Натаниел Найтридж чувствовал себя словно в аду, где влиятельные и деятельные мужчины оказываются беспомощными в результате не зависящих от них обстоятельств.
      Скованный в этой преисподней духа, он ожидал ужасных последствий своего недавнего поражения. Пронизывающий тело холод не могли победить ни тепло камина, возле которого он сидел, ни бренди, которого он выпил уже не один бокал.
      Спиртное затуманило рассудок, но не настолько, чтобы не замечать навязчивого тиканья проклятых часов – оно впивалось ему в душу с дальнего столика гостиной его холостяцкой квартиры в Олбани.
      Он, однако же, прекрасно понимал, что его душевное состояние – сущая безделица по сравнению с тем, что испытывал другой человек в нескольких милях от него.
      – Прошу прощения, сэр. – Слова эти прозвучали тихо и неуверенно.
      Натаниел медленно перевел взгляд на дверь. Там стоял его слуга Джейкобс, чье стареющее ангелоподобное лицо выражало тревогу, вызванную многократными вспышками хозяйского гнева.
      – Здесь леди, сэр. Она вошла в вашу приемную, и ваш секретарь направил ее сюда. Она утверждает, что у нее к вам важное дело.
      – Если она оказалась здесь, вряд ли ее можно назвать леди.
      – Но это именно так, – Джейкобс протянул Натаниелу серебряный поднос – Вот ее визитная карточка, сэр.
      – Скажи ей, что я не принимаю.
      – Но…
      – Пусть убирается, черт побери!
      Джейкобс вышел. Натаниел же вновь наполнил свой бокал. Ему не нужно было смотреть на часы, чтобы узнать время. Оставалось полчаса, не больше.
      Он сделал несколько больших глотков, что на несколько благословенных минут затмило его сознание.
      Но это продолжалось недолго. Он снова оказался в своем кресле, наполовину опьяневший, но безжалостно ярко воспринимавший все вокруг. Часы. Голоса – Джейкобса и женский. И голоса эти приближались, становились все громче и громче, пока наконец не сделались отчетливо слышны.
      – Я повторяю, миледи, мистер Найтридж не принимает.
      – А я повторяю, что у меня неотложное дело. Я не могу терять еще один день, разыскивая его светлость по всему Лондону.
      Хотя массивная дверь отчасти заглушала звуки, женский голос показался ему знакомым.
      Дверь отворилась, и на пороге появился Джейкобс с выражением растерянности на лице. Следом за слугой вошла и женщина.
      Натаниел окинул гостью взглядом. Невысокая, темноволосая, с прекрасной фигурой. На голове – креповая шляпка цвета топленого молока. В руке же дама сжимала ручку зонтика.
      Она решительно миновала наполовину закрытое шторой окно, и Натаниел наконец-то рассмотрел ее очаровательное личико.
      – Господи, сжалься, – пробормотал он вполголоса.
      – Леди Шарлотта Марденфорд, – объявил Джейкобс.

* * *

      Шарлотта ожидала, что мистер Найтридж поднимется, чтобы поприветствовать ее. Но он, упершись локтем в ручку кресла, сжал пальцами виски. Вся поза его, казалось, выражала покорность и смирение. Глаза же – темные, глубоко посаженные, они волнующе контрастировали с золотистыми волосами. Его глаза могли гипнотизировать, как глаза актера, и он нередко пользовался этим. Мистер Найтридж не выступал в театре, но был известен тем, что господствовал на иного рода сценах – в залах суда и гостиных.
      Особенно уязвимыми перед его магнетическим присутствием оказывались дамы. Пожалуй, это и являлось причиной, по которой Шарлотта намеревалась пригласить его сегодня к себе в дом, несмотря на все свои усилия избегать Найтриджа в последний месяц. Впрочем, была и другая причина… Причина, имевшая отношение к его заключению в этой затемненной комнате – иначе она, возможно, пришла бы на следующее утро в его приемную.
      Тут он наконец узнал гостью и невольно поморщился. Длинная, почти до воротника, прядь волной падала ему на глаз; жилет был расстегнут, расстегнуты были также манжеты и ворот рубашки. Он явно принадлежал к той породе людей, которые сохраняли привлекательность даже в состоянии крайнего волнения. Более того, беспорядок в одежде очень шел ему – этого нельзя было не признать.
      Шарлотта сняла мантилью, отороченную мехом, и протянула ее слуге. Тот тут же удалился, а она встала прямо перед мистером Найтриджем, по-прежнему сидевшим в своем мягком зеленом кресле с высокой спинкой.
      Натаниел снова окинул гостью взглядом и еще больше помрачнел. Потом вдруг отвернулся и уставился на огонь в камине. Он откинул назад волосы, открыв высокий лоб, но непослушная волнистая прядь все также ниспадала на его красивое лицо с точеными чертами.
      На какое-то время в комнате воцарилась тишина – слышалось лишь тиканье часов на дальнем столике.
      Шарлотта не ожидала, что ее визит начнется столь неудачно. Но с другой стороны, она вовсе не рассчитывала на радостные улыбки хозяина. В конце концов, они с Найтриджем недолюбливали друг друга.
      – Вы не очень-то вежливы, – произнесла она наконец.
      Он тихо вздохнул.
      – Ошибаетесь. Это вы проявили бестактность. Мой слуга сообщил вам, что я не принимаю, поэтому меня совершенно не радует ваше вторжение. Сегодня я не расположен к светским беседам. Джейкобс проводит вас.
      – Но я пришла по важному делу.
      – Если вы не заметили, то сообщаю: я наполовину пьян и скоро окончательно опьянею. Поэтому не смогу заниматься делами. Дела могут подождать.
      – Это дело не терпит отлагательств.
      – Тогда найдите кого-нибудь другого. Почему вам непременно нужно досаждать именно мне?
      Они и прежде не ладили, но сегодня он был на редкость груб. Поведение Найтриджа было бы совершенно непростительным, если бы она не знала, в чем причина подобной грубости.
      Шарлотта положила на столик свой зонтик, словно давая хозяину понять, что не намерена уходить. Этот ее жест заставил его снова поморщиться.
      – Полагаю, сегодня не самый подходящий день для того, чтобы раскладывать здесь ваше оружие, леди Марденфорд.
      – Мне никогда не требовалось оружие при общении с вами.
      – Но вы всегда ведете себя так, будто оно вам необходимо. Вы носите зонт… как шпагу. Зонт при вас даже зимой, когда вовсе нет солнца. Боюсь, вы вот-вот воткнете его в меня.
      – Напрасно беспокоитесь. Наверное, я могу ударить вас зонтиком, если вы дадите мне повод. Но проткнуть вас – никогда.
      – Если вы настаиваете на том, чтобы остаться, я могу дать вам повод… Так что предупреждаю.
      – Вы сегодня откровенно грубы, вызывающе грубы. Конечно, вы никогда не отличались любезностью, но сегодня дошли до крайности.
      Его глаза сузились, затем вдруг потеплели. Когда же он снова взглянул на гостью, в них вспыхнули искорки, и у Шарлотты от этого взгляда по спине мурашки пробежали.
      Это был нагловатый мужской взгляд, и он вызвал у нее беспокойство, раздражение… и в то же время чувственное возбуждение. Но конечно же, джентльмен не должен был смотреть на леди подобным образом. Было очевидно, что опьянение освободило его от обычной сдержанности.
      Внезапно Найтридж усмехнулся и проговорил:
      – Легко вам говорить, что я веду себя вызывающе. Думаю, не ошибусь, если замечу, что вы надели это платье специально для визита сюда. Оно в достаточной степени обнажает ваши плечи. Когда я вижу так много женской плоти, я знаю: женщине что-то нужно. – Он снова усмехнулся и спросил: – Так чего же вы хотите?
      Шарлотта почувствовала, что краснеет. Да, конечно, открытый лиф ее платья обнажал плечи и шею, но все-таки не настолько, чтобы делать подобные замечания. И она надела это платье вовсе не для визита сюда, просто так получилось… Да-да, так получилось, вот и все. А этот наглец, наверное, считает, что все женщины наряжаются исключительно ради него.
      Она уже приготовила резкий ответ, однако промолчала, заметив, что Найтридж снова отвернулся: казалось, он о чем-то задумался.
      Минуту спустя часы пробили три четверти часа, и это вывело его из задумчивости. Взглянув на гостью, он пробурчал:
      – Вам действительно следует удалиться. То, что вы посещаете меня в одиночку, может вызвать скандал
      – Если кто-то и видел, что я пришла сюда… Впрочем, этого не случилось. Но даже если люди заметили меня, то ничего страшного. Ведь я пришла за советом, не более того, Кроме того, весь город знает, что отношения между нами не отличаются теплотой. Так что мое присутствие здесь, увас, не угрожает моей репутации.
      Хозяин не предложил ей сесть, однако ее это не смутило. Пристроившись на краешке софы с плетеной спинкой, она с невозмутимым видом проговорила:
      – Когда вы узнаете, почему я пришла, вы не будете возражать против моего вторжения.
      Он с усмешкой покачал головой:
      – Обещаю вам, что буду.
      – Выслушайте меня, пожалуйста. Как вам известно, через четыре дня у меня в доме состоится встреча. Цель ее – отправить в парламент петицию с просьбой внести изменения в законы, регулирующие положение замужних женщин. Включая, разумеется, и закон о разводе.
      – Я получил ваше приглашение. Вам не следовало приезжать сюда.
      – Я боялась, что вы не примете мое приглашение из-за наших… ну, некоторых наших разногласий.
      – Некоторых? Миледи, мы с вами не способны прийти к единому мнению ни по одному вопросу.
      Это было не так. Дважды они приходили к соглашению. Однажды им даже не потребовались слова, чтобы узнать, что на уме у каждого из них. Правда, Найтридж даже не догадывался об этом, и в результате она оказалась его должницей.
      – Я пришла, чтобы объяснить вам, почему так нуждаюсь в вашем появлении в моем доме, – продолжала Шарлотта. – Уже трижды вы выступили на стороне защиты в судебных разбирательствах, касающихся несчастных жен.
      – Четыре раза. Я принимал участие в четырех таких делах. Об одном из них вы не могли знать. Но продолжайте, пожалуйста, – добавил он со вздохом, как бы давая понять, что делает гостье величайшее одолжение, выслушивая ее.
      – Вы видели и слышали из первых уст, как страдают многие женщины. Вы лучше других знаете о неравенстве мужчин и женщин перед законом. Если вы посетите нашу встречу, одно ваше присутствие придаст вес нашему делу
      – Вам больше помогут свидетельства адвокатов, которые оспаривают разводы в церковных судах. Мой опыт касается только тех случаев, когда неудачный союз ведет к трагедии, и эти примеры лишь настроят многих против вас
      – Думаю, вы ошибаетесь. Многие люди искренне сочувствуют женщинам, нуждающимся в защите. Кроме того, ваша известность очень нам поможет.
      Казалось, Найтридж хотел ответить, но потом вдруг передумал. Протянув руку к стоявшему на ковре графинчику с бренди, он в очередной раз наполнил свой бокал. Сделав глоток, поднялся с кресла и направился к часам, тикавшим на дальнем столике.
      – Так что же вы скажете, сэр? Вы посетите наше собрание?
      Найтридж стоял в противоположном конце комнаты, спиной к гостье. Запрокинув голову, он осушил бокал, потом наконец проговорил:
      – Вы хотите, чтобы я присутствовал там, потому что пользуюсь дурной репутацией?
      – Нет, потому что вы известны и знамениты
      – Это известность циркача.
      – Вами восхищаются. Дамы оценят ваше присутствие, и вам это хорошо известно.
      – Вы хотите видеть меня у себя, потому что я привлекаю толпу? Тогда это еще хуже, чем быть циркачом. Я стану дрессированной собачкой, танцующей на ярмарке.
      – Но вы будете танцевать под очень приятную музыку. Осмелюсь предположить, что вы обретете много новых поклонниц, когда все завершится. Так что вы получите компенсацию.
      Она ожидала язвительного ответа, однако Найтридж не произнес ни слова, даже не шевельнулся.
      Снова воцарилось молчание, и слышалось лишь мерное тиканье часов, возле которых стоял хозяин.
      Шарлотта невольно вздохнула: все складывалось просто ужасно. Обычно их беседы с мистером Найтриджем заканчивались спором, но даже ссора была бы лучше, чем такое молчание.
      Время тянулось необычайно медленно, а тиканье часов, казалось, становилось все громче. Наконец Найтридж, взглянув на циферблат, проговорил:
      – Извините меня, леди Марденфорд, но я слишком пьян, чтобы вести себя вежливо и деликатно. Сейчас вам следует уйти.
      Да, возможно, это был бы самый разумный выход из положения. Но, увы, она не могла уйти. Шарлотта чувствовала смятение Найтриджа, и сердце ее сжималось от боли… Такой высокий, сильный, привлекательный, он казался сейчас ужасно одиноким и… почти уязвимым.
      Разумеется, он об этом не догадывался, но она была перед ним в большом долгу, и ей хотелось хоть чем-то ему помочь, разделить с ним сейчас его трагическое ожидание…
      Наконец решающий момент настал – Шарлотта поняла это, увидев, что он выплеснул из бокала остатки бренди и замер на несколько мгновений. Она тоже замерла, крепко сжав подлокотник софы.
      Тут часы пробили два раза, и бой этот показался Шарлотте оглушительным.
      Найтридж вдруг резко развернулся и с силой швырнул бокал в сторону окна. Раздался оглушительный звон, и Шарлотта вздрогнула в испуге. Теперь она видела его лицо, искаженное гневом. Однако гнев этот был всего лишь маской, ибо в глазах его горела невыносимая мука.
      Шарлотта не ожидала такой острой реакции, не подозревала, что случившееся так задело его. Возможно, она поступила неразумно, решив прийти к нему. И очень может быть, ей следовало уйти, когда он попросил ее об этом. Но она не ушла и теперь видела то, что не имела права видеть.
      Найтридж пристально взглянул на нее, и Шарлотта невольно отвела глаза. Потом поднялась и, шагнув к нему, проговорила:
      – Это не ваша вина. Вы сделали все от вас зависящее.
      Он судорожно сглотнул, сообразив, что гостья знала, что означал для него этот час.
      – Только что повесили невинного человека. Не мужчину, черт побери, мальчишку! Я действительно сделал все, что мог, но это не помогло. Проклятие!..
      – Но почему вы так уверены, что Гарри Бинчли и впрямь невиновен? Возможно…
      – За свою короткую жизнь он совершил немало преступлений, но не это убийство.
      – Неужели вы абсолютно в этом уверены?
      – Вы думаете, я занимаюсь этим для развлечения? – Приблизившись к ней, он продолжал: – Поверьте, я всегда точно знаю, виновны или невиновны те, кого я защищаю, иначе не защищал бы их. – Найтридж сделал еще несколько шагов; теперь он подошел к Шарлотте так близко, что ей захотелось отступить. – Да, знаю, потому что смотрю в глаза своих подзащитных и все в них различаю, словно заглядываю к ним в душу.
      Именно так Найтридж сейчас и смотрел в глаза Шарлотты; в какой-то момент ей даже почудилось, что он действительно читает ее мысли.
      Сделав над собой усилие, она попыталась остановить это вторжение, попыталась защитить те потаенные уголки своей души, в которые даже сама не осмеливалась заглядывать.
      Тут взгляд Натаниела немного смягчился, и он едва заметно усмехнулся. Стараясь скрыть свое смущение, Шарлотта заявила:
      – Ваше состояние делает вас слишком дерзким, сэр. Осмелюсь напомнить, что я не отношусь к вашим подзащитным.
      Сказав это, Шарлотта тут же отругала себя за резкость: конечно же, ей не следовало так говорить.
      Найтридж же вдруг нахмурился и проворчал:
      – Вы ведь знали, что должно было случиться сегодня, не так ли?
      Она кивнула:
      – Да, знала.
      – И вы пришли, чтобы позлорадствовать?
      – Неужели вы действительно думаете, что я рада смерти этого молодого человека?
      Ей снова захотелось отступить на шаг, но она и на сей раз сдержалась.
      Найтридж окинул ее оценивающим взглядом, потом вдруг спросил:
      – Почему вы здесь?
      – Но ведь я, кажется, уже…
      – Это дело могло бы подождать.
      Шарлотта пожала плечами. Возможно, Найтридж был прав, возможно, ей не следовало приходить в такой день… Но если уж она попала в такое затруднительное положение, то надо вести себя достойно и признать свою ошибку.
      – Видите ли, я не подозревала… вернее, не думала, что вы сегодня так расстроитесь. Конечно, я знала, что вам будет очень не по себе. И я надеялась, что мой визит именно в это время немного успо… немного отвлечет вас, понимаете?
      – Это очень похоже на вас – думать, что разговор о политическом собрании способен заменить мужскую потребность.
      Господи, она не ожидала столь грубого ответа, близкого к непристойности.
      – Простите меня. Глупо было думать, что вы можете нуждаться в компании, когда совершенно ясно: все, что вам сейчас требуется, – это графинчик бренди.
      – Отнюдь не глупо, напротив, очень даже любезно с вашей стороны. Поверьте, я тронут вашим вниманием. – Он улыбнулся и добавил: – Но если вы действительно хотите отвлечь меня, то есть лучшие способы. Увидев на вас этот наряд, я осмелился вообразить, что вы понимаете, какие именно.
      Он протянул руку и провел кончиками пальцев по низкому вырезу ее платья.
      Шарлотта вздрогнула от неожиданности; она понимала, что должна отступить, отшатнуться, но это прикосновение было необыкновенно приятным, и она помедлила несколько мгновений, наслаждаясь чудесными ощущениями. Затем, попятившись к стене, заявила:
      – Вы действительно пьяны, сэр.
      Он тотчас же снова к ней приблизился.
      – Но я вас предупреждал, не так ли? Я ведь говорил вам, что слишком пьян, и предлагал удалиться.
      Возможно, сейчас Шарлотта и ушла бы, но прижатая к стене, она не могла этого сделать, то есть не могла удалиться достойно. А пальцы Найтриджа, легкие как перышко, снова принялись поглаживать ее, ласкать, вызывая восхитительные ощущения.
      Тут он опять заглянул ей в глаза, и Шарлотта, смело встретив его взгляд, проговорила:
      – Мистер Найтридж, вы забываетесь.
      – Да, вы правы. И я вам очень за это признателен. Вам действительно удалось отвлечь меня от мрачных мыслей. Ведь именно это и входило в ваши намерения, не так ли? – Его пальцы осторожно скользнули вверх, поглаживая ее шею.
      Шарлотта почувствовала, что его прикосновения становятся все более возбуждающими, и это не на шутку ее испугало. Пытаясь уклониться от его руки, она сделала шаг в сторону, но он тотчас же последовал за ней.
      – Какая вы добрая и отзывчивая женщина! – Найтридж снова улыбнулся. – Я всегда считал вас крайне неприятной и самоуверенной особой, но оказалось, что я ошибался.
      – Господи, я вовсе не собиралась развлекать вас подобным образом. Возьмите себя в руки, сэр.
      – Я бы с удовольствием… взял в руки женщину. Сейчас это очень утешило бы меня. Поверьте, ничто иное не поможет. – Он посмотрел через правое плечо, затем – через левое. – Будь я проклят, но мне кажется, вы здесь единственная женщина.
      Ладонь Найтриджа легла ей на шею, и он осторожно привлек ее к себе. Охваченная паникой, Шарлотта воскликнула:
      – Сэр, как вы смеете?! Тот факт, что вы пьяны, не может служить вам оправданием. Позвольте мне уйти, я настаиваю. И я…
      В следующее мгновение он впился в ее губы поцелуем, «Как возмутительно, как ужасно! – промелькнуло у Шарлотты. – И как… Ах, как чудесно!»
      «Когда удается заткнуть ей рот, она становится очень привлекательной женщиной», – думал Натаниел, целуя гостью.
      Разумеется, он знал, что ведет себя отвратительно, он был не настолько пьян, чтобы этого не понимать. Но стоит ли придавать этому значение? Если и стоит, то не сейчас, потому что сейчас он был зол на весь мир – зол из-за своей неудачи. Ужасные события этого дня переполняли его, угнетали, и он искал хоть какого-то забвения. К тому же Шарлотта ему действительно нравилась, во всяком случае, в эти мгновения. И казалось, она чем-то очень напоминала ту незнакомку, которую он встретил на последней вечеринке у Линдейла. Он помнил всепоглощающую страсть той ночи, и ему очень хотелось пережить эти ощущения вновь.
      Внезапно ему почудилось, что он находится уже не в своей гостиной, а в затемненном салоне Линдейла, где обнимал загадочную и чувственную богиню, не ведающую, что такое сдержанность и условности. Губы ее были мягкими и теплыми, а тихий вздох, вырвавшийся у нее из груди, казался прекрасной музыкой, побуждавшей поцеловать эту женщину снова и снова…
      Он еще крепче прижал к себе Шарлотту и вдруг почувствовал… Что это, шляпка? К черту шляпку, она мешает ему!
      Сорвав с гостьи шляпку, Натаниел отбросил ее в сторону и снова заключил женщину в объятия. Всматриваясь ей в глаза, он видел в них желание и ранимость. Более того, ему казалось, что он видел ее насквозь, видел ее душу, и это еще больше его возбуждало.
      Тут он снова принялся ее целовать, и она не делала попыток отстраниться; было совершенно очевидно, что она желала его столь же страстно, как он ее, – во всяком случае, так ему казалось в эти мгновения. Да, Шарлотта желала его, и ему даже не требовалось ее соблазнять. В какой-то момент ее руки обвили его шею, и она ответила на поцелуй. Когда же поцелуй их прервался, из груди ее вырвался восхитительный стон – казалось, она предлагала ему вырваться из реальности, предлагала забыть обо всех неприятностях, забыться в ее страстных объятиях.
      Он положил ладонь ей на грудь, и она снова застонала, па сей раз гораздо громче. Нащупав крючки на ее платье, Найтридж их расстегнул, и женщина чуть пошевельнулась, словно приветствуя освобождение от оков.
      Теперь уже он не в силах был сдерживаться, ему безумно хотелось слиться с ней воедино, хотелось хотя бы ненадолго воспарить к вершинам блаженства, прежде чем он вновь вернется в безобразный мир, окружающий его.
      Подхватив Шарлотту на руки, Натаниел пересек комнату и, усевшись на софу, усадил женщину себе на колени. Вновь поцеловав ее, он распустил на ней корсет и провел ладонью по груди.
      – Вы такая обворожительная, такая очаровательная… – Он принялся целовать ее груди. – И не важно, что вы предпочитаете молчать. Мне не нужны слова, чтобы узнать о вас все.
      Он провел пальцем по ее отвердевшему соску. Из горла женщины вырвался приглушенный крик, а за ним последовал протяжный стон, еще более воспламенивший Натаниела.
      Он снова стал целовать ее груди и шею, а она стонала все громче и громче и тихо шептала что-то неразборчивое.
      Не в силах более сдерживаться, Натаниел приподнял ее юбки, он сгорал от желания по-настоящему забыться…
      В, следующий миг он вдруг почувствовал, что рука Шарлотты крепко сжала его запястье, а тело ее словно окаменело в его объятиях. Отстранившись от него, она с явным осуждением проговорила:
      – Натаниел, такого я от вас не ожидала.
      Он взглянул на нее, изображая удивление:
      – Не ожидали? Вы о чем, дорогая? Если вы выражаете нетерпение, могу только ответить; что я не в состоянии быстрее освободить вас от всей этой одежды.
      Шарлотта на мгновение замерла, потом в испуге прошептала:
      – Послушайте… Неужели не слышите? – Она указала в сторону двери. – Вон там…
      И тотчас же за дверью раздался громкий голос:
      – Он здесь, я знаю, что он здесь!
      – Милорд, ваш сын не расположен принимать гостей, – отвечал Джейкобс. – Он нездоров. Я передам ему, что вы заходили.
      – Не расположен?! Он, наверное, еще спит после ночной попойки! Немедленно отправляйся к нему и скажи, что я здесь.
      Глаза Шарлотты расширились, и она тихо шепнула:
      – Это граф…
      Мгновенно протрезвев, Натаниел помог Шарлотте подняться на ноги.
      – Не бойтесь. Джейкобс задержит его.
      Она взглянула на свою обнаженную грудь и едва удержалась от стона.
      – Ах, это ужасно! Если меня застанут в таком виде… – Шарлотта дрожащими руками принялась затягивать шнуровку на корсете, а Натаниел ей помогал.
      – Ах, какой ужас! – шептала она.
      – Не беспокойтесь, дорогая. Давайте я застегну крючки на спине.
      В лихорадочной спешке они кое-как зашнуровали корсет, и Шарлотта оправила платье. И почти тотчас же снова раздался голос графа:
      – Отойди от двери, Джейкобс! Мой сын вовсе не болен, и он не в спальне. Я знаю, что он где-то здесь, и я хочу немедленно увидеть его.
      Шарлотта в ужасе замерла.
      – Сюда. – Натаниел взял ее за руку и повел к боковой двери.
      Она высвободила руку и бросилась назад, чтобы поднять шляпку и зонтик. Потом быстро вернулась к Найтриджу. Тот открыл дверь и тихо сказал:
      – Эти ступени ведут в кухню. Джейкобс позаботится о вас. Ох, простите, еще один крючок… – С этими словами он застегнул последний крючок на ее платье.
      Шарлотта вспыхнула: она была близка к панике. Прижимая к груди шляпку и зонтик, она переступила порог комнаты в тот самый момент, когда начала открываться другая дверь.
      – Простите за то, что наша встреча закончилась столь неудачно, – прошептал Найтридж. – Поверьте, я очень благодарен вам за ваш визит.
      Шарлотта бросила на него убийственный взгляд, однако промолчала. Натаниел закрыл за ней дверь и обернулся к отцу, уже входившему в комнату:
      – Отец, что случилось? Чему я обязан столь редкому и милостивому вниманию к моей скромной персоне?

      Шарлотта мысленно отчитывала себя за глупость. Действительно, она поступила сегодня на редкость глупо. Зачем она приехала сюда? Ах, как опрометчиво, как безрассудно!
      Сейчас она находилась в маленькой кухне, где слуга, совершенно невозмутимый, застегивал на ней платье, – Найтридж в спешке неправильно застегнул крючки.
      Ах, как все это унизительно! Так унизительно, что ей хотелось… поколотить кого-нибудь своим зонтом.
      Разумеется, она прекрасно понимала Натаниела. Он, должно быть, очень переживал из-за казни того молодого человека, и она искренне ему сочувствовала – именно поэтому и пришла к нему. Пришла, чтобы хоть как-то его поддержать.
      Но она ведь не знала, что все закончится так ужасно… Да-да, она не предполагала, что Натаниел поцелует ее, и, конечно же, не ожидала от себя такой реакции, не знала, что сразу же капитулирует.
      Вспомнив о своей несдержанности, Шарлотта густо покраснела. Ах, почему же она отвечала на поцелуи Найтриджа? Что заставляло ее так вести себя?
      Тут Джейкобс наконец-то закончил с платьем, и Шарлотта приняла из его рук мантилью. Лицо слуги оставалось непроницаемым, когда он провожал ее к двери, выходящей в сад. Шарлотта подозревала, что была не первой, кому он показывал этот путь. Женщинам с дурной репутацией.
      Увы, сегодня она вела себя именно так – как дама с сомнительной репутацией. Следовательно, именно так она и должна покидать этот дом. Через кухонную дверь!
      Шарлотта быстро прошла по дорожке, ведущей к выходу на Виго-стрит. Она надеялась, что никто из знакомых ее здесь не увидит, и все же решила, что никогда больше не наденет эту мантилью и эту шляпку – на всякий случай.
      Добравшись до своей кареты, Шарлотта приказала побыстрее отвезти ее домой. Когда экипаж тронулся с места, она со вздохом откинулась на спинку сиденья – ей вдруг представилось, к чему мог привести скандальный эпизод, если бы граф застал ее у сына.
      Плохо, что она растаяла, как наивная девица, когда он поцеловал ее. И еще хуже, что она, полураздетая, оказалась у него на коленях. А потом, когда граф Норристон едва не застал ее в таком виде, ей пришлось в спешке одеться и тайком выскочить из дома – о, как это унизительно!..
      Но все же самое ужасное и пугающее – это устремленный на нее взгляд Натаниела.
      И его уверенность в себе.
      А также то, что он сказал, когда они обнимались на софе.
      «Мне не нужны слова, чтобы узнать о вас все».
      Шарлотта надеялась, что ошибается, но боялась, что это именно так.
      Найтридж слишком много знал о ней.
      И скорее всего он понял, что именно она была женщиной на той самой вечеринке – женщиной в полумаске, украшенной драгоценностями.
 
      – Ты ужасно выглядишь. – Граф Норристон строго посмотрел на Натаниела – так смотрел он на своих сыновей и много лет назад, когда они еще были детьми. Но если в те времена граф частенько заставлял себя хмуриться, то сейчас было абсолютно ясно: он действительно недоволен младшим сыном, в высшей степени недоволен. Впрочем. Натаниела это не очень-то заботило: он давно уже оставил попытки заслужить одобрение отца.
      – О Господи, а что это у тебя на шее? Любовный укус? Черт возьми, застегни воротник! И вообще, тебе следует проявлять хоть какое-то благоразумие. Неужели ты этого не понимаешь?
      Натаниел молча пожал плечами – и вдруг улыбнулся, вспомнив о женщине, только что покинувшей его дом. Неужели он ошибся? Или Шарлотта – действительно та самая незнакомка в полумаске?
      Граф опустился в обтянутое зеленым шелком кресло. Заметив графинчик с остатками бренди, проворчал:
      – Уже пил?
      – Да, и немало. Потому что никак не мог не пить. Поверьте, любой другой день будет лучше, чем сегодняшний
      – А разбитое окно – вероятно, следствие твоего состояния?
      Натаниел снова пожал плечами:
      – Просто вышел из себя, вот и все.
      – Все еще хандришь из-за Бинчли, а? – Граф немного смягчился. – Возьми себя в руки. Он был виновен, и суд не оправдал его, несмотря на твое актерство. Закон не игра, и тебе это хорошо известно.
      Натаниел вздохнул и отвернулся, пытаясь побороть душивший его гнев. Он прекрасно знал: графу Норристону ужасно не нравилось, что его младший сын был адвокатом. Немного успокоившись, он снова вспомнил о Шарлотте. Удалось ли ей благополучно покинуть его дом? Да, скорее всего, удалось. Маловероятно, что ее видели, когда она выходила от него. Но все же…
      – Что это за запах? – Граф поморщился.
      Натаниел молча повернулся к отцу.
      – Это духи? Сегодня здесь была женщина, не так ли?
      – Мои женщины – повсюду. А это – запах благовоний, которые я жег ночью, – довольно убедительно солгал Натаниел; этот талант он обрел еще в юности, что очень облегчало его взаимоотношения с отцом.
      – Благовония? Католические глупости!
      – Эти благовония из Калькутты.
      – Тогда языческие!..
      – Но мне нравятся глупости, даже языческие. А теперь скажите, зачем вы приехали.
      Было совершенно ясно: граф пожаловал вовсе не для того, чтобы составить сыну компанию или выразить сочувствие в связи с неудачей при защите Бинчли. Более того, он не признал бы вины Натаниела, даже если бы считал Бинчли невиновным. Лишь леди Марденфорд сумела понять, каким адом стал для него сегодняшний день. Эта женщина проявила необычайную отзывчивость, а ведь они не были друзьями. Теперь, когда он почти протрезвел, ему стало понятно, какое благородство она проявила и какое мужество ей потребовалось для того, чтобы приехать к нему. А он приставал к ней, точно к шлюхе, он унизил ее. К тому же она едва не стала жертвой скандала.
      Конечно, Шарлотта не очень-то противилась, когда он принялся ее целовать, но это ровным счетом ничего не значило. Его поведение нельзя оправдать.
      Что же касается загадочной богини в полумаске… Не мог же он сказать леди Марденфорд, что, лаская ее, он думал о другой женщине.
      Но почему же ему казалось, что Шарлотта – та самая незнакомка? Он вспоминал ощущения, пережитые недавно на софе. Вспоминал ее глаза, грудь… Теперь, когда в голове у него прояснилось, поведение обеих женщин казалось ему довольно странным, во всяком случае, не совсем обычным. И конечно же, все это требовало тщательного обдумывания.
      Но подумает он позже. И принесет леди Марденфорд необходимые извинения. А сейчас надо поговорить с отцом, чтобы наконец-то выяснить…
      – У меня к тебе дело. Точнее, два дела. – Граф словно прочитал мысли сына. – На днях я беседовал с Коллингсвортом.
      – И что сказал добрейший баронет?
      – Он контролирует очень неплохой приход около Шрюсбери. Если захочешь, приход станет твоим.
      – А этот приход – в дополнение к его дочери, не так ли?
      – Само собой разумеется.
      – Это была бы весьма выгодная сделка для вас с Коллингсвортом. Он выдаст дочь замуж за члена графской семьи, а вы получите его содействие в капиталовложениях, которые собираетесь сделать в Уэльсе. Но я не понимаю, какая от этого будет польза мне и его дочери.
      Граф тяжело вздохнул.
      – Я полагал, ты прекрасно все понимаешь. Тебе пора жениться, а приданое очень даже неплохое.
      – Я сам буду решать, когда мне жениться. К тому же дочь баронета влюблена в другого мужчину, и это всем известно.
      – Девичьи фантазии. Она переступит через…
      – Я не намерен сейчас жениться, – перебил Натаниел. – Передайте Коллингсворту, что я не смогу принять его предложение. Ни за что на свете не смогу, даже если его дочь действительно хорошая партия. Стать священником – это было бы святотатством с моей стороны
      – Но у тебя для этого подходящее образование.
      – Я не принял духовный сан, поскольку у меня нет для этого ни темперамента, ни убеждений.
      Граф усмехнулся:
      – Твой темперамент – только для зала суда, верно? Полагаю, что выступления в суде – почти то же, что театральная сцена. В каком-то смысле ты актер.
      Натаниел предпочел не спорить на эту тему: он прекрасно знал, что думает о его деятельности отец, и ему не хотелось затевать очередную ссору.
      – Я был бы очень благодарен вам, отец, если бы вы оставили попытки искать для меня подобные средства существования. Теперь вам должно быть ясно, что я никогда не пойду на это.
      – Ты мог бы стать епископом, черт тебя побери! Когда-нибудь ты мог бы заседать в палате лордов, если бы поступил так, как я тебе советую.
      – Сделайте епископом одного из моих братьев. Эдвард и Найджел, наверное, не отказались бы.
      – Они лишены твоих талантов. Чтобы продвинуться в церковной иерархии, нужна голова, а также известная доля хитрости. – В устах графа это звучало как комплимент – впервые за долгие годы.
      Несколько обескураженный словами отца, Натаниел направил разговор в другое русло.
      – А второе дело?.. Вы ведь сказали, что у вас ко мне два дела.
      – О. это тебе больше понравится. Кое-кто собирается попросить тебя, чтобы ты выступил на стороне обвинения в судебном разбирательстве.
      Натаниел даже рассердился, услышав такое. Как же плохо отец его знает… Неужели он действительно мог думать, что его сын будет доволен таким предложением?
      – Возможно, вы этого не замечали, но я никогда не выступал на стороне обвинения.
      – Что ж, вот тебе шанс улучшить свое положение. Сыграй свою роль достойно – и ты получишь должность судьи.
      – Вы не поняли меня. Об этом меня просили и раньше, но я отказывался.
      Граф, казалось, не понял слов сына.
      – Но сейчас ты не можешь отказаться. Ты нужен. Это дело Финли. Знаешь ведь о нем, верно? Так вот, все говорят, что в данном случае ты самый подходящий адвокат.
      Натаниел с сомнением покачал головой. Разумеется, он прекрасно знал, кто такой Джон Финли. Этот человек был одним из королей в лондонских воровских притонах, и далеко не каждый адвокат взялся бы его защищать. Но выступать на стороне обвинения… Почему отец решил, что именно он, Натаниел, – «самый подходящий адвокат»?
      – Видите ли, отец, этот человек – вор и убийца, и любой может выступить в качестве обвинителя, если имеется достаточно улик.
      – Он также шантажист. Именно так его и поймали – когда он отправился получать деньги. Но дело очень… деликатное, и нельзя позволить этому Финли лгать в суде из мести и запятнать репутацию благородного человека, который будет против него свидетельствовать.
      – Судья позаботится, чтобы такого не случилось.
      – На это нельзя рассчитывать. Если судья допустит защитника, а ты и тебе подобные сделали это почти неизбежным, Финли может появиться с адвокатом вроде тебя, и тот прибегнет к всевозможным уловкам, чтобы запутать дело.
      «Адвокатом вроде тебя». Натаниел должен был признать, что отец прав. Если бы он считал Финли невиновным и защищал его, то не колеблясь использовал бы смущение обвинителей в свою пользу.
      – А кто будет свидетельствовать против Финли?
      – Марденфорд.
      – Вот как?..
      Натаниел оживился. Барон Марденфорд был шурином Шарлотты. Он унаследовал титул шесть лет назад, после смерти ее мужа.
      Граф сокрушенно покачал головой:
      – Дело действительно очень деликатное. Подозреваю, что скоро о нем узнает весь Лондон. Какой позор! Ты ведь знаешь, как разносятся сплетни. Этот Финли потребовал от Марденфорда деньги, заявив, что иначе разгласит его семейные тайны. Но никаких тайн не существует, и Марденфорд обратился в полицию и помог устроить ловушку для негодяя. Но ты ведь понимаешь, что на суде Финли может сочинить любую историю… – Граф снова покачал головой. – Чертовски смело со стороны Марденфорда начать все это… Честно сказать, он удивил меня. Не подозревал, что он способен на такое. Значит, ты согласен заняться этим делом?
      Натаниел медлил с ответом. Репутация барона его не очень-то интересовала, но если Финли сумеет опровергнуть обвинение Марденфорда, то это запятнает всех его родственников, в том числе и Шарлотту. А ведь после сегодняшнего происшествия он ее должник, так как одних лишь извинений было бы явно недостаточно.
      – А что известно об этом Финли?
      Граф пожал плечами:
      – Лично мне не так уж много. Похоже, он вербует мальчишек. Полиция говорит, что у него, так сказать, целая семья. Он обучает их мелкому воровству и тому подобному. Но за этим человеком, конечно же, числятся и убийства. Наш долг – избавить от него Лондон.
      Поднявшись на ноги, Натаниел в задумчивости прошелся по комнате. Теперь он почти не сомневался: Гарри Бинчли обучался именно у такого человека, как Финли. Возможно, у самого Финли. Его научили воровать с детства, и к пятнадцати годам его жизненная тропа уже была проложена.
      Именно эта тропа привела его сегодня на виселицу.
      Это был тот редкий случай, когда Натаниел согласился с отцом. Конечно же, от таких людей, как Финли, следовало избавляться.
      Повернувшись к отцу, он сказал:
      – Закончим разговор завтра, когда я окончательно протрезвею. Но могу сразу заявить: скорее всего, я соглашусь выступить в качестве обвинителя.
 
      – Ты сегодня очень печален, Джеймс, – отметила Шарлотта. – И слишком уж задумчивый. Надеюсь, то, что ты привел ко мне Амброуза, не доставило тебе особых неудобств.
      – Нет-нет, не беспокойся. Просто я сейчас подумал о письме, которое пришло сегодня, перед тем как мы отправились к тебе. Мне всегда приятно проводить время с тобой и с сыном. Эти часы доставляют мне необыкновенную радость.
      Ее шурин сидел в кресле у камина в библиотеке. На коленях у него лежала раскрытая книга, но Шарлотта заметила, что он не перевернул ни одной страницы.
      Сама же Шарлотта сидела на полу, на ковре; они с Амброузом строили домик из кубиков. Однако занимала ее вовсе не игра, а совсем иное: она вспоминала события, связанные с ее сегодняшним визитом к мистеру Найтриджу. Ей следовало о многом подумать и, возможно, принять важные решения.
      Светловолосый малыш вдруг разрушил домик и весело рассмеялся. Шарлотта тоже засмеялась.
      – Вы с ним прекрасно ладите. – Марденфорд улыбнулся. – И ты очень добра к нему. Я благодарю Бога за то, что ты подарила ему свою любовь после смерти моей Беатрис.
      – А я благодарна тебе за то, что ты привозишь ко мне малыша. Я действительно очень его полюбила.
      Амброуз принялся возводить из кубиков башню, а Шарлотта ему помогала. Амброуз был совсем маленьким, когда два года назад умерла его мать, и Шарлотта все больше привязывалась к малышу. Роль приемной матери дала ей возможность пережить необыкновенные чувства, которых она была лишена в годы брака. Из-за слабого здоровья ее мужа все считали, что вовсе не она виновата в том, что у них нет детей. Шарлотта тоже так думала, однако в глубине души опасалась, что дело вовсе не в здоровье Филиппа, а в ней самой. И все же она возражала бы против повторного брака. Полюбив Амброуза, Шарлотта поняла, что не обязательно заводить собственного ребенка – этот светловолосый малыш заменил ей сына.
      Показав мальчику, как строить стену вокруг их башни, Шарлотта повернулась к его отцу.
      – Малышу постоянно нужна любовь, – проговорила она вполголоса.
      Ее шурин улыбнулся:
      – У него очень ласковая няня.
      – Ты знаешь, что я имею в виду, Джеймс.
      – Я знаю, Шарлотта, мне нужно жениться во второй раз – ради мальчика. Когда-нибудь я так и поступлю. Однако сейчас я не в силах об этом думать. Полагаю, ты меня понимаешь.
      Шарлотта молча кивнула: она прекрасно все понимала.
      У Джеймса и Беатрис был хороший брак, и они вполне подходили друг другу. Конечно, у них не было пламенной страсти, но, возможно, так даже лучше. В конце концов, между нею и Филиппом тоже не было страсти, но после его смерти ей очень не хватало мужа.
      Шарлотта сочувственно улыбнулась шурину. Ей хотелось кое-что объяснить ему. Она собиралась сказать, что понимает его тоску, потому что испытывает то же самое. Но следовало предупредить его о том, что так может продолжаться бесконечно долго – как это случилось с ней, – если он не возьмет себя в руки и не изменит что-то в своей жизни. Да, можно было прожить долгие годы, а потом в один прекрасный день понять: жизнь прошла мимо.
      – Ты получала какие-нибудь известия из Леклер-Парка? – неожиданно спросил Джеймс.
      Шарлотта кивнула:
      – Да, получала. Флер пишет, что очень волнуется, но морально готова к грядущему событию. А Данте присылает письма, из которых ничего нельзя понять. Ребенок появится скоро, и они тут же пошлют за мной. – Брат Шарлотты отвез жену, ожидавшую рождения их первенца, в родовое поместье в Суссексе. Сама же Шарлотта с нетерпением ждала этого события – ведь появится еще один ребенок, которого она будет любить.
      – На твое приглашение приходят ответы? – спросил Джеймс.
      Шарлотта поняла, что шурин пытается проявить интерес к ее делам, хотя его мысли были заняты совсем иным. Вопрос же этот вернул ее к сегодняшнему событию. Она действительно получила одно сообщение до приезда Джеймса и Амброуза. Натаниел Найтридж прислал записку, в которой сообщал, что готов посетить собрание, которое она устраивала. Но ей было неловко говорить сейчас об этом.
      – Да, ответы приходят, – кивнула Шарлотта. – Но в основном вполне предсказуемые отказы. Отказы приходят даже от тех, кто обычно принимает приглашение.
      – Не надейся, что гостей будет много, – сказал Джеймс.
      – Я и не надеюсь. Но если мои усилия положат начало обсуждению, то это уже само по себе будет победой. В парламенте узнают, что людей волнуют подобные вопросы. За первым шагом последует второй, потом третий. В конце концов закон будет принят – я нисколько в этом не сомневаюсь.
      Джеймс промолчал. Он не разделял взгляды Шарлотты, хотя и согласился доставить ее петиции в парламент.
      Разумеется, это следовало бы сделать ее брату Верджилу, виконту Леклеру. Однако его сестра была замешана в недавнем скандале, связанном с ее замужеством, поэтому все согласились, что будет лучше, если это сделает кто-то другой.
      Амброуз почти завершил строительство и потянулся за последним кубиком, но нечаянно задел башню локотком, и все сооружение рассыпалось. Личико малыша приобрело несчастное выражение, предвещавшее слезы.
      Шарлотта взяла ребенка на руки и прижала к груди. Заметив, что Джеймс наблюдает за ней с грустью в глазах, она поняла: он представлял себе женщину, которая вместо нее могла бы играть с его сыном, возможно, на этом самом ковре, в этой самой комнате.
      В конце концов, этот дом принадлежал ему. Когда Джеймс унаследовал титул после смерти брата, он не потребовал, чтобы она покинула этот дом, так что Шарлотта могла остаться там, где жила, будучи замужем. Этот широкий жест свидетельствовал об отзывчивости и деликатности – качествах, редко встречающихся у мужчин.
      Малыш наконец успокоился и уснул на руках у Шарлотты; Она улыбнулась и осторожно погладила его по головке. Любовь к этому ребенку была первой искоркой, которая привела к пожару, вернувшему ей энергию и живость.
      Они поговорили еще несколько минут, после чего Джеймс, взяв у Шарлотты ребенка, покинул библиотеку. К этому моменту она уже приняла решение. Прежде чем снова встретиться с Натаниелом Найтриджем, ей необходимо было выяснить, как много он о ней знал.
 
      – Я очень ценю ваше общество, граф, – проговорила Шарлотта, когда на следующий день они шли по Белгрейв-сквер. – У меня не было возможности поздравить вас лично по случаю вашей свадьбы, поэтому я отправила вам записку.
      Граф Линдейл улыбнулся и поддел носком башмака небольшой камешек. Ветер ерошил его густые волосы: шляпу он держал в руке.
      – Нам нужно было поторопиться, вы ведь понимаете? Однако я нисколько не жалею о том, что мы поженились. Уж лучше раньше, чем позже, во всяком случае, в таких ситуациях. Но если бы у меня был выбор, то я сбежал бы в тот день, когда она приняла мое предложение.
      Шарлотта рассмеялась:
      – Вот так сдаются даже самые стойкие. Приятно видеть, что и вас покорила любовь. Если причина спешки вполне заурядная, тогда еще раз примите мои поздравления, – добавила она.
      Ее собеседник сиял от удовольствия, и это было совершенно в духе Юана Маклейна, графа Линдейла: его действительно не волновали слухи, которые неизбежно возникнут в связи с его скоропалительной женитьбой. Впрочем, слухи и пересуды возникли бы в любом случае, так как Линдейл давно уже приобрел скандальную репутацию. Его холостяцкие вечеринки еще долго будут вспоминать в свете. В одной из его гостиных висели качели, а стены украшала редкая коллекция эротического искусства. Для многих он по-прежнему оставался лордом-грешником, и его внезапная женитьба на женщине, не отличавшейся ни богатством, ни громким именем, казалась очередной выходкой беспечного весельчака.
      Шарлотта наконец завела разговор, ради которого и встретилась с графом. Они были старыми друзьями, и она надеялась, что сумеет узнать все, что ей требовалось.
      – Полагаю, с вашими вечерами покончено. Я имею в виду ваши… особенные вечера, – добавила Шарлотта с лукавой улыбкой.
      – Да, конечно, – кивнул граф. – Теперь все мои оргии будут очень интимными, с одним или двумя списками гостей.
      Шарлотта снова рассмеялась.
      – Я слышала, что последняя вечеринка была весьма впечатляющей. В римском духе, как шептались в обществе.
      – Это и впрямь был весьма достойный заключительный аккорд, хотя я не задумывал ничего особенного. По правде сказать, я устал от подобных развлечений. Возможно, просто постарел, – добавил граф с ухмылкой.
      – Признаюсь, мне всегда было ужасно любопытно… – продолжала Шарлотта. – Мне всегда хотелось узнать, что же представляют собой ваши вечеринки и что там происходит.
      – Тогда вам следовало посетить одну из них. Вы всегда получали приглашения, но упускали свой шанс. А теперь для меня все изменилось, и таких вечеринок больше не будет.
      Шарлотта немного помолчала, потом вновь заговорила:
      – Рассказывают, что на ваших вечеринках благородные леди иногда появлялись в масках. Это правда?
      – Да, правда, такое часто случалось.
      – А маска – это надежно? Неужели никак нельзя узнать, кто скрывается под ней? Вас, например, всегда можно было обмануть?
      Граф бросил на молодую женщину лукавый взгляд:
      – Не уверен, что это пристойный разговор, миледи. И еще раз хочу напомнить, что ваш интерес к моим вечеринкам несколько запоздал. Что же касается масок… Видите ли, освещение было очень слабым, так что едва ли кто-нибудь мог узнать даму, пожелавшую воспользоваться маской.
      – Неужели такого ни разу не случалось? – допытывалась Шарлотта.
      – Если женщина молчала, то не случалось. – Граф весело рассмеялся. – Как-то раз была одна знатная леди, которая говорила шепотом. Однако весьма характерный громкий смех выдавал ее. Разумеется, все делали вид, что не узнают ее.
      Шарлотта понимала, что женщину можно узнать по голосу. Когда она посетила прощальную вечеринку, она почти не разговаривала, а на вопросы отвечала тихим шепотом.
      «Мне не нужны слова, чтобы узнать о вас все».
      – Ах как интересно! Значит, мужчина мог быть очень… близок с женщиной, но при этом не знал, кто она такая? Выходит, они могли встретиться на следующий день, и он не догадался бы об их прежней… встрече?
      – Совершенно верно. Поскольку же горело всего несколько свечей, другие тоже оставались в неведении. Да-да, мужчина никогда ничего не узнает, если, конечно… – Линдейл внимательно посмотрел на спутницу.
      – Если что?..
      – Если только они вновь не будут близки.
      – Если вновь не будут?.. – пробормотала Шарлотта.
      – Да, конечно. Если же такое случится еще раз, то он, вероятно, обнаружит какое-то сходство и что-то заподозрит.
      О Господи!
      Линдейл пригладил волосы и, надев шляпу, спросил:
      – Но почему вы расспрашиваете меня об этом? – Он в очередной раз улыбнулся. – Вы вытащили меня на прогулку в холодный зимний день и задаете… довольно странные вопросы. Может, у вас есть подруга, которая посетила мою вечеринку, а теперь опасается за свою репутацию?
      Шарлотта почувствовала, что краснеет.
      – В общем, да, вы правы. Только, пожалуйста, не расспрашивайте дальше. Она очень расстроена. Это совсем не похоже на нее. Подруга просто проявила любопытство, о чем сейчас горько сожалеет. Она рассказала все мне, и я обещала разузнать, насколько это опасно. Конечно, я могла бы расспросить брата, но его сейчас нет в Лондоне, он увез Флер в свое поместье, в Леклер-Парк.
      – Не бойтесь, миледи. Можете рассчитывать на мою тактичность.
      На самом деле все было совсем не так: Линдейл славился именно отсутствием такта и непременно рассказывал то, о чем следовало молчать. А Натаниел Найтридж являлся его близким другом.
      – Итак, сэр, обещайте, что не расскажете никому о нашем разговоре. – Шарлотта многозначительно посмотрела на собеседника.
      Граф остановился, и она тоже остановилась. Какое-то время они молча смотрели друг другу в лицо. Наконец он проговорил:
      – Я не отличаюсь особой проницательностью, леди Марденфорд, но мне очень интересно, существует ли на самом деле эта ваша подруга. Может быть, вы сами…
      – Какая нелепость! – воскликнула Шарлотта. – К тому же в ту неделю меня вообще не было в Лондоне, и вы, наверное, об этом помните.
      – Да, вы сообщили, что уезжаете. Но вы ведь могли и передумать, верно?
      Линдейл смотрел на нее все так же пристально, смотрел в ожидании ответа. Шарлотта попыталась изобразить негодование, но вдруг почувствовала, что снова заливается краской.
      Граф усмехнулся и сказал:
      – Вижу ваше смущение, миледи, и полагаю, что я прав. Да, я почти уверен, что вы были на моей прощальной вечеринке.
      – Ваши измышления совершенно необоснованны, и я не намерена выслушивать ваши скандальные заявления, граф.
      Линдейл отвел глаза; казалось, он о чем-то задумался. Потом он вдруг снова уставился на собеседницу и с удивлением воскликнул:
      – Господи, теперь я понял! Вы были с Найтриджем. не так ли? Ах, миледи, вы тогда действительно расшалились… А он узнал? Догадался?
      Шарлотта готова была сквозь землю провалиться. Она начала что-то говорить, пытаясь опровергнуть слова графа, но он взмахом руки остановил ее.
      – Не отчаивайтесь, миледи. Я буду нем как могила. Признаюсь, такого я от вас не ожидал. Но поверьте, я вас не осуждаю. Более того, мне хочется поздравить вас.
      – Поздравить?! Вы невыносимы, Маклейн!
      – А вы более интересная женщина, чем я предполагав леди Марденфорд. – Граф весело рассмеялся.
      Шарлотта легонько ударила его зонтиком по плечу н. резко развернувшись, поспешила к своей карете.

      – Ее сослали на каторгу?
      – Таков был приговор после того, как мы обратились в суд.
      – Что ж, полагаю, это лучше, чем виселица, – заметил Натаниел.
      Он всячески пытался очаровать миссис Стрикленд, чтобы она раскрылась перед ним. То, что эта дама присутствовала на встрече, организованной Шарлоттой, свидетельствовало о том, что она уже начала склоняться к какому-то решению. Впрочем, не исключал и другого: возможно, она пришла лишь для того, чтобы посмотреть на «танцующую собачку», как он в шутку себя называл.
      Миссис Стрикленд считалась весьма влиятельной особой: во всяком случае, многие судьи прислушивались к ее мнению. Но пока что она лишь хмурилась и кивала время от времени, беседуя с Натаниелом. Шарлотта же искоса наблюдала за ними, однако в разговор не вмешивалась.
      И вообще, она держалась с ним так, словно никогда и не появлялась у него в доме, словно между ними совершенно ничего не произошло.
      То и дело поглядывая на Шарлотту, Натаниел мысленно улыбался; он уже несколько дней думал об этой женщине и постоянно задавал себе один и тот же вопрос: «А не положить ли конец ее притворству?»
      – А если ее муж действительно представлял опасность, то ей следовало искать утешение в церкви, а не убивать его, – говорила миссис Стрикленд, абсолютно уверенная в собственной правоте. – Могла бы, в конце концов, обратиться в суд.
      – Но она обеднела, а подобные обращения в суд стоят дорого, – возразил Натаниел. – Да и вряд ли это помогло бы ей. Угрозы мужа скорее всего не служили бы доказательством, так же как и его побои. К сожалению, многие судьи вмешиваются лишь тогда, когда насилие приводит к смерти женщины. Уверяю вас, с ее стороны это была самозащита. Когда ее арестовали, у нее на шее еще оставались синяки и царапины.
      Но эти возражения вызвали у миссис Стрикленд только раздражение. Судя по всему, ее супруг отличался мягким и уступчивым характером, и она не могла поверить, что мужья могут избивать своих жен.
      Мимо них прошла одна из женщин, и миссис Стрикленд тут же потупилась и тихо вздохнула. Пенелопа, старшая сестра Шарлотты, одним своим присутствием напоминала о том, что плохих мужей можно найти во всех слоях общества.
      Заметив, что Натаниел наблюдает за ней, миссис Стрикленд в смущении пробормотала:
      – Я кое-что слышала об этой женщине. Впрочем, все это, возможно, просто слухи.
      Натаниел нахмурился и покачал головой:
      – Вы ошибаетесь. Сожалею, но на сей раз слухи соответствуют действительности. – Он сказал это лишь потому, что сама Пенелопа рассказывала о том, что с ней произошло.
      Но вовсе не желание помочь сестре побудило Пенелопу к подобной откровенности. Она поведала свою историю, пытаясь спасти жизнь мужчине, в результате в высшем обществе узнали самые отвратительные подробности об оскорблениях и жестоком обращении, которые она претерпевала от своего мужа, графа Гласбери.
      Тут миссис Стрикленд извинилась и завела беседу с другим гостем. Натаниел же задумался о том, не заглянет ли она во вторую гостиную, где на столе лежали петиции, а рядом – письменные принадлежности. Впрочем, гораздо больше пользы принесли бы ее слова, сказанные супругу, то есть мистеру Стрикленду.
      Он вновь взглянул на Шарлотту, беседовавшую с одной из женщин. Теперь, после того как Шарлотта произнесла перед гостями речь и зачитала петиции, встреча стала напоминать светский прием: все собравшиеся оживленно болтали, пили пунш, и казалось, никто уже не помнил о цели собрания.
      Поднявшись на ноги, Натаниел направился в другую гостиную, где было относительно тихо. Приблизившись к столу, он внимательнее прочитал петиции. Их было две – одна для мужчин, другая для женщин. Хотя важен был голос любого человека, мужские голоса имели больший вес в парламенте.
      – Мужчин подписалось больше, чем женщин, – послышался чей-то тихий голос.
      Натаниел повернул голову и увидел стоявшего рядом темноволосого джентльмена.
      – Да, верно. Многие мужчины предпочли бы более простой бракоразводный процесс. Леди Марденфорд и ее приверженцы поступили весьма благоразумно, ограничив первую петицию этим вопросом. Вероятно, они последовали вашему совету, не так ли, Хэмптон?
      Джулиан Хэмптон едва заметно улыбнулся:
      – Видите ли, я предположил, что мужчины могут проявить интерес к этому вопросу. Но некоторые из них приветствовали бы реформу законов о собственности, дабы обогатиться в браке.
      Натаниел взглянул на подписи на листах.
      – Похоже, вы не подписались.
      – Я проявлю благоразумие и подпишусь на четвертой или на пятой странице, – ответил Хэмптон.
      Этот джентльмен и впрямь был на редкость благоразумным человеком. Вместо того чтобы присоединиться к своей возлюбленной и участвовать в разговорах, он наблюдал за всем происходящим со стороны. Хэмптон и Пенелопа должны были пожениться через несколько месяцев, возможно, только поэтому он и согласился прийти на эту встречу.
      Взглянув на имена подписавшихся, Хэмптон сказал:
      – Но вас здесь тоже нет.
      – Да, оплошность с моей стороны. – Натаниел обмакнул перо в чернильницу и, склонившись над столом, поставил свою подпись.
      За спиной послышались шаги, и Натаниел, обернувшись, проговорил:
      – Ах, это вы, Марденфорд… Пришли подписаться? – Он предложил вошедшему перо.
      – На самом деле мне нужно поговорить с вами. – Марденфорд обращался только к Натаниелу; он даже не поздоровался с Хэмптоном, словно не видел его.
      Хэмптон тут же извинился и. вышел из комнаты.
      – Вы вели себя грубо, – заметил Натаниел. Длинное узкое лицо Марденфорда вытянулось еще больше, а губы сжались в тонкую линию.
      – Ему не следовало здесь находиться. Он и графиня Они должны вести себя более скромно.
      – Они смогут быть скромными и осторожными, только удалившись в монастырь. Всему миру известно, что они влюблены друг в друга и поженятся, Думаю, что осторожность им ни к чему. Приятно сознавать, что они не стыдятся своих чувств.
      Марденфорд пожал плечами и. проговорил:
      – Моя Беатрис ни за что не приняла бы их в своем доме.
      Да, супруга барона поступила бы именно так. Беатрис была хорошенькой, любезной, но весьма ограниченной. И конечно же, она прекрасно подходила такому человеку, как нынешний барон Марденфорд. По мнению Натаниела, он был не только скучным, но и весьма ограниченным. Барон не отличался ни умом, ни яркой внешностью, ни манерами: в сущности, он вообще ничем не отличался. Его старший брат, покойный муж Шарлотты, был таким же, но только более приятным и дружелюбным. Когда Натаниел услышал, что Шарлотта Дюклерк выходит замуж за Филиппа, барона Марденфорда, он счел этот брак довольно странным. Филипп совершенно не походил на ее брата Леклера – тот приковывал к себе внимание, едва лишь входил в комнату. Ничего общего у него не было и с другим ее братом – Данте, который мог очаровать даже мраморную статую.
      А может, все дело в привлекательности Филиппа, вернее, в отсутствии таковой? Вероятно, Шарлотта знала, какая головная боль ожидает женщин, выходящих замуж за очаровательных мотов, таких как, например, Данте. Что же касается ее старшего брата, виконта Леклера, то жить с таким волевым мужчиной весьма непросто для женщины.
      Они с бароном приблизились к окну, и Натаниел, нахмурившись, проговорил:
      – Если вы не желали приветствовать Хэмптона, то не следовало подходить к нам. Он мой друг, и я не потерплю, чтобы его при мне оскорбляли
      – Мне хотелось поговорить с вами с глазу на глаз, – ответил Марденфорд. – Я слышал, вы должны выступить обвинителем на процессе против Финли. Признаюсь, эта новость принесла мне огромное облегчение.
      – Меня попросил об этом отец, и я, как преданный сын, просто не мог отказать ему.
      Барон взглянул на собеседника с некоторым беспокойством:
      – Тем не менее я очень рад. Уверен, что ему не позволят распространять ложь и порочить доброе имя моей семьи.
      – Это в какой-то степени зависит от его защитника, – заметил Натаниел.
      – Я слышал, что у него не будет защитника.
      – Полагаю, что не будет, – согласился Натаниел. – Думаю, ни один адвокат не выступит в его защиту.
      Было совершенно очевидно, что друзья барона позаботились о том, чтобы Финли остался без защитника. Более того, они позаботились также и о том, чтобы единственный человек, который мог бы взяться за его защиту, выступил на стороне обвинения. Да-да, только поэтому отец и попросил его участвовать в процессе – теперь уже Натаниел нисколько в этом не сомневался.
      – Похоже, вам не о чем беспокоиться, Марденфорд, – добавил он с усмешкой.
      Барон тут же просветлел, и из груди его вырвался вздох.
      – Что ж, пойду, пожалуй, к гостям, – продолжал Натаниел. – Кажется, ваша невестка ожидает моей помощи в ее деле. Думаю, мне придется поговорить еще с несколькими дамами.
      Натаниел в раздражении вышел из комнаты. Он был согласен потакать прихотям Шарлотты, но было ужасно неприятно сознавать, что вскоре ему придется плясать под дудку Марденфорда.

* * *

      Натаниел оставался в ее доме, Шарлотта чувствовала его присутствие. К тому же она не видела его среди тех, кто уже попрощался и направился к выходу.
      Внезапно заметив его в дальнем углу гостиной, Шарлотта невольно отвела глаза: ей казалось, что он смотрит на нее как-то очень уж пристально. О, неужели он нисколько не смутился после того, что произошло между ними в его доме? Если так, то это просто несправедливо, ведь она испытывала неловкость каждый раз, когда смотрела на него.
      Конечно, он мог и притворяться; возможно, он даже заявит, что совершенно ничего не помнит, так как слишком много выпил в тот день.
      Что ж, не исключено, что так оно и было.
      – Почему ты хмуришься, когда смотришь на него?
      Голосок Бьянки вывел Шарлотту из задумчивости. Невестка, стоявшая с ней рядом, поглядывала на нее с некоторым упреком.
      – Ах, не знаю… Просто я, наверное, отвлеклась, когда взглянула на него. Отвлеклась и забыла, о чем мы с тобой говорили.
      Бьянка покосилась на Натаниела.
      – Да, он любую способен привести в смущение
      – И прекрасно знает об этом.
      – Я понимаю, вы с ним не очень-то ладите, – продолжала невестка – Но тебе следует поприветливее смотреть на него – так, как смотрит твоя сестра. Ты ведь не можешь отрицать, что он оказал большую услугу и ей, и всей вашей семье.
      Этого Шарлотта действительно не могла отрицать, однако ей ужасно не хотелось быть хоть чем-то обязанной Натаниелу Найтриджу, особенно сейчас.
      А вчера она вдруг обнаружила, что Натаниел готов оказать ее близким еще одну услугу.
      Несколько дней назад Шарлотта узнала, что Джеймсу предстоит свидетельствовать против Финли в суде. Эта новость сильно обеспокоила ее, так как она по собственному опыту знала, к чему мог привести шантаж и как чьи-то «откровения» могли очернить доброе имя человека. Само собой разумеется, что любые рассказы Финли были бы ложью, но даже ложные обвинения могли вызвать в обществе нежелательные разговоры. И вот теперь, узнав, что Найтридж выступит в суде в качестве обвинителя, Шарлотта почувствовала облегчение – она нисколько не сомневалась в том, что Натаниел сумеет защитить Джеймса и малыша Амброуза. Да, эта новость ужасно обрадовала ее и в то же время смутила; временами она даже жалела о том, что пригласила к себе Найтриджа.
      – Он просто… раздражает меня, – пробормотала Шарлотта, украдкой взглянув на молодого адвоката, сидевшего в дальнем углу комнаты. Высокий, стройный, широкоплечий, он сразу бросался в глаза, и трудно было не залюбоваться этим красавцем. Чуть склонившись к Пенелопе, сидевшей с ним рядом, Натаниел о чем-то с ней беседовал и едва заметно улыбался время от времени.
      Заметив, что Бьянка наблюдает за ней, Шарлотта снова нахмурилась, однако промолчала. Бьянка же тихо рассмеялась и проговорила:
      – Видишь ли, дорогая, некоторые мужчины действительно способны раздражать. Например, мы с твоим братом не очень-то понравились друг другу при первой встрече.
      – У вас с Леклером все было совсем иначе, – решительно заявила Шарлотта. – А мы с мистером Найтриджем давно уже недолюбливаем друг друга. – Она опять бросила взгляд в его сторону. – Он такой… такой ужасно…
      Бьянка снова рассмеялась.
      – То, что вы часто скрещиваете шпаги, доказывает лишь одно: он значит для тебя гораздо больше, чем остальные
      Да, во много раз больше, чем кто-то еще. Но именно это и смущало. Смущало, раздражало и приводило в замешательство. Особенно же раздражало его проклятое высокомерие и чуть насмешливые нотки в голосе, когда они с ним о чем-нибудь спорили.
      Но неужели Бьянка каким-то образом об этом догадалась? Нет-нет, не может быть. Ведь они с Натаниелом сегодня почти не разговаривали.
      – Он для меня совершенно ничего не значит, – проговорила Шарлотта.
      – Но все же он старался. Сегодня Найтридж многих очаровал ради тебя. Пойдем посмотрим на подписи под петициями. Мне очень хотелось сделать это пораньше, но я заставила себя дождаться окончания встречи.
      Они с Бьянкой направились во вторую гостиную. Когда же проходили мимо Натаниела, Шарлотта, не удержавшись, снова взглянула на него. Она уже почти отвела взгляд, но тут Найтридж тоже посмотрел на нее – и по всему ее телу словно горячая волна прокатилась.
      Охваченная волнением, Шарлотта поспешила за Бьянкой. Ей с огромным трудом удалось взять себя в руки, когда они приблизились к столу с петициями.
      – Весьма впечатляюще, – изрекла Бьянка, взглянув на подписи под петициями. – Причем довольно много мужчин. Очень даже неплохое начало.
      – Да, неплохое, – кивнула Шарлотта. – Теперь мы должны собрать подписи торговцев и коммерсантов. Когда погода улучшится, я специально для этого отправлюсь в ближайшие графства. София предложила устроить несколько встреч в Девоне, и там мы с ней…
      Шарлотта внезапно умолкла: она вдруг явственно почувствовала, что в комнату вошел Натаниел. Да-да, именно почувствовала, потому что она не слышала его шагов.
      – Наслаждаетесь свидетельством своего триумфа, милые леди?
      Бьянка посмотрела на Натаниела с приветливой улыбкой. Шарлотта заставила себя улыбнуться, но ее улыбка очень походила на гримасу.
      – И вашего триумфа тоже, – сказала Бьянка. Она взяла со стола вторую петицию и указала на несколько имен: – Я видела, как вы беседовали с этими дамами. Думаю, что именно ваши уговоры стоят за всеми этими подписями.
      Натаниел решительно покачал головой:
      – Нет-нет, миледи. Я уверен, что без леди Шарлотты у меня ничего бы не получилось. Именно ее речь тронула их сердца.
      – Вы очень любезны, сэр. – Шарлотта взяла все листки и убрала их в ящик стола. Затем стала убирать ручки и чернильницы. Ей надо было чем-то заняться, чтобы скрыть охватившее ее волнение.
      – Пожалуй, мне пора уходить, – сказала Бьянка. – Уверена, муж уже вызвал карету. – Она обняла Шарлотту и, поцеловав ее на прощание, тихо прошептала: – Ты ведешь себя просто ужасно, дорогая. Твое поведение граничит с неприличием. Неужели не понимаешь, что тебе следует быть с ним полюбезнее?
      Слова невестки тотчас же привели Шарлотту в чувство. Конечно же, Бьянка была права: она действительно вела себя ужасно.
      Тут Бьянка вышла из комнаты, и они с Найтриджем остались наедине. Собравшись с духом, Шарлотта посмотрела ему в лицо и тотчас же поняла: он прекрасно помнил их последнюю встречу, помнил все подробности – в том не было ни малейшего сомнения. Выходит, не так уж пьян он был в тот день, чтобы забыть обо всем произошедшем. Но как много он знал о ней? Знал ли о том, что именно с ней он был на вечеринке у Линдейла? Разговор с Линдейлом не развеял ее опасений, напротив, вызвал новые.
      Решив проявить любезность, Шарлотта проговорила:
      – Благодарю вас за то, что вы пришли, мистер Найтридж. Вы очень мне помогли.
      – Миледи, я просто не мог отказать вам. Видите ли, ваша просьба показалась мне чрезвычайно убедительной. Я имею в виду форму, в которой она была высказана.
      Его последние слова свидетельствовали о том, что он все помнил. И он даже не собирался притворяться, будто ничего не помнил. Не очень-то любезно с его стороны, мог бы по крайней мере сделать вид…
      – Я слышала, вы согласились выступить обвинителем в деле Джона Финли, – сказала Шарлотта, решив, что лучше говорить о чем угодно, только не о той «форме», в которой была высказана ее просьба.
      – Да, верно, согласился.
      – По-моему, вы раньше никогда не выступали в этой роли, – продолжала Шарлотта.
      – На сей раз я сделал исключение. Ведь должен же я как-то извиниться перед вами. Извиниться за свое поведение во время нашей предыдущей встречи.
      Казалось, он говорил вполне искренне. Видимо, и впрямь испытывал неловкость и хотел как-то загладить свою вину. Это открытие окончательно обезоружило Шарлотту и еще больше ее смутило.
      – Сэр, если мое постыдное бегство из вашего дома даст вам возможность проявить ваши таланты при защите Марденфорда, то я смогу пережить смущение по этому поводу.
      – Мне хочется загладить вину перед вами не за ваш уход, а за то, что я оказался на редкость несообразительным. Только потом я понял: ваш визит был чрезвычайно любезным жестом. После суда прошел месяц, и не думаю, что хоть кто-то еще вспомнил, что значил для меня этот день. Для всех остальных Бинчли уже был покойником. Сожалею, что не оценил ваше сочувствие и так грубо обошелся с вами, когда вы пришли.
      В ней вновь проснулось раздражение; было очевидно, что Найтридж вкладывал в свои слова какой-то особый смысл.
      – Не хочу выглядеть неблагодарной, сэр, но думаю, что вы не за то извиняетесь. Было бы гораздо уместнее, если бы вы извинялись не за мои поступки, а за свои.
      – Не могу с вами согласиться, миледи.
      Снова посмотрев в лицо собеседнику, Шарлотта поняла, что он и на сей раз не кривил душой. Судорожно сглотнув, она прошептала:
      – Мистер Найтридж, возможно, ваше… состояние тогда сбило вас с толку, поэтому вам трудно понять, что произошло на самом деле. Действительно, я посетила вас именно по упомянутому вами поводу, а вы принялись домогаться меня.
      – Думаю, вы преувеличиваете.
      – Преувеличиваю? Ничего подобного, сэр. И имейте в виду: моя репутация едва не пострадала из-за вашего поведения. Вы вели себя совершенно непростительным образом.
      – А мне представлялась совсем иная картина.
      – Мистер Найтридж, уж если мы заговорили об этом, позвольте напомнить вам…
      – Благодарю, не стоит. Мои воспоминания удивительно свежи и живы. Я совершенно отчетливо помню женщину, которую обнимал. И ей это очень даже нравилось. Более того, она была весьма податлива.
      Шарлотта едва не задохнулась от возмущения.
      – Мистер Найтридж, как вы осмеливаетесь…
      – Я помню, что в ответ вы поцеловали меня необыкновенно чувственно и страстно, – продолжал он, глядя ей прямо в глаза.
      – Но сэр…
      – Мне вспоминается также расшнурованный корсет и прекраснейшая грудь, которую я ласкал и целовал. И поверьте, миледи, только глупец мог бы сожалеть об этом. С моей стороны было бы лицемерием извиняться за эту часть визита. Полагаю, вы не должны требовать от меня такой лжи.
      Шарлотта медлила с ответом. Она пыталась найти слова, чтобы выразить свое возмущение, но в голову ничего не приходило. Шокирующая откровенность Натаниела ужасно волновала и туманила рассудок; она чувствовала, как колени ее подгибаются, а между ног разливается приятное тепло.
      Найтридж подошел поближе, и она подумала, что он собирается поцеловать ее прямо здесь, – а ведь за дверью еще оставались некоторые из Гостей. Конечно же, ей следовало отойти от него побыстрее, однако она не могла сделать ни шага.
      Натаниел же улыбнулся и проговорил:
      – Поверьте, я прекрасно помню все наши ласки и все поцелуи и не могу притворяться, что ничего этого не было. Я пытался, но обнаружил, что не способен поддерживать обман.
      Шарлотта со вздохом закрыла глаза в ожидании поцелуя. Она ждала, когда теплые губы Найтриджа прижмутся к ее губам, а его сильные руки крепко обнимут ее.
      Она ждала, что ее вновь охватит пламя страсти.
      Однако ничего не происходило. Не было ни поцелуя, ни даже прикосновения. Снова вздохнув, она открыла глаза и увидела спину Натаниела, выходящего в главную гостиную.

      В эту ночь Шарлотте никак не удавалось уснуть – ее одолевали мысли о Найтридже, одолевали воспоминания об их объятиях и поцелуях. То и дело вспоминалась полутемная гостиная Линдейла, едва освещаемая светом нескольких свечей. Возле окон играли музыканты, и было слышно, что в соседней комнате шла карточная игра. Картины же, висевшие на стенах, можно было рассмотреть тишь с трудом – как и гостей, расположившихся на диванах и в шезлонгах.
      Почему-то казалось, что вся атмосфера этой гостиной требовала разговоров шепотом и поцелуев украдкой, однако собравшиеся говорили довольно громко и даже смеялись время от времени. И если бы не женщины в полумасках и не обнимавшиеся повсюду парочки, то вполне можно было бы подумать, что все происходящее – самый обычный званый вечер.
      Именно эта обыденность и удивила ее. Она ожидала чего-то совершенно необычного – вроде тех вакханалий, что были изображены на полотнах, украшавших стены. Однако все гости выглядели вполне пристойно, хотя и казались выходцами из другого мира.
      Некоторых мужчин Шарлотта узнала. Но она не знала, знали ли ее, и поэтому ужасно нервничала.
      – Вы понимаете, что здесь вам не место? – послышался рядом чей-то голос.
      Шарлотта замерла. Голос показался знакомым, и звучал он так, словно этот мужчина давал понять, что узнал ее.
      Она обернулась и увидела… Аполлона, сидевшего в шезлонге. Перевязанная в поясе льняная белая туника чуть прикрывала его колени, золотистые волосы обрамляли лицо, а на ногах были бронзового цвета сандалии. Он сидел в одиночестве и не принимал участия в разговорах и увеселениях.
      Натаниелу Найтриджу очень подходила роль бога света, и Шарлотта не могла оторвать от него глаз. Он же едва заметно улыбнулся и сказал:
      – Садитесь сюда, пожалуйста, тогда никто не подойдет к вам – Натаниел указал на край своего шезлонга.
      – Благодарю вас, – кивнула Шарлотта.
      Она подошла поближе и осторожно присела на краешек подушки.
      Натаниел молча прикрыл глаза; казалось, он слушал музыку. Через минуту-другую глаза его открылись, и он снова посмотрел на нее.
      – Вы разочарованы? Может, вы ожидали увидеть здесь обнаженных мужчин, извивающихся на ковре, и обнаженных женщин, подающих закуски?
      – Полагаю, что да, – прошептала Шарлотта.
      Он окинул ее цепким взглядом, и на губах его вновь появилась улыбка.
      – Вы пришли просто понаблюдать или развлечься?
      – Ни то ни другое.
      – Тогда зачем?
      Действительно, зачем? Ответа не находилось. Хотя час назад все было абсолютно ясно.
      – А может, вам не хотелось оставаться дома одной? – допытывался Найтридж.
      Этот вопрос поставил ее в тупик. Шарлотта отвернулась и посмотрела на музыкантов. Краем глаза она видела, что Найтридж не сводит с нее глаз; он смотрел на нее так пристально, что ей сделалось не по себе, словно она сидела перед ним обнаженная.
      Когда же она снова к нему повернулась, взгляд его потеплел и он тихо проговорил:
      – Сегодня у нас с вами много общего. Полагаю, здесь не самое плохое место, если хочется спрятаться от себя самого. Звучит приятная музыка, и веселье других отгоняет неприятные мысли.
      «А ведь он прав», – подумала Шарлотта. Она неплохо знала мистера Найтриджа. но сейчас перед ней был совершенно другой человек. Найтридж, которого она знала, никогда не отличался тонкостью чувств – во всяком случае. так ей всегда казалось.
      И никогда, никогда не выглядел он таким… ранимым и беззащитным. Этот Аполлон, сидевший перед ней в полутемной гостиной, казался самым обыкновенным смертным.
      А может, он недавно проиграл процесс? Да-да, наверное, в этом все дело. Ей вдруг вспомнилось, что мальчишка, продававший газеты, выкрикивал что-то подобное на Оксфорд-стрит в начале недели.
      Вероятно, это и являлось причиной его странного поведения. Не исключено, что он проиграл впервые в жизни.
      Собравшись с духом, Шарлотта прошептала:
      – Вам не нужно прятаться от себя. Вы ведь не Господь Бог и вы сделали все, что смогли.
      Натаниел молча нахмурился. Какое-то мгновение ей казалось, что он сейчас встанет и уйдет. Но вскоре его глаза потеплели – вероятно, он понял, что она искренне ему сочувствует, так что глупо было на нее сердиться.
      Довольно долго они сидели молча, сидели, глядя друг другу в глаза. И Шарлотта чувствовала, как от взгляда мужчины, сидевшего рядом, у нее перехватывало дыхание. Казалось, их соединили какие-то удивительные узы, так что они всего лишь за несколько минут узнали друг о друге много нового. Это неожиданное единение очаровало и пленило Шарлотту, и она осознавала, что ей хочется чего-то большего.
      «Да-да, вы правы, – говорила она мысленно. – Мне действительно не хотелось быть одной, и казалось, что я вот-вот сойду с ума от одиночества. Да, я знаю, что вы испытываете ужасную боль от своего поражения, и я прекрасно вас понимаю».
      Внезапно он протянул ей руку, и она не раздумывая приняла ее. От его прикосновения все вокруг них словно исчезло. Исчезли и голоса, и музыка, и они остались наедине.
      Натаниел привлек ее к себе и спросил:
      – Вы боитесь?
      Она отрицательно покачала головой, затем кивнула.
      – Присядьте рядом со мной. Вам не надо ничего говорить. Мне не нужны слова, чтобы знать о вас все.
      Однако слова все-таки произносились. Перед первым поцелуем он поинтересовался, замужем ли она и была ли влюблена.,
      – Давно, – прошептала она. – Много лет назад я любила.
      Он кивнул, словно сказанное ею подтверждало то, что он уже знал.
      – Давно, – произнес Натаниел. – Слишком давно.
      Страсть накатила жаркой волной, и она была продолжением соединившего их взгляда. Глубокому проникновению в души друг друга, казалось, не было конца, и оно вызывало инстинктивное доверие и делало каждое прикосновение священным. Ее обожгли чудесные ощущения, и скучная вуаль, окутывавшая ее повседневный мир, словно сгорела дотла.
      Одно лишь воспоминание о той страсти больно сжало сердце. Шарлотта вытянула перед собой руки – и ощутила пустоту рядом на кровати. Пытаясь сохранить в памяти чудо, свершившееся тогда, она смежила веки и почувствовала, что ее глаза увлажнились. Ей хотелось, чтобы та ночь осталась в ее сознании необыкновенной и безупречной. Тогда этими воспоминаниями она сможет жить в будущем.
      Но в сердце закрадывались вопросы, и она никак не могла от них отмахнуться. Шарлотта раз за разом отгоняла все сомнения, но они. упорно преследовали ее в неумолимом молчании ночи.
      Она знала, что новая встреча поставит под угрозу очарование того свидания, и умудрялась избегать Натаниела целый месяц после вечера у Линдейла, Посетив же его на этой неделе, допустила ошибку, но она прекрасно знала, что испытывал Найтридж по мере приближения дня казни, и инстинктивно чувствовала, что этот день значил для него.
      Ее сопереживание было эхом их близости. Помочь ему – это казалось гораздо важнее, чем собственная гордость и страхи, даже если он никогда не узнает истинной причины ее визита.
      Когда она в тот день вошла к нему в гостиную вслед за Джейкобсом, Натаниел был очень раздосадован и встретил ее крайне неприветливо. «Что ж, так даже лучше», – решила Шарлотта. Ведь подобная встреча могла означать только одно: он не знал, с кем провел ту незабываемую ночь у Линдейла.
      Впрочем, не исключено, что он пытался притворяться, и если дело обстояло именно так, то это совершенно все меняло,
      Шарлотта не была уверена, что сможет вновь встретиться с ним лицом к лицу. Ее поведение на том вечере было шокирующим. Пагубным для нее. И все же ей казалось, что есть в мире один-единственный человек, который не осудит ее, – ночной любовник не увидит греха в ее поведении. Шарлотта вообразила, что мужчина, которого она обнимала, был так же далек от этого светского салона, как и она, однако сейчас ей пришлось признать что, возможно, лишь она испытала это волшебное чувство. Оно могло быть иллюзией, самообманом, к которому она прибегла, чтобы хоть как-то оправдать свое поведение.
      Но если Найтридж знал, чье лицо скрывала маска в ту ночь у Линдейла? Что ж, если действительно знал, то это означало, что он не испытывал к ней никаких особых чувств. Возможно, решил, что она просто неразборчивая вдова, не ведающая стыда. Он мог вести себя так дерзко только потому, что предположил: ее визит вдень казни – всего лишь предлог для преследующей его распущенной женщины.
      И если она не хочет рисковать, если не хочет узнать правду о той драгоценной для себя ночи, то ей лучше держаться от него подальше.
 
      На рассвете следующего понедельника Натаниел вошел в тюрьму Ньюгейт. У входа уже собралась толпа любопытных, желавших получить пропуск, чтобы присутствовать на суде в Олд-Бейли.
      Другие ждали, когда можно будет подать просьбу на посещение находящихся в тюрьме родных. В руках у женщин были корзинки с едой – они хотели хоть что-то добавить к скудному тюремному рациону. Некоторые казались взволнованными, но у большинства на лице застыло выражение безразличия, свидетельствовавшее о том, что они уже далеко не первый раз сюда приходят.
      Натаниел вошел в холл и прошел мимо адвокатов, ожидавших появления обвиняемых, которых им предстояло защищать. Адвокаты приветствовали его как старого знакомого – члена их своеобразного братства.
      Защита обвиняемых считалась в среде юристов не очень-то уважаемым занятием, и защитники, ожидавшие предстоящего суда, выглядели довольно скромно. Натаниел же, являвшийся сыном лорда, занимал среди них особое положение, и почти все эти люди завидовали ему, так как понимали, что он мог обойти их всех и немедленно получить доступ в канцелярию начальника тюрьмы.
      Переходя из коридора в коридор, Натаниел Найтридж следовал за охранником, изредка поглядывая по сторонам. Повсюду стояли люди, ожидавшие свидания с родственниками, но он почти не обращал на них внимания. Когда они проходили мимо одной из женских камер, сидевшие там проститутки заговорили с ним вкрадчиво, но он, поморщившись, отвернулся и тотчас же услышал грубый смех и отборную брань в свой адрес. А в переполненной мужской камере в самом разгаре был боксерский поединок, и оттуда доносились громкие вопли зрителей.
      Натаниел так и не смог привыкнуть к тюрьме: ему по-прежнему были отвратительны ее запахи. А раздававшиеся здесь звуки казались необыкновенно печальными и удручающими. И даже в смехе заключенных звучали нотки отчаяния; смех же этот очень напоминал вой диких зверей.
      Финли поместили в крохотную камеру на самом верху тюрьмы, и это явно указывало на то, что его считали весьма опасным преступником. Он находился в одной из камер, где содержались осужденные на смерть, и был закован в кандалы и прикован к стене. Заключенный лежал на грязной соломе, одежда была вся в пятнах, а длинные темные волосы свисали засаленными прядями на лицо и короткую бородку. Услышав, как открывается дверь, он повернулся и посмотрел на входящего.
      – Оставьте нас, – сказал Натаниел охраннику.
      Тот несколько секунд колебался, затем пожал плечами и вышел в коридор. Дверь же оставалась приоткрытой. Заметил это, Финли взглянул на кандалы и засмеялся. Потом поднялся на ноги и проворчал:
      – У мерзавцев ушло довольно много времени, чтобы прислать вас сюда. Суд сегодня.
      – Меня никто не присылал, – возразил Натаниел. – И я вовсе не являюсь вашим адвокатом. Не думаю, что кто-то выступит в вашу защиту.
      Финли громко выругался.
      – Подозреваю, они все хотят, чтобы старину Джона поскорее вздернули.
      – Да, похоже, – кивнул Натаниел.
      – Черт побери, кто же вы тогда?
      – В данном случае я судебный обвинитель.
      Заключенный склонил голову к плечу и с усмешкой посмотрел на собеседника; казалось, он хотел спросить: «Так чего же ты сюда пришел?»
      «А ведь он прав», – подумал Натаниел. Действительно, что привело его сюда? Может быть, любопытство? Нет, пожалуй, его привело сюда своеобразное чувство чести. Ведь сегодня Финли почти наверняка будет осужден. Ему будут предъявлены обвинения в убийстве, грабеже и шантаже. Поэтому Натаниелу казалось, что он должен посмотреть этому человеку в глаза, прежде чем оба они окажутся в зале суда.
      Сейчас он смотрел в эти глаза, но они казались совершенно непроницаемыми. В них не было ни страха, ни раскаяния – в них вообще ничего не было.
      Внезапно Финли сделал шаг вперед, вытянув перед собой руки. Натаниел невольно отступил, а преступник вдруг громко рассмеялся, оскалив зубы. Его пронзительный смех заполнил камеру и эхом прокатился по коридору.
      Минуту спустя Финли повалился на солому и, уставившись в потолок спросил:
      – Как вас зовут?
      – Найтридж.
      – Забавное имя. Наверное, вымышленное. Вы, должно быть, друг того, который будет лгать сегодня. Шантаж, черт побери! Я ведь рассказал ему о мальчишке и хотел, чтобы мне заплатили за это, вот и все. – Финли повернул голову и с усмешкой взглянул на Натаниела. – Ноя все объясню, когда мне дадут высказаться.
      – Нет, вы не сделаете этого.
      – Уверен, что сделаю. Даже старина Джон должен получить слово.
      – Суд не позволяет преступнику безнаказанно клеветать. Ваше право выступить не должно заходить так далеко. Судья не позволит этого, и я тоже.
      – Он говорит – шантаж. И я должен рассказать, как все было на самом деле. Я кормил парня, не так ли? Следил за ним. Если человек кормит золотого гуся, он должен получить за это хотя бы перышко.
      – А что за мальчик? – Натаниел знал, что нельзя доверять словам негодяя, но все же задал этот вопрос.
      – Этот парень… он более знатного рода, чем вы. Рожден, чтобы стать лордом. И я сказал об этом вашему другу. Сказал, что у меня есть золотой гусь и я могу его продать.
      – Мальчик, случайно, не был похищен из колыбели эльфами? – спросил Натаниел с усмешкой.
      Финли пожал плечами:
      – Не знаю, как он потерялся. Знаю только, что именно я нашел его, понятно?
      Найтридж пристально посмотрел на заключенного:
      – Мистер Финли, у вас нет никакого мальчика. Вы не предлагали Марденфорду вернуть ребенка, поскольку никто никого не терял. Его сын сейчас, пока мы с вами разговариваем, находится дома.
      Финли снова пожал плечами:
      – Может быть, так, а может быть, и нет.
      – Уверяю вас, он дома.
      – Но я все равно выскажусь. Я должен все объяснить. И должен сообщить, что я сказал его светлости.
      – Вы ничего не говорили о золотом гусе и о мальчике. Вы пришли к лорду Марденфорду и угрожали, что раскроете какие-то его тайны, если только он не заплатит вам за молчание. Ваша ошибка в том, что вы выбрали человека совершенно безупречного. В его семье никогда не было никаких скандалов, и, следовательно, нет и тайн, которые вы могли бы раскрыть. Сомневаюсь, что во всем королевстве найдется десяток столь же уважаемых и безупречных джентльменов. Повторяю, вы выбрали для шантажа совершенно неподходящего человека.
      – Еще посмотрим, согласится ли с этим судья. – Финли внимательно посмотрел на собеседника и добавил: – Я абсолютно уверен в том, что меня не вздернут, вот увидите.
      «Нет, его непременно повесят», – подумал Натаниел. Казнь виновных его обычно не беспокоила, но на сей раз ему показалось, что этот человек не вполне нормален. На такую мысль его навела не только странная история о мальчике, но и глаза заключенного. Глаза эти были… какие-то слишком уж яркие, неестественно яркие. Такие глаза обычно бывают у людей, изрядно хлебнувших рома, – но ведь было совершенно очевидно, что Финли не выпил ни капли.
      Коротко кивнув, Натаниел вышел из камеры и тотчас же устремился к выходу на свежий воздух. Ему хотелось найти укромный уголок, где он смог бы спокойно подготовиться к новой для него роли обвинителя.
 
      – Мертв?! – вскричал судья вне себя от удивления. Охранник несколько раз кивнул и тут же добавил:
      – Самоубийство, сэр. Удавился.
      – Это ужасно, – пробормотал судья. – Но как же так? Ведь вы отвечали за содержание заключенного. Если это ваша вина…
      – Клянусь, я ни в чем не виноват, – перебил охранник. – Его охраняли даже лучше, чем других. Но если уж человек задумал покончить с жизнью, то ничто не может остановить его.
      Натаниел приблизился к судье:
      – Повесился? Видите ли, я посетил его камеру всего час назад и не заметил там ничего подозрительного. Как же он мог повеситься? Каким образом?
      – Не повесился, а удушился, – пояснил охранник. – Использовал цепи от кандалов. Мы нашли его с цепью вокруг шеи. Цепь была намотана на сапог. Должно быть, он толкал ногой, чтобы затянуть…
      – Не думаю, что это возможно, – высказался Натаниел.
      – Идите и посмотрите сами, если не верите. Мы не трогали его, так как необходимо провести расследование.
      – Думаю, расследование не займет много времени, – заявил судья. – Похоже, что мистер Финли, решив обмануть правосудие, украл у закона права на него. Зная этого человека, я не удивлен случившимся. А теперь продолжим разбор следующего дела…
      Освобожденный от своих обязанностей еще до того, как взялся за них, Натаниел собрал свои бумаги и покинул зал суда следом за охранником. Тот оглянулся и пробурчал:
      – Вы утверждали, что я лгал по поводу смерти заключенного, мистер Найтридж, но вы ошибаетесь.
      – Если вы решили, что я обвинил вас во лжи, то прошу извинить меня, – ответил Натаниел. – Я просто не понимаю, как этот человек мог удушиться. Он непременно потеряет сознание, прежде чем умрет. А значит, не сможет продолжать тянуть цепь, понимаете?
      – Пойдите и посмотрите сами, если вы так думаете. Его ноги были вытянуты, а цепь – туго натянута. Вы можете думать, что это невозможно, однако негодяй нашел способ покончить с жизнью. – Охранник вздохнул и покачал головой. – Скоро здесь появится полиция, прибудет следователь, который проводит дознание в случаях скоропостижной смерти. Но мне кажется, что слишком уж много суеты из-за человека, которого все равно должны были повесить.
      Слово «смерть» быстро распространилось среди толпы, собравшейся на улице. Люди с радостью восприняли новость, и несколько человек даже поблагодарили охранника.
      Натаниел же хмурился, глядя на этих людей. В их радостном возбуждении было что-то неподобающее и даже омерзительное.
      Впервые он видел казнь, когда был еще ребенком, и шок от того зрелища так и не прошел до конца. Осужденные были молодыми людьми чуть постарше его, и это обстоятельство оставило особенно яркий след в его памяти. Один из них все время плакал и звал мать на пути к виселице, а та пронзительно молила Господа, чтобы помог спасти безвинного ребенка. Многие в толпе смеялись, но Натаниел никогда не смог забыть ужас бедной женщины.
      Наставник взял его на казнь специально, чтобы, преподать ему урок, касающийся греха и правосудия, но мальчик усвоил совсем другое… Натаниел знал наверняка: будучи сыном графа, он никогда не окажется на виселице, что бы ни совершил. А его мать всегда выслушают, если она будет молить о милосердии к нему. Став постарше, Натаниел иногда посещал суды над преступниками и видел, что бедных и бесправных осуждали на смертную казнь за малейшие проступки. Но еще хуже казалось то, что смертные приговоры выносились людям, которые – он был в этом уверен – были невиновны.
      Поэтому, став адвокатом, он брался за их защиту и пытался добиться того, чтобы правда была услышана и чтобы восторжествовала справедливость. Натаниел выиграл все процессы, на которых выступал защитником. Все, кроме одного.
      Но тут, за стенами Ньюгейтской тюрьмы, люди радовались смерти Финли. Шагая по улице, Натаниел заметил шестерых мальчишек, стоявших у тюремной стены. Старшему на вид было лет пятнадцать, младшему – не более семи. Двое малышей плакали, а мальчик лет десяти успокаивал их, обняв за плечи.
      Сначала внимание Натаниела привлекла картина горя и сострадания. Когда же он подошел ближе, его взгляд остановился на лице мальчика, утешавшего малышей, темноглазого и темноволосого. Мальчишки наконец-то заметили Натаниела и начали о чем-то шептаться. Затем один из них, довольно высокий, с волосами цвета соломы, отделился от стены и шагнул к Натаниелу. Указав на свернутые листы бумаги у него в руке, мальчик спросил:
      – Вы адвокат?
      – Да, адвокат.
      Другие мальчики, явно заинтересовавшись, тоже приблизились. От них пахло бедностью, и одежда на них была вся в заплатах. Они чем-то напоминали Натаниелу тех юношей, которых он в детстве видел повешенными.
      Самые маленькие перестали плакать, но мальчик, утешавший малышей, по-прежнему обнимал их за плечи. Он внимательно наблюдал за Натаниелом, и в его темных глазах сквозило беспокойство.
      – Вы пришли оттуда? – Высокий парень указал на Олд-Бейли. – То, что мы слышали, – правда? Джон умер?
      «Это, наверное, мальчики Финли, те, которых он подобрал и обучил воровству», – подумал Натаниел. Утвердительно кивнув, он ответил:
      – Да, верно. Если вы говорите о Джоне Финли, то, боюсь, это правда.
      Казалось, малыши вот-вот снова заплачут, и даже старшие мальчики выглядели подавленными.
      – Тогда… Бог с ним, – произнес высокий мальчик. Он повернулся к остальным: – Джон ведь говорил, что никогда не будет качаться на веревке. Помните? И этого не случилось, вот так-то.
      Мальчики закивали и пробормотали:
      – Бог с ним.
      Натаниел же вновь повернулся к темноволосому мальчику с темными глазами. В глазах этих были грусть и беспокойство; казалось, мальчик прекрасно понимал, что после смерти Финли все они, его «воспитанники», остались без покровителя.
      И тут вдруг Натаниелу почудилось в этом мальчике что-то знакомое; казалось, он уже где-то видел эти глаза.
      В следующее мгновение темноволосый мальчик отвернулся, и Натаниел сосредоточил внимание на его высоком светловолосом приятеле.
      – Что же вы все теперь будете делать? – спросил он.
      Парень усмехнулся и посмотрел на остальных мальчиков:
      – Мы не пропадем, не так ли, парни? Старина Джон кое-чему нас научил. – Он взглянул на бумаги в руках Натаниела и с ухмылкой добавил: – Вы вот прикрываете этими бумажками свои карманы, но далеко не все так же предусмотрительны.
      Мальчишки весело рассмеялись – слова друга показались им отличной шуткой. Подталкивая друг друга, они отошли от стены и зашагали по улице. Внезапно темноглазый мальчик обернулся, пристально взглянул на Натаниела, и тому снова почудилось, что он уже где-то видел эти глаза. «Рожден, чтобы стать лордом», – вспомнились Натаниелу слова Финли.

      Всю следующую неделю Натаниел места себе не находил. Мысли о темноглазом мальчике постоянно отвлекали его от дел, и временами он даже забывал, чем занимался несколько минут назад.
      И еще ему не давали покоя мысли о Джоне Финли. Натаниел подозревал, что он в какой-то мере несет ответственность за самоубийство этого человека. Ведь если Финли действительно был сумасшедшим, то их разговор в камере мог вызвать у него очередной приступ безумия. Теперь, вспоминая этот разговор, он понимал: история про мальчика, рассказанная заключенным, выглядит не так уж странно, как казалось вначале.
      Очень может быть, что Финли действительно заметил сходство мальчика с Марденфордом. И если он сообщил об этом барону, почему же тот заявил, что это был шантаж?
      А может, Финли говорил лишь намеками? Может, потребовал денег до того, как рассказал про мальчика? Если так, то Марденфорд просто ничего не понял, так как, возможно, ничего не знал о своем маленьком родственнике.
      Но что же это за мальчик? Возможно, он был отпрыском какого-нибудь кузена или дяди барона. Впрочем, сходство могло быть и случайным совпадением.
      «И вообще, о каком сходстве можно говорить? – спрашивал себя Натаниел. – Ведь мне просто показалось, что я уже где-то видел такие же темные глаза. Да, глаза, не более того…»
      Кроме того, он постоянно думал о Шарлотте и вспоминал их объятия и поцелуи, вспоминал, как ласкал ее обнаженную грудь. Эти воспоминания ужасно возбуждали его, и он долго не мог уснуть по ночам.
      В конце недели, сидя в игорном доме Гордона, Натаниел снова думал о Шарлотте. Он уже решил, что непременно соблазнит эту самоуверенную даму, и теперь представлял, как все будет происходить. Временами ему вспоминалась объятая неподдельной страстью женщина в полумаске, которую он встретил на вечеринки у Линдейла, и в какой-то момент он вдруг сообразил, что в своих любовных мечтаниях уже не делает разницы между этой загадочной богиней и своей старой знакомой леди Марденфорд – в его воображении эти две женщины сливались воедино.
      Внезапно в зал вошел высокий мужчина; осмотревшись, он подошел к карточному столу и присел рядом с Натаниелом.
      – Ты оставил молодую жену? – спросил Натаниел. – Не ожидал, что увижу тебя здесь.
      Граф пожал плечами:
      – Разумеется, я бы предпочел остаться дома. Но к сожалению, сегодня к жене пришли ее сестры. Я решил оставить их одних, чтобы они могли наговориться вволю.
      Линдейл сделал ставку, и ему сдали «десятку» и «девятку». Любой другой на его месте остался бы с этими картами, но граф попросил еще одну. Получив «двойку», он пробормотал:
      – Поразительно… Как ни странно, у меня очко. Пытаюсь проиграть – и все же выигрываю.
      – Удача улыбается тебе во всем. – Натаниел усмехнулся. – Странно, что ты протестуешь.
      – О, я вовсе не возражаю. Просто хочется испытать судьбу. Интересно, куда она меня заведет?
      – Надеюсь, не слишком далеко. Но мне кажется, тебе не следует рисковать. Ведь совсем недавно ты очень много выиграл. Тебе необыкновенно повезло с женой.
      – Я никогда не буду искушать судьбу, когда речь идет о ней, Найтридж. Ты поймешь это, если встретишь женщину, которую сможешь полюбить.
      И Натаниел тотчас же вспомнил о своей богине; он вдруг понял, что именно эта женщина ему нужна, что именно ее он, возможно, смог бы полюбить. И теперь он уже не был уверен, что действительно желал леди Марденфорд – просто она оказалась первой женщиной, которую он поцеловал после того, как встретил на вечеринке у Линдейла таинственную незнакомку в полумаске.
      Впрочем, он, наверное, не возражал бы, если бы Шарлотта вдруг оказалась… той женщиной. Да, скорее всего не возражал бы.
      Он тогда пришел к Линдейлу в отвратительном настроении, и в этом не было ничего удивительного, ведь накануне был осужден Гарри Бинчли, которого он пытался защитить. Но. Натаниел пришел на эту вечеринку вовсе не для того, чтобы развлечься. Ему не хотелось ни с кем общаться, но и не хотелось оставаться в одиночестве. Сидя в темном углу, он слушал музыку и лишь время от времени приоткрывал глаза. В какой-то момент он вдруг увидел женщину в белом платье и в маске. Дама стояла рядом, и казалось, что она не знала, что ей делать на этой вечеринке и зачем она пришла сюда. Минуту спустя, когда незнакомка в белом уже сидела на краешке его шезлонга, Натаниел тотчас же понял: она знала, что он сейчас испытывал и как на него повлиял смертный приговор, который вынесли на суде его подзащитному. Они не обмолвились об этом ни словом, но Натаниел не сомневался: она искренне ему сочувствовала. Кроме того, он понял, что эта женщина ужасно одинока и очень страдает от своего одиночества.
      Да, они прекрасно понимали друг друга, и их взаимное влечение стало неизбежным. Более того, временами ему даже казалось, что эта ночь связала их навеки.
      Он заказал себе и Линдейлу виски, и они продолжили игру.
      – Хочу кое о чем спросить тебя, – сказал Натаниел. – Это касается твоей последней вечеринки.
      – Совершенно верно – последней. Потому что их больше не будет. Меня уже многие об этом спрашивали. Похоже, мне надо дать объявление в «Тайме», чтобы всем все стало ясно и понятно.
      – Но меня интересует совсем другое, – продолжал Натаниел. – Леди, которые присутствовали там… Полагаю, ты знаешь, кто они такие.
      – Да, верно. Приглашения были разосланы.
      – То есть каждая из дам, приехавших на твою вечеринку, получила приглашение?
      – Именно так.
      – Следовательно, ты знаешь, кто именно присутствовал?
      Линдейл сделал большой глоток виски, затем ответил:
      – Зачем нужна маска, если хозяин требует сообщить имя? Мои вечера были бы смешны без женщин, но я ни разу не скомпрометировал тех, кто приходил. Если, конечно, они хотели анонимности.
      – Так что могла появиться женщина, которую ты не приглашал?
      – Да, конечно. Такое не раз случалось, – но что я мог поделать? Полагаю, в этом не было ничего плохого. Более того, я считал, что будет даже лучше, если какая-нибудь леди появится без приглашения.
      – Возможно, ты прав, Линдейл, – пробормотал Натаниел. – Я спросил только потому, что хочу узнать имя одной из женщин, присутствовавших на твоей последней вечеринке. Она была в белой маске, украшенной драгоценными камнями, и в белом платье. Может, ты знаешь, кто она?
      – Право, не могу ничем помочь тебе. – Линдейл нахмурился и посмотрел в свои карты.
      – Что-то не так? – спросил Натаниел. – Ты какой-то странный.
      – Странный? Скорее спокойный и даже равнодушный.
      – Именно это и удивляет. Ты никогда не бываешь равнодушным. Думаю, ты знаешь, кто она.
      – Она?..
      – Черт побери, ты прекрасно меня понял! Женщина, с которой я был на твоей последней вечеринке. Кто она?
      Линдейл еще больше помрачнел.
      – Понятия не имею. Откуда мне знать, кто она такая? Я ведь тогда почти все время играл в карты. – Граф вдруг бросил свои карты на стол. – Все, с меня довольно! Поеду сейчас домой, выпровожу сестер Камерон и отправлюсь с женой в спальню. – Он поднялся из-за стола.
      – Кто она, Линдейл? Спрашиваю тебя как друга. Мне необходимо ее найти.
      Граф опустил глаза и тихо проговорил:
      – Если бы она действительно что-то значила для тебя ты узнал бы ее имя еще до того, как вы расстались. Ты умолял бы ее об этом. А я бы тебе ничего не сказал, даже если бы знал. Леди полагались на мою порядочность, неужели не понимаешь? Поэтому еще раз говорю: сожалею, но ничем помочь не могу.
 
      Приводящие в смятение воспоминания не покидали Натаниела всю ночь, причудливо переплетаясь в снах.
      А утром он решил, что должен хоть что-то выяснить, должен найти ответ хоть на один из вопросов, мучивших его. Наверное, он мог бы узнать, насколько правдива история, рассказанная Финли о мальчике. Чтобы получить ответ на этот вопрос, можно было бы обратиться к Марденфорду, но Натаниел понимал, что барону такой разговор не очень-то понравится. Значит, следовало обратиться к Шарлотте – возможно, она что-то об этом знала.
      Натаниел не был уверен, что его примут, однако слуга тотчас же проводил его в малую гостиную, туда, где неделю назад гости подписывались под петицией.
      Переступив порог, Натаниел замер в изумлении. Шарлотта, стоявшая на ковре на четвереньках, лаяла на маленького светловолосого мальчика, изображая собаку, а малыш, стоявший в такой же позе, лаял в ответ да еще и рычал вдобавок.
      Эта игра вызвала у Натаниела улыбку, но, взглянув на лорда Марденфорда, сидевшего в кресле, он тут же нахмурился. Барон смотрел вовсе не на своего драгоценного отпрыска, а на Шарлотту, вернее, на ее мягкое место. И было совершенно очевидно, что во взгляде его была похоть, то есть Марденфорд испытывал к хозяйке не совсем уместные чувства. Это обстоятельство не только озадачивало, но и вызывало раздражение – Натаниел вдруг почувствовал что-то вроде ревности. Быстрый взгляд, который Марденфорд бросил на вошедшего, свидетельствовал о том, что и барон заподозрил в госте соперника.
      – Мистер Найтридж, это мой племянник Амброуз, – сказала Шарлотта. – Присоединяйтесь к нам. – Она с улыбкой взглянула на малыша и сделала вид, что собирается ущипнуть его.
      Амброуз сначала захихикал, в потом вдруг решил, что игра стала неинтересной. Усевшись на пол, малыш покосился на гостя, и уголки его рта опустились; казалось, он вот-вот расплачется. В следующее мгновение мальчик бросился к Шарлотте и крепко прижался к ней.
      – Похоже, я испортил вашу игру, – произнес Натаниел.
      Малыш тихонько всхлипнул, а Шарлотта покачала головой:
      – Нет, он просто устал. Ему давно пора домой, пора немного поспать. Но я начала другую игру, и теперь он переутомился.
      Лорд Марденфорд, сидевший в кресле, молча кивнул. Было очевидно, что он не желал беседовать с гостем.
      – Ты должен побыстрее отвезти его домой, Джеймс. – Шарлотта повернулась к барону. – Извинись за меня перед его няней. Слишком уж эгоистично с моей стороны задерживать его здесь так долго. Боюсь, за ужином ей достанется от него.
      Марденфорд поднялся с кресла и взял сына на руки. Коротко кивнув, он направился к двери, и Натаниел понял, что барону очень не хочется уходить – не хочется оставлять хозяйку наедине с другим мужчиной.
      Но Шарлотта, казалось, не обращала внимания на дурное настроение барона. Она протянула Натаниелу руку, и тот помог ей подняться на ноги.
      – Вы застигли меня врасплох, мистер Найтридж. Обычно я не принимаю по четвергам, так как в этот день ко мне привозят Амброуза
      – Я не знал этого. Вам следовало бы отослать меня.
      Шарлотта села в кресло, которое только что освободил Джеймс.
      Вероятно, Найтридж был прав. Наверное, ей не следовало принимать его. Но она не ожидала, что он появится в ее доме, – то есть он действительно застал ее врасплох.
      К тому же ее одолевало любопытство – хотелось узнать, зачем Найтридж к ней пришел.
      – Если бы я не приняла вас сегодня, вы приехали бы на следующий день, не так ли?
      Усевшись на софу, Натаниел кивнул:
      – Думаю, что так.
      Господи, неужели он решил преследовать ее? Кажется, он намекал на это при их последней встрече.
      Здравый смысл подсказывал, что она играет с огнем. Внимание мужчины, который считал ее доступной, отнюдь не льстило. Однако она была заинтригована, ведь ее еще никто никогда не преследовал. Ни из-за любви к ней, ни ради легкой интрижки. Филипп присутствовал рядом с самого начала – с ее первого выхода в свет; он всегда был приветливый, милый, привлекательный… А после того как Шарлотта овдовела, ни один мужчина не попытался ухаживать за ней, и она была этому рада. Флирт и интрижки совершенно ее не интересовали, они казались безвкусными и изнуряющими. К тому же весьма опасными. В этой связи она часто вспоминала о своей сестре Пенелопе. За год до того, как Шарлотта впервые появилась в свете, ее сестра разошлась с супругом и нашла себе любовника. Не того, который был у нее сейчас, а другого, который ее предал. Шарлотта помнила, как однажды ее брат Данте вошел в комнату Пен, а затем раздался рокот его голоса. И она все еще помнила жалобные рыдания сестры.
      Да, запретная страсть представляла огромную опасность, и Шарлотта никогда об этом не забывала. Но вот сейчас, в последние дни…
      Она взглянула на мужчину, к которому испытывала влечение. Знал ли Натаниел об этом? Ничто в его поведении не указывало на то, что он догадывался. Конечно, у нее имелись опасения, и опасения эти грозили превратиться в ночные кошмары. Но Шарлотта продолжала надеяться, что осталась для Найтриджа незнакомкой – только в этом случае она могла чувствовать себя в безопасности.
      И все же… страсть по-прежнему звала, и она ничего не могла с этим поделать. Казалось, он воздействовал на нее уже тем, что просто сидел рядом.
      – Я думал о вашей петиции, – сказал Натаниел. – Любопытно узнать, как вы собираетесь собирать подписи в графствах.
      Шарлотта рассказала о своих планах: сообщила, что решила объехать юго-восток, как только установится хорошая погода. А ее подруга София, герцогиня Эвердон, обещала отправиться в западные графства.
      – Но вы же не сможете объехать всю страну, – заметил гость.
      – Я намереваюсь найти людей, которые поднимут наше знамя в других графствах.
      – Если мы объединим наши усилия, уверен, мы сможем найти тех, кто готов помочь нам.
      – «Мы»? Так вы готовы присоединиться к нашему проекту, мистер Найтридж?
      – Я уже присоединился, не так ли? Я даже играл роль танцующей собачки. Не нужно так скептически смотреть на меня. Мы ведь и прежде были союзниками.
      Найтридж имел в виду не ее проект, а судебный процесс, состоявшийся прошлой осенью, – тогда он выступал со стороны защиты.
      – Мы были союзниками только потому, что я заставит ла вас принять участие в том деле. Сначала вы отвергли мои предположения, а после триумфа в суде приписали себе все заслуги.
      – Значит, именно в этом причина вашей неприязни ко мне? Позвольте извиниться перед вами. Поверьте, я крупными буквами на огромном полотне написал бы о вашей роли в том деле.
      Реплики становились все более язвительными, что случалось почти всегда, когда они вступали в разговор. Казалось, Натаниел заметил это. В смущении улыбнувшись, он проговорил:
      – Миледи, конечно же, вы правы. То был триумф правосудия, а не мой. Обрадовавшись результату, я не подумал о том, что должен был поблагодарить вас за помощь, и это совершенно непростительная оплошность с моей стороны.
      Хозяйка любезно приняла извинения гостя. Следует заметить, что извинения эти ее удивили. Шарлотта никогда не думала, что Натаниел Найтридж способен признать, что был в чем-то не прав, во всяком случае, в разговоре с ней.
      – Теперь о петициях, – продолжал гость. – Я в полном вашем распоряжении, миледи, и сделаю все, что в моих силах.
      Шарлотта не знала, что сказать в ответ. Найтридж слыл великолепным оратором и был бы очень полезен в их деле. К тому же он мог бы поговорить со многими влиятельными людьми.
      – А как насчет родственников вашего покойного мужа? – неожиданно спросил гость. – Они помогут вам в своих графствах?
      Шарлотта назвала имена родственников, на которых, как ей казалось, он могла положиться. Затем перечислила тех, на кого определенно нельзя было рассчитывать, – таких оказалось гораздо больше.
      Внимательно выслушав собеседницу, Натаниел спросил:
      – Неужели все они служат в армии? Я имею в виду – кузены. Может, они из тех, кто часто бывает за границей по делам службы?
      – Нет, не думаю. Родственники покойного мужа не склонны к авантюрам и приключениям. Его тетушки ужасно удивились, когда он и его брат отправились в путешествие по Европе.
      – Уверен, что их пребывание за границей было продолжительнее, чем мое, – заметил гость. – Я провел в Европе лишь три месяца – в Италии и во Франции.
      – О, они путешествовали повсюду. Побывали в Греции, Испании, даже в Алжире. Их сопровождал их учитель, и это продолжалось около года, сразу после того как Джеймс окончил университет.
      – Звучит увлекательно. Я завидую им, ведь они посетили такие экзотические страны… Ваш шурин когда-нибудь рассказывал вам об этих путешествиях и о людях, с которыми им довелось встречаться? Предполагаю, что рассказы могли продолжаться многие часы подряд.
      – Джеймс никогда не рассказывал об этом путешествии, а Филипп иногда предавался воспоминаниям. Он испытывал ностальгию по тогдашним временам. Думаю, его воспоминания были интереснее, чем вся последующая жизнь. Он рассказал мне несколько историй…
      Шарлотта внезапно умолкла. Ей вдруг почудилось, что она снова слышит голос Филиппа, рассказывавшего об испанском городке на побережье океана. Когда муж рассказывал, то становился совершенно другим человеком: казалось, он воскрешал давно ушедшую юность, хотя ему было всего двадцать семь, когда он умер.
      Эти воспоминания не вызвали у нее грусти, но все же она опустила глаза и замолчала.
      Гость хранил молчание, и Шарлотта оценила его деликатность. Перед ее мысленным взором проплывали образы, навеянные рассказами мужа, – например тот экзотический танец, который Филипп очень красочно описывал. На несколько мгновений перед ней словно ожили сцены праздника в маленьком испанском городке.
      Наконец она подняла глаза и вновь посмотрела на гостя
      Натаниел наблюдал за ней с тем же выражением, что и на вечеринке у Линдейла; в его глазах были сочувствие и понимание, была теплота, так очаровавшая ее тогда. Да, конечно же, он понимал, какие чувства испытывала она, вспоминая о муже. Наверное, понимал и то, что хранить память о покойном – вовсе не значит всю жизнь носить по нему траур.
      Ей снова вспомнилась чудесная ночь у Линдейла, и сердце ее до краев наполнилось теплом. Теплом и доверием. И теперь все ее сомнения и опасения показались глупыми и надуманными, а Натаниел Найтридж нисколько ее не раздражал – он снова стал тем удивительным мужчиной, с которым она за какие-то несколько часов прожила целую жизнь.
      Чувствовал ли он то же самое? Не придумала ли она все случившееся той ночью? Не лгала ли сейчас самой себе?
      Шарлотта пыталась вспомнить, о чем они только что говорили, но ей это никак не удавалось – на нее вновь нахлынули воспоминания о той чудесной ночи.
      Натаниел, по-прежнему молчавший, внезапно потянулся к ней, и их руки встретились. Встретились и взгляды. Но теперь они словно отбросили мечи и щиты, которыми обычно вооружались во время беседы, теперь между ними было полное взаимопонимание.
      Тут Натаниел привлек ее к себе, и она оказалась на софе, в его объятиях. Взяв ее лицо в ладони, он заглянул ей в глаза, и на какое-то мгновение ему показалось, что эти же глаза он видел в прорезях маски, скрывавшей лицо таинственной богини.
      Но он тотчас же забыл об этом – сейчас его влекло к женщине, находившейся в его объятиях, – кем бы она ни была.
      Ее губы чуть приоткрылись; было совершенно очевидно, что и ее к нему влекло. Более того, им обоим вдруг стало ясно: все споры у них возникали только потому, что они боялись своих чувств и пытались скрыть их, то есть боялись оказаться беззащитными.
      Поцелуй становился все более страстным, и оба чувствовали, что их все сильнее влечет друг к другу. Она готова была отдаться – Натаниел нисколько в этом не сомневался, И теперь он знал, что Шарлотта ему доверяет. Теперь между ними было полное взаимопонимание, и ему даже казалось, что он способен полюбить эту женщину. Да, он сможет полюбить, и тогда…
      Внезапно он замер, ошеломленный пронзившим его ощущением. Ему вдруг снова показалось, что Шарлотта – та самая богиня в полумаске.
      А что, если…
      Отстранившись, он внимательно посмотрел на сидевшую рядом женщину. Неужели это она скрывала свое лицо под белой маской, украшенной драгоценностями?
      Нет-нет, такого просто быть не могло. Но все же…
      – Откройте глаза, – попросил он.
      Ее ресницы затрепетали, и глаза открылись, Их взгляды встретились, и Натаниел невольно вздрогнул: опять ему почудилось, что именно эти глаза смотрели на него сквозь прорези.
      – Нет, невозможно, – пробормотал он. Такая женщина, как Шарлотта, не могла посещать подобные вечеринки. Ее репутацию не запятнали слухи о флирте с кем-либо после того, как она овдовела. Многие мужчины желали ее, что ясно читалось в их взглядах, но она никого из них не поощряла.
      – Невозможно? – прошептала Шарлотта. – Что именно?
      Натаниел смотрел на нее долго и пристально, И теперь он почти не сомневался: ее глаза удивительно похожи на глаза той женщины в маске.
      Нет, такого просто быть не могло.
      Судорожно сглотнув, он пробормотал:
      – Видите ли, я просто… Просто вырвалось, вот и все.
      Однако он почувствовал, что уже не может целовать ее. Потому что теперь, когда вторглись новые ощущения.
      Натаниел снова заглянул в глаза Шарлотты и вдруг понял, что у него есть лишь один выход – спросить ее напрямую.
      Но как спросить об этом? «Миледи, не вы ли были со мной на одной из вечеринок? На одной из тех, которые, как всем известно, никогда не посещают порядочные женщины?» Звучит ужасно. И глупо к тому же.
      Выражение ее лица внезапно изменилось – словно на него упала вуаль из прозрачной ткани. И они тотчас же как будто отдалились друг от друга. А сходство с незнакомкой в маске исчезло так быстро, что Натаниел даже подумал, что оно ему просто привиделось.
      Шарлотта не высвободилась из его объятий, но на обоих навалилось ощущение реальности, делавшее их близость совершенно неуместной. Натаниел понял это и разъял объятия. Шарлотта же в смущении потупилась: казалось, она тоже думала о том, что страсть, ими овладевшая, была безумием и не имела смысла.
      – Почему вы расспрашивали меня о родственниках? – спросила она.
      Натаниел взглянул на нее с удивлением. Неужели она все это время обдумывала их разговор?
      – О родственниках? – переспросил он.
      – О родственниках моего мужа.
      Она пристально посмотрела на него, и он снова подумал о том, что сейчас в ней не оставалось ни малейшего сходства с той ночной таинственной богиней.
      – Сэр, почему вы задавали эти вопросы? Почему расспрашивали о семействе Марденфордов?
      – Я расспрашивал о них, чтобы понять, смогут ли они помочь вашему делу, помните?
      – Нет, не те вопросы. Я имею в виду ваш интерес к путешествиям за границу и тому подобное.
      – Я просто вел светскую беседу, вот и все.
      Брови Шарлотты сошлись над переносицей.
      – Вы пришли сюда с какой-то мыслью, и не думаю, что она имела отношение к нашему делу.
      – Возможно, я пришел, чтобы получить поцелуй.
      Натаниел произнес это с улыбкой, но собеседница довольно долго размышляла над его ответом.
      – Нет, не думаю, что вы пришли из-за поцелуя. И вы никогда раньше не искали моего общества ради светской беседы. Пожалуйста, объясните, почему вы задавали эти вопросы.
      Перед тем как прийти к Шарлотте, Натаниел намеревался открыто и откровенно объяснить свое дело, но его отвлекла внезапно вспыхнувшая страсть. Зато теперь он мог без труда ответить на вопрос хозяйки.
      – Я разговаривал с Финли незадолго до его смерти, и он сообщил мне о разговоре, состоявшемся между ним и Марденфордом. Мне хотелось выяснить, действительно ли он мог знать что-то важное.
      Реакция Шарлотты явно не предвещала поцелуев. Она отпрянула от гостя и, нахмурившись, спросила:
      – Вам хочется проверить, правдивы ли слова заведомого лжеца? Господи, что вы за человек?! Неужели вас интересуют сплетни и скандалы?
      – Меня нисколько не интересуют скандалы. И если бы это было просто сплетней, то я не чувствовал бы себя обязанным расследовать ее.
      – Обязанным?.. Вы слишком много на себя берете, мистер Найтридж.
      Сейчас она снова заговорила резко, вызывающе – как обычно говорила во время их споров. И в такие мгновения Натаниелу хотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Или целовать и ласкать до тех пор, пока она не растает в его объятиях.
      Почувствовав, что его вновь охватывает желание, Натаниел невольно поморщился. Стараясь взять себя в руки, он проговорил:
      – Выслушайте меня, пожалуйста, миледи. Тогда вы, возможно, поймете, что меня беспокоит. Финли сказал, что знал кое-что о мальчике, родственнике вашего покойного мужа. «Потерявшийся мальчик» – так он назвал его.
      – Этот преступник сочинил смехотворную историю, а вы поверили? Сэр, я всегда знала, что вы на редкость тщеславны, но не догадывалась, что вы так глупы…
      – Я видел этого мальчика. Видел на улице, когда вышел из суда. Там собралась группа мальчишек – они хотели узнать, что с Финли. Так вот, один из них… Он был очень похож на нынешнего барона Марденфорда.
      Шарлотта довольно долго молчала, потом наконец спросила:
      – Похож? Чем именно?
      – Всем своим обликом. Правда, он не очень-то похож на англичанина, скорее на испанца или итальянца. Отсюда и мой интерес к заграничным путешествиям ваших родственников, понимаете?
      – Значит, вы и впрямь поверили этому негодяю? Мистер Найтридж, думаю, вам очень скучно живется. Полагаю, вам следует придумать себе какое-нибудь хобби, чтобы занять свое время.
      – Я бы не взялся за это расследование без достаточных на то оснований. Поверьте, сходство, о котором я говорил, вовсе не выдумка. Все дело в глазах мальчика. Они очень похожи на глаза Марденфорда.
      Лицо Шарлотта словно окаменело.
      – Говорите, его глаза? О, это все объясняет. Ведь вы, заглянув в глаза человека, можете прочесть его мысли, не гак ли? Вы славитесь своей проницательностью, мистер Найтридж.
      Ее голос источал сарказм, и это ужасно раздражало.
      – Я вижу вполне достаточно, миледи.
      Шарлотта усмехнулась. Было очевидно, что ей удалось уязвить этого самодовольного мистера Найтриджа.
      – Вполне вероятно, что этот мальчик – родственник вашего мужа, – продолжал Натаниел. – И если это так, то неужели вы захотите оставить его в сточной канаве?
      – Я сочувствую всем бедным детям. А этот мальчик… Если он привлек ваше внимание и вы хотите стать его покровителем, то я всячески одобряю ваше решение и даже готова помочь. Однако я уверена, что он не наш родственник. Полагаю, что рассказ, который вы услышали в тюрьме, просто выдумка шантажиста.
      – Если вы так в этом уверены, то докажите, что я не прав. Советую вам взглянуть на этого мальчика. Если вы не найдете никакого сходства, я тут же брошу это дело. С превеликим удовольствием. Я буду рад избавиться от своих подозрений, неужели не понимаете?
      Шарлотта поднялась на ноги и на мгновение замерла, словно превратилась в статую. Затем, коротко кивнув, проговорила:
      – Я прекрасно вас понимаю, мистер Найтридж. Но встречаться с этим мальчиком не стану. Я абсолютно уверена в том, что человек, рассказавший вам эту историю, негодяй и лжец. А теперь извините меня. Я приглашена на обед и должна собраться.
      Шарлотта не стала дожидаться, когда гость откланяется и уйдет. Резко развернувшись на каблуках, она направилась к двери. Уже у порога вдруг обернулась и, едва сдерживая гнев, заявила:
      – Вы гордитесь своей проницательностью, не так ли? Но поверьте мне, мистер Найтридж, вы не видите даже того, что находится у вас под носом.

      У нее не было выбора. Она должна была снова с ним встретиться.
      Натаниел Найтридж нарушил ее сон, он занимал все ее мысли уже несколько дней, и в конце концов ей стало ясно: она не вернет душевный покой, пока не увидит его.
      Выбравшись из своей кареты, Шарлотта осмотрела фасад дома, в котором располагалась адвокатская контора Натаниела. Она старалась отбросить все сомнения и снова обрести уверенность в себе.
      Сейчас ее тревожило вовсе не то, что он мог догадаться… При их последней встрече Шарлотта поняла: он не знал наверняка, что это именно она была с ним на том вечере.
      Но он явно что-то подозревал. Она видела удивление и недоумение в его глазах во время их последней встрече.
      Беспокоило и еще одно обстоятельство.
      Судя по всему, Натаниел не раз посещал вечеринки Линдейла. Но одно лишь предположение, что она, Шарлотта, тоже могла там оказаться, привело его в ужас.
      А ведь сначала, когда он потянулся к ней, она подумала, что он все знает. И решила, что теперь-то они наконец поняли друг друга. Найтридж заключил ее в объятия, и в тот момент ей казалось, что все у них будет хорошо. Увы, ее постигло жестокое разочарование.
      Что ж, в таком случае она больше не будет думать об этом. И постарается больше не вспоминать тот вечер.
      Однако она не могла с ним не встретиться – ей не давал покоя рассказ Найтриджа о мальчике, похожем на Марденфорда. Разумеется, все эти рассказы – чистейшая ложь, и даже странно, что Натаниел поверил преступнику и шантажисту. Но Найтридж был известным адвокатом и пользовался доверием в обществе. Если кто-нибудь узнает о его подозрениях, люди задумаются, поползут сплетни, и тогда…
      Шарлотта решила, что должна во что бы то ни стало убедить Найтриджа в том, что он ошибается.
      Открыв дверь, он вошла в приемную адвоката. Молодой клерк, сидевший за конторкой, окинул ее оценивающим взглядом, затем посмотрел на визитную карточку. Молча кивнув, он быстро поднялся на ноги и поспешил в соседнюю комнату.
      Почти тотчас же вернувшись, клерк пригласил Шарлотту в кабинет мистера Найтриджа, довольно просторный, со множеством застекленных книжных полок и письменным столом у окна. Поднявшись, Натаниел жестом велел клерку удалиться и окинул посетительницу внимательным взглядом. Кивнув на зонтик в ее руке, с усмешкой проговорил:
      – Я вижу, оружие наготове.
      Но Шарлотте было не до шуток. Положив зонтик на стол, она сказала:
      – Я буду с вами откровенна, мистер Найтридж. После нашей последней встречи я потеряла покой и сон. И теперь мне постоянно вспоминается наш разговор.
      Он снова усмехнулся:
      – Не разговор, а поцелуй, леди Марденфорд.
      – Я говорю не о глупом поцелуе, а о ваших обвинениях в адрес нашей семьи.
      Он опустил глаза.
      – Если мои поцелуи казались вам глупыми, вы могли бы не отвечать на них.
      – Я пришла не для того, чтобы говорить с вами о поцелуях. Мне необходимо выяснить, почему вы так легко принимаете к сведению слова преступника. Этим вы заставляете меня отвергнуть ваши – разумеется, шутливые – ухаживания.
      – Как же вы неопытны, миледи! Ваши слова лишь подтверждают то, о чем я уже догадывался. Мои ухаживания, как вы выразились, доставляют вам удовольствие.
      Шарлотта дрогнула и залилась краской. Замечание Натаниела показалось ей ужасно оскорбительным. При этом она прекрасно понимала: еще несколько месяцев назад его слова нисколько бы ее не тронули и она сумела бы найти достойный ответ. Но сейчас… Сейчас она лишь молча отвернулась.
      – Пожалуйста, примите мои извинения. Я не хотел вас обидеть, миледи. У меня просто вырвалось… Однако вам не следовало подстрекать меня. Ведь вам давно известно, что я дурно воспитан.
      Извинения прозвучали вполне искренне, и это немного удивило Шарлотту. Стараясь держать себя в руках, она повернулась к Найтриджу. Увидев, что он стоит слишком близко, она отступила на шаг. Он улыбнулся и отошел к окну кабинета. Немного помолчав, проговорил:
      – Поверьте, леди Марденфорд, я расспрашивал вас о родственниках вовсе не из праздного любопытства.
      – Но вы ведь не Джон Финли. Вы пользуетесь уважением в обществе, и ваше доверие к словам шантажиста и мошенника…
      – Уверяю вас, я очень осмотрителен, – перебил Натаниел.
      – В подобных делах осмотрительность никогда не бывает достаточной. Однако ваше утверждение указывает на то, что вы расспрашивали не только меня. Так что же вам удалось узнать?
      Натаниел медлил с ответом, и Шарлотта решила, что он опасается ее реакции.
      – Я действительно кое-что узнал, – проговорил он наконец. – Узнал, что существует дядя по женской линии, который провел некоторое время в Индии лет десять назад. А также кузен, который служил во флоте и много путешествовал.
      – Кузен – это Питер. Я встречала его, и мне показалось, что он очень религиозен. Едва ли такой человек может быть отцом незаконнорожденного ребенка. Однако с дядей я не знакома. А мальчик, о котором вы говорите… Полагаете, в его жилах течет индийская кровь?
      – Скорее средиземноморская. Конечно, он мог родиться и здесь, в Англии. Возможно, кто-то из родственников вашего мужа имел связь с иммигранткой.
      Найтридж старался говорить спокойно, ровным голосом. Но было очевидно, что он скрывал свой эмоции. Пристально глядя на него, Шарлотта заявила:
      – Похоже, вы думаете, что отец ребенка – Джеймс. Я не права?
      Натаниел молча отвернулся к окну. Какое-то время он смотрел на улицу, наконец, повернувшись к Шарлотте, пробормотал:
      – Не знаю, что и думать, миледи. Могу сказать лишь одно: судя по возрасту мальчика, он мог родиться во время длительного путешествия нынешнего барона, то есть одиннадцать лет назад.
      – Мой муж тоже путешествовал в то время. Не деликатничайте, мистер Найтридж. Конечно же, вы не исключаете и того, что отец мальчика – Филипп, то есть мой покойный муж.
      – Да, верно, я рассматривал такую возможность. Однако внешнее сходство – именно с Джеймсом. Я нисколько не сомневаюсь: были приняты все возможные меры, чтобы Финли не рассказал свою историю в суде. И едва ли он стал бы шантажировать Джеймса, если бы отцом незаконнорожденного ребенка был ваш покойный муж. Нет, скорее всего, у Филиппа не было детей.
      Лицо Шарлотты снова запылало.
      – Из-за его болезни, не так ли?
      – Да.
      – Мистер Найтридж, давайте говорить откровенно, иначе нет смысла в моем приходе к вам. Я тоже считаю, что… что все дело в болезни Филиппа. Да и все думают так же. Но ведь могут быть и другие объяснения, разве не так?
      Натаниел пожал плечами-
      – Да, могут быть; и другие. Но все свидетельства указывают на то, что данная ситуация не имеет никакого отношения к вашему мужу. Я никогда не обратился бы к вам за интересующими меня сведениями, если бы думал иначе. Вы считаете, что мое суждение ошибочно?
      – Думаю, вы ошибаетесь во всем, от начала и до конца. Но в одном вы правы. Мальчик не ребенок Филиппа. Однако и Джеймс не имеет к этому отношения. Подобное не в его правилах.
      – Напрасно вы так думаете, миледи. Юношеская страсть, незаконнорожденный ребенок – эта история стара как мир. Более того, я абсолютно уверен: даже если бы Финли рассказал обо всем на суде, его рассказ не вызвал бы серьезного скандала.
      Конечно же, Найтридж был прав: трудно было бы с ним не согласиться. Появление незаконнорожденного ребенка не вызвало бы большого скандала. Шарлотта уже хотела сказать собеседнику, что согласна с ним, но тут он снова заговорил:
      – Миледи, давайте предположим, что этот мальчик… что он действительно является родственником Марденфорда, если можно так выразиться. Разумеется, у него нет законных прав, но все-таки он заслуживает человечного отношения. Мальчик – в сточной канаве, и он умрет там, если никто ему не поможет. Именно поэтому я и заинтересовался этим делом.
      Шарлотта внимательно посмотрела на собеседника. Да, сомнений быть не могло: Найтридж действительно думал о мальчике, и только о нем. Но почему же его так беспокоила судьба этого ребенка?
      – Скажите, ваш интерес к мальчику связан с вашей последней неудачей? – спросила Шарлотта. – Полагаете, что казнь Гарри Бинчли на вашей совести? Вы думаете, что если не поможете этому ребенку, то начнете пить слишком много бренди?
      Найтридж нахмурился и молча прошелся по комнате. Когда же он снова посмотрел на Шарлотту, она увидела огонь, пылавший в его глазах. Было совершенно очевидно, что этот человек решил во что бы то ни стало помочь мальчику, даже если ему придется предать огласке «дело Марденфорда». Однако огласка всей этой истории непременно вызвала бы скандал, пусть и незначительный. Вероятно, Шарлотта смирилась бы с этим, если бы не Амброуз. Она опасалась, что скандал, связанный с семейством Марденфордов, может иметь в будущем непредсказуемые последствия для ее любимца.
      – Мистер Найтридж, я чувствую, что должна как можно быстрее покончить с этим делом, – заявила Шарлотта. – Я пришла сюда, чтобы сказать вам, что хочу увидеть мальчика.
      – Замечательное решение, – кивнул Натаниел. – Я устрою для вас встречу через день-другой.
      – Нет, сегодня. Давайте сделаем это сегодня же.
      – Берлога Финли – в приюте Сент-Джайлз. Будет разумнее, если я найду мальчика и приведу его к вам.
      – Я не хочу, чтобы это дело затягивалось. Давайте сделаем все побыстрее. И если мальчик в приюте, то я согласна поехать туда прямо сейчас. С вами, мистер Найтридж, я буду чувствовать себя в полной безопасности.
      Натаниелу пришлось признать, что леди Марденфорд очень даже неглупа, пусть она и раздражала его частенько своими речами. Да, она сразу сообразила, какую опасность мог представлять этот мальчик. И вела себя так, будто слово в слово слышала все, что говорил Финли незадолго до смерти.
      «Рожден, чтобы стать лордом…» – так, кажется, он сказал.
      Если бы речь шла о внебрачном ребенке, он бы выразился как-то иначе. Да, скорее всего, имелся в виду законный сын, мальчик, который со временем унаследует титул.
      Но конечно же, это не сын Филиппа. Филипп был слишком благоразумным человеком, и он не стал бы тайно вступать в брак, поскольку знал, что скоро унаследует титул. А вот Джеймс более легкомысленный. К тому же он как младший сын вполне мог позволить себе опрометчивый поступок.
      Натаниел понимал: существовала еще одна причина, по которой Филипп никак не мог быть отцом малыша. Все дело в том, что Шарлотта вышла замуж за этого человека. А она была слишком проницательной, чтобы связать свою судьбу с тем, кто способен на обман.
      Усевшись вместе с Шарлоттой в ее карету, Натаниел искренне восхитился ее уверенностью; казалось, она нисколько не сомневалась в том, что их поездка закончится именно так, как ей хотелось. Семейству Марденфордов можно было только позавидовать, ведь вдовствующая баронесса была готова сражаться как львица, чтобы защитить тех, кого любила.
      Однако Натаниел надеялся, что к концу дня у нее уже не останется для этого оснований.
      Шарлотта играла ленточкой на ручке зонтика. Ее изящные пальцы, обтянутые лайковыми перчатками, теребили и разглаживали узкую полоску шелка, и Натаниелу вдруг представилось, как эти пальчики поглаживают его шею и плечи. А уже в следующее мгновение ему снова почудилось, что женщина, сидевшая сейчас с ним в карете, очень похожа на другую, на ту, что занимала все его мысли.
      Да, именно сейчас, в тусклом свете, она удивительно походила на богиню в полумаске. Ее глаза. Ее губы, подбородок…
      Пытаясь отвлечься от своих мыслей, Натаниел вполголоса проговорил:
      – Миледи, Марденфорду очень повезло, что у него есть такая защитница, как вы. А его сыну повезло еще больше, ведь вы дарите ему свою любовь.
      – Это мне повезло. Амброуз мне словно сын, а Джеймс – как брат. Прекрасно иметь семью и место, где чувствуешь себя дома.
      Было ясно: Шарлотта даже не догадывалась, что Марденфорд влюблен в нее, она не видела, что этот «брат» желал ее.
      – Но вы жили в семье и до замужества, – заметил Натаниел. – Дюклеркы, как всем известно, очень прекрасно друг к другу относятся.
      – Да, верно. Мои братья и сестра очень меня любили. Но вот родители… Я выросла в атмосфере семейных драм. Когда я была еще маленькой девочкой, у нас постоянно происходили скандалы. Взрослые считали, что я ничего не понимаю, но я обо всем догадывалась. Наша семейная жизнь… она походила на штормовое море, а я была как маленькая лодочка, которую бросает с волны на волну. А семья моего мужа напоминала тихое, спокойное озеро.
      – Понимаю, сколь разителен был контраст.
      Шарлотта грустно улыбнулась. При этом ее нижняя губа чуть задрожала, и Натаниел – в который раз! – подумал о том, что она очень похожа на ночную богиню в полумаске. Он постоянно пытался убедить себя в том, что это сходство – всего лишь плод его воображения, однако…
      – О да, спокойствие – это великое благо, – продолжала Шарлотта. – Но со временем я стала осознавать, что под безмятежной поверхностью семейного озера скрываются глубины, достойные самого пристального изучения. – Шарлотта умолкла, и выражение ее лица стало задумчивым: казалось, она отдалась воспоминаниям.
      Конечно же, она вспоминала покойного мужа и свою жизнь с ним. Глядя на молодую женщину, Натаниел искренне сочувствовал ей, как сочувствовал на вечеринке у Линдейла божественной незнакомке. Красавица в маске почти не разговаривала, но отдельные ее фразы говорили о другой жизни и других временах, говорили о прежней любви. Наверное, то же самое можно было сказать и о Шарлотте, должно быть, она испытывала те же чувства. «Слава Богу, что она все же нашла свое тихое озеро», – подумал Натаниел, кое-что знавший о волнах, которые прежде бились о ее маленький челн. Бросив якорь в озере замужества, она обрела безопасность. Из семейства Дюклерков только она осталась не замешанной в скандале. И только ее принимали в лучших домах Лондона.
      Шарлотта по-прежнему молчала, но Натаниелу не требовались слова, он уже принял решение. Он не взялся бы за это расследование, если бы его не преследовали глаза того мальчика. Но теперь он твердо решил: если Шарлотта, увидев мальчика, не заметит сходства, то он забудет о своих подозрениях. А Шарлотта лгать не станет – в этом у него не было сомнений.
      Выбравшись из кареты, Натаниел окинул взглядом старый кирпичный дом с выщербленными ставнями. Из дома доносился шум. У открытого окна сидела пьяная женщина; она громко смеялась, чему-то радуясь.
      – Вот он, этот приют, – пробормотал Натаниел. Покосившись на свою спутницу, в раздражении добавил: – В сущности, это самый настоящий притон. Кажется, я говорил, что лучше привести мальчика к вам.
      Шарлотта кивнула:
      – Помню, что говорили. Мальчик здесь?
      – Да, здесь, – ответил Натаниел. Он, щедро заплатил уличному торговцу, чтобы тот указал этот дом. Согласно информации, именно сюда Финли приносил краденое, и он являлся компаньоном содержательницы публичного дома, находившегося в верхних комнатах.
      Шарлотта была однажды в этом районе Лондона, но, конечно же, не входила в приют. В правительстве же делали вид, что подобных домов просто не существует, хотя все прекрасно знали, что это не так. В Лондоне насчитывались сотни подобных приютов – многие называли их «притонами», так как эти заведения являлись рассадниками преступности и служили убежищами для воров и убийц.
      Снова нахмурившись, Натаниел внимательно осмотрел улицу и соседние дома. Взглянув на Шарлотту, проворчал:
      – Миледи, я не могу оставить вас с кучером, так как ему придется наблюдать также за лошадьми и экипажем. Но взять вас с собой в дом я тоже не могу. Уж лучше я отвезу вас домой, а потом…
      Шарлотта решительно покачала головой:
      – Нет, ни за что. Мистер Найтридж, неужели вы полагаете, что меня здесь как-то оскорбят? Ведь я буду с вами, а с таким человеком, как вы, едва ли захотят связываться.
      Натаниел пожал плечами:
      – Трудно предсказать что-либо, когда находишься в таком доме. Достаточно трех-четырех пьяных мерзавцев с ножами, чтобы зарезать меня.
      – О Господи, вы серьезно?! – в притворном ужасе воскликнула Шарлотта. – А я-то думала, что потребуется по меньшей мере шестеро пьяных мужчин с ножами, чтобы справиться с вами.
      – Леди Марденфорд, ваши шутки совершенно неуместны.
      Натаниел еще больше помрачнел, и Шарлотта поняла, что он действительно озабочен и не знает, как в данной ситуации поступить.
      – Мистер Найтридж, я бывала на этой улице и раньше – по делам благотворительности. И я догадываюсь, что происходит в этом доме. Однако у меня нет ни малейших сомнений в том, что вы сумеете позаботиться о моей безопасности. Подозреваю, что вас тревожит совсем другое… Очевидно, вы опасаетесь, что я могу увидеть… нечто шокирующее. Но ведь мы не можем стоять здесь весь день, не так ли? Поэтому давайте покончим с этим побыстрее. Давайте зайдем и выясним, здесь ли мальчик.
      Натаниел что-то пробурчал себе под нос и помог своей спутнице выбраться из кареты. Затем взял ее под руку и повел к двери дома. Едва лишь они переступили порог, в ноздри им ударил отвратительный запах спиртного. Они приблизились к грязной лестнице и услышали шум, доносившийся со второго этажа.
      Поддерживая свою спутницу, Натаниел повел ее вверх по ступеням. Поднявшись, они заглянули в одну из комнат, как оказалось, в пивную. Люди сидели здесь не только на стульях, но даже на столе и на полу. Осмотревшись, Шарлотта с удивлением обнаружила, что в пивной находились и дети, причем они пили вместе со взрослыми. Несколько мальчишек лет пятнадцати стояли в углу со стаканами джина в руках. Повернувшись к ним, Натаниел украдкой показал одному из них шиллинг. Мальчик как бы невзначай покинул своих приятелей и приблизился к Натаниелу и Шарлотте.
      – Вы парни Джона Финли? – спросил Натаниел.
      – Старина Джон мертв, – ответил мальчик. – Так что парней Финли больше нет. – Указав в сторону друзей, он добавил: – Теперь мы сами по себе. А вы, наверное, ищете тех, кто часто виделся с Джоном? – Натаниел кивнул, и мальчик с усмешкой сказал: – Кто-то из них наверху, но они сейчас заняты.
      Натаниел машинально взглянул на потолок и отрицательно покачал головой;
      – Сомневаюсь, что человек, которого мы хотим видеть, находится наверху. Мы ищем мальчика лет десяти.
      Снова усмехнувшись, мальчишка заявил:
      – Ничего вы не понимаете. Я развлекался с этими девицами, когда мне не было и десяти, вот так-то.
      – Мы ищем мальчика, у которого темные глаза и волосы, как у иностранца, – сказал Натаниел. – Ты видел его здесь?
      – Конечно, видел. Я видел его иногда с Финли. Только сейчас его здесь нет. Уже несколько дней нет.
      Отдав мальчишке шиллинг, Натаниел отправил Шарлотту обратно к лестнице. Он уже хотел последовать за ней, но тут мальчик сказал:
      – А тот парень, которого вы ищете, сейчас, наверное, в гостинице.
      – В какой гостинице?
      – Не настоящей. Так мы называем берлогу Джона. Можем показать, но вы должна заплатить еще три таких же. – Мальчик показал только что полученный шиллинг и добавил: – Это не очень далеко. На соседней улице.
      Натаниел тут же кивнул:
      – Согласен, парень. Но я не пойду по темному переулку вместе с твоей бандой. Только с тобой одним. А твои дружки пусть остаются здесь. Ты сможешь поделить с ними деньги позже, если захочешь. И предупреждаю: без фокусов. Иначе я сверну тебе шею.
      Берлога Финли находилась на узкой улочке, где жутко воняло навозом и пищевыми отходами. Ветхое деревянное строение, возможно, действительно когда-то служило гостиницей, но сейчас этот дом разваливался, и было очевидно, что долго он не простоит.
      Следуя за своим проводником, Натаниел крепко обнимал Шарлотту за плечи, словно опасался, что кто-то из проходивших мимо людей внезапно набросится на нее. У самого дома он заплатил мальчику обещанные три шиллинга и отослал его к приятелям.
      – Похоже, здесь сейчас склады, – сказал Натаниел. Он смахнул пыль с деревянного ящика, и они увидели надпись: «Вино из Франции». – Но нигде нет тарифных марок. Должно быть, это контрабанда.
      – Удивительно, что вино до сих пор не украли, – пробормотала Шарлотта. – Ведь все в округе, наверное, уже знают, что Финли мертв.
      – Возможно, они боятся, что мерзавец встанет из могилы, – проворчал Натаниел.
      Они медленно шли по узкому проходу между ящиками. Время от времени останавливались и осматривались. Через несколько минут Натаниел сказал:
      – Кажется, там, в глубине, есть дверь. Давайте посмотрим, куда она ведет.
      Открыв дверь, они увидели деревянные ступени – более новые, чем крыша и стены. Спускаясь вниз, Натаниел по-прежнему держал Шарлотту под руку, и она не противилась.
      Спустившись, они оказались в темноте, к тому же тут было довольно сыро. Ощупав стены, Шарлотта поняла, что они земляные. Пол также был земляной, а потолок – слишком низкий. Судя по всему, они оказались в подвале.
      – Подождите здесь, – сказал Натаниел. – Тут между стропилами есть окно. Я сейчас открою ставни.
      Он отошел от спутницы на несколько шагов, и тьма поглотила его. Сначала Шарлотта услышала его шаги, а потом вдруг послышался какой-то шорох слева от нее. Она вздрогнула и отступила к двери – так, чтобы спастись бегством, если у ног появится крыса.
      Несколько секунд спустя скрипнули ставни, и из маленького оконца в подвал проник лучик света, пронизанный пылью.
      Осмотревшись, они увидели множество удивительных вещей. Натаниел сразу же заметил шкаф красного дерева и стоявший рядом стол, уставленный прекрасным фарфором. Шарлотта же разглядела чудесный персидский ковер, устилавший пол в нескольких метрах от нее. Внезапно она заметила в углу какую-то худенькую фигурку, судя по всему – ребенка. «А может, мне просто показалось?» – промелькнуло у нее.
      – Старина Джон неплохо устроился в своей берлоге. – Натаниел вернулся к своей спутнице и снова взял ее под руку. – Вы видите? Ковры и прекрасная мебель. Возможно, Финли и ел на серебре. Он устроил себе здесь маленький дворец. – В следующее мгновение Натаниел резко развернулся и проговорил: – А теперь выходите. Не бойтесь, мы не причиним вам вреда.
      Из угла донесся тихий шепот, а потом мальчишеский голос произнес:
      – Пойдемте.
      И тотчас же перед ними появились две девочки и три мальчика. Дети вступили в полосу света, и Натаниел с Шарлоттой смогли рассмотреть их как следует.
      Девочки – обе лет двенадцати – были необыкновенно бледными и худыми, отчего их глаза казались огромными. Двое мальчиков лет шести попытались придать себе угрожающий вид, однако им не удавалось скрыть свой страх. А вот самый старший из мальчишек – ему было лет десять – держался довольно уверенно. И у него были темные глаза и темные волосы.
      – А где остальные? – поинтересовался Натаниел. – Где старшие?
      Темноволосый мальчик внимательно осматривал пришельцев, он явно не торопился с ответом. Шарлотта же не могла отвести от него глаз – в облике маленького незнакомца ей чудилось что-то знакомое и близкое. «Нет-нет, не может быть, – говорила она себе. – Ведь вроде бы нет ни малейшего сходства…»
      .– Вы про кого? – спросил наконец мальчик.
      – Речь о тех, с кем я видел тебя за воротами Олд-Бейли.
      – Они ушли, – сообщила одна из девочек. – Ушли искать свою удачу.
      – А Гарри здесь, он не ушел. Не ушел, потому что не захотел оставлять нас, – пропищал один из малышей, с обожанием глядя на старшего друга.
      – Тебя действительно зовут Гарри? – спросил Натаниел.
      – Меня так называл старина Джон.
      Шарлотта заметила, что ее спутник на мгновение нахмурился, ведь мальчик носил то же имя, что и его подзащитный, оправдания которого он так и не добился.
      – Пойдемте наверх, – сказал Натаниел. – Нам нужно решить, что теперь делать.
      Повернувшись к Шарлотте, он взял ее под руку и повел вверх по ступеням. У двери они остановились, чтобы подождать детей.
      – Вы ошиблись, – проговорила Шарлотта вполголоса. – Нет ни малейшего сходства.
      Мимо них прошли две девочки, пожиравшие глазами мантилью Шарлотты. Младшие мальчики проследовали за ними; мальчишки старательно демонстрировали свою храбрость и независимость.
      Гарри вышел последним. Пристально посмотрев на взрослых, он направился к ящикам, на которых уже сидели его друзья.
      – Мы не можем оставить их здесь, – прошептала Шарлотта своему спутнику. – Даже при поддержке Гарри им не выжить. А девочки… – Она умолкла и тяжело вздохнула.
      – Я того же мнения, – сказал Натаниел. – Боюсь, подстерегающая их опасность даже серьезнее, чем вы предполагаете. – Он повернулся к детям и спросил: – Как вы здесь жили? Кто вас кормил?
      Малыши в ответ рассмеялись. Гарри же вежливо объяснил:
      – Были благотворительные пожертвования от добрых людей. От таких, как вы, например.
      Мальчики снова засмеялись, а одна из девочек сказала:
      – Да-да, пожертвования. Да и торговцы всегда очень щедры, помогают бедным сиротам.
      – Замечательно помогают, – добавила другая девочка, и обе захихикали.
      – Воровство – это совсем не смешно, – строго сказала Шарлотта.
      – Да, мэм, вы правы, – кивнула первая девочка; она по-прежнему не сводила глаз с мантильи молодой женщины. – Моя мать всегда говорила то же самое, до того как умерла. «Лучше голодать, чем воровать», – говорила она. Поэтому и голодала.
      Шарлотта промолчала: ей нечего было возразить.
      – А чье это? – спросил Натаниел, указав на ящики с вином.
      – Старины Джона, – ответила одна из девочек. Она взглянула на Натаниела так, словно говорила с идиотом.
      – Но Джона больше нет, и вся округа знает об этом. Почему же ящики не разворовали? Ведь дверь даже не заперта
      – Несколько ящиков исчезло. Ночью, – сказал самый маленький мальчик. – Это мы позволили им, да, Гарри? Ящики принадлежали старине Джону, а теперь они наши, и вы не можете забрать их.
      Натаниел пристально посмотрел на Гарри:
      – Скажи, в шайке Джона были только дети?
      Гарри промолчал, и Натаниел вновь заговорил:
      – А ведь там, внизу, много заграничных вещей. Да и это вино прибыло из Франции. У Джона были приятели на побережье, не так ли? Например, контрабандисты…
      – Я знаю только одно: сюда придут люди, те, которые каждый месяц приходят. – Немного помолчав, Гарри добавил: – Надеюсь, они хорошо заплатят за то, что мы стережем ящики.
      – Нет, парень, они ничего вам не заплатят. И если ты знаешь этих людей в лицо, то вам всем лучше отсюда уйти, прежде чем они здесь появятся. Именно поэтому другие парни и покинули это место, понимаешь? – Натаниел приблизился к Гарри почти вплотную. – Хорошо, что ты остался с малышами и взял их под свою защиту. Но дольше здесь нельзя оставаться ни тебе, ни всем остальным.

      – Приюты, которые мы бы предпочли, переполнены, – сообщила миссис Педдигру. – Другие же таковы, что улицы, где вы находите детей, представляются более предпочтительным местом.
      – Вернуть их на улицу не выход, – ответила Шарлотта. – Конечно, в Лондоне множество таких детей, невозможно спасти их всех. Но когда лицом к лицу сталкиваешься с бедняжками… Ох, хочется сделать для них все, что только можно! К сожалению, эти малыши уже не могут ждать внимания со стороны благотворительных организаций, которые обычно помогают таким детям.
      Миссис Педдигру, жена скромного коммерсанта, давно уже занималась благотворительностью – помогала как могла бедным сиротам. Шарлотта, познакомившаяся с ней через Флер, жену Данте, решила посоветоваться с этой доброй женщиной, и сейчас они беседовали в уютной гостиной миссис Педдигру.
      Наклонившись к огню, хозяйка поворошила кочергой уголь в камине. Выпрямившись, проговорила:
      – Есть несколько школ, в которые их, несомненно, примут.
      Шарлотта поняла намек. Школа требовала денег. Следовательно, детям нужен был покровитель.
      – Я внесу плату за обучение, – сказал Натаниел.
      – Мы оба заплатим, – добавила Шарлотта.
      – Миледи, а может быть, вы позаботитесь и о новой одежде для них? – спросила миссис Педдигру. – Новичкам тяжело показываться в школе, если они плохо одеты. Другие дети будут дразнить их, даже если несколько месяцев назад они сами выглядели не лучше.
      – Я позабочусь об этом завтра же, – кивнула Шарлотта.
      – Если вы пожелаете и предоставите средства, мы сами займемся этим. Мы знаем, где можно купить поношенную, но добротную одежду.
      Миссис Педдигру отложила кочергу и, устроившись в кресле, надолго задумалась.
      – Девочек можно отправить в школу миссис Дадли в Мидлсексе, – сказала она наконец. – Школа находится за городом, и свежий воздух пойдет девочкам на пользу. Очень уж они худенькие и бледненькие. Младших мальчиков примет мистер Лонгхорн изСаутуорка. Школа у него переполнена, но он, добрая душа, всегда находит место для новичков. Что же касается старшего… – Хозяйка умолкла и снова задумалась. Натаниел нахмурился:
      – А разве старший мальчик не может тоже пойти в школу к мистеру Лонгхорну?
      – Мистер Лонгхорн берет только малышей. Со старшими мальчиками слишком много хлопот. Ведь их всего двое – он и его жена. Очень трудно найти хорошее место для мальчика старше восьми, мистер Найтридж. Его, конечно, могут взять в подмастерья или в помощники, но…
      Ей не нужно было заканчивать свою мысль. Все знали, какие опасности подстерегают подмастерьев. Даже о домашних животных часто заботятся лучше, чем о таких мальчиках.
      – Тогда он может посещать обычную школу для мальчиков его возраста, – сказал Натаниел. – В Лондоне множество подходящих школ, и при некоторых из них есть пансионы.
      Хозяйка вздохнула и покачала головой:
      – Сомневаюсь, что он достаточно подготовлен, мистер Найтридж.
      Миссис Педдигру в смущении опустила глаза, словно ей было неловко за свои слова.
      Какое-то время все молчали. Наконец Шарлотта проговорила:
      – У меня есть предложение. Миссис Педдигру, как вам известно, Флер Дюклерк открывает в Дареме школу для мальчиков. Школа пока еще строится, но директор уже взял к себе в дом несколько учеников. Я попрошу Флер позаботиться о том, чтобы Гарри разрешили приехать туда.
      – Очень хорошо, – сказал Натаниел. – Верное решение.
      Миссис Педдигру одобрительно кивнула:
      – Я тоже считаю, что это прекрасный выход. Но теперь мы должны подыскать для юного Гарри временное жилище. Видите ли, у меня все дети будут спать вместе, но Гарри в его возрасте…
      Вновь воцарилось молчание. Женщины несколько раз переглянулись, затем посмотрели на Натаниела.
      – Я возьму его к себе, – заявил он. – Пусть поживет у меня, пока все не устроится.
      – Это очень любезно с вашей стороны, мистер Найтридж, – сказала Шарлотта.
      – Господь вознаградит вас, сэр, – проговорила миссис Педдигру.
      – Должен ведь и я чем-то помочь, – ответил Натаниел с улыбкой-
      – Вы думали, что сможете спасти этих мальчиков без всяких для себя неудобств? – спросила Шарлотта.
      Натаниел стоял возле ее кареты, а неподалеку, вдоль решетчатой ограды небольшого дворика в районе Олбани прохаживался Гарри.
      – Поверьте, я не уклоняюсь от своего долга, – ответил Натаниел. – Я хочу лишь сказать, что вам не следует пренебрегать своим. И вы напрасно меня обвиняете… Я ведь согласился заплатить за школу. Выходите же. – Он протянул Шарлотте руку.
      Но ее ужасно смущала мысль о том, что ей придется снова войти в дом Натаниела.
      – О Господи, вдруг мальчику нужно пристанище всего лишь на несколько дней? Неужели вы без меня не справитесь?
      – Миледи, напоминаю: это дом холостяка. К тому же я не знаю, как обращаться с детьми. Вот почему я требую, чтобы вы вошли и поговорили с Джейкобсом.
      – Мистер Найтридж, не забывайте, что говорите со вдовой. А от вдовы ни один мужчина не может что-либо потребовать.
      Снова посмотрев на Гарри, Натаниел со вздохом пробормотал:
      – Ох, простите. Я оговорился. Я действительно не имею права что-то требовать. Миледи, пожалуйста, помогите мне все устроить. Я не требую, а прошу, умоляю…
      Шарлотта с удивлением взглянула на собеседника. Натаниел Найтридж просит? Умоляет? Впрочем, ей это понравилось.
      – Вы обещаете вести себя как джентльмен?
      Он ухмыльнулся в ответ:
      – Обещаю, миледи. Во всяком случае – сегодня.
      Такой ответ не очень-то понравился Шарлотте. Она уже хотела захлопнуть дверцу кареты и приказать кучеру трогаться, но в этот момент Гарри повернулся к ней лицом. В следующее мгновение взгляды их встретились, и Шарлотта поняла, что мальчик ужасно смущен из-за того, что ему придется войти в такой роскошный дом.
      Решив подбодрить мальчика, Шарлотта протянула Натаниелу руку и проговорила:
      – Хорошо, мистер Найтридж, я согласна зайти к вам. – Натаниел помог ей выбраться из кареты, и она добавила: – Но все же я не понимаю, зачем вам нужна женская помощь, Ведь мальчику требуются только ванна и чистая одежда. Неужели вы не смогли бы объяснить это Джейкобсу?
      – Видите ли, миледи, объяснять такие вещи слуге… Полагаю, у вас это лучше получится.
      Натаниел сказал кучеру, что карета понадобится его хозяйке через час, не раньше. Затем, взяв Шарлотту под руку, он повел ее к дому, а Гарри последовал за ними. Они пересекли двор и подошли к парадному входу.
      – Похоже, сэр, вы боитесь бунта вашего слуги, – проговорила Шарлотта. – Очевидно, вы надеетесь, что мое присутствие заставит его принять все как должное. Очень интересно… Выходит, вы не в состоянии призвать к порядку даже собственного слугу.
      – Быть хозяином слуги – несложная задача и она не стоит моих усилий. Быть же господином женщины с независимым нравом и собственным мнением – вызов, достойный мужчины. Думаю, мне следует найти подобную даму и убедиться, что я ей под стать.
      – Уверена, что такому мужчине, как вы, следует вести более серьезные войны.
      – Я не предвижу настоящих войн. Речь идет лишь о незначительных перестрелках. А женщину, которую я имею в виду, легко разоружить несколькими поцелуями.
      Швейцар отворил перед ними дверь, и они вошли в общий холл. Гарри осмотрелся – и замер в изумлении. Натаниел положил руку ему на плечо:
      – Все в порядке, парень. Не беспокойся. Мое жилище гораздо скромнее, чем этот зал. Скоро мы придем, и ты сам в этом убедишься.
      Миновав холл, они вошли во внутренний дворик и зашагали по дорожке, ведущей к жилищу Натаниела. Гарри заметно приободрился и теперь с любопытством смотрел по сторонам. Увидев китайские фонари, украшавшие небольшой садик, мимо которого они проходили, мальчик даже рот раскрыл от изумления.
      – Гарри, ты когда-нибудь слышал о поэте Байроне? – спросила Шарлотта. – Некоторое время он жил в одном из этих особнячков. И другие известные люди тоже. Например, Палмерстон и Каннинг.
      – Да, я слышал о Байроне, – кивнул мальчик, Оп насупился и добавил: – А про остальных ничего не слышал.
      – Гарри, а ты читал Байрона? – поинтересовался Натаниел
      Мальчик помотал головой:
      – Нет, сам не читал. Но мама читала мне разные стихи, когда я был маленьким. Наверное, и Байрона тоже.
      – А ты умеешь читать, Гарри? – спросила Шарлотта.
      – Само собой. Ну… немного.
      Сделав очередной поворот, они прошли по узкой дорожке и подошли к двери небольшого особнячка. Шарлотта вспомнила, как покидала этот дом, и почувствовала, что краснеет. К счастью, Натаниел этого не заметил. Повернувшись к мальчику, он сказал:
      – Гарри, перед тем как мы войдем, я хочу тебе кое-что объяснить. Моего слугу зовут Джейкобс, и он проследит, чтобы ты помылся, а потом найдет для тебя чистую одежду. Ты поживешь здесь, пока леди Марденфорд не устроит тебя в школу в Дареме. Не беспокойся, с тобой будут хорошо обращаться. Но предупреждаю: неприятностей из-за тебя я не потерплю. Дай честное слово, что будешь вести себя подобающим образом.
      Мальчик усмехнулся и переспросил:
      – Честное слово, да?
      – Да, честное слово.
      – Хорошо, даю. Хотя оно ничего мне не стоит.
      – Нет, ты должен держать слово так, словно от этого зависит твоя жизнь, парень, – проговорил Натаниел, строго глядя на мальчика.
      – Конечно, сэр. Я немедленно приготовлю ванну, – ответил Джейкобс, едва заметно поморщившись.
      – И еще ему потребуется чистая одежда, – сказала Шарлотта (именно она попросила приготовить ванну). – Мальчик не может носить прежнюю одежду, пока находится здесь.
      – Находится здесь?.. – На сей раз слуга даже не пытался скрыть раздражение.
      У Джейкобса, как и всех слуг с отличными рекомендациями, существовали совершенно определенные представления о круге своих обязанностей. И он никак не мог понять, почему его попросили позаботиться о молодом человеке, даже не являвшемся родственником хозяина.
      Немного помолчав, слуга сообщил:
      – У меня есть кое-что старое из одежды. Думаю, ему подойдет. – Покосившись на Гарри, он добавил: – Полагаю, что в кухне можно поставить раскладную койку.
      Шарлотта улыбнулась Джейкобсу:
      – Благодарю вас. Очень любезно с вашей стороны, что вы правильно меня поняли. Завтра миссис Педдигру пришлет для Гарри одежду, так что ваши вещи понадобятся ему только на сегодняшний вечер. Я понимаю, что сложилась чрезвычайная ситуация, и я очень благодарна вам за помощь.
      Джейкобс немного смягчился, и на губах его появилась улыбка. Снова взглянув на Гарри – тот разглядывал серебряную табакерку, лежащую на столе, – слуга проговорил:
      – Не беспокойтесь, миледи, я позабочусь об этом молодом человеке.
      – А теперь, Гарри, отправляйся с Джейкобсом, – сказал Натаниел. Взглянув на слугу, добавил: – Гарри дал слово, что не причинит никакого беспокойства. Не правда ли, Гарри?
      Мальчик дернул плечом, затем кивнул в знак согласия. Когда Джейкобс и Гарри вышли из комнаты, Натаниел с улыбкой проговорил:
      – Спасибо за помощь, леди Марденфорд.
      – Рада была помочь, сэр. – Шарлотта взяла со стола свой зонтик. – Как только вернусь домой, сразу же напишу Флер в Леклер-Парк. Я уверена: через несколько дней придет ответ. Так что не беспокойтесь, Гарри у вас не задержится.
      – Вы уже собрались уходить?
      Шарлотта кивнула:
      – Да, разумеется.
      – Но тогда вам придется простоять на Пиккадилли добрых полчаса, – заметил Натаниел. – Помните? Мы ведь на время отпустили карету.
      Шарлотта, нахмурившись, пробормотала:
      – Не я, а вы отпустили кучера. Напрасно я допустила это.
      – Очень хорошо, что допустили. – Натаниел указал на диванчику камина: – Пожалуйста, присаживайтесь к огню. Я хотел бы обсудить с вами кое-что. Речь пойдет о будущем Гарри.
      Шарлотта медлила несколько секунд. Затем, молча кивнув, присела у огня на краешек диванчика.
      Снова улыбнувшись, Натаниел уселся в зеленое кресло. Точно так же они сидели, когда Шарлотта была здесь в последний раз. Только многое изменилось с того дня. Теперь ей казалось, что она находится во власти Натаниела, что она от него зависит. При мысли об этом Шарлотта почувствовала, что сердце ее забилось быстрее, и она вся напряглась в ожидании.
      Заметив, что гостья в смущении отводит глаза, Натаниел проговорил:
      – Вам нечего беспокоиться, леди Марденфорд. Я обещал вести себя как джентльмен, и я сдержу слово.
      Взглянув на него, Шарлотта сказала:
      – Я вовсе не беспокоюсь. Просто размышляю о предстоящих делах и сожалею, что их приходится откладывать.
      – На вашем лице написано, о чем вы сейчас размышляете, миледи. Так что давайте перестанем играть друг с другом в прятки. Нас влечет друг к другу – в этом не может быть сомнений. Стена рухнула, и никто из нас о том не жалеет, напротив, мы оба рады, что это произошло.
      Его прямота и откровенность удивили ее. И казалось, он нисколько не сомневался в том, что она сдалась.
      Шарлотта снова отвела глаза. Сообразив, что смотрит на софу в противоположном конце комнаты, она еще больше смутилась.
      – Вы мне даже не нравитесь, Натаниел. – вырвалось у нее неожиданно.
      Он рассмеялся:
      – Так вот в чем дело! Однако сегодня это к лучшему. Если бы вы испытывали то же, что и я, я нарушил бы свое обещание прямо сейчас и уступил бы своему греховному желанию увлечь вас в постель.
      Господи, как же ей хотелось, чтобы он соблазнил ее! Ужасно хотелось.
      Она постаралась нащупать безопасную тропку.
      – Кажется, вы хотели поговорить о будущем Гарри.
      – Да-да, конечно.
      Его улыбка показала, что он принял ее отступление.
      – Но ведь обсуждать, в сущности, уже нечего, – продолжала Шарлотта. – Вы стали покровителем мальчика. Он отправится в Дарем и получит образование. Если у Гарри проявятся способности, он сможет овладеть какой-нибудь профессией, и тогда все в его жизни сложится вполне благополучно. Осмелюсь предположить, что если бы все образованные и состоятельные мужчины заботились о таких, как Гарри, то эти несчастные дети избавились бы от бесчестья и позора.
      Натаниел позволил гостье закончить ее маленькую речь, хотя он прекрасно понимал, почему она все это говорит.
      – Так вот, миледи, я хочу поговорить о том, что мне следует сделать для Гарри в будущем.
      – Отправьте его в школу, а потом делайте что хотите. Было бы неплохо, если бы вы хотя бы изредка интересовались его успехами, чтобы он знал, что о нем не забывают. Даже можете навещать его, если вам захочется. Конечно, вы не обяза…
      – Вы же видели сходство, миледи, разве не так ли?
      – Неправда. Нет никакого сходства
      – Я наблюдал за вами, и я видел, как вы изумились, когда впервые увидели его.
      – Было слишком темно, сэр. Что бы вы ни увидели, вы неправильно это истолковали. – Шарлотта перевела взгляд на огонь в камине, как бы давая понять, что разговор окончен.
      – Посмотрите на меня, – резко проговорил Натаниел. Но она по-прежнему смотрела на огонь.
      – Черт побери, посмотрите на меня! Неужели вы готовы лгать даже самой себе? Посмотрите мне прямо в глаза и скажите, что не увидели никакого сходства. Не думаю, что вы сможете сделать это, потому что уверен; вы увидели сходство.
      Слова Натаниела не на шутку рассердили Шарлотту. Ведь она была абсолютно уверена в том, что Гарри не имел ни малейшего отношения к семейству Марденфордов.
      Так почему же Натаниел не верит ей? Неужели он считает, что сможет заглянуть ей в душу, если посмотрит ей в глаза? Этот самодовольный болван слишком уж высокого о себе мнения.
      Сделав над собой усилие, она посмотрела в глаза Натаниела. Ей хотелось сказать: «Я не увидела ни малейшего сходства».
      Но Шарлотта не смогла вымолвить ни слова. В глазах же Натаниела она видела: он разглядел ее первую реакцию на Гарри и он все понял.
      Собравшись с духом, она проговорила:
      – Да, вы правы. Сначала мне действительно показалось, что я вижу некоторое сходство. Но это была лишь иллюзия, не более того. Наверное, дело еще и в том, что я сразу же узнала этого мальчика по вашему описанию. Увидела темные волосы и глаза – и узнала… Но конечно же, он не имеет никакого отношения к Марденфорду. А сходство… Уверяю вас, это ощущение тут же исчезло.
      – Нет, не исчезло, и вы прекрасно это знаете.
      – Какие глупости! Пожалуйста, опишите, в чем вы находите сходство.
      – Оно не столько в чертах, сколько… Общее впечатление, понимаете? Например, выражение лица. Точно такое же выражение я подмечал у Марденфорда.
      Голову Шарлотты словно жаром охватило. Ей хотелось что-нибудь сломать, хотелось изо всех сил ударить зонтиком по камину.
      – Вы льстите себе, сэр. Великий Натаниел Найтридж никогда не ошибается, не так ли?
      Поднявшись на ноги, Шарлотта направилась к двери. Обернувшись, сказала:
      – Не провожайте меня. Я напишу вам, когда узнаю от Флер новости о школе. Отвезите мальчика в Дарем, но, пожалуйста, перестаньте вмешиваться в дела Марденфордов. Иначе я сделаю так, что вы об этом горько пожалеете.

      – Как вы думаете, мы сейчас здесь?
      Натаниел оторвался от книги, которую читал в пути, и посмотрел на мальчика. Гарри же водил пальцем по карте
      – Да, верно. Сейчас мы где-то в этом месте и скоро въедем в графство Дарем.
      Сначала мальчику очень нравилась поездка в карете, но вскоре однообразие пути наскучило ему. Чтобы помочь Гарри скоротать время, Натаниел дал ему карманную карту и показал, как ею пользоваться.
      – А вот море, да? Оно совсем рядом. – Гарри снова провел пальцем по карте и пробормотал: – Нет, не так уж и близко.
      Натаниел с улыбкой смотрел на темноволосую голову, склонившуюся над картой.
      – В школе наверняка будут атласы, а также большие книги с картами.
      Поглощенный своим занятием, мальчик молчал, и Натаниел не имел ничего против. У него не было опыта общения с детьми, и он был рад, что Гарри не доставлял ему особых хлопот.
      В первый же вечер, после обеда, он попытался расспросить мальчика о его прошлом, но Гарри об этом почти ничего не помнил – помнил лишь те несколько лет, что провел с Джоном Финли. Но кое-что о своем раннем детстве Гарри все-таки сообщил. Он знал, что его мать звали Белла и что у нее были темные волосы.
      Когда же Натаниел попытался узнать больше, Гарри помрачнел и замкнулся. Однако вскоре спросил:
      – Как вы думаете, мальчики из школы когда-нибудь ездят к морю? Может, это не очень далеко?
      – Да, возможно. Я спрошу мистера Авлона.
      Мистер Авлон руководил школой, открытой Флер Дюклерк для сыновей шахтеров. Временно – школа сейчас достраивалась – мистер Авлон жил в поместье Флер. Чтобы не терять время, он взял к себе в дом несколько учеников, с которыми уже начал заниматься.
      Рекомендательное письмо от Флер лежало в саквояже Натаниела. Шарлотта прислала письмо с посыльным, однако никакой записки не приложила.
      Снова взглянув на мальчика, Натаниел спросил:
      – А ты когда-нибудь видел море?
      Гарри кивнул:
      – Да, конечно. Потому что жил там.
      Натаниел закрыл книгу.
      – Говоришь, жил там? Когда был маленьким, верно?
      – Не таким уж маленьким.
      – А где именно ты жил?
      – Ну… там были лодки. И дома тоже, конечно. Как-то раз я плавал в лодке. Сначала было страшно, но только сначала. И из лодки я увидел все сразу. Домов было не так уж много. Наверное, это была деревня. А вот лодок вокруг плавало множество, и с них ловили рыбу. И еще я видел проплывающие вдали большие корабли.
      – Значит, именно там жила твоя мама? В этой деревне?
      Гарри снова уткнулся в карту: было очевидно, что этот разговор ему неприятен.
      Немного помолчав, Натаниел сказал:
      – Видишь ли, Гарри, мне бы очень хотелось, чтобы ты рассказал что помнишь. Возможно, у тебя есть родственники, которых мы сможем разыскать, понимаешь?
      Мальчик довольно долго молчал, наконец пробормотал:
      – Нет у меня никаких родственников. Вообще никого нет. Был старина Джон, но он умер, и теперь… И вот теперь я тут, с вами.
      Казалось, Гарри вот-вот расплачется, и Натаниел не представлял, как вести себя, если это произойдет.
      Было ясно: мальчик очень скучал по дому, пусть даже этим домом была берлога Джона Финли. Но Финли умер, и Гарри чувствовал себя осиротевшим. Оставалось лишь надеяться, что младшие дети не будут переживать так, как этот мальчик.
      – Возможно, в той деревне люди что-то знают о твоей семье и о твоей маме, – продолжал Натаниел.
      Гарри промолчал. Уронив карту на пол, он повернулся спиной к Натаниелу и уставился в окно. Натаниел снова, раскрыл книгу, но не смог прочесть ни строчки.
      Минуту спустя мальчик всхлипнул несколько раз, и Натаниел тяжело вздохнул. «Что же делать? – спрашивал он себя. – Может, я напрасно завел этот разговор?»
      Снова вздохнув, Натаниел положил руку на плечо мальчика. Увы, он не знал, как успокоить ребенка.
      В очередной раз всхлипнув, Гарри пробормотал:
      – Старуха может знать… Дженни, может быть, знает.

* * *

      – Возможно, мы все-таки сумеем спасти его. Да, уверен, что сумеем. – Выразив свое мнение, мистер Авлон снова поднес к губам чашку с кофе.
      Мистер Авлон был еще довольно молод, но одевался очень скромно и придерживался старой моды – носил длинные волосы, заплетенные в косичку. Радушно встретив гостей, он сразу же показал им парк и классную комнату. Теперь миссис Авлон устраивала Гарри в спальне, а мистер Авлон и Натаниел пили кофе в гостиной.
      – Мальчик побывал в когтях сатаны, но мы непременно ему поможем, – говорил мистер Авлон. – Для начала выясним, каковы его способности. Знаете, удивительно, как быстро все усваивают дети, жившие в бедности. Думаю, что и у этого мальчика все будет хорошо.
      – Вы с учениками иногда выезжаете из этих мест? Например, к морю…
      – К морю? – Мистер Авлон заморгал.
      – Я обещал Гарри спросить об этом.
      – Видите ли, море не так уж близко. Но возможно, это неплохая мысль. Изучение морской природы может быть хорошим уроком.
      Натаниел чувствовал, что должен еще о чем-нибудь спросить, но не знал, о чем именно.
      – Знаете, мы редко пользуемся розгами, – продолжал мистер Авлон. – Некоторые считают, что следует почаще применять такую меру воздействия, но я придерживаюсь других взглядов. Полагаю, мальчику у нас понравится. Надеюсь, он не захочет отсюда сбежать.
      – Возьмите с него слово, что он не убежит и будет хорошо себя вести. Если он даст слово, то непременно сдержит его.
      Мистер Авлон с удивлением взглянул на собеседника:
      – Неужели? Выходит, вы привезли мне очень необычного ребенка, мистер Найтридж. Мальчик, воспитанный преступником, мальчик, о котором мы можем предположить, что он и сам преступник, – неужели такой мальчик действительно держит свое слово?
      Натаниелу пришлось признать, что Гарри и в самом деле необычный мальчик. Он не доставил ему никакого беспокойства. И из дома ничего не пропало – Джейкобс был абсолютно в этом уверен.
      Что ж, теперь об этом необычном мальчике будут заботиться мистер Авлон и его супруга. Они дадут Гарри образование и, возможно, даже полюбят его. Значит, можно было надеяться, что он не окажется на улице.
      Натаниел понимал, что его миссия на этом закончилась. Разумеется, он мог интересоваться успехами Гарри, мог изредка навещать его, но у него уже не было обязанностей по отношению к мальчику.
      Вероятно, ему сейчас следовало сесть в карету и уехать побыстрее, пусть даже он не раскрыл тайну Гарри. И если он уедет, то Шарлотта, возможно, снова взглянет на него приветливо. Если же он поступит иначе, то между ними опять возникнет стена, которую уже ничто не разрушит.
      А ведь эта женщина очень много для него значила.
      Что же касается Гарри, то он действительно ничего о нем не знал – в этом Шарлотта была права. И конечно же, не следовало доверять словам преступника. Не следовало рисковать репутацией семьи, проводя расследование, основанное на заявлении шантажиста.
      И все же он чувствовал: в словах Джона Финли далеко не все было ложью.
      И если он разгадает эту тайну, то, возможно, сумеет помочь мальчику, которому искренне сочувствовал. Но как же тогда быть с Шарлоттой? Ведь в таком случае она…
      Внезапно дом наполнился шумом – из-за двери гостиной доносились голоса и смех.
      – Это наши ученики, – пояснил мистер Авлон. – Они только сейчас пришли. Видите ли, мальчики помогают на строительстве школы, А потом они всю жизнь смогут показывать на свою бывшую школу и говорить: «Я помогал ее строить».
      – Вы правы, – кивнул Натаниел. – Вы не только обучаете их грамоте и математике, вы даете им возможность обрести чувство собственного достоинства. Я вижу, что миссис Дюклерк очень удачно выбрала для мальчиков наставника.
      Мистер Авлон покраснел от смущения.
      – Все дело в том, что мы с ней придерживаемся одних взглядов на воспитание. Даже первобытные люди в Америке и Африке лучше заботятся о своих детях, чем мы о своих. Пока все дети в Англии не будут накормлены и не получат образование, мы не сможем претендовать на то, чтобы называться цивилизованной страной. – Мистер Авлон сокрушенно покачал головой: – Но никто не хочет брать на себя заботу о бедных детях. Никто не хочет встать и сказать: «Я стану твоим голосом и буду бороться за тебя». Слава Богу, что есть такие добрые женщины, как миссис Дюклерк.
      Натаниел поставил чашку на стол, затем поднялся и подошел к окну. Вдалеке видны были повозки и стены строившейся школы. Флер Дюклерк, должно быть, тратила немалые деньги, чтобы построить для детей бедняков эту школу. А он, Натаниел Найтридж, не хочет уделить час времени, чтобы помочь одному-единственному ребенку!
      – Мистер Авлон, прежде чем я уеду, мне бы хотелось провести какое-то время с Гарри наедине. Может быть, перед ужином. В классной комнате с вашего разрешения.
      – Да, конечно. Может, вам еще что-нибудь понадобится?
      – Нет-нет, только уединение и хороший атлас.
 
      Вернувшись в Лондон, Натаниел первым делом решил нанести визит леди Марденфорд. Ему удалось многое узнать от Гарри, и он хотел поделиться с ней этим.
      Однако его не приняли. Ему сообщили, что леди Марденфорд уехала в Суссекс, в поместье брата.
      Было ясно: Шарлотта уехала, чтобы не видеться с ним. Она дала ему понять, что не желает иметь с ним ничего общего.
      Весь день Натаниел думал о поспешном отъезде Шарлотты и все больше мрачнел. Ведь она, уехав в Леклер-Парк, убегала не только от проблемы, созданной мальчиком. Она также убегала от мужчины, которого страстно желала.
      В конце концов, он решил, что не станет с этим мириться.
      На следующий день, рано утром, Натаниел приказал подать лошадь и верхом покинул Лондон. Он не знал, что именно скажет Шарлотте, просто отправился в путь.
      Возможно, между ними снова возникнет ссора, как только они заговорят друг с другом. Однако он предпочитал ее колкости молчанию. И он твердо решил, что не позволит ей игнорировать его.
      В середине дня Натаниел добрался до Леклер-Парка и подъехал к особняку в готическом стиле. Однако слуга, открывший дверь, даже не захотел принять его визитную карточку.
      – Виконт не принимает, сэр.
      Слуга не знал, что Леклер тоже вышел в холл.
      – Я хочу нанести визит леди Марденфорд, а не ее брату.
      – Видите ли, сэр, сейчас не время. Собралась вся семья… – Слуга сказал это таким тоном, что сразу же стало ясно: случилось что-то серьезное.
      Натаниел почувствовал себя ужасно глупо. Оказывается, Шарлотта приехала сюда по причине, не имевшей к нему никакого отношения. Она вовсе не убежала. Ее вызвали сюда.
      Да, наивно было думать, что все ее действия непременно связаны с ним, Натаниелом Найтриджем. Он ничего для нее не значил, и ему следовало с этим смириться.
      – Приношу свои извинения. Надеюсь, ничего не случилось. Пожалуйста, передайте ее близким мои самые…
      – Кто там? – послышался мужской голос.
      В следующее мгновение Натаниел увидел высокого голубоглазого мужчину. Виконт Леклер приблизился к нему и проговорил:
      – Кажется, Найтридж, не так ли?
      – Похоже, я очень не вовремя. Я немедленно…
      – Нет, вы должны зайти. У меня уже голова идет крутом, а Хэмптон все время молчит, так что от него никакого толка.
      Слова Леклера ничего не прояснили. Но выглядел он усталым, глаза его потускнели, а между бровей пролегла глубокая морщина.
      – Пойдемте же. – Виконт развернулся и направился в комнату.
      Весьма озадаченный словами Леклера, Натаниел последовал за ним. Переступив порог, осмотрелся. За столом в глубине комнаты сидел Джулиан Хэмптон, любовник Пенелопы, а напротив него – Данте. Между ними стояла шахматная доска, но, судя по всему, обоим было не до шахмат. Причем Данте Дюклерк выглядел ужасно: волосы его были в полнейшем беспорядке, галстук съехал в сторону, а на лице застыло какое-то странное выражение – казалось, он был чем-то очень напуган.
      – Посмотрите, кто к нам приехал, – произнес Леклер с деланным энтузиазмом.
      Данте поднял голову и проворчал:
      – У меня и так достаточно нянек. Еще одна мне не нужна.
      Они были старыми друзьями, и Натаниел не помнил, чтобы Данте когда-нибудь ему грубил.
      – Он не в себе, – пробормотал Леклер. – Не обижайтесь.
      – А что случилось?
      – Наверху Флер. Она собирается рожать, – пояснил виконт.
      Натаниел невольно вздохнул:
      – Ох, простите, я ухожу. Я действительно очень не вовремя.
      – Вы хотите, чтобы он сошел с ума? Сделайте что-нибудь. Ну… хотя бы напоите допьяна. Я пытался, но у меня ничего не получилось.
      Натаниел приблизился к столу и уселся на стул. Леклер сел на ближайшую софу. Данте взглянул на брата, затем повернулся к гостю:
      – Он не позволяет мне пойти наверх и все выяснить. Но я уверен, мне это по силам.
      – Я тоже так думаю, – кивнул Натаниел.
      – Это вы так помогаете мне, Найтридж? – пробормотал Леклер.
      – Я вынужден сидеть здесь в полном неведении, – пожаловался Данте.
      – Неправда, – заявил Хэмптон. – Пен и Лотта по очереди спускаются вниз и докладывают обо всем.
      – Только раз в час. И они не рассказывают ничего нового. Теперь, кажется, очередь Лотты. Когда она увидит Найтриджа, будет хоть какое-то развлечение, и это все же лучше, чем ожидание.
      Леклер и Хэмптон ухмыльнулись при мысли о том, что Шарлотта с Натаниелом вступят, по своему обыкновению, в словесную войну. Натаниел пожал плечами и заставил себя улыбнуться, хотя ему сделалось очень не по себе. Он нисколько не сомневался: увидев его, Шарлотта придет в ярость. Наверняка она истолкует его приезд как вмешательство в семейные дела.
      Решив хоть чем-то заняться, Натаниел занял место Хэмптона за шахматной доской, и ему удалось уговорить Данте продолжить партию.
      Минута проходила за минутой, но Натаниелу никак не удавалось придумать объяснение своему приезду. Наконец послышались женские шаги, и Данте, вздрогнув, уставился на дверь. Натаниел же мысленно молился о том, чтобы вестником оказалась Пенелопа.
      Когда дверь открылась, все мужчины поднялись на ноги. Причем Данте, сидевший у стола, поднялся так резко, что шахматы из-за его неловкого движения посыпались на пол.
      – Что нового, Лотта? – спросил Леклер.
      Натаниел мысленно застонал.
      Не обращая внимания на гостя, Шарлотта подошла к брату. Поцеловав его, она сообщила:
      – Не волнуйся, Данте. Повитуха говорит, что все в порядке, и доктор Уилер того же мнения. Это продлится еще какое-то время, но тебе не стоит волноваться, все будет хорошо.
      Данте, казалось, немного успокоился. Молча кивнув, он снова уселся на стул. Тут Шарлотта наконец взглянула на гостя:
      – Не ожидала увидеть вас здесь, мистер Найтридж.
      – Я был в соседнем графстве и решил заехать, – пробормотал Натаниел.
      – Надеюсь, ваше путешествие в Дарем прошло удачно, – сказала Шарлотта. Взглянув на брата, она добавила: – Мистер Найтридж отвез мальчика в школу. А Флер написала рекомендательное письмо.
      – Значит, все в порядке? – спросил Данте (Шарлотта рассказала ему про Гарри, не упомянув о шантаже со стороны Джона Финли).
      Натаниел принялся описывать положение дел в Дареме во всех подробностях, рассказал и о строительстве школы. Когда тема была исчерпана. Шарлотта сказала:
      – Прошу прощения, но я должна вернуться к Флер. Может, вы проводите меня до лестницы, мистер Найтридж?
      – Да, конечно, – кивнул Натаниел. Покидая комнату вместе с Шарлоттой, он ожидал самого худшего, ожидал вспышки гнева и обвинений в свой адрес.
      Но никаких обвинений не последовало. Прислонившись спиной к закрытой двери, Шарлотта прикрыла глаза, и из груди ее вырвался вздох; было очевидно, что она ужасно устала и едва стоит на ногах.
      – Вы нездоровы? – спросил Натаниел. – Позвольте мне позвать Леклера и…
      Шарлотта покачала головой:
      – Нет-нет, со мной все в порядке. – Открыв глаза, она продолжала: – Просто очень тяжело спускаться вниз час за часом, когда нет никаких утешительных новостей. Мы с Пен спускаемся по очереди и с ужасом ждем боя часов.
      Натаниел не знал, что сказать. Никогда еще не чувствовал он себя таким беспомощным.
      – Не сомневаюсь, что с миссис Дюклерк все будет хорошо. Ведь такое при родах случается, не так ли?
      Шарлотта направилась к лестнице. Натаниел шел с ней рядом. У нижней ступеньки она остановилась и вновь заговорила:
      – Флер все слабеет, но держится стойко. А Данте ужасно переживает. Смотреть на него просто невыносимо…
      – Мое вторжение невозможно извинить, миледи. Если вы рассердитесь, то будете правы. Конечно, не имеет смысла упрекать меня, но даже если вы так поступите, то я не стану защищаться.
      – Но я вовсе не сержусь на вас – напротив, я рада вашему приезду. Увидев вас, я сначала подумала, что это Леклер послал в Лондон за кем-нибудь из друзей. Однако из ваших слов следует, что вы прибыли сюда не по просьбе Леклера.
      – Да, вы правы. За мной не посылали.
      – Но я все-таки надеюсь, что вы останетесь, – сказала Шарлотта. – А когда все это… закончится, мы с вами подольше поговорим.
 
      – Как тебе удалось вынести это четыре раза? – пробормотал Данте.
      – Сам не понимаю. – Леклер не отрывал глаза от книги, с которой уселся на софу. Все остальные также делали вид, что заняты чтением.
      – С опытом становится легче?
      – Нисколько. – Леклер покачал головой.
      – Ох, черт побери…
      Уже несколько часов ни одна из женщин не появлялась, и мужчины, сидевшие в библиотеке, ужасно нервничали.
      – Прошло уже довольно много времени, – пробормотал Натаниел.
      – Не так уж много. – Виконт наконец-то оторвался от книги.
      Однако все прекрасно понимали, что для беспокойства есть основания. С тех пор как за Шарлоттой закрылась дверь, прошло четыре часа. Четыре часа тягостного ожидания.
      Натаниел мало знал Флер Монли, вышедшую замуж за Данте в прошлом году, но и он очень переживал за нее.
      Сделав очередной глоток бренди, Данте что-то пробормотал себе под нос и вдруг, размахнувшись, запустил книгой в стену. Леклер даже не взглянул на него.
      – Сколько же времени должно пройти, чтобы ты начал беспокоиться?
      Виконт пожал плечами:
      – В таких случаях время не имеет значения. Я попытаюсь не волноваться, пока для этого нет серьезных оснований.
      – А у тебя были когда-нибудь серьезные основания?
      Леклер медлил с ответом.
      – Да, пожалуй. С Эдмундом.
      – Не понимаю, почему нам нельзя подняться наверх! – в негодовании заявил Данте.
      – Никто ведь не заставляет нас оставаться здесь.
      – Но мне было сказано, что я не могу находиться рядом с ней.
      – Ты имеешь в виду в комнате, где происходят роды? У меня, например, нет желания идти туда. У Хэмптона и Найтриджа – тоже. Я прав, джентльмены?
      – Пойду только я, муж.
      – Вам это вряд ли удастся, – возразил Хэмптон. – Повитуха с доктором вас ни за что туда не пустят.
      – Он прав, Данте, – сказал Леклер. – Ведь миссис Браун уже несколько раз говорила, что мужья в таких случаях серьезная помеха. К тому же от нас якобы никакой пользы.
      – Черт побери, но если я плачу ей, то я могу иметь право голоса.
      – Ты так считаешь?
      – Разумеется.
      – Ты не совсем прав, Данте. Конечно, тебя постоянно должны информировать о происходящем, но не более того.
      – Так почему же они не информируют? Черт бы их всех побрал!
      – Найтридж, налейте ему еще бренди.
      Данте ударил кулаком по столу.
      – Я сейчас же поднимусь туда и выясню, что там происходит. С ними Уилер. Он пустит меня.
      Поднявшись на ноги, Данте вышел из библиотеки. Леклер вздохнул и повернулся к Натаниелу:
      – Найтридж, идите за ним, хорошо? Мое присутствие будет только раздражать его. Когда повитуха расправится с ним, принесите нам его останки.
      Данте перепрыгивал через две ступеньки, и Натаниел едва поспевал за ним. Приблизившись к комнате, где находилась Флер, оба остановились.
      В конце коридора сидел в кресле немолодой мужчина, читавший газету при свете лампы. Приветливо улыбнувшись, он снял очки и проговорил:
      – Хорошо, что вы пришли, Дюклерк. Поможете мне скоротать время.
      – Черт побери, что вы здесь делаете, Уилер?
      – Жду. – Доктор указал на газету: – Здесь пишут, что некоторые акции снова подскочили. Не исключено, что вы скоро разбогатеете и увеличите мой гонорар.
      – Не понимаю, почему я вообще должен платить вам, – проворчал Данте. – Я привез Флер в Леклер-Парк, чтобы вы наблюдали за ней. А вы только газеты читаете.
      – А больше делать нечего. Никому. Поэтому все убивают время как могут. Виконтесса, например, переписывает ноты, баронесса читает, а ваша жена вяжет носок из шерсти.
      В этот момент из-за двери донесся протяжный стон. Уилер улыбнулся:
      – Ничего страшного. Так и должно быть между схватками.
      – Значит, все в порядке? – спросил Натаниел, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал как утверждение.
      – Разумеется, – ответил доктор после некоторого колебания.
      За дверью снова застонали, на сей раз еще громче. Данте смертельно побледнел.
      – Что там происходит, Уилер?
      Улыбка Уилера померкла.
      – Видите ли, боли начались уже давно. К тому же она очень устала и потеряла много сил. Но не волнуйтесь, все будет хорошо, просто это продлится дольше, чем обычно. Так часто случается, когда рождается первый ребенок, и в таких случаях остается только ждать. – Доктор ненадолго умолк, затем добавил: – Но если ожидание затянется, то я пошлю за хирургом, и, возможно, мы воспользуемся инструментами.
      «То есть все не так уж хорошо, – подумал Натаниел. – Шарлотта несколько часов назад выразила такое же мнение».
      – Я войду, – решительно заявил Данте.
      – Дюклерк, не надо этого делать, – попросил Натаниел.
      – Это не будет приветствоваться. Там даже меня едва терпели, – сказал Уилер.
      – Все равно я войду, черт побери! – Данте повернул ручку двери и вошел.
      Натаниел заглянул в комнату через плечо молодого мужа.
      Бьянка, виконтесса Леклер, не переписывала ноты, она сидела возле Флер, обтирая влажным полотенцем ее лицо. Повитуха же уговаривала Флер тужиться, когда приходят боли. А роженица выглядела такой усталой, словно пробежала миль тридцать.
      Шарлотта сидела на другой стороне кровати, держа Флер за руку и что-то нашептывая ей на ухо. Как и все женщины, она была в фартуке поверх платья. Прежде чем дверь за Данте и Уилером закрылась, она подняла голову и увидела Натаниела. На мгновение их взгляды встретились. Он увидел страх в ее глазах, и сердце у него сжалось.
      Увидев Данте и доктора, женщины переглянулись, затем снова уставились на вошедших мужчин.
      – Данте, ты?.. – пробормотала Флер с изумлением.
      Повитуха нахмурилась и с угрожающим видом шагнула к молодому мужу.
      – Пусть он посмотрит на нее, – потребовала Шарлотта. – Ей тогда станет легче.
      Шарлотта ужасно устала и была напугана. Она видела, что повитуха волнуется, а в глазах Бьянки страх застыл еще много часов назад. Флер очень ослабела, и временами казалось, что она умирает, а в последние несколько часов ужасные предчувствия не покидали Шарлотту ни на минуту.
      Уилер жестом указал миссис Браун, чтобы та ретировалась. Бьянка также отошла в сторону. Данте медленно приблизился к кровати: он не сводил глаз е жены.
      – Наверное, тебе не следует находиться здесь, Данте. – Флер попыталась улыбнуться, но улыбка получилась безрадостной.
      – Я хотел увидеть тебя, дорогая.
      – Миссис Браун говорит, что ребенок должен скоро появиться. Надо только потерпеть…
      Данте вопросительно посмотрел на стоявших рядом женщин. Шарлотта утвердительно кивнула в ответ.
      Тут Флер снова застонала и попыталась приподняться. Шарлотта и Данте хотели помочь ей, но она тотчас же откинулась на спину.
      – Я ужасно слабая, – прошептала она.
      – После нескольких часов таких страданий даже Леклер ослабел бы, – пробормотала Шарлотта.
      – Может, помочь тебе, дорогая? – спросил Данте. – Я сяду и буду поддерживать тебя сзади. Возможно, так будет лучше.
      Миссис Браун запротестовала, но доктор Уилер тут же перебил ее.
      – Миссис Браун, пусть попробует, – сказал он. – Очень может быть, что это поможет. Не возражайте, пожалуйста.
      – Да, стоит попытаться, – согласилась Шарлотта.
      Повитуха медлила с ответом, но Данте не стал дожидаться ее разрешения. Он помог Флер приподняться и уселся на постель позади нее. Она откинулась ему на грудь, и тотчас же началась новая волна схваток.
      Лицо роженицы исказилось от боли, и из горла ее вырвался крик. Шарлотта в ужасе замерла, а Данте прошептал:
      – Дорогая, помогает?
      – Помогает уже то, что ты рядом. Но и я старалась изо всех сил.
      Шагнув к кровати, Уилер потрогал живот роженицы, а миссис Браун заглянула под простыню, прикрывавшую согнутые ноги Флер. Затем повитуха с доктором обменялись взглядами, и миссис Браун сказала:
      – Вы можете остаться, мистер Дюклерк.
      Данте поддерживал Флер сзади, когда схватки возобновились. Шарлотта же отошла от кровати. Теперь, когда появился Данте, ее помощь уже не требовалась.
      Перерывы между схватками сокращались, и миссис Браун то и дело заглядывала под простыню. Уилер же молча наблюдал за ней.
      Бьянка в очередной раз вытерла лицо Флер влажным полотенцем. Взглянув на Данте, сказала:
      – Теперь уже скоро.
      Флер чувствовала, что мучения скоро закончатся, и это придавало ей сил – теперь в ее криках уже не было отчаяния. Шарлотта же мысленно молилась о том, чтобы все закончилось побыстрее и без осложнений.
      Наконец Уилер объявил, что ребенок выходит. Несколько секунд спустя Флер закричала в последний раз и откинулась на спину.
      Миссис Браун откинула простыню и громко объявила:
      – Мальчик!
      Из груди Шарлотты вырвался вдох облегчения. Потом она вдруг покачнулась и наверняка упала бы, если бы Пен ее не поддержала. На глаза ее навернулись слезы, и она словно сквозь туман наблюдала, как мыли и пеленали ребенка.
      Флер же лежала в объятиях Данте. Какое-то время молодые родители смотрели на младенца, затем взглянули друг на друга. Выражение, появившееся на их лицах, ошеломило Шарлотту. Было очевидно: любовь переполняла этих двоих. Разумеется, она и раньше знала, что Данте и Флер любят друг друга, но только теперь она постигла всю глубину их чувств. Прежде Шарлотте даже в голову не приходило, что люди могут быть способны на такую любовь. Во всяком случае, ничего подобного она никогда еще не видела.
      И тут словно что-то надломилось в ее душе. Слезы потоками струились по ее щекам, плечи сотрясались от рыданий, и она ничего не могла с этим поделать.
      Выплакавшись, Шарлотта затихла в объятиях Пен. Она стыдилась своих слез, знала, что плакала не только от счастья и облегчения, но и от зависти.

      Услышав рыдания за дверью, Натаниел в страхе замер. Он был абсолютно уверен: произошло именно то, чего больше всего опасались.
      «Похоже, мне самое время уезжать, – подумал он. – Сейчас мое присутствие будет совершенно неуместным».
      Натаниел уже сделал несколько шагов к лестнице, но тут дверь распахнулась и в коридор вышли Пенелопа с Шарлоттой. Причем Пен обнимала сестру, поддерживая ее, а та всхлипывала и вздыхала.
      Закрыв дверь, Пенелопа вопросительно взглянула на Натаниела, и тот понял, что должен что-то сказать.
      – Поверьте, я искренне вам сочувствую… – пробормотал он.
      – Все в порядке, уверяю вас, – ответила Пен. – Да, все замечательно. Родился мальчик, и, судя по всему, с Флер тоже все будет в порядке.
      Шарлотта снова всхлипнула, уткнувшись в плечо сестры, Пенелопа погладила ее по волосам.
      – Просто она очень устала. – Пен взглянула на Натаниела. – Она здесь с самого начала. Сказалось нервное напряжение, вот и все.
      Натаниел перевел взгляд на Шарлотту, но та словно не замечала его присутствия.
      – Мистер Найтридж, не могли бы вы побыть с ней? – спросила Пенелопа. – Мне нужно пойти вниз и сообщить обо всем Леклеру и Джулиану. Ведь они, наверное, услышали эти рыдания и подумали…
      – Да, разумеется, я побуду с ней. Мне следовало самому это предложить, но я не решился.
      – Благодарю вас, мистер Найтридж, – сказала Пенелопа. – Не беспокойтесь, я скоро вернусь. – Она кивнула сестре и поспешила к лестнице.
      Натаниел шагнул к Шарлотте и осторожно обнял ее. Она снова всхлипнула и прижалась к его груди. «Какая она хрупкая и слабая, – промелькнуло у него. – Но почему же она плачет? Что с ней?..»
      Действительно, трудно было представить, что решительная и самоуверенная леди Марденфорд может плакать по какой-либо причине. Да и плакала она… как-то странно. Во всяком случае, он никогда не видел, чтобы женщины так плакали.
      Прошло несколько минут, и Шарлотта начала успокаиваться. Внезапно она чуть отстранилась и взглянула на него с удивлением. Казалось, она только сейчас поняла, кто ее обнимает.
      – Пойдемте… Надо, чтобы вы присели. – Натаниел взял Шарлотту под руку и повел к креслу, где раньше сидел доктор Уиллер.
      Усевшись, Шарлотта достала из кармашка передника носовой платок и утерла слезы. Сделав несколько глубоких вдохов, пробормотала:
      – Ах, Пенелопе не следовало навязывать вам меня.
      – Но я вовсе не возражаю, – сказал Натаниел. – Поверьте, я испытал огромное облегчение, узнав, что причиной ваших слез было не то, чего все так боялись.
      Шарлотта тихонько вздохнула и потупилась. Натаниел опустился перед креслом на одно колено.
      – Может, позвать вашу служанку? – спросил он. – Возможно, вам следует отдохнуть в своей комнате?
      Шарлотта отрицательно покачала головой:
      – Нет-нет, не стоит. Хотя я действительно устала. – По-прежнему глядя на свои руки, комкавшие платок, она продолжала: – А расплакалась я просто потому, что… А я не очень-то понимаю, что именно вызвало эти слезы. Наверное, я расплакалась от радости. Правда, возникло еще какое-то чувство… Но мне не хочется об этом думать, даже немного стыдно об этом вспоминать.
      Натаниел накрыл ладонью ее руки.
      – Вам нечего стыдиться, и ваши слезы – совершенно естественная реакция.
      Снова вздохнув, Шарлотта подняла голову. Их взгляды встретились, и Натаниела тотчас же вновь пронзило уже знакомое ощущение: ему опять почудилось, что эти глаза смотрели на него сквозь прорези маски на вечеринке у Линдейла. Да-да, именно они – теперь в этом уже не могло быть сомнений.
      Внезапно со стороны лестницы послышались радостные голоса. Поспешно выпрямившись, Натаниел обернулся и увидел Леклера, Хэмптона и Пенелопу, появившихся в коридоре. Пен подошла к сестре и. окинув ее оценивающим взглядом, проговорила:
      – Похоже, ты пришла в себя. Пойдем с нами, дорогая. Мы хотим посмотреть младенца.
      – Боюсь, я не смогу войти туда. – Шарлотта покачала головой. – И если я опять устрою там сцену, то это может плохо отразиться на ребенке. Думаю, мне лучше выйти из дома ненадолго. Сейчас не слишком холодно, а мне нужно подышать свежим воздухом.
      – А мне давно пора с вами распрощаться, – заметил Натаниел. – Мое вторжение оказалось слишком продолжительным.
      – Но вы не можете покинуть нас сейчас, – возразила Пенелопа. – Уже давно стемнело. Я приказала домоправительнице приготовить для вас комнату.
      – Да, вы должны остаться, – поддержала сестру Шарлотта. – Вы ведь еще не рассказали мне о вашей поездке в Дарем. Так что потом поговорим, хорошо?
      Поднявшись с кресла, Шарлотта направилась к лестнице, ведущей в верхний этаж. Натаниел смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Он понимал, что придется рассказать Шарлотте о своем последнем разговоре с мальчиком, хотя рассказывать очень не хотелось.
      Леклер, говоривший о чем-то с женой и миссис Браун у двери спальни, обернулся к Натаниелу:
      – Найтридж, зайдешь с нами на минутку? Или тебя не интересуют младенцы?
      Натаниел пожал плечами:
      – Полагаю, я был бы там лишний Мне лучше спуститься вниз.
      – О чем ты, Найтридж? Ведь все мы считаем тебя нашим добрым другом. Думаю, ты должен взглянуть на младенца и поздравить Данте. Пойдем же.
      Немного помедлив, Натаниел подошел к открытой двери и заглянул в комнату через плечо Хэмптона.
      Флер, лежавшая под белоснежной простыней, мирно спала, и ее длинные волосы разметались по подушке. Данте же сидел на краю постели, держа в руках маленький сверток. Он держал его под углом – чтобы всем вошедшим было видно розовое личико младенца. Однако Данте не смотрел на них. Его взгляд был устремлен на жену.
      Глядя на счастливое семейство, Натаниел чувствовал, что у него что-то сжимается в груди. Теперь он понял, почему Шарлотта так расчувствовалась. Никто не смог бы остаться равнодушным, увидев этих молодых родителей.
      Но вместе с радостью он испытывал и какую-то странную тоску, словно в душе его образовалась пустота. Уже покидая спальню роженицы, Натаниел понял, откуда эта тоска. Увы, он был лишен той любви и того счастья, которое обрели молодые супруги. «А может, и Шарлотта испытывала те же чувства?» – спрашивал он себя, шагая по коридору.
 
      Свежий и бодрящий воздух был особенно приятен после долгих часов, проведенных в комнате Флер. Дыша полной грудью, Шарлотта медленно шла к каменной стене, ограждавшей сад Леклер-Парка.
      Она надеялась, что Натаниел присоединится к ней, хотя и подозревала, что они вновь вступят в спор.
      Но почему же он приехал сюда? Может, с Гарри что-то случилось? Если так, то, должно быть, случилось что-то очень неприятное, иначе Натаниел не приехал бы.
      А может быть, он приехал вовсе не из-за мальчика? Как бы то ни было, она с удовольствием поспорила бы сейчас с ним. Возможно, это отвлекло бы ее от размышлений о том, что произошло в комнате Флер.
      Совсем недавно Шарлотта наконец-то примирилась с мыслью о том, что останется бездетной, однако рождение этого ребенка разбередило старую рану. Возможно, причина не в ней, а в плохом здоровье Филиппа – так многие и считали, но все-таки она допускала, что бесплодие будет преследовать ее и в новом замужестве, если она решится выйти замуж во второй раз. До сегодняшнего дня ей казалось, что она сумеет смириться с этим, – и наверняка смирилась бы. Да, ее вывел из равновесия вовсе не первенец Флер, так как Амброуз в каком-то смысле заменял ей сына. Следовательно, чувство зависти возникло не из-за младенца. Скорее всего, ее поразило то открытие, что она сделала, наблюдая за братом и Флер. Она вдруг поняла, что такое настоящая любовь.
      Прежде Шарлотта была уверена, что они с Филиппом любили друг друга. Конечно, она понимала, что их любовь нельзя было назвать огненной страстью, но ей всегда казалось, что страсть опасна и не приведет к добру, поэтому жизнь с Филиппом вполне ее удовлетворяла.
      А теперь она поняла, что они с Филиппом никогда не любили друг друга. И он никогда, далее в самые интимные минуты, не смотрел на нее так, как Данте сегодня – на Флер.
      Возможно, они с Филиппом все-таки любили друг друга, но их любовь была основана на привязанности и взаимном уважении, не более того. Наверное, они просто не могли полюбить по-настоящему, потому что им это не было дано – ни ему, ни ей.
      Тяжело вздохнув, Шарлотта повернулась и зашагала обратно к дому. Ее охватило щемящее чувство утраты. Теперь стало ясно: их жизнь с Филиппом была совсем не такой, какой она прежде ей представлялась.
      Ах, зачем она об этом думает? Подобные мысли заставляют ее чувствовать себя старой… и ужасно глупой.
      – О чем вы задумались?
      Шарлотта вздрогнула и подняла голову. Около дома стоял Натаниел – на фоне льющегося из окна гостиной света четко вырисовывалась высокая стройная фигура.
      – Да, действительно задумалась, – ответила Шарлотта. – Странно, что такое заурядное событие, как рождение ребенка, может так взволновать.
      – Да, событие действительно заурядное, но в то же время исключительно важное и значительное. Неудивительно, что вы раздумываете об этом.
      – Ах, стыдно признаться, но я размышляла вовсе не о радостном событии – не о рождении племянника. Я думала… о самой себе, о своей собственной жизни.
      – Может, оставить вас наедине с вашими мыслями? Или же, напротив, вы хотели бы отвлечься от них?
      – Я предпочла бы отвлечься.
      Она шагнула в его сторону, и Натаниел пошел ей навстречу. Он приблизился к ней почти вплотную, и Шарлотте вдруг показалось, что они стали ближе друг другу – словно то, что происходило в комнате Флер, снесло последнюю преграду между ними.
      Он поднял руку и коснулся кончиками пальцев ее плеча.
      – Вам не холодно в этой накидке?
      – Нет, не холодно. – Шарлотта покачала головой. «Во всяком случае, не настолько, чтобы возвращаться в дом», – добавила она мысленно. – Мистер Найтридж, может, пройдемся по саду? Леклер наверняка захочет отметить это событие, а я пока не готова увидеться с ним.
      – Луна светит очень слабо. Вы можете споткнуться.
      – Нет-нет, я прекрасно знаю тропинку, по которой мы пойдем. Еще девочкой я часто гуляла по ней одна. – Тропа звала ее сегодня ночью. Ей казалось, что она сможет обрести ту детскую храбрость и искренность, если снова пройдется по ней.
      Они отошли от дома и побрели по саду. Затем пересекли широкую поляну и зашагали но другой тропинке, ближайшей к лесу.
      На черном бархате неба ярко светили звезды, и казалось, что тепло, исходившее от Натаниела, согревало ее. Согревало, но не успокаивало. Более того, с каждой минутой Шарлотта все сильнее волновалась. Впрочем, так всегда бывало, когда Натаниел оказывался рядом. Это волнение очень раздражало ее, потому что в таком состоянии она не могла контролировать себя. Возможно, именно поэтому она постоянно вступала в спор с Натаниелом, о чем бы они ни разговаривали.
      Стараясь как-то отвлечься, он спросила:
      – Вы приехали из Лондона, чтобы что-то сообщить мне?
      – Да, именно по этой причине.
      – Ваши новости, должно быть, очень важные, не так ли?
      – Так мне казалось вчера, но сегодня все кажется незначительным.
      Шарлотта вопросительно взглянула на собеседника. Неужели важные новости могли за один день превратиться в незначительные? Натаниел молчал, и она вновь заговорила:
      – Поскольку вы проделали такой долгий путь, вам лучше рассказать мне обо всем. Ведь вы обещали развлекать меня, помните?
      – Что ж, если вы настаиваете, я расскажу все. Но сначала…
      Он привлек ее к себе и заключил в объятия. А его поцелуй заставил ее затрепетать. По телу её словно прокатилась горячая волна, и Шарлотта почувствовала, как гулко застучало сердце у нее в груди.
      Натаниел же отстранился на мгновение, а затем принялся покрывать поцелуями ее шею. Поцелуи эти все сильнее возбуждали Шарлотту, и в какой-то момент она со стоном прижалась к нему и обвила руками его шею.
      – Мне бы хотелось, чтобы сейчас было лето, – прошептал он ей в ухо. – Или чтобы мы оказались в Лондоне, а не в доме вашего брата.
      Он снова впился поцелуем в ее губы, и Шарлотта окончательно потеряла голову. «Зачем нам лето? – промелькнуло у нее. – Мы могли бы сейчас пойти в лес и…»
      Он внезапно прервал поцелуй и, чуть приподняв ее подбородок, заглянул ей в глаза – причем смотрел так пристально, будто действительно мог что-то в них прочитать.
      – Нам надо многое обсудить, Шарлотта, и моя поездка в Дарем. – лишь одна из тем.
      Шарлотта не была уверена, что ей хочется что-либо обсуждать. Во всяком случае, не сейчас. Сейчас ей хотелось совсем другого…
      Но если уж Натаниел заговорил о делах, то у нее просто не было выбора.
      – Да, конечно, – кивнула Шарлотта. – Я готова вас выслушать.
      Натаниел взял ее под руку, и они повернули к дому. Какое-то время он молчал, собираясь с мыслями, наконец заговорил:
      – Видите ли, Гарри рассказал мне свою историю. Некоторые детали я узнал еще по пути в Дарем, но перед моим отъездом он рассказал мне еще кое-что.
      Шарлотта невольно вздохнула. Она вдруг поняла, что боялась именно этого, хотя даже не подозревала, что мог рассказать мальчик.
      – Так что же вам удалось узнать?
      – К Марденфорду это не имеет отношения.
      Они приближались к освещенным окнам, и с каждым шагом свет становился все ярче.
      – Мальчик помнит, что жил в рыбачьей деревне на побережье, – продолжал Натаниел. – Помнит, что жил с матерью, и помнит, как они с ней отправились в Лондон. Боюсь, он стал свидетелем ее самоубийства.
      При последних словах Натаниела Шарлотта чуть не вскрикнула. Бедный ребенок! Уж она-то прекрасно понимала, что этому мальчику пришлось пережить. Когда ее старший брат совершил самоубийство, она была ненамного старше Гарри. И даже сейчас, много лет спустя, она постоянно вспоминала о той трагедии.
      – Полагаете, он понял, что это было именно самоубийство? Как это произошло?
      – Гарри называет это «несчастным случаем», но думаю, он просто успокаивает себя. Какое-то время он прожил с матерью в Лондоне. И вот как-то раз она надела свое лучшее платье и повела его к Темзе. Она оставила его на ближайшей от реки улице и велела ждать ее возвращения. Гарри говорит, что ждал очень долго. А потом со стороны реки донеслись крики, и все проходившие мимо люди бросились туда. Мальчик последовал за толпой и увидел, как тело матери вытаскивали из воды.
      – Господи, бедный ребенок!
      – Насмерть перепуганный, он убежал с пристани и заблудился в огромном городе. Его нашел Финли. И знаете, Гарри долго не хотел говорить, что видел тело матери. А после того как все же рассказал об этом, горько заплакал
      Шарлотта отчетливо представила себе эту картину – и представила Натаниела, прижимавшего к себе плакавшего мальчика и утешавшего его. И она нисколько не сомневалась, что между ним и Гарри возникло взаимопонимание.
      – Как давно это случилось?
      – Я подсчитал, что с Финли он прожил… по меньшей мере четыре года. Ему кажется, что его мать звали Белла, хотя он никогда не называл ее по имени. Он думает, что она звала его Гарри, так что, скорее всего это его настоящее имя.
      – И что же вы теперь собираетесь делать?
      Натаниел пристально посмотрел на собеседницу:
      – А что, по-вашему, я должен сделать?
      Она и сама не знала. Нет, неправда. Она знала. Ей хотелось, чтобы он снова поцеловал ее и хотя бы на время забыл о существовании Гарри. Но лучше, если он вообще о нем забудет – забудет о том, что встретил этого мальчика. Разумеется, она искренне сочувствовала Гарри и переживала за него, однако…
      «Ах, какая же я эгоистичная! – мысленно воскликнула Шарлотта. – А ведь я всегда выступала защитницей бедных и. обездоленных и. всегда поддерживала все благотворительные начинания».
      Шарлотта в смущении молчала. Он прекрасно понимала, почему так относилась к мальчику. По ее мнению, Гарри представлял опасность – вернее, опасность представляли расследования Натаниела. Конечно же, она была рада, что мальчик нашел покровителя, но лучше бы этим покровителем стал кто-нибудь другой, кто угодно, только не Натаниел Найтридж.
      И вот теперь он спрашивал, что ему делать. Может, потребовать, чтобы он прекратил своё расследование? Похоже, он действительно готов отказаться от дальнейших действий, если она того потребует. Да-да, конечно. Иначе он не задал бы этот вопрос.
      Шарлотта медлила с ответом. Очень уж велик был соблазн положить конец этому делу, оградить Марденфорда и малыша Амброуза от возможных неприятностей. Но пожертвовать ради этого другим ребенком, пожертвовать ребенком, потерявшим мать… Нет, она не могла так поступить, пусть даже ее сердце кричало, что это необходимо,
      – Думаю, вам ни к чему знать, чего бы мне хотелось, – ответила Шарлотта уклончиво. – Вы должны делать то, что считаете правильным. Для честного человека это единственный путь, не правда ли?
      Натаниел вздохнул с облегчением. Именно такой ответ ему хотелось услышать. Откашлявшись, он заговорил:
      – Так вот, из его рассказа я понял, где находилась эта прибрежная деревушка. Полагаю, что это не так уж далеко отсюда. Он сказал, что путешествие в Лондон было не очень долгим, а его воспоминания о больших кораблях, проплывавших мимо берега, были чрезвычайно яркими. И еще Гарри говорил о пожилой женщине, с которой они жили, возможно, снимали у нее комнату.
      – Вы намерены разыскать эту деревню и эту женщину?
      – Я думал об этом. Возможно, она что-то знает о семье мальчика. А он ведь так одинок… Да, одинок, и даже мистер Авлон не сможет заменить ему близких. Было бы очень хорошо, если бы удалось найти хоть кого-нибудь из его родственников.
      – И вы думаете, что родственники – это семья Марденфорда?
      В ожидании ответа Шарлотта затаила дыхание. Ведь от этого ответа сейчас зависело очень многое.
      – Думаю, это маловероятно. – Натаниел старался не смотреть в глаза собеседницы. – Видите ли, в этой истории есть грустная предсказуемость. Бедная женщина едет в Лондон в надежде улучшить свою жизнь, но оказывается раздавленной трудностями большого города. Она впадает в отчаяние и кончает жизнь самоубийством. Не исключено, что Финли, нашедший мальчика, придумал всю эту историю в целях шантажа.
      Шарлотта понимала, что Натаниел лукавит, пытаясь ее успокоить. Но она хотела услышать прямой и откровенный ответ.
      – Вы хотите убедить меня в том, что скандала можно избежать, не так ли? Но как вы думаете, по какой причине Марденфорд попал в поле зрения Финли?
      Натаниел со вздохом пожал плечами:
      – Возможно, и были какие-то причины, но Гарри ничего мне о них не сообщил. Поверьте, я хочу только одного – найти родственников мальчика. И я не думаю, что его родственниками окажутся люди, о которых я говорил вначале.
      – А если все-таки не ошибаетесь?
      Натаниел промолчал, но в данной ситуации и молчание было ответом.
      – Когда же вы намереваетесь посетить эти деревни?
      – Скоро.
      – Если вы найдете ту пожилую женщину, расскажите мне о ней.
      – Да, конечно. Я сразу же сообщу. Но если вы хотите побыстрее обо всем узнать, то вам следует там присутствовать. Полагаю, будет лучше, если вы отправитесь вместе со мной.
      – Вы действительно так считаете, сэр?
      – Да, миледи.
      Конечно же, Шарлотта понимала, что Натаниел не станет лгать ей, но все-таки ей хотелось присутствовать при разговоре с этой женщиной – если, конечно, ее удастся найти.
      – И еще… – Натаниел едва заметно улыбнулся. – Если вы присоединитесь ко мне, мы могли бы взять с собой ваши петиции. Мы даже могли бы устраивать по пути встречи и собрания, и вы рассказывали бы о своих планах. Организовать несколько таких встреч будет не сложно.
      – Мистер Найтридж, вы таким образом пытаетесь уговорить меня? Хотите, чтобы я сопровождала вас?
      – Я просто указываю, что подобная поездка была бы полезной для вас.
      – Признаюсь, мне будет приятно увидеть, что вы оказались не правы в отношении Марденфорда.
      – Моя единственная цель – доставить вам удовольствие, миледи.
      В этот момент они подошли к террасе и ненадолго умолкли. Потом Натаниел вновь заговорил:
      – Так как же, согласны?
      – И все-таки я не понимаю, почему вы пытаетесь уговорить меня на эту поездку, мистер Найтридж.
      Он подвел Шарлотту к ступеням террасы.
      – Поверьте, ваша репутация нисколько не пострадает. Или вы чего-то боитесь? Чего же именно?
      – Я совершенно ничего не боюсь. – Шарлотта решительно покачала головой. – И конечно же, я возьму с собой в поездку горничную.
      Приблизившись к двери гостиной, они услышали громкий смех и веселые голоса: все семейство уже сидело за праздничным столом.
      Уже открывая дверь, Натаниел наклонился к Шарлотте и вполголоса проговорил:
      – Должен заметить, леди Марденфорд, что вы сами не очень-то заботитесь о своей репутации. Я имею в виду ваши прошлые оплошности.
      Увидев вошедших, Леклер приблизился к ним с двумя бокалами шампанского в руках.
      Протягивая руку за бокалом, Шарлотта прошептала:
      – Не представляю, что вы имеете в виду, мистер Найтридж.
      – Не представляете? – Он тоже принял бокал с шампанским и, склонившись к ее уху, тихо сказал: – Я говорю о вашем присутствии на вечере у Линдейла. Я ведь уже говорил, что нам с вами надо многое обсудить.
      Шарлотта вздрогнула от неожиданности и, поперхнувшись шампанским, залила фрак стоявшего рядом Леклера.

      Собрание проходило не совсем гладко, но в этом не было ничего удивительного. Натаниел с. самого начала предвидел нечто подобное – едва лишь окинул взглядом зал, где собрались горожане, желавшие послушать его спутницу.
      Впрочем, далеко не все из присутствующих действительно хотели слушать; на многих лицах словно было написано: «Мы пришли сюда вовсе не для того, чтобы выслушивать вашу болтовню. Мы пришли, чтобы возражать и опровергать – что бы нам ни сказали». Натаниел часто видел подобных людей в зале суда, среди присяжных, поэтому ему не составило труда отыскать таких и в этом зале. Сейчас он сидел в углу, неподалеку от Шарлотты, сидел и выжидал.
      А выступала Шарлотта замечательно. Если бы ее постоянно не перебивали, ее речь имела бы огромный успех.
      Натаниелу хотелось, чтобы все поскорее закончилось – тогда он мог бы поговорить с ней наедине о том, что давно назрело.
      Он увидел, что Шарлотта, нахмурившись, взглянула на мужчину в первом ряду – тот старался поддеть ее, когда она закончила свою речь. Этот полноватый торговец с редкими волосами и высоким накрахмаленным воротничком принялся покачивать головой, как только она начала свое выступление; теперь же он с явной издевкой в голосе восклицал «Господи!» и «О Боже!»
      – Англичане – законопослушные люди! – громко заявила Шарлотта, пытаясь перекрыть шум в зале. – Но мы требуем, чтобы наше правительство наконец-то занялось этим делом. Да, давно уже пора заняться бракоразводными процессами. Следует разработать законы, позволяющие расторгать брачные союзы, когда жестокость супруга или, например, адюльтер неопровержимо доказаны. И женщины должны сохранять право на своих детей, когда им будет предоставлена независимость.
      – Жестокость? – с усмешкой произнес толстый торговец. – Вести благополучную жизнь, пока мужчина напряженно работает, – это вовсе не кажется мне жестокостью. – Он толкнул локтем своего соседа справа, тот энергично закивал в знак согласия, и оба рассмеялись.
      Шарлотта залилась краской, однако сдержалась. Торговец же, снова усмехнувшись, заявил:
      – Я считаю, что необходим совсем другой закон. Надо заставить всех вдов вторично выходить замуж. Тогда миссис Дарби, – он взглянул на одну из местных сторонниц Шарлотты, – не причиняла бы беспокойства всем здравомыслящим людям.
      – Вы неотесанный болван, Джордж Тейлор! – прокричала худенькая миссис Дарби, сидевшая в дальнем конце зала. – Вы всегда были таким, и с годами не поумнели. И вам прекрасно известно, что подпись моего мужа тоже стояла бы в этой петиции, если бы он был жив.
      – Значит, ваш муж не являлся настоящим главой семьи, миссис Дарби, – возразил Тейлор.
      Снова раздался смех, а сосед мистера Тейлора громко проговорил-
      – Конечно, не являлся! Всем, известно, что он потакал любым капризам своей супруги. Так что Дарби наверняка подписался бы первым.
      Послышались оскорбления в адрес миссис Дарби. Она тотчас вскочила на ноги, но сидевшие рядом подруги удержали ее и уговорили снова сесть на свое место. Эти приятельницы, по мнению Натаниела, были слишком уж осмотрительны. Тейлор был непростительно груб и заслуживал хорошей трепки.
      Шарлотта молчала, но рука ее все крепче сжимала ручку зонтика, с которым она никогда не расставалась.
      Внезапно из середины зала раздался женский голос:
      – Если облегчить процедуру развода, мужчины обязательно этим воспользуются, как только им на глаза попадется какая-нибудь молоденькая красотка.
      Многие из женщин утвердительно закивали.
      – Все будет не так просто, – возразила Шарлотта. – Сохранится необходимость в доказательствах, и в гражданских судах будет рассматриваться обоснованность развода.
      – О да, – вздохнул торговец. – Например, можно будет сказать: «Он не купил мне новую шляпку в этом году, ваша честь. Вот какой он жестокий…» – Толстяк скорчил гримасу, изображая плачущую женщину.
      – Не слушайте его! – закричала женщина средних лет. – Говорят, Тейлор содержит женщину в Льюисе и у нее от него двое детей.
      Мистер Тейлор обернулся и окинул даму презрительным взглядом.
      – То, что вы сказали – самая настоящая клевета. А вот у вашего мужа имеется любовница, и весь город об этом знает.
      В зале еще громче засмеялись. Шарлотта со вздохом взглянула на своего спутника. Теперь уже было очевидно, что большинство собравшихся забыли о теме дискуссии и воспринимают эту встречу как забавное представление.
      Сделав над собой усилие, Шарлотта прокричала
      – Но поймите же, всякого рода свидетельства…
      – Это должно оставаться в компетенции церкви, – перебил худощавый мужчина. – Тех, кого соединил Господь, не может разлучить ни один судья.
      – Выходит, Господь соединяет не слишком крепко! Иначе старина Джордж не отправлялся бы время от времени в Льюис! – раздался чей-то веселый голос.
      Тут уже рассмеялись все присутствовавшие, и даже миссис Дарби и ее подруги не удержались от улыбки. А потом некоторые из горожан начали рассказывать весьма скандальные истории друг о друге.
      Шарлотта вновь попыталась привлечь внимание собравшихся, но на нее уже не обращали внимания – казалось, все забыли и о ней, и о ее петиции.
      Шарлотта беспомощно развела руками и в очередной раз покосилась на Натаниела. Разумеется, она и раньше понимала, что затронутая ею тема способна взволновать слушателей и вызвать весьма эмоциональную реакцию, однако такого поворота она никак не ожидала.
      Положение становилось безвыходным, а Джордж Тейлор все больше горячился: энергично жестикулируя, он обзывал женщин «гарпиями, пиявками и распутницами». Шарлотта с самого начала определила его как смутьяна, и она не ошиблась: именно этот человек постоянно ее перебивал, и только из-за него все срывалось.
      – Не мешало бы проучить его как следует, – вполголоса пробормотала Шарлотта.
      И тут она заметила, что Натаниел поднялся со своего места. И тотчас же многие из собравшихся – причем только женщины – повернули головы; дамы разглядывали его с величайшим интересом, и лица их расплывались в глуповатых улыбках.
      Не замечая женщин, глазевших на него безо всякого стеснения, Натаниел вышел вперед, и мужчины также его заметили. Медленно приблизившись к мистеру Тейлору, он посмотрел на него сверху вниз тяжелым взглядом, и взгляд этот был слишком уж красноречив – нельзя было ошибиться относительно его намерений.
      Все тотчас же смолкли. Воцарилось тягостное молчание.
      Тейлор тоже молчал, хотя и пытался придать себе независимый вид.
      – Скажите, сэр, у вас есть сестра, которую вы любите? – спросил Натаниел. Он говорил негромко, но в тишине зала все прекрасно его слышали.
      Тейлор только кивнул в ответ.
      – Тогда представьте, что ваша сестра оказалась в зависимости от мужа, но у нее нет состоятельного брата, чтобы обратиться к нему в случае нужды. И представьте, что муж бьет ее и издевается над ней. Как бы вы поступили в такой ситуации?
      Полное лицо мистера Тейлора побагровело, но он по-прежнему молчал.
      – Разве вы не захотели бы, чтобы она оказалась под защитой закона? – продолжал Натаниел. – Неужели вы захотели бы, чтобы она страдала так, как никогда не страдают мужчины? – Он указал на Шарлотту: – Выступавшая перед вами леди Марденфорд видела много такого, что вам и не снилось, сэр. Господь благословил ее хорошим мужем и безбедной жизнью, но она знает, что не всем повезло так же, как ей. Поверьте, она ведет эту борьбу не ради себя, а ради женщин, нуждающихся в защите и страдающих из-за отсутствия соответствующих законов.
      Мистер Тейлор так ничего и не ответил, и Натаниел, оставив его наконец в покое, стал обращаться ко всей аудитории. Люди не сводили с него глаз и слушали затаив дыхание.
      Натаниел Найтридж был прекрасным оратором, и это давало ему существенное преимущество в суде, когда ему удавалось привлечь на свою сторону судей и большинство присяжных. То же самое произошло и сейчас: многие мужчины и все до единой женщины пришли к выводу, что петиция Шарлотты заслуживает их внимания и что они непременно должны под ней подписаться.
      Шарлотта же в изумлении наблюдала за происходящим. Она прекрасно знала все, о чем говорил Натаниел, ведь именно она ему эти сведения и сообщила. Однако в его устах все это звучало как нечто совершенно новое и чрезвычайно важное.
      Закончив свою речь, Натаниел улыбнулся по-мальчишески и, пожав плечами, указал на петицию, давно уже лежавшую на столе.
      Шарлотта увидела, как мужчины и женщины по очереди подходят к столу, чтобы поставить свои подписи.
      – Вы были великолепны, – сказала она, когда Натаниел приблизился к ней. – Огромное вам спасибо. Ваше ораторское искусство спасло положение.
      Натаниел снова улыбнулся:
      – Я просто сделал короткое резюме, то есть закончил вашу блестящую речь. – Взглянув на карманные часы, он добавил: – Думаю, нам лучше выйти ненадолго. Полагаю, теперь миссис Дарби сумеет сама обо всем позаботиться.
      Шарлотта кивнула:
      – Да, конечно. Пожалуй, я немного пройдусь и зайду в церковь. Миссис Дарби говорит, что там прелестный сад.
      – Разрешите сопровождать вас.
      Не дожидаясь ответа Шарлотты, Натаниел взял ее под руку и вывел на улицу. Они зашагали по брусчатке главной улицы Нью-Шорема, ориентируясь на шпиль вдалеке. День был солнечный, почти безветренный, и прогулка оказалась весьма приятной.
      – Как вы доехали сюда? – спросил Натаниел.
      – Все было замечательно. Доехали без происшествий.
      За целый день им впервые выпала возможность поговорить наедине. Натаниел приехал сегодня утром из Лондона, а Шарлотта вместе с камеристкой прибыла накануне в собственном экипаже.
      Эту поездку к побережью Суссекса организовал Натаниел и сообщил Шарлотте об этом по почте из Лондона. Он наметил маршрут поездки и составил список рыбацких деревушек и городков, которые им следовало посетить. Более того, он освободил Шарлотту от всех забот, собственноручно подготовив петиции для подписей.
      А Натаниел замечательно все устроил, так что она могла остаться в Леклер-Парке и провести несколько дней с сестрой и братом; ей также хотелось убедиться, что с Флер все в порядке и что она набирается сил после родов.
      Но все то время, что Шарлотта провела в Леклер-Парке, она непрестанно думала о Натаниеле. Ожидая же его приезда, она ужасно нервничала, так как нисколько не сомневалась в том, что он снова заговорит о ее поведении на вечеринке у Линдейла, может быть, не сразу заговорит, но непременно вспомнит об этом во время их совместного путешествия. А что ей сказать в свое оправдание? Увы, ей нечего было сказать.
      Шагая рядом с ней по улице, мимо небольших магазинчиков и закусочных, Натаниел в основном помалкивал, однако Шарлотта то и дело замечала, что он бросал на нее иронические взгляды, и она от этого ужасно смущалась и чувствовала, как щеки ее заливаются краской; ей казалось, что он вот-вот заговорит о вечеринке – ведь точно так же он смотрел на нее в Леклер-Парке, когда вдруг сказал об этом… Такое же выражение она увидела в его глазах и на следующее утро, когда он, покидая поместье, прощался с ней.
      «Что ж, – говорила себе Шарлотта, – рано или поздно это должно случиться, так что придется смириться». Однако она была уверена, что Натаниел лишь недавно догадался, с кем провел ту незабываемую ночь. Скорее всего он догадался об этом в Леклер-Парке. Но каким образом? Как же она выдала себя? Шарлотта не находила ответов на эти вопросы и оттого еще больше смущалась.
      Они пересекли лужайку и приблизились к воротам церкви.
      – Как себя чувствует миссис Дюклерк? – спросил Натаниел. – Мальчик здоров?
      – Оба чувствуют себя превосходно. Они решили назвать мальчика Верджилом, в честь моего старшего брата виконта Леклера. Леклер был так тронут, когда Данте сообщил ему об этом, что даже вышел из комнаты, чтобы скрыть свои чувства. И еще Данте сказал, что вы очень помогли ему в тот день. Сказал, что если бы не вы, то он, наверное, сошел бы с ума. Так что можете считать, что вы приобрели верного Друга.
      Натаниел отворил ворота и отошел в сторону, пропуская свою спутницу. Проходя мимо него, Шарлотта заметила у него на губах все ту же ироничную улыбку.
      – Что вас так забавляет? – спросила она.
      Он вошел, затворил ворота и зашагал рядом с ней по дорожке.
      – Думаю, вы преувеличиваете, говоря про верного друга. Подозреваю, что Дюклерк вызвал бы меня на дуэль, если бы узнал о той вечеринке.
      Шарлотта на мгновение замерла. Потом осмотрелась в надежде увидеть посторонних – чтобы можно было хоть на время отложить эту тему. К сожалению, никого поблизости не было. Они находились одни за церковной оградой.
      Натаниел снова взял ее под руку и повел в дальний конец сада. Шарлотта, откашлявшись, пробормотала:
      – Полагаю, Данте не знал. А что касается Леклера, то у меня есть основания полагать… В общем, не думаю, что они могут бросить вам вызов.
      Он посмотрел на нее с язвительной улыбкой:
      – Полагаю, вы ошибаетесь. И Данте, и Леклер бывали на вечеринках Линдейла, то есть оба они не были святыми, что бы о них ни говорили. Однако вряд ли их собственное поведение могло бы извинить мое по отношению к вам.
      – Я давно не ребенок, так что это больше их не касается.
      – Вы их маленькая сестренка. По их мнению, вы всегда будете нуждаться в опеке и покровительстве.
      Они дошли до конца тропинки и остановились. Ветви яблони образовывали шатер над их головами. На длинных и тонких ветвях уже набухли почки, ждавшие тепла.
      – Полагаю, миледи, я всегда мог бы оправдаться тем, что не узнал вас. – Натаниел пристально смотрел ей в глаза. – А вот у вас не может быть такого оправдания.
      Шарлотта в смущении улыбнулась. Она прекрасно понимала, что ей нечего возразить.
      Натаниел молча смотрел на нее какое-то время. Потом тихо вздохнул и произнес:
      – О чем вы только думали тогда, Шарлотта?
      «Действительно, о чем я думала тогда?» – спросила себя Шарлотта, отводя глаза. Увы, у нее не было ответа на этот вопрос – во всяком случае, сейчас не было.
      Но тогда, когда она готовилась к поездке на вечеринку, у нее было совсем другое настроение – ей казалось, что поездка к Линдейлу, пусть и безрассудная, превратится в удивительное и захватывающее приключение.
      – Я решила, что моя жизнь очень скучная, – призналась Шарлотта. – Как-то раз я присутствовала на званом обеде, и рядом со мной сидел Линдейл. Он поинтересовался, когда я сниму траур. Этот вопрос шокировал меня, ведь я вовсе не носила траур. Но рядом стояло зеркало, и я, заглянув в него, поняла, что имелось в виду. Я не жила по-настоящему, хотя и не носила траур.
      Шарлотта внимательно посмотрела на спутника. Было очевидно, что ее объяснение прозвучало не слишком убедительно. Пожав плечами, она вновь заговорила:
      – Видите ли, прошло шесть лет. Шесть лет, за которые в моей жизни не случилось ничего примечательного. Вокруг меня бушевали страсти, а я словно оставалась вне жизни. Даже Пенелопа жила гораздо интереснее. Разумеется, я вовсе ей не завидую, но все же… За все эти годы я испытала лишь одно сильное чувство. Я имею в виду свою все возрастающую любовь к маленькому Амброузу. Она изумляла меня, я упивалась ею. Эта любовь напомнила мне, что я все еще жива, просто пребываю в спячке. И вот в один прекрасный день я проснулась. Да, я проснулась, и мне вдруг стало ясно, что все эти годы, прожитые мной… – Шарлотта умолкла, она была не в состоянии продолжать. Не находилось слов, чтобы описать отчаяние, охватившее ее в тот день. Невозможно было передать охвативший ее ужас, когда она поняла, что жила словно в могиле, Куда сама себя захоронила раньше назначенного судьбой срока.
      Резко развернувшись, Шарлотта проговорила:
      – Думаю, нам пора возвращаться.
      Натаниел остановил ее, взяв за руку.
      – Шарлотта…
      – Пожалуйста, отпустите меня. Вы требуете от меня объяснения, но я не могу выразить это словами. Я считала, что уж вы-то не станете меня осуждать. Поймите, отправляясь на тот вечер, я вовсе не собиралась… Мне просто захотелось встряхнуться, вот и все. Ужасно захотелось сделать что-то… опрометчивое и вопиющее. Но поверьте, я хотела просто увидеть то, о чем столько шептались, а вовсе не участвовать. – Она взглянула на Натаниела. – Я думала, вам это было понятно.
      – Я не собираюсь критиковать вас, лишь пытаюсь узнать, где был ваш разум.
      – Мой разум? Наверное, я была… немножко сумасшедшей, теперь я это понимаю. – Она попыталась высвободить руку. – Отпустите меня, Натаниел. Пожалуйста. Я надеялась, вы никогда не узнаете, что это была я. Я понимала, что моя репутация пострадает, если это случится.
      – Если хотите, я отпущу вас. Но только после того, как задам вам еще один вопрос.
      Она со вздохом кивнула:
      – Хорошо. Задавайте свой вопрос.
      Пристально глядя ей в глаза, он спросил:
      – Шарлотта, почему я?
      Сердце ее упало.
      – Это… и есть ваш вопрос?
      – Да, миледи.
      Действительно, почему он? После той ночи у Линдейла она задавала себе этот вопрос сотни раз, но каждый раз отвечала по-разному.
      – Сначала мне казалось, что это просто случайность, но потом я поняла, что ошибалась.
      – Рад это слышать, миледи. Однако вы не ответили на мой вопрос.
      – Видите ли, я почувствовала себя с вами в безопасности. И еще мне казалось… Ах, даже не знаю, как это выразить. В общем, я почему-то почувствовала, что вы прекрасно понимаете, хотя и не знаете, кто я такая. Вы ведь тогда этого не знали, не так ли?
      – Да, тогда действительно не знал, но потом… – Натаниел сокрушенно покачал головой, как бы давая понять, что был ужасно разочарован, узнав, с кем проводил время у Линдейла.
      Шарлотта снова потупилась. Покидая ту вечеринку, она была абсолютно уверена, что Натаниел Найтридж никогда ничего не заподозрит. Увы, она ошибалась. Все вышло совсем не так, и теперь воспоминания о той ночи казались фантазией, созданной для того, чтобы успокоить ее совесть.
      – Сэр, вы дурно обо мне думаете лишь потому, что были очень удивлены, узнав правду.
      – Да, я действительно удивился, но я вовсе не думаю о вас дурно. А если уж говорить начистоту, то я и сам толком не знаю, что думать. Во всяком случае, у меня и в мыслях нет скомпрометировать вас.
      – Да, разумеется. Вы не из тех, кто может скомпрометировать женщину. И я вовсе не считаю вас ответственным за все случившееся. У вас нет обязательств передо мной.
      – Не согласен, миледи. Когда-нибудь правда откроется, это неизбежно. Более того, не исключено, что Линдейл и так уже обо всем знает.
      – Знает?.. – Шарлотта недоверчиво смотрела на собеседника. – А может, это он вам сказал, что именно я скрывалась под белой маской?
      – Нет, не он. Но я почти уверен, что Линдейл все знает. Именно это меня и беспокоит. Ведь вам, конечно же, известно, насколько он бестактен. Я очень опасаюсь, что когда-нибудь он раскроет вашу тайну всему свету.
      – Убеждена, что он будет молчать, – возразила Шарлотта.
      Натаниел бросил на нее скептический взгляд. Всем прекрасно было известно, что Линдейл не отличался сдержанностью.
      – Так вот, Шарлотта… Вы оказались в крайне неприятной ситуации.
      – Не могу с вами согласиться, сэр. Во всяком случае, моя репутация не слишком пострадает, даже если об этом станет известно.
      – Ошибаетесь, миледи. Ваша репутация будет безнадежно погублена. Я несколько дней размышлял над этим и понял: единственная возможность хоть как-то объяснить мое поведение…
      – Вы имеете в виду – наше поведение? Очень благородно с вашей стороны взять всю вину на себя, но…
      Он поднял вверх руку, призывая ее помолчать.
      – Леди Марденфорд, пожалуйста, не перебивайте меня. Позвольте мне высказать свою мысль.
      – Говорите, мистер Найтридж, говорите.
      Он сделал глубокий вдох и вновь заговорил:
      – Дело очень ясное, и я думаю, вы согласитесь со мной.
      Натаниел принялся прогуливаться по дорожке – так он обычно расхаживал и в зале суда, когда выступал перед присяжными.
      – Да, есть только одно средство, – заявил он, пристально взглянув на Шарлотту. – Мы должны как можно быстрее пожениться. Если мы поженимся до того, как распространятся слухи, это не так сильно отразится на вас. Прежде чем покинуть Лондон, я получил специальную лицензию.
      Шарлотта с удивлением смотрела на расхаживавшего перед ней мужчину. Натаниел говорил так, словно нисколько не сомневался в том, что она была готова к подобному предложению. Остановившись, он взглянул на церковь и добавил:
      – Мы можем совершить обряд прямо здесь. Если не возражаете, я сейчас поговорю с викарием.
      – Но я думаю, что сначала мы должны…
      – Не беспокойтесь, я все устрою на завтрашнее утро.
      – Нет причин торопиться, сэр. В конце концов…
      – Это вовсе не помешает нашей дальнейшей поездке.
      – Но, мистер Найтридж… Поверьте, Натаниел, я очень ценю вашу заботу о моей репутации. Это очень благородно с вашей стороны, однако…
      Он склонил голову к плечу.
      – Однако – что?
      Она вздохнула. Ей казалось, что слово «однако» прозвучало достаточно красноречиво.
      – Мы не любим друг друга, Натаниел.
      – Да, возможно. Но недавние события свидетельствует о том, что мы очень нравимся друг другу. Мы испытываем взаимное влечение.
      – Это только потому, что вы не узнали меня под маской той ночью.
      – Да, не узнал. Но какое это имеет значение? Ведь кое-что происходило и после той ночи.
      – Да, конечно. Кое-что… действительно происходило. – Немного помолчав, Шарлотта добавила: – Но должна признаться, что я не знаю, как все это объяснить.
      – Все вы прекрасно знаете. Как я уже говорил, между нами разрушилась стена. Мы стали лучше понимать друг друга. Более того, я постоянно думал о вас и спрашивал себя: «Неужели Шарлотта Марденфорд посещает подобные вечера?» Когда же я наконец понял, что это действительно были вы, мне сделалось очень не по себе… Впрочем, сейчас речь не об этом. Так как же вы ответите на мое предложение?
      Шарлотта медлила с ответом. Наконец пробормотала:
      – Несмотря на наши отношения, нам не следует вступать в брак. Думаю, это было бы опрометчивым решением. В этом нет совершенно никакой необходимости. Кроме того, даже ваше предложение… Оно ведь сделано лишь потому, что вы чувствуете себя обязанным предпринять подобный шаг. Это характеризует вас как порядочного человека, но я не молоденькая девушка, которой брак необходим, чтобы спасти свою репутацию. Поэтому я отклоняю ваше предложение.
      Натаниел нахмурился. Приблизившись к Шарлотте почти вплотную, он проговорил:
      – Поймите же, мы были не одни в той комнате. Если станет известно, что именно вы там находились, вы превратитесь в объект насмешек. Кроме того, вас станут обвинять в неразборчивости, так как всему свету известно, что вы недолюбливаете меня.
      Шарлотта внимательно посмотрела на собеседника. Неужели он действительно так думал? Неужели он считал ее столь порочной?
      Пожав плечами, Шарлотта проговорила:
      – Не думаю, что кто-то узнает, что я была там. Даже вы не знали об этом до недавнего времени. А Линдейл лучше, чем вы о нем думаете. Он не предаст меня. Так же как и вы.
      Его взгляд смягчился. Неожиданно она увидела глаза, покорившие ее в ту ночь. Конечно, они не могли полюбить друг друга, но все же та ночь… Эта ночь надолго ей запомнилась.
      – Я пытался поступить честно по отношению к вам, – сказал Натаниел.
      – Я ценю это, очень ценю.
      – А ваш отказ оставляет мне единственный выход – соблазнить вас.
      – Странный вывод из всего нашего разговора. Не сказала бы, что это единственный выход.
      – Другого я не вижу.
      – А может, вам следует проявить сдержанность?
      Он решительно покачал головой:
      – Нет-нет, я не склонен проявлять сдержанность по отношению к вам. Да в последнее время вы и не требовали от меня этого.
      Это была правда, но теперь все изменилось. Если она допустит дальнейшие вольности, если поддастся обольщению, это разрушит то немногое, что осталось от ее воспоминаний о той ночи. Возможно, все эти воспоминания всего лишь ее фантазии, но они были прекрасны и дороги ей.
      Натаниел согнутым пальцем приподнял ее подбородок и заглянул ей в лицо:
      – Миледи, я смотрю на вас сейчас и вижу те же глаза, что смотрели на меня той ночью сквозь прорези маски
      Шарлотта почувствовала, как лицо ее заливается румянцем.
      – Разумеется, глаза те же самые. Но в чем же проблема?
      – В чем проблема? Вы плохо знаете мужчин. – Он провел кончиками пальцев по ее щеке, и Шарлотта почувствовала, как от этих прикосновений у нее закружилась голова. – Я хочу, миледи, чтобы вы стали моей, неужели не понимаете?
      Внезапно послышался скрип ворот, и чьи-то голоса нарушили тишину церковного двора. Натаниел обернулся, затем взял Шарлотту под руку, и они продолжили свою прогулку по парку.
      – Да-да, вы непременно должны стать моей, иначе я никогда не узнаю… – пробормотал он несколько минут спустя, когда они уже приближались к воротам.

      Но что, собственно, он должен узнать? Что он вообразил всю прелесть той ночи? А может, он просто был одурманен настроением, одурманен тайной?
      Если так, то пусть грубая действительность развеет его иллюзии. Он вовсе не склонен жить с тоской по чуду, которое могло оказаться фальшивкой.
      И вообще, очень может быть, что Шарлотта попросту использовала его. То есть оставила в дураках. Возможно, это не входило в ее планы, но случилось так, что она все же обманула его.
      Как бы то ни было, он должен узнать…
      Они продолжили свое путешествие, но Шарлотта не допускала никаких вольностей. Она почти постоянно держала при себе свою горничную и даже настаивала, чтобы в гостиницах та спала с ней в одной комнате. Она никогда не оставалась наедине с Натаниелом – словно опасалась, что он начнет соблазнять ее. Более того, она даже избегала встречаться с ним взглядом. И опять возобновила свои споры с ним – как в прежние времена.
      Натаниел же находил ее поведение очаровательным и спрашивал себя, долго ли ей удастся продержаться.
      Все последующие встречи после Нью-Шорема проходили гладко, и Шарлотта собрала вполне достаточно подписей под петициями. Причем выступала она одна, помощь Натаниела больше не потребовалась.
      Однако главная цель их путешествия пока что не была достигнута. Когда они останавливались в рыбацких деревушках, Натаниел тут же принимался за поиски пожилой женщины по имени Дженни, но ни одна из них ничего не знала о мальчике Гарри и его матери.
      – Боюсь, мы так и не найдем ее, – сказала Шарлотта на пятый день путешествия. Она только что закончила свою речь и выходила из комнаты, где горожане, окружившие стол, подписывали петицию.
      Натаниел, изучавший карту побережья, пожал плечами:
      – Что ж, тогда мы вернемся в Лондон. Вы – с облегчением от нашей неудачи, а я – с чувством удовлетворения, так как буду знать, что сделал для мальчика все возможное.
      – Мистер Найтридж, надеюсь, вы понимаете, что я тоже хочу помочь Гарри.
      Разумеется, она хотела помочь мальчику – в этом Натаниел нисколько не сомневался. Однако он видел, что его спутница вполне удовлетворена их неудачей. Впрочем, он не винил ее за это, так как понимал, чего она опасалась, пусть даже опасность была незначительной.
      Что же касается его предложения… Откровенно говоря, он не очень-то надеялся на то, что она ответит согласием, но все равно решил приобрести лицензию. Таким образом, Натаниел хотел загладить свою вину перед Шарлоттой. Однако чувство, охватившее его, когда он получил эту лицензию… О, он испытывал необыкновенную легкость и радость на душе. Более того, испытывал восторг. Поэтому ее решительный отказ очень его огорчил.
      – Вы намерены остаться здесь, а завтра посетить эти деревни? – спросила Шарлотта, склонившись над картой.
      – Не завтра, а сегодня. Мы отправимся, как только завершим дело с петициями.
      – Вот эти деревни… Кажется, они расположены неподалеку отсюда, – пробормотала Шарлотта. – Мы могли бы переночевать в гостинице, а завтра заехать туда.
      – Сегодня вечером мы остановимся в более подходящем доме, – возразил Натаниел. – Смею предположить, что после нескольких ночей, проведенных в ужасных деревенских гостиницах, вам придутся по вкусу удобства этого жилища.
      Шарлотта искоса взглянула на своего спутника, но он лишь улыбнулся в ответ.
      Абсолютно уверенная в том, что следует соблюдать осторожность, Шарлотта отправилась в свою комнату упаковывать вещи.
      Он снова ехал с ней в одном экипаже, и это повторялось каждый день.
      Однако в карете было просторно, так что Шарлотта не волновалась. К тому же рядом с ней сидела ее горничная Нэнси, так что не могло быть и речи о каких-либо вольностях с его стороны. Впрочем, он даже не требовал, чтобы она с ним разговаривала, так как обычно читал.
      К сожалению, Шарлотта не могла не обращать на него внимания, так как он сидел прямо напротив нее и их колени почти соприкасались. У нее было достаточно времени, чтобы рассмотреть, как он необыкновенно красив. Свет, льющийся в окно кареты, подчеркивал множество оттенков его волос – от самого светлого до глубокого бронзового. Его кожа не была такой светлой, как следовало ожидать при таких волосах. Цвет глаз он тоже заимствовал у матери, которая вовсе не была блондинкой.
      Наблюдая за своим спутником, Шарлотта то и дело вспоминала об их разговоре в церковном дворе. Хотя у нее вроде бы не было причин для беспокойства, ее все же беспокоила мысль об обольщении, которым Натаниел ей угрожал.
      «Интересно, вспоминает ли он об этом?» – спрашивала себя Шарлотта, и почему-то именно эта мысль больше всего ее раздражала.
      Не выдержав молчания, она взглянула та собеседника:
      – Ах, какой прекрасный день! Похоже, погода меняется к лучшему.
      – Да, похоже, – согласился Натаниел.
      – А долго ли еще ехать?
      – Осталось около часа. Мы почти приехали.
      – Так близко? Меня удивляет, что вы не предпочли проехаться верхом. Ведь день такой превосходный…
      – Я должен указывать дорогу кучеру.
      – Вы могли бы сделать это заранее, если бы хотели путешествовать верхом. Но вы еще можете передумать.
      – Я не говорил, что хочу ехать верхом. Но похоже, что этого очень хочется вам.
      Это был типичный для Натаниела ответ. Ему непременно хотелось уязвить ее своим ответом. Разумеется, он почти всегда оказывался прав, но это только усиливало ее раздражение.
      – Я просто подумала, что вашей лошади не помешало бы размяться. Да и вам это тоже может понравиться, поскольку день великолепный.
      Он бросил на нее пытливый взгляд:
      – Вы бы предпочли, чтобы я сопровождал вас верхом? Мое присутствие нарушает ваше спокойствие?
      – Вовсе нет. Я почти не замечаю вас. Просто мне не хочется, чтобы вы думали, будто обязаны развлекать меня. Я пойму, если вы захотите проехаться верхом, потому что…
      – Потому что день такой великолепный.
      В глазах Натаниела вспыхнули огоньки: сейчас он над ней потешался. «Наверное, он садился в карету только для того, чтобы показать свою власть надо мной и напомнить о поцелуях», – подумала Шарлотта.
      Но она вовсе не собиралась играть роль мышки для кота. И если бы не Нэнси, мирно вязавшая рядом с ней, то она, Шарлотта, откровенно высказала бы ему все, что думала. Впрочем, она и сейчас могла кое-что сказать.
      – Я знаю, почему вы не хотите ехать верхом, мистер Найтридж. Вы не единственный, кто отчетливо видит то, что происходит вокруг.
      – Отлично! Наконец-то мы пришли к единому мнению.
      Натаниел негромко рассмеялся, затем, взглянув в окно, обратился к кучеру:
      – Направо – лужайка, а дальше – развилка, именно там мы должны повернуть.
      Какое-то время карета ехала по узкой дороге через лес. Затем лес кончился, и Шарлотта, выглянув из окна, увидела вдалеке особняк, стоявший на невысоком холме. Приказав кучеру остановиться, Шарлотта вопросительно взглянула на спутника, но он с невозмутимым видом молчал. Она покосилась на Нэнси, неожиданно ставшую помехой, и проговорила:
      – Мистер Найтридж, я бы хотела выйти из кареты и немного пройтись.
      – Потому что сегодня такой великолепный день?
      – Да, именно поэтому. – Она сделала вид, что не заметила его улыбки.
      Он помог ей выйти из кареты. Шарлотта сделала несколько шагов и вдруг услышала, что Натаниел идет следом. Она повернулась к нему и указала на особняк:
      – Что это за дом?
      – Элмкрест, наше семейное поместье. Мы сюда не часто приезжаем, но здесь достаточно слуг, чтобы обеспечить вас всеми удобствами.
      – Нас тут ожидают?
      – Я уведомил экономку, что мы проведем, здесь день или два. До остальных деревушек отсюда очень удобно добираться в экипаже.
      Шарлотта снова взглянула на дом. Там явно было множество комнат, так что Нэнси предоставят собственную спальню.
      – Я предпочла бы остановиться в ближайшей гостинице.
      – А я – нет. Вы захватили с собой горничную. Я же не взял с собой Джейкобса. Миледи, я ужасно устал от гостиниц.
      – Значит, вы заботитесь только о своих удобствах?
      – И о ваших тоже. Вам будет гораздо удобнее, если не придется каждую ночь проводить в новой постели. Здесь вам будет гораздо удобнее, и вас обслужат соответственно вашему положению.
      Он мог бы также заявить: «Я предпочитаю соблазнить вас здесь, а не в гостинице. Постели в доме гораздо лучше, и здесь легче сохранить тайну».
      – Вам не следует бояться меня, Шарлотта. Я никогда не буду домогаться вас.
      – Раньше вы пытались поступить именно так.
      – Полагаю, что подлинное домогательство требует немного большего сопротивления, чем я встретил в тот день. Вы не согласны? А если вы так опасаетесь меня, то прикажите кучеру ехать дальше. Впереди еще один город с гостиницей. Я же решительно остаюсь здесь. И буду выезжать в оставшиеся деревни из этого дома.
      «Я вовсе не боюсь вас». Как ей хотелось ответить именно так, но она знала: пребывание с ним под одной крышей и этом доме сделает ее совершенно беспомощной. Но не могла же она признаться в том, что действительно боится почувствовать себя беспомощной.
      Немного поразмыслив, Шарлотта ответила весьма уклончиво:
      – Полагаю, мистер Найтридж, что сейчас не мне решать. И вообще, глупо вести такой разговор, стоя посреди дороги.
      – Совершенно с вами согласен, миледи. – Натаниел улыбнулся. – Сейчас вам нужно решить только одно: войдете ли вы в этот дом, где вас ожидает горячая ванна, отменный ужин и свежее белье? Или вы желаете провести еще одну ночь в гостинице со сквозняками и на застиранном белье? Отвечайте же, леди Марденфорд.
      Шарлотта вынуждена была признать, что ее спутник обладал редким даром убеждения. Всего лишь несколькими словами он заранее отмел все ее возражения.
      Шарлотта молча зашагала обратно к карете. Усадив ее на сиденье, Натаниел захлопнул дверцу и, отвязав одну из лошадей, вскочил в седло.
      – Мне лучше поехать вперед, – сообщил он. – Тем более что день такой превосходный.
      Шарлотта посмотрела на него через открытое окно:
      – Иногда вы мне ужасно не нравитесь, мистер Найтридж.
      Он весело рассмеялся:
      – А иногда ужасно нравлюсь, не так ли, леди Марденфорд?
 
      – Это поместье досталось нам от дяди, брата моей матери, – сообщил Натаниел.
      Они шли по первому этажу дома. Шарлотта решила немедленно осмотреть его, как только спустилась вниз из отведенной ей спальни. Причем шагала она очень медленно и тщательнейшим образом все осматривала, словно намеревалась заполнить весь день этой прогулкой.
      – Дом не так уж далеко от Лондона и из окон открывается очаровательный вид, – заметила она, выглядывая из окна столовой. – А там, на том холме, лошади? Это что, ферма?
      – Мой старший брат разводит здесь лошадей. Однако он редко появляется в этих местах.
      – Значит, это его собственность?
      – Кто на самом деле владеет поместьем, неясно.
      – Не думала, что в Англии есть хотя бы клочок земли, чей владелец не установлен.
      – Именно так и обстоит дело с этим поместьем. Мой дядя оставил его кому-то, но его завещание сочли сомнительным, как это нередко случается. Поэтому мой отец владеет им в ожидании решения Верховного суда.
      Шарлотта проследовала к другому окну. Растущее под ним дерево рассеивало проникающий в комнату свет. В этом освещении лицо Шарлотты очаровывало и восхищало. «Сейчас она как Мадонна на полотнах старых венецианских мастеров», – думал Натаниел, любуясь своей гостьей.
      – Кому ваш дядя завещал землю? – спросила Шарлотта.
      – Мне.
      Она посмотрела на него с нескрываемым удивлением:
      – Вы унаследовали это поместье, а ваш отец мешает вам получить его?
      – Он делает это мне в наказание. У него были планы насчет меня, которые я не принял. А я строил свои планы, которые пришлись ему не по душе. Вот он и решил проучить меня. Решил таким образом доказать, что его план лучше. Я пошел на компромисс, но ему этого недостаточно.
      – На какой же компромисс вы пошли?
      – Я согласился не быть актером.
      Шарлотта улыбнулась:
      – Господи, Натаниел, неужели вы всерьез думали об этом?
      – Да, всерьез. Но сначала, чтобы смягчить его, я окончил университет и даже получил степень бакалавра. А потом сообщил отцу, что ухожу на подмостки. Когда он услышал это, его чуть не хватил удар.
      Шарлотта захихикала и приложила ладонь к губам.
      – Могу себе представить. Получился бы неплохой скандал. Сын графа Норристона, играющий на сцене. С вашей стороны было очень любезно изменить свое решение.
      – Это была огромная жертва с моей стороны. Я чувствовал свое благородство. Я ожидал: чем бы я ни занялся после этого, это будет приветствоваться, потому что любое занятие все же лучше театра. Но конечно, я ошибался. Люди вроде моего отца не просто заинтересованы в том, чтобы избежать худшего и достичь чего-то лучшего. Они хотят обеспечить себе самое лучшее.
      Шарлотта очаровательно наморщила носик.
      – Вы имеете в виду, что ему не нравится ваше нынешнее занятие?
      – Если бы я стал юристом и годами обирал состоятельные семьи, занимаясь имущественными спорами, он, возможно, одобрил бы мое занятие. Что же касается Олд-Бейли…
      – Да, понимаю, – кивнула Шарлотта. – Вы сообразили, что зал суда – своего рода сцена, не так ли? Поэтому решили, что можно быть актером и там.
      – Да, совершенно верно. Я понял это, когда выступил в первый раз и увидел, какое впечатление произвел на публику. Меня учили риторике, чтобы я мог применить ее в церкви. Я вел свое первое дело так, словно был проповедником. Актеры, священники, юристы – все мы пытаемся что-то внушить своим слушателям. В конце концов, я решил, что вполне могу рассматривать зал суда как сцену.
      Когда вошли в гостиную, Шарлотта внимательно посмотрела на своего спутника:
      – Из вас получился бы великолепный актер или священник. Полагаю, ваш отец хотел бы видеть вас священником.
      – Он хочет этого до сих пор. И вот это… – Натаниел указал на стены, на потолок и на пейзаж за окном. – Все это и многое другое ожидает меня в том случае, если я соглашусь.
      Шарлотта присела на стул. Немного помолчав, пробормотала:
      – И многое другое? – Казалось, она о чем-то раздумывала. – А что, поместье очень велико? Здесь есть фермы, рента?
      – Очень приличная.
      – И ради нее вы выступали в Верховном суде против графа Норристона?
      – Нет, совсем не так. Что же касается дела, то оно и сейчас находится там, но все это может тянуться десятилетиями.
      – Значит, именно поэтому вы живете в Олбани? Если так, то вы платите высокую цену за свою независимость.
      – Вы не совсем правильно понимаете ситуацию. Норристон не так уж упрям. Мне причитается небольшое содержание. Кроме того, я имею долю в наследстве моей матери.
      Шарлотта в задумчивости осматривала гостиную, Потом перевела взгляд на Натаниела;
      – Почему вы привезли меня сюда?
      – Думаю, вам это понятно, Шарлотта.
      Она немного покраснела, но задумчивое выражение не исчезло с ее лица.
      – Я говорю о вашем первоначальном намерении устроить этот визит. Вы предложили мне брак три дня назад. Если бы я приняла ваше предложение, я приехала бы сюда как ваша невеста, не так ли? Что вы намеревались показать мне в этом доме? Что я выхожу замуж за человека, которого невозможно подкупить? Или что я стану супругой человека, который может дать мне богатство, если мне того захочется?
      Она была умна. Очень умна. Возможно, к сожалению.
      – Мне просто хотелось описать вам мое положение и услышать ваше мнение по этому поводу. Поскольку вы отвергли мое предложение, в этом разговоре не было необходимости, но он все равно состоялся.
      – Когда вы женитесь, вы пересмотрите свои взгляды?
      – Полагаю, этого может потребовать ответственность за жену, не правда ли?
      – Да, ответственность может. Неудивительно, что Данте и Линдейл предпочитают вести жизнь, лишенную каких-либо обязанностей. Но скажите, почему вы так противитесь воле своего отца? Как я уже сказала, из вас получился бы прекрасный священник, и думаю, вы сами об этом знаете.
      Натаниел довольно долго обдумывал ответ. Наконец заговорил:
      – Я не очень-то уверен в том, что из меня получился бы хороший священник. Но мне кажется, что из меня вышел неплохой адвокат. Во всяком случае, я стараюсь им быть.
      Шарлотта никак не отреагировала на его слова. Поднявшись со стула, она проговорила:
      – Мне нужно посмотреть, как горничная распаковывает мои вещи. Возможно, я еще приму ванну.
      Она направилась к двери, потом остановилась и еще раз оглядела комнату.
      – Я ненавижу шантаж. Именно из-за шантажа так жестоко пострадала моя семья. И я презираю людей, прибегающих к нему. Граф Норристон… он поступает почти так же. Пытается воздействовать на вас, Неблагородно со стороны отца поступать таким образом, хотя это встречается весьма часто.
      Ее слова были наполнены страстью, очень удивившей его. «Неужели опять шантаж?» – думал Натаниел. Финли, Марденфорд, Гарри – все это начиналось с угрозы шантажа. Но он не знал, что Шарлотта в свое время тоже столкнулась с этим.
      – Если бы я приняла ваше предложение и приехала сюда как ваша невеста, я не попросила бы вас выступить в роли лицемера ради меня, Натаниел. – Шарлотта открыл а дверь. – Вместо этого я посоветовала бы вам послать Норристона ко всем чертям.
 
      Она никак не могла решить, что надеть к обеду. То платье, что она упаковала для такого случая, платье из шелка слоновой кости и с косым декольте от плеча к груди, было слишком уж открытым. Шарлотте не хотелось, чтобы Натаниел решил, что она соблазняет его. Раздразнить его – это было бы хуже всего.
      К сожалению, другие туалеты не подходили для такого дома, как этот. Она взяла их, полагая, что будет останавливаться только в гостиницах. Еще раз изучив весь свой гардероб, Шарлотта решила, что придется все-таки облачиться в платье цвета слоновой кости. Надеть в такой ситуации что-нибудь другое – это было бы дурным тоном.
      Нэнси принялась причесывать ее. Шарлотта настаивала, чтобы прическа была скромной и сдержанной. Нэнси предложила также наложить косметику, но Шарлотта наотрез отказалась.
      Все это время она вспоминала их последний разговор с Натаниелом. Причем больше всего ее занимало то, что она услышала сегодня. В прошлом Норристон был безразличен ей. Его нельзя было не заметить на светских раутах – высокого и статного, с умеренно суровым выражением лица. Нетрудно было разглядеть в нем Натаниела, хотя последний был более дружелюбным, часто улыбчивым.
      Теперь же Шарлотта решила, что граф Норристон ей вовсе не нравится. Было несправедливо, что он принуждал сына подчиняться его, отцовской, воле. Конечно, младшие сыновья пэров часто служили церкви, хотя ясно, что для большинства из них это не было призванием. Что же касается Натаниела, то ей нравилось, что он не хотел подчиняться отцу.
      Да, он не желал идти на сделку с совестью и ради этого даже отказался от прекрасного и весьма доходного поместья.
      Тут Нэнси наконец уложила последний завиток в прическе хозяйки и застегнула на ее шее ожерелье. Шарлотта посмотрелась в зеркало. Выглядела она довольно скромно и вместе с тем элегантно, как и подобало в данной ситуации. В ее облике не было ничего, что очаровало бы даже весьма заурядного мужчину – не говоря уже о Натаниеле Найтридже.
      «Я должен знать» – кажется, так он выразился.
      Что ж, ему придется обойтись без этого. Несколько последних часов подтвердили старую истину: в любом деле больше теряешь, чем обретаешь. Риску подвергались не только чудесные воспоминания о той ночи, но и другие, более старые и никак не связанные с Натаниелом. Причем вечер у Линдейла нисколько не угрожал этим воспоминаниям. Более того, с некоторых пор Шарлотта начала сомневаться в подлинности всех своих прошлых воспоминаний. Временами ей даже казалось, что вся ее прежняя жизнь просто-напросто сон.
      Нэнси накинула ей на плечи шелковую шаль, и она покинула спальню. Если Натаниел начнет соблазнять ее, она скажет ему все, что следует сказать. Она заставит его понять, что иногда лучше ничего не знать наверняка.

* * *

      В ожидании гостьи Натаниел расхаживал по гостиной Он чувствовал, что все сильнее нервничает, и это ему ужасно не нравилось. Да, ему не нравилось собственное нетерпение, но он ничего не мог с собой поделать. Думая о Шарлотте, он вспомнил их последний разговор. Она говорила о каком-то-шантаже, который нанес жестокий удар ее семье. Именно ее семье – не семье ее мужа. Ее старший брат рано умер. Шептались даже, что он совершил самоубийство.
      Расхаживая по комнате, Натаниел продолжал свои расчеты. Шарлотта в то время была еще девочкой, возможно, лет пятнадцати. Какое же горе могла причинить ей эта утрата… Он вспомнил лицо Гарри, когда тот описывал, как вытаскивали из воды тело его матери. Лицо мальчика было искажено не только скорбью, но и болью утраты.
      Удивительно, что Шарлотта нашла спокойное озеро Марденфордов столь притягательным. Конечно, она будет презирать Финли, будет отвергать любое предположение, что его шантаж основывался на подлинном факте и что у ее новой семьи тоже могли иметься какие-либо секреты.
      Удивительно, что она вообще заговорила с ним на эту тему после того, как он высказал свои подозрения. Но Натаниел догадался, что она сделала это только в попытке опровергнуть его подозрения и отвлечь от этого дела.
      Но ему вспоминался не только этот разговор, когда он мерил шагами комнату. Всплыло и другое признание, сделанное Шарлоттой по дороге. «Мне не следовало бы рисковать моими воспоминаниями». Но какие же воспоминания она имела в виду? Может, их вечер у Линдейла? Нет, едва ли. Скорее всего, она хотела сказать…
      Тут послышался скрип двери, и Натаниел, резко развернувшись, увидел, стоявшую у порога Шарлотту
      – Вы не утомились? – спросила она. – Или вы таким образом готовитесь к ужину?
      – Я просто думал, миледи. Вернее, задумался.
      Натаниел окинул взглядом стоявшую перед ним женщину. Сейчас она казалась столь прекрасной, что у него защемило сердце. И он почти сразу же заметил, что она покусывала нижнюю губу. Следовательно, нервничала. Однако держалась Шарлотта с необыкновенным достоинством. То есть перед ним стояла баронесса Марденфорд, чей ум и самообладание всегда поражали светское общество, и чье безупречное поведение являлось примером для всех других членов семейства.
      Натаниел предложил ей руку.
      – Нас заждались, миледи. К ужину уже давно пригласили.
      – Простите, что я задержалась.
      – К чему сожалеть об ожидании, когда результат великолепен
      Шарлотта улыбнулась. Они оба прекрасно понимали, что вовсе не это заставило ее задержаться. И половины времени было бы достаточно, чтобы добиться того же результата.
      Ей вообще не следовало спускаться вниз. Она могла бы передать, что устала или заболела, и ей принесли бы ужин в комнату.
      Но она спустилась, и сейчас Натаниел держал ее под руку. Он вел ее в столовую и думал об ожидавшей их долгой ночи.
      Шарлотта наблюдала, как слуги прислуживали им за столом. Она почти сразу же заметила, что слуги оказывали Натаниелу особое внимание. И домоправительница была чрезвычайно рада его приезду.
      – Слуги счастливы, что вы здесь, – заметила Шарлотта, закончив трапезу. – Совершенно ясно, что они относятся к вам как к хозяину. Подозреваю, что вашего брата не встречают так тепло и не кормят такими изысканными блюдами, когда он приезжает сюда, чтобы посмотреть на своих лошадей.
      – В детстве я часто бывал здесь вместе с дядей. Я был его любимцем. Возможно, именно в этом все дело.
      – Да, возможно.
      – К сожалению, мой отец придерживается другого мнения, чем здешние слуги.
      Шарлотта рассмеялась. Она представила себе встречу с изумленным графом Норристоном, встретившимся лицом к лицу с сыном после того, как ему объявили, что сын станет актером.
      – А ваша мать? Она ведь была не такая, как ваш отец?
      – О, с ней все было иначе. Как самый младший я получал столько внимания, сколько не видели все остальные. В этом мне повезло.
      Шарлотта хотела бы понять это, но не понимала. Она также была младшей в семье, но не получала особого внимания. О ней всегда вспоминали в последнюю очередь.
      Именно это и сыграло существенную роль в ее привязанности к Марденфорду. Его внимание разоружило ее. До его появления ее никто не замечал. Когда же появился барон, все в ее жизни изменилось. Ей оказывали внимание и ее выслушивали с интересом и уважением – как умную женщину, а не как младшую сестру.
      В браке Шарлотта обрела собственный голос и выработала характер. И за это ей следовало благодарить покойного барона. Да, воспоминания о муже были по-настоящему ей дороги, пусть даже она не всегда отдавала себе в этом отчет.
      Натаниел какое-то время молча наблюдал за ней. потом тихо сказал:
      – Шарлотта, расскажите о вашем усопшем супруге. Я не знал его близко.
      Просьба Натаниела озадачила ее. Он казался искренне заинтересованным, и это удивило молодую женщину. Она не отрывала взгляд от тарелки, пытаясь придумать, что сказать и как.
      – Извините, Шарлотта. Вы как-то сказали, что больше не скорбите о нем. Вот я и подумал…
      – Не извиняйтесь. Я просто…
      Еще год назад она заговорила бы об этом свободно и раскованно. Все вокруг какое-то время обсуждали, как она так легко могла говорить о своем покойном муже. Но теперь… Теперь что-то изменилось, хотя она не сразу это поняла.
      – Я была счастлива в браке, – решительно заявила Шарлотта. – Он был очень хорошим человеком – щедрым, внимательным, заботливым. «И по-своему любящим», – добавила она мысленно.
      – Я хотел бы еще кое-что узнать, – сказал Натаниел. – Для меня это очень важно, так что надеюсь, вы будете искренней.
      – О чем вы?
      – Когда я вас целую, вы чувствуете, что некоторым образом предаете его?
      У нее гулко забилось сердце, но ей удалось не выдать своих чувств. Конечно, вопрос ее немного смутил, но не более того.
      – Нет, я ничего подобного не чувствую, и это даже пугает меня. Думаю, именно это и раскрепостило меня на том вечере. Его не было рядом, я была совершенно одна. По-настоящему одна, чего со мной не случалось уже многие годы. Когда же вы заговорили со мной…
      «Садитесь сюда. Никто не приблизится к вам, обещаю» – вроде бы так он сказал.
      То, что случилось потом, наверное, может рассматриваться как предательство, если думать об этом достаточно долго. Не сами действия, а эмоции. Страсть и близость. Ведь она не испытывала такого с мужем даже в самые интимные минуты.
      Почувствовав себя беспомощной, Шарлотта пробормотала.
      – Не представляю, как мне поступить после того, что произошло между нами. Думаю, если я пойму, выводы не будут для меня лестными.
      Натаниел поцеловал ее руку.
      – Ни в моей памяти, ни в моих мыслях о той ночи нет ничего, что было бы нелестно для вас. Вы убеждаете себя, что должны испытывать вину за то, что не чувствуете себя виноватой? Но если вы решили жить сегодняшним днем, а не прошлым, то это отлично. Вы сказали, что именно поэтому пришли на вечеринку, верно?
      – Может быть, это не имело ничего общего с прошлым и даже с настоящим. Возможно, хорошо, что на мне была маска, потому что там была… совсем не я, если можно так выразиться.
      Натаниел пристально взглянул ей в глаза и покачал головой:
      – Нет, Шарлотта, это были именно вы. Пока вы не скажете, что никогда не думаете об этом, что это не имеет никакого значения для будущего, что вы отказываетесь от тех воспоминаний и сожалеете о той страсти, я буду знать, что это были вы.
      После той ночи Шарлотта словно посмотрела на окружающий мир другими глазами. Она начала различать свет и краски, ощущать прохладу воздуха и тепло солнца, точно все ее чувства снова ожили. Проснулось не только ее тело, но и ее сердце, проснулась душа.
      Он снова поднес ее руку к губам.
      – Мы оба пришли туда в одиночестве, Шарлотта. И мы оба когда-то любили других. Но что же нас сблизило? Именно этот вопрос не дает мне покоя. Родилась ли наша страсть случайно или же это может произойти снова? Я должен знать. А вы?
      Шарлотта не ожидала подобного вопроса. Натаниел вовсе не соблазнял ее, просто просил сделать продуманный выбор
      Однако его внешняя привлекательность оставалась. А также пожатие его руки и его пристальный взгляд. Возможно, именно этот взгляд решил все. Он возбуждал гораздо больше, чем прикосновение его руки. Глядя в его глаза, она вспоминала даже не о страсти, ее охватившей, а о доверии, возникшем между ними в ту ночь у Линдейла.
      Сделав над собой усилие, Шарлотта кивнула и тихо проговорила:
      – Да, я тоже должна узнать.

      Шарлотта поднялась со стула, собираясь немедленно покинуть столовую. Ей было невыносимо находиться рядом с Натаниелом. Сейчас она не могла вести вежливую беседу и притворяться, что ничего не произошло.
      Натаниел молча наблюдал за ней, когда она выходила из комнаты. Шарлотта чувствовала на себе его взгляд, и ей казалось, что она вот-вот упадет в обморок.
      Нэнси удивило ее раннее возвращение. Шарлотта знаком велела горничной раздеть ее и приготовить ко сну. Затем она отослала Нэнси, велев не будить ее утром.
      Сидя в ночной сорочке на краешке кровати, Шарлотта думала о том, что теперь ей придется ожидать не один час. Ведь Натаниел не придет к ней, пока не уснут слуги.
      Пытаясь отвлечься от этих мыслей, Шарлотта стала составлять дальнейший план сбора подписей под петициями, однако у нее ничего не получалось – перед ее мысленным взором то и дело возникал Натаниел. Конечно же, он тоже ждал. Наверное, ждал с нетерпением.
      Шарлотта не знала, как долго сидела перед маленьким письменным столом. Но в какой-то момент она вдруг поняла, что дом постепенно затихает. Прошло еще какое-то время, и вот наконец наступила полная тишина.
      Встав из-за стола, Шарлотта легла в постель. Она старалась не смотреть на часы, но их тиканье напоминало о том, что скоро придет ее возлюбленный. «Где же он?» – спрашивала она себя время от времени.
      Образ Натаниела то и дело возникал перед ней, и Шарлотта даже не заметила, как он в какой-то момент вошел в ее сон.
      Прикосновение не было вторжением в ее сновидения. Просто у нее вдруг возникло осознание того, что Натаниел касается ее руки, что он рядом с ней. Самым нежным образом он вернул ее к реальности.
      Открыв глаза, Шарлотта осмотрелась. Свет не проникал сквозь плотно задернутые шторы. Комнату освещала только маленькая настольная лампа, которую она, ложась в постель, не погасила.
      Натаниел стоял у кровати, глядя на нее с высоты своего роста. Но он не проявлял ни настойчивости, ни спешки. Казалось, он готов был ждать целую вечность.
      Прошло еще несколько секунд, прежде чем Шарлотта окончательно проснулась. И теперь она залюбовалась Натаниелом – он замечательно выглядел в свете настольной лампы, в черном фраке и высоких ботинках, с волосами, падавшими на лоб. Глаза же его сияли и, казалось, излучали тепло.
      Кончиками пальцев он провел по ее щеке, осторожно прикоснулся к ее волосам.
      – Мне ужасно хотелось побыстрее разбудить вас, Шарлотта, и вместе с тем хотелось любоваться вами. Вы улыбались во сне и были похожи на девочку.
      Она начала приподниматься в постели, но Натаниел покачал головой:
      – Нет, оставайтесь там.
      Он принялся раздеваться. Шарлотта с восхищением наблюдала за его движениями. Он все делал неторопливо, и это создавало какое-то домашнее настроение, совсем непохожее на неистово поспешное избавление от одежды во время их последнего свидания наедине.
      Она знала, что сегодня все будет по-другому. Должно быть по-другому. Они были наедине, и ими руководил отнюдь не импульс, не безумный приступ страсти. Именно на это указывали неспешные движения Натаниела.
      Никогда раньше Шарлотта не наблюдала за раздевающимся мужчиной. Однако она прекрасно понимала, что его мысли были заняты совсем не тем, чем он сейчас занимался. У нее перехватило дыхание, когда он наконец скинул рубашку, обнажив атлетический торс. Она даже не представляла, что мужчина может быть настолько красив.
      Присев на край кровати, Натаниел наклонился, снимая ботинки. Затем встал и окончательно освободился от всей одежды.
      Увидев его обнаженного, Шарлотта едва удержалась от восторженного восклицания. Натаниел обладал великолепной фигурой – мускулистой, но в то же время стройной и даже отчасти изящной. Лампа освещала его тело мягким золотистым светом, и от этого он казался еще прекраснее.
      Тут он пристально посмотрел ей в глаза, и взгляды их встретились. Почувствовав его возбуждение, Шарлотта тотчас же ощутила восхитительную дрожь между ног.
      Натаниел откинул покрывало и лег рядом с ней. Шарлотте страстно захотелось обнять его, но он приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел на нее сверху вниз. Шарлотта же любовалась его широкими плечами и грудью. Ей ужасно хотелось прикоснуться к нему, хотелось провести ладонью по его плечам и ощутить твердость его мускулов. Она уже протянула к нему руку, но в этот момент Натаниел наклонился и поцеловал ее в губы. Затем ладонь его опустилась на шею Шарлотты, после чего пальцы начали осторожно спускать с ее плеч кружевные бретельки сорочки.
      Сердце Шарлотты забилось быстрее, и она едва удержалась от стона.
      – На прошлой неделе я чуть не сошел с ума, – пробормотал Натаниел. – Именно тогда я окончательно понял, что это были вы…
      – Окончательно поняли?
      – Да, Шарлотта. Мне вдруг стало ясно, что такие глаза… Только ваши глаза я мог видеть в прорезях маски.
      Шарлотта невольно улыбнулась. Сейчас ей казалось, что та ночь у Линдейла была когда-то очень-очень давно.
      Натаниел опускал бретельки ее сорочки все ниже и ниже. Кончики его пальцев коснулись ее отвердевших сосков, и Шарлотта на мгновение затаила дыхание – ожидание превратилось в восхитительную пытку.
      Нескольку секунд спустя Натаниел наконец-то опустил сорочку, обнажив грудь Шарлотты. И тотчас же кончики его пальцев стали поглаживать ее соски.
      Шарлотта стиснула а зубы, чтобы не застонать.
      – Прошлый раз вы почти не разговаривали, – сказал Натаниел с улыбкой. – Вы намерены снова молчать?
      – А может, это будет правильно? Как вы считаете? Мы ведь часто ссоримся, когда беседуем.
      – Только потому, что вы получаете удовольствие, бросая мне каждый раз вызов.
      – А вы – мне.
      – Возможно, мы оба просто пытались отрицать то, что привело нас в эту постель. С какого-то момента я находил ваше своеволие скорее очаровательным.
      – Тогда, пожалуй, я заговорю. Если буду по-настоящему вами очарована.
      Склонившись над ней, Натаниел поцеловал ее сосок. И на сей раз Шарлотта не сумела сдержать стон.
      – Мне придется очаровать вас так, чтобы ваши речи стали приятными. – Он снова улыбнулся.
      – Какого рода речи доставят вам удовольствие. Натаниел?
      Он сделал вид, что всерьез задумался.
      – Какого рода речи? Знаете, сразу трудно ответить. А впрочем… Думаю, вам следует сказать: «Не останавливайтесь, потому что я на седьмом небе».
      Шарлотта рассмеялась. Натаниел же сбросил покрывало с постели, затем спустил сорочку Шарлотты еще ниже и провел ладонью по ее бедру.
      – Приподнимитесь, – сказал он.
      Шарлотта приподняла бедра, так чтобы сорочка спустилась к ее коленям.
      – Да, чуть не забыл, – пробормотал Натаниел, изображая озабоченность. – Вероятно, мне понравится фраза: «Именно так, вот здесь, мне так приятно». Да, я думаю, что буду с радостью приветствовать такие откровения.
      – Это похоже на наставления, – сказала Шарлотта, не удержавшись от улыбки.
      Тут Натаниел окончательно освободил ее от сорочки.
      – Полагаю, вы нуждаетесь в наставлениях, моя маленькая леди.
      В следующее мгновение он осторожно лег поверх нее и тут же чуть приподнялся на локтях. Заглянув ей в глаза, проговорил:
      – Но если вы предпочитаете молчать, то можете вообще не разговаривать. Поверьте, мне не нужны слова, чтобы узнать вас.
      «Той ночью он сказал нечто подобное», – промелькнуло у Шарлотты. Положив ладонь ему на грудь, она спросила:
      – Вы всем это говорите?
      – Говорил только раз. Одной очень красивой женщине, с которой я встретился на вечеринке. Она была в маске, но это не помешало нам понять друг друга.
      Шарлотта посмотрела ему прямо в глаза и вздохнула с облегчением. Она увидела в глазах Натаниела именно то, что ей хотелось увидеть. Неожиданно она словно опять оказалась в темном углу салона, рядом с Натаниелом. Тогда между ними сразу установилась глубокая и полная близость, так что остальной мир перестал существовать. В его глазах не читалось никакого осуждения. Никаких вопросов. Только понимание и сочувствие, только жаркий огонь желания, горевший лишь для нее. Она являлась для него таинственной незнакомкой, но все равно они прекрасно понимали друг друга, и только это имело значение.
      Тут Натаниел снова ее поцеловал, и она тотчас же почувствовала: поцелуй был не такой, как в ту ночь. Но все же многое повторялось; они также остро ощущали друг друга, и их так же друг к другу влекло. Правда, теперь они лежали в постели. Натаниел Найтридж находился в постели с Шарлоттой Марденфорд.
      Отвечая на поцелуй Натаниела, Шарлотта вдруг подумала: «Ах, как приятно, что Натаниел знает: он обнимает именно меня!»
      Поцелуй их становился все более страстным, и Шарлотта все больше возбуждалась. По телу ее пробегали теплые волны блаженства, и она старалась покрепче прижаться к Натаниелу.
      Когда же поцелуй их прервался, Натаниел принялся покрывать поцелуями ее шею и плечи. А руки его тем временем ласкали ее груди и поглаживали бедра.
      И при каждом прикосновении Натаниела Шарлотта испытывала головокружение, и ей казалось, что страсть вот-вот доведет ее до безумия. Почувствовав, как его твердая плоть прижалась к ее бедру, она раздвинула ноги и тихонько застонала. Она страстно желала, чтобы он наконец-то соединился с ней, но Натаниел вдруг приподнялся и посмотрел на нее сверху вниз:
      – Мы не будем торопиться. Никто ведь не видит нас, Шарлотта.
      Не дожидаясь ответа, он склонился над ней и коснулся языком ее правого соска, Шарлотта закрыла глаза и снова застонала. Ласки Натаниела напоминали восхитительную пытку, и ей хотелось, чтобы пытка эта никогда не кончалась.
      – Да, – услышала она вдруг свой шепот. – Так, именно так… Это прекрасно.
      Натаниел вдруг остановился, и Шарлотта, открыв глаза, увидела, что он смотрит на нее с улыбкой. Затем он принялся ласкать другую ее грудь, и из горла Шарлотты вновь вырвался стон. Забыв обо всем на свете, она выгибала спину – словно требовала, чтобы он ласкал ее снова и снова.
      В какой-то момент Натаниел вдруг скатился с нее, освободив ее ноги. И Шарлотте тотчас же подумалось, что ее поза – слишком уж скандальная. Она начала сдвигать ноги, но рука Натаниела легла ей на бедро, останавливая ее.
      Он коснулся ее самого интимного места, и она окончательно потеряла голову. Теперь ей уже хотелось только одного – побыстрее слиться с ним воедино. «Что же он медлит?! Почему?!» – мысленно выкрикивала она. Тело ее то и дело содрогалось, а из горла вырывались громкие стоны, хотя Шарлотта этого и не осознавала.
      Натаниел что-то нашептывал ей на ухо, но она не слышала его слов – словно оглушенная неистовым желанием, переполнявшим ее.
      В очередной раз застонав, она крепко прижалась к нему и в следующее мгновение наконец-то почувствовала, что он вошел в нее. Всего лишь несколько секунд потребовалось ей для того, чтобы уловить ритм его движений. Раз за разом они со стонами устремлялись навстречу друг другу, и Шарлотте хотелось, чтобы это продолжалось вечно.
      В какой-то момент взгляды их встретились, и Шарлотта почти тотчас же почувствовала, что движения любовника становятся все более энергичными. Она вскрикнула в восторге, ибо ей хотелось того же, хотелось все ярче и ярче раздувать охватившее их пламя страсти. Выкрикивая имя возлюбленного, Шарлотта возносилась все выше, приближаясь к вершинам блаженства. Наконец из горла ее вырвался громкий крик, а по телу прокатилась дрожь. Несколько секунд спустя она крепко прижалась к Натаниелу и, обвивая руками его шею, замерла в изнеможении.
      «Господи, какое блаженство!» – мысленно воскликнул Натаниел.
      Биение его сердца постепенно замедлялось, и он медленно возвращался к реальности. В какой-то момент он вдруг понял, что по-прежнему лежит на любовнице – возможно, причиняя ей неудобство.
      Сделав над собой усилие, он приподнялся на локтях и посмотрел на Шарлотту. Глаза ее были закрыты, на губах играла улыбка, а выражение лица казалось мечтательным – выражение делало ее еще более красивой, еще более желанной.
      Натаниел лег на бок, и его движение заставило Шарлотту пошевелиться. Через несколько секунд глаза ее открылись, и взгляды их встретились. Улыбнувшись, он проговорил:
      – Вы меня ужасно утомили, леди Марденфорд. Теперь я могу проспать двое суток.
      – А я не смогу ходить целую неделю, мистер Найтридж.
      Натаниел взглянул на нее с беспокойством:
      – Я сделал вам больно?
      – Могу сказать только одно: ваше… посещение было весьма продолжительным. – Она лукаво улыбнулась.
      – Но вы встретили меня столь гостеприимно, что я забыл о хороших манерах. Позвольте принести вам мои извинения.
      Шарлотта засмеялась:
      – В извинениях нет необходимости.
      Он взял ее руку и поднес к губам.
      – Однако необходимость в благодарности есть – Натаниел поправил подушки. – Смею предположить, что мы с вами наконец-то хоть в чем-то достигли полного единодушия.
      – И при этом обошлись без слов.
      Да, они обошлись без слов. И он узнал то, что хотел узнать. Но как же теперь быть с этим?
      Похоже, и она не знала. Накрывшись покрывалом, она искоса взглянула на него.
      – Вы смущены, Шарлотта?
      – Нет. Конечно, нет. Наверное, я смутилась бы если бы задумалась, но… Нет, я не смущена. А почему вы спрашиваете?
      – Мне кажется, вас что-то беспокоит.
      – Я просто думаю… – Она взглянула на лампу, потом на дверь.
      – Вы хотите, чтобы я ушел?
      – Нет, то есть… А вы думали, что… – Она умолкла и покраснела.
      Шарлотте Марденфорд явно не хватало слов. Натаниел никогда не думал, что такое возможно. Улыбнувшись, он спросил:
      – Вы никогда по-настоящему не спали с мужчиной, не так ли? – Он знал, что такое случалось со многими замужними женщинами. Мужья приходили к ним в спальни, оставляли в женах свое семя и уходили.
      Ее робкая улыбка убедила Натаниела в том, что он был прав. Но как он должен к этому относиться? На этот вопрос у него не было ответа.
      – Думаю, я еще задержусь здесь. – Не дожидаясь разрешения, Натаниел устроился поудобнее и обнял ее. Затем протянул руку и погасил лампу.
      Шарлотта в смущении откашлялась и пробормотала:
      – А если вас увидят здесь?
      – Дверь заперта, а на рассвете я все равно должен уйти.
      Шарлотта прижалась к нему и положила голову ему на плечо.
      – Ах, как замечательно это было! – прошептала она. – Я рада, что не струсила.
      Натаниел поцеловал ее в висок. Да, все получилось замечательно. Не было никакого сомнения в том, что они испытали это чудо вместе, но слова Шарлотты тронули его. Своим признанием она хотела объяснить, что ее опасения были напрасны. Ей хотелось уверить его в этом. Да, сегодня ночью все вышло чудесно, – но что ждало их впереди? На этот вопрос он не мог ответить, что очень его беспокоило.
      А впрочем, стоило ли сейчас об этом думать? Нет, наверное, не стоило, К тому же очень хотелось спать…
      – Вы спите, Натаниел?
      – Нет еще. Разбудите меня, если засну.
      Он улыбнулся ей и, закрыв глаза, начал погружаться в сон.
      – Вы что, действительно намереваетесь спать двое суток?
      – Вероятнее всего, часа два. Затем я проснусь и снова приведу вас в восторг.
      – О-о! – Через несколько секунд он снова услышал ее голос: – Натаниел, вы храпите во сне? Если храпите, то ваши любовницы наверняка говорили вам об этом. Так вы храпите или нет?
      – Понятия не имею. Мне об этом никогда не говорили.
      – Но почему?
      Ему ужасно хотелось спать, но он все же ответил:
      – Мне об этом никогда не говорили, потому что я почти никогда не оставался у любовницы до утра.
      – Почему же?
      Он со вздохом пробормотал:
      – Все мужчины прекрасно знают: женщины после близости готовы проболтать всю ночь до утра. Кстати, некоторые дамы говорят, что если мужчина остается, то он не сомкнет глаз до рассвета. Вы можете поверить в это?
      Несколько секунд в комнате царила тишина. Потом Шарлотта рассмеялась и легонько ударила любовника кулачком под ребра.
      Натаниел тоже засмеялся и еще крепче прижал ее к себе. По крайней мере, она ударила его не зонтиком.
      Он не храпел, но и не проснулся через два часа, чтобы вновь доставить ей удовольствие. Шарлотта знала это, потому что долго не могла уснуть. Она лежала в объятиях Натаниела. пытаясь привести в порядок мысли и определить свое отношение к произошедшему. Однако сделать это было не так-то просто. В конце концов, ей пришлось признать, что она знает только одно: что все ее чувства и эмоции – не иллюзия и та первая ночь не являлась плодом ее воображения. Этой ночью многое повторилось, и. следовательно, ее чувства были подлинными.
      Но что же теперь будет? Как сложатся их с Натаниелом отношения? Ведь скоро они покинут этот дом, после чего их дороги могут разойтись.
      Тихое дыхание Натаниела возле ее уха наконец-то убаюкало Шарлотту. И ее тут же посетил сон, в котором маленький Амброуз весело смеялся, бросая ей мяч. Поймав мяч, она бросила его обратно мальчику, и тот уже собрался схватить его, но вдруг какая-то мужская рука перехватила мячик. Озадаченный Амброуз подошел к ней, и она обняла его. И вместе они наблюдали, как мужчина уносит мяч из комнаты
      Шарлотта проснулась на рассвете, когда серебристый лучик осветил контуры мебели в комнате.
      Шевельнувшись. Шарлотта покосилась на Натаниела. Он лежат рядом, обнимая ее за талию. И он все еще спал.
      Внезапно она вспомнила, что ей снился какой-то странный сон… Сон был не страшный, но все-таки он растревожил ее. Сейчас она не могла вспомнить, что именно ей снилось, однако…
      Рука любовника шевельнулась, и он еще крепче прижал ее к себе. Через секунду-другую глаза его открылись, и он, чуть приподнявшись, поцеловал ее в щеку.
      – Кажется, рассвело, – пробормотал он.
      – Натаниел, вы должны уйти.
      Ей очень не хотелось, чтобы Натаниел уходил. Она боялась, что если он уйдет, то их отношениям придет конец. Она могла бы прожить всю оставшуюся жизнь воспоминаниями о той скандальной ночи, но воспоминания о двух ночах могли принести боль.
      – Мне бы хотелось, чтобы вам не надо было уходить, – добавила Шарлотта, тихо вздохнув.
      Он провел ладонью по ее бедру, и Шарлотту тотчас же охватило возбуждение.
      – Дом еще не проснулся, – сказал он с улыбкой. – Я могу немного задержаться.
      Натаниел принялся поглаживать ее груди, и соски Шарлотты тут же отвердели. Прижавшись к нему покрепче, она почувствовала, что он тоже возбужден. В следующее мгновение он вошел в нее, но на сей раз Шарлотта не потеряла голову. И даже дрожь, пробежавшая по ее телу минуту спустя, не сопровождалась криком и стонами. Однако их близость и теперь доставляла неизъяснимое удовольствие. А лучи рассвета, проникавшие в комнату, казалось, добавляли остроты, ее ощущениям.
      Когда Натаниел одевался, Шарлотта смотрела только на его лицо. А его прощальный поцелуй показался ей необыкновенно нежным. Приблизившись к двери, он обернулся и молча взглянул на нее. В следующее мгновение она осталась одна наедине со своими мыслями.

      Шарлотта поздно покинула свою комнату. Когда она спустилась в столовую, было уже около двенадцати. Натаниел поднял глаза от письма, которое писал, и увидел на ней дорожное платье. В руке она держала зонтик.
      Вместе с ней в комнату проник аромат лаванды. Натаниел понял, что она приняла ванну, и представил ее в ней: волосы подняты наверх, а кожа розовая и гладкая… Ох, как ему хотелось бы оказаться рядом в тот момент!
      – Извините за промедление. – Она прислонила зонтик к стулу. – Однако сейчас только полдень. У нас достаточно времени, чтобы посетить сегодня еще одну деревню.
      Улыбнувшись, Натаниел привлек к себе Шарлотту и поцеловал в губы. Тут за дверью послышались шаги, и ему пришлось выпустить любовницу.
      – Похоже, скоро пойдет дождь, – пробормотал он. – Думаю, сегодня лучше отложить все дела.
      – А завтра мы успеем все сделать? Мне нужно поскорее вернуться в Лондон.
      И ему – тоже. Там его ждали дела, которые невозможно было вечно игнорировать. Хотя сейчас ему хотелось забыть обо всех делах.
      Дверь приоткрылась и тут же снова закрылась.
      – Мы мешаем слугам исполнять свои обязанности, – пояснил Натаниел. – Давайте немного пройдемся.
      Они прошли через сад, затем направились в поля. День стоял теплый, но воздух был насыщен влагой. А на небе ни облачка.
      – Я решил, что мы потратили слишком много сил, так что не стоит посещать оставшиеся деревни, – сообщил Натаниел. – С моей стороны эта идея была большой глупостью, и нет смысла продолжать наши поиски.
      Шарлотта шла молча. У подножия холма она остановилась и посмотрела ему в лицо:
      – Натаниел. было бы грустно, если бы наша последняя ночь положила начало тому, что мы начнем лгать друг другу. На деле вы вовсе не считаете вашу идею глупой: я абсолютно в этом уверена.
      Пожав плечами, он пробормотал:
      – Но мы посетили добрый десяток деревушек – и все напрасно. Если мы побываем еще в нескольких, то лишь потеряем время.
      – Я не считаю это потерей времени, – возразила Шарлотта. – Вы ведь ищете пожилую женщину по имени Дженни, не так ли? Полагаю, вам следует продолжить поиски. Пусть она расскажет то, что знает. Возможно, она поддержит ваши подозрения, возможно, Гарри действительно имеет какое-то отношение к Марденфордам.
      – Но какое это имеет значение, Шарлотта? Если мальчик – незаконнорожденный сын кого-то из этой семьи, то какая разница, докопаемся мы до правды или нет?
      Она пристально посмотрела ему в глаза, и этот ее взгляд привел Натаниела в замешательство. Он молчал, и Шарлотта проговорила:
      – Это ваше решение – жест благодарности за прошедшую ночь?
      Черт возьми, он и сам не знал. Ему просто хотелось отбросить все дела и остаться с ней здесь, в доме, еще на несколько дней.
      Она вдруг улыбнулась и сказала:
      – Поверьте, Натаниел, сегодня я не собираюсь обороняться. Я не способна притворяться, да и у вас это плохо получается. Если незаконнорожденного мальчика покинули, то это судьба, не так ли?
      – Совершенно верно, – кивнул Натаниел. – Вот почему нет причины посещать..
      – Нет, есть причина, – перебила Шарлотта. – Вы ведь опасаетесь, что Гарри не просто внебрачный ребенок.
      Черт побери, теперь она решила говорить открыто. Именно теперь, когда он потратил долгие часы, убеждая себя отказаться от этой идеи.
      Шарлотта насупилась и вновь заговорила:
      – Вы подозреваете, что Гарри – плод тайного брака. И вы считаете, что он может оказаться законным первенцем нынешнего барона Марденфорда. Я ведь права, не так ли?
      Натаниел скрестил на груди руки. Немного помолчав, проговорил:
      – Вам кто-нибудь когда-нибудь говорил, что вы слишком уж умны, леди Марденфорд?
      Шарлотта положила руку ему на плечо.
      – Не сердитесь на меня, пожалуйста. Мне очень хочется ухватиться за ваше предложение, однако… Натаниел, если вы не завершите то, что начали, вы никогда не узнаете правду наверняка, как знаю ее я. Вы всегда будете сожалеть, что не сделали все возможное для мальчика, Вопрос навсегда останется без ответа.
      Он внимательно посмотрел ей в глаза:
      – А если прав я? Вдруг правда окажется еще хуже, чем мне казалось поначалу?
      Ему хотелось, чтобы она сказала: «Это не имеет значения, потому что наша страсть не может быть задушена правдой». Но Шарлотта молчала, и ее молчание означало только одно: она действительно боялась, что он, Натаниел, возможно, окажется прав.
      Тяжело вздохнув, она наконец сказала:
      – То, что вы задали этот вопрос, Натаниел, доказывает: вы не убеждены, что мне нечего бояться. Давайте сделаем что можем, чтобы доказать: ваши худшие предположения ошибочны. Иначе мысли об этом никогда не покинут нас.

* * *

      Они предприняли поездку в очередную деревню, делая вид, что отправились туда лишь для очистки совести. Однако Шарлотта, поглядывая на своего спутника, видела в его глазах беспокойство.
      Когда они приехали на побережье. Натаниел сразу же зашел в местный трактир в надежде узнать там что-нибудь о пожилой женщине по имени Дженни. Минут через десять он вышел оттуда, явно испытывая облегчение. Приблизившись к карете, Натаниел сообщил:
      – Никакой Дженни здесь нет.
      Усевшись в экипаж, он улыбнулся, однако Шарлотта не разделяла его веселья. Ей действительно хотелось найти ту женщину, и лукавство Натаниела даже немного ее раздражало, хотя она прекрасно понимала, что он лукавил только ради нее. Впрочем, Шарлотта подозревала, что перемирие, которое он заключил со своей совестью, будет непродолжительным. Такой человек, как Натаниел Найтридж, не мог смириться с несправедливостью, а ведь он подозревал, что с Гарри поступили несправедливо.
      Если они наконец найдут эту женщину, то все закончится. Дженни разоблачит шантаж Финли, и его заявления окажутся ложью, высосанной из пальца.
      Как только карета выехала за пределы деревни, Натаниел усадил Шарлотту себе на колени.
      – Долг выполнен, теперь можно развлечься.
      Его поцелуй показал, какие развлечения он имел в виду, и Шарлотта тут же забыла о Дженни.
      Поцеловав свою спутницу, Натаниел расстегнул ее платье и ослабил корсет. Затем рука его скользнула ей под юбки. Справиться с обилием нижних юбок было не так-то просто, и оба рассмеялись.
      Шарлотта обвила руками его шею, а карета тем временем, то и дело покачиваясь, катила по неровной дороге.
      Поцелуи Натаниела соблазняли, обжигали, возбуждали… Кончики же его пальцев теребили ее соски, и Шарлотта, все больше возбуждаясь, уже не в силах была удерживаться от стонов.
      Набравшись смелости, она принялась расстегивать его брюки и тотчас же почувствовала, как он задрожал, все больше возбуждаясь. Реакция Натаниела еще сильнее ее раззадорила – ей хотелось проверить, сумеет ли она довести его до безумия, как он ее.
      Однако ей никак не удавалось расстегнуть его брюки, и Натаниел, придерживая ее одной рукой, принялся помогать ей. Экипаж то и дело подбрасывало, и это затрудняло ее задачу. Но в конце концов Шарлотта добилась своего: запустив руку в брюки любовника, она принялась поглаживать его возбужденную плоть.
      «Вот здесь, именно так, как приятно!» Он не произносил этих слов, но она читала их в его глазах.
      Возбуждение Натаниела передавалось Шарлотте, и по телу ее снова и снова пробегали горячие волны, опускавшиеся все ниже. Когда же ей показалось, что она не сможет больше терпеть, Натаниел задрал ее юбки повыше и, на мгновение приподнявшись, снова усадил на себя. В следующую секунду она соединились, только на сей раз именно она должна была энергично двигаться, а любовник лишь направлял ее движения.
      То, что началось игрой, закончилось неизъяснимым блаженством.
 
      – Какой она была?
      Шарлотта задала этот вопрос прошедшей ночью, когда они, разгоряченные, лежали рядом.
      Натаниел не сразу понял, о чем спрашивала Шарлотта. Он был занят размышлениями о том, как продолжится их роман после возвращения в Лондон. Если, конечно, продолжится.
      – Она? – переспросил он. – Кто именно?
      – Женщина, которую вы любили раньше. – Шарлотта внимательно на него посмотрела. – Как-то раз вы сказали… сказали, что когда-то мы оба любили.
      – Это неосторожное высказывание с моей стороны. – Он сделал вид, что разговор окончен, хотя знал, что Шарлотта не удовлетворится этим.
      И Шарлотта действительно ждала ответа.
      – Видите ли, в ранней юности я влюбился, как и любой другой молодой человек. Я верил, что мне отвечают взаимностью, но потом понял, что ошибался. Обычная история, не так ли?
      – Не такая уж обычная, – возразила Шарлотта. Казалось, она искренне переживала за него, и это тронуло Натаниела.
      Было очевидно, что Шарлотта задала этот вопрос не из праздного любопытства. И конечно же, она не собиралась ревновать его к прошлому.
      – Как вы узнали, Натаниел, что она не отвечала вам взаимностью? Не могу поверить, что какая-либо девушка способна не влюбиться в вас. Вы выглядите как главный герой романа или картины и, конечно же, были таковым в юности. Мы все так думали.
      – Если вы так думали, то почему же избегали танцевать со мной на балах во время вашего дебюта? Как я помню, вы постоянно отказывали мне. Даже в вальсе.
      Она опустила глаза.
      – С самого начала за меня все решали родственники. Это было всем известно. – Шарлотта снова посмотрела на него. – Но как же вам удалось узнать правду?
      Ее невозможно было отвлечь.
      – Отец пригласил ее однажды к нам в гости. Сюда, в Элмкрест.
      – Да, ваш отец – жестокий человек.
      – Ему лучше, чем мне в том возрасте, были известны вещи, способные тронуть женское сердце.
      – Она увидела все это, узнала о многом другом, но полагаю, ничего не поняла.
      – Меня заставили объяснить ей это так, чтобы она смогла все осмыслить. Однако она узнала лишь то, что одним своим словом я могу предложить ей изрядное состояние и, разумеется, надлежащий комфорт. Она думала, что если я люблю ее, то пойду на компромисс. А я думал, что если она любила меня, то не попросит об этом. – Он пожал плечами. – Вот так упрощенно молодые смотрят на жизнь.
      Кончиком пальца она нарисовала узор у него на груди, напомнив ему, как ее руки воспламенили его сегодня. Страсть этой ночи отличалась от той, что охватила их в карете. Нынешняя страсть обещала в дальнейшем еще более сильные проявления чувственности.
      – Вы, кажется, сказали, что брак требует компромиссов, – напомнила Шарлотта.
      – Сейчас я уже не так молод, и жизнь стала казаться мне не такой уж простой.
      Только успев произнести эти слова, Натаниел понял, что был не совсем честен. Пересмотреть свои взгляды его заставил не только опыт, но и различные женщины, которые встречались на его жизненном пути. Шарлотта никогда не попросила бы его купить как можно больше платьев и не пожелала бы в один прекрасный день стать женой епископа Натаниела Найтриджа. Даже если бы она была бедной, никогда бы такого не пожелала. Это он знал наверняка.
      – Полагаю, она вышла замуж за другого.
      – Да, со временем. Мы не афишировали наших отношений, так что на ней это никак не отразилось. Но после того как первый жених оказался чуть ли не сыном пэра, она не могла согласиться на меньшее. Она ждала, пока не нашла того, кто ее больше устроил. – Натаниел усмехнулся. – Как я сказал, это случилось давно. И это не было похоже на вашу любовь. У меня, не осталось ни воспоминаний, ни сожалений.
      Выражение ее лица смягчилось и стало отрешенным, словно слова Натаниела вызвали у нее воспоминания. Он отчитал себя за бестактность.
      – Полагаю, нельзя иметь одно без другого – воспоминания без сожалений, – сказала Шарлотта, выходя из задумчивости так же быстро, как впала в нее. – Надо только уважать и то и другое, но не позволять им овладеть вами.
      Шарлотта поцеловала его так, что стало понятно: сейчас она не принадлежала никому. Не было необходимости заявлять об этом. Их хрупким отношениям грозило не прошлое, а будущее.
 
      Шарлотта, как всегда, когда они посещали деревни, осталась в карете. Натаниел же опять вошел в таверну – его голова исчезла в проеме двери.
      До этого они уже посетили одну деревню, и там не оказалось ни одной Дженни. Им оставалось заехать еще в одну – и их миссия будет завершена. Завтра они отправятся обратно в Лондон.
      Они вообще не заговаривали о том, что ждет их впереди. Да она раньше и не задумывалась об этом. Однако сейчас это случилось, и Шарлотта надеялась, что они сумеют остаться вместе – хотя бы изредка будут встречаться. Ей казалось, что им обоим будет не так-то просто отказаться друг от друга.
      Рыбацкая деревушка оказалась очень живописной, с десятком старых домиков, фасадами выходящих на лужайки, которые по невысоким склонам спускались к морю. Некоторые дома были выкрашены в красные и желтые цвета – словно рыбаки побывали вблизи городков Средиземноморья лет десять назад и привезли с собой эту моду. Легкий ветерок доносил запахи рыбы и соли. Шарлотта наблюдала за гладью моря и высокими мачтами кораблей на горизонте.
      Натаниел вернулся не скоро. Когда же дверь таверны наконец открылась и он, переступив порог, вышел на узкую улочку, Шарлотта сразу же догадалась: он узнал что-то очень важное.
      – Здесь живет женщина по имени Дженни Трешер, – сообщил Натаниел. приблизившись к карете. – Она сдает жилье. – Он окинул взглядом лужайку. – Ее дом там, внизу. Дом с белой дверью.
      – Тогда давайте пойдем туда.
      Натаниел помог спутнице выйти из кареты, и они зашагали вниз по лужайке.
      – Похоже, вы не очень-то рады, – заметила Шарлотта, глядя на своего хмурого спутника. – Вы ведь, конечно, думаете, что это именно она, та самая Дженни, которую мы ищем?
      Он бросил на нее такой же взгляд, как и накануне, когда сказал, что она слишком уж умна.
      – Хозяин таверны вспомнил маленького мальчика, жившего здесь когда-то. Однако он говорит, что эта Дженни вовсе не старая, так что это, возможно, простое совпадение.
      Они приблизились к дому с белой дверью. Дом был старый и довольно скромный, однако ухоженный. На всех окнах висели белые занавески.
      Служанка провела их в уютную гостиную. Обстановка с большим количеством стульев явно предполагала, что именно здесь собирались постояльцы.
      Усевшись, они молча переглянулись. Шарлотта с нетерпением ждала появления хозяйки. Она пыталась уверить себя, что они нашли какую-то другую Дженни, но сердце ее билось все быстрее.
      – Я представлю вас как миссис Дюклерк, – предложил Натаниел. – Мы не будем упоминать Марденфорда, пока Дженни сама не скажет про него. Если скажет, конечно.
      Дженни действительно не была старой. Как только она вошла в гостиную, Шарлотта поняла, в чем дело. У Дженни были седые волосы, и она была довольно полной – видимо, поэтому мальчик и решил, что она старуха. Однако на вид ей было от силы лет сорок пять.
      Вежливо поздоровавшись с хозяйкой, Натаниел объяснил, что привело их сюда.
      Миссис Трешер покачала головой:
      – Мальчик по имени Гарри никогда не жил здесь.
      – Возможно, это не подлинное его имя. Думаю, ему тогда было лет шесть – восемь. У него темные глаза и темные волосы. Причем он явно не англичанин. Он жил здесь с матерью.
      Глаза Дженни расширились.
      – О, да вы же описываете Джозефа. Его все звали Хосе. Вы встречали его?
      «Хосе? – подумала Шарлотта. – Вероятно, старый вор решил назвать мальчика Гарри – чтобы звучало по-английски».
      – Мы знаем, что мальчик вполне здоров и с ним все в порядке, – сообщил Натаниел. – Мы надеемся, что вы что-то знаете о его родственниках. Мальчик очень одинок…
      Дженни надолго задумалась, потом покачала головой:
      – Знаете, здесь все было неблагополучно с самого начала. Я пыталась отговорить ее. Говорила с ней как можно деликатнее, уверяю вас. Но она ничего не хотела слышать. Я ничего не знаю о ее семье. Да и о ней самой ничего не знаю. Она сняла здесь комнаты для себя и мальчика, как только приехала в Англию. А приехала она сюда через Саутгемптон, насколько я знаю. Расплатилась же звеньями от золотой цепочки.
      – Вы сказали, его называли Хосе? Они были испанцы? – спросил Натаниел.
      – Да, из Кадиса. Она рассказывала про войну и про то, как ей наконец-то удалось достать билет на корабль. Она приехала сюда, чтобы разыскать отца мальчика. – Дженни поджала губы. – Сказала – мужа. Впрочем, не мое это дело. Если женщина с незаконнорожденным ребенком говорит, что ее муж ушел или умер, меня это не касается. Я попыталась объяснить ей, что этот «муж» не будет рад ее появлению. Когда на ее письма не пришло ни единого ответа, я попыталась убедить ее в этом.
      – Она упоминала имя этого человека? – спросила Шарлотта.
      – Никогда. Это была ее тайна. Она дала мне понять, что он был знатного происхождения, как и она, наверное, Она ожидала, что ей будут оказаны услуги, превосходящие обычные, если вы понимаете, что я имею в виду. – Хозяйка пожала плечами. – Я полагала, что она и сама происходила из богатой и знатной семьи. Об этом свидетельствовал весь ее облик. Она хорошо говорила по-английски, могла также писать и читать. И за все она расплачивалась звеньями той золотой цепочки.
      – Как долго она прожила здесь? – задал вопрос Натаниел.
      – Около года. Все это время она писала письма и ожидала кого-то или чего-то. Однако к концу выглядела… подавленной. И очень грустной. Словно начинала понимать, что ее соблазнили и бросили, как девчонку с фермы. Конечно, она беспокоилась за мальчика. Какое будущее могло ожидать незаконнорожденного испанца в Англии?
      Шарлотта не знала, что и думать об этой истории. Они много узнали и в то же время почти ничего не узнали. Подтвердились лишь воспоминания Гарри.
      – И куда же она уехала?
      – Не знаю. Однажды она взяла мальчика, два саквояжа и исчезла. Оставила то, что не поместилось в саквояжи, и сказала, что пришлет за этими вещами позже. Однако я не ожидала от нее вестей. Таки случилось. Полагаю, она заплатила, чтобы ее отвезли обратно в Саутгемптон. Я решила, что она потом отправилась домой.
      – Мы нашли мальчика в Лондоне, так что все сложилось по-другому, – сказал Натаниел.
      В комнате надолго воцарилось молчание. Наконец Натаниел спросил:
      – Как ее звали? Вернее, каким именем она пользовалась?
      – Конечно, вымышленным, – заявила Дженни с уверенностью. – Она называла себя миссис Марден.
      При этих словах хозяйки Шарлотта вздрогнула. Затем посмотрела на своего спутника, и тот тихо вздохнул.
      Хозяйка же, казалось, не замечала реакции гостей. Поглядывая то на Шарлотту, то на ее спутника, она ожидала следующего вопроса.
      Наконец Натаниел проговорил:
      – Миссис Трешер, я должен снова спросить вас: говорила ли она когда-нибудь об отце мальчика? Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, это очень важно.
      Женщина нахмурилась. Помолчав минуту-другую, решительно покачала головой:
      – Нет, мне она ничего не говорила, Она считала меня, как бы служанкой. Иногда она читала мальчику, и я слышала, как она читала. Читала всегда по-английски, из тех книг, что привезла с собой. И говорила сыну, что он должен хорошо выучить наш язык, потому что ему предстоит стать англичанином.
      Шарлотта почти не слушала хозяйку – она была близка к отчаянию.
      Натаниел же вдруг поднялся и подошел к книжной полке. Прикоснувшись пальцем к корешку одной из книг, пробормотал:
      – Да, все верно: Байрон. Мальчик говорил, что мать читала ему из Байрона.
      Хозяйка тут же закивала:
      – Да-да, теперь, когда вы назвали это имя, я вспомнила: она очень любила эту книгу, но читала ему и другие. Например, из Библии.
      – Может, вы слышали что-то еще, когда выполняли свои обязанности по дому?
      – Она учила мальчика… быть гордым. Она и сама была гордой. Эти стало причиной его стычек с другими мальчиками из деревни. А однажды, поссорившись, он принялся кричать на них. Выкрикивал одно и то же слово, глядя на них свысока. Жена рыбака, которая услышала это, позже сказала мне, что он кричал: «Кланяйтесь, кланяйтесь!» Подозреваю, что он хотел, чтобы ему поклонились. Этот бездомный метис вел себя как маленький принц.
      «О Господи, Господи…» – мысленно повторяла Шарлотта. Теперь она уже не сомневалась: эта испанка приехала в Англию после смерти Филиппа, когда Джеймс унаследовал титул. Приехала со своим сыном, чтобы заявить о правах мальчика в доме нового барона. Но как же Джеймс смог?..
      Натаниел все еще стоял у книжной полки. Шарлотта повернулась к нему с отчаянием во взгляде.
      Глаза же Натаниела, казалось, говорили: «Вам следовало позволить мне пойти на сделку с совестью, пока еще был шанс. Ради вас я пошел бы на это».
      Возможно, ей действительно следовало согласиться, когда он предлагал. Боже, почему она не сделала этого? Теперь Шарлотта обвиняла только себя. Почему она так верила в Марденфорда? О, как же она ненавидела себя за свое упрямство!
      – Если мальчик у вас, то где его мать? – неожиданно спросила Дженни; казалось, эта мысль только сейчас пришла ей в голову.
      – Она привезла мальчика в Лондон. Унас есть все основания предполагать, что она умерла пять лет назад.
      Дженни прищелкнула языком.
      – Значит, она избавилась от своих оков. Если она не собиралась вернуться домой, ей надо было остаться здесь. Приходская церковь позаботилась бы о них. Мы все помогли бы ей, хотя она и была иностранкой. Лондон не место для бедняков. Странно, что она отправилась туда только через год.
      «Да, действительно странно…» – промелькнуло у Шарлотты.
      – Что ж, если мальчик находится у вас, я отдам вам вещи, которые его мать оставила здесь. – Дженни поднялась со стула. – Их немного, всего лишь маленький сундучок, и я не имею представления, что там внутри. Если вы пойдете со мной, сэр, я покажу, где он хранится.
      Дженни направилась к двери. Она взглянула на Шарлотту, но та по-прежнему сидела на стуле, словно окаменела. Проходя мимо нее, Натаниел легко сжал ее плечо и, наклонившись к ней, прошептал:
      – Не переживайте так, пожалуйста. Ведь мы пока еще ничего не знаем наверняка.
      Шарлотта молча наблюдала, как ее спутник и Дженни выходят из комнаты. Оставшись одна, она со вздохом пробормотала:
      – «Пока еще ничего не знаем»? Похоже, все уже ясно.

      Во время обеда они старались делать вид, что ничего особенного не произошло. Хотя оба, конечно же, прекрасно понимали: над ними висел дамоклов меч.
      «Что же делать? Как избежать того, что должно произойти?» – спрашивал себя Натаниел.
      Шарлотта же едва прикасалась к подаваемым блюдам. Наконец, не выдержав молчания, она сказала:
      – Пожалуй, вы правы, мы ничего не знаем наверняка. Во всяком случае, хочется на это надеяться.
      Обед уже заканчивался, но Натаниел жестом велел ожидавшему приказаний слуге удалиться.
      – Однако нельзя игнорировать то, что она использовала имя Марден, – продолжала Шарлотта, когда дверь за слугой закрылась и они остались одни.
      Натаниел неохотно кивнул:
      – Да, верно.
      Она вздохнула и добавила:
      – В конце концов, Джеймс… Возможно, он просто поддался обычной юношеской страсти.
      – Да, конечно. – Натаниел опять кивнул. «Что же делать, что делать?» – спрашивал он себя снова и снова.
      Шарлотта поморщилась и пробормотала:
      – Однако то, что она называла себя миссис Марден… Возможно, это просто совпадение.
      – Совершенно верно, – согласился Натаниел. Однако он понимал, что имя – далеко не единственное совпадение. И конечно же, такая умная женщина, как Шарлотта, тоже не могла этого не понимать.
      Мать Гарри начала обучать его тому, как стать английским лордом. Женщина считала, что ее сын законнорожденный. И это, вероятно, означало следующее: она была тайно обвенчана, а затем брошена и обманута.
      Натаниел знал обоих баронов Марденфордов. Знал не так уж плохо. Юноша, соблазнивший мать Гарри, никак не мог быть Филиппом. Филипп никогда не поступил бы так бесчестно.
      – Вы что-то очень немногословны сегодня. – Шарлотта бросила взгляд на собеседника, – Собираетесь притворяться, что сегодня ничего не произошло?
      – Думаю, лучше подождать, – ответил Натаниел уклончиво.
      – Вам легко говорить. Вы не тот, чья жизнь может быть разрушена.
      – Но и вы не та. Даже самый громкий скандал на этой почве, даже наихудший исход не повлияет на вашу репутацию.
      Она изменилась в лице. «При чем здесь моя репутация? Ведь это может сделать меня несчастной», – говорили ее глаза.
      Черт побери, он прекрасно все понимал. Вот почему ему так хотелось отсрочить серьезный разговор.
      Шарлотта поднялась и медленно пошла мимо стола. Обернувшись, сказала:
      – Теперь я понимаю; мне следовало дать вам понять, что нужно оставить это… расследование. Я поступила ужасно глупо, когда решила, что нам надо найти эту женщину.
      Да, следовало бы оставить расследование. Эта мысль сразу же пришла ему в голову, когда Дженни поняла, кто такой Гарри, и рассказала то, что знала о мальчике и его матери.
      – Ну что ж, Шарлотта… Вы ведь были абсолютно уверены, что я был не прав в отношении Джеймса, а теперь…
      Шарлотта покраснела. Крепко вцепившись в спинку стула, она посмотрела прямо в лицо Натаниела.
      – Теперь вы должны узнать подробности, не так ли? – спросил он.
      Она медлила с ответом. Наконец сказала:
      – Я еще не решила. Мне надо подумать… – Шарлотта прекрасно понимала: если Натаниел сейчас отступит, как хотел вчера, то ему придется лгать самому себе всю жизнь. Более того, он постоянно будет жить с чувством вины перед Гарри, его всю жизнь будут мучить угрызения совести.
      Если же он не отступит… Ах, она не была уверена, что сумеет простить его
      Натаниел догадывался, о чем она сейчас думала, и сердце его сжималось от боли. О Господи, похоже, он оказался в совершенно безвыходной ситуации!
      Тут Шарлотта вновь заговорила:
      – Пожалуйста, не спрашивайте меня сейчас об этом. Пусть решение подождет.
      Натаниел поднялся и приблизился к ней. Шарлотта не отстранилась, когда он обнял ее, но дамоклов меч по-прежнему висел над ними.
      – Поцелуйте меня, – попросил он.
      Она посмотрела на него. В глазах ее стояли слезы.
      – Поцелуйте же меня, Шарлотта. У нас еще будет достаточно времени для тревог и волнений.
      Ее губы осторожно прикоснулись к его губам, словно она проверяла, не угасла ли еще их страсть.
      В следующее мгновение он крепко обнял ее и поцеловал со всей страстью, словно намеревался сжечь все преграды, которые возникли между ними.
      Когда поцелуй прервался, Шарлотта прижалась к возлюбленному и положила голову ему на плечо. В эти мгновения оба знали, что будущее начиналось прямо сейчас.
      Несколько минут спустя он чуть отстранился и заговорил:
      – Шарлотта, мне кажется…
      Она приложила палец к его губам:
      – Натаниел, не надо сейчас об этом.
      – Я только хотел сказать, что не представляю для вас опасности. – Он собирался сказать совсем другое, но и эти слова казались вполне подходящей заменой.
      Какое-то время оба молчали. Потом Шарлотта вдруг отступила на шаг и заявила:
      – Честный человек всегда опасен.
      Шарлотта медленно направилась к выходу. Натаниел же, проследив за ней взглядом, подумал: «Запрет ли она дверь своей комнаты этой ночью?»

* * *

      Шарлотта провела вечер у себя в комнате. Нэнси пыталась всячески услужить хозяйке, но та отослала горничную: ей хотелось побыть наедине со своими мыслями. Встреча с Дженни обернулась катастрофой. Да, именно катастрофой. Натаниел должен понимать это, как бы он ни хотел отложить решение. Разумеется, произошла несправедливость по отношению к мальчику. И Натаниел, конечно же, чувствовал себя ответственным за судьбу юного Гарри. Но как в такой ситуации должна поступить она, Шарлотта?
      Поднявшись со стула, она принялась расхаживать по комнате. Перед ее мысленным взором то и дело возникал маленький Амброуз, игравший на ковре возле камина.
      «Ах, какая же я глупая!» – говорила себе Шарлотта. Действительно, почему она считала, что Марденфорд не мог совершить столь опрометчивый поступок? Почему она считала, что он не мог так относиться, к женщине? И если мать Гарри думала, что ее сын законнорожденный, то отцом мог быть только Джеймс. Филипп никогда не обманул бы женщину, никогда не поступил бы подобным образом. Ее покойный муж был честным и порядочным человеком – в этом она была абсолютно уверена. Уверена так же, как в том, что ее имя – Шарлотта.
      А вот Джеймс… Конечно, Джеймс не был негодяем, но его характер… Увы, он никогда не отличался твердостью характера, так что с ним подобное вполне могло случиться.
      Да, она прекрасно представляла молодого Джеймса, путешествующего по Средиземноморью. Она словно видела его рядом с Филиппом. Они наблюдали за огненным танцем на испанском побережье и любовались женщинами, экзотическими женщинами, что кружились вокруг ночных огней. Да-да, Джеймс вполне был способен на такой поступок. Он мог влюбиться и вступить в опрометчивый брак, если страсть создавала для него иллюзию собственной значимости. Чувственное возбуждение могло заставить такого человека, как Джеймс, тайно вступить в брак, а потом…
      Но если он действительно вступил в брак во время того путешествия, то был ли брак законным? Имелось ли какое-то свидетельство? И насколько велика опасность? Опасность для Амброуза…
      Опасность очень велика, уж если Натаниел Найтридж занялся этим делом.
      Шарлотта пробормотала проклятие сквозь крепко сжатые зубы. Она проклинала себя за глупость. Ведь Натаниел предлагал отказаться от расследования. Предлагал ради нее. Ради охватившей их страсти. Но она была слишком в себе уверена. Была уверена в том, что не может ошибаться. Однако случилось то, что случилось, и теперь…
      Теперь у них с Натаниелом, возможно, уже ничего не будет. Причем все может закончиться очень скоро. Если только… Да-да, конечно! Наверное, и сейчас еще не поздно отговорить его от продолжения расследования. Во всяком случае, пусть отложит это дело хотя бы на некоторое время. Нет-нет, конечно же, не навсегда. Лишь до тех пор, пока его желание не начнет угасать. То есть можно как бы заключить с ним сделку, дать ему понять: «Я ваша, если вы оставите Марденфорда и Амброуза в покое».
      Шарлотта вспыхнула, устыдившись своих мыслей. Это будет походить на проституцию. Но ведь надо же что-то предпринять. Надо защитить своего любимца, маленького Амброуза, заменившего ей сына.
      Тяжело вздохнув, Шарлотта уселась на стул и, распустив волосы, принялась не спеша их расчесывать. Да, Натаниел прав. У них еще будет время для тревог и волнений. И конечно же, придется принимать решение. Натаниел знал, что этого не избежать, но ему хотелось отложить неизбежное. А сейчас он, наверное, ждет наступления ночи, которая принесет тишину и свободу действий. И вероятно, думает о том, не возникла ли между ними новая стена, такая высокая и непробиваемая, что они уже никогда не смогут ее преодолеть или разрушить.
      Такая стена возникнет очень скоро. Завтра или через день. При мысли об этом Шарлотта почувствовала себя несчастной, и глаза ее затуманились слезами.
      Да, стена возникнет, но не сейчас. Не этой ночью. Если, конечно, она не начнет возводить ее прямо сейчас. Но Шарлотта понимала, что никогда не пойдет на это, просто не сможет пойти. Сегодня ночью она хотела красоты и близости. Хотела испытать всю полноту близости, которой могла наслаждаться без чувства вины. Да-да, для тревог и волнений еще будет время, а сейчас…
      Улыбнувшись, она подбросила дров в камин. А дверь, конечно же, не заперла.
 
      Остановившись у двери ее спальни, Натаниел прислушался. Во всем доме уже царила тишина. Где-то, вероятно, было открыто окно, потому что легкий ветерок приносил ароматы ранней весны.
      Из комнаты Шарлотты тоже не доносилось ни звука. Но заперлась ли она?
      Шарлотта запретила ему отказываться от продолжения дела Гарри, это повторилось и сегодня вечером, за ужином. Она боялась правды, но не позволила ему отстраниться от нее. Вот уже трижды она отказывалась от его дара.
      Ему следовало благодарить ее, ведь она не воспользовалась его страстью. Да, Шарлотта не просила, чтобы он изменил своим принципам, однако он прекрасно понимал: это вовсе не означало, что она согласится продолжить с ним отношения, если он не откажется от расследования.
      Натаниел медленно повернул ручку двери, и та отворилась. Переступив порог, он вошел в комнату и запер за собой дверь.
      Комната была погружена в темноту, свет исходил только от догоравших в камине дров. Он направился к кровати, но вдруг понял, что Шарлотты там нет. Натаниел осмотрелся. Может, она уехала? Неужели уехала, даже не попрощавшись?
      Тут со стороны камина послышался какой-то шорох. У камина стояло кресло, спинкой к двери. Внезапно снова послышался шорох, и Натаниел увидел изящную ножку, появившуюся внизу, у пола.
      Может, Шарлотта спит? Натаниел обошел кресло. Оказалось, что Шарлотта вовсе не спала – просто сидела, откинув голову на спинку, и смотрела на догоравшее пламя. Причем сидела совершенно обнаженная. Обнаженная и прекрасная. Ее темные волосы были распущены – они рассыпались по плечам, а отдельные пряди падали на груди.
      Натаниел молча приблизился к креслу. И, также молча, стал любоваться обнаженной женщиной, сидевшей перед ним. То, что она ожидала его в таком виде, сидя в кресле… О, это выглядело необыкновенно эротично. Временами Шарлотта выглядела как девочка, но только не сейчас. Сейчас она казалась уверенной в себе женщиной, ждавшей любовника.
      – Я думала, вы никогда не появитесь, – проговорила она наконец. – Я боялась, что моя страсть перегорит.
      – Я не был уверен, что вы хотите, чтобы я пришел.
      – Если бы я попросила вас не приходить, вы бы не пришли?
      – Наверное, все равно пришел бы.
      – Да, разумеется. Ведь вы… «должны знать». Так, кажется?
      Однако в ее голосе не было осуждения. Просто она повторила ею слова, не более того.
      Какое-то время он молчал, по-прежнему любуясь ею, Наконец спросил:
      – Вы долго ждали меня так?
      Она взглянула на свои стройные ноги.
      – Да, довольно долго. Знаете, я обнаружила, что это очень приятно. Наверное, мне хотелось бы иметь маленький уединенный домик, где я могла бы жить… жить совсем без одежды. Представляете, ощущение такое, словно тебя гладит множество легких перышек. К тому же я… Видите ли, я подумала, что если вы увидите меня такой, то сразу поймете, как я рада вашему появлению. И не потребуется никаких вопросов.
      Он невольно улыбнулся:
      – У меня нет вопросов. Я вообще не в состоянии думать.
      – Именно поэтому вы все еще так стоите? Потому что не в состоянии думать?
      Натаниел рассмеялся. Эта ее реплика очень напоминала ее выпады в прошлом.
      Приблизившись к постели, Натаниел снял с нее покрывало и расстелил его на ковре, перед камином. Затем начал раздеваться.
      Шарлотта молча наблюдала за ним, и Натаниел понимал, что она любуется его телом – как и в первую ночь. Только на сей раз делала это открыто, безо всякого стеснения.
      – Натаниел, я не хочу, чтобы мы говорили о том, что узнали сегодня от Дженни. Вы ведь сами сказали, что для этого еще будет достаточно времени.
      Стащив с себя рубашку, он ответил:
      – Если хотите, мы вообще можем не разговаривать.
      Натаниел должен был присесть, чтобы снять ботинки.
      Шагнув ближе к креслу, он сказал:
      – Ложитесь сюда. – Он указал на покрывало, лежавшее на ковре.
      Соскользнув с кресла, Шарлотта опустилась на колени, затем перебралась на покрывало. Снова залюбовавшись ею, Натаниел судорожно сглотнул. Сейчас, когда она лежала на боку в отблеске пламени, она казалась еще прекраснее.
      С трудом заставив себя отвернуться, Натаниел сел в кресло и принялся снимать ботинки. Затем, поднявшись, стащил с себя брюки. Шарлотта наблюдала за ним затаив дыхание. Наконец, лукаво улыбнувшись, сказала:
      – Не уверена, что захочу хранить молчание. Но даже если захочу, то не сумею.
      Натаниел тоже улыбнулся. Снова усевшись в кресло, спросил:
      – Не захотите молчать? А чего же вы хотите?
      – Всего-всего. Я хочу быть смелой и отчаянной. Хочу еще одну… скандальную ночь. – Она приподнялась и села, пристально глядя на возлюбленного. Сейчас, при свете пламени, ее темные волнистые волосы походили на черный шелк, рассыпавшийся по плечам.
      – Мне тоже хочется, чтобы вы были смелой и отчаянной. А будущее может подождать, верно?
      Она молча кивнула. Подождать, но не исчезнуть. Каждая очередная ночь могла стать для них последней, и от этой мысли ей становилось ужасно грустно. Что ж, если так, то надо сполна насладиться этой ночью.
      Натаниел бросил на пол брюки, которые все еще держал в руках. Но Шарлотта тут же потянулась к ним и отбросила их подальше от камина – словно эти брюки разделяли их, мешали им соединиться друг с другом. А потом, стоя на четвереньках, она подобралась к Натаниелу и поцеловала его колено.
      Он крепко стиснул зубы. В висках у него застучало. В этот момент ему показалось, что он не выдержит неистового возбуждения, охватившего его.
      Шарлотта же немного приподнялась, теперь она стояла прямо перед ним на коленях.
      – Натаниел, вы выглядите как бог, когда сидите вот так. Такой прекрасный, такой совершенный… – Она потянулась к возлюбленному и провела кончиками пальцев по его груди.
      – Я чувствую себя вполне земным. А боги бессмертны. И я так страстно желаю тебя, что это желание может убить меня.
      Она улыбнулась и проговорила:
      – Не умирайте так скоро. Ведь у нас впереди целая ночь.
      Он привлек ее к себе и поцеловал. Она тотчас же обвила руками его шею и ответила на поцелуй, ответила с неистовой страстью.
      Он попытался усадить Шарлотту себе на колени, но она, не обратив внимания на этот своеобразный призыв, крепко обхватила пальчиками его возбужденную плоть. Затем, на мгновение приподняв голову, посмотрела в глаза Натаниела. Глаза его пылали, и казалось, что он с трудом удерживается от стона.
      «Уж если я решила стать смелой, то надо быть смелой до конца», – сказала себе Шарлотта. Опустив голову, она склонилась к самому паху возлюбленного, и ее волосы рассыпались по его бедрам. Когда же влажные губы Шарлотты коснулись его пульсирующей плоти, из горла Натаниела вырвался громкий стон, и он воспарил к вершинам неописуемого блаженства.
 
      Шарлотта разглядывала лежавшего перед камином обнаженного мужчину, погрузившегося в глубокий сон.
      Несколько минут назад она осторожно высвободилась из его объятий, так что могла сесть и как следует рассмотреть своего возлюбленного. И у нее возникло чувство, что сейчас она владеет им безраздельно, так как могла смотреть на него, сколько пожелает. Разумеется, она понимала, что ее смелость и решительность перешли все границы. Ведь леди не должны вести себя так, как она вела себя этой ночью. Но Шарлотту нисколько это не заботило. Да и. Натаниела, конечно же, тоже. Правда, в его глазах она увидела некоторое удивление, но в них не было неуважения к ней. Огонь в камине почти затух, и Шарлотта встала, чтобы подбросить дров. Она сделала один лишь шаг – и Натаниел ухватил ее за щиколотку:
      – Куда вы?
      Она указала на камин:
      – Если вы собирались спать здесь, я хотела принести еще одно покрывало.
      – Когда я сплю, я сплю в постели. – Он ухмыльнулся и привлек ее к себе. Затем перекатился через нее и подбросил в камин несколько поленьев.
      – Но вы ведь уже спали… – пробормотала Шарлотта.
      – Нет, я не спал. Я обретал вторую жизнь, то есть рождался заново. Я сказал, что вы убиваете меня. Так и случилось. – Опершись на локти, он внимательно посмотрел на нее. – А еще я пытался понять, почему вы вдруг стали такой смелой и откуда вы все знаете.
      Он провел ладонью по ее бедру, и Шарлотта, лукаво улыбнувшись, сказала:
      – Если вы действительно родились заново, то родились совсем не таким, каким были до этого.
      Натаниел взглянул на свою опавшую, вялую плоть, не подававшую признаков жизни, и с усмешкой пробормотал:
      – Черт побери, вы правы. Как хорошо, что вы сообщили мне об этом, леди Марденфорд! Вероятно, я всегда смогу рассчитывать на то, что вы укажете мне на мои недостатки. – Он тихонько засмеялся и покачал головой. Затем принялся ласкать ее груди.
      Его ласки снова разбудили в ней желание. Немного смутившись, она проговорила:
      – Я просто подумала… Подумала, что мы могли бы подождать, пока…
      – Подождать? Ни в коем случае. – Он принялся целовать ее соски, легонько покусывая их. Затем склонил голову, и Шарлотта почувствовала, как язык его скользнул меж ее ног.
      Она застонала, и Натаниел, чуть приподняв голову, добавил:
      – Именно это я собираюсь делать с вами, пока не рассветет.
      Он ясно дал понять, что собирался делать, Шарлотта почувствовала, что краснеет.
      – Конечно, если вы не откажетесь, миледи.
      Она судорожно сглотнула и снова застонала. Если подобные ласки уже доводят ее чуть ли не до безумия, то что же будет потом?
      – Что же вы молчите, миледи? Вы ведь не откажетесь?
      – Я же сказала, что хочу пережить еще одну скандальную ночь. А поскольку я уже удивила даже себя собственной храбростью, то было бы нечестно препятствовать вам
      Его рука легла ей на бедро, и Шарлотта с готовностью раздвинула ноги. Он заглянул ей в глаза и сказал:
      – Вы ведь говорили, что хотите еще одну скандальную ночь, верно? Если так, то подчиняйтесь мне, и я постараюсь проявить такую смелость, на какую только способен.
      Он действительно был смел, этого никак нельзя было отрицать. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй вызывали трепет во всем ее теле, и Шарлотта все больше возбуждалась.
      На сей раз все его ласки были менее осторожными, однако Шарлотта не возражала, потому что в этих ласках были только страсть и смелость – та же смелость, которую и она сама проявила совсем недавно. Да, это была особенная ночь, ибо этой ночью их страсть не имела ничего общего с обычными правилами.
      Время от времени Шарлотта отвечала на страстные поцелуи любовника, отвечала с такой же страстью. Когда же он целовал ее груди, она выгибала спину и из горла ее вырывались громкие стоны.
      В какой-то момент он снова склонил голову и принялся покрывать поцелуями ее бедра. В следующее мгновение Шарлотта поняла, что самая скандальная часть этой скандальной ночи только начинается, потому что на сей раз язык Натаниела скользнул в ее лоно – точно так же, как до-это-го входила в нее его твердая плоть. Шокированная этой лаской, Шарлотта не сразу смогла отреагировать, но уже через несколько секунд из груди ее стали вырываться громкие стоны, перешедшие в крики. И почему-то ей показалось, что эта ласка была даже более смелой и интимной, чем та, к которой прибегала она.
      Но прошло еще какое-то время, и она забыла обо всем на свете. Когда же ей почудилось, что умирает, не выдержав этой сладостной пытки, из горла ее вновь вырвался крик – он повторялся снова и снова, пока она не затихла в полном изнеможении.
 
      Она проснулась в постели. Одна. Уже рассвело, и свет, струящийся в окно, превратил длинную, восхитительную ночь в сон. Удивительный сон, в котором она целиком отдала свое тело этому мужчине. Опасная ночь, когда она почти полностью потеряла волю.
      Шарлотта села в постели и осмотрелась. Гнездышко около камина исчезло. Ее ночная сорочка лежала с ней рядом, так что она могла надеть ее до появления Нэнси. Ничто в комнате не напоминало о том, что случилось здесь. Об этом говорили только воспоминания. И еще отзвуки удовольствия, пробегавшие по телу.
      Она собиралась лечь и снова уснуть, когда вдруг увидела записку на соседней подушке. «Я решил обратно отправиться в Лондон верхом, потому что день такой великолепный».
      Другая женщина почувствовала бы себя оскорбленной, но Шарлотта прекрасно поняла. Именно деликатность, а не черствость погнала его в Лондон. Поехав вдвоем в одной карете, они оба испытывали бы неловкость. В карете бы витали невысказанные мысли, требовавшие размышлений в одиночестве, а не разговоров.
      Они оба чувствовали, что эта глава их романа закончилась. Шарлотта не знала, перевернут ли они следующую страницу, или же будет умнее вообще захлопнуть книгу.
      Похоже, не знал этого и Натаниел.

      Шарлотта передала свою мантилью слуге и велела сообщить Джеймсу о своем приезде. Затем прошла в столовую и обсудила с дворецким вопрос о том, как рассадить гостей за обедом.
      Несколько недель назад они обсуждали с Джеймсом этот вечер, но из-за ее отсутствия в Лондоне она не принимала участия в подготовке этого обеда, так что домочадцам пришлось обойтись без нее.
      Ее невнимание удивило Джеймса. Вернувшись в Лондон, она нашла от него письмо. В нем он напоминал ей, что она обещала выступить в роли хозяйки.
      Джеймс вошел в столовую, когда она уже закончила разговор с дворецким. Барон уже был одет для обеда, словно предвидел ее раннее появление.
      Шарлотта не видела его почти две недели – а столько всего случилось за эти дни! Она смотрела на Джеймса и видела в нем юношу, когда-то очарованного огненным танцем и молодой испанкой.
      – Ты слишком долго отсутствовала, – сказал Джеймс, поздоровавшись. – Ты ведь была в Леклер-Парке, верно? Не думал, что посещение новорожденного племянника займет столько времени. Я уже начал думать, что ты забыла об этом обеде.
      – Я обещала быть здесь, и вот я перед тобой. – Шарлотта поняла его раздражение. Однако это напомнило ей, что его зависимость от нее, как его хозяйки, была не столь уж приятна ей. Похоже, он считал, что она должна и сегодня вечером выступить в этой роли.
      – Твоя сестра вернулась на два дня раньше тебя.
      Это его замечание прозвучало в тот момент, когда Шарлотта оглядывала стол, проверяя, все ли в порядке.
      – Подруга Пен уезжает в Европу, и она хотела проводить ее. А у меня были кое-какие дела в провинции, ими я и занималась.
      – Ты была не в Леклер-Парке?
      – Не все время. – Месяц назад она объяснила бы все, но сейчас ее от откровенности удерживала осторожность. К тому же после того, что она узнала о прошлом Джеймса, ей совершенно не хотелось с ним откровенничать.
      Что же касается Натаниела, то они с ним не обсуждали свое будущее – так уж получилось. Вернувшись в Лондон, Шарлотта получила от него письмо, наполненное страстью и намекавшее на продолжение их отношений. И в письме этом не упоминались ни Дженни, ни Гарри. Интересно, почему?
      Разумеется, Шарлотта понимала, что вовсе не подкупила его своей смелостью и своими ласками в их последнюю ночь. Просто он решил дать ей передышку, чтобы она собралась с мыслями. Но очень может быть, что вскоре он вспомнит о своем расследовании, и тогда…
      Она пыталась избавиться от мыслей о Натаниеле, которые постоянно преследовали ее, однако ей это не удавалось. Даже сейчас, когда Джеймс с любопытством рассматривал ее, Шарлотта думала о возлюбленном и вспоминала их чудесные ночи.
      Наконец, заметив, что Джеймс смотрит на нее слишком уж пристально, причем с явным подозрением, она заставила себя отвлечься от сладостных воспоминаний: ей казалось, что барон что-то прочел в ее глазах, возможно, даже догадался, о чем она думала.
      Нет-нет, конечно же, Джеймс ни о чем не догадывается, все это лишь плод ее воображения. Просто она чувствовала свою вину перед родственником, поэтому и стала такой подозрительной.
      Джеймс же смотрел на нее вопросительно, очевидно, ждал, что она расскажет ему о тех делах, что задержали ее в провинции.
      – Гости прибудут через час, – сказала она, проходя мимо него. – Я поднимусь наверх, хочу повидать Амброуза. Я очень скучала по нему.
      – Вряд ли ты слишком скучала по нему, – пробурчал он у нее за спиной. – Няня говорила, что он плакал по ночам, потому что ты куда-то исчезла. Он думал, что ты бросила его.
      Шарлотта не обернулась и ничего не ответила, но сердце сжалось от боли: она действительно чувствовала себя ужасно виноватой перед малышом. Ей было крайне неприятно, что Джеймс нанес этот удар, воспользовавшись ее любовью к ребенку, чтобы выразить свое негодование. Причем было очевидно, что он не колеблясь снова нанесет такой же удар, если ему это потребуется.
 
      Шарлотта сопровождала дам из столовой. Гостей было много, и по дороге к гостиной они разделились на группки.
      Ее отсутствие во время подготовки этого званого обеда отразилось на многих деталях. Слуги всегда полагались на нее, как и Джеймс. В результате произошло несколько досадных оплошностей, и Шарлотта видела, что Джеймс был очень недоволен.
      Шарлотта старалась сгладить неловкость, взяв на себя заботу о дамах. Переходя от одной группы гостей к другой, она со всеми заводила оживленную беседу.
      Но в какой-то момент одна леди увела ее в уголок для беседы наедине.
      – Надеюсь, вы не сочтете меня слишком смелой, леди Марденфорд, – сказала миссис Пауэлл. – Думаю, вы могли бы дать мне совет. Видите ли, меня кое-что очень беспокоит.
      Шарлотта уже знала, что именно огорчило Агнес Пауэлл, и предпочла бы, чтобы та сидела в дальнем углу комнаты, на диване подальше от нее. Однако у нее не было выбора, пришлось беседовать с этой дамой.
      – Боюсь, я оскорбила Софию, но не знаю, как и почему, – сказала миссис Пауэлл. – Герцогиня не пригласила меня в свой салон на прошлой неделе. А когда я заехала к ней вчера, то мне сказали, что она не принимает.
      Шарлотта предпочла бы, чтобы герцогиня Эвердон все-таки приняла миссис Пауэлл, а потом откровенно заявила гостье, что это последний раз и что в дальнейшем она не станет с ней общаться. Миссис Пауэлл была очень неглупа, но при этом страдала отсутствием такта, что привело ее к изгнанию из кружка Софии.
      Когда они отошли уже довольно далеко от остальных гостей, Шарлотта сообщила:
      – На вашу беду, несколько недель назад София услышала ваш разговор с леди Фултон. На вечере у Бьянки, когда вы так непринужденно и не без юмора говорили у двери в сад.
      Миссис Пауэлл вспыхнула. Шарлотта же тем временем продолжала:
      – Видите ли, София не терпит сплетен, особенно если они задевают ее друзей. Отсутствие у нее великодушия в таких случаях можно назвать недостатком, но ее друзья, уверяю вас, очень благодарны ей за защиту.
      Шарлотта видела, что миссис Пауэлл все больше смущается, однако нисколько не сожалела об этом. Тот разговор возле двери в сад касался ее сестры Пенелопы, и далеко не все, что говорила миссис Пауэлл, было правдой.
      Глядя прямо в лицо собеседницы, Шарлотта заставила себя улыбнуться, чтобы гости, возможно, наблюдавшие за ними, решили, что они просто ведут самую обычную светскую беседу. Миссис Пауэлл тоже попыталась изобразить улыбку, но улыбка ее походила на гримасу – было очевидно: эта дама в ужасе от того, что Шарлотте стало известно о том ее разговоре с леди Фултон.
      – Не стоит так расстраиваться из-за утраты расположения леди Эвердон, – продолжала Шарлотта. – В обществе немало леди, которые охотно станут вашими подругами. Они с радостью посплетничают вместе с вами о моей семье и обо всем другом, даже и о вас, правда, в ваше отсутствие.
      Расставаясь, они лишь молча кивнули друг другу, после чего Шарлотта снова направилась к гостям. Этот разговор вывел ее из себя – и не только из-за сплетен о Пенелопе. Беседа с миссис Пауэлл напомнила ей старую истину: слухи, словно обрастая крыльями, распространяются мгновенно, причем очень быстро становятся весьма далекими от правды и истинных фактов. Ах, она слишком хорошо знала, что такое слухи и какую опасность они представляли.
      И она тотчас же представила лондонские гостиные, представила, как при ее появлении на губах дам станут появляться насмешливые улыбки. Но хуже всего придется малышу Амброузу, чья жизнь навсегда будет омрачена скандальными слухами. Причем слухи эти распространятся не только по Лондону, но и по всей Англии.
      Черт побери, быть наследником, а потом вдруг узнать, что ты вовсе не наследник! Наследник же – совсем другой сын, к тому же испанец. Джеймс, должно быть, совершенно потерял голову, путешествуя по Испании.
      Но даже если Гарри и не станет наследником, этот вопрос всегда будет преследовать Амброуза. А само дознание, если оно состоится, будет публичным и ужасно унизительным.
      Амброуз же – Шарлотта в этом не сомневалась – вырастет таким, как его отец и дядя. И, как истинный Марденфорд, он захочет занять то же место в обществе, что и они, захочет быть человеком с безупречной репутацией. А если скандал разразится… О Боже, бедный мальчик!
      После того как уехали последние гости, Джеймс молча отправился в библиотеку. Обычно Шарлотта присоединялась к нему там после подобных обедов, но сегодня у нее не было ни малейшего желания беседовать с бароном. Она чувствовала себя девочкой, ожидавшей упреков за свое недостойное поведение. Однако она уже далеко не девочка, и Джеймс не имел никакого права отчитывать ее или упрекать в чем-либо.
      Да, у нее не было желания выслушивать его замечания, а если он все же начнет предъявлять ей какие-то претензии, она тут же поставит его на место.
      Решив не общаться с родственником, Шарлотта взяла лампу и направилась наверх, в спальню племянника.
      Когда она вошла, Амброуз хныкал, лежа в постели, и Шарлотте казалось, что плач малыша разрывает ей сердце.
      Приблизившись к постели мальчика, Шарлотта взяла его на руки, и маленькие ручки крепко обхватили ее за шею. Всхлипнув еще несколько раз, Амброуз начал успокаиваться.
      – Тетяшарл, – произнес мальчик, утирая слезы. «Тетяшарл» – это было одно из первых слов, которые малыш начал выговаривать.
      – Тебе приснился плохой сон?
      Амброуз покачал головой.
      – Нет, просто хочу поиграть, – заявил мальчик, и сейчас его интонации очень напоминали интонации Джеймса.
      Шарлотта ласково улыбнулась своему любимцу и, как бы извиняясь, проговорила:
      – Видишь ли, мой дорогой, я никак не могла прийти пораньше. Я принимала гостей, которых пригласил твой папа. К сожалению, мы с тобой не всегда можем играть, даже если очень этого захотим. Но поверь, я очень люблю тебя, даже когда не могу с тобой играть.
      Он внимательно посмотрел ей в лицо. А Шарлотта почему-то вдруг подумала о том, что скоро он станет слишком большим, чтобы брать его на руки.
      Малыш по-прежнему смотрел на нее как-то очень уж пристально; казалось, раздумывал, действительно ли Тетяшарл любит его так, как говорит. Тут он вдруг обнял ее еще крепче и поцеловал.
      – Тоже лубю.
      В этот момент чуть скрипнула дверь, и оба посмотрели в ту сторону. У порога спальни стоял Джеймс.
      Амброуз протянул пухлую ручку к отцу. Джеймс приблизился ним.
      .– Тебе давно пора спать, сынок.
      – Когда я вошла, он не спал. Думаю, теперь уснет. Правда, Амброуз?
      Малыш кулачками потер глаза и кивнул.
      Шарлотта положила его обратно в кроватку и укрыла одеялом. Мальчик тут же повернулся на бок и затих. Несколько минут спустя он уже тихонько посапывал во сне. Убедившись, что он спит, Джеймс покинул комнату, и Шарлотта неохотно последовала за ним.
      – Он быстро растет. Вскоре станет слишком большим, и я уже не смогу брать его на руки, – сказала Шарлотта, когда они спускались по лестнице. – Потом он будет учиться в университете, а еще немного погодя отправится в длительное путешествие по Европе…
      Джеймс шел рядом с ней. Молодая женщина понимала, что он собирается что-то сказать, иначе он не поднялся бы за ней наверх. Его плохое настроение ощущалось очень остро, но не очень-то ее беспокоило.
      Шарлотта заметила, как барон вздрогнул, когда она упомянула о длительном путешествии. Внимательно посмотрев на него, она поняла, что он очень нервничает. И что-то в его глазах, какое-то недоуменное выражение… Ей вдруг пришло в голову, что сейчас он очень походил на Гарри.
      Это настолько ошеломило ее, что она ухватилась за перила, чтобы сохранить равновесие. Джеймс же пристально посмотрел на нее, словно заметил ее беспокойство и счел его весьма подозрительным. Но конечно же, это был лишь плод ее воображения: он ничего не мог заподозрить, когда она упомянула о путешествии по Европе. Скорее всего, это ее замечание просто показалось ему странным и неуместным, вот и все.
      Немного успокоившись, Шарлотта вновь заговорила:
      – К тому времени я стану старой тетушкой, которую Амброуз сочтет необходимым навещать, приезжая в Лондон. Что ж, такова жизнь.
      – Амброуз никогда не будет думать о визитах к тебе как об обязанности. Я не позволю ему вырасти столь бессердечным.
      – Все молодые люди немного эгоистичны и бессердечны, Джеймс. Так и должно быть. Повторяю: такова жизнь. И с этим ничего не поделаешь, не так ли?
      Они вошли в холл, освещенный множеством ламп. И сходство барона с Гарри тотчас же исчезло. Возможно, все дело было в тусклом свете на лестнице и ее особом настроении.
      Да, она немного успокоилась, но все же подозрения не рассеялись.
      Шарлотта послала слугу за своей шалью.
      Барон посмотрел на нее с удивлением:
      – Ты уже уезжаешь?
      – Да, я устала.
      – После своего путешествия?
      Она хотела избежать дальнейших разговоров на эту тему, поэтому ответила уклончиво:
      – Отчасти из-за этого. – Немного помедлив, Шарлотта вдруг сказала: – Мне показалось, ты очень огорчился, когда я упомянула о путешествии по Европе. – Сказав это, она рассчитывала, что Джеймс каким-то образом раскроется, чем-то выдаст себя.
      Лицо Джеймса словно окаменело; на сей раз она уже не сомневалась: разговор о путешествии очень ему неприятен. Пожав плечами, барон пробормотал:
      – Видишь ли, я-то путешествовал вместе с братом, а Амброузу, если такое случится, придется отправиться в путешествие одному.
      – Молодому человеку вовсе не нужен брат для подобных поездок. Хотя, конечно, вдвоем веселее, – заметила Шарлотта. – Я абсолютно уверена, это было незабываемое время для вас с Филиппом. Необыкновенное приключение, не так ли?
      Джеймс едва заметно улыбнулся:
      – Да, такое никогда не забудешь.
      – Но почему ты никогда не рассказывал мне об этом? Уверена, ты мог бы рассказать замечательные истории. И тебе не хочется предаваться воспоминаниям сейчас, после смерти Филиппа?
      – Все это было слишком давно. То была совсем другая жизнь. Да и не хочется утомлять людей своими рассказами.
      – Приятные воспоминания не бывают скучными, Джеймс. Особенно если вспоминаешь тех, кого мы любили.
      Он снова вздрогнул, и лицо его вытянулось. Но тут послышались шаги слуги, несшего мантилью Шарлотты, и барон тотчас взял себя в руки.
      Взяв у слуги свою мантилью, она направилась к выходу. Джеймс провожал ее до кареты, но Шарлотта больше не задавала вопросов – ее одолевали тревожные мысли и столь же тревожные предчувствия.
      Закрыв дверцу карету, Джеймс подошел к окну и, пристально глядя на Шарлотту, спросил:
      – Скажи, ты путешествовала одна?
      Его интонации требовали ответа. Неужели он подозревал, что Натаниел сопровождал ее? Или он что-то узнал о тех расследованиях, которые проводил Найтридж здесь, в Лондоне?
      – Разумеется, нет, – ответила Шарлотта. – Меня сопровождала моя горничная.
      Высунувшись из окна, она велела кучеру везти ее домой.
 
      – Ты слишком уж рассеян, – пробормотал Линдейл. Он стоял за спиной Натаниела, сидевшего за карточным столом. – О чем ты думал, делая такой глупый ход?
      Натаниел оглянулся на своего мучителя:
      – Я думал, ты устал от игры и давно ушел.
      – Я устал только от того, что ты так легко даешь себя обыграть.
      – Тогда найди более удачливого игрока и перестань жужжать у меня над ухом, как надоедливая муха.
      – Я не жужжу, а говорю об очевидном. Но ты, похоже, не способен что-либо воспринимать. Ты явно не в себе, и мой долг – не позволить тебе разориться.
      – Не беспокойся, со мной все в порядке.
      – Тогда, Найтридж, тебе нет прощения. Ведь ты проигрываешь Абернати. Представляешь, Абернати…
      Натаниел взглянул через стол на усмехавшегося Абернати.
      Линдейл был прав. Конечно же, он думал вовсе не об игре, потому и проигрывал.
      Но он уже два дня был не в себе. После возвращения в Лондон он мог думать только об одном – о Шарлотте.
      Сегодня вечером он попытался отвлечься и отправился в игорный зал. Но, усевшись за карточный стол, тотчас же понял, что ничего у него не получится: он по-прежнему думал о Шарлотте.
      Натаниел жестом дал понять крупье, что прекращает игру.
      – Вот это разумно, дружище, – одобрил Линдейл; он сказал это так, словно беседовал со слабоумным.
      – Еще раз говорю: со мной все в порядке, – проворчал Натаниел.
      – Тогда, возможно, ты просто болен.
      – Да, в каком-то смысле. Я узнал, кто она.
      – Она? – Линдейл сделал вид, что ужасно скучает.
      – Да, она.
      – О чем ты, приятель?
      – Если ты продолжишь притворяться, что ничего не понимаешь, я тебя взгрею.
      – Ты имеешь в виду, Что попытаешься поколотить меня? – Линдейл внимательно посмотрел на друга. – Она – это твоя подружка на последней вечеринке, не так ли?
      – Совершенно верно.
      – А ты уверен?
      – На все сто.
      Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Натаниел пробормотал:
      – Удивительно, не правда ли?
      Линдейл пожал плечами:
      – Что ж, как бы то ни было, теперь ты знаешь. Поэтому мне больше не нужно хранить молчание, и я могу сообщить тебе, что очень разочарован.
      Натаниел поднялся с кресла.
      – Еще одно слово против нее, и я…
      – Против нее? Зачем мне это? Я разочарован не в ней, а в тебе. Пусть я частенько вел себя дурно, но я никогда не связывался с сестрой друга.
      Натаниел должен был дать пощечину Линдейлу или немедленно уйти. Он отошел в другой конец комнаты, но Линдейл тут же последовал за ним, словно решил, что друг приглашает его к беседе наедине.
      – Я ведь раньше не знал, кто она такая, помнишь? – сказал Натаниел.
      – А теперь знаешь. Поскольку же ты уже нарушил правило, касающееся родственниц друзей…
      – Такого правила не существует, – в раздражении перебил Натаниел. – Ты сам придумал это правило. И вообще, не тебе меня осуждать. Черт побери, ведь именно ты устраивал у себя оргии.
      Линдейл невольно вздохнул.
      – Пусть даже это правило придумал я, но оно весьма разумное. Ты говорил с ней об этом?
      – Я сделал ей предложение, если ты это имеешь в виду.
      – Очень порядочно с твоей стороны. Догадываюсь, что она тебе ответила. Отказала, не так ли?
      Уверенность друга взбесила Натаниела.
      – Почему ты так считаешь?
      – Потому что ты не нравишься этой леди. Встреча под маской – одно, а жить с открытым забралом – совсем иное.
      – Я нравлюсь ей больше, чем ты думаешь. – Натаниел понимал, что ведет себя как вздорный мальчишка, и это еще больше разозлило его.
      – Поскольку она тебе отказала, то что же ты собираешься теперь делать?
      Это был разумный вопрос, и на него нелегко было ответить. Натаниел вспомнил их последнюю ночь – тогда все выглядело так, словно оба знали: такого больше не повторится.
      Линдейл прислонился плечом к стене и вытащил из кармана фрака две сигары, одну из которых протянул другу. Оба закурили, потом Линдейл проговорил:
      – Я бы с удовольствием помог тебе, если бы вы оба могли… хотя бы терпеть друг друга. – Пожав плечами, он добавил: – Не обижайся, приятель, но все это очень странная история.
      Натаниел молчал, и Линдейл, взглянув на горящий кончик своей сигары, добавил:
      – Теперь ты, наверное, понимаешь, почему я никогда не занимал комнаты в Олбани. Все эти холостяцкие жилища… В таких условиях трудно соблюдать осторожность.
      Натаниел понял, что Линдейл догадывался если и не обо всем, то о многом. То есть догадывался, что у них с Шарлоттой происходили не только разговоры о той встрече на вечеринке.
      Оттолкнувшись от стены, Линдейл вновь заговорил:
      – Я слышал, что леди Марденфорд вернулась в Лондон после двухнедельного пребывания в провинции. Если соберешься навестить ее, передавай ей мои наилучшие пожелания. – С этими словами он удалился.
      Натаниел же, усевшись в кресло, докурил свою сигару. Затем приказал подать лошадь.
      Сейчас он вернется в Олбани, где «трудно соблюдать осторожность», и ляжет в постель. Но ему едва ли удастся заснуть, ведь он, как и все последние дни, будет думать о Шарлотте. Будет думать о том, продолжится ли их роман здесь, в Лондоне.
      Но он так ничего и не решит, потому что самое большое препятствие – вовсе не его квартира в Олбани и не то, что Шарлотта – родственница одного из его друзей. Главное препятствие – Гарри. То есть все зависело от того, захочет ли он узнать правду об этом мальчике.
      Но как ему поступить? Наверное, пришло время решить эту проблему, доводящую до безумия.

      Сидя в библиотеке, Шарлотта дожидалась, когда служанка разведет огонь в камине. Обычно она проводила утро в своих комнатах, но сегодня у нее было неотложное дело.
      Наконец девушка удалилась. Шарлотта прислушалась. За дверью было тихо. Поднявшись, Шарлотта подошла к столику, стоявшему в самом углу.
      С округлыми краями и коринфским основанием, столик этот совершенно не подходил ко всей обстановке библиотеки. Она переделала эту комнату прошлой осенью в стиле Тюдоров. Теперь здесь стояли стулья с выгнутыми ножками, обтянутые яркой узорчатой тканью.
      А этот столик… Вероятно, его следовало продать или куда-нибудь переставить. Но он всегда стоял именно на этом месте, и в нем хранились личные бумаги Филиппа. В первое время ей казалось, что убрать его отсюда – все равно что забыть о муже, поэтому Шарлотта и оставила его.
      Взявшись за ручку верхнего ящика, Шарлотта замерла на мгновение. Она не открывала этот ящик целых шесть лет. После смерти Филиппа она мельком просмотрела содержимое ящика – письма, бумаги и прочее в том же роде. Были тут и старые школьные сочинения, а также письма от отца. Но тогда, шесть лет назад, она была слишком переполнена горем, чтобы прочитать какие-то из бумаг. У нее не было сил вернуться к ним и позже.
      Теперь же она решила, что в этих бумагах может быть какое-то объяснение истории миссис Марден и Гарри.
      Но если так, то хотелось ли ей увидеть эти свидетельства?
      Ее сердце и здравый смысл говорили «нет». Но вопреки рассудку она сказала себе: «Я должна узнать правду, какой бы она ни была».
      Собравшись с духом, Шарлотта выдвинула ящик и снова замерла в замешательстве, глядя на стопки писем и бумаг. Филипп был ее мужем, но все же ей казалось, что она вторгается в чужую жизнь, казалось, что она не имеет никакого права знакомиться с содержанием этих писем и этих документов.
      Тем не менее, Шарлотта вытащила одну из стопок бумаг. Эти документы не имели ни малейшего отношения к Джеймсу, и она отложила их в сторону. Затем принялась просматривать письма. Вроде бы тоже ничего интересного: письма от родителей и от друзей, от его наставника и няни.
      Шарлотта взяла другую стопку писем, причем старалась найти самые старые. Наконец наткнулась на письмо от друга, которое, судя по всему, было отправлено вскоре после возвращения братьев из путешествия.
      Тон послания был веселым и по-мужски откровенным. В письме говорилось о приключениях во время путешествия, и друг явно завидовал братьям, писал, что те наверняка во время путешествий «испытывали сексуальное крещение», как он выразился. Из письма, однако, не следовало, что Филипп открыл какой-то секрет этому своему приятелю.
      Шарлотта продолжила поиски, просматривая другие письма того же периода. В тот момент, когда она читала одно из писем, дверь библиотеки внезапно отворилась.
      Чувствуя себя воровкой, пойманной на месте преступления, Шарлотта торопливо затолкала письма обратно в ящик. К ней приблизился слуга с маленьким серебряным подносом, на котором лежала визитная карточка.
      Шарлотта подняла брови и демонстративно взглянула на часы, показывавшие начало одиннадцатого. Слуга же всем своим видом выражал сожаление за визит столь раннего посетителя.
      – Он был очень настойчив, миледи, и сказал, что вы ожидаете его. И еще он сказал… сказал, что позаботится о том, чтобы нас всех уволили, если мы не сообщим вам о его визите.
      Шарлотта взяла с подноса визитную карточку, хотя и так знала, чье имя на ней значилось.
      До этого от Натаниела уже пришло три письма, но в них не содержались просьбы о встрече. Она ответила ему, однако не пригласила в гости. Она не сомневалась в том, что это не было безразличием с его стороны, точно также как и с ее. После двухнедельного отсутствия в городе у них обоих накопились неотложные дела, и было о чем подумать.
      Шарлотта большей частью думала о нем.
      – Я приму его, – сказала она слуге.
      Схватив с полки книгу, Шарлотта уселась в кресло возле огня.
      Краем глаза она видела столик, возле которого провела утро. Казалось, он сиял и привлекал к себе внимание. «Столик действительно выделяется в комнате», – подумала она. Каждый входящий сюда тут же заметит этот столик и, возможно, заинтересуется содержимым его ящиков. Натаниел, конечно же, сразу догадается, что она выдвигала ящик, и спросит, почему ее заинтересовали письма, написанные десятилетие назад…
      Тут дверь наконец открылась и вошел Натаниел, стройный и красивый, как всегда. Он был одет как для верховой прогулки – черная куртка, серые бриджи и высокие сапоги. Утренний ветерок растрепал его золотистые волосы, и они выглядели как после ночи любви; завитки же падали ему на лоб.
      Но он даже не взглянул на столик, взор его тотчас же устремился на Шарлотту. Приблизившись к ней, он поцеловал ей руку, и они обменялись светскими приветствиями.
      Натаниел взглянул на слугу, стоявшего у двери в ожидании дальнейших указаний.
      – Избавьтесь от него, – пробормотал он.
      Шарлотта отпустила слугу, и тот вышел из комнаты, вышел с явной неохотой, как показалось Шарлотте.
      Проводив взглядом уходящего слугу, Натаниел вновь посмотрел на хозяйку. Уставившись на ноги Шарлотты – она сидела, закинув ногу на ногу, – он проворчал:
      – Вы снова пытаетесь соблазнить меня, леди Марденфорд?
      Шарлотта покраснела. Она даже не догадывалась…
      – Как вы думаете, сколько писем я должен был написать, чтобы вы наконец-то пригласили меня? – спросил он, нахмурившись.
      – Я думала, что мы оба прекрасно понимаем: нам необходимо время, чтобы все обдумать и принять решение,
      Натаниел принялся мерить шагами комнату. Наконец проговорил:
      – Да, вы правы, нужно принять какие-то решения.
      Она кивнула:
      – Совершенно верно.
      – И решения предстоит принять… очень серьезные.
      Шарлотта вопросительно взглянула на гостя:
      – Какие именно?
      – Полагаю, вы сами понимаете. Некоторые обстоятельства… могут разделить нас. Вы ведь со мной согласны?
      Ей показалось, что он едва заметно усмехнулся.
      – Вам не подобает упрекать меня, сэр. Да, я действительно не знаю, как мне сейчас поступить. Видите ли, у меня нет опыта в любовных связях, тем более с человеком, который способен…
      Он остановился прямо перед ней и снова посмотрел на ее ноги.
      – Итак, мне следует удалиться в монашескую келью, где я должен молиться и предаваться благочестивым размышлениям. И конечно же, мне придется принять некоторое решение. А вы объявите о своем решении лишь после того, как узнаете о моем. Правильно я вас понял?
      Шарлотта судорожно сглотнула.
      – Я не думала, что будет справедливо… Я ясно дала понять, что вы не должны осуждать меня за то, что я толкнула вас на компромисс. Меня нельзя обвинить в попытке повлиять на вас…
      – Любая другая женщина вырвала бы у меня обещание в постели, черт побери! Но не вы. Нет, вы притворяетесь, что постель – это нечто отдельное, не имеющее отношения к прочим вещам.
      – Очевидно, вы вторглись ко мне так рано, чтобы поссориться. Что ж, пусть будет так. – Шарлотта поднялась. – Во-первых, не принимайте столь высокомерный вид. А во-вторых, имейте в виду: на женщину, у которой брат Леклер, не так-то легко повлиять. Я давно уже привыкла к подобным проявлениям уязвленного мужского самолюбия.
      – Уязвленного самолюбия? Вы не уязвили мое самолюбие, леди Марденфорд. Вы довели меня до безумия.
      – Я пытаюсь вести себя с вами порядочно. Вы должны быть благодарны мне за то, что я поняла вашу потребность принять честное решение и дала вам возможность спокойно обдумать то, что мы узнали.
      – Спокойно обдумать? Если вы считаете, что я спокойно размышлял последние два дня, то вы очень ошибаетесь. Все это время я думал только о вас – обнаженной и стонущей в моих объятиях.
      – Перестаньте, мистер Найтридж! – воскликнула Шарлотта с возмущением. Она опасливо посмотрела на дверь: а вдруг слуга подслушивает?
      – К черту слуг! – Натаниел заключил ее в объятия и страстно поцеловал.
      И Шарлотта тотчас же забыла о слугах. Натаниел разжег в ней огонь желания, и теперь все потеряло значение. Она уже не думала о том, где они сейчас находились, не думала о том, что кто-то может внезапно войти. Желание преобладало надо всем, и она знала, что Натаниела охватила та же безумная страсть.
      Они действительно вели себя как безумные. И видимо, они и впрямь обезумели, изголодавшись друг по другу. Подхватив Шарлотту, Натаниел отнес ее в глубину комнаты – и все закружилось у нее перед глазами. В следующее мгновение она почувствовала под щекой гладкую полированную поверхность и раскинула перед собой руки, чтобы удобнее было стоять. Натаниел тотчас же задрал ее юбки и, спустив панталончики, принялся поглаживать ее ягодицы. Когда же пальцы его прикоснулись к ее лону, из горла Шарлотты вырвался сдавленный крик.
      Соединение их было столь же страстным, как и поцелуй минуту назад. Забыв обо всем на свете, Шарлотта отдалась этому безумию вплоть до неистового окончания, когда она, вскрикнув и затрепетав, затихла в изнеможении.
      Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она пришла в себя и вспомнила, где находится. Сначала она услышала прерывистое дыхание Натаниела, а затем почувствовала на себе его тело. Руки же его, распластанные на столе, по-прежнему обнимали ее.
      Внезапно он отстранился, и послышался какой-то шорох, словно он поспешно приводил в порядок одежду.
      А потом ей показалось, что в дверь стучат. Шарлотта вскинула голову и обернулась. Взглянув на любовника, она увидела, что он в смущении отходит от стола.
      Тут снова раздался стук в дверь, и Шарлотта крикнула:
      – Да-да! В чем дело?!
      – Внизу виконт, – отозвался из-за двери слуга. – С ним леди Леклер, и они настаивают, чтобы вы немедленно их приняли.
      Натаниел выругался сквозь зубы. Шагнув к Шарлотте, он помог ей оправить платье.
      – Вы всегда принимаете их, когда они приходят с визитом?
      – Да, всегда. О Господи! – Шарлотта принялась приглаживать волосы. – Да-да, конечно, пригласите их! – крикнула она в сторону двери.
      Оглядев друг друга, любовники убедились, что их одежда в порядке.
      – Слуги что-то подозревают, – прошептала Шарлотта, снова поправляя прическу. – Иначе кто-нибудь из них вошел бы в комнату. А вот Бьянка никогда не церемонится. Она явилась бы по пятам за слугой.
      – К черту слуг! Ваш брат чуть было не застал нас, но полагаю, что таким образом мне отплатили за вторжение моего отца, помните? Никогда не знал, что родственники могут иногда так досаждать.
      Однако Натаниел вовсе не казался смущенным. Более того, он выглядел как человек, вполне довольный собой, как человек, только что совершивший что-то очень важное.
      Пристально взглянув на возлюбленную, он спросил;
      – Надеюсь, теперь мы наконец-то достигли взаимопонимания?
      Шарлотта не в силах была ответить. Да у нее и не оставалось на это времени: дверь распахнулась, и в комнату вплыла Бьянка, которую сопровождал Верджил.
      – Извини за столь ранний визит, – сказала Бьянка. – Но когда ты узнаешь, почему мы пришли, ты не осудишь нас. – Она приблизилась к ним с широкой улыбкой. Виконт же, явно смущенный, замешкался у двери.
      – Приветствую вас, Найтридж, – сказал он.
      – Рад встрече, Леклер. – Натаниел попытался улыбнуться.
      Бьянка же, не обращая внимания на Натаниела, пристально смотрела на Шарлотту.
      – Что с тобой, дорогая? Ты плохо себя чувствуешь? Ты какая-то… очень уж красная. Все в порядке? Что ж, вот и хорошо. А у нас замечательная новость! Именно поэтому мы и приехали к тебе так рано. Через неделю на побережье состоится необыкновенная свадьба!
      – Ты о Пен?
      – Да, о ней. Разумеется, все пройдет очень скромно, но этому давно пора было случиться.
      Стараясь не огорчать Бьянку, Шарлотта постаралась проявить такой же энтузиазм. Она была искренне рада за сестру, но настроение Верджила ее несколько озадачило.
      Виконт же посматривал на Натаниела с явным любопытством. Было очевидно, что Верджила удивил столь ранний визит Найтриджа к его сестре.
      Пока Бьянка оживленно болтала с Шарлоттой о предстоящей свадьбе, Верджил о чем-то напряженно размышлял, и Шарлотта, поглядывая на него время от времени, прекрасно понимала, о чем именно он думал.
      – Поэтому мы должны были немедленно приехать к тебе сообщить эту новость, – закончила Бьянка. – Конечно, мы могли бы отправить записку, но…
      – Действительно, лучше бы отправили записку, – перебил Верджил. – Видишь, дорогая, мы помешали.
      Бьянка тут же возразила:
      – Нет-нет, очень хорошо, что мы приехали. А мистер Найтридж тоже должен присутствовать, если сможет, конечно. Ведь он сыграл очень важную роль…
      Натаниел попытался изобразить улыбку. Однако было очевидно, что он чем-то озабочен.
      – Но все равно нам следует принести извинения, – настаивал Верджил. – Хотя я все-таки надеюсь, что мы не очень помешали. – При этих словах он бросил многозначительный взгляд на Натаниела. Затем, повернувшись к Шарлотте, добавил: – Вероятно, вы с Найтриджем вели разговор о ваших… петициях?
      – Да, разумеется, – кивнула Шарлотта.
      Пристально глядя на сестру, виконт отчетливо проговорил:
      – Думаю, тема петиций возникла сразу же после нашего прихода. Не так ли, Найтридж? – Он покосился на Натаниела.
      Шарлотта готова была сквозь землю провалиться.
      – Мистер Найтридж давно уже помогает мне в этом деле, – заявила она.
      Бьянка энергично закивала:
      – Да-да, я знала!.. Я всегда знала, что вы найдете общий язык.
      – Совершенно верно, миледи. В какой-то момент мы поняли, что кое в чем придерживаемся одних и тех же взглядов, – проговорил Натаниел.
      Шарлотта мельком взглянула на брата. Тот же, нахмурившись, проворчал:
      – Да, действительно…
      Шарлотта видела, что брат все больше раздражается. «Может, он и впрямь что-то заподозрил?» – спрашивала она себя. Однако у нее не было времени на то, чтобы попытаться развеять его опасения. К тому же она считала, что совершенно не обязана делать это. В конце концов, она взрослая женщина, и ее брату давно следовало бы это понять.
      К счастью, Натаниел решил удалиться. Попрощавшись с гостями, он повернулся к Шарлотте:
      – Мы продолжим нашу дискуссию в другое время, не так ли, леди Марденфорд? – Его быстрый взгляд ясно свидетельствовал о том, сколь горячей будет эта «дискуссия».
      Как только он ушел, Верджил обратился к Бьянке:
      – Я же говорил тебе, что следует подождать. Сейчас не время для визитов. Я также сказал, что Пен сама захочет сообщить эту новость, – добавил он, еще больше помрачнев.
      Тут Бьянка наконец что-то поняла. Она в смущении пожала плечами, а потом вдруг вперилась взглядом в Шарлотту; казалось, она пыталась заглянуть ей в душу. Затем Бьянка окинула Взглядом одежду хозяйки и, саркастически усмехнувшись, заявила:
      – Думаю, мы действительно не вовремя. Полагаю, нам пора удалиться.
      Верджил тут же закивал:
      – Да-да, конечно. Уверен, что Пен сообщит Шарлотте все подробности.
      Виконт подтолкнул жену к двери. Бьянка оглянулась и с улыбкой кивнула хозяйке.
      – Чертовски неловко, – услышала Шарлотта слова брата.
      – Я же говорила тебе, – прошептала в ответ Бьянка. – Я сама видела в Леклер-Парке….
      – Но этого быть не может, – возразил Леклер. – Они всегда недолюбливали друг друга.
      Наконец дверь за ними закрылась, и Шарлотта, усевшись в кресло, надолго застыла в полном оцепенении. Через некоторое время она вспомнила, чем занималась в библиотеке до прихода Натаниела, и, приподнявшись, передвинула кресло к столику. Снова выдвинув ящик, она разложила письма по датам и принялась читать их.
      К полудню она добралась до переписки между Филиппом и его наставником. Они часто обменивались письмами лет семь назад, незадолго до ее помолвки. И, читая эти письма, Шарлотта начала многое понимать. В какой-то момент она не выдержала и, тяжело вздохнув, прошептала:
      – О Господи!
      Письма выпали из ее рук и рассыпались по столу.
      «Нет, такого не может быть, – говорила она себе. – Не должно быть…»
      И если бы не Натаниел… Ах, она никогда не простит ему, что он начал это ужасное расследование!
      Никогда.

      – Я прекрасно помню тот случай, – сказал Уильямсон. – Было нелегко вытащить ее оттуда. Бедняжка была еще жива. Если бы мы подоспели раньше… Увы, такое случается. Грустно, но что поделаешь. Она была очень молодой и выглядела как благородная леди, именно поэтому я ее и запомнил.
      – Личность умершей не была установлена? – спросил Натаниел.
      – На ней не было ничего, что помогло бы найти ее семью. И никто не смог потом опознать эту даму.
      Натаниел покинул дом Шарлотты днем раньше – торжествующий, удовлетворенный и решительный. Он намеревался покончить с делом Финли как можно скорее. Но пока он будет заниматься им, он ни за что не допустит, чтобы Шарлотта избегала его.
      Если их будет соединять только плотское удовольствие, страсть, то пусть будет так. Он просто не может отказаться от этого.
      Последние два дня Натаниел с головой ушел в расследование дела. При любом раскладе он оставит его под каким-нибудь благовидным предлогом. Но он надеялся, что даже самый плохой результат не повлияет на ту безумную тягу, которую они с Шарлоттой испытывали друг к другу
      Вчера Натаниел наконец-то узнал имя наставника, сопровождавшего братьев Марденфорд в их «грандиозном путешествии». А сегодня он получил информацию о смерти матери Гарри.
      Лондонская полиция, как всякое уважающее себя английское учреждение, хранила отчеты о происшествиях разных лет. Хотя многие члены «полицейского братства» недолюбливали Натаниела из-за его выступлений в суде на стороне защиты, несколько инспекторов стали его друзьями. К середине дня он узнал имена констеблей, помогавших вытащить мертвую иностранку из Темзы около Солсбери-Стэрз четыре года назад.
      Натаниел нашел Уильямсона, мужчину среднего роста, весьма выдержанного, с очень интеллигентным лицом, на дежурстве, на его посту вблизи «Ковент-Гардена».
      – Было очень любезно с вашей стороны зафиксировать это происшествие как несчастный случай, что дало возможность достойно похоронить погибшую.
      Губы Уильямсона сложились в одну суровую линию.
      – Я не фальсифицирую свои доклады, сэр. Она упала в воду. Это показали свидетели.
      – Значит, люди видели, как это случилось?
      – Никто из опрошенных не видел самого момента падения тела в реку. Возможно, это было и самоубийство, но я сомневаюсь в этом.
      – Почему вы сомневаетесь?
      – На ней была дорогая одежда, понимаете? Не повседневная. Те, кто решает покончить с собой, по иронии судьбы, не хотят испортить свое лучшее платье. И самоубийцы не пришпиливают золото к нижней юбке, как это сделала погибшая. Обрывок золотой цепочки шириной в мой палец. Эти звенья обнаружил хирург, когда тело доставили на вскрытие. Я. слышал, золотом воспользовались, чтобы оплатить похороны.
      – Возможно, именно поэтому дама и имела его при себе – оставляла средства на похороны.
      – Судя по ее лицу и одежде, она была иностранкой. Не знаю, как это могло повлиять на ее решение. Но я повторяю лишь то, что сказал. Женщина упала в реку.
      По дороге домой Натаниел перебирал в уме весь разговор с Уильямсоном. Убеждение Уильямсона, что это не самоубийство, было не лишено смысла. Взяла бы она с собой мальчика, если бы задумала такой шаг? Мать не могла не знать, что после этого он будет брошен на произвол судьбы – один в чужом городе.
      А она оставила Гарри неподалеку и велела ему ждать ее. Если она не хотела, чтобы сын видел, как она прыгнет в воду, какой вообще был смысл брать его с собой?
      Самый очевидный ответ грозил еще больше запутать дело. И к тому же он подозревал, что истина никогда не будет установлена.
      Логически события выстраивались так. Мать Гарри пришла к Темзе не с тем, чтобы покончить с собой. Она надела самое лучшее платье и взяла с собой сына, чтобы встретить кого-то. Вероятнее всего, того, кому она писала больше года, не получая ответа. Того, кого она надеялась встретить в Лондоне.
      Она оставила мальчика поблизости, так чтобы показать его или привести для встречи.
      Натаниел представил, как все это должно было произойти. Женщина в дорогом платье встречает мужчину на берегу Темзы. Поиски уединенного места. Возможно, на ступенях, неподалеку от которых выловили ее тело. Только вместо радости встречи – холодный прием.
      Угрожала ли она ему? Сказала ли, что сообщит всем родственникам о случившемся?
      Но что бы там ни было сказано, она не покинула этого места живой. Может быть, в приступе отчаяния, раздавленная его холодностью и равнодушием, она действительно решила умереть? Или же случайно оступилась и упала в реку.
      Существовала еще одна вероятность, которую ни один адвокат просто не мог проигнорировать.
      Ее могли столкнуть в воду.
 
      Письмо в дом к Натаниелу пришло ближе к вечеру, не по почте. Его доставил слуга, в котором Натаниел узнал человека Шарлотты.
      «Я приду в Олбани в десять. Пожалуйста, отошлите Джейкобса», – гласила записка.
      Ее послание удивило Натаниела. Хотя он вполне раскованно вел себя в доме Шарлотты, он не ожидал, что она отплатит ему тем же и ее порыв страсти будет адекватен его чувствам. Более того, ее визит был потенциально губителен для ее репутации, чего не скажешь о нем.
      Наконец, ее короткая записка сказала ему: он не контролирует их отношения, хотя, гордо удалившись от нее победителем вчера утром, он думал иначе.
      Натаниел отпустил Джейкобса на ночь навестить сестру в Мидлсексе. А сам стал нетерпеливо ждать возлюбленную, приоткрыв дверь, чтобы она ни секунды не задерживалась.
      Часы еще не кончили бить десять, когда прибыла Шарлотта. Он ждал ее так напряженно, с такой страстью, что почувствовал ее появление, хотя Шарлотта вошла почти неслышно. Он закрыл глаза, пораженный тем, как ее присутствие заполнило его до краев, ею были полны и его апартаменты.
      Открыв глаза, Натаниел увидел ее стоящей посреди гостиной. Вся в черном, словно пребывая в трауре, Шарлотта скрывала лицо под темной вуалью. На дорожке перед его домом любопытные прохожие могли заметить лишь смутную тень
      Он поднялся, чтобы пойти ей навстречу, но Шарлотта подняла руку, останавливая его. Она прислонила к камину свой черный зонтик, затем медленно подняла вуаль.
      Ее вид поразил Натаниела. Шарлотта выглядела такой бледной и расстроенной, словно действительно пришла с похорон. В потухших глазах отражалась грусть, смутно читались тревожные мысли. Лицо осунулось и казалось усталым.
      Натаниел все же подошел к ней и крепко обнял. Она не приникла к нему, а, казалось, застыла, словно его объятия причиняли ей боль.
      – Вы нездоровы, – сказал он.
      Шарлотта освободилась от его рук и отступила на шаг назад. Она холодно смотрела на него, но теперь ее глаза блестели.
      – Я здорова, но меня тошнит. Вы должны знать, черт побери! Теперь я все знаю и думаю, что не переживу этого,
      – О чем вы говорите, дорогая?
      Теперь ее лицо приняло горестное выражение.
      – Натаниел, это не Джеймс имел ту юношескую связь в Испании. Это был Филипп.
      Шарлотта назначила это свидание в приступе безумной ярости. Она пришла сюда, чтобы отчитать Натаниела, наорать на него, не сдерживая ярости.
      И вдруг произнесла слова, которые лишили ее сил. Она сломалась, из глаз полились слезы, она не могла больше издать ни звука.
      Сильные руки обняли ее. Но это нисколько ее не утешило. Ей приходилось бороться не только со своим отчаянием, но и с ним. Она рыдала у него на груди и колотила своими маленькими кулачками.
      Злость помогала ей отвлечься от кошмара, который она пережила после того, как прочитала письма. Перед ней словно разверзлась бездна, ужасная и пугающая. Весь день она не чувствовала в себе ни капли жизни. А ночью, лежа без сна, она почувствовала, как картина ее жизни развалилась на части. И сама Шарлотта, которую она знала, тоже оказалась растерзанной на куски.
      Ее ум отказывался вместить в себя новые впечатления. Постичь открывшуюся правду, жить с ней дальше. Никогда раньше она не пребывала в таком смятении. Мысли беспорядочно метались в ее голове, эмоции заставляли гулко биться сердце. Ей казалось, что она умрет, если не освободится от шока и бури негодования.
      На земле существовал единственный человек, кому она могла открыться, с кем могла поговорить. И вот вместо разговора она колотит его в грудь кулачками и, странное дело, получает от этого облегчение.
      И Шарлотта все била и била его маленькими кулачками в грудь. И плакала. Натаниел позволял ей это, прижимая рыдающую женщину к себе, даже когда удары попадали ему в лицо. В истерике она потеряла контроль над собой, словно на мгновение лишилась сознания.
      И вдруг все прошло. У нее не осталось ни слез, ни мыслей – ничего. Она прижалась лицом к его груди, усталая и безмолвная.
      Шарлотта подняла голову. Его лицо выражало такую озабоченность, было таким нежным, что у нее дрогнуло сердце. А ведь всего несколько минут назад она ненавидела его, ненавидела, теперь ее сердце отказывалось понять это.
      – Вы знали? Вы говорили, что не верили, будто это был он, но на самом деле все это время…
      – Нет, клянусь. Такая возможность приходила мне в голову, но я был уверен, что речь шла о Джеймсе, – шептал он, осторожно гладя ее по плечу.
      – Не уверена. – Слова вылетели у нее прежде, чем Шарлотта могла осознать их. Она слишком устала, была слишком рассержена, чтобы лгать Натаниелу. Лгать себе. – Нет, я не верила этому, но мысль жила во мне подспудно, словно опасное животное, прячущееся во тьме. Моя душа знала. Она знала, насколько вы опасны для нас. Для меня. Но я не осмеливалась доискиваться до причин.
      Натаниел не пытался смягчить ее пустыми уверениями. Разумеется, нет. Натаниел Найтридж всегда был человеком чести, черт побери! Правдивым и законопослушным. О Господи!
      – Вы в состоянии говорить об этом? – спросил он. – Вы скажете мне, почему вы так думаете? Ведь вы можете ошибаться.
      – Как бы мне этого хотелось! – Шарлотта приблизилась к кушетке и упала на свое привычное место. Возбуждение, которое все это время заставляло ее шагать по своей комнате, слава Богу, отступило. Охватившие ее бессилие и слабость почти радовали ее.
      Натаниел стоял рядом, сочувственно наблюдая за ней.
      Он протянул руку, вынул булавки из ее шляпки и бросил все на стол.
      Жест Натаниела тронул Шарлотту. Он не подразумевал соблазнения, хотя мог иметь и этот смысл. Он показал, что она останется здесь, даже если ненавидит его. И он позаботится о ней.
      Возможно, именно поэтому она и пришла сюда – купаться в его ауре, его уверенности и власти и напомнить себе, что в ее жизни существовало нечто большее, чем прошлое.
      – Теперь расскажите мне, – попросил Натаниел.
      Шарлотта рассказала о ящике стола и содержащихся в нем письмах.
      – Они были личного характера, я никогда их не читала.
      – Но и не уничтожили их.
      – Нет.
      Почему? Она не могла ответить ему сейчас, но полагала, что сможет сделать это когда-нибудь потом.
      – Я подумала, что, если что-то прояснилось в Испании после рассказа Дженни, в этих письмах могла содержаться информация, объясняющая события тех дней.
      Выражение лица Натаниела слегка изменилось. Мистер Найтридж, который всегда мог определить, когда люди бывали неискренни, понял, что она говорит не всю правду.
      Но разумеется, он не высказал ей этого.
      – О чем же в них говорилось?
      – Они были обыденные. Весьма скучные. Филипп не отличался умением вести переписку. В письмах, последовавших за большим путешествием, не было ничего интересного. Ничего, что вызвало бы обеспокоенность или подозрения. Однако позже…
      Шарлотта запнулась. Ей хотелось перескочить через болезненные для нее части рассказа.
      Но усилием воли заставила себя говорить.
      – Я нашла письма от его прежнего наставника, написанные приблизительно в то время, когда Филипп начал ухаживать за мной. Поначалу они мне тоже показались скучными, Филипп вроде бы спрашивал об общих друзьях. Затем стало ясно: наставник расспрашивал о ком-то, кто находился не в Англии. Наконец, одно письмо уведомляло Филиппа, что получено подтверждение о ее смерти. Она пропала во время войны. Я обратила на это внимание. У нас не было войны, а Испания воевала.
      – В письме говорилось «она»?
      – Да. Я могла бы лишь мельком проглядеть эти письма, но я наткнулась на это «она». – У нее зазвенело в голове, когда она увидела это слово. – В конце, после явно тривиальных тем – о саде наставника и его проповеди, он заканчивал письмо следующими словами: «Будьте уверены, что законность союза теперь не имеет значения. Нет необходимости больше думать об этом».
      В глазах Натаниела стоял вопрос. Шарлотта не стала дожидаться, когда он задаст его.
      – Я цитирую очень точно. Он употребил слово «законность». – Ее вновь охватило отчаяние. – Речь шла о законном союзе с женщиной. Скажите мне, что есть иной союз, кроме брака, Натаниел. Мне очень хочется услышать это.
      Он приблизился к ней и погладил рукой ее щеку, чтобы успокоить.
      Шарлотту взбодрила эта поддержка. Его прикосновение помогло. Должно было оттолкнуть ее, но вот – принесло утешение. Целый день она мысленно бросала ему в лицо уничтожающие обвинения. Но вот она здесь и упивается его вниманием, его участием.
      – Вы сказали еще кому-нибудь?
      В его спокойном голосе звучала забота о ней, но Шарлотта понимала, что его ум напряженно работал.
      – Сегодня я пришла к Бьянке, намереваясь открыться ей, но вдруг поняла, что не могу говорить с ней об этом. Что, собственно, говорить? Мне так хотелось выговориться, разделить с ней или с Пен тяжесть удара, но произнеси я хотя бы одно слово, и плотину приличия снесла бы ярость. В итоге позор. Мой публичный позор.
      – В этом нет ничего позорного. Да и произошло это так давно. Он считал ее мертвой. В Англию он вернулся без нее, думая, что потерял ее на войне. До того как покинул Испанию.
      – Но она не умерла. Следовательно, мой брак был незаконным. – Ее голос дрогнул, когда она выпалила все это. Она посмотрела на свои судорожно сжатые на коленях руки и стиснула зубы. – Однако это не самое худшее. Я чувствую себя так глупо. Я не уверена ни в одном из моих воспоминаний. Мне кажется, что каждый день из этих трех лет брака я прожила во лжи.
      Натаниел опустился на одно колено, так что их лица оказались на одном уровне. Он накрыл ее руки своими, образуя маленький холмик теплоты.
      – Со временем все уляжется, вам это уже не будет казаться столь разрушительным. Я не думаю, кроме того, что эта история пагубно отразилась бы на Филиппе, получи она огласку. Нет никаких оснований думать, что вы жили во лжи.
      Он так старался представить все в лучшем свете, что она невольно улыбнулась, хотя губы ее дрожали.
      – В мыслях я весь день обвиняла вас в том, что вы встали на этот путь.
      – Больше всего мне бы хотелось, чтобы этого не случилось. Мне горько видеть, как болезненно вы переносите прошлое. – Натаниел опустил голову и поцеловал ее руки. – Если вы захотите отколотить меня своим зонтиком, я не буду сопротивляться.
      Шарлотта запустила пальцы в его волосы. Горечь обиды, сидящая в ней, все еще хотела обвинять и ненавидеть его, но в этой гостиной она обрела покой. Покой, которого не ожидала.
      Утешение. Но не комфорт.
      Ей необходимо было поделиться своим горем с другом, открыть секрет кому-то, кто поможет ей обрести здравый смысл. И она нашла такого друга в этом человеке.
      Он даже не пытался оправдать свою роль в том, что спровоцировал ее открытие. Он ни слова не сказал в свою защиту. Вместо этого он пытался оправдать другого мужчину, давно умершего, того, кого у него не было оснований щадить.
      Он сделал это для нее. Все его слова были направлены на то, чтобы облегчить ее горе. Сердце Шарлотты наполнилось таким теплом, которое она не могла вынести. Она поцеловала Натаниела в склоненную голову.
      Он выпрямился и посмотрел на нее. Острое ощущение близости, живое, первозданное, внезапно охватило их обоих. Оно углублялось и вторгалось в нее, пока Шарлотта не почувствовала себя беспомощной.
      – Я не знаю, что теперь делать, Натаниел. – Она имела в виду свое открытие. Но также и чувство, делающее ее беззащитной.
      – Я знаю.
      Он поднялся, подхватил ее на руки и понес из гостиной.
      – Его зовут Ярдли. Наставника. Это его имя.
      Ее слова нарушили затянувшееся молчание. Натаниел подбородком погладил лежащую у него на плече голову, а затем снял с Шарлотты платье и нижние юбки, чтобы не смять их, так как сегодня ночью он хотел заняться с ней любовью.
      Шарлотта первой начала медленное осторожное единение, что больше говорило о желании души отвлечься, чем о стремлении тела к удовольствиям. Они долго оставались в объятиях, полных человеческой теплоты и незаданных вопросов.
      Натаниел уже знал имя наставника. Его расспросы быстро принесли плоды, что отчасти объяснялось узостью круга, в котором вращался он и Марденфорд.
      Шарлотта склонила голову, чтобы заглянуть в его лицо.
      – Похоже, тебя это не интересует. Я думала, что ты не отважишься спросить, хотя это может быть важным для тебя.
      – Не важно, как его зовут. – Не сейчас. Только не сейчас.
      – Ты можешь найти его и узнать правду.
      – Впереди еще много находок и открытий. Правда в том, что ты вышла замуж за Марденфорда, и теперь ты – его вдова. Те письма весьма туманны, и ты неправильно истолковала их.
      Шарлотта оперлась на локоть и посмотрела на возлюбленного сверху вниз:
      – Вы сами не верите тому, что говорите.
      – Вот история, Шарлотта, которую я уяснил из этих писем. Он решил жениться на вас, но был достаточно порядочным человеком и прежде хотел убедиться, что его предыдущий союз позволяет новый брак. Он попросил наставника узнать наверняка, действительно ли та женщина умерла, как он полагал. И еще Марденфорд спрашивал о законности союза – в любом случае. Что означало одно: у него имелись причины думать, что законность первого союза весьма сомнительна. Брак за границей имеет свои особенности. Возможно, это даже не было браком.
      Ее пальцы проделали длинный извилистый путь по его груди, пока Шарлотта обдумывала его слова.
      Итак, это кончится здесь? Сейчас? Из-за этого?..
      Пришло время ретироваться. Если он не отступит, все может закончиться очень плохо.
      – А как же Гарри? Вы говорили, что он был основной причиной.
      – Я позабочусь о мальчике. Он ни в чем не будет нуждаться и не останется одинок.
      Шарлотта вернулась к нему в объятия.
      – Полагаю, ваша трактовка верна. Не так уж все плохо, если смотреть с этой стороны.
      – Уверен, что я прав.
      – Почему вы так уверены?
      – По одной причине. Если вы полюбили его, значит, он не мог не быть человеком чести.
      Она еще ближе приникла к Натаниелу и затихла. Ему хотелось верить, что он убедил Шарлотту. Хотя и знал, что ее ум по-прежнему занят этим нелегким вопросом.
      – Думаю, он очень любил ее, – прошептала она.
      У него в груди все сжалось. Существовали вещи, которые он не мог подчинить себе. Ему бы хотелось принять всю ее боль и смущение на себя, пощадить ее, защитить от всех тягот и сомнений.
      – Вы не знаете этого, и нет причины так думать.
      – Есть. Не в письмах, но в памяти. Я до сих пор вижу свет в его глазах, когда он описывал огненный танец на побережье в Испании. Она была там, я уверена. Именно она была причиной того блеска и света. Любовь, которую он испытывал ко мне, была честной, но совершенно иной. Великой страстью его жизни была та иностранка.
      «Как ты – моей». Он не сказал этого. Эта ночь не касалась его. Подобному признанию было не место сейчас, когда в ее душе шла такая борьба.
      Натаниел просто держал ее в руках, чтобы она не чувствовала себя одинокой в ночи. Пока говорила с призраками прошлого.

      Два дня спустя Шарлотта пришла в дом Марденфорда. Она обещала навестить Амброуза, и тяжесть на сердце стала немного легче, пока она ждала у двери. Ее племянник был одной небольшой частью ее прошлого, на которую она все еще могла опереться, и ей очень хотелось обнять это невинное существо.
      Когда слуга открыл дверь и увидел ее, он побледнел. На лбу выступили маленькие капельки пота. Шарлотта ждала, когда он отойдет, чтобы пропустить ее, но он не сделал этого.
      – Милорд не принимает, – наконец-то вымолвил он. Его взгляд был устремлен на точку ниже ее глаз.
      Это была странная фраза, не имеющая отношения к ее визиту.
      – Я пришла навестить Амброуза. Я не прошу Марденфорда принять меня.
      Когда слуга даже не пошевелился, Шарлотта нетерпеливо постучала зонтиком об пол. Мужчина выглядел удрученным.
      – Миледи, нам были даны указания не впускать вас.
      – Уверена, вы что-то не так поняли.
      – Нет, приказание было очень ясным. Вам нельзя входить, и вы… вы не должны видеть ребенка. – При последнем слове его рот затвердел. Так же как и его спина, словно эта жесткость не оставила ему иного выбора – окунуться в свой долг.
      Шарлотта увидела это новое для нее выражение лица слуги. Ее растерзанное сердце получило еще один удар, заставивший ее оцепенеть.
      Он говорил серьезно. Джеймс действительно отдал такое распоряжение.
      Шарлотта подняла глаза к окну детской на третьем этаже. Амброуз удивится, почему она не пришла сегодня, хотя и обещала. Бедный малыш никогда этого не поймет.
      – Послушай меня. Я сейчас войду в дом, если ты не хочешь, чтобы я подняла прямо здесь скандал, о котором в городе будут говорить не один месяц. Я не уйду, пока не поговорю с моим шурином, так что немедленно сообщи ему, что я здесь. Теперь отойди, и я подожду Марденфорда в библиотеке.
      Слуга взглянул на гостью, желая убедиться, что она не шутила по поводу скандала. Шарлотта посмотрела в ответ с раздражением и решимостью, маскировавшими острую боль, вызванную этой новой потерей.
      Слуга отошел в сторону. Она быстро прошла мимо него вверх по лестнице в библиотеку.
      Что бы ни побудило Джеймса отдать такое странное распоряжение, она заставит его изменить свое решение. Все еще не затянувшиеся раны, нанесенные теми письмами, не позволят ей пережить еще и это горе.
      Джеймс не послал через слугу отказ увидеть ее, но и не пришел в библиотеку. Уж не собирается ли он притворяться, что ее нет в доме, поскольку он дал приказание не впускать ее?
      Шарлотта села в кресло, нетерпеливая и взволнованная, намереваясь дождаться его во что бы то ни стало. Джеймс разрушил хрупкое перемирие, которое она заключила со своими чувствами в ту ночь, когда Натаниел держал ее в объятиях, врачуя ее душу.
      Она выбралась из этих объятий, не избавившись от оцепенения, но уже не такая потерянная. В ней начала формироваться готовность принять случившееся. Высказав вслух самые худшие из своих страхов, она крепла духом, преодолевая смятение.
      Натаниел был ласков и заботлив. Он был так уверен в правильности своих объяснений.
      Всю ночь и весь последующий день, пока она сидела дома, приводя воспоминания в некий порядок, она сохраняла уверенность, что объяснения Натаниела верны. Она привыкала к своей новой жизни, которая была не столь отличной от старой – в главных чертах.
      Лишь увидев путь позади себя очищенным от обломков прошлого, она вновь вернулась в мыслях к тем письмам, чтобы осмыслить свой брак и «союз», предшествовавший ему.
      Натаниел мог быть глубоко уверен, что знал истину. Но с ней все обстояло иначе. Шарлотта все еще решала, какое значение будет иметь для нее то, что она узнает мельчайшие подробности давней истории – всю правду о прошлом.
      – Я ожидаю гостей сегодня, Шарлотта, поэтому прошу тебя покинуть дом, – раздался в дверях голос. Она повернулась. Да, это был Джеймс, он обратился к ней, проходя мимо библиотеки.
      – Хорошо, что у тебя нашлось время самому выбросить меня из дома.
      – Мне сообщили, что ты не уйдешь, пока я не прикажу тебе этого сам.
      – Тебя неправильно уведомили. Я сказала, что не уйду, пока мы не объяснимся. Ведь я пришла, чтобы повидать Амброуза.
      – Ты угрожаешь новым скандалом, как на улице?
      – Если это необходимо…
      Джеймс вошел в библиотеку, но остановился далеко от Шарлотты. С высоко поднятой головой и полуопущенными веками он критически осмотрел ее.
      – Семья не хотела, чтобы он женился на тебе. Они говорили, что в тебе течет плохая кровь. Склонность к греху и эксцентричности. Даже твой брат Леклер, который поначалу казался очень милым. Его брак и его фабрика в Манчестере… Все были против, кроме меня. Я говорил им, что ты – другая. Чистая и славная, что ничем не опозоришь нашу семью.
      – Так и случилось.
      – Ненадолго. Но, похоже, дурная кровь проявляется теперь. – Его поза стала еще жестче, если только это было возможно. – У тебя связь с Натаниелом Найтриджем, и я не хочу, чтобы мой сын находился под влиянием аморальной женщины.
      Его заявление ошеломило Шарлотту. У нее не было намерения лгать, но она не могла согласиться с шурином.
      – С чего ты решил, что у меня связь, Джеймс? Что за странное обвинение!
      Он скрестил руки на груди. Это не придало ему мужественности, но все же подчеркнуло антипатию.
      – Моя тетушка сообщила мне, что его присутствие рядом с тобой на политических встречах было отмечено в местных газетах.
      – Он помогал мне с петициями.
      – Он также помогал себе добиться твоего расположения.
      – Неблагородно с твоей стороны выдвигать такие грубые обвинения.
      – Он рано приходил в твой дом, а ты к нему – очень поздно.
      – Откуда тебе это известно?
      – Твой мистер Найтридж не единственный, кто знает, как вести расследование, Шарлотта.
      У нее на мгновение замерло сердце. Она поднялась и направилась к Джеймсу, чтобы лучше разглядеть его. Она увидела напряжение в его узком угрюмом лице и горячие искры в глазах.
      Он знал! Он узнал о расспросах, которые проводил Натаниел. Возможно, он обнаружил, что они посещали окрестные деревушки.
      – Уверена, тебе нет равных, когда ты проводишь расследование, Джеймс.
      – Во всяком случае, я делаю это лучше, чем он.
      – Кого ты нанял? Моих слуг?
      – Своих слуг, Шарлотта. Не твоих. Своих. Они – мои. Так же как и дом – мой, и мебель, и экипаж. – Он коварно улыбнулся. – Кучер не хотел поначалу рассказывать о твоем ночном визите в Олбани, но я напомнил ему, кто хозяин этого дома.
      – Значит, ты знаешь о моей дружбе. Я вела себя очень осторожно, так что нет причины закрывать передо мною дверь и лишать Амброуза…
      – Это не просто дружба, черт побери! – неожиданно закричал он. Его гнев проснулся так неожиданно, что ошеломил Шарлотту. – Это измена по отношению ко мне, моему покойному брату и даже Амброузу. Наглец расспрашивал о моей семье. Обо мне. – Он направился к ней, кипя негодованием. – Зачем он это делает? Уверен, ты знаешь.
      Она отступила назад, когда Джеймс стремительно приблизился к ней. Шарлотта никогда раньше не видела его таким рассвирепевшим. Его вид испугал ее.
      Шарлотта не собиралась лгать, но сейчас ей пришлось пойти на это.
      – Не знаю. Возможно, ты что-то не понял. Его просто интересуют мои родственники.
      – И поэтому он расспрашивал о моем старом наставнике? Чрезмерное любопытство в отношении родственников женщины, с которой он в таких вольных отношениях. Согласись, это странно.
      – Если он и задавал какие-то вопросы, уверена, они прекратятся. Абсолютно уверена. – Шарлотта попыталась заглянуть под маску гнева и обнаружить мужчину, которого она знала. – Жестоко с твоей стороны разлучать меня с Амброузом лишь из-за этого. Ты знаешь, ребенок очень привязан ко мне. Он никогда не поймет, если я неожиданно исчезну из его жизни.
      – Он слишком мал, чтобы задумываться над этим. Когда он подрастет, я объясню, как ты променяла нашу любовь на дешевое удовольствие, которое нашла с этим негодяем.
       «Нашу любовь». Не сами слова заставили громко забиться ее сердце, а горький тон, каким они были сказаны.
      Неожиданно в памяти возникла другая часть прошлого.
      Она никогда не подозревала, что Джеймс испытывал к ней подобные чувства. Никогда не догадывалась, что маленькая семья, которую они образовали, была именно той, которую он и хотел.
      Если именно это так рассердило его, а даже не расспросы Натаниела, она понимала, что вряд ли сможет переубедить его. Однако она попыталась.
      – Мне жаль, что ты так рассердился, разочаровался во мне. Честное слово. Ты можешь запретить мне появляться в твоем доме, но позволь мне видеться с Амброузом. Пусть няня приводит его ко мне домой. Мысль потерять его невыносима, Джеймс, и это разобьет его маленькое сердце. Ты не настолько жесток, чтобы идти на это.
      – Я не жесток, я только забочусь о правильном воспитании сына. – Он повернулся и направился к выходу.
      В дверях он остановился и снова посмотрел на Шарлотту. Его лицо выражало удовлетворение. Он был рад тому, что причинил ей боль.
      – Что касается визитов в твой дом, так у тебя его нет. Ты живешь в моем. Я решил продать его. Мой поверенный придет завтра к тебе и все объяснит, но ты немедленно начинай упаковывать свои личные вещи.
      Он наблюдал за Шарлоттой, потрясенной этим последним ударом, и как-то отвратительно ухмыльнулся. И оставил ее, смущенную и озадаченную.

* * *

      – Он просто указал тебе на дверь? – недоверчиво спросила Бьянка.
      – Пока мы здесь разговариваем, горничная уже укладывает мои вещи. – Шарлотта сидела рядом с Бьянкой на узорчатом канапе в комнате Пен.
      Встреча с поверенным в делах два часа назад почти граничила с оскорблением. Человек не только сообщил ей о решении Марденфорда, но составил также перечень обстановки и других предметов.
      Если он ожидал, что Шарлотта будет спорить, то был разочарован. Она возьмет с собой только личные вещи, без всякой переписи. Позже она пришлет своего доверенного – уладить остальное.
      Чтобы не наблюдать за сборами, Шарлотта назначила встречу с Бьянкой в доме Пен. Она решила помочь сестре выбрать свадебное платье. Пен в раздумье стояла с шелковым желтым платьем в руках. Но о платье сразу же было позабыто, как только Шарлотта, войдя в комнату, выложила свою новость.
      – Ты должна переехать к нам, – заявила Бьянка. – По крайней мере, пока не придумаешь ничего другого.
      – Спасибо. Может быть, мне и придется принять твое предложение, но пока я не готова. Я благодарна тебе за гостеприимство. Просто я опять буду чувствовать себя малышкой, возвращенной в детство.
      – Чепуха. Пен жила с нами в прошлом году и не испытала никакой «детской зависимости».
      Шарлотта встретилась глазами с Пен. Они обменялись молчаливым признанием неприятных сторон любой зависимости.
      – Бьянка, Шарлотта имеет в виду Леклера, а не финансовые вопросы, – мягко заметила Пен. – Ты знаешь, каким он может быть. Я его старшая сестра, а он по-прежнему хочет мной руководить и защищать. Шарлотта же намного младше его, и он может захотеть всерьез опекать ее.
      Бьянка задумалась. Изучая узор на канапе, она взвесила сказанное. Тут была проблема.
      – Да, я понимаю. К тому же Леклер был абсолютно уверен в отношении Хэмптона, но сейчас его занимает мистер Найтридж.
      Пен нахмурилась:
      – А какое отношение к этому имеет мистер Найтридж?
      – О, сейчас он любовник Шарлотты.
      Пен рассмеялась:
      – Отличная шутка, Бьянка. – И снова принялась рассматривать явно полюбившееся ей желтое платье.
      Бьянка осторожно засмеялась. Повернувшись к гардеробу, чтобы вынуть еще один туалет, она бросила на сестру и невестку веселый взгляд и усмехнулась. Ее явно забавляло нелепое предположение о любовной связи Шарлотты с Натаниелом.
      Шарлотта усиленно изображала равнодушие. Пен догадливо оценила ее сдержанность, а затем и невинное выражение широко распахнутых глаз Бьянки.
      Она застыла на месте, пораженная открытием.
      – Господи, так это правда? У тебя роман с Найтриджем?
      .– Прости меня за мою неосторожность, Шарлотта, – извинилась Бьянка. – Однако что интересного в любовной связи, если о ней не знают твои лучшие друзья?
      – Ты сказала Бьянке и не сказала мне, твоей сестре? – Пен выглядела обиженной.
      – Я никому ничего не говорила. Со стороны Бьянки это только догадки.
      – Прости, не только догадки. Скажи спасибо, что мы с Леклером не застали вас, когда вошли в библиотеку…
      – И все же это лишь домыслы.
      – Подозреваю, что ты не хочешь жить с нами из-за того, что у нас ты не сможешь проявить той осмотрительности, на которую ты способна. Хотя вряд ли можно назвать раннее свидание в библиотеке удачным и осмотрительным, если хочешь знать мое мне…
      – Просто хочу избежать нотаций, который мой брат начнет читать некоему другу о честных намерениях и тому подобной ерунде. Скажите мне, это справедливо?
      Пен и Бьянка обменялись быстрыми взглядами.
      Пен закусила нижнюю губку, а Бьянка, которая отличалась своей способностью задавать прямые вопросы, задала его:
      – Шарлотта, дорогая, ты имеешь в виду, что были обсуждения в отношении этих честных намерений?
      – Войдя в эту комнату, я сказала лишь то, что у меня больше нет дома. Теперь проблема заключается в следующем: где я буду жить завтра и как поступить, чтобы видеться с Амброузом.
      Это вернуло молодых женщин к насущным делам.
      – Ты можешь остаться здесь, – предложила Пен. – Через два дня я отправляюсь на побережье, а когда вернусь, буду жить на Расселл-сквер. Конечно, этот дом раза в три меньше твоего, но он верно служил мне долгие годы.
      – Уверена, Леклер продолжит содержать его, – добавила Бьянка.
      – Мне не нужна его помощь. Я не осталась без средств, просто в данный момент я лишена дома. Моих средств достаточно, чтобы достойно жить даже без помощи Марденфорда.
      Шарлотта снова оценила ту помощь и подумала, какой она была щедрой. Необычайно щедрой. Ей бы следовало задуматься почему. Она гордилась своей проницательностью, но её неведение и слепая вера в мотивы Марденфорда были невыносимо наивны.
      – Скорее всего Марденфорд собирается жениться во второй раз, – предположила Бьянка. – Возможно, его невеста хочет казаться королевой и требует полностью лишить короны вдовствующую королеву.
      – Возможно, Бьянка права. Однако его отказ позволить тебе видеться с Амброузом очень странен, – сказала Пен. – Удалить тебя из дома только с личными вещами, отсечь от ребенка, которого ты любишь, – он никогда не казался таким жестоким. Все выглядит так, словно он разводится с тобой.
      Пен не имела представления, насколько точным было ее сравнение и как оно обозначило причину этой жестокости. Шарлотту затошнило от всего этого. И еще одна волна воспоминаний нахлынула на нее в последний день.
      Шарлотта надеялась, их больше не будет. Ведь целое десятилетие пришлось переписывать заново.
      – Я должна видеться с Амброузом. Я не приму эту часть плана Марденфорда. – Не плана – наказания. За неверность и предательство. Целью Джеймса было заставить ее платить за все, не важно, какую боль и разочарование это принесет его собственному ребенку.
      Теплая ладонь легла поверх ее руки. Она взглянула и увидела сочувствие в глазах Бьянки.
      – Мы найдем возможность для тебя видеть мальчика, Шарлотта. Если мы объединим наши усилия, мы что-нибудь придумаем.
      Шарлотта очень надеялась на это. Она много потеряла, но большая часть потерь осталась в прошлом. Амброуз же был частью ее жизни теперь. Ее сердце могло примириться с остальным. Но горе, связанное с потерей ребенка, никогда не уйдет.
 
      Натаниел медленно ехал верхом по Гайд-парку. Вчера шел дождь, поэтому он отложил на день свое редкое участие в лондонском «модном часе».
      Кареты и всадники заполняли парк. Светское общество возвращалось в столицу в преддверии лондонского сезона. Скоро парк будет переполнен не только в хорошую погоду, но и в дождь. В последние годы многое изменилось в обычаях света, но не это – желание быть увиденными на прогулке в Гайд-парке.
      Натаниел приветствовал знакомых, говорил комплименты, не обманывая ожиданий. Он старательно избегал приманок матерей, чьи дочери искали мужей в этом сезоне, и увертывался от наживок, забрасываемых леди, стремящихся к любовному разнообразию. Но не забывал смотреть на встречные экипажи в поисках кареты Шарлотты.
      В короткой записке, полученной им два дня назад, она назначила встречу в парке на вчерашний день, если не будет дождя, в противном случае – на сегодня. Поскольку погода отложила их встречу, он узнал новость, которую она собиралась ему сообщить, не от Шарлотты. До него дошли слухи, что она освобождает тот большой дом, в котором жила все эти годы.
      Она все же приехала, но не в карете, а верхом на хорошенькой лошадке. Стройная, подтянутая и норовистая, она очень подходила всаднице.
      Натаниел тронул лошадь вперед, и они «случайно» встретились на дороге.
      – О, миледи, вижу, вы сочли день слишком хорошим, чтобы оказаться заключенной в карете.
      – Совершенно верно, мистер Найтридж. На этой аллее слишком людно. Я искала кого-нибудь достаточно безрассудного, чтобы отправиться с ним на сырые поля. А поскольку вы не раз проявляли это качество, то полагаю, что можете стать моим спутником.
      – Вне всякого сомнения. Указывайте путь.
      – А вы не боитесь, что утрата лидерства может привести нас в Кентербери? Вы поразили меня как человек, который не позволит ни одному мужчине управлять вами, не говоря уже о женщине.
      – Я не беру на себя лидерство, когда у меня четверка в руках, мадам, но все равно ясно, кто хозяин на дороге.
      Гуляющие леди и джентльмены из проезжающих мимо экипажей подсмеивались над их пререканиями. Двое ближайших к ним всадников даже попридержали лошадей, чтобы насладиться их словесной дуэлью.
      Уверенная, что они продемонстрировали обществу драчливый характер их отношений, Шарлотта повернула лошадь с аллеи и поскакала в поле.
      Они не останавливались, пока не оказались вдали ото всех, хотя и находились на виду у всего мира.
      – Тебе лучше? – спросил Натаниел, держась рядом с Шарлоттой, когда они замедлили шаг.
      После их последней ночи Шарлотта ушла задумчивой и подавленной. Он понимал, что его объятия не сняли всех страхов и вопросов.
      – Гораздо лучше. Потребуется еще некоторое время, прежде чем я смогу принять все это. Но мне больше не хочется ударить тебя. Или его.
      – Я рад. Однако было неразумно сообщать Марденфорду о твоем открытии, Шарлотта.
      – Я не сообщала ему. Ему ничего не известно о том, что я узнала.
      – Когда я услышал, что ты покидаешь тот дом, я предположил…
      – Он заявил, что хочет продать дом, но это лишь предлог. Джеймс больше никогда не примет меня. Он знает о нас с тобой, и отчасти именно этим объясняется его решение. Он также знает о твоих расспросах, а наша связь – особое предательство в его глазах.
      Натаниел почувствовал свою вину, и тяжелый груз лег ему на сердце.
      – Извини меня, Шарлотта. Я действовал очень осторожно и удивлен, что ему стало известно о моих расспросах. Возможно, я доверял не тому человеку.
      – Или же он искал свидетельство расспросов. Он подозревал что-то. Джеймс упомянул о наставнике. Может быть, мистер Ярдли сам узнал о твоем расследовании и уведомил Марденфорда.
      – И все же выселить тебя – слишком жестокая реакция.
      – Пен сказала, что это выглядит так, словно он разводится со мной.
      Натаниел не ответил, и она бросила на него быстрый взгляд.
      – Ты знал. Ты видел это, правда?
      – Я видел достаточно, чтобы поразиться. Не думаю, что это низкая похоть.
      – Тем хуже и еще безнадежнее. Мне было бы легче, если бы ты не видел этого. Тогда я могла бы притвориться, что ничего не заметила. Снова чувствую себя откровенной дурой, и в последнее время я не раз испытывала это чувство.
      – Это не было очевидно. Никто не шептался на этот счет.
      – Тогда откуда это известно тебе?
      – Прочел в его глазах, когда впервые посетил тебя.
      Шарлотта засмеялась, и ее глаза заблестели впервые за этот день.
      – Господи, как хорошо смеяться! – Она слегка задохнулась и остановилась, чтобы перевести дыхание. – Мне нужно научиться доверять тому, что ты видишь в глазах других, Натаниел.
      – Несмотря на смех, я вижу боль в твоих глазах, Шарлотта. Новую боль.
      Ее взгляд увлажнился. Она остановила лошадь. Он объехал ее, так что они оказались лицом к лицу.
      – Отказав мне от дома, он еще запретил видеться с Амброузом. Это действительно очень похоже на развод.
      Натаниел едва удержал крепкое словцо.
      – Марденфорд – сущий мерзавец. Ты ведь словно мать мальчику. Он жертвует счастьем своего ребенка.
      – Да. Похоже, собственная гордыня ему дороже, чем сын. Это очень беспокоит меня. Боюсь, Амброузу не будут уделять должного внимания теперь, когда я ушла.
      Шарлотта постаралась спрятать грусть, но ее выдавали глаза. Ему так хотелось остаться с ней наедине, чтобы их не видели люди, тогда бы он смог снова обнять и утешить ее.
      Однако это ничего бы не решило. Как только объятия разомкнутся, она снова почувствует горечь от утраты ребенка, которого она любила как своего собственного. Именно их объятия стоили ей этой потери.
      Они молча сидели на лошадях, легкий ветерок доносил запахи весеннего воскрешения природы. Ароматы весны заполнили пустоту, образовавшуюся у него в груди, где эхо радости сливалось с медленной грустной мелодией песни их последней ночи.
      Натаниел знал, что должен был сделать, но внутри его все сопротивлялось. Его взгляд остановился на лице возлюбленной.
      – Он смилостивится в отношении ребенка, я уверен, если наш роман закончится. По крайней мере, на этот счет он изменит свое решение. – Слова почти застревали у него в горле.
      Шарлотта ответила не сразу. Она смотрела на отдаленную аллею и парад светского общества на ней, затем обратила взгляд на него.
      – Я думала об этом.
      Ну разумеется. Любая мать поступила бы так же.
      – Но не уверена, что смогу принять подобное решение.
      Взгляд Шарлотты служил подтверждением их страсти яснее, чем ее слова. Он испытал гордость от ее признания. И безумную радость от того, что их тяга друг к другу столь сильна. Но Натаниел тут же подумал: а не пожалеет ли она вскоре об этом, взвесив цену?
      – Не думаю, что он смягчится, – продолжала Шарлотта. – Ведь не только оскорбление, нанесенное его гордости, или его расположение ко мне вызвали столь резкий шаг. Он проявлял спокойствие, пока не заговорил о твоем расследовании. Тогда он так рассвирепел, что даже напугал меня. Он обеспокоен, Натаниел. Он так обеспокоен, что стал другим человеком. Чего он боится, что его могло так изменить?
      – Возможно, он боится потерять что-то очень ценное. Ты одна можешь знать это.
      Шарлотта покачала головой:
      – Тогда, фигурально выражаясь, он бы оставил дверь приоткрытой. Дал бы мне шанс вернуться. Вместо этого – полное отречение. Он боится потерять что-то иное.
      Две ночи назад Натаниел решил не задумываться, чем может быть это другое.
      – Не сосредотачивайся на этом. Кто может знать, что у мужчины на уме в таких вещах? Может быть, это простая ревность.
      – Не думаю, что ты сам веришь в это.
      – Леди Марденфорд, вы опять пытаетесь досадить мне, заявляя, будто знаете, о чем я думаю.
      Она не приняла его шутливый тон.
      – Ты хочешь защитить меня, Натаниел, и это очень приятно. Ты сказал, что покончил с вопросами, потому что хочешь пощадить меня. Однако я думаю, что необходимо провести еще одно расследование.
      Натаниел подавил вздох. Вел ли он или держал в руках вожжи, у него не было контроля над этой женщиной, когда ее ум начинал работать.
      – Какое именно?
      – Я хочу поговорить с тем наставником.
      – Нет.
      Шарлотта подняла брови. Другой блеск. Тот, старый, который он так хорошо знал, появился в ее глазах.
      Нет, резкий тон не заставит ее подчиниться его власти. Натаниел попытался прибегнуть к иному, более мягкому тону, чтобы отговорить ее.
      – Не думаю, что это разумно.
      – Я не согласна. Ты сможешь найти его, Натаниел? Сможешь узнать, где он живет сейчас?
      – Не делай этого, Шарлотта. Это ничего не изменит.
      – Это ответит на вопросы, с которыми я не могу жить. Даже если бы Марденфорд не оттолкнул меня, я все равно постаралась бы найти этого человека. Страх моего шурина только усугубляет эту тайну и заставляет меня думать, что мой новый взгляд на прошлое, который ты мне подсказываешь, ошибочный.
      Натаниел понимал необходимость его возлюбленной обрести это знание, но ему хотелось, чтобы она отступила. Он хотел одного – пощадить ее. Шарлотта никогда не просила о компромиссе, но он сразу принял его, когда непосильный груз лег на ее плечи. И вот она здесь и сейчас требует дальнейших действий вопреки здравому смыслу.
      Шарлотта смотрела на него прямо и требовательно. Она казалась мягкой и ранимой, но за внешней хрупкостью все же скрывалась грозная леди Марденфорд. Натаниел видел ее решимость, так же как и смущение.
      С ним или без него, она намеревалась поговорить с тем самым наставником.
      – Я найду его, – заверил он возлюбленную. – Мы вместе выслушаем его историю.

      Свадьба оказалась весьма многолюдной. Уже только семья представляла собой значительную группу, приехали и друзья из Лондона. Все присутствующие заполнили небольшую церковь в городке вблизи поместья Джулиана Хэмптона на побережье.
      Шарлотта, наблюдая за началом церемонии, думала, насколько достойной и соответствующей случаю была простота окружающей обстановки. Не потому, что пышная процедура в Лондоне показалась бы фальшивой, учитывая обстоятельства этой свадьбы. Если бы сам Господь задумал соединить мужчину и женщину, этими людьми оказались бы Пенелопа и Джулиан.
      Спокойный характер их венчания напоминал их любовь. Древние камни церкви символизировали долговечность их отношений и преданность друг другу.
      Пен выглядела великолепно в розовом платье, которое она выбрала, и Джулиан был под стать ей, так же хорош собой. Но даже если бы они были одеты в лохмотья, Шарлотта все равно почувствовала бы, как ее горло сжимают спазмы от слез. Выражение лиц молодых красило их так, как не смогли бы украсить никакие туалеты. Пен сияла, в глазах Джулиана отражался триумф победителя – женщина, которую он так любил, наконец стала его.
      Шарлотта была не одинока в своих чувствах. Когда Пен и Джулиан обменялись клятвами в верности и любви, в церкви наступила полная тишина.
      Шарлотта смотрела на мужчин, которые присутствовали на церемонии. Лицо Леклера казалось напряженным: он явно сдерживал охватившие его чувства. Данте, который оставил Флер и младенца в Леклер-Парке, чтобы присутствовать на свадьбе сестры, улыбался, довольный тем, что Пен наконец-то обретет счастье, которого заслуживала.
      Взгляд Шарлотты остановился еще на одном мужчине. Не родственнике, но больше чем друге. Он сидел сбоку, его темные глаза следили за церемонией; классический профиль словно рассекал воздух, а золотая корона волос выделяла его среди окружающих. Его можно было принять за человека, случайно оказавшегося в церкви.
      Он не казался увлеченным происходящим. Выражение лица было скорее рассеянным. Вспоминал ли он свой визит в ее новый дом два дня назад? Как только Пен уехала на побережье, они условились о встрече. Когда он приехал, не было никаких разговоров, вместо этого они тут же бросились в спальню и окунулись в бурную страсть, утоляя сумасшедшую тягу друг к другу, которая углублялась с каждым расставанием.
      Возможно, он размышлял о коротком путешествии, которое состоится после церемонии и празднования. Он обнаружил мистера Ярдли, наставника, и они вернутся в город через Хартфордшир.
      Шарлотта снова перевела взгляд на жениха и невесту. Неожиданно ей вспомнились слова Марденфорда. «Дурная кровь в какой-то момент побеждает». Несомненно, он увидит эту свадьбу именно в таком свете, так как Пен проявила склонность Дюклерков к неадекватному поведению.
      Она почувствовала, что улыбается. Марденфорд был прав. У членов ее семьи действительно была такая тенденция, всегда была. Но это привело ее сестру и братьев к счастью, превосходящему все, что знало большинство людей. Не были ни малейшего сомнения в чистоте любви, разделяемой ее сестрой и Хэмптоном, когда их соединил закон. Недаром же это подействовало чудесным образом на воздух и свет в церкви, захватило всех своей благоговейной силой.
      Шарлотта другими глазами взглянула на Пен и Джулиана. Как они храбры! Не в том, что отказались подчиниться мнению света, а в их полной и безраздельной любви друг к другу. Какими надо быть отважными, чтобы показать другим свое обнаженное сердце и душу и воспринимать опасность так же, как радость! То, что происходило между обнаженными телами, ничто в сравнении с этим.
      Шарлотта почувствовала какое-то движение в заряженной эмоциями атмосфере. Она посмотрела на его источник и увидела наблюдавшего за ней Натаниела.
      Его взгляд передавал больше, чем воспоминание об их недавнем любовном свидании. В его глазах были глубина и вопросы, которые она не могла прочитать, но знала, что они имеют непосредственное отношение к ней. К ним вместе и к тому, что ожидало обоих в их страсти.
      Свадебный завтрак был простым, но элегантным. Натаниел предположил, что в подготовке приняла участие Бьянка, виконтесса Леклер.
      Гости собрались за столами в сельских выбеленных комнатах дома Хэмптона на побережье. В открытые окна врывались шум и запах моря. Погода стояла прекрасная, словно небеса решили благословить причину праздника.
      Оранжерейные цветы соседствовали с полевыми, характерными для этого месяца, и слуги, привезенные из Лондона, готовили и обслуживали гостей, работая на кухне, не предназначенной для подобного торжества. Никто не пытался перенести формальности лондонских свадеб на этот уголок. Свадьба приняла тон элегантной сельской вечеринки, характерной для Тосканы или Прованса.
      Натаниел обнаружил, что его усадили рядом с Шарлоттой за главный стол, расположенный в гостиной с видом на море. Напротив них сидели герцогиня Эвердон и финансист Дэниел Сент-Джон.
      – Большая честь для меня, – сказал он, садясь рядом. Сегодня Шарлотта выглядела великолепно. В платье цвета сапфира она напоминала прохладное озеро, в которое ему так хотелось погрузиться.
      Шарлотта посмотрела на невестку.
      – Бьянка знает и, полагаю, одобряет, если разместила нас таким образом. Леклер тоже, должно быть, не придал этому особого значения, так как не возражал.
      – Это большое облегчение. Мне не хотелось бы особого внимания к нашим персонам. – Натаниел поймал пару испытующих и оценивающих взглядов Леклера с момента своего появления на брачной церемонии. – Думаю, леди Леклер не сумела сохранить тайну. Подозреваю, она рассказала о наших отношениях всей семье и вашим ближайшим друзьям. – Натаниел перехватил вопросительные взгляды большинства из них. Прямо сейчас герцогиня Эвердон критически осматривала его с противоположной стороны стола.
      – Между нами так часто возникали споры, неудивительно, что они находят эту дружбу странной. Все искренне удивлены. – Она засмеялась. – Даже я.
      Натаниел склонил к ней голову, чтобы она могла говорить тише.
      – Не могу сказать этого о себе. Тот вечер был не первым, когда я желал вас. Во время всей истории наших отношений вы всячески провоцировали меня, Шарлотта. Возможно, откровенные провокации подготовили всю эту историю.
      – Трудно не согласиться.
      Было странно признаться друг другу, что их маленькие сражения выступали средством скрыть другие очевидные моменты. Однако сама церемония, прекрасный день и радость, наполнившая дом, облегчили признание этого факта.
      Она имела право узнать, что его интерес возник не сейчас, но Натаниел никогда не ожидал от нее признания в том же.
      Шарлотта лукаво улыбалась.
      – Теперь, когда первый повод удовлетворен, возможно, другие со временем исчезнут.
      – Надеюсь, что нет. Как скучно! Надеюсь, вы всегда будете всячески провоцировать меня. В конце концов, вы знаете мою игру, так же как я знаю вашу. Это смущает, когда тебя так хорошо понимают. Но это также очень… захватывающе.
      Мягкая улыбка так осветила ее лицо, что это граничило с неблагоразумием.
      – В высшей степени захватывающе, даже пугающе. Это все равно что находиться на краю пропасти.
      Она взглянула ему в глаза, и на мгновение все вокруг перестало существовать. Ее взгляд машинально перешел с Леклера на Бьянку, затем на Данте и наконец на новобрачных.
      – Сегодня я кое-что поняла, Натаниел. В этих делах нет ровных дорог и аккуратных подъездов. Когда вы оказываетесь у пропасти, моста может не быть, чтобы попасть на другую сторону. Вы либо отступаете в безопасное место, либо перепрыгиваете, полагаясь на то, что ваш прыжок окажется достаточно длинным. Думаю, что в прошлом я слишком быстро и слишком часто отступала.
      Праздничный завтрак вновь вторгся в их разговор, требуя внимания. Натаниел надел необходимую улыбку на лицо и присоединился к разговору с Сент-Джоном. Однако мысли его были заняты сидящей рядом женщиной и ее поразительным признанием грани, к которой ее привели их отношения.
      Он притворился, что слушает то, что говорила герцогиня, но сам повернул голову так, чтобы прошептать в ухо Шарлотты:
      – Прыгайте со мной.
      Большинство приглашенных на свадьбу гостей разъехались в середине дня. Наконец стали собираться и члены семьи.
      Шарлотта прошла на террасу, выходящую на море.
      «Прыгайте со мной». Удивительное приглашение. Пугающее.
      При звуке шагов за спиной она оглянулась. Это был не Натаниел. К ней направлялся Леклер. Он подошел к сестре.
      – Прекрасное место, не правда ли? – сказала она, глубоко вдыхая морской воздух.
      – Красивое и уединенное, и немного диковатое, как и его хозяин, – ответил Леклер.
      Шарлотта рассмеялась от точной характеристики нового мужа Пен. Они молча наслаждались видом, пока отдаленные звуки последних отъезжающих экипажей доносились из дома и с подъездной аллеи.
      – Он попросил меня выйти за него замуж, – сообщила Шарлотта. – Я говорю о Натаниеле. Конечно, это было сделано из чувства долга. Я отказалась.
      – Из чувства долга? Какого долга?
      – Это не имеет значения. Я просто хотела, чтобы ты знал, что предложение было сделано.
      – Полагаю, это было порядочно с его стороны.
      – Несомненно.
      – Ну, если ты так говоришь. Я не могу судить, поскольку не слышал истории, лежащей за этим обстоятельством.
      И никогда не узнает. Никогда.
      Они наблюдали, как волны разбиваются о волнорез под ними.
      – Я не вернусь в Лондон с тобой, – сказала она. Шарлотта приехала из города в карете Леклера с Бьянкой и Данте.
      Брат ничего не ответил. Она посмотрела на его резко очерченный профиль. В его пронзительных голубых глазах не читалось неодобрения, они лишь говорили, что он думает о чем-то важном.
      – Я совершу небольшое путешествие, прежде чем вернусь в Лондон, – сообщила она.
      – А, это объясняет твой дополнительный чемодан. Надеюсь, ты будешь путешествовать не одна Ты сказала, что он сделал тебе предложение, чтобы избежать возражений с моей стороны?
      – Отчасти. Но ты не собираешься смущать меня, пустившись с ним в разговор об этом?
      – Бьянка задала тот же вопрос. Каким образом я заработал подобную репутацию?
      – Может быть, из-за того, что временами ты был очень властным, когда мы все были моложе. И ты смотришь на него так, словно не одобряешь его.
      – Итак, Найтридж ждал, пока я не суну нос в это дело, да? – Он хихикнул. – Не могу сказать, что я одобряю, но я и не имею ничего против, Шарлотта. Я просто удивлен, и когда он смотрит на меня, пусть видит именно это, а отнюдь не неодобрение.
      – Потому что считалось, мы недолюбливали друг друга?
      – Потому что все эти годы ты не обращала внимания ни на одного мужчину, хотя за тобой ухаживало бы пол-Лондона, дай ты хоть малейший повод.
      Он говорил небрежно, словно они оба были согласны с его наблюдениями. Хотя для него было необычно подобное высказывание.
      – Я не замечала половины Лондона, готовой ухаживать за мной. Я не заметила даже крохотного уголка столицы, заинтересованного моей персоной.
      – Не замечала? Ну что же, похоже, это окончилось. Чему я искренне рад. Ты скорбела больше, чем любая другая женщина, но наконец ты снова стала сама собой. Если Найтриджу удалось вытащить тебя из траура, я не затею с ним ссору.
      – Я не пребывала в трауре и вовсе не скорбела слишком долго. Я вернулась к своим обязанностям и к прежней жизни быстрее, чем большинство вдов.
      Ее тон удивил брата. Леклер изучал ее лицо с любопытством и заботой в глазах.
      – Может быть, было бы лучше, если бы ты рыдала или заболела от этого, Шарлотта. Если ты не переживала и не скорбела все последние годы, то как это можно назвать? Каким словом называют состояние, вынуждающее молодую вдову целых шесть лет не замечать, что другие мужчины хотят ее?
      Пребывала ли она в трауре? Называется ли так ровное, скучное состояние, в котором она пребывала те годы? Если это так, то носила ли она траур по Филиппу или же по безопасности и удобствам, которые обрела в браке с ним?
      Дом позади успокоился. Она увидала Бьянку, наблюдавшую за ними из окна, и Пен с Джулианом, беседующих с Натаниелом.
      Ей следовало бы отпустить Верджила, но они уже давно не разговаривали так откровенно и доверительно. Со времен ее девичества, подумала Шарлотта, Ни разу после того, как он спросил, хотела ли она выйти замуж за мужчину, попросившего ее руки.
      Воспоминание о том разговоре живо воскресло в ее памяти. Верджил задавал один и тот же вопрос раз пять, по-разному, словно она не могла понять его с первого раза. Он подробно объяснил ей, насколько улучшилось финансовое положение семьи и что нет необходимости выходить замуж в первый же сезон, не говоря уже о том, чтобы принимать первое же сделанное предложение.
      – Верджил, тебе показалось странным, что я приняла предложение Филиппа?
      Он молчал, обдумывая вопрос. Или решал, стоит ли вообще отвечать на него.
      – Да, немного. Он был хорошим человеком, из хорошей семьи, но слишком уж уравновешенный. Ты была гораздо ярче его. Умнее и более живой. Я заключил, что после всех пережитых нами бед тебя привлекла именно его надежность. К тому же он мог дать тебе видное место в обществе, которое мы утратили.
      – Ты веришь, что он любил меня?
      Он внимательно посмотрел на нее. На лбу пролегла тонкая морщинка.
      – Он не говорил со мной об этом, Шарлотта. Он только признавался, что высоко ценит и уважает тебя. – Он взглянул в сторону дома. Через стекло была видна светловолосая голова Натаниела. – Позволь мне сказать, однако, что любовь проявляется по-разному. Она столь же многогранна, как и человеческая природа. Думаю, это как музыка. Иногда она шумная, громкая, полная контрастов и драмы, но более простые мелодии тоже исполнены смысла. И прелести.
      С его стороны было любезно попытаться помочь ей примириться с тем, что текущая громкая драма затмила память о спокойной мелодии. Он не догадывался, что сестра подозревала: Филипп сам знал оглушительную музыку, но с другой женщиной.
      Она вытянулась и поцеловала брата в щеку.
      – Бьянка, должно быть, заждалась тебя. Нам всем надо поскорее уехать и оставить молодоженов наедине.
      Они присоединились к остальным родственникам. С веселым смущением последние участники праздничного события направились к главному входу в дом, где их ожидали кареты.
      Данте шагал рядом с ней и Натаниелом, расспрашивая их о городских новостях. Однако когда Натаниел попрощался, Шарлотта пошла с ним, вместо того чтобы проследовать за Данте к экипажу Леклера.
      Она села в карету и выглянула из окна. Данте все еще стоял на подъездной аллее, удивленно глядя в ее сторону.
      Верджил и Бьянка вышли из дома и прошли мимо него. Все еще озадаченно глядя на карету Натаниела, Данте последовал за ними.
      Ветер донес до Шарлотты его жалобу:
      – В этой семье я всегда узнаю все последним.
      – Ты же был в Леклер-Парке, – сказал Верджил.
      – Ты говоришь так, словно я был в Китае. Кто-то из вас мог бы написать. – Дверь экипажа захлопнулась за ним. – Лотта и Найтридж?
 
      – Я боюсь встречи с ним, – призналась Шарлотта той ночью. Они с Натаниелом ужинали в маленькой столовой гостиницы, расположенной недалеко от Хартфорда. Они взяли на ночь две комнаты, причем Натаниел указал вымышленные имена – супружеские.
      «Прыгайте со мной». Если она согласится, что это будет означать? Короткую, интенсивную любовную связь или более продолжительный союз?
      По дороге сюда она обдумывала идею замужества, воображала ежедневную жизнь с этим незаурядным человеком. Это был бы потрясающий эксперимент, удивительный и загадочный. Но она знала наверняка: это будет отличаться от ее прежней семейной жизни.
      – Вам не следует встречаться с Ярдли. Я вам не советую, – сказал он. – Завтра утром мы отправимся в Лондон. Или я могу поговорить с ним один.
      Он предлагал ей отступление.
      – Не могу согласиться с вами. Это было бы трусостью с моей стороны. Кроме того, я не уверена, что вы откровенно расскажете мне все.
      – Вы опасаетесь, что я солгу? – Он так сильно сдвинул брови, что это заметил бы даже зритель в последнем ряду театра.
      – Думаю, вы расскажете мне правду, но не всю.
      Натаниел демонстративно надулся:
      – Я оскорблен.
      Шарлотта рассмеялась его актерской выходке:
      – Не верю. Именно ваша светлость выберет, какую правду я услышу, Натаниел. Готова поспорить, что уже есть кое-что, о чем вы знаете или подозреваете, но чего я не слышала.
      – Никакая правда не была спрятана от вас.
      – Только размышления? Актер превратился в человека.
      – Я часто размышляю и часто оказываюсь не прав. Подобные размышления привели нас к этой тайне, к моему великому сожалению.
      – К несчастью, они не ошибочные.
      Воздух стал тяжелым от правды, которую вскрыли эти размышления. То, как у нее сжалось сердце, напомнило ей, что, хотя она больше не чувствовала себя оглушенной и разбитой, потребуется время, прежде чем она перестанет вздрагивать при упоминании о пережитом потрясении.
      Его рука лежала на столе совсем рядом. Сильная рука, мужественная и красивая. Один ее вид вызывал воспоминание о том, как он ласкал ее тело и как быстро она подчинялась возбуждающей власти его прикосновений.
      В свете лампы его глаза казались темными, а лицо было очень красиво. Теперь Натаниел постоянно смотрел на нее с теплотой, которая так отличалась от провоцирующих насмешек в прошлом. А может быть, совсем не отличалась. Возможно, тепло присутствовало всегда, но она была слишком поглощена собой, чтобы заметить его. Или же слишком трусливой, чтобы рискнуть своим скучным миром перед смятением, в которое ввергал ее этот взгляд.
      – После того как будет обнаружена правда прошлого, нам нужно соприкоснуться с правдой настоящего, – заявил он. – Вы многим рискуете, занимаясь этим делом. Я не подарок, но я хотел бы жениться на вас. Мне хотелось бы, чтобы это стало нашим совместным выбором, а не произошло в спешке, если обнаружится, что вы ждете ребенка.
      Его речь была спокойной, тихой, слова произносились как бы вскользь. Слуга, стоящий возле камина, никогда не догадался бы, что она содержала предложение и еще нечто гораздо большее.
      Она положила свою ладонь на его.
      – Я польщена, Натаниел. Правда, польщена. Однако, поскольку ты говоришь серьезно, я обязана сказать тебе: неизвестно, буду ли я когда-нибудь ожидать ребенка.
      Натаниел почти не отреагировал на ее слова, но лицо его выразило легкое удивление.
      – Он болел большую часть вашего брака, Лотта.
      – Позже я говорила себе, что это было начало болезни, и если существовала причина, то она была не во мне. Однако я всегда знала, что могло быть и другое объяснение. Теперь этот мальчик в Дареме доказывает, что с моим мужем все было в порядке.
      – Боюсь, вы не правы. Если время докажет, что это не так, значит, так тому и быть. Дело не в том, чтобы зачать наследника. И, поскольку другие будут шептаться на эту тему, позвольте мне объяснить, что речь не идет о том, чтобы заполучить ваше состояние.
      – Мы оба знаем, что, если бы ты захотел иметь состояние, тебя ожидает имение, которое потребует гораздо меньше забот, чем обзавестись женой. – Упоминание об этом заставило ее сердце дрогнуть. – Боже! Если мы обнаружим, что мать Гарри действительно была замужем за Филиппом, до его женитьбы на мне навсегда закроет путь к вам. Человек, принадлежащий церкви, не может взять жену, запятнанную скандалом полигамии, даже если это вовсе не ее вина.
      Его ответом была понимающая улыбка.
      – Благодарю вас за то, что прояснили мне юридические стороны этого вопроса, леди Марденфорд.
      – Вам следовало бы подождать с этим предложением, – заявила она, расстроенная причастностью к этому делу того, о чем она не подозревала. – Вам нужно было подождать до завтрашнего дня, когда все прояснится. Вы говорили, что полагаете: там не было законного брака, но…
      – Если вы согласитесь выйти за меня замуж. Шарлотта, я с удовольствием напишу несколько новых законов. Первый – вы не должны говорить мне, что я должен делать или кого и что я должен защищать.
      Его заявление заставило ее погрустнеть. Разумеется, он видел все непредвиденные обстоятельства и все сложности задолго до того, как это пришло ей в голову.
      Натаниел заговорил более мягко:
      – Меня не заботит то, что станет известно завтра. Я не позволю правде прошлого другого человека мешать моему будущему. Я понимаю: для вас это тяжелее – и не ожидаю немедленного ответа. Я только проясняю мои намерения так, чтобы вы не усомнились в моей надежности или неправильно поняли природу моего интереса.
      Это было удивительное заявление и огромное обязательство. Натаниел останется рядом с ней независимо от того, что они узнают завтра, даже если это выльется в скандал. Все ее прошлое могло стать темой для сплетен и публичных разбирательств, но она сможет пройти через все это, положившись на его силу и поддержку.
      Натаниел взял ее руки в свои. Ее грудь наполнилась сладкой и прекрасной болью.
      Но Шарлотта не могла дать ответ на его предложение, пока не узнает, с чем они столкнутся. Она сама должна все взвесить, раз уж ей была известна цена расплаты. Но до того момента, до завтрашнего дня, она не будет отказываться от наполнявших ее глубоких чувств.
      Как всегда, он понял. Он точно знал, о чем она думала, в этом не было сомнений.
      – Мы пойдем спать, мадам? – Его вопрос звучал почти формально, но взгляд говорил о другом. Его шепот, донесшийся до нее днем, звучал в ее ушах, соблазняя ее и готовя к гораздо большему, чем просто удовольствие.
      «Прыгайте со мной».
      Шарлотта затрепетала и одновременно сжалась от ощущения, будто едва удержалась на краю пропасти, обещавшей как чудо, так и опасность.
      Они молча поднялись по ступеням. Шарлотта чувствовала, как ее возлюбленный шел за ней, такой мягкий в походке и манерах. Но не в душевном состоянии. Ее охватила тревога, которую она испытывала в первую ночь в Элмкресте. Вся разница состояла в том, что ее уязвимость была не физической или чувственной.
      В финале ее могли ждать поражение или успех. Она всегда была одинока, даже в своей прежней спокойной любви. Она отдала часть своего существа только маленькому Амброузу, а не какому-то мужчине.
      Решимость Натаниела неожиданно смутила ее. Несмотря на их понимание друг друга, осознание игр, происходящих между ними, знание их тел, она стала еще более чистой и невинной. Отдать свою благосклонность – одно, и совсем другое – отдать свое сердце. Последнее пугало. Шарлотта не знала, хватит ли ей отваги для такого самоотречения.
      Она не взглянула на Натаниела, когда дверь комнаты захлопнулась за ними. Пока он зажигал две лампы, Шарлотта начала расстегивать платье. Он подошел к ней сзади, чтобы помочь. Его руки едва касались ее, когда он занимался этим прозаическим делом, но его живое тепло окутало ее словно облако.
      Она закрыла глаза, чтобы одновременно и оттолкнуть, и впитать его энергию, что всколыхнуло все ее чувства и интуицию, вновь провоцируя инстинктивное чувство опасности, которое Натаниел всегда вызывал в ней. И что, в свою очередь, вело к эмоциям другого рода.
      – Я боюсь тебя, – произнесла Шарлотта, признаваясь себе, что это ощущение всегда присутствовало в ней. – Я боюсь того, как отвечу тебе и что это может означать.
      Он повернул ее к себе лицом.
      – И я немного боюсь тебя.
      Натаниел продолжал раздевать ее, пальцы спокойно и твердо расстегивали крючки и развязывали ленточки. Его уверенность нервировала ее. «Прыгайте со мной». Он уже пришел к своему решению, она же все еще чувствовала внутреннюю осторожность.
      Громкая, драматическая музыка, с которой Верджил отождествил огромную страсть, очень подходила Натаниелу. Он также описал Натаниела-человека. Такие, как он, топили людей вокруг себя одним своим присутствием. Нужно бороться, чтобы не превратиться в простое эхо симфонии.
      Шарлотта не понимала, кем стала теперь. Откровения и новые эмоции преобразили ее, словно она была куском мягкой глины. Если она позволит себе любить его, глупо любить, она может лишиться индивидуальности. Она снова превратится в девочку, неоформившуюся и несложившуюся.
      Шарлотта перестала заниматься своей одеждой, предоставив Натаниелу возможность закончить. Он отбросил се платье и нижние юбки и ослабил корсет. Ловкие пальцы спустили ее панталоны, и они упали к ее ногам. Она переступила через них, оставшись в одних чулочках.
      Натаниел обнял ее сзади. Это помогло. Его объятия всегда побеждали ее колебания. Его физическая сила успокаивала ее так, как не могло его присутствие.
      Его объятия все больше возбуждали ее. Она чувствовала возбуждение весь день, всю неделю, на самом деле – очень давно. Она знала это чувство задолго до того, как они нашли общую почву.
      Руки Натаниела волшебно двигались по ее груди и вниз по животу. Теплые, медленные поглаживания заставили ее приникнуть к нему.
      – Вы прекрасны, Шарлотта. – Его ладони кругами ласкали ее грудь, посылая приятную дрожь в низ живота, к ее чреву. – Ваш образ преследует меня днем и ночью. Я не хочу плести интриги, чтобы обладать вами. Не хочу расчетов и обмана.
      Не хотела этого и она. Прямо сейчас ей не хотелось ничего, кроме его ласковых рук – каждый день, каждый час. Вот что он сделал с ней.
      Шарлотта помогала ему с одеждой, как он помогал ей. Нетерпеливо, охваченная страстным желанием, она расстегивала пуговицы на его рубашке, пока он сбрасывал фрак и развязывал галстук. Она чуть было не разорвала ткань сорочки, чтобы добраться до его тела. Когда его грудь наконец обнажилась, она прислонилась к ней щекой, чтобы почувствовать его и его запах, услышать стук его сердца.
      Он крепко обнимал се. Она оценила удивительный комфорт, который испытывала при этом, но также и тревожное возбуждение. Ее словно омывала острая сладость. Она положила ладони ему на грудь и прижалась к ней губами.
      Она любила его. Именно этим объяснялась восхитительная боль в ее груди. Шарлотта подняла глаза, только чтобы увидеть, как он выжидающе смотрит на нее сверху вниз. Она почувствовала доверие к нему – такое же, как и в тот раз, на вечеринке у Линдейла. Он должен был понимать, что она беспомощна перед его силой, но она знала: Натаниел никогда не использует это против нее.
      Шарлотта невольно улыбнулась, и сердце ее подпрыгнуло в груди. Ей оставалось только признать, что без Натаниела она не сможет жить.
      Ее пальцы заскользили по его брюкам – она искала застежку. Минуту спустя, уже обнаженные, они крепко прижимались друг к другу. Шарлотта медленно поглаживала ладонями его плечи и спину: сейчас она чувствовала, что этот мужчина принадлежит ей, и только ей. Любовь давала ей большие права, чем любой закон.
      Тут Натаниел подхватил ее на руки и тотчас же опустил на кровать.
      – Не очень-то удобный матрас, – заметил он, ложась с ней рядом.
      – Даже если бы здесь было каменистое побережье, меня бы сегодня это нисколько не разочаровало, – ответила Шарлотта с улыбкой. – Ах, Натаниел, я даже не представляла, что в таких делах… может быть выбор.
      Он лег на нее, согревая ее своим теплом. Затем чуть приподнялся на локтях и, заглянув ей в глаза, спросил:
      – Так какой же выбор ты сделала, Шарлотта?
      Она колебалась лишь мгновение.
      – Полагаю, я должна признать, что люблю тебя, Натаниел.
      – А я люблю тебя, Лотта. – Он смотрел на нее с любовью и нежностью. – Возможно, у нас с тобой не сразу все получилось, но…
      Она рассмеялась:
      – У нас замечательно все получилось, разве не так?
      – Да, разумеется. Возможно, мы выбрали единственный путь, ведь этот путь привел нас сегодня сюда. – Натаниел с нежностью поцеловал ее. – Дорогая, мне было ужасно трудно ждать, когда ты сделаешь свой выбор. Разумеется, я мог бы ждать до скончания веков, но… – Он покрыл поцелуями ее шею и плечи, затем добавил: – Но я рад, что ты уже сделала свой выбор, Шарлотта. Я счастлив, потому что обрел настоящую любовь, которую невозможно отвергнуть.
      «Да, настоящую…» – думала Шарлотта. Она почувствовала в ласках Натаниела не только страсть, но и нежную любовь. Прижавшись к нему еще крепче, она запустила пальцы в его волосы и тихонько застонала: ей хотелось соединиться с любимым как можно быстрее.
      И Натаниел, казалось, понял это, ибо на сей раз они обошлись без долгих эротических игр. В следующее мгновение он вошел в нее, и Шарлотта с криком восторга устремилась ему навстречу. Теперь оба прекрасно понимали, что их соединяет не только страсть, но и любовь.
      А потом они долго лежали молча, потому что не нуждались в словах – они понимали друг друга сердцем. По-прежнему держа любимую в объятиях, Натаниел наконец уснул.
      Шарлотта же вглядывалась в ночь и наслаждалась близостью любимого. Ей предстояло сделать еще один выбор, но теперь она нисколько не сомневалась: сделать его будет совсем не трудно, потому что теперь ее укрепляет любовь. Да, она поступит так, как должна поступить, пусть даже ее решение неизбежно приведет к новым огорчениям, которым, возможно, не будет конца.

      – Если ты твердо решила, то давай сделаем это немедленно. – Натаниел предложил ей руку (последний час он провел, всячески отговаривая Шарлотту от посещения Ярдли, но все было напрасно).
      Он вовсе не боялся, что она узнает правду, но, конечно же, было бы гораздо лучше, если бы она не встречалась с Ярдли. Этот человек вполне мог оказаться одним из тех свидетелей в суде, которые от страха говорили все, что приходило им в голову, но иногда их откровения становились весьма опасными и чреватыми самыми непредсказуемыми последствиями.
      Натаниелу казалось, что его любовь сделает все открытия совершенно незначительными для Шарлотты, но полной уверенности у него не было.
      Шарлотта молча взяла его за руку. Ее улыбка свидетельствовала о том, что она все понимает, однако было ясно, что она никогда не позволит ему защитить ее так, как ему хотелось бы. Да, его очаровательная Шарлотта по-прежнему оставалась непреклонной леди Марденфорд.
      Карета ждала их у входа в гостиницу. Как только они тронулись в путь, Натаниел объяснил план, который он разработал, – он хотел хоть как-то контролировать события.
      – Вопросы задавать буду только я. Если за это возьмешься ты, он наверняка начнет увиливать и притворяться, что ничего не знает.
      – Ты хочешь сказать, что меня можно будет видеть, но не слышать? – осведомилась Шарлотта с язвительной улыбкой.
      Натаниел утвердительно кивнул:
      – Да, совершенно верно. Ты все правильно поняла. Можешь присутствовать там, если считаешь это своим долгом, слушай, сколько пожелаешь, но разговор буду вести я.
      Она снова усмехнулась:
      – А ты не терял времени, разрабатывая те законы, о которых мы говорили накануне. Но имей в виду: сейчас я соглашусь подчиняться тебе только потому, что ты действительно разбираешься в некоторых вопросах гораздо лучше, чем я.
      Натаниел не сомневался: любые попытки руководить Шарлоттой будут неуместны и безуспешны. Однако он все же надеялся, что ему удастся поговорить с Ярдли именно так, как следовало.
      Они въехали в большую деревню, находившуюся милях в пяти от Хартфорда. Когда они выехали на главную улицу, Шарлотта, то и дело поглядывавшая в окно, с улыбкой сказала:
      – Какое очаровательное и живописное местечко! Мы ведь направлялись именно сюда?
      Натаниел кивнул:
      – Да, именно сюда. А Ярдли – викарий здешней церкви.
      – Он неплохо устроился. Как ему это удалось?
      Натаниел ожидал этого вопроса.
      – Все очень просто. Ему помог Марденфорд. Предполагаю, что когда молодые люди повзрослели… В общем, было устроено так, чтобы их бывший наставник получил этот приход и доход с него.
      – Не помню, чтобы об этом упоминалось в письмах Филиппа. Да и те несколько писем, что пришли от Ярдли, были из другого места. В тех редких случаях, когда муж упоминал о нем, он даже не называл его по имени, а только – «мой наставник». То есть он был просто бывшим слугой, но никак не другом.
      – Ничего удивительного, – сказал Натаниел. – Ведь это место Ярдли получил не от Филиппа, а от Джеймса, с которым его, очевидно, связывали какие-то особые отношения.
      Шарлотта ненадолго задумалась, потом спросила:
      – А когда именно Джеймс помог ему таким образом? Сколько лет назад?
      Натаниел пожал плечами:
      – Полагаю, года четыре назад. Возможно, лет пять. Думаю, это произошло вскоре после того, как Джеймс унаследовал титул. Несомненно, он думал, что его брату следовало бы обеспечить Ярдли лучше. Поэтому он поспешил исправить положение.
      – Да, возможно, – кивнула Шарлотта.
      Тут они остановились, и Натаниел помог своей спутнице выйти из экипажа. Когда они подошли к двери дома, он постучался.
      Открыла домоправительница. Взяв визитную карточку Натаниела, она удалилась. Вернувшись, проводила гостей в небольшую гостиную. Было еще слишком рано для визитов, но Ярдли явно собирался принять их. Это означало лишь одно: Ярдли знал, кто такой Натаниел Найтридж, знал, зачем гость приехал. Не было сомнений и в том, что викарий по-прежнему сохранял какую-то связь со своим бывшим подопечным.
      Устроившись на стуле в углу гостиной, Шарлотта молча ждала. Однако Натаниел не сомневался, что она не пропустит ни одного слова и прекрасно все поймет.
      Да, она была на редкость умна, его возлюбленная. И он всегда будет благодарить небеса за то, что когда-то повстречал ее на той вечеринке.
      Наконец дверь отворилась и в комнату вошел Ярдли. Из-за своих, длинных седых волос, падавших на лоб, а также из-за очков он казался старше, чем был на самом деле. Натаниел решил, что ему немного за сорок, не больше.
      Изобразив радостную улыбку, хозяин осведомился:
      – Чем могу вам помочь, мистер Найтбридж?
      – Найтридж, – поправил Натаниел; он был почти уверен, что викарий намеренно «забыл» его фамилию. – Разрешите представить вам Шарлотту, леди Марденфорд. Когда-то вы были наставником ее покойного мужа, барона Марденфорда.
      Ярдли приблизился к Шарлотте с выражением сочувствия и почтительности на лице.
      – Я очень взволнован встречей с вами, миледи. Ваш муж был моим лучшим учеником и, осмелюсь заметить, добрым другом.
      – Охотно верю, – ответила она. – Филипп всегда очень уважительно отзывался о вас.
      Снова улыбнувшись, Ярдли присел рядом с гостьей, словно обрел в ней союзницу. Натаниел же медленно приблизился к хозяину и проговорил:
      – Извините нас за вторжение, но леди Марденфорд узнала о некоторых событиях прошлого и желает получить кое-какие пояснения.
      Ярдли посмотрел в сторону гостьи:
      – События? Пояснения? Простите, но я не могу представить…
      – Думаю, можете, – перебила Шарлотта; в этот момент она пристально смотрела в глаза викария.
      Какое-то время все молчали, потом Натаниел вновь заговорил:
      – Видите ли, довольно трудно высказать суть нашего дела деликатно. Леди Марденфорд имеет некоторые основания полагать, что в молодости, во время длительного путешествия по Европе, ее будущий муж заключил брачный союз с испанкой. Ей хотелось бы узнать, что вам известно об этом.
      Ярдли явно смутился. Более того, было совершенно очевидно, что он чего-то боялся. Ведь не мог же этот человек нести ответственность за то, что, возможно, произошло в Испании.
      Взяв себя в руки, Ярдли снова обратился к Шарлотте:
      – Миледи, вы говорите, что у вас есть какие-то основания что-то подозревать? Уверяю вас, вы не так поняли…
      – У меня имеются очень веские основания, мистер Ярдли, – заявила Шарлотта. – Повторяю, очень веские. Скажите, вы знали о том союзе? Я видела ваше письмо, которое свидетельствует о том, что вам об этом было известно.
      Викарий тяжело вздохнул, и Натаниел вдруг подумал, что сейчас он выглядит гораздо старше.
      Но мистер Ярдли, вовсе не собирался сдаваться.
      – Могу я спросить, что именно вам известно? – осведомился он.
      Шарлотта на сей раз промолчала, и Натаниел сказал:
      – Мы бы предпочли, чтобы вы безо всяких условий сообщили, что известно вам.
      Ярдли на мгновение потупился, затем снова перевел взгляд на Шарлотту:
      – Видите ли, миледи, я… – Он умолк и покраснел.
      – Мистер Ярдли, я очень сожалею, если мое присутствие вас смущает, но я должна узнать всю правду, – заявила Шарлотта. – И я хочу услышать ее именно от вас.
      – Но мне почти ничего не известно.
      Натаниел начал терять терпение.
      – Мистер Ярдли, мы можем сейчас побеседовать с вами неформально, но можем начать и официальное расследование. Видите ли, это очень важное дело. Речь идет о наследовании титула, и при необходимости дело может быть передано в палату лордов.
      Викарий побледнел. Он внимательно смотрел на гостя, словно желал убедиться, что тот говорил серьезно.
      – Так как же? – снова заговорил Натаниел. – Что вы выбираете?
      Викарий опять вздохнул, и плечи его опустились.
      – Видите ли, сэр, все это… В этом есть и моя вина. Потому что я взял на себя всю ответственность. – Последние слова адресовались Шарлотте. – Как только мы покинули Лондон, я предложил изменить наш маршрут и наряду с культурными центрами посетить экзотические места. Мне казалось, что молодым людям это будет очень полезно, понимаете? Филипп согласился. Джеймс тоже не возражал. Поэтому мы путешествовали по Средиземноморью. О, это было восхитительно! Краски, контрасты!..
      Викарий углубился в приятные воспоминания, и Натаниелу пришлось вернуть его к действительности.
      – Мистер Ярдли, вы закончили путешествие в Испании?
      – Да, именно там. В то время война в Испании уже закончилась, и мы решили провести там несколько недель, а потом отправиться домой. К несчастью, война вспыхнула вновь, и оказалось… В общем, выехать оттуда было не так-то просто. К тому же произошли и другие события.
      Викарий снова посмотрел на Шарлотту.
      – Не бойтесь говорить при мне правду, – сказала Шарлотта.
      Викарий в смущении потупился, и Натаниел спросил:
      – Кто она была?
      – Ее звали Изабелла Зафра, и она была дочерью землевладельца. Не очень богатого, я полагаю. К сожалению, ее брат увлекался политикой, поэтому подвергал сестру опасности. Филипп же воспылал к ней страстью. Он не хотел оставлять ее на произвол судьбы и решил увезти из Испании.
      – Увезти, женившись?
      – Не совсем так, – поспешно возразил Ярдли. – Она была католичкой, и там законны брачные союзы только между католиками. Филипп же не являлся таковым. Но, принимая во внимание его положение… В общем, была возможность устроить брачную церемонию, и это позволяло ей покинуть страну в качестве его жены, хотя на самом деле она таковой не являлась. Просто маленький обман ради благородной цели. Мы ведь искренне боялись за нее, понимаете?
      – Это я понимаю, – кивнул Натаниел. – Но я не понимаю другого. Если подобный брак будет законным в Испании, то он останется законным и здесь. И если так, то получается…
      Викарий энергично покачал головой:
      – Нет-нет, он не был законным и там. Такие браки нигде не признают. Во-первых, Филипп сказал, что является католиком, то есть он солгал. Кроме того, он умолчал о том, что должен унаследовать титул. Я даже не уверен, что он венчался под своим подлинным именем. Их обвенчал сочувствовавший им деревенский священник. Не знаю даже, были ли сделаны все необходимые записи.
      Теперь Натаниел наблюдал за Шарлоттой. Интересно, убедил ли ее Ярдли? И сколько правды было в его рассказе?
      – Право на проезд мы получили и должны были отправиться, – продолжал викарий. – Но в ночь накануне нашего отплытия она исчезла, оставив записку: мол, поехала за матерью, чтобы та сопровождала нас, а вернется в полдень. Филипп тогда заболел – впервые проявилась его болезнь, так что за девушкой отправился Джеймс. Мы ждали, стремясь как можно скорее покинуть эту страну. Джеймс вернулся много часов спустя, перед самым отплытием судна. Вернулся один. Сказал, что неподалеку от поместья этой испанской семьи происходило сражение, а девушка якобы была убита случайным выстрелом. Да, скорее всего случайным, потому что искали-то ее брата.
      – Джеймс видел это? – спросил Натаниел. Ярдли покачал головой:
      – Нет, но он слышал ружейную стрельбу. И об этом ему сообщил убегавший слуга. Мы были уверены, что ее нет в живых. Позже Филипп сам искал подтверждение этому. Как и вам, ему хотелось убедиться, что женитьба не имела законной силы. Я уверял его, что это так, но…
      – Но вы несведущи в церковном праве. Как же вы можете это утверждать? – спросила Шарлотта. – Мистер Ярдли, а та женщина думала, что брак являлся законным? Она понимала, что, собственно, произошло?
      – Мы ей очень подробно все объяснили, – ответил Ярдли.
      – Позже вас просили еще раз навести справки, не так ли? – Натаниел пристально посмотрел в глаза Ярдли.
      – Да, Филипп просил меня об этом, когда задумал жениться. По вполне понятной причине ему хотелось сохранить свое юношеское приключение в тайне. Я связался с несколькими друзьями, которые находились в Испании в это время, и попросил их узнать, что с ней произошло. Мне сообщили, что она действительно умерла. Так что я совершенно не понимаю…
      – Все вы прекрасно понимаете, – перебил Натаниел. – Эта девушка вовсе не умерла. Пять лет назад она приехала в Англию. Вы ведь знали об этом?
      Викарий изобразил искреннее удивление.
      – О Господи! – воскликнул он. – Это невероятно!
      – Да, она приехала в Лондон. Теперь ее действительно нет в живых, но она была жива, когда вы наводили справки.
      – Нет, это невозможно. – Викарий покачал головой. – Уверен, вы ошибаетесь.
      Натаниел снова посмотрел на Шарлотту. Казалось, она приняла историю Ярдли. Неужели не почувствовала обмана? Или ей просто очень хотелось поверить викарию?
      – Вы удовлетворены, миледи? – спросил Натаниел.
      Она поднялась на ноги.
      – Да, мистер Найтридж. Благодарю вас. – Она повернулась к Ярдли: – Спасибо, что уделили нам внимание. Я была рада встретить старого друга моего мужа, который был свидетелем его приключений и помог… вернее, попытался спасти даму, попавшую в беду.
      Ярдли расплылся в улыбке. Окончательно успокоившись, он снова стал радушным хозяином и проводил гостей до кареты.
      Когда они проехали несколько десятков метров, Шарлотта велела кучеру остановиться. Взглянув на своего спутника, спросила:
      – Он лгал, верно?
      Натаниел вздохнул. Иногда ему хотелось, чтобы она не была столь умной и проницательной.
      – Нет, он не лгал.
      – В таком случае он был слишком уж осторожен. Тебе так не показалось?
      – Но, Лотта, пойми…
      Она решительно покачала головой:
      – Был ребенок, не так ли? И была женщина, которая называла себя миссис Марден и которая думала, что се сын законнорожденный. Мистер Ярдли не хотел говорить об этих вещах в моем присутствии. Он боялся проявить неделикатность, хотя это уже не имело ни малейшего значения. Эта женщина думала, что действительно вышла замуж, пусть даже это было не так.
      – Она говорила на другом языке. Возможно, они просто плохо друг друга поняли.
      – Но ведь Дженни сказала, что та женщина очень хорошо говорила по-английски. – Шарлотта достала книгу, которую читала в карете во время их долгих путешествий. – Я подожду здесь, а вы вернетесь к викарию и подробно расспросите его. Договорились?
      Шарлотта раскрыла книгу и устроилась поудобнее. Натаниел же в раздражении проговорил:
      – Дорогая, иногда мне ужасно хочется хорошенько отшлепать тебя.
      Она даже не взглянула на него.
      – Это возбудит тебя, Натаниел?
      – О Господи, Лотта!..
      Она бросила на него насмешливый взгляд:
      – Да, конечно, тебе этого хочется вовсе не для возбуждения. Просто я тебя раздражаю. Интересно, почему? Потому что знала, что ты намеревался поговорить с ним с глазу на глаз в другой раз? Право, милый, тебе нет смысла совершать сюда еще одну поездку. Ты можешь поговорить с ним сейчас.
      Господи, эта женщина сведет его с ума! Натаниел выскочил из кареты и быстро зашагал обратно.
      – Он в саду, сэр, – сообщила домоправительница.
      – Я пойду к нему. Я забыл отдать ему записку, которую просили передать.
      Не дожидаясь ответа, Натаниел направился к садовой дорожке. Сейчас ему было не до любезности. Он намеревался поговорить с Ярдли и узнать правду, черт побери! И чем быстрее он покончит со всем этим, тем лучше.
      Минуту спустя Натаниел увидел Ярдли, сидевшего на скамье, рядом с кустарниками. Глаза викария были закрыты, и казалось, что он спал. Однако Натаниел был уверен: Ярдли не спал, просто напряженно размышлял о чем-то. Возможно, пытался собраться с мыслями.
      Викарий не услышал шагов, пока Натаниел не подошел к нему совсем близко. Когда же глаза Ярдли раскрылись, Натаниел увидел в них страх; было очевидно: хозяин сразу же понял, что ему не поверили.
      Натаниел схватил Ярдли за плечи и заставил его подняться.
      – Пойдемте со мной. Вот сюда. – Он направил викария в дальний уголок сада, к стене, увитой плющом. – А теперь вы расскажете мне все остальное, ясно?
      Прижавшись спиной к стене, Ярдли пробормотал что-то бессвязное, вероятно, пытался выразить свое негодование. Натаниел пытался сохранять спокойствие.
      – Мистер Ярдли, вы ведь не всегда так жили, верно? Я бы даже сказал, что вы человек весьма зажиточный. Но откуда у вас вся эта собственность? Вы ведь улучшили свое материальное положение примерно в то же самое время, когда та женщина приехала из Испании? И получили все это не от Филиппа, а от его брата, не так ли?
      Ярдли поежился и в страхе осмотрелся, возможно, боялся, что кто-то может подслушать их с Натаниелом разговор.
      – Что же вы молчите, мистер Ярдли? – Натаниел приблизился к викарию почти вплотную. – Изабелла Зафра считала, что она на самом деле замужем, верно? Скажите, почему она так считала?
      – Потому что он был слишком уж порядочным, – прохрипел мистер Ярдли и шумно выдохнул, словно ему после этих слов вдруг стало легче. – Да, он был необыкновенно честным и порядочным человеком. В ночь после того католического венчания она пришла к нему. То была их первая брачная ночь, а на следующее утро он потребовал, чтобы я совершил другую церемонию, англиканскую. Этого требовало его чувство чести, поскольку он, то есть они…
      – Вы уже тогда являлись духовным лицом?
      Ярдли кивнул:
      – Я был посвящен в духовный сан после завершения обучения. Меня ждало место викария, но через несколько лет его отдали другому, так что я занял место, наставника молодых людей.
      – Значит, это была законная церемония?
      Ярдли вздохнул и неопределенно пожал плечами:
      – Трудно сказать… Там присутствовали два свидетеля из местных, но кто знает, понимали ли они то, под чем подписались? А Джеймс отказался свидетельствовать и даже присутствовать.
      «Разумеется, он отказался, – подумал Натаниел. – На его месте многие поступили бы точно так же».
      – А я никогда не регистрировал тот брак, – продолжал Ярдли с отчаянием в голосе. – Она умерла, в этом деле было много неясностей, и даже лицензия была всего лишь бумагой с их подписями.
      – Где этот документ?
      – Я сжег его.
      Натаниел окинул взглядом сад. Затем протянув руку, коснулся шелкового галстука викария.
      – Нет, этого вы не сделали. Но даже если вы поступили именно так, то Марденфорд об этом не знает. Вы заставили его поверить, что документ все еще у вас. Вы шантажируете его.
      – Шантажирую?! Как вы смеете?! Я никогда не требовал ни пенни…
      – Значит, вы компаньоны, если можно так выразиться. Или же он подкупил вас. Он непрестанно заботится о вашем благополучии, чтобы вы не совершили, какую-нибудь глупость, которая могла бы ему повредить. Но если ваше молчание стоит так дорого, то вы непременно должны знать и о мальчике.
      – Мальчик?.. Какой мальчик? Я ничего не знаю…
      – Когда я упомянул о расследовании в палате лордов, вы знали, что я имел в виду. Титул можно оспорить только в том случае, если у Филиппа был законнорожденный сын.
      Глаза Ярдли расширились, а лицо залилось краской. Натаниел же молчал, позволяя ему обдумать свое положение. Он вовсе не собирался запугивать этого человека, просто хотел, чтобы тот стал более сговорчивым. Несколько минут спустя он наконец проговорил:
      – Мистер Ярдли, я уже узнал почти все. А вы знаете о существовании мальчика, вам сообщил об этом Джеймс. Полагаю, вы оба были потрясены.
      Ярдли на мгновение закрыл глаза и покачал головой:
      – Вы не можете представить, что это было за несчастье. Он, естественно, отделался от нее. Объяснил, как все произошло. Я советовал ему дать ей немного денег, так как мальчик… Мне казалось, что так будет правильно. Но Джеймс отказывался верить, что это сын его брата. «Незаконнорожденный ребенок другого мужчины», – заявил он. Джеймс не желал признавать очевидное. Возможно, не хотел нести ответственность за женщину и мальчика. Он велел ей уехать.
      – Но она не уехала, – заметил Натаниел. – Она продолжала писать ему еще почти целый год.
      – Похоже, вы знаете вполне достаточно. Вам ничего больше не узнать. Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я ведь не причинил никому зла. К тому же все это было очень давно… Вот, сэр, я рассказал вам все, что мне известно.
      Натаниел очень в этом сомневался. Окинув взглядом живую изгородь, ограждавшую сад, он снова повернулся к викарию, однако промолчал.
      «А хотел ли я знать остальное?» – спрашивал себя Найтридж. Услышанного было вполне достаточно, чтобы успокоить Шарлотту. Она могла удовлетвориться этой историей. Было ясно: ее муж вел себя по-своему достойно и честно, а тот брачный союз возник при чрезвычайных обстоятельствах.
      Теперь Натаниел мог покинуть сад и оставить последний вопрос без ответа. Или же мог задать этот вопрос – вопрос, который открыл бы всю правду до конца. Но это доставило бы Шарлотте еще большую боль и вызвало бы грандиозный скандал.
      В конце концов, он решил, что обязан узнать всю правду. Обязан, потому что должен был рассказать обо всем Гарри.
      Натаниел снова посмотрел на викария. В следующий миг взгляды их встретились, и Натаниелу показалось, что он увидел правду в глазах Ярдли. Но все-таки он должен был задать этот вопрос, должен был услышать ответ из уст викария.
      Собравшись с духом, Натаниел проговорил:
      – Вы встретили ее, мистер Ярдли, не та ли? Когда он устроил встречу с ней на берегу Темзы, он взял вас с собой – хотел, чтобы именно вы объяснили ей, почему у нее не было никаких прав. И вам прекрасно известно, что там произошло. Вы видели все собственными глазами, верно?
      Ярдли вздрогнул, и глаза его наполнились отчаянием. Теперь он уже даже не пытался изобразить гнев или негодование. Викарий смотрел на Натаниела с мольбой, и в глазах его блестели слезы. Внезапно губы Ярдли задрожали, и он начал медленно опускаться на землю. Привалившись спиной к каменной стене, он скорбно взглянул на Натаниела, затем окинул взглядом сад и пробормотал:
      – Увы, я жертва собственной слабости. Да простит меня Господь.

* * *

      Натаниел сел в карету рядом с Шарлоттой и приказал кучеру трогаться. Она отложила в сторону книгу, которую читала. Ей пришлось ждать дольше, чем она думала.
      – Он предложил выпить чая? В этом причина твоего столь долгого отсутствия?
      – На самом деле – бренди, – пробурчал Натаниел.
      – Для бренди слишком рано.
      – Черт побери, именно так. Я совсем забыл о времени, когда принял его предложение, и вот…
      Он внезапно умолк, словно о чем-то задумался. Выждав минуту-другую, Шарлотта спросила:
      – Ты сердишься из-за того, что я попросила тебя вернуться?
      – Ты не просила. Ты потребовала этого. Но я вовсе не сержусь, просто не очень-то рад, что согласился вернуться.
      – Ты все равно искал бы еще одной встречи с ним, Натаниел. Рано или поздно ты непременно вернулся бы туда.
      – Ты не можешь знать это наверняка, черт побери. Я и сам не знаю…
      Шарлотта решила, что ей следует немного помолчать. Когда они проехали несколько миль, она вновь заговорила:
      – Ты узнал что-то важное?
      Лицо Натаниела словно окаменело. Он взглянул на свою спутницу, однако промолчал.
      Тихо вздохнув, Шарлотта спросила:
      – Так что же ты собираешься рассказать мне?
      – Это не имеет к тебе никакого отношения. Я больше ничего не узнал о твоем муже.
      – Что-то не верится… – в задумчивости пробормотала Шарлотта. – Если ты молчишь лишь потому, что не хочешь меня огорчать, то знай: я должна узнать всю правду, какой бы она ни была. И вообще, ты должен понять…
      Натаниел вдруг повернулся к ней и подхватил ее на руки. Все закружилось у нее перед глазами, а затем она оказалась у него на коленях. Осторожно взяв ее за подбородок, он заглянул ей в лицо:
      – Дорогая, я буду защищать тебя так, как считаю нужным. Я отрублю себе руку, если мне покажется, что это необходимо. И я готов даже на убийство, если приду к заключению, что должен так поступить. Поэтому не пытайся вмешиваться в мои решения. Вы поняли меня, миледи?
      Весьма озадаченная словами Натаниела, Шарлотта кивнула:
      – Да, кажется, поняла.
      – Вот и хорошо. – Пальцы Натаниела скользнули по ее щеке. – А теперь поцелуй меня, дорогая. Обратную дорогу в Лондон мы проведем за очень важным занятием, а о мистере Ярдли на время забудем.

      Натаниел заканчивал одеваться. Сегодня вечером ему предстояло присутствовать на званом ужине в доме Шарлотты. Но это будет ужин для двоих.
      Переезд Шарлотты в дом сестры значительно облегчил их любовные отношения. Возможно, слишком облегчил. Какие-либо неудобства больше не мешали их встречам. Натаниел мог заехать к ней в любое время дня. Мог приехать и вечером, причем один. Он поступал так уже дважды после их возвращения в Лондон четыре дня назад, Шарлотта больше не заговаривала о Ярдли, но Натаниел прекрасно понимал: ей хотелось узнать все, что рассказал ему викарий. Общаясь с ней, он ничего ей об этом не говорил, но все последние дни проводил в постоянных раздумьях. Ему предстояло принять нелегкое решение, затрагивающее не только Шарлотту и Гарри. «Так что же делать? Что делать?» – спрашивал себя Натаниел, застегивая запонки на рубашке.
      Он взглянул на карманные часы, которые вытащил из футляра. Под ними лежал листок бумаги. Именно этот листок и должен был сыграть решающую роль, если он поступит с Марденфордом так, как намеревался поступить. Возможно, это наилучший способ защитить Шарлотту и в то же время добиться правосудия. Однако окончательного решения он еще не принял…
      Отправив Джейкобса к конюхам – те должны были приготовить лошадь, – Натаниел закончил одеваться и направился к выходу. И вдруг услышал голоса; Джейкобс стоял в дверях, пытаясь преградить путь высокому мужчине с серебристыми волосами и серыми глазами.
      – Отец?.. – произнес Натаниел с удивлением. – Полагаю, вы выбрали не самое лучшее время для визита.
      – Мне нужно поговорить с тобой. В последние дни тебя трудно застать дома. Ты редко бываешь здесь. Не видно тебя и в городе.
      Пожав плечами, Натаниел провел отца в гостиную.
      – Если бы вы написали мне, отец, мы могли бы встретиться.
      Граф Норристон презрительно фыркнул:
      – Встретиться, когда будет удобно тебе, не так ли?
      – Нет, вам, сэр. – Еще месяц назад это было бы неправдой, но теперь Натаниел не кривил душой. Он понял, что действительно не возражает против неожиданного вторжения отца, как бывало прежде. – Бренди или шерри? – спросил он. – Вы пришли… чтобы предложить мне еще один способ существования?
      – Я пришел поговорить о твоих амурных делах с леди Марденфорд.
      Отец уже многие годы не удивлял его, но на сей раз действительно удивил: слишком уж спокоен был граф.
      – Как джентльмен, я не могу ответить на столь откровенное заявление, – пробормотал Натаниел.
      Отец опустился в кресло, в котором обычно сидел Натаниел.
      – А я, как джентльмен, не спросил бы об этом. Я говорю с тобой, как отец с сыном.
      Натаниел придвинул стул ближе к отцу и сел. Он мог бы отказаться продолжать этот разговор. Мог бы солгать. Однако он понял, что ему не хочется ни того ни другого.
      – Я думал, мы вели себя очень осторожно. Граф кивнул:
      – Уверен, все было именно так. И я никогда бы не узнал об этом, потому что не обращаю внимания на сплетни такого рода. Я узнал о вашем романе, потому что мне рассказал о нем Марденфорд. Он очень огорчен тем, что ты компрометируешь ее, и вынужден был принять соответствующие меры.
      – Меры, которые он предпринял, были жестокими по отношению к собственному сыну. Я верю, что он очень расстроен. И он расстроится еще больше, если вы сообщите ему, что я сделал ей предложение.
      – Она приняла его? – Норристон с любопытством взглянул на сына.
      – Пока нет.
      – У тебя есть надежда?
      – Да, я очень надеюсь.
      Какое-то время отец обдумывал его слова, потом сказал:
      – Полагаю, это был бы весьма удачный союз.
      – Я тоже так думаю.
      – Конечно, ее семья… – Граф развел руками. – И какие-то странные события… Я слышал, ее сестра недавно вышла замуж за адвоката. Никогда не любил первого мужа Пенелопы. Мне казалось, в этом человеке было что-то… нездоровое. А вот жена Леклера… Впрочем, все знают, что их состояние – от торговли. Все целиком. Что же касается леди Марденфорд, то мне кажется, что она очень честная и порядочная женщина. К тому же очень красива…
      Натаниел не перебивал отца, хотя догадывался, куда вела извилистая тропа его красноречия. Наконец, не выдержав, заявил:
      – Сэр, должен предупредить вас, что я не желаю становиться епископом.
      Норристон приподнял, брови, потом со вздохом заметил:
      – Если так, то я весьма огорчен. К тому же леди Марденфорд… Полагаю, она была бы очень полезным союзником. – Граф пожал плечами. – Но если она готова смириться с тем, что ты адвокат, то и мне придется смириться.
      Капитуляция отца была столь неожиданной, что у Натаниела невольно зародились подозрения. Он внимательно посмотрел на графа, потом спросил:
      – Неужели вы действительно одобряете этот брак?
      Отец снова пожал плечами:
      – А почему бы и нет? Полагаю, она будет тебе хорошей женой. Только я очень боюсь, что она со временем разочаруется в тебе. Все-таки адвокат не самый лучший супруг для настоящей леди. Именно поэтому я…
      Граф внезапно умолк и обвел взглядом комнату; при этом у него был вид человека, сказавшего все, что он собирался сказать.
      Натаниел вопросительно поглядывал на отца, но тот довольно долго молчал. Наконец вдруг улыбнулся и вновь заговорил:
      – Послушай, Нат, у меня на тебя виды. На сей раз Кентербери. Мне очень неприятна твоя известность защитника в судах, это правда. Не стоит тебе выступать в Олд-Бейли. Я понимаю, ты делаешь это не из гордости и не ради славы. Мне понятно, почему ты это делаешь, понятны твои чувства и мотивы. Я знаю, что ты человек чести и правдоискатель. Более того, ты человек принципов. Именно поэтому я и решил, что из тебя получится хороший епископ.
      Натаниел встал и в волнении прошелся по комнате. Слова отца глубоко тронули его. И он вдруг понял, что они с отцом в чем-то очень похожи, хотя, казалось бы, были совершенно чужими друг другу.
      Какое-то время Натаниел смотрел в темноту за окном. Наконец, обернувшись, проговорил:
      – К сожалению, принципы иногда превращаются в оковы. А знание правды может иметь разрушительную силу.
      После его слов в комнате снова воцарилось молчание. Прошло минут пять, прежде чем отец спросил:
      – Что тебя тревожит?
      – Я не сумею объяснить. А если вы когда-нибудь узнаете об этом, то вместе со всем Лондоном.
      И опять тишина. Казалось, граф напряженно обдумывал загадочное заявление сына, подбирая слова для ответа.
      – Видишь ли, Нат, есть правда, которую лучше скрывать от мира. Хотя я прекрасно понимаю, что это не совсем честно.
      Натаниел пожал плечами:
      – Почему же нечестно? Мне так не кажется.
      – Лучше, чтобы об этом знали или нет? Вот в чем вопрос. И ответить на него не так-то просто.
      «Да, действительно нелегко», – мысленно согласился Натаниел.
      – Похоже, я не очень-то помог тебе, – добавил граф со вздохом.
      – Напротив, вы очень помогли мне. Марденфорд удивится, узнав об этом, и тогда…
      Отец прервал его взмахом руки.
      – Несомненно, он ожидал, что это известие ошеломит меня. Возможно, он думал, что я буду угрожать тебе, скажу, что могу лишить тебя содержания. Маленький лесной грызун.
      – Нет, не грызун, а близкий родственник – крыса.
      Норристон поднялся с кресла.
      – Ты одет для выхода, а я задерживаю тебя. Моя реакция на заявление этого… грызуна, наверное, очень его разочарует. Я давно восхищаюсь леди Марденфорд и думаю, что она прекрасно подойдет тебе. Она добра и весьма неглупа. Я пришел, чтобы сказать тебе: если ты женишься на этой леди, я передам тебе поместье. Я не могу допустить, чтобы ты пришел к ней… почти нищим. С моей стороны это было бы слишком жестоко.
      – Вы проявляете щедрость, отец. А если леди откажет мне?
      – Советую тебе вести себя так, чтобы она не сделала этого, – с усмешкой ответил Норристон.
 
      – Бьянка разговаривала с няней Амброуза в парке, – сообщила Шарлотта, раздевшись. – Она собирается уговорить девушку, чтобы та позволила мне повидаться с ним на днях. Няня говорит, что Джеймс не навещает мальчика и не играет с ним.
      – Он никогда не проводил время с сыном, дорогая. Он проводил время с тобой. Амброуз был всего лишь предлогом.
      Натаниел, похоже, был прав, и это ее огорчило. Это была еще одна причина прибегнуть к хитрости, чтобы повидать ребенка. Они с Бьянкой провели вместе полдня, составляя планы, как это сделать. Безразличие, проявленное Джеймсом к сыну, помогало осуществлению их плана.
      Она сняла и отбросила чулочки и приблизилась к ванне. Натаниел, уже находившийся в ней, походил на речное божество. Он занимал почти все место, но оставалось местечко и для нее – в его объятиях.
      Натаниел наблюдал, как она шла к нему. Его взгляд, казалось, обжигал ее, словно сотни крошечных искорок. Ее любовь так же воспламенилась, как это случалось всегда, когда Шарлотта видела страсть в его глазах.
      – У тебя самые услужливые слуги, – сказал он, помогая ей ступить в ванну. Его руки направляли ее так, чтобы она легла поверх него – макушка на его плече, спина вдоль его тела. Он освободил место для ее ног между своими согнутыми коленями.
      – Моя сестра хорошо воспитала их.
      Огонь в камине согревал их в теплой ванне. Дом был небольшим и не имел гардеробной. Этот маленький ритуал проходил в ее спальне.
      Она попросила приготовить ванну, когда увидела, в каком состоянии Натаниел прибыл на обед. Сегодня вечером он казался очень рассеянным и был напряжен, словно сжатая пружина. Шарлотта не могла решить для себя, нравилось ли ей это состояние задумчивости, одолевавшее его в их предыдущие встречи. Глубокие размышления немедленно исчезали в: ее присутствии. Но кипучая энергия, казалось, охватывала его все больше и больше.
      Она обняла его сейчас так же уверенно, как его руки скрестились у нее на груди. Он потянулся за губкой и начал водить ею по телу, одновременно моя и возбуждая ее
      – Перед моим приходом сюда меня посетил отец.
      – Так это и есть причина твоего настроения? У вас был оживленный спор?
      – Никаких споров. Произошло своего рода сближение. Начало его.
      Она повернула голову и посмотрела ему в лицо: оно было так близко от ее.
      – Ты не сдался, правда? Меня вовсе не волнует то имение, Натаниел. Это не имеет никакого значения для меня – ты должен знать это. Если я еще не приняла твое предложение, это отнюдь не из-за твоего состояния.
      Он приподнял мокрую губку и подчеркнуто нежным движением обвел ее груди.
      – Так какова же причина?
      Шарлотта не ожидала этого разговора сейчас. Она многое обдумала и взвесила после их возвращения из Хартфордшира, включая и его предложение. Она надеялась выбрать время и место, чтобы все это обсудить. Похоже, Натаниел решил, что вечер в ванне будет самым подходящим.
      – Ты согласился поступить так, как он хотел, Натаниел?
      – Нет.
      Никакого компромисса. Разумеется, никакого.
      Одной рукой он поднял ее ногу, так что ступня оказалась прижатой к бортику ванны. Своей длинной рукой он мог достать мокрой мыльной губкой куда хотел. Маленькие ручейки стекали вниз, когда он вел губку вверх. Ее плоть затрепетала от приближающегося удовольствия.
      Теплая вода, его объятия, расслабляющие ласки привели ее в восхитительно расслабленное и чувственное состояние.
      Он поцеловал ее в шею, затем начал теребить губами ее ухо.
      – Почему ты до сих пор не решила, что ответить на мое предложение, дорогая?
      Она почувствовала его эрекцию и подвинулась ближе.
      – Это из-за него, Лотта? Тебе все еще необходимо время, чтобы объяснить нашу страсть, отыскивая что-то в твоей памяти?
      – Нет, дело не в этом.
      – Так в чем же?
      Она потянулась вниз и заскользила кончиками пальцев вверх по его члену. Спиной она почувствовала, как напряглась его грудь, что говорило о впечатлении от ее ласки.
      – В эти последние дни я почувствовал твою решимость, Я был готов ждать.
      Натаниел бросил губку, и его скользкие, в мыльной пене, руки начали двигаться по ее телу в неспешной собственнической ласке, которую она так любила. То, как он обращался с ней, говорило так много о нем. И объясняло, почему она чувствовала себя такой беспомощной перед лицом его страсти.
      Он носом ласкал ее шею и ушко, его дыхание рождало в Шарлотте удивительную теплую дрожь.
      – Ты права, я носил решение в себе. Однако теперь я его принял.
      Так это было причиной его нового настроения, его едва сдерживаемой энергии. Он больше ничего не сказал. Он не сообщил, каково было его решение.
      – Ты уверен, что покончил со своими размышлениями, Натаниел?
      – Окончательно и бесповоротно.
      – Тогда я принимаю твое предложение. Я выйду за тебя замуж.
      Его руки замерли. Какой-то момент они оставались неподвижными. Затем Натаниел быстро и нежно перевернул ее. Вода выплеснулась через края ванны щедрой волной. Он прижал к себе Шарлотту и посмотрел ей в глаза:
      – Тебя не заботит решение, которое я принял, или хотя бы по какому вопросу?
      – Заботит. Однако меня интересовал не результат твоего выбора, а просто важно было знать, что ты его сделал.
      – Ты знала, чего касается это решение? Впрочем, ты способна догадаться.
      – Я знаю, что не вовлечена непосредственно в это, ты сам так сказал. Но подозреваю, что оно касается моей жизни, как прошлой, так и настоящей.
      Он снова переместил Шарлотту, посадив ее на колени, так что она смотрела ему в глаза, и обхватив ладонями ее лицо.
      – Ты похитила мое сердце, Шарлотта. То, что я узнал ответ на свое предложение, никак не подействовало на меня, и то, что ты долго обдумывала его, не уменьшило моих чувств. Любовь к тебе обладала достаточно сильным зарядом. И влиянием.
      Его заявление одновременно огорчило ее и переполнило сердце сладким блаженством.
      – Влияние было плохим?
      – Как оно могло быть плохим? Наша любовь не принизила меня и мою честь, Лотта. Она не затемнила правильный путь, а осветила его.
      Натаниел говорил так убежденно, что она не сомневалась в искренности его слов.
      Своими маленькими средствами она пыталась защитить его. Она не хотела, чтобы в его планы вторглись обязательства по отношению к ней, не намеревалась искусить его и заставить принять ошибочное решение. Она никогда не задумывалась над тем, что их любовь помогает ему поступить правильно, согласно его совести.
      – Что ты собираешься сделать, Натаниел?
      Он поднял Шарлотту над собой и языком принялся ласкать ее соски. Они затвердели и стали чувствительными от воды, тепла и его соблазнительного мытья. Ощущения от всего этого заставили ее задрожать, так что казалось, по воде вот-вот побегут волны.
      – Сейчас я собираюсь доказать, что безумно люблю тебя, дорогая, – заявил Натаниел. – А завтра я собираюсь похоронить призрак Финли.
      Какое-то мгновение Шарлотта раздумывала над тем, что это означало. Затем чувственность затмила все мысли о завтрашнем дне. Его рот дразнил ее груди, пока она не вскрикнула и не начала раскачиваться. Он крепко держал ее, его ладони, словно чаши, обнимали ее ягодицы, а она держалась за его плечи.
      Это было слишком большое напряжение. Желание сводило ее с ума. Рука Натаниела поддерживала ее за спину, а другой рукой он ласкал ее между бедер. Медленно, уверенно он касался самых чувствительных точек. Дрожь удовольствия сделала Шарлотту беспомощной, ее кости словно размягчились.
      Ослепленная, бесчувственная ко всему, кроме пожирающей ее отчаянной потребности, она ничего не видела вокруг, когда он умело перевернул ее. Она оказалась стоящей на коленях на дне ванны, и вода лизала ее груди. Его тело парило над ней, его руки лежали на ней. Эта его позиция одновременно защищала и преобладала над ней.
      Он заполнил ее целиком, касаясь ее лона, приятно возбуждая нежную плоть ни с чем не сравнимым, неподражаемым раздражением. Шарлотта ответила на его движения в ней своим собственным. Ритм – принять и вернуть – начался восхитительно медленно, но усилился, когда она захотела полнее почувствовать его. Жесткость проникла в страсть, когда они воспарили во взаимном экстазе.
      Она погрузила в воду плечи, чтобы глубже принять его в себя, так глубоко, как это только было возможно. Вода лизала ее щеку и слегка охлаждала их жар.
      Легкий трепет удовольствия родился там, где они воссоединились. Она поддалась его власти, когда Натаниел сделал его еще более интенсивным. Этот трепет длился и длился, покрывая воду рябью совершенства, которое она испытывала, пока высшее удовольствие не столкнулось с упоительными волнами.
      Обычно Натаниел покидал ее комнату на рассвете как ради конспирации, так и из-за своих дел, требующих постоянного внимания. Он жил не только заботами о ней.
      На этот раз он не ушел. Он оставался в ее постели еще долгое время после восхода солнца. Шарлотта наблюдала за спящим возлюбленным, смотрела на темные тени, отбрасываемыми длинными ресницами, на золотистые волосы, разметавшиеся по подушке.
      Возможно, он остался, чтобы отметить их помолвку. Или же он спал так крепко, что не догадывался, который теперь час. В конце концов, это была длинная ночь любви
      Шарлотта сидела, скрестив под собой ноги, и просто наблюдала за ним. Натаниел спросил ее, ведет ли она все еще переговоры с прошлым. Позже она объяснит ему: она чтит прошлое, но сейчас целиком живет в настоящем. Во всяком случае, она была уверена, что Филипп понял бы эту страсть. Это помогло ей утвердиться в мысли, что он не был обманут, и спокойная мелодия совместной жизни была их взаимным выбором.
      Ей часто снился один и тот же сон, короткий, но напряженный, в ее сердце хранилось его присутствие. Она ожидала, что этот сон будет иногда приходить к ней. И это было правильно. Филипп был ее мужем, и их любовь была взаимной.
      К тому же он был хорошим мужем. И хорошим человеком, который однажды попытался защитить другую женщину, которую полюбил. Она была рада этому. Она была рада, что он вел себя героически – так, как понимал это чувство. Ей было приятно, что в течение нескольких недель он не был таким степенным и уравновешенным.
      Шарлотта не сводила глаз со своего возлюбленного, распростертого на постели, его мускулистые ноги и руки сохраняли твердость даже в состоянии покоя. Мысль о том, каково будет жить с ним рядом, все дни и ночи, вызвала у нее трепет. Ее ощущения граничили со страхом, но в то же время были радостные и оптимистичные, готовя ее к тайнам, которые предстояло раскрыть.
      Натаниел открыл глаза. Какое-то мгновение его взгляд был неосознанным, затем он взглянул на окно и на часы. Стремительно сел и протер глаза.
      – Одиннадцатый час. Надеюсь, слуги не будут шокированы.
      – Думаю, они привыкли к этому.
      Натаниел вылез из постели и подошел к окну, не обращая внимания на свою наготу. Он раздвинул шторы и взглянул на наступивший день. Шарлотта все смотрела и смотрела на него.
      – Погода превосходная. Давай позавтракаем в саду, – предложил он.
      Шарлотта и Натаниел оделись и спустились вниз. Они сели на железные садовые стулья возле маленького столика, наслаждаясь солнечным светом, пока им не подали скромный завтрак. Они почти не разговаривали, пока ели, но молчание было красноречивее иных слов. Натаниел не нуждался в словах, чтобы знать о ней все.
      И ей не нужны были слова, чтобы вести постоянный диалог с любимым. Сейчас она догадывалась: он ждет чего-то. Энергия никогда не покидала его, даже после ночи бурной страсти. Здесь, в саду, в молчании, она собралась в почти материальный сгусток, словно ее стимулировал солнечный свет.
      К столику подошел слуга с подносом в руках, и Натаниел покосился на Шарлотту. Та взяла визитную карточку и, взглянув на нее, пожала плечами.
      – Прими его, – сказал Натаниел.
      Она отослала слугу.
      – Так ты знал, что он придет?
      – Я велел ему прийти.
      – Ты собираешься сообщить ему то, что мы знаем?
      – В некотором роде.
      Они услышали приближение шагов посетителя. Но не только их шорох возвестил о его приближении, но и голоса. Низкий, рокочущий, прерываемый другим, высоким и пронзительным.
      Она знала тот крик. Она поднялась на ноги, не осмеливаясь надеяться.
      Звонкий детский голосок, задающий вопросы, стал громче.
      Натаниел продолжал спокойно сидеть на своем месте, попивая кофе.
      Она встретилась с ним взглядом, и ее глаза затуманились.
      – Благодарю тебя, Натаниел. Чего бы это тебе ни стоило, большое спасибо.
      Калитка в сад открылась, и слуга ввел Марденфорда. Маленькая головка мелькнула между двигающихся ног.
      – Тетяшарл!
      Он бросился к ней, быстро перебирая маленькими ножками. Шарлотта упала на колени и раскрыла ему объятия.

      Радость Амброуза заполнила весь сад. Счастье Шарлотты было беспредельным. Их встреча глубоко тронула Натаниела, вызвав в воображении другие образы – она и дети, их дети. И над всем ее удесятеренная любовь.
      Марденфорд казался пленником происходящего, его взгляд был прикован к радостно визжащему сыну, но мысли были далеко, глубоко спрятаны от всех и вся.
      Начальное возбуждение несколько утихло. Шарлотта обняла Амброуза и крепко прижала к себе, целуя его в макушку. Она посмотрела на шурина:
      – Замечательный сюрприз. Это так щедро с твоей стороны, Джеймс, что ты привез его сюда.
      Она отпустила Амброуза и выпрямилась. Ребенок бросился бежать по садовой тропинке, приглашая ее следовать за ним. Она вступила в игру, позволяя опередить себя, когда они бегали вокруг кустов и деревьев.
      Натаниел наблюдал за их игрой.
      – Я рад, что вы приняли мое предложение и привели ребенка, Марденфорд. Это весьма любезно с вашей стороны.
      – Будьте вы прокляты! – Он пробормотал это громче, чем следовало бы.
      – Садитесь и выпейте кофе.
      – Я ни за что…
      – Сядьте.
      Марденфорд опустился на железный стул в отдалении. Натаниелу не нужно было смотреть на него, чтобы почувствовать смесь гнева и страха в этом человеке. Он хорошо знал этот запах. Он окутывал обвиняемых преступников, словно влажный кислый туман.
      Марденфорд изобразил имперское высокомерие.
      – Ваше письмо было чертовски наглым. Почти шантаж!
      – Я хочу не денег, а всего лишь побеседовать.
      – Мне нечего обсуждать с вами.
      – Если бы вы всерьез так считали, то не пришли бы сюда и тем более не привели бы сына, как я просил.
      «Я знаю об Изабелле и ее сыне. Встретьтесь со мной завтра в доме Шарлотты в полдень. Приведите ребенка». Именно такое письмо Натаниел отослал прошлым вечером.
      Шарлотта углубилась в сад и играла с Амброузом, не щадя своего платья. Легкий ветерок доносил их мелодичный смех.
      Натаниел с трудом перевел взгляд на Марденфорда.
      – Вы получили письмо от мистера Ярдли?
      – От Ярдли? Моего старого наставника? Зачем мне искать этого человека или ему меня?
      – По той самой причине, по которой вы определили ему такое содержание. Видите ли, я встретился с ним пять дней назад. И подумал, что он, возможно, написал вам об этом. Ярдли уверял, что не сделает этого. Но кто знает… Мне показалось, что он захочет посетить Шотландию на пару недель, но старая преданность тяжело умирает.
      Лицо Марденфорда оставалось непроницаемым, но в его глазах метнулось пламя отчаяния.
      – Для вас, видимо, было большой неожиданностью получить первое письмо от Изабеллы, адресованное барону Марденфорду и предназначавшееся вашему брату. Чем грозило ему известие о том, что она не умерла? Или вы знали об этом? Именно ваше сообщение о смерти Изабеллы заставило Филиппа сесть на тот корабль, идущий в Англию.
      Подбородок Марденфорда напрягся: черт бы побрал несдержанность Ярдли! Он бросил на Натаниела угрожающий взгляд.
      – Она была шлюхой. Самой настоящей шлюхой. Филипп сказал, что брак был фиктивным. Фиктивный брак, только чтобы защитить ее. Я говорил ему, что это полное безумие. Источник вечного беспокойства… – Он вдруг замолчал.
      – Вам не стоит подбирать слова в разговоре со мной. Я знаю все. Гораздо больше, чем вам того хотелось бы.
      Рассеянный взгляд скользнул по Натаниелу. Джеймс взвешивал, что могли означать слова «Я знаю все».
      – Чего вы хотите, Найтридж?
      – С меня взяли клятву желать и добиваться справедливости. Это, можно сказать, мой основной капитал. Капитал адвоката.
      – У вас нет никаких доказательств.
      – У меня есть мальчик. И есть подписанный Ярдли документ, который подтверждает истину. Я убедил его, что будет куда мудрее отдать его мне, учитывая случай, когда ваши ошибочные суждения могут взять верх. Документ станет своего рода гарантией.
      Марденфорд онемел от негодования.
      – Черт побери! К чему эти ваши обвинения? – вырвалось у него с шипением. – Ярдли нечего бояться меня.
      – Надеюсь, это так. Прошу извинить меня, если мой опыт в Олд-Бейли заставил меня побеспокоиться о его безопасности. Он знает слишком много. У вас, в конце концов, есть основания избавиться от него.
      Марденфорд очень странно отреагировал на это замечание. Почти оправдание убийства. Его лицо исказила усмешка – не великодушная, а трусливая, допускающая возможность отвращения к себе.
      – Не понимаю, почему это вас так занимает.
      – На свете существует мальчик с вашей семейной кровью, который провел четыре года в подвале с полубезумным вором. Сын вашего брата, как я знаю теперь. Если бы вы вели себя порядочно с той женщиной, оказали бы ей поддержку, меня бы это не занимало: я вообще никогда бы не узнал о мальчике.
      – У него нет никаких прав!
      Его внезапный гнев пророкотал над садом. Шарлотта прекратила игру с племянником и посмотрела в их сторону, но Амброуз вскоре вновь овладел ее вниманием.
      – Его права неоднозначны, это так, – сказал Натаниел. – Тут все очень неоднозначно. Для меня это головоломка, именно поэтому я и пригласил вас. – Он поймал взгляд Марденфорда. – Даже то, что случилось в тот день около Темзы, неясно и спорно.
      Теперь это был страх. Обнаженный страх. Попытка скрыть его наигранным непониманием не сработала.
      – Ярдли описал мне ту встречу. Вы увлекли ее вниз по ступеням ради соблюдения тайны. Или уже с мыслью об убийстве? Вы схватили ее в гневе или чтобы успокоить, заглушить ее громкие возражения? Она потеряла равновесие или ее толкнули? Как адвокат я тут вижу возможность защиты – много неопределенного. По крайней мере, есть место оправданию, чтобы спасти барона. Возможно…
      – Я не убивал ее. Как вы смеете…
      – Полагаю, вы сделали это. Представляю вспышку вашего гнева, когда она не приняла вашу версию того, что произошло в Испании. Она считала, что ее сын был законнорожденным. Когда вы сказали ей, что Филипп умер, она решила, что ее мальчик получит титул. Ваш титул, ваше имение и ваше состояние были поставлены на карту. Даже если подобный вопрос только поднимется, это станет губительным для вашего имени. Уже расследование унизило бы вас. А если окажется, что она права?..
      – Она не смогла бы доказать, что мальчик рожден от моего брата.
      – Если бы брак признали законным, любой ребенок, рожденный в этом союзе, стал бы законнорожденным чадом вашего брата. Вам это хорошо известно.
      Марденфорд торопливо поднялся и отошел в сторону, словно пытаясь избежать ловушки. Натаниел последовал за ним, буквально сажая в капкан.
      – Вы видели мальчика? Заметили сходство? Мать положила его так, чтобы вы могли увидеть ребенка, прежде чем спуститесь по ступеням к Темзе.
      – Я не видел никакого мальчика. – Он дрожал и не смотрел на Натаниела. – Так вы собираетесь поступить именно так? Открыть все, чтобы весь свет проявил любопытство, обсуждал и удивлялся? – Марденфорд посмотрел на Шарлотту, словно что-то прикидывая. И вдруг усмехнулся: – А может быть, и нет. Если решат, что брак с Изабеллой был законным, то окажется, что Шарлотта три года была сожительницей моего брата. Ее репутация тоже пострадает, она будет унижена и обесчещена расследованием. Каким бы ни был его исход. Если она для вас больше чем сожительница, вы не начнете разоблачения.
      – Вы трус и прячетесь за ее спину.
      – Я защищаю ее.
      – Вы думаете только о себе. – Дружеским жестом он положил руку на плечо Марденфорда, но сжал его так сильно, что лицо того побледнело. – Слушайте, что я скажу, и поверьте, что это правда. Я вовсе не хочу сделать эту историю всеобщим достоянием. Однако если вы не примете предложение, которое я сделаю, я позволю ей выйти наружу. И позволю церкви принять решение относительно того брака, палата лордов решит вопрос о вашем титуле, а суд рассмотрит случившееся в тот день на Темзе. Будущее Шарлотты в любом случае не пострадает, потому что она будет моей женой.
      – Вы не женитесь на женщине с такой подорванной репутацией.
      – Я принял бы ее, даже если бы она пришла ко мне в дерюге с улицы.
      – Она не захочет вас позорить. Посмотрите на нее с моим сыном. Она отвергнет вас, если из-за меня вы нанесете вред ему.
      – Теперь вы используете собственного сына в качестве щита. Вы отвратительны мне. – Натаниел отпустил плечо Марденфорда, едва сдерживая желание основательно поколотить этого ублюдка. – Пойдемте в дом. Я объясню, что вы должны сделать. И не рассчитывайте, что я пощажу вас, если вы откажетесь.
 
      Наконец Амброуз устал от беготни и игр. Шарлотта присела на траву и взяла малыша на колени. Он весело смеялся, дергая ее за ленточки шляпки и гладя ее лицо.
      Натаниел провел Джеймса в дом. Шарлотта поняла, что Джеймс узнал об их открытии. Возможно, узнал и о других вещах, о которых знал только один Натаниел.
      Она крепко обняла Амброуза. Его приезд был замечательным подарком. Она почувствовала такое облегчение, что ее теперь не очень заботило происходящее в доме.
      Амброуз заерзал у нее в руках. Его внимание привлек посторонний звук. Освободившись из объятий Шарлотты, он побежал к слуге, который только что вошел в сад. Слуга был молодым человеком, почти мальчишкой, и он засмеялся, когда Амброуз обхватил ручонками его ногу. Он остановился, велел ребенку держаться покрепче, затем направился к Шарлотте, осторожно покачивая маленькое тельце, мешающее его шагам.
      – Миледи, джентльмены хотят видеть вас в библиотеке, – сказал юноша, пытаясь не обращать внимания на то, что Амброуз требовал продолжить игру.
      – Будьте любезны, отведите моего племянника к домоправительнице. Скажите ей, что я скоро приду за ним.
      – Если хотите, я отведу его на кухню. Повариха обожает маленьких. – Его предложение означало, что строгой домоправительнице вряд ли понравится этот активный и шумный малыш.
      – Полагаюсь на ваше решение, – улыбнулась Шарлотта.
      Слуга направился к дому, и воздух наполнился визгом Амброуза, пока тот нес его на ноге.
      Шарлотта вошла в дом через дверь террасы и проследовала в библиотеку, где ее ждали Натаниел с Джеймсом. Похоже, одна глава книги жизни закончилась, и они ожидали, что страница будет перевернута.
      Джеймс быстро и безразлично взглянул в ее сторону. Шарлотта почувствовала: он предпочел бы не видеть ее вовсе.
      Наступила неопределенная пауза.
      – Меня пригласили, но никто не хочет ничего сказать? – спросила она.
      – У Марденфорда есть что сказать, не так ли? Думаю, он колеблется, потому что от тебя потребуется сделать большое одолжение.
      – Я буду рада помочь тебе, Джеймс, во всем, в чем только смогу.
      Марденфорд слабо улыбнулся. Он не выглядел довольным. Несомненно, его смущало, что приходилось просить одолжения у той, кого он недавно так оскорбил.
      Он подошел к письменному столу, на котором лежала стопка бумаг. За время встречи мужчин было исписано немало листков.
      Лицо Джеймса вытянулось. Рот сложился в тонкую линию. Он смотрел мимо Шарлотты – в никуда.
      – Я решил уехать за границу. Я согласился… Я буду очень признателен, если ты позволишь Амброузу жить с тобой до моего возвращения.
      – Ничто не доставит мне большего удовольствия, Джеймс. Тебе это прекрасно известно.
      Джеймс взял со стола бумагу.
      – Я в письменной форме заверил, что ему разрешается остаться с тобой на время моего отсутствия, так что семья не сможет воспротивиться этому. – Он указал на другую бумагу. – Это обращение к моему поверенному и документы, устанавливающие опеку над мальчиком, и средства на его содержание.
      Она взглянула на Натаниела. Он безразлично наблюдал за происходящим, но его взгляд пригвоздил Джеймса к месту.
      – Опека? Сколько же времени ты собираешься отсутствовать?
      – Полагаю, какое-то время. Право, я не знаю точно. – Он посмотрел на Натаниела, но пламя бунта было погашено холодным взглядом последнего. – Это будет длительным приключением. Думаю, я заслуживаю его, – пробормотал Марденфорд.
      Шарлотта задала несколько уточняющих вопросов, но узнала очень немногое. Это приключение должно было начаться немедленно. Джеймс даже не собирался взять с собой Амброуза домой.
      – Пока я пошлю к тебе его няню, а потом ты сможешь сделать собственный выбор.
      – Даже не знаю, что сказать, Джеймс. Я благодарна тебе за то, что ты назначил меня опекуншей Амброуза.
      Он внимательно посмотрел на нее. Причем взгляд его задержался на пятнах на платье Шарлотты, появившихся во время игры.
      – Что ж, не балуй его.
      Воцарилось молчание. Джеймс по-прежнему наблюдал за Шарлоттой. Натаниел откашлялся, нарушая тишину и выводя Джеймса из задумчивости.
      – Ах да, дом… Он снова твой, если пожелаешь. Я действовал грубо и опрометчиво, и поскольку Амброуз будет жить с тобой…
      – Благодарю, но не думаю, что я вернусь туда. Благоразумнее всего продать его. Видишь ли, я поняла, что жила там слишком долго. Обещаю тебе, что, куда бы я ни отправилась, Амброуз будет любим и хорошо устроен.
      Джеймс вопросительно посмотрел на Натаниела. Тот лишь пожал плечами.
      – Ну что ж, значит, все решено. – Джеймса было еле слышно. Слова вырвались на выдохе. – Теперь я отправляюсь. Не думаю, что мы увидимся до моего отплытия из Лондона. – Он решительно и торопливо направился к двери.
      Шарлотта встала так, чтобы он прошел мимо нее.
      – Джеймс.
      Он остановился.
      – Амброуз на кухне, если хочешь, можешь попрощаться с ним, – сказала она.
      Он лишь тупо кивнул. Шарлотта потянулась и поцеловала его в щеку.
      – Будь осторожен, дорогой брат.
      Он схватил ее руку и жарко поцеловал. Затем выпрямился и вышел из комнаты. Она смотрела, как дверь захлопнулась у него за спиной.
      Натаниел молча наблюдал за концом представления. Ведь именно он устроил эту маленькую драму.
      – Он не скоро вернется в Англию, не так ли? – спросила она.
      – Да.
      Она прошла по ковру к окну. Внизу она увидела Джеймса, который направлялся к своему экипажу. Он даже не сказал «до свидания» собственному сыну.
      Она подошла к письменному столу и начала перебирать бумаги.
      – Вы не теряли зря время. Вот еще одно распоряжение насчет солидного содержания Джозефа, он же Гарри.
      – Джеймс понял, что обязан обеспечить мальчика. Шарлотта могла себе представить, что произошло здесь, в библиотеке.
      – Амброуз увидит когда-нибудь своего отца?
      Натаниел приблизился к ней и взял бумаги у нее из рук.
      – Когда он вырастет, то сможет посещать Марденфорда там, где тот будет жить. От его отца будет зависеть, объяснит ли он Амброузу случившееся.
      – А ты собираешься рассказать мне, что случилось?
      – Я не шантажировал его, если это то, что тебя интересует.
      – Это было бы странным шантажом, ведь в результате ты не получил бы ничего в придачу к нашему браку, кроме маленького мальчика, который вовсе не твой сын. – Она пожала плечами: – Он достаточно милый маленький мальчик. Через год-другой он перестанет хныкать и плакать.
      Она взглянула на документы. Денежные трасты и гарантийные письма, обеспечивающие сына Джеймса и касающиеся его имения. Это были законные распоряжения человека, приводящего в порядок свою жизнь.
      – Он не собирается покончить с собой?
      – Нет. Однако он не вернется в Англию.
      – Не вернется. Никогда. – Шарлотта посмотрела на жениха. Не шантаж, но сделка. Компромисс. Джеймс согласился на это, чтобы избежать скандала, связанного с Изабеллой и Гарри. Чтобы избежать формальных расследований о браке в Испании.
      Это предложение сделал Натаниел, в этом она была уверена. Именно он составил весь план, чтобы защитить ее и Амброуза от возможного скандала и его последствий.
      Однако это не объясняло, почему Джеймс согласился на ссылку. Или Натаниел заставил Джеймса вступить в очень плохую сделку, или же на карту было поставлено больше, чем Шарлотта знала.
      Ответ стоял перед ней – высокий и уверенный, пристально наблюдая за ней.
      – Ты думаешь, что брак был бы признан законным?
      – Возможно. Но это зависит от того, можно ли будет разыскать свидетелей, что маловероятно.
      – Гарри узнает когда-нибудь об этой вероятности?
      – Когда он вырастет, я поделюсь с ним тем, что знаю. У него на это есть все права. И выбор – продолжить это дело или прекратить – будет принадлежать ему. Однако полагаю, что солидное содержание умиротворит его.
      – А если он не будет вести расследование? Амброуз…
      – Амброуз вырастет не в графском имении, а в нашем. Его содержание основывается на личном богатстве Джеймса, а не на доходах с титулованных имений. Он будет хорошо обеспечен, и его будет охранять наша любовь. Если он не станет графом, ибо обнаружится, что он имеет титул не по праву, это не станет концом мира для него.
      – Иначе говоря, эта стратегия может лишь отдалить срок расплаты.
      Натаниел заключил ее в объятия.
      – Я не могу лгать тому мальчику в Дареме. Это было самое лучшее, что я смог сделать.
      – Думаю, ты сделал все прекрасно. Надеюсь, через восемь лет меня не будут беспокоить перемены в моей жизни. – Шарлотта взяла в ладони его лицо и заглянула ему в глаза. – Джеймс должен был совершить что-то очень дурное, если он согласился на все твои предложения, Натаниел. Не думаю, что он отправляется за границу только с тем, чтобы скрыть правду об испанском союзе брата. И не верю, что ты потребовал от него изгнания в обмен на наше молчание.
      Натаниел не ответил, но она прочитала ответ у него в глазах;
      – Он убил ту бедную женщину, не так ли? Это то, что ты узнал от Ярдли в тот день.
      Он кивнул.
      – Ярдли не лучший свидетель. Его воспоминания сбивчивы и туманны. Даже мне было бы трудно добиться обвинения на основании только его свидетельств.
      Шарлотта предположила, что все последние дни он обдумывал этот план и взвешивал свои решения. Он попытался также прорепетировать свою роль. Это означало, что он знал правду, даже если свидетельств мистера Ярдли было недостаточно.
      – Скажи мне, что ты узнал сегодня, когда смотрел в глаза Джеймса?
      Натаниел взял ее руки в свои.
      – Я увидел его вину и чертовски мало раскаяния Я также увидел, как мало он любит своего сына.
      – Ему повезло, что ты выбрал для него именно этот путь, а не более крутой.
      – Этот путь щадит невиновных. Это неплохой компромисс.
      Обнимая Шарлотту за плечи, Натаниел вывел ее из библиотеки, подальше от документов и правды, которую они погребли. Они снова вышли в сад и пошли по дорожке под кронами деревьев и весенним солнцем.
      Легкий ветерок, насыщенный запахами весны, приносил опьяняющий аромат возрождающегося мира. Натаниел шагал рядом с Шарлоттой.
      – Джеймс был прав: ты балуешь ребенка. Мы должны поскорее пожениться, пока Амброуз еще не испорчен отсутствием мужского влияния.
      Она засмеялась:
      – Вы такой самоотверженный, мистер Найтридж. – Потом она посерьезнела. – Меня соблазняет желание еще раз воспользоваться этой твоей прекрасной чертой.
      – О чем ты?
      – Ты должен будешь отказать мне, если заподозришь, что моя неуместная просьба поставит под угрозу наше счастье. Это будет в твоем духе – согласиться, просто чтобы в очередной раз проявить доброту. Хотя в глубине души ты вовсе не хочешь ничего подобного. Если это случится, мы оба окажемся в плачевном положении, но ты, по обыкновению, никогда не признаешься в этом. Что означает: если я узнаю, что ты несчастлив, а ты будешь отрицать это, и мы…
      – Господи помилуй, леди Марденфорд! В следующих двух предложениях вы обречете нас на жалкое существование, потому что я так чертовски хорош. – Насмешливая улыбка сопровождала его шутливые нападки. – Я буду внимательно рассматривать ваши просьбы и давать только честные ответы. И никогда не буду рисковать нашим счастьем. Теперь продолжай.
      Шарлотта остановилась и повернулась к нему лицом. Она подошла ближе и принялась играть его галстуком.
      – Я думала о том, что не отказалась бы от еще одного путешествия – на север. Чтобы собрать новые подписи под петициями.
      – Непременно. Мы можем потратить на твой проект все лето. Мы можем устроить это, как только поженимся. Куда бы ты хотела отправиться?
      Шарлотта пожала плечами:
      – Дарем будет подходящим местом.
      Он приподнял пальцами ее подбородок.
      – Поездка в Дарем никогда не повредит нашему счастью. Но думаю, за твоим замыслом скрывается что-то еще.
      – Значительно больше. Играя здесь с Амброузом, я все время думала о Гарри. Я уверена, что его школа очень хорошая и он будет счастлив там. Однако я хочу, чтобы он знал: у него есть место в мире, где ему всегда будут рады. Даже выделенное Джеймсом содержание не даст ему настоящего дома. – Она закусила нижнюю губу. – Как ты думаешь, Натаниел, он мог бы жить с нами?
      Он склонил голову, размышляя над ее просьбой. Как он и обещал.
      – Ты удивляешь меня, Шарлотта.
      – Я понимаю, это будет немного странно, – поторопилась добавить она. – Он сын Филиппа, разумеется. Не твой и даже не мой. Но мне очень этого хочется, если тебе не ненавистна эта мысль. – Шарлотта действительно нуждалась в этом. Сейчас она смотрела в будущее, но все еще испытывала чувство долга перед прошлыми воспоминаниями. – Если это будет слишком неловко для тебя, я пойму. Просто…
      Кончиками пальцев он коснулся ее губ легкой лаской заставляя ее замолчать.
      – Ты неправильно растолковала мое удивление. Я рад, если твое сердце откроется навстречу мальчику. Он мне нравится, и я тоже не хочу, чтобы он оказался брошенным па произвол судьбы. Мы посетим его в Дареме и предложим жить с нами.
      Душевная щедрость Натаниела глубоко тронула Шарлотту. Она крепко обняла его. Острая боль, сладкая боль любви наполнила ее сердце.
      – У нас будет необычная семья. Больше, чем любая другая, когда люди вступают в брак.
      – Уверен, она станет еще больше. И думаю, не случится ли это достаточно скоро?
      Шарлотта взглянула на него:
      – Что ты имеешь в виду?
      Он улыбнулся ее недоумению.
      – Мы начали наши отношения месяц назад, Лотта, и ты никогда не отказывала мне по вполне обычной причине.
      – По обычной причине?.. – Она пыталась понять смысл его слов. – О! – Она быстро сделала подсчеты, не смея надеяться. – О Господи! Я не… Я действительно не считала дни в последнее время и даже не обращала внимания… – От неожиданной бурной радости у нее закружилась голова. – Думаю, ты прав, Натаниел. Не могу поверить в это, но, кажется, ты прав.
      Натаниел засмеялся над ее растерянностью.
      – Уже в Хартфорде я счел странным твое объяснение своего бесплодия, поскольку недели шли и…
      – Ты, должно быть, думаешь, что я ужасно глупа.
      – Ничего подобного, любовь моя. Я только думаю, что ты была слишком уверена без достаточных оснований.
      Шарлотта думала, что не переживет сегодняшнего счастья. Оно грозило разбить ее сердце. Еще один ребенок, которого она будет любить. Ребенок Натаниела.
      Она нежно нагнула его голову, чтобы поцеловать его. Она хотела, чтобы ее любовь и благодарность перетекли в него.
      – Не могу дождаться, когда родится этот ребенок, – прошептала она. – Через год наш дом будет полон любви и радости.
      – И полон детьми. Я верю, что солидная леди Марденфорд сможет обеспечить это.
      – Пока ты любишь меня, Натаниел, я не боюсь никаких трудностей.
      – Я люблю тебя безгранично, дорогая. Мое сердце, душа и тело твои навсегда. Ты самая большая страсть моей жизни.
      Его поцелуй содержал всю полноту обещания. Она ответила с той же страстью. Их души встретились в замечательном чувстве. Желание задрожало в их любви, словно быстро приближающийся шторм.
      Он остановился, прежде чем их захватила буря. Он обнял Шарлотту и крепко прижал к себе. Она положила голову на грудь, где билось его сердце, снова удивляясь тому, что заставлял ее чувствовать этот человек.
      Натаниел поцеловал ее в макушку и ослабил объятия, затем взял за руку:
      – Пойдем в дом и найдем мальчика.