когда схватки возобновились. Шарлотта же отошла от кровати. Теперь, когда появился Данте, ее помощь уже не требовалась.
Перерывы между схватками сокращались, и миссис Браун то и дело заглядывала под простыню. Уилер же молча наблюдал за ней.
Бьянка в очередной раз вытерла лицо Флер влажным полотенцем. Взглянув на Данте, сказала:
– Теперь уже скоро.
Флер чувствовала, что мучения скоро закончатся, и это придавало ей сил – теперь в ее криках уже не было отчаяния. Шарлотта же мысленно молилась о том, чтобы все закончилось побыстрее и без осложнений.
Наконец Уилер объявил, что ребенок выходит. Несколько секунд спустя Флер закричала в последний раз и откинулась на спину.
Миссис Браун откинула простыню и громко объявила:
– Мальчик!
Из груди Шарлотты вырвался вдох облегчения. Потом она вдруг покачнулась и наверняка упала бы, если бы Пен ее не поддержала. На глаза ее навернулись слезы, и она словно сквозь туман наблюдала, как мыли и пеленали ребенка.
Флер же лежала в объятиях Данте. Какое-то время молодые родители смотрели на младенца, затем взглянули друг на друга. Выражение, появившееся на их лицах, ошеломило Шарлотту. Было очевидно: любовь переполняла этих двоих. Разумеется, она и раньше знала, что Данте и Флер любят друг друга, но только теперь она постигла всю глубину их чувств. Прежде Шарлотте даже в голову не приходило, что люди могут быть способны на такую любовь. Во всяком случае, ничего подобного она никогда еще не видела.
И тут словно что-то надломилось в ее душе. Слезы потоками струились по ее щекам, плечи сотрясались от рыданий, и она ничего не могла с этим поделать.
Выплакавшись, Шарлотта затихла в объятиях Пен. Она стыдилась своих слез, знала, что плакала не только от счастья и облегчения, но и от зависти.
Глава 9
Услышав рыдания за дверью, Натаниел в страхе замер. Он был абсолютно уверен: произошло именно то, чего больше всего опасались.
«Похоже, мне самое время уезжать, – подумал он. – Сейчас мое присутствие будет совершенно неуместным».
Натаниел уже сделал несколько шагов к лестнице, но тут дверь распахнулась и в коридор вышли Пенелопа с Шарлоттой. Причем Пен обнимала сестру, поддерживая ее, а та всхлипывала и вздыхала.
Закрыв дверь, Пенелопа вопросительно взглянула на Натаниела, и тот понял, что должен что-то сказать.
– Поверьте, я искренне вам сочувствую… – пробормотал он.
– Все в порядке, уверяю вас, – ответила Пен. – Да, все замечательно. Родился мальчик, и, судя по всему, с Флер тоже все будет в порядке.
Шарлотта снова всхлипнула, уткнувшись в плечо сестры, Пенелопа погладила ее по волосам.
– Просто она очень устала. – Пен взглянула на Натаниела. – Она здесь с самого начала. Сказалось нервное напряжение, вот и все.
Натаниел перевел взгляд на Шарлотту, но та словно не замечала его присутствия.
– Мистер Найтридж, не могли бы вы побыть с ней? – спросила Пенелопа. – Мне нужно пойти вниз и сообщить обо всем Леклеру и Джулиану. Ведь они, наверное, услышали эти рыдания и подумали…
– Да, разумеется, я побуду с ней. Мне следовало самому это предложить, но я не решился.
– Благодарю вас, мистер Найтридж, – сказала Пенелопа. – Не беспокойтесь, я скоро вернусь. – Она кивнула сестре и поспешила к лестнице.
Натаниел шагнул к Шарлотте и осторожно обнял ее. Она снова всхлипнула и прижалась к его груди. «Какая она хрупкая и слабая, – промелькнуло у него. – Но почему же она плачет? Что с ней?..»
Действительно, трудно было представить, что решительная и самоуверенная леди Марденфорд может плакать по какой-либо причине. Да и плакала она… как-то странно. Во всяком случае, он никогда не видел, чтобы женщины так плакали.
Прошло несколько минут, и Шарлотта начала успокаиваться. Внезапно она чуть отстранилась и взглянула на него с удивлением. Казалось, она только сейчас поняла, кто ее обнимает.
– Пойдемте… Надо, чтобы вы присели. – Натаниел взял Шарлотту под руку и повел к креслу, где раньше сидел доктор Уиллер.
Усевшись, Шарлотта достала из кармашка передника носовой платок и утерла слезы. Сделав несколько глубоких вдохов, пробормотала:
– Ах, Пенелопе не следовало навязывать вам меня.
– Но я вовсе не возражаю, – сказал Натаниел. – Поверьте, я испытал огромное облегчение, узнав, что причиной ваших слез было не то, чего все так боялись.
Шарлотта тихонько вздохнула и потупилась. Натаниел опустился перед креслом на одно колено.
– Может, позвать вашу служанку? – спросил он. – Возможно, вам следует отдохнуть в своей комнате?
Шарлотта отрицательно покачала головой:
– Нет-нет, не стоит. Хотя я действительно устала. – По-прежнему глядя на свои руки, комкавшие платок, она продолжала: – А расплакалась я просто потому, что… А я не очень-то понимаю, что именно вызвало эти слезы. Наверное, я расплакалась от радости. Правда, возникло еще какое-то чувство… Но мне не хочется об этом думать, даже немного стыдно об этом вспоминать.
Натаниел накрыл ладонью ее руки.
– Вам нечего стыдиться, и ваши слезы – совершенно естественная реакция.
Снова вздохнув, Шарлотта подняла голову. Их взгляды встретились, и Натаниела тотчас же вновь пронзило уже знакомое ощущение: ему опять почудилось, что эти глаза смотрели на него сквозь прорези маски на вечеринке у Линдейла. Да-да, именно они – теперь в этом уже не могло быть сомнений.
Внезапно со стороны лестницы послышались радостные голоса. Поспешно выпрямившись, Натаниел обернулся и увидел Леклера, Хэмптона и Пенелопу, появившихся в коридоре. Пен подошла к сестре и. окинув ее оценивающим взглядом, проговорила:
– Похоже, ты пришла в себя. Пойдем с нами, дорогая. Мы хотим посмотреть младенца.
– Боюсь, я не смогу войти туда. – Шарлотта покачала головой. – И если я опять устрою там сцену, то это может плохо отразиться на ребенке. Думаю, мне лучше выйти из дома ненадолго. Сейчас не слишком холодно, а мне нужно подышать свежим воздухом.
– А мне давно пора с вами распрощаться, – заметил Натаниел. – Мое вторжение оказалось слишком продолжительным.
– Но вы не можете покинуть нас сейчас, – возразила Пенелопа. – Уже давно стемнело. Я приказала домоправительнице приготовить для вас комнату.
– Да, вы должны остаться, – поддержала сестру Шарлотта. – Вы ведь еще не рассказали мне о вашей поездке в Дарем. Так что потом поговорим, хорошо?
Поднявшись с кресла, Шарлотта направилась к лестнице, ведущей в верхний этаж. Натаниел смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Он понимал, что придется рассказать Шарлотте о своем последнем разговоре с мальчиком, хотя рассказывать очень не хотелось.
Леклер, говоривший о чем-то с женой и миссис Браун у двери спальни, обернулся к Натаниелу:
– Найтридж, зайдешь с нами на минутку? Или тебя не интересуют младенцы?
Натаниел пожал плечами:
– Полагаю, я был бы там лишний Мне лучше спуститься вниз.
– О чем ты, Найтридж? Ведь все мы считаем тебя нашим добрым другом. Думаю, ты должен взглянуть на младенца и поздравить Данте. Пойдем же.
Немного помедлив, Натаниел подошел к открытой двери и заглянул в комнату через плечо Хэмптона.
Флер, лежавшая под белоснежной простыней, мирно спала, и ее длинные волосы разметались по подушке. Данте же сидел на краю постели, держа в руках маленький сверток. Он держал его под углом – чтобы всем вошедшим было видно розовое личико младенца. Однако Данте не смотрел на них. Его взгляд был устремлен на жену.
Глядя на счастливое семейство, Натаниел чувствовал, что у него что-то сжимается в груди. Теперь он понял, почему Шарлотта так расчувствовалась. Никто не смог бы остаться равнодушным, увидев этих молодых родителей.
Но вместе с радостью он испытывал и какую-то странную тоску, словно в душе его образовалась пустота. Уже покидая спальню роженицы, Натаниел понял, откуда эта тоска. Увы, он был лишен той любви и того счастья, которое обрели молодые супруги. «А может, и Шарлотта испытывала те же чувства?» – спрашивал он себя, шагая по коридору.
Свежий и бодрящий воздух был особенно приятен после долгих часов, проведенных в комнате Флер. Дыша полной грудью, Шарлотта медленно шла к каменной стене, ограждавшей сад Леклер-Парка.
Она надеялась, что Натаниел присоединится к ней, хотя и подозревала, что они вновь вступят в спор.
Но почему же он приехал сюда? Может, с Гарри что-то случилось? Если так, то, должно быть, случилось что-то очень неприятное, иначе Натаниел не приехал бы.
А может быть, он приехал вовсе не из-за мальчика? Как бы то ни было, она с удовольствием поспорила бы сейчас с ним. Возможно, это отвлекло бы ее от размышлений о том, что произошло в комнате Флер.
Совсем недавно Шарлотта наконец-то примирилась с мыслью о том, что останется бездетной, однако рождение этого ребенка разбередило старую рану. Возможно, причина не в ней, а в плохом здоровье Филиппа – так многие и считали, но все-таки она допускала, что бесплодие будет преследовать ее и в новом замужестве, если она решится выйти замуж во второй раз. До сегодняшнего дня ей казалось, что она сумеет смириться с этим, – и наверняка смирилась бы. Да, ее вывел из равновесия вовсе не первенец Флер, так как Амброуз в каком-то смысле заменял ей сына. Следовательно, чувство зависти возникло не из-за младенца. Скорее всего, ее поразило то открытие, что она сделала, наблюдая за братом и Флер. Она вдруг поняла, что такое настоящая любовь.
Прежде Шарлотта была уверена, что они с Филиппом любили друг друга. Конечно, она понимала, что их любовь нельзя было назвать огненной страстью, но ей всегда казалось, что страсть опасна и не приведет к добру, поэтому жизнь с Филиппом вполне ее удовлетворяла.
А теперь она поняла, что они с Филиппом никогда не любили друг друга. И он никогда, далее в самые интимные минуты, не смотрел на нее так, как Данте сегодня – на Флер.
Возможно, они с Филиппом все-таки любили друг друга, но их любовь была основана на привязанности и взаимном уважении, не более того. Наверное, они просто не могли полюбить по-настоящему, потому что им это не было дано – ни ему, ни ей.
Тяжело вздохнув, Шарлотта повернулась и зашагала обратно к дому. Ее охватило щемящее чувство утраты. Теперь стало ясно: их жизнь с Филиппом была совсем не такой, какой она прежде ей представлялась.
Ах, зачем она об этом думает? Подобные мысли заставляют ее чувствовать себя старой… и ужасно глупой.
– О чем вы задумались?
Шарлотта вздрогнула и подняла голову. Около дома стоял Натаниел – на фоне льющегося из окна гостиной света четко вырисовывалась высокая стройная фигура.
– Да, действительно задумалась, – ответила Шарлотта. – Странно, что такое заурядное событие, как рождение ребенка, может так взволновать.
– Да, событие действительно заурядное, но в то же время исключительно важное и значительное. Неудивительно, что вы раздумываете об этом.
– Ах, стыдно признаться, но я размышляла вовсе не о радостном событии – не о рождении племянника. Я думала… о самой себе, о своей собственной жизни.
– Может, оставить вас наедине с вашими мыслями? Или же, напротив, вы хотели бы отвлечься от них?
– Я предпочла бы отвлечься.
Она шагнула в его сторону, и Натаниел пошел ей навстречу. Он приблизился к ней почти вплотную, и Шарлотте вдруг показалось, что они стали ближе друг другу – словно то, что происходило в комнате Флер, снесло последнюю преграду между ними.
Он поднял руку и коснулся кончиками пальцев ее плеча.
– Вам не холодно в этой накидке?
– Нет, не холодно. – Шарлотта покачала головой. «Во всяком случае, не настолько, чтобы возвращаться в дом», – добавила она мысленно. – Мистер Найтридж, может, пройдемся по саду? Леклер наверняка захочет отметить это событие, а я пока не готова увидеться с ним.
– Луна светит очень слабо. Вы можете споткнуться.
– Нет-нет, я прекрасно знаю тропинку, по которой мы пойдем. Еще девочкой я часто гуляла по ней одна. – Тропа звала ее сегодня ночью. Ей казалось, что она сможет обрести ту детскую храбрость и искренность, если снова пройдется по ней.
Они отошли от дома и побрели по саду. Затем пересекли широкую поляну и зашагали но другой тропинке, ближайшей к лесу.
На черном бархате неба ярко светили звезды, и казалось, что тепло, исходившее от Натаниела, согревало ее. Согревало, но не успокаивало. Более того, с каждой минутой Шарлотта все сильнее волновалась. Впрочем, так всегда бывало, когда Натаниел оказывался рядом. Это волнение очень раздражало ее, потому что в таком состоянии она не могла контролировать себя. Возможно, именно поэтому она постоянно вступала в спор с Натаниелом, о чем бы они ни разговаривали.
Стараясь как-то отвлечься, он спросила:
– Вы приехали из Лондона, чтобы что-то сообщить мне?
– Да, именно по этой причине.
– Ваши новости, должно быть, очень важные, не так ли?
– Так мне казалось вчера, но сегодня все кажется незначительным.
Шарлотта вопросительно взглянула на собеседника. Неужели важные новости могли за один день превратиться в незначительные? Натаниел молчал, и она вновь заговорила:
– Поскольку вы проделали такой долгий путь, вам лучше рассказать мне обо всем. Ведь вы обещали развлекать меня, помните?
– Что ж, если вы настаиваете, я расскажу все. Но сначала…
Он привлек ее к себе и заключил в объятия. А его поцелуй заставил ее затрепетать. По телу её словно прокатилась горячая волна, и Шарлотта почувствовала, как гулко застучало сердце у нее в груди.
Натаниел же отстранился на мгновение, а затем принялся покрывать поцелуями ее шею. Поцелуи эти все сильнее возбуждали Шарлотту, и в какой-то момент она со стоном прижалась к нему и обвила руками его шею.
– Мне бы хотелось, чтобы сейчас было лето, – прошептал он ей в ухо. – Или чтобы мы оказались в Лондоне, а не в доме вашего брата.
Он снова впился поцелуем в ее губы, и Шарлотта окончательно потеряла голову. «Зачем нам лето? – промелькнуло у нее. – Мы могли бы сейчас пойти в лес и…»
Он внезапно прервал поцелуй и, чуть приподняв ее подбородок, заглянул ей в глаза – причем смотрел так пристально, будто действительно мог что-то в них прочитать.
– Нам надо многое обсудить, Шарлотта, и моя поездка в Дарем. – лишь одна из тем.
Шарлотта не была уверена, что ей хочется что-либо обсуждать. Во всяком случае, не сейчас. Сейчас ей хотелось совсем другого…
Но если уж Натаниел заговорил о делах, то у нее просто не было выбора.
– Да, конечно, – кивнула Шарлотта. – Я готова вас выслушать.
Натаниел взял ее под руку, и они повернули к дому. Какое-то время он молчал, собираясь с мыслями, наконец заговорил:
– Видите ли, Гарри рассказал мне свою историю. Некоторые детали я узнал еще по пути в Дарем, но перед моим отъездом он рассказал мне еще кое-что.
Шарлотта невольно вздохнула. Она вдруг поняла, что боялась именно этого, хотя даже не подозревала, что мог рассказать мальчик.
– Так что же вам удалось узнать?
– К Марденфорду это не имеет отношения.
Они приближались к освещенным окнам, и с каждым шагом свет становился все ярче.
– Мальчик помнит, что жил в рыбачьей деревне на побережье, – продолжал Натаниел. – Помнит, что жил с матерью, и помнит, как они с ней отправились в Лондон. Боюсь, он стал свидетелем ее самоубийства.
При последних словах Натаниела Шарлотта чуть не вскрикнула. Бедный ребенок! Уж она-то прекрасно понимала, что этому мальчику пришлось пережить. Когда ее старший брат совершил самоубийство, она была ненамного старше Гарри. И даже сейчас, много лет спустя, она постоянно вспоминала о той трагедии.
– Полагаете, он понял, что это было именно самоубийство? Как это произошло?
– Гарри называет это «несчастным случаем», но думаю, он просто успокаивает себя. Какое-то время он прожил с матерью в Лондоне. И вот как-то раз она надела свое лучшее платье и повела его к Темзе. Она оставила его на ближайшей от реки улице и велела ждать ее возвращения. Гарри говорит, что ждал очень долго. А потом со стороны реки донеслись крики, и все проходившие мимо люди бросились туда. Мальчик последовал за толпой и увидел, как тело матери вытаскивали из воды.
– Господи, бедный ребенок!
– Насмерть перепуганный, он убежал с пристани и заблудился в огромном городе. Его нашел Финли. И знаете, Гарри долго не хотел говорить, что видел тело матери. А после того как все же рассказал об этом, горько заплакал
Шарлотта отчетливо представила себе эту картину – и представила Натаниела, прижимавшего к себе плакавшего мальчика и утешавшего его. И она нисколько не сомневалась, что между ним и Гарри возникло взаимопонимание.
– Как давно это случилось?
– Я подсчитал, что с Финли он прожил… по меньшей мере четыре года. Ему кажется, что его мать звали Белла, хотя он никогда не называл ее по имени. Он думает, что она звала его Гарри, так что, скорее всего это его настоящее имя.
– И что же вы теперь собираетесь делать?
Натаниел пристально посмотрел на собеседницу:
– А что, по-вашему, я должен сделать?
Она и сама не знала. Нет, неправда. Она знала. Ей хотелось, чтобы он снова поцеловал ее и хотя бы на время забыл о существовании Гарри. Но лучше, если он вообще о нем забудет – забудет о том, что встретил этого мальчика. Разумеется, она искренне сочувствовала Гарри и переживала за него, однако…
«Ах, какая же я эгоистичная! – мысленно воскликнула Шарлотта. – А ведь я всегда выступала защитницей бедных и. обездоленных и. всегда поддерживала все благотворительные начинания».
Шарлотта в смущении молчала. Он прекрасно понимала, почему так относилась к мальчику. По ее мнению, Гарри представлял опасность – вернее, опасность представляли расследования Натаниела. Конечно же, она была рада, что мальчик нашел покровителя, но лучше бы этим покровителем стал кто-нибудь другой, кто угодно, только не Натаниел Найтридж.
И вот теперь он спрашивал, что ему делать. Может, потребовать, чтобы он прекратил своё расследование? Похоже, он действительно готов отказаться от дальнейших действий, если она того потребует. Да-да, конечно. Иначе он не задал бы этот вопрос.
Шарлотта медлила с ответом. Очень уж велик был соблазн положить конец этому делу, оградить Марденфорда и малыша Амброуза от возможных неприятностей. Но пожертвовать ради этого другим ребенком, пожертвовать ребенком, потерявшим мать… Нет, она не могла так поступить, пусть даже ее сердце кричало, что это необходимо,
– Думаю, вам ни к чему знать, чего бы мне хотелось, – ответила Шарлотта уклончиво. – Вы должны делать то, что считаете правильным. Для честного человека это единственный путь, не правда ли?
Натаниел вздохнул с облегчением. Именно такой ответ ему хотелось услышать. Откашлявшись, он заговорил:
– Так вот, из его рассказа я понял, где находилась эта прибрежная деревушка. Полагаю, что это не так уж далеко отсюда. Он сказал, что путешествие в Лондон было не очень долгим, а его воспоминания о больших кораблях, проплывавших мимо берега, были чрезвычайно яркими. И еще Гарри говорил о пожилой женщине, с которой они жили, возможно, снимали у нее комнату.
– Вы намерены разыскать эту деревню и эту женщину?
– Я думал об этом. Возможно, она что-то знает о семье мальчика. А он ведь так одинок… Да, одинок, и даже мистер Авлон не сможет заменить ему близких. Было бы очень хорошо, если бы удалось найти хоть кого-нибудь из его родственников.
– И вы думаете, что родственники – это семья Марденфорда?
В ожидании ответа Шарлотта затаила дыхание. Ведь от этого ответа сейчас зависело очень многое.
– Думаю, это маловероятно. – Натаниел старался не смотреть в глаза собеседницы. – Видите ли, в этой истории есть грустная предсказуемость. Бедная женщина едет в Лондон в надежде улучшить свою жизнь, но оказывается раздавленной трудностями большого города. Она впадает в отчаяние и кончает жизнь самоубийством. Не исключено, что Финли, нашедший мальчика, придумал всю эту историю в целях шантажа.
Шарлотта понимала, что Натаниел лукавит, пытаясь ее успокоить. Но она хотела услышать прямой и откровенный ответ.
– Вы хотите убедить меня в том, что скандала можно избежать, не так ли? Но как вы думаете, по какой причине Марденфорд попал в поле зрения Финли?
Натаниел со вздохом пожал плечами:
– Возможно, и были какие-то причины, но Гарри ничего мне о них не сообщил. Поверьте, я хочу только одного – найти родственников мальчика. И я не думаю, что его родственниками окажутся люди, о которых я говорил вначале.
– А если все-таки не ошибаетесь?
Натаниел промолчал, но в данной ситуации и молчание было ответом.
– Когда же вы намереваетесь посетить эти деревни?