— Долго продолжался приступ? — спросила она.

— Трое суток, — ответил Офао.

Все служанки едва держались на ногах от усталости.

— Благодарю вас, — сказала принцесса. — В который уже раз.

Она отослала слуг, оставив при себе только Дриссилу и Офао, которые все равно никуда бы не ушли. Затем приняла ванну, переоделась в свежие, чистые одежды и спустилась по винтовой лестнице в библиотеку. Она попыталась читать стихи, чтобы не думать об измене Солдата, но это оказалось невозможным. Перед глазами стояли навязчивые картины. Принцесса видела, как под освещенным полной луной небосводом хохочущая красавица восседает верхом на ее супруге. Отдавшись безудержной похоти, Солдат сотрясал рогатой головой, проникая в чрево сластолюбивой незнакомки, и лунный свет искрился в его ветвистых рогах.

— Неужели он совсем меня забыл? — простонала Лайана, откладывая томик стихов. — Неужели он так быстро меня бросил?

Она не могла прогнать преследующие ее видения, причинявшие нестерпимые муки. Конечно, принцесса не знала, откуда пришел Солдат, кто были его предыдущие возлюбленные и были ли они вообще; Лайана полюбила его в тот самый миг, когда он спустился с холма и спросил ее насчет битвы. Вся предшествующая жизнь Солдата не имела для нее никакого значения. Его голубые глаза, открытое, честное лицо, его ранимость, сочетающаяся с силой характера, — вот что привлекло молодую принцессу. Ей было все равно, даже если бы он пришел из преисподней.

Однако теперь все обстояло иначе. Солдат стал ее супругом. Она была вправе требовать от него постоянства. Солдат сознательно предал ее.

— О Дриссила, — всхлипнула Лайана, заливаясь слезами. — Я только что увидела жуткий сон, но, что самое страшное, мне известно, что это правда. Я сердцем чувствую…

Принцесса поведала историю измены Солдата двум своим самым верным слугам, зная, что дальше это никуда не пойдет. Просто она должна была высказаться, переложить с плеч бремя. Лайана скорее умерла бы тысячью страшных смертей, только бы это откровение не достигло ушей других, в частности, капитана Каффа.

Закончив свой рассказ, Лайана вытерла глаза.

Дриссила поджала губы.

— Он не имел права так с вами поступать, моя госпожа.

Офао кивнул, выражая согласие, но затем добавил:

— И все же, госпожа, как знать, быть может, в случившемся виноват не он один? Эта тварь, жена тамошнего владельца, она ведь его соблазнила. Обманом заставила надеть рога. Часть вины лежит и на ней. Если бы не ее коварство, Солдат ни за что бы не предал вас.

— Неужели всегда и во всем будут винить женщину? — строго спросила Дриссила. — Почему, когда мужчина начинает гулять на стороне, его оправдывают, говоря, что у него не было выбора?

— Нет-нет, ты меня не поняла. Отчасти виноват Солдат. Однако не сомневаюсь, что теперь он сам терзается муками раскаяния. Но наша госпожа сейчас обдумывает какое-то бесповоротное решение, не так ли, миледи? Вы ведь собираетесь разорвать всяческие отношения с Солдатом и выйти замуж за другого?

Лайана внешне никак не показала, что Офао попал в самую точку — ни взглядом, ни жестом, — однако по ее молчанию слуги и так все поняли.

— Ой, госпожа, — прошептала Дриссила, судя по всему, опечаленная этой мыслью. — Солдат ведь только что стал вашим супругом. Двоих ваших мужей уже нет на свете. Третья утрата ожесточит ваше сердце, превратив его в камень. Вы больше никогда не испытаете любовь к мужчине.

— А разве это было бы так плохо? — спросила Лайана с горечью в голосе. — Пусть мое сердце высохнет и съежится.

— Это будет большим горем, — сказал Офао от лица обоих слуг. — Ибо вы созданы для того, чтобы дарить любовь. Вы хотите перекрыть поток этой любви сейчас, в самом расцвете жизни? Об этом невозможно и думать. Стремительный поток развернется, встретив препятствие, и уничтожит вас. Пожалуйста, дорогая моя госпожа, ради всех богов, подумайте о прощении. Если не ради Солдата, то ради вас самой.

— Я некрасивая, — пробормотала Лайана, — но на свете есть еще один мужчина, который согласится взять меня в жены.

— Даже не помышляйте! — простонала Дриссила. — Это очень жестокий и честолюбивый человек.

— И все же он меня любит. Я знаю.

— Но будет ли он всегда вас любить? Быть может, скоро вы ему надоедите, и он избавится от вас, возможно даже поместит в сумасшедший дом. Он не моргнув глазом заявит, что сделал это ради вашего же блага, моя госпожа. Он прогонит нас, ваших преданных друзей, а затем во время одного из приступов безумия заточит вас в какую-нибудь темную дыру, и вы больше никогда не увидите солнечный свет. А Солдат никогда не сделает ничего подобного. Он любит вас до беспамятства. Да, он сделал вам очень больно, но любовь его ничуть не ослабла.

— Его измене нет оправданий.

Офао кивнул.

— И все же вы обладаете даром прощения.

— У меня нет желания прибегать к нему.

Наконец слуги ушли, оставив Лайану наедине со своим горем. Принцесса испытывала смешанное чувство гнева и боли. Да, она видела, что Солдат стал жертвой двух коварных созданий, но все же она считала, что ему следовало бы принять все меры предосторожности. В его силах было избежать злых козней.

С другой стороны, Лайана сознавала, что Солдат представляет собой странную смесь силы и уязвимости. Когда она видела его в последний раз, в плену у ведьмы, он был совершенно беззащитен. Если бы она, Лайана, не обезглавила ведьму, Солдат покинул бы этот мир. Однако каким-то образом ему всегда удается остаться в живых, даже если рядом нет Лайаны, чтобы его защитить. «Если бы не мое безумие, — думала принцесса, — я была бы рядом с ним, оберегала бы его от таких существ, как этот господин и его жена».

Впрочем, если бы не ее болезнь, Солдат никогда не отправился бы в эту волшебную страну, в обитель всемогущих богов, в край чудовищ и извергов. Более того, если бы не ее безумие, вышла бы она за него замуж?

— Капитан Кафф, моя госпожа, — фыркнула появившаяся в дверях библиотеки Дриссила.

Вошел Кафф, в полном боевом снаряжении, держа в руке шлем.

— Сударыня, — учтиво поклонился он, — рад видеть, что ваша болезнь прошла.

— У нас по-прежнему зима? — спросила Лайана, глядя на комки снега, облепившие сапоги капитана. — Или пришло потепление?

— На улице вьюга. Я должен был присоединиться к красным шатрам, выступающим в поход на север. Снова на людей-зверей. Но погода резко ухудшилась. Говорят, еще до полудня земля будет скована льдом, и до оттепели дороги станут непроходимыми.

— О! — воскликнула Лайана, вставая со стула и подходя к окну. — Неужели все так плохо?

— Вы что, собирались идти гулять?

Принцесса покачала головой. Она думала не о том, чтобы выйти на улицу. Лайана пыталась представить себе, как сейчас в западных горах. Там переходят через перевалы Солдат и Спэгг. Бесстрашным путникам грозит гибель от голода или от холода, они могут попасть в лапы какого-нибудь горного чудовища. Пока Лайана осуждала Солдата за измену, он находился в самых опасных, самых страшных краях, пытаясь найти исцеление от ее безумия. Принцесса еще не могла его простить, но — о! — она не могла не переживать за него.

— До сих пор нет никаких известий от вашего супруга, — сказал Кафф, не в силах сдержать злорадные нотки в голосе. — Подозреваю, он погиб.

— Нет, он жив, — резко возразила Лайана. — Пока что жив.

— Откуда вам это известно?

— Чувствую сердцем.

Кафф поднял брови. Однако он понимал, что, когда принцесса говорит с таким пылом, спорить с ней бесполезно.

— Надеюсь, вы правы. Сюда прилетал верхом на сове тролль. Он встретился с Малдрейком, Лордом-хранителем замков, и передал ему, что Солдат захвачен в плен.

Лайана нахмурилась.

— И что предпринял Малдрейк?

— Что? Естественно, ничего. С троллями нельзя иметь дело.

Повернувшись к капитану, принцесса выплеснула на него ту ярость, которую на самом деле испытывала к Солдату.

— Вы не хотите, чтобы мой муж вернулся домой живым! Была бы ваша воля, вы бы его убили! Не надо лицемерить.

Кафф покачал головой.

— Я не лицемерил. Да, я хочу, чтобы Солдат погиб. Но вы, миледи, хотите, чтобы он возвратился живым и невредимым. Я сказал это ради вас, а не ради себя.

Покинув библиотеку во Дворце Диких Цветов, капитан Кафф вернулся в кордегардию. Как всегда после встречи с принцессой, его охватило уныние. Лайана никак не желала выбросить из головы бредовую мысль о том, что она любит этого чужестранца, пришельца, именующего себя Солдатом. Кафф не мог понять, чем пленил Лайану Солдат. Принцесса спасла незнакомца, выйдя за него замуж. Сострадание каким-то образом трансформировалось: Лайана возомнила, будто любит человека, которого избавила от казни. Кафф был уверен, что все это не более чем разыгравшееся женское воображение.

— Почему заколдованная кольчуга не погубила его? — ломал голову Кафф. — Гумбольд уверял меня, что она отравит его, как только он ее наденет!

Капитан был в бешенстве. Он знал, что Лайана обладает даром ясновидения, когда речь заходит о близких ей людях. Раз она сказала, что Солдат еще жив, у Каффа не оставалось никаких сомнений, что это действительно так. Но чужестранец, отправившийся в западные горы, наверняка должен был столкнуться с какой-либо смертельной опасностью! Почему же он не надел свою кольчугу и не умер в считанные минуты с пеной на губах?..

Кафф ничего не понимал. Создавалось впечатление, что у Солдата не одна жизнь, а целая дюжина.

— Я сам приму меры к тому, чтобы Солдат никогда не вернулся в Зэмерканд, — пробормотал Кафф. — Надо связаться с Олгатом.

Приняв решение, капитан пожалел о том, что не подумал об этом раньше. Олгат, воин-колдун, наполовину волшебник, был все же в большей степени человеком, тем не менее обладал способностью превращаться в зверей и птиц. Олгат примет обличье какого-нибудь животного, лучше приспособленного к путешествию в плохую погоду, догонит Солдата и расправится с ним. Страдающий пагубным пристрастием к вину, воин-колдун жил в трущобах Зэмерканда. Этот сильный умный человек опустился на самое дно и посещал городские таверны каждую ночь, каждый день и почти все время в промежутках. Когда он был трезвым, в единоборствах ему не было равных. Пьяный, он сам страдал от собственных кулаков.

Взяв с собой стражников, Кафф, как и предполагал, отыскал Олгата в одном из кабаков.

— Эй, пьяная морда, — крикнул капитан, — выходи на улицу!

— Поцелуй меня в зад! — прорычал Олгат, потрясая громадными кулачищами.

После непродолжительной драки стражники стащили пьянчугу с лавки. Олгат заработал кулаками, валя каждым ударом одного из гвардейцев. Но стражников было слишком много. Кафф терпеливо дождался, пока они вытащили Олгата на улицу. Швырнув противника в сугроб, гвардейцы принялись колотить его ногами и древками пик.

— Все, достаточно, — остановил их капитан. — Он нужен мне невредимым.

Стражники с неохотой отпустили свою жертву. Испытав на себе могучие кулаки Олгата, мечтая поквитаться с ним, они схватили пьяного великана за руки и прижали его спиной к коновязи, готовые по первому слову капитана сломать ему хребет, Олгат рычал, плевался в своих врагов, выкрикивал пьяные ругательства и грозился разорвать всех на мелкие кусочки, как только его отпустят.

— Почему ты не превращаешься в медведя? — насмешливо спросил один из стражников. — Вот тогда бы ты осуществил свои угрозы.

Гвардейцам было прекрасно известно, что в теперешнем состоянии Олгат не способен на превращения. Алкоголь, отравивший кровь, лишил его возможности менять облик и творить волшебные заклинания. Только абсолютно трезвым Олгат мог достигать глубин своего разума, необходимых для магии.

Сверкнув глазами, Олгат уставился на Каффа.

— Что тебе от меня нужно?

— Есть одно дело. Такое, которое тебя обогатит, даст возможность напиваться каждый день в течение целого года. — Увидев недоумение Олгата, капитан улыбнулся. — Как ты смотришь на то, чтобы некоторое время побыть орлом? Полетать высоко в небе?

— И куда я должен буду отправиться?

— В горы, лежащие на западе.

— В обитель богов и всех злых духов и кровожадных тварей, когда-либо бродивших по земле? Думаю, я откажусь.

— А я думаю, ты согласишься. Кто из нас двоих прав, мы узнаем, остудив несколько раскаленных добела подков о твою спину.

Солдату и карликам удалось выжить в задымленной пещере. Все ограничилось тем, что они наглотались отравленного воздуха. Карлики знали, что Цезарь ничего не сможет добиться. Такое случалось уже не одну сотню раз. Карлики попадались ему в руки, лишь когда выходили на поверхность и ловили форель в ручьях или крали у него фазанов. Они бы охотились и на оленей с кабанами, если бы было подходящее оружие. Лесные карлики ловили добычу силками. Время от времени Цезарь заставал их за этим занятием, и тогда он вешал их на деревьях или таскал связанными за своим конем, а иногда обращал в рабство.

— Браконьерство — самое гнусное преступление под солнцем, — частенько говаривал он.

Карлики отвечали себе под нос:

— Вот почему мы выходим на охоту, когда светит луна.

Как только дым рассеялся, Солдат смог оглядеть подземное убежище карликов. Он увидел, как хорошо они оборудовали свое жилище. Глубоко под землей температура оставалась постоянной. Нельзя сказать, что здесь было особенно тепло, но в то же время не было и холодно. С корней под сводами свисали запасы копченого мяса и рыбы. На земле лежали кучи сушеных яблок. Карлики заготовили и лесные орехи. Если кто-то хотел есть, он просто подходил к куче и брал то, что нужно. Пол подземелья был устлан сеном и соломой. Когда карлики хотели спать, они ложились прямо посреди пещеры, а остальные перешагивали через них.

Вместе с карликами в паутине подземных ходов и пещер обитали барсуки и другие животные, судя по всему, в полной гармонии. По крайней мере Солдат не заметил никаких свидетельств обратного. В замкнутом подземелье звери вынуждены были вести себя хорошо, ибо лиса не гонялась за кроликами, а ласка не нападала на мышь-полевку. По-видимому, здесь действовало какое-то соглашение о перемирии. Если хищники хотели есть, они покидали царство карликов и поднимались на землю, чтобы поохотиться.

Под землей помимо основной пещеры находилось еще несколько помещений, соединенных друг с другом тоннелями. В основном эти помещения использовались для хранения различных припасов, хотя в одном был устроен музыкальный зал, где одаренные карлики занимались своим любимым делом, не мешая остальным. Солдат отметил, что карлики предпочитают маленькие скрипки, лиры с мягкими струнами, на которых играли языком, полые деревянные трубки, ударный инструмент, что-то вроде тамбурина, и огромный барабан, обтянутый оленьей кожей, чей звук разносился по всему подземелью, когда по нему с воодушевлением колотил кулаком или ногой коренастый мускулистый карлик.

В любое время дня и ночи кто-либо из карликов обязательно занимался в музыкальном зале.

Внешне карлики были весьма неказистыми созданиями. И мужчины, и женщины грубо обстригали свои жесткие волосы, торчавшие во все стороны. Карлики очень рано седели, но среди них не встречалось ни одного лысого. Уши у них были крупнее, чем у людей, вероятно, потому, что карлики из всех органов чувств в первую очередь полагались на слух. По мускулистым толстым рукам и ногам Солдат заключил, что карлики не всегда жили за счет браконьерства.

Он спросил об этом Кснопля, пожилого карлика. Почесав голову, Кснопль ответил:

— Да, в прошлом мы были старателями. Нам принадлежали алмазные копи на противоположном склоне холма. Но Цезарь заставил нас покинуть наши исконные владения. Когда мы отказались продавать ему алмазы задешево, он захватил копи и передал права на добычу алмазов домовым.

— Домовым?

— Такой волшебный народец, обычно занимающийся ремеслами, вроде кузнечного или кожевенного. Домовые, хотя и привычные к тяжелому физическому труду, по своей природе не являются старателями. Они ничего не смыслят в разработке алмазов, Домовые спустились в шахты с простыми свечами, а не с безопасными лампами, и произошел взрыв газа.

— И что с ними сталось?

— Их завалило под землей. Всех до одного. И все из-за того, что жадный Цезарь хотел получить алмазы подешевле. Теперь он не получает никаких. И винит в этом нас. Он говорит, что, если бы мы согласились продавать ему драгоценные камни по более низкой цене, никакого несчастья не произошло бы.

— Он очень плохой человек, — сказал Солдат. — Если бы у него не было жены и я бы его не оскорбил, я бы вызвал его на поединок. — Он вздохнул. — Впрочем, я гостил в его доме, а законы вежливости не позволяют гостям вызывать на поединок своих хозяев.

— Цезарь же травил тебя словно дикого зверя!

— Верно, но до этого он накормил меня, когда я был голоден, и к тому же предоставил кров. Таких людей, как Цезарь, рано или поздно ждет плохой конец. Если не я, то все равно когда-нибудь сюда приедет тот, кто сочтет за благо отрубить ему голову. Ладно. Поможете мне вызволить Спэгга?

— Ты имеешь в виду того человека, которого Цезарь сегодня утром прибил к железной виселице и вывесил в воротах своего дома?

Солдат вскрикнул.

— Он убил Спэгга!

— Нет, но твоего слугу ждет медленная, мучительная смерть.

— В таком случае я должен его спасти!

— Руки и ноги бедняги проткнуты стальными гвоздями, — сказал Кснопль, — и он крест-накрест распят на железной виселице. Цезарь посыпал его кормом для птиц, и теперь скворцы цепляются острыми когтями за его подбородок и выклевывают зерна у него изо рта. Наверняка это западня. Цезарь хочет, чтобы ты попытался освободить своего слугу, и устроил ловушку с приманкой в виде человека.

— Бедный Спэгг! — с горечью произнес Солдат. — Торговец руками не представлял себе, что ждет его в этом путешествии.

— Торговец руками? — переспросил Кснопль.

— У Спэгга есть место на рынке, — объяснил Солдат. — В лучшие времена он торговал руками повешенных, делая из них амулеты.

— Жуткое и страшное занятие.

— Но и весьма прибыльное, сказал бы тебе Спэгг.

Солдат знал, что должен спасти Спэгга. Он вздохнул, чувствуя щемящую боль в душе. Не впервые его мучил вопрос, кто он такой и что делает в чужом мире. Даже сейчас, когда Солдат глядел на свод пещеры, ему казалось, что корни образуют буквы, которыми начертано его имя, только неразборчиво. То же самое происходило с заснеженными ветвями деревьев, когда он оказывался в лесу. Сплетение веток образовывало надпись, рассыпавшуюся от порыва ветра, налетавшего на деревья, каждый раз, как только Солдат присматривался пристальнее и уже начинал что-то различать.

— Волкам известно, кто я такой, — простонал он. — А я сам ничего о себе не знаю.

— В чем дело? — спросил седобородый Кснопль. — Что ты сказал?

Солдат снова вздохнул.

— Так, ничего.

— Ты хочешь что-то узнать, так?

— Да, но ответ, похоже, не известен никому.

— Возможно, ты просто не задавал нужных вопросов, — сказал Кснопль. — Спрашивай меня. Я обладаю даром ясновидения. Быть может, у меня в голове возникнут какие-то образы. Что ты хочешь узнать, друг?

— Кем я был и с какой целью попал в этот мир.

— Никто не сможет сказать тебе, кто ты такой. Ответ на этот вопрос известен тебе одному. Но вот насчет того, зачем ты здесь… Можно выяснить, если присмотреться достаточно хорошо.

Встрепенувшись, Солдат вгляделся в изборожденное морщинами лицо старого карлика, напоминающего корень дерева.

— Ты думаешь?

Кснопль кивнул.

— Я пришел к выводу, что люди отправляются в незнакомые края по двум основным причинам: чтобы найти кого-то и чтобы затеряться самим.

— Не сомневаюсь, что я не собираюсь затеряться. Но в таком случае, кого же я хочу найти? — воскликнул Солдат.

— Того, кого любишь, или того, кого ненавидишь?

— Откуда мне знать?

Закрыв глаза, Кснопль помолчал, затем заговорил:

— Я вижу женщину, не из нашего мира. Это невеста, она в белоснежном платье, запятнанном алой кровью. Еще я вижу мужчину, также не из нашего мира, с мечом в руке. Сталь обагрена кровью невинной девы. Вот все, что я вижу.

Кснопль открыл глаза.

— Ну как, помогло?

— Что означают твои слова? — в отчаянии воскликнул Солдат.

— Я бы сказал, что ты ищешь или свою пропавшую невесту, или ее убийцу.

Солдату показалось, что на грудь положили тяжелый камень.

— В таком случае я ищу убийцу, ибо если девушка была убита…

— Я не сказал, что она была мертва — лишь то, что ее подвенечное платье было испачкано кровью. Возможно, это была не ее кровь? А может, девушка получила не смертельную рану и успела бежать в наш мир, прежде чем был нанесен заключительный удар? Не надо строить догадок. С другой стороны, не исключено, что убийца бежал от твоего гнева, покинув ваш мир и перебравшись в этот. Ты последовал за ним. Во время перехода вы оба потеряли память. Теперь вы не знаете, кто вы, почему вы здесь, кого вам нужно бояться.

— Да-да, я чувствую, что ты прав, — простонал Солдат, постигая смысл сказанного. — Это объясняет ту ненависть, злобу, что кипит в глубине моей души. Я здесь для того, чтобы настичь убийцу, не имеющего понятия, кто он такой и почему попал сюда.

— А может, ты ищешь перепуганную невесту?

— Нет. Нет, как я мог полюбить принцессу Лайану, если я уже люблю?

Кснопль недоуменно покачал головой.

— Несчастный глупец! Разве нельзя одновременно любить двух женщин?

— Только не я! — воскликнул Солдат, вспоминая Лайану. — Я не способен на подобное бесчестье.

Старый карлик поджал губы.

— Тебе лучше знать.

— Почему никто не говорил мне то, о чем сейчас сказал ты?

— Как я уже предположил, наверное, ты просто не обращался к тем, к кому нужно.

Солдат кивнул, признавая справедливость его слов. Задумавшись, он пришел к выводу, что в этом незнакомом мире он для того, чтобы отомстить убийце девушки в белом. Быть может, она, эта девушка в окровавленном платье, не была его невестой? Быть может, она его сестра или невеста лучшего друга? Впрочем, последнее маловероятно, учитывая, что ненависть переполняет его сердце. Да, он ищет убийцу. Этот человек находится здесь, в этом мире, и не догадывается, что на его руках кровь невинной девушки, возлюбленной Солдата. Не догадывается, что по его следу идет мститель.

И вдруг Солдат ощутил, как кровь отхлынула от лица; он осознал, что существует третья возможность. Вспомнив о том, что под внешним спокойствием у него в душе бурлит еще одно чувство.

Вина.

Страшная вина.

— В чем дело? — встревожился Кснопль, увидев внезапно произошедшую с ним перемену. — Не бойся, поведай мне.

— Меня только что осенила одна ужасная догадка. Ты об этом не упоминал. Возможно, я охочусь за убийцей…

— Да, — поддержал его карлик. — Продолжай.

— С другой стороны, — дрогнувшим голосом произнес Солдат, — возможно, именно я и являюсь убийцей.