— Пожалуй, — согласился Солдат, — только сейчас правда на стороне лейтенанта. Нам нельзя рисковать, ведь на карту поставлено благополучие твоего сына. Если взять с собой принцев, могут возникнуть разные осложнения. Ведь нам неизвестны их намерения, мы не знаем, что это за люди.

— Думаешь, принцы смогли бы предать нас?

— Понятия не имею. И вряд ли стоит экспериментировать.

Утеллена приняла слова своего защитника и сопровождающего как должное, хотя ее сердце кровью обливалось при виде несчастных мальчишек, согнувшихся под тяжестью мешков. Нелегко брести по песку, разбирая дорогу среди камней и скал, мучиться от жажды и голода…

На третий день пути кавалерия со своими подопечными вышла из горного перевала, перестроилась в неизменный равносторонний прямоугольник и подверглась нападению ханнаков. Волшебные ножны Солдата запели, предупреждая об опасности, но он никак не мог понять, с какой стороны ожидать нападения. А дело обстояло следующим образом: так называемые варвары да-тичетты изготовили из человечьей кожи крылья на рамах и спланировали на этих импровизированных аэропланах в самый центр конницы. Бхантанские воины, обученные отбивать атаки извне, оказались в полном замешательстве, когда враг неожиданно стал нападать на них изнутри.

Ханнаки, обильно смазанные жиром, проворно размахивая палицами, булавами и кривыми ножами, безжалостно прорезали себе путь в построении конных всадников.

Бхантанский лейтенант пал одним из первых: его сердце пронзил кривой нож; минуту спустя его голова осталась без скальпа. Но не успел кровожадный дикарь покрасоваться во вновь обретенном парике, как его зарубил Солдат.

На время все смешалось. Ханнаки не гнушались ничем. Они убивали любых двуногих существ, что подворачивались под руку, создавая невероятный шум и гвалт, набрасывались на врага с неудержимой энергией. На спинах дикарей развевались рваные края накидок из кожи побежденных в прошлом врагов, головы венчали чудовищные шлемы из черепов, варвары исторгали оглушительные боевые кличи, что объяснялось их почти полной глухотой, так как природа по скупости своей одарила их крошечными, не больше речной ракушки, ушами.

Солдат сражался боевым молотом, раскраивая черепа, сминая головы, калеча тела. Ножны много раз спасали ему жизнь, предупреждая о нападения со спины или сбоку, когда он смотрел в другую сторону. Вдруг с соседних холмов, сминая все на своем пути, хлынула новая волна: ханнаки на степных лошадках — подкрепление. Они легко потеснили кавалерию Бхантана и вывели телеги с продовольствием и фургоны из квадрата. Битва закончилась. Кое-кто из варваров остался добивать раненых и собирать урожай скальпов. Лошадей бхантанской кавалерии тоже прибрали к рукам. Эти животные пойдут на продажу — ханнаки предпочитают исключительно приземистых степных лошадок особой породы с мохнатыми ногами.

Вскоре стало ясно, что Солдат — единственный уцелевший после этой мясорубки. Он стоял, окруженный дикарями, под прицелом ножей и дубинок. Впрочем, скоро варвары заметили, что товарищи вовсю заняты сбором добычи, и потеряли к нему интерес. Ханнаки оставили Солдата и отправились на поиски трофеев: оружия и лошадей.

В слаборазвитой культуре варваров не было ритуалов захоронения павших. Мертвые ханнаки так и остались лежать на поле битвы.

Вдруг какой-то ханнак верхом на лошади стремительно помчался прямо на Солдата, раскручивая на длинном кожаном шнуре, прикрепленном к запястью, костяную клюку. Все произошло очень быстро. Солдат ощутил резкий удар по голове, клюка промелькнула у его виска, и он провалился во тьму беспамятства.

Наконец Солдат пришел в себя. Он открыл глаза и увидел вокруг волков. Звери пожирали мертвецов. Инстинктивно они сторонились Солдата, нутром чуя, что он пока дышит. Нападать на живую добычу всегда опасно. Да и ни к чему это, когда вокруг и так предостаточно мяса.

Солдат с трудом встал на ноги, покачиваясь точно хмельной, и звери боязливо подались в сторожку. Превозмогая боль, он побрел к бьющему из земли ключу, припал к источнику и долго пил, а затем омыл раны.

Порядком отдохнув, Солдат наконец почувствовал, что способен продолжить путь. Его сердце переполняло отчаяние, потому что ханнаки увели с собой и фургоны, в одном из которых ехали Утеллена с сыном.

— Что я скажу королеве? — сокрушался он.

— Да уж, сказать нечего.

Солдат повертел по сторонам головой и обнаружил Ворона, восседавшего в рогатине засохшего дерева.

— И ты здесь! Почему ты вечно прилетаешь в такие минуты и издеваешься?

— Прилетаю и издеваюсь? Я просто услышал, что здесь можно мяском поживиться, и тотчас прилетел. Я птица-падальщик, не забывай.

— Где это ты услышал?

— Молва путешествует со скоростью ветра.

— Ладно, — сказал Солдат, — значит, в Зэмерканде еще не знают, что здесь случилось? Я имею в виду людей.

Ворон прищелкнул клювом.

— А ты, похоже, в передрягу угодил. Да, сильно тебе досталось.

— Досталось — еще мягко сказано. — Солдат уселся на берегу ручья и обхватил голову руками. — Я опозорил красные Шатры. Потерял человека, которого должен был охранять, глаз с него не спускать… Спэгг тоже исчез. Наверное, убили.

— Невелика потеря. Хватит о мелочах. Рассказывай, что здесь случилось.

— Ну почему я не смотрел по сторонам? Лучники сняли бы тех воздушных змеев, если бы мы только вовремя засекли их. Попадали на нас прямо с неба.

— Что, будем теперь сидеть и сокрушаться?

Солдат, прищурившись, уставился на Ворона.

— А ведь меня предали, — пробормотал он. — Точно!

— И нечего на меня так смотреть. Я никого не предавал с тех пор, как пожаловался матери на старшего брата. Сказал, что он кукушонок. А она взяла и выкинула его из гнезда.

— Ты никогда не был птенцом, — прервал его Солдат, потихоньку приходя в себя. — В младенчестве ты был человеком, и ведьма превратила тебя в птицу. Как там ее звали?.. Если только ты и об этом не наврал.

— Нет, нет, я просто проверял, в своем ли ты уме.

— Я не в настроении шутить. О боги вездесущие, что же мне теперь делать? Я же не могу в одиночку перебить всех ханнаков. Придется идти за помощью, что означает рассказать о своем позорном поражении. Королева не позволит мне выручать мальчишку самому. Пошлет этого идиота Каффа.

— И все же тебе придется вернуться домой… Ого! Смотри, кто к нам пожаловал!

Птица глядела в сторону горного перевала. Солдат обернулся и увидел, что его нагоняют изгнанные близнецы.

— Что у вас здесь случилось? — спросил один из братьев. — Свалка? Бока наломали?

Солдат заскрежетал зубами.

— Не свалка, а сражение.

— А-а, вот как, — сказал другой брат, кивая. — И ты один уцелел? Вот повезло. А может, кое-что другое?

— Что ты хочешь этим сказать?

Ворон шепнул Солдату на ухо:

— Он хочет сказать, что ты струсил.

— Я не трус, — отрезал Солдат, обращаясь к близнецам. — Глядите, мне по голове попало.

Солдат начал собирать кое-какую поклажу. Мальчики сидели и наблюдали за ним. Солдат выбрал несколько баулов из козьих шкур, которые по счастливой случайности избежали стрел и копий, и доверху наполнил водой четыре кожаных мешка. Затем вручил близнецам по одному баулу, а оставшиеся два перекинул через плечо.

— Если хотите, идите со мной, — предложил он. — Так будет безопаснее.

— А ты куда направляешься? — спросил один из братьев.

— В Зэмерканд.

— Годится, — кивнул другой брат. — Только не думай, что тебе перепадет что-нибудь из наших сокровищ.

— Оставьте их себе, — сказал Солдат. — Мне от ваших безделушек толку никакого. Я женат на принцессе. У меня и так предостаточно богатств. Единственное, в чем я испытываю надобность, — моя личность. И в вашем мешке ее уж точно нет.

Такой ответ поверг мальчишек в полное недоумение, они обменялись взглядами и, пожав плечами, поплелись вслед за своим новым вожаком. Ворон полетел вперед. Мальчики посмотрели ему вслед, озадаченные очевидной связью птицы с Солдатом, а затем, что вполне в духе юных созданий, попривыкли и перестали удивляться.

Солдат вскоре обнаружил, что за близнецами не придется особенно приглядывать. Мальчики были хорошо развиты и выносливы. Они относились к тем, кто привык выживать при любых обстоятельствах. В прошлом им приходилось жить в бедняцких кварталах, заполоненных крысами. И в дороге, на равнинах у реки Скалаш, они показали, что умеют приспосабливаться. За целый год, проведенный в королевских палатах, сорванцы ни на йоту не стали слабее и уступчивее.

По пути Солдат учил их навыкам выживания на равнине. Он заметил, что мальчики — способные ученики. Вскоре они научились ставить силки не хуже его самого и знали, как припорошить ловушку придорожной пылью, чтобы отбить запах человеческой руки. Они охотно выполняли свою часть работы: ходили за хворостом, таскали воду, потрошили кроликов и снимали с них шкурки. Солдат учил их рыбачить, пользоваться рогатиной, учил выбирать ветку для копья и изготавливать орудия охоты. Мальчишки с удовольствием выполняли поручения. Казалось, они прирожденные охотники и рыболовы. Они отправлялись по грибы-ягоды с пустыми руками и возвращались с мешками, битком набитыми орехами, фруктами, съедобными корешками, грибами, а бывало, приносили даже птичку или зверушку для похлебки. Молодости неведом страх, боязнь ошибиться. Юные с жаром бросаются в неизведанное, И пока им нравится занятие, ничто не способно их отвлечь.

— Меня зовут Гидо, — представился один из братьев на привале.

— А меня Сандо, — добавил другой.

Солдат вытащил из остывшего костра обуглившийся прутик и пометил черточкой жилет мальчика, который представился первым.

— Гидо, — сказал Солдат. — Я должен знать, с кем разговариваю. Только, пожалуйста, пообещайте, что не станете меняться жилетами.

Мальчики кивнули.

— Обещаем, — сказали они в один голос. — Нам уже преподали один урок.

Сандо сказал:

— Ты нам по нраву. Одно дело — морочить старых бхантанских пердунов, другое — обманывать тебя.

Солдат поверил мальчишкам. Не станут они водить его за нос. И еще Солдат уже успел заметить, что каждому из них нравится, когда его хвалят за то, что сделал именно он.

И ни один из них не станет радоваться незаслуженной похвале. Быть может, в этом и состояла главная ошибка бхантанских чинов? Может, они воспринимали мальчиков как единое целое и не задумывались о личности каждого из них?

— Зачем тебе эти мальчишки? — спросил Ворон. — Да им ни на йоту нельзя доверять. Вот попомни мои слова, они еще себя покажут, увидишь.

— Ну, чему быть, того не миновать.

— Боже мой, какие мы мученики!..

Как-то раз один из братьев, а именно Сандо, убил на охоте антилопу. Он ликовал в полной уверенности, что для радости есть неплохой повод. Гидо неимоверно завидовал, но довольно успешно скрывал это. Однако Солдат ни капли не радовался, поскольку на троих этого мяса было слишком много, и значительная его часть пропала бы или пошла на корм падальщикам. Солдат всегда считал, что если убивать, то не ради охоты, а ради пропитания. И брать у природы больше, чем тебе нужно, — непозволительное расточительство.

Впрочем, на первый раз он ничего не стал говорить Сандо; не настало еще время критики. Пока мальчики слишком ранимы и чутко воспринимают любое замечание. Для Сандо такой серьезный упрек будет сокрушителен, да к тому же, по правде говоря, Солдат сам виноват: не предупредил вовремя. Позже, когда все немного подзабудется, Солдат обязательно научит мальчиков любить природу и бережно относиться к ее дарам.

Только-только закончили разделывать тушу, как с неба, со стороны гор, на них стало круто разворачиваться какое-то крылатое существо размером с крупного медведя.

— Керроуу! — закричало существо. — Слахггус. Слахггус.

Близнецы перепугались до смерти — перед ними предстал дракон. Любой деревенский мальчишка на их месте тут же понял бы, что это самый обыкновенный двуногий зеленый дракон-краснобрюх, а бесплодные пустоши и горы к югу от Фальюма — естественная среда его обитания. И этот экземпляр был явным представителем своего вида. Самцом.

Пасть дракона распахнулась, и он повторил те же слова.

Солдат не двинулся с места, расслабленно откинувшись на локтях.

— Спокойно, парни. Подкиньте ему парочку шматков мяса. Поест — улетит.

С некоторым недоверием и неуверенностью в движениях Гидо наклонился, взял ляжку антилопы и швырнул ее дракону. Широкая пасть благодарно отверзлась, хватая на лету огромный кусок мяса. Челюсти, полные крепких коричневых зубов, с клацаньем сомкнулись. Дракон начал шумно есть, раздрабливая зубами кости, а затем проглотил пережеванную пищу тремя-четырьмя огромными глотками.

— Слахггус! — проворчал дракон, и его необычные глаза прищурились от удовольствия.

— Что он сказал? — спросил Сандо, который застыл на месте, точно дерево.

— Просит еще.

Сандо швырнул существу половину грудины, и она разделила участь антилопьей ляжки.

Наевшись, дракон встал на задние лапы, балансируя на самых кончиках когтей. Раздался страшный хруст, будто кто-то встряхнул старые кожаные шкуры, — дракон расправил огромные крылья, сквозь которые просвечивал солнечный свет. Бестия приблизилась к Солдату и, склонившись над ним, чуть-чуть помурлыкала. Казалось, дракон вот-вот лизнет Солдата в лицо… но зверь по какой-то причине передумал, развернулся, с проворством страуса потрусил по безлесой равнине и взмыл в небо. Гигантские крылья поймали восходящий поток теплого воздуха, дракон воспарил, немного покружился, помурлыкал, а затем исчез в ослепительно синем небе.

Близнецы стали потихоньку приходить в себя.

— Что это было? — спросил Гидо.

— Мой отпрыск, — ответил Солдат и засмеялся. — Он считает меня своей матерью с того самого момента, как вылупился из яйца. Я был первым, кого он увидел в своей жизни. Лишний ручной дракон не помешает.

— Вот это да! — воскликнул Сандо.

Мальчики были так взволнованы, что буквально засыпали Солдата вопросами. Солдат отвечал, изо всех сил стараясь поспевать за юными любознательными умами. Он поведал им, как отправился совершать обряд посвящения, как выкрал яйцо в полной уверенности, что это яйцо орла, а остальное сделал солнечный свет.

Теперь Солдат не переживал об убитой впустую антилопе. Мясо пошло на пользу. Все равно ведь дракон навещает Солдата время от времени, и порой бывает полезно иметь для него под рукой угощение. Мать всегда присматривает за сыном, заботится о нем. Конечно, дракон уже вырос и способен сам прокормиться — с его-то способностью пикировать с высоты и хватать на лету самых больших зверей в мире, кроме, пожалуй, синебрюхого дракона-красноспинки. Но ведь любому приятно знать, что родитель любит его и заботится о нем.

— Хорошо, что он передумал лизать тебя в щеку, — сказал Солдату позднее Ворон так, чтобы молодежь не услышала. — У тебя на лице ни клочка мяса не осталось бы.

И он не слукавил. Язык дракона такой шершавый, что им с успехом можно ошкуривать дубовые стволы. Солдат поморщился, представив, чего он избежал. Да, похоже, дракон понял, что его ласка повредит матери, раз передумал в самую последнюю минуту. Значит, дракон — разумное существо? Или просто действовал инстинктивно? Как мало все-таки известно о застенчивых и пугливых существах, драконах, населяющих этот мир. Ни один философ не изучил их жизнь и поведение во всех подробностях. Известно, что порой драконы прилетают в деревни и воруют скот, а крайне редко, из баловства, могут утащить парочку людей. Но по большей части они проживают в безлюдных районах, где не ступает нога философа.

Наконец настал день, когда в поле зрения наших путников показались башни и шпили Зэмерканда. Солдат тяжело вздохнул. Теперь ему предстоит держать ответ. И радости это не сулит. Уж Кафф выжмет из сложившейся ситуации все возможное. Вместе с Гумбольдом. В этом сверкающем городе у Солдата много врагов, и каждый из них будет злорадствовать. Хорошо бы встретиться с королевой Вандой с глазу на глаз и обговорить с ней положение дел. Надо поведать ей свое видение событий до того, как стая стервятников слетится на неминуемую расправу.

— Дошли? — воскликнул Сандо, догоняя Солдата. Мальчик восхищенно созерцал великолепный огромный город. — Раз в сто побольше Бхантана будет!

— В тысячу, — восторженно завопил Гидо. — Похоже, повеселимся!

Какой-то всадник выехал из ворот города и стал приближаться к путникам. Его лошадь взбивала копытами клубы пыли. Солдат узнал охотника, которого встретил, очнувшись на этом самом склоне к югу от Древнего леса, возле окаменелых прудов Ян. Охотник умудрился сохранить стройный гибкий стан и не раздался вширь, как случается со многими мужчинами по достижении зрелости. Солдат принимал этот недостаток охотника как данное. Он был обязан охотнику своей жизнью, и не один раз.

На этот раз охотник был без сокола. В шаге лошади чувствовалась спешка. Явно что-то стряслось.